Введение к работе
Основополагающий тезис антропоцентрической гуманитарной парадигмы о том, что человек со своими мыслями и чувствами есть главное действующее лицо в мире и языке, сегодня не вызывает дискуссий среди лингвистов. Однако релевантна и мысль о том, что человек есть «существо историческое» (М.А. Барг), а историческое сознание представляет собой высшую духовную ценность человека. Особую значимость поэтому приобретает системное рассмотрение фразеологического фонда того или иного национального языка в более специальном смысле – в рефлективной функции по отношению к исторической памяти.
Историческая память – теоретический конструкт социально-философского плана – демонстрирует необыкновенную способность к экспансии, обновляя историческую культуру, изменяя представления о значении и смысле истории, характере соотношения теоретико-методологического пласта гуманитарных наук и преобразуя современное интеллектуальное пространство. Существенным моментом в развитии данной проблематики выступает то, что, несмотря на заметные концептуальные, терминологические расхождения, теоретические разработки в этом научном направлении обладают важной общей характеристикой: «главным предметом истории становится не событие прошлого, а память о нем, тот образ, который запечатлелся у переживших его участников и современников», а затем транслировался последующим поколениям. Историческая память предстает как «идеальная реальность, которая является столь же подлинной и значимой, как реальность событийная» [Репина, Л.П. Концепции социальной и культурной памяти в современной историографии [Текст] / Л.П. Репина // Феномен прошлого. – М.: Изд. дом ГУ ВШЭ, 2005: 130-131].
Не последнее место в ряду гуманитарных наук, на которые распространилась экспансия конструкта «историческая память», занимает лингвистика, поскольку конец XX в. в филологии был ознаменован «антропоцентрическим сдвигом». Причина формирования данного парадигмального вектора современной лингвистики кроется в том, что самым важным фактором, влиявшим на формирование языка, его структуры, была и есть сама природа человека: «язык буквально воспроизводит в себе какие-то черты человека, “подражает” ему в каких-то свойствах» [Норман, Б.Ю. Игра на гранях языка [Текст] / Б.Ю. Норман. – М.: Флинта : Наука, 2006: 216]. Возникновение такого научного направления, как антропологическая лингвистика, не могло не способствовать интродукции конструкта «историческая память» в исследовательскую парадигму науки о языке, т.к. язык и память по целому ряду параметров демонстрируют сходные черты: «как и память, язык возвращает нам наши травмы, наши иллюзии (индивидуальные и коллективные). Устойчивые и воспроизводимые единицы языка сопоставимы с коммеморативными местами. Фразеологизмы можно определить как коллективные воспоминания» [Брагина, Н.Г. Память в языке и культуре [Текст] / Н.Г. Брагина. – М.: Языки славянских культур, 2007: 23]. Необходимо отметить, что аналогию между памятью и языком проводят не только лингвисты. Известный историк Амос Функенштейн отмечает, что «так же, как язык, в котором существуют относительно замкнутые участки статусного или профессионального языка, обслуживающие только некую узкую группу, так и в коллективной памяти имеются отдельные участки для субкультур. И так же, как в языке не используемые в повседневном обороте уровни или способы употребления сохраняются только в отдаленных островках или в письменном тексте, так и коллективная память сохраняет символы и памятники, которые уже ни о чем не “напоминают” большинству членов того коллектива, которому она принадлежит» [Функенштейн, А. Коллективная память и историческое сознание [Текст] / А. Функенштейн // История и коллективная память. Сборник статей по еврейской историографии. – Москва / Иерусалим: «Мосты культуры / Гешарим», 2008: 19].
Исходным пунктом настоящего исследования стало положение, согласно которому при отсутствии непосредственного контакта с прошлой реальностью мы способны понять и осмыслить опыт прошлого в комплексной картине исторического опыта, включающей различные его интерпретации. Одной из областей подобной интерпретации может выступать фразеология, входящая в лексическую систему того или иного национального языка.
