Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Теоретико-методологические основы анализа авангардистского дискурса Д. Хармса 12
1.1. Языковая игра как способ конструирования эстетической и социальной реальности в тексте авангарда 12
1.2. Когнитивно-художественное своеобразие языковой личности Д. Харса 24
1.3. Повтор как сильная позиция смыслообразования в языке прозы Д. Хармса и традиция его анализа в современной лингвистике 34
Выводы 48
Глава 2. Проблема типологической классификации повторов в идиостиле Д. Хармса 50
2.1. Семантико-стилистическая классификация повторов 50
2.2. Структурная классификация повторов 63
2.2.1. Квантитативная конфигурация повторов 63
2.2.2. Локативная конфигурация повторов 71
Выводы 93
Глава 3. Факторы индивидуализации речевых смыслов повтора как показатель идиостиля Д. Хармса 95
3.1. Языковой повтор как отражение мировоззренческой установки автора 95
3.2. Повтор как способ языковой игры в авангардистском дискурсе Д. Хармса 101
3.3. Интертекстуально-пародийная функция повторов в произведениях Д. Хармса 120
Выводы 130
Заключение 132
Список использованной литературы 138
Список художественных источников 156
- Языковая игра как способ конструирования эстетической и социальной реальности в тексте авангарда
- Семантико-стилистическая классификация повторов
- Локативная конфигурация повторов
- Языковой повтор как отражение мировоззренческой установки автора
Введение к работе
Проблема изучения языка художественных произведений Д. Хармса, несомненно, представляет особый языковедческий интерес, поскольку в его творчестве ярко проявилась такая яркая черта русского авангардистского искусства XX века, как пристальный интерес к игровой концепции художественной модели речевого поведения, определившей языковое самосознание целой эпохи.
Объектом исследования в данной работе стали разноуровневые средства выражения повтора в единстве их структуры и семантических особенностей в языке прозы и поэзии Д. Хармса, рассматриваемые как показатель идиостиля автора, стилистически значимые языковые формы, отражающие его концептуальные авангардистские представления о процессах социальной действительности, в отрыве от догматических языковых норм и стереотипов. Как языковая категория, повтор представляет собой объект, воплощающий собой основу потенциальных и реальных приемов тексто- и смыслообразования и отражающий, таким образом, ассоциативные мыслительные механизмы автора, хотя бы частичное познание которого - достойная цель языковедческого исследования.
Предмет исследования - проблема выбора разноуровневых средств языковой аналогии, выраженной в феномене параллелизма, конкретным представителем русского авангардизма (Д. Хармсом) в процессе прозаического и поэтического творчества как одного из показателей особенностей идиостиля автора, средства реализации конкретных языковых стратегий в художественном тексте. Решение данной проблемы предполагает анализ функций повторов в языке прозы и поэзии автора.
Актуальность исследования определяется тем, что в современной лингвистике не освещены языковые аспекты поэтической техники Д. Хармса, не установлены специфические особенности идиостиля автора. На уровне идиостиля Д. Хармса языковой повтор не проанализирован как проявление авторского стремления избежать разложения слов, создать словесную оболочку для предметов, существовавших до этого лишь потенциально. Вместе с тем для ав-
тора языковой повтор — прежде всего средство творческого приспособления философских категорий к потребностям собственного поэтического метода.
Сближение коммуникативной стилистики с" когнитивной лингвистикой обусловлено «актуальным для того и другого направления деятельностным подходом к тексту, рассмотрением его регулятивной* основы и ассоциативного развертывания, а также исследованием лингвистического механизма формирования его смысла» [Болотнова, 2007: 9]. Подобный подход, как представляется, позволяет преодолеть субъективизм и импрессионистичность выводов и наблюдений, не опирающихся на рассмотрение «первоэлемента» литературы — языка, и объективировать положения, базирующиеся на рассмотрении образного строя произведения (Н.А. Николина). Таким образом, при лингвистической интерпретации хармсовского текста представляется актуальным обращение в первую очередь к языковым средствам выражения в аспекте соотношения образного и логического. Органичная для идиостиля Д. Хармса ломка унаследованных лингвотипологических принципов художественного- текста является плодотворной для исследования потому, что в трансформационный радикализм языковых и текстовых структур оказались втянутыми прежде всего разноуровневые средства языковой аналогии, выраженной в феномене параллелизма. Язык русского авангардистского сознания, воплощенный в идио-стиле Д. Хармса, содержит значительный потенциал для художественного дискурса современности, который еще предстоит познать и освоить.
