Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА 1. ПРОБЛЕМАТИКА ПОЗНАНИЯ И ЭСТЕТИЧЕСКОЕ МИРОВОЗЗРЕНИЕ ДЖ. ЭЛИОТ 29
1. Литература как «искусство жизни»: формирование философских и эстетических взглядов Дж. Элиот (письма) 29
2. «Мысль — слово - чувство»: ранняя эссеистика Дж. Элиот 48
ГЛАВА 2. РОМАН «МИДЛМАРЧ» КАК ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ ВАРИАНТ ОСМЫСЛЕНИЯ ПРОБЛЕМА ТИКИ ПОЗНАНИЯ 65
1. Интеллект и качества интеллекта в системе индивидуальных психологических характеристик персонажей 65
2. Тема познания как основной фактор формирования системы персонажей 72
ГЛАВА 3. «МЕТАФОРИЧЕСКОЕ» МЫШЛЕНИЕ: В ПОИСКАХ УНИВЕРСАЛЬНОГО ЯЗЫКА 89
1. Функции метафоры в творческой практике Дж. Элиот: создание «своего» образа реальности (письма, эссе) 90
2. Метафоры познания в романе «Мидлмарч» 97
ГЛАВА 4. «ВПЕЧАТЛЕНИЯ ТЕОФРАСТА ТАКОГО-ТО»: НА ПУТИ К «СИНТЕТИЧЕСКОМУ» ЖАНРУ 118
ЗАКЛЮЧЕНИЕ 161
БИБЛИОГРАФИЯ 165
- Литература как «искусство жизни»: формирование философских и эстетических взглядов Дж. Элиот (письма)
- Интеллект и качества интеллекта в системе индивидуальных психологических характеристик персонажей
- Функции метафоры в творческой практике Дж. Элиот: создание «своего» образа реальности (письма, эссе)
Введение к работе
Развитие гуманитарного знания предполагает переоценку предшествующего эстетического опыта. Заметное в последние десятилетия изменение принципов подхода ко многим явлениям художественной культуры позволяет по-новому взглянуть на литературу второй половины XIX века, заново оценить культурологическую значимость «классических» текстов, - рассматривая их в рамках несколько иной категориальной парадигмы, чем это было принято ранее. Требует обсуждения в новой методологической перспективе и творчество английской писательницы Джордж Элиот (настоящее имя - Мэри Энн Эванс, 1819 - 1880). В интеллектуальной культуре второй половины XIX века, - времени, когда Дж.Элиот вступает в литературу, - огромную важность приобретают попытки осмысления проблематики познания. В качестве причин этого можно назвать следующие:
1. Складывается ситуация т.н. «эпистемологического взрыва»: накопление естественными науками многочисленных эмпирических фактов; быстрый процесс дифференциации научного знания, изменение социокультурных параметров науки в целом; смена парадигматических представлений о реальности, порожденная этими процессами и. в свою очередь, их стимулирующая.
2. Возникает конкуренция между рядом традиционных и вновь выделившихся дисциплин, претендующих на право обладать универсальной (и единственно верной!) картиной мира.
3. Идея тесной взаимозависимости прогресса науки и общества превращается в популярное верование: значительная часть интеллектуальной элиты проникнута ощущением «эпистемологической уверенности», переживанием современности как позитивной фазы в развитии человеческого общества.
Процесс познания в свете этих обстоятельств связывается прежде всего с поиском устойчивых базовых схем познавательной деятельности, неких априорных структур, надежного метода. Понятие метода в XIX веке становится доминирующим, можно сказать, возводится в ранг Абсолюта. Метод понимается как некий универсальный инструментальный набор, посредством которого можно объяснить ВСЕ, объединить/синтезировать разрозненные специальные знания. Вот почему в XIX веке (особенно, во второй его половине) наблюдается некоторое изменение в отношениях между религией, наукой и литературой. Наука стремится «подменить» собой религию, пытается выполнять некоторые ее функции, - объясняя, как устроен мир и каковы его «первопричины», предлагая ооснование нравственных законов, которые удерживают общество в определенных рамках, и т.д. Литература, в свою очередь, берет на себя некоторые функции науки: писатели и публицисты, наряду с учеными, активно занимаются «исследованием» жизни, объяснением ее «первооснов», претендуя на владение истиной и способность транслировать свои знания в обществе.
В контексте философских систем, складывающихся в середине - второй половине XIX века, любое знание представляется как нечто «промежуточное» между «субъективным» и «объективным»: оно является «продуктом» реальности, но в то же время во многом зависит от возможностей осмысления и восприятия познающего субъекта. Будучи «субъективным» отражением объектов реальности и связей между ними, познание представляет собой, в силу этого, своеобразное конструирование реальности посредством синтетической деятельности мышления.
Складывается особый метаязык эпохи, устремленный к нейтральности, точности и объективности. Выработка этого метаязыка осуществляется в контексте естественнонаучного и философского дискурса, исторического письма, - но художественная словесность играет в данном процессе особую, привилегированную роль. Литература, постулируя свою приоритетную связь с наукой и социумом, выступает в этот период в качестве своеобразной экспериментальной лаборатории, где изучаются механизмы производства новых смыслов и понятий, где порождаются и проверяются на прочность метафоры познания, которыми оперирует современная культура.
Литература окончательно освобождается от правил, предписывающих нормы создания произведений того или иного жанра. Слово получает «вненормативную» свободу. Одновременно ему как основному транслятору знания приписывается некое «срединное», двойственное положение: с одной стороны, слово претендует на непосредственное и адекватное отображение внеязыковой реальности (писатель - своего рода хроникер, «секретарь жизни»); а с другой стороны, - его выбор и употребление зависят от индивидуальности пишущего и специфики его творческих задач. Т.о., слово в рамках литературы середины -второй половины XIX века как бы удерживает положение равновесия между «объективным» и «субъективным», между «внеличной» истиной и «личной» метафорой.
Многообразное творчество Дж.Элиот заслуживает в этом ключе особого внимания. Писательница известна в наши дни широкой читательской публике, но известна прежде всего своими романами, тогда как ее литературное наследие включает в себя, помимо романов, еще и критические рецензии, и эссе, и философскую лирику. В свете интересующей нас проблемы важно, что практически все произведения Дж.Эилот так или иначе ориентированы на эпистемологические новации эпохи: каждое из них пробуждает интерес к человеческой личности как личности познающей, - помещенной в определенную социокультурную ситуацию, формируемую воздействием как «среды», так и множества внутренних, субъективных, факторов.
Познающий субъект является в художественной системе Дж.Элиот своего рода стержнем, центральным конструктивным звеном. Движимый стремлением к познанию мира и самопознанию, склонный к постоянной рефлексии, он вырабатывает новые формы отношения к себе, социуму, жизни в целом. Система персонажей практически каждого произведения писательницы представляет собой проблемное поле, в рамках которого испытываются и вырабатываются как познавательные и - внутренне связанные с ними - этические нормы, призванные служить «основаниями» для более совершенного общества будущего.
Обращением к проблематике познания, - осмысление которой предполагает обсуждение вопросов, связанных с актуальной в наши дни проблемой «информационного роста», особенностей восприятия человеком «нового» знания в условиях его постоянного «приращения», и соответственно - проблемой языка, наиболее адекватного складывающейся ситуации, - и определяется актуальность данной работы.
§ 2. Предмет и объект исследования. Цель и задачи работы
Предмет анализа - прозаические произведения Дж.Элиот, обладающие неоднородной
жанровой природой. Это работы публицистического характера (письма, эссе), роман «Мидлмарч», а также последнее произведение писательницы «Впечатления Теофраста такого-то». Ведущим при отборе материала для исследования стал хронологический принцип.
Объект изучения - представленный в прозаическом творчестве Дж.Элиот комплекс художественно-выразительных средств, обладающих метафорической природой и служащих репрезентации темы и проблематики познания.
В соответствии с этим иелъ работы - выявление метафор познания, их роли и специфики их функционирования в прозе Дж.Элиот (на материале переписки, эссеистики, романной прозы).
Задачи работы:
1.Изучить философские и эстетические взгляды Дж.Элиот в аспекте эпистемологической проблематики и в контексте интеллектуальной культуры середины - второй половины XIX века.
2. Выявить комплекс метафор познания, характерный для творческой практики Дж.Элиот, определить их содержательно-смысловую наполненность и специфику функционирования.