На сегодняшний день отмечается стабильный рост исследовательского интереса к фразеологии. Этот, по образному выражению А.М. Бабкина, «приток лингвистической энергии в область фразеологии (фразеологическая лихорадка sui generis!)» стимулирует возникновение новых научных парадигм и создание новых современных фразеологических дисциплин (например, лингвокультурологической фразеологии, когнитивной фразеологии и др.). Большое внимание уделяется развитию проблематики связи фразеологии с культурой народа, историей цивилизаций. Знакомство с существующей литературой по фразеологии – как отечественной, так и зарубежной – показывает, что исследователей интересуют отношения, устанавливающиеся между такими понятиями, как «фразеология», «фразеологическая единица» и «культура», «национальная история». Однако при наличии различных исследовательских эвристик, характерной является некая инерция видения и рутинная декларация факта, согласно которому «фразеология любого языка – это ценнейшее лингвистическое наследие, в котором отражаются видение мира, национальная культура, обычаи и верования, фантазия и история [выделено нами. – Т.С.] говорящего на нем народа» [Черданцева, Т.З. Итальянская фразеология и итальянцы [Текст] / Т.З. Черданцева. – М.: ЧеРо, 2000: 5].
В настоящей работе предпринимается подход к рассмотрению этой проблемы, со всей очевидностью выходящей за пределы собственно лингвистической сферы, сквозь призму новой для историографических изысканий концепции исторической памяти. При этом акцент осознанно сделан на целесообразности интериоризации (от фр. intriorisation - переход извне внутрь), которая обеспечивается интегративной функцией истории в системе гуманитарных дисциплин и под которой мы будем понимать процесс усвоения лингвистикой новых моментов в развитии историографии и формировании понятийного аппарата этой науки с целью препарирования их для нужд собственного развития и соблюдения понятийной корректности в условиях интенсивного приращения нового знания во всех гуманитарных науках. Именно это и делает проблематику нашего исследования актуальной в теоретико-методологическом аспекте. Характеризовать взаимосвязь фразеологии и истории народа – носителя языка в прежних понятиях и концепциях сегодня уже недостаточно, поскольку это не представляется адекватным реалиям современного общества, пониманию истории и ее функций в XXI в., исследовательским векторам современной исторической науки, которые все настойчивее вторгаются и в область изучения фразеологии.
Объектом исследования послужили фразеологические единицы – аккумуляторы, хранители, трансляторы и манифестаторы исторической памяти.
Широкомасштабность объекта и сам ход исследования, обусловившие необходимость аналитически обработать и связать массив фразеографических данных с объемным историческим фактическим материалом, привели нас к пониманию правомерности ограничения числа репрезентирующих языков и избрания, в качестве основного, – современного французского языка (подразумеваем используемый как широким кругом носителей языка, т.е. общефранцузский письменно-литературный язык, так и узким кругом носителей, а именно французское арго), который отличается разнообразием и богатством фразеологического состава. Немаловажным фактором является и то, что пример Франции и ее исторического развития является весьма показательным и красноречивым. По мнению французского историка Ж. Мишле, «всякая другая история ущербна, и только наша [история Франции – Т.С.] является полной <…>. Возьмите историю Франции - с ней вы узнаете мир» [цит. по: http://www.promoestate.com.ua/yurpsy/biblio/moskov/23.htm]. Франции также принадлежит особое место в процессе «всемирного торжества памяти» (П. Нора).
Для иллюстрации ряда универсально значимых положений и компаративного анализа ФЕ были привлечены отдельные примеры из английского, бурятского, греческого, иврита, испанского, итальянского, латинского, немецкого, нидерландского, русского, турецкого, украинского, фарси и других языков.
Поскольку вопрос о содержании понятия «историческая память» и его методологической ценности среди историков носит дискуссионный характер (мнения колеблются от отнесения исторической памяти к паллиативным терминам до возведения исторической памяти в ранг метаисторической категории), отметим, что в рамках настоящего исследования мы опираемся на определение исторической памяти, предложенное российскими историками И.М. Савельевой и А.В. Полетаевым, согласно которому под исторической памятью понимается массовое знание о прошлой социальной реальности, а история мыслится как профессиональное научное знание о прошлой социальной реальности [Савельева, И.М., Полетаев, А.В. Знание о прошлом: теория и история: В 2 т. Т. 1: Конструирование прошлого [Текст] / И.М. Савельева, А.В. Полетаев. - СПб.: Наука, 2003]. Характерной чертой контекста исследования исторической памяти И.М. Савельевой и А.В. Полетаевым, опирающихся в теоретико-методологическом плане на теорию социальных представлений С. Московичи, является синонимизация терминов «социальные представления» и «обыденное знание» в применении к современному обществу [Феномен прошлого [Текст] / отв. ред. И.М. Савельева, А.В. Полетаев; Гос. ун-т – Высшая школа экономики. – М.: Изд. дом ГУ ВШЭ, 2005: 178].
