Содержание к диссертации
Введение
Глава I. РАННИЕ РОМАНЫ ИТАЛО ЗВЕВО И ЭСТЕТИКА ФРАНЦУЗСКОГО НАТУРАЛИЗМА И ИТАЛЬЯНСКОГО ВЕРИЗМА 14
1.1. Жизненный путь Итало Звево в свете исторической обстановки в Триесте в 1860-1920 годах 14
1.2. Роман «Одна жизнь» (1892) 25
1.2.1. Связь романа с натуралистической н веристской эстетикой 26
1.2.2. Новое в романе: образ главного героя Альфонсо Ннтти и теория волюнтаризма А. Шопенгауэра. Психологизм повествования , 34
1.23. Проблема отношения автора к главному герою: автобиографизм повествования н различие нравственных позиций. 48
1.3. Роман «Дряхлость» (1898) и становление творческого метода Итало Звево 51
1.3.1. Образ Эмилио Брентани н совершенствование анализа психологии «никчемного» персонажа. Ирония Звево как основа художественного метода писателя 52
1.3.2. «Композиционный четырёхугольник» романа: образы действующих лиц и их связь с фигурой Эмилио Брентани 61
1.3.3. Физиологизм романа. Старое и новое в изображении любовной страсти. 66
1.4. «Константы Звево»: общность проблематики романов «Одна жизнь» и «Дряхлость» 75
1.4.1. Становление и развитие темы болезни, дряхлости, смерти 75
1.4.2. Роль пейзажа в повествовании 85
Глава II. ВЛИЯНИЕ РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ ВТОРОЙ ПОЛОВИНЫ ХГХ ВЕКА НА ТВОРЧЕСТВО ИТАЛО ЗВЕВО 94
2.1. Звево и Достоевский 95
2.1.1. Восприятие творчества Достоевского в Италии во второй половине XIX — начале XX века , 95
2.1.2. Восприятие романа «Преступление и наказание» в Германии в 80 — 90-х годах XIX века 103
2.13. Рассказ «Убийство на улице Бельподжо» (1890) 105
2.1.4. «Наполеонизм» героев Звево 125
2.1.5. Итальянское и отечественное литературоведение о влиянии Достоевского на Итало Звево помимо темы преступления и наказания 138
2.2. Звево и Тургенев 144
2.2.1. Восприятие творчества Тургенева в странах Западной Европы в последней трети XIX века 145
2.2.2. Восприятие Итало Звево творчества И.С. Тургенева в 1880 - 1890-е годы 148
2.2.3. «Лишние люди» в русской литературе XIX века и «никчемные» герои Звево 156
Глава III. РОМАН «САМОПОЗНАНИЕ ДЗЕНО» (1923) 175
3,1. Особенности поэтики романа «Самопознание Дзено»: старое и новое в романе 176
3.1.1. Заключительный этап эволюции образа «никчемного» героя в творчестве Итало Звево. Проблема автора и героя в романе «Самопознание Дзено». 176
3.1.2, Проблема перевода заглавия произведения. Самоанализ как центральная проблема романа «Самопознание Дзено» 187
3.1.3. Портреты второстепенных персонажей, среда и природа в романе «Самопознание Дзено». 192
3.2. Итало Звево и Джеймс Джойс 198
3.2.1. Хроника взаимоотношений Звево и Джойса. Знакомство Звево с модернистской эстетикой 199
3.2.2. «Самопознание Дзено»: структура и время повествования 214
3.3. Итало Звево и Зигмунд Фрейд 236
33.1. Знакомство Звево с фрейдистским учением 236
33.2. Сновидения в романе 2 3.3.3. Поведение главного героя и теория психоанализа 254
3.3.4. Речь Дзено Козини. 264
3.4. Итало Звево и Марсель Пруст 288
ЗАКЛЮЧЕНИЕ 298
СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ 3
- Жизненный путь Итало Звево в свете исторической обстановки в Триесте в 1860-1920 годах
- Восприятие творчества Достоевского в Италии во второй половине XIX — начале XX века ,
- Заключительный этап эволюции образа «никчемного» героя в творчестве Итало Звево. Проблема автора и героя в романе «Самопознание Дзено».
