Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА 1. Общая характеристика преступлений, посягающих на установленный порядок исполнения наказания в виде лишения свободы 13
1. Место преступлений, посягающих на установленный порядок исполнения наказания в виде лишения свободы, в структуре преступности в исправительных учреждениях 13
2. Социальная обусловленность уголовно-правового запрета деяний, посягающих на установленный порядок исполнения наказания в виде лишения свободы 22
ГЛАВА 2. Юридический анализ составов преступлений, посягающих па установленный порядок исполнения наказания в виде лишения свободы 45
1. Объект преступлений, предусмотренных статьями 313, 314 и 321 УК России 45
2. Объективная сторона преступлений, посягающих на установленный порядок исполнения наказания в виде лишения свободы 72
3. Субъективная сторона преступлений, посягающих на установленный порядок исполнения наказания в виде лишения свободы 114
4. Субъект преступлений, посягающих на установленный порядок исполнения наказания в виде лишения свободы 137
5. Спорные вопросы квалификации преступлений, посягающих на установленный порядок исполнения наказания в виде лишения свободы... 147
ГЛАВА 3. Назначение наказания за преступления, посягающие на установленный порядок исполнения наказания в виде лишения свободы и совершенствование законодательства об ответственности за эти преступления 166
1. Проблемы назначения наказания за преступления, посягающие на установленный порядок исполнения наказания в виде лишения свободы .. 166
2. Совершенствование законодательства об ответственности за преступления, посягающие на установленный порядок исполнения наказания в виде лишения свободы 198
Заключение 214
Список использованной литературы 222
- Место преступлений, посягающих на установленный порядок исполнения наказания в виде лишения свободы, в структуре преступности в исправительных учреждениях
- Объект преступлений, предусмотренных статьями 313, 314 и 321 УК России
- Объективная сторона преступлений, посягающих на установленный порядок исполнения наказания в виде лишения свободы
- Проблемы назначения наказания за преступления, посягающие на установленный порядок исполнения наказания в виде лишения свободы
Введение к работе
Актуальность темы исследования. В государственной политике России контроль над преступностью становится одной из важнейших задач. Уголовно-исполнительная система (далее - УИС) является составной частью государственных органов, обеспечивающих социальный контроль над преступностью путем не только реализации общего и специального предупреждения преступлений, но и осуществления исправительного процесса в отношении лиц, на которых позитивная нормативная система не оказала должного эффекта сдерживания. Вместе с тем данные лица нередко продолжают криминальную активность, расширяя сферу преступного влияния, так или иначе противодействуют нормальной деятельности по исполнению наказания, что снижает эффективность борьбы с преступностью в целом. Поэтому вполне очевидно, что непринятие кардинальных мер, минимизирующих противоправную активность спецкоіггингента, приведет не только к увеличению преступности в учреждениях и органах, обеспечивающих изоляцию осужденных к лишению свободы,1 но и к ослаблению контроля над преступностью во всем обществе.
В структуре правового воздействия на указанное явление определенное место занимает механизм уголовно-правового обеспечения реализации лишения свободы. Действующий уголовный закон значительно изменил круг и содержание норм, регламентирующих ответственность за посягательства на установленный порядок исполнения наказания. Практика применения этих норм отчетливо показывает позитивность многих новелл для современных реалий, однако в то же время свидетельствует о пробелах в законодательном регулировании уголовно-правовой охраны пенитенциарной деятельности, порождающих ряд проблем в правоприменении. Кроме того, некоторые положения, содержащиеся в Уголовно-исполнительном кодексе, сформулированы без учета изменений в уголовном законе, в результате чего произошло рассогласование понятийного аппарата ст. ст. 313, 314 и 321 УК РФ и возникла конкуренция норм, преодоление которой на практике носит проблемный характер. Многие из этих проблем могут быть устранены только путем законодательной корректировки норм, предусматривающих уголовно-правовые средства обеспечения реализации лишения свободы. Ожидание дальнейшей либерализации в сфере исполнения наказа ний требует от юридической науки всестороннего анализа действующего законодательства с тем, чтобы иметь возможность провести правовую экспертизу законодательных проектов, с целью исключения, в случае реализации, их использование криминальной средой в своих целях, а значит, заблаговременно обеспечить их надежным правовым механизмом реализации.
Названными обстоятельствами обусловлен растущий научный интерес к проблемам уголовной ответственности осужденных к лишению свободы, различные аспекты которых исследовались в работах Е.Р. Лбдрахмановой, С.Н. Аброськина, Ю.М. Антонина, В.Л. Владимирова, В.И. Горобцова, П.Ф. Гришанина, А.И. Друзина, В.И. Егорова, В.А. Елеонского, М.В. Елеськина, М.П. Журавлева, И.И. Карпеца, М.П. Киреева, М.Ф. Костюка, Л.Г. Крахмальника, А.И. Кулагина, В.Н. Кудрявцева, Л.В. Лобановой, О.В. Мазура, А.И. Марцева, А.С. Михлина, В.И. Пинчука, А.П. Романова, Ш.С. Рашковской, В.К. Сауляка, О.В. Старкова, Н.А. Стручкова, Ю.М. Ткачев-ского, А.В. Усса, В.А. Уткина, О.В. Филимонова, В.Д. Филимонова, А.И. Чучаева, И.В. Шмарова, A.M. Яковлева и других юристов.
