Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА I. Теория метафоры 8
1.1. Метафора как прием логики 8
1.2. Метафора как когнитивный механизм 18
1.3. Лингвистическая сущность метафоры 38
1.4. Метафора и сравнение 45
1.5. Метафора и метонимия 51
1.6. Перевод метафоры 54
Выводы: 64
ГЛАВА II. Метафора А. Платонова 67
2.1. Тенденции метафорообразования в повести «Котлован» 67
2.1.1. Метафоризация человеческой деятельности 69
2.1.2. Автономизация части человеческого тела 71
2.1.3. Антропоморфизация неживого 73
2.1.4. Преобразование пространства 80
2.1.5. Преобразование времени 83
2.1.6. Конкретизация абстрактного 86
2.2. Метафора и другие выразительные средства 89
2.2.1. Метафора 90
2.2.2. Метафора и метонимия 93
2.2.3. Метафора и сравнение 96
2.2.4. Метафорический эпитет 97
Выводы: 100
ГЛАВА III. Особенности перевода метафоры А. Платонова 102
3.1. Переводческие трансформации 104
3.1.1. Перевод Р. Чандлера 104
3.1.2. Перевод Т. Витни 108
3.2. Метафорические образы а.п. платонова в переводах 109
3.3. Перевод комбинаций метафоры с другими выразительными средствами 119
3.3.1. Метафора и метонимия 119
3.3.2. Метафора и сравнение 121
3.3.3. Метафорический эпитет 123
Выводы: 1266
Заключение 129
Список использованои литературы 134
Приложение 149
- Метафора как прием логики
- Метафора как когнитивный механизм
- Тенденции метафорообразования в повести «Котлован»
- Переводческие трансформации
Введение к работе
В последние десятилетия неуклонно растет интерес к творчеству А.П. Платонова. Появляются новые издания его произведений, проводятся литературоведческие, лингвостилистические и биографические исследования. Рассказы, повести, романы, пьесы и сказки А.П. Платонова становятся достоянием не только широкого круга читателей, но и ученых разных научных специальностей.
Произведения А.П. Платонова необычайно самобытны и совершенно не поддаются однозначным интерпретациям. Как справедливо утверждает К.А. Баршт, особенности письма Андрея Платонова таковы, что и переводить и изучать творчество автора и в нашей стране, и тем более за рубежом, очень непросто (Баршт, 2003, 366).
О художественном языке и стиле А.П. Платонова написано множество работ, однако до настоящего времени проблеме перевода его произведений на иностранные языки уделялось мало внимания. До сих пор все еще не появились работы, посвященные сопоставительному анализу переводов, в частности, на английский язык, выполненных разными авторами. Это определяет актуальность выбранной темы.
Объектом исследования является метафора, ее функционирование в художественном тексте и взаимодействие с другими выразительными средствами (сравнением, метонимией). Предмет исследования - контексты метафор повести А.П. Платонова «Котлован» и ее переводов на английский язык, выполненных Т. Витни и Р. Чандлером.
Цель работы - описать основные способы и средства перевода метафоры А.П. Платонова на английский язык.
Для достижения этой цели ставятся следующие задачи: 1) на основании обзора определить наиболее оптимальную концепцию для характеристики метафор А.П. Платонова;
выделить необходимые параметры перевода метафорических единиц с одного языка на другой;
выбрать метафоры в повести А.П. Платонова «Котлован»;
классифицировать выделенные в процессе выборки метафоры;
провести лингвостилистический анализ переводов повести «Котлован» на английский язык, выполненных Т. Витни и Р. Чандлером;
сопоставить указанные переводы и выделить общие черты и различия в работе Т. Витни и Р. Чандлера с платоновской прозой;
охарактеризовать переводческую стратегию Т. Витни и Р. Чандлера.
Для решения поставленных задач используются следующие методы исследования: лингвостилистический анализ текста, сопоставительный анализ переводов, статистический анализ.