Введение к работе
Итало Звево (1861-1928) - один из наиболее известных итальянских писателей первой трети XX столетия. Вступление Звево в литературу состоялось в начале 90-х гг. XIX в. Ранние романы Звево «Одна жизнь» (1892) и «Дряхлость» (1898) были созданы под влиянием эстетики Золя и итальянских веристов, но, в то же время, уже в этих произведениях писатель проявил себя как мастер психологической прозы, отличающийся независимым подходом к показу внутреннего мира человека. Публикация «Самопознания Дзено» (1923) принесла Звево славу создателя итальянского психологического романа нового типа, близкого эстетике европейского модернизма.
В процессе исследования творчества Итало Звево необходимо учитывать следующие специфические факторы, повлиявшие на его формирование как писателя: во-первых, расположение Триеста - родного города Звево — в точке соприкосновения латинской, германской и славянской цивилизаций, предопределившее неоднородность триестинской культурной среды и её открытость различным воздействиям извне; во-вторых, переходный характер литературного процесса рубежа XIX-XX вв., представлявшего собой время поисков в итальянской и в большинстве европейских литератур; в-третьих, обстоятельства личной жизни Звево, повлекшие деление его творческого пути на два этапа, первый из которых относится к 90-м гг. XIX в., а второй - к 20-м гг. XX в., разделённые так называемым «периодом молчания»; в-четвертых, широкую эрудицию Звево и его стремление быть в курсе актуальных событий современной ему европейской культуры, включая философские труды, новинки литературы, произведения живописи и музыки, достижения медицины и психиатрии.
В связи с вышеперечисленными обстоятельствами в последнее двадцатилетие в итальянской науке о литературе остро встаёт вопрос об изучении творчества Звево в свете влияния на него различных феноменов европейской культуры конца XIX - начала XX вв. Не случайно тема последнего Международного конгресса исследователей Звево (Перуджа, март 1992 г.) звучала как «Итало Звево - европейский писатель»1.
Сравнительный подход к изучению особенностей творчества исследуемого автора был предложен ещё в 1926 г, «первооткрывателями» Звево французскими критиками Б. Кремьё и В. Ларбо. В своей статье «Итало Звево», опубликованной в февральском выпуске журнала "Le Navire d Argent" , они отозвались о Звево как об «итальянском Прусте», подчёркивая сходство поэтической манеры итальянского и французского писателей. Традиция отождествления Звево и Пруста просуществовала вплоть до 70-х гг. XX в., когда её несостоятельность была доказана известным итальянским литературоведом Дж. Дебенедетти3.
Вслед за Кремьё и Ларбо к вопросу о связях между литературным наследием Звево и произведениями европейских авторов второй половины XIX — начала XX века обратились итальянские критики. Постановка упомянутого вопроса привела к констатации весьма неоднородного характера происхождения художественного метода Итало Звево.
В 1949 г. Дж. Манакорда опубликовал на страницах журнала "Rinascita" статью «Итальянская обломовщина? Литературный успех Итало Звево»4, положившую начало исследованию вопроса о влиянии русских прозаиков второй половины XIX в. на творчество итальянского писателя и, в частности, о близости образов «никчемных» героев Звево и «лишних» персонажей русской литературы. В разные годы к этой проблеме обращались итальянские учёные Д. Корбетта и Э. Де Микелис, а также американский исследователь
В. Крысинский5. Рассуждая о влиянии русской литературы на творчество Звево, зарубежные литературоведы исходят из своего собственного суждения о таких феноменах, как школы русского психологического реализма, образ «лишнего человека» и др., не учитывая мнения по данным вопросам авторитетных русских исследователей. Подобный подход обедняет изучение вышеуказанной проблемы, приводя к весьма общим и поверхностным утверждениям. В настоящей диссертационной работе вопрос о связях между русской литературой и творчеством Итало Звево подвергнут коренному переосмыслению благодаря привлечению теоретического материала, изложенного в работах отечественных филологов-руссистов.
Ещё одну интересную тему для исследования представляет собой вопрос о влиянии на ранние романы итальянского писателя эстетики Э. Золя. Подробному анализу этой проблемы посвящена статья Дж. Лути «"Натурализм" Звево»6. Воздействие Золя на Звево Лути усматривает, в основном, в изображении окружающей героев среды. По мнению автора диссертационной работы, влияние натуралистической эстетики на творчество Звево обнаруживается также в подчёркнутом «физиологизме» описания любовной интриги на страницах романа «Дряхлость».
Необходимость определения философской и идеологической базы ранних произведений Звево приводит к неизбежному упоминанию имени А. Шопенгауэра. О восприятии итальянским автором философии волюнтаризма, оказавшей основополагающее влияние на формирование его мировоззрения, говорится в работах Дж. Саварезе и Л. Курти .