Основная цель диссертационной работы — комплексное изучение специфики повтора как идиостилистического явления в творчестве Д. Хармса, осмысление повтора как важнейшего репрезентанта смысла текста и компонента авторской картины мира, как продукта русского авангардистского творчества.
В свете поставленной цели определились частные исследовательские задачи работы:
выявление когнитивных оснований, поэтической специфики языкового повтора в идиостиле Д. Хармса в контексте русского авангардистского творчества;
детализированное исследование системы языковых повторов как одной из стилевых и синтагматических составляющих идиостиля Д. Хармса;
анализ авторской поэтической техники языковых повторов и оснований целостности художественного текста при их актуализации;
определение прагматических функций повторов в процессе актуализации авторского замысла.
На защиту выносятся следующие положения.
Языковые повторы — один из важнейших элементов игрового стиля Д.Хармса, проливающих свет на мироощущение писателя, истоки его языковой картины мира, которая, в свою очередь, предопределена эстетической системой русского авангардистского творчества. Языковые повторы являются своеобразным ключом к определению лингвистических и экстралингвистиче-ских основ мировоззрения и глубинных мотивов речевого поведения Д.Хармса и предстают языковым способом «извлечения» бытия из небытия, превращения пустоты несуществования в реальность предметного мира.
Специфика феномена хармсовского повтора раскрывается в процессе межуровневого взаимодействия речевых единиц. Стилевая специфика экспериментальной прозы Д.Хармса определяется регулярным использованием повторов на семантико-стилистическом и структурном уровнях. Структура и семантическое наполнение разноуровневых средств выражения повтора во многом определяются индивидуальными чертами преобразующей языковой личности автора; взглядом на объективную действительность. Представляя собой линейно совмещенный параллелизм разных языковых уровней, повтор в произведениях Д. Хармса создает основу для множественного синтагматического расслоения текста, становится средством очищения реальности, разрабатывающимся автором в контексте его собственных внутренних противоречий и методологических приоритетов русского авангардистского дискурса.
3. Поэтическая техника языковых повторов включает актуализацию скрытых смыслов, ассоциативные и интертекстуальные связи, заложенные в текст автором как средство сознательного манипулирования готовыми знаковыми системами при вписывании их в более широкий культурный и философский контекст. Целостность художественного текста Д. Хармса при актуализации языковых повторов держится в типологическом отношении на грамматических связях, на повторениях мотивов, на ассоциациях, многие из которых восходят к архетипам и не всегда осознаются самим автором. Их текстообра-зующая функция является при этом основной.
4. Важнейшим транслятором авторского замысла в область структурно-семантической организации повтора выступает синтаксис, роль которого связывается, как правило, с согласованностью прагматических действий синтаксических структур, устанавливающих сложную систему смысловых завершений в развертывании русской художественной речи. Разноуровневые средства выражения повтора связаны с характером авторизации художественного текста, создаваемыми автором «модусными рамками», полифоничностью звучания голосов героев; служат одним из способов создания наделенного индивидуальной речью образа персонажа.
Методологическая база исследования. Общефилософский уровень методологии диссертационной работы основывается на теоретических трудах по проблемам авангардистской эстетики. Прежде всего это работы А.В. Венко-вой; О.Н. Петровой, В.А. Личковах; Н.С. Сироткина; У. Эко. Для нашего исследования актуален общефилософский постулат о связи языкового и внеязы-кового, о неразрывной связи языка, сознания и действительности. Важным методологическим принципом является единство формы и содержания (применительно к художественному тексту).
Общенаучные методологические основы исследования опираются на принципы системности, антропоцентризма и детерминизма. Принцип антропоцентризма определяет человеческий фактор в языке в качестве ведущего, диктующего специфику авторского выбора разноуровневых средств языкового
повтора в идиостиле Д. Хармса. Принцип системности обусловливает такой подход к описанию языкового повтора, в соответствии с которым он рассматривается в качестве одного из классов поэтических языковых средств. Он также определяет комплексное описание повторов с учетом их семантики и речевого употребления.
