Содержание к диссертации
Введение
I. Адекватность перевода как лингвистическая проблема 13
1.1. Переводоведение и психолингвистика 13
1.2. Язык и картина мира 16
1.3. Экстралингвистическая обусловленность деятельности переводчика 19
1.3.1. Культурологические аспекты перевода 19
1.3.2. Личность автора - личность переводчика 23
1.4. Интралингвистическая обусловленность деятельности переводчика 26
1.4.1. Текстологические аспекты перевода 26
1.4.2. Грамматические трансформации 30
II. Транспозиция прилагательного и проблема достижения адекватности художественного перевода 36
2.1. Замена прилагательного существительным (Adj — N) 39
2.2. Замена прилагательного наречием (Adj —>D) 50
2.3. Замена прилагательного глаголом (Adj —> V) 54
III. Трансформация добавления и проблема достижения адекватности художественного перевода 60
3.1. Добавления - проблема выбора формального признака выделения единицы и ее определение 60
3.2. Компенсаторные добавления 74
3.2.1. Лексико-семантические добавления 76
3.2.1.1. Семантико-эллиптические добавления 76
3.2.1.2. Родо-видовые добавления 83
3.2.1.3. Контекстуальные добавления 92
3.2.2. Грамматические добавления 100
3.2.2.1. Семантико-грамматические добавления 100
3.2.2.2. Словообразовательные добавления 113
3.2.2.3. Синтагматические добавления 123
3.2.2.4. Структурные добавления 133
3.2.3. Стилистические добавления 143
3.2.3.1. Пунктуационные добавления 143
3.2.3.2. Узуальные добавления 154
3.2.3.3. Нормативные добавления 165
3.3. Интерпретативно-ситуативные добавления 178
3.4. Сюжетно-фабульные добавления 191
3.5. Формальные добавления 204
Заключение 215
Список литературы 229
Приложение 1 239
- Переводоведение и психолингвистика
- Язык и картина мира
- Замена прилагательного существительным (Adj — N)
- Добавления - проблема выбора формального признака выделения единицы и ее определение
Введение к работе
Развитие мировой геополитической ситуации в последние десятилетия характеризуется постоянным нарастанием глобализационных импульсов. Глобализация мирового развития ведет к интегративной реконструкции социума, которая нередко определяется фактором экономической выгоды крупных государств. Рынком сбыта становится не только экономическое, но и этнокультурное пространство малого государства. В условиях экспансии авторитарных культур включаются механизмы внутренней защиты (инстинкт самосохранения как независимой культурной единицы), что приводит к возникновению межэтнической напряженности. Решение такого рода проблем относится к задачам межкультурной коммуникации. В данных условиях несомненную важность приобретает такой аспект лингвистической деятельности как перевод [Sapiro, 2002: 3]. Являясь одним из основных механизмов межкультурной коммуникации, он призван обеспечить взаимопонимание представителей разных этнокультурных формаций. Чаще всего речь идет об опосредованном контакте. Посредником является текст, причем, в первую очередь, текст художественный — проекция культуры конкретной социоэтнической общности. Художественный перевод обеспечивает реализацию этой функции художественного текста (консолидацию, трансформацию и трансляцию культурного опыта) в новом этно-культурном пространстве. С другой стороны, ограничивая свое внимание конкретным индивидом, социологи говорят о негативном влиянии глобализации на мировидение человека, доминантой которого становится всемерное ощущение неопределенности [Gauchet, 1998]. Художественный текст, являясь индивидуальной эстетизированной проекцией действительности, несет в себе информацию о психокоммуникативных поведенческих схемах, которые могут оказаться близкими конкретному индивиду. Степень проживания этих поведенческих сценариев может быть выше при восприятии переводного текста, поскольку алгоритмы иной
культуры иногда оказываются более значимыми, чем нормы, налагаемые своей. Таким образом, художественный перевод становится способом познания окружающей действительности, представляя собой взаимодействие психокоммуникативных схем поведения. Эти схемы, репрезентированные в исходном тексте, восстанавливаются / модифицируются при переводе в том числе и с помощью грамматических преобразований. При этом грамматическая трансформация получает статус механизма (способа) приспособления психокоммуникативных схем, представленных оригиналом. Подобный подход к художественному переводу как психолингвистическому феномену определил актуальность данного исследования. Субъективная обусловленность является неотъемлемым признаком художественного текста и художественного перевода. Это неизменно попадает в фокус исследования, и не может рассматриваться в отрыве от активного языкового субъекта — человека, то есть вне психолингвистического компонента.