Анализ позднего периода творческой деятельности Итало Звево и, в особенности, романа «Самопознание Дзено» связан с изучением обстоятельств знакомства писателя с основоположником европейского модернизма
Дж. Джойсом. В различное время к этому вопросу обращались брат Дж. Джойса С. Джойс, английский исследователь Б. Молони и итальянские учёные К. Аполлонио, Дж. Финоккьаро Кимирри, Э. Гуаньини, Р. С. Кривелли8. Работы упомянутых авторов отличает тщательное изучение документальных обстоятельств истории знакомства Звево и Джойса, включающее в себя хронологию их встреч, обмен письмами, а также не лишённый интереса, но крайне спорный вопрос о литературных прототипах. В то же время, итальянскими литературоведами практически не рассматривается проблема влияния модернистской эстетики на эволюцию творческой манеры Итало Звево, что значительно обедняет раскрытие тематики, посвященной дружбе английского и итальянского писателей.
Исследование связей между поэтикой поздних произведений Звево и учением австрийского психиатра 3. Фрейда, напротив, получило в итальянской науке о литературе весьма разностороннее освещение. Изучением этой проблемы занимались такие исследователи, как автор фундаментальной монографии «Психоанализ в итальянской культуре» М. Давид, представительница структуралистского направления Т. Де Лауретис, последователь психоаналитической школы в литературоведении Дж. Савока, а также, в последнее десятилетие, Э. Джоанола, С. Бладзина, Дж. Дженко9. Отдельного упоминания заслуживает монография К. Бенедетти «Субъективность в рассказе. Пруст и Звево», отдельная глава которой посвящена характеристике вопроса о влиянии психоанализа на организацию речевой деятельности Дзено Козини10.
Сравнительный подход к анализу литературного наследия Итало Звево, предполагающий определение его места и роли в европейской культуре рубежа XIX-XX столетий, успешно применялся и продолжает применяться авторами монографий, посвященных комплексному изучению творчества писателя. Среди последних следует отметить наиболее известные исследования 50-х - 80-х гг. XX в., принадлежащие А. Леоне де Кастрису, Б. Майеру, Дж. Спаньолетти, Дж. А. Камерино, С. Максиа, Э. Сакконе11. В последнее десятилетие сравнительным анализом творчества Звево занимались Э. Баккеретти, Дж. Ланджелла, Дж. Контини, А. Кавальон , а также Б. Молони, опубликовавший в 1998 г. сборник статей «Итало Звево — автор художественной прозы. Триестинские уроки». Монография Молони отличается разнообразием затрагиваемых проблем, среди которых связь произведений Звево с философией Ф. Ницше и А. Шопенгауэра, с творчеством Г. Флобера, Т. Манна, Дж. Джойса, с фрейдистским учением, с традициями еврейской культуры13. В то же время, между эссе отсутствует какая-либо логическая связь, позволяющая составить целостное представление о творчестве итальянского писателя.
В то же время исследование творчества Итало Звево в контексте европейской культуры рубежа XIX - XX столетий способствовало формированию среди зарубежных учёных мнения об уникальности фигуры этого автора, имеющего мало общего с другими итальянскими писателями. Более того, предпринимались попытки включить Звево в область австрийской национальной литературы, а имя его упоминалось в одном ряду с именами Кафки, Мюзиля, Цвейга, Броха и других австрийских писателей. Среди исследователей, рассматривающих творчество Звево как порождение единообразной политической, общественной и культурной атмосферы,
сложившейся на территории Австро-Венгерской монархии, следует упомянуть К. Магриса, Дж. А. Камерино, М. Рёснера, Дж. Дзампу, П.Э. Бонданеллу и швейцарского литературоведа П. Шэрера4. С точки зрения этих учёных, творчество Звево и австрийских писателей начала XX столетия объединяют такие характерные особенности, как опора на иррациональные философские системы, автобиографизм, пристальное внимание к психологии персонажей, влекущее за собой постановку проблемы сознания и подсознания, а также создание образа «слабого» героя («никчемные» персонажи Звево, «человек без свойств» Р. Мюзиля и проч.).
Подобный подход к рассмотрению творческого наследия писателей Австро-Венгерской монархии убедительно опроверг Д.В. Затонский. «Всем этим книгам (романам И. Звево, Я. Гашека, М. Крлежа и др. авторов. — Н. Б.), — пишет Затонский, — присуще нечто общее: они так или иначе отказываются от австрийского наследства. В том, по крайней мере, смысле, что заняты, в первую очередь, делами собственного дома»15.