Частнонаучными методологическими принципами диссертационной работы послужили научные концепции отечественных лингвистов в области русского синтаксиса вообще (Г.Н. Акимова, В.В. Виноградов, Г.Ф. Гаврилова и др.), и структуры и семантики языкового повтора, в частности (И.Ф. Амроян, Г.В. Векшин, И.Н. Чеплыгина и др.), а также стилистические интерпретации произведений Д. Хармса (Н.В. Гладких, Ж.-Ф. Жаккар, А.А. Кобринский и
ДР-).
Инструментом познания источников смыслопорождения, воплощенных в
художественном дискурсе, предстает метаязыковая рефлексия наблюдателя как адресата текста. Поэтому основным методом данной работы является эмпирический интроспективный метод. В диссертации применены также методы имманентного и системного анализа, миропорождающего анализа, составление классификационных схем, обусловленных наличием элементов метода статистического подсчета. Методологические приоритеты диссертационного исследования основаны на необходимости проанализировать языковой повтор в языке прозы Д. Хармса с интердисциплинарной точки зрения, с привлечением философского, литературоведческого, культурологического материала. Опорой для этого в работе служит тезис Н.И. Жинкина,о языке и речи как комплементарных структурах, в соответствии с чем «язык не содержит в себе правил для формирования текста» [Жинкин, 1998: 34]: средства текстообразования имеют операциональную природу, укоренены в языковой способности, бессознательной манифестацией которой выступает и языковой повтор.
Научная новизна исследования заключается в том, что в нем впервые предпринимается попытка дать комплексное системное описание структуры и семантики разноуровневых средств выражения языкового повтора как средст-
ва структурализации художественного текста Д. Хармса; структурно-семантические средства современного русского языка описаны с точки зрения прагматической установки, носителем которой является автор как языковая личность и как представитель определенного литературно-художественного направления.
В диссертационной работе выявлена специфика структурирования харм-совского текста на основе приема языкового повтора и показан тексто- и смыслообразующий потенциал данного приема в русском авангардистском художественном дискурсе. Определенную новизну имеет многоаспектный подход к анализу исследуемого феномена, включающий функционально-коммуникативный и антропоцентрический аспекты. Функциональные возможности языкового повтора описаны иерархически. Вводится понятие повтора как способа языковой игры в русском авангардистском дискурсе, дан перечень производных функций и форм его наиболее типичного воплощения в идиости-ле Д. Хармса. Прозаические и поэтические произведения Д. Хармса представлены как результат динамического взаимодействия разноуровневых средств языковой аналогии, выраженного в феномене параллелизма. Это позволило выявить эстетические основы поэтики автора, его мировоззренческие установки как представителя русского авангардизма.
Теоретическая значимость исследования вытекает из осмысления языковой картины мира, образного пространства, поэтической ментальносте личности Д. Хармса, ее духовной культуры, национального своеобразия. Образная репрезентация феномена языкового повтора в художественном тексте позволяет обнаружить общеязыковые универсалии и индивидуальные черты идио-стиля Д. Хармса. Теоретическая значимость работы состоит также в том, что результаты, полученные в итоге комплексного многоаспектного анализа разноуровневых способов выражения повтора в художественных текстах Д. Хармса, расширяют представления об особенностях функционирования линейно совмещенного разноуровневого параллелизма в современном русском языке. Это позволяет приблизиться к разгадкам таинства выбора авторами
данного направления того или иного средства для выражения точки зрения на предметы и явления объективной действительности. В теоретическом плане исследование подчинено определению особого подхода к классификации языкового повтора в авангардистских произведениях Д. Хармса; разработке проблем соотношения структуры и семантики языкового повтора различных ти-пов и значений в метафизико-поэтической концепции Д. Хармса, которой он интенсивно занимался на рубеже 1920-х - 1930-х гг.
Материалом исследования стали прозаические произведения Д. Хармса постобэриутского периода, начавшегося после возвращения поэта из ссылки осенью 1932 года. В данных произведениях, как представляется, непосредственно реализуется авторская метафизико-поэтическая концепция, базовые положения которой возводятся к доминировавшим в первой половине XX века философским, религиозным, оккультным доктринам.
