Художественное воплощение противоречий коллективизации в прозе 80-х годов: по романам В. Белова ""Кануны"" и Б. Можаева ""Мужики и бабы"" Евсюкова, Вера Сергеевна

Содержание к диссертации

Введение

Глава I. Стилевые тенденции развития "деревенской" прозы: штоки, традиции, новые формы художественного воплощения 19-93

Глава II. Противостояние характеров в романах В.Белова "Кануны" И Б.Можаева "Мужики и бабы" как отражение противоречий коллективизации 94-162

Заключение 163-168

Список использованных источников и литературы 169-191

• Стилевые тенденции развития "деревенской" прозы: штоки, традиции, новые формы художественного воплощения
• Противостояние характеров в романах В.Белова "Кануны" И Б.Можаева "Мужики и бабы" как отражение противоречий коллективизации

Введение к работе

История литературы советского периода сегодня вновь привлекла к себе внимание, осуществляются попытки ее нового прочтения, переосмысливаются истоки и наследие. Подвергается сомнению применительно к современному литературному процессу целесообразность рассмотрения его в проблемно-тематическом аспекте, в том числе идут споры вокруг так называемой "деревенской" прозы. И это объяснимо, ведь литературу, как известно, интересует человек в его целостности, а не та или иная сфера его деятель* ности. И тем не менее в предлагаемой работе сохранены термины "деревенская проза", "литература о деревне", "проза о деревне", "тема деревни", которые способствуют определению границ исследования, употребляются как синонимы для обозначения обширной и многогранной области литературы. Очерчивая ее внешние границы, нельзя, однако, не отметить как закономерность стремление писателей-"деревенщиков" преодолеть локальность избранной темы и выйти к главным духовно-нравственным вопросам бытия, показать на частном материале всеобщее, добиться высокого философского осмысления переживаемого исторического рубежа.

Оценки состояния "деревенской" прозы наших дней довольно разнообразны: от продолжения канонизации ее, начавшейся в 70-е годы (А.Марченко), до совершенного неприятия и "похорон" этого направления литературы (В.Ерофеев) , Определяя состояние "деревенской" прозы как деградацию, часть критиков объясняет это тем, что еще задолго до перестройки она вступила в конфликт с

I, См. дискуссию в "Литературной газете" за 1990 год: Ерофеев Викт. Поминки по советской литературе. - 4 июля; Марченко А, В чьем пиру похмелье? - I августа; Урнов Д. Кто создает иллюзии? - 25 сентября; Гордон Я. Что позади? - Там же; Астафьев В, Созидать милосердие и братство,,» - Там же; Кашук Ю, Ниши биоценоза. - 10 октября и др.

.. 4 -обществом, ориентирующимся на Запад. Причисляя эту литературу к "тухляндской", Викт.Ерофеев пророчит ей "неминуемую смерть" по причине "зараженности" "мессианским духом", комплексом "национального превосходства", "народной и религиозной исключительности". Да и язык литературы о деревне, по мнению критика, "перегружен диалектизмами" и "вызывает зубную боль даже тогда, когда описывает подлинные трагедии революции и коллективизации", при этом тон ее "безвкусный". После такой характеристики закономерен приговор: "литература, укушенная ненавистью, должна

погибнуть, еаморазрушиться", Со столь категоричными оценками, даже допуская их в какой-то мере нарочитый полемический задор, трудно согласиться.

Более спокойно о "конце" "деревенской" прозы говорят кри-

тики й.3олотусский, Г.Белая, А.Латынина, Ю.Оклянский и другие , Утверждается, что если в 70-е годы проза о деревне составляла мошный пласт советской литературы и поднимала важнейшие вопросы человеческого существования, то в 80-е, когда сняты многие запреты, создается впечатление, что она в тупике, Как закономерное завершение эволюции художественно-стилевого течения "деревенской" прозы воспринимает ее нынешнее состояние литератур ровед Вл.Воронов ,

Высоко оценивает "деревенскую" прозу 60-70-х годов B.Ac-

1. См.: Ерофеев Викт. Поминки по советской литературе // Литературная газета. - 1990. - 4 июля.

2. См.: Белая Г. Перепутье // Вопросы литературы, - 1987. -№ 12; Золотусский и. Возвышающее слово. Проза-87 // Лит, обозрение. - 1988. - I 6; Оклянский Ю. Перечитывая Ф.Абрамова: (К сегодняшним спорам) // Знамя. - 1988. - № 10; Латынина А. Кому мы наследуем? // Литературная газета. -1989, - 14 июня и др.

3. См.: Воронов Вл. Идейно-художественные проблемы развития советской многонациональной дитературн {Из опыта советской прозы 60-80-х годов). Автореф* диссерт. на соискание ученой степени докт. филол, наук. АОН при ЦК КПСС, кафедра соцкуль-туры. - М,, 1988. - С. 30,

м Q -

тафьев, называющий ее "явлением уникальным" и "мировым феноменом", родившимся из страданий и несчастий народа ,

Еще в 70-е годы горячо защищал "крестьянскую форму культу-ры" в России А.Солженицын. Споря с теми, кто уже тогда говорил о ее кончине (публикации в зарубежных журналах "Синтаксис", "Время и мы"), писатель называл жестокое высмеивание "деревен-ской" прозы "травлей России"* Громко приветствуя творчество В.Шукшина, В.Солоухина, В.Тендрякова, Б.Можаева, В.Белова, В.Распутина и причисляя двух последних к "настоящим крестьянам, пишущим о Родине... свободным от всякого "европеизма" языком", он называет главное достоинство "деревенщиков" - проникновение в "этические и религиозные ценности русского крестьянского ми« pa" . В этих словах совершенно искренняя апология крестьянской ветви советской литературы.

Продолжает эту мысль Ю.Давыдов, считающий "деревенщиков" "выразителями тоски по честной жизни", обратившими свои взоры к тому "общественному классу, который был больше других униженным и оскорбленным в эпоху сталинизма и больше всего презирае-мым в годы застоя" - к людям русской деревни .

Непонимание роли "деревенской" литературы, ироническое отношение к ней, как считает писатель, свидетельствуют о некоторых дефектах нравственного слуха общества. Борьба двух идей -морального очищения и экономического прогресса в 70-е годы, расколовшая в какой-то мере их последователей, находит продолжение и сегодня. Осуждая "деревенщиков" за патриархальность и ретроградство, сторонники второй идеи (а к ней, на наш взгляд,

4. См.: Астафьев В» Созидать милосердие и братство... // Литературная газета. - 1990, - 26 сент. - С, 4,

5. См.: Нива Норж. Солженицын, Глава "Быть русским!" // Дружба народов. - 1990. - № 5, - С. 236-246. ^

6. См.: Давыдов Ю. Этика и перестройка // Опыты: литературно-философский ежегодник. - М., 1990, - С, 6-50»

~ 6 -

принадлежит Викт.Ерофеев) не признавали главного: лишь этические ценности могут быть мерилом, критерием всякого прогресса: экономического, политического, социального, общекультурного, а потому достоинство любой общественной системы определяется в конечном счете тем, какому человеческому типу открывает она дорогу, какую личность культивирует, обеспечивая ей социокультурные, политические и иные преимущества»

Неприязнь ко всякого рода "патриархальщине" (она же "деревенщина "% подкрепляемая всякими ссылками на "идиотизм деревенской жизни", ее "свинцовые мерзости" и т.п. - это лишь продолжение на уровне бытовой идеологии, эстетики и социологии все той же линии на разорение деревни и сверкэксплуатацию крестьянства, за счет которой административно-бюрократическая система обеспечивала себе комфорт.

Пишущие о деревне писатели раньше других поняли, что еело после "великого перелома" стало символом оскорбления и унижения народа, попрания его нравственных принципов. Они призывали "милость к падшим" (но не по своей вине!), обнажая при этом во всей заостренности нравственный смысл многочисленных проблем социализма. "Деревенщики", говоря об умирающей деревне, сумели поднять наши сегодняшние "маргинальные" и "провинциальные", "личные" и мелкие (а то и вовсе "частнособственнические", "приусадебно-хозяйственные") проблемы до общечеловеческого уровня. Поэтому неудивительно, что "деревенская проза" приобрела такой резонанс в читающем мире. Объясняя этот феномен,

С.Залыгин в одном из своих выступлений отмечал, что в ней на-

ходили ответы на многие вопросы: не только о том, что такое

"реальный социализм у нас", что такое коллективизация, но и более чем через какие-либо другие источники узнавали, "как земле-

~ 7 -делец уходил из этого мира, в каких муках это происходило" . В.Астафьев считает, что эта литература не может умереть, она не исчерпала себя и работает сегодня еще и потому, что обнаружилась ее нравственная правота. Прибегая к образному сравнению нынешнего положения в "деревенской" прозе с освобожденной от сплава леса речкой, которая сейчас "отдыхает, как роженица" после благополучного разрешения от бремени, автор утверждает: да, мысль писателей-"деревенщиков" находится в простое, но об

этом и нужно говорить, а не о "поминках по живым,

Определяя актуальность предпринятого в диссертации исследования, необходимо отметить, что с деревенской проблематикой связаны судьбы русского народа, культуры, и потому общественная, философская, эстетическая мысль будут все время к ней возвращаться и исследовать все новые и новые ее стороны.

Эта сфера - одна из самых кризисных, в ней сконцентрированы многие противоречия и боли общества. Тема деревни интересна и важна не сама по себе, а, скорее всего, потому, что дает возможность высветить такие, тесно связанные с ней проблемы сегодняшнего общества, как процесс дегуманизации, выживания человечества, экологии и нравственности.

Обращение литературы к этим узловым вопросам в значительной степени, на наш взгляд, предопределило эстетические успехи и завоевания "деревенской" прозы, что отмечено в ряде круп-ных исследований советской критики 70-х - середины 80-х годов ,

7. См.: Залыгин С. Приютить природу в своем доме. Выступление на УП конгрессе Международной ассоциации преподавателей русского языка и литературе в авг. 1990 г. // Советская культура. - I99G. - 29 сент.

8. См.: Астафьев В. Созидать милосердие и братство... // Литературная газета. - 1990. - 26 сент, - С. 4.

9. См.: Апухтина В. Современная советская проза: 60-70-е годы: Учебн. пособ. - 2«е изд., перераб. и доп. - М., 1984; Кузнецов Ф. Самая кровная связь, Судьбы деревни в современной прозе, - 2-е изд., доп. - М,, 1987; Сурганов Вс. Человек

(продолжение на стр.8)

- 8 -Не ослабевает интерес к ней и за рубежом, о чем свидетельствуют публикации ряда журналов , где наряду с высокой оценкой творчества таких писателей, как В.Распутин, Б.Можаев, В.Белов и других, даются оценки глубины затронутых в их произведениях проблем общечеловеческого звучания: отрыва от национальных культурных корней, преступного отношения к природе, породившего глобальные экологические катаклизмы, духовного урона, нанесенного деревне годами революционной демагогии, и так далее. Зарубежные критики, как правило, сходятся в оценке произведений "деревенских" прозаиков как глубоко трагических.

В одной из своих статей Клод Фриу пишет, что сейчас, как ему представляется, прошло время больших художественных полотен, воссоздающих всесторонний образ прошедшей эпохи С этим утверждением трудно согласиться. Предпринятый в диссертации анализ романов В.Белова и Б.Можаева показывает, как нам представляется, что чем дальше идет общество по пути перестройки и обновления, уходя от полемически заостренных, но далеко не всегда глубоких выступлений критиков и публицистов по проблемам истории, тем больше появляется потребность и возможность пристального и более объемного, всестороннего художественного

на земле: Тема деревни в русской советской прозе 50-70-х го-

OB: Истоки, Проблемы. Характеры. - 2-е изд. - М., 1981; еракопян Л. Пафос преобразования. Тема деревни в прозе 50-70-х годов, - М., 1978; Параллели и пересечения: Современная проза: герои, проблемы, конфликты. - М., 1984; Воронов В. Художественная концепция. Из опыта советской прозы 60-80-х годов, - М., 1984 и др.

I. См.:

ва. СССР: перестройка в литературе // Магазин литтерер. -1989, - март; О literaturze rosyjskiejs Wybor artz czas "Jezyk Rosyjski" // Pod red, Orlowskiego. - Kmita A, - W-wa, 1987 и др.

2. См.: Клод Фриу, Революция духа // Эроп. - 1989. - июнь-июль,

- 9 -исследования их.

Нам представляется важным определение места "деревенской" прозы в ряду произведений, осмысливающих историю и особенности национального характера* В узком смысле этого понятия она исследует трагедию русского крестьянства в 20-е - начале 30-х годов нашего столетия, в более широком - ставит вопрос об историческом назначении, путях и судьбах России на протяжении века. Однако этот же вопрос стал с начала XX столетия главным для русской общественной мысли, включая религиозно-философскую . Свершившаяся в І9І7 году революция предложила России заново j решать проблемы, над которыми бились лучшие мыслители, писатели и философы на протяжении XIX века от П.Чаадаева и А.Хомякова до Вл. Соловьева, Н,Бердяева и Г.Федотова, включая в этот ряд исторические построения и русских марксистов.

Традиции "серебряного века" были во многом отвергнуты, однако по-настоящему понять судьбу страны (а об этом размышляют писатели и сегодня, в том числе на материале деревни) можно только анализируя всю полноту социально-философских исканий как внутри, так и за ее пределами» 0 чем бы ни шел разговор в , работах философов - о смысле русской идеи, о будущем России, I об интеллигенции и народе, свободе и творчестве, смысле жизни и судьбе - всегда они рассматривались с позиции личности, человека. И это огромная высота, достижение которой в историческом мышлении современных авторов явилось бы большим достижением.

I. Первая мировая война обострила интерес к вопросам будущего

России, была создана серия книг "Война и культура", куда вошли работы Е.Трубецкого "Национальный вопрос', "Константинополь и святая София"; В.Волжского "Святая Русь и русское призвание"; С.Булгакова "Война и русское самосознание"; В.Эрна "Время славянофильствует" и др.

- 10 -Характеризуя сущность русской идеи , И.Ильин опирается на понятие человека как самостоятельного существа, живущего по своим внутренним законам и присущей ему внутренней целесообразности, Смысл же русской идеи в том, чтобы "творить русскую самобытную духовную культуру из русского сердца, русским созер-цанием, в русской свободе, раскрывая русскую предметность Для Е.Трубецкого русская идея, будущее России неразрывно связаны с демократией, понимаемой как признание человеческого достоин-ства, бесценности личности, где она - не средство, а цель, и

ей гарантируется свобода, независимо от того, кого она пред-

ставляет - большинство или меньшинство . Свой вклад в понимание русской идеи сделал и Г.Федотов, назвав пути гармонизации национальных процессов: пробуждение русского национального самосознания, воспитание национальной терпимости и необходимости

4 примириться с многогласностью .

Задав такую высоту общечеловеческих подходов к решению сложных проблем истории, мыслители прошлого, каждый по-своему, определили сущностную черту русского характера: соборность (А.С.Хомяков), социальность (И.А.Ильин), коммюнотарность (Н.А, Бердяев), понимаемые ими как обшинность, братство людей и народов, не связываемые с социализмом или коммунизмом, а в чем-то, в зависимости от идейных воззрений философов, и противные им.

10. Словосочетание "русская идея" имело широкое хождение в философии и публицистике XIX века, специальное толкование ему дано в работах Вл,Соловьева "Русская идея" - доклад в Париже в 1888 г., "Россия и вселенская церковь", ''История и будущность теократии".

11. См.: Ильин И. Наши задачи. Статьи 1948-1954 гг. // Юность, -М., 1990. - Ш 8. - С. 69.

12. См.: Трубецкой Е. О христианском отношении к современным событиям // Новый мир. - М., 1990. - № 7. - С. 195-229.

13. См.: Федотов Г. Будет ли существовать Россия? // 0 России и русской философской культуре. Философы русского послеоктябрьского зарубежья. - М.: Наука, 1990. - С. 450-463.

*. II -

Анализируемые в диссертации произведения писателей-"деревенщиков" по сути дела обращены к этим же проблемам, характеризуются стремлением осмыслить трагический опыт прошлого, постичь современные проблемы, корни которых уходят в историю. Судьба личности, ставшей жертвой, оказывается в центре внимания писателей и публицистов, I если литература 30-х годов заявляла, что жертвы неизбежны, а идеалы будущего важнее конкрет-ного человека, то для сегодняшней - человек уже - "не единица", которая "вздор" и "ноль", а ценность, и без нее "народ неполный" (А.Пяатонов). Художественная литература и публицистика, таким образом, принимают активное участие в процессе демифологизации общественного гражданского сознания, вскрывая причины трагизма прошлого и зыбкости настоящего, помогают вернуть народу его неискаженную историческую память, восстанавливают значение таких понятий, как совесть, порядочность, милосердие, терпимость к инакомыслию, изрядно стершихся за годы непримиримого классового противостояния. Можно сказать, что литература формирует альтернативную историю нашей страны, и произведения таких писателей, как І.Пастернак, В.Гроссман, Ю.Домбровский, В.Шаламов, А.Приставкин, Б.Можаев, В.Белов и другие, способствуют оздоровлению общественной нравственности. Не случайно исследователи, отмечая заслуги советских писателей, создающих вне "окостеневшей склеротической системы. официальной историографии" историю нашего общества, предлагают издать в нескольких томах книгу для чтения по отечественной истории - антологию правдивых произведений литераторов ,

В этой связи совершенно закономерна постановка проблемы

актуализации гуманистической проблематики в литературоведении

I. См.: Историки и писатели о литературе и истории. Материалы конференции // Вопросы истории. - 1988. - 1 В, # С» 83,

и критических исследованиях конференцией 1989 года, проведенной Институтом мировой литературы имени А.М.Горького и Союзом писателей СССР Была отмечена одна из ведущих тенденций еовре*» менности - стремление к всестороннему и объективному подходу в изложении событий истории и сегодняшнего дня. Причем эта проб* лема, как отмечалось на конференции, в общественном сознании из области рациональной, где это требование истины,переходит и в область нравственную, и становится велением совести.

На наш взгляд, произведения последних лет, обращенные к истории, переосмысливают подходы к личной правде человека, судьбе личности, ставшей ее жертвой, и возвращаются тем самым к I завешанным нам традициям русской классической литературы. Спор "правды личности" и "правды класса, группы", сегодня уже решается не так однозначно в пользу второй, как это было недавно. Да и сами понятия "частная правда", "личная слеза" как бы теряют свою негативную окраску, привнесенную словами "частный" и "личный". И писателям, и читателям важно мироощущение конкрет-! ного человека-интеллигента Юрия Живаго (Б.Пастернак "Доктор і Живаго") и крестьянина Данилы Пачина (В.Белов "Кануны"), учителя Дмитрия Успенского (Б.Можаев "Мужики и бабы") и "врага народа", ссыльного Хведора Ровбы СВ.Быков "Облава").

В процессе художественного освоения литературой трагичен ских событий истории, с одной стороны, развиваются традиции, заложенные в прошлые годы, с другой - на новом этапе исторического развития происходит переосмысление их с точки зрения сегодняшнего знания и общественно-политической ситуации. Это обусловливает интенсивное жанрово-стилевое движение художественной литературы о деревне. I. См.: Историки и писатели о литературе и истории. - С. 3-ІІ4.

Актуальность предпринятого исследования, о которой говорилось выше, позволяет поставить в диссертации следующие цели и задачи: уяснение характера преемственности и новаторства в изображении народных характеров в переломный период истории; ! сопоставление подходов к осмыслению судьбы России мыслителями ' XD&-XX веков и прозаиков 80-х годов; определение места в истории литературы открывшегося в последние годы наследия; попытка нового прочтения исследованных литературоведением в прежние го» ды произведений; уяснение особенностей поэтики "деревенской" прозы последнего десятилетия в контексте жанрово-етилевых ис-каний современности и в свете эволюции романного жанра.

Главная задача, поставленная автором диссертации, - рассмотреть художественное воплощение противоречий коллективизации і в прозе 80-х годов на примере романов В.Белова "Кануны" и Б.Можаева "Мужики и бабы" - предопределила структуру и проблематику исследования. В первой главе диссертации показано, что уже в литературе 30-х годов и последующих лет постепенно утверждаются критические принципы и подходы к отображению трагических событий истории, закономерно продолженные в 80-е годы, приведшие к появлению "переосмысливающих" коллективизацию произведений В.Белова, Б.Можаева, И.Акулова, В.Быкова, С.Антонова, Ф.Абрамова, В.Гроесмана и других писателей.

Все эти процессы мы наблюдаем на материале "деревенской" прозы далеко не случайно. Вследствие многих причин художественная литература о деревне приобрела в нашей стране общественное признание и именно в ней появились первые попытки художественно воплотить недекретированный сверху взгляд на коллективизацию (Я.Колас "Отщепенец", роман и повести А.Платонова и др.) и изменить наши представления о процессах, происходящих в первые десятилетия Советской власти, А в последующие годы предложить

- 14 -и вовсе иной подход к ее оценке (И.Мележ ^нПолесская хроника", СЗалыгин "На Иртыше" и др.).

Как это ни парадоксально, но именно глубокий драматизм современной прозы, новые подходы к осмыслению истории общества позволили ей сегодня ощутить себя частью мировой культуры, ее гуманистического крыла. Переосмысление истории - не самоцель, а болезненный, но необходимый процесс во имя утверждения ценности человеческой личности, к которому стремится перестраивающееся общество и его литература. Для "деревенской" прозы, которая всегда утверждала общечеловеческие ценности, это осо-* бенно важно и отрадно.

