Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА I. ОСНОВНЫЕ ЭТАПЫ СТАНОВЛЕНИЯ ЖАНРА УТА-МОНОГАТАРИ
У истоков формирования жанра 32
«Повесть об Исэ» как первый памятник ута-моногатари 44
Специфика «Повести о Ямато»: особенности стиля и композиции 59
ГЛАВА II. «ПОВЕСТЬ О ХЭЙТЮ» - НОВЫЙ ЭТАП РАЗВИТИЯ ЖАНРА УТАМОНОГАТАРИ 79
Новые тенденции в развитии образа главного героя 85
Проблемы датировки и авторства 106
Тематика и структура «Повести о Хэйтю» 130
ЗАКЛЮЧЕНИЕ 153
БИБЛИОГРАФИЯ 156
- У истоков формирования жанра
- «Повесть об Исэ» как первый памятник ута-моногатари
- Новые тенденции в развитии образа главного героя
Введение к работе
Одной из актуальных проблем современного литературоведения считается проблема изучения классического литературного и культурного наследия народов стран Восточной Азии. Интерес к этому вопросу определяется необходимостью понимания сложных внутрилитературных процессов, происходящих в этих странах, с целью более полного вовлечения их литературного материала в систему мирового сравнительно-исторического и сравнительно-типологического литературоведения. Такой подход будет способствовать расширению представлений о литературных процессах как на культурно-региональном уровне, так и в историко-мировом масштабе.
В этой связи очевидно, что история становления и развития литератур народов Восточной Азии содержит поистине уникальный материал для исследования процесса формирования национальной литературы в странах, где влияние внешних факторов было ограничено в силу географического положения и процесса исторического развития. Пример классической литературы Японии весьма нагляден и по-своему уникален, так как даёт возможность осмыслить основные этапы становления, развития и трансформации национальной литературы, которая стала результатом развития местных фольклорно-литературных традиций с одной стороны, и влияния классической китайской литературы с другой. Вот почему анализ сложных и неоднозначных литературных процессов, сопутствовавших развитию средневековой литературы Японии, имеет важное теоретическое значение.
Значимость исследования и осмысления японской литературы IX-X вв. возрастает ещё и оттого, что в отличие от многих национальных литератур, литература Японии на определённом этапе своего развития отличалась особой интенсивностью и за сравнительно небольшой
исторический период прошла путь от полуфольклорных поэтических антологий до создания романа-эпопеи.
Особенностью этого интенсивного развития было стремительное внедрение прозаического начала в литературу, которая исконно воспринимала себя как глубоко поэтическое явление, и где прозе отводилась более чем скромная роль. Утверждение прозы означало определённый прорыв, новый стремительный этап развития. При этом сам процесс утверждения прозы при всей его интенсивности был одновременно и весьма последователен, т.е. в рамках перехода от сугубо поэтического текста к прозаическому японская традиция прошла и несколько промежуточных этапов, роль которых чрезвычайно велика для понимания всего спектра взаимовлияний и взаимонаслоений, характерных для средневековой японской литературы на раннем этапе её развития. Именно поэтому, как представляется, так называемым промежуточным этапам в процессе становления японской национальной прозы должно быть уделено особое внимание, т.к. лишь через призму анализа произведений этого «пограничного» состояния литературы и раскрывается вся многоцветная палитра столь сложного явления как «японская классическая литература».
При этом наиболее важную роль в процессе становления японской национальной прозы играл поэтико-прозаический жанр ута-моногатари. Произведения, созданные в рамках этого жанра, стали необходимыми звеньями «переходного» периода.
Актуальность исследования определяется также и тем, что рассмотрение проблем становления и развития жанра ута-моногатари, определение его роли в истории литературы Японии помогает не только более полно воссоздать объективную картину развития японской литературы, но и даёт возможность для сравнительного изучения процессов, происходивших внутри самого жанра, благодаря чему
оказывается возможным открыть новые стороны развития японской литературы этого периода
Жанрута-моногатари в контексте японской литературы эпохи Хэйан (IX-XII вв.). Постановка проблемы
В истории японской литературы эпоха Хэйан по праву считается «золотым веком», временем, когда появились многие шедевры японской литературы и культуры. Это была аристократическая литература, созданная в основном в пределах столицы Японии того времени - города Хэйанкё (совр. Киото), а сами создатели хэйанских письменных памятников, ставших со временем классикой японской литературы, принадлежали в основном к низшей и средней аристократии, т.е. были чиновниками четвертого или пятого рангов [Гото, 1994, с. 18]. Говоря же в целом о политико-культурной и социальной ситуации, характерной для эпохи Хэйан, уместно вспомнить слова В.Н. Горегляда, который, характеризуя социальное и культурное состояние японского общества в эпоху Хэйан, отмечал, что «в развитии литературы - IX—XII вв. - время перехода от древнего этапа к средневековому» [Горегляд, 2001 (1), с. 80].
Как известно, родовая аристократия эпохи Хэйан получила достаточно солидное политическое и социальное «наследство» от предшествующей эпохи Нара (VIII в.), в начале которой была введена бюрократическая система, созданная по образцу той, которая существовала в Танской империи (618-907). Согласно этой системе вся страна считалась единым незыблемым организмом, принадлежащим одному монарху с правительственным центром и органами власти на местах.
Эта система китайского образца продолжала исправно функционировать в течение всей эпохи Хэйан. Вся «чёрная работа» по
обустройству государства была проведена веком раньше, и по этой причине аристократии оставалось только поддерживать и соблюдать установленную систему, время от времени внося в неё изменения, чаще всего только внешнего характера.
Высшее сословие средневековой Японии, живя в условиях, когда чёткая и стройная политико-экономическая система была уже создана, было лишенно возможности творить и выражать себя в этих областях, и искало иное применение своему нереализованному творческому потенциалу. В результате родовая аристократия обратила свой взор к культуре, тем более, что и в этой сфере основа была уже создана, в том числе и поэтами Танской эпохи.
Китайская литература эпохи Тан оказала огромное влияние на развитие хэйанской литературы. Как отмечает академик Н.И. Конрад, «термин «танская литература» сделался на Востоке синонимом недосягаемых высот поэтического творчества и нарицательным для всего наилучшего в этой сфере» [Конрад, 1974, с. 201]. Влияние более цивилизованного и рафинированного Китая на культурную и социальную жизнь Японии было огромным. Хэйанские аристократы, привыкшие во всём китайском видеть идеал, восхищались и принимали за эталон все образцы китайской поэзии и прозы. Своим обращением к литературным и философским трудам Китая хэйанская родовая аристократия, наряду с принятием самого понятия китайского эстетизма, способствовала дальнейшему проникновению и укреплению буддизма в Японии. Не случайно одной их характерных черт литературы эпохи Хэйан являлось отражение ею буддийского миропонимания, а вся литература того времени была пронизана буддийскими настроениями. При этом, хэйанцы обладали своеобразным мироощущением и жизненной философией, которые буддизм лишь в некоторой степени развил и дополнил.
Важно отметить, что эпоха Хэйан вообще отличалась от всех предыдущих и последующих исторических периодов своеобразной формой мировоззрения. Если во времена эпохи Нара (VIII в.) преобладало мифологическое восприятие действительности, то в эпоху Хэйан на смену мифологическому мироощущению пришло мироощущение эстетическое. Естественно, что это мироощущение наложило отпечаток и на мировоззрение хэйанцев, и на все культурные памятники, которые были созданы в этот период [Кавадзоэ, 1999, с. 28].