Несмотря на несомненную теоретическую и практическую значимость этих исследований, следует отметить, что за время, прошедшее с момента выхода большинства публикаций, существенно изменились подходы законодателя и правоприменителя к рассматриваемым проблемам. До настоящего времени изучению подвергались, как правило, отдельные аспекты ответственности осужденных, а комплексного монографического исследования, включающего проблемы назначения наказания осужденным, не было предпринято. Кроме того, ряд положений уголовной ответственности осужденных требует дальнейшего теоретического осмысления, особенно в связи с изменением характера мер уголовно-правового воздействия.
Указанными обстоятельствами и был продиктован выбор темы диссертационного исследования.
Объект и предмет исследования. Объектом исследования выступают общественные отношения, складывающиеся в процессе реализации уголовной ответственности за преступления, посягающие на установленный порядок исполнения наказания в виде лишения свободы.
Предметом исследования являются уголовно-правовые нормы, предусмотренные ст. ст. 313, 314 и 321 УК РФ, правоприменительная практика, а также теоретические положения, тенденции развития и вопросы совершенствования уголовно-правовой профилактики деяний.
Цель и задачи исследования. Цель исследования заключается в изучении теоретических, законодательных и правоприменительных проблем уголовной ответственности за посягательства на установленный порядок исполнения наказания в виде лишения свободы, в разработке предложений и рекомендаций по совершенствованию законодательства и правоприменительной практики.
Достижение указанной цели обеспечивалось путем постановки и решения следующих задач:
- определение места преступлений, посягающих на установленный порядок исполнения наказания, в структуре преступности в исправительных учреждениях (далее -ИУ);
- изучение социальной обусловленности установления уголовно-правовых запретов деяний, посягающих на установленный порядок исполнения наказания в виде лишения свободы;
- юридический анализ действующего законодательства, предусматривающего ответственность за совершение преступлений, указанных в ст. ст. 313, 314 и 321 УК РФ, и регламентирующего назначение наказания за преступления, совершенные в период отбывания лишения свободы;
- обобщение практики применения законодательства;
- разработка рекомендаций и предложений по совершенствованию законодательства и практики его применения.
Методология и методика исследования. Методологической основой диссертационного исследования послужили современные положения теории научного познания общественных процессов и правовых явлений.
Наряду с общенаучными методами применялись также частнонаучные методы: формально-логический, социально- и сравнительно-правовой, системно-структурный, статистический и конкретно-социологический.
Положения и выводы диссертации основываются на Конституции России и анализе уголовного, уголовно-исполнительного и уголовно-процессуального законодательства России, проведенного на базе научных трудов по философии, криминологии, пенитенциарной психологии, уголовному, уголовно-исполнительному и уголовно-процессуальному праву, а также результатах эмпирических исследований, полученных при разработке смежных тем, и результатах собственного исследования диссертанта.
Научная обоснованность и достоверность результатов определяются эмпирической базой исследования, включающей фактический материал о преступлениях, совершенных осужденными. С помощью специально разработанного инструментария изучены:
- статистические данные о преступлениях, совершаемых в исправительных учреждениях с 1994 по 2002 гг.;
- опубликованная практика Верховных Судов СССР, РСФСР, Российской Федерации по делам о дезорганизации деятельности учреждений, обеспечивающих изоляцию от общества, побегах и уклонении от отбывания лишения свободы;
- сведения, полученные в результате изучения 200 архивных уголовных дел, рассмотренных судами первой и второй инстанций;
- результаты изучения 300 материалов об отказе в возбуждении уголовного дела;
- итоги опроса 460 сотрудников правоприменительных органов по проблемам уголовной ответственности осужденных к лишению свободы;
- материалы интервьюирования 1900 граждан.
Научная новизна исследования. На основе анализа законодательства, практики его применения, существующих точек зрения и собственного видения проблемы соискатель предпринял попытку комплексного исследования проблем борьбы уголовно-правовыми средствами с преступлениями, посягающими на установленный порядок исполнения наказания в виде лишения свободы, в условиях действия новой политики государства в сфере контроля над преступностью.
В более конкретной форме научную новизну диссертации отражают основные положения, выносимые на защиту:
1. Криминальная активность спецконтингента проявляется в совершении преимущественно преступлений, посягающих на установленный порядок исполнения наказания, особое место которых связано не только с тем, что законодательные изменения их правовой регламентации влекут существенные перепады в структуре пенитенциарной преступности, но и тем, что усиление уголовно-правовой борьбы с ними, как правило, приводит к снижению насильственных посягательств.
2. Система предпосылок уголовно-правовых запретов на действия, посягающие на установленный порядок исполнения наказания в виде лишения свободы, состоящая из общих предпосылок (общественная опасность и статистические показатели преступности в целом) и специальных, формирующих необходимость уголовно-правового реагирования на конкретный вид криминального поведения, которые включают в себя: социальную ценность общественных отношений, непосредственно подвергающихся воздействию в результате совершения деяний, посягающих на установленный порядок исполнения лишения свободы; характеристику пенитенциарной преступности; интенсивность пенитенциарной миграции в стране; невозможность удержания осужденных от совершения деяний, посягающих на установленный порядок исполнения наказания, другими правовыми средствами.
