Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Роль и значение фольклора в формировании и становлении чеченской прозы 24
1.1. Духовно-эстетические истоки чеченской литературы 24
1.2. Проблемы исследования чеченского фольклора: история и перспективы 47
Глава И. Фольклорная парадигма национальной прозы в художественном осмыслении социальных и духовно психологических конфликтов в чеченском обществе 20 30-х годов 101
2.1. Новый эпос и основные пути его развития 104
2.2. Роль фольклора в эволюции жанра повести и формировании первых романов 125
Глава III. Художественные особенности и характер фольклоризма чеченского романа второй половины XX века 175
3.1. Фольклорные мотивы в романе С.-Б. Арсанова «Когда познаётся дружба» 177
3.2. Влияние фольклорной традиции на эволюцию историко-революционного романа 60—70-х годов 207
3.3. Особенности фольклоризма трилогии А. Айдамирова («Долгие ночи», «Молния в горах», «Буря») 234
3.4. Эволюция фольклористической концепции в чеченской прозе 80-90-х годов 293
Заключение 309
Список литературы 317
- Проблемы исследования чеченского фольклора: история и перспективы
- Новый эпос и основные пути его развития
- Влияние фольклорной традиции на эволюцию историко-революционного романа 60—70-х годов
- Особенности фольклоризма трилогии А. Айдамирова («Долгие ночи», «Молния в горах», «Буря»)
Введение к работе
Чеченская литература является неотъемлемой частью общего литературного процесса. Со времени возникновения и до сегодняшнего дня она прошла длительный и сложный путь эволюции, отражающий многие социально-исторические перемены, опыт становления и совершенствования мастерства известных чеченских писателей.
Зарождение чеченской прозы напрямую связано с фольклором. Трансформация в литературу опыта устного народного творчества шла путём записи, литературной обработки фольклорного материала, создании на его основе художественных произведений, отражающих мотивы устного народного творчества, или включении отдельных жанровых фольклорных форм в структуру созданных произведений.
Синтез фольклора и литературы обусловлен сложным сращением форм, приёмов и эстетических критериев, которые определяют национальное своеобразие литературы.
Жанр очерка и рассказа открывает страницу истории чеченской прозы. Авторы в своем творчестве на первоначальном этапе опирались на опыт северокавказских просветителей (Адиль-Гирей Кешев, Султан Казы-Гирей, Юрий Кази-бек, Чах Ахриев, Умалат Лаудаев, Гаджи-Мурат Амиров, Джантемир Шанаев, Инал Кануков, Шора Ногмов и др.). Традиционные формы классической русской литературы и художественное воссоздание быта, социальных отношений реализовались в творчестве первых чеченских писателей Ч. Ахриева, М. Сальмурзаева, С. Бадуева и других и приобретали «кавказский вид». Национально-своебразным при этом был уже не только материал (этнографические особенности жизни чеченцев), но и художественно-структурные компоненты этих произведений (введение в текст народных песен, легенд).
Художественный опыт чеченских прозаиков 20-30-х годов ХХ века не был совершенным с точки зрения эстетики содержания, однако имел принципиальное значение для дальнейшей эволюции чеченской литературы. Наметился процесс накопления фольклорных и художественных ценностей, расширился диапазон жанровых форм. В то время, по словам Х.В. Туркаева, «…художественно-эстетические нормы литературных жанров не были освоены молодыми писателями, поэтому им нелегко было вырваться из привычных фольклорных контуров и осветить новые взаимоотношения личности и общества. Писателям лучше удаются образы носителей старой морали, так как они имеют в фольклоре своих прототипов»
Процесс интеграции фольклора и литературы со временем усилился, хотя он не был однозначным. Накопление опыта и развитие традиций было прервано в 40-50-е годы прошлого века войной и депортацией чеченского народа. Писатели (С. Арсанов, Х. Ошаев, М. Мамакаев и др.), находясь за пределами родной земли, в своем творчестве стремились сохранить историю и культуру своего народа. В их произведениях реализовался приобретённый опыт и сохранённые фольклорные традиции, усилился интерес к социально-историческим проблемам, к созданию нового типа героя, к глубине его мышления, национальному мировоззрению.