Проведено много исследований, посвященных проблемам художественного перевода. Условно их можно разделить на две больших группы. Первая группа исследований носит интралингвистическую направленность: перевод рассматривается как деятельность по перекодированию текста. Он сводится, например, к набору грамматических трансформаций, или к поиску общих сем в содержании оригинального текста и переводного варианта (см.: [Catford, 1965; Jumpelt, 1961; Nida, Taber, 1969; Бархударов, 1975; Ревзин, Розенцвейг, 1963; Рецкер, 1950; Розенцвейг, 1964; Федоров, 1953]). Вторая группа представляет перевод как семантический процесс, опосредованный влиянием различных факторов как языкового, так и не языкового свойства. Среди исследований второй группы выделяются те, что подчеркивают культурную составную художественного перевода (его культурно-трансляционную функцию), представляя сам перевод как элемент межкультурной коммуникации (см.: [Fleischmann, 1999; Reiss, Vermeer, 1984; Snell-Hornby, 1988; Vermeer, Witte, 1990; Денисова, 2003; Гак, 2000, Клюканов, 1998; Швейцер, 1988]). Во вторую группу входят и исследования
б герменевтической направленности, которые отводят основную роль категории интерпретации, определяя ее в качестве основы деятельности переводчика (см.: [Malblanc, 1961; Paepcke, 1986; Stolze, 1982; Stoltze, 1992; Галеева, 1999; Комиссаров, 1973; Комиссаров, 1999]). К ним тесно примыкают прагматически ориентированные исследования, которые в качестве доминанты переводческой деятельности выделяют ориентацию на коммуникативную установку автора оригинального текста. При этом цель перевода - воссоздать текст, не уступающий оригинальному произведению по эстетическому воздействию на читателя. Процесс перевода состоит из трех основных этапов: понимание подлинника, его интерпретация, его воссоздание средствами родного языка переводчика. Как правило, осознание коммуникативной авторской установки происходит на этапе интерпретации оригинального текста переводчиком (см.: [Honig-Kussmaul, 1982; Koller, 1992; Левый, 1974; Масленникова, 2004; Тороп, 1995]). В рамках этого направления развиваются психолингвистические концепции перевода, в которых проводится системное обоснование процесса переводческой деятельности с точки зрения психологии (см.: [Honig, 1993; Базылев, Сорокин, 2000; Пшенкина, 1984; Пшенкина, 1998; Пшенкина, 2002; Сорокин, 1998, Фесенко, 2001]). Исследования, относящиеся ко второй группе, не отрицают субъективной обусловленности художественного перевода, однако в большинстве случаев связывают ее с личностью автора исходного текста, в то время как влияние личности переводчика на реализацию переводного варианта исследуется реже. В силу недостаточной разработанности данной проблемы целью работы является исследование грамматических преобразований и их вариативных характеристик (их субъективной обусловленности) при переводе художественного текста. В работе исследуются наиболее частотные виды трансформаций: замена прилагательного другими частями речи и добавление (см.: Таблицы 1,6).
Для достижения поставленной цели следует решить ряд задач, которые и определяют композицию работы:
выделить экстралингвистические факторы, определяющие речевую деятельность индивида при переводе художественного текста, что позволяет перевести проблему в психолингвистическую парадигму;
интерпретировать понятие адекватности художественного перевода в связи с выявлением экстралингвистических и интралингвистических факторов, влияющих на ее достижение;
исследовать грамматические преобразования с учетом их возможной субъективной обусловленности при переводе художественного текста.
Гипотезой исследования стало предположение о том, что грамматическое преобразование при переводе обусловлено не только различиями этнических картин мира, проявляющимися в различиях грамматических систем контактирующих языков. Оно может быть обусловлено субъективными установками (мотивами речевой деятельности) переводчика. Во многом это предположение сформировано под влиянием тех концепций, положения которых развиваются в рамках данного исследования. Одним из базовых является положение о функциональном эстетическом подобии подлинника и перевода, которое признается императивным такими теоретиками перевода, как И. Левый и П. Тороп [Левый, 1974; Тороп, 1995]. Одним из основных признаков художественного произведения является субъективная обусловленность решения эстетических задач. Авторство переводного текста принадлежит и переводчику: если текст перевода выполняет функцию эстетического воздействия, в решении эстетических задач принимает участие и переводчик. Таким образом, можно выдвинуть предположение о том, что порождение перевода художественного текста является процессом субъективно обусловленным.