3. Проследить отражение проблематики познания в повествовательной ткани и стилистике романного творчества Дж.Элиот, проанализировав роман «Мидлмарч» («Middlemarch», 1872) как художественный вариант осмысления проблематики познания.
4.Проанализировать последнее произведение писательницы «Впечатления Теофраста такого-то» («Impressions of Theophrastus Such», 1879) в аспекте эпистемологической проблематики.
§ 3. Новизна исследования
Новизна исследования заключается в самом подходе к материалу, который уже неоднократно становился объектом многоаспектного изучения как в отечественном, так и в зарубежном литературоведении. В большей степени это утверждение касается эпистолярного наследия Дж.Элиот и ее романа «Мидлмарч», который в критике принято считать одним из лучших произведений писательницы." Относительно же «малой» прозы Дж.Элиот можно сказать следующее: и в отечественной литературоведческой традиции, и в англоязычной критике эссеистика писательницы (особенно раннего периода ее творческой деятельности) вызывает интерес исследователей в лучшем случае как вспомогательный материал, способствующий прояснению или уточнению эстетических и философских взглядов романистки. В большинстве случаев авторы работ о Дж.Элиот ограничиваются лишь краткими упоминаниями о ее эссеистике. Из этого складывается ошибочное, на наш взгляд, впечатление: ранние прозаические опыты в контексте всего наследия английской писательницы представляются лишь как весьма незначительная «проба пера». Возможно, причина подобного отношения коренится в устоявшемся мнении, высказанном еще в начале XX века автором предисловия к одному из изданий прозы Дж.Элиот.3 И.Вуд писал тогда, что «классифицировать» эссеистику Дж.Элиот несколько сложно: «малая» проза писательницы является чем-то вроде моста над «пропастью между журналистикой и литературой».4 По мнению И.Вуда, безусловными литературными достоинствами обладает только эссе, посвященное Г.Гейне; все остальное, написанное Дж.Элиот в 1850-е гг. - «не более, чем просто журналистика».5
В то же время автор работы «The Art of Fiction in George Eliot s Reviews» Дж.Д.Руст («Reviews of English Studies». № 7, 1957) утверждал, что период с января 1852г. по январь 1857г. является весьма значимым в ее творческой биографии. По мнению исследователя, М.Э.Эванс, выступая в качестве рецензента и литературного критика, именно на этом этапе приходит к осмыслению основных задач, стоящих перед литератором, вырабатывает сугубо индивидуальный стиль письма.
М.Фулмер в предисловии к составленному ею библиографическому справочнику работ, посвященных жизни и творчеству писательницы, который вышел в 1977г.. упоминает о «приблизительно шестидесяти анонимных эссе, написанных в течение 1850-х гг.»6 М.Э.Эванс/Дж.Элиот. Она также отмечает, что основные принципы, которыми писательница руководствовалась впоследствии, создавая свои повести и романы, были осмыслены и сформулированы ею именно в годы работы рецензентом в издании Дж.Чепмэна «Westminster Review». По мнению Дж.Беннетт, автора исследования «George Eliot. Her Mind and Her Art»(1948), статьи для лондонской периодики - едва ли не лучшее из всего, написанного Дж.Элиот, особенно «в сравнении с ее последним произведением, «Впечатления Теофраста такого-то», способным лишь разочаровать даже самых преданных почитателей ее таланта».
«Впечатления Теофраста такого-то» (1879) упоминаются в критике, посвященной Дж.Элиот, еще реже, чем ее эссеистика. Если первое издание «Теофраста» вызывало немногочисленные (и не всегда одобрительные) критические отклики в европейской и американской печати9, то к началу XX века о нем благополучно «забыли», - считая, вероятно, что это произведение не заслуживает особого внимания. Всплеск исследовательского интереса к творчеству Дж.Элиот, наблюдающийся во второй половине XX века, не изменил сложившегося, безразличного и в чем-то несколько негативного, отношения к последнему произведению писательницы. Даже краткие упоминания о нем довольно редки , не говоря уже о попытках аналитического прочтения. (Вероятно, все это и является главной причиной того, что «Впечатления Теофраста такого-то», равно как и эссе Дж.Элиот, до сих пор не переведены на русский язык.)
В данной работе предпринимается попытка если не изменить взгляд на творчество писательницы в отечественном литературоведении, то увидеть его в особом ракурсе: как художественный вариант осмысления эпистемологической проблематики. В этом ключе представляется возможным по-новому прокомментировать и некоторые «программные» письма Дж.Элиот (цитировавшиеся неоднократно в других работах), и некоторые известные эпизоды и образы романа «Мидлмарч». В свете поставленной проблемы предпринимается попытка аналитического прочтения эссе писательницы («Евангелическое учение: Доктор Камминг» (1855); «Немецкое остроумие: Генрих Гейне» (1856); «Тот свет и этот свет: Поэт Юнг» (1857); а также - «Впечатлений Теофраста такого-то», произведения, которое можно расценить как своеобразное «духовное завещание» Дж.Элиот.
§ 4. Структура работы
Структура работы отвечает характеру поставленных задач: работа состоит из введения, четырех глав и заключения, а также библиографии. Текстовая часть составляет около 200 страниц. Библиография включает 169 наименований.
Во введении обосновывается выбор темы, определяются актуальность и новизна исследования, формулируются цель и задачи работы; представлен краткий обзор работ зарубежных и отечественных ученых по исследуемому вопросу.
В первой главе «Проблематика познания и эстетическое мировоззрение Дж.Элиот» выявляется сущность философских и эстетических взглядов писательницы в аспекте эпистемологической проблематики. Материалом исследования служат ее письма и ранняя эссеистика, которые рассматриваются в контексте интеллектуальной культуры середины -второй половины XIX века. Особое внимание уделяется тому, что написано до 1858г., -условной даты, которой открывается новый этап в творческой биографии М.Э.Эванс, выступившей в литературе под псевдонимом «Джордж Элиот» с самостоятельным художественным произведением.
Во второй главе «Роман «Мидлмарч» как художественный вариант осмысления проблематики познания» исследуется роль интеллекта и интеллектуальных качеств в системе индивидуальных психологических характеристик персонажей произведения; прослеживается отражение проблематики познания в повествовательной ткани и стилистике романа Дж.Элиот.
В третьей главе «"Метафорическое" мышление: в поисках универсального языка» исследуются особенности метафорического языка Дж.Элиот, его формирование в творческих опытах «раннего» периода (на материале писем и эссе, написанных с 1839г. по 1857г.); выявляется комплекс метафор познания, характерный для «зрелой» художественной практики Дж.Элиот (на материале романа «Мидлмарч»), определяется их содержательно-смысловая наполненность и специфика функционирования.
В четвертой главе «"Впечатления Теофраста такого-то": на пути к «синтетическому» жанру» анализируется последнее произведение писательницы «Впечатления Теофраста такого-то» (1879) в аспекте эпистемологической проблематики.
В заключении представлены основные выводы проведенного анализа.
§ 5. Краткий обзор литературы: основные теоретические аспекты
а)Период «позднего» викторианства в истории английской литературы: проза Джордж Элиот
Литература викторианского периода - явление далеко не однозначное. На рубеже XIX -XX вв. оно, казалось бы, утрачивает свою актуальность, и до 1950-х гг. считается классикой, интересующей лишь узкий круг специалистов-литературоведов. Однако с середины прошлого века ситуация кардинально изменяется: произведения писателей-викторианцев вновь завоевывают сердца широкой читательской публики, переиздаются и даже входят в моду.
Тенденция к изображению человека «таким, каков он есть»", характерна для всего европейского искусства второй половины XIX века. Особого внимания в этом ключе заслуживает творчество английских писателей, вступивших в литературу в 60-е - 70-е гг. позапрошлого столетия: Дж.Элиот, Э.Троллопа, Дж.Мередита (или - «поздних викторианцев». как их принято именовать в современной критике).
Долгое время считалось, что поздние викторианцы - всего лишь добросовестные продолжатели предшествующей традиции, «второстепенные» и «посредственные»; что они уступают «классическим реалистам» 30-х - 50-х гг. в значительности проблематики, силе социального обличения и воздействия на читателя, что их вклад в развитие литературы не так уж и существен. Теперь же творчество Дж. Элиот, Э.Троллопа, Дж.Мередита принято рассматривать как новый этап в эволюции реалистического романа, которому свойствен особенно изощренный характер представления человеческой психологии (в частности, более адекватное отображение глубоких внутренних связей между индивидуальным и социально-историческим началами в деятельности человека).