Практическая ценность работы определяется перспективой приложения ее результатов к построению теоретических и практических курсов русской стилистики, теории текста, авангардистской поэтики, использования в прикладных сферах теории языка и литературы, в частности, для изучения лингвистических аспектов взаимодействия философского и художественного дискурсов в авангардной русской литературе XX века. Определение поэтической техники языковых повторов в.ее функциональной перспективе позволяет сформировать практически применимые представления о правилах построения русского авангардистского текста, приблизиться к пониманию того, что содержательная и формальная стороны авангардистского текста существуют в неразрывном единстве (использование приема языкового повтора продиктовано содержанием и целью, которую преследовал создатель текста). Предлагаемый в диссертации подход может быть применен при исследовании феномена языковых повторов в игровых текстах других авторов-авангардистов.
Апробация диссертации. Результаты работы представлены на Международной научной конференции «Языковая картина мира: лингвистический и культурологический аспекты» (Бийск, 2006), на Международной научно-
11 практической конференции «Образование и наука — основной ресурс третьего тысячелетия» (Ростов-на-Дону, 2006).
Специфика работы, представленная цель и сформулированные задачи исследования определили структуру работы. Диссертация состоит из введения, где дана общая характеристика данной работы, трех глав, которые включают в себя теоретические аспекты анализа и оригинальную классификацию разноуровневых повторов в произведениях Д. Хармса, заключения и библиографии, включающей 214 источников. Общий объем работы — 156 страниц.
Языковая игра как способ конструирования эстетической и социальной реальности в тексте авангарда
Термин «языковая игра» принадлежит австрийскому философу Л. Витгенштейну. Общеизвестно, что в современной науке данный термин получил двоякое толкование: с одной стороны - широкое, общефилософское, с другой - узкое, собственно лингвистическое.
Л. Витгенштейн один из первых обратил внимание на тот факт, что люди используют в своем общении не только повествовательные предложения. Они последовательно отдают приказы или выполняют их, описывают внешний вид предмета или его размеры, изготавливают разнообразные вещи по их описанию, информируют друг друга о событиях, выдвигают и проверяют всевозможные гипотезы, представляют результаты своих экспериментов в таблицах и диаграммах, сочиняют и читают рассказы, имеют дело с загадками, рассказывают забавные истории и переводят с одного языка на другой, решают арифметические задачи, просят, благодарят, проклинают и т.д. Таким образом, существует бесчисленное множество типов предложения, которые составляют структуру человеческого языка: «бесконечно разнообразны виды употребления всего того, что мы называем "знаками", "словами", "предложениями". И эта множественность не представляет собой чего-то устойчивого, раз и навсегда данного, наоборот, возникают новые типы языка, или, можно сказать, новые языковые игры, а другие устаревают и забываются. ... Термин "языковая игра" призван подчеркнуть, что говорить на языке — компонент деятельности или форма жизни» [Витгенштейн, 1994: 7]. Таким образом, по Л. Витгенштейну, вся человеческая жизнь представляет собой совокупность языковых игр: «"Языковой игрой" я буду называть также единое целое: язык и действия, с которыми он переплетен». [Витгенштейн, 1994: 23]. Исследователь предполагал, что философские проблемы тесно связаны с языковой действительностью, в реалиях которой заключено все многообразие человеческой личности и окружающей ее объективной действительности. Именно поэтому философские искания Л. Витгенштейна проникнуты присущим именно ему пристальным вниманием к языку и стремлением переосмыслить на этой основе предназначение философии.
Собственно лингвистическое толкование языковой игры нашло свое отражение в трудах многих исследователей: В.В. Виноградова, А.Н. Гвоздева, Е.А. Земской, Т.А. Гридиной, Э.М. Береговской, Ю.И. Левина, Б.Ю. Нормана, Е.В. Падучевой и др. Если для Л. Витгенштейна весь язык в целом предстает как совокупность языковых игр, то в лингвистике под общим термином «языковая игра» понимается «одна из особенностей разговорной речи, обусловленная свободным построением языковых единиц разных уровней и высокой регулярной реализацией различных языковых моделей», при этом свободное отношение к форме речи получает определенное эстетическое значение [Земская, 1983: 172].
Результатом особого внимания говорящего к форме речи являются осознанные отступления от нормы. Языковая игра может осуществляться на фонетическом, словообразовательном, лексико-семантическом и морфолого-синтаксическом уровнях: сюда можно отнести все виды шуток, острот, каламбуров, разные виды тропов и т.д. Таким образом, языковой игрой являются все случаи использования в речи средств языковой выразительности.
