Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Сущность объединений, посягающих на личность и права граждан: юридический и социологический аспекты 20
1. Юридический аспект 21
2. Социологический аспект 45
Глава 2. Отечественная и зарубежная уголовная политика в отношении религиозных объединений: историко-концептуальный анализ 83
1. Три типа мотивации и уголовная политика 68
2. Официально господствующая религия как фактор теистической мотивации в борьбе с религиозными объединиями 78
3. Антитеистическая и плюралистическая мотивации как альтернативные основы уголовной репрессии в сфере правового запрета на деятельность религиозных объединений 92
Глава 3. Юридический анализ состава преступления 135
1. Объективные признаки 118
2. Субъективные признаки 146
3. Квалификация преступлений 151
Заключение 1 74
Библиографический список использованной литературы 178
Приложения 188
- Юридический аспект
- Три типа мотивации и уголовная политика
- Антитеистическая и плюралистическая мотивации как альтернативные основы уголовной репрессии в сфере правового запрета на деятельность религиозных объединений
- Объективные признаки
Введение к работе
1. Постановка проблемы и актуальность исследования.
Актуальность той или иной научной проблемы определяется, по меньшей мере, двумя факторами: социальной значимостью и уровнем научной разработанности.
Насколько в настоящее время актуален вопрос о функционировании общественно опасных религиозных и общественных объединений, продемонстрировали перипетии, связанные с принятием и подписанием'Закона " О свободе совести и религиозных ^ объединениях ". Ни один закон политического либо экономиче- г ского характера не вызывал столь бурной реакции общественности как вышеупомянутый закон, затрагивающий основы деятельности религиозных объединений ( нелишне заметить, что именно этот правовой акт стал причиной официальной рефлексии зарубежных государств, прежде всего в лице Президента США и Папы Римского ).
Относительно недавние трагические события, связанные с деятельностью таких религиозных объединений как " Народный храм " в Гаяне, " Ветвь Давидова " в США, " Белое братство " на Украине, " Аум Синрике " в Японии ( и множества других ) со всей очевидностью показали международный уровень проблемы.
Применительно к России следует отметить, что помимо того факта, что некоторые из уже проявивших себя за рубежом опасных религиозных объединений действовали легально ( более то-го, весьма широкомасштабно - то же " Аум Синрике '*, например ) на сегодняшний день функционируют такие религиозные груп-
4 пы, безопасность которых для личности, общества и государства
весьма сомнительна.
Наше государство в последние примерно десять лет оказалось в неблагоприятной криминологической ситуации в части противодействия общественно опасным религиозным объединениям. Она сложилась посредством двух групп детерминант: с одной стороны, ослабление государственного режима контроля деятельности религиозных объединений привело к устранению из законодательства действительно необходимых правовых механизмов защиты граждан от негативного функционирования некоторых из объединений ( апогеем провозглашения " религиозной свободы " явилось совершенно необоснованное исключение из УК РСФСР ст. 227 " Посягательство на личность и права граждан под видом исполнения религиозных обрядов " ), с другой - появление и распространение всевозможных религиозных групп, масштаб деятельности которых многократно превышал уровень религиозной активности, существовавший в предыдущие десятилетия, поставило перед правоприменением ранее неизвестные проблемы. Таким образом, сложилась парадоксальная ситуация: при увеличении числа общественно опасных религиозных объединений, законодательство не устанавливает соответствующие правовые механизмы защиты, не усиливает имеющиеся, а устраняет даже их.
Такого рода лояльность прослеживалась в Законе СССР от 1 октября 1990 г. " О свободе совести и религиозных организациях " и Законе РСФСР от 25 октября 1990 г. " О свободе вероисповеданий ". Она не могла не сказаться: на территории России начинают активную деятельность секты " Аум Синрике ", широко используя средства массовой информации, секта " Семья ", растлевая малолетних и т. п. - в отношении граждан этих и других ре-
5 лигиозных объединений возбуждены уголовные дела. Активизируют свою деятельность иные религиозные общности, в том числе те, которые до этого были запрещены в СССР. Эти и другие факторы с неизбежностью привели к необходимости создания принципиально новой правовой модели взаимоотношения государства и религиозных объединений.
Причем нужно заметить, что в последние примерно семь лет ситуация в области деятельности религиозных общностей изменилась в плане их динамического роста, что усложняет криминологическое отслеживание деструктивных объединений.
Так, на момент принятия Закона " О свободе вероисповеданий " ( 1990 г. ) пропорции между конфессиями в Российской Федерации выглядели следующим образом: из 6,7 тысяч религиозных объединений около 57 % составляли православные ( в том числе 4 % - старообрядческих толков ), 28 % - протестантские ( из них 15 % - евангельских христиан-баптистов ), 14 % - мусульманские, 0,5 % - римо-католические, 0,5 % - иудаистские, 0,2 % - буддистские. Из новых религий по одной общине были представлены лишь кришнаиты и мормоны. Количество религиозных направлений тогда не превышало 30.
За 6 лет, прошедших с момента принятия этого Закона, количество религиозных объединений, зарегистрировавших свои гражданские уставы, включая монастыри, братства, миссии, учебные заведения, возросло более чем в 2 раза и достигло к началу 1997 года почти 14,5 тысячи. Из них около 57 % составили православные ( в том числе более 2 % - различные старообрядческие толки ), около 20 % - протестантские, почти 19 % - мусульманские, более 1 % - буддистские, 0,5 % - иудаистские.
