Содержание к диссертации
Введение
Глава I Понятие вымысла 18
1.1. Концепт «воображения» 18
1.2. Вымьппленный образ и его сознание 34
1.3. Вымышленный мир 47
1.4. Опыт вымысла и действительность 61
Глава II Гфменевтика «вымышленного пространства» 73
2.1. Вымышление 73
2.2. Вымысел и «действительность» 87
2.3. Вымышленная речь. Язьж и текст как модусы речи 103
Глава III Вымысел как развивающийся концепт 120
3.1. «Логика» вымысла 120
3.2. Вымысел в до-современную эпоху 127
3.3. Вымысел в современную эпоху 153
Заключение 164
Библиография 168
Введение к работе
культуре ирреальности, обусловлена тем, что ирреальное в самом широком смысле слова выступает тем фактором, который, действуя в разнообразных формах воображения, непосредственно участвует в конституировании, определении реальности. Под «реальностью» здесь понимается не реальное само по себе, что не есть предмет любого исследования культуры, но та совокупность символических форм, которая для каждой конкретной культуры манифестирует, являет, репрезентирует реальность, преподнося ее в качестве мыслимой предметной сферы. Вымысел является здесь, пожалуй, самым интересным и показательным способом «явления ирреальности», так как он действителен. Вымьшшенные образы как бы растворены в актуальной для нас действительности, присутствуют в ней наряду с теми предметностями, которые осознаются как реальные, и, порой, балансируя на грани между «реальностью» и «фантастикой», ставят вопрос о статусе действительности как таковой, о ее реальности или иллюзорности. Появляется вопрос, который требует действительного ответа. Собственно тогда и появляется подлинная действительность, как сфера бытия, которая, во-первых, не определена в отношении своего онтологического статуса (реальна она или нет?), и, во-вторых, дана в опыте как мир, требующий действия, как мир, определяющийся только собственным действием, выступающим ответом на вопрос об этого мира реальности. Иными словами, действительность есть то, что можно и нужно изменять, и что возможно тогда, когда наличие ирреальности ставит мир под некое сомнение в его подлинности.
Однако, потеря действительностью своего статуса реальности размывает границы между действием и мыслью о нем. Вымыслу более не от чего отталкиваться, не на что опираться. Обессмысливает себя и действие, которое ранее понимало себя по противоположности с фикцией. Становясь и действием и фикцией одновременно, вымысел сейчас есть уже нечто совершенно иное, нежели лет 200 назад. Вымысел вышел из сферы искусства как искусства и функционирует в сфере искусства как формы жизни в качестве своеобразного способа бытия. Ясно, что, ставя вопрос о вымысле из горизонтов современной культуры, современной ситуации, мы должны ввести в поле действия вопроса о вымысле и саму современность так, чтобы форма ее присутствия была бы уже отрефлектирована и предварительно ясна Сложность в том, что современность в ее саморефлексии (постмодерн
как современность «для себя») есть ситуация «неразличенности» основных онтологических характеристик, в том числе и «реального / ирреального». Таким образом, вопрос о вымысле, предварительный концепт которого включает в себя «как бы реальность», становится вопросом о современности.
Степень разработанности проблемы. Вымысел не становился специальным предметом философского исследования до XX века. Однако, имеют ценность как отдельные суждения, выводы и идеи, касающиеся проблематики художественного творчества, онтологии и гносеологии искусства и эстетического, разграничения реального и фиктивного, определения статуса фиктивного, так и разработанные онтологические и эстетические концепции, позволяющие сделать вывод о значении и смысле феномена «вымысла» в его наличных проявлениях в различных культурах и «картинах мира».
В античной философии определяются основные мировоззренческие, онтологические и гносеологические позиции, в рамках которых вымысел как фиктивное мог быть осмыслен. Согласно «онтологизму» элеатов, Платона и Плотина вымысел (plasma) осмысляется как принадлежащий к такому пространству опыта, который не имеет укорененности в бытии. Ключевое значение имеет учение Аристотеля о значении, согласно которому есть такая разновидность речи, которая не относит к сущности, за неимением существования, обозначаемого ею, но все же имеющая значение. Этим было задано направление самоконституирования художественной литературы. Другая позиция, которую Б. Кассен определяет как «логология» (первая и вторая софистика), не исходит из значимости интуиции бытия, но рассматривает само «бытие» как эффект, результат дискурса. Здесь, в общем, вымысел может быть понят как речь, произносимая ради удовольствия и равнозначная с другими видами речи. В эллинистической и римской философии (Секст Эмпирик, Цицерон, Квинтиллиан) дается, при разграничении с «историей» и «мифом» определение вымысла как рассказа о не бывшем, но правдоподобном, а в творчестве Лукиана, Петрония, Апулея вымысел впервые оформляется в художественном творчестве, отграничиваясь от эпоса.
В средневековой философии «вымысел», в целом, рассматривался как способ оформления моральных идей и, тем самым, поглощался своей дидактической функцией. Этот способ рассмотрения вымысла, неизменный вплоть до И. Канта, непосредственно связан с
античной еще идеей объективной красоты, соприродной для созерцающего с истиной и бытием.
В философии Нового времени гносеологическая ориентация мысли делает возможным рассмотреть вымысел в его отнесенности к способностям сознания, к воображению, которое было определено Р. Декартом как один из модусов восприятия. Однако, ни у Декарта, ни у других вьщающихся мыслителей Нового Времени (ФБэкон, ТГоббс, ФБ Лейбниц, Спиноза и др), нет ни развернутой эстетической концепции, ни философии искусства, ни тем более понятия вымысла как чего-то, отличного от пустой выдумки. Только в ХУШ веке складываются эстетические концепции (АБаумгартен, отец Андре, ДЮм, ИКант). Но только для подхода PLKama (отчасти для ДЮма) наиболее значимым оказывается разрыв с «объективной красотой» и обоснование как эстетического, так и искусства на таком фундаменте как «природа человека», благодаря чему осуществилась радикальная субьективация эстетического сознания, благодаря чему оно само становится критерием для всего, что относится к искусству и красоте.
В полной мере последствия этого переворота проявляются уже в романтизме. Ф.-В. Шеллинг, Ф. Шлегель, Ф. Шиллер сумели обосновать искусство как высший способ деятельности человека, причем в том его аспекте, в котором искусство является вымыслом, то есть созданием несуществующего, фикции. Был поставлен вопрос и о соотношении подлинного и неподлинного в вымысле, который отрывает человека от низменной повседневности («тьмы низких истин»). С. Кьеркегор, отталкиваясь от романтического миросозерцания, в свою очередь, создает такую позицию, при которой вымысел уже получает возможность быть рассмотренным как способ бытия человека, обладающий своей размерностью опыта и конституирующий «по-своему» жизненный мир человека Значима и эстетическая концепция ГБ.ФГегеля, где, по сути, впервые дается обоснование новому явлению в литературе - роману.