Обще признанным является тот факт, что в переводоведении осуществляется междисциплинарное взаимодействие лингвистики, социологии, психологии, литературоведения, социолингвистики, психолингвистики. Следовательно, исследование в области переводоведения должно носить интегративный характер. Проведение такого исследования
требует методологически оправданного заимствования методических процедур и приемов анализа эмпирических данных у смежных парадигм [Сигал, 2004: 27]. Очевидно, например, что настоящая работа может быть выполнена с учетом такой парадигмы лингвистики, как функционализм, который адоптирует категориальный аппарат и методы исследования, применяемые в смежных науках, в соответствии с целями и задачами проводимого исследования. Несмотря на реализацию поставленных задач в рамках доминирующей психолингвистической парадигмы, в ходе представления теоретического и практического материала мы используем понятие языковой системы и иерархии языковых уровней. Это позволяет представить полученные результаты, исходя из места исследуемых феноменов в смысловой иерархии текста.
Теоретической основой исследования послужил ряд работ отечественных и зарубежных лингвистов, в которых рассматриваются проблемы отображения окружающей действительности в языке, некоторые вопросы художественного перевода, а также работы, посвященные сопоставительному описанию грамматических систем разных языков. Основными среди них являются труды Л. С. Бархударова, В. Г. Гака, Ж. Делисля, В. Н. Комиссарова, И. Левого, В. А. Лукина, Ю. Найды, В. И. Постоваловой, Ю. А. Сорокина, П. Торопа, А. Д. Швейцера, Р. Штольце, В. Е. Щетинкина.
Объектом исследования, таким образом, послужили отдельные грамматические преобразования при переводе художественного текста.
Предметом же исследования являются закономерности их реализации, обусловленные системой экстра- и интралингвистических факторов.
В качестве материала исследования использовались романы Ф. Саган « Le garde du coeur », « Aimez-vous Brahms ? » и пять их переводов. С одной стороны, выбор данных произведений был обусловлен тем, что язык, на котором они написаны, согласно мнению литературных критиков, отражает современное состояние французского языка. С другой стороны, данные
произведения на русском языке представлены тремя и двумя переводными вариантами соответственно, что дает возможность сопоставительного психолингвистического анализа. Анализ проводился по двум произведениям с целью проверки рабочей гипотезы методом взаимной верификации. Первоначально по роману «Любите ли вы Брамса?» осуществлялась выборка случаев морфологической трансформации (замены прилагательного другими частями речи). Рабочей гипотезой стало предположение о возможной субъективной обусловленности части выявленных фактов. Гипотеза проверялась путем сопоставления полученных данных с данными, собранными на основе обработки языкового материала по роману «Ангел-хранитель». По этому же произведению осуществлялась первичная выборка случаев синтаксической трансформации (добавления). Проводилась верификация полученных выводов путем анализа аналогичного языкового материала по роману «Любите ли вы Брамса?». Объектом сопоставительного описания послужили два языка: французский и русский. Всего проанализировано около 7 000 случаев грамматических преобразований (языковой материал отбирался методом сплошной выборки).
Для решения поставленных задач в работе применяется комплекс специальных методов:
метод классификации и типологизации, с помощью которого материал подвергался систематизации;
метод сопоставительного описания, с помощью которого выявляются особенности морфологического и синтаксического оформления, семантики, функционирования исследуемых единиц;
метод контрастивного описания, с помощью которого исследуемые единицы одного языка сопоставляются с соответствующими единицами другого языка с целью выявления разного рода расхождений;
метод ситуативного моделирования, который служит для воссоздания модели / схемы описываемой в тексте ситуации;
методы композиционного и стилистического анализа текста;
6. элементы метода статистической обработки данных.
Научная новизна диссертации заключается в следующих положениях:
Впервые грамматические преобразования (на морфологическом и синтаксическом уровне) были представлены как закономерное проявление субъективных установок переводчика обусловленных комплексом факторов экстралингвистического и интралингвистического порядка;
Впервые в качестве одного из центральных объектов исследования избрана грамматическая трансформация добавления, а также предпринята попытка классификации добавлений на основе сопоставительного описания французского и русского языков;
Благодаря выбору адекватного объекта сопоставительного описания впервые поднимается проблема этики художественного перевода и обосновывается ее возможное решение.
