Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА I. Теоретические основы анализа неинформативных высказываний
Дуб - дерево. Роза - цветок. Олень - животное. Воробей - птица. Россия — наше отечество. Смерть неизбежна. П. Смирновский. Учебник русской грамматики (цит. по: Набоков 2001: 3)
1. Семантика высказывания в свете теории дискурса и когнитивной лингвистики
ГЛАВА II. Система риторических неинформативных высказываний
1. Типы бытийных признаков внеязыковых объектов и их семантические корреляты
ГЛАВА III. Структурные подклассы и функции риторических неинформативных высказываний
1. Высказывания, построенные по модели "Класс А тождествен себе (не тождествен А')"
Высказывания, построенные по модели "Объект р обладает признаком [f (не обладает признаком [f ])" 134
Функции риторических неинформативных высказываний 144
Выводы по Главе III 156
ГЛАВА IV. Информативные риторические высказывания в свете инференциальной теории смысла 159
1. Идиомы с лингвологической точки зрения 159
2. Индикаторные высказывания с лингвологической точки зрения 169
3. Симилятивные высказывания с лингвологической точки зрения .183
4. Исчисление метафорических высказываний 205
5. Выводной смысл фразовых штампов и клише 214
Выводы по Главе IV 232
Заключение 235
Библиография
- Семантика высказывания в свете теории дискурса и когнитивной лингвистики
- Типы бытийных признаков внеязыковых объектов и их семантические корреляты
- Функции риторических неинформативных высказываний
- Симилятивные высказывания с лингвологической точки зрения
Введение к работе
На рубеже XX—XXI вв в языкознании отчетливо наметилась смена теоретико-методологической парадигмы, характеризующаяся, в числе прочих особенностей, смещением акцента с изучения системы языка «в самой себе» на анализ вербальной коммуникации в ее социальном, культурном и психологическом контекстах Одним из проявлений смены вех в лингвистических исследованиях стало обращение к той части содержания речевого произведения, которая не является для него ингерентной, а возникает во взаимодействии с его экстралингвистическим окружением Такое содержание, в зависимости от угла зрения, называется приращенным, компликативным, выводным (инференциальным), импликационным В тесной связи с проблемой выводного смысла находится проблема коммуникативных целей речевого произведения Упомянутые проблемы решаются в рамках теории дискурса, теории актуального членения, лиигвопрагматики, когнитивной семантики, логики практических умозаключений, риторики в трудах Е С Кубряковой,Н.Д Арутюновой, Ю.Н Карауло-ва, А Н Баранова, Л Г Лузиной, И А Стернина, И М Кобозевой, ЮС Степанова, В Г Гака, ТВ Булыгиной,ЮД Апресяна, ТА ван Дейка, Г П Грайса, А Вежбицкой. У Чейфа, Дж Л Остина, К Эм-мот, Ж Фоконье и ряда других отечественных и зарубежных ученых Настоящее диссертационное исследование проведено в русле этого научного направления Его актуальность обусловлена насущной необходимостью перехода от изучения лингвосемантики на «атомарном» уровне языковых единиц и отдельных высказываний к исследованию на глобальном уровне сверхфразовых речевых произведений, а также недостаточной изученностью тех речевых фрагментов, которые сами по себе (в своей ассертивной части) не несут сообщения, но участвуют в передаче сообщения на сверхфразовом уровне, а также тех, ассертивное содержание которых не является тем сообщением, для передачи которого они предназначены К числу таких единиц речи относятся риторические неинформативные высказывания, а также такие информативные высказывания, которые требуют умозаключения ь целях постижения их конечного смысла В этой области сделано немало, но данная тема требует дальнейшей разработки
Объектом нашего исследования послужили устойчивые (языковые) и неустойчивые (речевые) высказывания, чей конечный смысл носит выводной (инференциальный) характер (неинформативные риторические высказывания, идиомы, авторские метафоры, фразовые штампы и клише)
Предметом изучения стала и~ структура (система моделей их строения) и коммуникативное назначение (спектр речевых функций)
В ходе исследования доказывалась следующая гипотеза существуют высказывания, прагматический смысл и коммуникативное назначение которых не содержатся в ассертивной части их семантики, а выводятся как прагматическая импликация в рамках пространства практических умозаключений
Целью исследования явилась разработка структурно-функциональной концепции вышеупомянутых классов высказываний с позиций логико-риторического подхода Поставленная цель обусловила необходимость решения ряда задач:
выяснить причины и цели существования тавтологий как первичного (исходного) подкласса риторических неинформативных высказываний
обнаружить и охарактеризовать другие подклассы риторических неинформативных высказываний, функционально эквивалентных тавтологическим,
установить общую систему (исчисление) рассматриваемого класса высказываний,
выявить связь между структурно-семантическими моделями риторических неинформдгивных высказываний и формулировками законов формальной логики
описать спектр коммуникативных функций, выполняемых риторическими неинформативными высказываниями в составе дискурса,
определить соотношение между функциональными типами анализируемых высказываний и средствами их языкового выражения,
установить логический механизм декодирования идиом,
описать квазилогический механизм создания и понимания метафор,
9) выявить инференционный смысл фразовых штампов и клише
Материалом исследования стал корпус риторических информатив
ных и неинформативных высказываний в контекстах их речевого
употребления, который включает около 4 500 примеров, собранных
путем сплошной выборки из художественной литературы, публицис
тики, СМИ, лингвистических и паремиологических словарей и спра
вочников и устной разговорной речи Основную часть примеров со
ставили высказывания на русском языке, однако в целях экстраполя
ции полученных выводов в корпус проанализированного материала
включены отдельные примеры из английского, французского и ла
тинского языков
В качестве методологической и теоретической базы исследования послужили труды отечественных и зарубежных ученых в области дискурсивной теории, когнитивной лингвистики, теории актуального членения, логики практических умозаключений, риторики, лингво-прагматики
Инструментами исследования стали методы дискурсивного, дефи-ьиционного, логического анализа структуры выскашвания, компонентного анализа лексического значения слова, таксономический метод
Научная новизна проведенного исследования заключается в том, что в нем
показана подлинная (а не мнимая) неинформативность тавтологий и функционально эквивалентных им высказываний,
создано исчисление ритори веских неинформативны , высказываний, объяснены причины и цели их существования в дискурсе,
доказано, что актуальное членение речевого произведения может распространяться на сверхфразовый уровень,
описано коммуникативное назначение исследуемого класса высказываний, показано, чго передача сообщения не является обязательной функцией всякого отдельно взятого высказывания, выявлен ряд лингвологических моделей построения метафор, составляющих антитезу моделям риторических неинформативных высказываний и образующих исчисление,
установлен механизм выведения смысла фразовых штампов и клише
Теоретическая значимость работы состоит в том, что ее результаты могут послужить дальнейшей разработке проблем информационного обмена в процессе речевого общения, теории актуального членения речевого произведения, инференциальной теории смысла, изысканий в области теории идиоматики
Практическая ценность работы определяется тем, что приведенный в ней эмпирический материал и сделанные выводы могут использоваться при разработке диалоговых систем «Человек — ЭВМ», а іакже при создании лекционных курсов общего языкознания, теоретической грамматики, при разработке спецкурсов и спецсеминаров по теории дискурса, когнитивной семантике, лингвопрагматике Материалы и выводы, приведенные в работе, могут способствовать совершенствованию практики перевода
Апробация работы. Результаты исследования излагались на всероссийских и межвузовских конференциях в городах Самаре (2003— 2007 гг ), Пензе (2005 г ), Пятигорске (2006 г), а также на заседаниях
кафедры германских языков Международного института рынка в Самаре (2004—2006 гг) Практическая часть работы апробировалась в Международном институте рынка на занятиях по письменной и устной речи По теме исследования опубликовано 36 работ На защиту выносятся следующие положения:
Не всякое высказывание, имеющее форму грамматического предложения и логического суждения, несет в себе сообщение Существуют высказывания сами по себе неинформативные, но во взаимодействии с контекстом, речевой ситуацией и фоновыми знаниями участвующие в передаче сообщения, они служат его логическим обоснованием
Актуальное членение речевого произведения может распространяться на сверхфразовый уровень В рамках сверхфразового единства одно высказывание мгчсет содержать тему (данчое, topic) минимальной единицы сообщения, а другое (другие) — ее рему (новое, comment) Таким образом, минимальная единица сообщения в плане выражения может быть представлена более чем одним грамматическим предложением