Еще в конце 70-х годов В,Астафьев сетовал, что у нас нередко стремятся "замазать и вообще снять тему общечеловеческую..,, что не просто плохо, но и убого", и считают себя "единственно гуманными в современном мире", а это приводит к отъеди-ненности от остальных людей , Сегодня эти негативные процессы преодолеваются, что является одной из важных характеристик современного литературного творчества.

Нам представляется важным остановиться на проблеме художественного историзма, которая неизменно возникает при обращении к исследованию исторического материала в литературе. Этот вопрос обсуждался на упомянутой выше конференции историков и писателей, где многие ее участники отмечали, что историзм является той общей категорией, которая могла бы объединить твор-» ческие усилия писателей, историков, литературоведов и критиков,

В литературоведении давно ведутся споры о сущности категории художественного историзма, однако до сих пор какого«*либо

I. Цит, по ст,: Белой Г. Кризис?! Кризис! // Взгляд: Критика. Полемика. Публикации. - М., 1988, - б. 63-64.

- 15 -единого определения нет. Если обратиться к истории вопроса со** ветского периода, то довольно настораживающим нам представляет-» ся предложенное на первом Всесоюзном съезде советских писателей (1934 г.) разъяснение названного понятия в контексте разговора о методе социалистического реализма, данное в докладе П.Юдина, По его мнению, правильное понимание художественного историзма должно "избавить художников всех форм, всех жанров от неправдивых, исторически неправильных выводов и обобщений" , При этом предложена простая и всем понятная формула: различай в жизни "главное*, которое "с точки зрения марксизма" и есть типическое, и "второетепенное"нкетипичное, первое надо брать, а на второе не обращать внимания . В качестве примера приводится изображение деревни 1932-1933 годов, где "главным", "основным" в центре внимания писателей должен быть "решительный разгром кулачества»,, и утверждение нового социалистического строя деревни - колхозного строя" .

Однако честному писателю без "второстепенного" обойтись было нельзя, и, понимая это, П.Юдин решительно заявляет, чтхг есть "некоторые книги", где "писателей занимает второстепенное, нетипичное, но возводимое ими в основное", относя увлеченность им, конечно же, к недостаткам литературного процесса . Что же являлось "нетипичным"? Скорее всего, это сопротивление крееть** янства насильственной коллективизации, трагедия его, о которых в 30~е годы осмеливались писать немногие, а после смерти Сталина в полный голос, открыто рассказала советская литература.

Это понимание историзма господствовало довольно долго, од«*

14. I Всесоюзный съезд советских писателей. Стенографический отчет. ** М., 1934. - С. ббб.

15. См. там же.

16. См. там же.

17. См. там же.

~ 16 ~

ни произведения, создаваемые в его русле, сегодня заслуженно забиты, о других мы говорим как о гордости своей культуры.

Со временем содержание понятия "историзм" несколько изме-нидось. И художественный историзм, на наш взгляд, уже понимает-і ся не как тождественность литературного отображения историче-I скому событию, а как соотношение прошлого (объект, историчес-кий материал) и современного (субъект, автор, его представления), где последнее занимает значительное место. Вот почему С.Залыгин отметил, что при обращении к истории художник видит два факта: один - о котором он пишет, и другой - "факт его собственного отношения к этому факту", что наиболее любопытно и интересно .

У современных авторов различны точки зрения на художест-венный историзм. Одни преувеличивают субъективный момент в ОПИ-сании прошлого (например, Б.Окуджава), другие - а іреди них, думается, С.Залыгин, более или менее органично соединяют прожгло е и современность, идя как бы и от прошлого, и от современности.

Такой подход к художественному историзму является нацио-надьной традицией, ведущей начало еще от А.Пушкина и Л.Толстого, в произведениях которых историческая тема носила "подчиненный" характер и главенствующую роль играла человеческая судьба, включающая в себя волнующие современников социально-нравственные проблемы (например, "мысль народная" - одна из главных проблем 60-х годов прошлого столетия - была воплощена в романе "Война и мир"). Как развитие этой традиции представляем мы во второй главе иссдедования рассмотрение противостояния характеров в романах В.Бедова "Кануны" и "Год великого перелома" и

I. См,: Историки и писатели о литературе и истории. Материалы конференции // Вопросы истории. « ІУ88. - № б. - С. 61»

- 17 -Б.Можаева "Мужики и бабы", где на материале коллективизации, ее противоречий, раскрыты не только авторские концепции самого "великого перелома", но и их размышления о роли народа и і личности в истории, о духовности общества, о формах организации его жизнедеятельности и многие другие вопросы, волнующие писателей и их современников.

Вместе с тем, мы руководствовались в освещении проблематики романов и обшеметодологическим принципом понимания историзма, сформулированным В.М,Лениным. Он призывал при обращении художественной литературы к прошлому "не забывать основные исторические связи, смотреть на каждый вопрос с точки зрения того, как известное явление в истории возникло, какие главные этапы в своем развитии это явление проходило, и с точки зрения этого его развития смотреть, чем данная вешь стала теперь" ,

С этих позиций подходим мы и к оценке изображения периода коллективизации в литературе. Явление коллективизации (мы различаем кооперирование и коллективизацию как его форму) - сложное, ив нем в концентрированном виде проявились многие обше-j ственные проблемы. Кооперирование сельского хозяйства было не-j обходимо рождающемуся государству и должно было разрешить це-І лый комплекс вопросов - от чисто экономических до социально-нравственных и психологических, іменно этот процесс отражен в г романах "Поднятая целина" М.Шолохова, "Бруски" Ф.Панферова, / "Полесская хроника" И.Мележа и других. Однако избранные формы ! его осуществления усугубили целый ряд старых и стали средото-\ чием новых бед народа. И это снова подметила и изобразила литература - произведения А.Платонова прежде всего.

Современная "деревенская" проза ставит многие вопросы, и среди них: была ли неизбежна коллективизация в тех формах, в I. Ленин В.И, Поли.собр.соч. - Т. 39. - С. 67.

- 18 -которых мы ее знаем, что из себя представляло движение "двадцатипятитысячников" на самом деле и какова его роль в раскулачивании и создании колхозов, кто были сосланные на неудобицы Севера крестьяне - "враги народа", и главный - почему так дешева была человеческая жизнь, а вместе с ней совесть, милосердие и доброта? Одни из писателей разворачивают в своих произведениях большие исторические полотна, стараясь хронологически просле-! дить разрушение деревни (В.Белов "Кануны" и "Год великого пере-I лома", Б.Можаев "Мужики и бабы", И.Акулов "Касьян Остудний" и др.), другие до предела сжимают повествовательный материал, сознательно убирая устрашающие детали и факты, делая акцент не j на событиях, а на сознании и психологии герое (повести Ш.Абра-мова "Поездка в прошлое", В.Быкова "Облава" и др.).

Выбор конфликтной проблематики, реализованной в противостоянии характеров и отражающей кризисные явления общества, противоречия коллективизации, в современной "деревенской" прозе определил предмет исследования в диссертации. Для анализа избран наиболее репрезентативный материал, показывающий процессы, происходящие в современной советской литературе в целом, ее сильные и слабые стороны, достижения и просчеты, находки и утраты - это, прежде всего, романы В.Белова, Б.Можаева, а также повести В.Гроссмана, І.Абрамова и других. Тесная связь исследуемых произведений с общественно-политической ситуацией в j стране и вычленение в них ряда важных проблем приводит к тому, \ что предлагаемый анализ будет нести нередко социологический характер, так как не все затронутые вопросы могут быть в достаточной степени оценены эстетическими категориями, поскольку лежат вне сферы художественного явления.

- 19 ~ Глава I

ВДЕЙНО-СТИЛЕВЫЕ ТЕНДЕНЦИЙ РАЗВИТИЯ "ДЕРЕВЕНСКОЙ" ПРОЗЫ: ИСТОКИ, ТРАДИЦИИ, НОВЫЕ ФОРМЫ ХУДОЖЕСТВЕННОГО

ВОПЛОЩЕНИЯ

Проза о деревне, принадлежа тематически к такому направ-лению в литературе, которое должно было бы тяготеть к старой патриархальной деревне, ее характерам и нравственности, в действительности сразу же вышла за эти рамки, обратившись к сложным вопросам отношений человека в современном мире - а главное, к проблеме смысла человеческого существования. Она - "размышляющая проза", озабоченная не только судьбами деревни, но и перспективами развития всей страны, что подтверждает опыт творчества многих писателей.

Не случайно споры о корнях современной "деревенской" прозы довольно продолжительно велись в литературоведении и критике. Обобщив их, вычленим, на наш взгляд, основные точки зрения» Так одна группа (І.Кузнецов, Вс.Сурганов, Л.Теракопян) считает деревенскую прозу достаточно традиционной. Во многих ее каче-j ствах видят традиции, заложенные в классической советской про-

| зе на тему деревни, - "Поднятая целина" М.Шодохова, "Барсуки" Л,Леонова, "Бруски" Ф.Панферова, произведения Л,Сейфудлиной, А.Неверова и др. Другие связывают "деревенскую" прозу с творчеством крестьянской "плеяды" в дореволюционной русской литера-туре «* С.Подъячева, С.Семенова, И.Касаткина, И.Вольнова и др.

18. См.: Кузнецов . Самая кровная связь. - М,, 1987; Сурганов Вс. Человек на земле, - М., 1981* Теракопян Л. Пафос преобразования. Тема деревни в прозе о0«70-х гг. - М., 1978; Параллели и пересечения: Современная проза: проблемы, конфликты. - М., 1984,

19. См.: Макина М, Творчество крестьянской "плеяды" в русской литературе начала XX века и "деревенская проза" наших дней // Русская литература. - 1980, - № 2,

- 20 -Третьи пытаются поставить у ее истоков ЛДеонова с его "Русским лесом", связывая многие качества этой прозы с усилением

т интереса к проблеме человека и природы .

Сегодня мы наблюдаем новый интерес к "деревенской" прозе в критике, но возник он в контексте дискуссии о кризисе советской литературы (об этом мы говорили во введении). Все это до-5 называет, что "деревенская проза" - явление сложное и неоднозначное.

Тема человека на земле всегда интересовала писателей, поэтому не удивляет ее появление в литературе. Необходимо отметить особый и устойчивый интерес к ней именно в нашей литературе, хотя процессы урбанизации и отчуждения крестьянина от земли идут во всем мире. Главное, что традиционно развивалось в отечественной литературе « это тема боли за поруганную душу человека, гуманистический пафос утверждения самоценности личности, В этом усматривается глубокая связь с истинно народной традицией зашиты человеческого в человеке. Обращение к таким вершинам литературы, как поэма "Мертвые души" Н.Гоголя, повести "Дерев^ня" Й.Бунина и "Мужики" А.Чехова, очерки о деревенской жизни Г.Успенского, ранние рассказы М.Горького, роман "Тихий Дон" М.Шолохова, недавно возвращенные к нам произведения А.Платонова - "Чевенгур", "Котлован", "Ювенильное море", ряд его рассказов, охватывающие большой исторический отрезок, и сопоставление их с целым рядом произведений 80-х годов, подтвержда-> ет мысль, что критическое начало в освещении деревенской жиз- ни и пафос защиты человека есть и сегодня. И в этих традиционных корнях сила "деревенской прозы".

В дореволюционной прозе о деревне можно выделить привычные

I, См.: Вахитова Т. "Русский лес" Л.Леонова и развитие прозы 60-70 гг. // Русская литература. - 1979, - 1 2,

- 21 -доминанты: уход от земли, тщетность усилий крестьянина вырваться из нужды и горя и прорывающееся в бунте и мятеже безысходное страдание. Причем наблюдаются две традиции в понимании сути и причин мужицкого бунта. Одна объясняла его совершенно бесчеловечными социальными условиями, в которые был поставлен труженик, другая - объявляла выражением "звериной сущности мужика, голосом нутра", й если в произведениях одних мы чувствуем боль за крестьянина, то у других - проявление страха перед ним, смакование ужасов. При этом разделить четко позиции даже в творчестве одного писателя было подчас невозможно. Так скептицизм в отношении к мужику проникал даже в творчество такого выдающегося реалиста, как И.Бунин С "Деревня", "Ночной разговор", "Захар Воробьев", "Окаянные дни" и др.), а в ряде очерков Г.Успенского, писателя, не склонного к приукрашиванию мужицкого быта и нравов, подчас очень жесткого, находим почти поэтизацию крестьянского труда, который показывается как призвание и духовная потребность, где главенствуют радость и удовольствие. Уже в дореволюционной художественной литературе крестьянин, мужик представлен как неоднозначная, противоречивая фигура. Таким он и будет изображаться.

В рамках этого разговора нам представляется интересным взгляд М.Горького-публициста на русского крестьянина, изложенный в опубликованной в Берлине в 1922 году статье "О русском крестьянстве", перекликающейся с более ранними "Несвоевременны*» ми мыслями" (I9I7-I9I8 гг.) писателя» Общий тон ее довольно мрачный, а краски в портрете русского мужика наиболее черные. Обвиняя крестьянина в беспамятности, да и нежелании знать прошлое, он называет одну из определяющих черт национального характера - "особенную жестокость, хладнокровную и как бы испытывающую пределы человеческого терпения к боли, как бы изучающей цеп-

- 22 -кость, стойкость жизни" . Автор сомневается в религиозности

і русского крестьянина, наблюдая, скорее, "скептицизм невежества" в его великодушии, видя в деревне прежде всего неблагодарность, суровую реалистичность и хитрость мужика»

Нарисовав страшные картины жестокости, М.Горький спрашивает, где же тот добродушный и вдумчивый русский крестьянин, неутомимый искатель правды и справедливости, которого так убедительно и красиво рисовала миру русская литература XIX века? Произведения народовольцев, по мнению писателя, идеализировали его, но уже в конце XIX века появился более правдивый, критически созданный образ мужика у Й.Бунина и А.Чехова. Эту же линию продолжили писатели начала XX века - Й.Вольнов, С.Подъячев, Вс. Иванов, произведения которых свидетельствуют о "жуткой де-ревенской темноте", и их, выходцев из этой среды (а они хорошо знали и понимали жизнь крестьянства, "горе и грубые радости деревни, слепоту ее разума и жестокость чувства" ) не обвинишь в интеллигентском пренебрежении к народу, как обвиняли И.Бунина.

Однако выводы этой статьи представляются нам совершенно противоположными "Несвоевременным мыслям". Так,страстно протестующий всего четыре года назад против "жестокости форм ревожю-

| ции", он оправдывает их теперь "исключительной жестокостью русского народа". Зашитая вождей революции от обвинений в зверствах, он пишет, что "характер действительности неуклонно обязывает их руководствоваться иезуитским принципом "цель оправдывает средства" и делает вывод: "Тех, кто взял на себя каторжную, Геркулесову работу очистки авгиевых конюшен русской жизни, я не могу считать "мучителями народа", - с моей точки зрения,

1, Горький М. О русском крестьянстве // Цит. по журналу "СССР:
внутренние противоречия", - 1987. - № 19. - С. 204.

2. Там же. - С. 205-206.

- 23 -они - скорее жертвы. Здесь следует сказать, что художественное творчество писателя глубже постигает душу народа, особенно противоречивую - крестьянина.

В произведениях периода становления советской литературы

,' (книги А.Неверова, I. Сейфу длиной, Б.Пильняка, М.Шолохова и

і Но этого не произошло: "Тихий Дон" обеднили и приспособили после длительных сжорев к нуждам "текущего момента", а А.Платонова вообще "замолчали" почти на полвека.

И тем не менее, на наш взгляд, современная литература о деревне, в частности, обращенная к истории, к коллективизации, уходит корнями в лучшие произведения 30-х годов, где многие линии, многие позиции были уже намечены, а развиты затем писате-лями 50-70-х годов . Взгляд на события, современником которых ты являешься, и взгляд на них же спустя более полувека не могут не различаться. Обращаясь к теме коллективизации, крестьянской жизни вообще, художники 30-х отвечали, как правило, преж-

20. Горький М. О русском крестьянстве. - G. 216-217.

21. Существует, однако, и иная точка зрения. Так, например, И.Житвиненко в статье "Писатель - это следователь" (см. в кн.: Взгляд: Критика, Полемика. Публикации. - Вып. 2. - М., 1989. - С, 98-127) пишет, что впервые подвергла сомнению официальную версию "великого перелома" литература 60-70-х гг., и начинает свой анализ с повести С,Залыгина "На Иртыше",

- 24 -де всего на вопросы, волнующие их современников. Главным из них тогда являлся, быть ли социализму в деревне, воплощавшийся в конфликте между Советской властью и ее врагами. Вот почему эстетика 30-х годов не принимала, например, дистанцию отстраненности в художественной манере А.Платонова, что обеспечивало ему "власть" над своими персонажами, и не возражала против высокой идеологичности произведений, вплоть до подчинения художественного конфликта классово-социальному.

По сравнению с дореволюционной прозой о деревне произведения 30-х годов дают уже в большинстве своем оптимистическое решение крестьянской темы. Раскрывают они и драматизм ломки старого, классовой борьбы, идейно-психологической перестройки, сложность самих поисков нового, не обходившихся без издержек и ошибок. Однако крестьянин в большинстве произведений представляется как материал, из которого предстоит сделать труженика социалистического общества. Вот почему во многих из них рганн-зация колхозов, победа над классовым врагом даны как разрешение противоречий.

Заслугой прозаиков 30-х годов можно назвать увиденное ими столкновение в душе крестьянина привычного, когда есть свой клочок земли и надежда только на себя, и неведомого, что связывалось в их сознании с коллективизацией. Это столкновение рождало глубокий психологический конфликт, показанный, например, <|,Панферовым в "Брусках", М.Алексеевым в "Каргоже" и многими писате* лями вплоть до 80-х годов.

Бытовавшая нередко в те годы легкость, с которой оценивалась расстановка классовых сил в деревне, подвергнута сомнению Ш.Панферовым в романе "Бруски" 1928-1937 гг.). Впечатляющи по своему эмоциональному настрою в произведении, которое во многом

«. 25 -несовершенно, страницы, посвященные описанию жестокого и гряз»* ного быта крестьян, картины, рисующие их во многом зверские обычаи. На этом фоне и разворачиваются события преобразования деревни. Автор едко иронизирует над секретарем губкома Жарковым, который представляя село по докладам, выступлениям на съездах да по плакатам: "...с одной стороны, противник революции - кулак, с другой, защитник ее * бедняк, А середняк, жуя губы, стоит в стороне" , Однако несколько дней, проведенных им в Широком Буераке, не оставили и следа от этой четкости и про-стоты, А встреча с таким бедняком, как Шлейка, вообще повергла его в недоумение. По мнению односельчан, іденка Стакое унизительное прозвище не случайно было ему дано) » лентяй, он не хочет работать. Способен он, как показывает содержание романа, и на подлость. Словом, никак по своему облику он не тянет на "защитника революции", В результате своей поездки Жарков начи-нает сомневаться в правильности политики партии в деревне:

"Если она такая беднота, то мы свою политику в деревне строим

«2
на песке, впустую" .

Есть в произведении и еще одна линия, которая только на-мечается автором и которая найдет в прозе 70-80-х годов свое развитие. Это описанный Ш.Панферовым случай с осужденным за превышение власти и избиение крестьянина во время хлебозаготовки Яшки Чухлява, которого вскоре выпустили и даже восстановили в партии "за борьбу с кулачеством". Эта маленькая деталь довольно точно подмечает характерную для 30-х годов ситуацию, когда уголовному преступлению придавался политический смысл, и оно уже получало по закону "революционной целесообразности" совершенно иное звучание. Так шел процесс искажения нравствен-

22. Панферов Ф. Бруски. - М,, 1947, - С. 80.

23. Там же. - G, 80.

— 26 —

HEX НОрМ,

В романе "Бруски", в целом, рыхлом го композиции, не отделанном сюжетно, только намечаются развитые последующей литературой мотивы ложности четкого социально-классового деления в деревне, неоднозначность как фигуры бедняка, так и кулака. Однако произведение, и в этом его главный концептуальный изъян, создано в русле официальной концепции коллективизации, господствовавшей многие годы.

В целом не выходит за рамки этой концепции и повесть Я.Ко-ласа "Отщепенец" (І930-І93І гг.). Однако считаем важным обратиться к ней по двум причинам: это одно из первых произведений, где хотя и довольно робко, но воплотился отличный от официального взгляда на коллективизацию, и вторая - произведение подтвердило распространенную ситуацию тех лет. "Отщепенец" стал одной из самых драматических страниц в биогрфии писателя. Поспешность, с какой "сомнительный" тогда литератор выпускал книгу, объясняется желанием доказать свою верность власти и не потерять тем самым возможность писать (вспомним похожий поступок М.Шолохова с "Поднятой целиной", описанный в статье ССеманова

"О некоторых обстоятельствах публикации "Тихого Дона")г

Белорусский исследователь творчества Я.Коласа М.Мушинский , делая текстологический анализ разных редакций повести, пишет, что сначала писатель создал шесть разделов про селянина, кото*» рей, чтобы не вступать в колхоз, бросил дом, семью и пошел в мир. По сути это был законченный самостоятельный рассказ, и в таком виде, по мнению автора, более вредил, чем способствовал

I* См.: Семенов С, 0 некоторых обстоятельствах публикации "Тихого Дона" // Новый мир. - 1988, ** $ 9.

2. МушннскІ МІхась, Рзабілітация героя. Аповесць Якуба Коласа "Адшчапенец" // ЛІтаратура I мастацтва. - Минск, 1987. -18 и 25 декабря.

