Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Речевая индивидуальность, ее важнейшие признаки и статус 13
1.1. Речевая индивидуальность и антропоцентрическая парадигма 13
1.2. Понятие индивидуальности в науке 17
1.3. Речевая индивидуальность и система языка 25
1.4. Речевая индивидуальность и смежные лингвистические понятия 36
1.4.1. Языковая личность 36
1.4.2. Речевой (социолингвистический) портрет 39
1.4.3. Идиостиль и идиолект 41
1.4.4. Речевой имидж 48
1.4.5. Определение речевой индивидуальности 55
1.5. Субъекты речевой индивидуальности. Идентифицирующая функция языка 56
Глава 2. Речевая индивидуальность: Структура и типология 72
2.1. Важнейшие предпосылки изучения речевой индивидуальности 72
2.2. Речевая индивидуальность как коннотативная знаковая система 78
2.2.1. Понятие коннотативнои знаковой системы 78
2.2.2. Речевая индивидуальность как коннотативная семиотика реципиента и создателя текста 84
2.3. Явная/скрытая речевая индивидуальность и степень владения языком 95
2.4. Речевая индивидуальность как знак 113
2.4.1. Речевая индивидуальность как индекс 114
2.4.2. Речевая индивидуальность как симптом 120
2.4.3. Речевая индивидуальность как икон 133
2.4.4. Речевая индивидуальность как символ 136
Глава 3. План выражения речевой индивидуальности как коннотативной знаковой системы 148
3.1. Речевая индивидуальность и отдельный языковой факт 148
3.1.1. Собственно языковые признаки речевой индивидуальности 151
3.1.2. Внешне детерминированные признаки речевой индивидуальности 168
3.2. Речевая индивидуальность и текст (тексты) 178
Заключение 189
Библиография 193
Источники материала 215
- Речевая индивидуальность и антропоцентрическая парадигма
- Идиостиль и идиолект
- Важнейшие предпосылки изучения речевой индивидуальности
- Собственно языковые признаки речевой индивидуальности
Введение к работе
Проблема речевой индивидуальности может претендовать на роль своеобразного центра, в котором могут объединиться интересы самых разных дисциплин и подходов к изучению языка. Это и системно-структурный подход, и дисциплины, связанные с антропоцентрическим взглядом на язык, то есть социолингвистика, психолингвистика, прагматика, когнитивная лингвистика. Все указанные дисциплины в той или иной форме соотносятся с языковой личностью — человеком в его способности к порождению и пониманию речи, и речевая индивидуальность является хотя и далеко не единственным, но одним из важных аспектов изучения «человека в языке». Исследование речевой индивидуальности тесно связано с проблемой овладения системой языка, поскольку языковая личность, усваивая объективную языковую структуру, по мере своего развития вырабатывает способы взаимодействия с ней, то есть умение использовать ее необычно, творчески в соответствии с теми задачами, которые языковая личность перед собой ставит. Наконец, комплексное рассмотрение речевой индивидуальности обеспечивает концептуальный взаимообмен между различными сферами теоретических исследований и практическими разработками, соотносящимися с проблемой индивидуального начала в тексте, прежде всего — атрибуцией в текстологии и автороведческой дисциплиной в судебной лингвистике.
Актуальность исследования заключается в его соответствии общей направленности современных лингвистических изысканий, в центре которых стоит проблема «человек в языке». Речевая индивидуальность представляет собой одно из преломлений антропоцентрического подхода, поскольку в основе данного явления лежит один из важнейших аспектов личности — ее уникальность, ее индивидуальное начало.
Объектом исследования является речевая индивидуальность, то есть совокупность черт, позволяющих выделить языковую личность на фоне других языковых личностей.
Материалом для исследования послужили примеры, отобранные методом сплошной выборки из художественной, научной и учебной литературы (2084 примера).
Предмет исследования — коннотативно-семиотические характеристики речевой индивидуальности.
Целью исследования является комплексное рассмотрение речевой индивидуальности как знакового и коммуникативного феномена с позиций реципиента и создателя текста в аспекте понятия «коннотативная знаковая система (коннотативная семиотика)».
Цель исследования определила его задачи:
рассмотреть понятие речевой индивидуальности в контексте достижений современной лингвистики;
разработать подход к речевой индивидуальности как коннотативной знаковой системе, а также определить статус этого явления относительно системы языка и выявить его носителей (субъектов);
рассмотреть речевую индивидуальность как знаковое и коммуникативное явление с точки зрения его соотношения с фигурами создателя текста и реципиента;
построить типологию речевой индивидуальности на основании разграничения типов знаков (индексов, симптомов, иконов и символов);
описать структуру плана выражения речевой индивидуальности как коннотативной знаковой системы.