После возвращения на родину известных чеченских писателей в конце 50-х – начале 60-х годов происходит возрождение литературы: уделяется особое внимание исторической судьбе народа, нравственной и философской проблематике, раскрывается диалектика характера героя, выявляется внутренний потенциал личности. При этом в произведениях сохраняется и творчески используется фольклорный материал, усиливая идейную и художественную составляющую. В этом направлении работают и писатели 70-80-х годов (А. Айдамиров, М. Ахмадов, Ш. Арсанукаев, М. Сулаев и другие). В исторической трилогии А. Айдамирова, являющейся самым значительным произведением чеченской литературы начала 90-х годов, важнейшей характерной чертой, наряду с художественными признаками, является использование разнообразных форм устной поэтической речи чеченцев, составляющих самостоятельный внутренний сюжет, что существенно дополняет документальную и художественную основу произведения.
Следует сказать, что, начиная с момента зарождения и до конца 90-х годов ХХ века, в чеченской прозе утвердились прочные связи художественности и разнообразных фольклорных форм, позволяющие говорить о структурной специфике компонентов и её национальном своеобразии.
Актуальность темы диссертационного исследования обусловлена постановкой проблемы, которая в своих масштабах и содержании ещё не привлекала внимания ученых. В последние годы после длительного перерыва чеченская литературоведческая наука пополнилась работами М. Губанукаевой, О. Джамбекова, М. Исмаиловой, наряду с существующими исследованиями известных ученых Ю. Айдаева, К. Гайтугаева, И. Мунаева, Х. Туркаева и других, создавших научную основу чеченского литературоведения и фольклористики. Учитывая этот опыт, на сегодняшний день необходимо создание работы нового типа, отражающей эволюцию чеченской прозы, в ходе которой исследуется роль фольклора и степень его влияния на идейно-эстетическую основу чеченской прозы.
Объект исследования - проза Ч. Ахриева, М. Сальмурзаева, С. Бадуева, С. Арсанова, М. Мамакаева, Х. Ошаева, А. Айдамирова, Ш. Арсанукаева, М. Ахмадова, М. Сулаева, произведения чеченского фольклора (героико-исторические песни илли, лирические, духовные песни (назам), легенды, притчи, пословицы, поговорки).
Предмет исследования – взаимодействие национального фольклора и художественности в произведениях чеченских писателей в ходе эволюции литературного процесса.
Целью диссертационного исследования является всестороннее рассмотрение и выявление основных особенностей формирования и развития чеченской прозы; изучение жанрового своеобразия, идейно-художественного содержания, определение роли фольклора в художественном пространстве произведений.
Для достижения поставленной цели необходимо решить следующие задачи:
- обобщить и систематизировать существующий теоретический материал по проблеме формирования и развития чеченской прозы в контексте литературного процесса, выявить традиции и взаимосвязи;
- в соответствии с основными этапами эволюции чеченской прозы определить её жанровое, идейно-художественное своеобразие и фольклорную основу;
- выявить степень использования и значимость фольклора в композиции художественных произведений;
- установить характер взаимосвязей художественного и фольклорного материала в произведениях чеченских писателей;
- определить роль фольклорных форм и степень их влияния на идейную, художественную, эстетическую составляющие художественных произведений;
- обозначить ключевые концепты развития чеченской прозы на современном этапе.
Научная новизна диссертации состоит в том, что впервые создана единая картина эволюции чеченской прозы с момента формирования и до начала 90-х годов ХХ века с определением в ней роли национального фольклора и введением в научный оборот произведений А. Айдамирова, Ш. Арсанукаева, М. Ахмадова, М. Мамакаева, М. Сулаева и других писателей в контексте поставленной проблемы.
В ходе проведенного исследования художественных произведений чеченских писателей выявлены доминирующие мотивы и жанровые формы чеченского фольклора. Автором разработана типологическая классификация фольклорных жанров в трилогии А. Айдамирова, позволяющая делать обоснованные заключения по проблеме функционирования фольклорных жанров в художественных произведениях.