- 27 -коллективизации. Он продолжил работу. Первые разделы теперь уже повести были написаны в традициях тогдашней устоявшейся социально-аналитической прозы, что и позволило критике долгое время воспринимать "Отщепенца" как произведение бытового плана, как агитку. Действительно, в нем есть для того многое: психологически неразработанный образ - схема кулака Чикилевича, идеализированный колхоз "Волна революции", традиционный для того времени и тоже очень схематичный образ рабочего-двадцатипятитысячника Мирона Брыля, есть образец внедряющейся в язык того времени казенной лексики - письмо Никиты (сына главного героя Прокопа Дубяги) и др. Более того, критика, как правило, обращалась только к отдельному изданию повести 1950 года, где многое автором изменено и даже появилось совершенно классическое для того времени завершение линии кулака килeвичa (когда нашли его клуню, он, взяв топор, пошел с сыном туда защищать свое добро, и сын, пытавшийся остановить отца, стал его жертвой). Мы же обратимся к редакции 1931 года, где автор, на наш | взгляд, выражает сомнение в легкости и повсеместной доброволь-( ности создания колхозов, где намечает глубокий социально-психологический, морально-этический конфликт, связанный не только с экономическими, хозяйственными вопросам, с формой организации работы, а прежде всего со взглядом на человека, его человеческую сущность.

Главный герой повести Прокоп Дубяга - середняк, человек трудолюбивый, думающий, сомневающийся. Колхоз для него «* неведомое, поэтому он не приемлет спешки, с которой тот создается, не принимает по-детски восторженного и легкого отношения к его организации (такое мы находим у бедняка Маринича). Сам труженик, знающий цену крестьянской работе, он протестует против уравнивания во всем и ему не нравится веселье перед вступлением

- 28 -в колхоз. Многое Прокоп принимает, но боится, что не все в колхозе будут работать одинаково хорошо, а такой несправедливости он не признает. Психологически мотивирована сцена разговора, совета Прокопа со своей скотиной, где проявляются любовь и жалость хозяина к нажитому,где показана трудность душевной ломки. Используя прием странствия (продолжение традиции Н.Некрасова, воплощенной в поэме "Кому на Руси жить хорошо"), автор отправляет своего героя добровольным ходоком (позднее у А.Твардовского тоже такой герой появится - Никита Моргунок) удостовериться в преимуществах колхозной жизни.Оставив позади родное Затонье,где с его уходом развалился так трудно создававшийся колхоз,он попадает в "Волну революции".При всей идеализации жизни, автор не мог не сказать и о недостатках.Коллективизация внес-| ла разлад в крестьянский мир,закрепив его деление на категории, \ и,конечно же,не обошлось без издержек.Так '"кулак" Бабура, живущий на хуторе, вовсе не кулак, а простой труженик, захотевший когда-то пожить на отшибе, отчего и зачислен в "мироеды".Поназывает автор и появившееся у людей ожесточение (сцена раскаяния на собрании мягкого и чувствительного Лапко за то, что помог своему приятелю Бабуре сложить печь) и многое другое. Одна-| ко сказать о раскулачивании Я.Колас все-таки не посмел.

Таким образом, уже в этом произведении выражается сомнение в желанности и добровольности вступления в колхоз всех крестьян } и обращается внимание на сложность ломки сознания человека и ^s самое главное - на превращение его из самоценной сущности в человеческий материал. Повесть позволяет говорить, что в те годы, когда господствовало "единомыслие" практически во всем, в среде писателей делались попытки художественного воплощения недек-ретированного сверху взгляда на коллективизацию.

Особое место в литературе 30-х годов занимает творчество

- 29 -А.Платонова. Для реализации поставленной в данной главе исследования задачи считаем целесообразным остановиться на нем подробнее.

Значительная часть произведений А.Платонова дошла до массового читателя только в последние три года, и среди них повести и рассказы о строительстве и первых шагах социализма. В публицистике 20-х годов писатель обозначил важные проблемы, часть из которых позднее стала основой его художественной прозы.

Подобный путь в своем творчестве прошли и В.Белов с Б.Мо-жаевым. Будучи журналистами в газетах, в своих статьях и очерках, публицистических выступлениях они показали глубокое знание проблем русской деревни, увидев их объемно и перспективно. Это отражено в двух книгах Б.Можаева - "Запах мяты и хлеб насущный", "Надо ли вспоминать старое?", статьях В.Белова "Раздумья на родине", "Ремесло отчуждения". 0 земле и судьбе ее истинного хозяина, о хозяйственной самостоятельности и новых формах работы на селе, о сочетании интереса личного и общественно** го, о растранжиривании природных богатств и о многом другом болят души писателей. Отчего это происходит, отчего теряется чувство хозяина земли у крестьянина, а отсюда появляется и равно» душие ко всему? Где корни его? Исследуя эти проблемы, оба автора углубились в историю, прежде всего, в период коллективиза** ции. Таким оказался путь к романам "Мужики и бабы", "Изгой", "Кануны",

Субъективно приветствуя социалистическое строительство в стране, энтузиазм обновления жизни, А.Платонов принимал личное участие в деле переустройства ее. В 1921 году выходит в свет его публицистическая книга "Электрификация", и автор ее назначается председателем губернской комиссии по искусственному оро-

- зо -шению безводных земель. Он много пишет, ездит, работая инженером-мелиоратором, специалистом по электрификации сельского хозяйства до 1927 года, когда оставляет службу и становится профессиональным литератором. Но и после этого продолжает ездить, наблюдать, изучать жизнь . Об этом он писал в своих письмах. Однако объективный смысл его произведений говорит о другом: А.Платонов почувствовал глубокий разлад в обществе, наступив-

[ ший в результате трагически ошибочных решений партии и государства о темпах индустриализации, о коллективизации и ее формах и т.д., что и нашло отражение в его бедняцкой хронике "Впрок" (1929-1930), повестях "Котлован" (І929-І930), "Ювенильное море" (1934) романе "Чевенгур" (1929-1930) и ряде рассказов. Думается, именно невозможность в своих произведениях говорить неправду, свойственная действительно большим мастерам, и явилась одной из причин обрушившегося на писателя осуждения современной ему критики и более чем на полвека разлучила часть его книг с читателями. Второй, на наш взгляд, очень важной причиной стала доминантная линия его произведений, реализуемая в сюжете, кон-

| фликте, характерах, подчеркнутая особым языком, - это соотношение классового и общечеловеческого в морали в пользу последнего. Автор уже тогда предвидел деформации, повлекшие снижение уровня нравственного сознания людей.

А.Платонов, не имея возможности прямо и открыто высказывать свои взгляды, избирает особый стиль, позволяющий показать разрыв идеи и реальности, приведшей к неисчислимым бедам, деформациям общества. Анализ произведений писателя показывает, что в них живут традиции сатирика прошлого века » М.Е.Салтыкова-Щедрина, проявляющиеся в стиле, характерах и т.д. И тем не

I. См.: Творчество А.Платонова. Статьи и сообщения. - Воронеж: Изд-во Воронежского ун-та, 1970. - С, 229-230.

"* о J. —

менее это не чистая сатира, а скорее реалистическая проза пиеа** теля, воплощающая его идеалы (об эволюции идеала А.Платонова пишет В.Чалмаев в своей монографии "Андрей Платонов (К сокро** венному человеку)" -.П., I9S9 г.), Шдешя жив, незримо приеут*» етвует, не случайно М.Горький уловил "нежность отношения к людям" , определенный лиризм , но проявляются они опосредованно, в подтексте. Трагизм произведений объясняется эволюцией взглядов писателя* Іт понимания революции каж явления надличностно* го, как грандиозной попытки построить жизнь на основе духовных (ценностей и победить все трагедии былого, даже смерть, и н«» степенно приобретает, по выражению В.Чалмаева, "сатирическую зоркость и даже желчность" . Казенщина, комчванетво, подмена

I революции "порядком" разрушили ег мечту, его идеал. А.Плато* нов почувствовал это раньше многих, вот почему можно считать,

что в письме к І.Горькому (1929 г.) , объясняя основную идею "Чевенгур", он не лукавил.

А.Нлатонов провидел многое из того, что впоследствии переделил на0с и направленность русской, в тм числе "дереве»* * ской" прозы, романов В,Белова и Б.Можаева, повести В,Быкова "Облава", появившихся сорок лет сиуетя» ічевидец шрисхдяиих тгда событий как в городе, так и в деревне, прозаик предай* дел трагический конец творящегося насилия. Писатели, жаши современники, стали свидетелями этой беды: раскрестьянивания человека, потери им чувства хозяина земли и вымирания сел, логически восходящих к коллективизации. И понимают они е в общем одинаково: трагедия народа не в перегибах и извращениях, как считалось долгое время, а в ошибочной политике в целом.

24. Литературное наследств. « Ї, 7. « М,, 1963* * С. 113.

25. Чалмаев В. Андрей Платонов |К сокровенному человеку}. * М., І9І9. т С. 2ЙГ

26. Ом.: Литературное наследство. * Т. 7, « М., I9S3, » С, 313« 314.

m 32 "

В сюжете повести "Котлован" раскрываются результати соци* адьног утопизма. Построить социализм за несколько месяцев, обеспечив всех едина ковш счастьем в "единственном обтепроде*» тареком доме", не удается» Да это и неудивительно, ведь счастье ., по мнению героев, "произойдет от материализма... а не от смысла¹*. Смысл, истина и их противоположность в повести * энтузиазм ** одни из основных категорий философски-нравственного осмысления мира автором. Одни герои СВошев) ищут смысл происходящего, другие (Козлов, Сафронов) уповают на энтузиазм, одни различают еще конкретного человека с его проблемами, другие » только класс, одни erne способны сострадать, другие живут по ло«* зумгу* "скорбь у нас должна быть аннулирована".

Ведомые щелью построить і конечном итог "башню в середи» не мире", "куда войдут на вечное, счастливое поседение трудящиеся всей земли" и где пролетариат будет жить "для энтузиазма труда", горожане идут освобождать от "иней капитализма" деревню. Посланцы рбочего класса, не знающие специфики сельского труда и крестьянской психологии, с энтузиазмом проводят сплошную коллективизацию Сс похожей ситуацией мы встретимся в рома» не М.Шолохова "Подмятая целина" и повести С.Антонова "Овраги") и др. Гибнут люди, село, жизнь вообте, остается же "твердая линия дальнейших мероприятий". Ребенок « символ нового, привносящего радость, пробуждающего в человеке гуманистические научала, и его смерть в повести приводит к тому, что вера в буду-» теє поколеблена. Сюжетно повесть заканчивается прозрением ге** роев * Воиева, Чиклина,Іачева: первому больше не нужен "смысл жизни" и "истина всемирного происхождения", второй отмечает, что "обессердечили люди, непрестанно думая о сплошной коллектив визации", а третий больше ни во что не верит, ведь "коммунизм »

детское дею", а Настя умерла, и он уходит в город, чтобы нюсог*» да не возвращаться на котлован,

Сильной стороной произведений А.Ілатонова, ставшей продол* жением гуманистических традиций русской классической литературы, является облеченный в иронико**еатирическую форму протест против уничтожения в человеке индивидуальности, гуманистических начал, превращения его в винтик большого механизма. Столь далекое от соответствия канонам классового подхода содержание по*? вести не могло быть понято и принят в 30*»е годы, сегодня же оно вписывается в общую тональность нашей возрождающейся культуры.

Понимая сложившееся к нему отрицательное отношение в критике Дштонов пытался спасти свои последние произведения, в частности, "Чевенгур", ведь этот роман ** продолжение его гумани*» стических усилий, желание о многом предупредить молодое обще* ство {начало было положено "Усомнившимся Макаром" и "Че^Че*»"), Обращаясь к Горькому, писатель назвал причины, по которым ему отказали в публикации: "революция в романе изображена ненра** вильно", "все произведение поймут даже как контрреволюционное", Он просит прочесть роман, и, если будет согласие писателя, сказать, что "автор прав, и в романе содержится честная попытка

т изобразить начало коммунистического общества Горький отве**

тил несколькими неопределенно-заботливыми письмами, пытаясь смягчить предстоящий Платонову удар, предлагал то переделать часть "Чевенгура" в пьесу и поговорить с директором театра Скак известно, он это сделал, но литературный отдел 2*»го МХАТа отклонил мысль об инсценировке!, то попробовать себя на комедии, ви«* дя в нем родство с Гоголем, В конце концов он признается: "продолжаю ждать от вас произведения, более достойного вашего та« I» Литературное наследство, - Т.70, * М,, 1963. - С. 313~314.

m* )4c mm

ланта" , « тем самым выразив свое, в целом негга?ивн@, отноше** мне к роману*

Почему Горький, чуткий к слову и внимательный к начинающим авторам, не понял Платонова? В "Чевенгуре" он увидел чрезмер-ную растянутость, обилие "разговора" и затушеванность, стер** тость "действия" предрекая ему печальную судьбу, называет причины - "анархическое умонастроение" автора, придавшего освещению действительности "лирико-сатирический характер" и сделавше*

го своих героев "чудаками" и "полоумными" при всей нежности

о своего отношения к людям . Понимая, как это огорчит автора,

Горький пытается его успокоить, сожалеет, что не может помочь.

I все же его истинное отношение ** непонимание Платонова, нерод-

ственность манеры художника его, горьковскому стилю.

М.Горький в "Несвоевременных мыслях" страстно обличал

прогрессирующее разложение духовности человека, уничтожение

именем пролетариата людей и культурных ценностей, безграничную

политизацию всех процессов, страх перед массой, когда уже "со-

_ вершенно бесполезно говорить о совести, справедливости, об ува»

3 жении к человеку и обо всем другом... .

Следом за ним, но другими средствами, продолжает эту работу А.Платонов, Его герой, представитель того самого авангарда, j которому все можно, - Сафронов. Это он и ему подобные призывают: долой "скорбь", долой "сомнения", даешь всеобщий "энтузиазм" и счастливое будущее "только одному" классу, а не всем людям без разбору".

Для раскрытия конфликта А.Нлатонов использует традиционный

1. Литературное наследство.. Т. 70. - М,, 1963, - С. 315.

2. Там же. - С. 313.

3. Горький М. Несвоевременные мысли // Литературное обозрение. * 1988. - I Ю. - С. 107.

для нашей литературы прием: главный герой, рбочий Вошев, отправляется на поиски смысла жизни, истины. Он шает их и в бри« гаде землекопов на котловане, и в колхозе, и в домах едино лич*» ников, и у активистов. Сталкиваясь с изнурительным трудом, с насилием, Вотев начинает сомневаться в их необходимости и в том, что есть что**то особенное в общем существовании» Так по** степенно раскрывается авторская концепция человека, для понима** ния которой важен смысл названия повести.

Имея несколько значений, слово "котлован" (в словаре В.Да» ля "котлован" ** это место в воде, углубление для закладки в него мостового быка, устоя; у Брокгауза и Ефрона «» это "выемка" в земле, произведенная для закладки фундамента и иных еооруже* ний"-), в данном случае ближе к понятия места, где перемажыва** ются люди в одну "среднюю кучу", где будет погребена личность и торжествуют бюрократические методы руководства. Котлован « не только место под фундамент будущего "обшепролетарского до*-ма" (это явная утопия, доведенная до абсурда идея коллективизма), но и место под обтую, братскую могилу для тружеников (не потому ли, предчувствуя грядущее, крестьяне заготовили гробы впрок и для старого и для малого?). Умирает человек не только физически, умирает человек в человеке, исполняется горьковское предвидение: "...где нет уважения к человеку, там редко родят** ся и недолго живут люди, способные уважать самих себя » Не случайно во вступительном слове к повести "Котлован" С.Зашгин вводит понятие "котлованность" » нелепость, дисгармоничность,

1. Даль В. Толковый словарь живого великорусского языка, - М.,
1955, - Т. 2. - С. 178 (по словарю В.Даля 1881 г.); Словарь
современного русского литературного языка, - М.-І., 1956. -
Т. 5, « С, 1538 (по Брокгаузу и Ефрону, І9І4),

2, Горький М, Несвоевременные мысли // Литературное обозрение, *
1988, *» № 12. - С# 86,

драма человеческого существования", и этим проникнуто все содержание платоновского произведения.

Страницы, посвященные деревне, коллективизации, пожалуй, наиболее трагические. И трагизм проистекает прежде всего от того, что тонкий организм души заставляют жить по чуждым ему законам. Так появляется идея Организационного Двора - прообраза концлагеря, помогающая раскрыть грядущие последствия волюнтаризма. Нет разницы между методами работы в деревне и городе, даже организатор коллективизации - активист, собирательный образ, не отличается по своим действиям от помощников из рабочих - Козлова и Сафроноаа. Те же мероприятия - ликвидация безграмотности, борьба с религией, что и в городе.

Деревня предстает перед Вошевым как "край согбенных плетней, заросших лопухами", как "бедняцкое колхозное сиротство с кучей мертвого инвентаря посреди". Чиклин же назвал колхоз имени Генеральной Линии "старой деревней", которую характеризует "всеобщая ветхость бедности", где "старческие терпеливые

плетни и придорожные, склонившиеся в тишине деревья имели

одинаковый вид грусти" . Определения характеризуют состояние подавленности, бессилия и бесправия деревни. Здесь характерная для стиля Платонова метафора, когда свойственное человеку состояние переносится на неодушевленную деревню. Это тоже сатира, но уже не в духе Щедрина, а чисто платоновская, с болью и грустью. К такому приему автор прибегает нередко,

Как не похожа эта картина на ту идиллическую, что предстает перед "мужиком с желтыми глазами", сорванным индустриализацией с земли "полевой страны", вспоминающим прошлое, свою де-

1. Залыгин С. Вступительное слово к повести А.Платонова "Котлован" // Новый мир. - 1987. - №6. - С.50.

2. Платонов А. Избранное. - С.550.

- 37 -
ревню во ржи,над которой "носился ветер и тихо крутил деревян
ную мельницу, размалывая насущный мирный хлеб. Он жил так в
недавнее время, чувствуя сытость в желудке и семейное счастье
в душе; сколько годов он ни смотрел из деревни вдаль и в бу-
I дущее, он видел на конце равнины лишь сияние неба с землею, а

над собою имел достаточный свет солнца и звезд".

Но местное начальство запланировало "в следующем полугодии дать на полмиллиарда сельхозпродуктов", значит, по мнению профуполномоченного Пашкина, "бедняцкий слой деревни печально заскучал по колхозу" и нужно направить туда "что-нибудь особенное из рабочего класса" для борьбы с "наличными виноватыми буржуями" и "деревенскими пнями капитализма" (в романе В.Белова "Год великого перелома", в самом его начале автор проводит ту же идею, говоря о причинах коллективизации, только вместо иронико-саркастического стиля прибегает к публицистическому). В ближайшую деревню на помощь "активисту общественных работ по выполнению государственных постановлений и лю-? бых кампаний, проводимых на селе", отправляются тоже активисты Козлов и Сафронов, "чтобы бедняк не остался при капитализме

9 круглой сиротой или частным мошенником в своем убежище . Так

объединяются деревенские и городские бюрократы, происходит завязка будущей трагедии.

Линия "активиста" в послеплатоновской литературе найдет широкую разработку. Однако наиболее типические черты, подмеченные писателем, в том или ином варианте будут обязательны.Активист стремится быть "подручным" рабочего класса (сатирическое воплощение руководящей и направляющей роли последнего), отличается торопливостью и желанием "иметь пользу будущего времени"

немедленно. Бюрократическую сущность активиста, "первоначаль-

3. Платонов А. Избранное. - С.540.

4. Там же. - С.547-548.

-38-.

ного человека в колхозе", автор раскрывает ироническим стилем.

Герой живет только директивами и тезисами, не спит ноча-j ми, ожидая верхового из района, чтобы немедленно приступить к выполнению новых указаний. Он "запустел, опух от забот, оброс редкими волосами", но не покидает мечту оказать влияние на "всемирное тело земли". Здесь все построено на несоответствии: герой "опух", но почему-то от "забот", когда в нормальной ситуации от этого худеют, "оброс", но не буйным волосом, как это бывает, а "редким", - сарказм, ирония создается от соединения несоединимого.

Стремление к усредненности, нивелировке окружающего мира f для удобства управления им - еіпе одна характерная для активиста черта» У Платонова герой определяет ценность человека тоже по "средней линии", вот почему его окружают люди с этим знаком: Елисей, который "имел документы середняка, и его сердце билось по закону", помощники активиста - "люди вполне бедные", председатель сельсовета - "середняцкий старичок" и др. Только в этой среде он может осуществить свой бюрократический идеал ка-зарменной коммуны, нацеленной на безропотное выполнение директив сверху» Да и собственные его директивы - верх абсурда ("устная директива о соблюдении санитарности в народной жизни", "звездный поход колхозных пешеходов в окрестные, жмущиеся к единоличию деревни" и т.д.).

Прием гротеска применяется автором, чтобы подчеркнуть аб-і сурдность создания Организационного Двора, где уже построен социализм (идя по пути А.Платонова, позднее Б.Можаев резко сатирически изобразит в своем романе подобные попытки построить социализм в отдельно взятом районе, ускорив темпы коллективизации и досрочно отчитавшись).