На защиту выносятся следующие основные положения:
Разнообразные контрастивные данные, получаемые от сопоставления параллельного переводческого материала (оригинала и его нескольких переводов), позволяют представить особенности индивидуальных стратегий перевода.
Грамматические преобразования при переводе художественного текста определяются не только различиями грамматических систем контактирующих языков (что отражает различия этнических картин мира), но и субъективно обусловлены индивидуальными установками переводчика (влиянием картины мира, сформированной на основе личностного опыта).
- Добавление, являясь функционально сопутствующим компонентом
стратегии художественного перевода, реализует его основные этические и
эстетические характеристики и маркирует смену места мотива в
мотивационной иерархии деятельности переводчика.
Теоретическая значимость диссертационного исследования заключается в разработке ранее малоисследованного аспекта общей теории перевода и в частичном рассмотрении проблемы поиска дополнительных
11 критериев адекватности переводного варианта. Теоретический интерес представляет и постановка вопроса о соотношении этических и эстетических установок переводчика при осуществлении перевода художественного текста.
Практическая ценность предлагаемого подхода заключается в том, что он позволяет на конкретном французско-русском материале разработать методику и критерии анализа грамматических преобразований. Материалы исследования и выводы могут найти свое применение в курсе теории и практики перевода, сопоставительной типологии, психолингвистики и теории коммуникации.
Апробация работы проходила в ходе обсуждений исследования в секторе психолингвистики Института языкознания РАН, а также на научных конференциях, в том числе: 3-й и 4-й Всероссийских научно-практических конференциях «Теория и практика германских и романских языков» (Ульяновск, 2002 и 2003); XIV Международном симпозиуме по психолингвистике и теории коммуникации «Языковое сознание: устоявшееся и спорное» (Москва, 2003); 3-й и 4-й Межвузовских конференциях «Межкультурная коммуникация и перевод» (Москва, 2004 и 2005). Основные положения исследования нашли свое отражение в 7 публикациях.
Цели и задачи исследования определили структуру работы. Работа состоит из Введения, трех исследовательских частей, Заключения и Приложения, содержащего статистические данные, которые отображаются в таблицах и рисунках.
Во Введении обосновывается выбор объекта и материала исследования, его актуальность и новизна, формулируются цели и задачи, решаемые в работе, характеризуется ее теоретическая и практическая значимость.
В Главе I исследуется проблематика взаимодействия психолингвистики и переводоведения, что реализуется в детальном изучении понятия картины мира как одной из центральных категорий, определяющих деятельность переводчика при осуществлении художественного перевода. Здесь же
разграничиваются определения адекватности и эквивалентности художественного перевода.
В Главе II предпринимается попытка описания грамматических трансформаций замены прилагательного другими частями речи с учетом всего спектра факторов как экстралингвистического, так и интралингвистического характера, определяющих степень адекватности перевода.
В Главе III предлагается классификация добавлений на основе сопоставительного описания французского и русского языков. Здесь определяется значение данного переводческого преобразования в общей стратегии реализации адекватного варианта при переводе художественного текста.
В Заключении обобщаются результаты проведенного исследования, формулируются основные выводы, намечаются перспективы исследования.
«...Человеческая мысль не бывает прямолинейной... И вот для того чтобы понять мысль, для того чтобы узнать ее истинное значение, ее надо перевести на тринадцать разных языков. И тогда в междузначии рождается истина. Истина, следовательно, содержится не в языке, а в междусмыслии разных переводов одного и того же текста».
[Павич, 2001: 113]
Переводоведение и психолингвистика
Выявление психологической основы перевода является необходимой предпосылкой для познания его сущности. В этом отношении представляется 4 справедливым высказывание С. Н. Сыроваткина о том, что перевод по сути своей — процесс психологический. Психологический характер носят три его стадии (понимание исходного текста, его интерпретация и выбор форм языка перевода, или «перевыражение») [Сыроваткин, 1978: 18]. Это обстоятельство побуждает теоретиков перевода прибегать к данным психолингвистических исследований.
Известно, что объектом психолингвистики служит речевая деятельность, а объектом переводоведения - один из видов речевой деятельности - перевод. Эта общность объектов создает предпосылки для применения данных психолингвистики о механизмах продуцирования и восприятия речевого высказывания, о структуре речевого действия и о моделях языковой способности в теории перевода [Швейцер, 1988: 21].