Викторианский период в истории британской литературы иногда принято именовать «негероическим». Здесь следует иметь в виду и понятие «роман без героя» У.М. Теккерея, отрицающего возможность существования в реальной жизни героя положительгого, достойного подражания; и рассуждения Ч. Диккенса о долге писателя «изображать неприглядную жизнь таких смиренных людей, которые не только не кажутся героями своим лакеям и служанкам, но и не имеют ни лакеев, ни служанок, перед кем можно было бы покрасоваться своим геройством ... , заурядных людей, в которых нет ничего героического» (курсив наш - Н.Г.)п. Отказ от абсолютизации пороков и добродетелей; сознательное неприятие исключительности, преувеличений, эффектов и «кульминаций»; стремление к изображению сферы «будничного» и «обыденного», воссозданию жизненных ситуаций, в центре которых - типическая личность (т.е. рядовой член общества, ничем не примечательный современник), - все это отличает и поздние произведения мэтров «классического реализма», и произведения т.н. «поздних викторианцев».
Такая ситуация в литературе складывается под воздействием многих факторов. Смешение акцентов в подходе к реальности и изменение принципов ее представления в сфере искусства - логический результат длительной эволюции, которую претерпевает европейское общество и культура ко второй половине XIX века. Многочисленные естественнонаучные открытия, становление и развитие психологии как науки, философия позитивизма (во многом определяющая особенности западноевропейского культурного сознания); и, как следствие, кризис индивидуализма, охвативший Европу в этот период, заставляют переосмыслить отношение к отдельной человеческой личности. Установка на значимость и самоценность каждого индивида (уникальность и неповторимость его жизненного опыта, проявление его индивидуальности в познании общих закономерностей мира), повышенный интерес к нравственной структуре «обыкновенной» и «негероичной» личности, к ее психологическим проявлениям позволяют говорить о совершенно новой модификации концепции человеческой личности. В английской литературе наиболее зрело и целостно она представлена именно в творчестве поздних викторианцев, и в частности, Джордж Элиот.
Первое же произведение, сборник повестей «Сцены из жизни духовенства», вызвало активный читательский интерес, - который и сопутствовал писательнице на протяжении всей ее дальнейшей жизни. Среди почитателей таланта романистки были Ч.Диккенс и У.М.Теккерей, А.Тэннисон, Дж. Рескин, Г.Джеймс, Г.Спенсер и Дж.Г. Льюис, Р. Оуэн и М. Фарадей, И.С.Тургенев, Н.Г.Чернышевский, С.Н.Ковалевская и многие другие выдающиеся представители этой эпохи13.
Творческие установки Дж.Элиот, казалось бы, мало отличаются от установок позднего Теккерея или Троллопа: те же «бессюжетность», «морализм», «уход в прошлое». Сюжеты ее произведений трудно назвать увлекательными в общепринятом смысле, - в них нет ярких авантюр, захватывающих приключений, выдающихся подвигов и демонических страстей. Однако Дж.Элиот «обладает искусством увлечь читателя сюжетом избитым, скучным и даже приторным, ... победоносно обойти сентиментальные скалы и мели, и придерживаться
поразительной последовательности в развитиии событий».14 Обязательное присутствие в ее произведениях Всезнающего Повествователя и обилие авторизованных комментариев, даже -«излишняя навязчивость авторского голоса»15, соседствуют с глубоко поэтичными картинами природы и изысканными психологическими этюдами.
Несмотря на сомнения относительно своей способности написать что-либо беллетристическое и размышлений по поводу ее права на то, чтобы высказывать людям собственные взгляды16, Дж.Элиот изменяет природу английского романа, во многом предвосхищая романную структуру XX века. Далеко не случайно некоторые исследователи творчества писательницы называют ее «предшественницей современных мастеров психологической прозы»17, а иногда - и «первым современным английским романистом»18, который «отваживается на смелое экспериментирование с романной формой, во многом определяя направление поисков, свойственных творчеству прозаиков XX века»19.
В плане общей организации повествования Дж.Элиот в целом оставалась традиционно викторианским писателем. А вот ее «способность создавать общие типы при их резкой индивидуальности, ... осязательно живые лица для воплощения отвлеченной идеи»; живописать работу «расстроенного мозга, одержимого неотвязной мыслью» и «картины помешательства, способные привести в восторг психиатра»20, - все это позволяло существенно обогатить содержательный аспект произведений Дж.Элиот, стимулировало поиск новых выразительных средств. Без обширных познаний, без активного интереса писательницы к научным завоеваниям того времени это вряд ли было бы возможно.21 Сама романистка была убеждена: если некоторым читателям т.н. «научные иллюстрации» («scientific illustrations») на страницах художественных произведений и кажутся излишне навязчивыми, - скорее недостатком, чем достоинством, - то она сама отнюдь не видит в этом большого прегрешения. Собственные же «научные познания» писательница оценивала не иначе как «поверхностные».22 Установка Дж.Элиот на активное осмысление современных научных достижений и их культурного контекста, не было личной причудой эстетствующей дамы, которая решила, занявшись на досуге сочинением романов, «сказать новое слово в литературе». Напротив, писательница ставила перед собой очень сложную задачу: заинтересовать читателя и определенным образом воздействовать на его «мыслительную» природу историями о том, что он видел вокруг себя практически ежедневно. Сознательно избирая ракурс обыденности в «рассказывании правды о человеческой жизни»23, Дж.Элиот в то же время предлагала собственный вариант понимания и изображения личности, чем, по мере возможностей, старалась способствовать разрешению насущных проблем своего времени.
б) Творчество Джордж Элиот: о степени изученности «интеллектуального» аспекта
Основной особенностью творчества Дж.Элиот является ее неослабевающий на протяжении всей жизни интерес к разнообразным типам человеческого мышления и интеллектуальных привычек. Это отмечают и авторы «прижизненных» рецензий на произведения писательницы24, и критики, которые обращаются к анализу ее творчества в конце XIX - первой половине XX вв.25 Но, по большому счету, дальше простой констатации данного факта дело не шло, и специальных работ, посвященных осмыслению собственно «интеллектуального» аспекта в творчестве Дж.Элиот, практически нет.
Объясняется это, на наш взгляд, несколькими причинами. Во-первых, в 1890-х гг., да и в первые десятилетия XX века, ее произведения вызывают все меньший исследовательский интерес, поскольку, на фоне бурных политических и социально-исторических изменений, представляются несколько устаревшими. Во-вторых, в исследованиях этого периода (приблизительно до конца 40-х гг. прошлого столетия) литературная деятельность писательницы рассматривается чаще всего через призму ее биографии, а анализируется, главным образом, содержательный уровень ее произведений, - вследствие чего эти работы имеют, в основном, «обобщающий», а не проблемный характер.
По сложившейся в зарубежном литературоведении этого времени традиции доминирующее место в подобных работах отводится исключительно романам Дж.Элиот. Исследователи обращают особое внимание на то, как в них преломляются религиозные взгляды писательницы (в частности, различные аспекты евангелизма), интересующие ее философские идеи и эстетические концепции (связанные с именами Б.Спинозы, Ф.Штрауса, Л.Фейербаха, Ч.Дарвина, О.Конта, Дж.С.Милля, Г.Спенсера, Дж.Рескина). Они сравнивают творчество Дж.Элиот с творчеством как ее предшественников и современников (Дж.Остен, В.Скотта, Ш.Бронте, Э.Гаскелл, Ч.Диккенса, У.М.Теккерея, Э.Троллопа), так и - «младших» ее современников и последователей (Дж.Мередита, С.Батлера, Т.Харди, Г.Джеймса, Дж.Конрада, Дж.Джойса, Дж.Г.Лоуренса). Предпринимаются попытки выявить особенности ее творческого метода, определить место и роль писательницы в развитии английского реалистического романа и - шире - европейской литературы в целом.26
Во второй половине XX века отношение к творческому наследию Дж.Элиот существено изменяется. Т.н. «идейно-содержательный» аспект произведений писательницы постепенно отходит на второй план, уступая место вопросам «формального» характера. Появляется немало работ, посвященных изучению стилевого своеобразия художественной прозы Дж.Элиот, особенностям языковой организации созданных ею текстов. К исследованиям такого рода можно отнести работы М. Шорера, Дж.Бити, Х.М.Хьюма, К.Кребера, А.Флейшмена, Дж.Бир, К.Б.Манн, Дж.Макгоуэна, Дж.Х.Миллера, и др.27 Авторы подобных работ пытаются выявить особенности художественного осмысления Дж.Элиот вопросов, связанных со спецификой человеческого мышления и (само)познания. Однако изучение собственно интеллектуального аспекта творчества писательницы и в этих работах носит несколько «второстепенный» характер, подчиняясь в первую очередь стилистическим изысканиям.