Следуя предложенному С.И. Ожеговым и ставшему во многом общепризнанным различению фразеологии в узком и широком смыслах, в нашей работе мы исходим именно из широкого понимания фразеологии как совокупности фразеологических единиц языка, или национального фразеологического фонда (во многом аналогичные взгляды в разное время высказывали В.Л. Архангельский, В.Т. Бондаренко, С.Г. Гаврин, Е.И. Диброва, С.В. Комарова, Е.И. Лазарева, В.И. Максимов, Л.И. Ройзензон, В.Н. Телия, Н.М. Шанский и др.). Под фразеологизмами при таком подходе понимается все то, что воспроизводится в готовом виде и не является словом.
Оперируя иллюстративным материалом нашего исследования, к фразеологическим средствам языка мы относим идиомы, коллокации, фразеорефлексы (терминировано В.Г. Гак; по терминологии В.Т. Бондаренко – ответные фразеореплики), пословицы и поговорки (по терминологии Г.К. Гизатовой – фольклорно-фразеологические единицы), крылатые строки стихотворений и песенных текстов, названия книг (по терминологии Б.В. Кривенко и Б.А. Зильберт - парафразеология), изречения известных авторов и исторических персонажей, ставшие провербиальными. При этом опираемся на положение теории А.Н. Баранова и Д.О. Добровольского (2008) об идиоме как «центре фразеологической системы» и полевую модель Е.А. Добрыдневой (2000), согласно которой ядерную зону фразеологического корпуса языка образуют идиомы различных структурно-генетических типов, выполняющие целостную номинативную функцию.
Избранное понимание, т.е. охват «лексической» и «синтаксической» фразеологии [Меликян, В.Ю. Современный русский язык. Синтаксис нечленимого предложения: Учебное пособие [Текст] / В.Ю. Меликян. - Ростов н/Д: Изд-во РГПУ, 2004: 31-39], на наш взгляд, в большей мере способно отразить широту и глубину связи, существующей между фразеологией и историей народа. Пословицы и поговорки являются одним из источников пополнения фразеологии, что также позволяет говорить об их фразеологичности (В.Т. Шкляров). Немаловажным обстоятельством при таком охвате является и стремление экстраполировать полученные результаты исследования на различные национальные языки, в том числе и типологически дистантные: для многих восточных языков характерна неотделимость пословично-поговорных речений от разговорной фразеологии (Г.С. Голева, 2006).
Здесь необходимо сделать следующее важное уточнение: мы солидарны с П.П. Ветровым, который при широком понимании фразеологии не относит к ФЕ образные терминологические словосочетания (например, восклицательный знак, анютины глазки) и «чисто номинативные относительно устойчивые словосочетания, в которых один из составных компонентов основан на метафоре» (например, нос лодки, игольное ушко и т.д.) [Ветров, П.П. Фразеология современного китайского языка: Синтаксис и стилистика [Текст] / П.П. Ветров. – М.: Восточная книга, 2007: 64].
Таким образом, под фразеологизмом в настоящей диссертации понимается воспроизводимая в готовом виде, относительно устойчивая, полифункциональная конструкция, состоящая из двух и более слов, актуальное значение которой мотивируется исторической памятью носителей языка. Соответственно, фразеология мыслится как совокупность языковых репрезентантов фиксации консенсусной исторической памяти носителей языка.
Следует также отметить, что для наименования объектов исследования фразеологии как раздела лингвистики мы употребляем в качестве синонимичных такие термины, как «фразеологизм», «фразеологическая единица», «фразеологическое выражение», «фразеологический оборот».
Предметом исследования является феномен отражения и фиксации исторической памяти через внутреннюю форму и компонентный состав французских ФЕ на фоне фразеологических систем других языков.
Учитывая отсутствие единства в вопросе дефинирования современными исследователями понятия внутренней формы, отметим, что мы синонимически используем понятия «языковой образ» и «внутренняя форма» (Г.В. Токарев, 2003). Нам также близка позиция Г.А. Багаутдиновой (2007), которая к данному ряду добавляет и понятие «лингвокультурема» - в том случае, если она присутствует: внутренняя форма = образ (+ лингвокультурема).
Комплексная цель работы – интерпретировать универсальную связь фразеологии с историей народа с учетом современной историографической ситуации и предложить адекватное научно-методологическое и теоретическое обоснование национальной фразеологии в контексте исторической памяти.