Двор этот живет по своим законам: активист и "ведущие бед-

- 39 -няки" производят обучение масс и произносят речи, здесь громадный дом с одной горницей, где все спят на полу и где проживают "недоказанные кулаки" и "разные проштрафившиеся члены коллектива" (вина их заключается в том, что высказывали "мелкие настроения сомнения" и "плакали во время бодрости", целуя колья на своем дворе, и т.д.), отсюда уходит вперед утром "босая коллективизация" агитировать окрестных "неорганизованных". Сведение жизни людей до незначительного набора функций удобно командно-административной системе: все на глазах, легко править. Да и сами люди уже не люди при этом. Не случайно так потрясает увиденная Чиклиным и Вошевым картина из жизни "организованного" обобществленного скота - лошадей, движения которых доведены до автоматизма, лишены даже намека на эмоции: идут спокойным, ровным шагом, сплоченной массой, пьют воду строго по норме, не теряя строя, идут заготавливать "посильную долю пиши". Объединив которую позже в "одну среднюю кучу", начинают медленно есть, "организованно смирившись". Почему это так напугало Вошева, почему его "удивило душевное спокойствие жующего скота"? Да потому, Что эти безропотные существа "с точностью убедились в колхозном смысле жизни". Абсурдная реальность, воспроизведенная, точнее, вымышленная автором, обнажает его истинное отношение к колхозу (в том виде, каким его узнал писатель), где, по его мнению, разнообразие и богатство натур будет сведено к одной -двум функциям, да и те осуществятся по команде. Эта притча направлена против "усекновения" человеческой природы.

Литература улавливает в те годы казарменные черты строящегося общества, рождаются новые жанровые образования, в частности, антиутопии (например, "Мы" Е.Замятина, "Скотный двор" Д.Оруэлла и др.). I. Платонов А. Избранное. - С. 560.

Символичен и образ Мишки Медведева, помощника кузнеца. История медведя - молотобойца складывается из двух эпизодов. В первом Михаил - кузнец чинит автомобиль, а калека Жачев выпрашивает у него табаку. Кузнец добреет при виде детей и от избытка чувств готов выкрикивать лозунги. Медведь-молотобоец уже работает так, что пахнет паленой шерстью от старания, тем более, что он делает поковку единоличнику, предвкушая от того выпивку. Молотобоец обладает только двумя качествами: "классовым чутьем" (с помощью его он раскулачивает, точнее, осуществляет месть) и "усердным старанием". Так материализуется метафора "работать как зверь", а следом за ней и "медвежья услуга", когда медведь, усердствуя, губит поковки, Содержание этого символа понятно: если человека освободить от мысли и всю его богатейшую натуру свести либо к функционированию в какой-то узкой плоскости, либо к подчинению, он перестает быть человеком, и место его - на Организационном Дворе.

Автор показывает закономерность происходящего, ибо все здесь замешано на насилии и страхе, на отсутствии мысли. Художественно убедительно нарисована картина борьбы с религией (близкие ей по абсурдности мы встретим в романах "Кануны" и "Мужики и бабы"). Чиклин, придя в церковь, видит курящего в храме! на паперти! попа!, выясняется, что тот зарабатывает себе стаж для вступления в кружок безбожия и продает свечки, средства от чего идут активисту на покупку трактора. Здесь все абсурдно. Бабы боятся ходить в церковь молиться и распрямляют за собой лебеду, вот почему к церкви нет тропинок, боятся перекреститься, так как заносятся в "поминальный листок". Своеобразно осуществляется другая кампания - по борьбе с неграмотностью. Занятия ведет сам активист, а одна из обучающихся, "привстав на колени.,. со всей быстротой и бодростью своего разума" повто-

- 41 ~\ Щ-у. \ ряет слова на "а" - авангард, акФив'гаддаяуйшик, аванс, архилевый, антифашист - что свидетельствует об их строго идеологическом подборе. Особое расположение испытывает активист и его

ученицы к твердому знаку, ведь он "делает жесткость и четкость т

формулировок" , а мягкий можно и отменить sa ненадобностью.

Желанная "жесткость" проявилась в художественно убедитель-1 ных сценах раскулачивания и отправки кулаков на плотах. Используя подтекст, автор вновь показывает свое отношение к насильственной коллективизации (разговор Сафронова и Насти о Елисее и желтоглазом Мужике, уносящих гробы; сцена, где активист угощает мальчика конфетой, а тот, откусив половину, говорит: "Сам доедай, у ней в середке вареньев нету: это сплошная коллективи-зация, нам радости мало!" ). На основании "поминальных листков" и "классово-расслоечной ведомости", активист определяет кулаков, а потом спешит подать в район "рапорт о точном исполнении

\ мероприятий по сплошной коллективизации и о ликвидации посред-

3 ' ством сплава на плоту кулака как класса" . А крестьяне тем

временгшрошаются друг с другом, с выращенной в своих дворах живностью,с деревьями в своем саду, в которые были вложены не просто труд, но и душа (с подобными сценами встретимся и в романах М.Шолохова, В.Белова, Б.Можаева), Потрясает сцена прощания с лошадью: "...Жива ли ты, кормилица?

Лошадь дремала в стойле, опустив навеки чуткую голову; один глаз у нее был слабо прикрыт, а на другой не хватило силы, и он остался глядеть во тьму. Сарай остыл без лошадиного дыханья, снег западал в него, ложился на голову кобылы и не таял. Хозяин потушил спичку, обнял лошадь за шею и стоял в своем сиротстве,

5. Платонов А. Избранное. - С. 563»

6. Там-же. - С. 566.

7. Там же. - С. 568.

- 42 -нюхая по памяти пот кобылы как на пахоте.

- Значит, ты умерла? Ну, ничего, я тоже скоро помру, нам будет тихо" ,

Пророчески с сегодняшней точки зрения прозвучали слова одного из раскулаченных: "...Глядите, нынче меня нету, а завтра вас не будет. Так и выйдет, что в социализм придет один ваш главный человек! . Миллионы раскулаченных и репрессированных тому подтверждение... И вот плот с кулаками в реке. Звучит "марш великого похода", а люди, "словно разум потеряли от содеянного", и начался "дикий танец оставшихся".

Сюжетный поворот - смерть Насти, логически завершающий цепь абсурдных сцен "строительства социализма", использован автором, чтобы посеять в душах людей сомнение: депо вовсе не в "перегибшине, забеговшине, переусердщине и всяком сползании к правому и левому откосу с отточенной остроты четкой линии" активистов, дело в том, что коммунизм не может быть построен на народной трагедии, не может быть замешан на крови несогласных, сомневавшихся и ошибающихся. Не случайно сохранился такой конец повести: "Погибнет ли эсесерша, подобно Насте, или вырастет в целого человека, в новое историческое общество? Это тревожное чувство и составляло тему сочинения, когда его писал автор. Автор мог ошибиться, изобразив в виде смерти девочки гибель социалистического поколения, но эта ошибка произошла лишь от излишней тревоги за нечто любимое, потеря чего равносильна разрушению

не только всего прошлого, но и будущего" ,

В романе "Чевенгур" тоже есть смерть ребенка, и она выявляет негативные черты нового устройства жизни, это предупреждение в начале пути о грядущих ошибках и преступлениях. Умирающий

8. Платонов А. Избранное, - С. 570,

9. Там же, - С, 579,

10. Там же. - С. 605.

- 43 -у нищенки ребенок - это крах Чевенгура, ведь пришла она сюда вместе с другими "прочими" как в счастливое будущее. Рухнули все проекты и надежды на сокрушение главной несуразицы в природе - смерти. Смерть ребенка породила у всех состояние покинутости, недоверия к псевдоколлективизму, к уверениям Чепурного, что это лучший миропорядок.

Раскулаченные крестьяне из "Котлована" и расстрелянные полубуржуи из "Чевенгура", как жертвы произвола и беззакония, вызывают жалость и сочувствие. Возникает вопрос, почему у А.Платонова крестьяне изображены примирившимися с коллективизацией, почему только просят, плачут, испытывают "томление души" и горюют? Этим вопросом задается критик И«Клямкин, использовавший примеры из повестей. Эти же проблемы волнуют и других исследователей коллективизации . Как правило, в ряде причин называется то, что крестьянство "в кулаке видело своего врага", "что не успело" "обуржуазиться", не готово было к конкурентной борьбе на рынке, боялось его разоряющей стихии еще с дореволюционных времен", то, что "едва-едва вышло, а точнее - выходило только из патриархального и мелкотоварного хозяйствования". Но самая важная, на наш взгляд, та, что "идея коллективизации чем-то

р напоминала хорошо знакомую и близкую общинную коллективность"

{это мы услышим и в рассуждениях одного из героев романа В.Белова "Кануны" - Данилы Пачина).

Анализируя прозу А.Платонова, необходимо сказать об автор* ской позиции в ней. Ни в сюжете, ни в комментариях повествова-

I. См.: Данилов В. Коллективизация: как это было // В кн.: Страницы истощи советского общества. - М., 1989. - С. 228-254* 1. Перелом // В кн.: Суровая драма нарда, - М., 1989.

\етъ истинные
. - .,. - -, 1989. - С.408-

16 и др.

2. См.: Клямкин И, Какая улица ведет к храму? // Новый мир. -
1987. - № II. - С. 150-188. *

- 44 -теля мы не найдем четкого ее проявления, она обнаруживается, как утверждал в одной из своих работ по другому поводу М.Храпченко, через "формирование стиля", для которого характерны подтекст, ирония и сатира, выводящие на осмысление глубинных социальных процессов, С.Залыгин во вступительном слове к публикации "Котлована" в "Новом мире" писал, что "Платонов относит-I ся к тем более чем редкостным писателям, слово которых - сколько бы о них ни писали и ни говорили, сколько бы ни размышляли,

ни разглядывали - до конца не будет разгадано никогда, он - за-

т гадка - перед которой мы то и дело пасуем" ,

Исследователи творчества писателя отмечают, как правило, необычность, уникальность, неповторимость его прозы. Так, В.Чал-маев пишет, что она "и не "выточенная", как у И.Бунина, и не "вышитая", как у А.Ремизова, она и не метрична, как у А.Белого, и не чересчур чеканна, как у Брюсова, и не переполнена тропами, сложными метаформами, как проза Б.Пастернака" .

Еше М.Горький в своих письмах А.Платонову, не принимая многое в его видении мира, отмечал тем не менее особенности языка: "пишете вы крепко и ярко", "обладаете очень своеобразным языком", "очень хороший язык".

Многим современникам писателя язык его произведений казался излишне политизированным, антилитературным и корявым. Есть подобное отношение и сегодня. На наш взгляд, политизация языка происходит из требований иронии, гротеска, пародии, к которым прибегает писатель, чтобы выразить свое отчаяние, несогласие со многим, что он видел в жизни и отразил в своих произведени-! ях. Революция прошла, а пена уродливых митингово-канцелярских

I, Залыгин С, Вступительное слово к повести А.Платонова "Котлован" // Новый мир. - 1987. - № б, - С. 50,

2» Чалмаев В. Андрей Платонов (К сокровенному человеку), - М.,

словес осталась. Она диссонирует с литературной нормой, поэтому патетика, выраженная подобной языковой смесью, не может не быть комичной и пародийной, что и показал А.Платонов, подметив особенность своей эпохи, В предисловии к американскому изданию "Котлована" в 1973 году И.Бродский писал: "Платонов подчинил себя языку эпохи, увидев в нем такие бездны, заглянув в которые однажды, он уже не мог скользить по литературной поверхности, занимаясь хитросплетениями сюжета, типографскими изысканиями и стилистическими кружевами" ,

В романах В.Белова и Б.Можаева мы сталкиваемся с похожей ситуацией, когда в живую разговорную народную речь вторгаются чужеродные ей слова и обороты канцелярско-бюрократического, казенно-книжного стиля, отражая сущность исторического момента и характерные для него процессы.

Исследуя стиль Платонова, авторскую концепцию в произведении, подчас затрудняешься определить, где автор естествен, а где нелитературность, неправильность создается им умышленно, тенденциозно, помогая исследовать сущность времени, его уродства, столь отчетливо проступающие сегодня.

Анализ произведений А.Платонова позволяет сделать вывод, что писатель, принадлежа своим творчеством литературе 30-х годов, участвует в диалоге, звучащем в современной прозе, И дело не столько в том, что в книгах С.Залыгина, Ф.Абрамова, В.Белова, Б.Можаева и других угадываются платоновские идеи. Как бы

ни были различны эти писатели и степень осознания ими своего

р родства с Платоновым, все они его "литературные сыны*.

Линии художественного исследования истории, частично обоз-

11. Цит. по кн.: Чалмаев В. Андрей Платонов. - М,, I9B9. - С.164.

12. См.: Шубин Л. Поиски смысла отдельного и общего существования. Об Андрее Платонове, - М,, 1987. - С. 176-177.

- 46 -наченные или даже значительно разработанные литературой 30-х годов, нашли свое дальнейшее развитие в лучших произведениях 60-70-х, среди которых трилогия Й.Мележа "Полесская хроника" (I96I-I978 гг.), повесть С.Залыгина "На Иртыше" (1964 г.) и

др.

Для этих писателей день вчерашний - исток дня сегодняшнего. Отсюда внимание к конфликтам, предопределившим дальнейшее развитие событий. Это, пожалуй, одни из первых серьезных и значительных попыток изменить представления о 30-х годах, сделанные на "деревенском" материале.

Революционный переворот в деревне дан в романах не общим планом, а в десятках индивидуальных судеб, материализован в той борьбе, которая совершалась в каждой душе и в каждом доме. Герои И.Meлежа отбивают атаки левых загибщиков, которое уповают на чисто административный нажим. С.Залыгин сосредоточивает внимание на конфликте между хозяйским чувством труженика и пренебрежительно-административным отношением к нему, воплощая его в образе Степана Чаузова.

Для Й.Мележа коллективизация - сложный акт, и понимается она автором в первых двух романах трилогии ("Люди на болоте", "Дыхание грозы") как перелом, высвобождение из-под власти собственничества. Однако при всей приверженности принципу внимания к отдельной личности и показу широкой общественной панорамы через индивидуальное, частное, писатель выходит за пределы микромира Куреней (с подобным подходом мы позднее столкнемся в романе В.Белова "Кануны"). Это важно ему для понимания сути коллективизации как явления далеко не локального, а всеобъемлющего, всеохватывающего, в которое вовлекаются помимо их воли все персонажи романов.

Для понимания авторской концепции коллективизации наиболее

- 47 -важна линия Алейка - Башлыков. Оба героя едины в стремлении вывести деревню на новый путь, но принципиально расходятся в методах достижения цели. То, что для одного - задача организационная, для другого - еше и воспитательная, нравственная. В первых двух романах идет спор взглядов, но пока нет явного конфликта. Сравним некоторые из них. Если для Башлыкова крестьянин - нечто чужое, темное, подозрительное, то Апейка хорошо понимает причины неподатливости мужиков (кстати, он и сам из крестьян) : постоянная нужда, боязнь потерять вместе с клочком земли единственную опору, опасение быть обманутым, как это было уже не раз. Ok хорошо видит неоднородность в среде как зажиточных, так и неимущих, знает, что причины как богатства, так и бедности могут быть разными. Если первый нетерпелив, прямолинеен, излишне тверд, то второй, наоборот, наставник и радетель крестьян, связующее звено' между Куренями и "широким миром жизни", ему важно, чтобы крестьянин пришел в колхоз добровольно, по убеждению. Именно он говорит о психологии собственника и коллективиста-, их сложном диалектическом единстве в душе мужика.

Интересна сцена "чистки" из романа "Дыхание грозы", где автор сталкивает два стиля руководства, два типа руководителя. Башлыков - человек с прекрасной, "правильной" биографией, где не было места колебаниям в проведении партийной линии или участия в антипартийных группировках, где все "в порядке" с родственниками, словом, "ни одного пятнышка, идеальная биография", но в этом "гладеньком жизнеописании" чувствовалась фальшь. По мнению Гайлиса, она выражалась в высокомерии и нелюбви, неуважении к человеку, а ведь главное качество партийного руководителя - умение вызывать симпатии людей.

Апейка не мог похвалиться такой "стерильной" биографией, и комиссия набрала немало его "грехов", взвесив все "большеви-

- 48 -стекой меркой". И если выступавшие крестьяне благодарили его за доброту, то именно за нее обрушизся "со всей принципиальностью" Галенчик. Внимание к людям разных сословий и готовность разобраться в деле каждого конкретного человека названа им "потаканием классово-чуждому врагу", "спайкой" с ним, что является "искривлением классовой линии большевистской партии". А причину "чрезмерной доброты" объяснил "родственными связями с классово чуждыми элементами", намекая тем самым на брата Апейки -кулака, с,которыми повязан одной цепью, "служит им тайно и от-I крыто", И делает вывод: "нельзя быть добрым, надо быть беспо-

шадным".

Этот мотив беспощадности, якобы свойственной истинным большевикам, будет развит последующей литературой о коллективизации (в романе Б.Можаева о жестокости, беспощадности в достижении счастливого будущего спорят Успенский и Ашихмин, она становится подавляющей в сценах раскулачивания и главной чертой в характерах "коллективизаторов" Сопронова из "Канунов" и Возвышает из "Мужиков и баб").

По-разному смотрят эти герои и на коллективизацию. Для Башлыкова важны прежде всего темпы, в этом он видит главную задачу, "это успех, это жизнь", Апейка же "наибольший смысл" видит в превращении собственника в коллективиста, в том, чтобы увлечь его преимуществами совместного труда. Организационные задачи заслонили все прочее в жизни Башлыкова. Он гнет свою линию с фанатичной одержимостью, не считаясь ни с чем: ни с обстановкой, ни с настроениями крестьян. Его метод - принуждение, команда, угрозы под лозунгом "надо не рассуждать, а действовать!" Автор проверяет истины, которые отстаивают его персонажи, критерием гуманизма. И схемы Башлыкова не выдерживают такой проверки.

« 49 -

При всем внимании И.Мележа к своим персонажам, они оказались художественно неравноценны: если духовный мир Апейки воссоздан автором разносторонне, любовно и тщательно, то Башлыкова - более скупо. Зачастую работа его мысли и чувства, психологические мотивировки реплик, распоряжений скрыты от нас, хотя все они индивидуализированы и за ними угадывается характер - живой, непридуманный, типичный для своего времени.

Роман "Метели, декабрь" (опубликован в 1978 г.) «* заключительная часть неоконченной трилогии И.Мележа. Это уже совершенно другое по своему характеру повествование. Оно стало строже, экономнее, аскетичнее. Почти исчезли пейзажи, лирические описания, которыми так богаты были первые две книги. Господствует деловой анализ» Все сосредоточено на мыслях, диалогах персонажей, на выяснении и определении позиций. Куреневцы отодвинуты несколько в сторону, хотя речь продолжает идти о них, об их судьбах (сравним с романами-хрониками 80-х годов, где динамика развития событий и характеров приводит авторов к такому же итогу, что совершенно объясняется стоящими перед ними художественными задачами).

Этот неоконченный роман писателя и наброски к ненаписанным дают право сказать, что концепция автора изменилась: от признания правильности сталинской стратегии коллективизации с ее единственной формой организации производства - колхозами и некоторыми "перегибами" в их насаждении, через мучительные сомнения до полного неприятия и объявления их пагубности.

Спор между героями Апейкой и Башлыковым приближается к кульминации, им тесно в одном районе и кто-то должен уйти. В романе противоборство между ними сказывается во всем: при чтении статьи Сталина, в отношении к крестьянам, развалу глинишан-ского колхоза "Рассвет", раскулачиванию и т.д. Башлыков уже да-

~ 50 -ется автором как человек, непосредственно ответственный за перегибы, один из организаторов и вдохновителей их. Однако все это не схематизирует дальше образ героя, (К сожалению, не избежали большой доли схематизма в изображении своих "коллективиза-торов" В.Белов и Б.Можаев. Сопронов и Возвышаев у них - носители исключительно отрицательных качеств, явление нарицальное, противостоящее крестьянской массе, что в целом приводит к затушевыванию глубокой проблемы - внутренней противоречивости человеческого характера и психологической мотивированности того или иного поступка.)

Й.Мележ, показывая Башлыкова как сторонника чистоты классовой генеалогии, пекущегося о незапятнанности своей биографии, ставит его в трудную ситуацию: брат героя влюбляется в дочку нэпмана, а его любовь - Ганна - оказалась пусть и бывшей, но женой кулака Евхима. Это рождает в душе Башлыкова муки и сомнения неуверенности. Мотив "чистоты биографии", желательности отсутствия родственных корней и связей для "революционера" продолжен и в прозе 80-х годов. Так в романе "Мужики и бабы" один из его героев - Возвышаев - рад тому, что завербованный в ряды "коллективизаторов" Сенечка Зенин оказывается безродным, а это значит, что никто не будет сдерживать его устремления к будущему. В связи с разговором о революции и ее преобразовательной роли возникает тревожная нота: а может ли быть будущее у явления, корни которого либо отсутствуют, либо произвольно рвутся в угоду идее? Ответа произведения не дают, но задуматься серьезно заставляют.

Значительное место в романе "Метели, декабрь" уделено изображению самой технологии насаждения "счастливой жизни", ее "производственным" подробностям - собраниям, инструктажам, всевозможным "накачкам". Сцены, изображающие их, несут огромную

- 51 -эмоциональную нагрузку, что тоже свидетельствует об изменении авторской концепции коллективизации.

В набросках к ненаписанным романам хроники мы обнаруживаем изменения в психологии старого Глушака, новое видение Евхи-ма, Зубрича. Главную трудность автор видит в другом - в задаче передедки психологии крестьян, в их недоверчивости новому, когда оно не проверено на практике, в скептическом отношении к обещанному раю (вспомним, что на это обратили внимание уже про-_t заики 30-х годов). Причины скептицизма крестьян по отношению ¹ к колхозам автор исследует в сцене разговора Башдыкова, Микано-ра и Дубодела в хате у Игната Глушака. Хозяин выражает сомнение в том, что все будут в коллективе честно работать и не будут красть (в романе Б.Можаева позднее такие же сомнения выскажет Бородин, тоже крестьянин, хорошо знающий, как по-разному относятся к земле даже бедняки). Он же говорит о необходимости жесткого контроля в кодлективном производстве, о требованиях к председателю колхоза, главное из которых - компетентность, знание крестьянского дела. Его слова как предупреждение тем, кто пошлет позднее в село передовых рабочих - "двадцатипятитысячников" - руководить колхозами (литература более позднего периода отразит это: повесть С.Антонова "Овраги", роман Б.Можаева "Мужики и бабы"), и тем, кто, проигнорировав экономические рычаги в организации производства, создаст целую армию "контролеров", сидящих на шее у крестьян.

