Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Теоретические основы исследования сложных единичных преступлений 13
1. Социально-правовая природа единичных преступлений 13
2. Понятие и виды сложных единичных преступлений 32
Глава II. Единичные преступления со сложными характеристиками, не зависящими от конструкции состава 50
1. Продолжаемое преступление 50
2. Длящееся преступление 74
3. Преступление, переросшее из другого преступления 87
Глава III. Единичные преступления со сложными составами 109
1. Преступление с альтернативными признаками состава 109
2. Составное преступление 126
3. Преступление, состав которого предусматривает повторные действия 147
Заключение 166
Библиография 169
- Понятие и виды сложных единичных преступлений
- Длящееся преступление
- Составное преступление
- Преступление, состав которого предусматривает повторные действия
Введение к работе
Актуальность темы диссертационного исследования. Осуществляя деятельность по применению уголовно-правовых норм, органы предварительного расследования и суд нередко сталкиваются с проблемами квалификации сложных единичных преступлений. Такие преступления могут совершаться несколькими взаимосвязанными деяниями либо одним деянием, непрерывно длящимся в течение определенного времени или посягающим на несколько объектов уголовно-правовой охраны, предметов, потерпевших, что порождает значительное их сходство с совокупностью преступных деяний и, как следствие, потребность в их разграничении.
Однако, как показывает практика, разграничение сложных единичных преступлений с множественностью преступных деяний сопровождается значительным числом квалификационных ошибок, о чем наглядно свидетельствует опубликованная практика Верховного Суда Российской Федерации. Высшая судебная инстанция вынуждена регулярно исправлять ошибки, связанные с необоснованной квалификацией нескольких преступлений в качестве единичного преступного деяния, а равно просчеты обратного порядка, когда сложное единичное преступление ошибочно признается совокупностью преступлений. Немало ошибок допускается правоприменительными органами и при определении момента окончания отдельных видов сложных единичных преступлений (в особенности, это касается продолжаемых и длящихся преступлений), установлении времени их совершения.
Между тем, подобные правоприменительные ошибки влекут за собой крайне неблагоприятные юридические и социальные последствия. Как отмечается в уголовно-правовой литературе, «правовая оценка и квалификация содеянного как совокупности преступлений в тех случаях, когда имеет место лишь одно преступление, и наоборот, квалификация нескольких преступлений как единого общественно опасного деяния ведут к серьезным нарушениям … законности, неблагоприятно сказываются на борьбе с преступностью в целом, на судьбе осужденных и их близких, искажают реальную картину состояния преступности и т.п.».
Как показало проведенное нами исследование, ошибки, допускаемые при уголовно-правовой оценке сложных единичных преступлений, детерминированы целым рядом взаимосвязанных факторов. Во-первых, предпосылки для них заложены самим законодателем, который не регламентировал виды сложных единичных преступлений и правила их квалификации в уголовном законе. Кроме того, конструируя сложные составы преступлений, законодатель нередко игнорирует правила юридической техники, порождая правовую неопределенность относительно объема преступных деяний, которые охватываются сложным составом и могут быть квалифицированы как единичное преступление. Во-вторых, правоприменительные ошибки при уголовно-правовой оценке сложных единичных преступлений предопределены неоднозначной позицией Верховного Суда Российской Федерации, который иногда формулирует диаметрально противоположные рекомендации по квалификации сложных единичных преступлений одного вида, а в отдельных случаях предписывает такие правила их квалификации, которые вступают в противоречие с уголовным законом. В-третьих, они связаны с отсутствием непротиворечивых рекомендаций по квалификации сложных единичных преступлений в теории уголовного права, что дезориентирует правоприменительную практику.
На этом фоне диссертационное исследование, нацеленное на разработку правил квалификации сложных единичных преступлений и предложений по их нормативной регламентации, а также рекомендаций по законодательному конструированию сложных составов преступлений, представляет повышенную актуальность и приобретает особую значимость.
Степень научной разработанности темы исследования. Изучением сложных единичных преступлений занимались такие ученые, как Галиакбаров Р.Р., Гринь М.В., Гулиева Н.Б., Дёмин В.Ф., Зинченко И.А., Калинина Т.А., Козлов А.П., Красиков Ю.А., Криволапов Г.Г., Кудрявцев В.Н., Кузнецова Н.Ф., Куличенко Н.Н., Малков В.П., Наумов А.В., Ораздурдыев А.М., Питецкий В.В., Рарог А.И., Романюк С.Н., Черненко Т.Г., Яковлев А.М., Яни П.С. и др. Указанные авторы внесли значительный вклад в формирование теоретической основы учения о сложных единичных преступлениях. Вместе с тем, приходится констатировать, что в имеющихся научных публикациях остается окончательно не решенным целый комплекс объективно непростых проблем, связанных с пониманием юридической и социально-криминологической природы сложных единичных преступлений, их видовой классификацией, уголовно-правовой характеристикой и квалификацией, а некоторые важнейшие вопросы (например, предпосылки и критерии конструирования сложных составов, выступающих в качестве юридической основы отдельных видов сложных единичных преступлений) вовсе оказались за рамками специальных исследований. Для восполнения этих пробелов необходимо проведение специального диссертационного исследования.
