Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА 1. Теоретические предпосылки исследования категории "принятие решения": междисциплинарный аспект 11
1.1. Философский аспект исследования категории "принятие решения" , 11
1.2. Логико-прагматический аспект исследования категории "принятие решения" в философии языка (сознания) и риторике 16
1.3. Исследование категории "принятие решения" в области психологии 20
1.4. Прикладные аспекты изучения проблемы "принятия решения"... 25
1.5. Лингвистическая теория о категории "принятие решения": семантико-синтаксический и прагматический аспекты в исследовании глаголов со значением принятия (и исполнения) решения 32
1.6. Когнитивная интерпретация проблемы "принятия решений" 47
1.6.1. Категории деятельности и методы анализа: системность и полиструктурность 47
1.6.2. Ментальные пространства и система личных конструктов 61
ВЫВОДЫ 71
ГЛАВА 2. Лингвосемантическая категория "принятие решения": от словарной данности к дискурсивной интерпретации 76
2.1. Словарное и контекстуальное толкование частеречных форм, реализующих акт решения 76
2.2. Интерпретация значений глаголов "решить", "решиться", частицы "решительно": причины их частотности 93
2.3. Полифония субъекта, принимающего решение 102
2.4. Дискурсивная целостность акта решения как актуализация процессов в различных пространствах 112
2.5. Дискурсивная составляющая в модели акта решения: сопряженность компонентов 122
2.6. Особенности русской лингвокультуры при актуализации акта "принятие решения" (на материале русских паремий) 126
ВЫВОДЫ 129
ГЛАВА 3. Аргумент ативные аспекты изучения средств выражения категории "принятие решения " 134
3.1. Акт решения как компонент в интенциональнои структуре аргументации 136
3.2. Таксономия аргументов к акту решения 140
3.3. Актуализация акта решения как экспликация аргументативных стратегий 150
3.4. Невербальная актуализация акта решения 158
3.5. Полиструктурность акта решения и его аргументативные константы 166
Выводы 173
Заключение 177
Список использованной литературы 183
Приложение 194
- Философский аспект исследования категории "принятие решения"
- Логико-прагматический аспект исследования категории "принятие решения" в философии языка (сознания) и риторике
- Словарное и контекстуальное толкование частеречных форм, реализующих акт решения
- Акт решения как компонент в интенциональнои структуре аргументации
Введение к работе
Актуальность предпринятого нами исследования определяется, с од
ной стороны, общим контекстом исследований по Теории Деятельности; с
другой стороны, широко "эксплуатируемым" в настоящее время когнитив
ным подходом в лингвистических исследованиях, в нашем случае с целью
репрезентации лингво семантической категории "принятие решения". Более
конкретно актуальность работы предстаёт в опоре на известное положение
теории Г.П. Щедровицкого, касающееся разработки возможных схем и моде
лей деятельности, которые "дают адекватное представление о деятельности
как действительности совсем особого рода", и которые могут быть оценены в
полном объёме "лишь в ходе будущего многолетнего развития Теории Дея
тельности и всех опирающихся на нее дисциплин". Означенное положение
фиксирует "два существенных момента, характеризующих эти схемы". Име
ется в виду, что "схемы деятельности благодаря неоднородности своих эле
ментов и полиструктурному характеру обладают значительно большими опе
ративными возможностями, чем любые другие схемы и модели из уже су-
# ществующих естественнонаучных теорий". При этом то, что Г.П. Щедровиц-
кий называет "деятельностью", интерпретируется в работе, с одной стороны, как предельно широкая, универсальная, "конструктивная или оперативная система", из единиц которой можно строить модели любых социальных явлений и процессов, а с другой стороны (при соответствующей интерпретации), — как "субстанция" особого типа, подчиняющаяся специфическим естественным законам функционирования и развития" (Щедровицкий, 1995: 244).
Названным положением обусловливается гипотеза нашего исследования: при моделировании фрейма "принятие решения" необходимо его понимание, с одной стороны, как конструктивной и оперативной системы, отражающей функционирование декларативных и процедурных видов знаний, с
другой стороны, как субстанции особого типа, подчиняющейся специфическим естественным законам функционирования и развития языка.
Объект нашего исследования— лингвосемантическая категория "принятие решения". Предмет исследования — средства её выражения и особенности функционирования.