Многоаспектное рассмотрение заявленных проблем обусловило выбор методов исследования:
— наблюдение, которое применялось для выявления существенных особенностей использования языковых единиц, а также специфики поведе-
ния реципиента и создателя текста в их отношении к представлению об индивидуальном начале речи;
системный анализ, который предполагает рассмотрение изучаемого явления в его взаимосвязях с различными аспектами функционирования языка и речи;
семиотический метод, предполагающий точку зрения на изучаемое явление как двуплановое, то есть имеющее план выражения и план содержания;
гипотетико-дедуктивный метод, который нашел проявление в формулировке основных гипотез работы (широкое понимание речевой индивидуальности, коннотативная природа речевой индивидуальности) и их последующей проверке путем исследования эмпирического материала, а также сопоставления с уже существующими частными и общими концепциями и результатами, полученными другими исследователями;
метод классификации, который использовался при выделении разновидностей речевой индивидуальности, при рассмотрении речевой индивидуальности через призму представлений о типах знаков (индексе, симптоме, иконе и символе), а также при описании плана выражения речевой индивидуальности как коннотативной семиотики;
прагматико-коммуникативный анализ, который был применен при разграничении позиций реципиента и создателя текста в их отношении к представлению об индивидуальном начале речи, при противопоставлении намеренно создаваемой и «стихийно» формирующейся речевой индивидуальности, а таюке при выделении идентифицирующей функции языка.
Кроме того, для решения поставленных задач применяются описание, моделирование, систематизация и интерпретация теоретических положений и речевого материала.
Основные положения, выносимые на защиту:
1. Речевая индивидуальность — это совокупность языковых и речевых признаков, которые отличают одну языковую личность от другой. Данное
7 понятие обладает спецификой, которая делает его неизбыточным и позволяет противопоставить близким лингвистическим терминам («языковая личность», «речевой портрет», «идиолект», «идиостиль», «речевой имидж»).
Речевая индивидуальность связана с идентифицирующей функцией языка, которая проявляется в ориентации текста на адресата, адресанта и сообщение. При этом в идентифицирующей функции языка ориентация на адресата проявляется более ярко, чем в эмотивной функции.
2. Речевая индивидуальность как коннотативная семиотика — это зна
ковая система, которая надстраивается над естественным языком, в результа
те чего изначально двуплановые единицы естественного языка становятся
означающими в рамках другой знаковой системы, конструируемой создате
лем и/или реципиентом текста. Планом содержания речевой индивидуально
сти как коннотативной знаковой системы является носитель языка — созда
тель текста.
Субъектом речевой индивидуальности может быть как отдельный человек, так и группа людей (общность, речевой или языковой коллектив). В последнем случае в речи членов группы присутствует индивидуализирующее начало, однако оно не находит полного и законченного выражения, которое характерно для речевой индивидуальности отдельного носителя языка.
3. Речевая индивидуальность в широком смысле отражается в любом
тексте (или текстах, созданных одним автором) и во всех случаях представ
ляет собой феномен сознания реципиента. Узкое понимание речевой индиви
дуальности предполагает опору на ее феноменальную данность и противо
поставляет тексты с явной и скрытой речевой индивидуальностью. Речевая
индивидуальность может конструироваться создателем текста намеренно или
быть результатом ненамеренного выражения качеств его личности. На осно
вании двух последних признаков можно выделить четыре возможных вари
анта, которые в совокупности составляют речевую индивидуальность в ши
роком смысле: речевая индивидуальность «явная» и является результатом
намеренного конструирования; речевая индивидуальность «явная», но не яв-
8 ляется результатом намеренного конструирования; речевая индивидуальность «скрытая», что представляет собой результат намеренного конструирования; речевая индивидуальность «скрытая» и не является результатом намеренного конструирования.
Скрытая речевая индивидуальность представляет системный уровень овладения языком. Явная речевая индивидуальность возникает в тех случаях, когда владение системой, нормой и узусом либо недостаточно («досистем-ный» уровень), либо, наоборот, оказывается настолько высоким, что носитель языка приобретает способность творчески нарушать существующие законы., нормы и правила («сверхсистемный» уровень).
Речевая индивидуальность во всех случаях представляет собой знаковое явление. В случаях, когда речевая индивидуальность конструируется намеренно, она превращается в коммуникативное явление, поскольку представляет собой совокупность знаков, осознанно отправляемых создателем текста его реципиенту.
4. Речевая индивидуальность как индекс реализуется в виде собственно языковых признаков, которые воспринимаются как необычные, выделенные, но не являются внешне (социально или психологически) детерминированными. Соответствующие признаки лишь выделяют текст (и его автора) на фоне других текстов и при этом не создают системы, благодаря которой могла бы проявиться речевая индивидуальность автора как уникальной языковой личности. Речевая индивидуальность как индекс предполагает выделение и указание, но не связана с ярко выраженным индивидуальным началом, узнаваемостью стиля и подчеркнутой уникальностью текста.
Речевая индивидуальность как симптом представляет собой характеристики текста, которые детерминированы внешними по отношению к языку факторами: социальным статусом, происхождением. Эти языковые признаки являются следствием соответствующих характеристик личности, отсылают к внеязыковым явлениям, структурам и характеристикам и в силу этого далеко
9 не всегда контролируются, хотя и могут быть объектом сознательной культивации и обработки.