Риторические неинформативные высказывания вписываются в систему структурно-семантических моделей, в своей совокупности образующих исчисление
Всякое риторическое неинформативное высказывание предназначено для опровержения ошибочного суждения, связанного с отождествлением / растождествлением понятий Другие функции высказываний зі ого класса определяются тем, к каким структурным подклассам они принадлежат
Структурно-семантические модели риторических неинформативных высказываний, имеющие переменный лексический состав, с лингвистической точки зрения, образуют один из видов так называемых грамматических идиом, или фразеосхем Языковые высказывания данного класса, имеющие постоянный лексический состав, представляют собой собственно идиомы (устойчивые раздельнооформлен-ные единицы с приращенным смыслом)
Метафорические высказывания строятся по квазилогическим схемам, в которых нарушены все три аристотелевых закона Эти схемы в своей совокупности образуют исчисление и составляют антитезу риторическим неинформативным высказываниям
Существуют фразовые штампы и клише, ассертивное содержание которых не является их конечным смыслом, последний выявляется в процессе декодирования путем практического умозаключения и составляет импликационную часть их семантики
Струїсіура и объем диссертации Диссертация состоит из введения, четырех глав, заключения, библиографического списка и насчитывает 283 страницы Библиография включает список теоретической литературы (504 наименования, в том числе 112—на иностранных языках), список словарей и справочников (13 наименований) В тексте диссертации содержатся 3 таблицы и 2 схемы
Семантика высказывания в свете теории дискурса и когнитивной лингвистики
Следует развести понятия "содержание" и "сообщение". Сообщение есть относительно самостоятельный фрагмент потока информации. В конкретных целях нашего исследования нет необходимости прибегать к сложному математическому и философскому толкованию понятия "информация", предложенному в трудах Н. Винера [1958] и К. Шеннона [1963]. Примем упрощенное толкование, достаточное для дальнейших рассуждений: информация - это то содержание высказывания или текста, которое было неизвестно реципиенту до того, как он воспринял и понял данное высказывание или текст, и, следовательно, является для него новым. Понятие "информация" находится в контрарном отношении к понятию "энтропия". Энтропия понимается здесь как когнитивная неопределенность, то есть состояние неизвестности по поводу какого-либо положения дел. Всякое повествовательное высказывание является ответом на реальный или виртуальный вопрос о каком-либо событии или факте. Чем больше имеется вариантов возможных ответов на этот вопрос, тем большую энтропию исчерпывает (снимает) данное высказывание и, соответственно, тем большую информацию оно в себе несет. Так, ответ на анкетный вопрос «Состоите ли вы в законном браке?» является одним из двух возможных (да/ нет) и потому исчерпывает минимальную энтропию, а значит, содержит минимальную дозу (1 бит) информации. Вопрос «Сколько лет прожил Дюма-сын?» допускает намного больше (несколько десятков) вариантов ответа, и потому ответ на него исчерпывает гораздо большую энтропию (меру когнитивной неопределенности), а значит, более информативен, чем ответ на предыдущий вопрос.
Объем информации, заключенный в высказывании, может определяться контекстом и речевой ситуацией. Так, если высказывание Я женат является ответом не на анкетный вопрос «Состоите ли вы в законном браке?», а на вопрос «Почему бы тебе не жениться на Маше?», оно более информативно, поскольку на этот вопрос может быть дано много вариантов ответа, объясняющих причину отказа от матримониальных намерений:
Я помолвлен с другой; Маша не в моем вкусе; У нас с ней большая разница в возрасте; Она бесприданница; Из нее выйдет плохая жена; Она иноверка; У меня нетрадиционная ориентация и др.
Выбор одного из вариантов («Я женат») исчерпывает в данном контексте значительную энтропию.
Если реципиенту заранее известно то, что говорится в высказывании, данное высказывание не является для него информативным несмотря на то, что оно обладает содержанием. Иными словами, оно для данного реципиента (а иногда и ни для кого) не несет сообщения. Зачастую содержание таких высказываний не обладает коммуникативной и прагматической ценностью для адресата.