Например, определенную ценность для переводоведения представляют психолингвистические данные о взаимодействии первичной языковой личности (сформированной родным языком) и вторичной языковой личности (сформированной изучаемым языком). В результате психолингвистических экспериментов было установлено:
1) переводчик, который постоянно переводит с языка А на язык Б, часто утрачивает способность грамотно разговаривать на языке А (единицы языка А образуют более прочные ассоциативные связи с единицами языка Б, чем между собой);
2) у того, кто переводит с А на Б и с Б на А, наблюдаются трудности оформления высказывания на обоих языках;
3) многолетний переводческий навык приводит к формированию прямых ассоциативных связей между единицами языка А и единицами языка Б, что отрицательно сказывается на стилистических характеристиках переводного варианта [Левый, 1974: 88].
Нередко данные психолингвистических наблюдений служат для актуальной модификации существующих моделей переводческой деятельности. Ю. Найда представляет универсальную трансформационную модель как единственно возможную модель перевода [Nida, Taber, 1969: 3-4]. Согласно его рассуждениям, эта модель включает в себя три стадии: 1) анализ, в ходе которого поверхностная структура на языке А сводится к набору грамматических трансформаций (анализ с учетом грамматических отношений и значений языковых единиц); 2) перенос подвергнутого анализу материала из языка А в язык В; 3) реконструирование - окончательная адаптация конечного сообщения к нормам языка перевода [Ibidem].
Всесторонний анализ переводов свидетельствует о том, что грамматические трансформации являются одним из приемов семантического анализа исходного текста и одним из способов построения конечного высказывания. Однако сведение перевода к грамматическим трансформациям схематизирует реальный процесс перевода, поскольку в нем используются и лексико-синтаксическое перифразирование, и семантические модификации, обусловленные ситуативно-прагматическими факторами и др. [Швейцер, 1973: 55-56]. Следовательно, сам перевод может рассматриваться как единство трех составляющих: «...с одной стороны, это продукт, с другой - некоторая сумма технологий, а с третьей - процесс комбинирования (для переводчика) некоторого набора знаков (исходного и переводного текстов) и смыслового восприятия (для реципиента) набора знаков, предложенного реципиенту переводчиком» [Ibidem].
Такое понимание перевода позволяет иначе взглянуть на вопросы, которые находятся в центре внимания общей и частной теорий перевода. Важными становится не различия их объектов, но формирование технологии конструирования переводческих объектов (событий, реалий и образов), их семантическая (семиотическая) спецификация, выявление универсального переводческого алгоритма, расширение методологической базы переводческих операций [Базылев, Сорокин, 2000: 74]. Выявление списка таких операций, их психолингвистический анализ и «каталогизирование» имеет важное значение для развития «переводческой компетенции», которая, как отмечает Р. Штольце, является одним из ведущих факторов процесса перевода [Stolze, 1982, 163—164]. Кроме того, это позволяет рассматривать - «на уровне диахронии и синхронии - процесс перевода как процесс порождения, использования и забывания переводческих приемов, а переводоведение как дисциплину, изучающую их эмотивно-аксиологический статус, телеологию, их роды, виды и комбинации» [Базылев, Сорокин, 2000: 74], приближая ее, тем самым, к «интерпретативной» теории перевода. В ее рамках представляется возможным определить операционный характер таких (в частности, и переводческих) понятий, как «точка зрения» и композиция, сюжет и фабула, коннотативный репертуар, сильные позиции (смысловые вехи) и ключевые слова, значение, смысл и представление, ситуация референтная и текстовая, модальные миры автора, читателя и текста с точки зрения их взаимосвязи [Базылев, Сорокин, 2000: 77-78].
Таким образом, связи психолингвистики и переводоведения реализуются в формировании, изменении и актуализации переводческих парадигм в соответствии с потребностями социума.
Язык и картина мира
Круг проблем, находящихся на стыке переводоведения и психолингвистики, можно существенно ограничить путем четкой детерминации объекта данного исследования, коим является перевод художественного текста, а точнее, отдельные грамматические преобразования при переводе художественного текста. Специфика данного объекта состоит в том, что человек говорящий (и человек пишущий), продуцент текста, каждое свое слово стремится вывести за его пределы. Он неизбежно соотносит «свое слово со словами других, с другими текстами, с внеязыковыми объектами, ситуациями, событиями, фактами» [Базылев, Сорокин, 2000: 93]. Иными словами, текст как элемент семиосферы (семиосфера понимается как конгломерат объектов, событий, фактов и оценок, принятых в данной социальной формации) оказывается соотнесенным с другими ее элементами.