Поставленная цель определила ряд задач:
выявить основания, обусловившие оформление концепции исторической памяти, и структурировать узловые проблемы данной научной парадигмы с целью определения возможности интериоризации и ассимиляции новых идей лингвистикой в рамках междисциплинарного проекта;
определить подходы к интерпретации фразеологии в контексте исторической памяти на основе понятий, существенных для концепции исторической памяти;
обосновать статус ФЕ в рамках концепции исторической памяти;
выявить уровни манифестаций исторической памяти в ФЕ;
осмыслить формы взаимодействия памяти исторической и памяти языковой в рамках фразеологического тезауруса и обозначить облигаторные проявления интеракциональных отношений этих видов памяти;
провести тематическую систематизацию фразеологического материала и представить возможные классификации фразеологизмов в свете концепции исторической памяти;
очертить границы и описать сущностное содержание парадигмы проблем, относимых к фразеологической теории, которые могут получить иное / дополнительное осмысление при трактовке с учетом основных положений и понятий общей концепции исторической памяти.
Методологическая база исследования обусловлена единством общефилософских, общенаучных и частнонаучных принципов. Общефилософскую основу диссертационной работы составляют диалектические законы единства и борьбы противоположностей, перехода количественных изменений в качественные, отрицания отрицания. Общенаучная методологическая основа исследования зиждется на принципах системности, историзма и антропоцентризма, определяющего развитие теоретических построений в области гуманитарных наук на современном этапе. Частнонаучную основу работы составили:
положения, выдвинутые в трудах таких ведущих лингвистов, занимающихся исследованиями в области фразеологии, как В.Л. Архангельский, Н.Д. Арутюнова, Н.Ф. Алефиренко, Ж. Анри, А.М. Бабкин, Г.А. Багаутдинова, А.Н. Баранов, В.Т. Бондаренко, Ш. Балли, Ж.-К. Болонь, П.П. Ветров, В.В. Виноградов, В.Г. Гак, Г.К. Гизатова, Г.С. Голева, Е.И. Диброва, Д.О. Добровольский, Е.А. Добрыднева, К. Дюнетон, Ж.-И. Дурнон, В.П. Жуков, А.В. Жуков, И.В. Зыкова, М.Л. Ковшова, С.М. Кравцов, А.В. Кунин, Д. Лакотт, Д.Г. Мальцева, В.Ю. Меликян, В.М. Мокиенко, А.И. Молотков, А.Г. Назарян, Л.И. Ройзензон, А.Д. Райхштейн, М. Ра, А. Рей, П. Рипер, В.М. Савицкий, С. Скорупка, Г.Г. Соколова, Ю.П. Солодуб, В.Н. Телия, Т.З. Черданцева, Н.М. Шанский, А.М. Эмирова и др.;
достижения современных исследований языковой памяти, ее семантики и концептуализации, нашедшие отражение в работах Н.Г. Брагиной, Б.М. Гаспарова, И.Г. Добродомова, Т.М. Николаевой, О.Г. Ревзиной, Е.С. Яковлевой, Л.И. Ярцевой и др.;
теоретические разработки в области проблем исторического сознания и исторической культуры, исторической памяти, а также общей психологии памяти, представленные в публикациях зарубежных и отечественных историков, философов, психологов, среди которых: Т. Адорно, Ф. Артог, Я. Ассман, Ю.Е. Арнаутова, И.П. Ашмарин, А. Бергсон, М.А. Барг, А.В. Буганов, А.М. Вейн, Х. Вельцер, П. Гири, Т. Джадт, Л.М. Дробижева, П. Жане, П.А. Заклинский, Й.Х. Йерушалми, И.Е. Кознова, Р.Дж. Коллингвуд, А.Н. Леонтьев, С. Московичи, Н.Н. Моисеев, П. Нора, Ф. Ницше, А. Про, В.С. Полянский, А.В. Полетаев, Й. Рюзен, П. Рикер, С.Л. Рубинштейн, Л.П. Репина, А.И. Ракитов, Я.К. Ребане, А.М. Руткевич, И.М. Савельева, Дж. Тош, Ж.Т. Тощенко, П.Ю. Уваров, Л. Февр, М. Ферретти, М. Ферро, Ф. Фюре, М. Фуко, А. Функенштейн, А.Ф. Филиппов, М. Хальбвакс, П. Хаттон, Л.П. Швец, О.Г. Эксле, С.А. Экштут и др.