В отечественном литературоведении исследований, посвященных творчеству Дж.Элиот, в целом не так уж и много (несмотря на то, что писательница получила признание в России почти одновременно с признанием у себя на родине, т.е. в конце 1850-х гг.). В основном отечественный вариант изучения литературного наследия Дж. Элиот (до конца 1980-х гг.) следует англоязычной критической традиции первой половины XX века. К работам такого рода можно отнести исследования Л.К.Давыдовой (Туган-Барановской), Б.А.Кузьмина, А.А.Аникста, Ю.М.Кондратьева, М.А.Гритчук, В.В.Ивашевой, Т.Л.Селитриной, Ю.А. Андреевой, Л.К.Путыкевич, А.Луйгас. С начала 1990-х годов в отечественном литературоведении появляются критические исследования, посвященные различным конкретным аспектам ее творчества, - которые позволяют существенно расширить сложившееся представление о писательнице и ее произведениях.
Так, например, в работах О.Р.Демидовой рассматриваются особенности восприятия творчества Дж.Элиот в России. Известный исследователь западноевропейской литературы А.В.Карельский в своей работе «От героя к человеку...» (1990) утверждает, что произведения Дж.Элиот «существенно обогатили западноевропейский реалистический роман принципиально новым художественным психологизмом».29 Как считает ученый, благодаря исканиям Дж.Элиот и ее современников в литературе стало возможным изображение личности со сложным, многогранным характером и богатым внутренним миром; а в связи с этим -совершенствование изобразительных приемов и средств, изменение манеры повествования и языка произведений.
В работе И.Н.Рыжковой «Становление психологизма Джордж Элиот»(1990) прослеживается формирование художественного метода писательницы в непосредственной связи с эволюцией различных форм реализации психологизма. Исследовательница подчеркивает глубокое аналитической проникновение Дж.Элиот в мотивировку человеческих поступков, утверждает неоднородность, сложность и противоречивость создаваемых ею характеров.30
В работе Н.А.Соловьевой «Русский человек и англичанка на render-vous»(1994) освещается проблема литературных связей, традиций и взаимовлияний. В центре внимания исследовательницы - взаимодействие таких крупных творческих величин, как Джордж Элиот и И.С.Тургенев.
Н.В.Маслова, рассматривая «проблематику и поэтику прозы Дж.Элиот в тесной связи с историко-литературной ситуацией первой половины и середины XIX века и предшествующей литературной традицией»32, обращается к изучению региональной тематики в творчестве Дж.Элиот.
К концу 1990-х гг. интерес к творчеству Дж.Элиот постепенно идет на спад. Работ, привносящих нечто существенно новое и расширяющих сложившиеся представления о творчестве писательницы, практически не появляется.33 И лишь некоторые из числа названных отечественных исследователей упоминают о значимости изображения в произведениях Дж.Элиот «интеллектуальной сферы» как одной из значимых областей непосредственного проявления человеческой личности. Это, в частности, Ю.М.Кондратьев, В.В.Ивашева, Т.Л.Селитрина. Исследования же, посвященные особенностям художественного осмысления Дж.Элиот вопросов познания и мышления, - чрезвычайно важных, на наш взгляд, для развития эстетического мировоззрения писательницы и его последующего понимания, - в рамках отечественной литературоведческой традиции практически отсутствуют.
в) О роли метафоры в творчестве Джордж: Элиот
Обращение Дж.Элиот к проблемам мышления тесно связано с тематикой, преобладающей в ее творчестве. Прежде всего это вопросы, касающиеся интеллектуальной активности человека, особенностей реализации приобретаемого им духовного опыта и категорий его осмысления.
Этот аспект деятельности Дж.Элиот затрагивается в статье Б.Уилли «The English Novel. A Nineteenth Century. Intellectual Novelist» («Listener», 23.02.1950). Исследователь называет ее писательницей, которая, обладая обширными научными познаниями и свободно ориентируясь в потоке разнообразной интеллектуальной информации, обеспечила для жанра романа новую «интеллектуальную базу». В более позднем, расширенном, исследовании, посвященном осмыслению воздействия интеллектуальной культуры XIX века на развитие литературы «Nineteenth - Century Studies. Coleridge to Matthew Arnold» (1964) Б. Уилли, оценивая вклад Дж.Элиот в развитие художественной прозы, вновь высказывает мнение, что именно она привнесла ярко выраженное интеллектуальное начало в английскую литературу.А.Смит в своем предисловии к книге «George Eliot. Centenary Essays and an Unpublished Fragment» (1980) отмечает, что каждое произведение писательницы всегда способно удовлетворить разнообразные запросы читателя, доставляя не только собственно эстетическое, но и чисто интеллектуальное наслаждение, поскольку первое, к чему апеллирует Дж.Элиот -это ум читающей публики.35
«Нельзя сказать, что она настолько же современна в любую эпоху, как Шекспир, или Пушкин, или Пруст...», - убежден Дж.Бэйли.36 Но интерес к произведениям Дж.Элиот никогда не угаснет, хотя бы потому, что по своему «интеллектуальному уровню они чрезвычайно близки к сочинениям великих мыслителей викторианской эпохи».37
Как и многих выдающихся представителей викторианской эпохи, Дж.Элиот занимает вопрос, сформулированный еще Локком: каким образом осуществляется познание, как взаимодействуют «ум» и «природа», являющиеся качественно разными субстанциями. Викторианская литература настаивает на первостепенной роли ума, по-своему продолжая традиции романтиков, - в частности, подхватывая романтический протест против изгнания живого мышления личности из сухого, рационального, строгого механистического мира. Но аналогом природы в этой системе выступает сфера человеческой культуры (непосредственное знание о природе, сосредоточенное в рамках определенных научных дисциплин), поскольку познающий субъект помещен прежде всего в общество, и мыслится прежде всего как некто, воспринимающий культурно продуцируемые объекты. Неслучайно один из исследователей викторианской литературы, Дж.П. Макгоуэн, отмечает: «Дж.Элиот склонна одобрять такой тип культуры, где преобладает образ реальности, основой и источником которого является человек».
Сфера культуры для викторианцев призвана играть особую роль: это некий посредник, благодаря которому возможно преодоление все увеличивающегося разрыва между человеком и миром. И язык представляется основным способом такого посредничества. Слово обладает одновременно и физической, и психической природой, воспринимается одновременно и как репрезентация реальности, и как божественное откровение о ней. Метафора как особая разновидность словесного высказывания в наибольшей степени призвана способствовать преодолению этого разрыва, представляя собой «многофункциональный» модус познания, доступа к истине.
Во многом именно в силу метафоричности языка писатель, мастерски владеющий словом, находится в уникальном положении. Как замечает Дж.П.Макгоуэн. «благодаря метафорическому языку искусства становятся доступны для понимания основы, на которых зиждятся основания мышления, социальная реальность и принципы кодирования этой реальности. Только он способен объединить будущее человечества с его настоящим».39
Творчество Дж.Элиот в этом контексте представляется по-своему показательным. По мнению отечественного исследователя ее произведений, Б.А.Кузьмина, «для писательницы не существует никакого противоречия между художественным способом освоения мира и всеми другими способами познания».40 Доказывая необходимость обладания несколькими типами познания, «устанавливая иерархическое различение между низшими и высшими его типами, писательница стремится к разрешению тех эпистемологических трудностей, актуальность которых усиливалась с каждым десятилетием, постепенно став неотъемлемой частью современного нам мира (и которые так точно характеризовал в своих работах М. Фуко)».41
Как отмечает другой исследователь литературы викторианского периода, Дж.Хэлперин, «в центре практически каждого произведения Дж.Элиот - духовный рост, нравственное
17 Ibid. Р.59.
18 Мс Gowan J.P. Representation and Revelation. Victorian Realism from Carlyle to Yeats. Columbia, 1986. P.24.