Научная новизна работы в описании способов перевода на английский язык метафоры А.П. Платонова, а также ее сочетаний с другими фигурами речи. Впервые предпринята попытка провести сопоставительный анализ двух вариантов перевода повести на английский язык.
Теоретическая значимость исследования состоит в выявлении особенностей и закономерностей перевода метафоры А.П. Платонова на английский язык.
Практическая значимость исследования заключается в возможности использования результатов при проведении семинарских занятий по лингвистическому анализу художественного текста, теории и практике перевода, лексикологии и стилистике, а также в руководствах для практикующих переводчиков.
На защиту выносятся следующие положения: 1. В повести «Котлован» А.П. Платонова создает целостную и
завершенную художественную систему, отражающую его
мировоззрение и способ понимания действительности, и важным
компонентом этой системы является метафора.
Для интерпретации самобытной метафоры А.П. Платонова наиболее подходящей представляется четырехкомпонентная модель метафоры, предложенная Н.Д. Арутюновой.
Преимущество сопоставительного анализа двух переводов повести «Котлован» заключается в том, что он позволяет установить, метод какого переводчика является более эффективным, и также очертить круг общих для них проблем, возникающих в процессе перевода метафоры А.П. Платонова на английский язык.
Для автора более раннего из переводов, Т. Витни, характерно стремление сохранить изначальную самобытность метафоры А.П. Платонова путем применения форм и конструкций, типичных для русского языка, к языку перевода.
В переводе Р. Чандлера метафора воспроизводится строго по правилам английского языка. Возникающие при этом содержательные потери мотивированы стремлением сделать произведение приемлемым для английского читателя и передать опыт того, кто читает повесть на русском языке, посредством английского языка.
Несмотря на существенные различия в подходах Т. Витни и Р. Чандлера к работе с повестью «Котлован», в их переводах можно обнаружить и некоторую общность переводческих жертвований, что помогает выявить метафоры А.П. Платонова, особенно сложные для перевода на английский язык. Это антропоморфные метафоры, а также метафоры, основанные на переосмыслении противопоставления абстрактного конкретному и понятия «пространство». Апробация работы. Основные положения работы обсуждались на XIII
международном Платоновском семинаре (14-15 октября 2002 г., ИРЛ РАН Пушкинский Дом, Санкт-Петербург), международной конференции «Информация - Коммуникация - Общество» (12-13 ноября 2002 г., 11-12 ноября 2003 г., СПбГЭТУ «ЛЭТИ»), научной конференции преподавателей,
» 7
аспирантов и студентов (12 марта 2003 г., Великий Новгород). Материал диссертации отражен в восьми публикациях.
*
Метафора как прием логики
Метафора - неотъемлемое явление нашей речи. Ее можно найти не только в художественном, но и в любом другом тексте. Первая известная теория метафоры принадлежит Аристотелю, который определяет это явление следующим образом: «Переносное слово (metaphora) - это несвойственное имя, перенесенное с рода на вид, или с вида на род, или с вида на вид, или по аналогии» (Аристотель, 1983, 669).
В этом определении метафора рассматривается как концептуальный феномен, возникающий в результате манипуляций с иерархией типов; этот процесс представляется как перенос одного термина на другой, говорящий может (а) сдвинуться вверх по иерархии, чтобы найти более общий термин, (б) сдвинуться вниз по иерархии, чтобы найти более специфичный термин, (в) перемещение внутри одного уровня иерархии для поиска нового термина того же уровня специфичности, (г) использование классической аналогии пропорции А/С = B/D, в которой комбинация терминов A:D заменяется термином С, а комбинация В:С заменяется термином А. Аристотель делает акцент на роли иерархии типов в процессах порождения и интерпретации метафоры, в результате происхождение метафоры выглядит неубедительно упрощенным. Фактически, Аристотель утверждает, что интерпретация метафоры - прерогатива особой всезнающей иерархии типов, в которой она будет помещена на свое единственное онтологическое место. Тем не менее, это соответствует классическому взгляду на иерархическое представление знаний и сущностей в мире. Аристотель выступает в основном за субстиционалистский взгляд на метафору, поскольку один термин замещает или заменяет другой. В таких рамках метафора не рассматривается в качестве существенной части человеческой коммуникации, скорее в "Поэтике" она представлена как формула достижения большей выразительности. Поскольку метафоры представляются онтологическими манипуляциями, они не несут в себе репрезентативного статуса и, таким образом, не могут взять на себя роль активных концептуальных агентов при структурировании других концептов. Например, в теории Аристотеля нет места для организованных семейств метафор, которые лежат в основе нашего обычного восприятия мира. Из-за того, что метафоры не имеют ясного определения в теории Аристотеля, они скорее существуют в понятиях использования знаний, нежели в понятиях знаний самих по себе - многие онтологические отношения, образующие иерархию типов, сами по себе метафоричны.