Методологическую основу составили работы известных отечественных литературоведов и фольклористов М. Бахтина, А. Веселовского, Г. Гачева, В. Жирмунского, В. Кожина, К. Ломидзе, Е. Мелетинского, Н. Пархоменко, Т. Поспелова, В. Проппа, М. Храпченко, В. Шкловского, Б. Эйхенбаума.
Мы опирались на труды северокавказских учёных А. Алиевой, Х. Абдуллаевой, Ю. Айдаева, Л. Бекизовой, Я. Вагапова, А. Гадагатля, А. Гутова, У. Далгата, О. Джамбекова, Н. Джусойты, Л. Егоровой, С. Зухбы, Н. Колясникова, Н. Музаева, И. Мунаева, У. Панеша, К. Паранук, Х. Туркаева, Ю. Тхагазитова, У. Ужаховой, Р. Унароковой, А. Хакуашева, А. Хапсирокова, М. Чентиевой, К. Шаззо, Ш. Шаззо и др.
Методы исследования обусловлены решением конкретных задач на различных этапах работы и определены характером исследуемого материала. В работе применяются историко-литературный и сравнительно-типологический методы, а также системный подход, позволяющий выявить и определить роль фольклора в чеченской прозе.
Основные положения, выносимые на защиту:
-
Существенное влияние на формирование и развитие чеченской прозы оказали традиции национального фольклора и русской классики.
-
Основные этапы развития чеченской прозы отражают жанровую, идейно-художественную эволюцию и интеграцию фольклорной и художественной поэтики.
-
Взаимосвязь фольклорного и художественного материала влияет на композиционную организацию произведения, усиливает художественное и национальное своеобразие.
-
В произведениях чеченских писателей используются как разножанровые фольклорные произведения, так и мотивы народного эпоса, реализуемые в модифицированных формах.
-
Степень использования фольклорных форм определяется тематикой, проблематикой произведений и мастерством писателя, органично сочетающего устное творчество с художественным материалом.
-
Фольклорные жанры и мотивы, используемые писателями в чеченской прозе, являются смыслообразующими элементами, усиливают эстетическую, нравственную, философскую, национальную основу произведений.
-
Жанры и мотивы национального фольклора активно используются писателями на современном этапе развития чеченской прозы.
Теоретическая значимость работы состоит в целостном исследовании эволюции чеченской прозы и определении в ней роли национального фольклора.
Практическая значимость диссертации заключается в том, что результаты исследования могут использоваться в учебном процессе в лекционных и практических занятиях по истории литературы Северного Кавказа, в спецкурсах, спецсеминарах. Выводы найдут применение в дальнейшем исследовании проблем северокавказской литературы и фольклора.
Апробация исследования и реализация его результатов. Диссертационная работа обсуждена на кафедре литературы и методики преподавания Чеченского государственного педагогического института. Материалы исследования были представлены в качестве докладов на Горьковских чтениях (Грозный, 1988), на региональных и межвузовских научно-практических конференциях (Грозный, 1996-1998, 2001-2002; Назрань, 1999), на международных научных конференциях (Майкоп, 2003, Махачкала, 2005, 2007, Пятигорск, 2006). По теме диссертации опубликовано две монографии и более 40 статей.
Структура диссертации определяется её исследовательскими целями, задачами и состоит из введения, трех глав, заключения и библиографического списка, включающего 438 источников.
Проблемы исследования чеченского фольклора: история и перспективы
В.Б. Корзун в книге «Фольклор горских народов Северного Кавказа» обратился к исследованию преднартовской мифологической традиции, в ходе которого были выявлены некоторые особенности. Прежде всего, в преднартовском фольклоре нашли отражение образы тотемных прародителей, с которыми связывались некоторые культовые представления. Так, например, в чеченском фольклоре таким образом является волк, который, по мнению П.К. Услара, «самый поэтичный зверь в понятиях горцев»2. С волком чеченцы связывают своё происхождение и говорят, что «родились в ту ночь, когда от волчицы родятся щенки».