3. Анализ структуры общественных отношений, которым причиняется вред преступлениями, предусмотренными ст. ст. 313, 314 и 321 УК РФ, позволяет сделать вывод о тождестве непосредственных объектов этих преступлений, в качестве которых выступают правоотношения, регулирующие исполнение (отбывание) наказания в виде лишения свободы в связи с уголовно-исполнительной деятельностью соответствующих субъектов по поводу реализации приговора (определения) суда о назначении наказания. В связи с этим логичным представляется расположение всех статей, предусматривающих ответственность за преступления, посягающие на установленный порядок исполнения наказания, в главе о преступлениях против правосудия, поскольку указанные выше правоотношения функционально входят в систему властеотношений между государством и другими участниками социального взаимодействия в виде осуществления правосудия.
4. Необходимым элементом объекта анализируемых преступлений, наряду с предметом общественных отношений, их субъектами и социальной связью, является правовая оболочка, состоящая из совокупности нормативно-правовых актов, регламентирующих должный порядок осуществления уголовно-исполнительной деятельности по поводу реализации приговора (определения) суда о назначении наказания в виде лишения свободы.
5. Преступление, предусмотренное ст. 321 УК РФ, сконструировано по правилам формального состава и признается оконченным с момента применения физического или психического насилия. Дезорганизация деятельности исправительного учреждения не входит в объективную сторону состава преступления, поэтому представляется целесообразным отказаться от использования этого термина в тексте уголовного закона. Не включая физические последствия в объективную сторону состава насилия в отношении субъектов уголовно-исполнительной деятельности, законодатель исходит как из того, что нарушение интересов правосудия происходит до или одномоментно с воздействием на физическую природу человека, так и из природы механизма причинения вреда объекту преступления, не имеющему внешнего проявления, а следовательно, и материальных последствий. Кроме того, признавая существование «правовой оболочки», следует констатировать, что, если деятельность потерпевшего не входила в правовой контур реализации наказания, причинение ущерба интересам правосудия исключается, несмотря на вторжение в правовую сферу личной безопасности лиц, осуществляющих пенитенциарную деятельность.
6. Оценка опасности угрозы, предусмотренной ст. 321 УК РФ и носящей неопределенный характер, определяется исходя из ее реальности, которая обусловлена либо специфичностью сферы возможной ее реализации, либо особым характером воздействия. Каждый из признаков, свидетельствующих о реальности угрозы, осуществляемой в условиях мест лишения свободы, насыщен собственным содержанием. В целях повышения эффективности уголовно-правового предупреждения преступного поведения осужденных и обеспечения нормального исправительного процесса необходимо перевести в разряд уголовно-наказуемых угрозу распространения сведений, которые могут причинить вред правам и законным интересам потерпевшего, и угрозу уничтожения или повреждения имущества.
7. Вопрос о виде умысла при применении насилия в отношении субъектов уголовно-исполнительной деятельности должен решаться дифференцированно: психиче ское насилие совершается только с прямым умыслом; физическое насилие, примененное по мотивам мести, предполагает как прямой, так и косвенный умысел. Насилие, обусловленное целью воспрепятствования осуществлению должного уголовно-исполнительного поведения, может быть применено только с прямым умыслом.
8. Специфика деятельности субъектов правоотношений, охраняемых ст. 321 УК РФ, а также различный характер насильственных действий в отношении них требует разграничения пределов уголовно-правовой охраны работников УИС и осужденных, которое представляется оптимальным путем регламентации ответственности за насилие в отношении субъектов уголовно-исполнительной деятельности в разных статьях уголовного закона.
9. Уклонение от отбывания лишения свободы представляет собой избежание несения тягот и лишений, характерных для этого наказания, путем самовольного оставления исправительного учреждения (ст, 313 УК РФ) либо путем невозвращения в место отбывания наказания в случае законного выхода за его пределы (ст. 314 УК РФ). Общественная вредность самовольного оставления, совершаемого активными действиями, выше, чем невозвращения в место отбывания лишения свободы, которое совершается бездействием. В связи с этим представляется обоснованным дифференцировать ответственность в зависимости от формы противоправного поведения осужденного, но в рамках одной статьи УК РФ.
10. При определении направленности умысла на уклонение от отбывания наказания следует исходить из совокупности всех обстоятельств оставления или невозвращения в место лишения свободы и учитывать, в частности, особенности режима и условий содержания, а также правовое положение осужденного (например, использование права на передвижение без конвоя и т.п.); способ преодоления средств охраны; специфику прекращения преступления и время, проведенное вне исправительного учреждения; мотивы оставления или невозвращения в учреждения УИС; предшествующее преступлению и последующее поведение виновного.
11. Насилие, квалифицируемое по ст. 321 УК РФ, может применить не только осужденный к лишению свободы, но и любое лицо, отвечающее признакам общего субъекта преступления.