Цели и задачи исследования. Целью диссертационного исследования является разрешение теоретических и прикладных проблем, связанных с установлением и применением уголовной ответственности за сложные единичные преступления, а также разработка научно обоснованных правил их квалификации и предложений по их нормативной регламентации.
Необходимость достижения указанной цели обусловила постановку и решение следующих основных задач:
на основе исследования социально-юридической природы единичных преступлений выявить критерии единства преступления;
проанализировать признаки сложного единичного преступления и сформулировать его определение;
разработать видовую классификацию сложных единичных преступлений;
представить детальную уголовно-правовую характеристику отдельных видов сложных единичных преступлений, уточнить их признаки;
определить предпосылки и критерии конструирования сложных составов, выступающих в качестве юридической основы ряда сложных единичных преступлений, выявить недостатки и просчеты, допущенные при конструировании соответствующих сложных составов в Уголовном кодексе Российской Федерации (далее – УК РФ), и сформулировать научно обоснованные рекомендации по их устранению;
исследовать дискуссионные проблемы квалификации сложных единичных преступлений;
разработать проект уголовно-правовой нормы, регламентирующей правила отграничения сложных единичных преступлений от множественности преступных деяний.
Объектом диссертационного исследования является комплекс общественных отношений, возникающих в связи с установлением и применением уголовной ответственности за сложные единичные преступления.
Предметом диссертационного исследования являются сложные единичные преступления; сложные составы, выступающие в качестве юридической основы ряда сложных единичных преступлений; доктринальные, судебные и законодательные правила квалификации сложных единичных преступлений; практика применения уголовно-правовых норм, предусматривающих ответственность за сложные единичные преступления.
В качестве нормативной базы диссертационного исследования выступают Конституция России, решения Конституционного Суда Российской Федерации, УК РФ, Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации (далее – УПК РФ), Кодекс Российской Федерации об административных правонарушениях (далее – КоАП РФ).
Эмпирическая база диссертационного исследования представлена: результатами проведенного в 2010-2013 гг. обобщения материалов более 200 уголовных дел, рассмотренных судами 48 субъектов Российской Федерации; опубликованной практикой Верховного Суда Российской Федерации, относящейся к теме исследования; данными опроса 148 экспертов (из них 26 федеральных судей, 40 мировых судей, 57 следователей органов внутренних дел Российской Федерации, 25 следователей Следственного комитета Российской Федерации), проведенного в 2012-2013 г. на территории 5 субъектов Российской Федерации (Москва, Республика Адыгея, Краснодарский и Ставропольский края, Ростовская область). При подготовке диссертации также использовались результаты исследований, проводимых другими авторами.
В качестве теоретической основы диссертационного исследования выступили основные положения отечественной доктрины уголовного права, а также относящиеся к объекту исследования труды в области теории права, истории государства и права, философии права, криминологии, международного, конституционного, уголовно-процессуального, административного права, социологии. Среди публикаций, непосредственно относящихся к теме диссертационного исследования, необходимо выделить: научные работы по квалификации преступлений (Корнеева А.В., Кудрявцев В.Н., Кузнецова Н.Ф., Наумов А.В., Рарог А.И., Семернёва Н.К.); труды по множественности преступных деяний, в которых исследованы вопросы ее отграничения от сложных единичных преступлений (Агаев И.Б. Васильева Е.Г., Галиакбаров Р.Р., Караев Т.Э., Красиков Ю.А., Криволапов Г.Г., Малков В.П., Петухов Р.Б., Санинский Р.А., Становский М.Н., Ткешелиадзе Г.Т., Черненко Т.Г., Фролов Е.А., Шмелёв В.Ф., Яковлев А.М.); произведения, посвященные сложным единичным преступлениям в целом (Дёмин В.Ф., Калинина Т.А., Козлов А.П., Куличенко Н.Н., Романюк С.Н.); сочинения, предметом которых выступили отдельные разновидности сложных единичных преступлений (Гулиева Н.Б., Зинченко И.А., Кривошеин П.К., Лопашенко Н.А., Ораздурдыев А.М., Питецкий В.В., Щепельков В.Ф., Яни П.С.).
Методологической основой диссертационного исследования является общенаучный диалектический метод, а также ряд частнонаучных методов: формально-логический, сравнительно-правовой, системно-структурный, социологический.
Научная новизна диссертации определяется кругом рассматриваемых в ней вопросов, многие из которых длительное время находились за рамками уголовно-правовых исследований, а также содержанием предложенных подходов к их решению.