Седой человек руки обтер, Скомкал и бросил на ковер. «Письмо опоздало на полчаса. Не нужно, я все уже знаю сам.» (Н. Тихонов. Баллада о синем пакете) Однако в определенном типе контекстов неинформативные высказывания несут специфическую коммуникативную нагрузку; именно поэтому они регулярно возникают в речи. Если те или иные высказывания заведомо не передают никакого сообщения, то есть не привносят в когнитивный мир реципиента никакой информации извне, для чего они регулярно создаются в речевом общении? Дело в том, что сведения о мире существуют не только вне, но и внутри когнитивного мира данного субъекта, но на каждый данный момент большая их часть пребывает в неактивированном (незадействованном) состоянии. Неинформативные высказывания нужны для того, чтобы активировать фрагмент этих сведений в сознании реципиента и тем самым задать тему дальнейшей беседы, заложить основу последующего рассуждения. Они способствуют тому, чтобы сведения поступили в сознание реципиента не снаружи, а изнутри (из предсознания).
3. Фрейд [1991] в рамках своей топической модели личности подразделил человеческую психику на три сферы: сферу бессознательного, сферу сознания и промежуточную между ними сферу предсознания. В норме между сознанием и бессознательной сферой существует барьер, не позволяющий подавленным представлениям, вытесненным в бессознательную сферу, проникать в сферу сознания. Но между сознанием и предсознанием такого барьера нет. Информация из предсознания свободно проникает в сознание. По К. Юнгу [1993], сознание представляет собой "блуждающий огонек", перемещающийся в поле предсознания и освещающий то одни, то другие его участки в зависимости от содержания каждого данного мыслительного акта.
Чтобы рассуждение было правильным, при его построении необходимо задействовать все значимые факты (суждения), которые должны стать посылками входящих в него умозаключений. (Подобного рода активация в сознании релевантных данных обозначается такими единицами обыденного языка, как учесть, принять во внимание/в расчет, вывести в фокус внимания, англ. to take into account/consideration, to regard). Приведем пример. В одном из рассказов В.Вересаева герой, задумав попугать жену мнимой попыткой самоубийства, тайком извлек из пистолета обойму и приставил его к виску. Ход его рассуждения был таков: «Если вынуть обойму, пистолет останется без патронов. Пистолет без патронов безопасен. Следовательно, я могу нажать на спусковой крючок и при этом остаться в живых. Все решат, что пистолет дал осечку». Рассудив таким образом, герой рассказа нажал на спуск. Рассказ заканчивается словами: «На всю квартиру грохнул выстрел». Трагическая судьба постигла героя потому, что он не учел одного факта: при зарядке пистолета один из патронов автоматически досылается в ствол, и при изъятии обоймы он остается в стволе. Герой рассказа знал об этом, но, по словам автора, в решающий момент он об этом "забыл". Однако, строго говоря, к данному случаю не применим глагол забыть. Забывание в строгом смысле означает стирание фрагмента сведений из памяти, а в описываемой ситуации этого не было: ведь автор прямо указывает, что герой знал о вышеупомянутой особенности зарядки пистолета. Следовательно, фактически он не забыл, а не учел этой особенности, то есть не активировал в сознании значимого факта, из-за чего лишился жизни.
Если бы в описываемый момент рядом с героем находился резонер, он мог бы сказать: «После извлечения обоймы один патрон остается в стволе». Это не было бы новостью для героя (то есть это высказывание не было бы для него информативным), но это предотвратило бы трагедию. Данная реплика послужила бы "перстом", указующим на то место в поле предсознания, к которому должен был устремиться "блуждающий огонек" сознания.
Типы бытийных признаков внеязыковых объектов и их семантические корреляты
Всякое повествовательное высказывание отрицает собственную противоположность. Например, высказывание Иванов уехал отрицает мысленное допущение, что Иванов, возможно, никуда не уезжал, а был и остается на месте. Высказывание Я некурящий отрицает априорное предположение о том, что говорящий, возможно, привержен этой привычке. Аналогичным образом, по логике вещей, высказывание Дело есть дело отрицает допущение, что дело - это не дело (а легкомысленная забава). Отвечая на вопрос, в каких случаях употребляются тавтологические высказывания типа "А есть А", резонно предположить, что они употребляются в ответ на чье-то ошибочное допущение о том, что А не есть А (или: А есть не-А).
Каким образом в стихии речевого мышления и общения возникают подобного рода ошибочные идеи?
Разумеется, на уровне обыденного сознания, характеризующегося так называемым наивным реализмом, никому не приходит в голову мысль о том, что А не есть А (А есть не-А). Отрицание Аристотелева закона тождества может зародиться в когнитивном мире мыслителя, исповедующего ту или иную альтернативную доктрину (например, буддистскую идеалистическую философию). Однако с позиций бытового здравого смысла логический закон тождества ("А есть А"), сформулированный прямо и эксплицитно, не вызывает никаких сомнений. (Их абсурдность иронически высмеивается в шутливом народном присловье: «Я - не я, и лошадь не моя, и сам я не извозчик»).