12. Преступления, совершаемые осужденными, отличаются от нарушений порядка отбывания лишения свободы общественной опасности. Схожие с преступлениями уголовно-исполнительные проступки причиняют вред исключительно общественным отношениям, возникающим в деятельности конкретного исправительного учреждения. Если вредность проступка дополняется негативными изменениями в других общественных отношениях, степень общественной вредности повышается и, как правило, «переходит» в новое качество, обуславливающее появление общественной опасности. Поскольку юридическое выражение общественной вредности правонарушения может закрепляться в признаках его состава, значит, квалифицируя преступления, совершаемые осужденными и учитывая наличие тесной взаимосвязи всех структурных элементов его состава с элементами состава уголовно-исполнительного проступка, необходимо устанавливать все юридические признаки указанных видов деликта.
13. Установленные в ст. ст. 313, 314, 321 УК РФ размеры лишения свободы не соответствуют общественной вредности этих преступлений. При моделировании наказания необходимо исходить из того, что, во-первых, преступления, посягающие на нормалыгую уголовно-исполнительную деятельность по реализации приговора суда о назначении лишения свободы, относятся к категории средней тяжести, во-вторых, размеры наказания должны определяться в рамках той категории, которая соответствует объективной общественной вредности конкретного преступления. Кроме того, необходим плавный переход количественных показателей лишения свободы в зависимости от объективной общественной вредности деяний, подпадающих в разряд единой категории, где санкция одной статьи (части) не пересекается с цифровыми характеристиками санкции другой.
14. Анализ карательной практики свидетельствует о девальвации оценки судами общественной вредности преступлений, посягающих на установленный порядок исполнения наказания, по сравнению с оценкой законодателя. Излишняя либеральность судов проявляется в основном на стадии определения окончательного наказания. С учетом того, что осужденными воспринимается не назначенное наказание за совершенное деяние, а та часть окончательного наказания, определенного по совокупности приговоров, которая дополняется к ранее назначенному наказанию, целесообразно внести в закон положение, ограничивающее применение правила частичного погло ідения неотбытой части лишения свободы при назначении наказания по совокупности приговоров лицу, совершившему преступление в период отбывания наказания.
Теоретическая и практическая значимость исследования. Теоретическое значение результатов исследования заключается в содержащихся в диссертации выводах и предложениях по совершенствованию норм, регламентирующих уголовную ответственность за посягательства на установленный порядок исполнения лишения свободы и назначение наказания за эти преступления. Кроме того, формулирование положений по проблемам ряда смежных наук (криминологии, уголовно-исполнительного и уголовно-процессуального права) может служить их дальнейшему развитию.
Практическое значение результатов исследования обусловлено его направленностью на совершенствование практики применения уголовно-правовых норм об ответственности осужденных. Изложенные в диссертации положения, выводы и предложения могут быть использованы:
- в правотворческой деятельности по совершенствованию действующего законодательства применительно к рассматриваемым нормам;
- в правоприменительной деятельности судов и правоохранительных органов в целях разрешения проблемных ситуаций, возникающих в процессе применения положений об ответственности осужденных;
- в педагогической деятельности, а также в системе повышения квалификации работников судебных и правоохранительных органов;
- в научно-исследовательской деятельности, направленной на решение проблем уголовно-правовой борьбы с деяниями, посягающими на установленный порядок исполнения лишения свободы.
Апробация результатов исследования. Результаты диссертации изложены в четырнадцати научных статьях общим объемом 4,8 п.л., в двух заключительных отчетах по результатам научного исследования в пределах темы диссертации общим объемом 4,5 п.л., прошедших регистрацию во Всероссийском научно-техническом информационном центре.
Полученные результаты и рекомендации исследования излагались на пяти международных научно-практических конференциях «Актуальные проблемы борьбы с преступностью в Сибирском регионе» (г. Красноярск 1999-2003 гг.), на двух Всероссийских научно-практических конференциях «Перспективы деятельности органов вігутренних дел и государственной противопожарной службы» и «Проблемы деятельности правоохранительных органов и государственной противопожарной службы» (г. Иркутск 2000 и 2001 гг.), а также на конференции «Уголовное законодательство: состояние и перспективы развития» (г. Красноярск 2002 г.).
На основе проведенного исследования подготовлены аналитическая справка и аналитический обзор судебной практики по делам об уголовной ответственности осужденных к лишению свободы. Данные материалы используются в правоприменительной деятельности Красноярской прокуратуры по надзору за соблюдением законов в исправительных учреждениях, а также ГУИНа Минюста России по Красноярскому краю.
Значительная часть положений диссертационного исследования внедрена в учебный процесс Сибирского юридического института МВД России и используется при проведении занятий по курсам «Уголовное право» и «Уголовно-исполнительное право».
Структура работы включает в себя введение, три главы, объединяющие девять параграфов, заключение и список использованной литературы.