В работе определены критерии единства преступления; выявлена сущность сложных единичных преступлений и сформулировано их авторское определение; разработана видовая классификация сложных единичных преступлений, основанная на особенностях их законодательного отражения; представлена уточненная уголовно-правовая характеристика конкретных сложных единичных преступлений; обоснована необходимость корректировки отдельных разъяснений Верховного Суда Российской Федерации по вопросам их квалификации; выявлены некоторые просчеты, допущенные при законодательном конструировании сложных составов, выступающих в качестве юридической основы ряда сложных единичных преступлений, и определены пути их устранения; в порядке de lege ferenda сформулированы предложения по нормативной регламентации сложных единичных преступлений и правил их квалификации.
Основные положения, выносимые на защиту:
-
Единство преступления определяется с учетом трех взаимосвязанных критериев: в качестве формально-юридического критерия выступает единый состав преступления; содержательным критерием единичного преступления является внутренняя взаимосвязь его элементов, которая имеет функциональные, причинно-следственные и субъективные проявления; в основе конструирования составов единичных преступлений находится социально-криминологический критерий – распространенность, типичность, устойчивость содержательного (внутреннего) единства преступления. Правоприменительные органы, квалифицируя единичные преступления, должны руководствоваться содержательным и формально-юридическим критериями, законодатель, конструируя составы единичных преступлений, должен принимать во внимание содержательный и социально-криминологический критерии; предметом же изучения науки уголовного права являются совокупность всех названных критериев.
-
Оценивать сложность единичного преступления необходимо не через призму многомерности его состава, а с точки зрения внешнего сходства с множественностью преступных деяний. Исходя из этого, сложным единичным предлагается считать преступление, имеющее внешнее сходство с множественностью преступлений, признаки которого охватываются одним составом преступления (сложным или простым). В основу классификации сложных единичных преступлений должно быть положено различие в их законодательном отражении, с учетом которого предлагается выделять:
1) единичные преступления со сложными характеристиками, не зависящими от конструкции состава преступления (его простоты или сложности). К ним относятся: а) продолжаемое преступление; б) длящееся преступление; в) преступление, переросшее из другого преступления;
2) единичные преступления со сложными составами. К ним необходимо отнести: а) преступление с альтернативными признаками состава; б) составное преступление; в) преступление, состав которого предусматривает повторные действия.
-
Традиционный подход, согласно которому продолжаемое преступление является оконченным с момента совершения последнего из ряда тождественных деяний, охватываемых умыслом виновного, не соответствует потребностям правоприменительной практики. Во-первых, он не проводит разграничения между моментами фактического и юридического окончания продолжаемого преступления, которые могут не совпадать, а во-вторых, не учитывает возможность совершения продолжаемого преступления с относительно-определенной целью, когда виновный не имеет четкого представления о количественных параметрах преступного результата, к которому он стремится. Исходя из этого, сформулированы рекомендации по установлению момента юридического окончания продолжаемого преступления в зависимости от степени конкретизации его цели и ее уголовно-правового значения (приводятся в тексте диссертации и автореферата).
-
Выработанные в судебной практике признаки длящегося преступления и правила его квалификации требует существенного уточнения. В определении длящегося преступления необходимо: а) отразить непрерывность осуществления состава юридически оконченного преступления, что позволит четко разграничить момент юридического и фактического окончания длящегося преступления; б) отказаться от признака «сопряженность с последующим длительным невыполнением обязанностей, возложенных на виновного законом под угрозой уголовного преследования», так как длящиеся преступления могут совершаться не только путем преступного бездействия, но и посредством активных действий; в) признать возможность совершения длящегося преступления несколькими непрерывно осуществляемыми взаимосвязанными деяниями. При этом момент фактического окончания длящегося преступления нельзя автоматически приравнивать к моменту задержания виновного, поскольку он может продолжить осуществление длящегося действия (бездействия) даже в местах лишения свободы.
-
Самостоятельной разновидностью сложного единичного преступления следует признать преступление, которое в результате изменения умысла виновного переросло в другое, более общественно опасное преступное деяние. Содеянное подлежит квалификации по статье Особенной части УК РФ, предусматривающей ответственность за более общественно опасное преступление, при условии, что первоначальное и последующее преступные деяния предусмотрены одной главой Особенной части УК РФ, а также посягают на один предмет и (или) потерпевшего.
-
Конструирование составов преступлений с альтернативными признаками целесообразно в случаях, когда посягательство на определенный объект уголовно-правовой охраны может быть совершено: а) посредством воздействия на нескольких потерпевших, обладающих однородными признаками либо имеющих тесную связь между собой; б) посредством воздействия на предметы, выполняющие сходные функции; в) несколькими, как правило, взаимосвязанными деяниями, существенно не отличающимися по степени общественной опасности; г) несколькими способами, сходными по воздействию на предмет уголовно-правовой охраны или потерпевшего; д) посредством причинения нескольких одинаково возможных последствий, сходных по своей общественной опасности. Законодатель нередко игнорирует указанные критерии, что приводит к необоснованной совокупной квалификации тесно взаимосвязанных деяний, обладающих равной общественной опасностью.
