Введение к работе
Настоящее исследование посвящено творчеству одного из самых загадочных авторов в духовной истории Германии Иоганну Георгу Гаману (1730-1788), который, по мнению целого ряда видных филологов (В.М. Жирмунский, Р. Унтер, Й. Наддер и др.), по праву может считаться отцом литературно-художественного движения «Буря и натиск» и одним из вдохновителей немецкого романтизма. По причине «таинственности» и «криптологичности» стиля Гамана один из известных представителей немецкого Просвещения Ф.К. фон Мозер «присвоил» ему прижизненный титул «маг с Севера», который Гаман принял и с которым вошел в традицию. Однако сам себя ироничный Гаман, служивший в чине среднего чиновника на таможне в Кенигсберге, называл "magus ex telonio", осознавая себя при этом в сшгу христоцентричности его картины мира в роли, сравнимой с теми новозаветными магами (=волхвами), которые пришли с Востока поклониться новорожденному Иисусу (Матф. 2,1).
«Маг с Севера» неизменно привлекал, волновал, восхищал и раздражал многих из своих современников и потомков. И.В.Гете считал его «самой светлой головой своего времени» и отозвался о Гамане как «о достойном человеке, имевшим большое влияние на своих современников и бывших для них такою же загадкою, какою он навсегда остался для своего отечества» (Гете И.В. «Поэзия и правда»). Гаман является одним из важных истоков христианского экзистенциализма, в первую очередь, в связи с глубоким влиянием, оказанным на С. Кьерксгора. Ему приписывают «коперниканский переворот» в философии языка, которая одновременно является у него теологией языка, поскольку, согласно Гаману, все мироздание имеет божественно-человеческую природу, и сущность языка может быть понята только как обращение и нисхождение Бога к человеку. Гаман предвосхитил многие поиски современной герменевтики, исходя в своей теории понимания из необходимости соблюдать строгие правила понимающей морали в отношении познаваемого объекта. Его идеи нашли свое развитие в герменевтических системах Ф.Д.Э. Шлейермахера, В. Дильтея, Г.- Г. Гадамера и др. Гамана считают одним из основателей «философии чувства и веры» в связи со значительным влиянием на Ф.Г. Якоби, И.К. Лафатера и др. Более всего, однако, Гаман известен в «тени» своего ученика и последователя И.Г. Гердера, воспринявшего и развившего многие идеи «мага с Севера»: чувственно-образная специфика поэзии, «эстетика стра-
сти», язык как основа человеческого познания и культуры и как выражение духа как отдельного индивида, так и всего народа, поэтическое толкование Ветхого Завета и др. Именно через посредство Гердера усматривается основополагающее влияние Гамана на формирование «Бури и натиска» и эстетику романтизма. Важно, однако, иметь в виду, что, несмотря на мощные духовные инспирации со стороны Гамана, именно Гердер отказывается от искомой и проповедуемой Гаманом теоцентрической конгениальности: будучи вдохновленным его «антирационалистическими», интуитивно-чувственными идеями, он отворачивается от религиозно-духовного центра «авторства» Гамана, интерпретируя и развивая эти инспирации в автономно-гуманистическом русле. Подобная переориентация идей Гамана имела серьезные последствия для дальнейшей истории герменевтики, поскольку привела к утрате основного христоцентрического ядра этих идей.
Именно это концептуальное ядро, рожденное в «пространстве сердца» в момент «встречи с Богом» во время т.н. «Лондонского переживания» Гамана, обусловило его радикальное противостояние основным идеалам Просвещения и их проповедникам Капту, М Мендельсону, И.Д. Михаэлису, Г.Э. Лессингу, К.Ф. Виланду и др. Этот опыт «Лондонского озарения» составляет основу гама-новского «Просвещения», которое он предлагает как альтернативу европейскому Просвещению XVIII века.
Парадокс, однако, в том, что, несмотря на бесспорное и весьма чувствительное воздействие на духовно-литературный и религиозно-философский процесс, Гаман оказался практически забытым в истории как философии, так и литературы.
Актуальность и новизна диссертации обусловлены в значительной мере отмеченным выше положением дел:
1. Эта работа представляет собой первое в истории российской науки комплексное, систематизированное историко-филологическое исследование творчества И.Г. Гамана, «авторство» которого - это достаточно уникальная, выполненная на широчайшем горизонте филологической образованности попытка концептуализация его опыта «встречи с Богом», представленная в пестром разнообразии его афористичных сочинений-«рапсодий». Его творчество - это «скопление маленьких разрозненных островков, для удобного путешествия по которым необходимы мосты и паромы соответствующего метода» (Гаман «Достопримечательные мысли Сократа» N II 61: 30). Но поиск этого метода в типологическом мышлении Гамана является, но его мнению, в конечном счете, необходимым поиском нового, альтернативного принципа реальности, в основе которого — не
автономная, а гетерономная онтологическая антропология, включающая человека в энергийно-смысловую вертикаль многослойного мира.
-
Несмотря на то, что в целом Гаман «выдавлен» за пределы смыслового горизонта современной науки и представляет, по мнению большинства, лишь «криптологический», историко-филологический интерес, амбивалентность постмодернизма хотя бы косвенно намечает вопрос об актуальности этого автора, и эта актуальность имеет отношение не только к теологии, но и ко всем «дробным» аспектам современной культуры - филологии, эстетике, герменевтике, литературоведению, истории культуры и т. д. Духовный эпицентр системы Гамана теоло-гичен, но правильная оценка Просвещения в целом возможна только при учете того факта, что вся эта эпоха проникнута теологичностью, поскольку все ее духовные искания касаются, в конце концов, «выяснения отношений» между Богом и человеком, историей и Богом, природой и Богом, творчеством и Богом и т. д. К сожалению, при анализе Просвещения это нередко не учитывается, что обусловливает определенный дефицит понимания не только Гамана, но и других авторов Просвещения - Гердера, Мендельсона, Лессинга, Якоби, Виланда и др.
-
Знаменательной особенностью творчества Гамана является удивительный изоморфизм его идей с первохристианским дискурсом, а также с целым рядом основополагающих аспектов восточно-христианской традиции, в частности, в таких сферах, как «имяславие», «гносеология сердца», а также «дискурс энергии», занимающий значительное место в практической антропологии восточной традиции. Эта традиция тяготеет к выработке особого синтетического, мета-антропологического дискурса, который очень напоминают идеи Гамана. Этот дискурс является дискурсом опыта «божественных энергий и идей» (Гаман «Крестовые походы филолога» NIII 32:21). Этот дискурс еще не получил развернутого осмысления ни в западной, ни в восточной традициях. Полемика Гамана с литературой Просвещения представляется весьма плодотворной для развития концептуальных основ этого дискурса и поиска примиряющей духовно-антропологической пропозиции между восточной и западной традициями христианской мысли.
Объектом исследования являются филологическая система Гамана и ее отношение к духовно-культурной парадигме эпохи Просвещения, отраженной как в немецкой литературе, так и в литературе Англии и Франции.
Предметом исследования является специфика особого миропонимания Гамана, основанного на том, что мы именуем герменевтикой «образа».
. ., '5
і г-
Цели и задачи исследования:
-
Основная цель работы заключается, прежде всего, в историко-филологическом исследовании наследия Гамана, в первую очередь, в аспекте герменевтики «образа», что предполагает выполнение целого ряда задач, связанных с реконструкцией духовной ситуации XVIII века. При этом следует подчеркнуть принципиальную необходимость не только литературно-философской, но и теологической точности воссоздания духовного дискурса века Просвещения. Эта необходимость обусловлена тем фактом, что Гаман учит читателя «филологии Бога». Его система строится на фундаменте нового, или потерянного в грехопадении, принципа реальности, абсолютно чуждого Просвещению. Этот принцип реальности предполагает для Гамана устойчивый характер онтодиалога между человеком и Богом, «окликающим» человека, нисходящим к лему в различных формах Откровения, для восприятия и понимания которых необходима особая герменевтика.
-
Важно учитывать, что историко-филологическое исследование Гамана невозможно без фундаментальной реконструкции генезиса его «авторства», что, с одной стороны, кажется не таким сложным в силу «открытости» Гамана: мы располагаем всеми его сочинениями, всей перепиской, подробным списком книг его библиотеки. Но, с другой стороны, это - очень непростая задача по причине фундаментальнейшей, кропотливейшей «микрологичности» филологической подготовленности Гамана с его трепетным отношением к историзму, персонализму и типологизму каждой детали.
Понимание Гамана связано с грандиозным дискурсом его «герменевтического круга», в который вовлечена необозримая литература, начиная от всей грандиозной филологии Священного Писания и заканчивая многочисленными авторами-современниками Гамана, включая литераторов, философов, теологов, представителей европейского масонства, теоретиков литературы и искусства. Данное положение дел не учитывалось в полной мере в предпринимавшихся попытках интерпретации Гамана, которые, в конечном счете, предполагают необходимость выхода из систем интерпретации соответствующих подходов, а именно: чисто теологического или же чисто философского, или же специально ориентированного литературоведческого. Философская и историко-литературо-ведческая интерпретация считала Гамана долгое время, опираясь, прежде всего, на Гердера, Гете и Гегеля, борцом против рационализма и духовным патриархом «философии веры и чувства», что верно, с нашей точки зрения, лишь отчасти, лишь в ракурсе эклектичного подхода к его наследию. Данная традиция интер-
претации Гамана не учитывала то, что его философские и эстетические импульсы могут быть поняты только на фоне его глубоко христианского миропонимания, причем с совершенно особенной интонацией этого христианства в «авторстве» Гамана. Поэтому в этом русле толкования Гаман чаще всего предстает как «враг разума» и «борец за права чувства», что, в конце концов, искажает подлинный смысл гамановского противостояния рационализму Просвещения XVIII века, поскольку Гаман, по нашему убеждению, не был и не мог быть «врагом разума»: он был против генеральной установки Просвещения на принципиальную автономизацию разума и его отчуждение от богоцентризма.
-
Другая крайность заключалась в подчеркнуто теологической ориентированности интерпретации Гамана, которого в этом кругу считали «своим», особенно в традиции немецкого лютеранства. Гаман ценил Лютера прежде всего за персона-листическую ориентированность веры и связанную с этим «свободу христианина», а также за «честное» отношение к Библии, в герменевтическом пространстве которой необходим «аппликативный» поиск себя в истории и истории в себе. При этом, однако, Гаман, будучи человеком культуры, чужд какой-либо догматике, что создаст дополнительный потенциал для более современного взгляда на его идеи. Но надо учитывать, что молодой Гаман, выросший в лютеранском Кенигсберге, впитал «молоко» протестантской веры, безусловно, в разбавленном «анакреонтическим вином» виде, но опыт его веры был строго индивидуальным, глубоко интимным: это был экзистенциальный опыт личного диалога с Богом, когда Богу говорят «Ты» вне предзаданной какой-либо традицией перспективы.
-
В этой связи возникает драматичный изоморфизм «открытой трагики» жизни и творчества Гамана, не понятого своим веком, и последующей трагики восприятия и толкования Гамана, которая все еще сохраняется, если оценивать ее с позиции предчувствия великих прозрений в творчестве Гамана, как, например, это свойственно Гете, который писал о Гамане, что «в нем видели основательно мыслящего человека, хорошо знакомого с "явным миром" и литературой, но знавшего еще что-то сокрытое, непостижимое, о чем он возвещал на свой, совсем особый лад» (Гете «Поэзия и правда»). Это положение объясняется не только герменевтической трудностью Гамана, но и тем, что отсутствует живой синтез между теологическим интересом к его творчеству, с одной стороны, и ис-торико-литературоведческой, филологической интерпретацией, с другой. Одна из задач работы - достижение этого синтеза.
На защиту выносятся следующие положения:
-
Герменевтика «образа» Гамана альтернативна по отношению к двум господствующим стратегиям понимания XVIII века - герменевтике «буквы», реализованной в различных формах эмпиризма и материализма, и герменевтике «автономного значения», реализованной в различных формах философского и теологического гнозиса. Именно эта духовно-герменевтическая ииаковость стала причиной напряженного и концептуально значимого противостояния между Гаманом и Просвещением.
-
Герменевтика «образа» основана на христоцентрической диалектике языка, тайна которого, согласно Гаману, заключена в событийно-знаковой «кошщиден-ции» божественного и человеческого, предельным Откровением чего является «событие Христа», живого Логоса трех основных «текстов мира» - природы, истории и Священного Писания. Язык есть средство беспрерывной коммуникации между Богом и человеком, и в каждом произнесенном слове происходит или распятие Христа, или Его Воскресение.