Материалом исследования послужили данные имеющихся на сегодняшний день фразеологических и паремиологических словарей английского, итальянского, русского, французского, турецкого и других языков, а также ресурсы франко- и италоязычного сегментов Интернета. Общее количество использованных фразеографических источников (как полиграфического формата, так и электронных) составляет 47 наименований. Также были задействованы практические результаты теоретических исследований, представленные в фундаментальных трудах фразеологов (в частности, монография Т.Б. Тагаровой «Концептуально-прагматическая характеристика фразеологических единиц бурятской художественной прозы», 2008; монография Г.С. Голевой «Фразеология современного персидского языка», 2006; монография Т.З. Черданцевой «Итальянцы и фразеология», 2000 и др.).
Такой подход к отбору материала исследования и преимущественное использование фразеографических данных обусловлены различением ФЕ в системе языка и речи, которое мы сочли целесообразным для нашего уровня теоретического обобщения и адекватным поставленным целям и задачам исследования. В системе языка любой фразеологизм представляет собой эмическую (идеальную) единицу, «которая хранится в этноязыковом сознании независимо от формы его актуализации в речи» [Алефиренко, Н.Ф. Когнитивно-дискурсивные механизмы языковой игры в сфере фразеологии [Текст] / Н.Ф. Алефиренко // Учені записки Таврійського національного університету ім. В.І. Вернадського. Серія: Філологія. Соціальні комунікації. – 2012. – Т. 25 (64), № 2 (1): 70]. Важным моментом анализа ФЕ в рамках концепции исторической памяти является их зафиксированность в языке как системе, поскольку ФЕ «является внедискурсивным образованием, хранящимся в долговременной памяти народа в качестве воспроизводимого знака, который извлекается для реализации речевых интенций, порождаемых той или иной дискурсивной ситуацией» [там же: 70-71].
Задачи исследования потребовали применения определенного методологического инструментария. В процессе работы использовался комплекс обусловленных характером исследования методов, среди которых основными были следующие: описательно-аналитический, сопоставительный, классификационный, метод сплошной выборки, дефиниционный анализ, когнитивный анализ, концептуальный анализ, контекстуальный анализ, этимологический анализ, семантический анализ, метод фразеологической идентификации, реально-исторический и лингвоисторический комментарии, прием доказательной иллюстрации, прием логического вывода, позволяющий представить главы и параграфы работы в логическом развертывании материала.
Научная новизна исследования состоит в том, что в нем впервые в проблемном поле языкознания
кадром теоретических рассуждений о потенциале фразеологии является концепция исторической памяти, что позволило в пространство исследований в области фразеологической теории вовлечь понятия историографии;
реконструируются и модернизируются привычные представления о взаимосвязи истории народа и фразеологии, а также уточняются существующие представления о статусе фразеологической единицы как трансляторе социально-исторического опыта предшествующих поколений: фразеологические единицы позиционируются как «мемы», т.е. единицы хранения исторической памяти носителей языка, а фразообразование (фраземообразование) трактуется как способ фиксации исторической памяти;
связь фразеологии и исторической памяти прослеживается через корреляцию таких понятий, как «социальное представление» и «фразеологическая единица»;
получает обоснование и развитие представление о фразеологии как кондоминиуме исторической памяти и памяти языковой;
фразеология национального языка декларируется как особая форма существования этнической истории;
установлено, что фразеологическая агнонимия предстает как мера свободы в использовании и интерпретации содержания коллективной исторической памяти, зафиксированной во фразеологическом фонде того или иного языка;
ФЕ подвергаются дополнительной параметризации: существующие классификации ФЕ дополняются их систематизацией по признаку соотнесенности с блоками коллективной памяти;
в рамках концепции исторической памяти упорядочивается классификация топонимических ФЕ, включающая мнемотопонимические ФЕ, псевдотопонимические ФЕ, людические псевдотопонимические ФЕ, людические топонимические ФЕ;
вводится в научный оборот ряд новых понятий и номинирующих терминов, получивших в работе свое обоснование и отвечающих потребности создания понятийного ряда, позволяющего связать фразеологию в современном состоянии с историей: анциентные фразеологизмы, рецентные фразеологизмы, актуальные фразеологизмы; предложены терминологические сочетания для обозначения некоторых тематических объединений ФЕ (вестиментарные ФЕ, ФЕ с компонентом-малаконимом);
проводится описание компендиума исторической памяти во фразеологии на примере фразеографических данных современного французского языка; разработаны схемы исследования компонентов исторической памяти во фразеологичеком фонде, которые могут быть применимы к другим национальным языкам.