По мнению исследователя, образ волка в преднартовском фольклоре неоднозначен, поскольку отсутствует конкретика, но его «деяния» направлены на покровительство. В чеченском фольклоре встречается более позднее антропоморфическое переосмысление этого образа, им являются лесные женщины, отличающиеся «чрезмерной красотой, волосы у них до пят и прекрасного золотисто-серебристого цвета» . Это алмасы (в чеченской транскрипции - алмазы) — злые и коварные обольстительницы, имеющие мужское обличие, считающиеся хозяевами леса и имеющие грудь в виде топора.
В сказании «Как погибли нарты Эрстхо» говорится об этих женщинах: «В пещеру свою ввёл богатырь Колой предательницу, отогрел у огня её тело, подкрепил её пищей и сладким молочным питьём. Весёлым огнем загорелись тогда зеленые, словно глубокие озерные воды, очи алмас. Жарким пламенем пахнуло на богатыря от её золотых волос»4.
Известно, что героини, обладающие такими качествами, встречаются в фольклоре других народов Северного Кавказа. Со временем происходила трансформация образа алмас под воздействием сначала христианских, затем мусульманских традиций. Они превратились в уродливые демонические существа огромного роста, с длинными рыжими косами и огромными грудями, которые своеобразно закидывали на плечи во время танца.
В эволюции древнейшего пласта устного народного творчества прослеживается зооморфная ступень развития образа «хозяина животных» в его раннепатриархальном переосмыслении — покровитель диких животных Елта имеет облик белого оленя. По верному замечанию Л.П. Семёнова, олень «был одним из наиболее почитаемых в древности животных»1 у многих северокавказских народов. Например, в осетинском фольклоре встречается множество устойчивых сочетаний, вошедших в народные песни, пословицы, поговорки, которые связаны с образом оленя.
Тотемизм в фольклоре будет пережит в I тыс. до нашей эры, поскольку будут развиваться другие обряды. Как известно, со временем культ диких животных дополнится культом домашних, появится обряд посвящения коня умершему, сопровождаемый напутствием.
Процесс эволюции устного народного творчества сопровождался зарождением и развитием скульптуры малых форм — это бронзовые фигурки медведя, быка, собаки, коня и т.д., большинство которых были тотемами родовых общин. По утверждению В.Б. Корзуна, «усиливался процесс сакрализации тотемных героев, хотя они в большинстве своем так и не оторвались от земли, появилась масса новых покровителей и богов, что свидетельствовало о дальнейшем освоении человеком действительности и в то же время о развитии религиозной мифологии с несомненным участием жрецов»2.
Нельзя не согласиться с исследователем в том, что данный тип художественного мышления был проявлением народной духовной культуры. «С ним связана календарная обрядовая песня, — пишет учёный, - некоторые легенды и сказки. В целом, религиозный мифологизм — выражение пассивного, созерцательного отношения к жизни. Но некоторые мотивы и образы из произведений, порождённых этим типом художественного мышления, отображающего, хотя и в искаженном виде, явления действительности, оказали определённое воздействие на формирующееся искусство слова»1.
На дальнейшее развитие духовной культуры оказали влияние не только религиозные представления людей, но и сам образ «создателя мифов», человека. Постепенно в народных песнях выдвигается на первый план образ охотника. «Одинокий, безликий и безымянный вначале, - так его характеризует В.Б. Корзун, - он обрастает живой плотью, его поступки оправдываются жизненными мотивировками, всё яснее обозначается его облик» . В исследовании А.Х. Танкиева тоже присутствует идея, подтверждающая, что в архаическом пласте фольклора вайнахов нашли отражение различные формы их хозяйственной деятельности. Как известно, охота стала основным способом добывания средств для существования, поэтому со временем образ охотника приобрёл в эпосе важное значение.
Человек в песнях и былинах этого периода изображался как существо, подчиненное власти тотемных покровителей, и нарушение этого правила строго наказывалось. Например, родоначальник чеченцев Нахчо за попытку убить белого оленя был ослеплён им.