Место преступлений, посягающих на установленный порядок исполнения наказания в виде лишения свободы, в структуре преступности в исправительных учреждениях
Статистические данные о зарегистрированных преступлениях, совершенных в исправительных учреждениях, свидетельствуют о внешне удовлетворительной криминогенной обстановке в уголовно-исполнительной системе. Так, в 1994 г. было зарегистрировано 4702 преступления, в 1995 г. - 3917, в 1996 г. - 3122, в 1997 г. - 2086, в 1998 г. - 1779, в 1999 г. - 1554, в 2000 г. - 1254, в 2001 г. - 1157.1 Заместитель начальника ГУИН Минюста России А.И. Зубков отмечает, что обстановка в УИС достаточно устойчива и стабильна, состояние правопорядка в местах лишения свободы является удовлетворительным, наблюдается устойчивая тенденция снижения преступности.2 Примерно такую же оценку дают сотрудники правоприменительных органов,3 что, на наш взгляд, объясняется присущим их мышлению «рефлексирующим» типом оценивания проблемносте и зависимостью мнения профессионалов от официальных оценок сложившейся обстановки. Однако во многих современных исследованиях вполне обоснованно отмечается осложнение криминологической обстановки в местах лишения свободы.1 В связи с этим представляется актуальным рассмотреть структуру пенитенциарной преступности. Общеизвестно, что структура преступности представляет собой удельный вес и соотношение различных видов преступлений в их общем числе за определенный период времени на определенной территории, выделенных по уголовно-правовым, криминологическим или смешанным критериям. Исходя из целей диссертационного исследования, в основу изучаемого нами показателя были положены уголовно-правовые признаки, позволяющие отразить лишь ту часть преступлений, которые совершаются исключительно осужденными, содержащимися в местах лишения свободы. Структура преступности выражается как в абсолютных, так и в относительных показателях,4 при этом первые позволяют сравнить между собой количество зарегистрированных преступлений различных видов, а последние - процентное соотношение (удельный вес) выделенных видов преступлений между собой. Структура пенитенциарной преступности на базе количественных показателей дает представление о качественной характеристике этого явления, позволяет выявить характер пенитенциарной преступности,6 который определяется в нашем случае тем, какое место в ней занимают преступления, посягающие на установленный порядок исполнения наказания в виде лишения свободы, а следовательно, определить необходимость применения специфических мер уголовно-правового, а в некоторых случаях уголовно-исполнительного предупреждения. нением от отбывания наказания и насильственные деяния. Указанные статистические данные (см. таблицу 1) позволяют разместить зарегистрированные преступления, составляющие пенальный вид преступной деятельности, следующим образом (в порядке убывания) побеги и уклонения от отбывания лишения свободы, умышленные причинения тяжкого вреда здоровью, дезорганизация деятельности учреждений УИС, хулиганства и убийства. Нельзя не отметить определенную взаимосвязь между посягательствами на личность и преступлениями, препятствующими реализации лишения свободы. Она выражается в том, что чем больше совершается преступлений против личности, тем меньше регистрируется деяний, препятствующих исполнению наказания, и наоборот. Так, в 1997 - 1998 гг. произошло снижение количества преступлений против жизни и здоровья, тогда как темп роста посягательств на нормальный порядок исполнения наказания очевиден. В 1999 г. обнаруживается обратная тенденция (см. таблицу 1). Следовательно, активизация уголовно-правовой борьбы с деяниями, препятствующими исполнению наказания, ведет к снижению насильственной преступности в ИУ. Особое место в этом ряду занимает преступление, предусмотренное ст. 321 УК, т.к. в основе его социально-правовой характеристики сочетается и насилие, и протест должному исполнению наказания. В контексте подтверждения сделанного вывода заметим, что, по данным ГИЦ МВД России, в 2000 г. произошло снижение количества преступлений, предусмотренных ст. 313 УК, на 20,8% и ст. 314 УК - на 48,9%, тогда как на 35,5% увеличилось число фактов дезорганизации деятельности учреждений УИС. В 2001 г. наоборот зафиксировано снижение преступлений, предусмотренных ст. 321 УК, а деяния, связанные с уклонением от отбывания наказания, возросли соответственно на 0,9% и 40,4%. Однако в целом исследуемая группа посягательств продолжает занимать ведущее место в структуре зарегистрированной пенитенциарной преступности, поскольку тенденция сокращения учета всего массива преступлений, совершаемых в ИУ имеет устойчивый характер. Следует отметить, что современные формы статистической отчетности не позволяют достоверно отразить структуру пенитенциарной преступности, поскольку в орбиту отчетности попадают лишь так называемые «особо учитываемые» преступления, что составляет около 50%. Остальной массив посягательств размещаются в раздел «иные преступления». Совершенно очевидно, что указанное обстоятельство не дает возможности в полной мере изучать пенальную преступность, следить за ее изменениями, а значит, нивелирует реалыгую картину рассматриваемого вида преступности, накладывает отпечаток на уголовно-правовое, уголовно-исполнительное и криминологическое прогнозирование. Поэтому представляется целесообразным внести изменения в соответствующие документы, регламентирующие учетно-регистрационную деятельность учреждений и органов, исполняющих наказание в виде лишения свободы, в части отражения всех преступлений или показателей того посягательства, удельный вес которого по отношению ко всем зарегистрированным деяниям составляет, например, свыше 2% или 3%. Исследование структуры преступности в ИУ осложняет высокий уровень ла-тентности преступлений, совершаемых осужденными.1 Латентный характер этих посягательств объясняется множеством факторов, среди которых необходимо выделить специфику взаимоотношений лишенных свободы (наличие элементов криминального управления и правосудия; жесткая субординация и т.п.), особенность среды осужденных (специфика стихийной стратификации;2 сосредоточение в замкнутом пространстве наиболее опасной и в то же время наиболее опытной в криминальном плане части российского общества и др.), а также, что наиболее значимо, существование неформальных норм, традиций и обычаев криминальной субкультуры, которые в большинстве случаев прямо направлены на лжесотрудничество с представителями администрации ИУ либо на противостояние ее деятельности.3 Следует предположить, что поскольку указанными факторами в значительной мере детерминируются деяния, посягающие на установленный порядок исполнения наказания,4 то и именно этим преступлениям характерна естественная латентность.