Причем китайский эстетизм, подкреплённый буддийским мировоззрением, отнюдь не стал основополагающим фактором формирования хэйанского эстетического мировоззрения. Он только пополнил и видоизменил существующий уклад, основанный на исконно национальном мировоззрении японцев - синтоизме. Китайский эстетизм лишь несколько нивелировал первобытную жизнерадостность японцев, сумев заменить их природное чувство «радости жизни» на утончённую «эстетику жизни». Но подобная замена выразилась лишь во внешней форме, не затрагивая при этом глубинного гедонистического содержания мировоззрения средневековых хэйанских аристократов.
Основой гедонистического мышления хэйанцев того времени был, по выражению Н.И. Конрада, «наивный оптимизм» [Конрад, 1991, с. 16], который отражал мироощущение японцев, сложившееся ещё в мифологическую эпоху. Очевидно, его формированию способствовали достаточно благоприятные условия существования японцев на островах, при которых у предков хэйанских аристократов и появилось неприятие всего страшного и ужасного, стремление ко всему светлому и радостному [Конрад, 1991, с. 10-16].
Отталкиваясь от общих эстетических представлений, заимствованных из Индии и Китая, хэйанцы использовали их для
выработки собственных самобытных эстетических, художественных и идеологических категорий.
Двумя основными принципами творчества хэйанцев были культ красоты и культ чувства. Культ красоты, брал свои истоки в исконном «наивном оптимизме». Позже он был подкреплён двумя заимствованными культурными элементами: влиянием китайской культуры, нашедшей своё отражение прежде всего в изящной литературе, и буддизмом, который привлекал японцев своей внешней торжественностью и требованиям духовной утончённости для своих адептов. Синтез этих трёх элементов: «наивного оптимизма», китайской культуры и буддизма и создал своеобразную атмосферу культа красоты. Эта атмосфера стала не только неотъемлемым компонентом литературного творчества, но и важной основополагающей частью самого образа жизни хэйанских аристократов. Выражением культа красоты стал эстетический принцип «печального очарования вещей» - моно-но аварэ (Подробнее см.: [Воронина, 1978; Мурофуси, 1995; Сэкинэ, 2006]).
Истоки его лежали в буддийском учении о непрочности всего земного и мимолётности красоты. Считалось, что в каждом предмете или явлении таится особая, скрытая красота, которая и составляет подлинную ценность предмета. Именно органическое соединение изящности литературы и утончённости жизненного склада и явились важнейшим компонентом мировосприятия хэйанцев. «Опоэтизированный поступок и претворённое в поэзию действие» - так охарактеризовал жизнь родовой хэйанской аристократии Н. И. Конрад, отмечая также, что художественным произведением эпохи Хэйан стали не поэтические антологии и разного рода прозаические произведения, а проникнутая эстетизмом сама жизнь кавалера и дамы хэйанской столицы [Конрад, 1974, с. 203].
Хэйанский культ красоты был тесно переплетён с культом чувства. Последний основывался на китайской изящной литературе с её
утончённостью чувств; на буддизме, который требовал высокой эмоциональной напряженности в своём эзотерическом облике, пришедшемся по душе хэйанским аристократам. Третьей составляющей культа чувства была сама обстановка, в которой воспитывались аристократы, и о которой можно судить по памятникам художественной литературы той эпохи.
Важно, однако, отметить, что в эпоху Хэйан культ чувства имел достаточно строгие рамки для своего внешнего выражения. Культ красоты, который стал основой культа чувства достаточно жёстко и чётко ограничивал сами проявления чувств и других душевных порывов. В эпоху Хэйан не было места ни для героических подвигов, ни для пламенных страстей, ни для бурных проявлений каких бы то ни было эмоций. Эстетический кодекс требовал и высоко ценил не силу чувства, а его рафинированность; не пламенность эмоций, а их сконцентрированную сдержанность. Подобная эмоционально насыщенная и эстетически дисциплинированная обстановка сформировала ситуацию, при которой блестящий ум, остроумие, эрудицию, высокую образованность возможно было проявить лишь на литературном поприще [Конрад, 1974, с. 204].
В эпоху Хэйан выше научной образованности ценилось мастерство к месту сложить изящное пятистишие-та//ш (ШШ), использовав при этом классические поэтические образы и формы. Выше чиновничьих талантов ценился остроумный ответ на послание, который показывал бы собеседнику хорошее знание отправителем классической поэзии. В среде придворной аристократии Хэйана литература была настолько тесно связана с повседневной жизнью, что нередко границы между законами творчества, этикета и быта оказывались размытыми. Одним лишь пятистишием можно было заработать прощение за проступок, получить высокий чин, или же, напротив, испортить свою репутацию при дворе. Литературные удачи
нередко становились залогом продвижения по службе и почти всегда залогом успеха в любви.
Значимым событием в придворной жизни всегда были литературные игры и поэтические состязания. С IX века сезонные праздники любования природой стали включать, наряду с церемониями и традиционными развлечениями и состязания по стихосложению, поэтические турниры -утаавасэ (Шсї) [Воронина, 1998]. Во время этих состязаний придворные обменивались стихами, а специально назначенная судейская коллегия оценивала художественные достоинства стихов и определяла победителя. Критерии для судейских оценок вырабатывались коллективно, и таким образом состязания по стихосложению, став неотъемлемой частью придворной жизни, сыграли важную роль в развитии теории японской поэзии - карон (Шит). В такой атмосфере тесной связи повседневной жизни и литературного творчества, поэт превращался в читателя, а читатель в поэта.
Говоря о культе красоты и культе чувства, которые в эпоху Хэйан отражали мироощущение родовой аристократии, определяли их быт и стиль жизни, оказывали влияние на художественное творчество всей эпохи, нельзя не упомянуть ещё об одном важном художественном принципе японского средневековья - культе любви, названном ирогами (1EL/$*<%*) или ирогономи {$&№<&) [Фукуи, 1981, с. 34]. Особенности возникновения и дальнейшего формирования этого культа были связаны с полигамным устройством японского средневекового общества, при котором существовал дислокальный брак, а супруги проживали в наследном доме старшей жены. Младшие жёны поддерживали с мужем визитные отношения, оставаясь жить с детьми в собственных наследных домах. В такой ситуации каждый знатный человек мог иметь несколько жён и наложниц. Тема в духе ирогами - один мужчина и много женщин лежала в
основе наиболее известных произведений эпохи Хэйан [Воронина, Садокова, 1998, с. 12].
Итак, культ красоты, культ чувства и культ любви были теми тремя составляющими, которые на протяжении четырёхсот лет развития японской художественной культуры в условиях «закрытости страны» формировали мировоззрение аристократии. Конечно, оно менялось вслед за естественными историческими и социальными процессами, а вместе с ним менялся и жизненный уклад высшего класса Японии, и направление его творческой деятельности. Так, Н.И. Конрад [Конрад, 1991, с. 90-92] считал, что литература эпохи Хэйан прошла в своём развитии четыре периода:
первый период (весь IX век) - стадия первоначального развития аристократической литературы, когда начался процесс развития всех важнейших литературных жанров, в том числе и повествовательного жанра моногатари, к которому в то время относилось любое более или менее прозаическое произведение, пусть даже с большим числом вставных стихов.