Цель диссертационного сочинения: исследовать конструктивную и оперативную структуру лингвосемантической категории "принятие решения" и представить её как субстанцию особого типа.
Поставленная цель требует решения следующих задач:
Описать историю изучения категории "принятие решения" в различных областях знания — Теории деятельности и Теории речевой деятельности (философии, логике, психологии, психолингвистике, лингвистике и др.).
Представить методы анализа категории "принятие решения" как категории лингвосемантической.
Выявить и описать структуру категории "принятие решения".
Вычленить дискурсивные характеристики фрейма "принятие решения".
Показать особенности функционирования фрейма "принятие решения" в собственно аргументативном аспекте.
Научная новизна исследования заключается в следующем: в нем впервые делается попытка описать лингвосемантическую категорию "принятие решения".
Теоретическая значимость работы состоит в том, что предложенный в ней подход продолжает развитие положений Теории Деятельности и Теории речевой деятельности, когнитивной теории с проекцией на собственный объект исследования — категорию "принятие решения". В предлагаемой модели описана и проанализирована субстанция нового типа, заявленная как конструктивная и оперативная система, представлено содержание фрейма "принятие решения", выявлены его стратегические характеристики.
Практическая значимость работы: результаты и материалы диссертации могут быть использованы при чтении спецкурсов и проведении спец-
семинаров по следующим темам: "Теоретическая и прикладная лингвистика", "Теория речевой деятельности", "Когнитивная лингвистика". Представленный в диссертации Краткий тематический словарь может быть полезным в практике преподавания английского языка.
Методологическая база работы: исследования в области философии, логики (В.И. Герасимов, В.В. Петров, Г.П. Щедровицкий и др.), в области Теории речевой деятельности (Ф. де Соссюр, Л. Ельмслев, А.А. Леонтьев, А,Н. Леонтьев и др.), в области теории коммуникации (В.Б. Кашкин, В.В. Кочетков, Г.Г. Почепцов, С.А. Сухих, Р.А. Уилсон и др.), в области когнитивной лингвистики (А.Г. Баранов, А.Н. Баранов, Т.А. ван Дейк, А.А. За-левская, М. Мински, П,Б. Паршин, Р. Шенк, и др.), в области исследования категории "принятие решения" (Е.Н. Зарецкая, Е.В. Падучева, С.Л. Рубинштейн, В. Штегмюллер и др.), в области теории аргументации (Г.А. Брутян, В.З. Демьянков, А.А. Ивин, Н.Ю. Фанян и др.).
Методы исследования, использованные в работе: метод системного и полиструктурного анализа, метод конструктивного и процедурного анализа, функциональный метод, интерпретационный метод, контекстуальный метод, метод семантических и прагматических пресуппозиций, метод сплошной выборки, метод моделирования.
Материал исследования — художественные произведения русских писателей ХГХ-ХХ вв., лексикографические издания, словари русского и английского языков, другие источники, общим объемом около 10000 страниц.
Положения, выносимые на защиту: 1. Категория "принятие решения"— объект междисциплинарного знания, изучаемый в философии, логике, психологии и в области прикладного знания. В качестве объекта исследования лингвосемантическая категория "принятие решения" имеет характеристики объекта междисциплинарного знания, оказывающего влияние на особенности её функционирования в языке и речи. Категория "принятие решения" — условная единица, поскольку её потенциал не ограничивается лишь выражением принятия ре-
шения, она включает в себя весь спектр действий, ведущих к исполнению решения.
Категория "принятие решения" — феномен, реализующийся в статических и динамических проявлениях. Статически он проявляется как факт, динамически — как процесс. Амбивалентность данного феномена обусловливает целесообразность его изучения в качестве именно динамической субстанции, что представляет заметно широкие возможности для интерпретаций. При этом эффективной формой выражения, актуализации категории "принятие решения" представляется фрейм, способный вместить в себя как декларативные, так и процедурные знания. Фрейм "принятие решения" рассматривается, с одной стороны, как частное проявление деятельности со своей конструктивной и оперативной системой, с другой стороны, как субстанция особого типа, подчиняющаяся специфическим естественным законам функционирования и развития языковых и речемьтсли-тельных образований.
