Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА I. Авторская концепция времени и пространства в творчестве Л. Тапхаева 15-82
1.1. Понятие концепта 15
1.2 Биографическое время в лирике поэта 21
1.3 Дом / Родина как концепты пространства в поэзии Л. Тапхаева 51
1.4. Концепт Род / Народ в культурно-историческом хронотопе (поэмы «Ёохор» и «Угай туухэ») 62
ГЛАВА II. Национальная модель природного мира в поэзии Л. Тапхаева 83-141
2.1 Нравственно-этические и философские мотивы в поэзии Л. Тапхаева 83
2.2 Концепты Вода, Земля, Воздух, Огонь как мифопоэтические основы лирики Л. Тапхаева 98
2.3 Пространство и время как универсальные концепты в поэтической системе Л. Тапхаева 119
Заключение 142
Примечания 147
Литература
- Понятие концепта
- Биографическое время в лирике поэта
- Нравственно-этические и философские мотивы в поэзии Л. Тапхаева
- Концепты Вода, Земля, Воздух, Огонь как мифопоэтические основы лирики Л. Тапхаева
Введение к работе
Современное полиэтническое культурное пространство Байкальского региона характеризуется культурологическими поисками, обращением к своим корням, традициям, культуре на разных уровнях: передачи знания, моделей поведения и ритуалов, мышления, феноменологического и эзотерического восприятия мира, времени, пространства. Активизация национально-культурного движения вызывает постоянное обращение к историческому наследию прошлого, делаются многочисленные попытки описать национальную самобытность бурятского народа, которая находит отражение в литературе, в частности в поэзии.
В культуре каждого народа всегда присутствует всеобщее, общечеловеческое и специфическое, национальное, особенное, то, что объединяет людей и одновременно отличает их друг от друга. Современный взгляд на культуру предполагает наличие множества ее этнических моделей, их качественные различия и своеобразие. Общество возвращается к истокам своих культур, приобщается к традициям, необходимым для осознания принадлежности к своей нации, этнической самоиндентификации. В эпоху глобализации как никогда встает вопрос об этническом самоопределении, национальном самосознании. В свя-, зи с этим повысился интерес к современным исследованиям традиционных культур, возросла значимость этнических факторов в общественной жизни.
Исследователь национального космо-психо-логоса (представление о мире, возникающее благодаря единству психологического склада и особенностей мышления нации, обусловленное природными условиями занимаемого ею пространства). Г.Д. Гачев говорит о том, что каждый народ видит мир особым, присущим только ему образом. Каждый народ создает свой национальный космос, национальную природу, которые выступают как строй мира, миропорядок. Ряд исследователей дифференцируют понятия «образ мир», «картина мира» и «модель мира». Для Г.Д. Гачева ключевым является понятие «образ мира». А.Я. Гу-ревич широко использует в своих работах термин «картина мира», в качестве
4 синонима «образ мира», при этом не дает определения понятий. В.Н. Топоров, О.М. Фрейденберг рассматривают образ мира как модель-схему, являющуюся эталоном для всех существующих ситуаций. Так, В.Н. Топоров характеризует модель мира «как упрощенное отображение всей суммы представлений о мире внутри данной традиции, взятых в их системном и операциональном аспектах». При этом он подчеркивает, что «модель мира не является понятием эмпирического уровня и может не осознаваться носителями данной традиции во всей своей полноте» [1].
Л.В. Санжеева, анализируя соотношение данных понятий, дает им следующее определение: «Образ мира рассматривается нами как первичное, личностное мировосприятие субъекта. Следующей по значению для общества идет картина мира, которая наполняется смыслами, важными для самосохранения целостности этноса. Картины мира заполняют ниши мировосприятия в зависимости от предназначения, создавая устойчивый баланс человек - общество -природа - культура. Конечным же результатом осмысления всей совокупности циркулирующих в данном обществе картин мира является складывающаяся в сознании у носителей данной культуры абстрактная структура модели мира, которая независимо от текущих или эпохальных изменений картин мира помогает сохранять целостное восприятие окружающего мира с его реальными и ирреальными (религиозными) составляющими, дающего возможность устойчивого развития, как личности, так и обществу. Модель мира - это абстрактная идеальная конструкция, отражающая мировоззрение этноса в его реальных чувственных восприятиях мира» [2].
Таким образом, в любой культуре создается модель мира, в которой сочетаются и объединяются духовные и практические, эстетические, религиозные и мифологические идеалы, формирующиеся в процессе этнических контактов. Модель мира народа (система в системе) отражает основные формы и способы бытия индивида, показывает его место в мире, соотношение экологического и
5 социокультурного бытия, создает смыслообразующий целостный ориентир жизнедеятельности. Нужно отметить, что модель мира всегда приурочена к определенным пространственно-временным координатам.
Авторская модель мира - это мир, который распадается на относительно замкнутые в себе единства, или категории, начиная от вещей и кончая законами природы. Как писал Ю.М. Лотман, «поэтический мир - модель реального мира, но соотносится с ним чрезвычайно сложным образом» [3]. Поскольку модель мира в поэзии автора не дана в готовом виде, целесообразным является обращение к фундаментальным, основополагающим фрагментам - «пространству» и «времени». При этом приоритетным аспектом является определение специфики функционирования разных этнокультурных концептов в рамках поэтической модели мира, которые являются результатом трансляции картины мира от поколения к поколению, через традицию.
Национальное, народное миропонимание отражается в произведениях литературы. Так, изучение модели мира на поэтическом материале дает возможность выявить факторы этнической специфики в сознании и миропонимании поэта, понять основу нравственно-этического, экологического, эстетического, психологического облика современника. Как отмечают Ю.А. Серебрякова и А.С. Серебряков, «в произведениях одних авторов национальное выражено ярко, зримо, у других - менее явственно; одни ограничиваются его внешними проявлениями, другие стремятся постигнуть глубинные процессы и закономерности жизни нации» [4].