В отличие от человека говорящего, находящегося внутри «своей» семиосферы, переводчик оказывается на стыке, по крайней мере, двух семиосфер: «своей» и «чужой», представленной подлежащим переводу текстом [Ibidem]. При этом необходимо учитывать, что исходный текст является индивидуальной реализацией (авторской) модели мира, а конечный текст будет в какой-то мере и индивидуальной реализацией модели мира переводчика [Лукин, 1999: 93-94]. Таким образом, в широком смысле переводческая деятельность детерминирована двумя моделями мира (картинами мира): национальной (этнической) и индивидуальной. В рамках этого утверждения необходимо уяснение категории «картина мира».
Понятие картины мира является одним из фундаментальных понятий, отражающих «специфику человека и его бытия, взаимоотношения его с миром, важнейшие условия его существования в мире» [Постовалова, 1988: 11]. В настоящее время термин «картина мира» и близкие ему термины используются во всех отраслях знания, объектом изучения которых является человек. В философии и логике речь идет о «концептуальной картине мира» или «о концептуальной системе» (Г. А. Брутян, Р. И. Павиленис). В психологии -«образ мира» (А. Н. Леонтьев, А. А. Леонтьев, Б. М. Величковский). В лингвистике используется термин «картина мира» (Б. А. Серебренников, Е. С. Кубрякова, В. И. Постовалова и др.) или «концептуальная система» (О. Л. Каменская).
Вслед за В. И. Постоваловой картиной мира мы будем считать «исходный глобальный образ мира, лежащий в основе мировидения индивида, репрезентирующего сущностные свойства мира» [Постовалова, 1988: 21]. Картина мира возникает у человека в ходе всех его контактов с окружающей действительностью. При таком рассмотрении она оказывается субъективным образом объективной реальности и восходит, следовательно, к сущностям идеального плана. В то же время, получая свое оформление в деятельности человека, она, не переставая быть образом реальности, опредмечивается в знаковых формах, не запечатлеваясь полностью ни в одной из них [Ibidem].
Картина мира создается в результате двух различных процессов: 1) экспликации, опредмечивания, объективирования и осмысления образов мира, лежащих в основе жизнедеятельности человека; 2) корректировки, созидания, разработки новых образов мира, осуществляемых в ходе специальной рефлексии, носящей систематический характер и являющейся необходимым атрибутом жизнедеятельности человека. В первом случае происходит реконструкция картины мира по ее отдельным фрагментам с включением системы ассоциативных связей, во втором - ее повторное конструирование, корректировка, адаптация, то есть создание некоторой ценностно-познавательной конструкции (картины мира), которая ставится в отношение адекватности к познаваемому объекту (миру). Эти процессы близки друг другу: «в обоих происходит воспроизведение структуры объекта (мира) в структуре предмета - картине мира как неком концептуальном образовании» [Постовалова, 1988:24].
Функции картины мира объясняются природой и предназначением в человеческой жизнедеятельности мировидения, составной частью которого она и является. Мировидение характеризуется двумя основными функциями. Оно обеспечивает интерпретацию (способ отражения окружающей действительности в сознании) и в соответствии с ней регуляцию деятельности (способ адоптации к окружающей действительности). Эту функциональную нагрузку несет на себе и картина мира. Через свою конвенциональность она обеспечивает коммуникацию в социуме, становясь необходимым условием социокультурной деятельности человека. Картина мира является своеобразной культурной матрицей, посредством которой функционирует социокультурный организм с его механизмами трансляции и воспроизводства опыта. Картина мира представляет собой стержневой компонент интеграции людей, «средство гармонизации разных сфер человеческой жизнедеятельности, их связи между собой. Она как целостный образ действительности опосредует все акты человеческого мировосприятия и миропредставления» [Постовалова, 1988: 25].
Если говорить о классификации подобного объекта (картина мира), в качестве необходимого основания можно выделить субъект, контактирующий с миром. Субъектом картины мира может быть: 1) отдельный человек или отдельная группа людей; 2) отдельный этнос (этносы); 3) человечество в целом.