Теоретическая значимость работы заключается в том, что она вносит вклад в развитие общетеоретических вопросов фразеологии, в изучение функционирования фразеологических единиц в современном национальном коммуникативном пространстве и их классификации. Сделанные в ходе работы выводы способствуют дальнейшей разработке проблем лингвокультурологии, в частности, проблемы языка как хранилища коллективного опыта человека и общества. Развитие также получают проблемы общей теории языка, а именно кумулятивной языковой функции, ее природы и роли в передаче исторических знаний от одного поколения другому.
Диссертация отвечает особому исследовательскому интересу к работам, в которых осуществлен междисциплинарный синтез, поскольку она выполнена на стыке двух наук: антропоцентрической фразеологии, занимающейся исследованием лингвистических и экстралингвистических смыслов ФЕ, и антропоцентрически ориентированной истории, объектом изучения которой является человек, его природа и поведение. Разработаны методы интегративного анализа фразеологизмов на стыке лингвистики и истории, подходы к их классификации и динамике развития и изменения.
Практическая ценность исследования определяется тем, что его результаты могут использоваться в практике преподавания общефилологических дисциплин (учебные курсы по лексикологии, страноведению, лингвострановедению, лингвокультурологии, социолингвистике, основам межкультурной коммуникации и т.д.), а также общих курсов фразеологии французского языка и других современных языков, теоретической фразеологии. Материалы исследования могут найти применение при подготовке выпускных квалификационных работ студентов, магистерских диссертаций. Результаты работы могут также быть задействованы в лексикографической практике.
На защиту выносятся следующие положения:
-
Познавательные стратегии и исследовательское пространство исторической науки способны обусловить смещение научного интереса лингвистов, занимающихся разработкой фразеологической теории, к концепции исторической памяти. Это позволит избежать истощения эвристического потенциала проблематики, связанной с интерпретацией связи фразеологии с историей, и использовать теоретический потенциал, накопленный в современной историографии, для нужд лингвистики посредством интериоризации новых идей и знаний.
-
Современная историографическая ситуация создала условия для модернизации экспликативного принципа связи фразеологии с историей и включения в нее положений концепции исторической памяти. Валидность анализа национального фразеологического фонда в контексте исторической памяти верифицируется следующими двумя подходами: 1) сопоставлением понятия «социальное представление» (СП), лежащего в основе дефиниции исторической памяти, и понятия «фразеологическая единица» (ФЕ), устанавливающим достоверное наличие сходных характеристик; 2) анализом представленности всех компонентов исторической памяти во фразеологии того или иного современного национального языка.
-
В силу таких характеристик, как устойчивость и долгосрочность хранения, способность к исторической аккумуляции, ФЕ позиционируются как фразеологические мемы, а фразообразование включается в номенклатуру способов и форм фиксации исторической памяти. Фразеознаки, представляя собой результат освоения историко-культурного наследия, способны фиксировать факты исторической судьбы того или иного языкового сообщества и образовывать тем самым особую форму существования этнической истории.
-
Историческая память, манифестируемая в ФЕ, представляет собой три взаимодействующих между собой уровня: память о прототипической ситуации; этимологическая память конституентов ФЕ; память о контекстах употребления ФЕ. Ядерный фонд фразеосферы образуют ФЕ, отражающие историческую память через прототипическую ситуацию, которая послужила основанием для формирования образа фразеологического выражения. Периферийную зону формируют ФЕ, чья экстралингвистическая основа не соотносится с действительным историческим фактом или событием. Историческая память проявляется здесь в более широком диапазоне ее понимания и интерпретации, т.е. как канал межпоколенческой связи и передачи опыта, при котором историческая память выходит за рамки исторического знания.
-
Двуплановость ФЕ как языковой данности и единицы исторической памяти позволяет репрезентировать область фразеологии как кондоминиум консенсусной исторической памяти и памяти языковой. К обязательным проявлениям взаимодействия исторической памяти и памяти языковой в рамках фразеологического тезауруса следует отнести: этимологическую память лексических компонентов ФЕ и наличие уникальных компонентов; неологические образования; процесс заимствования ФЕ; явления полисемии, синонимии и вариантности ФЕ; игровые лингвистические ассоциации в рамках ФЕ; речевое функционирование и интерпретационный потенциал ФЕ; историко-этимологические толкования ФЕ.