Новый эпос и основные пути его развития
Ученый в своём труде особо подчеркивал духовное богатство народа, он провел своего рода исследовательскую работу доступных ему фольклорных текстов (преданий, песен, легенд) и считал, что они представляют «драгоценный исторический материал для основательного изучения быта и нравственных особенностей»1. Его особенно заинтересовали историко-героические песни, они даже в переводе не теряли своей оригинальности и художественной изысканности. Все это способствовало публикации произведений чеченского фольклора и составлению к ним комментариев А. Берже. Безусловно, это стало важнейшим моментом в истории чеченского народа, поскольку именно фольклор давал представление о духовной жизни и культуре народа.
Продолжением деятельности А. Берже явилась просветительская работа П. Услара, который много сделал и для изучения кавказских языков, чеченского в том числе. Не углубляясь в достижения П. Услара в области кавказской лингвистики, отметим исключительно важную работу по изучению поэтики горского фольклора в целом. Ученый был убеждён, что в фольклоре многих народов Северного Кавказа использованы известные мировые фольклорные сюжеты и мотивы; однако, в устном народном творчестве каждого народа сохраняется национальный колорит, передается менталитет и психологический архетип его характера.
Важные и ценные наблюдения о чеченском фольклоре содержатся в работах историков и этнографов Г.А. Вертепова, П.И. Головинского, Н.Ф. Грабовского, А.П. Ипполитова и др. Ими установлено, что в устном народном творчестве чеченцев прослеживаются взаимосвязи с другими народами, что является особенно важным в изучении духовной культуры и просветительства в целом.
Одной из главных задач писателей-просветителей было, с одной стороны, знакомство русского общества с историй, бытом, культурой народов Северного Кавказа, с другой, — они стремились к просвещению и развитию культуры своего народа. Они занимались собиранием и публикацией фольклорных произведений, печатали статьи по этнографии и истории в периодических изданиях, которые выходили в 50 — 60-е годы XIX века в Тифлисе, в газетах «Тифлисские ведомости», «Кавказ», а с 1868 года в газете «Терские ведомости».
Особая ценность материалов, помещенных на страницах газет, заключалась в том, что они создавались представителями горского населения, знавшими изнутри свой народ, культуру, язык, быт, что позволяло им раскрывать важные моменты этнопсихологии, показывать национальный семейно-бытовой уклад.
Чеченцы всегда были близки с ингушским народом. Сближали их, кроме территориальной общности, и многовековая культура, социально-исторические условия. Необходимо отметить и историко-политические взаимосвязи чеченцев и ингушей с Грузией, что особенно проявилось в начале XIX века. «Процесс взаимопроникновения двух сопредельных культур, - пишет Х.В. Туркаев, — подчиняясь всеобщему национально-культурному возрождению нового времени, приобрёл своё новое качество: передовые представители цова-тушин смогли в своём творчестве синтезировать традиции трёх культур - русской, грузинской и чечено-ингушской»1.
Иов и Иван Цискаровы являются яркими представителями цова-тушинской ветви вайнахской культуры. Известно, что Иов Цискаров внес большой вклад в развитие грамматики тушинского языка и собирание фольклора. «Научная и литературная деятельность Иова Цискарова связана с известным французским ученым, основателем картвеологии, академиком Броссе, после того как он приехал в Грузию. Иов Цискаров составил первую грамматику тушинского языка, словарь из 3000 слов, перевёл на тушинский язык Новый завет»1.
По утверждению учёного, в 1854 году на основании литературных материалов, собранных Иовом Цискаровым, академик А. Шифнер издал исследование «Характеристика тушинского языка», а два года спустя, на немецком языке вышла монография о грамматике тушинского языка.
Иов Цискаров оказал огромное влияние на деятельность Ивана Цискарова, который создал этнографические зарисовки, публицистические очерки, художественные произведения. С 1844 года по 1846 год они печатались в газете «Кавказ» и альманахе «Зурна». Х.В. Туркаев об этом пишет: «Военный по образованию, И. Цискаров был человеком наблюдательным, обладал тонким вкусом художника. Его очерки, относящиеся к начальному периоду творчества, содержат ценные историко-этнографические сведения о цова-тушинцах, они насыщены красочными пейзажными зарисовками и захватывающими читателя картинами родной природы»2.