Объект преступлений, предусмотренных статьями 313, 314 и 321 УК России
Познать исследуемые преступления с позиции правового явления невозможно без установления того, каким интересам причиняется вред. Следственно-судебным органам необходимо устанавливать границы уголовно-правовой охраны деятельности учреждений УИС и сферу объекта преступлений, совершаемых осужденными, поскольку в противном случае даже при доказанности фактической стороны возможно осуждение невиновных и необоснованное освобождение от ответственности лиц, действительно совершивших преступления.
В отечественной уголовно-правовой доктрине традиционно объективным критерием построения Особенной части Уголовного кодекса был родовой объект, т.е. единые однородные отношения, охраняемые от преступных посягательств нормами, как правило, объединенными в одной главе. Трехступенчатая классификация объектов преступлений (общий, родовой, непосредственный), предложенная в 1938 г. В.Д. Мень-шагиным,2 соответствовала структуре прежнего законодательства. Существовавшая в то время иерархия социальных ценностей объясняет позицию законодателя о месторасположении норм, регламентирующих ответственность за совершение анализируемых преступлений: дезорганизация деятельности ИУ - в главе о государственных преступлениях; побег, а затем и уклонение от отбывания лишения свободы - о преступлениях против правосудия. Указанное предполагает, что данные посягательства непосредственно причиняют вред разным уголовно-значимым ценностям. Так ли это на самом деле?
До последней реформы законодательства существовали три основных точки зрения на объект дезорганизации деятельности ИУ. Одни авторы считали, что это деяние подрывает сами основы государства, другие, конкретизируя границы уголовно-правовой охраны, полагали, что вред в данном случае причиняется не основам государства в целом, а лишь основам государственного управления в определенных областях.4 Третьи признавали, что ущерб при дезорганизации деятельности ИУ терпят основы общественной безопасности. Отсутствовало единство мнений и относительно объекта побеговых преступлений. На уровне родового объекта большинством исследователей выдвигался тезис, согласно которому вред при оставлении места лишения свободы причиняется, прежде всего, интересам правосудия. Однако существовал и другой взгляд, автор которого предлагал перенести статью, предусматривающую ответственность за побег из ИУ, в главу о преступлениях против порядка управления, т.к., по его мнению, после вынесения приговора правосудие свершилось в полном объеме, поэтому вред ему уже причинен быть не может, ущерб в этом случае терпит управленческая деятельность УИС. Следует заметить, что УК РСФСР 1926 г., который вообще не имел сколько-нибудь обособленной группы норм, предусматривающих деяния против правосудия, включал побег именно в главу об особо опасных посягательствах на порядок управления. Это соответствовало господствующей на тот момент концепции правовой охраны государственного устройства, поскольку правоохранительные учреждения «являются органами управления и поэтому, преступления против них должны находиться в главе о преступлениях против порядка управления», отмечал М.Д. Шаргородский.
Анализ механизма преступного воздействия деяний, содержащихся в ст. 771 УК РСФСР, не позволяет согласиться ни с одним из приведенных выше определений объекта дезорганизации деятельности ИУ, Вместе с тем это не может явиться и основанием для критики сторонников подобного понимания объекта исследуемого преступления, поскольку теория уголовного права всегда испытывала наибольшую сложность в характеристике направленности деяний, признаваемых советским законодательством как «иные государственные преступления», т.к. объективных оснований объединения их в один вид не было.4 Кроме того, не признавать, что указанные деяния не посягают на основы государственного управления тогда, когда органы исполнения наказаний были структурно вплетены в систему обеспечения народно-хозяйственного направления государства, когда «каждый лагерь организовывался под выполнение конкретной производственно-хозяйственной задачи», значит отрицать очевидное. Наиболее ярко это продемонстрировано в одном из первых комментариев к ст. 11х УК РСФСР: «Действия, дезорганизующие работу ИТУ, нарушают нормальную деятельность мест лишения свободы, на которые ... государством возложена задача по исправлению и перевоспитанию осужденных на основе их участия в общественно-полезном труде».1 Нельзя не отметить и того положительного факта для современного понимания объекта преступления, предусмотренного ст. 321 УК, что в указанном определении отражена направленность преступления на основную деятельность мест лишения свободы - исполнение наказаний. Указанное обстоятельство объединяет данное преступление с другими посягательствами на нормальное исполнение наказания в виде лишения свободы, поэтому, как справедливо отмечал А.С. Михлин, они должны быть помещены в одну главу,2 поскольку предполагают единый родовой объект преступления.
Тождество родового объекта исследуемых деяний в действующем законе, которым для преступлений, включенных в разд. X УК, где находятся ст. ст. 313, 314 и 321, являются, общественные отношения, обеспечивающие государственную власть как политическую, публичную, суверенную власть, заключаюпгуюся в руководстве обществом через специальные органы, именуемые государственным аппаратом, выдержано.