19 McGowan J.P. Op.cit. P. 151.
10 Кузьмин Б.А. Джордж Элиот//Кузьмин Б.А. О Голдсмите, о Байроне, о Блоке... М., 1977. С.87. образование личности, сложное движение от ограниченности эгоизма к более объективному видению реальности».42 Основным же условием духовного развития является самопознание, неизбежно ведущее к познанию Другого и способствующее, в свою очередь, развитию более совершенных отношений между людьми. По мнению американского исследователя произведений Дж.Элиот Х.М.Хьюлма, самопознание в созданной ею эстетической системе -это прежде всего результат многочисленных проявлений человеческого интеллекта.43
Художественную прозу Дж.Элиот отличает стремление вызвать у читателя искреннее сочувствие не столько к героям книг, сколько к людям, ежедневно окружающим читателя в реальной жизни. Как считает, например, Дж.П.Макгоуэн, «сочувствие» («sympathy») становится ключевым термином в системе ее эстетических воззрений, объединяющим для нескольких уровней произведения - познавательного, нравственного и стилистического: «Сочувствие предполагает способность погружаться в пучину чувств и страстей, стремление узнавать и понимать мотивы человеческих поступков, предостерегает от эгоизма и одиночества, ограничивающих познавательные возможности, помогает читателю проникнуться точкой зрения автора, позволяя увидеть окружающую реальность под несколько иным углом зрения».
Подобная задача стимулировала поиски языка, который помогал бы наиболее адекватно выразить движущую писательницей идею. При этом он должен был быть понятен не только узкому кругу высокообразованной интеллигенции, но и простым «читателям с улицы».45
По мнению У.Аллена, прозу Дж.Элиот отличает прежде всего стремление «дать скорее впечатление от факта, нежели написать или сообщить о каком-либо факте непосредственно».4 Одной из стилистических особенностей, помогающих Дж.Элиот добиться необходимого эффекта, является использование метафоры. Об этом пишут в своих работах практически все исследователи, обращающиеся к анализу произведений Дж.Элиот в 70-е - 80-е гг. XX века. Дж.П.Макгоуэн, например, отмечает, что писательница «демонстрирует такое видение реальности, которое необходимо предусматривает метафорический язык, - генерирующий
возникновение новых концептов и образов в обществе, где этот язык постепенно начинает активно использоваться все большим количеством его носителей».47
Э.Флейшмен полагает, что жанр романа, в котором талант Дж.Элиот проявился наиболее ярко, конституируется и не как опыт репрезентации, и не как опыт воображения, но как некое неоднородное пространство, где в процессе сложных взаимодействий переплетаются элементы того и другого. Текст романа полноправно включает в себя элементы и исторического, и философского дискурса, представляя собой «сеть», переплетение нескольких «специфических» языков, выражая т.о. «взаимодействие индивидуального и общественного - достаточно сложное образование, которое лучше всего может быть выражено посредством ... метафор».48
К.Кребер, подробно анализирующий стиль произведений Дж.Элиот, в свою очередь, приходит к следующему выводу. Писательница достигает большей глубины и технического совершенства прозы, по сравнению, например, со своими знаменитыми предшественницами Дж.Остен и Ш.Бронте, именно за счет мастерского владения метафорическим языком. «Испытывая потребность в языке, посредством которого можно адекватно представить движение ума и сердца ... , она обращается к языку, объединяющему научную точность и эмоциональную наполненность», - пишет исследователь.49 «Реализуя глубинную природу метафор, Дж.Элиот постепенно создает язык, отличающийся усложненностью и многозначительностью, а главное - абсолютной "неизбитостыо", "нестертостью"», - считает К.Кребер.50
Об особой роли в творчестве писательницы метафорического языка, позволяющего добиться большей реалистичности, о том, что реализация свойственного ей видения мира невозможна без обращения к метафоре, пишут также Дж.Хэлперин, Р. Фоулер, С. Грэйвер.51 Обращение к метафорическому языку позволяет, в частности, наиболее адекватно и последовательно отразить процессы преобразования, глубинной трансформации, сопровождающие познание/ самопознание личности.
М.Шорер в статье «Fiction and the Matrix of Analogy» (1949) пытается осмыслить принципы использования Дж.Элиот сложного комплекса метафор (в чем он видит неотъемлемый атрибут ее произведений, прежде всего, романов). По мнению М.Шорера, Дж.Элиот прибегает к метафоре как к одному из наиболее ярких выразительных средств, -особенно, если речь заходит об изображении различных психологических состояний персонажей, пытающихся разрешить сложные нравственные конфликты.
В более поздней статье, посвященной роману «Мидлмарч», «Structure of the Novel. Method, Metaphor and Mind» (1967), М.Шорер более подробно и последовательно освещает этот вопрос. Он считает, что одним из главных отличительных признаков романа «Мидлмарч» является его «ярко выраженный метафорический стиль».52 Детальная классификация всех метафор, к которым наиболее активно обращается Дж.Элиот в романе, включает, по мысли исследователя, пять групп: это метафоры «объединения» (unification); «противопоставления» (antithesis); «прогрессивного движения» (progressive movement); «созидания, конструктивного намерения» (constructive purpose); «божественной цели» (suggesting a heavenly goal)S3. По мнению М.Шорера, выделенные им группы метафор выступают как неотъемлемый элемент свойственной писательнице модели религиозно-философского мышления. Именно благодаря использованию метафоры Дж.Элиот не только добивается целостности создаваемых ею художественных миров, но и получает возможность продемонстрировать свое незаурядное художественное мышление.54
Дж.Бир в своем фундаментальном исследовании «Darvin s Plots: Evolutionary Narrative in Darvin, George Eliot and Nineteenth-Century Fiction» (1983) представляет романы писательницы как грамотное и последовательное воплощение идей Дарвина. Его работа «Происхождение видов», объясняющая выдвинутую ученым эволюционную теорию, способствовала
принципиальному изменению понимания природы человеческого мышления, в частности, первичных познавательных процессов и процесса самоидентификации.55 Вот почему наиболее полно влияние Дарвина проявилось на языковом уровне викторианской прозы, считает Дж.Бир. В этой ситуации кардинальных изменений, поиска адекватных этим изменениям языковых средств - органично обращение к метафоре.
Дж.Бир довольно подробно и последовательно анализирует так называемые «органические» метафоры56, отсылающие к значениям первичного происхождения, связи, тесного взаимодействия, роста и качественной трансформации (например, «дерево», «семья», «тканое полотно/сеть», «лабиринт», «первоначальная ткань», «ключ»). На примере текста романа «Мидлмарч» исследовательница демонстрирует подспудное стремление Дж.Элиот выстроить свое произведение подобно некому «живому» организму, элементы которого (в том числе, и язык) в равной мере подвержены процессам, имеющим место в органическом мире.
К.Б.Манн, обращаясь к исследованию творческого наследия писательницы, отмечает «частоту критических высказываний в адрес стиля Дж.Элиот при общем положительном отношении к ее произведениям в целом».57 В собственной работе, «The Language That Makes George Eliot s Fiction» (1983), К.Б.Манн делает попытку рассмотреть прозу писательницы с новых позиций. Свою непосредственную задачу исследовательница видит в том, чтобы проанализировать особенности метафорического языка произведений Дж.Элиот, - в частности, показать специфику взаимодействия между метафорами и явлениями действительности, которые они призваны «означать». Метафорический язык, по мнению К.Б.Манн, существенно расширяет сферу человеческого мышления, становится для Дж.Элиот одной из возможностей познания и объяснения окружающего мира.58 Подробно исследуя систему метафор в произведениях писательницы, К.Б.Манн выделяет несколько категорий слов, позволяющих и в прямом смысле, и на метафорическом уровне выразить связь между человеком и миром. Это метафоры «ландшафта и животного мира»; метафоры «кухни и столовой» (непосредственно связанные с приемом пищи для поддержания жизненно важных функций); метафоры «живописи и/или архитектуры»; «оптические» метафоры; метафоры «звука и/или музыки».
К.Б.Манн, основываясь на собственных наблюдениях, утверждает, что метафора -сущность художественного языка Дж.Элиот. Выбор писательницей определенных метафор отнюдь не случаен, поскольку во многом способствует энергетической насыщенности высказывания, позволяя ей в полной мере раскрыть грани своего таланта.59
О своеобразном употреблении Дж.Элиот метафор «музыки и живописи» в текстах ее произведений упоминает исследователь П.Конрад.60 Автор нескольких фундаментальных работ о творчестве писательницы У.К.Кнепфлмахер пишет о важности для понимания созданного ею художественного мира метафоры «воды».61
Известный представитель англоязычной критики Дж.Х.Миллер на страницах своего исследования «Victorian Subjects» (1990), посвященных анализу произведений Дж.Элиот62, отмечает пристрастие писательницы к т.н. «пищеварительным» метафорам.6 Но особое предпочтение, по мнению Дж.Х.Миллера, она отдает привычным для англичан еще со времен Локка метафорам, которые можно определить как метафоры «мышления/сознания». Это, в частности, метафоры «чистого листа» и - «зеркала/зеркального отражения». Последние, как считает исследователь, в системе реалистического романа приобретают принципиально новую смысловую наполненность и функциональную значимость.64
г) Метафоры «познания» Джордж Элиот: постановка проблемы Изучение работ зарубежных (и отчасти - отечественных) исследователей творчества Дж.Элиот позволяет говорить об огромной роли и безусловной значимости метафорического языка в художественной практике писательницы. Попытка выявить некоторые особенности обращения Дж.Элиот к метафорическому языку и его употребления дает основания утверждать, что она прибегает преимущественно к метафорам т.н. «обыденно-бытового» характера. Это позволяет писательнице облечь сложные размышления философского или теологического свойства в «адаптированную», общедоступную для читателя почти любого уровня подготовленности/образованности форму.
Изыскивая различные возможности для того, чтобы говорить о «сложном» и «возвышенном» простым и понятным языком, Дж.Элиот пытается всеми доступными средствами разрешить актуальную для ее времени общественную проблему - проблему «информационного роста». Заложенные в основе этой проблемы трудности эпистемологического характера предполагают неизбежное обращение к т.н. метафорике «познания». Но о важности для осмысления эстетического мировоззрения Дж.Элиот и ее творческого наследия темы (само)познания и о метафорике «познания» в критической литературе можно обнаружить нечастые упоминания, носящие весьма косвенный характер. Прежде всего это касается метафор «зеркала», «света» и «сети».
Метафоры зрения для викторианцев (как в свое время и для Локка) являются своеобразным воплощением модели «совершенного», прямого, непосредственного познания. С их помощью представляется возможным «объяснить», описать познавательный процесс. Зрение, видение выступают как первоначальная модель познания, а зеркало - как вторичная модель познавательного процесса.65
Своеобразную «интеллектуальную» наполненность получают и так называемые «световые» метафоры, которые издавна принято трактовать как метафоры «разума», «духа», «морального знания», «нравственной мудрости».66 Ко второй половине XIX века в английской (и шире - европейской) литературе уже складывается определенная традиция использования «световых» и «зеркальных» метафор. Так, У.Вордсворт, по мнению исследователя М.Х.Абрамса, часто использует в своем художественном творчестве образ «круга света, источника божественного сияния».68С.Т.Колридж, в свою очередь, обращается к метафоре «зеркала» как к по-своему уникальному средству зафиксировать сложность и многообразие окружающего мира за счет «отражающей» природы данного предмета. При этом поэт считает возможным комбинирование метафор «зеркала» и - «лампы/светильника» (в значении «источник ума»/«светоч разума»), позволяющее, пусть и опосредованно, создать некий поэтический образ того, как «устроено» человеческое мышление и как протекает познавательный процесс.Т.Карлайл в своем сочинении «Sartor Resartus» (1831) называет людей «огненными искрами, носящимися в эфире божества» ; а в размышлениях об «огне живой мысли» «образование душ ... с помощью Знания» уподобляется им «разрыванию тел на куски с помощью Пороха».11
Метафора «зеркала» приобретает необычайную ценность в эстетических системах Диккенса72 и Стендаля73. Предложенный последним яркий и запоминающийся образ, посредством которого осмысляется особенность восприятия жизни художником, до сих пор выступает в качестве ведущей характеристики реалистической литературы.
Дж.Элиот тоже достаточно активно обращается в своих произведениях к т.н. «оптическим» метафорам.74 По наблюдению У.Баклера, «зеркало» нередко возникает в текстах ранних романов писательницы как способ подчеркнуть внешнюю привлекательность, тщеславие, или - непостоянство, склонность к кокетству того или иного ее персонажа.75 На это же указывают К.Б.Манн и Т.Р.Райт, обращаясь к одному из «поздних» романов Дж.Элиот, «Мидлмарч». В свою очередь, К.Кребер считает одним из неотъемлемых элементов повествовательной структуры романа «Мидлмарч» метафору «поцарапанного зеркала» и относит ее к разряду тех языковых средств, которые представляют в тексте Дж.Элиоттему «науки».77
Метафоры «света» в произведениях писательницы, по мнению исследователей, чаще всего приобретают ярко выраженный трансцендентный смысл. Практика их использования у Дж.Элиот непосредственно связана с особенностями религиозного мировоззрения ее персонажей.78
Что же касается метафоры «сети», то и в обращении к ней Дж.Элиот не оригинальна. Как отмечает Дж.Бир, этот образ приобретает огромное значение в размышлениях Дарвина, «встречается повсеместно в викторианской литературе, являясь расхожим как среди ученых и философов, так среди поэтов и романистов».
Например, у англичанина Т.Карлайла Пространство и Время представлены как «две великие основные мирообъемлющие Видимости ... , мировая ткань, или как основа иуток, с помощью коих выпрядаются и вырисовываются все второстепенные иллюзии в этом Призрачном Существовании»80, - вследствие чего образ «сети» получает глубокую философскую наполненность.
Приобретает он особую смысловую значимость и в романе американского писателя Г.Мелвилла «Моби Дик, или Белый Кит» (1851): процесс изготовления мата постепенно трансформируется в сознании героя-повествователя в процесс плетения ткани Судьбы на Ткацком Станке Времени, где прямые нити основы-необходимости перекрещиваются с поперечными нитями свободной человеческой воли, порождая случай, который «сам попеременно управляет ими, и ему принадлежит последний удар, определяющий лицо событий».81
В этой метафоре, по мнению Дж.Бир, безусловно привлекательны прежде всего ее гибкость, возможная многозначность, «неиерархичность». «Сеть» может выступать и как пространство конфликта, явного напряжения, и как пространство гибких связей, устойчивых, но не «застывших» соединений; может включать в себя и пространственные, и временные отношения; наконец, может означать «процесс постижения знания», «путь к знанию». Все возможности этой метафоры, как считает исследовательница, Дж.Элиот активно использует при написании романа «Мидлмарч».
Интересным представляется, на наш взгляд, и тот факт, что образ «сети» так или иначе становится актуальным и в критических работах, посвященных прозе писательницы. Так, например, У.Аллен, характеризуя стиль Дж.Элиот, пишет о необыкновенной «плотности» ее текстов, «тесной вплетенности авторских комментариев в ткань повествования».83 Вследствие этого тексты Дж.Элиот представляются в виде «плотно переплетенных между собой нитей», усиливаются значимость и смысл определенного подбора слов, характерного для писательницы.84 О важности образа «сети» в эстетической системе Дж.Элиот упоминает также исследователь Дж. Левин.85
Таким образом, метафоры «зеркала», «света» и «сети» ко второй половине XIX века являются традиционными и для английской и - для европейской литературы. Но в произведениях, созданных Дж.Элиот, эти «привычные» метафоры, по нашему мнению, приобретают новую смысловую наполненность и функциональную значимость.
Метафорический язык Дж.Элиот не ограничивается упомянутым «набором» традиционных выразительных средств, он включает в себя и индивидуальные, «авторские» метафоры, употребление которых определяется исключительно особенностями мировоззрения и личностно-психологического склада писательницы. На наш взгляд, имеет смысл предполагать наличие некоего целостного комплекса метафор познания в творчестве Дж.Элиот, - который не только способствует обсуждению (в сугубо художественной форме) проблем, стоящих перед европейским обществом второй половины XIX века, но и позволяет существенно обогатить образный язык европейской литературы в целом.
В теоретических работах, посвященных метафоре, представлены многочисленные варианты этого понятия, являющегося ключевым в нашем исследовании.
Характеру данной работы более всего соответствует, на наш взгляд, определение метафоры, предложенное французским исследователем Ж.Женеттом, - оно в дальнейшем и будет использоваться в качестве рабочего:
Метафора - это «наилучшее выражение глубинного видения вещей ... , инструмент, необходимый для того, чтобы посредством стиля восстанавливать видение сущностей»86, «перенос чувственных качеств с одного предмета на другой, посредством которого одновременно осуществляется сходство и различие, попытка ассимиляции и сопротивление этой ассимиляции».87 Метафора - это «стіаистическмі эквивалент психологического опыта (курсив наш - Н.Г.) ... , наделенный непреходящим характером произведения искусства».88
ЖенеттЖ. Пруст-палимпсест//Женетг Ж. Фигуры. Т.1. М., 1998. С. 79 - 80.