Конструктивная система фрейма "принятие решения" выражается в его поли структурности, а оперативная — в сопряженном взаимодействии блока факторов, способствующих (или препятствующих) принятию решения: объект; субъект (диспозиции + компетенция); стратегии; положение дел (благоприятное / неблагоприятное); собственно процесс (ситуация, выраженная различными факторами — риск, шанс и др.); результат (благоприятный / неблагоприятный); прескрипции к принятию решения (выраженные в виде максим, пословиц, поговорок, представляющих собой реквестивы); стиль действия; хронотоп. Моделирование перечисленных факторов обусловливает в итоге множественность интерпретаций абстрактной фреймовой структуры.
Дискурсивная целостность акта решения обусловлена безусловной способностью к актуализации различных видов действий в различных пространствах. С одной стороны, каждая дискурсивная цепочка в ряду других процессуальных актов включает акт решения, с другой стороны, акт ре-
шения представляется макроактом в качестве результирующей субстанции всей цепочки. Компактная цепочка акта решения реализуется, как правило, в двух и более звеньях (ср. "посоветоваться—решить", "спорить — толковать —решить", "примерить — прикинуть —решить"
и др.). Особенно частотна цепочка (базовая) "думать" — "решить", которая обусловливает актуализацию наращенных звеньев в цепи ("осознание— сильнейшее впечатление— решение", "думать— передумать — мучиться — решиться" и др.). Дискурсивная целостность акта решения формируется из его неоднородности. Формирование и реализация акта решения происходит в нескольких пространствах ("топосах") — физическом пространстве, ментальном пространстве и как составляющем последнего, — пространстве души. Результат интегрированное выявленных топосов — модальная реализация акта решения, которая выражается в употреблении модальных маркеров. 5. В качестве семантических компонентов полиструктуры "принятие решения", представляющих собой аргументативные константы оперативной системы, вычленяются элементы, фиксирующие следующие позиции субъекта по отношению к объекту принятия решения, т.е. позиции именно экзистенциального и субъективного характера: 1) физическое состояние, включая статическое положение; 2) физическое действие— предыдущее/последующее; 3) ментальное действие— протяженное / точечное; 4) цель акта решения; 5) условие — акта решения / выхода из неблагоприятного положения; 6) решение проблемы— возможное / невозможное; 7) изменение решения; 8) причина — действий / состояний / положения дел; 9) вербализация акта решения— состоявшегося / предполагаемого / несостоявшегося. Семантические компоненты в различных конфигурациях представляются в виде скриптов (в нашем случае, форм представления знаний, отражающих причинно-следственные отношения конкретно в фрейме "принятие решения", например: "аргумент (физическое состояние) — цель — физическое действие").
6. Употребление глагола "решать / решить" в русском языке имеет амбивалентный характер— избыточный и обязательно компенсаторный. Очень часто употребление глагола "решать / решить" не имеет ничего общего с актом принятия (и исполнения) решения. В этом случае глагол реализуется в своем десемантизированном значении, т.е. его употребление оказывается несколько избыточным. С другой стороны, решение, принятие решения выражаются имплицитно, т.е. при вербализации принятия решения сема "решать / решить" не эксплицируется, она выражена имплицитно, и именно репрезентация семы компенсируется функционированием других представляющих её заместителей. Избыточный характер представленности данной семы в структурах "принятие решения" формирует особенности идиостиля автора художественного текста.
Апробация работы. Основные положения диссертации были представлены и обсуждены на заседаниях кафедры иностранных языков Российского государственного социального университета (Анапский филиал), на ежегодных научных конференциях молодых ученых факультета романо-германской филологии Кубанского госуниверситета, на заседаниях кафедры французской филологии, на 5-ой Российской научно-методической конференции "Наука и образоваїіие в условиях глобализации" (Сочи, 25 апреля, 2004).
По теме диссертации опубликовано 8 научных работ. Структура работы. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения, списка использованной литературы, приложения в виде Краткого тематического словаря,
В первой главе анализируется междисциплинарная проблема "принятия решений" в философском, логико-прагматическом, психологическом, прикладном, лингвистическом аспектах, В ней также излагаются основные концепции, представляющие интерес в плане методов анализа и выбора концептуального аппарата.