Это хорошо понимал Апейка и активно не принимал Башлыков, называя в раздражении "дурацкой деревенской тупостью и слепотой, бессмысленным цеплянием за старое и прогнившее".

Подготовительные материалы свидетельствуют и о поисках прозаиком гуманистических начал в произведении, об усилении их в писательской концепции и отдалении автора от существовавших

- 52 -стереотипов коллективизации. Его черновики перекликаются с сегодняшними бескомпромиссными оценками "великого перелома" историками и писателями. Вот пример записей писателя: "Писать. самое главное, важное: коллективизацию, раскулачивание", "Дать широкую картину насильственной коллективизации (со всем - с курами и т.п.), В Куренях... "В Сибирь. В ссылку". У Миканора идея - коммуна... Полностью. Чтобы обеими ногами. Бунт женщин. Кавардак в Куренях. Проклятия женщин. Недовольство мужчин. Режут скот. Утаивают имущество (Миканор ловит на этом). "Все равно пропадет". Голыми в коммуну. Смутное время в Куренях. "Конец света".

"Показать, как с продолжением коллективизации все более распалялись страсти. Как все больше приходило в поле борьбы несправедливого и неразумного. (Так едва не раскулачили Васи-ля. Г¹

Необходимо сказать и еще об одной особенности трилогии И.Meлежа - введении в художественную канву романов документальных материалов. Правомерность прямого цитирования оспаривается многими, однако, на наш взгляд, органическое введение документальных материалов в художественную ткань произведений, когда устраняется барьер их несовместимости, имеет право на существование и объясняется стремлением писателя к наибольшей подлинности, достоверности изображения. Все это есть в произведениях И.Мележа. Автор сознательно поступается беллетристичностью ради открытой гражданственности, публицистической полемики. И продиктовано это вторжение документа, скорее всего, авторской ответственностью перед временем, желанием максимально точно воспроизвести мысли и настроения той поры.

I, Пит. по ст.: Бугаев Д, Шолохов и Мележ // Неман, - Минск, 1990.. - № 3. - С. 168.

« 53 -Прием введения документальных материалов получил широкое

1 т

? распространение и в прозе 80-х годов . Одни критики (например, В.Соколов, Н.Иванова и др.) испытывают радость по поводу того, что происходит взаимопроникновение жанровых начал и публицистика теснит классические формы литературы, что, по их мнению, является результатом развивающегося процесса антибеллетриза» ции, который "закономерен как отторжение торжествующей пошло** сти" . Другие (например, ВДурбатов, В.Катаев и др.) более сдержанны, считая, что художественная проза в отличие от

публицистики должна дать впечатлениям отстояться и только пос-

3 ле этого подвергать их художественному исследованию , потому

что "литература сильна не рывками и новизной, а последовательным уважением к своей истории", и прямое обращение к читателю возможно только в тех случаях, когда материал или не успел еще отлиться в устойчивые, проникающие в нравственную структуру человека формы или уходит от художественного осмысления, "выпадает в осадок" и легче осваивается в открытом обсуждении . Ю.Суровцев, проводя разницу между публицистикой и художественной прозой, обращается к мысли Г.Плеханова, что "художник - не публицист, он не рассуждает, а изображает..." и не столько само

I» См, дискуссию в "Литературной газете" за 1986 год: "Начинается с публицистики?" (Соколов В. Начинается с публицистики? - 15 января; Боршаговский А. Прокрустово ложе схемы. - 5

eBpaflfl; Иванова Н, "Не хочу быть черною крестьянкой..." -9 января: Курбатов В. Ростки обновления или плоды забвения... - 12 февраля; Вильчек Л. Восхождение к настоящему, -19 марта; Марков С, Не верим! - 19 марта; Катаев В. Душа и слово. - 16 апреля* Здоровега В. У каждого своя дорога. -23 апреля; Рубцов Н, От Валентина Овечкина к Валентину Распутину. - 15 мая и др.); Суровцев Ю. О публицистике и публицистичности .// Знамя. - 1986. - Ш 4 и 10; Обухова Л, Счастье - это работа. Уроки Валентина Овечкина /7 Литературная Россия, - 1986, - 5 декабря и др.

2. См.: Иванова Н. "Не хочу быть черною крестьянкой..." // Литературная газета, - 1986, - 29 января.

3. Катаев В. Душа и слово // Литературная газета.-1986,-16 апреля,

4. См.: Курбатов В, Ростки обновления или плоды забвения // Литературная газета, - 1986, - 12 февраля.

_ 54 -событие, сколько определяемый им душевный склад действующих лиц, их мысли и чувства Критик во многом солидарен с ним.

Однако проникновение публицистики в художественную прозу - факт, и необходимо выявить причины явления, В частности, Л.Вильчек и Е.Старикова считают это результатом обшеэстетиче-

ского процесса разрушения форм традиционных жанров, возросшего

о интереса к возможностям "документального образа" . Другие, например, Н.Лейдерман, видят, скорее, отрицательную сторону, когда авторы проповедническими монологами, обильным цитированием документов и т.д. пытаются "перекрыть" недостатки художественного мира произведений ,

Определенный интерес представляет суждение С.Залыгина. Он говорит о том, что открытия характеров в литературе в значительной мере - резерв исчерпанный (что спорно), - остается событие, повседневное и историческое, и обращение к нему накладывает на писателя определенные обязательства - литература должна приблизиться к публицистике и документализму. Чем крупнее событие, по мнению писателя, тем больше, по крайней мере первое время, оно теснит беллетристику в пользу публицистики . Во второй главе работы мы постараемся высказать конкретные оценки по этому поводу на примере анализа романов В.Белова и Б.Можаева.

Наброски И.Мележа свидетельствуют о том, что его творчее-кая мысль двигалась тем путем, которым идет и литература 80-х годов о коллективизации. И в этом смысле романы писателя - не

1. См.: Плеханов Г. Искусство и литература. - М., 1948. - С.738.

2. См.: Вильчек Л. Пейзаж после жатвы. - М., 1988; Старикова Е, Колокол тревоги // Вопросы литературы. - 1986. - № II.

3. См.: Лейдерман Н. Почему не смолкает колокол? // Урал. -Свердловск, 1988. - № 2.

4. См.: Залыгин С. Приютить природу в своем доме. Выступление
на УП конгрессе Международной ассоциации преподавателей рус
ского языка и литературы в августе 1990 г. // СК. - 1990, -
29 сентября.

просто прямой предшественник сегодняшних, они созвучны нашему

времени, а по честности, выверенности мысли автора могут быть

поставлены в один ряд с современными.

Разрушителем сложившихся в литературе после "Поднятой це-I і лины" канонов можно назвать повесть С.Залыгина "На Иртыше".

Здесь все не так, как было принято показывать раньше. Прежде

всего центральным образом Степана Чаузова, крепкого середняка,

новоиспеченного социалистического человека, автор поколебал

идейно-художественный эталон сознательного середняка (таков в

{ романе М.Шолохова Кондрат Майданников). Герой не просто сомне-

вается в справедливости всего происходящего, он протестует и в результате оказывается обездоленным, подпав под раскулачивание и высылку. В характере героя преобладает тоска по спокойной устоявшейся жизни, по естественным и привычным занятиям крестьянским трудом, от которых его, против еодаи желания, оторвали происходящие в деревне перемены (близок ему герой современной прозы Бородин из романа "Мужики и бабы", и эта близость не случайна: оба выходцы из крестьянской среды, отсюда прекрасное знание законов ее жизни).

В представителях районной власти, явившихся выгребать зер-\ но, писатель выделяет сугубо отрицательные черты - самодурство и горлохватство. А образ подкулачника, созданный им, наоборот, вызывает симпатии. И, наконец, "классовый враг" Александр Ударцев, подпаливший колхозное семенное зерно в отместку за изъятие у него хлебных "излишков", не помешается в рамки канонического образа (уже у М.Шолохова мы видели неоднозначность трактовки образа "классового врага" ^имофея Рваного). В целом і повесть С.Залыгина исследовала причины подрыва доверия народа к власти, к закону.

Повесть "На Иртыше" может рассматриваться как революцион-

- 56 -ная по своим подходам к трактовке темы коллективизации» Она, развив многое из того, что было заложено прозой 30-х годов, сказала свое слово. Произведения 50-70-х годов в целом сделали существенный шаг вперед в художественном познании своего времени и периода коллективизации (идейном, нравственном, психологическом, в частности, обратившись к его самым драматическим сторонам и не затушевывая их. Да и сами прозаики, например, Б.Можаев, рассматривали повесть "На Иртыше" в качестве первопроходца в новом освещении наиболее трагических страниц истории крестьянства. Не случайно на книге своего романа "Мужики и бабы", адресовав ее С.Залыгину, он написал: "...создателю непревзойденного Степана Чаузова, прорубившего дорогу к нам грешным" . І Эстафета была подхвачена писателями 80-х годов 0.Гончаром І (роман "Твоя заря" - 1980 г.) и И.Акуловым (роман "Касьян Осту дный" - 1981 г.).

Поэтика "Твоей зари" основана на сопоставлении характеров, эпизодов, деталей, включенных в систему параллелей и контрастов, в ней сочетаются лирическое и эпическое начала. Это позволило 0.Гончару путем кинематографических наплывов воскресить прошлое, сказать о коллективизации, о перегибах прямо, честно и открыто. Вместе с тем автор поднимает такие проблемы, как человеческая активность и ее нравственный потенциал, соотношение цели и средств и другие, к которым несколько лет спустя обратятся В.Белов и Б.Можаев,

На наш взгляд, интересен в романе подход к образу Мины Омельковича. Это нетрадиционная трактовка бедняка (подходы к ней мы видели уже у Й.Мележа), рассматриваемого автором в свете традиционного конфликта разрушительного и созидательного начал, определяющего всю историю цивилизации. Мина Омелькович противо-

I. Цит, по ст. Баранова В. Достоинство таланта // Перспектива-89: Советская литература сегодня. - М., 1989. - С» 189.

- 57 -поставлен в произведении Роману-степняку. И если первый - беспутный, вздорный мужичонка, охваченный азартом мнения, "апостол разрушительства^н, то второй - настоящий поэт в крестьянском труде. Не случайно к его дому тянулись детские сердца, самые чуткие к неискренности и черствости, а сад, посаженный его ручками, - лучший на терновншне, да и дочь - первая красавица в округе, к которой не липнет грязь осуждений и наветов. Мина Омель-кович беден, но от собственной лени, от нелюбви к работе, к которой, как говорят односельчане, "питает большую нехоть", он жаден, злобен, что собственно проявляется во время хлебозаготовок и разорения хуторов. Особая же гордость его - показная бедность и заплаты» Вот как описывает автор его внешность: "... латаный-перелатаный. , с торбой, как христарадник..., нарочно вырядился в такое рванье, так как бедность он охотно выставляет напоказ: носит ее вроде паспорта, превосходством считает, \ привилегией, чуть ли не заслугой!" (тип такого героя показал нам в образе Авинера Козонкова в "Плотницких рассказах" В.Белов еше в 60-е годы).

Зависть - одно из характерных качеств Мины Омельковича, вот почему искусные руки и чужой талант вызывают у него только злобу. В изображении автора это далеко не хрестоматийный бедняк, симпатичный в страданиях и вызывающий сочувствие. Он разрушитель, и не случайно именно этот герой несет опустошение в детские души, когда ведет их разорять гнездо Романа-степняка.

Тип Мины Омельковича оказался продуктивной для советской литературы линией, дальнейшую разработку которой продолжили И.Акулов в "Касьяне Остудном" - образом Егора Бедулева, В.Белов в "Канунах" - Игнахи Сопронова, Б.Можаев в романе "Мужики и бабы" - Якуши Ротастенького, При естественной разнице созданных I, Гончар 0. Твоя заря. - М., 1983. - С. 143.

~ 58 « характеров, объясняющейся индивидуальными особенностями стиля авторов и мерой таланта, типические черты подмечены точно.

Роман И.Акулова "Касьян Остудный" можно расценить как еше один шаг в осуществлении новых подходов к старой теме, обогащенной новым знанием и новой возможностью оперировать этим знанием. Действие в произведении происходит в большом зауральском селе Устойное в 1927»-1928 годах. На одиннадцатом году Советской власти жизнь крестьянства стала лучше, "село понимать себя начинает". Центральной фигурой в земледелии стал середняк, 0 нем много говорят в романе, однако в образной системе произведения ему отводится мало места, он, скорее, объект споров и размышлений, нежели художественного изображения.

Одним из центральных героев стал кулак, причем не надуманный, а настоящий, Федот Федотыч Кадушкин, Эта несколько неожиданная ситуация, когда в центре романа симпатичный в определенной мере автору кулак, привела в замешательство и критику. Не случайно появились попытки записать его все-таки в середняки: так привычнее и удобнее . Образ Федота Кадушкина не повторяет ни один из уже известных литературе. Это кулак, рожденный при Советской власти, самая трагическая фигура своего времени: в прошлом бедняк, торгующий рогожей, сейчас благодаря своему ТРУДУ ^он становится крепким хозяином. Характер Кадушкина можно назвать художественным открытием автора, где переплетаются прочные крестьянские нравственные начала и уродливые собственнические. Взгляд на него свободен от идеологических ярлыков и сходен с сегодняшним на хозяйскую предприимчивость.

Федот Кадушкин, "упоенный трудом и заботами о хозяйстве", знал "только свою песню", да и людей делил только по этому при-

I. См.: Можаев Б. Оставленные в наследство заветы: проза И.Акулова // Наш современник. - 1982, -15; Сергованцев Н. Талант и время: о прозе И.Акулова // Молодая гвардия. - 1985, - № 9.

- 59 -знаку "на трудолюбивых, значит, умных, и на лентяев, которых считал глупыми и не то что ненавидел их, а был равнодушен к их бедам. Сам Федот гордился, когда его называли кулаком, понимая это как синоним слову "хозяин". Даже своим детям не делал в труде никаких поблажек.

Есть в романе и другие кулаки, "жильные", как их называют, они арендуют чужие наделы, покупают машины, нанимают работников, например, Михаил Ржанов, братья Окладниковы и другие, но художественно они не разработаны.

В определенной мере деидеологизированный взгляд на кулака встречаем мы позднее в романах В,Бедова и Б.Можаева, где будет более сочувственное отношение к тому, в ком видели только богатея и эксплуататора, но не хотели замечать труженика и предпринимателя, как принято говорить сейчас.

Сюжетно противопоставлен Кадушкину бедняк Егор Бедулев, бывший батрак, поднявшийся вверх в силу политических обстоятельств. Образ нарисован резко сатирически. Автор описывает его похождения в роли "руководителя", опьяненного властью над людьми, куражливого и недалекого, соблюдающего прежде всего свой, шкурный интерес. Однако характеры бедняков в произведении неоднородны, рядом с Бедулевым - Сироткой есть близкий ему по своей сути Ванюшка Волк, бедные от того, что ленивы и захребетники, есть Яков Умнов с матерью Кирилихой, много работающие, но так и не сумевшие выбраться из нишеты, есть и Мария Пригорелова -Машка, большую часть жизни отдавшая хозяйству Кадушкина, да так и оставшаяся без своего угла, и другие.

Столь же неоднородную бедняцкую массу увидим мы в произведениях 80-х годов, где так же есть истинные труженики-неудачники, и есть рвущиеся к власти лентяи, как у В.Белова в "Канунах" I. Акулов И. Касьян Остудный. - М., 1990, - С. 112,

- 60 -Митя Куземкин, старательно вырабатывающий "председательскую походку".

Многое сумел сказать И.Акулов в своем романе, что существенно обогатило прозу о коллективизации. Однако в главном так и не решился договорить до конца. Линия кулака Кадушкина обрывается, нарушая сюжетную логику. Будучи арестованным, он бросается в колодец. Автор пишет, что Федот Федотыч Кадушкин "много лет жил слепым и оглохшим... и вот подшибла его жизнь". Но не жизнь, а скорее, авторская робость не позволили довести до логического конца эту линию противостояния в романе. На наш взгляд, удалось это в большей мере прозе 80-х годов, и прежде всего романам В.Белова и Б.Можаева, хотя с точки зрения художественной они не бесспорны, о чем речь пойдет в следующей части исследования. И тем не менее нельзя не отметить граждански мужественный поступок И.Акулова, нарушившего "предписанные" подходы к освешению темы расстановки классовых сил в коллективизации, ведь написал и опубликовал он свой роман задолго до того, как это стало можно делать.

Говоря о традициях в плане идейно-стилевых тенденций развития "деревенской" прозы, мы не можем не сказать о переоценках не только отношения к острым конфликтам народной жизни, особенно конца 20-х - начала 30-х годов, но и к художественному осмыслению драм крестьянства в литературе прошлых лет. Особо пристальное внимание публицистов и критиков приковано к роману М.Шолохова "Поднятая целина" (первая книга романа относится к 30-м годам, но переоценка ее началась в 80-е, поэтому мы рассматриваем ее здесь). Это объясняется тем, что долгое время произведения о коллективизации соизмерялись только с ним, признававшимся наиболее масштабным по своему соде]$санию и выводам.

Сегодня, когда мы имеем возможность сопоставить переписку

— 61 »»

писателя и отдельные факты его биографии, проливающие свет на появление романа, отношение самого автора к другому произведению - "Тихому Дону , мы приходим к выводу, что при всей художественной ценности его "Поднятая целина" не может быть точкой отсчета. Тем более, что сегодня восстановлено в правах и уже заняло свое значительное место в литературе творчество А.Платонова.

Возвращение произведений, задержанных для советских читателей, рождает немало проблем в критике с определением их места в истории литературы. Имеются разные точки зрения: например, "вытеснить" М.Шолохова с его "Поднятой целиной" А.Платоновым^, что вряд ли может быть принято, ибо антиисторично и по существу является все той же конфронтацией на новый лад. Или предложение А.Рыбакова, заключающееся в следующем: суммировать литературу 30-х годов, описывающую лишь светлые стороны жизни (книги В.Катаева, И.Эренбурга, М.Шагинян, Л.Леонова, А.Малышкина, А.Крымо-ва), и современную, как правило, остро критическую, что даст, по мнению писателя, более полную, объективную и честную картину того времени^, это также вряд ли приемлемо, ибо схематизирует противоречивый литературный процесс.

Вторая проблема, активно обсуждаемая сегодня в критике, это правда о коллективизации в изображении М.Шолоховым, А.Платоновым, В.Беловым и Б.Можаевым. Сопоставляя и противопоставляя позиции авторов и их произведения, ряд критиков приходит к обви-

4. См.: Семанов С. 0 некоторых обстоятельствах публикации "Тихого Дона" // Новый мир. - 1988. - № 9; Гура В, Как создавался "Тихий Дон". -М., 1980.

5. См.: Иванова Т. Простится ли нам наще смирение? // Книжное обозрение. - 1988. - 17 июля; Чупринин С, Предвестие // Знамя. - 1989, - № 3.

6. См.: Кардин В, Мифология особого назначения // Знамя. - 1989. - № 3. - С. 219-220,

~ 62 -нению "деревенской прозы" прошлых лет в неискренности .

Значительное внимание этой проблеме уделяет Л.Гаранина, сопоставляя романы А.Платонова "Котлован" (1929-1930 гг.) и М.Шолохова "Поднятая целина" (I книга - I930-I93I гг., П -1958-1959 гг.) , справедливо утверждая, что сам процесс коллективизации был противоречивым, различны были условия ее проведения в зависимости от местности, что и отражено в произведениях писателей. Автор также отмечает отличие стилевых манер художников, время написания романов, имея в виду, что даже год в тот напряженный период вметал в себя как с точки зрения историков, так и писателей, большой событийный материал. Разными являются концепции авторов, избранные средства их реализации (у А.Платонова используется субъективированная типизация, своеобразен метафорический ряд романа, М.Шолохову ближе реалистическая типизация, мастерски созданы характеры, богат язык). Однако трудно согласиться с автором в том, что "Поднятая целина" в том ви-I де, в каком мы ее сегодня знаем, - результат ослабления боли и страдания автора после появления правительственных сообщений и веры в изменения к лучшему. В таком случае неясно, почему в 1959 году, когда была завершена вторая книга и он имел возможность выверить свою концепцию с точки зрения опыта развития страны (прошел уже XX съезд партии и было известно о насильственном характере коллективизации), это не было сделано. В первой книге, несущей при всей ее талантливости печать "заказной", мы все-таки видим, что М.Шолохов чувствует противоречивость коллективизации, оставаясь всецело на ее стороне. Так, образ

7. См.: Кавдин В. Указ. произв.; Иванова Т. Указ. произ,; Чупри-нин С. Указ. произв.

8. Гаранина Я.Ф. Социальная тенденция в советской литературе

и ее эстетическое выражение Тна материале литературного процесса 70-80-х гг.)Дисс. на соискание ученой степени докт. фи-лол. наук, АОН при ЦК КПСС, каф. соЦ. культуры, - М., 1989. -С. 228-231.