Объективная сторона преступлений, посягающих на установленный порядок исполнения наказания в виде лишения свободы
Понятие «дезорганизация нормальной деятельности» было впервые введено в законодательство Указом Президиума Верховного Совета СССР от 5 мая 1961 г. "Об усилении борьбы с особо опасными преступлениями". Как содержание, так и объем этого понятия вызвали в свое время множество споров в науке уголовного права и продолжают оставаться дискуссионными в настоящее время. Введение данной нормы привело к нарушению принципа определенности и единства в терминологии, а также к возникновению таких вопросов конкуренции, которые ранее не существовали.
Не всеми авторами был принят сам термин «дезорганизация», поскольку он, с лингвистической точки зрения, полисемичен. С одной стороны, это деятельность, обозначенная в словарях русского языка как нарушение порядка, дисциплины, организованности.4 С другой - ее последствия, выражающиеся в расстройстве,5 разлаженности, развале чего-либо.6 Именно этой дуалистичностью термина объясняется позиция ученых относительно содержания и объема названного понятия.
Одна группа авторов полагала, что под дезорганизацией следует понимать любое физическое насилие (убийство и покушение на него, причинение различного вида те-лесных повреждений, ограничение свободы и т.п.). Другие исследователи исходили из того, что законодатель не указывает конкретные виды насильственных действий, как в других нормах, вследствие чего включали в содержание этого преступления как насилие, так и покушение на него.1 При этом относительно минимальной границы насильственных действий (побои, издевательства и т.п.) отмечалось, что они должны носить систематический характер или сопровождаться угрозой применения более опасного насилия.2 Существовала и третья точка зрения, согласно которой значительно расширялось понятие исследуемого преступления путем включения в него иных противозаконных действий, в частности уничтожения имущества, ложного доноса, угрозы оглашения позорящих сведений и т.п.3 Позиция Верховного Суда состояла в том, что данное деяние охватывает и насилие, и угрозу его применения, а также глумление и издевательство.
Между тем эта позиция также не внесла ясности в определение и объема этого термина. Многие авторы в объем названного преступления включали не только любые насильственные действия, но и их последствия (в т.ч. лишение жизни), которые входят в объективную сторону некоторых форм дезорганизации деятельности ИУ и поэтому не требуют дополнительной квалификации. Другие ученые отмечали, что наиболее опасные последствия, например смерть потерпевшего, не могут быть поглощены данной статьей и их наличие обязательно необходимо отражать в формуле квалификации. Судебная практика также колебалась в этом вопросе7 вплоть до 1975 г., когда высшая судебная инстанция, указав, что лишение жизни не охватывается диспозицией ст. 77і УК РСФСР, предложила квалифицировать названные действия по совокупности со статьей, предусматривающей наказание за убийство.1 Однако данное положение не всеми было воспринято и на страницах юридической печати появилась обстоятельная критика предложенного решения.2
В период реформирования уголовного закона законодатель пошел по традиционному пути, признавая дезорганизацией лишь насильственные способы воздействия на субъектов пенитенциарной деятельности, попутно декриминализировав другие формы совершения этого преступления (организация преступных группировок и активное участие в них), определил его содержание в ст. 321 УК как физическое или психическое насилие. Таким образом, объективная сторона исследуемого деяния выражается: а) в применении насилия в отношении осужденного с целью воспрепятствовать его исправлению или из мести за оказанное им содействие администрации учреждения или органа УИС; б) в применении насилия в отношении сотрудника либо его близких в связи с осуществлением им служебной деятельности. Причем юридико-технически данная статья построена таким образом, что ответственность за применение психического воздействия либо насилия, не опасного для жизни или здоровья, в отношении осужденного регламентирована частью первой, за совершение тех же действий в отношении сотрудников (их близких) - частью второй, за применение к указанным лицам насилия, опасного для жизни или здоровья, - частью третьей. Однако это не разрешило всех имеющихся противоречий как на теоретическом уровне, так и в правоприменении.
В первую очередь это относится к определению термина «насилие», который не получил однозначного понимания в уголовном праве. Заметим, что диссертант солидарен с учеными,3 определяющими парадигмой исследования насилия умозаключение, высказанное А.И. Марцевым и А.В. Иващенко, заключающееся в том,_что «насилие отражает вполне конкретные взаимоотношения между свободными людьми, при которых поведение одной стороны направлено против волеизъявления другой».4 Исходя из этой посылки, они делают три принципиально важных вывода: 1) в качестве насилия следует рассматривать активную сознательную деятельность (поведение), непосредственно направленную против свободного волеизъявления; 2) его феноменальной особенностью следует считать причинение вреда тому, чья свобода ограничивается, против чьей свободной воли происходит деяние; 3) только насилие, в отличие от многих других форм проявления человеческой активности, представляет собой поведение, при котором проступки человека очевидно нацелены на подавление свободы.