В итоге, в результате действия многих факторов (к их числу относится и оформление «субстанции художественного», выраженное в постоянно корректирующемся самосознании искусством своего места, и философской рефлексии, и изменения мировоззренческих и антропологических установок, изменение форм и способов производства, появление новых технологий (в том числе и социальных), и т.п.) во второй половине ХГХ века требующая
6 осмысления тема «фиктивного» появляется, а к концу XX века, выходит на один из первых планов в философии.
Так, в подходе, разделяемом представителями прагматизма (Ч.-СПирс, У.Джемс,
ДДьюи), Ф. Ницше («Учение о сознательно желаемом вымысле») и X. Ваингером
(«Философия «Как-если-бы») наиболее значимо внимание к месту «фиктивного» в структуре
мироотношения. Создание фикции расценивается как приспособление человека к
окружающей среде, когда наиболее удачные фикции называются «правдой». В этом смысле
человеческая культура неизбежно стоит на вымьшшенном основании, обеспечивающем
«целесообразность» любой деятельности. Одним из вариантов развития этой
фикционалистской концепции в XX веке является постпозитивистская философия науки, в
частности «критический рационализм» со своим принципом фаллибилизма. Другой вариант,
проистекающий из осуществленной ФЛицше критики разума как замаскированного
фиктивной «правдой» выражения «юли к власти», реализуется в некоторых течениях
постструктурализма и пссгмодернизма. Неустранимой, но по другим причинам,
фикция оказывается и в марксизме, где она осмысливается, в целом, как «ложная идеология», пронизывающая сознание всего общества.
Одной из основных теоретических основ данного исследования выступает феноменологическая традиция, в которой, следует выделять различные подходы. В соответствии с принципами феноменологии сознания вымысел должен редуцироваться к воображению или фантазии как сущностным априорным характеристикам его возможности, коренящимся в устройстве трансцендентального сознания. Наиболее значимыми здесь выступает, во-первых, феноменология Э. Гуссерля, затрагивавшего проблемы фантазии, ее содержания и структуры, почти в каждой своей работе (в 1980 году не опубликованные при жизни заметки, наброски и лекции ЭГуссерля, посвященные теме «воображения» были изданы в 23 томе избранных сочинений под названием «Фантазия. Образное сознание. Память»), и, во-вторых, ранняя философия ЖЛСартра, нашедшая выражение в ряде его статей, и, в конечном итоге в работе «Воображаемое. Феноменологическая психология воображения», в которой автор выступает еще как дескриптивный феноменолог, не претендуя на разработку онтологических тем. На наш взгляд, по смыслу, к этому направлению примыкает и анализ художественного сознания как «отстранения» (аналог
феноменологической редукции), осуществленный X. Ортегой-и-Гассетом в «Дегуманизации искусства».
В экзистенциальной феноменологии (МХайдеггер периода «Бытия и времени», ЖЛСартр в «Бьпии и Ничто», ЭЛевинас, Г. Марсель, ММерло-Понти, А. де Вэленс и др.) сделан упор на интуирование, описание и анализ априорных и фундаментальных оснований способов бытия. Для данного исследования важным является, во-первых, осуществленное МЗ(айдеггером выделение «подручного бытия» (Zuhandensein) как нетематизированного для теоретического анализа сущего, схватываемого непосредственно и интуитивно, встроенного в систему отсылок «для того чтобы», замыкаясь в результате на смысл бытия вообще. Провести анализ вымысла на этом уровне встречающегося бытия мы и попытаемся в данном исследовании. Во-вторых, для интерпретации вымысла на уровне бытия субъективности, вместе с осуществляющимися ею полаганиями относительно значимости и существования, интересно выделение ЖЛСартром такого способа бытия человека как «самообман». В-третьих, значима позиция ММерло-Понти, выражающаяся в ориентации на постижение «первого контакта» человека с миром, характерная для французского феноменолога, вьщвигает на первый план восприятие, видение, слух, телесность, коррелирующие с первичными феноменами мира - вода, воздух, огонь, земля и т.п. Описание воображения, вымысла как фундированных в таких перво-феноменах было осуществлено ММерло-Понти («Око и дух»), ГБашляром, А.-Т. Тыменецкой («Логос и жизнь»). В редактируемом последней сборнике международных феноменологических исследований «Analecta Husseriiana» с начала 70-х годов темы искусства, вымысла, художественного опыта, первичного конституирования мира в творческом движении, «возможных миров», эстетического выходят на первый план.
Специальное исследование эстетического в феноменологии осуществлялось Р.Ингарденом, М.Дюфреном, ЛЛандгребе. Для их подхода характерна акцентуация внимания на «эстетическом опыте» как интенциональном переживании и конструировании в нем «эстетического объекта». Некоторые положения и выводы из их теорий значимы и в нашем исследовании.
Также различные аспекты феноменологического подхода к исследованию воображения, вымысла, литературы проявились в трудах М. Витке, ЯЛ. Слинина, КМ. Долгова, MJC. Мамардашвили, ИЛарк.
Неполным было бы наше представление о феноменологической традиции без обобщающий и поясняющих трудов Г. Шпигельберга, Ф.Фон Херманна, НВ. Мотрошиловой, АХаардга. Ф Лиотара
Отдельно следует коснуться идеи «поэтического мышления» позднего М. Хайдеггера, который, углубляя свой герменевтический, по сути, метод постижения непредметного, немецкий мыслитель доходит и до пределов постижимого вообще, оформляя заявку на мышление поверх предметностей, событийно с самим бьпием. Это стремление заводит МХяйдеггера на путь исследования онтологии искусства, очищенной от примеси субъективности. Наиболее ценные попытки воспроизвести подход М. Хайдеггера, одновременно прояснив его, принадлежат в отечественной философии В. Бибихину и В. Подороге, а в зарубежной В. Бимелю, О. Пёггелеру, Г. Биролту, В. Марксу, ХР. Зеппу, ДХэллибёртону, ДКокельмансу, НМак-Кормику.
Проблемы искусства, литературы, вымысла рассматривали также и представители философской герменевтики ГГ. Гадамер, П. Рикер, Г. Яусс, В. Изер, но с разных позиции. Если для подхода ГГ. Гадамера сюйсгоенно онтологическое центрирование толкования традиции, через которое мы можем выйти к самой «сути дела» и отсутствие интереса к субъективности читателя и автора, то Г. Яусс и В. Изер подходят к искусству как системе отношений «автор-произведение-реципиент». ВПзеру принадлежит одна из самых разработанных на сегодняшний день «теорий фикциональности», отдельные положения которой использованы в данной работе. В герменевтике ПРикера, которая строится как синтез экзистенциального постижения, рефлексивной проработки и семантического анализа, подход к вымыслу обусловлен введенным автором понятием «нарративной конфигурации» как синтеза разнородных явлений в единое целое повествования. Обращается внимание на вымышленный опыт времени.