Среди части религиозных общностей сохраняется тенденция действовать без получения прав юридического лица и, следова-
тельно, не попадать в статистику Минюста России. Поэтому можно говорить о 16 - 18 тысячах религиозных объединений, действующих сегодня на религиозных просторах. За 6 лет значительно возросло и конфессиональное многообразие: сегодня в стране функционируют религиозные организации, представляющие около 60 направлений, отличающиеся друг от друга вероучи-тельными взглядами.
При этом зачастую вероучительные положения некоторых религиозных объединений провоцируют совершение противоправных действий. На федеральном уровне, ввиду большей оторванности, чем на местах, от непосредственных проблем, возникающих на почве деятельности этих объединений, отсутствует адекватная реакция в отношении данных фактов. Поэтому местные органы власти с большей оперативностью реагируют на данные проявления. Начальник отдела по связям с религиозными и общественными организациями аппарата правительства Российской Федерации Г. Михайлов указал: " Субъекты федерации, напрямую столкнувшиеся с деструктивной деятельностью ряда новых религиозных образований* бьют тревогу по поводу засилья миссионеров из-за рубежа и ждут от федеральных властей принятия решительных мер. (...) Около четверти областей, краев и республик уже приняли законодательные акты, как правило, в нарушение действующего законодательства, носящие нередко жестокий характер, ограничивающие или даже запрещающие деятельность зарубежных миссионеров. В ряде субъектов Федерации аналогичные акты прошли первое чтение, в других находятся на стадии обсуждения. По мере роста религиозной напряженности и противостояния между религиями историческими и привнесенными из-за рубежа число субъектов Федерации, ставших на путь
7 собственного законотворчества в сфере государственно-церковных отношений, несомненно, значительно возрастет м1.
Указанная ситуация инициативного правотворчества становится понятной, когда обращаешься к цифрам. Например, только в Южно-Сахалинске пятьдесят одна религиозная организация имеет корейское и американское происхождение ( РТР. - " Соотечественники " от 28. 07. 1997 г. ). Особенно жестко ситуацию оценивает руководство Омской области, считая реальной угрозу " формирования на территории России противостоящих друг другу социальных групп, объединяемых по конфессиональному признаку "2. Такая позиция руководства субъекта федерации не случайна, поскольку,по имеющимся данным в самом Омске 120 религи-озных организаций, 12 из которых причисляют к " явно деструктивным " ( РТР. - " Соотечественники " от 28.07.1997 г. ).
Сложность законодательного регулирования сферы деятельности религиозных объединений обусловлена кроме прочего^не-выработанностью однозначного понятия, определяющего общественно опасное религиозное объединение!1 Вошли в употребление такие понятия, как " тоталитарная секта ", " деструктивная религиозная организация " и др. Отечественное законодательство не использует эти категории, хотя, как было показано выше, государственные служащие, в компетенцию которых входит решение вопросов о допустимости функционирования конкретных религиозных объединений, применяют эти термины. Поэтому перепек-тивным видится правовая разработка однозначных правовых категорий, необходимая для единообразной правоприменительной практики в этой сфере.
1 Промедление с принятием Закона недопустимо // Радонеж. -
1997.-N 11.
2 Там же.
8 Проведенным исследованием мы попытались по-новому
взглянуть на старую проблему отношений государства и религиозных объединений. Специфичность этих отношений тем более велика, чем своеобразнее плоскость, на которой они строятся. Сфера уголовного права - вот та ниша, где государство выражает крайнюю реакцию на функционирование религиозных объединений. Потому что здесь оно сталкивается с теми из них, которые вышли за рамки только религиозной деятельности и вторглись в зону охранения уголовного закона. Тем самым, перестав быть просто одной из форм общности граждан, ^егполучив статус преступных объединений.
Современный исследователь проблемы имеет ряд преимуществ по сравнению с исследователями прошедшего времени. Мы можем наблюдать то, что было закрыто для предшественников. С высоты новейших исторических времен нашему взору предстает эволюция - а иногда и революция - государственно-религиозных отношений. Для изучения нам доступны совершенно разнородные типы такого взаимодействия: и времена господства религии, и времена борьбы с ней, и, наконец, нейтральный характер отношений государства и религии - все уже запечатлено в истории. Также как запечатлены те трансформации уголовного закона, которые отражали последовательную уголовную политику в этой области.
Современное состояние вопроса имеет не меньшую остроту, чем раньше. В чем-то настоящий исторический период сложнее отражается на уголовной политике. В отличие от имевшихся ранее ориентиров государственного строительства в части религиозного вопроса, когда был курс либо на укрепление конкретной религиозной системы, либо на ее искоренение как явления, сейчас на первый план выдвигаются права и свободы как мерило
9 всех вещей. В области религиозной это - свобода совести. Идеальной моделью современное государство видит нейтралитет в этих вопросах со стороны власти. Но это идеальная модель. Что касается реальности, то вновь вспомним перипетии принятия Закона " О свободе совести и о религиозных объединениях " и вступлением его в силу. Далеко неоднозначное толкование гра* ниц свободы совести приводило в уголовном праве к тому, что законодатель даже отменял норму, призванную пресекать деятельность религиозных объединений, явно переходящих эти границы.
Коротко сказать, история правового регулирования религиозных отношений государственными структурами - это история впадения в крайности: от тотального господства монопольной веры до тотальной же борьбы с религией. Отечественная история оставила позади гонения сект времен официального главенства православия в России, гонения всех религиозных организаций времен коммунистического правления. На смену крайнему притеснению религии пришла демократическая эйфория, символом которой в религиозной сфере стала крайность попустительства со стороны государства. В уголовном праве она уже ушла в историю, когда законодатель возвратил норму об ответственности за деятельность опасного религиозного объединения. Но появляются зачатки новой крайности.