второй и третий периоды (X-XI столетие) - время расцвета хэйанской литературы. На второй период (X столетие) приходится пик развития хэйанской поэзии: в 905 году выходит первая императорская поэтическая антология стихов «Кокинсю» («Собрание старых и новых японских песен»,"Й"^^1), изданная под редакцией поэта и критика Ки-но Цураюки, в которой были собраны лучшие образцы хэйанской лирики. В 951 году увидела свет вторая императорская антология «Госэнвакасю» («Позднее составленное собрание японских песен»,ШШІПІ1^^І), авторами которой стали пять самых известных тогда поэтов. Ко второму периоду относится и появление трёх произведения жанра ута-моиогатари (Ш Щ lu ): «Исэ-моногатари» («Повесть об Исэ», ^ЩЩІт, 920), «Ямато-
моногатари» («Повесть о Ямато», ^С f Р Ш % , 951) и «Хэйтю-моногатари» («Повесть о Хэйтю», Ц^ *РЩШ, 959-965 (?), которые заложили основу для развития всей последующей повествовательной литературы Японии;
третий период (XI столетие) назван «эпохой расцвета рода Фудзивара», в связи с возросшей политической и культурной ролью этого дома. С середины IX века все японские императоры по материнской линии принадлежали только к дому Фудзивара, что с учётом сохранения в японском обществе матриархальных традиций, подчиняло их авторитету старейшин этого рода. Именно в это время фактическими правителями Японии стали представители регентского дома рода Фудзивара. XI век - время расцвета хэйанской прозы. В 1001 г. выходит роман «Гэндзи-моногатари» («Повесть о Гэндзи», Ш 1 Щ рр ), который знаменует собой высшую ступень развития хэйанского романа. Помимо двух шедевров мирового уровня -поэтической антологии «Кокинсю» и романа «Гэндзи-моногатари», в этот период был создан целый ряд других блестящих повестей и романов, собраны известные поэтические сборники. Развивались произведения многих литературных жанров - дневников, путевых заметок и эссе;
четвёртый период (XII столетие), получивший название «периода Инсэй», характеризуется историческим и социально-экономическим упадком как самого аристократического сословия, так и его литературы. Это период не творческого созидания, а, по определению Н.И. Конрада «ретроспекции», оглядывания на уходящую мощь и славу своего сословия и своей культуры. Наступает время своеобразного литературного декадентства. Несмотря на все попытки обновления, пятистишие-танка навсегда застывает в тех формах, которых она достигла в X-XI вв. Равным
образом в XII в. заканчивает своё существование и
повествовательный жанр - моногатари, возрождавшийся
впоследствии только искусственно: его органическая жизнь умерла
вместе с его создателями - хэйанской знатью.
Каждый из названных периодов сыграл чрезвычайно важную роль в развитии хэйанской литературы, определив на многие века вперёд магистральное направление её развития. Достаточно вспомнить, что зародившиеся в эпоху Хэйан, т.е. с IX по XII вв., литературные жанры, за небольшим исключением, продолжали полновластно существовать вплоть до конца XIX в., когда в результате незавершённой буржуазной революции Мэйдзи (1868) Япония резко повернула к западной культуре.
Однако и те жанры, которым не была уготована столь долгая литературная жизнь, не прошли бесследно для японской культуры и литературы, во многом благодаря им японская литература и приобрела тот неповторимый колорит, удивительное переплетение эмоционально-возвышенного в человеческих чувствах и ощущения близости к природе, а значит философии изменчивости, мимолётности, бренности всего сущего.
И в этой связи особого внимания заслуживает исследование жанра ута-моногатари (букв, «повествование о песнях»). Уникальность этого жанра состоит в том, что он стоит на своего рода литературном пограничье, на переходе от безраздельного властвования поэзии, прежде всего пятистиший-waw/ca, которые к этому времени практически вытеснили все другие поэтические жанры, к утверждению полноценной прозы (Подробнее см.: [Уэсака, 1967; Фукуи, 1968; Фукуи, 1979; Фукуи, 1986; Ямасита, 1993]). Судя по всему, этот переход был непрост и болезнен. И произведения жанра ута-моногатари могут рассматриваться как «живые» свидетели и участники этого процесса.
Произведений жанра ута-моногатари насчитывается достаточно много, но общепризнанно, что художественных вершин достигли лишь три
из них. Это «Повесть об Исэ» («Исэ-моногатари»), «Повесть о Ямато» («Ямато-моногатари») и «Повесть о Хэйтю» («Хэйтю-моногатари»), созданные в X веке.
При этом два первых из них, а именно «Повесть об Исэ» и «Повесть о Ямато» уже много десятилетий являются предметом исследования в большей степени японских, но также и отечественных, и западных учёных. Третье же по времени создания произведение - «Повесть о Хэйтю» традиционно оказывалось вне поля зрения учёных; во всяком случае, изучению этого памятника в отечественном японоведении уделялось значительно меньше внимания. А вместе с тем, как показывает знакомство с этим памятником, именно «Повесть о Хэйтю» стала во многом наиболее новаторским произведением и являет собой то недостающее до сих пор звено для понимания всего процесса становления японской национальной прозы.
Из истории изучения жанра ута-моногатари
Известно, что важнейшим этапом в системе формирования этнического самосознания является появление литературы на родном языке. В Японии первые литературные памятники на японском языке появились в VIII веке, в эпоху Нара. Формирование национальной литературы продолжилось и в эпоху Хэйан (794-1185). Именно в то время появились и оформились основные литературные жанры.
Бурное развитие литературы в VIII—XII вв. привлекало внимание многих отечественных и японских учёных-литературоведов. К числу наиболее значительных работ российских японоведов по этой теме без сомнения можно отнести труды академика Н.И.Конрада [Конрад, 1973; 1974; 1991], Е.Н.Пинус [Пинус, 1970], В.Н.Горегляда [Горегляд, 1975; 1997].
История исследования литературы раннего средневековья имеет давние традиции и в японской науке. Среди многочисленных работ наибольший интерес представляют труды Гото Ёсико [Гото, 1994], Имаи Гэнъэ [Имаи, 1995 (2)] и Сэкинэ Кэндзи [Сэкинэ, 2006], в которых даётся обзорный анализ средневековой японской литературы. Ряд вопросов, касающихся появления и развития национального самосознания в средние века в Японии, рассматривался в работе Кавадзоэ Фусаэ «Хэйан бунгаку то иу идэороги» («Идеология, именуемая «литература эпохи Хэйан»») [Кавадзоэ, 1999]. Говоря об исследованиях литературы эпохи Хэйан, нельзя не упомянуть и о деятельности японского научного общества по изучению хэйанской литературы «Хэйан бунгаку ронкюкай», которое с 1984 года в течение 20 лет регулярно выпускало сборник научных работ, специально посвященных исследованию литературы Хэйан [Кодза, 1999— 2004].
Важно отметить, что японская литература эпохи Хэйан ощущала сильное влияние китайских образцов, а её создателями были люди, которые воспитывались на примерах классической китайской словесности. Однако в начале X века в Японии появился жанр, аналогов которому не было ни к китайской, ни в какой-либо другой литературе стран Восточной Азии - жанр ута-моногатари («рассказы о песнях»), в произведениях которого, как уже отмечалось, органично переплелись два типа литературных текстов - поэзия и проза.
Исследование этого жанра имеет давние традиции. Огромный вклад в его изучение внёс академик Н.И. Конрад. Такие его труды как «Очерки японской литературы» [Конрад, 1973] и «Японская литература: от «Кодзики» до Токутоми» [Конрад, 1974] стали основополагающими для исследования различных аспектов этого жанра. Исследования особенностей жанра ута-моногатари были продолжены в трудах Л.М. Ермаковой [Ермакова, 1982] и В.Н. Горегляда, который в монографии
«Японская литература VIII-XII вв. Начало и развитие традиций» [Горегляд, 1997] систематизировал значительный материал по данной проблематике.
К анализу роли и места жанра ута-мопогатари в истории развития повествовательной литературы не раз обращались и японские литературоведы. Основополагающей работой по данной проблематике стала монография Уэсака Нобуо «Ута-моногатари дзёсэцу» («Введение в специфику жанра ута-моногатари») [Уэсака, 1967], в которой автор давал общую характеристику жанра, а также определял общие для всех произведений этого жанра черты. Значительный вклад в исследование специфики жанра внёс и Фукуи Садасукэ, которому принадлежат наиболее значительные работы по теории жанра ута-моногатари [Фукуи, 1968; 1979; 1986].