-
Практику квалификации составных преступлений деформируют отдельные разъяснения Пленума Верховного Суда Российской Федерации, которые противоречат теории квалификации и уголовному закону, а также искажают сущность составных преступлений (в частности, разъяснения о совокупной квалификации убийства, сопряженного с другими преступлениями; разъяснение о квалификации нескольких убийств, совершенных с различным умыслом, как единичного преступления, предусмотренного п. «а» ч. 2 ст. 105 УК РФ). Исходя из этого, предлагается, во-первых, скорректировать позицию высшей судебной инстанции по вопросам квалификации составных преступлений, а, во-вторых, регламентировать признаки составных преступлений в уголовном законе, ограничив стремление Верховного Суда Российской Федерации к их расширительному толкованию.
-
Возврат к практике конструирования в УК РФ составов преступлений с административной преюдицией представляется необоснованным. Подобная практика, во-первых, нарушает принцип «non bis in idem»; во-вторых, размывает границы между преступлением и административным правонарушением; в-третьих, подрывает уголовно-процессуальные гарантии, в соответствии с которыми лицо может быть привлечено к уголовной ответственности только в судебном порядке; в-четвертых, не соответствует критериям единства преступного деяния, позволяя признать единичным преступлением механическую совокупность административных правонарушений, не обладающих внутренней взаимосвязью.
Теоретическая значимость исследования заключается в том, что его положения и выводы вносят вклад в решение проблем установления и применения уголовной ответственности за сложные единичные преступления. Проведенное исследование позволило сформулировать научно обоснованные предложения по совершенствованию уголовного законодательства в части, касающейся регламентации сложных единичных преступлений и правил их квалификации, которые можно рассматривать в качестве теоретической основы для дальнейшего реформирования уголовного законодательства.
Практическая значимость работы состоит в том, что ее положения и выводы могут быть использованы: в законотворческой деятельности по совершенствованию уголовного законодательства России; в правоприменительной практике при уголовно-правовой оценке сложных единичных преступлений; в научно-исследовательской работе при дальнейшей разработке проблем, связанных с квалификацией сложных единичных преступлений и законодательным конструированием сложных составов; в учебном процессе при преподавании дисциплины «Уголовное право» и связанных с ней спецкурсов.
Апробация результатов исследования. Основные положения и выводы диссертации отражены в 8 научных статьях, 4 из которых опубликованы в ведущих рецензируемых научных журналах и изданиях, рекомендованных ВАК Министерства образования и науки РФ. Автор принимал участие в работе 5 международных научно-практических конференций («Право и правосудие: теория, история, практика», г. Краснодар, 30 ноября 2010 г., «Экология и уголовное право: поиск гармонии», г. Геленджик, 6-9 октября 2011 г., «Современные проблемы уголовной политики», «Краснодарский университет МВД России, 28 сентября 2012 г. и 27 сентября 2013 г., «Правовая система России: традиции и модернизация», Краснодар, 20 апреля 2013 г., а также в выездном заседании секции уголовного права и криминологии УМО по юридическому образованию высших учебных заведений РФ (Нижний Новгород, 11-14 сентября 2013 г.) Результаты проведенного исследования внедрены в учебный процесс ФГБОУ ВПО «Кубанский государственный университет» и СКФ ФГБОУ ВПО «Российская Академия правосудия».
Структура диссертации предопределена целями и задачами исследования. Диссертация состоит из введения, трех глав, объединяющих восемь параграфов, заключения, библиографии и приложения.
Понятие и виды сложных единичных преступлений
Исходя из этого, более предпочтительным представляется второй подход к определению единичного преступления, который характеризует его как с формально-юридических, так и содержательных позиций. Этот подход получил свое отражение еще в работах дореволюционных ученых, в частности, в трудах Н.С. Таганцева, который подчеркивал, что преступление должно быть отдельным (т.е. единичным) как «с точки зрения данного законодательства», так и «по существу».9 Дальнейшее развитие эта идея получила в советской уголовно-правовой науке, в которой доминировал формально-материальный подход к пониманию преступления. При решении вопроса о единстве преступного деяния, - отмечала Н.Ф. Кузнецова, - надо помнить, что преступление - понятие социально-правовое.10 А В.Н. Кудрявцев справедливо указывал, что «понятие единичного преступления может быть охарактеризовано со стороны формы и содержания». Подобное представление о критериях единства преступного деяния преобладает (62,8 %) и среди опрошенных нами экспертов (см. приложение).