Так, отмечается, что " сохраняется опасность соблазна подменить методы, допускаемые законом, репрессивным воздействием на граждан, особенно на молодежь, по неведению или от отчаяния попавших в новые религиозные движения. Гонения создают вокруг тоталитарных сект ореол мученичества и страданий, закрепляют заблуждения их адептов. Подобный печальный опыт,
неизбежно приводимый к фанатизму и расширению числа последователей, имел место в недалеком прошлом м1.
Это справедливое замечание подтверждается зарубежным опытом. Так, 27 июля 1844 г. в тюрьме Иллинойса ( г. Картхаг ) разъяренной толпой был убит Джозеф Смит, основатель секты мормонов. Первоначально он был арестован за призывы к разрушению типографии, выпустившей газету с нелестными отзывами о деятельности созданной им организации. Однако из плоскости чисто правовой этот факт перешел в плоскость религиозную. По справедливому замечанию одного из исследователей этого культа, сами оппоненты дали повод к почитанию Смита как мучени-ка2.
Имелись случаи, когда лидеры религиозных организаций сами провоцировали акции со стороны государства в отношении своих членов. Это проводилось с целью представить своих адептов " мучениками, за веру пострадавших ". Например, на распространение литературы иеговистами был наложен запрет исключительно по правовым основаниям: отсутствие лицензии. Ими была подана апелляция. Но Федеральный суд Нью-Джерси апелляцию отклонил. Иеговистские руководители стали указывать на нетерпимость органов власти, " которые будто бы преследуют свидетелей Иеговы за религиозные убеждения "3. Отмечается, что верующие, занимающиеся распространением литературы, намеренно ставились в положение лиц, преследуемых за веру. Эффект
Промедление с принятием Закона недопустимо // Радонеж. -1997. -N11.
См.: Hoekema Anthony. The four major cults: Christian science. Jehovah's Witnesses. Mormonism. Seventh-day adventism. - Grand Rapids ( Mich. ), 1976. - P. 23.
Барташевич Э. M., Борисоглебский E. И. Свидетели Иеговы. -M., 1969. -С. 169.
был закономерным: подозрения в нарушении правовых норм забывались, а " впечатление, что иеговистов преследуют за веру, росло м1. В результате этой провокации увеличилось число членов " Свидетелей Иеговы ", " многие из них и не думали вступать в " Общество свидетелей Иеговы ", а поступали так из-за желания выразить таким способом солидарность "2.
После полицейской операции во Франции в 1982 г., проведенной против " Церкви объединения ", ее последователи стали утверждать, что они стали жертвами политико-религиозных преследований. На самом деле операция была вызвана фактами налоговых правонарушений, совершенных сектой3.
Последние иллюстрации показывают, что главным является вопрос о мотиве преследования со стороны государства конкретных религиозных объединений. Для религиозных организаций общественно опасного характера выгодно любые правоограниче-ния, производимые государством, представить как основанные на религиозных мотивах. Даже преследования за уголовные преступления ими выставляются как гонения за веру. Типично, что в сектантских изданиях подчеркивается не юридический характер гонений, а религиозный4. Поэтому для обоснования уголовной политики государства в отношении религиозных групп первостепенную важность имеет провозглашение единственном мотивом
1 Барташевич Э. М., Борисоглебский Е. И. Свидетели Иеговы. -
М, 1969. -С. 171.
2 Там же.
3 Буайе Ж. Империя преподобного Муна. - М., 1990. - С. 73.
4 Например, " Свидетели Иеговы " в одной из своих брошюр
объясняют преследования со стороны государств тем, что про
тив истинных поборников Господа ополчаются силы дьявола
( Свидетели Иеговы объединенно творят волю Бога по всей земле. - Бруклин, 1994. - С. 29 ). Понятно, что ничего не говорится о чисто правовой мотивации таких преследований.
12 репрессий мотив обеспечения общественной безопасности граждан. В современном российском государстве недопустимо правовое давление, основанное на псевдорелигиозных идеалах. Последние в настоящий момент можно обнаружить в изданиях квазиправославного толка, которые приносят более вреда, чем пользы действительной РПЦ, провозглашая необходимость церкви вмешиваться ( и даже определять ) государственную политику относительно инославных исповеданий. Функция церкви может быть лишь побудительной, но не принудительной. И недопустимо функцию государства подменять функцией церкви.
В настоящее время сложилась такая ситуация, при которой не государство, а традиционные конфессии, общественные организации и отдельные граждане бьют тревогу по поводу опасных религиозных групп. Уже прошли судебные процессы, связанные с публикациями о сектах: против А. Дворкина, профессора Богословского института им. свт. Тихона, а также сотрудника МВД России А. Хвыля-Олинтера со стороны сектантов и " правозащитных организаций " ( на одном из них присутствовал диссертант ). И хотя судебные решения по преимуществу признали сторону авторов, все же государственный подход должен быть по-настоящему адекватным и не ограничиваться судебной ветвью власти. Законодательные и исполнительные ветви должны в полной мере выполнять функции по пресечению деятельности опасных сектантских групп, а не дистанцироваться от решения проблемы, перекладывая бремя борьбы на плечи традиционных конфессий, общества и частных лиц, у которых нет тех рычагов, которые есть у государства. Тех рычагов, что способны осуществить действительный перелом в сложившейся ситуации нашествия на Россию опасных религиозных культов.
Государственные структуры должны разработать превентивный механизм защиты граждан от деятельности опасных религиозных сект, а не ограничиваться уголовным законодательством. Например, в решении Верховного федерального административного суда сказано, что в круг обязанностей правительства должна входить " ранняя диагностика " опасных религиозных движений, принятие полицейских мер по препятствованию развитию этих движений ( Решение Верховного Федерального суда от 23 мая 1989 г.)