Тем не менее на практике закон тождества нередко нарушается косвенно. Абсурдное допущение "А не есть А" ("А есть не-А"), не выражаемое вербально, регулярно возникает как автоматическое следствие из других (вербально выраженных) суждений. При этом ошибочно рассуждающий субъект обычно не додумывается до этого автоматического следствия, иначе он осознал бы свою исходную ошибку и исправил бы ее. Рассмотрим логический механизм этой ошибки.
Как известно, тот или иной объект действительности можно представить как пучок бытийных признаков. В логике им соответствуют категориальные признаки, в своей совокупности составляющие понятие об объекте; поэтому иногда их называют понятиеобразующими. Если субъект по недосмотру (а иногда и преднамеренно, из демагогических соображений) приписывает объекту по определению не присущий ему признак и/ или игнорирует какой-либо по определению присущий ему признак, он тем самым вольно или невольно относит объект не к своему классу (включает его в объем не своего понятия). В результате в когнитивном мире субъекта объект на какое-то время становится "не равен себе", утрачивает самотождественность. Это приводит к автоматическому логическому следствию "А не есть А" ("А есть не-А"). Приведем пример из новеллы Тэффи: «Революция, братцы! Свободу объявили. Значит, нынче, ежели кто у кого булку спер, тот уж больше не вор, а просто так себе человек». Тот, кто совершил кражу, - по определению вор. Однако, согласно вышеприведенному утверждению, совершивший кражу - «уж больше не вор». Отсюда автоматически следует абсурдный вывод о том, что вор не есть вор ("А не есть А"), а «просто так себе человек» ("А есть не-А"). Чтобы опровергнуть этот логически ошибочный вывод, нужно построить высказывание Вор есть вор ("А есть А"). Это типичный пример речевой ситуации, в которой использование тавтологического высказывания оказывается логически и коммуникативно оправданным. В логически безупречном дискурсе тавтологии, возможно, не нужны, но в реальном живом дискурсе, не чуждом алогизма, в них, как видим, иногда возникает коммуникативная потребность.
Суждения типа "А есть А", предназначенные для опровержения допущения "А не есть А", относятся не к онтологическому (объектному) уровню, а к эпистемологическому уровню (мегауровню) мышления. Эти суждения касаются не непосредственно фактов объективного мира, а наших понятий (представлений) о нем. Они носят рефлексивный характер (представляют собой "мысли о мыслях"), корректируя искаженное знание об объеме (предметной области) и признаковом составе (содержании) понятий, то есть знание о знании.
М. Минский подчеркивал «важность знания о знании», важность «тех аспектов мышления, которые связаны с распознаванием и подавлением бесполезных и непродуктивных мыслительных процессов» [Minsky 1984: 75]. По нашим наблюдениям, это одна из важнейших функций тавтологических и других неинформативных высказываний. Чтобы выяснить механизм ее выполнения, необходимо прежде рассмотреть типологию бытийных признаков объектов и их семантических коррелятов.
Допустим, что объект р класса А имеет категориальный признак [f], то есть такой признак, без которого объект автоматически исключается из данного класса. Например, копье, лишенное наконечника, - не копье (а древко); кастрированный жеребец - не жеребец (а мерин); неутвержденный государственный закон - не закон (а законопроект). С точки зрения логики это понятиеобразующий признак, а с точки зрения семантики - интенсиональная сема лексического значения слова (по М.В. Никитину [1983]). Признак [f] - обязательный элемент дефиниции класса А, выраженный в ней эксплицитно либо имплицитно.
Допустим далее, что ни одному объекту класса А по определению не присущ признак [f ]. Его добавление к объекту р либо замена [f] на [f ] автоматически исключает объект р из класса А. Например, стакан с ручкой - не стакан (а кружка); мясной бульон, в который добавлены овощи, — не бульон (а суп); так называемый соевый шоколад, в котором вместо какао-бобов используется соевая масса, - на самом деле не шоколад. Признак [f ] не входит в состав логического понятия А, а также в состав культурного концепта А. С позиций лексической семантики (по М.В. Никитину) это негимпликациональная сема лексического значения слова.