Отдельные положения герменевтического подхода, проясняющие его, затрагивали БГ.Соколов, ЕЛ Шульга, ИСДцовина
Важное значение для понимания феномена «вымысла» имела его разработка в аналитико-философской традиции, где был поставлен вопрос о логической природе вымышленной речи, о характере осуществляемой вымыслом референции, об онтологическом статусе вымышленных миров, о возможности «вымышленной истины» и тд. К этому направлению относятся работы ДСёрля. БМиллера, ДЛьюиса, Г.-НКастанеда, Г. Курри. Близкую по смыслу тематику «возможных миров», в том числе и «вымышленных» рассматривали ЖСишикка и НГудмен. Анализ вымысла с позиций аналитической философии был произведен ПАКаюровым.
Также в исследовании использовались некоторые значимые концепции и выводы, относящиеся к близким феноменам, сделанные в рамках: структурализма и семиотики (МФуко, ГДшет, ЮМЛотман, ЮЛЛынянов, ЦТодоров, BJL Пропп, НФрай, У.Эко), экзистенциализма (ЖЛ. Сартр, АКамю, А Кожев, ЖБагай, ЛШестов), постструктурализма и постмодфнизма (ЖДеррида, ЖДелез, РБарт, Ю іСристева, ЖБодрийяр, РРорти, Б. Кассен, ВРуднев, ПКозловски), психоанализа (Ж. Лакан, 3. Фрейд, С. Жижек).
Среди авторов, исследовавших вымысел и близкие вопросы в эстетике, литературоведении и философии искусства значимы работы ТАдорно, ВВ. Бычкова, НБМаньковской, ВМДиановой, ЛАЗакса, ФЛаку-Лабарта, ВГАрсланова, МАЛившица, ЛГЮлдашева, В.Н. Ждана, НАКормина, СА Лишаева, АЮ. Нестерова, ЭАуэрбаха, АШёнле, ЖЖенепа, М. Риффаттера ГК. Косикова, АВМихайлова, ННСмирновой.
Значительную роль в исследовании имеет прояснение ментальности различных культур, поэтому следует обратить внимание и на работы культурологического характера, не имеющие зачастую прямого отношения к исследованию вымысла, но позволяющие понять фон, контекст, или, напрямую, логику актуализации вымысла в действительной жизни культуры. Оіметим следующих авторов: ММБахтин, В. Вейдле, В.СБиблер, АЛРуревич, Ж Ле Гофф, АФ Лосев, С.С Аверинцев, АВГулыга, Р.Тарнас, РГвардини, ШІ Гайденко, Э. Панофски, ВБеньямин.
Тему вымысла в контексте эсхатологизма европейской культуры разрабатывали Ф. Кермоуд, Ф ІСрюзигер, ОЛ^жвард.
Проблемы соотношения бытия и ничто, реального и символического, бытия и действительности изучали СДЛобанов, А. Макушинский, АЛЧанышев, АЛСеливанов, ФМГиренок, Д Орлов, А.Секацкий, ТГоричева.
Существенную для понимания вымысла проблему воображения в отечественной литературе исследовали ЯЛГолосовкер, КХБородай, МСКаган, ЮМРоманенко, ААБасова, MB .Николаева.
(Особенностям поэзии, «поэтического мышления», онтологической укорененности поэтического слова посвящены работы: ЛЫСарасева, ЛВЛермякова, ТАКасаткиной, СЛТюкиной.
Проблема вымысла как необходимого звена в процессе смыслообразования, рассмотренного через генезис искусства, разрабатывалась МЛ Щербининым и АЛ Павловским.
Также различные аспекты вопроса, требующие осмысления при изучении вымысла, рассматривали А. Агомохаммади (проблема лингвистического редукционизма), Ю ЛРоманов (определение художественного образа), НЛФатиев (вопрос о «возможных мирах»), ОА Чулков (метафизика зеркального отражения), ВБШведченко (искусство как «кризисное конструирование»), КЛРомановский, ЙФЛнатьева (проблема «артефакта»), В. Мильдон (судьба художника в современной эстетике), Э. Сурио, ЛБКапустина (взаимосвязь искусства и философии), СВ. Пронкина (герменевтика творчества). ЛАВеселовская (историческая реальность и вымысел), АВЛавлов и ВЛТалкин (пфвобьггность как ментальное состояние современности).
Однако, несмотря на актуальность вопроса и более чем обширный круг уже охваченных исследованием тем, можно сделать вывод, что обобщающего исследования вымысла до сих пор предпринято не было, и, следовательно, концептуализация «вымысла» остается юпросом насущным и необходимым.
Объект и предмет исследования. Объектом исследования выступает культура в своем динамическом аспекте, взятая как смыслообразование, но преломленная через призму «вымысла», который есть такое воображение, что выступает как действие, «действительное воображение» и требует для своего исследования особенных процедур.
11 Предметом исследования выступают те аспекты, в которых вымысел является сознанию, воплощается в культуре («вымышленный образ», «вымышление», «текст», «язык», «произведение», «поэзия», «проза», «миф»), через которые является нам понятным именно как вымысел («образы вымысла» - фикция, творчество, зеркало), а также те структуры жизненного мира, которые выступают априорными условиями вымышленного опыта (реальное-действительное-симюлическое).
Цели и задачи исследования. Цель: исследование вымысла как целостного, нередуцируемого к своим составляющим концепта, который имеет рефлексивное и экзистенциальное измерения. Достижение цели предполагается через решение ряда задач:
Продемонстрировать изменение коренного для «вымысла» концепта «воображение» начиная с И. Канта до современности, и выяснить логику его развития;
Описать вымысел как акт сознания (cogito) и коррелятивный ему образ (cogtatmri), разграничив его с соседствующими феноменами;
Рассмотреть понятие «вымышленного мира» как той сферы, которая для вымышленного образа составляет аналог «реального мира», а также соотнести понятие «вымышленного мира» с понятием «возможного мира»;
Раскрыть содержание «вымышленного опыта» со стороны автора, читателя и связывающих их структур опыта;
Обосновать значимость понятия «вымышление» для герменевтического анализа укорененности вымысла в онтологических структурах жизненного мира;
6. Прояснить содержание тройственной структуры «реальное-действительное-
символическое» как основной для вымышленного опыта структуры «бьпия-в-мире»;
7. Исследовать видоизменение этой структуры в опыте вымышленной речи;
Показать внутреннюю логику «вымысла» как развивающегося концепта в логическом, культурологическом и психологическом измерениях его воплощения;
Раскрыть историческое измерение «логики вымысла» через анализ а) мифологической, б) античной, в) средневековой, г) нововременной, д) современной культур, показав смысл вымысла в разных «картинах мира».
Методология исследования. Мы полагаем, что современная культура как естественная предпосылка мышления (в том числе и мышления о культуре), диктует свои
требования к методу. Мы нуждаемся в методе, позволяющем понять вымысел как концепт. Концепт вымысла по минимуму есть согласование двух серий, двух планов, проясняющих друг друга посредством нетематизируемой связи, составляющей третий, пограничный план концепта.