Речевая индивидуальность как иконический знак всегда реализуется как скрытая. К данному аспекту рассматриваемого феномена относятся такие явления, как стилизация, подражание, тексты, созданные в строгом соответствии с требованиями функциональных стилей или образцами. Иконический принцип в целом противоречит индивидуализации речи.
Речевая индивидуальность как символ соотносится с таким явлением, как идиостиль, который позволяет однозначно опознать автора текста. Этот тип речевой индивидуальности воплощается как органичное целое, как устойчивая, сложно организованная система средств, которая приобретает характер условного знака конкретной языковой личности.
5. План выражения речевой индивидуальности как коннотативной знаковой системы формируется оппозицией между собственно языковыми и внешне детерминированными признаками.
Собственно языковые признаки речевой индивидуальности можно разделить на «предпочтения» (последовательный выбор вариантов, не противоречащих системе языка, норме и узусу) и «нарушения» (последовательный выбор вариантов, вступающих в противоречие с ними).
Внешне детерминированные признаки представляют собой языковые характеристики, которые не могут быть объяснены без привлечения экстралингвистических факторов, а потому требуют обращения к качествам лично- . сти. К ним относятся признаки, связанные с социальными характеристиками личности, особенностями ее психики, тендерной идентичностью и т. д. Совокупность этих признаков позволяет определить речевую индивидуальность как коннотативную знаковую систему.
Научная новизна исследования связана с разработкой представления о речевой индивидуальности как коннотативной знаковой системе (коннотативной семиотике). В работе впервые подробно и последовательно разрабатывается подход к речевой индивидуальности как семиотическому (знаково-
10 му и коммуникативному) феномену, существующему в сознании создателя текста и/или его реципиента. Широкое понимание речевой индивидуальности, в соответствии с которым индивидуальное начало присуще любому речевому произведению, позволило разработать типологию форм, которые может принимать данное явление в процессе функционирования текста, а также комплексно рассмотреть его в контексте данных, полученных семиотикой, теорией коммуникации, социо- и психолингвистикой, тендерной лингвистикой, стилистикой, литературоведением и ортологией. В работе также вводится понятие идентифицирующей функции языка, которая ранее лингвистами не описывалась.
Теоретическая значимость работы заключается в том, что в ней предлагается последовательное рассмотрение речевой индивидуальности как коннотативной знаковой системы. Речевая индивидуальность впервые рассматривается как интерсубъективный феномен, существующий в сознании создателя и/или реципиента текста и обладающий знаковой, а в некоторых случаях коммуникативной природой. В силу этого данная работа расширяет, представления о формах и видах коммуникации, осуществляемой при помощи естественного языка, а также способах кодировки информации при его помощи. Результаты, полученные в процессе исследования, значимы не только с точки зрения изучения речевой индивидуальности, но и с точки зрения исследования коннотативных механизмов языка в целом, которые до настоящего времени комплексно не изучались. Т.о. работа вносит вклад в теорию языка, углубляя и расширяя представление о функции языка, о соотношении языка и речи.
Практическая ценность работы состоит в том, что полученные, а .-также собранные и систематизированные в процессе исследования данные представляют интерес в связи с решением таких прикладных задач, как атрибуция текста и автороведческая экспертиза. Положения, которые обосновываются в работе, могут быть использованы при подготовке справочников, пособий и методических рекомендаций для лингвистов-экспертов.
Исследование прошло апробацию на научных и научно- -методологических семинарах кафедры русского языка и кафедры романо-германской филологии Южного федерального университета, на ХІІ-й международной научно-практической конференции «Коммуникативная парадигма в гуманитарных науках» в г. Ростове-на-Дону и ХІІ-й Всероссийской научно-практической конференции «Вопросы современной филологии и методики обучения языкам в вузе и школе» в г. Пензе и изложены в следующих публикациях: «К вопросу о нелинейных формах повествования» // Актуальные вопросы филологии. Теория и методика преподавания иностранных языков. Межвузовский сборник научных статей. Ростов-на-Дону, 2006; «Речевая г индивидуальность как коннотативная семиотика», Ростов-на-Дону, 2007; «Речевая индивидуальность в кругу смежных явлений» // Научная мысль Кавказа, 2008, №4; «Речевая индивидуальность и речевой имидж» // Материалы ХІІ-й международной научно-практической конференции «Коммуникативная парадигма в гуманитарных науках», 8 ноября 2008, Ростов-на-Дону, 2008; «Речевая индивидуальность и система языка» // От толерантности к сотрудничеству: социально-экономические и гуманитарные проблемы в современном обществе. Сборник научных трудов. Ростов-на-Дону, 2008; «Речевая индивидуальность и антропоцентрическая парадигма» // Материалы ХІІ-й г Всероссийской научно-практической конференции «Вопросы современной филологии и методики обучения языкам в вузе и школе», Пенза: Изд-во МНИЦ, 2008.