Индивидуальная картина мира - способ создания в себе упрощенной модели мира, чтобы абстрагироваться от конкретного ощущения и попытаться создать более целостный образ окружающего, чтобы заменить этот мир созданной таким образом картиной. «На эту картину и ее оформление человек переносит центр тяжести своей духовной жизни, чтобы в ней обрести покой и уверенность, которые он не может найти в слишком головокружительном круговороте собственной жизни» [Энштейн, 1967: 136].
Замена прилагательного существительным (Adj — N)
1) Наличие одного из самых распространенных случаев данной трансформации зафиксировано в атрибутивной группе (N + Adj), где выбор эквивалента прилагательного определяется характером семантики именного компонента (наличием семы одушевленности), это ведет к тому, что на базе основного значения развивается ряд производных значений [Илия, 1979]. Это, к тому же, частично обусловлено присутствием аффективного компонента в семантике прилагательного. Рассматриваемые замены часто сопровождаются другими видами трансформаций: замена синтаксической структуры, добавления. Се sifflement admiratif. Вы присвистнули с таким восхищением (Ч). Вы присвистнули так восхищенно (Ж).
В первом примере (admiratif — с таким восхищением) замена прилагательного существительным обусловлена также добавлением адъективированного компонента с предлогом (с таким), который, согласно нормам русского языка, должен сопровождаться существительным. Тогда как замена прилагательного наречием {admiratif — восхищенно) может быть объяснена трансформацией исходного прилагательного в глагол с соответствующим семантическим наполнением, что в конечном итоге и приводит к модификации прилагательного в наречие (подробнее см. следующий параграф).
Т. Черноситова сохраняет адъективированный компонент, изменяя, однако, его семантическую группу (относительное прилагательное — качественное: plein — отменный), вместе с тем, выбирая оптимальный элемент русского лексикона, призванный продуцировать при восприятии конечного текста ассоциации, сходные с ассоциациями оригинала.
Н. Жаркова подходит к этому несколько иначе. Она восстанавливает (добавляет) «уместное» слово (см. параграф «Семантико-эллиптические добавления») - обладающего, имплицитно присутствующее в исходной конструкции. Результатом становится грамматически обусловленное сочетание глагола и существительного — обладающим бездной вкуса, что, в сущности, также является мотивированным вариантом. Мотивированность объясняется грамматической корректностью и семантической полноценностью переводного варианта.
Последний пример особенно интересен в свете рассмотрения проблемы передачи семантического своеобразия исходного текста. Т. Черноситова достигает этого путем замены прилагательного plaintif существительным со сходной семой, которое, однако, несет большую эмоциональную нагрузку в русском социуме, чем соответствующее прилагательное (кроме семы качества - ноющий, в семантическом объеме существительного нытик содержится отрицательная коннотация, выражающая пренебрежение, неприязнь). Н. Жаркова же сохраняет прилагательное, сворачивая атрибутивную группу petit jeune homme plaintif в существительное книжного типа юнец, чем также достигается передача пренебрежительного отношения, но нарушается соответствие художественной интенции автора текста оригинала.
2) Прилагательное в функции предикативного определения также заменяется существительным в русском переводе. Результаты исследования показали, что подобным трансформациям преимущественно подвержены качественные прилагательные, несущие в своей семантической организации субъективно-оценочный компонент.
В данном случае можно указать на относительную немотивированность перевода Т. Черноситовой, где замена французского прилагательного русским существительным сопряжена со значительными изменениями в плане выражения. Происходит искажение коммуникативной ситуации в тексте в результате усиления эмотивного компонента, что вызвано введением выражения «испытывать ужасное чувство стыда», принадлежащего литературному стилю. Поэтому адекватным можно считать перевод Н. Жарковой, где выбран более нейтральный вариант - замена французского прилагательного русским наречием (honteux — стыдно).
3) Можно отметить, что прилагательное в функции предикатива к объекту в большинстве случаев переходит в существительное при переводе. Это обусловлено тем, что данная функция относится к разряду вторичных и способствует такому типу трансформаций [Гак, 2000: 376].
Добавления - проблема выбора формального признака выделения единицы и ее определение
Переходя к анализу добавлений, отметим, что сама необходимость его продиктована частотностью этого переводческого преобразования в рассматриваемом переводном материале. Добавления составляют примерно 51,2% от всех трансформаций (см.: Таблицу 3).