Диапазон явлений языковой игры весьма широк. Т.В. Булыгина, А.Д. Шмелев отмечали: «Для того чтобы правильно понять намеренную аномалию, важно установить, с какой целью говорящим допущено отклонение от норм. При этом следует иметь в виду, что нередко сходные нарушения допускаются с совершенно разными целями» [Булыгина, Шмелев, 1990: 104]. Действительно, говорящий, играя, может ставить перед собой разнообразные задачи: усиливать непринужденность общения, развлекать себя и других, более тонко и точно передавать мысли, подчеркивать отношение говорящего к содержанию сообщения. Часто языковая игра необходима для образной и выразительной передачи сообщения, но может носить и изобразительный характер - служить для имитации человека, чью речь передает говорящий, или наглядного изображения ситуации говорения [Земская, 1983: 181].
Наиболее фундаментальным исследованием, посвященным языковой игре, является книга В.З. Санникова «Русский язык в зеркале языковой игры». В ней автор рассматривает языковую игру как вид лингвистического эксперимента, позволяющего натолкнуть исследователя на серьезные размышления о значении и функционировании языковых единиц разных уровней. Исследователь поставил своей целью проследить предпосылки комического в самой структуре языка - в фонетике, морфологии, синтаксисе, словообразовании и т.д. Он отмечает, что «языковая игра, как и комическое в целом, — это отступление от нормы, нечто необычное» [Санников, 1999: 13]. Автор также обращает внимание на то, что это отступление от нормы должно четко осознаваться и намеренно допускаться говорящим. Реципиент должен правильно воспринять языковую игру, т.е. попытаться вскрыть глубинное намерение автора высказывания.
Но некоторым исследователям [Донгак, 2001: 78-84] представляется спорным заявление В.З. Санникова о невозможности проведения четкой границы между языковой игрой и языковой шуткой (последнюю он понимает как «словесную форму комического»). Несомненно, языковая игра в основном направлена на достижение комического эффекта, однако высказывание приобретает комическую окраску только в том случае, если оно не вызывает других, более сильных эмоций, препятствующих созданию комического эффекта. В связи с этим можно вполне определенно говорить о языковой шутке именно как о разновидности языковой игры, направленной исключительно на создание комического эффекта. В то время как языковая игра - это своего рода манипулирование языком, и достижение комизма - далеко не единственная цель такого манипулирования.
Семантико-стилистическая классификация повторов
В работах последних лет особое внимание к явлению повтора обусловлено активным и последовательным изучением такой синтаксической единицы высшего порядка, как текст. В работе ведущих ученых Л.Г. Бабенко и Ю.В. Казарина «Лингвистический анализ художественного текста» явление повтора рассматривается в связи с проблемой целостности и семантической связности текста. Авторы убеждены, что связность текста — это важнейшая категория, повышающая статус некоторого множества высказываний, превращая их в текст [Бабенко, Казарин, 2005: 182-191]. Сейчас уже сложилось твердое убеждение в том, что наряду с лексической и грамматической синтагматикой существует синтагматика текста, которая обнаруживается в наличии особых внутритекстовых связей: семантических, лексико-грамматических, образных, прагматических.