Особое место в деятельности преступных религиозных культов занимает психическое воздействие на человека. Это то, что делает религиозные организации специфическими преступными объединениями. Этот аспект мы не решились подробно освещать. Поскольку данная область в современной судебной медицине требует дополнительных исследований. Нередко встречаются противоположные заключения специалистов об общественной опасности конкретных культов. Но уже имеются документы, в которых ставится вопрос о применении уголовного закона в связи с деятельностью ряда сект. Так, опубликовано Заключение комиссии ( группы ) по медико-психологической и юридической оценке деятельности некоторых религиозных организаций. В нем рекомендуется " комиссии по законности, правопорядку и борьбе с преступностью МГД направить материалы, представленные " Комитетом по спасению молодежи " и данное заключение комиссии в прокуратуру Москвы с просьбой рассмотреть вопрос о возбуждение уголовного закона по признакам ст. 143-1 УК РСФСР ( на момент вынесения акта действовал УК РСФСР 1960 г. -П. В. В. ) м1.
Егорцев А. Тоталитарные секты: свобода от совести. - М, 1997. -С. 97.
14 Примечательно, что сменилась качественная характеристика
лиц, вовлекаемых в секты. Исследования, проведенные в 60-е годы настоящего столетия, показали, что 70 % осужденных за преступление были неграмотные или малограмотные. Совсем иная картина предстает перед современным исследователем. В настоящее время в России и за рубежом наблюдается вовлечение и участие в религиозных сектах людей, имеющих достаточно высокий уровень образования. Кроме того, нередко занимающих средний и выше социальный статус, причем отмечается тенденция вовлечения в секты лиц, обладающих высоким уровнем материально-финансового состояния.
В диссертационной работе есть ряд моментов, которые могут вызвать затруднения. Но не в лоне научных изысканий - хотя и этого мы не исключаем, - а в лоне социальном. Главным образом^ мы имеем в виду упоминание в тексте таких религиозных объединений, которые в настоящее время легально действуют на территории России.
В связи с этим заметим, что факт легальной деятельности некоторых религиозных объединений - хотя бы и прошедших регистрацию в Минюсте - еще не означает того, что они не являются теми объединениями, которые указаны в ст. 239 УК РФ. Вопрос здесь лежит не в плоскости права, а в плоскости политической воли1. Достаточно вспомнить религиозное объединение " Аум Синрике ". Оно тоже было официально зарегистрировано и весьма широко использовало средства массовой информации. Понятно, что до событий в токийском метро вопрос о применении уго-
1 Иначе, как объяснить то, что некоторые религиозные объединения ранее признавались общественно опасными ( например, " Свидетели Иеговы " ), но ныне действуют легально? Хотя вероучение и методы деятельности этой организации не поменялись.
15 ловного закона к членам этого объединения и не поднимался.
Также как и сейчас не поднимается вопрос о подобных религиозных объединениях, действующих в России.
Словом, социальная значимость проблемы говорит сама за себя. И если закон общего характера о правовой регламентации деятельности религиозных объединений вызвал столь ощутимую реакцию, то сам собой формулируется вывод: пределы действия наиболее репрессивной отрасли права в этой сфере требуют особо тщательной правовой разработки.
Итак, уголовное право. Опираясь на очевидную важность социального аспекта проблемы, укажем и на то, что уровень ее научной разработанности в этой отрасли оставляет желать лучшего. Причины здесь две: давность исследований и узость (специфичность ) рассматриваемого вопроса в рамках уголовного права. Первая связана с коренным изменением курса государства в области отношений к религии и, соответственно, к ее носителям ( отдельным гражданам и объединениям ), возникновением большого числа новых общественно опасных религиозных объединений, усилением транснационального качества преступности ( ввиду повышения коммуникативного фактора ) - эти и другие обстоятельства делают прежние исследования, хотя и внесшие ценный вклад в изучение предмета, уже не отвечающими запросам современного состояния вопроса. Вторая вытекает из того, что одним из конститутивных элементов правовой регламентации деятельности различных религиозных объединений является такая правовая категория, как свобода совести. Сфера ее приложения наиболее широка в общеправовых институтах, что не могло не сказаться на явном преимуществе научных изысканий в иных отраслях, чем уголовное право, где подавляющая запретительная
функция не оставляет столь же широкого поля проявления вышеупомянутой юридической категории.
Работы в области уголовно-правовой отрасли по данной тематике носят в основном фрагментарный характер. Преступления, связанные с деятельностью объединений, посягающих на личность и права граждан, рассматриваются, как правило, в рамках освещения широкого круга общественно опасных деяний. Это либо преступления против здоровья ( Загородников Н. И., Смити-енко В. И., Гришанин П. Ф. ) населения, либо против общественного порядка ( Кузнецова Н. Ф., Ефимов М. Е., Игнатов А. Н. ). Наиболее детально тематика раскрыта Галиакбаровым Р. Р. Однако давность исследования требует нового изучения проблемы.
2. Цели и задачи исследования:
Целью диссертационного исследования является теоретиче
ская разработка проблемы существования запретительных норм в
уголовном праве по защите личности, общества и государства от
деятельности религиозных объединений, посягающих на охра
няемые уголовным законом объекты. '"'""
Вышеуказанная цель включает следующие задачи диссертационной работы:
Исследование юридической и социальной сущности общественно опасных религиозных объединений;
историко-правовое исследование проблемы;
анализ законодательства России и зарубежных государств об ответственности за организацию и участие в объединениях, посягающих на личность и права граждан;
17 - внесение предложений и рекомендаций по совершенствованию законодательства в этой сфере.