_ 63 — врага Тимофея Рваного, убитого Нагульновым, дается с немалой долей авторского тепла и печали; есть намек на жестокие методы работы чекистов, иначе зачем бы арестованный Половцев заявлял, что выдаст все и без пыток; даже в образе "милого сердцу авто-

! ра" Давыдова, рабочего, бывшего матроса, пришедшего в деревню

j строить новую жизнь, немало неприемлемого для самого художника -резкость, поспешное обвинение людей в правом уклоне, ведении кулацких разговоров, непонимание специфики крестьянского труда, а подчас и неуважение к "казачишкам", среди которых собирается работать. Или образ Щукаря, устами которого автор саркастически комментирует идею раскулачивания в условиях обострения классовой борьбы, что само по себе является следованием традиции

I Шекспира: шут произносит затаенную, запретную правду и т.д. Во второй же книге, художественно менее значимой, эта концепция механически сохраняется. Возможность оценить события 30-х годов

і с точки зрения исторической правды не была использована. Почему? Это остаетсялока неизвестным. Одно можем сказать определенно: "Поднятая целина" стала в жизни М.Шолохова серьезным

препятствием в его дальнейшей творческой биографии, не случайно он так и не дописал роман "Они сражались за Родину". "Поднятая целина" - очевидно, отражение драматического конфликта, разрыва

1 между тем, что он думал и что писал о процессах в деревне периода коллективизации. Это стало грузом всей его оставшейся жизни. А.Платонов же, увидев творящиеся в стране насилия над крестьянином, порочность рождающихся методов управления, своей повестью "Котлован" забил тревогу. Боль и страдания были столь велики, что многое оказалось за пределами видения художника.

Сопоставление романов двух писателей о начальном периоде коллективизации позволяет увидеть сложность, противоречивость этой страницы истории нашего государства, разницу в видении

- 64 -проблемы, подходов к ее показу и, наконец, влияние политической атмосферы на авторскую концепцию. Однако это никоим образом не должно приводить к отказу от одного из них как неискреннего, несостоятельного.

Рассмотрение проблемы правды о коллективизации в современном литературоведении и критике происходит и при сопоставлении романа М.Шолохова и произведений 80-х годов - Б.Можаева "Мужики и бабы" и В.Белова "Кануны", при этом нередко предпочтение отдается последним, где картины коллективизации отличаются от хрестоматийно привычных.

Не соглашаясь со столь категоричным противопоставлением "Поднятой целины" и, например, "Мужиков и баб", заметим, что с точки зрения индивидуализации персонажей, психологической мотивированности их поступков роман Б.Можаева уступает. На первом плане у него - событийная сторона, сцены, рисующие экстремальные исторические обстоятельства. И о них, как подчеркнула в своей статье литературовед А.Герасименко, разговор не может быть

I ^ однозначным . Сравнивая исторические условия в период коллективизации в Московской области (где происходят события романа "Мужики и бабы") и Северо-Кавказском крае (события "Поднятой целины"), она указывает на существенные их различия. Отсюда возможен и разный их показ: если у М.Шолохова на первом плане сцены, иллюстрирующие колхозное строительство в Гремячем Логу, то у Б.Можаева - раскрывающие перегибы, допущенные по отношению к крестьянству; если у Б.Можаева есть некоторая идеализация нэпа, то у М.Шолохова, очевидца того, что нэп не решил многих социальных проблем, в частности, социального равенства, этого нет. Добавим, что, по всей видимости, другого понимания новой экономи-

I. См.: Герасименко А, "Поднятая целина" М.Шолохова в контексте современного романа о коллективизации // Вестник МГУ, Филология. - 1989. - Ш 2.

«- бо — ческой политики у М.Шолохова в этом романе и не могло быть: таковы жесткие условия "заказного" произведения.

Вместе с тем необходимо сказать, что сходный взгляд на несостоятельность нэпа в условиях развернувшейся индустриализации мы находим и в современной публицистике. Так, И.Клямкин пишет, что нэп нельзя было сохранить, так как промышленность не могла удовлетворить все возрастающий крестьянский спрос на ее продукцию. Деньги, вырученные от продажи хлеба, не могли быть отоварены, отсюда торговля с государством теряла смысл и он придерживался. Вот одна из причин хлебозаготовительных трудностей. Предприятия в тех условиях не могли выработать достаточных средств на индустриализацию, цены же на хлеб повышать было нельзя. "Победили тогда сильнейшие, и никто, кроме них, победить не мог, потому что другого "проекта застройки" нашей улицы, способного конкурировать с коллективизацией, в ту пору не было", -заключает И.Клямкин . Трудно согласиться со столь категоричным заявлением, помня трагическую удьбу нашего крестьянства.

Продолжая разговор о споре романов, А.Герасименко утверждает, что "это стороны одной правды о коллективизации - сложнейшем явлении нашей истории. И каждый писатель выбирает свой

угол зрения на это событие. Вот почему А.Платонов не исключа**

р ет Шолохова, а Шолохов не исключает Можаева .

Если сравнить романы "Поднятая целина" и "Кануны", то мы тоже обнаружим разницу в исторических ситуациях, разный хозяйственный уклад в Гремячем Логу и Шибанихе. Последняя уже знает кооперацию, например, Ольховское животноводческие товарищество, где все решения принимаются самостоятельно и нет отбоя от желаю-

9. Клямкин И. Какая улица ведет к храму? // Новый мир. - 1987, -№ II. - С, 180-181.

10. Герасименко А, "Поднятая целина" М.Шолохова в контексте современного романа о коллективизации // Вестник МГУ, Филология, - 1989, - № 12. - С, б.

_ 66 -

ших вступить, в ней нет уже в 20-е годы богатеев, а бывший помещик Прозоров просто интеллигент. Зато в Грешчем еще хорошо помнят гражданскую войну, расказачивание 1919 года, туда наведываются возмутители типа Полювцева и Лятьевского, Разный исто-9 рический опыт у героев Шолохова и Белова, несхожи русские характеры, но вариант завтрашней жизни им навязывается один.

Сравнивая системы образов романов, находим много общего. "Новые люди" в обоих произведениях очень похожи. Так,у Нагульнова "хищный вырез ноздрей небольшого ястребиного носа", "мутная наволочь в глазах", он страдает падучей, не работает в поле, патологически презирая крестьянский труд, готовит себя к мировой революции, для чего изучает английский язык. У Сопроно-ва всегда настороженный, недоверчивый взгляд, он так же ненавидит крестьянский труд, запрещает жене ехать в поле, так же страдает падучей. Правда, нагульновской цели у него нет. И это не чисто внешние и случайные совпадения. Оба автора сумели подметить нечто обшее для людей этого типа, отличающее их от других, и здесь разница в исторических условиях существенной роли в проявлении черт их характеров уже не играет.

Давыдов и Шумилин - герои разные (тем более, что один главный, другой второстепенный персонаж), однако, сумятица в их головах, возникшая от многочисленных партийных дискуссий, газетных публикаций и райкомовских указаний очень похожа.

Перечень общих черт можно было бы продолжить, достаточно J назвать еще сцены раскулачивания и принципы отбора "кулака" в обоих романах. Как отмечал С.Залыгин, "процесс коллективизации настолько сложен и противоречив, что вряд ли какая-нибудь одна книга может претендовать на полное и всеобъемлющее освеше-' ние этого процесса..,, и литературные произведения на эту тему тоже не только могут быть, но и должны быть разными. И посвя-

~ 67 -

I шены они могут быть разным моментам коллективизации" . А наличие целого ряда произведений, при всех различиях авторских концепций в оценке этого сложного явления, на наш взгляд, естественно; они скорее дополняют картину художественного осмысления этого периода истории, нежели исключают друг друга.

Сложившаяся в свое время концепция коллективизации (до недавнего времени в исторической, экономической литературе, да и в художественной зачастую тоже преобладало описание сплошной коллективизации с позиций сталинской статьи "Год великого перелома") ныне подвергнута сомнению, и уже делаются первые шаги по ее пересмотру и переоценке, В новых исторических условиях, в контексте недавно появившихся романов о коллективизации, требуется новое прочтение "Поднятой целины", оценка ее действительных достоинств и недостатков,

Романы В.Белова "Кануны" и Б.Можаева "Мужики и бабы" продолжают традиции своих предшественников, привнося вместе с тем немало нового, что является как отражением происходящих в литературоведении процессов, так и проявлением особенностей их СТИ-» лей, отражающихся в жанре, композиции, образном строе произведений.

Определение жанровой структуры произведений, отнесенных обоими авторами к романам, представляется неоднозначным в связи с теми дискуссиями, которые сегодня ведутся в литературове-

дении о проблемах современного романа . В диалоге Н.Ивановой и А.Адамовича был затронут вопрос о причинах падения интереса к роману и изменений в структуре последнего в наши дни. А.Адамо-

11. Залыгин С. Интервью у самого себя. - М., 1970. - С. 13.

12. См.: Вопросы литературы, - 1978. - № 12; Литературная газета. - 1986, статья А.Зверева, диалоги Н.Ивановой - А.Адамовича, М.%мпоя - Т.Пулатова, выступления О.Чиладзе, П.Загребе ль ного, В.Каверина, Р.Джангужина и др.

- 68 -вич считает, что роман перестают читать по причине недоверия всякому вымыслу вообще, вот почему он должен уступить место публицистической и документальной прозе, "сверхлйтературе", как он ее называет, в тех случаях, когда искусство не может справиться с показом каких-то сторон жизни. Этим и объясняется его оценка публицистических элементов последних произведений В.Астафьева, В.Распутина, Ч.Айтматова как "художественного заострения". Н.йванова, анализируя эти процессы в литературе, выдвигает предположение, что меняется само ощущение человека в мире, оно становится "конечным", и это меняет структуру художественного образа, структуру романа .

Многих критиков тревожат происходящие в современной романистике процессы, которые попытался отразить в своей статье

2 А.Зверев , Ими замечено наблюдаемое в произведениях отставание

самосознания героев от действительного самосознания человека в мире на исходе XX столетия, отчего коллизии в них кажутся искусственными и мелкими. Реальность чрезмерно упорядочена, формализована, загнана в схему и при соприкосновении с жизнью эта постройка разваливается. Изображаемый мир не в меру специфичен, однопланов, попросту узок, и не чувствуется в романах дыхания большой, вовлекающей в себя истории. Но главным недостатком, серьезной проблемой можно назвать острую нехватку эпичности (под эпичностью понимаем способность романа охватить мир; в его многомерности, сложности, динамике, найдя при этом органическую и емкую форму). Это приводит к тому, что роману начинает недоставать способности в духовных муках героя воплотить муки истории и органического соединения индивидуального « народного -

13. См.: Иванова Н., Адамович А. "...Но кто спасет красоту?" // Литературная газета. - 1986. - I октября.

14. См.: Зверев А. Вернется ли золотой век? // Литературная газета. - 1986. - 22 октября.

общечеловеческого.

Среди характерных для современного романа особенностей,как мы уже отмечали выше, можно назвать повышенный интерес к публи-цистине, активное введение в канву художественных произведений документальных материалов, подлинных биографий и т.д. На наш взгляд, это обогащает роман, но только в том случае, когда две совершенно разные ткани - художественная и публицистическая -не взаимоотторгаются. В связи с этим вновь встает вопрос об авторском присутствии в произведении: либо крайне навязчивом, либо совсем ослабленном, что одинаково губительно для его художественной ценности.

По-разному оценивают критики проходящие в романистике процессы. Так А.Зверев считает, что сегодня "золотой век" романа прервался, происходит его "закат", поэтому, пишет он, у нас есть хорошие писатели, но нет великанов, есть замечательные книги, но нет событийных, меняющих весь облик романа как оптимального художественного инструмента постижения реальности, у нас есть прекрасная проза, но нет эпики, которой ждет время. Близок к нему молдавский критик Михай Чимпой, сетующий на размывание границ жанра, не выдерживающего натиска поверхностной информативности, "одноразовой" публицистичности, унылой описатель-ности . А все дело, по его мнению, в дефиците романного мышления. Существуют и другие точки зрения, как близкие выше названным, так и совершенно противоположные им. И тем не менее в результате этих двух дискуссий было отмечено, что в литературе происходит постоянное изменение и обновление жанровых форм, появляются многообразные новые модификации эпических жанров. Романы Б.Можаева и В.Белова, на наш взгляд, подтверждают многое из отмеченного выше.

I. См.: Чимпой М. Загадки жанра. Пулатов Т. Лучше поздно... Лучше вовремя // Литературная газета. - 1986. - 26 ноября.

„ 70 -

Оба писателя определяют жанр своих произведений как романы-хроники. В.Белов выносит это в заглавие первой книги — "хро-ника конца 20-х годов" и второй - "хроника девяти месяцев". Б.Можаев характеризует жанр романа в главе "От автора". Ко второй книге произведения академик ВАСХНЙЛ В.Тихонов написал "Вместо предисловия", где отметил, что роман-хроника Б.Можаева отразил события коллективизации - "непростого в социальном плане процесса" - практически на одном районе, даже деревне - Тихано-ве Су В.Белова тоже одна деревня - Шибаниха), тем не менее создав обобщающие картины народной жизни и народных бедствий.

Если посмотреть хронологически выстроенную цепочку исторических событий в романе Б.Можаева, то она будет выглядеть следующим образом. Решение о ликвидации кулаков как класса, принятое на Пленуме ЦК ВКП(б) в ноябре 1928 г., разгромная статья в "Правде" против "обогащенцев" весной 1929 г., и за всем этим - брошенные дома деревенских лавочников, изгнание из артели сына священника Успенского и другие пугающие приметы "текущего" момента. Но к концу июня 1929 г. ход событий приобретает необратимый характер, попадая в плен "сжатых" сроков, "взятых темпов" и "предельных рубежей" проведения коллективизации» 14 октября - хронологический и смысловой центр "хроники 1929 года". С этого момента время в романе захлебывается от темпа - повинуясь приказу, торопясь к сроку, 28 октября были введены "чрезвычайные меры", а в конце ноября появилось постановление о "контрольных цифрах", о "всеобщей коллективизации". "Краткий срок" был намечен на 20 февраля 1930 года, когда "все должны быть в колхозах". Затем развернутая по всем линиям работа по осуществлению этой возвышаевской директивы, закончившаяся бунтом крестьян. А "дней через десять после описанных событий появилась известная статья Сталина "Головокружение от успехов".

Эпизоды в романе следуют один за другим в хронологической
последовательности и, подчиняясь определенной событийной зако
номерности, как бы вытекают один из другого, поэтому временные
связи и мотивировки здесь сочетаются с причинными и подчиняют
ся им.
[ Эта же закономерность лежит в основе хронологии романа

В.Белова* Причинные связи особенно обнажены в сюжете второй книги, когда автор дает хронологически точную картину "организации операции по обезжизниванию деревни". Вот пример из романа "Год великого перелома": 5 декабря 1929 года "палач народов Каганович" составил список "изуверской яковлевской комиссии", 14-15 декабря "все восемь подкомиссий непрерывно заседали", продолжив это 16 и 17. Проект общего постановления был принят 18, а 22 декабря "тезисы Яковлева" обсуждались на Политбюро, где, критикуя их, все участники состязались в "левизне". И 15 января 1930 года родилось "знаменитое решение" ЦК "О темпах коллективизации" . В тексте произведения далее идет динамичное описание шагов "великого перелома" - воспитание "кадров" в лице бывшего рабочего Арсения Шиловского для расправы с "врагами народа" и кулаками, выселение "куркулей" целыми семьями с Украины, выполнение директивы "по разгрому кулачества как класса" в Шибанихе и т.д.

Смысл, содержание и подоплека "великого перелома", его целей и способов осуществления и составляют второй план романа-хроники, где звучит ностальгия по русской духовной культуре, по выкорчеванной до основания крестьянской обшине и где усиливается угроза самому человеку.

В "Эпилоге" к своему произведению Б.Можаев поясняет, что

избранный им жанр диктовал и выбор героев, где главного не бы-

I. См.: Белов В, Год великого перелома // Новый мир, - 1989. -I 3, - С. 6-13.

- 72 -ло, а "все были вроде второстепенными". На наш взгляд, избранный автором жанр романа-хроники действительно определяет особенности их стилей.

Этим не исчерпываются особенности романного жанра, избранного писателями. Так, например, в произведении Б.Можаева, где обилие споров, проблемы решаются подчас приемами философской

| дискуссии, что позволяет назвать его романом-диспутом. Соответственно и стиль автора в повествовании характеризуется раскованностью. Выражается она в свободном соединении художественного и публицистического пластов произведения (например, сильные по своему эмоциональному воздействию картины раскулачивания и авторский монолог с использованием броских заголовков из газет и призывов партийных постановлений о всеобщей коллективизации - книга П, глава П), введении героев или сцен из уже знакомых ранее его произведений (например, география романа полностью взята из его очерков и рассказов 60-х годов, а такие герои как Бородин, Ежиков из рассказа "Домой на побывку" - 1970 г.,

\ жизнь Анны Прошкиной, одной из "сорок", подробно описана в "Старице Прошкиной" - 1966 г., о Левке Головастом упоминается в рассказе "На болоте" - 1964 г., а сцена расправы над конокрадом встречается в рассказе "Без цели" - 1965 г.).

Обе книги романа В.Белова, а особенно вторая - "Год вели-

I кого перелома" - богаты авторскими монологами, где-то лириче-

скими, а где-то страстно обличительными, что само по себе является продолжением традиций русской классической литературы. Голос автора в произведении, по мнению В.Виноградова, "объединяющий всю систему речевых структур персонажей в их соотношении с повествователем-рассказчиком или рассказчиками и через них являющийся идейно-стилистическим средоточием, фокусом целого , яв-

I. См.: Виноградов В, 0 теории художественной речи. - М., 1971, -С. 118,

- 73 -яяется организующим центром.

В прозе 50~70-х годов его проявление происходило либо через стремление к непосредственному выражению (в жанрах мемуаров, путевых заметок и т.д.), либо через максимальное приближение к персонажу, рассказчику, не тождественному автору. В 80-е же годы мы встречаем примеры прямого вмешательства в действие (например, в главе "От автора" романа Б.Можаева "Мужики и бабы", где автору было важно прямо обратиться к своему читателю и донести до него свои мысли о крестьянине, тогдашнем и сегодняшнем, о некоторой общности их бед, и, сославшись на многочисленные документы - стенографические отчеты и материалы съездов партии, ссылки на многочисленные выступления по земельному вопросу исторических деятелей, материалы государственных и партийных архивов и т.д., - показать, что его роман о времени коллективизации актуален и сегодня) или более сложные формы авторской позиции - через окраску повествования: ироническую, сатирическую, лирическую и т.д. Примеры последнего можно найти и в романе / В.Белова. Однако, на наш взгляд, именно в этом произведении, особенно в его второй книге, проявилась одна из негативных черт современного романа: авторское присутствие оказалось довольно навязчивым, даже в чем-то дидактичным, что снизило его эпическую и философскую глубину. Наличие прямых обращений автора, выражающих индивидуальные впечатления по конкретному вопросу, несущих историко-биографический (например, использование документальных справок при авторском рассуждении об истории кооперативного движения в России) или обличительно-публицистический (например, монолог о трагедии коллективизации) характер, отличающиеся установкой на разговорную интонацию, позволяет говорить об элементах романа-эссе в произведении, где ярко проступают позиция и личность писателя.

Для разговора о жанре произведений Б.Можаева необходимо сказать о соотношении реального и художественного времени. По*» следнее имеет свои определенные границы, специфическую протяженность, обусловленную особыми задачами романа, родовая и жанровая принадлежность которого в значительной мере определяют и нормы художественного времени. Вот почему мы можем говорить о его различии в романе-эпопее и романе-хронике.

В романе-хронике Б.Можаева оно сжато до нескольких месяцев, что характерно, скорее, для повести, и только присутствующий в ретроспекции образ прошлого, объясняющий события и поступки героев в настоящем, раздвигает его до романного.

Художественное время в произведении движется быстрее, чем реальное, особенно характерно это для высокодинамичной второй книги романа "Мужики и бабы", И это объясняется отбором существенных моментов, имеющих для автора принципиальное значение (в романе это сцены раскулачивания). Писатель не только показывает, но и пересказывает, даже просто упоминает много явлений, событий, фактов из прошлого и настоящего,

В диалогах, которыми богаты сцены споров, мы можем наблюдать почти полное совпадение реального и художественного времени, их синхронизацию. При изображении внутреннего мира героев (через внутренний монолог, исповедь и т.д.) художественное время замедляется. И хотя автор "полномочный распорядитель" его у героев, воля писателя ограничивается особенностями избранного жанра. Так роман-хроника не позволяет Б.Можаеву часто прибегать к раскрытию характеров своих персонажей через внутренние монологи или исповедь, по законам жанра должно преобладать динамичное действие, показ их через поступок. Вот почему фоновое время становится особо важным для автора и отражает эпичность его произведения.

.-75-

Таким образом, жанр романа, к которому обратились писатели, можно назвать многомерным. Новая организация романного содержания идет, на наш взгляд, от усложнения способов познания человека в постоянно интенсифицирующемся мире. Не всегда она имеет под собой "твердое" основание (вспомним определение В.Ко-жинова, что "жанровая структура есть "отвердевшее содержание" ), и тогда появляется рыхлость сюжетов, голословность и прямые апелляции к читателю, не подкрепленные изображением (об этом мы будем говорить в следующей главе исследования).

Избранный автором жанр романа-хроники диктует определенный стиль, а он в свою очередь - тип организации сюжета и композиции.