Первый план: наличное, осознаваемое, данное, осмысленное. Основной критерий здесь, - это данность сознанию. Вымысел рассматривается здесь согласно правилам «феноменологии сознания», предписывающей понимать предмет как «переживание сознания», описание которого достигается путем двуединой направленности внимания: во-первых, на сам предмет, как он дан в сознании, и, во-вторых, на способ его осознания. Вымысел на этой ступени достижим как «образ» и «сознание образа» (воображение). В исследовании «вымышленного образа» как интенционального коррелята «воображения» нужно достичь понимания его сущностной структуры как «самого по себе», так и в соседстве с другими сходными феноменами. Это исследование будет иметь углубляющийся характер: от образа как «вещи в сознании», через «вымышленный мир» до образа как «образа действия», сопряженного с испытываемым при этом опытом. На этом последнем уровне феноменологическое описание «вымысла в сознании» достигает своего предела, так упирается в то, что «опьп» задается извне той области, которая доступна для ясного и непротиворечивого предметного представления.
Второй план: не наличное, а предполагаемое, не предметное, а скрытое. Здесь мы обращаем внимание на ту область непроясненного, которая, выступая фоном для ясных и отчетливых феноменов сознания, сама всегда остается вне тематического исследования. На этом уровне пригоден фундаментально герменевтический подход, ориентированный, в целом, на интерпретацию «скрытого смысла» феноменов. «Герменевтическая интерпретация -вопрос <.. .> раскрытия скрытых значений или, самое большее, интуитивной проверки наших ожиданий, касающихся наименее доступных слоев феноменов - слоев, которые могут быть раскрыты, хотя они и не проявляются непосредственно» [189, с.672]. Особенностью герменевтического подхода является то, что внимание направляется не столько на специфику «вымысла» как такового, сколько на те априорные, фундаментальные структуры жизненного мира, которые вообще делают вымысел возможным и которые, по суш, и являются предметом подлинного интереса. Но, по словам Г. Шпигельберга, опасностью этого проекта является то, что «выигрывая в глубине, здесь можно, скорее всего потерять в непреодолимой
ясности» [189, с.674]. Действительно, внимание к фундаментальным онтологическим априори, которые даются через опыт не столько сознания, сколько переживания, а в конечном значении к «смыслу бьпия» (МХайдеггер), или «сути дела» (ГХТадамер), приводит к тому, что оказываются совершенно незамечаемыми частности, например, такие как сам «способ данности» этого искомого онтологического смысла. Принцип «как бы», являющийся для вымысла определяющим, исключается из анализа, он преодолевается за счет мгновенной опережающей интерпретации, отсылающей к целостности смысла, и, в целом, фундаментальная герменевтика в своем онтологическом центрировании толкования не способна «видеть» нечто вымышленное как таковое.
Таким образом, ни один из этих планов с ссютветствующими методами исследования не абсолютен. Следовательно, совмещение исследования двух этих планов, один из которых относит к непроясняемому до конца пространству жизни, а другой вмещает в себя сферу рационального, должно осуществляться без редукционизма одного к другому. То, что мы берем за искомый предмет, - концепт вымысла, феномен вымысла, - должен исследоваться так, чтобы мы могли, по словам М. Мерло-Понти, «в состоянии прояснить его (феномена — АЛ) соприродность жизни и рациональную интенциональность» [115, с.86], без потери рационального в глубине жизненного мира и без плоской рационализации условий бьпия. Это возможно если мы обратим внимание на человека в его бытии как ту «парадоксальную инстанцию», которая и соединяет эти серии.
Третий план: экзистенциальный. Как «парадоксальная инстанция» экзистенция суть граница между двумя выше указанными планами. Она между бытием и небытием, реальным и символическим, своей подлинной жизнью и той сферой осознанного, в которой жизнь способна приобрести смысл. Однако, нас интересует экзистенция, которая совершает опыт вымысла, и, соответственно способ ее бьпия должен быть рассмотрен в модусе вымысла как совпадающий с логикой вымысла
Выделение «логики вымысла» действующей как вовне человека в культурно обусловленных формах присутствия фиктивного в культуре, так и внутри в форме психологических факторов, происходит через внимание к «образам вымысла», как тем способам, которыми он способен действительно осуществиться. Для выделения качественной связи «образов вымысла» в их осуществлении использовались элементы диалектического
анализа. Также логика вымысла должна быть замкнута на свое историческое осуществление, а экзистенциальный этап должен быть выполнен как исторический. История - это бытие экзистирующего европейского субъекта самосознания. Его бытие начинается, ссуществляется и завершается или продолжается в нас, в той мере, в какой мы затронуты европейским способом мышления и существования. Таким образом понять вымысел экзистенциально, исторически, значит понять его встроенным в осуществление проекта бытия европейского всеобщего субъекта самосознания, продолжающего свое бытие в самосознании каждого европейца Это, на наш взгляд, будет прямым выходом к тому, какое именно эта частная тема имеет значение в своем проифывании-исполнении в оркестровке жизни конкретного «я» как «имеющая смысл» то есть гармонирующая, диссонирующая или (вдруг?) ведущая партия в исполнении целостного экзистенциального проекта
Здесь нам необходим исторический анализ различных форм ментальностей. Нужна такая реконструкция менгальности античной, средневековой, ноювременнои и современной культур, при которой вымысел, в том или ином его аспекте (фикция, творчество, зеркало) рассматривается как неотъемлемый элемент целостной «картины мира» в свете которой «вымышленный опыт» и приобретает смысл. Описывая ментальность эпох мы применяли элементы 1) феноменологического подхода; 2) герменевтики; 3) структурного подхода
Историчность подхода должна выражаться в понимании того, что, с одной стороны, каждая «эпоха» имеет собственный, уникальный и неповторимый смысл, несводимый к нашим современным представлениям, что ее, ни в целом, ни в одной из частностей (например, такой, как «вымысел») нельзя представить только в качестве «этапа», ступеньки, пройденной на пути к настоящему и полностью преодоленной в нем. Но с другой стороны, поскольку историческое продолжается в настоящем, за счет чего оно вообще и нужно, принципиально невозможно понимать каждую эпоху, культуру как замкнутую на себя и лишенную выхода в современность. Совмещение историчности и актуальности возможно при ориентации на современность как действительную для нас ситуацию, ибо любое прочтение данного как «вымысла» со-бьпийно, то есть со-временно, а значит, именно здесь и осмыслено. Тогда «эпохальные» смыслы вымысла оказываются образами, гранями, ликами современности, выстраиваемыми «здесь и теперь», и в которых мы узнаем (или не узнаем) самих себя.
Следовательно, все исследование в целом обретает себя только как ориентированный на современность и проясняющий ее предпосылки, принципиально незавершенный проект.
Также, в ряде случаев использовались элементы психоаналитического подхода (в трактовке ЖЛакана и СЖижека), теории речевых актов (по ДСерлю), аналитической философии (ДЛьюис, Г.-ККастанеда, ГХурри), но их применение носило скорее вспомогательный, чем собственно методологический характер.
Привлечение специального материала из области художественной литературы не носит в исследовании специального и методологически обоснованного характера, так как мы стремились сохранить формальный подход к проблеме, не заслоняя прояснение природы вымысла своими представлениями о нем, своей инспирированностью той или иной художественной традицией. Поэтому, примеры из художественных произведений, как и отсылки к творчеству Гомера, УШекспира, ХЛБорхеса, ФМДостоевского, МЛруста, В. Пелевина, МКундеры, ВБрюсова, У.Эко носят характер поясняющих метафор.