3. Объект и предмет исследования:
Объектом исследования являются общественные отношения, складывающиеся в сфере нарушения уголовно-правовых норм конкретными религиозными объединениями.
В предмет исследования входят: состояние практики применения уголовно-правовых норм, защищающих граждан от общественно опасной деятельности определенных религиозных объединений; отечественное и зарубежное законодательство в данной области и исторический генезис норм.
В названии диссертации мы не случайно использовали широкую категорию: " объединение, посягающее на личность и права граждан ". Наше исследование замыкается вокруг ст. 239 УК РФ, в которой наряду с религиозными указываются еще и общественные объединения.
Заметим, однако, что вопрос об общественных объединениях, указанных в ст. 239 УК РФ, мы будем рассматривать лишь в качестве " придатка " по следующим двум причинам. Во-первых, существующая норма, которая устанавливает уголовную ответственность за создание общественного объединения, посягающего на личность и права граждан, возникла исключительно в рамках статьи о религиозных объединениях. Никогда до этого отдельной статьи, где бы фигурировали только общественные объединения, не было. Собственно, норма об ответственности за создание религиозного объединения ( группы ), посягающего на личность и права граждан, находясь в УК около тридцати лет, дополнилась общественными объединениями в 1992 г. Другими словами, ос-
18 новной правоприменительный и теоретический пласт принадлежит проблеме функционирования именно религиозных объединений. Во-вторых, судебно-следственная практика не располагает выработанной методикой по применению рассматриваемой нормы в отношении общественных объединений ( ввиду непродолжительности существования правовой нормы в настоящем варианте).
Ввиду перечисленного заметим, что главный акцент в исследовании будет сделан на религиозных объединениях, но было бы неполным, учитывая формулировку ст. 239, указать в названии только религиозные объединения.
4. Методология:
- ," ~- .,-('
Методологической основой исследования является система
/
' философских знаний, определяющая требования к научным тео-/ риям, сущности, структуре и сфере применения различных мето-, дов познания. В диссертационном исследовании использованы
/фундаментальные теоретические положения уголовно-правовой
j науки.
При проведении исследования осуществлено применение таких методов научного исследования, как исторический, сравнительно-правовой анализ, обобщение практических и аналитических данных.
В качестве источников информации были использованы законодательные и иные нормативные акты, отечественная и зарубежная литература, материалы периодической печати, эмпирические данные, полученные в ходе анкетирования, исследования конкретных уголовных дел.
Отметим, что использование литературы при написании исследования представляло двоякую сложность. С одной стороны, большее число сведений о религиозных объединениях содержится в литературе теологического характера. Ее общий массив гораздо значительнее, чем литературы юридической. Естественным следствием этого обстоятельства было то, что наибольшая разработанность проблемы деятельности религиозных групп имеется вне правовых источников. С целью всестороннего освещения предмета диссертации мы широко использовали религиозную литературу. Однако содержащуюся информацию мы постарались преломлять сквозь призму уголовно-правового исследования.
С другой стороны, сложность заключалась в том, что почти все работы по рассматриваемой проблематике носили конкретный идеологический отпечаток. Ясно, что источники атеистической направленности совершенно иначе подходят к ней, чем, например, источники религиозных организаций. Зачастую по одним и тем же пунктам проблемы обнаруживались абсолютно противоположные точки зрения. Поэтому, стараясь соблюсти принцип объективности, мы пользовались источниками, которые нередко взаимоисключают друг друга: атеистические работы, сектантскую литературу, православные издания, протестантские труды и т.д. Путем сопоставления информации мы попытались " отделить зерна от плевел ".
Юридический аспект
Оно красной нитью проходит сквозь всю структуру диссертации. А потому представляется, что, прежде всего, необходимо сфокусироваться на определении объединения, посягающего на личность и права граждан - дефиниции, указанной только в ст. 239 УК РФ.
Итак, что следует понимать под вышеназванной категорией? Поскольку речь идет об объединении, постольку можно говорить о наличии не менее двух лиц. Признак посягательства на охраняемые уголовным законом объекты дает право охарактеризовать такие объединения как общности граждан, деятельность которых сопряжена с совершением общественно опасных деяний. Все формы соучастия, предусмотренные Общей ( ст. 35 УК РФ ) и Особенной частями ( ст. 105, ч. 2, п. " ж "; ст. 158, ч. 2, п. " а "; ст. 158, ч. 3, п. " а " УК РФ и др. ); незаконное вооруженное формирование ( ст. 208 УК РФ ), банда ( ст. 209 УК РФ ) и т. п. - эти криминальные образования в конечном итоге посягают на личность и права граждан. Иными словами, под объединения, посягающие на личность и права граждан, если их понимать в широком смысле, подпадают разнородные общности, за создание ( участие в них, пропаганду совершаемых в нем деяний и т. п. ) которых предусмотрена уголовная ответственность.
В предмет нашего исследования входят объединения, понимаемые в узком смысле. Они упоминаются в ст. 239 УК РФ. религиозные и общественные объединения. Только этим образованиям законодатель на уровне уголовно-правовой лексики придал статус " посягающих на личность и права граждан ". Это единственная словесная конструкция, используемая в уголовном законе применительно к организованным формам граждан, причиняющим ( угрожающим причинить ) вред охраняемым УК интересам. В остальных случаях посягательство на эти интересы подразумевается и выражается в иных формулировках. В названии ст. 239 УК РФ, подчеркнем, четко указана природа объединения, за создание ( участие, руководство, пропаганду ) которого устанавливается уголовная ответственность: посягательство на личность н права граждан.