Абстрагируясь от причин, их вызывающих, добавления в самом общем виде можно охарактеризовать как явление лексико-грамматического порядка. Лексическими они становятся потому, что в большинстве случаев связаны с расширением лексического объема переводного текстового отрезка, а отнесение их к грамматическому уровню обусловлено тем, что, как правило, их появление сопровождается частичным или полным изменением синтаксической структуры предложения (фразы).
В рамках данного исследования признаком выделения добавления как единицы языкового материала принимается факт формального расширения лексического объема рассматриваемого речевого / текстового отрезка. В этой связи необходимо определить величину этих отрезков, которые могут трактоваться как единицы перевода, соответствующие определенному уровню переводимости. Причем уровень переводимости может рассматриваться как минимально-необходимый контекст, достаточный для осуществления перевода определенного текстового отрезка.
Учитывая общепринятую классификацию, можно выделить следующие языковые уровни: 1) уровень фонем (для письменной речи — графем); 2) уровень морфем; 3) уровень слов; 4) уровень словосочетаний; 5) уровень предложений, фраз и сверхфразовых единств;1 6) уровень текста.2
1) Перевод на уровне фонем. Фонема (в письменной речи ей соответствует графема или буквенный код) не является носителем самостоятельного значения, она играет в языке лишь смыслоразличительную роль. Однако в переводной практике имеют место случаи, когда единицами перевода оказываются именно фонемы (или графемы), то есть звуки исходного языка (ИЯ) заменяются наиболее близкими к ним по артикуляции и акустическим свойствам в принимающем языке (ПЯ) (или же графемы ИЯ заменяются передающими сходные звуки графемами в ПЯ). Так, чтобы передать на русский язык французское имя Paul [рої], нужно каждой фонеме в составе французского слова подобрать наиболее близкую по артикуляции и звучанию фонему русского языка: [р] заменяется русской фонемой [п], [о] —
русской гласной [э], а французская фонема [1] - русским согласным [л ]. Таким образом, французское имя Paul на русский язык передается как Поль, то есть каждой фонеме исходного слова найдено соответствие в фонемном составе русского слова; иными словами, здесь в качестве единицы перевода выступает фонема. В таком переводе, где соответствие между единицами ИЯ и ПЯ устанавливается на уровне фонем, мы наблюдаем переводческую (или практическую) транскрипцию. При этом особенно важно то, что, несмотря на русскую традицию передавать французские имена собственные с заменой французской [1] на русскую мягкую [л] (см.: [Реформатский, 1960: 529-534; Флорин, 1983: 21]), это не является единственно возможным вариантом. В таких случаях также применяется прием переводческой транслитерации, когда соответствие устанавливается на уровне графем, то есть передается не звуковой облик, а написание (графическая форма) исходного слова и французское Paul передается как Пауль. Вывод об адекватности того или иного варианта можно сделать лишь с учетом повествовательных рамок, установленных автором в тексте. Имя Поль говорит о французском происхождении героя, или же местом действия становится франкоязычная страна; Пауль указывает на немецкие корни. Третий возможный вариант, Пол, имеет отношение к англоязычной культуре.
Перевод на уровне фонем (графем) отличается от других видов перевода тем, что, как уже отмечалось, фонемы (как и графемы) сами по себе не являются носителями каких-либо значений. Поэтому такой вид перевода может применяться лишь весьма ограниченно: при передаче собственных имен и географических названий. Для данного исследования фонематический уровень переводимости важен, чтобы показать, насколько переводческие варианты (имен собственных) соответствуют или не соответствуют оригиналу, и какие новые смысловые характеристики привносятся в текст перевода.
2) Перевод на уровне морфем. В таком переводе единицей оказывается морфема, то есть каждой морфеме исходного слова соответствует определенная морфема в соответствующем слове ПЯ. Выбор этих морфем определяется семантическими соответствиями. По сути своей такой способ перевода близок к калькированию, которое применялось при переводе христианских текстов на раннем этапе (см.: [Виноградов, 1994; Арапова, 2000]). Возможно, более уместно говорить о словообразовательном переводе, где задействованы не только словообразовательные морфемы, но и корневые основы, как, например, в паре французский cinephile - русский кинолюб (каждое слово состоит из двух корней, причем можно установить прямое семантическое соответствие между французским словом и его переводным вариантом).