Итальянские исследователи не учитывают и то обстоятельство, что упомянутые процессы были характерны не только для австрийской, но и для большинства европейских литератур конца XIX - начала XX столетий. Чрезвычайно актуальный для Звево вопрос об иррациональной и противоречивой сущности человеческой личности интересовал также Л. Пиранделло, создателя особого художественного метода - «юморизма», в котором главную роль играла «юмористическая рефлексия», близкая иронии позднего Звево. Определённые параллели в раскрытии темы больного и здорового мира, физического и духовного старения, смерти прослеживаются в творчестве Звево и Т. Манна. В этой связи автор диссертационной работы считает необходимым подчеркнуть, что в задачи исследования, прежде всего, входит рассмотрение творчества авторов и определение явлений европейской культуры, оказавших непосредственное влияние на Итало Звево. Проведение иных параллелей между произведениями Звево и современных ему европейских писателей неизбежно приводит к констатации общности основных тенденций литературного процесса рубежа XIX - XX столетий. Вопрос об аналогиях в творчестве Звево и европейских авторов начала XX века (Ф. Кафки, Р. Мюзиля, Т. Манна, Л. Пиранделло и др.) представляет собой отдельную тему для исследования.
В отечественной науке о литературе вопросы, связанные с исследованием различных аспектов творчества Итало Звево, до сих пор не получили должного освещения. Общие сведения о писателе можно почерпнуть из статей Ц. Кин и С. Ошерова, представляющих собой предисловия к сборнику «Итальянская новелла XX века» и к русскому переводу романа «Самопознание Дзено»16. Краткая характеристика творческого пути Итало Звево приведена в учебном пособии «История итальянской литературы XIX-XX веков»17. Исследованию раннего рассказа Звево «Убийство на улице Бельподжо» (1890) в его сопоставлении с романом Ф. М. Достоевского «Преступление и наказание» посвящена статья В, Беляева18. Вопрос о раскрытии в творчестве Звево темы преступления и наказания затронут также в статье И.П. Володиной «Проблема преступления и наказания в итальянской литературе на рубеже XIX-XX вв.»19.
Таким образом, актуальность темы диссертационной работы состоит в том, что, будучи недостаточно освещенной в отечественной науке о литературе, она соответствует направлению, в котором на протяжении последнего десятилетия плодотворно развивается исследование творчества Звево в западноевропейском литературоведении.
Исходя из вышесказанного автор диссертации задаётся целью ввести в научный обиход новый материал об Итало Звево, используя также исследования зарубежных учёных, способствующие расширению наших представлений в таких вопросах, как «Эстетика французского натурализма и итальянского веризма и ранние романы Звево», «Звево - читатель Шопенгауэра», «"Лишние люди" русской литературы и "никчемные" герои Звево», «Проблема "наполеонизма" в творчестве Итало Звево», «Звево и Джойс: структурная и временная организация романа», «Психоанализ в творчестве Звево».
Таким образом, задачей настоящего исследования является изучение творчества Итало Звево с точки зрения влияния на его произведения ряда актуальных феноменов европейской культуры рубежа XIX-XX вв., а именно: 1) эстетики Э. Золя и связанных с нею натуралистического и веристского направлений во французской и итальянской литературах; 2) философии А. Шопенгауэра; 3) комплекса проблем, поднимаемых в произведениях русских писателей Ф. М. Достоевского и И. С. Тургенева (проблемы преступления и наказания, проблемы «великого человека», проблемы «лишнего человека»); 4) эстетики Дж. Джойса и возникновения в европейской литературе модернистского романа; 5) учения 3. Фрейда о психическом. Автор диссертационной работы также ставит перед собой задачу осветить вопрос о необоснованности применения к Итало Звево определения «итальянский Пруст».
Несмотря на весьма распространённое в итальянской науке о литературе мнение о формировании центральных персонажей произведений Звево под влиянием образа Обломова, главного героя одноимённого романа И.А. Гончарова, автор диссертационной работы отказывается от постановки проблемы «Звево и Гончаров» в связи с тем, что в процессе исследования не удалось обнаружить документальных свидетельств знакомства Звево с творчеством упомянутого русского прозаика. Таким образом, вопрос о происхождении «никчемного» персонажа в творчестве Звево вынесен за рамки
сопоставления произведений итальянского писателя с романом «Обломов» и включён в более широкий контекст сравнения с «лишними» героями русской литературы XIX века, особое внимание среди которых уделено представителям «русского гамлетизма».
Предметом настоящего исследования являются романы Звево «Одна жизнь» ("Una vita", 1892), «Дряхлость» ("Senilita", 1898), «Самопознание Дзено» ("La coscienza di Zeno", 1923), а также рассказы «Убийство на улице Бельподжо» ("L assassinio di via Belpoggio", 1890), «Лекарство доктора Менги» ("Lo specifico del dottor Menghi", 1904), «Дурной глаз» ("II malocchio", между 1902-1912), «Джакомо» ("Giacomo", без даты), Романы Звево знаменуют собой основные вехи творческого пути писателя. Их анализ имеет приоритетное значение при изучении эволюции поэтики Звево в период с начала 90-х гг. XIX в. до конца 20-х гг. XX в. Выбор упомянутых рассказов важен для полноценного раскрытия темы «Звево и русская литература» и обусловлен возможностью их нетрадиционного прочтения в свете сопоставления с произведениями выдающихся русских авторов второй половины XIX столетия.
Достижение частных задач настоящей диссертационной работы реализуется за счёт использования сравнительного метода исследования литературного материала. Данный подход позволяет установить контактные связи между произведениями Звево и творчеством непосредственно предшествовавших и современных ему писателей и мыслителей (Золя, Шопенгауэр, Достоевский, Тургенев, Джойс, Фрейд и др.).
По мере описания результатов сравнительного исследования происходит их систематизация, направленная на выявление устойчивых идейных, тематических и поэтических особенностей произведений Звево, а также на раскрытие их специфики на различных этапах творческой деятельности писателя. Именно сочетание методов сравнительного и системного анализа обеспечивает комплексный подход к исследованию творчества Итало Звево, позволяющий взглянуть на его литературное наследие как на единое целое.
Научная новизна диссертационной работы состоит в том, что в российском литературоведении она представляет собой первую попытку комплексного изучения творчества Итало Звево с учётом основополагающих тенденций европейской культуры рубежа XIX-XX столетий.
Практическая значимость диссертационной работы заключается в возможности использования её содержания, частных и общих выводов в процессе преподавания итальянской литературы XX в. на филологических факультетах высших учебных заведений, при проведении спецкурсов и семинаров по вопросам сравнительного литературоведения, а также при составлении учебных пособий по истории западноевропейской литературы данного периода.
Жизненный путь Итало Звево в свете исторической обстановки в Триесте в 1860-1920 годах
Итало Звево, один из наиболее выдающихся итальянских авторов конца XIX - начала XX столетия, родился 19 декабря 1861 года в городе Триесте в семье состоятельного коммерсанта еврейского происхождения. Настоящее имя писателя — Этторе Шмиц, а Итало Звево — это псевдоним, в переводе означающий «итальянский шваб». Для того чтобы понять причины выбора столь необычного псевдонима, а также «найти ключ» ко многим вопросам, возникающим при изучении творчества Звево, необходимо, в первую очередь, обратиться к истории его родного города Триеста.
К 1861 году Триест уже 479 лет находился в составе Австрийской империи. Город обладал статусом свободной экономической зоны и с момента подписания Марией-Терезией Габсбургской особого императорского эдикта (1749) пользовался многочисленными льготами и привилегиями в торговой сфере20. Подъём в экономической жизни Триеста начинается в XVIII веке, когда к городу постепенно переходит утрачиваемая Венецией репутация главного порта Адриатики, Настоящий бум в городской экономике наступает в 1860-х годах в связи с открытием Суэцкого канала (1869): Триест оказывается на пересечении путей, связывающих Центральную Европу с Африкой, странами Ближнего и Дальнего Востока. В период с 1869 по 1910 год количество жителей Триеста возрастает со 123-х до 227-ми тысяч человек. Ведутся постоянные работы по строительству и расширению территории морского порта, связанного с Веной прямой железнодорожной линией. В 1870 году в Триесте открывается филиал Венского Унион-банка, оживление царит на Бирже ценных бумаг. К концу XIX столетия город переходит на электрическое освещение, а между отдельными кварталами проводятся трамвайные линии. Триест становится одним из мировых центров судостроения (с 1861 года в этом городе функционируют судоверфи Ллойда, знаменитые Lloyd Triestma), морского пароходства, торговли кофе и колониальными товарами, а также банковского страхования21. В создавшейся экономической обстановке основными социальными классами являются крупная и средняя буржуазия и рабочие, чей труд применяется, в основном, в порту и на судостроительных заводах. Помимо того, в городе значительно возрастает количество конторских и банковских служащих, составляющих общественную группу со своим особым укладом.
Следует также отметить неоднородный национальный состав триестинского населения. Несмотря на австрийское подданство города, немцы составляли лишь 5% от общего числа жителей22. Уроженец Триеста известный поэт Умберто Саба (1883-1957) так писал о своём родном городе: «Триест всегда представлял собой смесь различных рас. Город был населён разными народностями: итальянцами, родившимися в самом городе, славянами, выходцами с окрестных земель, немцами, евреями, греками, турками в красных фесках на голове и ещё несметным числом жителей прочих национальностей [...]. На весь этот торговый сплав столь этнически рознящихся людей [...] итальянский язык и культура оказали цементирующее воздействие [,..]»23.
Действительно, Триест прочно закрепил за собой репутацию города, пропитанного духом космополитизма, и пользовался значительной автономией в составе Австрийской империи. В 1850 году Триесту был дарован статус «города без посредников» ("citta immediata"), обладающего правом на установление прямых связей со странами Европы, а также обширными полномочиями местной законодательной и исполнительной власти. К 1867 году относится провозглашение основных свобод и равноправия наций и языков в составе Австрийской империи, что облегчило национальное самоопределение жителей Триеста.
Последний вопрос в Триесте второй половины XIX века был очень актуален и решался не в пользу Австрии. В городе крепло ирредентистское движение, выступающее за выход из состава Австрийской империи и присоединение к недавно сформировавшемуся Итальянскому государству.
Основными организациями ирредентистов были Триестинское Гимнастическое общество (Societa Triestina di Ginnastica, основано в 1863 г.) и Национальная Лига (Lega Nazionale, основана в 1891 г.), а их печатными органами - газеты "L Indipendente" («Независимый») и "II Piccolo" («Малая газета»). В целом, ирредентистское движение в Триесте носило умеренный характер: ирредентисты выступали за проведение либеральных преобразований «сверху» посредством использования рычагов муниципальной власти25. Казнь студента Гульельмо Обердана, пытавшегося в 1882 году организовать покушение на императора Франца-Иосифа, осталась частным эпизодом. Однако ирредентисты и либералы, возглавляемые Франческо Эрме и Аттилио Ортисом и неоднократно выигрывавшие выборы в органы городского управления, немало сделали для распространения в обществе «итальянской идеи». В 1863 году в городе открывается гимназия с преподаванием на итальянском языке, в ирредентистских печатных изданиях публикуются произведения итальянских авторов, в 1901 году Большой театр Триеста получает имя Джузеппе Верди, а в 1902-м на его сцене в постановке «Мёртвого города» играет Элеонора Дузе (в зале присутствует и автор драмы Габриэле Д Аннунцио). Ирредентистские настроения распространяются среди широких слоев городского населения: в 1878 году при известии о смерти итальянского короля Виктора Иммануила II происходят многолюдные демонстрации, спровоцировавшие аресты манифестантов австрийскими властями.
Восприятие творчества Достоевского в Италии во второй половине XIX — начале XX века
На сегодняшний день проблема восприятия творчества Достоевского в Италии изучена достаточно глубоко благодаря работам итальянских литературоведов А. Гуарньери Ортолани, А. Крониа, Э. Де Микелиса, а также отечественных исследователей З.М. Потаповой, А.Л. Григорьева, И.П. Володиной147. Итогом освещения настоящего вопроса является статья И.П. Володиной «Достоевский и итальянский роман конца XIX - начала XX в.»148, в которой не только изложен и сведён воедино фактический материал, свидетельствующий о популярности Достоевского и распространении переводов его книг в Италии, но и дан подробный анализ влияния романов русского писателя на произведения итальянских веристов, современников Итало Звево. Факты, приводимые в настоящем разделе, почерпнуты из работ вышеуказанных авторов.
Первое упоминание о творчестве Достоевского в итальянской печати относится к 1869 году, когда на страницах туринского журнала "Rivista contemporanea" появилась статья известного критика Анджело Де Губернатиса «Достоевский и его произведения. Наша литературная корреспонденция из Москвы». А. Де Губернатис - индолог по образованию и блестящий знаток русской литературы, итальянский корреспондент «Вестника Европы», создатель «Биографического словаря современных писателей» (1879), в состав которого вошли статьи почти о двухстах русских авторах149, - вернулся к характеристике творчества Достоевского в статьях «Эскиз русской литературы» (1879) и «Современные романисты: Т. Достоевский»150 (1881), опубликованных в журналах "Gazzetta letteraria" и "Nuova Antologia". Де Губернатис высоко отозвался о мастерстве русского писателя в области психологического анализа, а также отметил его глубокую приверженность идее нравственного самосовершенствования личности. В то же время, итальянский исследователь подверг Достоевского критике за изображение «ненормальных явлений» и «всякого рода ужасов» (Цит. по: П, 230), за излишнее внимание к жизни наиболее бедных слоев общества, а также за вульгарность выбираемых сюжетов (последнее замечание» в частности, относилось к роману «Преступление и наказание»).
Необходимо отметить, что статьи Де Губернатиса были написаны в тот период, когда произведения Достоевского ещё не были переведены на итальянский язык и доступны широкому кругу читателей. Ценители русской литературы знакомились с творчеством писателя во французских и в немецких переводах152. Рост интереса к творческому наследию Достоевского в Италии приходится на конец 1880-х годов: один за другим из печати выходят переводы его романов и повестей, а отзывы критиков становятся всё более глубокими и восторженными. Так, в 1887 году переводятся «Записки из Мёртвого дома», затем в 1889-м в издании "Biblioteca amena" выходит «Преступление и наказание» с подзаголовком "RaskolnikofF1, в 1890-м публикуется «Неточка Незванова», в 1891-м - «Бедные люди», в 1892-м -«Кроткая», в 1893-м - «Униженные и оскорблённые», в 1901-м - «Братья Карамазовы», в 1902-м - «Идиот»153. В 1891 году в предисловии к переизданию «Записок из Мёртвого дома» критик Э. Монтекорболи отозвался о Достоевском как о «мастере реалистического анализа, подобного которому ещё не встречалось в мировой литературе» (Цит. по: П, 231).
Высокая оценка творчества русского автора содержится и в статье писателя-вериста, знатока славянских литератур и переводчика Достоевского Доменико Чамполи «У могилы Достоевского. Воспоминания о России», опубликованной в журнале "Fanfulla della Domenica" в 1893 году, Чамполи обращает внимание читателей на глубокий психологизм произведений
Достоевского, а также на заключенные в них идеи милосердия, сострадания к обездоленным и идеальной любви, стоящей выше порывов плотской страсти (ВЗ, 163).
Творчество Достоевского не оставили без внимания и последователи антрополога-криминалиста Чезаре Ломброзо, основателя позитивной школы уголовного права и автора книги «Преступный человек» (1876), определяющей преступника как особый антропологический тип, не зависящий от расовой и национальной принадлежности. Не случайно в работах единомышленников Ломброзо Э. Ферри, Р. Гарофало, К. Поцци Раскольников представлен как человек, одержимый маниакальной идеей (ВЗ, 168).
Сторонники идей Золя, в свою очередь, подходили к рассмотрению творчества Достоевского с натуралистических позиций. Критик Т. Карлетги в книге «Современная Россия» (1894) охарактеризовал «Записки из Мёртвого дома» как «самый удивительный пример современной натуралистической школы, [...] настоящий "человеческий документ"» (Цит. по: ВЗ, 167).
С натуралистической точки зрения оценивал произведения Достоевского и теоретик веристского направления Луиджи Капуана. В одной из своих критических работ «"Джованни Эпископо" и Достоевский» (1892) Капуана отозвался о героях русского писателя как об «экзальтированных неврастениках, которых следовало бы передать Шарко или Ломброзо» (Цит. по: ВЗ, 168). Капуану, прежде всего, привлекало мастерство Достоевского в изображении психики преступника, поражённой неизлечимой болезнью.
Таким образом, в 80-90-х годах XIX столетия творчество Достоевского получило в Италии широкое распространение, а в итальянской критике появились благоприятные статьи, посвященные русскому автору. Статьи эти, однако, не предлагали всестороннего анализа литературного наследия писателя, рассмотрение которого ограничивалось, как правило, указанием на мастерство Достоевского в области изображения человеческой психологии и на высокий нравственный пафос его произведений. Помимо того, имели место попытки включить творчество Достоевского в рамки натуралистической школы.
В конце XIX столетия в процесс осмысления творчества Достоевского включаются и итальянские писатели. На суд читателей выносятся произведения, созданные под влиянием Достоевского, содержащие реминисценции из его романов и повестей, посвященные раскрытию аналогичной тематики.