В интеракционном подходе, развитом философом Максом Блэком (Блэк, 1990) и ставшим продолжением и уточнением работ Айвора Ричардса (Ричарде, 1990), утверждается, что метафора - это органический феномен языка, который действует не на уровне словесных комбинаций, но гораздо глубже, проявляясь во взаимодействиях, интеракциях, концептуальных структур, лежащих в основе слов.
Необходимо провести различие между процессами концептуального комбинирования и концептуальными интеракциями. Комбинирование - это композиционная операция, в результате которой образуется агрегированная концептуальная структура, содержащая значения изначальных концептов.
А. Ричарде и М. Блэк полагают, что метафора - это процесс, являющийся чем-то большим, нежели простая комбинация. По мнению А. Ричардса, «в основе метафоры лежит заимствование и взаимодействие идей (thoughts) и смена контекста. Метафорична сама мысль, она развивается через сравнение, и отсюда возникают метафоры в языке» (Ричарде, 1990,47).
В предлагаемой Блэком метафоре «Человек - это волк» (Man is a wolf) (Блэк, 1990, 163) действуют особые процессы комбинирования, в результате возникает новая концептуальная метафорическая структура - схема «человек-как-волк». Однако само существование этой схемы изменяет значения обоих первоначальных концептов «человек» и «волк», позволяя некоторым предикатам, обычно применяемым к одному концепту, применяться (возможно, с изменением смысла) и к другому. Эта интеракционная схема «человек - как - волк» заставляет свои компоненты концептуально приближаться друг к другу: люди до некоторой степени теряют человеческий облик, а волки становятся более человекоподобными. Поскольку все движения (даже концептуальные) относительны, данная метафора влияет не только на то, как мы смотрим на людей, она влияет и на то, как мы относимся к волкам. В отличие от комбинации, которая является простым сцеплением двух концептуальных структур, интеракция вызывает обмен предикатами / ассоциациями между двумя изначальными концептами. Не имея в своем распоряжении вычислительной парадигмы и остерегаясь логического формализма, который обычно связывают с субстициональной точкой зрения на метафору, Блэк избрал инструментом для изложения своей модели метафоры саму метафору. М. Блэк утверждает, , что когда мы используем метафору, у нас присутствуют две мысли о двух различных вещах, причем эти мысли взаимодействуют между собой внутри одного-единственного слова или выражения, чье значение как раз и есть результат этого взаимодействия. Мы как будто смотрим на главный субъект сквозь метафорическое выражение - или, говоря другими словами, главный субъект проецируется на область вспомогательного субъекта.
Метафора как когнитивный механизм
В работе Дж. Лакоффа и М. Джонсона «Метафоры, которыми мы живем» можно прочесть следующее: «Если мы правы, предполагая, что наша коцептуальная система преимущественно метафорична, тогда наш образ мысли, переживания и повседневные действия в высокой степени определяются метафорой» (Лакофф, Джонсон, 1990, 387).
Е.О. Опарина считает, что метафора образовалась на основе представления о практической деятельности человека как о сущности, ограниченной определенными пределами, в которых какие-то действия и открытия возможны, а какие-то нет: с раздвижением рамок практической деятельности и вовлечением новых, более сложных предметов в орбиту общественного производства, ум человека отделяет случайные для предмета признаки от необходимых, существенные от несущественных (Опарина, 1988). Признак, обуславливающий метафору, берется из экстенсионала значения существительного (рамка) и определяет восприятие основного предмета метафоры. В результате взаимодействия двух компонентов формируется интенсионал метафоры - новый концепт, который другим, не метафорическим путем (если только не описательно) не может быть выражен.