В литературе можно выделить две основные точки зрения правовой регламентации отдельных форм насильственного поведения. Сторонники первой отмечают, что под насилием следует понимать общественно опасное противоправное воздействие на организм и психику человека против и помимо его воли. Иную позицию занимает Л.Д. Гаухман, указывая, что «в законе под термином "насилие" подразумевается только физическое насилие. Если же предусматривается ответственность за угрозу применения насилия, то это специально оговаривается в диспозиции»? Последняя точка зрения для нас представляет наибольший интерес, тле. она находит отражение в ст. 321 УК.
Проблемы назначения наказания за преступления, посягающие на установленный порядок исполнения наказания в виде лишения свободы
Одной из особенностей уголовно-правового воздействия на осужденных, посягающих на установленный порядок исполнения лишения свободы, выступают особые правила назначения им наказания. Вместе с тем изучение его эффективности немыслимо без исследования наказания, т.к. содержание последнего, определение его целей и порядка назначения формируют теоретические основы арсенала средств уголовно-правового принуждения.1 Сказанное актуализирует потребность в изучении проблем, связанных с содержанием санкций, анализируемых в диссертации норм. В юридической литературе справедливо отмечается, что от характера строения санкций, видов и размеров наказаний в значительной мере зависит линия карательной практики в борьбе с преступностью. Дефекты законодательного определения санкций оказывают неблагоприятное влияние на судебную практику. Относительно видов наказания за преступления, предусмотренные ст. ст. 313, 314 и 321 УК, необходимо презюмировать, что законодатель обоснованно ограничивается (в минимальном плане) лишением свободы, поскольку карательное содержание наказаний, не связанных с изоляцией от общества, в основном схоже с соответствующими административными и дисциплинарными взысканиями, поэтому с аксиологической точки зрения установление их в законодательстве и применение на практике возможно лишь с позиции их способности обеспечить достижение стоящих перед наказанием превентивных и общесоциальных целей.3 Очевидно, что недостижение целей лишения свободы исключает постановку вопроса, даже на теоретическом уровне, о назначении осужденным менее репрессивных наказаний. Подтверждением данного вывода могут служить результаты анкетирования, где ни один из респондентов не отметил целесообразность установления в законе за совершение исследуемых преступлений более мягких наказаний, чем лишение свободы. Кроме того, как справедливо замечает А.И. Марцев, фактически невозможно назначить им наказание, не связанное с лишением свободы, т.к. в подобном случае встал бы вопрос об отсрочке исполнения приговора, для чего нет основания.1 Дополнительным аргументом этого вывода являются итоги изучения приговоров, вынесенных в отношении осужденных: в 2% случаев назначено более мягкое наказание, чем лишение свободы, по статьям (115, 116 УК), санкция которых не предусматривает данный вид наказания. Во всех названных случаях применялась ст. 71 УК для замены наказания на лишение свободы.2 При исследовании размера наказания за насилие в отношении субъектов пенитенциарной деятельности отмечается его негативное влияние на унификацию наказаний, установленных за угрозу совершения преступления, и нарушение принципов справедливости и равенства граждан перед законом.3 Прежде всего это относится к чрезмерно высокому наказанию за угрозу применения насилия, совершенного организованной группой. Кроме того санкция рассматриваемой статьи ігуждается в координации с позиции Федерального закона «О государственной защите судей, должностных лиц правоохранительных и контролирующих органов», предусматривающего в числе мер правовой защиты повышенную уголовную ответственность за посягательство на жизнь, здоровье и имущество представителей власти (ст. 3). Сопоставление общих норм по отношению к ст. 321 УК по медиане санкций, т.е. ее средним значением между верхним и нижним пределам наказания (лишения свободы), позволяет нам отметить три позиции. Следовательно, в-третьих, непоследователен законодатель при оценке общественной вредности преступления и. СООЇЬЄТЄЇЙЄННО пределов, в которых установлены размеры наказаний, исходя из еуществуюшей в зикоиодательетіїе классификации преступлений (ст. Ї5 УК). ОСУЬЄМ карательного заряда о ст. 321 УК определяется от 6 мес. до 12 лет. Ориентируюсь на эти показатели, можно провести градацию зтого деяния на виды. В соответствии со ст. 15 УК, казалось бы, норма о дезорганизации работы ИУ содержит в себе все четыре категории преступлений. Однако это не гак. Законодатель не только справедливо не признает возможности дезорганизации деятельности учреждений УИС носяпаельством. сравнимым с нреечупяеннем небольшой члжестм, НО о необоснованно упускает тяжкие и реет у идеи ид; поскольку ч, 1 и ч. 2 ст. 321 УК содержал в себе преступление средней тяжеочи. а ч. 3 - особо тяжкие. Вряд ли можно поддержать законодателя н обусловленности качественной дискретности (скачка) общественной врсдноеті.-о дезорганизации деячельносчч) ИУ. Представляется целесообразным постепенный перевод влияния видов насилия в отношении субъектов уголовно-исполнительной деятельности на определение характера вредности путем закрепления последовательного перехода от одной категории преступления к другой. Образец реализации такого подхода обнаруживается в уголовно-правовом реіули-ровании деяний, связанных с уклонением от отбывания лишения свободы. В частности, ст. 314 УК относится к категории преступлений небольшой тяжести, ч.1 ст. 313 - средней тяжести, ч. 2 ст. 313 является тяжким преступлением.