-
Герменевтика «образа», чуждая базовой стратегии современной культуры и имплицирующая необходимость нового, альтернативного принципа реальности, стоит ближе всего к художественному дискурсу, в котором «нарушен» сосюров-ский принцип соотношения между «означаемым» и «означающим» по причине референтной вариабельности художественного образа.
Методология исследования, призванного обеспечить тщательную реконструкцию картины мира Гамана, обусловлена, прежде всего, ярко выраженной «микрологической энциклопедичностью» его произведений. Его «микрологии» свойственно, однако, всякое отсутствие «атомизации», фрагментарности, эклектичности, что придаст его творчеству смысловую и эстетическую целокуппость, которая имплицирует параметры новой онтологической перспективы, основой которой являются христоцентрическая типология и особая трансцендентно ориентированная антропология. Поэтому Гамана невозможно интерпретировать в отдельных аспектах его «авторства», например, в его теологии, эстетике или герменевтике: каждый аспект связан с другими, что обусловливает необходимость синтетического, типологического подхода. Специфику гамановского творчества хорошо уловил Гете: «Принцип, к которому восходят все высказывания Гамана, сводится к следующему: "Что бы человек пи задумал совершить - в действиях, в словах или как-нибудь еще, - должно проистекать из объединения всех сил; разрозненное - порочно"» (Гете «Поэзия и правда»). Поэтому методо-
логически точное исследование предполагает создание единого исследовательского комплекса, объединяющего такие известные методы, как феноменологический, историко-генетический, биографический, культурологический, историко-функциональный, системно-типологический, структурный. В связи с «микрологической» спецификой тезауруса гамановских текстов применяется также метод контекстного анализа его основных понятий, таких, как «коинония», «антропоморфоз» и «апофеоз», «кондесценденция», "pudenda" и др. В работе учитывается творческое наследие известных европейских гамановедов, прежде всего, немецких (Р. Унгер, Й. Надлер, Э. Мецке, Ф. Бланке, Г. Шрейнер, Б. Гайек, Р. Кколь, К. Грюндер, М. Зейлс, О. Байер, X. Вельдхуис, С.-А. Иоргепсеп и др.), так и тех авторов, кто по той или иной причине обращался к творчеству Гамана (Гете, Гегель, Днль-гей, Кьеркегор, И. Берлин, В.А. Кожевников, В.М. Жирмунский и др.).
Теоретическая значимость работы состоит в том, она актуализирует герменевтическую проблематику эпохи Просвещения в дискурсе постмодернистской культуры в связи с универсальной претензией герменевтики Гамана на объединяющую роль для всех герменевтических стратегий.
Научно-практическая ценность работы состоит, прежде всего, в том, что она представляет собой первое в истории российской науки фундаментальное историко-филологическое исследование творчества И.Г.Гамана. Работа призвана к открытию в отечественной германистике систематического гамановедения. Результаты работы могут быть использованы в исследованиях и историко-литературных курсах, посвященных немецкому Просвещению и романтизму, а также в исследованиях по философии, теологии и языковедению XVIII века.
Апробация: Основные положения диссертации представлены в монографии «Герменевтика "образа" И.Г.Гамана и Просвещение». Концептуальные моменты диссертации докладывались на научных симпозиумах, конференциях, семинарах Калининградского университета (1995-2002), на 8-ом международном гаманов-ском коллоквиуме в университете Галле-Вигтенберг (2002), на научных семинарах Фонда Веймарской Классики и Общества Гете в Веймаре (1997, 2003), на междисциплинарном семинаре «Эпоха Гете и современность» Унитарной Академии в Пиннеберге (2003), на публичных семинарах «Проблемы современной антропологии» в Областной библиотеке г. Калининграда (1999-2005), на международном семинаре в честь 750-летия Кенигсберга - Калининграда в Российском государственном университете им. Канта (2005) и других.
Итоги исследования изложены в 25 публикациях общим объемом более 68 пл.
Структура
Диссертация состоит из введения, пяти глав, заключения и библиографического раздела.