Одной из фундаментальных исследовательских работ в этой области может также считаться монография Мурофуси Синсукэ «Отё моногатари-но кэнкю» («Исследование повествовательной литературы эпохи Отё (вторая половина VII—XII вв. - О.Ш.)») [Мурофуси, 1995], в которой автор подводит своеобразный итог исследованиям своих предшественников и делает собственные выводы относительно развития и отражения культа любви ирогопоми в произведениях жанра ута-моногатари и доли авторского вымысла в памятниках жанра.
Говоря о произведениях, представляющих жанр ута-моногатари, отечественные и японские исследователи единодушно называют три знаковых памятника: «Исэ-моногатари» («Повесть об Исэ», 920 (?), «Ямато-моногатари» («Повесть о Ямато», 951) и «Хэйтю-моногатари» («Повесть о Хэйтю», 959 (?). К анализу трёх основных памятников жанра ута-моногатари не раз обращались как отечественные, так и японские литературоведы. В нашей стране исследования «Повести об Исэ» были начаты в первой половине XX в. академиком Н.И. Конрадом, который впервые перевёл этот памятник на русский язык.
Его фундаментальный труд по изучению «Исэ-моногатари» [Конрад, 1978] стал основополагающим для последующих поколений исследователей. Исследования «Повести об Исэ» проводили и известные японские литературоведы - Фукуи Садасукэ [Фукуи, 1978; 1983; 1994] и Мацуда Киёси [Мацуда, 1988].
Традиции изучения второго по времени создания памятника жанра ута-моногатари - «Ямато-моногатари» имеют в Японии столь же давнюю историю, как и исследования «Исэ». Ряд работ, посвященных данной проблематике, принадлежит Абэ Тосико [Абэ, 1969; 1970; 2001] и Имаи Гэнъэ [Имаи 1969; 1999; 2000], которые внесли огромный вклад в изучение памятника. Также несомненный интерес представляют труды Кумагаи Наохару [Кумагаи, 1992] и Такахаси Сёдзи, среди которых один их последних по времени создания переводов памятника на современный японский язык [Такахаси, 1994].
В отечественном японоведении особого внимания, бесспорно, заслуживает научная работа переводчика «Повести о Ямато» на русский язык Л.М. Ермаковой [Ермакова, 1982]. В комментариях к переводу «Повести» Л.М. Ермакова даёт исчерпывающий анализ истории создания памятника, проблем авторства текста и поэтических пятистиший, а также вопросов соотношения лирики и прозы в памятнике.
С 30-х годов прошлого века в Японии не раз предпринимались попытки прокомментировать и проанализировать третий по времени создания памятник жанра ута-моногатари - «Хэйтю-моногатари». Однако именно послевоенный период стал в Японии тем временем, когда было создано наибольшее число фундаментальных трудов, связанных с этим памятником. К «Повести о Хэйтю» обращались такие известные исследователи классической японской литературы как Хагитани Боку [Хагитани 1952; 1959; 1960; 1978], Мэката Сакуо [Мэката 1954; 1958 (1); 1958 (2); 1975; 1979], Сэкинэ Кэндзи [Сэкинэ 1983; 1992; 1994 (2)] и Нихэй
Митиаки [Нихэй 1975 (1); 1975 (2); 1976 (1); 1976 (2); 1979; 1983]. Область научных интересов этих учёных включала в себя всесторонний анализ как основных произведений жанра ута-мопогатари, так и разные аспекты «Повести о Хэйтю».
В отечественной японоведческой науке, несмотря на богатые традиции изучения японской классической литературы, этой теме уделялось значительно меньше внимания. Краткие упоминания о «Повести о Хэйтю», её авторе, сюжете и композиции встречаются в трудах академика Н.И. Конрада, В.Н. Горегляда, А.А. Долина, Л.М. Ермаковой; в целом же памятник не получил ещё должного освещения в отечественном японоведении.
Анализ имеющихся в нашем распоряжении материалов показывает, что в Японии «Повесть о Хэйтю» всегда вызывала у исследователей большой интерес. Появление в 1936 году фотокопий единственного дошедшего до наших дней рукописного варианта произведения ознаменовало собой новый этап исследования. Изучение «Повести о Хэйтю» было прервано Второй мировой войной и возобновилось лишь после 1948 года. По информации одного из исследователей «Хэйтю-моногатари», профессора Токийского университета Хагитани Боку, в период с 1948 по 1996 годы в Японии непосредственно исследованию «Повести о Хэйтю» были посвящены около 100 статей в журналах и 20 монографий, а также были выпущены порядка 22 монографий, в которых «Хэйтю-моногатари» упоминалась в качестве одного из основных источников (Цит. по: [Кэнкюси дайдзитэн, 1997, с. 162]).
Историей создания памятника вплотную занимались Хагитани Боку, Мэката Сакуо и Симидзу Ёсико. Хагитани Боку в монографиях «Хэйтю-моногатари». Садабуми дзэнсю» («Повесть о Хэйтю». Полное собрание сочинений Тайра Садабуми») [Хагитани, 1952] и «Хэйтю дзэнко» («Общее понятие о «Повести о Хэйтю») [Хагитани, 1959] рассматривал связь
«Хэйтю-моногатари» с личным собранием возможного автора этого произведения Тайра Садабуми (871(7)-923) - «Садабуми-сю» (920 (?). Мэката Сакуо, почётный профессор женского университета Фукуока, автор таких монографий как «Хэйтю-моногатари» синко» («Новые лекции по «Повести о Хэйтю») [Мэката, 1958 (2)] и «Хэйтю-моногатари» рон» (Теоретические исследования «Повести о Хэйтю») [Мэката, 1975] в своей книге «Дзотэй «Хэйтю-моногатари» рон» («Дополненное и исправленное теоретическое исследование «Повести о Хэйтю») [Мэката, 1958 (1)] проанализировал содержание личных дневников Тайра Садабуми и содержание устных преданий - дэнсэцу о герое повести - Хэйтю, с целью определения роли письменных и устных источников в создании окончательного варианта памятника.
Структура произведения была исследована в трудах Мэката Сакуо [Мэката, 1958 (2)], Сэкинэ Кэндзи [Сэкинэ, 1983], Нихэй Митиаки [Нихэй, 1976 (2)], Ивасита Мицуо, Курода Юко [Ивасита, Курода, 1976] и Моримото Сигэру [Моримото, 1996]. Большой интерес для нас представляет работа Нихэй Митиаки «Хэйтю-моногатари»-но косэй то хохо. Ута-моногатари-но сюэн» («Структура и путь создания «Повести о Хэйтю». Заключительный этап формирования жанра ута-моногатари») [Нихэй, 1976 (2)], в которой автор останавливается на проблеме появления окончательного варианта памятника и на особенностях его структуры и композиции.
Как представляется, особого внимания для исследования данного аспекта заслуживает также совместная работа Ивасита Мицуо и Курода Юко «Хэйан дзидай моногатари рон» («Теоретическое исследование моїюгатари эпохи Хэйан») [Ивасита, Курода, 1976]. Одна из глав этой монографии посвящена «Повести о Хэйтю». В ней авторы дают подробный анализ внутренней структуры миниатюр памятника, приводя в доказательство своих выводов статистические данные.