Структура работы. Работа состоит из введения, трех глав, заключения, библиографии.
В главе 1 «Речевая индивидуальность, ее важнейшие признаки и статус» рассматривается феномен человеческой индивидуальности и его место в исследованиях, принадлежащих к антропоцентрической парадигме. Описываются важнейшие аспекты взаимодействия речевой индивидуальности и' системы языка, рассматривается взаимодействие между понятием речевой индивидуальности и смежными лингвистическими понятиями. Кроме того, в
12 главе 1 вводится представления об идентифицирующей функции языка и субъектах речевой индивидуальности.
В главе 2 «Речевая индивидуальность: Структура и типология» вводится широкое понимание речевой индивидуальности, исходящее из наличия индивидуального начала у любого носителя языка, обосновывается возможность рассмотрения речевой индивидуальности как коннотативной семиотики. Здесь же проводится разграничение между явной и скрытой, намеренно созданной и «стихийно» сформировавшейся речевой индивидуальностях; речевая индивидуальность рассматривается через призму типологии знаков, предполагающей выделение индексов, симптомов, иконов и символов.
В главе 3 «План выражения речевой индивидуальности как коннотативной семиотики» проводится разграничение между собственно языковыми и внешне детерминированными признаками и показателями речевой индивидуальности, рассматриваются важнейшие явления, связанные с воплощением речевой индивидуальности в тексте (текстах).
Список использованной литературы содержит 321 наименование.
Речевая индивидуальность и антропоцентрическая парадигма
В современной лингвистике господствует антропоцентрическая парадигма, которая предполагает исследование проблемы «человек в языке» [Кубрякова 1995, 207], выбор в качестве точки отсчета человека [Маслова 2001, 5]. Этот подход к языковым явлениям опирается на тот очевидный факт, что «познание мира человек начинает с самого себя», поскольку «в центре субъективного мира людей стоят они сами» [Попова, Стернин 2004, 53]. При этом антропоцентрический подход противопоставляется подходу системоцентрическому, в центре внимания которого находится язык как надындивидуальная структура.
Вряд ли можно не согласиться с мнением, что приход антропоцентризма на смену системоцентричной парадигмы «открывает иную плоскость для изучения различных явлений языка в речемыслительных процессах индивидуального сознания» [Пономарева 2002, 3]. Подобное изменение перспективы рассмотрения языковых фактов не может не влечь за собой последствий, которые касаются как методов исследования языка и речевой деятельности, так и целей подобного исследования. Но в первую очередь данное изменение перспективы вводит в сферу интересов наук о языке новые объекты, к которым (как частный случай) относится проблема речевой индивидуальности, представляющая собой один из аспектов пересечения человеческого и языкового.
В самом деле, если общий «девиз» исследований, исходящих из предпосылок антропоцентрической парадигмы, можно сформулировать как «человек в языке», то становится очевидным, что данная проблематика допускает целый ряд автономных и в целом независимых друг от друга преломлений. Ведь человек представляет собой: — существо социальное (в той степени, в которой он принадлежит к -тем или иным общностям и вынужден взаимодействовать с их членами); — существо культурное, поскольку он не может существовать вне поля ценностей, вырабатываемых членами того сообщества, к которому он принадлежит; — существо, обладающее психикой (а владение языком представляет собой психическую способность, и самые разнообразные психические факторы определяют речевую деятельность человека).
Указанный круг проблем в настоящее время активно изучается такими дисциплинами, как социолингвистика, лингвокультурология, этнолингвистика, психолингвистика, политическая лингвистика, когнитивная лингвистика, лингвистическая прагматика, теория дискурса, а также их производными (например, этнопсихолингвистикой). Достижения данных дисциплин доказывают, что язык вписан в социальную и культурную активность человека в качестве важнейшей составляющей, без которой и социальная, и культурная реальность оказываются невозможными.
«Антропоцентрическая парадигма — это переключение интересов исследователя с объектов познания на субъекта», и в результате этого переключения «анализируется человек в языке и язык в человеке» [Маслова 2001, 6].: Достаточно сместить в этой формулировке акцент с человека вообще на конкретного человека, отдельную личность, чтобы проблема речевой индивидуальности высветилась в полном объеме. Таким образом, обращение к проблеме речевой индивидуальности следует считать одним из проявлений этой общей тенденции.
В то же время проблема речевой индивидуальности вписана в антропоцентрическую парадигму не только в силу того, что она представляет собой один из аспектов более широкой проблемы «человек в языке». Речевая индивидуальность как объект исследования не может быть осмыслена без обращения к понятию «человек», а также без привлечения категорий и методов, разработанных в рамках антропоцентрической парадигмы, а также результа 15 тов, полученных с опорой на эти категории и методы. Прежде всего, это касается понятийного аппарата социолингвистики, теории коммуникации и лингвистической прагматики (в широком смысле этого слова). Однако, как будет показано далее (см. п. 2.4.2 данной работы), с точки зрения исследова- ; ния речевой индивидуальности полезными оказываются и некоторые психолингвистические подходы.