Кроме того, метафоры имеют дело с прагматическим программированием, поскольку горнилом для метафоры является прагматика. И наоборот, метафоры имеют обратную связь с прагматикой. Например, коллективное представление о льве в Африке восходит к опытной основе - прагматике охоты, и оно порождает метафору, которая влияет на поведение. Метафора имплицирует действие. Так, король, который постоянно слышит, что он лев, начинает этому верить и старается вести себя соответствующим образом.
Начало для современных когнитивных дискуссий о метафоре было положено публикациями исследований Э. Кассирера о символических формах в современной культуре. Э. Кассирер обращается к этапу дологического мышления, отложившегося в языке, мифологии, искусстве, религии (Кассирер, 1990). В языке выражены как логические, так и мифологические формы мышления. Рефлексы мифологических представлений о мире Кассирер ищет в метафоре. Он различает типы ментальной деятельности: метафорическое (мифопоэтическое) и дискурсивно-логическое мышление. Дискурсивно-логический путь состоит в ряде постепенных переходов от частного случая ко все более широким классам. Это путь формирования понятий и законов естественных наук. Метафорическое освоение мира, в свою очередь, ориентировано на качественный параметр, оно интенсивно, в отличие от экстенсивного дискурсивно-логического пути.
Мифологическое и языковое мышление тесно переплетены между собой (Кассирер, 1990). Структура мифологического и языкового мира определяется одинаковыми духовными представлениями. Но это может быть полностью осознано лишь при обнаружении общих корней. Поэтому надо вернуться к точке, где берут начало две расходящиеся линии. И эту точку можно найти, потому что мифу и языку свойственна одна и та же концептуальная форма (метафорическое мышление).
Э. Кассирер подчеркивает, что именно метафора создает духовную связь между языком и мифом, но не существует ясности в вопросе о временном и духовном первенстве языка перед мифологией или мифа перед языком.
Метафора - сознательный перенос одного представления в другую сферу - на другое представление, подобное какой-либо чертой первому или предполагающее какие-либо косвенные с ним аналогии.
Такое намеренное отождествление двух различно воспринимаемых и различно задуманных содержаний - основной способ мифологического мышления и переживания. Но это употребление метафоры явно предполагает, что и языковое содержание отдельных элементов, и языковые корреляты этого содержания задаются в качестве уже известных величин: лишь после того, как элементы определяются и фиксируются в языке, они могут взаимозаменяться. От этой перестановки и замены, которая включает словарный запас языка как уже готовый материал, следует отличать действительно «базисную метафору» (Кассирер, 1990, 34), которая сама по себе является условием создания языка, так же как и мифологических понятий. По сути дела, уже простейшее языковое выражение требует преобразования определенного мировоззренческого или эмоционального содержания в звук, то есть во враждебного этому содержанию и даже несовместимого с ним посредника; также и простейший мифологический образ возникает лишь в силу трансформации, посредством которой впечатление из сферы обычного и повседневного возвышается в ранг «священного», мифологически и религиозно значимого.
Тенденции метафорообразования в повести «Котлован»
В первой части практического исследования рассматривается метафору Платонова с точки зрения особенностей ее образования. Метафора Платонова всегда неожиданна и необычна, но все же можно выделить определенные доминирующие понятия, к которым писатель обращается чаще всего. Это время, пространство, существование, абстрактное. Исследователи творчества Платонова рассматривают эти понятия с точки зрения философии, литературного анализа и лингвистического анализа.