Научная новизна.
Исследование представляет собой одну из первых попыток подхода к вымыслу как к сложному, многосоставному, нередуцируемому концепту, претендует на описание вымысла именно как вымысла, специфического акта «действительного сознания», который не может быть растворен как ни в одном из тех наличных аспектов, через которые он проявляется, так и в более обширных априорных условиях, делающих его возможным.
В работе дается обоснование применению методологии исследования концепта как одновременно и формы мысли и формы жизни. Эта, герменевтическая по смыслу, методология соединяет дескршггивно-феноменологический, фундаментально-герменевтический и экзистенциальный, протекающий в логическом и историческом измерениях, подходы. Это позволяет <<захватить>> концепт на уровне сознания, на уровне до-рефлексивного постижения жизни и на уровне его исторического осуществления.
3. Выделены «образы вымысла» (фикция — творчество - зеркало) являющиеся его
различными, но взаимосвязанными аспектами, и в которых вымысел обретает смысл и
размерность своего осуществления в логическом, культурологическом, психологическом и
историческом планах.
16 4. Проанализировано историческое измерение вымысла, что позволило нам прояснить смысл его присутствия в картинах мира различных культур. Основные положения, выносимые на защиту.
Коренной для вымысла концепт «воображения», со времени его фундаментального осмысления ККантом, проделал путь от фиктивной для рассудка природной способности порождения (фикция), через отождествление природы и субъекта в порождающей способности (творчество) до полного слияния с субъектом и его деятельностью (зеркало).
«Вымышленный образ» и коррелятивное ему сознание занимают, по характеру осуществляемых полатаний, промежуточную ступень между «образом чистой фантазии» и «образом реально сущего».
«Вымышленный мир» как сложное сочетание реального и фиктивного, является пространством опыта, из которого актуализируются «возможные миры» как онтологически значимые интфпретации.
«Вымышленный опыт», проявляющийся в «заключении в скобки» реального полагания, и проистекающей из этого <шодвешенности>> двух пластов опыта (фактичности и трансценденции), отсылает к самообману как своей возможности.
«Вымышление» есть форма, установка, под влиянием которой воображение приобретает неуловимое с точки зрения анализа сознания качество именно «вымышляющего».
В определяющей для жизненного мира структуре «реальность / действительность / символическое» вымысел по своему смыслу должен дать действительности реальность, соединить в себе собственно символическое и показать реальное.
Осуществление вымысла в действительном дискурсе аналогично задается оппозицией «язык /речь /текст».
Логика вымысла выражается через движение «образов» вымысла: «фикция-тюрчество-зеркальность».
9. Смысл вымысла задается: а) в античной культуре в диалоге мифологии, онтологии и
логологии как, ссютветственно, «возвращенный миф», «небытие» и «речь, произносимая ради
удовольствия»; б) в средневекоюй появлением идей «творчества» и ответственности человека
за мир, находящийся под угрозой эсхатологического уничтожения; в) в новое время
изменением эсхатологического сюжета (конец мира становится имманентным) и изменением природы человека, ставшего субъектом; г) в современности тем, что субъект, децентрированный и разорванный на множество составляющих стремиться «собрать себя»; д) в постмодерне совпадением субъекта с миром, ситуацией неразличенности.
Теоретическая и практическая значимость исследования. Данное исследование представляет собой попытку осмысления современности через призму такой ее составляющей как вымысел. Анализ процесса смыслообразования именно в его «вымышленной» специфике может поспособствовать прояснить специфику современной культуры, характеризующейся отсутствием четкого осмысленного различения действительного и недействительного, реального и ирреального.
Также материалы диссертационной работы могут использоваться в разработке и чтении курсов по философии, культурологи, эстетике.
Апробация работы. Материалы диссертационного исследования обсуждались на кафедре философии Тюменского государственного университета, на кафедре онтологии и теории познания УрГУ им. AM. Горького в рамках стажировки (ноябрь 2003 г.), а также на междисциплинарном семинаре «Философские и духовные проблемы науки и общества» (СПбГУ, 24 декабря 2004 г.).
Отдельные положения работы легли в основу двух статей и тезисов доклада.
Структура и объем диссертации. Диссертация состоит из введения, трех глав и десяти параграфов, заключения и библиотрафии. Работа изложена на 180 страницах, список литературы содержит 210 наименований.
Концепт «воображения»
Понимая «вымысел» как концепт, мы тем самым приписываем ему необходимость некоей семейственной множественности. Вымысел существует только в сопряжении с другими феноменами, сходно-различными с ним и являющимися в том или ином отношении «вымыслом», но не так, однако, что «вымысел» является родовым понятием, определяющим сущность видовых, или наоборот, но именно по принципу семейных сходств. Так, среди этих «членов семьи» вымысел ближе всего к «замыслу», «фантазии» и «творчеству», но к каждому из них он близок по своему, так же как по-своему и через посредство других феноменов далее всего от вымысла отстоят, например, «технический проект» и галлюцинация .
В первую очередь мы должны «схватить» эту множественность со стороны сознания, где находим феномен «воображения», разбираясь с которым невозможно пройти мимо Кантовского учения о воображении как трансцендентальной способности, учения, лежащего в основании богатой и разветвленной традиции интерпретаций этого феномена в трансцендентальной философии (Фихте-Шеллинг-Гегель-Шопенгауэр-Вагаер-ЬЬщше - Бергсон - Гуссерль - Сартр - Мерло-Понти - Тыменецка и др.)
Мы считаем нужным начать рассмотрение именно с воображения, так как легче и естественнее всего допустить, что, по сути, вымысел является именно воображением. Так, Серль, на риторический вопрос о том, зачем вообще стоит придавать значение исследованию вымысла (fiction), отвечает, что это связано «с весьма существенной ролью, обычно недооцениваемой, которую в жизни людей имеет воображение» [150]. Этот, пусть и верный, ответ относит нас к области всеобщей и обширной. Поэтому в качестве предварительного рассмотрения необходимо еще раз обратиться к Канту, а затем обзорно очертить посткантовские вариации проблематики воображения для того, чтобы проредить эту уже и о чем не говорящую всеобщность, наметить в ней узловые точки, вершины и спады.
Известно, что воображение рассматривается Кантом как одна из основных трансцендентальных и априорных способностей, наряду с чувственностью и рассудком. В «Критике чистого разума» воображение, - рассмотренное в связи с вопросом о возможности познания, - есть основание синтеза многообразия, как в отношении эмпирических данных, так и априорных. «Синтез вообще, - пишет Кант, - есть исключительно действие способности воображения, слепой, хотя и необходимой функции души; без этой деятельности мы не имели бы никакого знания, хотя мы и редко сознаем ее в себе» [75, с. 105]. Сам этот всеобщий синтез мыслится Кантом как нечто, строго говоря, непредметное и немыслимое, чье наличие мы видим только в форме остаточного следа. Это происходит из-за пограничного положения воображения между чувственностью и рассудком в процессе познания. «Чувственность и рассудок необходимо должны соединяться друг с другом при помощи этой трансцендентальной функции способности воображения, так как в противном случае чувственность, правда, производила бы явления, но вовсе не давала бы предметов эмпирического знания, следовательно, не давала бы никакого опыта» [75, с. 139]. Таким образом, эта слепая челночная деятельность понимается как «основная способность человеческой души, лежащая в основании всех априорных знаний» [75, с. 139].