Во второй главе дается словарное и контекстуальное толкование часте-речных форм, реализующих акт решения. Лингвосемантический аспект исследования акта решения предполагает его изучение от языка к речи — от словарной данности к дискурсивной интерпретации, интерпретируется дискурсивная целостность акта решения, выявляется сопряженность компонентов в модели акта решения, иллюстрируется особенность русской лингво-культуры при реализации акта решения на материале русских паремий.
В третьей главе анализируется интенциональная структура аргументации; предлагается таксономия аргументов, а также аргументативиых стратегий к акту решения; излагается невербальная сторона актуализации акта решения; представляется полиструктурность и аргументативные константы акта решения.
Философский аспект исследования категории "принятие решения"
Теория деятельности датируется столетиями, начиная от принципа Аристотеля, который наметил, что "речь-язык" есть не что иное, как деятельность. Однако в систематической философской интерпретации теория деятельности имеет место примерно 350 лет. При этом полагается, что "наиболее значительный вклад в выделение деятельности в качестве .. . особого предмета изучения был сделан представителями немецкой классической философии" (И.Г. Фихте, Ф.В. Шеллинг, Г.В. Гегель). Как полагает Г.П. Ще-дровицкий, их исследования оставались в рамках философии и не распространялись на те научные области, в которых деятельность была совершенно очевидным объектом изучения. Выдающийся методолог объясняет этот факт тем, что "никак не удавалось выработать средства и методы научного исследования, адекватные специфическим особенностям деятельности как объекта" (Щедровицкий, 1995: 233). Как известно, большой вклад в концепцию, которая утверждает, что язык есть именно деятельность, был сделан В. фон Гумбольдтом (Гумбольдт, 1985) и его последователями. Но, как подчеркивает Щедровицкий, они не показали специфику изображения его как деятельности и процедуры его анализа (Щедровицкий, 1995: 233). Г.П. Щедровицкий выделяет два направления в решении данной проблемы: 1. Исследование "языка как деятельности" "в самих текстах". Выделение деятельности в текстах привело к представлению о деятельности как движения и прогресса. Особый акцент делался на связь знаковых элементов, что сводило представление текста как деятельности к представлению его как структуры (Ельмслев, 1960). 2. Смена эмпирического материала исследований. Расширению представления о деятельности способствовали психологические концепций в языковедении, сложившиеся во второй половине XIX века, а также развитие современной психолингвистики (Леонтьев, 1967, 1969; Теория... 1968). Таким образом, сложились два направления в исследовании речи-языка как деятельности— психологическое (объект анализа— акт речи) (направление от Ф. де Соссюра) и эпистемологическое (объект анализа— знаковый текст) (направление от Л. Ельмслева). Согласно справедливому мнению Г.ГТ. Щедровицкого, именно "идея деятельности и логико-социологический анапиз механизмов развития деятельности в человеческом обществе, с одной стороны, логико-психологический анализ структуры осуществления её индивидами, с другой, дают возможность совместить эти определения и объяснить правильность каждого" (Щедровицкий, 1995: 235). Продуктивное изучение данной проблемы Г.ГТ. Щедровицкий усматривает в следующем: с одной стороны, как минимум в необходимости совмещения двух планов (психологического и эпистемологического) изучения речи-языка как деятельности; с другой стороны, что ещё более важно, в необходимости подхода, отражающего концепции по общей теории деятельности. В этом мы усматриваем методологическое основание для попытки комплексного анализа объекта и предмета нашего исследования. В рамках общей теории деятельности Г.