В чем проявляется тесная связь проблемы речевой индивидуальности и антропоцентрической парадигмы?
1. Речевая индивидуальность как особый феномен функционирует в межличностном (интерсубъективном) измерении. В силу этого она может становиться объектом внимания и обсуждения, подвергаться оценке, изучению, рассматриваться как желательное или нежелательное, уместное или неуместное, целесообразное или нецелесообразное качество. Индивидуальное начало в речи значимо, является фактом, доступным для наблюдения и осмысления со стороны носителей языка. Кроме того, тексты с ярко выраженным индивидуальным началом могут становиться образцом или источником инноваций, а потому речевая индивидуальность конкретного носителя языка в той или иной степени принимает участие в процессе языкового изменения. Другими словами, речевая индивидуальность представляет собой социальный факт, факт, который в полной мере реализуется лишь в интерсубъективном пространстве и не безразличен с точки зрения жизни языковой общности.
2. С точки зрения носителя языка индивидуальное начало его речи в состоянии помочь решить ему определенные задачи. К таким задачам можно отнести, например, стремление выделить свои речевые произведения и, шире, манеру речи на фоне речи других носителей языка и стать запоминаемым (что может быть целесообразным или необходимым в политической, литературной, публицистической деятельности). В некоторых случаях индивидуализации подвергается речь группы, что достаточно часто формирует и закрепляет групповую идентичность (см. п. 1.5 данного исследования). Но в лю 16
бом случае индивидуальное начало речи неизбежно вызывает определенные эффекты, которые могут быть значимы с точки зрения коммуникации. Другими словами, индивидуальное начало речи не безразлично с точки зрения речевого поведения и взаимодействия, а поведение и межличностное взаимодействие являются важными категориями антропоцентрической парадигмы (Антропоцентризм — это «направление, которое делает акцент исключительно на поиске системных свойств, отражающих человеческое поведение, в том числе и речевое» [Третьякова 2004, 304]).
Идиостиль и идиолект
Нельзя не остановиться и на осмыслении речевой индивидуальности через призму понятия индивидуального стиля. Как указывал еще В. В. Виноградов, «трудно найти термин более многозначный и разноречивый — и соответствующее ему понятие — более зыбкое и субъективно неопределенное, чем термин стиль и понятие стиля» [Виноградов 1961, 7]. Это проявляется в том, что в науках о языке под стилем понимается и совокупность черт, характерных для одного человека (например, писателя), и устойчивый тип организации речи (ср. «автологический стиль», «металогический стиль»), и разновидность языка, используемая для общения в определенной сфере общественной жизни («функциональный стиль»). Сложность определения понятия стиль заключается и в том, что он «развернут» к различным аспектам функционирования текста: он может служить не только выражению индивидуаль 42 ности автора, но и реализации конструктивной идеи произведения [Валгина 2003,261-269].
В контексте данной работы особого внимания заслуживает противопоставление, описываемое Б. А. Успенским [Успенский 1969]. «В одном случае под стилем понимается нечто общее, то есть то, что объединяет рассматриваемое явление с какими-то другими... В этом случае стиль рассматривается как проявление некоторой единой системы, общей внутренней формы, лежащей в основе рассматриваемого круга явлений — иначе говоря, в основе того или иного "текста"» [там же, 487]. Это стиль как проявление «усредняющей» силы языка, а точнее, явление узуса. «В другом смысле под стилем может пониматься, напротив, нечто особенное, то есть стилистические ха- г рактеристики относятся в этом случае к специфике текста. Именно в этом смысле говорят, в частности, о стиле того или иного писателя или художника — вообще об индивидуальном стиле (тогда как с точки зрения первого подхода, исходящего из абстрактных системных характеристик, этот индивидуальный стиль может рассматриваться как определенная комбинация стилистических характеристик)» [там же, 488].
Возможно, Б. А. Успенский квалифицирует границу между «системным» и индивидуальным стилем не совсем точно. В действительности индивидуальный стиль можно рассматривать как определенную систему, которая г стоит за конкретным текстом (или группой текстов, авторство которых принадлежит одному лицу). Более того, о существовании и устойчивости индивидуального стиля целесообразно говорить лишь в том случае, если этот стиль может быть описан как язык или, точнее, как некая «дополнительная» грамматика, надстраивающаяся над грамматикой языка. С другой стороны, стиль, существующий как обобщенная, абстрактная система, не может быть отождествлен с системой языка, поскольку вся совокупность высказываний, созданная на данном языке, не может обладать единой стилистической спецификой. Стиль даже в надындивидуальном измерении своего существова- -ния следует соотносить с пусть даже и обширной, но все же ограниченной группой текстов. Этот момент — ограниченность стиля подмножеством текстов и высказываний на данном языке — представляется весьма существенным для определения сущности стиля как языкового явления.