Признавая тот факт, что единичное преступление необходимо характеризовать не только с позиции формально-юридических признаков, но и с точки зрения его содержания, сторонники рассматриваемого подхода демонстрируют весьма существенные расхождения по вопросу о содержательных критериях единичного преступления. Подобные расхождения наблюдались еще среди дореволюционных криминалистов. В частности, Н.С. Таганцев к числу содержательных признаков единичного преступления относил «единство виновника», «единство объекта и, прежде всего, единство нормы, на которую посягает виновный», а также «виновную деятельность», подчеркивая, что «единство вины составляет главный признак единичного преступного деяния, и притом не только в том случае, когда виновность находит свое выражение в едином действии или бездействии, заключающем посягательство на один правоохраняемыи интерес, но и там, где
Иная трактовка единичного преступления была представлена в трудах СВ. Познышева, по мнению которого «единство преступления предполагает, прежде всего, единство объекта, на который направляется посягательство ... Единство действия предполагает, далее, одно общее решение подвергнуть известному воздействию данный объект, хотя, быть может, по частям и в несколько приемов. Наконец, предполагается одна, хотя, может быть, и распадающаяся на несколько раздельных во времени актов, деятельность, направленная на общий объект».13 В свою очередь А. Резон полагал, что «единство или множество преступлений зависит от единства или множества деяний, сколько деяний - столько преступлений».14
Еще более широкая палитра различных мнений относительно содержательных критериев единичного преступления представлена в науке уголовного права советского и постсоветского периода. Так, одни специалисты считают, что отличительным признаком единичного преступления является единство его объективной стороны. Такой точки зрения придерживался, в частности, А.А. Пионт-ковский, который отмечал, что «обычно единое преступление имеет место в тех случаях, когда определенный преступный результат причинен в результате одного действия виновного».15
Другие ученые полагают, что основным признаком единичного преступления является единство субъективной стороны. Показательным в этом смысле является определение, предложенное Н.Н. Куличенко: «Под единичным преступлением следует понимать общественно опасное деяние, состоящее из одного или складывающееся из нескольких действий (бездействия), характеризующееся единством субъективных признаков (единством вины, цели - в умышленных преступлениях) и подпадающее под действие одной уголовно-правовой нормы УК
Третья - наиболее представительная - группа исследователей характеризуют содержание единичного преступления с позиции как объективных, так и субъективных критериев. Одним из первых совокупность указанных критериев отразил А.А. Герцензон: «Единичным преступное деяние явится в том случае, если виновный ... совершит деяние, объединенное единим намерением, единой целью, посягающее на единый объект и выражающееся в деятельности, которая несмотря на все ее разнообразие подчинена единому преступному замыслу, направленному на достижение определенного результата».17 Однако наиболее рельефное отражение рассматриваемая позиция нашла в трудах A.M. Яковлева, по мнению которого для единичного преступления характерно единичное действие (или несколько однородных действий), совершенное с единой формой вины и приведшее к единичному последствию (или ряду однородных последствий). При этом совершение единичного действия (ряда однородных действий), повлекшего единичное последствие (ряд однородных последствий), автор называет объективным, а единство вины - субъективным критерием единичного преступления.
В современной уголовно-правовой литературе объективно-субъективный подход к содержательному единству преступного деяния получил значительное распространение (хотя некоторые авторы, анализируя содержание единичного преступления, не проводят четкого разграничения его признаков на объективные и субъективные). Однако при этом предлагаемый исследователями набор объективных и субъективных признаков существенно разнится. Так, А.П. Козлов к объективным признакам единичного преступления относит совершение одномоментного деяния или системы многомоментных функционально связанных телодвижений, направленных на единый для них общественно опасный результат, а к субъективным - вину, мотив и цель преступления, которые позволяют констати Куличенко Н.Н. Уголовно-правовая оценка единичного сложного преступления: Ю.Е. Пу-довочкин к числу признаков единичного преступления относит: единый объект преступного посягательства; единство мотива и цели преступного действия (бездействия); единое последствие (или множество последствий), находящееся в причинной связи с единичным действием (бездействием) субъекта (или системой действий); тесная внутренняя взаимосвязь всех элементов преступления.20 Еще более широкий круг объективных и субъективных признаков единичных преступлений называет И.Б. Агаев: 1) в основе единичного преступления находится единичное действие (или бездействие) либо система действий (актов бездействия) человека; 2) единичное преступление посягает на единый объект, выражается в деятельности, подчиненной единому замыслу; 3) объективные и субъективные признаки единичного преступления определяют его как сознательный волевой, целенаправленный акт лица; 4) единичное преступление является деянием или системой деяний, обусловленных общим мотивом и единой целью; 5) все элементы преступного действия (актов бездействия), представляя отдельные акты единого поведения субъекта, связаны между собой; 6) единичное преступление обладает общественной опасностью и причиняет вред в результате преступных действий (или бездействия).21
Длящееся преступление
Таким образом, приходится признать, что для продолжаемого преступления характерным является исключительно умысел, причем прямой, а также субъективная направленностью всех входящих в него неоднократных тождественных посягательств на достижение общей цели. Отличительной особенностью прямого умысла при совершении продолжаемого преступления является его единый, «сквозной» характер, который связывает неоднократно совершаемые тождественные посягательства в одно целое. Единство умысла означает, что «виновный осознает общественно опасный характер своих совокупных действий, понимает необходимость достижения результата только путем поэтапного совершения действий и через частичные отдельные результаты осознает развитие объективной (причинной или обуславливающе-опосредованной) связи между отдельными актами и общим результатом».108
Следует подчеркнуть, что единый умысел (вне зависимости от степени его конкретизации), который охватывает все акты, входящие в состав продолжаемого преступления, должен возникнуть до совершения первого их них. Если же после успешного совершения виновным разового преступного деяния (например, одного факта сбыта наркотических средств) у него возникает умысел продолжить свою деятельность посредством совершения нескольких тождественных деяний (сбыта определенного количества наркотических средств, приобретенного в дальнейшем), то первый факт сбыта следует квалифицировать как самостоятельное преступление, а последующие - как продолжаемое преступное деяние.