Специфика воображения как одновременно и эмпирической и априорной способности схватывается в термине «фигурный синтез» (synthesis specioza) [75, с. 152] и поясняется положениями о схематизме чистых понятий рассудка. Схема - это то, что соединяет понятия рассудка с феноменами чувственности. Схема дает обобщенное знание (понятие) как объект некоего квази-наблюдения, то есть как все-же нечто чувственное. «Понятие собаки обозначает правило, согласно которому моя способность воображения может нарисовать форму четвероногого животного в общем виде, не ограничиваясь каким либо единичным частным образом из сферы моего опыта или вообще каким бы то ни было возможным конкретным образом» [75, с.171]. Этот схематгоируюший акт, протекающий, по Канту, при подчинении категориям рассудка («.. .только воображение схематизирует. Но схематизирует оно лишь тогда, когда рассудок главенствует» [59, с. 163], как бы обналичивает чувственно то, что исходно таковым не дается, и, посредством этого, делает нечто вообще познаваемым. Кант предлагает также отличать схему от образа, показывая тем не менее их взаимосвязь. Схема сама по себе только мыслима, но способна разворачиваться рядом взаимоувязанных образов. Так, если бы я мыслил последовательность пяти точек, то это образ, но если бы я мыслил число вообще как способ соединения множества, то это схема. И образ, и схема есть продукты способности воображения, в первом случае — эмпирической (репгюдуктивное воображение), во втором - априорной (продуктивное воображение). То, что воображение вообще способно схематизировать, циркулируя между своими краями (рассудочная структура и чувственное многообразие), представляет, по Канту, «сокровенное в недрах человеческой души искусство» [75,с.171].
Таким образом, соединяя чувственность и рассудок, воображение само не совпадает ни с тем, ни с другим; действие воображения мыслимо только в уже осуществленных им синтезах (схемы и образы), то есть, либо «через рассудок», либо «через чувственность». Само по себе, воображение немыслимо, слепо. Но поскольку для Канта основным был вопрос о том, как возможен предмет познания, а не о том, как вообще протекает процесс мышления, постольку таинственность воображения остается фигурой умолчания. Возможно, что эти принципиальные в отношении рассмотрения воображения неясности и обусловили как расхождения в первого и второго изданий «Критики чистого разума», так и последующие ревизии Кантовского понятия «воображения».
Действительно, в тех параграфах «Дедукции чистых понятий рассудка», которые не вошли во второе издание, дело с воображением обстоит несколько сложнее. Здесь излагается, воссоздается сам процесс мышления, приводящий к признанию категорий рассудка как законодательной инстанции. «Есть три субъективных источника знания, - поясняет Кант, -чувство, способность воображения и апперцепция» [75, с. 133]. Воображение здесь оказывается центральной синтетической способностью, первичной по отношению к апперцепции, к чувству и к рассудку. Сначала Кант идет к рассудку от принципа единства апперцепции. Единство апперцепции само имеет синтетический характер, и «трансцендентальное единство апперцепции относится к чистому синтезу способности воображения как к априорному условию возможности всякого сочетания многообразия в одном знании .. . Следовательно, принцип необходимого единства чистого (продуктивного) синтеза способности воображения до апперцепции составляет основание возможности всякого знания, в особенности, опыта» [75, с. 136]. Далее Кант приводит к рассудку, который есть «единство апперцепции в отношении к синтезу способности воображения» [75, с. 136].
Вымьппленный образ и его сознание
Итак, в предыдущем параграфе мы рассмотрели концепт "воображения" как предпосылку понятия "вымысла". Все, что может быть сказано о воображении и все, что попадает в логику развития концепта (говпадаюшую, заметим, с логикой существования), намеченную в выводах к первому параграфу, так или иначе имеет отношение и к вымыслу -как его предельная граница Но воображение не тождественно вымыслу, как и воображаемое не тождественно вымышленному. Мы увидели, что начиная с Канта воображение, понимаемое как едва ли не основная способность сознания, оказывается настолько же широким понятием (вплоть до приближения к черте отождествления воображения и сознания у Сартра), насколько нечетким и неопределенным выступает "воображаемое", что, естественно, находит свое отражение в современных концепциях воображения. Так, например, В. Изер писал, что воображаемое "в известных нам из опыта проявлениях предстает размытым, бесформенным, нестабильным и лишенным объекта-референта Воображаемое манифестируется во внезапных, произвольно возникающих видениях, которые или обрываются, или продолжаются совсем иначе" [71, с. 188]. Неясно, почему немецкий литературовед счел нужным взять за базовую характеристику воображения именно эти качества, отличающие лишь некоторые из его форм, однако, далее он приводит дефиницию, которой мы и будем следовать: "воображаемое получает посредством вымысла не присущую ему как таковому определенность" [71, с.189]. Воображение поэтому следует для целей данной работы определить прежде всего как "способность сознания", которая обладает рядом характеристик априори и своей априорной логикой, но актуализируется в какой либо конкретной форме - творчестве", "фантазии", "вымысле", - придающей "воображению" им ту или иную действительность.
Следующим шагом, следовательно, должно быть рассмотрение вымысла как формы воображения, а вымышленного образа как разновидности образа вообще. Реализация этой цели связана с выполнением следующих задач: 1) вымысел должен быть описан как специфический акт сознания, (отличный от близких к нему актов фантазии, восприятия, мечты, галлюцинации), 2) вместе с тем, что в этом акте сознания необходимо для него присутствует в качестве интенционального коррелята (вымышленный образ), который в свою очередь должен также быть определен в своей специфике (здесь нам в первую очередь нужно будет обратить внимание на онтологический статус вымышленного образа), 3) и с теми условиями, которые необходимы для его существования — вымышленный мир, причем нам нужно будет выяснить способ отношения вымышленного мира с действительным, для чего необходимо предварительно прояснить понятие «возможного мира».
Итак, в первую очередь мы должны обратить внимание на очевидную данность вымысла в созерцании, для которого вымысел явлен как "образ". Сначала нам необходимо подойти к проблеме с позиции "феноменологии сознания", то есть рассмотреть феномен вымысла в его непосредственной данности сознанию. Самым простым и очевидным выступает тот факт, что имеется в наличии сущее особого вида, особым образом гфисутствующее в реальном интерсубъективном мире: Шерлок Холмс", "Раскольников", "Дон Кихот", "Дарт Вейдер", "Фредди Крюгер" и т.п. Мы называем этих людей вымышленными, подразумевая, что они обладают полнотой своего бытия только в произведении, чем отличаются от реальных людей, которые могут появиться на страницах художественного произведения, но "бьпийствуют" вне художественного дискурса, имея свое основание в реальности, даже если в воспоминании о реальном. Такое особым образом сущее определяется как "образ" - как нечто ирреальное, как то, для существования чего совершенно необходимо сознание о нем, как именно о том, что оно есть, имеющее перед собой этот образ.
Одной из наиболее интересных работ, касающихся проблематики образа, несомненно, является "Воображаемое" Ж.-П Сартра, книга, демонстрирующая именно феноменологический подход. Для феноменологии сознания характерным приемом описания выступает корреляция cogjto и cogitaturn, мыслящего и мыслимого, диктующая двуединое направление исследования: предмет должен быть описан так, как он дается в соответственных ему актах сознания.
Исходя из посылки, что способ сознания образа радикально отличается от способа сознания вещей, и, соответственно способ существования схватываемого как образ отличен от способа существования схватываемого как реальное, Сартр анализирует проблематику образа на примере восприятия рисунка на ковре, часть которого скрыта ножками кресла В модусе восприятия скрытый узор, конечно, не виден взору, но полагается точно таким же способом, как и не скрытый, явный узор, - как продолжающийся реальный. В этом примере, который находит немало аналогов (Гуссерлевский "кубик для игры в кости", например), воображение еще не работает в полную силу, оно лишь сводит многообразие созерцания (ощущений) к единству, его объект не воспринимается как образ, как ирреальное. Здесь дана только первая характеристика воображения,—это есть акт конституирующий, достраивающий до единства. В модусе непосредственно воображения, то есть если я попытаюсь вообразить отсутствующий узор, мы имеем образ как таковой, а именно, как отсуіхлвующий, так как он не дан реально, и изолированный, так как он отделен от того, что дано.
Вымышление
Говоря о вымысле, мы уже затронули тот его аспект, который связан с «вымышленным образом». Мы рассмотрели образ так, как он дан в ирреализующей перцепции, понимая сам образ как cogitatum, а его восприятие как cogito. Мы полагаем, что Сартровская ирреализующая пфцепция, выступая в целом моделью сознания как такового, соотносится не столько с «вымьшшенным», сколько с «воображаемым». Причину этого мы видим в принципиальной установке, отличающей феноменологию сознания: в редукции фактов жизненного мира к фактам, обнаруживаемым в пространстве опыта сознания. Пространство сознания, открывающееся феноменологу после проведения всех ступеней редукции (эпохе, трансцендентальная редукция, эйдетическая редукция), лишено ведущей дихотомии опыта жизненного мира «реальное-ирреальное» (именно она лежит в основе самого представления о вымысле) - эта дихотомия снимается редукцией, - это пространство знает только «конечное-бесконечное» (конечно налично наблюдаемое, но бесконечен ряд горизонтальных отсылок, сополагаемых в наблюдении), где-то между которыми располагается «возможное» как предмет предпочтительного интереса Главный вопрос феноменологии сознания тем самым: "как это возможно? Принципиальной задачей этой установки выступает показать: как это возможно, что нечто фактичное в мире является фактичным для сознания. Как и в каких установках сознания эта фактичность конституируется? Фактичность нужно ирреализовать, превратив в возможность: представляя ее как коррелят (cogitatum) того или иного акта сознания или их совокупностей. Так создается модель сознания (cogito), которое мыслит ту или иную фактичность как таковую. Мы имеем дело с вымышленным. Вымышленное фактично в мире. Ирреализуя фактичность вымышленного феноменолог превращает его в коррелят союкупности актов сознания, то есть в возможное. А моделью сознания, мыслящего вымышленное, является «воображение». У Гуссерля- «фантазия». В принятии воображения или фантазии за масштаб вымысла сама фактичность вымысла в мире «заключается в скобки» вместе с самим миром. Поэтому в пространстве опыта сознания, - если этот опыт выполнен строго и ясно, - «вымышленное», «воображаемое» и «фантазируемое», действительно, неразличимы.
Наш тезис заключается в том, что вымышленное, как уже всегда фактичное в мире, не может быть целиком отождествлено с опытом воображения или фантазии, всегда открытых в пространстве сознания. Сознательно обостряя противоречие, доводя его до парадокса, можно заключить, что «вымышленное» и «воображаемое» принципиально отличны друг от друга В опыте сознания как специально моделируемом опыте возможного мы имеем дело всегда только с воображаемым, но воображаемое нигде не встречается в мире. В опыте «бытия в мире» мы встречаемся с вымышленным, но вымышленное не моделируемо в гпространстве сознания: в опыте сознания оно превращается в воображаемое. Естественный выход из этой ситуации в том, чтобы дополнить феноменологию сознания как исследование пространства возможного опыта, феноменологией «бытия в мире» как исследованием пространства фактического опыта. Рассмотрим смысл и возможности этого дополнения.
Ранний, гфинадлежащий Хайдеггеру, набросок такой феноменологии получил название «герменевтики фактичности», отчасти исполненный в переработанном виде в «Бытии и Времени». Отличие этого проекта от Гуссерлевского в том, что если феноменология сознания мыслит сущность как коррелят трансцендентального сознания, открытого после отбрасывания редукцией «естественной установки», то Хайдеггер предлагает мыслить не столько сущность, сколько существо сущего, неизбежно включенного в жизненный мир, данный в естественной установке. Интерпретируя жизненный мир в духе Витгенштейновских «языковых игр» можно сказать, что он представляется в опыте как несводимое к единству многообразие способов и форм жизни, каждая из которых находит свое отражение, выражение, воплощение в языке. Не доверяя опыту сознания, герменевтика фактичности доверяется опыту языка, изоморфизм которого миру заменил былой изоморфизм мира и сознания. Тем самьм феноменология «бытия в мире» имеет своим предельным выражением философию как «принимающее понимание, в своей открытости миру равное языку» [18, с.8б]. В этом смысле герменевтика в своем пределе есть неизбежное совпадение порядка мысли с порядком речи, пространства идей с прсхлранством слов, плана выражения с планом содержания. «Слою» оказывается здесь как объектом, так и субъектом философии, то-есть, по сути, это «понятие» в Гегелевском его понимании: тотальность, понять которую можно и нужно в ее реально осуществляющемся движении от себя к себе. Осуществление движения берет на себя философ. Так понятое слою берется всегда в единстве всех его аспектов: синтаксического, фонетического, семантического и прагматического, которые есть «в некотором смысле одно». В дело вводится этимология, но не как выяснение происхождения слова в порядке реального, а как возвращение к исходной тотальности слова как целого через его действие в частях и между частями. Поясним так: «Язык есть разбиение (Aufiiss) в том смысле, в каком мы говорим о разбивке сада» [18, с.88]. Бибихин интерпретирует здесь Хайдеггера Речь о том, что земля, как тотальность, нарушается садом, разбитым на ней, но только в том, что на земле вообще есть или может бьпъ сад от земли зависящий, земля, как тотальность может войти в поле опыта. Тотальность земли звучит только в ее нарушении-разъятии садом. Герменевтическая этимология поэтому не может иметь ничего общего с филологией, ее цели иные: заставить тотальность слова звучать через его разъятие. В этом смысл Хайдеггеровской дефиснссш-тире-пунктирности: разъятие слова как знака соответствует фонетическому строю, семантическому и прагматическому и только благодаря этой разъятости слово как целое звучит в своих частях—возвращается к себе через свое иное.