Кроме того, объект р может обладать характерными для класса А признаками, то есть такими, которые присущи не всем, но многим объектам этого класса и служат его яркими приметами. Некоторые из них приписаны классу А расхожим мнением. Например, считается, что толстяки обычно добродушны, тещи сварливы, голуби кротки, а сердце красавицы склонно к измене. Такие признаки тоже не входят в состав логического понятия А, но входят в состав коллективного представления А. В терминологии Ю.Д. Апресяна [1995: 159] они называются коннотациями, а в терминологии М.В. Никитина -сильноимпликациональными семами лексического значения слова. Изъятие характерного признака из пучка, составляющего объект р, не выводит р из объема понятия А, но в той или иной мере нарушает устоявшееся коллективное представление об А. В подобных случаях объект р в глазах субъекта не перестает быть членом класса А, но перестает быть образцовым, типичным, "заправским" А. Так, безалкогольная свадьба - это все-таки свадьба, но что это, в самом деле, за свадьба?! Помимо перечисленных, объект р может обладать и нехарактерными для класса А признаками (индивидуальными особенностями), то есть такими признаками, которые присущи одному лишь данному объекту (или, по крайней мере, немногим объектам) класса А. Например, считается, что для мужчин нехарактерна (хотя и не исключена) тонкая эмоциональная чувствительность, для женщин - логический склад ума, а для интеллигентов - житейская практичность. Как и в предыдущем случае, добавление нехарактерного признака к объекту р не выводит объект из класса А, но отодвигает его на периферию класса. Так, мужчина, пугающийся мыши, любящий вышивать крестиком и собирать на лугу цветочки, — это все-таки мужчина, но что это, в самом деле, за мужчина?!
Функции риторических неинформативных высказываний
Логический оператор разве, обозначаемый в речи словами разве, тебе/ вам , что, что ли и т.п., обычно выражает сомнение говорящего в истинности суждения, а в составе риторического высказывания он выражает уверенность говорящего в его (аналитической) ложности: Разве А есть А = А не есть А . Это подтверждается, в частности, тем, что примеры, приведенные в пункте 4, можно трансформировать в риторические вопросы без изменения смысла: Разве спички — игрушка? и т.д.
Слова и обороты (само собой) разумеется, о чем речь/ о чем разговор, какие могут быть сомнения, а как (же) иначе, а (то) как же и т.п. подразумевают, что определяемое ими суждение не имеет альтернативы (его отрицание заведомо ложно), а значит, оно не исчерпывает никакой энтропии и поэтому неинформативно. Например: - Всякий работник имеет потребность в нормальных рабочих и бытовых условиях (А имеет [f]). - Ну а как же! Скотина он, что ли? (А не есть А (А имеет [f]}). Такие слова и обороты тоже являются маркерами неинформативности высказываний, но, в отличие от маркеров ведь, вы же знаете и др., описанных в Главе I, они говорят не просто о том, что содержание реплики известно собеседнику, но о том, что оно известно всем, то есть является трюизмом. Следует, однако, отметить, что в ряде случаев они употребляются при информативных высказываниях с эмфатической целью: для усиления тезиса говорящий представляет его как безальтернативный, а, следовательно, бесспорный. Например:
В наречиях по-твоему/ по-вашему, которые в рамках этой модели функционально эквивалентны местоимениям тебе/ вам, еще более наглядно проявляется их коммуникативное назначение ("По вашему мнению, А есть А , но это не так: А есть А"). Далее следуют утвердительно-отрицательные (комбинированные) высказывания. 6) А есть А, а не А {р не имеет [f ], характерного для А }. Эта модель представляет собой комбинацию моделей 1 и 4. Поскольку они изофункциональны и имеют одинаковый выводной смысл, в составе модели 6 они дублируют друг друга в эмфатических целях. Приведем примеры:
Тюрьма есть тюрьма, а не санаторий {там не отдохнешь и здоровья не поправишь}. Бизнес есть бизнес, а не благотворительность {в бизнесе товар не предоставляется бесплатно}. Англ. Murder is по game; murder is murder (букв. "Убийство - не игра; убийство есть убийство"; А. Кристи) {это дело очень серьезное, оно исключает легкомысленное отношение}. Модель 1 (А есть А) и модель 4 (А не есть А ) имплицируют друг друга, а в составе модели 6 они обе представлены эксплицитно; такая избыточность используется здесь как риторический прием повтора, служащий целям усиления аргумента суггестивными средствами.