Первые книги романов богаты картинами народной жизни, насыщены описаниями природы, неторопливы по ритму повествования, размеренны, а где-то даже статичны. Авторы как бы медленно подводят читателя к страницам, описывающим "великий перелом". Не случайно Б.Можаев избрал эпиграфом к первой книге строки стихотворения М.Лермонтова: "С отрадой, многим незнакомой, я вижу полное гумно, избу, покрытую соломой, с резными ставнями окно...".

Жизнь крестьян показана как бы в двух измерениях: с одной стороны, привычные ритмы, естественное течение крестьянских дел и семейных забот, с другой - нарастающий непокой и страх от ощущения, будто подтачиваются сами основы жизни.

Вторые книги обоих авторов становятся динамичнее, действие спешит и уже не задерживается внимание на любовании картинами народных гуляний, престольных праздников и т.д. Все наполнено тревогой, меняется и авторский стиль. Местами он напоминает телеграфный. Стремясь к более высокой степени достоверности, ав-

I. Кожинов В, Роман - эпос нового времени // Теория литерату
ры. - М., 1964. - С, 172. ^F

~ 76 -торы обращаются к документу, появляются публицистические страницы. Наиболее эмоционально показывается картина раскулачивания. Передавая внутреннее напряжение и драматизм происходящего, Б.Можаев выбирает и соответствующие эпиграфы ко второй книге: один - из Денина о великой опасности обольщения себя неправдой, чем мы и жили в течение многих лет относительно истинной сущности коллективизации, а второй - из стихотворения А.Пушкина: "Да ведают потомки православных земли родной минувшую судьбу". В главе "От автора" Б.Можаев поясняет, что это "веданье" истории "сейчас не только актуально, но и необходимо", ведь в "методике" сплошной коллективизации "надо искать корень некоторых упрошенных "методов" управления сельским хозяйством сегодня. Так в перекличке эпиграфа и заключительной главы появляет-

т I ся мотив "уроков истории" , И так жанр сказывается на компози-

' ции произведения.

В композиции обоих романов важно все: то, что для проведения своей мысли о "страшной трагедии" коллективизации, которую готовил "зловещий синклит по выработке методов уничтожения и разорения", В.Белов избирает параллельный показ действия в Шибанихе, Москве и Вологде, В главе "Вместо предисловия" книги Б.Можаева определяется цель романа, и она не только в том, чтобы понять сложность пройденного Россией пути, но и помочь осмыслить истоки нашей сегодняшней жизни, а проанализировав историю, строить политику на будущее - социальную и хозяйственную. В главе "От автора", написанной прозаиком к выходу романа отдельной книгой в 1987 году, как отклик на мысли ученого стало разъяснение стоящих перед писателем задач. Он не просто вспоминает давнюю жизнь, пытается разобраться, "кем же был этот мифический средний крестьянин", "проследить многообразные формы производст-

I. См.: Можаев Б, Мужики и бабы. Роман. Книга вторая, - М., 1987. - С. 457.

— 77 — венно-нравственных связей крестьянства, издавна определявшие в значительной степени физиологический облик народности нашей" . Так роман, исследующий страницы истории государства уже полуве-/ ковой давности, период коллективизации, мог бы считаться исто-» рическим, но становится остро современным, социальным, что можно отнести и к произведению В.Белова.

Однако, на наш взгляд, есть в композиции произведения Г Б.Можаева детали, снижаювше его художественное достоинство. Это относится к концовке романа.

Теории известно несколько типов "замыкания" романа: среди них есть "традиционное положение" - женитьба или гибель героев, и "прием эпилога", когда под конец произведение "комкается" . В эпилоге мы встречаем убыстренный темп рассказывания и на нескольких страницах узнаем *обытия нескольких лет.

Применяя эту систему к роману Б.Можаева, обнаруживаем
две концовки: одна - "традиционная", когда гибнут герои Успен
ский и Озимов, олицетворяющие смерть разума в результате спро
воцированной безумной стихии разрушения, и уход Маши из родных
мест, а вторая - "эпилог" - что-то типа " happy end ", где мы
узнаем, что "злодеи" осуждены, "перегибы" обнажены и дело долж
но пойти на лад. На наш взгляд, "эпилог" инороден роману, он
| явился чисто формальным завершением сложного, проблемного про-
' изведения, своего рода уступкой невысокому вкусу, тяготеющему
к счастливой или хотя бы приближающейся к ней завершенности.
А в результате оказалась снятой историческая и художественная
острота романа.
I Сближает оба произведения не только своеобразие жанра,

некоторые подходы к композиции, но и проблематика, то есть со-

15. Можаев Б. Мужики и бабы. - С. 446.

16. Томашевский Б. Теория литературы (поэтика). - Л., 1925. -С. 203-204.

вокупность тех акцентов, сторон изображаемой действительности, к которым привлечено внимание читателя путем подчеркивания и выделения их с помощью доступных литературе изобразительно~выра«-зительных средств. При этом в произведениях наличествует доминирующая, генерализующая, централизующая проблематика или группа проблем, которые играют как бы руководящую роль, "предписывая" выбор, расположение и соотношение художественных пластов, составляющих содержание произведения. Благодаря этому создается ощущение организованности проблемно-тематического материала, подчиненности его определенной закономерности. Тип проблематики, включая в себя и обозначая по существу целую группу проблем, реально присутствующих в произведении, позволяет автору продемонстрировать и реализовать свои представления о личности.

Такой главной проблемой, вокруг которой группируются и из I которой вытекают другие, стала проблема человека, противостояния характеров в переломный момент истории - в период коллективизации. Рассматривается она на довольно широкой социальной базе г^десь^стьТфестьяне, рабочие, интеллигенция и особняком стоящие от них "руководители" разного ранга. Всех их без исключения затронула коллективизация, независимо от того, принимают ли они в ней прямое участие.

Тесно связана с названной и проблема религии и церкви,

f рассматривая которую авторы обнажают корни одной из негативных черт современного общества - нравственного оскудения человека. Более обстоятельно освещается она в романе В.Белова, с ней связана целая сюжетная линия.

Крестьянин - центральная фигура обоих произведений, вот

| почему проблема хозяина и хозяйственных отношений занимает столь значительное место. Примыкает к ним, приобретая в произведении Б.Можаева самостоятельное звучание, и проблема русской крестьян-

- 79 -ской общины.

Роль интеллигенции в переустройстве общества, ее взгляды на революцию, взаимоотношения с крестьянами и рабочими становятся для обоих авторов особо важными. Предъявляя высокие требования к интеллигенции, писатели показывают в то же время ее неоднородность и неоднозначность поступков.

Роман Б.Можаева выходит и на целый комплекс общечеловеческих проблем, волновавших людей как в прошлом веке, так и ныне. Поднимаются они в основном в многочисленных спорах, становясь идейным стержнем произведения. О гуманизме и нравственности, русском национальном характере и национализме, культуре и отношении к ней, целях и средствах их достижения, диктатуре и демократии, личности и степени ее свободы, коммунизме и его сути и многих других говорится в произведении. Через них автор выходит к духовно-нравственным и социальным проблемам наших дней, корни которых лежат глубоко в истории, и их рассмотрение позволяет в полном объеме рассказать и показать романное пространство произведений В.Белова и Б.Можаева. Если судить по публицистике писателей, а мы уже называли ее выше, они давно осознали причины кризисного состояния общества. Поэтому не удивляет поставленный Б.Можаевым вопрос о коренном изменении системы управления, освобождения от бюрократии, развитии индивидуальной трудовой деятельности» Об этом говорят в романе близкие автору герои - Успенский и Озимов. Или проблема борьбы с кастовостью, с привилегиями. Совершенно современно звучат слова Успенского: "...За версту видна паническая боязнь все того же "умственного гения", интеллектуального превосходства тех, которые не на руководящей должности, А отсюда - все, что исходит не от нас, запретить! Мы одни хранители истины!.. Вы посмотрите на них. Как взяли власть - сразу переселились в царские палаты да в бар-

- 80 -ские особняки... Пайки для себя ввели, закрытые распределители! На остальных плевать..."

Столь прямых аналогий с настоящим у В.Белова мы не найдем, но постановка проблемы о нравственном оскудении общества и попытка высветить корни этого явления в истории, едва ли не самая современная и актуальная для нашего государства.

Таким образом, мы можем сказать, что ряд поднятых в романах проблем уже исследовался в нашей литературе (коллективизация, классовая борьба и др.), но определенная новизна подходов к их осмыслению у авторов все же есть. Это проявление писательской честности, гражданского мужества, ведь созданы были произведения в период застоя, когда господствовала в истории и в литературе одна, официальная точка зрения на эти проблемы, не дающая простора "разномыслию". Отличительной чертой романов В.Белова и Б.Можаева стала, на наш взгляд, нацеленность их на ⁺] постановку философских, бытийных, нравственных проблем российской деревни в общечеловеческом звучании, данных через противостояние характеров и показ глубины конфликтов коллективизации.

Рассматривая романы обоих писателей в контексте современной литературы, мы считаем, что они довольно наглядно показывают происходящие в ней процессы, ее достижения и просчеты. К ним можно отнести, например, такие черты, как:Д превалирование ^[публицистического начала в произведениях, 2) политизация, 3) обнаженная концептуальность. Последняя приводит к тому, что точка зрения В.Белова о привнесенности революции в народ читается даже в названиях книг романа: первая - канун "великого перелома", вторая - сам "великий перелом", точнее, один его год (здесь следует заметить, что эта книга - прямая полемика с из-

I. Можаев Б. Мужики и бабы. - G, 306-307.

вестным выступлением Сталина под тем же названием 3 ноября 1929 года).

Названия ранних произведений писателя ("Привычное дело", "Плотницкие рассказы", "Целуются зори", "Моя жизнь" и др.) не несли с такой открытостью его позицию. Эволюция названий, по всей видимости, отражает существующие помимо желания автора доминанты в литературном процесса, проявляющиеся в 4) жанровом пристрастии (роман с продолжением, более широким охватом событий и их детальным, хронологическим рассмотрением), 5) проблемно-тематической направленности (активный интерес к отдельным страницам истории государства, исследование сталинизма в его различных проявлениях).

Обращаясь к истории, писатели нередко используют материалы собственных изысканий, факты своих биографий. Так, например, Б.Можаев в основу романа положил реальные события, происходившие в годы коллективизации в его родных местах. В одной из своих статей он рассказывает, как erne ребенком видел проходившую через их село колонну арестованных - бывших участников крестьянского восстания в Пителинском районе Московской области 1930 года (автор считает его одним из самых крупных после тамбовского), которых гнали на "правеж". Позднее слышал от очевидцев о причинах восстания, о жестоких наказаниях, применяемых к крестьянам, о десятках убитых. В изображенном в романе Тиханове легко угадывается родное автору Пителино, в Веретье - Веряево и т.д., а ряд пересказанных ему очевидцами сцен (например, попытка провести в двадцать четыре часа коллективизацию, разрушение веря-евцами построенных для обобществленного скота стойл, попытка убийства звонившего в набат во время^оостання парня, передача церкви под склад и многие другие) полностью вошли в произведе-

- 82 -ниє, получив свое художественное обоснование *

Erne одной чертой современной советской литературы, нашедшей отражение в романах, можно назвать активно происходящие в языке художественных произведений изменения. Среди них такие, как развитие характерологических повествований, в связи с чем возросло значение разговорного языка как стремление ярче выразить внутренний мир персонажа. В 70-е годы с расширением социального круга героев в литературу широко вошли просторечия и диалектизмы, а в 80-е с появлением "новой" прозы - жаргонизмы и арготизмы. Вместе с ними пришла опасность разрушения литературного языка.

Язык современных произведений о деревне тоже вызывает некоторую тревогу. С одной стороны, он как язык всякого художественного произведения, являясь функционально-стилевым единством, противоположным разговорной речи, в силу присущей ему эстетической функции может иметь любые языковые элементы: диалекты, жаргон, просторечия, принадлежащие ненормированной сфере общенародного языка» Однако все дело в количестве этих компонентов. Если их введение в произведение оправдано, они получают эстетическую и коммуникативную мотивированность. С другой стороны, может сложиться ситуация, когда заданная демократизация языка и чрезмерное увлечение названными выше компонентами приводит не только к упрощению, но и разрушению литературных норм. И тогда, оснащенный диалектизмами и просторечиями, он воспринимается не как средство решения художественных задач, а как попытка искусственного его сохранения. Или чрезмерное увлечение жаргонами, сленгом определенных групп опускает литературный авангард на языковое дно. Оба процесса одинаково разрушительны для языка. I. См.: Можаев Б. Мужик // Правда. - 1990. - 2 ноября.

*- 83 —

Названные выше изменения, происходящие в литературном языке, отражаются и на структурном составе монологов и диалогов. Например, идет активный процесс обогащения традиционных форм последнего через усложнение реплик, сознательную их драматизацию, слияние диалога и повествования и т.д. Н.Анастасьев, рассуждая о литературе XX века, об "объективном", "драматическом" романе, о процессе демократизации прозы в наши дни, отметил это не только как "тенденцию, связанную с особенностью манеры того или иного писателя, но и как результат изменений в художественном языке, повлекшими за собой изменения формы изложения событий" .

Все названные выше процессы изменений в языке художественной литературы мы наблюдаем в романах В.Белова и Б.Можаева. При этом следует заметить, что мы назвали только часть происходящих в современной литературе процессов, лишь некоторые новые формы художественного воплощения, непосредственно отраженные в анализируемых произведениях.

Выявляя обшие черты, позитивные и негативные, сильные и слабые, как социально-проблемные, так и жанрово-стилевые, сближающие романы В.Белова и Б.Можаева, выводящие их на родство с таким пластом в литературе советского периода, как "деревенская" проза, мы не можем, вместе с тем, не показать при всей их похожести индивидуальное своеобразие писателей, стилевые особенности произведений.

Стиль, как известно, является одной из категорий, позволяющих уяснить не только качественный характер всякого литературного произведения, но и отличительную особенность творческой манеры писателя, индивидуальность его таланта. На протяжении

I. См.: Анастасьев Н. Продолжение диалога: советская литература и художественные искания XX века, - М», 1987. - С. 2II-2I3.

_ 84 -советского периода истории нашей литературы о природе стиля, его функциях, стилеобразуюших факторах было высказано немало суждений.

Категория "стиль" многозначна, и это породило множество его определений « от глобальных до более конкретных, частных.

М.С.Храпченко определял стиль "как способ выражения образного освоения жизни, способ убеждать и увлекать читателей, доносить до него образ, мысль, идею" . Г.Н.Поспелов писал, что "стиль - это свойство литературных произведений, точнее,их образной формы в единстве всех трех ее сторон: предметной, словесной, композиционной, в котором осуществляется экспресеивно-

творческая типизация жизненных явлений" , Как видим, в этих двух определениях есть общее - видение стиля через художественный образ.

Изучение проблемы стиля было продолжено в работах критика и литературоведа В.В.Новикова» Обращаясь к раздумьям А.Н.Толстого о стиле (а он так называл его образно: "проникающая в наше сознание, как игла, форма мысли", "творчество", "одно единст-венное... сочетание слов" и т.д. ), включившего в его понятие обязательный признак - познание, отмечает в связи с этим, что, познавая развивающуюся и изменяющуюся действительность, "писатель всякий раз ищет то, особенное, в котором, словно солнце в капле воды, отражается совокупность общественных отношений - в

исторической конкретности и неповторимом своеобразии, характер-

»4

ном для эпохи" ,

17. Храпченко М. Творческая индивидуальность писателя и развитие литературы. « М., 1977. - С. ГОо.

18. Поспелов Г. Проблемы литературного стиля. - М., 1970. - С.61.

19. См.: Толстой А. Поли.собр.соч. - Т. 13. - М., 1949. - С.359, 399.

20. Новиков В, Движение жизни - развитие искусства // В кн.: Социалистический реализм сегодня. - М,, 1977. - С. 197.

Кроме определения стиля,в литературоведении делались попытки вычленить стилеобразующие факторы. Так, Л.Новиченко в одной из своих работ относит к их числу содержание и характер жизненного опыта писателя; специфику материала действительности, которую он исследует художественно; особенности индивидуального мироощущения, совокупность психологических доминант творческой личности писателя; ориентацию писателя на определенные традиции и определенный опыт современников .

По мнению Ч.Гусейнова, стиль охватывает все стороны художественного творчества и включает в себя по крайней мере три элемента. Первый из них - способ познания, то есть такая работа словом, которая способствует процессу постижения явления. Способ познания тесно связан с объектом, требующим своего особого постижения (реалистического, гротескового, иронического). В процессе постижения важна познающая личность, ее опыт, знания, кругозор, мировоззрение и т.д. Вот почему мы наблюдаем в литературе и искусстве многообразие способов познания и разнообразие жанров, В выборе стиля решающую роль играет замысел художника, в котором уже заключено отношение к исследуемому объекту, оценочный момент. Благодаря стилю, продиктованному и определенному замыслом, автор достигает цели, доходит до сердца читателей.

Второй элемент стиля - способ организации познания, который проявляется в композиции и сюжете конкретного произведения, в их типе и особенностях. При этом нельзя трактовать стиль су-женно, только как средство изобразительности или выразительности, ведь именно он позволяет художественно познать мир.

И, наконец, третий способ воздействия на человека - прежде

I. См.: Новиченко Л. Стиль - метод - жизнь // В кн.: Часть общего дела. - М., 1970. - С. 362-363.

- 86 -всего, эмоционального. Являясь неотъемлемой составляющей стиля, он включает в себя и первые два элемента. Явственно ощущаемый,

он тем не менее не поддается разъяснению и в большей мере опре-

I деляет творческую индивидуальность писателя .

Формы взаимодействия способов типизации и стилевых течений выступают в современной литературе в богатстве сочетаний и проявлений. Отсюда и многообразие новых и обновленных жанрово-стилистических структур.

Почему автор избирает тот или иной стиль? Можно сказать, I что делать это его обязывает поиск художественной правды. Им избирается именно такой стиль, такое видение, с помощью которых он только и может ее постичь и осмыслить. Сопоставимость художественных произведений с объективными картинами жизни, что, по мнению теоретиков, является свойством реализма, совсем не предполагает одного, единственно правильного изображения, И это не релятивизм, а непреложное право искусства, особое свойство художественной избирательности, творческой индивидуальности. Целью художественного творчества является, как очевидно, достижение выразительности образов, картин, всей ткани произведения. И в этом роль индивидуального своеобразия стиля писа-1 теля особенно велика. Под выразительностью мы понимаем такое искусное, мастерское изображение состояния героя, движение его чувств и мыслей, особенностей поведения вместе с окружающим его бытием, когда образ и вся картина, нарисованная художником, воспринимаются ** в силу их поэтического своеобразия - не как выдуманные, искусственно созданные, а как живые, реальные. В произведении возникает особая насыщенная атмосфера, эмоциональная поэтичность. Художественное слово в таких случаях приобре-

I. См,: Гусейнов Ч. Этот живой феномен. Советская многонациональная литература вчера и сегодня. - М., 1988. - С, 155-162.

- 87 * тает в обшей системе выразительных средств многозначный смысл. Каждый художник в меру своей одаренности старается по-сво-| ему, своими способами достичь выразительности образа. Вот почему в художественном творении, отражающем какую-то часть жизни, всегда присутствует и сам художник, выражается его миропредставление, его чувства, настроения, которые оказывают влияние на отбор слов, строй фраз, систему образов, на стиль в целом.

Индивидуальное своеобразие стиля как совокупность определенных приемов, характерных для данного художника и его конкрет-І ного произведения, играет решающую роль в создании его особой

тональности. Чем важнее проблема, которую поднимает художник в своем произведении, тем естественнее его стремление придать образам и картинам большую выразительность. Й достижение этой цели во многом зависит от его таланта и способностей.

Объемность обшей картины, нарисованной в произведении, достигается не широтой описания обстоятельств, а сгушением, концентрацией жизненного материала. Однако внимание писателя обычно сосредоточивается на кульминационных пунктах в событиях и в жизни героя, изображение которого образует сюжетные узлы произведения. Все это делается для того, чтобы у читателя возникло чувство сопричастности тому, что он видит, воспринимая художественное произведение.

Проблема индивидуального стиля всегда привлекала литературоведов и критиков, посвятивших многие свои работы как стилю конкретного художника слова, так и теоретическим проблемам. К последним можно отнести труды М.Храпченко, Ю.Суровцева, В.Оскоц-кого, В.Гусева, Е.Сидорова, В.Новикова и др. . Сказанное выше

I, См.: Храпченко М, Творческая индивидуальность писателя и развитие литературы. - М„, 1972; Суровцев Ю, 0 стилевых течениях и "национальных стилях" в советской многонациональной литературе/ В сб.: Единство. - М,, 1972; Оскоцкий В. Богатство романа. Многообразие и единство. - М., 1976; Гусев В, Пробій продолжение на стр.88)

- 88 -во многом передает суть их суждений. Неоднократно, говоря об индивидуальном стиле художника, литературоведы отмечали сложность творческой манеры В.Белова и Б.Можаева»

Творческие биографии В.Белова и Б.Можаева начали складываться со второй половины 60-х годов, со времени появления их первых произведений, созданных в литературном пространстве, вектором которого служили "Районные будни" В.Овечкина. Тогда же были заложены и основы индивидуальных стилей писателей. В 60-70-е годы их очерки сопоставлялись с произведениями Ю.Черниченко и И.Васильева, представлявшими новый этап в развитии "деревенской" прозы, а рассказы и повести - с книгами В.Астафьева, Ф.Абрамова, В.Шукшина. Главная мысль всех произведений Б.Можаева, независимо от того¹, о чем он писал - о Дальнем Востоке и стройке, о лесозаготовках и бригадном подряде на земле и т.д. - мысль о доверии труженику, о признании его самостоятельности и статуса хозяина на земле. Эта единая мысль, соединяющая довольно разные произведения, нашла выражение в стиле писателя.