Тем не менее, тяготение надындивидуального стиля к системе, а индивидуального стиля к тексту — это важный критерий разграничения двух подходов к пониманию стиля. Бесспорно, стиль может быть скопирован, воспроизведен, а следовательно, превращен в своеобразную грамматику, то есть совокупность правил оформления высказываний. Но этот процесс оказывается корнем гибели индивидуального стиля и даже стиля вообще, потому что это первый этап процесса, превращающего правило, которое действует в частном случае того или иного типа, в общую, универсальную закономерность. По крайней мере, воспроизведение существенных черт индивидуального стиля другими носителями языка в определенном смысле упраздняет индивидуальный стиль (см. также 2.4.4 данного исследования, где речь идет о стиле как символе).
В соответствии с одним из определений, стиль (в широком смысле этого слова) - это «исторически образовавшееся усложнение системы языка на основе функционально оправданного использования вненормативных вариантов» [Колесов 1990, 19]. Такой подход представляется достаточно универсальным, чтобы охватить и индивидуальные, и надындивидуальные стилистические образования. В самом деле, индивидуальный стиль представляет собой отклонение от «безликого», нейтрального узуса, совокупность признаков, которые отличают речевые произведения, созданные одним человеком, от всех остальных речевых произведений. Это нашло отражение и в определениях идиостиля. Например, В. А. Пищальникова под идиостилем понимает «модель речевой деятельности писателя, где системно и закономерно проявляются индивидуальные способы употребления и функционального преобразования языковых единиц в эстетически значимые элементы художественного текста» [Пищальникова 1992, 20]. Стиль допускает не только позитивное определение (через указание на средства, которые для него типичны или характерны), но и определение негативное — через то, что стиль отрицает. В этом смысле весьма показательно рассуждение А. Арьева о стиле С. Довлатова: «Довлатовский жанр возник на фоне избыточно стиховой культуры ленинградской творческой молодежи начала шестидесятых и был в общих чертах на нее реакцией и ее же детищем. Сюжеты Довлатова представлялись рожденными для этой поэтической вакханалии, казались застольным ее вариантом, выдумкой в духе, скажем,г Евгения Рейна. Когда б не одержимость вырабатывавшего новый художественный дискурс автора. Как Владислав Ходасевич «гнал» свои стихи «сквозь прозу», так Сергей Довлатов каждую свою прозаическую строчку «гнал» «сквозь стихи», сдирая с нее все внешние приметы поэтичности. Но память о стихотворном ритме, лирическом гуле эта строчка сохраняет» [Арьев 1998, 5]. Это наблюдение А. Арьев приводит в связи со следующим эпизодом, более ярко характеризующем подход к стилю как ограничению: «Я рассказал однажды Сергею о французском прозаике Жорже Переке, умудрившемся, пренебрегши одной из букв алфавита, написать целый роман. Сошлись мы — после некоторой дискуссии — на том, что понадобилось это писателю не из страсти к формальным решениям, а для того, чтобы, ограничив себя в одном твердом пункте, обрести шанс для виртуозной свободы» [там же, 6].
Важнейшие предпосылки изучения речевой индивидуальности
Прежде чем перейти к описанию структуры речевой индивидуальности и выделению важнейших ее типов, необходимо сформулировать предпосылки, на которых должно базироваться всестороннее рассмотрение речевой индивидуальности как речевого явления.
1. Построение полной теории речевой индивидуальности предполагает широкое понимание рассматриваемого феномена. Другими словами, для всестороннего охвата проблемы целесообразно исходить из того, что речевая индивидуальность присуща любому носителю языка. В самом деле, психология не отрицает наличия индивидуальных черт у любой личности — почему эта предпосылка не должна быть распространена на речевую деятельность? Мы вряд ли можем представить себе, чтобы в тексте абсолютно не находили выражения индивидуальные черты его автора. Естественно, индивидуальное начало может быть представлено в тексте минимально. Кроме того, это выражение в подавляющем большинстве случаев осуществляется «стихийно», неосознанно (и в силу этого способно принимать варварские формы). И это не случайно, потому что в подобных случаях речевая индивидуальность предполагает отсутствие дистанции между человеком и тем, что он говорит или пишет. Сознательный выбор между языковыми средствами предполагает способность к их оценке, а следовательно, высокий уровень владения системой языка, его нормой и узусом. Однако вряд ли можно отрицать присутствие в любом речевом произведении показателей, которые отсылают к личности его автора и, так сказать, формируют его речевое лицо.