В работе предлагается следующая классификация метафор А.П. Платонова. В зависимости от того, к какому понятию обращается писатель и какой признак лежит в основе метафоры, примеры будут поделены на следующие группы по основному субъекту метафоризации: 1. метафоризация человеческой деятельности: а) умственной; б) физической; в) физиологической; г) производственной. 2. автономизация частей человеческого тела; 3. антропоморфизация неживого; 4. преобразование пространства; 5. преобразование времени; 6. реализация и конкретизация абстрактного;
Предваряя анализ текста повести, необходимо обратить внимание на самую объемную ее метафору, которая содержится в названии: котлован — общепролетарский дом. А.А. Харитонов считает, что центральная метафора повести - котлован под общепролетарский дом - привязана к политическим метафорам своего времени (Харитонов, 1995а). В 1924 году Сталиным была впервые выдвинута теория построения социализма в отдельно взятой стране. В «Котловане» социализм - «общепролетарский дом» - строят уже с уездном масштабе. Кроме этого, возникающая в первой фразе повести реминисценция из Данте («тридцатилетие личной жизни») связывает котлован с картинами ада. А.А. Харитонов выдвигает мнение, что удаление действия повести от самой ямы в деревню является необходимым этапом метафорического переосмысления названия. «Великое рытье» происходит и в деревне.
По мнению Т. Новиковой, в контексте «Котлована» статус Дома двусмыслен, поскольку, существуя лишь в форме мечты, он так и не обретает вещность, а остается четко маркированным утопической идеей и соотнесенным с неопределенным будущим (Новикова, 1997, 74). Исследователь полагает, что это и есть утопическая концепция времени, которой свойственны ненависть к инерции сегодняшнего дня и презрение к прошлому.
М.А. Дмитровская считает, что рытье котлована есть поиск истины (Дмитровская, 1995а, 74). В связи с этим стершаяся метафора «добыть истину» получает буквальную интерпретацию: добыть истину из недр земли. Соглашаясь с приведенными выше взглядами, выскажем предположение, что котлован - это могила мечты. Его роют в поисках истины, но не находят ее. В начале повести пространство котлована разворачивается, становится все больше и больше, но к концу вновь сворачивается до маленькой могилы ребенка.
Почти все нити процесса метафоризации у Платонова сходятся к единому центру. Этот центр - человек. Чрезвычайно тонким и необычным является платоновское метафорическое описание активности человеческого существа. Метафоры, в основе которых лежит какой либо вид человеческой деятельности, построены по принципу толкового словаря. Вместо того, чтобы использовать общепринятое слово для обозначения того или иного действия своего героя, А. Платонов приводит своего рода объяснительное толкование этого слова: ... он добывал средства для своего существования; ... здесь будет дом, и в нем будут храниться люди от невзгоды...; ... весь глубоко растрогался, не умея морщить свое лицо для печали и плача; А то вы уморитесь, умрете, и кто тогда будет людьми?
Действительно, работать - значит добывать средства для существования, в доме человек живет для того, чтобы не мерзнуть и не мокнуть под дождем, при плаче мы всегда морщим лицо, а жить для человека значит быть человеком.
Переводческие трансформации
Лексические трансформации. Р. Чандлер часто использует прием опущения. Как правило, это касается сочетаний с избыточным выражением значения: Девочка дунула в лампу и прекратила свет. The girl blew out the lamp (R. Ch). У A. Платонова значение «потушить свет» выражено при помощи шести слов. В переводе предложения становится короче, потому что опускается словосочетание «прекратить свет», значение которого уже выражено сочетанием «to blow out the lamp». Другой пример: ... лишь огонь ночной припотушенной лампы проникал оттуда сквозь щели теса, держа свет на всякий несчастный случай; ... all that could be seen through the slits in the boards was the glow of a night lamp, shining dimly in case there were some mishap (R. Ch). Словосочетание «держать свет» в переводе заменяется глаголом «светить» (shine).
Можно также указать на случаи изменения грамматической формы, например: Опершись головами на руки, иные слушали, чтобы наполнять этими звуками пустую тоску в голове; Some of the men listened, propping themselves up on their elbows and hoping the sounds would relieve the aching emptiness in their heads... (R. Ch.) В исходном предложении пространственная метафора образуется в результате сочетания прилагательного «пустой» с существительным «тоска». В переводе слово «тоска» исчезает, а прилагательное переводится при помощи существительного «emptiness» (пустота). В результате происходит утрата оригинального образа.
Р. Чандлер также прибегает к контекстуальным заменам. При этом переводчик чаще всего использует прием целостного переосмысления. например: Тот город начинался кузницей, и в ней во время прохода Вощева чинили автомобиль от бездорожной езды; The town began with a forge; as Voshchev passed by, an automobile that had been driven across open countryside was being repaired there (R. Ch.). Переводчик переосмысливает метафору и в переводе представляет своего рода объяснение, расшифровывает оригинальный смысл.
Другой пример: Отдельно от природы в светлом месте электричества с желанием трудились люди; Cut off from nature, in a place flooded with electrical light, people were labouring eagerly (R. Ch). Как правило, в переводе фраза состоит из большего количества слов, но это мотивируется необходимостью сохранения сложной структуры оригинального образа. Тот факт, что именно прием целостного переосмысления является основным в переводе Р. Чандлера, раскрывает основную особенность его работы с платоновской прозой - стремление добиться адекватности путем переосмысления произведения на языке перевода.
Кроме целостного переосмысления Р. Чандлер обращается к приему конкретизации, заменяя исходное русское слово с более узким значением английским словом с более широким значением, например: Она ушла, волнуясь всем невозможным телом; She went back out, trembling all over her impossible body (R. Ch).
Слово «волноваться» в переводе заменяется словом «tremble» -«дрожать». В тексте А.П. Платонова, очевидно, имеется в виду движение тела героини, но не указывается, какое именно: быстрое, медленное, плавное, резкое. В тексте перевода движение характеризуется как непроизвольное вздрагивание - таково значение слова «tremble». Следовательно, в переводе происходит сужение значения.
Другой пример: Чиклин яростно вздохнул; Chiklin snorted furiously (R. Ch). Английское слово «snort» значит «фыркать», то есть вздыхать шумно и быстро, что более конкретно, чем значение русского слова «вздохнуть».
Стилистические трансформации. Стилистические трансформации Р. Чандлера очень немногочисленны и касаются тех метафор, в которых используются слова из официального языка, например: Ночь покрыла весь деревенский масштаб, снег сделал воздух непроницаемым и тесным...; Night had covered the entire village, and the snow made the air so close and impenetrable that it was difficult to breathe...(R. Ch). Слово «масштаб» имеет ярко выраженную канцелярскую окраску и в переводе заменяется на стилистически нейтральное словосочетание «entire village». Синтаксические трансформации.
Р. Чандлер также прибегает к синтаксическим трансформациям -изменению синтаксической структуры исходного предложения, например: Производитель работ общепролетарского дома вышел из своей чертежной конторы во время ночной тьмы; It was pitch black when the work supervisor for the All-Proletarian Home emerged from his drawing office (R. Ch.). Простое предложение в переводе становится сложным.
Однако, подобные трансформации можно рассматривать и как целостное переосмысление метафоры, ср.: Все мастеровые молчали против Вощева: их лица были равнодушны и скучны, редкая, заранее утомленная мысль освещала их терпеливые глаза; The workers met this with silence. Their faces looked indifferent and bored, their long-suffering eyes lit only by an occasional thought that wore itself out before it had properly begun (R. Ch.). С одной стороны, меняется структура предложения. Оно делится на две части. Метафора, выраженная страдательным причастием в препозиции, переводится при помощи придаточного предложения. С другой стороны, придаточное предложение, которое появляется в переводе, является объяснением оригинальной метафоры.
Характер трансформаций, к которым прибегает Р. Чандлер при переводе повести «Котлован», свидетельствует о том, что автор перевода стремиться представить произведение английскому читателю таким же глубоким, каким его воспринимает русский читатель, и при этом понятным и доступным. Изменения касаются тех случаев, когда оригинальная метафора обладает слишком сложной семантической структурой и может быть неправильно воспринята английским читателем.