Ряд вопросов, касающихся содержания памятника рассматривался и в работах Ватанабэ Тосико [Ватанабэ, 1975], Сэкинэ Кэндзи [Сэкинэ, 1983; 1992] и Имаи Гэнъэ [Имаи, 1984]. Имаи Гэнъэ, признанный во всём мире авторитет в области исследования литературы раннего этапа эпохи Хэйан, в статье, посвященной «Повести о Хэйтю», из «Энциклопедии японской классической литературы» [Нихон котэн, 1984] дал подробное описание содержательному аспекту миниатюр памятника. К этой же теме обращался и Сэкинэ Кэндзи, который в работе «Моногатари-э-но кокороми» («Попытка прикоснуться к моногатари») [Сэкинэ, 1992] обращается к анализу основной темы произведения. Ватанабэ Тосико в работе «Ями-ни кэри» о тооситэ мита «Хэйтю-моногатари» но иккосацу» («Взгляд на «Повесть о Хэйтю» через призму заключительных фраз») [Ватанабэ, 1975] проанализировала содержание памятника, опираясь на связь содержания миниатюр с их заключительными словесными конструкциями.
На данном этапе исследования «Повести о Хэйтю» можно говорить о существовании по крайне мере нескольких дискуссионных вопросов, которые касаются процесса формирования и времени появления окончательного варианта памятника, его объёма, определения авторства и вариантов написания названия произведения.
Ряд проблем, относящихся к исследованию датировки памятника, рассматривался в работах Мэката Сакуо [Мэката, 1958 (1)], Ямагиси Токухэй [Ямагиси, 1959], Хагитани Боку [Хагитани, 1960; 1978], Эндо Ёсимото [Эндо, 1964], Танака Такэси [Танака, 1970], Ока Кадзуо [Ока, 1972], Нихэй Митиаки [Нихэй, 1975 (1); 1975 (2)]; Сэкинэ Кэндзи [Сэкинэ, 1983, 1992] и Имаи Гэнъэ [Имаи, 1986].
Особый интерес представляют историко-литературные изыскания Сэкинэ Кэндзи и Хагитани Боку, нашедшие своё отражение в монографиях «Моногатари-э-но кокроми» («Попытка прикоснуться к моногатари») [Сэкинэ, 1992] и «Хэйтю-моногатари». Фухэйтю коккэн ханаси» («Повесть
о Хэйтю». Сопутствующие комические рассказы о Хэйтю») [Хагитани, 1960]. В этих сочинениях проблема определения временных рамок создания произведения рассматривалась как с литературоведческой, так и с историко-культурной точек зрения. Специально данной проблематике были посвящены также монографии Нихэй Митиаки - «Хэйтю-моногатари-но сэйрицу то «Ямато-моногатари» («Формирование «Повести о Хэйтю» и «Повесть о Ямато») [Нихэй, 1975 (1)] и «Хэйтю-моногатари»-но сэйрицу нэндай гэкэн» («Окончательное формирование «Повести о Хэйтю») [Нихэй, 1975(2)].
Принципиально новый подход к определению времени создания памятника был изложен в статье Ока Кадзуо, написанной им для «Словаря литературы раннего этапа эпохи Хэйан» [Ока, 1972]. Факты, изложенные в этой работе, ставят под сомнение традиционную хронологию появления произведений жанра ута-моногатари, которая принята как японскими, так и отечественными литературоведами. Гипотеза, выдвинутая Ока Кадзуо, косвенно подтверждается в исследованиях Хагитани Боку [Хагитани, 1978] и Имаи Гэнъэ [Имаи, 1984].
Внимание японских исследователей привлекла также проблема определения объёма произведения. Большинство признанных авторитетов в области литературоведения, среди которых Ямагиси Токухэй [Ямагиси, 1959], Симидзу Ёсико [Симидзу, 1972], Имаи Гэнъэ [Имаи, 1984], а также Моримото Сигэру [Моримото, 1996] полагают, что памятник состоит из 39 миниатюр, однако Хагитани Боку [Хагитани, 1978], Ока Кадзуо [Ока, 1972] и Мэката Сакуо [Мэката, 1958 (2)]; [Мэката, 1979] придерживаются иных точек зрения. В этой связи необходимо обратить особое внимание на комментарии Мэката Сакуо к его собственному переводу произведения на современный японский язык [Мэката, 1979], в которых он, систематизировав значительный материал по проблеме, пришёл к
отличным от сложившихся в японском литературоведении выводам относительно количества миниатюр в памятнике.
Большое внимание в исследованиях японских учёных уделялось проблеме авторства произведения, а также личности и литературному творчеству возможного автора и прототипа главного героя «Повести о Хэйтю» - Тайра Садабуми. Этому аспекту исследования значительное место в своих трудах уделил Хагитани Боку, автор монографии, посвященной поэтическим турнирам Тайра Садабуми «Хэйантё утаавасэ тайсэй» («Сборник поэтических турниров утаавасэ первой половины эпохи Хэйан») [Хагитани, 1957]. В этом сочинении, а также позднее в работе «Хэйтю дзэнко» («Общее понятие о «Повести о Хэйтю») [Хагитани, 1978], Хагитани Боку обратил особое внимание на биографию прототипа Хэйтю - поэта Тайра Садабуми, его придворную карьеру и литературное творчество. Он составил перечень исторических ошибок и совпадений, обнаруженных в «Повести», и сопоставил их с реальными историческими фактами из жизни Садабуми.
Историко-литературному аспекту исследования повести посвящена книга Нихэй Митиаки «Хэйтю-моногатари»-но кёдзицу» («Вымысел и факты в «Повести о Хэйтю») [Нихэй, 1979], в которой автор подробно останавливается на выдуманных и реальных фактах из жизни Тайра Садабуми, отражённых в «Повести о Хэйтю». Особое внимание проблеме авторства произведения уделял и Мэката Сакуо. В монографии «Дзотэй «Хэйтю-моногатари» рон» («Дополненное и исправленное теоретическое исследование «Повести о Хэйтю») [Мэката, 1958 (1)] им была всесторонне освещена проблема авторства произведения, а также исследовано литературное творчество и основные вехи придворной карьеры Тайра Садабуми. Исследования этого аспекта продолжили в своих работах Симидзу Ёсико [Симидзу, 1972], Сэкинэ Кэндзи [Сэкинэ 1983; 1992] и Моримото Сигэру [Моримото, 1996].
Наиболее спорным с точки зрения японских литературоведов является вопрос о написании имени главного героя в названии произведения. Признанные авторитеты в области исследования «Повести о Хэйтю», такие как Мэката Сакуо [Мэката, 1958 (2); 1975], Хагитани Боку [Хагитани, 1978], Сэкинэ Кэндзи [Сэкинэ, 1983, 1992], Симидзу Ёсико [Симидзу, 1994] и Моримото Сигэру [Моримото, 1996] в своих монографиях и комментариях к произведению выдвигают собственные аргументы в пользу корректности написания того или иного варианта названия памятника.
Большое внимание японских литературоведов привлекает, конечно, и образ главного героя «Хэйтю-моногатари». Это подтверждают большое количество работ по данной- проблематике. К образу главного героя «Повести» - кавалера Хэйтю не раз обращались многие видные исследователи этого памятника.
Среди вопросов, которые также вызывали наибольший интерес у исследователей, можно выделить и такую проблему как сравнительный анализ устных рассказов - дэнсэцу о Хэйтю, бытовавших в X веке, и их интерпретации в самой «Повести». Этой проблемой вплотную занимались Хагитани Боку [Хагитани, 1952; 1960; 1978] и Мэката Сакуо [Мэката, 1958 (1)]. Так, Мэката Сакуо описывает процесс формирования комических рассказов о кавалере Хэйтю, начавшийся в начале X века. Взаимовлияние устных и письменных источников в процессе формирования образа главного героя «Повести» отражено в работах Хагитани Боку. В своей монографии «Хэйтю-моногатари». Садабуми дзэнсю» («Повесть о Хэйтю». Полное собрание сочинений Тайра Садабуми») [Хагитани, 1952] автор исследовал появление и развитие устных комических рассказов о Хэйтю и их связь с содержанием памятника. В последующей же своей работе -«Хэйтю-моногатари». Фухэйтю коккэн ханаси» («Повесть о Хэйтю». Сопутствующие комические рассказы о Хэйтю») [Хагитани, 1960]
Хагитани Боку, систематизировав значительный материал, проанализировал несколько произведений эпохи Хэйан, в которых встречалось упоминание о кавалере Хэйтю. Обращался он к этой теме и в работе «Хэйтю дзэнко» («Общее понятие о «Повести о Хэйтю») [Хагитани, 1978].
Истории появления прозвища главного героя «Повести» посвящены работы Сода Фумио [Сода, 1985], Симидзу Ёсико [Симидзу, 1994] и Моримото Сигэру [Моримото, 1996]. Особого внимания при рассмотрении данного аспекта исследования заслуживает также и работа Сэкинэ Кэндзи «Хэйтю-моногатари». Ута-моногатари-но сюдзинко-но хассэй» («Повесть о Хэйтю». Зарождение главного героя в жанре ута-моногатари») [Сэкинэ, 1994 (2)], посвященная рождению образа Хэйтю, как нового типа героя произведений жанра ута-моногатари.
Вышеперечисленные проблемы исследования памятника относятся к так называемым «традиционным» аспектам, обращение к которым насчитывает многие десятилетия. Однако в настоящее время наиболее актуальной проблемой для изучения является исследование связи «Хэйтю-моногатари» с другими произведениями литературы эпохи Хэйан. Ссылки на литературные памятники, в которых так или иначе упомянуты трагикомические истории, произошедшие с кавалером Хэйтю, встречаются в работах Эндо Ёсимото [Эндо, 1964], Симидзу Ёсико [Симидзу, 1972], Хагитани Боку [Хагитани, 1978], Сэкинэ Кэндзи [Сэкинэ, 1983], Имаи Гэнъэ [Имаи, 1986] и Моримото Сигэру [Моримото, 1996]. Значительный вклад в исследование этой темы, несомненно, внёс Хагитани Боку. В монографии «Хэйтю дзэнко» («Общее понятие о «Повести о Хэйтю») [Хагитани, 1978] автор подробно остановился на этой проблеме, перечислив и систематизировав 57 источников, в которых упоминается прототип героя «Повести о Хэйтю» - Тайра Садабуми; 41 источник, где встречаются стихотворения вака, принадлежащие кисти Тайра Садабуми, и
34 письменных источника, в которых упоминаются различные предания-сэцува, главным действующим героем которых является кавалер Хэйтю.
Значительное место в трудах японских литературоведов занимает также сравнительный анализ трёх произведений жанра ута-моногатарш «Исэ-моногатари», «Ямато-моногатари» и «Хэйтю-моногатари». К сравнительному анализу «Исэ-моногатари» и «Ямато-моногатари» не раз обращались и отечественные учёные. Наиболее значительные работы в этой области принадлежат академику Н.И. Конраду и Л.М. Ермаковой. В фундаментальном исследовании Н.И. Конрада, посвященном «Повести об Исэ» [Конрад, 1978], а также в его работах «Очерки японской литературы» [Конрад, 1973], «Японская литература от «Кодзики» до Токутоми» [Конрад, 1974] и «Японская литература в образцах и очерках» [Конрад, 1991] большое внимание уделялось анализу развития японской повествовательности путём сравнения этих памятников. Важным событием для исследования связей двух произведений литературы ута-моногатари стала работа Л.М. Ермаковой «Ямато-моногатари» как литературный памятник» [Ермакова, 1982].
Сравнительным анализом «Исэ-моногатари» и «Хэйтю-моногатари» в разные годы занимались такие японские исследователи как Мацуда Киёси [Мацуда, 1974] и Ниидзима Кэйко [Ниидзима, 1981]. Специально данной проблематике были посвящены работы Мацуда Киёси «Исэ-моногатари» то «Хэйтю-моногатари» («Повесть об Исэ» и «Повесть о Хэйтю») [Мацуда, 1974] и Ниидзима Кэйко «Хэйтю-моногатари»-но докудзисэй. «Исэ-моногатари» то соно хикаку ёри митару» («Оригинальность «Повести о Хэйтю». Как она видится в сравнении с «Повестью об Исэ») [Ниидзима, 1981]. Нихэй Митиаки [Нихэй, 1976 (1)] и Сэноо Ёсинобу [Сэноо, 1982] посвятили свои работы сравнению структуры, содержания и соотношения прозаических и лирических элементов в текстах «Ямато-моногатари» и «Хэйтю-моногатари». Важным этапом в
сравнительном исследовании этих произведений стало появление монографии Сэноо Ёсинобу «Ямато-моногатари» то «Хэйтю-моногатари» но сэттэн» («Точки соприкосновения «Повести о Ямато» и «Повести о Хэйтю»), в которой автор систематизировал исследования своих предшественников в этой области. В монографии «Хэйтю-моногатари»-ни окэру сюдзинкодзо-но кэйсэй» («Формирование образа главного героя «Повести о Хэйтю») [Нихэй, 1976 (1)] Нихэй Митиаки подробно остановился на анализе общих сюжетов «Повести о Ямато» и «Повести о Хэйтю». К анализу общих сюжетных линий также обращались в своих исследованиях и комментариях к памятнику Хагитани Боку [Хагитани, 1978] и Ока Кадзуо [Ока, 1972].
Перечисление аспектов исследования «Повести о Хэйтю» справедливо было бы считать неполным без упоминания о наиболее интересной, с нашей точки зрения, проблемы определения роли и места «Повести о Хэйтю» в системе жанра ута-моногатари в частности и в истории развития повествовательности в средневековой японской литературе в целом. Определением места «Повести о Хэйтю» в истории литературы занимались такие японские литературоведы как Хагитани Боку, Мэката Сакуо, Сэкинэ Кэндзи, Танака Такэси и Нихэй Митиаки. Так, Танака Такэси в работе «Отё ута-моногатари-но кэнкю то синсирё» («Новые материалы исследования литературы ута-мопогатари эпохи Отё») [Танака, 1971], Мэката Сакуо в сочинении «Дзотэй «Хэйтю-моногатари» рон» («Дополненное и исправленное теоретическое исследование «Повести о Хэйтю») [Мэката, 1958 (1)] и Нихэй Митиаки в монографии «Хэйтю-моногатари»-но косэй то хохо. Ута-моногатари но сюэн» («Структура и путь создания «Повести о Хэйтю». Заключительный этап формирования жанра ута-моногатари») [Нихэй, 1976 (2)] продемонстрировали своё видение того места, которое занимает это произведение в системе жанра ута-моногатари. В вышеупомянутом
исследовании Нихэй Митиаки определил «Повесть о Хэйтю» как заключительный этап развития жанра ута-мопогатари. По его мнению «Повесть» является памятником, который вобрал в себя все достижения этого жанра и стал апогеем его развития. Но, с другой стороны, именно на нём и закончилась история существования самобытного жанра ута-мопогатари. Хагитани Боку [Хагитани, 1960] и Сэкинэ Кэндзи [Сэкинэ, 1983], выйдя за сравнительно узкие рамки развития одного жанра, в своих исследованиях представили «Повесть о Хэйтю» как своеобразный этап в развитии японской повествовательной литературы в целом.
Рассмотрению жанра ута-моногатари как необходимого звена в развитии средневековой японской литературы посвящен ряд работ как отечественных, так и японских учёных. Специально этой проблематикой занимались Фукуи Садасукэ [Фукуи 1978; 1986], Канното Акио [Канното, 1992], Суда Тэцуо [Суда, 1994] и Фукасава Митио [Фукасава, 1994]. Несомненный интерес представляет также сочинение Абэ Ёситоми «Хэйтю-моногатари». «Исэ-моногатари» то соно исо. «Гэндзи-моногатари» идзэн иго» («Повесть о Хэйтю» и «Повесть об Исэ» как фазы в развитии японской литературы. До и после «Повести о Гэндзи») [Абэ, 1993].
Представляется, что, говоря об истории развития повествовательной литературы в Японии, необходимо обратить особое внимание именно на единство всех трёх произведений жанра ута-моногатари, которое даёт полную картину развития японской литературы от поэтических антологий к роману.
При написании данной работы мы обращались к нескольким типам источников. Прежде всего, это были произведения классической японской литературы как на языке оригинала, так и в переводе на русский язык. Основным источником стал текст «Повести о Хэйтю», опубликованный в 1994 году в Переработанном полном собрании японской классической литературы [Хэйтю, 1994]. Для понимания места и роли «Повести о
Хэйтю» в контексте средневековой литературы нами были проанализированы многочисленные тексты литературных памятников средневековья, таких как «Исэ-моногатари» [Исэ, 1994; 2000], «Ямато-моногатари» [Ямато, 1982; 1994], «Кокинвакасю» («Собрание старых и новых песен») [Кокинвакасю, 1989; 2001], «Исэ-сю» («Личное собрание Исэ», 938 (?) [Исэ-сю, 1996], «Кагэро никки» («Дневник эфемерной жизни», конец X в.) [Кагэро никки, 2001; 2002] , «Гэндзи-моногатари» («Повесть о Гэндзи», 1001 (?)) [Мурасаки, 1991-1993; Гэндзи-моногатари, 1995], «Макура-но соси» («Записки у изголовья», конец X в.) [Сэй Сёнагон, 1975; Макура-но соси гэ, 1977], «Эйга-моногатари» («Повесть о процветании», XI в.) [Эйга, 1962], «Кондзяку-моногатари» («Собрание стародавних повестей», XII в.) [Кондзяку, 1984], «Дзиккинсё» («Сборник десяти поучительных историй», 1252) [Дзиккинсё, 1997], «Удзи сюи-моногатари» («Повести собранные в Удзи», начало XIV в.) [Удзи сюи, 1996].
Важными источниками в свете нашей проблематики стали также литературные и историко-культурные словари, в которых содержались тематические статьи с подробной информацией литературного и историко-культурного характера. Наиболее полные сведения о памятнике и истории его создания были изложены в «Энциклопедии японской национальной литературы» [Вака бунгаку, 1962], в «Словаре литературы первой половины эпохи Хэйан» [Хэйантё бунгаку, 1972], в справочнике по истории литературы первой половины эпохи Хэйан [Хэйантё бунгаку си, 1965], в «Энциклопедии японских легенд и преданий» [Нихон дэнсэцу, 1986] и в «Энциклопедии японской классической литературы» [Нихон котэн, 1986].
И, наконец, необходимым источником для данной работы нам виделись личные впечатления от постановок театра Кабуки и кукольного театра Бунраку на тему произведений ута-моногатари, которые нам посчастливилось увидеть во время пребывания в Японии в 2000-2001 гг.
Как видно, история изучения жанра ута-моногатари имеет весьма давние традиции. Однако при всём обилии исследований сам жанр никогда не рассматривался ни японскими, ни отечественными учёными как единый литературный организм, где каждому из трёх произведений отводится своя необходимая и достаточная роль. А вместе с тем дело обстоит именно так. Исходя из необходимости рассмотреть жанр ута-моногатари как самобытную литературную систему, в которой каждое из известных произведений внесло свой весомый вклад в процесс утверждения национальной прозы, были поставлены следующие цели и задачи:
- выявить основные этапы становления и развития жанра ута-
моногатари в контексте историко-культурного развития Японии в IX-X
вв.;
- определить место и значение основных литературных памятников,
созданных в этом жанре, для процесса формирования японской
национальной прозы, а также для дальнейшего развития классической
поэзии;
- рассмотреть сюжетные, композиционные и стилистические
особенности трёх основных памятников, исходя из проблемы
взаимодействия литературной традиции и инновации;
- на основе анализа «Повести об Исэ» («Исэ-моногатари», 920),
«Повести о Ямато» («Ямато-моногатари», 950), «Повести о Хэйтю»
(«Хэйтю-моногатари», 959) проследить процесс оформления в японской
классической литературе нового типа героя, а также рассмотреть проблему
соотношения вымысла и реальности при создании его образа.
Методологической основой исследования стала теория сравнительного изучения литератур Востока, разработанная в трудах акад. Н.И.Конрада, И.С.Лисевича, Н.И.Никулина, Б.Б.Парникеля, Б.Л.Рифтина. Метод системного анализа произведений классической японской литературы был разработан и широко применялся в отечественном
литературоведении. Этим проблемам посвящены многочисленные работы известных специалистов по литературе Японии: Е.М.Пинус, В.Н.Горегляда, И.А.Борониной, В.П.Мазурика, Т.И.Бреславец, Л.М.Ермаковой, А.Р.Садоковой. Диссертационное исследование написано на основе системного анализа японской классической литературы с применением историко-литературного метода.
В диссертации впервые в отечественном японоведении делается попытка рассмотреть жанр ута-моногатари как единую литературную систему, в рамках которой происходил сложный процесс перехода от поэтических форм к прозаическим. Впервые все три произведения этого жанра рассматриваются как звенья одной цепи, взаимодополняющие друг друга. Особое внимание уделяется «Повести о Хэйтю», которая может рассматриваться как главная составляющая процесса перехода к национальной японской прозе и формирования нового с философско-эстетической точки зрения образа главного героя. В научный обиход отечественного востоковедения вводится третье по времени создания произведение исследуемого жанра - «Повесть о Хэйтю» (959), которое ранее не только не переводилось на русский язык, но и не было предметом специального исследования.
Результаты исследования могут быть использованы при написании работ по истории японской классической литературы, равно как и обобщающих работ, посвященных развитию японской литературы в целом, вопросам становления и развития литературных жанров, а также при чтении курсов по литературам Востока и литературе Японии в востоковедческих ВУЗах.
Выводы исследования были изложены в виде докладов на научной
конференции преподавателей Института экономики и востоковедения
СахГУ (Южно-Сахалинск, 2005 г.) и на Конференции аспирантов
и студентов-исследователей ДВГУ (Владивосток, 2006 г.). Основные
положения диссертации нашли своё отражение в ряде публикаций автора. Текст диссертации обсуждался на заседании кафедры русской и зарубежной литературы Сахалинского государственного университета.
Диссертационная работа состоит из Введения, двух глав, Заключения и Библиографического списка.
У истоков формирования жанра
История появления в начале эпохи Хэйан произведений жанра ута-моногатари до сих пор является предметом пристального изучения японских исследователей и при этом темой в высшей степени дискуссионной. Вероятно, это связано с очевидной неоднородностью самих произведений, несмотря на их внешнюю идентичность. В этой связи известный японский исследователь и интерпретатор жанра моногатари Хасэгава Масахару даже заметил, что «ута-моногатари, будучи феноменом средневековой японской литературы, является в высшей степени нестабильным жанром» [Хасэгава, 1997, с. 76].
Как уже говорилось, именно в эпоху Хэйан, в японской литературе сформировались все основные жанры, многие из которых бытовали в японской традиции вплоть до незавершённой буржуазной революции Мэйдзи (1868), а некоторые и сегодня могут рассматриваться как явления современной японской словесности. Однако среди всего многообразия хэйанских жанров особое место занимал жанр моногатари, название которого в нашей науке принято переводить как «повесть» или «повествование». Такое понимание термина следовало, безусловно, из иероглифической трактовки слова, которое записывалось двумя иероглифами со значениями «вещь, предмет» и «рассказывать, повествовать». В результате слово моногатари понималось как «то, о чём рассказывают» или «то, что рассказывают». Но в любом случае акцент делался на повествовательную природу термина. Позднее слово моногатари стало входить в название самих произведений, независимо от их объёма. Так, даже роман о принце Гэндзи назывался «Гэндзи-моногатари».
Однако, если говорить о ранних моногатари, то среди них выделялись два основных жанра: цукури-моногатари и ута-моногатари. В.Н. Горегляд отмечал, что произведения жанра х\укури моногатари, особенно на раннем этапе своего развития, основывались на устных преданиях о богах и героях, т.е. отклонялись от описания реальной действительности. Сюжет произведений жанра ута-моногатари, напротив, признавался более реалистичным, т.к. в основе миниатюр этих произведений лежало пятстшие-танка, которое всегда складывалось по определённому поводу [Горегляд, 2001 (1), с. 105].
Интересно, что, несмотря на давние традиции изучения жанра ута-моногатари и, казалось бы, уже сложившийся понятийный аппарат, до сих пор нет единого мнения относительно его внутренней классификации и места этого жанра в системе литературы эпохи Хэйан. Так, в статье «Ута-моногатари», помещённой в Большом энциклопедическом словаре издательства Хэйбонся японский литературовед Имаи Гэнъэ так определил соотношение ранних моногатари: «В лексическом плане ута-моногатари можно разделить на две категории. К первой относятся короткие рассказы или анекдоты, связанные со стихотворениями-jwa (здесь следует заметить, что под словом ута, которое буквально означает «песня», в эпоху Хэйан понималась поэзия как жанр, а также любое стихотворное произведение, независимо от его метрического размера. - О.Ш.), появляющиеся и [позднее] в «Повести о процветании» («Эйга-моногатари», 9ЩЩпп, XI век).
«Повесть об Исэ» как первый памятник ута-моногатари
Первым по времени создания памятником, относящимся к жанру ута-моногатари, может считаться произведение «Исэ-моногатари» («Повесть об Исэ», ffi Щ Щ Ни ), датируемое примерно 920 годом. Памятник включает в себя в зависимости от списка от 125 до 143 данов и до 209 сопровождающих их пятистиший-ташш. До сих пор у исследователей памятника остаётся много вопросов, связанных с авторством и точной датировкой. Например, до сих пор невозможно точно определить жанровую принадлежность «Исэ-моногатари»: что это - книга стихов, учебник поэтического искусства, энциклопедия любовных похождений или руководство по этикету, помогающее освоить правила поведения при дворе? Такая проблема возникает потому, что наряду с прекрасными образцами лирики и увлекательными сюжетами о любовных приключениях главного героя, «Исэ-моногатари» содержит детальные описания дворцового этикета, которые могли бы стать прекрасным пособием для молодого хэйанского аристократа.
На самом деле ни одно из названных определений в полной мере не отражает сущность этого уникального памятника. Если рассматривать «Исэ-моногатари» как «книгу стихов», то снижается литературная ценность памятника, т.к. большинство стихотворений, входящих в его состав, уже ко времени создания «Исэ-моногатари» было размещено в различных поэтических антологиях X века, и многие из них уже там имели свои пояснительные предисловия котобагаки. Нет возможности рассматривать памятник и как «повесть», поскольку мы имеем дело с далеко не прозаическим произведением; более того, в нём нет чётко выраженного сюжета, да и вообще оно лишено повествовательности в классическом понимании. Трудно говорить об «Исэ-моногатари» и как об этнографическом памятнике. Несмотря на то, что в нём в огромном количестве обнаруживаются исторические и этнографические реалии, перед нами, прежде всего, образец литературного, высокохудожественного произведения. Как видно, жанровая дифференциация по-прежнему сфера гипотез и догадок. Очевидно лишь, что мы имеем дело с культурно-синкретическим явлением, ставшим для последующих поколений бесценным источником в самых разных областях гуманитарных знаний.
Что касается структуры «Исэ-моногатари», то она не отличается оригинальностью и идентична структуре всех памятников жанра ута-моногатари, а именно «Исэ» также состоит из данов, в которых каждое пятистишие предваряется пояснительным комментарием, вводящим читателя в сюжет миниатюры. Однако в отличие от более ранних прозаических вступлений к танка, характерных для поэтических собраний, в которых главным было не само повествование, а эмоциональный заряд стихотворения, прозаические части в «Исэ-моногатари» с помощью добавлений, усиливающих повествовательный тон, превращают предисловие в короткий, не всегда ещё оформленный, но всё же рассказ.
В отличие от предисловиії-котобагаки, связь между которыми можно найти только в хронологической последовательности, проза и поэзия в «Исэ-моногатари» воспринимаются как единое целое, обретая своеобразное причинное сцепление. В «Исэ-моногатари» представлены разнообразные формы прозаических комментариев, каждая из которых играет самостоятельную композиционную роль: это могут быть простые вступления; вступление и заключение со стихотворением-тш/ка посередине; сложные композиции, в которых есть вступление, серединная часть и заключение, при этом серединная часть помещается между двумя стихотворениями.
Новые тенденции в развитии образа главного героя
Главный герой «Хэйтю-моногатари» («Повести о Хэйтю») - реальная историческая личность, в своё время довольно известный придворный. Не исключено, что если бы его имя не было прославлено в литературном памятнике, притом с налётом некой пикантности и усмешки, Хэйтю, как и десятки других в меру знатных и способных людей своего времени, остался бы лишь как «некое имя» в бесчисленных поэтических антологиях. В нём как бы всего было в меру, но ничего особо выдающегося, за исключением нескольких, вероятно, и вправду имевших место, забавных ситуаций, в которые он попадал то ли по случайности, то ли по нерадивости, но послуживших поводом для долгих обсуждений и запёчатлённых в художественных произведениях так умело и образно, что они стали объектом интереса и иронии многих последующих поколений читателей.
Сложившаяся ситуация привела к тому, что на протяжении истории сформировались как бы два образа одного и того же человека - реальный и художественный, как представляется, довольно далёких друг от друга. При этом для японской культуры гораздо более значительным оказался «художественный» Хэйтю: упоминание, пусть даже краткое о произведении «Хэйтю-моногатари» даёт сегодня любая японская энциклопедия, в то время как сведения о Хэйтю как реальном человеке в изданиях такого рода скудны или вообще отсутствуют - среди представителей рода Тайра, к которому относился и Хэйтю, было так много выдающихся людей, что Хэйтю с его заурядной, по мнению японских историков, биографией не обязательно отводить место [Уно, 1996].
Однако даже эти немногочисленные сведения исторического порядка могут быть систематизированы и дать довольно полное представление о реальном человеке, вошедшем в историю и литературу под именем Хэйтю. Настоящее же его имя было Тайра Садабуми ( f ЙЗС). Дата его рождения неизвестна, датой смерти чаще других называют 923 год.
Достоверно известно, что Тайра Садабуми происходил из императорского рода и был праправнуком императора Камму (781-806). Его родной дед - Сигэрусэ был единокровным братом матери императора Уда (887-897). Таким образом, Тайра Садабуми имел среди своих предков двух японских императоров, которые вошли в историю не только как видные государственные деятели, но и как покровители искусства, и, прежде всего, поэзии. Не вызывает сомнения тот факт, что именно дед Садабуми - Сигэрусэ в 874 году обратился к императору Сэйва (858-876) с просьбой даровать своему сыну (отцу Садабуми) - Ёсикадзэ и внуку (непосредственно Садабуми) имя рода Тайра. Просьба была, вероятно, быстро удовлетворена. Во всяком случае, и Ёсикадзэ, и Садабуми с давних пор упоминаются в источниках под родовым именем Тайра [Ямасита, 1993, с. 216]. Более полное представление о высоком положении Садабуми-Хэйтю даёт следующая таблица.