-
Экстраполяция структурной организации коллективной памяти на структуру национально-языковой фразеологической системы позволила выделить три пласта ФЕ: 1) анциентные ФЕ, формирующие ядро национально-языковой фразеологической системы, т.е. все ФЕ, появившиеся в языке до начала XX в.; 2) рецентные ФЕ, объединяющие ФЕ, появившиеся в языке в XX в.; 3) актуальные ФЕ, т.е. ФЕ, засвидетельствованные в последние 20 лет.
-
Использование в качестве классификационного основания номенклатуры маркеров истории позволяет устранить фрагментарность представленности в научных публикациях тематических пластов ФЕ, связанных с фактологической историей, и выделить следующие пласты фразеологизмов: ФЕ, связанные с историческими событиями, легендами, анекдотами, реальными историческими персонажами, историческими артефактами, обычаями, которые вышли из практики; мнемотопонимические ФЕ; ФЕ, возникшие на базе исторических фраз; ФЕ, связанные с историей научных представлений, научно-техническими изобретениями и техническими артефактами.
-
Осмысление дискуссионных вопросов современной фразеологической теории в понятиях общей концепции исторической памяти позволяет – дополнительно к существующим в лингвистике прочтениям – квалифицировать:
фразеологическую агнонимию как меру свободы в использовании и интерпретации содержания коллективной исторической памяти, зафиксированной во фразеологическом фонде того или иного национального языка;
национально-культурную специфику фразеологического фонда как результат вариативности и качественного своеобразия маркеров прошлого, нашедших отражение во фразеологии того или иного национального языка, обусловленных селективностью исторической памяти;
фразеологическую неологизацию как результат помещения в центр представлений о прошлом политической истории.
Апробация работы. Основные теоретические положения и результаты данного исследования, фрагменты его содержания нашли отражение в докладах на международных и российских научных конференциях и научно-практических семинарах: «Язык. Культура. Коммуникация» (Волгоград: ВГУ, 2006), «Языковая система и речевая деятельность: лингвокультурологический и прагматический аспекты» (Ростов-на-Дону: ЮФУ, 2007), «Состояние и перспективы лингвистического образования в современной России» (Ульяновск: УГПУ, 2008), «Актуальные проблемы филологии» (Барнаул – Рубцовск: Рубцовский институт АлтГУ, 2008, 2009), «Актуальные проблемы лингводидактики и лингвистики: сущность, концепции, перспективы» (Волгоград: ВГПУ, 2009), «Актуальные вопросы филологии и методики преподавания иностранных языков» (Санкт-Петербург: ГПА, 2010), «Актуальные проблемы лингвистики – русистики, романистики, германистики (общетеоретический, переводческий, методический и лингвострановедческий аспекты)» (Екатеринбург: УрГПУ, 2010, 2012, 2013), «Язык как система и деятельность – 2» (Ростов-на-Дону: ЮФУ, 2010), «Новое в современной филологии» (Москва: Научный журнал «Вопросы филологических наук» и издательство «Спутник+», 2011), «Современная социология и меняющееся общество: изменения и проблемы» (Москва: АНО «Международный исследовательский институт», 2012), «Романская филология в контексте современного гуманитарного знания» (Краснодар: КубГУ, 2012).
Основные теоретические и практические итоги проведенной работы представлены в 42 публикациях (29,44 п.л.), в том числе монографии «Французская фразеология в зеркале исторической памяти», изданной в г. Ростове-на-Дону в 2009 г. (12,24 п.л.), и 11 статьях, напечатанных в журналах, рекомендованных ВАК Минобрнауки России для представления результатов докторских диссертаций (4,2 п.л.).
Структура и объем диссертации. Поставленная цель и вытекающие из нее задачи, а также специфика предмета исследования определили структуру диссертации, которая состоит из введения, трех глав, заключения, библиографического списка (464 наименования, из них наименований теоретических работ – 417, из которых 62 на иностранных языках) и перечня французских ФЕ, упоминаемых в работе и составляющих корпус иллюстративного материала основного репрезентирующего языка (630 единиц без учета вариантов). Общий объем диссертации составляет 420 страниц печатного текста.