Отсутствие единого умысла, возникшего до совершения первого из неоднократно совершенных тождественных деяний, и общей цели не позволяет признать эти деяния единым продолжаемым преступлением, даже если они совершены однотипными способами и посягают на один объект уголовно-правовой охраны.
Так, установлено, что работник рыбокомбината Р. после первой кражи икры несколько дней хищений не совершал, так как боялся, что кража будет обнаружена. Затем через несколько дней он снова стал совершать кражи икры из икорного цеха рыбокомбината. Исходя из этого суд указал, что действия Р. должны рассматриваться как неоднократная кража.1
Признавая тот факт, что неоднократные тождественные посягательства, образующие продолжаемое преступление, должны совершаться с единым умыслом и общей целью, представители уголовно-правовой науки весьма серьезно расходятся в оценках степени их конкретизации. Согласно одной точке зрения, в продолжаемом преступлении может быть только конкретизированная общая цель, которая «максимально конкретизирована по размеру, объему, количеству, массе и т.д. в сознании виновного»; виновный «стремится именно к данной конкретной цели ... с прекращением преступной деятельности после этого».110 Применительно к продолжаемым хищениям сторонники этой точки зрения, в частности, указывают, что неотъемлемым признаком продолжаемого хищения является наличие единого умысла на изъятие имущества «в конкретно-определенных размерах»,11 на завладение имуществом «вполне определенного размера, объема, стоимо-сти». В то же время, не меньшее количество специалистов придерживается другой точки зрения, согласно которой продолжаемое преступление может быть совершено не только с конкретизированным, но и с неопределенным (не конкретизированным) умыслом113 или с не конкретизированной целью.114 Различие указан ных подходов становится особенно наглядным н примере уголовно-правовой оценки конкретных преступлений.
Ситало осужден за то, что он, получая пенсию по инвалидности в размере 45 рублей в месяц, оформил обманным путем вторую пенсию за выслугу лет в размере 65 рублей и незаконно получал ее в течение 7 месяцев, похитив таким образом 463 рубля. Народным и областным судом его действия квалифицированы по признаку повторности по ч. 2 ст. 93 УК РСФСР.
Президиум областного суда указал, что содеянное представляет собой единым продолжаемым, а не повторным преступлением.
Несмотря на тот факт, что в приведенном примере виновный не имел конкретного представления о размере денежных средств, которые он планировал похитить, суд, тем не менее, квалифицировал содеянное как продолжаемое мошенничество.
Аналогичный подход демонстрирует и современная судебная практика. Согласно п. 11 Постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 27 декабря 2007 г. № 51 «О судебной практике по делам о мошенничестве, присвоении и растрате» «как хищение чужого имущества в форме мошенничества надлежит оценивать действия, состоящие в получении социальных выплат и пособий, иных денежных выплат (например, предусмотренных законом компенсаций, страховых премий) или другого имущества путем представления в органы исполнительной власти, учреждения или организации, уполномоченные принимать соответствующие решения, заведомо ложных сведений о наличии обстоятельств, наступление которых согласно закону, подзаконному акту и (или) договору является условием для получения соответствующих выплат или иного имущества (в частности, о личности получателя, инвалидности, наличии иждивенцев, участии в боевых действиях, отсутствии возможности трудоустройства, наступлении страхового случая), а также путем умолчания о прекращении оснований
Составное преступление
Правда, в отдельных случаях судебная практика демонстрирует отступление от этого правила, допуская возможность перерастания преступлений при различии видовых (и даже родовых) объектов, на которые посягают первоначальное и последующее преступные деяния.
Так, Бердин и другие осужденные, предварительно договорившись о совершении хулиганских действий, используя малозначительный повод, в подъезде дома стали избивать потерпевших, нанося им удары кулаками по различным частям тела. Затем Бердин в процессе избиения нанес удар ножом в грудь потерпевшему Б., а также множественные удары в голову, грудь и живот потерпевшему Ч. От полученных ножевых ранений наступила смерть потерпевших.
Суд первой инстанции квалифицировал действия Бердина по п. п. "а", "и" ч. 2 ст. 105 и п. "а" ч. 2 ст. 213 УК РФ. Суд надзорной инстанции изменил состоявшиеся судебные решения и исключил осуждение Бердина по п. "а" ч. 2 ст. 213 УК РФ. Как указал Президиум Верховного Суда Российской Федерации, действия виновного, начатые как хулиганство, впоследствии переросли в более тяжкое преступление - убийство двух лиц из хулиганских побуждений, поэтому квалификация его действий по п. "а" ч. 2 ст. 213 УК РФ является излишней и подлежит исключению.
Однако представляется, что для вывода о перерастании преступлений в указанном случае нет достаточных оснований. В существующем виде состав хулиганства не предполагает насильственных действий, а значит, нет изначальных предпосылок для перерастания в насильственное преступление, каковым является убийство. Впоследствии эту позицию подтвердил Пленум Верховного Суда Российской Федерации в п. 11 Постановления от 15 ноября 2007 г. № 45 «О судебной практике по уголовным делам о хулиганстве и иных преступлениях, совершенных из хулиганских побуждений»: «Имея в виду, что состав преступления, предусмотренный статьей 213 УК РФ, не содержит такого признака объективной стороны преступления, как применение насилия (причинение вреда здоровью человека различной степени тяжести), и с учетом того, что при хулиганстве умысел направлен на грубое нарушение общественного порядка, в случаях, когда в процессе совершения хулиганства потерпевшему, а также лицу, исполняющему обязанности по охране общественного порядка либо пресекающему хулиганские действия, нанесены побои или причинен вред здоровью различной степени тяжести из хулиганских побуждений, содеянное надлежит квалифицировать по совокупности преступлений, предусмотренных соответствующей частью статьи 213 УК РФ и частью (пунктом части) соответствующей статьи Особенной части Уголовного кодекса РФ, предусматривающей ответственность за преступление против личности».
Наиболее дискуссионным вопросом, возникающим в процессе теоретического анализа и уголовно-правовой оценки преступления, переросшего из другого преступления, является вопрос о сравнительной тяжести (общественной опасности) первоначального и последующего преступных деяний. Большинство исследователей полагает, что «преступление может перерасти только в более опасное или, формально, в более тяжкое, в то, за которое предусмотрена более строгая ответственность. Это положение основывается на постулате, выработанном в общей теории квалификации преступлений, о невозможности квалификации содеянного как менее тяжкого преступления (менее опасного), если совершено более тяжкое (более опасное)». Однако существует и иная точка зрения, представители кото 104 рой в отдельных случаях считают допустимым перерастание более тяжкого преступления в менее тяжкое. Так, Ю.Е. Пудовочкин, рассматривая правила уголовно-правовой оценки при перерастании преступлений, указывает, что «выработанное в судебной практике правило касается случаев квалификации деяния при трансформации менее опасного умысла в более опасный. Однако, представляется, что существующее решение будет справедливым и для противоположных ситуации».
Аргументы сторонников первой точки зрения, исключающей возможность перерастания более тяжкого преступления в менее тяжкое, очень сложно оспорить. В ситуации, когда умысел на более тяжкое преступление в процессе его совершения трансформируется в умысел на менее тяжкое преступное деяние, применение правила о перерастании не позволяет отразить фактическую опасность содеянного, поскольку в этом случае более тяжкое преступление останется без надлежащей уголовно-правовой оценки. Однако эти, в теории, безусловно, верные рассуждения выглядят не столь аксиоматичными, если приложить их к конкретным правоприменительным ситуациям. Особенно наглядным это становится применительно к перерастанию угона транспортного средства в его хищение, которое возможно в случае, когда вследствие изменения умысла лицо, неправомерно завладевшее транспортным средством без цели хищения, обращает транспортное средство в свою пользу или в пользу других лиц.
Преступление, состав которого предусматривает повторные действия
Однако предлагаемые варианты обозначения рассматриваемых сложных единичных преступлений представляются не вполне удачными. В первую очередь это относится к термину «антиобщественная противоправная деятельность», введенному в научный оборот З.А. Незнамовой. Как известно, деятельность предполагает целенаправленное воздействие на определенный объект, осуществляемое посредством взаимосвязанных операций; между тем, для целого ряда рассматриваемых преступлений взаимосвязь повторных деяний не характерна. Особенно наглядным это становится на примере преступлений с административной пре-юдицией, в структуру которых входят административные правонарушения, как правило, не связанные между собой ничем, кроме единства их субъекта (у них нет ни единства вины, ни объективной взаимосвязи). С учетом этого обстоятельства, считать эти преступления деятельностью вряд ли возможно.
Не совсем подходит для обозначения рассматриваемых сложных единичных преступлений и понятие «преступления с повторными (неоднократными, несколькими тождественными) действиями». Дело в том, что повторность (неоднократность) тождественных деяний характерна не только для исследуемых преступлений, но и для продолжаемого преступления, а значит, использование указанного понятия способно привести к необоснованному смешению различных видов сложных единичных преступлений, затруднить и без того весьма непростую проблему их классификации.