Прокомментируем прагматический аспект выводного смысла риторических неинформативных высказываний. Рассмотрим пример из устной речи: (Ф. Искандер) Многие плохо помнят школьный курс географии, поэтому подобного рода ошибки естественны и широко распространены. Легко перепутать названия, которые для реципиента фактически являются агнонимами и к тому же фонетически и морфологически близки. Поэтому в подобных случаях пояснения, приводимые собеседником, практически не носят риторического характера; это просто коррекция ошибки, состоящей в отождествлении двух сходных, но все же разных наименований (или объектов).
С риторическими высказываниями мы имеем дело тогда, когда объекты р и р (или классы А и А ) очевидно и разительно отличаются друг от друга. Трудно, например, перепутать тюрьму с санаторием, армию - с детским садом, а войну - с пикником. Как отмечалось выше, такое смешение обычно происходит лишь косвенно, через приписывание классу А отдельного признака, характерного для А . Прямо же отождествлять такие классы может лишь полный глупец. Резонер понимает это, но делает вид, что путаник смешал классы прямо и непосредственно, а значит, он якобы отъявленный глупец. Поэтому в высказываниях типа Армия - это вам что, курорт? содержится скрытая издевка, заключающаяся в намеке на глупость собеседника, перепутавшего очевидно разные вещи. Нижестоящие нередко воспринимают подобные высказывания как выражение презрения к ним, а вышестоящие - как дерзость со стороны младшего или подчиненного. В этом состоит прагматика выводного смысла подобного рода высказываний, в которых А и А - резко различающиеся классы. В модели 6 это различие подчеркнуто явно и потому проявляется особенно наглядно.
Модели 7 и 8 (см. матрицу на рис. 1) выведены нами "на кончике пера": они логически следуют из структуры матрицы, но не обнаружены нами в корпусе собранного эмпирического материала. Не исключено, что они и в самом деле не применяются языковым коллективом.
Таковы структурно-семантические и функциональные свойства высказываний, построенных на основе модификаций общей модели "А А/А ".
Симилятивные высказывания с лингвологической точки зрения
Как отмечалось в Главе II, при построении риторического неинформативного высказывания ход рассуждений примерно таков: «Мой собеседник полагает, что объект р имеет признак [f ] (например, что врач всемогущ). Из этого следует, что р есть А (врач — это Господь Бог). Однако известно, что р не есть А (врач - не Господь Бог); р есть А (врач -человек). Ни один А не имеет признака [f ] (ни один человек в том числе врач не всемогущ). Чтобы мой собеседник это осознал, нужно напомнить ему, что р есть А (врач всего лишь человек), либо что р не есть А (врач -не Господь Бог), либо что р не имеет признака [f ] (врач не всемогущ)». За этим следует высказывание, построенное по одной из вышеперечисленных схем: Я врач, а не Бог, Я всего лишь врач, Врач — всего лишь человек, Врач -не Господь Бог, Врач не всемогущ и т.п. Эти высказывания изофункциональны. Они предназначены для того, чтобы констатировать: объект р не принадлежит к классу А , а значит не обладает признаком [Р]. Реципиент проделывает следующее умозаключение: «Врач - не Господь Бог. Никто, кроме Бога, не всемогущ. Следовательно, врач не всемогущ», то есть приходит к тому выводу, который ожидается от него собеседником, и тем самым корректирует свое ошибочное первоначальное допущение.
При построении метафорического высказывания ход рассуждений в известной мере противоположен тому, который осуществляется в предыдущем случае. В целях его воссоздания рассмотрим понятие эталонного образа.