По нашему мнению, законодатель допускает некорректность -в названии нормы. " Организация объединения, посягающего на личность и права граждан " - формулировка для действующего г{ уголовного закона неприемлемая. Ведь современный отечественный уголовный закон предусматривает уголовную ответствен- // t ность только физических ( индивидуализированных ) лиц, осуще-L, u ствляющих посягательство. За совершение преступления отвечает не объединение ( банда, группа лиц, преступное сообщество и др.М / д а лицо, в нем состоящее. Значит, в рамках действующего уго- . ловного законодательства следует говорить о посягательстве лица, но не посягательстве объединения.
Таким образом, мы полагаем целесообразным изложить на- V звание ст. 239 УК РФ в следующей редакции: " Организация опасного религиозного или общественного объединения ". В представленной редакции, с одной стороны, отображается социальный аспект религиозного и общественного объединений, с другой - соблюдается юридическая форма, совместимая с дефинициями уголовного закона1.
Мы не случайно воспользовались дефиницией " Организация опасного ... объединения , отдав ей предпочтение перед использованием иной формулировки: " Организация преступного ... объединения ". Дело в том, что нельзя исключать случаев участия в общественно опасных объединениях лиц, не обладающих признаками субъекта преступления. Например, если организатор ( создатель ) объединения будет являться субъектом преступления, а члены объединения ( участники ) не будут обладать признаками субъекта, нельзя говорить о преступном объединении ( особенно это характерно для религиозных объединений, когда психическое состояние их участников исключает признак вменяемости ). Ибо юридически преступление совершено одним лицом. Использование термина, обозначающего свойство общественной опасности, позволяет избежать неадекватной правовой оценки деяния.
Примыкает к только что затронутому вопросу еще один нераскрытый момент. Освещая юридическую сторону религиозных и общественных объединений, посягающих на личность и права граждан, нужно определиться с возможностью называть эти общности общественно опасными. Последние изменения в уголовном законодательстве со всей очевидностью демонстрируют тенденцию смещения акцентов в уголовной политике: от субъективации к объективации. Например, устранено понятие особо опасного рецидивиста ( ст. 24-1 УК РСФСР 1960 г. ) - вместо него введено понятие особо опасного рецидива (ст. 18 УК РФ ); вместо характеристики личности преступника - характеристика преступления.
Три типа мотивации и уголовная политика
Поставленный вопрос не столь простой, как может показаться на первый взгляд. И ответ на него в разные исторические периоды был неодинаков. Также как неодинаков он и сейчас в различных государствах. Такая неодинаковость не случайна. Она есть следствие отсутствия единого взгляда на то место, которое занимает религия по отношению к государству.
Существуют две противоположные концепции по поводу той роли, которую играет религия в становлении и развитии практически всех форм как коллективной, так и индивидуальной жизни; два взаимоисключающих воззрения по поводу ее перспектив в истории человечества. Согласно одной из концепций, религия - исторически преходящая форма общественного сознания "\
Иной взгляд состоит в признании за религией основополагающего значения. Обращаясь к идеям виднейших исследователей взаимоотношения религии, государства, права - их взаимодетерминация и входит в часть предмета настоящей работы, - нельзя не заметить, что в этой тройственной связке религии отводится не просто важная, но мажорная роль: "... государство произошло из религии и теперь и всегда происходит из нее, то есть принципы государства должны быть рассматриваемы как имеющие силу в себе и для себя, а это возможно лишь, поскольку они признаются определениями самой божественной природы. Поэтому природа государства и его конституции таковы же, как и природа религий; государство действительно произошло из религии и при том так, что афинское или римское государство было возможно лишь при специфической форме языческой религии этих народов так же, как католическому государству свойственны иной дух и иная конституция, чем протестантскому "2. Или: " Право возникает непосредственно из требований религиозной идеи лишь тогда, когда группа людей, одержимых этой идеей, силой подчиняет себе группу других людей, не разделяющих данных религиозных убеждений. Чаще всего такое превращение происходит в таких случаях, когда данная религиозная идея предполагает смысл такого навязывания м3.
Ясно, что ответ на поставленный вопрос " почему " будет зависеть от того, какую мы изберем базовую посылку: ту, где го 70 сударству отводится вторичная по сравнению с религией роль, или ту, в которой религия представляется частным феноменом по отношению к государству, либо совершенно иную, не сводимую к данным типам. Ниже мы остановимся на этом моменте. А пока заметим следующее.
Чтобы вести речь об уголовной политике в обозначенной сфере, нужно ясно определить две стороны взаимодействия религии и государства ( поскольку оно является первопричиной самой уголовной политики ). Первая сторона отражает позитивную функцию религии. Так, некоторые ученые видят в религии источник правовых норм1, другие - в том, что она придает им сверхъестественный характер2, третьи считают " учреждения господствующей религии " специфической частью государственного аппарата3. При всей разности дефиниций отчетливо вырисовывается суть позитивного аспекта религии: она находится по одну сторону с государством.
Однако есть иной аспект взаимосвязи: негативный. Его квинтэссенцией является фактор противоправности, вызываемый деяниями, обусловленными религиозными мотивами или иным образом связанными с религией. Причем сюда не включаются автоматически все случаи, где фигурирует религия, но только те, в которых она и ее производные конкретно указываются в нормах. К их числу можно отнести, например, ст. ст. 105 , ч. 2 , п. " л "; 111, ч. 2, п. " е ", 282 , ст. 239 УК РФ. Короче, это все случаи конфликта между государством и религией, если при посредстве последней осуществляется посягательство на правоохраняемые блага. Точнее, это - конфликт не между религией и государством, а между лицами, совершающими преступления закона и государством. Посягательство может затрагивать практически все интересы, которые регулируются существующими отраслями права. Но в праве уголовном негативная сторона проявления религии достигает своего апогея. Кроме того, можно констатировать, что феномен взаимоотношения религии и права достаточно изучен на уровне теории права и государства. О праве уголовном этого сказать нельзя, поскольку сфера приложения данного явления в этой отрасли несравненно уже. Но и внутри рассматриваемой сферы есть области, нуждающиеся в особой разработке. Это - охрана общественных отношений от деятельности религиозных объединений, посягающих на личность и права граждан.