Синтагматике текста посвящены работы ведущих российских и зару-бежных ученых (Ю.М. Лотман, Б. Цейтлин, Т.Г. Добросклонская, М.И. Ша-пир, Н.С. Петровский, Н.А. Андроманова). С точки зрения исследователей, доминанта внутритекстовых связей - семантическое согласование. Все компоненты текста - от крупных (ССЦ) до мельчайших (слово) — семантически связаны между собой и соотнесены с глобальным содержанием текста. Именно семантическая связь является фундаментом текста, она определяет его единство и целостность. Все частные лексические и формально-грамматические проявления связности обусловлены общей семантической идеей текста. Эти текстообразующие логико-семантические связи построены на повторе информации, осуществляемом на разных участках текстового пространства, в различном объеме и различными лексическими средствами. Вследствие этого они могут быть контактными и дистантными, полными и частичными. В связи с вышесказанным, Л.Г. Бабенко и Ю.В. Казарин предлагают следующую типологию повторов. 1. Полный» тождественный повтор. Наиболее простой и наиболее ранний по времени его возникновения механизм связи, который осуществля ется повторением одинаковых словоформ, имеющих один корень. Например, стихотворение И. Иртеньева «Пловец» начинается строфой, содержащей по ликомпонентный тождественный повтор: глагол плывет повторяется здесь четыре раза: Плывет пловец в пучине грозной моря, // Разбился в щепки нена дежный плот, // А он себе плывет, с волнами споря, // Плывет и спорит, // Спорит и плывет. 2. Частичный лексико-семантический повтор. Наряду с полным повтором в этом текстовом фрагменте есть и частичный лексико-семантический повтор. Он представляет собой повторение различных словоформ, имеющих один корень. В данном стихотворении это словосочетание плывет пловеїі, в котором одно и то же действие обозначено дважды: семантикой корня существительного и личным глаголом. 3. Тематический повтор. Является проявлением закона семантического согласования слов в тексте, основного закона синтагматики текста. Суть его заключается в том, что сочетающиеся слова должны соответствовать друг другу, должны иметь (реально или потенциально) общие семы. Слова, относящиеся к одной тематической группе, сближаются в тексте, образуя единую функционально-текстовую парадигму слов, выполняющих общую текстовую функцию. В стихотворении «Пловец» такую концептуально значимую группу слов (что подтверждается названием стихотворения) составляют слова, содержащие семы, указывающие на отношение предмета, действия, процесса, лица и т. д. к воде, водной поверхности: пловец, плыть, пучина, море, плот, волны, ставрида, вода, соль, дно. 4. Синонимический повтор. Активно используется в тексте и как средство межфразовых связей, и как средство, способствующее разнообра-зию номинаций однотипных ситуаций, явлений, предметов, и как средство создания экспрессивности текста. Так, в рассказе Н. А. Тэффи «Счастье» особую текстовую значимость имеет лексика смеха, которая участвует в создании образов персонажей, испытывающих особое состояние злосчастия. В ее составе мы обнаруживаем и синонимы (в том числе контекстуальные), способствующие актуализации различительных свойств смеха различных персонажей: Хохотала жена; Закопошился паралитик и засмеялся одной половиной рта; А маленький мальчик захлебнулся и сказал,... 5. Антонимический повтор. Этот вид повтора является не только одним из средств текстовой связи, но и сильным экспрессивным средством. Обычно он используется тогда, когда надо подчеркнуть противоречие, конфликтность внутреннего психологического состояния человека или описываемых событий, что отображается порой и в заглавиях литературно-художественных произведений: «Война и мир» (Л.Н. Толстой), «Толстый и тонкий» (А.П. Чехов), «Время жить и время умирать» (Э. М. Ремарк)и др. 6. Дейктический повтор. Его основа — проформы, т. е. слова дейкти-ческие, бедные содержанием, использующиеся для обозначения в тексте повторяемых смыслов. Лексическое множество дейктических слов формируется местоименными словами: местоименными существительными (он, кто, что, тот и др.), прилагательными (такой), глаголами (делать), наречиями (так, это), числительными.
Локативная конфигурация повторов