Распространенным является представление о том, что некоторые сферы общения препятствуют выражению индивидуального начала. Как пишет М. М. Бахтин, «наименее благоприятные условия для отражения индивидуальности в языке наличны в тех речевых жанрах, которые требуют стандартной формы, например, во многих видах деловых документов, в военных командах, в словесных сигналах на производстве и др. Здесь могут найти отражение только самые поверхностные, почти биологические стороны индивидуальности (и то преимущественно в устном осуществлении высказываний этих стандартных типов)» [Бахтин 1979, 467-468]. Однако это не означает, что речевая индивидуальность реализуется лишь в сугубо ограниченном наборе жанров и разновидностей речи. Такая точка зрения верна лишь с позиций узкого понимания речевой индивидуальности, которое опирается на «за- метность», то есть феноменальную данность индивидуального начала. Как указывает М. М. Бахтин, «в огромном большинстве речевых жанров (кроме литературно-художественных) индивидуальный стиль не входит в замысел высказывания, не служит одной его целью, а является, так сказать, эпифеноменом высказывания, дополнительным продуктом его. В разных жанрах могут раскрываться разные слои и стороны индивидуальной личности, индивидуальный стиль может находиться в разных взаимоотношениях с общенародным языком» [Бахтин 1979, 468]. Можно было бы сказать, что индивидуальный стиль всего лишь не входит в замысел высказывания, хотя и является его эпифеноменом. И этот факт не способен нивелировать индивидуальное начало абсолютно, хотя и может сделать его скрытым, неявным.
Какие условия приводят к такому подавлению (или незначимости) индивидуального начала? а) Прежде всего, необходимо упомянуть о противопоставлении индивидуалистических и коллективистских культур. Европейская цивилизация принадлежит к первому типу, а следовательно, индивидуализация речи в ней (в определенной степени) приветствуется. В коллективистских культурах, которые обычно связываются с Востоком, индивидуальное, напротив, нивелируется: «...ориентальное сознание стремится овеществиться во внелично-стных, а европейское - в персонифицированных формах» [Сорокин 1994, 14]. Как указывал Д. С. Лихачев, искусство Древней Руси «...стремится выразить коллективные чувства, коллективное отношение к изображаемому. Отсюда многое в нем зависит не от творца произведения, а от жанра, к которому это произведение принадлежит. Автор в гораздо меньшей степени, чем в новое время, озабочен внесением своей индивидуальности в произведение. Каждый жанр имеет свой строго выработанный образ автора, писателя, "исполнителя"... Традиционность художественного выражения настраивала читателя или слушателя на нужный лад. Те или иные традиционные формулы, жанры, темы, мотивы, сюжеты служили сигналами для создания у читателя определенного настроения. Стереотип ... входил в самую суть художественной системы средневековой литературы. ..." [Лихачев 1979]. Ту же мысль выразил и В. В. Виноградов: «в древнерусской литературе, по крайней мере, до середины XVII века, проблема индивидуального стиля, его отношений к литературному языку, к его разновидностям не играет такой роли, как в русской литературе XVIII и особенно XIX и XX веков» [Виноградов 1959, 263]. При этом такая нивелировка индивидуального начала выражалась даже в отрицании авторства: «Профессор Г. А. Гуковский правильно выделял как характерное явление классицизма "принципиальную анонимность литературных произведений XVIII века". Множество торжественных од на разные случаи появлялось без имени поэтов, сочинивших их. Романы, сборники стихотворений, поэмы, сборники статей, моральные и философические трактаты, переводы и оригинальные произведения выходили анонимно» [Виноградов 1959,266].
Другими словами, категория авторства — это более позднее явление. «Еще в подготовительный период образования русской национальной литературы (с XVI по XVIII в.) начинает складываться представление об индивидуальной манере или индивидуальном стиле писателя. Так, с именем протопопа Аввакума во второй половине XVII в. связывалось убеждение, что его сочинения и послания по голосу, по индивидуальному тону речи резко отличаются от сочинений всех других писателей и деятелей этого времени. Своеобразное понимание манеры Аввакума сказывалось и в подражаниях его . творчеству. Развитие русской литературы в XVIII веке, несмотря на распределение основных ее жанров по трем стилистическим категориям, укрепляло и обостряло сознание и оценку специфических качеств индивидуального стиля и различий между манерами разных сочинителей. Распространение пародий и эпиграмм, особенно с середины XVIII века, убедительно свидетельствуют об этом. Автора узнавали по стилю — и часто не ошибались» [Виноградов 1959, 271]. М. Фуко в совершенно ином контексте описывает этапы становления категории авторства [Фуко 1996, 12].
Собственно языковые признаки речевой индивидуальности
Итак, собственно языковыми следует считать признаки речевой индивидуальности, которые могут интерпретироваться независимо от внеязыко-вых факторов, то есть имеют отношение непосредственно к языковому измерению существования человека.
Собственно языковые признаки, в свою очередь, могут быть подразделены на связанные с нарушением системы языка, его нормы или узуса, и не связанные с таким нарушением. В последнем случае мы имеем дело с предпочтением одного из вариантов, который допускается системой языка и не противоречит ни норме, ни узусу.