Ст. 239 УК РФ " Организация объединения, посягающего на личность и права граждан " - норма, призванная защищать охраняемые интересы от создания и деятельности общественно опасных религиозных и общественных объединений. Если упоминание об общественных объединениях в этой норме указывается только с 1993 г., то о религиозных объединениях ( группах ) говорится с момента первого появления нормы в отечественном уголовном праве в 1960 г. Тем самым становится очевидным первооснова ее социальной функции, заключающаяся в эффективном противодействии религиозным общностям, функционирование которых угрожает причинением вреда личности, обществу и государству. Эта норма концентрирует в себе смысл всей уголовной политики в исследуемой нами области. Напомним, однако, что стержневой момент исследования данной области, вокруг которого мы строим все заключения настоящего раздела диссертации - вопрос о том, почему государство должно преследовать религиозные объединения. Иными словами, нам необходим анализ концепций уголовной политики. А для этого следует обозреть все те подходы, которые знакомы истории права России и зарубежья в этой части.
Антитеистическая и плюралистическая мотивации как альтернативные основы уголовной репрессии в сфере правового запрета на деятельность религиозных объединений
Для того чтобы почувствовать атмосферу времен перехода государства от теистической мотивации к совершенно иному типу оснований, на которых строится уголовная политика, приведем две выдержки из одного правового документа.
В одиннадцатом разделе " Проступки по делам религии " Уголовного уложения для Северо-Германского Союза содержался параграф 166, в котором указывалось: " Кто будет возбуждать соблазн возложением публично, в поносительных выражениях, хулы на Бога, или ругаться публично над одною из христианских или иных церквей, пользующихся в пределах союза корпоративными, или над их учреждениями и обрядами, а равно кто учинит какое-либо поносительное бесчинство в церкви или ином месте, назначенном для религиозных собраний, тот приговаривается к тюремному заключению на время до 3 лет м1.
Казалось бы, что никакого отличия от ранее рассмотренных нами актов данное постановление не имеет. Все также государство пользуется терминологией, исконно принадлежащей религии ( хула ). Действительно, это так, но вот уже в следующем разделе отразились веяния нового времени.
Так, в параграфе 167 устанавливалось: " Кто, посредством насилия или угроз, воспрепятствует другому совершить богослужение одного из состоящих в союзе религиозных обществ, а равно кто умышленно, посредством крика или произведения беспорядка в церкви или ином месте, назначенном для религиозных собраний, воспрепятствует отправлению Богослужения или отдельных обрядов какого-либо состоящего в союзе религиозного общества, или прервет их, тот приговаривается к тюремному заключению на время до 3 лет м1.
Становится очевидным, употребление выражения " состоящих в союзе религиозных обществ " yжev$ размывают саму идею охранения господствующей церкви. Мы имеем возможность сравнить установления данного документа с теми актами, которые издавались в период расцвета политического влияния церковных институтов. Ни о каких союзах религиозных сообществ не могло быть и речи. Иначе это подрывало бы саму принцип охранения монопольной религиозной системы, которая в прежние времена ревностно защищалась государством. И не удивительно, так как последнее было или под руководящим воздействием церковной иерархии, или прямо подчинялось ей. В приведенных выше документах еще говорится о союзных религиозных сообществах, но уже ясно дают о себе знать центробежные процессы. И, конечно же, в последующих установлениях государство не будет проводить границы между " состоящими в религиозном союзе обществами " и иными категориями религиозных объединений. Но прежде чем появились юридические акты, подобные процитированным, необходим был процесс смены теистической мотивации на плюралистическую. Как невозможны в истории мгновенные смены кардинальных установлений, так невозможны в уголовной политике - как части истории вообще - радикальные трансформации за короткий период. По этой причине рассмотрим нижеследующее.
Для нас эвристическую ценность представляет момент перехода отечественной уголовной политики от теистической мотивации к плюралистической. Согласно мнению сотрудника МВД Российской Империи и видного исследователя политики государства по делам раскола и сект, граница, отделяющая религиозную мотивацию от нерелигиозной в этой сфере, проходит не ранее 1667 г. В этом году было постановлено подвергать раскольников не только церковному, но и гражданскому наказанию1. Варадинов Н. замечает: " Хотя постановление это свидетельствует о новом направлении и действиях Правительства ( ... ), однако оно истекало не из ( ... ) юридического взгляда, а вращалось все еще в круге религиозных мер "2. И далее: " ... узаконение это имеет своим основанием взгляд духовенства на дела раскола; Правительство же все еще не начинало смотреть на него с точки зрения государственной, ни даже уголовной или полицейской, т. е. Оно не относило проявлений раскола к нарушению законов " . В 1684 г. издается постановление о порядке следствия по расколам, потворству, ереси и иным деяниям4. Это постановление, по мнению Варадинова Н., следует считать " переходом к новому направлению законодательства "5.