В небольших по объему текстах могут повторяться отдельные слова / группы слов. Довольно интересны примеры, где речь идет о женщинах. Как известно, это один из любимейших мотивов Д. Хармса. Так, Д.В. Токарев отмечает, что «сексуальная активность женщины проявляет себя в прозе Хармса гораздо ярче, чем активность мужчины. Женщина всегда в состоянии возбуждения, всегда готова к половому акту, более того, она его требует, на вязывает его мужчине, у которого интерес к женским половым органам смешивается с опасением целиком подчиниться женщине и потерять свою индивидуальность. Желание обладать женщиной, каким бы сильным оно ни было, является, таким образом, пассивным по своей сути, оно спровоцировано женщиной, как об этом свидетельствует, к примеру, следующая маленькая сценка, где мужское возбуждение есть не более чем ответ на постоянную готовность женщины к любви» [Токарев, 2002: 50]: — Ва-ва-ва! Где та баба, которая сидела вот тут, на этом кресле? — Почём вы знаете, что тут сидела баба? — Знаю, потому что от кресла пахнет бабой (нюхает кресло). — Тут сидела молодая дама, а теперь она ушла в свою комнату, перебирать гардероб (X, 377). И не случайно «грехопадение интерпретируется Д. Хармсом как история чисто сексуального обольщения Адама Евой .. . , в результате которого на смену божественной сфере невинности и отдыха приходит эра греха и материализма» [Токарев, 2002: 50]. Этот мотив заинтересованности женской сексуальностью, как видим, подчеркивается повтором характерных слов «баба», «дама», «нюхать» и т.д. Еще пример: 243 Один толстый человек придумал способ похудеть. И похудел. К нему стали приставать дамы, расспрашивая его, как он добился того, что похудел. Но похудевший отвечал дамам, что мужчине х\ детъ к лицу, а дамам не к лицу, что, мол, дамы должны быть полными. И он был глубоко прав (X, 371). Еще один излюбленный мотив Д. Хармса - мотив физической неполноценности — связан с бессознательностью бытия, что так характерно для героев абсурдного мира. Например, повторяющееся сочетание «человек небольшого роста» в следующей зарисовке является метафорическим, своего рода иносказанием (на что указывает и само название «Басня»), маскирующим недалекость мысли, убогость желаний, отсутствие воли, пронизывающее все человеческое существо. Такого рода повтор несет и авторское восприятие описываемого - это чувство иронии, горькое сожаление и даже глубоко затаившийся, едва уловимый страх. Один человек небольшого роста сказал: «Я согласен на всё, только бы быть хоть капельку повыше». Только он это сказал, как смотрит — стоит перед ним волчебнииа. - Чего ты хочешь? — говорит волчебнииа. А человек небольшого роста стоит и от страха ничего сказать не может. - Ну і — говорит волчебнииа. А человек небольшого роста стоит и молчит. Волчебнииа исчезла. Тут человек небольшого роста начал плакать и кусать себе ногти. Сначала на руках все ногти сгрыз, а потом на ногах. Читатель, вдумайся в эту басню и тебе станет не по себе (X, 368). Сравнивая двух писателей-абсурдистов - Хармса и Беккета, Д.В. Токарев отмечает: «Хармс-прозаик, мастер малой формы, сумел выразить в "случае", озаглавленном "Голубая тетрадь № 10", то же ощущение ужаса перед неизбывностью неорганического, аморфного, бессознательного бытия, которое пронизывает двести тринадцать страниц беккетовского "Безымянного"». [Токарев, 2002: 9]. В этом примере физическое уродство превращается в абсолют, небытие, что подчеркивается неоднократным повтором отрицательных конструкций: Был один рыжий человек, у которого не было глаз и ушей. У него не было и волос, так что рыжим его называли условно. Говорить он не мог, так как у него не было рта. Носа тоже у него не было. У него не было даже рук и ног. И живота у него не было, и спины у него не было, и хребта у него не было, и никаких внутренностей у него не было. Ничего у него не было. Так что не понятно, о ком идёт речь. Уж лучше мы о нём не будем больше говорить (X, 465). Особо следует выделить повторы отдельных предложений или небольших фрагментов текста, которые в различных вариациях пронизывают все произведение. Н.А. Кожевникова в монографии «Язык Андрея Белого» отмечает, что такой способ организации текста имеет опору в опыте русской литературы. Он последовательно развивает «технику блоков», которой пользовался еще А.П. Чехов [Nilsson, 1968; Фортунатов, 1975]. Кроме того, повтор развернутых текстовых фрагментов характерен и для некоторых произведений А. Ремизова, отмечающего близость своей манеры к манере А. Белого, а в более позднее время — для прозы Б. Пильняка [Кожевникова, 1992: 98].
Языковой повтор как отражение мировоззренческой установки автора
Е.А. Покровская в фундаментальной монографии «Русский синтаксис в XX веке» подробно анализирует статью Н.Д. Арутюновой о существовании двух синтаксических типов художественной прозы. Н.Д. Арутюнова считает, что классическая русская и советская проза представляют иерархический, синтагматический тип повествования, а современная и отчасти ранняя советская проза представляют принципиально иной, актуализирующий тип прозы.