«Каждая этнокультура, - отмечает В.М. Савицкий, - ... представляет собой сложную семиотическую систему ... Одной из входящих в нее подсистем является обширная парадигма образов, выполняющих знаковую функцию в процессе общения... В основе образов лежат реалии действительности ..., так или иначе вовлеченные в предметно-практическую и/ или духовную деятельность человека» [Савицкий 1993 а: 117]. По К. Марксу [1959], реалии (предметы) имеют натуральную и социальную формы существования, которые срастаются в общественном процессе. Социальная функция позволяет реалиям символически опосредовать отношение человека к природе и к другому человеку. Аналогичную мысль высказал А.Я. Гуревич: «Самые разнообразные предметы ... наряду с их прагматической ролью выполняют еще и функцию символов» (цит. по: [Копалов 1976: 82]). «Переход от натуральной к знаковой форме существования реалий осуществляется через их социальное бытие. Одна или несколько сторон реалии оказываются материально-практически и/ или духовно значимыми для человека; на этой основе строятся аксиологические характеристики реалий» [Савицкий 1993а: 117]. Такого рода характеристики ряд исследователей называет коннотациями (см.: [Апресян 1974: 67-68; Апресян 1995: 159; Иорданская, Мельчук 1980: 196; Bartminski 1980: 13-14]). По Ю.Д. Апресяну, коннотации - это (с понятийно-логической точки зрения) несущественные (не категориальные), но устойчивые и притом выделенные в сознании культурно-языкового коллектива признаки реалии (предмета, события, факта), «которые выполняют принятую... оценку соответствующего предмета или факта» [Апресян 1995: 159-160]. Например, как уже отмечалось, понятие "петух" складывается из признаков [самец] [курицы] (и не более того), а устойчивое представление о петухе (образ петуха в коллективном сознании) включает также коннотации [задиристость], [горделивая походка], [кукареканье рано поутру] и т.п.
Являясь логически (понятийно) несущественными, коннотации в то же время обладают прагматической релевантностью. «Релевантность того или иного признака объекта определяется тем, каким образом данный объект вовлечен в культуру вообще и в данную коммуникативную ситуацию в частности» [Савицкий 1993а: 87]. Обладая яркой коннотацией, реалия (точнее, ее образ) становится эталонным носителем определенного признака (качества, свойства) в системе данной культуры. Если таких коннотаций несколько, то в разных коммуникативных ситуациях актуализируется одна из них. Так, образ осла в европейских культурах -эталон глупости, или упрямства, или тяжкой трудовой повинности; образ собаки - эталон преданности ("предан как пес"), или злобы ("злой как собака"), или плохих условий существования ("собачья жизнь"); образ младенца - эталон невинности, или беспомощности, или житейской неискушенности, и т.п. На этом основан метафорический перенос, приводящий к возникновению новых значений у языковых единиц. «Тот или иной аспект реалии, вкупе с его аксиологической характеристикой, становится знакообразующим фактором» [Савицкий 1993а: 118]. В результате оказывается, что "осёл" - это глупый человек (А есть не-А); аналогичным образом, "свинья" - это физически или нравственно нечистоплотный человек; "курица" - это бестолковая, суматошная женщина, и т.п. В подобных случаях с логической точки зрения декларируется тождество нетождественного, нарушающее первый закон Аристотеля. Приравнять объект к эталонному носителю какого-либо свойства — значит провозгласить наличие у объекта данного свойства. Такова особая логика образного мышления, отличающаяся от логики мышления дискурсивно-рационалистического. В ней ощущаются отголоски древнейшего мифологического сознания, для которого «все предметы представлялись тождественными» [Маковский 1996: 17]. «Образ - это форма мифологического представления... Специфика мифологического мышления в том, что отождествление изоморфных единиц происходит на уровне самих объектов, а не на уровне имен... Мифологическое отождествление предполагает трансформацию объекта» [Успенский 1994: 313], то есть превращение объекта А в объект А и наоборот, или, иными словами, взаимное приравнивание А и А через трансформацию. В мифах и сказках добрый молодец оборачивается ясным соколом, лягушка -царевной, посох — змеем и т.д. Поскольку древнему человеку миф представлялся не условностью, а такой же реальностью, как и данные практического опыта, вышеупомянутые трансформации отождествления мыслились им буквально. Так, по М.М. Маковскому, «жидкость в языческом сознании нередко уравнивается с речью (речь течет). Это представление входило в состав понятий, группировавшихся вокруг культа Сомы. Сома есть жидкость - но также ... поэт, певец» [Маковский 1996: 76]. Кроме того, жидкость (вода) мыслилась как женское начало, рождение, жизнь и - парадоксальным образом — как потусторонний мир [там же: 77]. Мышь уравнивалась со змеей, фаллосом, скалой, мировым древом, Вселенной, женщиной [там же: 226-228]. Поистине, в древнем сознании, не основанном на принципах каузальности и понятийной классификации, имело место тотальное взаимное отождествление всего со всем.