ГТ. Щедровицкий перечисляет отдельные исследования, оформившиеся в относительно самостоятельные дисциплины, называемые "анализом решений", "анализом систем", "системным планированием", "системотехникой", которая переросла в дальнейшем в "методологию и теорию системного и инженерно-психологического проектирования" (Щедровицкий, 1995: 236). Начало движения за общую теорию деятельности отмечено трудами Т. Котарбиньского (праксеология), М. Вебера (понятие "социальное действиє"), Т. Парсонса (аналитическая теория социального действия) (Щедровиц-кий, 1995). В последней концепции уже имелись отчетливые методологические установки, выявлялись элементы человеческого действия — нормы культуры, ценности, институциональные ориентации, что позволяло выйти из узких рамок бихевиоризма. В отечественной науке Общая Теория Деятельности разрабатывалась исследователями, объединившимися в 1958 г. вокруг Комиссии по психологии мышления и логике Всесоюзного общества психологов, а с 1962 г. — вокруг семинара "Структуры и системы в науке и технике" философской секции Совета по кибернетике АН СССР (Щедровицкий, 1995: 238). В целом деятельность толкуется амбивалентно — как объяснительный принцип и как предмет научного изучения (Юдин, 1976). В пределах нашего исследования мы акцентируем внимание на основных категориях теории деятельности с ориентацией на направление, изучающее проблему "принятия решения". С этой целью мы обратились к трудам, посвященным философии и психологии "принятия решения". Наиболее широко проблему решения рассматривает, пожалуй, М. Хай-деггер, исследуя её в онтологическом смысле. Он полагает, что человек принимает сущее как сущее, поскольку ему обеспечена связь с бытием, с историей, а без этого "не имели бы места историческое решение (курсив наш. — Л.Ч.) и поведение" (Хайдеггер, 1993; 150). К. Лоренц, выдающийся биолог и философ в своих исследованиях решал проблемы глобального характера. Он поставил цель выявить глубинные корни поведения людей и процесса человеческого познания, объединяющие нас с "братьями меньшими". В сборнике "Оборотная сторона зеркала" он описывает понимающее поведение как функцию механизмов текущей информации (Лоренц, 1998: 266). Информация, накапливаемая во временной последовательности, взаимодействует с последующими сообщениями, делая, таким образом, возможным понимающее решение (Лоренц, 1998: 359). Вместе с тем полагается, что "въевшиеся" привычки мышления и выученные методы очень часто могут мешать отысканию решения (Лоренц, 1998: 361). В философии "принятия решения" проблема принятия решения связывается с вопросом свободы выбора, которая сопряжена со свободой воли. Данная позиция в качестве методологической плавно переходит в область психологии "принятия решения". Рассмотрим философский аспект, который затрагивает также категории психологической области исследования. Речь идет о взаимодействии общей и частной методологии. Так, Э. Фромм видит проблему свободы воли следующим образом: когда говорят о свободе воли человека вообще, то есть абстрактно, — это делает проблему неразрешимой. Э. Фромм показывает, что речь необходимо вести не только о свободе выбора конкретного индивида, но и о конкретной ситуации, связанной с конкретным человеком. Так, он приводит пример свободного решения курить или не курить. Человек может продолжать курить, если даже "решил" покончить с этим делом. Подобные решения являются лишь "идеями, планами, фантазиями, они имеют мало или вообще не имеют ничего общего с действительностью до тех пор, пока не будет принято настоящее решение (курсив наш. — Л. Ч.). Настоящее решение он принимает лишь в тот момент, когда перед ним лежит сигарета и он должен решить, будет он курить эту сигарету или нет, позже он должен решить это в отношении другой сигареты и т.д. Это всегда конкретный акт, требующий решения" (Фромм, 1992; 93) (ср. с теорией "когнитивного диссонанса" (Аронсон, 1984; Фестингер, 1984).
Логико-прагматический аспект исследования категории "принятие решения" в философии языка (сознания) и риторике
Философские проблемы языка и логики — научное направление, интерес к которому "связан не только с постоянным стремлением прояснить общие механизмы и закономерности мышления, но и понять то, как же человек способен перерабатывать, трансформировать и преобразовывать огромные массивы знаний в крайне ограниченные промежутки времени" (Петров, 1987: 3). От успешности решения данных вопросов зависит прогресс в создании эффективного программного обеспечения. Переход от философии языка к философии сознания обусловливается ориентацией логического подхода на анализ естественного языка— поворотом к изучению реальных условий функционирования языка, его прагматических аспектов, формированием прагматической концепции значения как употребления (Витгенштейн, 1985; Серль, 1986; Серль, Вандервекен, 1986 и др.). Значительная роль при этом отводится понятию "контекст", включая различные его аспекты: вербальный, невербальный, историко-культурный, психологический, социальный и др.