Известный бурятский литературовед В.Ц. Найдаков отмечает, что «60-80-е - это годы активной деятельности большой группы поэтов, творчество которых вписалось в общую картину бурятской советской поэзии и определило её ведущие черты. В творчестве Н. Дамдинова, Д. Жалсараева, А. Бадаева, С. Ан-габаева, Ч-Р. Намжилова, Д. Улзытуева, Д. Дамбаева, В. Петонова, М. Самбуе-ва, А. Румянцева, А. Щитова, М. Шиханова, В. Липатова, Г. Дашабылова, а
также мастеров старшего поколения: Ц. Галанова, Ц-Д. ДондоковоЙ и др. поэтически многогранно отразились время и перемены в духовной и нравственной жизни общества. Именно начиная со второй половины 60-х годов, в бурятской поэзии заметно расширился круг тем, углубляется поэтическое мироощущение, усиливается личностное начало. Отражение духовного мира современника становится одной из задач поэзии. Этот поворот к нравственной, социально-философской проблематике отразил эволюцию национального мышления, его качественное изменение в новую историческую эпоху, сформировал одну из тенденций нового поэтического этапа, характеризующуюся углубленным вниманием к личности человека, к его внутреннему миру в его многообразных связях с обществом, большой гражданской активностью поэзии, ее социальной зрелостью» [5: 80].
Лопсон Дунзынович Тапхаев - одна из наиболее ярких и самобытных фигур в бурятской поэзии II пол. XX - нач. XXI в. Становление творческой личности Л. Тапхаева приходится на 1960-1970-е гг., её формирование происходит в русле общесоюзного литературного процесса, который отличается усилением стилевых и нравственно-этических исканий, обращением к истокам, возрождением художественных традиций. Л. Тапхаев, Г. Раднаева, Д. Дамбаев, Б. Сыренов, В. Намсараев - это поэты «новой волны», исследователи бурятской поэзии условно относят их к «третьему поколению национальной поэзии» [6].
Л. Тапхаев - поэт с мировоззрением истинно восточного человека, в его творчестве нашел яркое выражение национальный характер, осмысливается наследие прошлого. Бесспорно влияние на творчество поэта таких писателей, как Б. Ябжанов, Ш. Байминов. Это старшее поколение поэтов и писателей, которые входили в состав тункинского литературного объединения им. Мунко-Саридака. Почти одновременно сюда, наряду с Л. Тапхаевым, вошли А. Ангархаев, Б. Сыренов, В. Тулаев, В. Сыренов. Под редакцией Л. Тапхаева в 1981 г. вышел в свет сборник «Саяанай самаряан» («Эхо в Саянах»), в который вошли стихи и не-
7 большие рассказы членов литературного объединения. На русском языке сборник «Золотые гольцы» содержал переводы этих произведений. Основоположниками литобъединения стали Д. Мадасон и Г-Д. Нацов (Барбаков). О богатом наследии, об истоках развития литературного объединения, с которым связано начало деятельности ныне известных писателей и поэтов Тунки. Л. Тапхаев пишет: «Узуур хурса аман угын дээжэ. / Улеожэрхёо юм лэ / Хастаан таабай манда. / Ульгэрэй далайда капитан болоЬон убгэдууд - / Магай , Майсанаа бул-тынь дурдаад яахаб даа. / Хубисхалша Нацовай идхамжын халуун угэнууд / худал бэшэ, унэн боложо тодороо ха юм даа...» (Все богатство устной речи / оставил нам в наследство Хастаан таабай, / Капитаны сказаний древних - Магай и Майсан, и Нацова призывные слова / не ложью, а правдой стали)* [7:45].
Л. Тапхаев - автор таких сборников как «Мундаргын сэсэгууд» («Цветы гольцов») (1966), «Зангилаа» («Узел») (1973), «Хэнгэргэ» («Кынгырга») (1976), «Алтан ундэпэн» («Золотой корень») (1981), «Гол харгы» («Главная дорога») (1984), «Угай бэшэг» («Летопись рода») (1988). На русском языке в Москве были опубликованы «Сияние в Саянах» (1976), «Золотой корень» (1981), «Наследство» (1985), «Праздник жизни» (2000), на монгольском языке в Улан-Баторе в 2004 г. вышел сборник стихов «Их долгион» («Большая волна»). Его стихи в разное время печатались не только на русском и монгольском, но и на болгарском, латышском, украинском, тувинском, алтайском языках.
Л. Тапхаев - личность многогранная. С 1964 по 1977 гг. работал в редакции газеты «Саяны» Тункинского района республики переводчиком, заместителем редактора, ответственным секретарем и главным редактором. Все эти годы он руководил местным литературным объединением им. Мунко-Саридака. В 1978 г. он был приглашен в аппарат Союза писателей Бурятии и до 1985 г. работал литературным консультантом, руководителем секции поэзии, позже он перешел на должность заведующего сектором печати Бурятского обкома КПСС.
* Здесь и далее перевод наш.
8 Много лет он проработал в качестве главного редактора Бурятского книжного издательства. Л. Тапхаева - лауреат премии Ленинского комсомола Бурятии, лауреат премии Союза писателей России, заслуженный работник культуры Бурятии и России, награжден орденом Дружбы народов, имеет звание «Народный поэт Бурятии».
Его стихи мелодичны, именно поэтому многие из них стали песнями. Наибольшую известность получили такие, как «Тунхэн» («Тунка») (муз. А. Андреева), «Саяны мои, Саяны» (муз. Ю. Ирдынеева), «Дугы дээрэ» («На мостике») (муз. Ю. Ирдынеева). В последнее время к его творчеству стали обращаться молодые композиторы: это Б. Батодоржиев, Л. Санжеева, Д. Ринчинов, В. Шобосоева. Так родились песни «Буряад хубуудтэ уряал» («Призыв бурятским юношам», «Буряад басаганай дуун» («Песня бурятских девушек») (муз. Б. Бато-доржиева), «Манай омогорхол» («Наша гордость») (памяти Г.Ц. Бельгаева), «Зурхэнэйм сэсэг» («Цветок моего сердца»), «Илалтын сэрэгшэн» («Воин-победитель») (муз. Л. Санжеевой), а песни «Уянгын дуун» («Лирическая песня») и «Наманшалан мургэнэб» («Молюсь, сложив ладони») (муз. В. Шобосое-вой) созданы совсем недавно. Всего песен у Л. Тапхаева больше двадцати.
Поэзию Л. Тапхаева отличает простота, внутреннее спокойствие. Уже ранние стихи Л. Тапхаева были отмечены современниками, высоко оценены критиками. Т.Н. Очирова в статье «Постоянство, или цена устойчивости и бунта» отмечает в поэтическом стиле Л. Тапхаева «черты некоей философичности мышления» [8]. М.М. Хамгушкеева в книге «Портреты писателей Бурятии» пишет о том, что поэзия Л. Тапхаева основана на народных традициях [9]. С.Ж. Балдановым освещены композиционные особенности поэмы «Ёохор» [10]. В.Ц. Найдаков, рассматривая период развития бурятской литературы с 1985 по 1995 гг., который он называет стадией «распада», пишет о том, что в творчестве ведущих бурятских поэтов этого периода: Л. Тапхаева, Г. Раднаевой, Б. Дугарова
9 «все явственнее ощущается тенденция к синтезу традиций европейской (русской) поэзии с традициями восточной культуры» [5: 95].
Известный литературовед, критик Г.О. Туденов в статье «Трудности восхождения», говоря о формировании нового, современного этапа поэзии, отмечает, что в этот нарастающий процесс внесли и вносят существенный вклад молодые поэты 1960-1970-х гг.: М. Самбуев, Г. Дашабылов, Л. Тапхаев, Г. Раднаева, Ш. Байминов и др. «Благодаря их усилиям», пишет он далее, «в современной бурятской поэзии усилилась и утвердилась философская, публицистическая, любовная, исповедальная и эпическая лирика» [11].
Краткие очерки о биографии и творчестве поэта в разное время выходили под авторством С.Ж. Балданова, М.М. Хамгушкеевой, Е.Е. Балданмаксаровой [12]. На стихи Л. Тапхаева писали отзывы, А. Бадаев, М. Шиханов, Г. Дашабылов, М. Самбуев, Э. Манзаров, Б. Дугаров и др. [13]. Рецензии на книги Л. Тапхаева, опубликованные на русском языке, писали В. Огрызко, В. Дементьев, Н. Закусина, А. Румянцев, Е. Котляровская, М. Константинов, Н. Львова [14].
При всем многообразии литературно-критических статей, рецензий, обзоров, следует, однако, признать, что творчество Л. Тапхаева не стало предметом специального литературоведческого исследования.
Художественная значимость творчества Л. Тапхаева диктует сегодня необходимость определить роль и место его произведений в литературном процессе Бурятии II пол. XX в., рассмотреть поэтический мир автора в его целостности и развитии. В образной системе лирики Л. Тапхаева особое место занимают категории пространства и времени, а также этнокультурные концепты. Обращение к национально-культурным концептам и к хронотопам в его творчестве позволяет наиболее отчетливо выявить особенности творческой индивидуальности и основные этапы художественной эволюции поэзии Л. Тапхаева, определить этнопоэтическую модель мира. Сказанным выше определяется актуальность темы диссертации. В изучении литератур народов России сегодня
10 особо актуален поиск новых путей и подходов к изучению творческой лаборатории отдельных писателей и поэтов, монографическое изучение которых способствует формированию картины литературного процесса в целом. Актуальность работы обусловлена также активизацией национально-культурных движений, необходимостью осмысления национальной самобытности бурятского народа в современном полиэтническом культурном пространстве Байкальского региона, которая находит отражение в литературе, в частности, в поэзии.
Объектом исследования является творчество бурятского поэта II пол. XX в. Л. Тапхаева.
Предмет исследования - этнокультурное своеобразие концептов «пространство» и «время» в поэзии Л. Тапхаева.
Материалом диссертации послужили лирические произведения Л. Тапхаева, написанные в период с 1960 г. по 2000-е гг., поэмы «Ёохор» («Ехор») и «Угай туухэ» («История рода»), а также стихотворения, опубликованные в периодической печати, и рукописи последних лет.
Целью работы является определение особенностей пространственно-временной организации изображения предметов и явлений действительности в творчестве Л. Тапхаева, национального своеобразия модели мира в его поэзии.
Достижение поставленной цели предполагает решение следующих задач:
определить параметры временной модели человеческой жизни в поэзии Л. Тапхаева;
выявить особенности концептов пространства и пространственных ориентиров лирического героя в поэтическом мире Л. Тапхаева;
проследить эволюцию в поэтическом освоении категорий времени и пространства Л. Тапхаевым, выявить своеобразие культурно-исторического хронотопа в его поэзии;
исследовать ментальные основы поэтического восприятия мира природы и космоса;
раскрыть авторскую интерпретацию пространственно-временных универсалий в философской лирике Л. Тапхаева.
Научная новизна работы заключается в том, что она представляет собой первый опыт диссертационного исследования поэзии Л. Тапхаева. Новым представляется рассмотрение этнокультурного своеобразия концептов пространства и времени в модели мира на поэтическом материале, на примере поэзии Л. Тапхаева. Исследование художественных особенностей его творчества позволяет более шире и глубже раскрыть своеобразие национальной модели мира в ее поэтическом воплощении, выявить наиболее общие закономерности творческого процесса.
Методологическую базу настоящей работы составляют исследования по проблеме пространства и времени М.М. Бахтина, Ю.М. Лотмана, П.А. Флоренского, Д.С. Лихачева, А.Я Гуревича и др. Говоря о категориях пространства и времени, А.Я Гуревич отмечал: «эти универсальные понятия в каждой культуре связаны между собой, образуя своего рода «модель мира», ту сетку координат, при посредстве которых люди воспринимают действительность и строят образ мира, существующий в их сознании» [2: 30-31]. Основываясь на данном положении, можно утверждать, что категории времени и пространства в поэтическом творчестве Л. Тапхаева образуют «сетку координат» его мироощущения. Методология изучения стихотворных произведений базируется на основных положениях трудов по стиховедению В.Е. Холшевникова, Б.В. Томашевского, В.М. Жирмунского, Е.Г. Эткинда и др., по бурятскому стихосложению Г.О. Ту-денова. Работы по проблеме изучения национальной картины мира, модели мира написаны Г.Д. Гачевым, СВ. Лурье, Л.Н. Гумилевым и др., своеобразие модели мира в бурятской культуре определяется исследователями Л.В. Санжеевой, М.И. Гомбоевой. В работе нашли отражение исследования по этнологии А.А. Елаева, А.С. Серебрякова, Ю.А. Серебряковой, Д.Д. Амоголоновой, Т.Д. Скрынниковой и др. Принята во внимание теория концептов, разработанная в
12 лингвистическом и лингвокультурологическом аспектах исследователями Д.С. Лихачевым, Ю.С. Степановым, Н.Ф. Алефиренко, З.Д. Поповой, И.А. Стерни-ным, Е.С. Кубряковой, Н.Д. Арутюновой, А. Вежбицкой, С.Г. Воркачевым и др. В работе также использованы основные положения трудов исследователей бурятской литературы В.Ц. Найдакова, Г.О. Туденова, С.Ж. Балданова и др., а также исследований по бурятской поэзии Т.Н. Очировой, М.К. Шобоевой, Л.С. Дампиловой, Д.Р. Дымбрыловой, Е.Е. Балданмаксаровой и др.
Теоретическая значимость работы в том, что в ней выявлены базовые концепты в поэзии Л. Тапхаева, раскрыто их этнокультурное своеобразие.
Практическая значимость работы состоит в том, что материалы и результаты диссертации могут быть использованы при исследовании поэтического творчества национальных поэтов, при разработке лекционных курсов по современной бурятской поэзии, спецкурсов по бурятской литературе II пол. XX в. Апробация результатов исследования осуществлялась на кафедре бурятской литературы Бурятского государственного университета в практике чтения спецкурса «Современная бурятская поэзия», в практике школьного преподавания элективного курса по бурятской литературе для 9-11 классов «Поэтика Л. Тапхаева», а также на научных конференциях преподавателей, сотрудников и аспирантов БГУ (Улан-Удэ, 2002), «Сибирь - единое фольклорно-литературное пространство» (Улан-Удэ, 2006), «Актуальные проблемы монголоведения. Санжеевские чтения - 6» (Улан-Удэ, 2006), «Бурятская литература в условиях современного социокультурного контекста» (Улан-Удэ, 2006).
Основные положения, выносимые на защиту: Биографическое (личное) время, протекающее в пространстве реального географического локуса, вписано во время природной жизни, что имеет в своей основе мифопоэтическую и буддийскую идею цикличности мира. В творчестве Л. Тапхаева циклическая модель времени является исходной.
Формирование линейной модели времени связано с постижением истории рода и народа, в которой личное «я» рассматривается только в цепи поколений.
Время личной жизни индивида связано с освоением пространства по горизонтали, время же коллективной, народной жизни выстраивается поэтом по вертикали. Национальное своеобразие данной модели в доминировании общего над индивидуальным: время индивида всегда вписывается в большое время жизни нации, для пространственного восприятия характерно преобладание вертикали.
Поэзия Л. Тапхаева имеет в своей основе философскую идею единства мира и человека, неразрывную связь времени-пространства человеческой жизни и природного, космического времени-пространства.
Своеобразие восприятия времени и пространства в поэзии Л. Тапхаева в том, что каждому периоду жизни лирического героя соответствует определенный хронотоп с ярко выраженной психологической доминантой. Соотношение периодов жизни, пространства и основных концептов выстраивается в логическую схему: детство - дом - родители - уважение к старшим; юность - родина - природа - любовь; зрелость - мир - семья, друзья - чувство единения; старость - космос - род, народ - счастье, которая отражает концепцию мировидения поэта.
Основные положения диссертации изложены в 10 публикациях:
Шобоева, О.А. Традиционные образы песенной поэзии бурят [Текст] / О.А. Шобоева // Материалы научно-практической конференции преподавателей, сотрудников и аспирантов БГУ. - Улан-Удэ: Изд-во Бурят, гос. ун-та, 2002. -С. 65-68.
Шобоева, О.А. Лирический герой поэзии Л. Тапхаева [Текст] / О.А. Шобоева // Сибирь - единое фольклорно-литературное пространство. Ч.Н.: материалы регион, науч. конф. (16 января 2006 г.). - Улан-Удэ: Изд-во ГУЛ ИД «Буряад унэн»,2006.-Вып.1.-С. 115-120.
Шобоева, О.А. Мотав памяти в поэзии Л. Тапхаева [Текст] / О.А. Шобоева // Нийгмийн шинжлэх ухааны залуу эрдэмтдийн «Хурэлтогоот - 2006» эрдэм шэнжэлгээний бага хурал (Илтгэлнуудийн эмхэтгэл). - Улаанбаатар, 2006. -Н. 85-86.
Шобоева, О.А. Этнопоэтические традиции в лирике Л. Тапхаева [Текст] / О.А. Шобоева // Буряты в контексте современных этнокультурных и этносоциальных процессов. Традиционная культура, народное искусство и национальные виды спорта бурят в условиях полиэтничности: Сб.ст.: в 3 т. - Улан-Удэ: ИПК ФГОУ ВПО ВСГАКИ, 2006. - Т.1. - С. 548-552.
Шобоева, О.А. Философское осмысление времени в лирике Л. Тапхаева [Текст] / О.А. Шобоева // Актуальные проблемы монголоведения. Санжеев-ские чтения - 6 : Сб.ст. - Улан-Удэ: Изд-во БНЦ СО РАН, 2006. - С. 172-173.
Шобоева, О.А. Концепт огня в лирике Л. Тапхаева [Текст] / О.А. Шобоева // Бурятская литература в условиях современного социокультурного контекста: материалы регион, науч. конф. (27-28 ноября 2006 г.). - Ч.І. - Улан-Удэ: Изд-во ГУЛ ИД «Буряад унэн», 2006. - С. 143-148.
Шобоева, О.А. Лирический герой поэзии Л. Тапхаева [Текст] / О.А. Шобоева // Вершины. - № 4. - Улан-Удэ: Изд-во ГУЛ ИД «Буряад унэн», 2006. - С. 214-221.
Шобоева, О.А. Мотив памяти в поэзии Л. Тапхаева [Текст] / О.А. Шобоева // Вершины. -№3. -Улан-Удэ: Изд-во ГУЛ ИД «Буряад унэн», 2007. - С. 114-116.
Шобоева, О.А. Народно-поэтическое начало в лирике Л. Тапхаева [Текст] / О.А. Шобоева // Вершины. - №1. - Улан-Удэ: Изд-во ГУЛ ИД «Буряад унэн», 2007.-С. 171-183.
Шобоева, О.А. Модели времени и пространства в поэтическом космосе Лоп-сона Тапхаева [Текст] / О.А. Шобоева // Вестник Бурятского университета. Серия: Филология. - Улан-Удэ: Изд-во Бурят, гос. ун-та, 2007. - Вып. 7. - С. 49-54.
Понятие концепта
Каждый народ видит мир в особой неповторимой проекции. Представление о картине мира определенной культуры осуществляется при помощи «универсального предметного кода», т.к. этнокультура для каждого отдельного человека предстает в виде «данных ему для распредмечивания культурных предметов. Человек живет, общается, мыслит, действует в мире концептов, по отношению к которым традиционно понимаемые понятия, образы, поведенческие стереотипы выступают их частными формами» [1]. Термин концепт в последние десятилетия стал широко использоваться в лингвистической литературе и оказался одним из ключевых понятий современной лингвистики (см., напр. работы Д.С. Лихачева, Н.Д. Арутюновой, Ю.С. Степанова, З.Д. Поповой, И.А. Стернина и др.)
Ряд исследователей (Е.С. Кубрякова, О.А. Алимурадов, В.А. Маслова и др.), рассматривая концепты, образующие картину мира, делят их на первичные (базовые, основные) и вторичные. Особенность первых в том, что они образуют своеобразный фундамент для образования других концептов. Исследователи относят к базовым такие концепты, как время, пространство, родина, судьба, воля, доля, грех, закон, свобода, истина, ложь, добро, зло, любовь. Следует отметить особое положение в ряду базовых концептов понятий пространства и времени, имеющих универсальный характер координат художественного мира, то есть на их основе выстраивается картина мира, художественная система отдельного художника.
Изучение концептов первоначально являлось проблемой лингвистики и лингвокультурологии. Концепт часто сопоставляют с «понятием» и «значением». Так, концепт как понятие трактуют сторонники логического моделирования семантики. В этом случае концепт определяется как мысль, содержащая в обобщенной форме предметы и явления действительности путем фиксации их свойств и отношений (концепт от лат. conceptus - содержание понятия). Близким к данному представлению является определение С.А. Аскольдова, который трактует концепт как «мысленное образование, которое замещает нам в процессе мысли неопределенное множество предметов одного и того же род» [2].
Разделяя точку зрения С.Х. Ляпина на концепт как на многомерное культур но-значимое социопсихическое образование, определенное той или иной языковой формой, В.И. Карасик выделяет несколько типов концептов в зависимости от про дуцирущего субъекта: этнокультурные, социокультурные и индивидуально культурные. В трудах З.Д. Поповой и И.А. Стернина концепт понимается как «глобальная смысловая единица, организованная по принципу ядра и периферии и отражающая все стороны осмысляемого явления» [3]. : Е.С. Кубрякова дает следущее определение этому термину: «концепт -термин, служащий объяснению единиц ментальных или психических ресурсов нашего сознания» [4].
Комплексное понимание концепта в трактовке культурно-лингвистического направления исследований берется за основу как наиболее близкое к сфере лингвистики и анализа художественного текста. В контексте такого рода исследований концепт закрепил «новые представления о ментальных структурах, интегрировав, в частности, традиционные различные теории значения (логические, психологические, поведенческие и др.) и такие составляющие психической деятельности человека как понятие, представление, метафорические образы, культурно-исторические ассоциации. Ю.С. Степанов считает, что «концепт - «это как бы сгусток культуры в сознании человека, то, в виде чего культура входит в ментальный мир человека. И, с другой стороны, - это то, посредством чего человек .. . входит в культуру, а в некоторых случаях и влияет на нее» [5: 43]. Н.Ф. Алефиренко дает сходное определение: «концепт - когнитивная (мыслительная) категория, оперативная единица «памяти культуры»; квант знания, сложное, жестко неструк 17 турированное смысловое образование описательно-образного и ценностно-ориентированного характера» [6: 16]. Так исследователь употребляет термин концепт для обозначения двух сущностей: для первоначального представления, сти-мулирущего порождение слова, и для ключевого слова этнокультуры.
В работе также используется определение художественного концепта, который заключает в себе ассоциации, образы, комплекс понятий, представлений, эмоций, культурный фонд творчества того или иного поэта или целого направления. Вопрос о соотношении культурного и художественного концепта находится в центре внимания современного исследователя О.Е. Беспаловой. По её мнению, основные различия между ними сводятся к следующим: «Художественный концепт связан с формами художественного речевого мышления и репрезентируется только языковыми единицами; культурный концепт может быть выражен другими формами. Художественный концепт ориентирован относительно концептосферы литературы, выборочно включая в себя национальные духовные ценности; культурный концепт ориентирован относительно всего ментального пространства культуры, включает все формы духовного постижения мира. И, третье, в содержании художественного концепта наблюдается динамика ядра и периферии, связанная с индивидуально-авторским осмыслением воплощением концепта в тексте» [7].
Д.С. Лихачев в своих трудах о концепте и концептосфере, развивая идеи С.А. Аскольдова относительно художественного творчества, акцентирует внимание на том, что содержание концепта обусловлено национальным, сословным, классовым, профессиональным, семейным и личным опытом человека. Эта позиция позволяет учесть богатство ассоциаций и смысловых переносов, измерить зазор между значением и концептом этого значения в сознании отдельных людей и человеческих коллективов. В таком ракурсе понятие «концепт» представляется значительно более широким, чем лексическое значение, закрепленное в словаре.
Биографическое время в лирике поэта
В основе художественной картины мира любого художника - ориентация во времени и пространстве; их же символическая суть, философская наполненность сформированы национальной ментальностью.
Время и пространство - определяющие параметры существования мира и основополагающие формы человеческого опыта. Пространство понимается как трехмерная, геометрическая, равнопротяжимая форма, которую можно разделять на соизмеримые отрезки. Время мыслится в качестве чистой деятельности, необратимой последовательности протекания событий из прошлого через настоящее в будущее. Пространство и время не только объективно существуют, но и переживаются, и осознаются людьми. Время и пространство в древних мифологических, религиозных и философских системах рассматривались как генетическое начало мира.
Человек не мыслит себя вне времени и пространства. Время является атрибутом, всеобщей формой бытия материи. Понятие время одна из важных категорий, с помощью которых постигается сущность сущность окружающего мира. А.А. Ухтомский ввел термин «хронотоп», который М.М. Бахтин применил к художественному миру. Пространство как компонент структуры художественного текста рассматривалось в трудах Ю.М. Лотмана, Б.А. Успенского, как компонент картины мира в исследованиях Г.Д. Гачева, В.Н. Топорова. Художественная картина мира в литературе Бурятии 1960 - 1980-х гг. с точки зрения пространственно-временной организации исследована в работе М.Д. Данчиновой.
Своеобразно восприятие хронотопа природы, мира в этническом сознании бурят. Особое значение придается хронотопу природы, что и отражается в бурятской поэзии. «Время - пространство» современной бурятской поэзии развивается в рамках хронотопа традиционной культуры, отражая духовные идеи, систему ценностно-смысловых ориентиров, определяющих национально-самобытный взгляд на Вселенную, историю и человека» [14].
Т.Н. Очирова в статье о бурятской поэзии отмечает такую особенность существенной стороны национального характера, как «обстоятельный и неторопливый ритм, отражающий невозмутимо-спокойную созерцательность мышления». В этом смысле она обращает внимание на «ритм поэтического существования, т.е. обращение его ко времени, ритм, в котором отражаются определенные черты национального мировосприятия» [15]. Под биографическим временем нами понимаются духовно значимые моменты жизни, отраженные в произведении. «Биос» - это изображение человеческой жизни. У Плутарха биографическое время - это время раскрытия характера человека, причем ареной для этого служит историческая действительность. М.М. Бахтин, говоря об античном романе, выделяет биографическое время как новый тип в античных формах. Здесь специфически построен образ человека, проходящего свой жизненный путь. Относительно к античному роману исследователь выделяет два типа автобиографий: первый связан со строгими формами мифологических метаморфоз, в основе второго лежит реальный хронотоп
Для внутреннего мира лирического героя Л. Тапхаева характерна фиксация времени на определенных жизненных этапах человека. Биографическое время в его поэзии«протекает в пространстве реального географического локуса. Мотив биографического времени рефреном проходит в циклах книги «Угай бэ-шэг» («Летопись рода»): «Бага наЬан» («Детство»), «Золто хабар» («Счастливая весна»), «Хорёодтойдоо» («В двадцать лет»), «Напанай тэн» («Полдень жизни»), «Душэн юпэндео» («В сорок девять лет»). В этих циклах происходит осмысление времени в разные периоды жизни человека (на временной аспект указывают и сами заглавия). Эти циклы - поэтическое отражение жизненного пути человека, дорога от юности к старости.
Заглавия сборников имеют глубокий смысл. Название книги «Угай бэшэг» - буквально значит «Летопись рода», «Родословная», оно обращает к коллективному бытию человека; именно в общую канву истории рода, народа вписывается индивидуальная судьба поэта. В самом начале книги раскрывается история рода в поэме «Угай туухэ» («История рода»). Раскрытие индивидуальной судьбы начинается с детства, название «Бага наЬан» буквально значит «малая жизнь», («Детство»), в бурятском языке семантическое поле слова «жизнь» шире, оно значит и «прожитые годы», и «бытие». Детская пора мыслимая как «малая жизнь» утверждает ценность жизни в любом возрасте. Название «Золто хабар» содержит общечеловеческую метафору юности как весны, само название утверждает поэтическую оценку этой поры человеческой жизни. Название цикла «Хорёодтойдоо» отражает народное представление о существовании в жизни человека определенных рубежных дат, которым должен соответствовать этап становления. Цикл «Напанай тэн» соответствует зрелости, в названии содержится общеязыковая метафора. Так «харгын тэн» - середина пути, «удэрэй тэн» - середина дня, «пуниин тэн» - середина ночи, «мурэнэй тэн» - середина реки, где слово «тэн» вмещает в себя и пространственное, и временное значение. Образный перевод «полдень жизни» содержит и указание на ход солнца, его положение в зените. Название «Душэн юпэндео» («В сорок девять лет») содержит указание на число 49. Особое значение чисел и числовой символики в истории культуры общеизвестно. «Количество случаев, когда число приобретает сверх своего основного цифрового значения, некоторые добавочные - культурно-типологические, очень велико» [16]. По восточному календарю по прошествии двенадцатилетнего цикла в душе у человека происходят перемены («сэдьхэл хямарха»). Именно в этот период происходят некоторые «метаморфозы», переосмысление прожитого и жизни в целом.
В основе композиции книги «Угай бэшэг» в названии циклов «Золто хабар» и «Напанай тэн» находится традиционная поэтическая метафора - видение жизненного пути человека в их соотношении с временами года и суток. Периоды жизни человека образуют микрообразы: весна - молодость, осень - старость и т.д. Утро, день, вечер также ассоциируются с этапами человеческой жизни.
Нравственно-этические и философские мотивы в поэзии Л. Тапхаева
Природа - один из существующих видимых и осязаемых символов. Цветок, дерево, лес, море - все это детали вечности. В идее вечности коренятся и все символические сверхзначения, присущие природному элементу в лирике. Человеческие чувства, мысли, переживания подключаются к явлениям природы или же «подключают» их к себе. Создается особая логика сюжетного развития: мысли лирического героя, с одной стороны, как бы вытекают из природных соотношений, а с другой стороны, с не меньшей легкостью накладываются на них, как на послушный душевным изменениям гибкий и переменчивый фон.
Для традиционного сознания бурятского народа характерно восприятие жизни человека в неразрывном единстве с миром природы. Как пишет М.И. Гомбоева, «основным ценностным маркером образа мироустройства в бурятской культуре является система отношения человека к миру. Человек и мир живут в едином согласии на просторах степного пространства. И это отношение достигалось благодаря древним обрядам, ритуалам и традициям гармонизации человека с окружающим миром, с природой» [1]. В первоначальном центрально-азиатском холизме, образе мироустройства не только бурят, но и народов Байкальской Азии (по мнению этого исследователя) в контексте ритмического, календарного понимания природных циклов, природа мыслится как «естественное проявление трансцендентного; как единство сакрального и обыденного, как Мир в целом» [1]. В основе этой традиции - древние анимистические, тотемистические воззрения, являющиеся важной составной частью общей мифопоэти-ческой картины мира. Именно мифопоэтическая традиция важна для понимания закономерностей художественного освоения мира природы в бурятской литературе. Из поколения в поколения передается опыт осознания природного мира.
Основой философской картины мира поэта является национальная мен-тальность. Как известно, на человека оказывает влияние природа той местности, в условиях которой он формировался. Л. Тапхаев, поэт, сформировавшийся в лоне национальной культуры, в осознании природного мира также следует традициям. Ближайший контекст его поэзии образует художественное творчество поэтов и писателей Тунки - малой родины поэта. Тема природы - одна из основных в деятельности тункинского литературного объединения им. Мунко- Саридака.
Если характеризовать сложный комплекс традиционного мировоззрения, то необходимо сказать о сакральном мире тункинской долины. В этом особом и уникальном по красоте природного мира месте не мог не возникнуть культ природы. Культовое отношение к миру природы в традиционном бурятском сознании раскрывается в мифологических образах, самым известным из которых является Буха-нойон баабай, несколько мест его почитания расположены в Тунке. Как отмечает исследователь, «...Буха-ноен баабай у бурят Тункинского района - «хан-буумал», то есть божество небесного происхождения, в прошлом почитавшийся как бык - тотемный предок какой-то группы тункинских бурят» [2: 105]. Связь этого культа с поклонением природе отмечают все исследователи-этнографы. В «Мифологическом словаре» отмечается, что «Буха ноен баабай введен в ламаистский пантеон богов под именем Ринчин-хана....» [3]. Этот культ наглядно демонстрирует шаманско-буддистский синкретизм, весьма характерный для сакрального мира Тунки.
«Шаманистские божества переходили в ламаистские, в них также сохранялся культ природы. Культ природы имеет различные проявления: это олицетворение различных небесных и атмосферных явлений, почитание матери-природы в лице даруемого ею растительного и животного мира. Считается, что почитание обоо также связано с культом природы» [2: 125]. В Тунке много таких мест почитания хозяев местности, это Бурхан баабай (хаан Шаргай нойон), Тамхи баряаша (Гэсэр хаан), Хэрэнэй тэбхэр (Хэрмэшэ Сагаан-нойон), Бухын хэбтэшэ (Буха-нойон), а также родовые обоо. Л. Тапхаев об этом пишет так: «Буха ноён баабаймнай, / Шаргай ноён хайрхамнай - / Хангай дайдаяа эзэлэ 85 эшэд, I Хада ууладаа залараашад, / Хаан уула, Бурин хаан / Харалсажа манаа ябаха бэзэ» (Отец Буха-нойон, Шаргай - нойон, / духи - хозяева тайги, / гор, / царь - гора Бурин хаан, / оберегайте нас) [4]. Употребление обращения к духам местности с просьбой о защите связано с традиционным стилем шаманских песнопений. Характер поэтического ритма: синтаксические конструкции, свободный стих с внутренней музыкальной рифмой - свидетельствует о бессознательной причастности поэзии Л. Тапхаева к мифомышлению.
Известно, что древний человек отождествлял себя с предметами окружающей среды, не противопоставлял себя внешнему миру, а считал себя ее органической частицей. К архетипике древнейшего мышления восходит сквозная тема всеобратимости - метаморфозы взаимоперетекания человека и природы, живого и неживого, органического и неорганического, а также тема календарного, природного времени, где все события жизни человека так или иначе связывались с миром природы и понимались через нее. Выявленный нами в биографии поэта мотив цикличности времени заключает в себе идею постоянно обновляющегося мира. Это циклическое время изначально воплощало идею единства и непреднамеренности мира, подчинялось, прежде всего, природным и божественным законам. Бессмертие природы обуславливалось тем, что она была способна возрождаться вновь и вновь.
Система представлений о человеческом существовании в художественном мире поэта неотрывна от понятия природа. «Основным фоном всех стихов Л. Тапхаева, - пишет Н. Львова, - выступает красота природы и любовь ко всему сущему вообще. На этот фон органично вписываются все основные вопросы бытия, рождение и смерть, труд и отдых, любовь и ненависть, встречи и разлуки, полет мечты и знания, прошедшее и будущее. А в решение этих вопросов жизни открывается сам человек, его судьба, его нравственное восприятие мира, его место в нем» [5]. Природа, основу бытия которой составляют вечные космические законы, является «прообразом» («архетипом») идеальных жизненных форм. Природный мир, становясь неотъемлемой частью стихов Л. Тапхаева, не только делает их эмоциональными и выразительными, но и выражает их глубинный смысл. Участ вуя в жизни каждого человека и целой Вселенной, природа играет главную роль в раскрытии размышлений автора о назначении человека, о возможностях его внутреннего потенциала; о космическом миропорядке, категории времени и про странства, памяти и прапамяти, о национальной экокультуре. В пейзажных зари совках Л. Тапхаева обращает на себя внимание конкретный микроландшафт, взя тый в конкретный момент, и главное, в определенном его отношении к человеку, к лирическому герою. Отбор объектов изображения при этом обусловливается идейно-художественным замыслом стиха.
Концепты Вода, Земля, Воздух, Огонь как мифопоэтические основы лирики Л. Тапхаева
Многие народы древности, описывая устройство мира, самостоятельно формулировали идею о «первоэлементах» - основных составных частях мироздания. В философских системах древнего Востока, в Индии в первых веках нашей эры, сложилась философская школа «ньяя-вайшешика», которая выдвинула концепцию девяти субстанций, лежащих в основе бытия вселенной: это земля (притхви), вода (ап), огонь (теджас), воздух (вайю), звук (акаша), время (кала), пространство (дик), душа (атман) и разум (манас). Звук в этом философском построении являлся связующим звеном между четырьмя материальными и четырьмя нематериальными субстанциями. [22]. Как известно, в религиозном буддийском летоисчислении выделяется соотношение первостихий, закономерно сменяющих друг друга. Их бытование может быть раскрыто как в категориях пространства, так и времени. Применение данной концепции позволяет вычленить первоосновы бытия, находящиеся между собой в сложной связи многомерного бытия. Пространство и время мыслятся как ось координат, относительно которых выстраивается соположение первоэлементов. Так, в буддийском календаре после периода воды наступает период земли, затем дерева, потом огня, также выделяется пятый элемент - железо. Именно такая последовательность имеет много значений и смыслов в религиозно-философской системе буддизма. Интересным представляется художественная логика свободной авторской интерпретации, соотношение материального бытия (материальных субстанций) и его духовного смысла (нематериальных субстанций) в поэтическом понимании.
Стремление Л. Тапхаева шире охватить окружающую его действительность, постичь тайны мироздания, понять смысл всего сущего воплотилось в создании ряда символических образов природных стихий, в совокупности представляющих космическое единство.
По словам А.А. Потебни, существует «врожденная человеку потребность видеть везде цельность и совершенство», поэтому «мир понимается как в совершенстве организованный, разумный и значимый Космос» [23]. Изучение художественной системы поэта в целостности позволяет выявить «архетипические константы» человеческого и природного бытия в поэзии Л. Тапхаева. Его философские стихи отличаются космическим охватом действительности. В стремлении к универсализму, масштабности, всеединству Л. Тапхаев усваивает и твор 100 чески перерабатывает опыт русской литературы. Важную роль в становлении Л. Тапхаева как поэта сыграла философская поэзия ведущего бурятского лирика старшего поколения Д. Улзытуева. Среди современников поэтическая философия автора близка поэзии Б. Дугарова, Г. Раднаевой.
В поэтическом логосе Л. Тапхаева можно выделить природные первости-хии земли, воды, воздуха, огня. Универсальные формы четырех первоэлементов использовались для объяснения мира с момента зарождения культуры. Убежденность поэта в сочетании стихий, космоса и человека приводит к тому, что эти универсалии занимают немаловажное место в его поэзии, раскрывая идею Вселенской гармонии.
Первостихия воды, будучи стихией, враждебной человеку и недоступной для него, обрастает широким спектром соответствующих символических значег ний. Прибывающая вода символизирует опасность для жизни, водные глубины - символ неизведанного, непонятного и опасного. Водная стихия, загадочная и могучая, всегда воспринималась Л. Тапхаевым как явление исключительное. Эта стихия представлена у поэта в двух ипостасях: как горная река и озеро (движение и спокойствие). Иногда озеро и река, противопоставленные в одном стихотворении, выражают антиномию, полярные явления жизни и человеческих чувств: «Тогтомол нуурай булангиртай / Уйдхар минии адли. / Тургэн горхоной тунгалагтай / Баяр минии адли» (Моя печаль похожа / на ил стоячего озера. / Моя радость похожа / на прозрачность быстрого ручейка) [24: 124]. Созерцание природного мира, а в особенности водной стихии, во все времена заставляло задумываться над собственной жизнью. И в этом умение автора сближать быт и бытие раскрывается философско-поэтический взгляд на окружающий мир.
Вода - первостихия, к которой восходят истоки жизни в целом. Поэта поражает мудрость народа, давшего названием озеру слово Начало, в поэтическом переводе озеро Начальное. К вопросу об истоках относится стихотворение «Эхин нуур»: «Эхинэй саана ушее эхин бии гэжэ, / Эгээн ехэ Эхиеэ, зурхэн мэ 101 тэ, тэдхэжэ, / эрмэг бухэнпее пабирна булаг шорьесо. / Эхи захагуйл юртэмсын эрьесэ» (Так за началом следует начало,/ Самое большое Начало оберегая, как сердце, / с каждого гребня горы с шумом источники бьют./ Нет начала и конца в круговороте вселенной) [6: 23]. Идея вечности природы, Вселенной, ее бесконечного круговорота выражена в таких простых и лаконичных строках. Само название содержит указание и на время, и на пространство: начало во времени, начало в пространстве равнозначны как точка отсчета. Поиски лирическим героем духовного начала приводят его к уединению с природой: «Хаанаб минии эхин, хайшаа иитэрээ / Хадын зургеер хурдан хулэгэй тобжогонуур, / хадамал тахын булад хушуу элээтэрээ / хатаргана гээшэбиб, Эхин нуур? / Эхиндээ ерэЬэндэл шинии эрьедэ буужа, / Эльгэ зурхеерее налайлгажа заахашье / Гэгээн аршаандал, сэбэр упыешни уужа, гэмшэл, гомдолоо мартахада яаха юм?» (Где мое начало / и куда так сильно / по горным хребтам под звон копыт быстроногого скакуна / пока не износятся стальные подковы, / скачу я, озеро Начала? / Словно вернувшись к истокам / схожу я на твои берега / успокаиваясь сердцем и душой / святой аршан и чистую воду испив / забуду ль все сожаленья и обиды?) [6: 23]. Здесь озеро - средоточие чего-то большого, всеобъемлющего, важного. Озеро очеловечивается, оно словно материнские глаза: «Эхын нюдэндэл, угаа уриханаар мэлмыжэ, / Энхэргэн хэбтэхэдэш, Эхин-Нуур, Тойроод байпан мундарганууд хэлтыжэ, / Тонгойн харана ееЬэдынгео эрэ нюур» (Как материнские глаза, сияя нежно / когда, расчувствовавшись, лежишь, вода Начальная / Гольцы, окружающие тебя, нагнулись, / чтобы увидеть свое мужское лицо). Здесь отчетливо прослеживается символика воды как женского начала и гор как тверди, начала мужского. В данном случае правомерно говорить в категориях восточной философии о начале инь и янь. Созерцание кристально чистой водной бездны Начального озера рождает мысли о чистоте всего начального: «Тумэншье зуу оёортош хаяжа нюу - / Тупагуй, альган дээрэ мэтэ ялаганаха. / Иимэ тунгалаг юм байнаш, Эхин нуур. / Юу юунэйш эхин иимэл сэлмэг ха» (Хоть спрячь на дне ты множество иголок - / Не поможет, они блестят как на ладони. / Такое прозрачное ты, озеро Начальное. / И всего на свете Начало, наверное, так чисто) [5: 23]. Очеловечивание водной стихии ведет к тому, что лирический герой стремится к разговору с озером, стремится вернуться к нему: «Ymee удаан hyyxa аад, шамтай зугаалжал, / Яаралтай сагни «яба» гээд Иаланагуй» (Еще долго сидел бы, говорил бы с тобой, / но торопливое время меня подгоняет). Идея «торопливого», суетливого времени человеческой жизни противопоставлена в данном отрывке времени Вечности - первоистока.
Описание другого озера «Гузээн нуур» также призвано подвести читателя к философским проблемам. Само название первоначально кажется немотивированным, оно обозначает внутренности, приблизительный перевод может звучать как озеро Сычуг (рубец). Проводник же говорит о глубинной связи (хуйЬеерее холбоотой) в природном мире: «Хурэхэдее тэрэш хун шэнгеэр ёолодог.../ Хубсэгэл далай 6aha тиигэдэг юм шуу. / ХуйЬеерее доогуур холбоотой юм гэжэ тоолодог / Убгэдэй зугаа ундэЬэтэй байгаа бэшэ гу?» (Когда замерзает (озеро), стонет, как человек, / Говорят, что море-озеро Хубсугул тоже так стонет. / Мнение, что под толщей земли связаны они пуповиной, / в разговорах стариков имело ль основанье?) [10:20].
Тайна природы вызывает долгие раздумья лирического героя, который ищет в этом образе глубокий смысл: «Хунтэй адляар ёолодог» / Гузээн нуур / Хундеер ухилжа, Ьанаа алдажал байгаа. / - Ай, Гузээн нуур, ай, Гузээн нуур! -гээд, / Гунзэгы оёртонь туудэгэй толо унагаагааб». (Подобно человеку, стонет Гузээн-нуур, / тяжело дыша, глубоко вздыхая. / Ай, Гузээн-нуур, ай, Гузээн нуур, - сказал я, / И на глубокое дно уронил я отсвет костра) [10: 20].