Исследуя историю чеченской литературы, в том числе творчество И. Цискарова, Х.В. Туркаев в монографии «Исторические судьбы литератур чеченцев и ингушей» сформулировал важные теоретические положения, касающиеся специфики жанра произведений чеченских просветителей, и выделил в качестве основы фольклорный сюжет.
Влияние фольклорной традиции на эволюцию историко-революционного романа 60—70-х годов
Для своего рассказа «Шаба непутёвый» (второй вариант названия в переводе «От лени все трудности») Ш. Айсханов выбирает именно этот сюжет. Герой из-за своей лени и из-за нежелания понять происходящие перемены не может приспособиться к новой жизни. Из-за этого не участвует в событиях, лишь попадает в нелепые, смешные ситуации. Во всем поведении Шабы обнаруживается типологическое сходство с Юнусом из народной песни. Но в отличие от фольклорного произведения, где события и место не имеют конкретики, в рассказе Ш. Айсханова точно названо место — это Шали, где живёт Шаба со своей семьей. Также в художественном произведении представлена разветвленная система образов героев и их жизненные позиции, которые определяют развитие основного конфликта.
Фольклорное начало в этом и в других произведениях не только в типологических схождениях структуры событий или явлений в народном произведении и в письменном рассказе. Трусость всегда осуждалась - так было, так есть, так будет и впредь. И общее тоже не в трусости героев народной комедийной песни и авторского текста. А в том, что народное мышление, философское миропонимание народа, давно им выработанное, ориентирует каждого на спокойное и уверенное восприятие трудностей и опасностей. Человек веками шел, преодолевая их, и это стало в народном сознании эталоном поведения, отношения человека к окружающим явлениям. Именно народная мысль, в песне зафиксированная, высвечивает недостойное поведение современного героя Шабы.
У Шабы уже взрослый сын, который живёт отдельно со своей семьёй. Шаба, в свою очередь, влачит жалкое существование. У него дом и двор в запустении оттого, что хозяин не привык заниматься хозяйством. В то же время, как только мулла прокричит на обеденный намаз, Шаба первый мчится в мечеть, оставив все дела и даже разговор на полуслове. Он держится от колхозников в стороне, особенно избегает своего соседа Хумида. Хумид - ударник и передовик труда, учится грамоте и каждый раз при виде Шабы старается доказать ему преимущество новой жизни и убедить его вступить в колхоз. Но у Шабы на этот счёт веские аргументы: он не хочет терять «личную свободу» и не хочет терять свое личное имущество, так как считает, что все, «вплоть до кошки, будет обобществлено». Пожалуй, дело даже не в свободе, Шаба, к сожалению, достаточно ограничен в своих представлениях, и ему, прежде всего, не хочется каждый день работать в колхозе, как и у себя дома.
Ситуация, которая больше всего сближает его с Юнусом, достаточно подробно описана автором. Рано утром Шаба запряг лошадёнку и поехал в лес за дровами. Повстречав по дороге осла, он уверил себя, что его поездка будет неудачной. Безусловно, с ним происходит ряд невезений, которые он связывает со встретившимся ослом. Писатель указывает на то, что Шаба в силу своей недалёкости никак не может понять, что коса, когда он пытался накосить сено быкам, сломалась оттого, что плохо ухаживал за ней, а рубашка, которую он сбросил с себя во время работы, съедена быками из-за его беспечности. Наконец, возвращаясь ночью домой, Шаба уснул на подводе, быки заехали в канаву, сломали себе рога, перевернули бричку, он сильно ушибся. Придя домой, Шаба стал избивать свою жену Бикату. Злоключения Шабы могли бы продолжаться ещё долго, но общественность резко осудила его действия и решила все же приобщить его к полезному труду.
Как видим, фольклорный сюжет стал основой рассказа «Шаба непутёвый», созданного в рамках актуальной для того времени темы. «Сюжет песни, - говорит Х.В. Туркаев об Ш. Айсханове, - подсказал ему пути создания нового произведения, в котором можно было бы говорить о человеке, живущем в новых условиях, о формировании его новых взглядов в процессе разрушения усвоенных им с детства моральных и нравственных норм, пришедших в негодность. При этом идейное содержание фольклорной основы способствовало созданию полнокровных образов представителей социальных сословий в чеченском ауле в период строительства колхозов. Произведения, созданные таким образом, несли определённые нагрузки и верно характеризовали время. Иначе говоря, фольклорная основа способствовала созданию реалистического произведения»1.
В художественное пространство рассказа автор включает характерные для устно-поэтической традиции сравнения, метафоры, фразеологизмы, что ощущается в описании пейзажей, некоторых эпизодов. В рассказе Ш. Айсханова прослеживается также влияние традиций русской литературы, прежде всего, поэмы Н.В. Гоголя «Мертвые души». Во-первых, автор так же сатирически разоблачает своего героя, во-вторых, - портрет Шабы близок к известному описанию Чичикова: «Не то, чтоб он был низок, не так уж стар, но уж, конечно, не молод, а в полном теле мужчина был Шаба».
Фольклоризм в чеченской прозе этого периода проявлялся по-разному. В одних произведениях фабульная основа являлась главной составляющей, как, например, в предыдущем рассказе Ш. Айсханова, в других - писатели использовали отдельные фольклорные мотивы и образы в контексте объктивно-реалистического повествования.
Тема коллективизации разрабатывалась Ш. Айсхановым и в других произведениях. В этот период в союзной литературе она активно развивалась (Ф. Панфёров, А. Платонов, М. Шолохов и другие). Следует говорить о типологических проявлениях и решениях общей для литератур проблематики. Однако Ш. Айсханов находит своеобразный путь художественного осмысления этой темы в повести «Белая курица». Несмотря на «традиционный колхозный сюжет», писатель сосредоточивает внимание не только на происходящих событиях, но и на национальных истоках психологии героини, что является особенно важным для развития национальной литературы 20-30-х гг.
Особенности фольклоризма трилогии А. Айдамирова («Долгие ночи», «Молния в горах», «Буря»)
Роман С.-Б. Арсанова «Когда познается дружба» во многом определил развитие жанра романа в чеченской литературе. В конце 50-х - начале 60-х годов происходил процесс «восстановления» творческой деятельности чеченских писателей — С.-Б. Арсанова, М. Мамакаева, X. Ошаева и др. После возвращения писателей в республику активизировалась издательская работа, была возобновлена деятельность ряда периодических изданий, развивалось сотрудничество с писателями Дагестана, Кабардино-Балкарии, Карачаево-Черкесии, Адыгеи. Взаимодействие литератур положительно сказывалось на плодотворности художественно-эстетических исканий, усилились типологические связи в рамках единого литературного процесса.
Проблема типологических связей напрямую не входит в круг нашего-исследования, однако, мы обращаемся к ней, так как именно она во многом определила тематическую и идейную направленность эпических произведений того времени в чеченской прозе. В работах В. Жирмунского, Ч. Гусейнова, Г. Ломидзе, М. Пархоменко, Ю. Суровцева и других нашло отражение достаточно глубокое исследование взаимодействия и взаимовлияния литератур. В связи с изучением этой проблемы профессор У.М. Панеш указывает в своей монографии на то, что в 50-60-е годы в литературах Северного Кавказа «структурно-композиционные черты историко-революционной и исторической прозы и особенности определяются во многом тем, что в её формах осуществлялись рождение и формирование самого жанра романа»1.
С этим нельзя не согласиться, так как жанр героико-исторического" романа, в котором отразилась, говоря словами Н. Драгомирецкой, «печать переходных лет», стал активно развиваться не только в чеченской прозе, но и в прозе литератур других народов Северного Кавказа: X. Абукова «На берегах Зеленчука», М. Дышекова «Зарево», X. Теунова «Род Шогемоковых» и других.