Особенностью сложных единичных преступлений, исследуемых в этом параграфе, является то, что повторность деяний выступает в качестве конструктивного признака состава преступления, тогда как специфика продолжаемых преступлений, выражающихся в совершении юридически тождественных деяний с единым умыслом и общей целью, в составе преступления никакого отражения не находит. Поэтому рассматриваемые преступления предлагается обозначить как преступления, составы которых предусматривают повторные действия.
Анализируя преступления, составы которых предусматривают повторные действия, некоторые специалисты высказывают точку зрения, согласно которой в структуру рассматриваемых сложных единичных преступлений могут входить только те деяния, которые не влекут уголовной ответственности. Так, например, Н.Н. Куличенко указывает, что «единичные преступления, слагающиеся из повторных действий, представляют собой такое деяние, где каждое действие, взятое изолированно, не содержит признаков самостоятельного состава общественно опасного посягательства, и только в совокупности рассматриваются как единичное сложное преступление».250 Сходную позицию занимают и другие авторы, которые считают, что рассматриваемое преступление состоит «из множества (двух или более) однородных действий (бездействий), носящих противоправный, но не преступный характер».251
Между тем, эта позиция не соответствует действующему уголовному законодательству, предусматривающему ответственность за преступления, конструктивным признаком которых является повторение именно преступных деяний. Примером такого преступления является истязание, которое определяется в ч. 1 ст. 117 УК РФ как причинение физических или психических страданий путем систематического нанесения побоев либо иными насильственными действиями, если это не повлекло последствий, указанных в статьях 111 и 112 УК РФ.
Правда, в уголовно-правовой литературе высказывается точка зрения, согласно которой истязание, совершаемое путем систематического нанесения побо-ев, представляет собой продолжаемое преступление. Однако подобные пред ставлення, на наш взгляд, являются не совсем верными. Как отмечалось в первом параграфе второй главы диссертации, продолжаемое преступление характеризуется неоднократностью тождественных деяний, посягающих на единый объект уголовно-правовой охраны, которые совершены с единым умыслом и общей целью. При этом содеянное в целом признается единичным преступлением, причем преступлением того же вида, к которому принадлежат неоднократно совершенные тождественные деяния. Иными словами, даже многократное повторение тождественных преступных деяний не способно изменить вид продолжаемого преступления (неоднократные кражи с единым умыслом из одного источника остаются продолжаемой кражей, а не «превращаются» в другое преступление; продолжаемое изнасилование остается изнасилованием). В случае же с истязанием складывается принципиально иная ситуация: систематическое нанесение побоев расценивается не как продолжаемое преступление, предусмотренное ст. 116 УК РФ, а как другое, намного более опасное преступление - истязание. Поэтому считать истязание продолжаемым преступлением, складывающимся из систематически наносимых побоев, не представляется возможным; это не продолжаемое преступление, а преступление, состав которого предусматривает повторные действия.
Таким образом, уголовное законодательство дает основания для выделения двух разновидностей преступлений, составы которых предусматривают повторные действия. 1. Преступления, составы которых предусматривают повторные преступные действия. 2. Преступления, составы которых предусматривают повторные действия, не являющиеся преступными. Внутри этой группы можно выделить две относительно самостоятельные подгруппы преступлений: - преступления с административной преюдицией, состав которых предусматривает повторение административных правонарушений при условии, что за первое (первые) лицо было привлечено к административной ответственности; - преступления, состав которых предусматривает повторение непреступных действий, не связанное с обязательным привлечением лица к административной или иной юридической ответственности. Вышеуказанные виды сложных единичных преступлений отличаются определенной спецификой, в силу чего каждый из них требует самостоятельного рассмотрения.
Особенностью первой разновидности рассматриваемых преступлений является то, что конструктивным признаком их состава признается повторение деяний, которые сами по себе содержат признаки менее тяжкого преступления. Как уже отмечалось, примером подобного преступления является истязание, состав которого предусматривает в качестве обязательного признака систематичность нане-сения побоев. Поскольку в силу прямого указания уголовного закона указанная разновидность исследуемых преступлений предполагает повторное совершение тождественных преступных деяний, в правоприменительной практике неизбежно возникает проблема отграничения этого преступления от множественности преступных деяний. При решении этой проблемы необходимо руководствоваться следующим правилом: если диспозиция статьи Особенной части УК РФ предусматривает повторность тождественных преступных действий в качестве конструктивного признака состава преступления, то самостоятельное вменение отдельных тождественных преступных действий не требуется, а содеянное квалифицируется по одной уголовно-правовой норме как единичное преступление. Так, например, если виновный, реализуя единую линию поведения в отношении потерпевшего, три раза наносит ему побои, содеянное необходимо квалифицировать не как совокупность трех преступлений, предусмотренных ст. 116 УК РФ, а по ч. 1 ст. 117 УК РФ, поскольку систематичность нанесения побоев является обязательным признаком состава истязания.