1. Первая группа признаков, в которых проявляется речевая индивидуальность, -— это языковые факты, связанные с нарушением системы языка, его нормы или узуса. Другими словами, это ошибки в широком смысле этого слова. По большому счету, термин «ошибка» применительно к речевой индивидуальности является слишком узким, а точнее, односторонним. Он отражает позицию второго уровня развития языковой личности, а эта позиция предполагает «отсеивание» того, что оценивается как «неправильное». С этой точки зрения показательным является определения ошибок: ошибка — это «любые случаи отклонения от действующих языковых норм» [Цейтлин 1982, 3], «нарушение требований правильности речи, нарушение норм литературного языка» [Методика развития речи 1991, 30]. Традиционным является деление ошибок на грамматические (нарушение в структуре, формы языковой единицы) и речевые (ошибки в употреблении речевых средств) [Соловейчик 1979а, 49; 19796, 23; 1979в, 14; Методика развития речи 1991, 32]. К этой классификации добавляют также случаи нарушения коммуникативной целесообразности речи [Методика развития речи 1991, 33], или недочеты, то есть «нарушение требований правильности речи, нарушение рекомендаций, связанных с понятием хорошей речи, т. е. богатой, точной и выразительной» [там же]. На основании этих определений ошибка в общем виде может быть определена как несовпадение с системой и нормой, а недочет — как несоответствие узусу, и это отчетливо демонстрирует тот факт, что эти явления тяготеют ко второму уровню развития языка.
Собственно языковые признаки, позволяющие делать выводы о речевой индивидуальности носителя языка, применительно к решению прикладных задач (определению автора текста) были систематизированы С. М. Ву-лом [Вул 1977]. Эта классификация показательна именно с точки зрения последовательного проведения в оценке языковых и речевых фактов позиции второго уровня.
Прежде всего, в соответствии с этой классификацией индивидуальные языковые навыки подразделяются на общие (лексико-фразеологические, синтаксические, орфографические, пунктуационные) и частные (устойчивые языковые нарушения речи, предпочтительное использование определенных языков средств и т. п.).
Частные признаки языковых навыков делятся на ряд подгрупп: — орфографические (устойчивое неправильное написание слова, устойчивое нарушение определенного правила орфографии); — пунктуационные (устойчивое нарушение определенного правила пунктуации, своеобразное, преимущественное использование определенных знаков препинания, членение текста на абзацы, разделы); — лексико-фразеологические (использование слов в несвойственных им значениях и связях с другими словами, использование определенных диалектизмов, вульгаризмов, жаргонизмов, просторечия и т.п.); — синтаксические навыки (определенные нарушения норм синтаксиса, устойчивое неправильное построение определенного предложения, своеобразное, преимущественное использование определенных синтаксических конструкций и другие); — стилистические (устойчивые нарушения определенных норм лексической стилистики, стилистики частей речи и синтаксиса, своеобразные композиции изложения). В ходе автороведческого исследования изучаются также признаки формально-логических навыков письменной речи, в том числе интеллектуальных навыков восприятия действительности, акцентуация, аргументация, оценка, отношение к предмету речи и т. п. Примечательно, что в данном случае общий или частный характер навыка напрямую связывается с его соответствием норме, а следовательно, рассматривается с позиции второго уровня овладения языком. Норма выступает как «нулевой уровень» при оценке речевых фактов.
Понятия ошибки и недочета представляют собой способ оценки языковых фактов. Не так важно, откуда исходит эта оценка — от внешних по отношению к языковой личности фигур или от самой языковой личности, создающей речевое произведение. Первый тип оценки, то есть оценка внешняя, несомненно, представляет собой более раннюю форму, которая впоследствии интернализируется — переносится вовнутрь и становится собственной оценкой человека. Другими словами, носитель языка идентифицируется с внешней оценивающей фигурой и в какой-то момент перестает нуждаться во внешней оценке, поскольку обретает способность оценивать свои речевые произведения самостоятельно.
Однако с позиции третьего («сверхсистемного») уровня языковые факты оцениваются иначе. Прежде всего, нарушение нормы оказывается одним из ресурсов, которые могут использоваться, например, для повышения выразительности речи; в контексте данной работы существенно, что на третьем уровне развития владения языком речевые ошибки и аномалии могут использоваться осознанно и становиться приметой речевой индивидуальности. Конечно, это не означает, что любая ошибка в соответствующем контексте может и должна быть оправдана. Авторы «Общей риторики», обсуждая представление о поэзии как отклонении от «нулевого уровня», делают в связи с этим важное замечание: «Когда, например, Клодель утверждает, что "великие писатели созданы не для того, чтобы терпеть насилие грамматистов, а для того, чтобы создавать собственные законы и навязывать всем не только свою волю, но и свои капризы"..., он прекрасно отдает себе отчет в том, что мы тем не менее не обязаны восхищаться любыми ляпсусами и ошибками или причислять к стилистическим приемам любое отсутствие связности в тексте. Так, П. Валери, определив писателя как «агента отклонения» (agent d ecarts), вносит вслед за этим уточнение, что в этом определении имеются в виду только "отклонения, которые обогащают язык"» [Дюбуа и др. 1986, 54]. В силу сказанного приведенное в главе 2 данного исследования разграничение «досистемного» — системного — «сверхсистемного» вполне применимо и к отдельным языковым фактам. В этом случае любой языковой факт может быть квалифицирован:
