Содержание к диссертации
Введение
Глава 1 Технократическое общество будущего в немецкоязычной антиутопии конца XX века 33
1 Научно-технический прогресс в контексте философского, политического и литературного дискурса XX века 33
2 Антиутопии Г.В. Франке и Г.Бёша как «литературный протест» против технократизации общества 44
Глава 2 Диктатура здоровья в немецкоязычных биополитических антиутопиях конца XX- начала XXI вв 77
1 Тоталитарные биополитические системы будущего в современной немецкоязычной антиутопии и их философские основания 77
2 Биоэтические проблемы будущего в современной немецкоязычной антиутопии 105
Глава 3 Лингво-информационная диктатура будущего в немецкоязычной антиутопии конца XX- начала XXI вв 123
1 Язык как инструмент диктатуры в романе Г.Беммана «Ванна Эрвина или Опасность языка» 123
2 Homo faber и Homo pictor в романе Г.Беммана «Звезда братьев» 753
Заключение 170
Список использованной литературы 1
- Антиутопии Г.В. Франке и Г.Бёша как «литературный протест» против технократизации общества
- Тоталитарные биополитические системы будущего в современной немецкоязычной антиутопии и их философские основания
- Биоэтические проблемы будущего в современной немецкоязычной антиутопии
- Homo faber и Homo pictor в романе Г.Беммана «Звезда братьев»
Введение к работе
Новейший период истории – конец ХХ – начало ХХI вв. – характеризуется коренными изменениями в социально-экономической, политической, культурной и научной сферах. Такие явления современной эпохи, как глобализация, новая фаза научно-технического прогресса, появление информационного общества сегодня нередко становятся предметом осмысления философов, социологов, историков и политологов, которые говорят как о положительном, так и об отрицательном влиянии этих процессов на человеческую цивилизацию.
Так, современный немецкий социолог Ю. Хабермас отмечает: «Являются очевидными угроза экологического неравновесия, асимметрия благосостояния и экономической мощи, опасность со стороны высоких технологий, торговля оружием, в особенности — распространение оружия массового уничтожения, угроза терроризма, наркомафии и т. д. Тот, кто a fortiori не отчаивается в способности международной системы к обучению, должен возложить свою надежду на тот факт, что глобализация этих опасностей издавна объективно объединила мир в целом в некую непроизвольно возникшую рисковую общность». Усиливающееся в конце ХХ века сомнение в правильности выбранного пути развития цивилизации нередко воплощается и в литературных произведениях, в частности, в виде негативных прогнозов, представленных в антиутопиях.
В настоящем диссертационном исследовании комплексному анализу подвергается новейшая антиутопия немецкоязычного региона. Регулярно обновляемые лексиконы и списки антиутопических романов отчётливо указывают на активное развитие этого жанра, что позволяет нам говорить о новой волне антиутопической литературы конца ХХ – начала ХХI вв.
Ряд знаковых романов-антиутопий сегодня создаётся в Германии, Австрии и Швейцарии. Продуктивность антиутопического жанра в этих странах можно объяснить присущими немецкой культуре стремлением к познанию и толкованию бытия (вследствие развитой философской мысли), поиском разумных путей развития человеческой цивилизации (в связи с наличием трагического опыта порождения враждебной человеку социально-политической системы), а соответственно традицией прогнозирования и философского размышления о будущем.
Антиутопия активно изучается литературоведами. Исследователи обращаются как к теории вопроса (Е. Шацки, М. Шадурский, Э. Баталов, Б. Ланин и др.), так и к анализу конкретных антиутопических текстов, в первую очередь, классических образцов этого жанра: романов Е. Замятина (С. С. Романов, З. И. Плех, Л. Ло и др.), Дж. Оруэлла (Э. Фромм, А. Бартов, М. В. Окс и др.), О. Хаксли (М. Гнедовский, В. Рабинович, И. В. Головачева и др.), Р. Бредбери (В. Скурлатов, Я. Засурский и др.).
Однако, несмотря на многочисленность работ по данной тематике, сохраняется ряд вопросов, по которым учёные не пришли к единому мнению. Среди них – проблема установления взаимосвязи утопии и антиутопии (Р. С. Черепанова, Н. В. Ковтун, Г. Эссельборн, Б. А. Ланин, А. Н. Воробьева и др.), (анти)утопической литературы и научной фантастики (Е. Н. Ковтун, М. Швонке, Г. Люк, Г. Эссельборн и др.). Особые трудности вызывает задача определения жанровой специфики современной (анти)утопии, в виду того, что «исследователи сегодня оказались перед фактом перерождения утопических жанров в утопический стиль, трудно поддающийся строгому определению, но хорошо узнаваемый каждым, кто знаком с утопической литературой, – в некую смесь философии истории, социальной критики, футурологии и религиозной философии».
В исследованиях обнаруживается разнообразие терминов (антиутопия, дистопия, метаутопия, негативная утопия и др.), однако на данный момент не найдены объективные универсальные и чёткие критерии по их разграничению.
Установление единого понимания вышеназванных понятий не входит в задачи данного диссертационного исследования. Потому представляется важным оперировать универсальным понятием «антиутопия», понимая под ним жанр антиутопического романа, представляющего собой прогнозирование нежелательного будущего и обладающего пафосом предостережения, изображением тоталитарной модели государства и конфликтом между личностью и социальной средой.
Актуальность темы исследования объясняется активным развитием антиутопической литературы на современном этапе и потребностью в её теоретическом осмыслении. Интерес к столь распространённому и эстетически значимому явлению в современной литературе подтверждается регулярным проведением различных конференций по данной тематике.
Научная новизна заключается в том, что предметом исследования становится практически не изученная ни отечественным, ни зарубежным литературоведением новейшая немецкоязычная антиутопия, предлагается типология современных антиутопических романов. В научный оборот вводится обширный не переведённый на русский язык материал: антиутопические романы Австрии, Германии, Швейцарии, труды немецкоязычных учёных по теории антиутопии и исследования, посвящённые отдельным авторам и их произведениям.
Цель работы – выявление особенностей антиутопического романа конца ХХ – начала ХХI вв. в немецкоязычной литературе.
Для достижения указанной цели необходимо решить следующие задачи:
-
выявить специфические особенности эпохи конца ХХ – начала ХХI вв. (исторические, политические, экономические, социокультурные);
-
исследовать антиутопические романы с точки зрения отражения реалий последнего порубежья и их художественного воплощения;
-
изучить взаимоотношения новейших немецкоязычных антиутопических романов с традицией немецкой антиутопии;
-
сопоставить исследуемые романы с образцами классической антиутопической литературы;
-
выявить специфические особенности новейших немецкоязычных антиутопических романов и их отличия от образцов этого жанра в других национальных литературах.
В отношении степени научной разработанности проблемы следует отметить, что на данный момент имеется лишь небольшое количество научно-критических работ, посвящённых анализу немецкоязычных антиутопических текстов (например, Г. Мюллера и Г. Эссельборна). Что касается новейшей немецкой антиутопии, то существует ряд научных трудов как в зарубежном, так и в отечественном литературоведении по творчеству Г.В.Франке (Е. Брандис, Э. Араб-оглы, Г. Кеттлиц, Г. Эссельборн и др.). Отдельные статьи и рецензии встречаются на романы Ю. Цей, К. Крахта, Т. Кринен, Г. Бёша, но многие из них носят публицистический, а не литературоведческий характер. Среди научных работ по исследованию современного немецкого романа, в которых рассматриваются также и вопросы антиутопии, следует назвать труды Г. В. Кучумовой и М. С. Потёминой. Но исследований, в которых бы новейшая немецкоязычная антиутопическая литература подвергалась комплексному научно-критическому анализу, не обнаруживается. Всё это позволяет говорить о малой изученности заявленной научной проблемы как в отечественном, так и в зарубежном литературоведении.
Объектом исследования являются немецкоязычные антиутопические романы конца ХХ – начала ХХI вв., написанные в Германии, Австрии и Швейцарии.
На территории этих стран складывается единое литературное пространство. Основным фактором его формирования является общность языка и схожесть тенденций общеевропейского развития. О единстве этого региона говорят политологи, социологи и журналисты. Оно подкреплено и общим прошлым – тесным взаимодействием этих стран в ходе исторического развития.
Учитывая вышесказанное, считаем необходимым использовать определения «немецкий» и «немецкоязычный» в сочетании с понятиями «литература», «роман», «антиутопия» как синонимы, а в исследовательское поле включить романы, написанные немецкими, австрийскими и швейцарскими авторами.
Предметом исследования являются художественные и идейно-тематические особенности немецкоязычных антиутопических романов конца ХХ – начала ХХI вв.: «Игрек Минус» Г. В. Франке («Ypsilon Minus», H. W. Franke, 1976), «Киоск» Г. Бёша («Der Kiosk», H. Boesch, 1978), «Ванна Эрвина или Опасность языка» («Erwins Badezimmer oder Die Gefhrlichkeit der Sprache», Hans Bemmann, 1984) и «Звезда братьев» («Stern der Brder», 1986) Г. Беммана, «Поцелуи клона» К. Денниг («Klonksse», C.Dennig, 2005) и «Corpus Delicti. Судебный процесс» Ю. Цей («Corpus Delicti. Ein Prozess», J.Zeh, 2009).
В исследовательское поле включены также немецкие антиутопические романы и романы с антиутопическим элементом ХХ века: «Другая сторона» А.Кубина («Die andere Seite», A. Kubin, 1909), «Туннель» («Der Tunnel», 1913) и «Голубая лента» Б. Келлермана («Das blaue Band», B. Kellermann, 1938), «Власть трёх» Х. Доминика («Macht der Drei», H. Dominik, 1922), «Остров великой матери, или Чудо на Иль-де-Дам» Г. Гауптмана («Die Insel der groen Mutter oder das Wunder von der Ile des Dames», H. Hauptmann, 1928), «Утополис» В. Иллинга («Utopolis», W.Illing, 1930), «Горы моря гиганты» А. Дёблина («Berge Meere und Giganten», A. Dblin, 1932), «Игра в бисер» Г. Гессе («Glasperlenspiel», H. Hesse, 1943), «Звезда нерождённых» Ф. Верфеля («Stern der Ungeborenen», F. Werfel, 1946), «Гелиополь» Э. Юнгера («Нeliopolis», E. Jnger 1949), «Республика учёных» А. Шмидта («Gelehrtenrepublik», A. Schmidt, 1957), «Огненные цветы» Д. Кёнига («Feuerblumen», D. Knig, 1983), «Зона ноль» («Zone Null», 1970), «Башня из слоновой кости» («Elfenbeinturm», 1965) и «Побег на Марс» Г. В. Франке («Flucht zum Mars», H. W. Franke, 2007), «Версия 5 точка 12» Р. Циглера («Version 5 Punkt 12», R. Ziegler, 1999), «Школа безработных» И. Цельтера («Schule der Arbeitslosen», J. Zelter, 2006), «Chez Max» Я. Аръюни («Chez Max», J. Arjouni, 2006) , «Кайя во внешнем мире» С. Штюкман («Kaja in der Auenwelt», S. Stckmann, 2007), «Я буду здесь, на солнце и в тени» («Ich werde hier sein im Sonnenschein und im Schatten», Ch. Kracht, 2008) и «1979» (2001) К. Крахта, «Красота зелёного 2022 – те, кто не хочет выжить» Т. Кринен («Schnes Grn 2022 – die nicht berleben wollen» T. Krienen, 2007), «Кирия & Реб – до конца света» А. Шахта (Kyria & Reb – Bis ans Ende der Welt», A. Schacht, 2012).
Параллели с этими текстами проводятся в каждой главе настоящего диссертационного исследования.
Теоретическую и методологическую основу исследования составляют труды отечественных и зарубежных исследователей по общим и специальным вопросам истории и теории литературы (М. М. Бахтин, Ю.М. Лотман, В. М. Толмачёв и др.), по проблеме жанровой специфики антиутопии (Э. Я. Баталов, Б. А. Ланин, А. Ф. Любимова, Г. Морсон, Е. Шацки, Р. Зааге, М. Швонке и др.), а также работы по философии техники (Х. Ортега-и-Гассет, В. М. Розин и др.), философии языка (Л. Витгенштейн, В. Гумбольдт, М. Кронгауз и др.), (био)этике (Т. В. Адорно, С. Грауман, П. Тищенко и др.), по рассмотрению истоков и модели функционирования тоталитаризма (Х. Арендт, Дж. Оруэлл, М. Зиньковский и др.), исследования современной социально-политической обстановки (Дж. Агамбен, Ю. Хабермас и др.). Основной метод исследования – сравнительно-сопоставительный в сочетании с комплексным дескриптивным анализом текста. В процессе анализа текстов используется приоритетный сегодня междисциплинарный подход: проблемы, которые в своих романах поднимают авторы, осмысливаются с философской, социально-политической и культурологической точек зрения. Новейшая немецкая антиутопия исследуется также в историко-литературном контексте, что позволяет выявить её взаимосвязь с антиутопической традицией и специфику новейшей антиутопии немецкоязычного пространства, а также обнаружить её место в современной литературной и социально-политической действительности.
Теоретическая значимость данной работы объясняется тем, что анализ специфики новейшей немецкой антиутопии позволит восполнить пробел в исследовании эволюции этого жанра, а результаты работы могут стать теоретической базой для дальнейших исследований. Кроме того, предлагаемый способ классификации предоставляет возможность универсальной систематизации современной антиутопической литературы.
Практическая значимость исследования заключается в том, что его результаты могут быть использованы в высшей школе при чтении курсов и создании учебных пособий по современной литературе Германии, Австрии и Швейцарии. Отдельные части работы могут найти применение на семинарах по междисциплинарным курсам, включающим в себя литературные и культурологические/социологические/политологические аспекты восприятия и прогнозирования обществом своего будущего. Практическая значимость заключается также в том, что работа знакомит русскоговорящего читателя с новейшими немецкими антиутопическими романами, большинство из которых не переведено на русский язык.
На защиту выносятся следующие положения:
-
Установлено, что в соответствии с основными процессами рубежа ХХ и ХХI вв. (компьютеризация, активное развитие естественных наук, появление информационного общества) происходит формирование новых видов диктатуры: технотронной, биополитической и лингво-информационной, что находит отражение в немецкой новейшей антиутопии.
-
Разработана классификация новейших антиутопических романов в соответствии с выявленными инструментами подавления человека (техника, биотехнология, язык и информация): технические, биополитические и лингво-информационные.
-
Выявлена главная особенность новейшего немецкого антиутопического романа, которая проявляется в создании прогнозов будущего на основании событий национал-социалистского прошлого (что продолжает традицию осмысления причин и последствий Второй мировой войны) и современных социально-политических реалий, характерных для Германии, Австрии и Швейцарии.
-
Установлены изменения в новейшей немецкой антиутопии на идейно-тематическом и структурном уровне по сравнению с немецкой антиутопией ХХ века, определены её художественные особенности, что свидетельствует о новом этапе развития жанра.
-
Утверждается, что новейшая немецкая антиутопия в целом продолжает традицию классической антиутопической литературы, однако несколько видоизменяется на структурном уровне и в соответствии с современной эпохой вносит свои коррективы в развитие антиутопического дискурса.
Апробация научных результатов была проведена на конференциях регионального, российского и международного уровня в период с 2010 по 2013 гг., на международных научных семинарах и форумах: Международной школе аспирантов-германистов на базе РГГУ (г. Москва 2010 г.), Международном форуме аспирантов гуманитарных наук на базе Университета им. Ю.Либига (г. Гиссен, Германия, 2010 г.), IV. Международном съезде общества исследователей фантастической литературы на базе библиотеки фантастической литературы г. Вецлара и Университета им. Ю.Либига г. Гиссена (г. Вецлар, Германия, 2013 г.). На отдельных этапах работы промежуточные результаты обсуждались с преподавателями и профессорами Университета им. Ю.Либига Й. Бидерманом и Э. Ляйбфридом (г. Гиссен, Германия), основателем библиотеки фантастической литературы профессором Т. Ле Бланом (г. Вецлар, Германия), лектором Лейпцигского Университета Ш. Лампадиусом (г. Лейпциг, Германия). Отдельные главы исследования и диссертация в целом обсуждались на заседаниях кафедры зарубежной литературы Казанского (Приволжского) федерального университета. Результаты диссертационного исследования изложены в 11 публикациях, в том числе, в двух изданиях, рецензируемых ВАК.
Диссертация состоит из введения, трёх глав, заключения, списка использованной литературы (263 наименования). Общий объём работы составляет 206 страниц печатного текста.
Антиутопии Г.В. Франке и Г.Бёша как «литературный протест» против технократизации общества
Первое исследование, посвященное изучению утопической литературы, которая является первоначалом антиутопии, создаётся в 1845 году Робертом фон Молем, который впервые применяет в своем сочинении термин «утопия» в традиционном сегодня понимании. Принято считать, что противоположное ему понятие «антиутопия» было введено в научный оборот в 1956 году американскими учёными Гленном Негли и Максом Патриком в разработанной ими антологии утопий «В поисках утопии». Вероятно, немецкое литературоведение не было столь авторитетно и известно как американское, поскольку абсолютно незамеченным остаётся тот факт, что внимание исследователей к новым формам утопической литературы в немецкоязычных странах возникает гораздо раньше. Так, австрийская исследовательница Э.Райх уже в 1927 году в своей работе «Немецкий утопический роман с 1850 года до современности»1 («Der deutsche utopische Roman von 1850 bis zur Gegenwart») употребляет термин «антиутопия» в известном нам сегодня значении: «Задача антиутопии заключается в изображении негативных последствий, вытекающих из реализации внешне идеального общественно-политического проекта» [236, с.65]. Схожую точку зрения находим и у немецкого учёного Т.Финк в 1939 г.: в её диссертации речь идет о сатирической разновидности утопического романа, и определение его очень близко термину антиутопия: «Сатирическая утопия демонстрирует не картины будущего, а воплощённые в реальности процессы и явления дня сегодняшнего, которые также могут иметь место и в будущем. В этих произведениях ошибки сегодняшнего времени становятся невыносимыми, что неизбежно приводит к разрушению стабильности и устойчивости» [134, с.79]. Можно предположить, что немецкие исследования 30-40-х годов не принимались во внимание в связи с известной всем политической обстановкой в мире того периода и положением Германии на международной арене. Первая общепризнанная работа немецких исследователей послевоенного периода, которая действительно считается знаковой в изучении утопической литературы, и, прежде всего, в сфере соотношения утопии и научной фантастики, это монография М.Швонке «От утопии к научной фантастике», вышедшая в 1957 году («Vom Staatsroman zur SF»). Прослеживая эволюцию жанра, учёный придерживается мнения, что на смену утопии в нашу эпоху приходит антиутопия, правда, при этом он использует собственный термин, а именно «Gegenutopie»2 (дословно «контрутопия», «антиутопия»): «Вследствие усиления технократизации и одновременной утраты ее норм и целей ее применения, возрастающей свободы действий в обращении с природой и вместе с тем осознания полной социально-политической зависимости и ограниченности возможностей человека, утопическое мировоззрение вступает в силу сопереживания. В связи с этим многие считают, что в нынешнее время могут существовать только антиутопии или денатуральные формы утопий» [147, с. 131]. Другой известный немецкий исследователь утопической литературы Р.Зааге называет это явление обновлением утопического дискурса, в виду того, что любая антиутопия, написанная в XX веке, содержит в себе элементы саморефлексии, т.е. критику или интерпретацию традиционных основ утопического жанра.
В целом в зарубежном, в т.ч. немецком литературоведении очень сильна тенденция обнаружения в антиутопических романах концептуальной связи с утопией (Р.Зааге, М.Швонке, К.Коллинс, Г.Морсон, Р.Швендтер, Ф.Рихерт, В.Эрцгребер), выражаемой в виде пародии, критики, рефлексии, сатиры. В связи с этим Г.Мюллер даже пишет о том, что сейчас целесообразнее говорить не об анти-, а о метаутопиях, т.к. «современная утопия рассказывает истории о старых утопических историях» [233, с. 12]. В этом утверждении Г.Мюллера можно заметить присущую и немецкому литературоведению проблему разграничения и параллельного использования ряда терминов, обозначающих одни и те же литературные явления: «дистопия» («Dystopie»), «антиутопии»я (встречается два вида написания: «Antiutopie», «Anti 9 Utopie»), «метаутопия» («Meta-Utopie»), «чёрная утопия» («schwarze Utopie»), «негативная утопия» («negative Utopie»). Чаще всего используются первые два, либо изолированно друг от друга, либо как синонимы. Однако обнаруживается и попытка их разграничения, которая противоположна традиции советского и российского литературоведения. Отечественные исследователи понимают под антиутопией видоизменённую утопию, содержащую критику или отрицание утопического проекта, а под дистопией - «идеально плохое» общество, самый негативный прогноз будущего цивилизации. Если дистопия - «это сегодняшний ад, продолжающийся и усиливающийся в будущем» [200, с. 10], то антиутопия «обычно направлена на развенчивание утопических тенденций (в частности, высмеивание увлечения НТР)» [200, с. 10].
Ряд немецких учёных, по мнению Е.Цайслер - автора монографии по современной англоязысной антиутопии, практически меняют эти определения местами, различая «прогрессивную, оптимистичную форму (дистопии) и пессимистичный консервативный вариант антиутопии» [152, с.15].
Наиболее подробную характеристику развития жанра от утопии до антиутопии предлагает Г.Мюллер в своей книге «Контрмиры. Утопия в немецкой литературе» («Gegenwelten. Die Utopie in der deutschen Literatur») [233] . По его мнению, которого придерживается абсолютное большинство исследователей, истоки антиутопической литературы восходят к утопии XVI века. Первым немецким образцом этого жанра становится роман Й.В.Андреа «Христианополис» (J.V.Andreae «Chistianopolis», 1619). Настоящий расцвет утопическая литература Германии переживает в XVIII веке, когда появляется целый ряд произведений, которые Г.Мюллер подразделяет на несколько подвидов:
Тоталитарные биополитические системы будущего в современной немецкоязычной антиутопии и их философские основания
Основой счастья и воплощенных желаний по Адриану является иллюзия, ведь мечты исполняются лишь на встроенном в капсулу экране и не имеют ничего общего с реальностью. Так, основной категорией проекта становится иллюзорность и обман: «Человек должен был не только выбирать свою иллюзию, но и уметь управлять ею. Он должен был иметь власть. Как минимум мнимую» [22, с. 126]. По мнению Адриана, в этом нет ничего негативного, ведь такое счастье менее опасно: оно не ограничивает свободу и желания других жителей, но при этом наделяет их пусть и мнимой, но властью. Так создаётся «квазиутопическая реальность» [203, с.54], а «все категории человеческого существования воплощаются в симулякрах» [156, с.27]. В связи с этим мы можем говорить о квазиутопическом проекте, который в случае его реализации неминуемо приведёт к созданию псевдореальности и весьма условного счастья.
Идея создания «потёмкинских электронных деревень» [46, с.25] обнаруживается и в романе Р.Циглера «Весия 5. Точка 12», где в созданном электронном «раю», внешне привлекательном, а по сути - враждебном человеку, практически невозможно различить реальное и виртуальное.
Подчеркнуть иллюзорность и невозможность достижения всеобщего блага, а также указать на «псевдоидеальность» утопических проектов, авторам-фантастам помогают элементы карнавала и театра. Кроме того, они позволяют сделать акцент на том, что изображённый мир не является реальным: в любой антиутопии мы имеем дело не с достоверной объективной действительностью, а с тщательно продуманной моделью этой действительности в будущем. Обещанная счастливая для всех и всегда жизнь не является естественной, и в ходе чтения произведения обнаруживается её обратная противоположная сторона. Таким образом, театр присутствует в антиутопической литературе также с целью завуалировать имеющуюся в ней критику, неслучайно научная фантастика конца XX века даже получает определение «замаскированной литературы оппозиции» [260, с.366].
Рассматривая элементы театра в романах, воспользуемся термином «театрализация», который нередко отождествляют с «театральностью». Однако мы вслед за исследователем О.О.Легг разведем эти два понятия: театральность -это «стремление структурировать свои поведенческие принципы в соответствии с принципами театрального представления. В этом смысле о «театральности» можно говорить как о специфической психологической характеристике того или иного персонажа» [177]. Под театрализацией мы будем понимать наличие в романе элементов театра, т.н. «приспособление для театра, придание ему театральных (форм) свойств» [255, с.666].
В этом отношении явление театрализации действия тесно связано с карнавальным началом, которое подробно изучалось М.М.Бахтиным. В своей работе «Проблемы поэтики Достоевского» он рассмотрел в данном ракурсе творчество русского писателя, доказав что основные карнавальные принципы присущи многим его произведениям. Учитывая тот факт, что в антиутопии «все происходящее является розыгрышем, моделью определенной ситуации, возможного развития событий» [81, с. 156], что уже само по себе может считаться одной из характеристик карнавала, можно утверждать, что разработанный М.М.Бахтиным подход к рассмотрению художественного текста целесообразен и для рассмотрения современной технической антиутопии. Опираясь на его теоретическое исследование и развивая тему об элементах карнавализации в антиутопической литературе , отметим, что (анти)утопическая реальность подобна карнавальной - это «жизнь, выведенная из своей обычной колеи, в какой-то мере «жизнь наизнанку», «мир наоборот» [54, с.332].
Такая атмосфера царит в обоих рассматриваемых нами романах, в них обнаруживаются и другие карнавальные элементы. Как уже отмечалось выше, антиутопия является пародийным жанром, а это значит, что она фактически строится на основе одного из важнейших принципов карнавала - пародии, в данном случае - на утопические проекты. В свой роман Г.Бёш вводит трёхмерный элемент пародийности: программа Адриана одновременно представляет тройную пародию. Первая, о которой мы говорили выше, - пародия на жизнь в целом, на способ достижения счастья. Автор критикует такую черту характера многих людей как пассивность, нежелание что-либо предпринять для достижения результата. В итоге счастье может реализоваться лишь во сне или мечтах, как это и должно происходить у жителей Подводного Города. Во-вторых, проект Адриана представляет собой пародию на библейское сказание о Всемирном потопе, в котором живой мир оказывается спасённым благодаря Ноеву Ковчегу, неслучайно автор несколько раз называет программу по созданию идеального государства «Ковчегом Адриана». Подобно Ною Адриан берёт с собой только ограниченное количество людей, несколько специально выведенных голубей и видов растений и рассматривает свой проект как программу по спасению мира. Третий вид пародии - пародия на современную автору действительность. Так, Адриан предусматривает создание псевдостраны, псевдородины и псевдоармии -ведь каждый в «идеальном» государстве формирует в своей голове только то, что лично ему хочется понимать под каждым из этих слов. Таким образом, критикуется уровень патриотического сознания общества XX - XXI вв., когда каждый отвечает лишь за себя.
Биоэтические проблемы будущего в современной немецкоязычной антиутопии
К процессу над ведьмами читателя отсылает ещё одна характеристика главной героини. После гибели своей потенциальной девушки (отношения были на стадии переписки) Мориц создаёт в своем воображении образ Идеальной Возлюбленной. Он воспринимает её как реально существующего человека, который разделяет его взгляды. После смерти Морица Идеальная Возлюбленная становится главным собеседником Мий. В одном из диалогов она упрекает героиню в том, что она не может определиться, на чьей стороне находится -Метода (который когда-то спас ее брата благодаря проведенной операции по трансплантации костного мозга, но в результате ошибки следствия довел его до самоубийства) или его противников. По этой причине она называет Мию ведьмой, а «ведьма - это существо, которое живет на заборах. Тот, кто скачет по заборам, находится на границе цивилизации и дикости. Она не знает, какую сторону выбрать. Её территория - между» [44, с. 144]. Аналогичная ситуация выбора политической позиции наблюдается и в случае с Лизой Майтнер из романа «Поцелуи клона», которая воспевала роль науки, пока не оказалась никому не нужной в доме престарелых. Оставшись в одиночестве, без любви клонированной дочери, по своей природе не способной испытывать присущие естественному человеку чувства, Лиза всерьез начинает задумываться о целесообразности подобных научных открытий и в целом о пользе исследований. Таким образом, для героев современной биополитической антиутопии, испытавших на себе негативные последствия научных достижений и попавших в ситуацию выбора, характерен внутренний психологический конфликт и раздвоенность взглядов «за» и «против», а в более широком смысле - кризис самоопределения. Следует отметить, что аналогичная ситуация происходит и с Беном Эрманом из романа «Игрек Минус», который долгое время не понимал, кто он: образцовый гражданин или повстанец. Таким образом, потеря собственного я и утрата устойчивой политической позиции характерна и для героев технических антиутопий.
Художественному осмыслению подвергается в антиутопии Ю.Цей и утверждение Дж.Агамбена о том, что частное и публичное сегодня меняются местами, что приводит к полному разрушению личного пространства человека. Этот вопрос особенно волнует автора: в 2008 г. Юлией Цей была подана жалоба в конституционный суд Европейского Союза против введения биометрических паспортов. По мнению писательницы, такие данные как отпечатки пальцев, рисунок сетчатки глаза являются неотчуждаемой собственностью и тайной человека как биологического организма и индивидуальности, а соответственно государство не имеет права проникать в эту сферу без веских на то оснований. Личное пространство человека сокращается и вследствие активного использования фото- и видеоаппаратуры, «которая становится техникой универсального и тотального наблюдения» [173, с.69]. Об актуальности данных вопросов говорят многочисленные статьи и книги, появляющиеся в печати в последнее время: «Конец частной жизни» («Das Ende der Privatsphare» P.Schaar), «В защиту личного» («Verteidigung des Privaten» W. Sofsky) и другие. Большинство авторов считают, что государству не следует предписывать человеку, как он должен питаться, как строить свою жизнь, с кем создавать семью, где гулять и чем заниматься в свободное время. Существуют и компромиссные точки зрения: «Немного диктатуры допустимо: кто хочет быть здоровым, должен иметь на это шанс» [247; Albrecht]. Конфликт же возникает тогда, когда не соблюдаются границы дозволенного вмешательства (весьма спорно и то, как и кем они определяются) - именно такая ситуация изображена в романе «Corpus Delicti».
По этой же причине и межличностные отношения теряют свою уникальность, сокровенность и интимность. Теперь они тоже находятся на контроле государства и становятся доступными всему обществу, что в результате приводит к их разрушению. В связи с этим в романе практически отсутствуют описания личных взаимоотношений людей. Исключения составляют брат и сестра Мориц и Миа, но именно поэтому они относятся к противникам Метода: способность проявлять естественные для человека чувства оказывается критерием, разделяющим сторонников и оппозиционеров существующего порядка. Так, в основе действий Мии Холль лежит ее безграничная любовь к брату, для Морица же это чувство вообще становится самым важным в жизни: «Он хотел жить ради любви, и когда он говорил, складывалось впечатление, что любовь для него - просто слово для всего, что ему нравилось. Любовью была природа, свобода, женщины, рыбалка, создание беспорядка. Самое главное в жизни - любовь» [44, с.28-29]. Потому Мориц и создаёт образ Идеальной Возлюбленной, на который после смерти своей девушки переносит все свои чувства. Кроме того, любовь является своеобразным катализатором развития конфликта в романе: именно любовь к брату движет Мией Холль, которая чтобы спасти его, а после его смерти - отстоять его честь, вступает в противостояние с биополитической идеологией.
О том, какие ограничения и запреты на личные отношения людей накладывает государство, мы узнаём из истории адвоката Мии - Розентретера. Его любовь была истолкована Методом как «вирус, который вредит обществу» [44, с. 117], вследствие чего его разлучили с любимой женщиной. Противоположный пример вмешательства государства в личную жизнь человека, а именно способствование заключению брака с подходящим партнёром - семья судьи Гутшнайдера. У него есть жена, двое детей, внуки, свой обустроенный мир. Однако это благополучие и, как кажется стороннему наблюдателю, личное счастье оказываются искусственными, нарочито созданными. Мир Гутшнайдеров обрисован иронически: фамильное древо, о котором имеется упоминание в тексте, ограничивается всего тремя поколениями, фамильный герб расположен не где-то на видном месте, а на коврике перед входной дверью, об который все вытирают ноги. Каждого приходящего в их дом человека супруги встречают словами «Добро пожаловать в дом Гутшнайдеров!», правда, приходит к ним лишь сантехник.
Homo faber и Homo pictor в романе Г.Беммана «Звезда братьев»
Взрыв можно воспринимать аналогично символу огня в бахтинском понимании: огонь, с одной стороны, уничтожающий, а с другой - несущий обновление и спасение, рассматривался нами во втором параграфе первой главы в отношении анализа финала романа Г.Бёша «Киоск». Первоначально извержение вулкана воспринимается как национальная катастрофа, в результате которой гибнут тысячи людей, но вместе с тем в стране ликвидируется правительство ИНФО-партии: «Конец беспорядкам, хаосу ИНФО. Старые распоряжения больше не действительны. Некоторые фанатики правопорядка всё же считают необходимым выполнять их, в то время как те, кто их создавал, уже давно покоятся под обломками» [21, с.326]. Так автор высказывает две идеи. Согласно первой, смерть является в масштабах мироздания обновляющим началом, единственной однозначной истиной и самым надёжным и непреходящим явлением: «Смерть надёжна, даже если она только ещё анонсируется. Всё остальное остаётся многозначным, непостижимым и при ближайшем рассмотрении распадается на мелкие осколки, мириады и атомы. Обо всём этом можно рассказать, только имея на губах сладкий вкус смерти, он и только он придаёт всему достоверность и неподдельность» [21, с.5]. Другая важная идея автора заключается в том, что, по его мнению, будущее мира зависит от общества. Если общество бдительно и обладает морально-нравственной ответственностью, то распоряжения партии ИНФО (и аналогичные им) останутся пережитком прошлого. Но если оно занимает позицию безразличия, а его отдельные представители стремятся к власти и достижению собственного счастья любыми способами, то тоталитарная идеология может вновь возродиться и принести с собой новую катастрофу всемирного масштаба.
Итак, один из главных героев романа Фред переживает посредством череды трагических событий эволюцию своих взглядов и мироощущения в целом. Важнейший фактор, оказавший на него влияние, - это искренняя любовь к нему его жены Стеллы и брата Берта, их духовная сила и способность с пониманием относиться к близкому человеку, несмотря на его причастность к произошедшей трагедии. Необходимо отметить, что вопреки предательству мужа, Стелла остаётся ему верна и искренне верит в его прозрение на протяжении всего романа. Именно она, услышав известие о взрыве, первая с ужасом и болью вскрикивает: «Фред!» и отправляется на его поиски. Герой остаётся жив. После катастрофы с осознанием своей вины в масштабах социума к Фреду приходит и понимание своей неправоты по отношению к близким. В последней главе романа во Фреде просыпаются черты homo pictor: он начинает ценить личное благополучие выше социального и, наконец, оказывается способным оценить любовь преданной ему Стеллы. Именно благодаря ей герой переживает эволюцию и душевный переворот, он впервые приближается к пониманию красоты. Роман завершается словами Фреда: «Помнишь, Берт, как ты однажды спросил меня, считаю ли я кристалл красивым? Тогда я вообще не понимал, о чём ты. Может быть, я бы смог ответить на этот вопрос, когда нашёл этот камешек, тогда мне было пять. Но потом я всё забыл. Возможно, сейчас у меня получится начать всё сначала. Ведь я, наконец, стал понимать истинное значение красоты» [21, с.328].
Эта ситуация очень близка истории, которую в своем романе «451 по Фаренгейту» рассказывает Р.Бредбери: его главный герой Монтэг проходит путь от ярого сторонника книгосжигания до настоящего, неутомимого читателя, от сухого, рационального, образцового служащего до возвышенного и умеющего ценить литературу художника. Похожая ситуация наблюдается и у М.Фриша «HOMO FABER», о которой исследователь Бернд Ф.В.Шпрингер пишет: «Здесь речь идёт не только о разнице между фактографической правильностью и истиной, но и о крушении всей картины мира» [244, с. 8 8]. Это утверждение как нельзя лучше описывает эволюцию в душе и сознании Фреда. Разрушению подвергается та перевёрнутая система ценностей, которую совсем недавно пытался установить сам Фред, будучи членом партии ИНФО: картина мира с новой этикой, искажающей принятые ранее морально-нравственные нормы, учёными-шарлатанами, подводящими свои исследования к нужному результату, обманщиками-журналистами и предателями-родными, исполняющими «единственную обязанность - служение государству любой ценой» [21, с.266].
Итак, в романе Г.Беммана «Звезда братьев» автор представляет два способа существования человека в условиях политической диктатуры и два вида взаимодействия с правящей партией. Первый - путь художника (homo pictor), обладающего эмоционально-чувственным мировосприятием и образным мышлением. Его основа - высоконравственное начало и как следствие способность противостоять режиму. Цель художника - постижение красоты и гармонии мира. Эту позицию можно обозначить как духовное противодействие тоталитаризму.
Второй - путь инженера (homo faber) с технократическим восприятием мира. Для этого типа взаимодействия характерно утверждение в качестве главной задачи реализации собственных научных, производственных целей и завоевание общественного признания. Рассуждения о гуманности используемых при этом средств сдвигаются на второй план. Поэтому данный способ сосуществования человека и диктатуры может именоваться как путь обоснованного конформизма.
Автор явно отдаёт предпочтение первому типу, показывая на примере одного из главных героев эволюцию от homo faber к homo pictor. Однако по сути оба способа взаимодействия личности и системы оказываются для героев трагичными. Несмотря на то, что художнику удаётся сохранить свою внутреннюю свободу, он попадает в атмосферу внешнего угнетения, подавления и нередко становится объектом гонений. Инженер же ввиду того, что его логика и рациональное мышление превалируют над моральными ценностями, становится соучастником великой трагедии по созданию враждебной человеку действительности.
Г.Бемман представляет собственный взгляд на проблему существования искусства в условиях диктатуры. Искусство (в данном случае - музыка) становится не только территорией внутренней свободы художника, но и в целом символом свободы личности и индивидуальности.