Можно соглашаться с этой точкой зрения, можно и оспорить ее, но нужно иметь в виду следующее: довольно трудная задача по определению названного момента смены мотиваций осложняется еще и тем, что зачастую государственный подход к решению " религиозной проблемы " носил не стабильный, а переменчивый характер. Так, в середине 18-го века в Москве учреждается Следственная Комиссия по поводу действия в Москве секты хлыстов1. А уже с 1762 г. - при восшествии на престол Екатерины II - намечается ослабление преследований лиц, уклоняющихся от православной веры2. Указом от 14 декабря 1762 г. позволено всем бежавшим из России раскольникам возвратиться на Родину " с прощением всех их преступлений и3. Это сказалось на осложнении криминологической ситуации, особенно в области борьбы с изуверскими культами. В 1772 г. были " открыты скопцы " в Севской епархии " и вообще замечено, что изуверство распространяется все более и более "4. В 1772 г. " открыты скопцы " в Орловской губернии; причем, " повелено дело об них трактовать как обыкновенные гражданское, а отнюдь не инако ", т. е. смотреть на него " не с религиозной и государственной " точек зрения". Однако после того, " сектанты сделали инвалидами массу народа, а десятки человек по ошибке отправили на тот свет ", Екатериной II был издан акт о том, что скопцы вредны и опасны своим изуверством. За насильственное оскопление полагалась каторга от 10 до 15 лет "6.
Объективные признаки
Какие общественные отношения призвана охранять рассматриваемая уголовно-правовая норма? Указывается, что преступление, предусмотренное ст. 239 УК РФ, посягает на " установленный порядок создания и деятельности религиозных и общественных объединений, на права граждан, установленные Конституцией РФ, и их конституционные и иные гражданские обязанности, а также здоровье населения м1.
В другом источнике объекты уголовно-правовой охраны перечислены в ином порядке, здоровье населения, правовой порядок, обеспечивающий условия соблюдения принятых норм общественной нравственности2. Выборочный анализ мнений по объекту преступления позволяет сделать первичные выводы: в общих чертах охраняемые общественные отношения выделяются достаточно единообразно. Но более глубокое исследование позволяет заметить различную расстановку акцентов в охране общественных отношений. Если приведенное первое мнение во главу ставит установленный порядок создания и деятельности религиозных и общественных объединений, то второе - здоровье ( которое занимает последнее место в перечне отношений, перечисленных в первом источнике ). Противоположная акцентуация здесь не случайна: сама норма предусматривает охрану очень широкого круга непосредственных объектов, что затрудняет их деление на основные и дополнительные. Первый взгляд фокусируется на факте создания объединения, который содержит свойство посягательства на личность и права граждан. Второй - на самом посягательстве. Первая точка зрения более логична, если отталкиваться от общей характеристики состава преступления ( в основном опираясь на момент окончания преступления ). Вторая - если отталкиваться от занимаемого места в системе Особенной части Уголовного кодекса, так как оно определяет качество охраняемого объекта.
Все вышеизложенное мы привели в качестве иллюстрации к главному пункту нашего исследования. Мы считаем, что вопрос об объекте преступления, предусмотренного ст. 239 УК РФ, является проблемным. На чем зиждется наше утверждение? Вообще, каким образом мы можем определить степень разработанности вопроса об объекте конкретного общественно опасного деяния? Для этого воспользуемся своеобразным индикатором: стабильностью расположения уголовно-правовой нормы в системной единице Особенной части ( разделе, главе ). Действительно, Особенная часть Уголовного кодекса построена на принципе группировки отдельных составов преступлений в зависимости от объекта посягательства. Таким образом, любые перемещения составов преступлений внутри нее напрямую связаны с пониманием его объекта. Следовательно, постоянное размещение статьи в одной и той же главе - признак выясненности характера общественных отношений, защищаемых нормой. Постоянный перенос статьи из одной системной единицы в другую свидетельствует об отсутствии единообразного подхода к трактовке объекта преступления. Рассматриваемая нами норма троекратно меняла место в Уголовном кодексе за довольно небольшой срок своего существования. Следовательно, ставить точку в вопросе об объекте этого преступления преждевременно.
Воспользуемся историческим методом, позволяющим ретроспективно проследить ход изменения трактовки этого элемента состава преступления.
Впервые подобная норма, как указывалось выше, возникла в УК РСФСР 1960 г. Ст. 227 " Создание группы, причиняющей вред здоровью граждан ", устанавливала ответственность за организацию или руководство группой, деятельность которой сопряжена с причинением вреда здоровью граждан или половой распущенностью, если эта деятельность проводилась под видом проповедования религиозных вероучений. Расположение статьи в главе о преступлениях против общественной безопасности, общественного порядка и здоровья населения предопределяло обозначение родового и непосредственного объектов деяния: совокупность общественных отношений, обеспечивающих общественную безопасность и здоровье населения - соответственно.
Законом от 25 июня 1962 г. диспозиция нормы увеличивается и по объему и по содержанию. Слова " сопряжена с причинением вреда здоровью граждан " законодатель дополнил словами " или с иными посягательствами на личность и права граждан ". Тем самым здоровье перестает быть исключительным объектом охраны нормы. После приведенных изменений объектом признаются еще и политические права граждан ( по УК РСФСР 1960 г., аналог в УК России 1996 г. - конституционные права и свободы человека и гражданина ).
Слова, включенные в диспозицию, стали краеугольным камнем. Вокруг данной формулировки возникли два различных подхода к характеристике объекта преступления. Так, на основании указанных выше слов в Уголовных кодексах Азербайджанской ССР, Литовской ССР, Киргизской ССР, Узбекской ССР норма содержалась в главе о преступлениях против политических и трудовых прав граждан.
Такая несогласованность, разумеется, не могла не привести к противоположным взглядам на основной и дополнительный круг охраняемых общественно опасных деяний, взглядам на приоритетную функциональную направленность статьи. Если по УК РСФСР основным объектом следовало считать здоровье граждан, то по УК вышеуказанных республик - все до наоборот. Ясно, что и родовой объект трактовался по-разному.