Одним из первых к творчеству Достоевского обратился Габриэле Д Аннунцио. В начале своего творческого пути, под впечатлением от рассказа Достоевского «Кроткая», он пишет повесть «Джованни Эпископо» (1891). В центре повести фигуры трёх неудачников, жизнь которых заканчивается трагически. Психология персонажей преподносится читателю как некая данность, не детерминированная средой, а внимание писателя, в первую очередь, привлекают страдания героев, главный из которых уподобляет свою жизнь жизни Христа.
Заключительный этап эволюции образа «никчемного» героя в творчестве Итало Звево. Проблема автора и героя в романе «Самопознание Дзено».
Дзено Козини, центральное действующее лицо романа «Самопознание Дзено», - пятидесятисемилетний триестинский буржуа, глава респектабельного семейства и отец двоих детей, единственный наследник отцовской фирмы, ведущий безбедное существование на доходы от деятельности этого коммерческого предприятия. По своему возрастному, семейному и, главное, социальному положению Дзено отличается от героев ранних произведений Звево, Альфонсо Нитти и Эмилио Брентани, неженатых молодых людей, живущих на скудное жалование банковского клерка .
Однако всех этих персонажей роднит одно общее свойство характера -абсолютная «никчемность», неприспособленность к окружающей жизни. Действительно, Дзено, как и его литературные предшественники, не завершает образование290, заслуженно пользуется репутацией человека, не сведущего в торговых и банковских вопросах291, всю жизнь проводит в тени более сильных и активных мужчин (отца, тестя, Гуидо Шпейера), и, помимо того, терпит неудачу в любовных делах - вместо красавицы Ады он вынужден жениться на её сестре, косоглазой Аугусте. Недаром Б. Кремьё в своей известной статье «Итало Звево», опубликованной в журнале «Le Navire d Argent» 1 февраля 1926 года, отозвался о Дзено как о «триестинском Чарли Чаплине», упомянув о том, что фигуры Альфонсо Нитти и Эмилио Брентани были «набросками» к созданию сложного образа Дзено Козини .
Помимо разницы в общественном положении между героями ранних романов Звево и Дзено Козини существует ещё одно важное отличие. Рассуждая о характере Дзено, Б. Майер характеризует этого персонажа как «антигероя», указывая на его феноменальное равнодушие, на отсутствие у него веры в какие бы то ни было идеалы, а, главное, на его умение приспособиться к абсолютно любой жизненной ситуации (М,, 47). Действительно, несмотря на непрекращающиеся сетования на собственную «никчемность», Дзено вполне комфортно устраивается в жизни. Он не появляется в своей конторе, перепоручая все дела честному и опытному управляющему, что не мешает ему, от нечего делать, проводить долгие часы в конторе Гуидо, пассивно наблюдая за разорением свояка. Он пользуется всеми преимуществами брака с такой заботливой и умелой хозяйкой как Ауту ста293, изменяя жене с Карлой Джерко. Он всю жизнь продолжает любить Аду и, при этом, не предпринимает ни малейшей попытки предотвратить самоубийство Гуидо, вынудившее Аду с детьми покинуть Италию и отправиться в Аргентину на иждивение родителей покойного мужа. Постепенно Дзено приходит к следующему выводу об основах человеческой морали: «В мире не существовало ни добрых, ни злых, как не существовало и множества других вещей. Доброта была светом, который лишь короткими вспышками время от времени озарял мрак человеческой души. [...] Поэтому человек мог вести себя так, словно он добрый, совсем добрый, всегда добрый - и это очень важно» (Дз., 342-343). Подмена понятия «быть добрым» на понятие «казаться добрым» и выбор последнего в качестве своеобразного руководства в жизни помогают Дзено завоевать отличную репутацию в глазах окружающих людей. «Ты лучший мужчина в нашей семье - наша опора, наша надежда» (Дз., 352), - говорит Дзено Ада, а растроганная тёща, вопреки общепринятым правилам хорошего тона, однажды целует его со словами: - «Извини! [...] Это вышло у меня нечаянно, но если ты позволишь, я поцелую тебя ещё раз» (Дз., 329). Во время торжественного ужина в честь помолвки Ады и Гуидо все родственники ставят Дзено в пример как образцового мужа. Сам герой отмечает по этому поводу: «[...] в мыслях, мешавшихся от усталости и вина, но абсолютно ясных, я лелеял свой образ - образ хорошего мужа, который не стал хуже оттого, что изменил своей жене. Главное, быть хорошим, хорошим, и всё -остальное неважно» (Дз., 240-241).