Понятие контекста реализуется в виде дискурса, определенной последовательности речевых действий, связанных в глобальные и локальные текстовые структуры, в виде "фонового знания о мире", представляемого с помощью "фреймов", "сценариев", хранящихся в семантической памяти индивида, а также в виде "мотивационного фона". В.В. Петров подчеркивает, что "в действительности ни о каком когнитивном единообразии не может быть и речи, хотя именно на этом допущении и основывается возможность распространения логических методов на область дискурса" (Петров, 1987: 6).
В контексте нашего исследования заслуживает внимания подход М. Фуко. Согласно М. Фуко, регулятивным принципом анализа дискурса должны служить следующие четыре понятия: событие, серия, регулярность, условие возможности. Они противопоставляются соответственно: событие — творчеству, серия — единству, регулярность — оригинальности, условие возможности— значению (Фуко, 1996: 80). Регулятивный принцип представляется продуктивным для анализа процесса принятия решения.
Проблема принятия решения получила свое развитие в зарубежной традиции в рамках философии языка и философии сознания. Она осмыслялась как рациональная теория решений. В. Штегмюллер, например, делает попытку выстроить логику решений и в связи с этим предлагает три вида решений, распадающихся на три области:
1. Надежные решения, принимаемые с уверенностью. В этом случае субъект деятельности стремится узнать ситуацию настолько точно, чтобы иметь возможность с уверенностью предсказать последствия своих возможных действий.
2. Рискованные решения. Речь идет о таких ситуациях принятия решений, в которых действующие субъекты не могут полностью контролировать все возможные последствия своих действий и точно предвидеть их, но в состоянии дать вероятностную оценку различным обстоятельствам и следствиям своих поступков.
3. Безосновательные решения. В этом случае субъект даже приблизительно не способен оценить возможных последствий своих поступков, поскольку плохо знаком с ситуацией (Штегмюллер, 1987: 319).
В. Штегмюллер далее анализирует ситуацию с рискованными решениями, выделяя три матрицы в анализе: следствий, полезности и вероятности. В матрице следст.вий, по его мнению, речь идет не об объективном положении дел, а только о субъективных убеждениях действующего субъекта. Матрица полезности (желаемости) предполагает рассуждения о субъективной полезности, причем не только о позитивной полезности, но и убытке или субъективной утрате. Относительно третьей матрицы полагается, что речь может идти только о субъективных вероятностях, поскольку субъект должен знать возможные обстоятельства, возможные действия, результаты, входящие в матрицу следствий, а также их полезность. В матрице вероятности вводится дифференциация: вероятности независимые и зависимые от действий. При распределении вероятностей независимых от действий, можно ограничиться лишь обстоятельствами. В случае зависимости вероятности следствий от действий в качестве элементов пространства возможностей ориентируются на результат (Штегмюллер, 1987: 329).
Д. Фоллесдаль, как и В. Штегмюллер, говорит о принципах рациональности, связывая ориентиры теории принятия решений с интерпретацией понятия действия, точнее его классификацией: "модель анализа действий является не чем иным, как в первую очередь приложением принципов рациональности, классификацией которых занимается теория принятия решений" (Фоллесдаль, 1986: 145).