Литература как «искусство жизни»: формирование философских и эстетических взглядов Дж. Элиот (письма)
Философские взгляды и эстетическое мировоззрение Дж.Элиот принято рассматривать преимущественно через призму позитивистского учения, оказывавшего мощное воздействие на европейское культурное сознание в течение практически всего XIX века. Безусловно, нельзя отрицать, что комплекс позитивистских идей, выдвинутых О.Контом и развитых Дж.С.Миллем, Г.Спенсером или Дж.Г.Льюисом, повлиял на становление личности будущей писательницы, а впоследствии - и на весь характер ее художественного творчества.
Характерные для позитивистов размышления о человеке, его физической, интеллектуальной и нравственной природе, особенностях познания им окружающей реальности и осмысления индивидуального жизненного опыта, тесно связанные с теорией усовершенствования общества, находят живой отклик и в размышлениях Дж.Элиот. Восприятие ею позитивистских идей носит несколько «стихийный» характер (что вполне объяснимо складом ума, духовными интересами и запросами будущей писательницы). Однако и неоднозначность ее реакции на эти идеи очевидна.
Скорее частичное, чем безусловное (а в чем-то даже и полемическое) приятие Дж. Элиот «философии альтруизма», в сочетании со всей культурной атмосферой, царящей в европейском обществе середины - второй половины XIX века, несомненно, способствовало формированию ее эстегического мировоззрения. Цели искусства; задачи, к разрешению которых, по мнению Дж.Элиот, должен стремиться художник; принципы, которые призваны определять специфику его творческих поисков; способы представления действительности в произведениях искусства; суть понятий и категорий, которые осознаются как существенно важные в современном ей литературном процессе, - все это находит непосредственное отражение в эпистолярном наследии Дж.Элиот.
О письмах, служащих в данной работе материалом исследования, можно сказать следующее. Адресованы они главным образом людям, которые, и по признанию самой Дж.Элиот, и по свидетельствам тех, кто ее знал, сыграли огромную роль в жизни писательницы. Это люди, с которыми ее, как правило, связывали не только тесное знакомство или деловое общение, но - близкое духовное родство. Довольно сдержанная и замкнутая по натуре, склонная к меланхолии и депрессиям, в ситуации личной беседы более расположенная к роли слушателя, нежели рассказчика, в письмах она позволяла себе не просто высказаться, но - поделиться самым сокровенным, являющимся результатом длительных, серьезных, а иногда и мучительных раздумий. Уже тот факт, что будущая романистка подписывалась под своими посланиями как «любящая тебя женщина Мэри Энн», «Мэриэн» (имя, которым она часто называла себя, когда училась в пансионе) , «Поллианн» или - «Доктор Поллианн» (как прозвали ее в тесном дружеском кругу в Ковентри); а также - довольно высокая интенсивность переписки (иногда с интервалом в один-два дня!) свидетельствует о достаточно близких и доверительных отношениях между нею и ее адресатами.
Среди корреспондентов Дж.Элиот особое место занимает Мария Льюис, ведущая гувернантка пансиона в г.Нэнитоне, где с 1828 г. и до отъезда в Ковентри в 1841 г. находилась Мэри Энн. Будучи протестанткой, она оказала огромное влияние на духовное становление своей ученицы, придав большую строгость и определенность ее религиозным воззрениям, а также - постоянно стимулируя и направляя ее любознательность, умело поддерживая присущее девочке от природы интеллектуальное любопытство. Переписка с М.Льюис, свидетельствующая о близком, искреннем и по-своему необходимом для обеих общении, длилась в течение более чем десяти лет (до 1841 г.) и угасла, лишь когда Мэри Энн поняла, что «переросла» свою наставницу.
Место мисс Льюис в ее душе постепенно заняла Сара София Хеннэл, «женщина значительного ума, склонная к метафизическим рассуждениям»90, старше Мэри Энн на семь лет, которая, особенно до 1852 года, считалась самой близкой ее подругой. С 1852 г. «самым доверенным» лицом будущей романистки стала Барбара Ли-Смит, в замужестве Бодишон, которая искренне разделяла все интересы и устремления Мэри Энн, даже в тяжелый для писательницы период общественного осуждения ее гражданского брака с Дж.ГЛьюисом.
Помимо писем, адресованных близким подругам, представляют безусловный интерес и послания Мэри Энн к некоторым другим ее знакомым, людям выдающимся и незаурядным. Это и Чарльз Брэй, нотариус из Ковентри, автор «Философии необходимости» (работы, получившей в те годы высокий общественный резонанс), глава кружка интеллектуалов, придерживающихся прогрессивных, даже радикальных, взглядов, к которому одно время была близка будущая писательница; и его жена, Каролина (родная сестра С.Хеннэл), женщина исключительного ума, интересовавшаяся философией и писавшая учебники для школ; и Джон Сайбри, знакомый по Ковентри, в свое время отказавшийся от карьеры духовного лица, чтобы стать школьным учителем, переводчик «Философии истории» Гегеля; и Джон Чепмэн, издатель и владелец одного из ведущих лондонских обозрений, «Westminster Review», с которым долгое время сотрудничала будущая романистка; а также - Джон Блэквуд, бессменный издатель всех ее произведений.
Переписка Мэри Энн Эванс интересна тем, что позволяет проследить духовное развитие ее личности, становление ее философских воззрений и взглядов на литературу, художественное творчество в целом. Особый интерес, на наш взгляд, представляют те письма, в которых М.Э.Эванс, сначала и не задумывающаяся о литературной карьере, а позже выступающая в качестве переводчика и сотрудника «Westminster Review», высказывает свои суждения о жизни и окружающих ее людях, об известных писателях, любимых художниках и прочитанных ею книгах. В свете того, как складывается дальнейшая судьба М.Э.Эванс/Дж.Элиот в литературном мире викторианской Англии, эти суждения можно расценивать как своего рода творческие декларации, которые проливают дополнительный свет на ее весьма скупые и немногословные высказывания об искусстве повествования.
«Серьезность», «ителлектуальность», даже - преобладание «умственности» над «душевностью» в характере и общем направлении интересов Дж.Элиот отмечали уже современники. Так, в одном из писем к чете Брэй в 1849 г. будущая писательница приводит мнение о себе некой госпожи Людвигсдорф, знакомой по Швейцарии, которая считает, что у мисс Эванс «более интеллекта, нежели морального чувства».91 Г.Спенсер, близко знавший писательницу, утверждал, что она «патологически интеллектуальна»92.
Интеллект и качества интеллекта в системе индивидуальных психологических характеристик персонажей
По мере прочтения романа «Мидлмарч» внимательный читатель обязательно обратит внимание на некоторые моменты, которые, замеченные неоднократно, уже не могут расцениваться как случайности в таком огромном по объему произведении, но - начинают осознаваться как особенности творческой манеры писательницы, во многом определяющие своеобразие подхода Дж.Элиот к изображаемой ею действительности. Качество мыслительной способности каждого заметного персонажа романа (даже тех, которые могут расцениваться, на первый взгляд, как второстепенные) - а их в обшей сложности 121 - выступает как важнейшее средство характеризации. Сам факт появления того или иного персонажа на страницах романа закрепляется комментарием (кратким или пространным) на тему о том, какими умственными качествами он обладает; а эта характеристика, в свою очередь, словно бы изначально задает определенную линию его/ее поведения и, соответственно, роль в развитии сюжета, модус восприятия их читателем.
Так, об уме Доротеи Брук, одной из центральных фигур «Мидлмарча», говорится постоянно, с момента ее появления в первой главе («Ее ум был теоретического склада и по самой своей природе жаждал неких высоких понятий о мире...») (С.24) 44 и практически до последних страниц романа. Дядюшка Брук сразу, уже в первой главе, характеризуется как обладатель «вздорного ума» (С.25) (что, в частности, и служит причиной дальнейшего его неуспеха на политическом поприще), а сестра Доротеи. Селия - как образцово- показательное для прихода Типтон воплощение «здравого смысла» (С.24) (о чем свидетельствует и ее дальнейшая история - выгодный брак и счастливая семейная жизнь в качестве богатой провинциальной дамы, не знающей сомнений, чуждой каких бы-то ни было исканий либо «метафизической» неуверенности). Ученый священник Кейсобон предстает перед читателем в качестве обладателя ума, «подобного призраку какого-либо античного мужа» (С.35). Уже в этом - данном самим Кейсобоном - определении его умственных способностей словно бы изначально заложена идея тщеславной претенциозности, непомерно завышенной самооценки и - одновременно «призрачности» интеллектуальных усилий этого персонажа: то и другое «обеспечивает» провал его научной карьеры и крах откровенно не задавшейся семейной жизни.
Если семейство Бруков или преподобный Кейсобон впервые появляются на страницах романа «собственной персоной», то первому появлению доктора Лидгейта, другой центральной фигуры повествования, предшествует весьма характерное упоминание о нем, фигурирующее в светских пересудах миссис Кэдуолледер и прочих «представителей общественного мнения» в округе: «Этот новый доктор... Говорят, он удивительно умен. По крайней мере, лицо у него очень умное - такой прекрасный лоб...» (С.114). Собственно характеристика умственных качеств Лидгейта появится гораздо позже этого брошенного вскользь «светского» замечания, в повествовании о жизни доктора до появления в Мидлмарче: «Он был здоровым, полным сил подростком с острым умом...» (С. 169). Уже сама эта «двуступенчатость» вводной характеристики предвосхищает принцип дальнейшего движения истории, а именно: тесную зависимость Лидгейта от «общественного мнения», неспособность обрести абсолютную самостоятельность в личной и частной жизни и - как следствие - в его научных начинаниях.
Жадный и хитрый старик Фезерстоун даже на смертном одре пытается доказать «здравость» своего ума. «Я в здравом уме» (С. 133), - заявляет он, будучи уже больным и при смерти, и эта автохарактеристика, введенная практически в начале романа, реализуется в дальнейшем развитии сюжета: Фезерстоуну удастся обвести вокруг пальца всех законных наследников, оставив все состояние своему незаконнорожденному сыну, Джошуа Риггу.
Нэд Плимдейл, один из местных «женихов», претендующий на руку и сердце первой красавицы Мидлмарча и окрестностей Розамонды Виней, - казалось бы, совершенно невзрачный персонаж, возникающий на страницах романа не более трех раз, причем весьма эпизодически, - тем не менее также удостаивается чести быть охарактеризованным автором в аспекте его умственных способностей: «Один из лучших женихов Мидлмарча, хотя и не один из лучших его умов...» (С. 300).
Характеристикой такого рода «снабжен» почти каждый персонаж. Она может быть прямой или косвенной, исходить непосредственно от повествователя или какого-либо другого персонажа, иногда - составляет элемент внутренних размышлений или самохарактеристики субъекта. Например, прямые характеристики преобладают в эпизодах, повествующих о Доротее Брук: «Ее ум был теоретического склада....» (С.24); «Доротея стремилась как можно полнее познать то, что ей представлялось самым важным...» (С.47); «...добраться до сути вещей» (С.85); «Все чувства Доротеи проходили через фильтр рассудка...» (С.64) и т.п. У повествователя не возникает потребности прибегать к опосредованным способам представления этой героини: ее прямая, серьезная, искренняя и простодушная натура открывается наблюдению «как она есть». Информация о ней - подчеркнуто «объективная» и «беспристрастная» - представлена уже в первой главе, так что дальнейшее сюжетное движение образа (в частности, ее скорый и весьма странный в глазах общественного мнения брак Доротеи с Кейсобоном) воспринимается читателем как вполне оправданное.
Функции метафоры в творческой практике Дж. Элиот: создание «своего» образа реальности (письма, эссе)
Одной из важнейших проблем, назревших в европейском обществе к середине XIX века, представляется проблема популяризации нового знания при т.н. «дефиците языка». Наука, неустанно двигаясь вперед, сталкивается с фактом «отсутствия» языка, специальных лексических средств для экспликации многочисленных открытий и вдохновенных озарений. Вследствие этого в ситуации постоянного приращения огромного количества информации в качестве полноправных элементов становящегося дискурса, инструментария средств выражения новых идей выступают давно известные мифы и метафоры. Благодаря этому многочисленные нарративные модели, предлагаемые в данный период представителями науки, могут немедленно и в достаточно свободной форме восприниматься и обсуждаться практически на равных как собственно учеными («scientists»), так и людьми, не имеющими к науке прямого отношения («поп - scientists»).
Своеобразие познавательной ситуации, характеризующей середину XIX века, определяется необходимостью соотнесения качественно нового знания со знанием «уже давно известным» (миф), и - знанием «очевидным», «обыденно-известным» (метафора). Научная и философская мысль настойчиво стремится к установлению соответствий (например, между явлениями, характерными для животного мира и явлениями, имеющими место в человеческом обществе, и т.п.) Такое мышление способствует активному использованию в специфически научных целях и так называемого «повседневного языка» («common language»). Так, для Дж. Г.Льюиса, К.Бернара, Дж.Тиндалла, У.Р.Клиффорда и многих других «писателей от науки» («scientific writers»), активно заявляющих о себе в этот период и облает психологии. физиологии, физики и математики, более приемлемым представляется литературный («literary»), «не-математизированный» («non-mathematical») дискурс; а в своих текстах они открыто используют литературный, исторический и философский материал»1, часто предлагая его в качестве вполне доказательной, по их мнению, аргументации.
Именно т.н. «common language» объединяет активно взаимодействующие в XIX веке Науку и Литературу: «повседневный язык» научной и литературной прозы этого времени способствует немедленному распространению идей и разъясняющих их метафор». Что же касается исследований в области «субстанции духа». - сферы, где Наука и Литература «пересекаются», взаимно дополняют друг друга, - то здесь возникают свои специфические трудности, поскольку любой интеллектуальный акт уже в самом процессе своего протекания трансформируется в акт изучения собственной природы. Выступая в качестве предмета оживленной дискуссии на протяжении всего XIX века, «субстанция духа», являющаяся одновременно и субъектом, и объектом мысли, настоятельно требует определенной лексики, ВСЕМ понятной и в то же время наиболее адекватно отражающей суть сложных и весьма противоречивых процессов.
Дж.Элиот по-своему выражает чаяния этого времени, размышляя о возможности конструирования универсального языка, который не был бы им оіі$лечеішо-« иі)мііі і\і . призванным обслуживать тесный кружок избранных, приближенных к истинному Знанию, ни сниженным и нарочито упрощенным, на потребу «обывателя».
«Your language may be a perfect medium of expression to science, but will never express life, which is a great deal more then science...», - заявляет она.3 Эти слова, на наш взгляд, можно расценивать как своеобразное руководство к действию, поскольку они продиктованы осознанием первостепенной необходимости в создании такого языка, который, базируясь на «научной», т.н. рациональной основе, при этом непременно был бы в состоянии «выражать жизнь» («... to express life...») во всех ее многообразии, неисчерпаемости и сложности. Формирование такого языка предоставляет неоценимую возможность размышлять и писать обо всем, в том числе и о «субстанции духа», понятно, доступно и просто - даже для людей, которые не принадлежат к научной сфере, но искренне заинтересованы в расширении своего познавательного опыта.
Однако общедоступность и простота такого (гипотетического) языка, призванного являть собой синтез специфически научной и общеупотребительной, «повседневной» лексики ни в коем случае не предполагают сознательного упрощения выдвигаемых научным сообществом идей. Универсальный язык, «совершенный посредник» («a perfect medium») между научными истинами и жизненными реалиями, призван развивать мыслительный аппарат человека, активизируя по возможности все ресурсы его сознания и постоянно стимулируя непрерывный познавательный процесс.
Таким универсальным языком для Дж.Элиот, на наш взгляд, - особенно, если речь идет об умственной жизни человека или его внутренних состояниях, недоступных для непосредственного наблюдения, - представляется язык метафорический. Благодаря употреблению метафоры возникает возможность разрешить одновременно несколько задач. Мельчайшие элементы познания, или «ощущения» интеллектуальной жизни - абстрактные объекты, труднодоступные для прямого понимания. Метафоры не только предоставляют возможные наименования для этих абстрактных объектов, но и формируют определенное представление о них, выступая как средства их специфической характеристики и в то же время являясь своего рода гарантом целостного их образа в человеческом сознании. Понимание метафоры, ее интерпретация (равно как и ее создание) всегда сопряжены с определенным творческим усилием, с последовательной выработкой конкретного и чаще всего нестандартного взгляда на предмет размышления.
Метафора представляется языковым концептом, в рамках которого можно экономно, но при этом достаточно адекватно и полноценно реализовать все фазы процесса познания, включающего в себя и физиологию чувственного восприятия конкретных элементов реальности, и возможность теоретического конструирования ее «образа» в уме наблюдающего/познающего субъекта.