Историко-революционная тема в этих и других произведениях осмысливалась масштабно. Возможно, с этим связано то обстоятельство, что сюжет, структура произведений приобретают черты схематизма. Очень точно определил своеобразие национальных литератур этого периода Н. Джусойтыг «Даётся картина страданий горских народов от двойного насилия — местных социальных верхов и царского самодержавия. Народный протест в начале повествования носит, как правило, стихийный характер. Со временем, с помощью русских революционеров, попавших на Кавказ, ...происходит просвещение горских народных масс. Они организуются, поднимаются на защиту своих свобод и в конечном счёте побеждают. Повествование завершается благополучно» . Как видим, сюжет выстраивается по определённой схеме и приводит к некоторому однообразию произведения и ограничивает их авторов в реализации своих творческих возможностей. Это-шло от своеобразия литературного процесса 50-х годов прошлого века, которое заключалось в попытке авторов преодолеть бесконфликтность творчества и выйти на реалистический путь осмысления противоречий жизни.
С.-Б. Арсанов в романе «Когда познаётся дружба» осмысливает тематику историко-революционных процессов посредством глубокого взаимодействия художественного и устного народного творчества, а в произведениях других авторов эта связь уже находится на другом уровне и более соответствует схематической модели теории бесконфликтности, как, например, роман М. Мамакаева «Мюрид революции» (1962).
Свою творческую деятельность М. Мамакаев начал в конце 20-х годов с создания лирических произведений, в центре которых — герой, преодолевший большие трудности и добившийся успехов в строительстве новой жизни. Нередко героями его произведений становились известные революционеры (например, стихотворения «Комиссар», «Асланбек Шерипов», «На смерть Асланбека», в поэме «Кровавые горы» и т.д.).
В течение ряда лет М. Мамакаев осмысливал в стихах судьбу легендарного Асланбека Шерипова, возглавившего движение чеченского народа в эпоху социальных потрясений, затем написал о нем крупное эпическое произведение «Мюрид революции». В предисловии к нему он писал: «Я старался создать книгу о человеке, который ярко взлетел на короткое время и сгорел, словно падающая звезда. Да, он действительно сгорел, но не упал. Он остался жить в сердцах потомков, как пример замечательной жизни, отданной народу»1.
Роман М. Мамакаева не перегружен деталями исторической и бытовой обстановки. Автор исследует исторические факты и события, показывает движение народа от стихийного протеста к осознанной социальной борьбе. В качестве важной особенности романа отмечалось то, что писателю удалось-осмыслить своеобразие духовной и политической эволюции известного героя гражданской войны Асланбека Шерипова в контексте сложнейшего исторического времени.
Асланбек Шерипов прожил недолгую, но яркую жизнь (1897-1919), которая может служить не просто примером мужества и преданности идее, а восхищает своей целеустремленностью. В качестве эпиграфа к роману писатель взял высказывание А. Шерипова: «Мы вам покажем, как надо умирать за свободу!»1.
В самом начале произведения мы знакомимся с Асланбеком, когда он перевёлся в Грозный из Полтавского реального училища. «И без того не проявлявший к военному делу особого рвения, он и вовсе возненавидел-военных и военную муштру, с тех пор как до Полтавы докатился страшный слух о гибели легендарного Зелимхана из Харачоя»2.
Асланбек восхищался свободолюбием Зелимхана, разделял его идеи о равноправии народа и стремление к новой жизни. Когда Шерипов учился в Полтаве, то он в книгах пытался найти ответы на волнующие его вопросы. Асланбек читает свободолюбивую лирику К. Хетагурова; его волнует романтический дух Мцыри, который говорит монаху о своей тоске по свободе.
Можно утверждать, что мировоззрение А. Шерипова формировалось не только под влиянием идей свободы в художественных произведениях, но и великого сына чеченцев Зелимхана, человека нелегкой и трагической судьбы. За голову Зелимхана была назначена огромная цена — десять тысяч рублей, но никто не захотел её получать, наоборот, все скрывали его от преследователей. Сам Зелимхан на одном из расклеенных по всему городу объявлений написал: «Читал внимательно, с ценой не согласен. Добавлю от себя ещё десять тысяч рублей тому, кто меня поймает. Зелимхан» .