Словарное и контекстуальное толкование частеречных форм, реализующих акт решения
В данной главе мы выбрали следующий путь анализа: от словарной данности к дискурсивной интерпретации. В целях практического исследования мы использовали словарные статьи частеречных форм, отражающих акт решения из "Толкового словаря русского языка" СИ. Ожегова и Н.Ю. Шведовой, Словарные комментарии мы сопровождаем примерами, полученными в результате сплошной выборки из художественных текстов литературы XIX и XX веков: РЕШАЮЩИЙ, -ая, -ее. Главный, важнейший. Р. момент. Решающий голос —- право голосовать (на съезде, конференции): Григорий, выждав тишины, положил на весы спора решающее слово: — Фронт будем держать тут! (М. Шолохов. ТД), РЕШЕНИЕ 1. То же, что постановление. Р. горсовета (дирекции). Судебное р. (постановление суда первой инстанции, разрешающее гражданское дело по существу): Тимирязевская академия имела служебные помещения, но требовалось время для написания нужных бумаг, получения необходимых подписей и решений (Л. Улицкая, МИД); Что касается формирования и деятельности Добровольческой армии, то объединенное правительство уже раньше приняло решение взять их под контроль правительства при участии областного военного комитета (М. Шолохов. ТД); Окр. Мировой судья 7-го участка, по указу Его Императорского Величества, приказал: всем местам и лицам, до коих сие может относиться, исполнить в точности настоягцее решение, а властям местным, полицейским и военным оказывать исполняющему решение приставу надлежащее по закону содействие без малейшего отлагательства (М. Шолохов. ТД); — Я думаю, что вам, комсомольским, активистам, — сказал он громким и хорошо поставленным голосом, — не надо объяснять, почему решения двадцать седьмого съезда нашей партии рассматриваются не только как значимые, но и как этапные (В. Пелевин. GENERATION «П»). 2. Заключение, вывод из чего-н. Прийти к окончательному решению: Ещё в поезде она приняла твёрдое решение никогда больше не воз вращаться в Казахстан. Москву она ещё не видела, но уже знала, что оста нется там навсегда (Л. Улш\кая. ИВШ). 3. Ответ к задаче, искомые числа или функции. Найти, получить р. Ошибка в решении. 4. Осуществление творческого замысла; сам такой замысел. Режиссерское р. пьесы. Смелое инженерное р.; Когда «Парламент» кончился, Татарский захотел курить. Он обыскал всю квартиру в поисках курева и нашел старую пачку «Явы». Сделав две затяжки, он бросил сигарету в унитаз и кинулся к столу. У него родился текст, который в первый м.омент показался ему решением: PARLIAMENT— THE ЦЫЯВА (В. Пелевин. GENERATION «П»). В перечисленных значениях словарной статьи лексема решение представляется как субстанция в результирующей стадии. Однако вместе с тем стоит заметить, что лексема решение актуализируется и в другом — процессуальном — значении: Он встал, запер за нею дверь и задумался... О чем? О том. седом кавказском капитане, который в известном рассказе графа Льва Толстого, готовясь к смертному бою, ломал голову над решением вопроса, возможна ли ревность без любви? (К Лесков. На ножах). Характеристика решений зависит от характера личности, принимаемого решение, от обстоятельств, от которых зависит реализация того или иного решения: С помощью этих незамысловатых предметов Елизавета Ивановна намеревалась оградить мальчика от горечи безотцовщины ... и воспитать его истинным мужчиной — ответственным, способным принимать самостоятельные решения, уверенным в себе, то есть таким, каким был её покойный муж (Л. Улицкая. ИВШ); Но сотник, прерывая крики, умело направил сход на деловое решение вопросов (М. Шолохов. ТД); Неожиданно для Беаты Валерия взяла как-то жизнь в свои руки, как будто приняла новое решение (Л. Улицкая. ИВШ). Рассмотрим другие варианты характеристик решения: —- Отнюдь нет, господа! Я именно прошу вас сидеть. Ваше присутствие особенно сегодня для меня необходимо, — настойчиво и значительно объявила вдруг Настасья Филипповна. И так как почти уже есе гости узнали, что в этот вечер назначено быть очень валеному решению, то слова эти показались чрезвычайно вескими... (Ф. Достоевский. Идиот); Алеша чувствовал, что под этой лаской скрывается непреклонное, неизменное решение, и тосковал... (Ф. Достоевский. УиО); Часто во время бессонных ночей он надевал шинель, с твердым решением идти в Татарский— и всякий раз, пораздумав, раздевался, со стоном падал на кровать вниз лицом (М. Шолохов. ТД); Он ехал домой с твёрдым решением рассказать всё маме, но по мере приближения он всё больше сомневался, имеет ли он право обременить её, такую хрупкую и чувствительную, ещё одним переживанием (Л. Улицкая. ИВШ);
Акт решения как компонент в интенциональнои структуре аргументации
Логическая парадигма, представленная внеконтекстно, таким образом, особого интереса для лингвистической области не представляет, так как; занимается формализованными структурами, А с переходом из области риторики в классической ориентации в лингвистическую область исследования естественного языка мы сталкиваемся с тем фактом, что намерение убедить приобретает неформально двустороннюю связь, т.е. направленность на "другого" с обратной связью:
"Рассчитываешь всегда на психологию. Являюсь я, например, к инженеру — сейчас бью на техника по строительной части: высокие сапоги, из кармана торчит деревянный складной аршин; с кутрм я — бывший приказчик; с покровителем, искусства — актер; с издателем — литератор; среди офицеров мне, как бывшему офицеру, устраивают складчину (1). Энциклопедия!.. Лавируешь и скользишь, как змея, каждую минуту начеку, весь внимание: не сорваться, не переборщить, не впасть в нищенский тон. Все время смотришь ему в глаза, нет, и не в глаза, а в переносицу... Главное— жди, пока он не сконфузится: за тебя или за себя ему станет стыдно, или за свой роскошный кабинет... (2) Все равно он тебе не верит и гадок ты ему до последней степени, но уже не дать он не посмеет (3), не решится (4)" (А. Куприн. С улицы).
Реализация намерения "убедить" сопровождается актуализацией различных установок, стратегий и тактик ("рассчитываешь всегда на психологию", "лавируешь и скользишь", "не сорваться, не переборщить, не впасть в нищенский тон", "все время смотришь", "главное -— жди").
Анализ данного контекста позволяет увидеть возможность расширения интенциональной структуры аргументации в повседневной сфере общения, которая толкуется шире как объект лингвистического анализа (Фанян, 2000).
При толковании приведенного нами примера необходимо выделить следующие этапы: во-первых, "этап надевания маски", принятие чужих ролей, обусловливающее необходимость вынужденного вхождения в чужое ар-гументативное пространство с намерением его завоевания (1); во-вторых, этап экспликации стратегических и тактических приемов (2). При этом снимается проблема критерия истинности (3), которая является камнем преткновения в области логической семантики. В области естественного языка, анализируемого в сфере повседневности, проблема истинности растворяется в прагматической заданности. В анализируемом контексте иллюстрируется компонент "решение (решиться, принять решение)" в интенциональной структуре аргументации. Важно выяснить, каков статус данной семы в аргу-ментативном процессе.
Согласно Н.Ю. Фанян (1989), интенциональная структура лингвистической предметной области представляется намного шире, чем таковая в логике (доказательство) и риторике (убеждение). Макроинтенция лингвистической предметной области, включая в себя как доказательство, так и убеждение, шире выражается в говорении, в процессе которого реализуются различные попутные цели— ободрить, поддержать, уговорить, досадить, поощрить, похвалить и т.п. В лингвистической предметной области расширение интенциональной структуры аргументации происходит также за счет расширения возможностей намерения "доказать" и "убедить". Доказательство может быть ориентировано не только на других, но и на себя. Так же обстоит дело с убеждением:
"Марселина, не привыкшая много есть, не понимала, не отдавала себе отчета, что я недостаточно питаюсь. Из всех моих решений первым было— много есть. Я собирался приводить его в исполнение, начиная с сегодняшнего вечера. Но это мне не удалось. Ужин состоял из какого-то несъедобного рагу и до безобразия пережаренного жаркого.
Я так сильно рассердился, что перенес свой гнев на Марселину и стал неумеренно обвинять ее ... Она вскоре вернулась с маленьким паштетом, который я почти весь проглотил, как бы для того, чтобы доказать и ей, и себе, до какой степени мне необходимо много есть" (А. Жид. Имморалист).
В анализируемом примере показывается момент принятия решения как необходимость изменить некоторую ситуацию. Провал принятого решения приводит к дальнейшим действиям, которые призваны "доказать и другому, и себе" верность начальной установки.
Во многих случаях принятие решения не всегда эксплицировано:
"Моей первой мыслью было (I) скрыть эту кровь от Марселины. Но как... Да, конечно, если она меня спросит, я скажу ей, что у меня шла кровь носом ... Однако я чувствовал большую слабость и приказал подать нам чай в комнаты ... И в то время, когда Марселина разливала чай, улыбаясь, ... меня охватило какое-то раздражение на то, что она могла ничего не заметить. Правда, я чувствовал, что я несправедлив, иубеждал себя (2): раз она ничего не видела, то лишь потому, что я это ловко скрыл; но все было тщетно, — это росло во мне как инстинкт., овладело мною... Наконец это стало выше моих сил, я не мог выдержать и почти небрежно сказал ей: Сегодня ночью у меня было кровохарканье" (3) (А. Жид. Имморалист).