«Логика» вымысла
Вымысел «сам по себе» есть ничто, но он есть нечто в том, в чем выражается. Мы уже отмечали, что для того, чтобы вообще «нечто значить», вымышленному необходимо «снять» свою двусмысленность, прийти в действие, обозначить себя не только как «чистое действие», помещенное в рамки формальных структур опыта, но и действительно привести эти структуры в соприкосновение. Для этого действие, которое есть вымысел, должно быть чем-то не-вымышленным. Те предельные границы опыта, которые оформляют собой пространство вымысла, стремятся сохранить свое мнимое равновесие, из-за чего всегда нестабильны, и из-за чего их соотношение должно определяться извне. Проще говоря, вымысел всегда узнается в каком-то образе, скрывающем его пустотность как таковую, но и выявляющем ее определенным способом. Эти образы уже были обозначены, когда речь шла о «воображении» как действующей предпосылке понятия вымысла Это фикция, творчество и зеркало. Логика взаимообращений этих качествующих вымысел дефиниций коренится в свою очередь в монотриаде «бьгше-ничто-творение». «Данная триада в философии, - считает ЮМРоманенко, - полагается постулативно и беспредпосылочно. Иначе гоюря, она сама творчески полагается в мышлении к бьггию из небытия, имманентно себе самой. ... .. .при определении любой член этой триады подразумевает остальные и ускользает от дефинирующей мысли в свое естественное место, каковым является принцип творения бытия из ничто (курсив мой — АИ.)» [137, с.20-21]. Однако вымысел в силу свойственной двусмысленности способен «подвесить» этот указанный принцип лишив его действительности, явив в виде символической формулы, и предоставить тем самым его отображение, которое в силу энантиоморфизма зеркального образа станет принципом творения ничто из бытия. Феноменологически это ошибка, ибо само по себе зеркало ничего не переворачивает, так как ему не известно что это значит, но просто дает «отпечаток», который ошибочно воспринимается как перевернутый вследствие его антропоморфизации, но эта ошибочность входит как составная часть в понятие зеркала и в опыт зеркальности, который мы осуществляем. Вот ее и надо учитывать. Логика вымысла поэтому между двумя этими принципами как их равновеликая возможность.
Рассмотрим триаду фикция-творение-зеркало подробнее. «Фикция» (копия, подобие, отражение, ничто) как онтологический смысл есть, во-первых, бытие-в-себе, и, во-вторых, небьгше-для-другого. Это значит, что «как-бы-быгие», имеющее фиктивность своим началом, есть, существует именно как несуществующее. Это небытие, которое существует. Для Другого «как бы» не есть, просто не может быть как фиктивное, оно небыгийствует с точки зрения устанавливаемой Другим прагматики взаимоотношений. Поэтому «как бы» совмещает в себе эти два указанных начала (бытие и ничто), две потенции, которые в своем движении из одной точки актуализируют одновременно разные смыслы. «Творчество» в этом аспекте есть борьба за признание другого, борьба за стремление совместить бытие-в-себе с быгием-для-другого. В силу двусмысленности начала творчество противоречиво. Оно раскрывается как движение, но как будто бы разнонаправленное. Это есть, с одной стороны, преодоление своего небытия, превозмогание ничто, - и в этом смысле юплощается принцип творения из ничего. А с другой стороны, фиктивное борется за утверждение своего бытия, себя в качестве того, что оно есть для себя, то есть в качестве ничто. Творчество поэтому, в своем самом предельном выражении, понимается как возрастание бытия, смысла путем наращения присутствия ничто, фикции. Достижение поставленной цели есть и дальнейшая невозможности творчества в принципе оеркальности». Вымысел доводит через творчество свою фиктивность до окончания, когда Другой признает бьпийственность фикции, ибо сам становится фиктивен. Однако тем же самым потенция фиктивности полностью переходит в бытие и фикция, которая признана, не есть более бьпие-в-себе. На стадии зеркала вымысел - это бытие, которое не существует, или, другими словами, небыгие-для-себя и бьггае-в-другом. Зеркало, являясь неким квази-другим, моментально переводит несуществующее в зримый образ, позволяя убедиться в том, что признание состоялось. Гарантия признания вводит в игру неразлтенностъ, которая становится естественным местом мысли и вымысла Зеркало поэтому есть как образ завершения, так и образ начала.
Логическое измерение вымысла, связанное с диалектикой самосознания, сознающего себя как вымышляющее, или поглощенное вымыслом, и выраженное в триаде «фикция-творчество-зеркало», имеет и другие измерения, служащие его интфпретации и сами, в свою очередь, интерпретируемьіе им. Это, во-первых, измерение культурологическое, демонстрирующее отражение вымышленной логики вовне логики самосознания, экстфиоризирующее ее в объективно воспринимаемых всеобщих и универсальных структурах совместного бытия; и, во-вторых, измерение психологическое, которое, напротив, интериоризирует логику самосознания в логику души, познающей себя через действия в непроясненных образах.
Выраженная вовне, логика вымысла получает «историческую» перспективу, благодаря чему мы имеем возможность выделять «периоды», «этапы», «эпохи», связывая их со ступенями самосознания. Эта связанность, естественно, условна, но схематика исторического все же нужна и достичь ее, учитывая то, что речь идет о развитии в истории вымышленного, можно через прояснение логики вымысла на примере идеи Ж. Бодрийяра о «трех порядках симулякров» [27, с.113]. В соответствии с выделенными французским философом типами симуляции можно выделить и три последовательных образа присутствия опосредованного вымышленного в культуре. Я не буду следовать мысли ЖБодрийяра в полном соответствии с нюансами его концепции, но беру на себя только развитие формально-логической схематики его рассуждений в применении к иным проблемам. Поэтому неизбежны несоответствия и явные разногласия. Итак, три порядка присутствия «как-бы-бьггия» в культуре: 1) Подделка, по ЖБодрийяру, охватывает эпоху от Возрождения до промышленной революции. По нашему мнению, господство первой стадии фиктивного имеет гораздо более раннюю историю. Осознание бытия фиктивного как несоответствующей бытию копии (то есть как раз подделки, пусть и в широком смысле) начинается с античных теорий искусства и выражается максимально как раз в античности. 2) Производство есть господствующий тип симуляции промышленной эпохи. У Ж Бодрийяра эта стадия, по-видимому, имеет некий переходный характер, ограничиваясь ХГХ веком. Главная и отличительная черта - серийность симуляции, выражающаяся в том, что фикция присутствует как многократно растиражированное, лишенное индивидуальности и уникальности. Вместе с тем, на стадии производства фиктивное материально, реально.