В связи с вышесказанным, Е.А. Покровская останавливается на тех новых художественно-стилистических функциях повтора, которые возникают в современном модернистском дискурсе. Исследуя прозу М. Цветаевой, она выделяет три таких функции: ассоциативно-композиционную (развертывание текста по ассоциативному принципу); усложняюще-перцептивную (затемне-ние смысла, усложнение восприятия текста); фоно-ритмическую (внесение элементов фонетической и ритмической организации поэтического текста в прозу). 1. Ассоциативно-композиционная функция повтора связана с новым для языка художественной литературы принципом организации текста — стилем потока сознания. Развертыванием текста движет не сюжет или фабула (они сведены к минимуму), а стиль, основанный, в частности, на ассоциативном принципе мышления. И повтор является ярким экспрессивным синтаксическим средством реализации этого принципа. При повторе возникают ассоциации, связанные разными значениями слова, проявляющимися в различном синтагматическом окружении, и его словообразовательными потенциями. Одно повторяющееся слово своими ассоциациями связано с другим, которое тоже начинает повторяться, и у микротекста возникает несколько ключевых слов. 2. Функция усложняюще-перцептивная состоит в затемнении смысла, усложнении восприятия теста, активизации со-творчества читателя. Многократный повтор нескольких ключевых для микротекста слов, осложненный повтором корневых морфем, усложняет смысл, запутывает читателя (подобно тому, как трудно отыскать смысл у скороговорки, хотя здесь он вполне элементарен). Совершенно очевидно,,что затемненный смысл характерен для модернистского дискурса, и в нем реализуется один из постулатов нового искусства - отказ от рационального постижения мира, алогизм. 3. Фоно-ритмическая функция повтора, в первую очередь, характерна для прозы поэта, использующего в прозе «собственно поэтическую технологию»: звуковую аллюзию, корневую рифму, enjabement. Повтор иногда влечет за собой почти правильный поэтический ритм в прозаическое произведение:
Все три новые для языка русской художественной литературы функции повтора - ассоциативно-композиционная, усложняюще-перцептивная, фоно-ритмическая - реализуют в языке основные принципы модернизма: создание индивидуальной? картины; мира,., вытеснение5 стилем, (потоком: сознания) сюжета;, отказ- от рационального: постижения»мира,: алогизм. [Покровская; 2001: Итак, тавтология — сложное, противоречивое по содержанию и разнообразное по; структуре явление; РОЛЬ ЄЄ ВІЯЗЬІКЄ ОПрЄДЄЛЯЄТСЯ; ПРИНЯТЫМ ПОг треблением; необходимостью;в.контексте; а также индивидуальным;вкусом й мастерством авторам Неоправданное:повторение слов;?и форм?- этошедоста- . ток-, снижающий ; культуру устной ю письменнош речи,, целенаправленное? жег повторение - средство; смысловойда эмоциональнойшыразительности.
Так;пришомощиіПовтора;.егоассоциативно-композиционной функции; реализуются принципы, модернизма: не: воспроизведение реальности, а соз-даниеиндивидуальнойїкартиньїшира; вытеснение стилем,;(потокоМ сознания)-сюжета! . Наконец, необходимо отметить, что работы? отечественных и» з ару беж-ньіх лингвистов,посвященьь изучениюшовторов.не только в..русском; нои5во многих других, языках. Повышенное внимание исследователей к средствам: повторениям языковых- единиц- свидетельствует о широкою представленности1 этого лингвистического (приема в - устной» и - художественной коммуникации; ег .важностищляизучения; Все повторы актуализированные в: нашем диссертационном! исследо вании, отражают хармсовский:менталитет, авторское видение мира Повторы, персонифицированных образов; предметного; и природного мира — один из; основных, способов?создания»хармсовскои символики: и, соответственно,. ЄМГ костиш художественной выразительности прозы-и поэзии автора. .Нас интё ресовало не отдельный тинязыкового повтора, а синтагматика комплекса по второв;, Именно В; комплексе они и отражают авторский: менталитет и уни кальное авангардистское видение мира.. , Персонажи;Д:.Хармса испытывают разнообразные эмоции, формой:выражения-которых нередко оказываются как- повторы; отдельного слова, так и целого высказывания. Таким образом, одна.из основных причин, обусловли- вающих лексическую повторяемость, — психологическая. Внимание к миру повседневных человеческих эмоций; проявляющихся в обыкновенных житейских ситуациях, и отличает текст Даниила Хармса от «артели» других писателей-авангардистов, герои которых скорее могут быть названы социальными- типами, чем индивидуализированными социально-психологическими характерами. Повтор целой» фразы или отдельных ее составляющих может быть вы зван.в прозе Даниила Хармса,следствием темперамента говорящего, сосредо точенностью персонажа на чем-либо очень важном, с его точки зрения; вол нением, испытываемым при любовном объяснении; радостьюили известным напряжением, заставляющим повторять одно-и то же слово; амбициозностью говорящего.