Говоря об индивидуальном стиле В.Белова, мы должны отметить, что ни в одном из своих произведений (исключая, пожалуй, роман "Все впереди", где, на наш взгляд, явная неудача в стиле, продиктованная, видимо, навязанностью и схоластическим изображением идеи) он не повторился. Так, например, его "Плотницкие рассказы" и роман "Кануны" имеют различное художественное решение и отсюда разный подход к решению языковых задач, в целом стиля. Если в первом он пытался выразить прежде всего непосредственность живой крестьянской речи, то во втором он уже нуждался в "эпическом" слове - том, что направлено на воссоздание сложных жизненных явлений.

лемы стиля, - В кн.: В предчувствии нового. ** М., 1974; Сидо-

_^

эв Е_# 0 стилевом многообразии современной советской прозы, -,, 1977; Новиков В, Движение истории - движение литературы, - М,, 1982 и другие.

- 89 -"Деревенская проза", в рамках которой мы рассматриваем романы В.Белова и Б.Можаева, сегодня, как мы уже отмечали, противопоставляется другим направлениям, например, "новой" прозе {существует термин "другой", "вчерашний андеграунд", "литература неформалов" и другие, в литературоведении терминология пока не устоялась). И это противопоставление идет по линии создания характеров и типов конфликтов, хотя предмет исследования у них один - человек в различных ситуациях. Но если в "новой" прозе (включаем сюда творчество В.Пьецуха, Л.Петрушевской, Е.Попова, А.Кабакова, В.Нарбиковой, Вен.Ерофеева и др.) он, как правило, рефлексирующий, обращенный в собственный мир со своей системой ценностей, то в "деревенской", уже простившейся с "природным человеком" 70-х годов, он, хотя и с непокоем в душе, смятением и неуверенностью, безразличием и агрессивностью, тяготеет к душевной гармонии и традиционным нравственным корням.

Стиль "новой" прозы продиктован ее эстетикой, имеющей свою специфику. Говорить о ней не входит в наши задачи, однако ряд достоинств, существующих, несомненно, на ее основе, в этой ли-_і тературе отметим. К ним относятся принципиальное "неучастие во \ лжи", отказ от следования сложившимся литературным стереотипам, привычным характерам, типам, номенклатуре конфликтов. Это раз-' рушает представления о характерах как носителях черт и особенностей класса, социального слоя, с четким разделением на положительных и отрицательных. Вопрос о том, насколько она исторична, решит время, но сегодня она несомненно нужна. Однако нельзя не отметить, что, делая прорыв в современной тематике и меняя взгляд на такие проблемы, как террор гражданской войны, раскулачивание, жизнь "зеков", эта литература по сравнению с традиционной не лишена художественных издержек. Так, нередко в этих произведениях господствует принципиальный абсурдизм, и хотя от-

« 90 -сутствуют элементы учительства или разоблачения, в центре ока-

Г зывается рефлективный, все разъедающий скепсис и пессимизм,

* универсальная ирония, подвергающая сомнению все возможные прин
ципы и идеалы»
Г Как известно, человечество постигает себя через литерату-

ру и искусство, и "новая" проза, являясь своего рода "оппонентом" традиционной, "деревенской", позволяет увидеть излом в душе конкретного человека как результат сложных, по-своему драматических процессов в современной общественной жизни, позволяет корректировать историческое сознание общества, помогает формированию плюралистического мышления через усложненное представление о характере людей, о добре и зле и т.д.

Литература о деревне, особенно сегодняшней, решает ту же задачу. Но стиль ее повествования существенно отличается, как отличается и ее эстетика, где при всем драматизме материала не потеряны устоявшиеся представления об идеале, добре, красоте и социальной справедливости. И если в "новой" прозе мы чаше [ всего слышим голос социального дна, из которого, как правило, происходит герой или куда он опустился в результате драм его жизни, то "деревенская", не отказываясь от богатства народного языка, тяготеет к литературному, что нисколько не обедняет ее

возможностей в исследовании внутреннего мира героев. Различа-

і етея их подход и к роли композиции в произведениях.

Завершая рассмотрение идейно-стилевых тенденций развития "деревенской" прозы, в частности, романов В.Белова и Б.Можаева, необходимо сказать как об открытиях и новизне, так и явных просчетах, снизивших художественное достоинство произведений.

Романы В.Белова и Б.Можаева - сложные эпические полотна, вместившие широкий спектр проблем и разнообразие характеров. К числу достоинств произведений можно отнести их смелость. На-

- 91 -
пример, первая книга "Канунов" была опубликована, как уже отме
чалось, в 70-е годы (это же относится и к первой книге романа
^нМужики и бабы") и она была одной из первых, прямо заговорив
ших о коллективизации как трагедий. Не случайно роман встретил
довольно настороженное отношение в критике тех лет. Видимо, не
стандартный подход автора к, казалось бы, давно оцененной исто
риками странице прошлого, заставил больше говорить о мастер
стве В.Белова в изображении картин крестьянского быта, нежели
собственно коллективизации,

С Есть определенная новизна в трактовке характеров, в кото-

рой отразились наблюдения пристрастного сердца автора и его полемический настрой по отношению к оптимистическим произведениям о деревне времен коллективизации. Вот почему его Сопронов, через характер которого писателю важно было прежде всего показать идею, отмечен большим масштабом обобщения, в нем сильно не столько индивидуальное, сколько тяготеющее к символу начало.

, Одним из первых в нашей литературе В.Белов показал организатора

: коллективизации из народа как полностью отрицательный характер, и для времени выхода первой книги романа это было смелым гражданским шагом автора и определенным открытием в сфере художественной. Однако желание ярче обнажить идею своего произведения, страстный протест против насильственных мер насаждения коллективизации в деревне привели к смешению акцентов. Не удержавшись на той границе, что отделяет в творчестве символ от схемы, а это особенно стало заметно в вышедших позднее частях романа,

і автор немало проиграл в художественности. И это достойно сожаления, поскольку В.Белов - признанный мастер в литературе. Однако наряду с богатством изобразительных и языковых средств, к которым обращались писатели, есть в произведениях и неудачи. На наш взгляд, оба романа, особенно их вторые книги,

- 92 -оказались в большей мере лишены открытий, поэтому нередко герои стали представлять иллюстрацию какой-либо идеи. Да и голос автора временами приобрел самодовлеющее звучание и характер менторства.

На наш взгляд, в системе характеров романа "Кануны" В.Белов сдает былые высоты художественности, достигнутые им ранее в повестях "Привычное дело", "Плотницкие рассказы" и др., где созданные им художественные образы не поддавались схематическому разложению, были "диалектичны", вбирая и "дурное", и "хорошее", т.е. господствовал один из доминирующих принципов его художественной системы и характерная черта его стиля - неоднозначность оценки изображаемого явления* В "Канунах" же много одно-плановых, упрошенных образов. И особенно заметно это с появлением реальных персонажей - конкретных исторических лиц - Сталина, Каминского, Бухарина, Томского и др. Избранный автором способ типизации привел к их довольно схематичному показу, для убедительности характеров не хватает полноты изобразительности и психологической реализации. Даже в выборе ситуации, где они раскрываются, чувствуется тенденциозность, мешающая писателю раскрыть глубину характера. Из-за недостаточности изобразительного материала В_#Белов часто высказывает прямые оценки своих персонажей, не подкрепляя их показом, например, комиссию Яковлева называет "изуверской", "зловещим синклитом по выработке методов уничтожения и разорения", а саму коллективизацию "шабашем" и "невиданным преступлением", которое благословил, теша себя имперскими амбициями, Сталин - "шашлычник" и "семинарист" совместно с "палачом народов" Кагановичем и его "подручным" Каминским.

Б.Можаев, публицистически заостряя роман, верен своему кредо, провозглашенному еше в одной из первых дискуссий по "дере-

- 93 -венской" прозе (Ф.Кузнецов в книге "Самая кровная связь" называет точную дату ее начала - 3 октября 1964 года в "Литературной газете "в статье В.Солоухина - "Диалог") и детализированному во второй - "Большаки и проселки" ("Литературная газета", сентябрь 1979 - январь 1980 г.). Жизненная достоверность и глуби-_т на идей, трезвое взвешивание реальной действительности через } углубление в вечные проблемы нравственности, долга и добра -такова позиция писателя. Ей он следует в горячих спорах о литературе и судьбах деревни, она становится основой его критической манеры в романе. Полемическая заостренность стиля Б.Можае-ва реализовалась, что вполне закономерно, через усиление публи-] цистического начала в произведении, а это, в свою очередь, привело к иллюстративности и перегруженности проблематикой в ущерб полноте характеров, о чем мы говорили выше.

Стилевые тенденции развития "деревенской" прозы: штоки, традиции, новые формы художественного воплощения

Проза о деревне, принадлежа тематически к такому направ-лению в литературе, которое должно было бы тяготеть к старой патриархальной деревне, ее характерам и нравственности, в действительности сразу же вышла за эти рамки, обратившись к сложным вопросам отношений человека в современном мире - а главное, к проблеме смысла человеческого существования. Она - "размышляющая проза", озабоченная не только судьбами деревни, но и перспективами развития всей страны, что подтверждает опыт творчества многих писателей.

Не случайно споры о корнях современной "деревенской" прозы довольно продолжительно велись в литературоведении и критике. Обобщив их, вычленим, на наш взгляд, основные точки зрения» Так одна группа (І.Кузнецов, Вс.Сурганов, Л.Теракопян) считает деревенскую прозу достаточно традиционной. Во многих ее каче-j ствах видят традиции, заложенные в классической советской прозе на тему деревни, - "Поднятая целина" М.Шодохова, "Барсуки" Л,Леонова, "Бруски" Ф.Панферова, произведения Л,Сейфудлиной, А.Неверова и др. Другие связывают "деревенскую" прозу с творчеством крестьянской "плеяды" в дореволюционной русской литера-туре « С.Подъячева, С.Семенова, И.Касаткина, И.Вольнова и др.

Третьи пытаются поставить у ее истоков ЛДеонова с его "Русским лесом", связывая многие качества этой прозы с усилением интереса к проблеме человека и природы . Сегодня мы наблюдаем новый интерес к "деревенской" прозе в критике, но возник он в контексте дискуссии о кризисе советской литературы (об этом мы говорили во введении). Все это до-5 называет, что "деревенская проза" - явление сложное и неоднозначное. Тема человека на земле всегда интересовала писателей, поэтому не удивляет ее появление в литературе. Необходимо отметить особый и устойчивый интерес к ней именно в нашей литературе, хотя процессы урбанизации и отчуждения крестьянина от земли идут во всем мире. Главное, что традиционно развивалось в отечественной литературе « это тема боли за поруганную душу человека, гуманистический пафос утверждения самоценности личности, В этом усматривается глубокая связь с истинно народной традицией зашиты человеческого в человеке. Обращение к таким вершинам литературы, как поэма "Мертвые души" Н.Гоголя, повести "Дерев ня" Й.Бунина и "Мужики" А.Чехова, очерки о деревенской жизни Г.Успенского, ранние рассказы М.Горького, роман "Тихий Дон" М.Шолохова, недавно возвращенные к нам произведения А.Платонова - "Чевенгур", "Котлован", "Ювенильное море", ряд его рассказов, охватывающие большой исторический отрезок, и сопоставление их с целым рядом произведений 80-х годов, подтвержда- ет мысль, что критическое начало в освещении деревенской жиз- ни и пафос защиты человека есть и сегодня. И в этих традиционных корнях сила "деревенской прозы".

В дореволюционной прозе о деревне можно выделить привычные доминанты: уход от земли, тщетность усилий крестьянина вырваться из нужды и горя и прорывающееся в бунте и мятеже безысходное страдание. Причем наблюдаются две традиции в понимании сути и причин мужицкого бунта. Одна объясняла его совершенно бесчеловечными социальными условиями, в которые был поставлен труженик, другая - объявляла выражением "звериной сущности мужика, голосом нутра", й если в произведениях одних мы чувствуем боль за крестьянина, то у других - проявление страха перед ним, смакование ужасов. При этом разделить четко позиции даже в творчестве одного писателя было подчас невозможно. Так скептицизм в отношении к мужику проникал даже в творчество такого выдающегося реалиста, как И.Бунин С "Деревня", "Ночной разговор", "Захар Воробьев", "Окаянные дни" и др.), а в ряде очерков Г.Успенского, писателя, не склонного к приукрашиванию мужицкого быта и нравов, подчас очень жесткого, находим почти поэтизацию крестьянского труда, который показывается как призвание и духовная потребность, где главенствуют радость и удовольствие. Уже в дореволюционной художественной литературе крестьянин, мужик представлен как неоднозначная, противоречивая фигура. Таким он и будет изображаться.

В рамках этого разговора нам представляется интересным взгляд М.Горького-публициста на русского крестьянина, изложенный в опубликованной в Берлине в 1922 году статье "О русском крестьянстве", перекликающейся с более ранними "Несвоевременны » ми мыслями" (I9I7-I9I8 гг.) писателя» Общий тон ее довольно мрачный, а краски в портрете русского мужика наиболее черные. Обвиняя крестьянина в беспамятности, да и нежелании знать прошлое, он называет одну из определяющих черт национального характера - "особенную жестокость, хладнокровную и как бы испытывающую пределы человеческого терпения к боли, как бы изучающей цеп- кость, стойкость жизни" . Автор сомневается в религиозности русского крестьянина, наблюдая, скорее, "скептицизм невежества" в его великодушии, видя в деревне прежде всего неблагодарность, суровую реалистичность и хитрость мужика»

Нарисовав страшные картины жестокости, М.Горький спрашивает, где же тот добродушный и вдумчивый русский крестьянин, неутомимый искатель правды и справедливости, которого так убедительно и красиво рисовала миру русская литература XIX века? Произведения народовольцев, по мнению писателя, идеализировали его, но уже в конце XIX века появился более правдивый, критически созданный образ мужика у Й.Бунина и А.Чехова. Эту же линию продолжили писатели начала XX века - Й.Вольнов, С.Подъячев, Вс. Иванов, произведения которых свидетельствуют о "жуткой де-ревенской темноте", и их, выходцев из этой среды (а они хорошо знали и понимали жизнь крестьянства, "горе и грубые радости деревни, слепоту ее разума и жестокость чувства" ) не обвинишь в интеллигентском пренебрежении к народу, как обвиняли И.Бунина.

Противостояние характеров в романах В.Белова "Кануны" И Б.Можаева "Мужики и бабы" как отражение противоречий коллективизации

Проблемы коллективизации, классовой борьбы в деревне, пожалуй, можно назвать главными в романах обоих писателей, организу 1 юшими сюжет, конфликты и характеры произведений. Обнажая с хронологической точностью "механику великого перелома", авторы су-меди взглянуть на уже не новую для литературы тему по-новому. А.Твардовский, говоря о повести С,Залыгина "На Иртыше", отметил, что тому удалось увидеть коллективизацию глазами самих крестьян, а не обозревать ее с точки зрения организаторов колхозного движения. Такой взгляд мы находим и в романах В.Белова и Б.Мо-жаева, продолжающих намеченную в 30-е и достаточно полно исследованную в последующие годы в русской советской литературе тему. Их волнует не сама по себе коллективизация, а судьба народа, и прежде всего вопрос о праве одних управлять судьбами других вопреки желанию последних или, как изящно выражал это Н.Бухарин, вырабатывать коммунистическое человечество из "человеческого материала" капиталистической эпохи через "внеэкономическое принуждение", читай: расстрелы, трудовую повинность и так далее. Ряд сцен в романах подтверждает этот теоретический постулат.

В беседе о смысле будущего, о "переделке всей России", о праве на разрушение (сцена разговора отца Иринея, Лузина, Прозорова - "Кануны", часть I, глава 15) Лузин излагает позицию новой власти, которую как председатель волисполкома представляет. Он утверждает, что право на разрушение дало "классовое сознание, долг, совесть передового класса", и борьба - "это не только право, но и обязанность большевика". Лузин убежден, что они правом переделки мира "воспользуются лучше, чем монархисты, кадеты, эсеры и прочие господа". Однако его собеседников страшит такой подход, узурпация власти одной частью народа, примитивно поделившей весь мир; на классы и из всего многообразия противоречий вычленившей только классовые. Как бы предчувствуя грядущие катаклизмы истории, Прозоров восклицает: "...Для вас все старое плохое, все новое - великолепно, духовные и материальные традиции - пустой, не заслуживающий внимания хлам, нет старого, нет традиции - одно голое, пустое место! Ничего! Нет духовной узды, простор, свобода страстям человеческим! Убить человека во имя идеи - раз плюнуть. Побеждает тот, кто сильнее и нахальней, опричнина, разделяй и властвуй! Совесть, честь, сострадание - все летит к чертовой матери, остается одна борьба, борьба взаимоуничтожения, оставляющая за собой запустение и страх. Горе такому народу, гибель такой стране и нации!.,." . Продолжением мысли Прозорова стала анекдотичная сцена конфискации сочинений Льва Толстого по классовому признаку представителем новой власти Сопроновым.

Как нам представляется, автор и герой в данной ситуации -В суждении о целях и средствах борьбы он проводит мысль, что бессмысленная жестокость не может быть оправдана великой целью, а беззакония - это слепой зверь, которого сегодня спустили на крестьян, а завтра он пожрет самих организаторов. Видимо, в сознании автора (как и многих других писателей) перестройка } началась давно, он сумел почувствовать болевые точки нашего об-I шества, осознал губительное воздействие их на развитие личности, а главное - предвидел, чем обернется это сегодня: ложно понятая национальная идея и национальный характер, пренебрежение законом, культурой ради мифической высокой цели, обесценившей человеческую жизнь. Отсюда и высокий эмоциональный накал монологов Успенского.

В названной выше сцене из романа В.Белова действуют представители разных сословий и общественного положения, у Б.Можае-ва - Поспелов и Озимов - люди одной партии, одержимые одной целью, но, как видим, из их разговора, исповедующие разные пути ее достижения. Если Озимова интересует, кому дано право распре-! делять, одних "прямым путем в колхозы", других - "за борт, как чуждые элементы", то Поспелова это не волнует, ведь "пришла инструкция,., насчет проведения коллективизации", где так и написано - "провести раскулачивание перед сплошной коллективизацией". Автор сталкивает в диалоге две принципиально противопо-\ ложные позиции. Для Озимова коллективизация, раскулачивание -j "душегубство", для Поспелова - "историческая целесообразность или классовая обреченность". Жалость для последнего неуместна, ведь "лес рубят - щепки летят". Мы расчищаем эту жизнь для новых, более современных форм. И оперируем целыми классами. Личности тут не в счетманов), какой страшной трагедией обернулась для народа победа Поспеловых и сопроновых. Тотальная политизация всех сторон жиз-ни, абсурдная по своей сути, привела к непредсказуемо жестоким у последствиям. Случайно оказавшаяся на газетном изображении Сталина кнопка, порванная разъяренными женщинами на неуместно пошутившей жене Сенечки Зенина юбка, пририсованные корнеплодам ради озорства усы и борода или отрезанный у лошади Чубукова хвост - все подавалось как политические акции врагов социализма, "вредителей и хулиганов, поднявших руку на авторитет вождя мирового пролетариата" или местных вождей,

В условиях политического психоза классовой борьбы, охватившего людей, формировался новый тип псевдореволюционера. И если у В.Белова это Сопронов, Ерохин, Меерсон, Сталин и вся его команда, вершащие свои дела от деревни до всей страны, то у Б.Можаева герои действуют в одном уезде. Возвышаев одержим классовым подходом во всем, Тяпин рьяно выполняет задание по обнаружению кулаков, Сенечка Зенин быстро усвоил, что "раз установка такая « обострять, значит, надо обострять, а не примирять, не затушевывать" А Фешка Сапогова выработала свое простое правило определения кулака: "Раз поднялся до запретного барьера - стричь его без разговоров". Есть и у других свои "особенности". Объединяло же всех одно: страх быть обвиненными в "отсутствии усердия" или "чистоплюйстве".

Похожие диссертации на Художественное воплощение противоречий коллективизации в прозе 80-х годов: по романам В. Белова ""Кануны"" и Б. Можаева ""Мужики и бабы""

Духовно-эстетические основы литературы "потерянного поколения" и ее влияние на отечественную "военную прозу" 50 - 80-х годов XX векаБережная Валентина Анатольевна

Художественно-эстетическое своеобразие повести в русскоязычной прозе Мордовии 80 - 90-х годов XX векаКарабанова Надежда Валериевна

Функции притчи в советской прозе 1970-начала 80-х годовИшанова, Асима Калимовна

Социальные и гуманистические аспекты экологической проблематики в советской прозе 70-х начала 80-х годов Крюкова Галина Васильевна

Русская "деревенская" проза в англо-американской критике 80-х годовСавельев, Алексей Николаевич

Жанрово-стилевые особенности прозы Суюна Капаева в свете новаторских исканий отечественной литературы 60 - 80-х годов XX векаШутукова Аминат Исмаиловна

Проблематика и жанровое своеобразие романов Юрия Рытхэу 80-х годов XX векаКолупаева Марина Викторовна

Художественное осмысление темы Великой Отечественной войны в современной мордовской прозе (80-90-е гг. XX века) Чекашкина Наталья Ивановна

Лирика Халимат Байрамуковой в контексте развития карачаевской поэзии 60 - 80-х годов XX векаОрдокова Анжела Юрьевна

Нравственно-этические проблемы в башкирской поэзии 70 - 80-х годов XX векаФазылова, Флорида Салимовна