Содержание к диссертации
Введение
Введение. История становления прагматики в лингвистической литературе 8
1. Прагматическая дифференциация лексики эрзянского языка 21
1.1. Прагматическая дифференциация лексики и ее связь с семантикой 21
1.1.1. Локализация прагматических компонентов слова в интенсионале значения 24
1.1.2. Локализация прагматических компонентов слова в эмоционале значения 37
1.1.3. Локализация прагматических компонентов слова в импликационале значения 46
1.2. Соотношение прагматической и семантической вариативности лексики 49
1.3. Прагматика и семантика эвфемистической лексики 67
Выводы 81
2. Особенности актуализации прагматических компонентов содержания слова в эрзянских текстах 83
2.1. Прагматическое значение слова и текст 83
2.2. Текст и прагматический контекст 97
2.3. Контекстуальная обусловленность формирования окказиональных прагматических смыслов 110
Выводы 144
Заключение 146
Список использованной научной и научно-методической литературы 154
Список использованной художественной литературы 171
- Прагматическая дифференциация лексики эрзянского языка
- Локализация прагматических компонентов слова в интенсионале значения
- Прагматическое значение слова и текст
- Текст и прагматический контекст
Введение к работе
Актуальность исследования определяется необходимостью детального изучения закономерностей употребления такой единицы языка, как слово в коммуникативном акте, а также выявления связи между процессами создания слова, и его прагматической направленностью. Данные вопросы не были предметом самостоятельного исследования в финно-угроведении.
Избранный ракурс изучения слова, позволяющий проводить исследование на основе достижений таких лингвистических дисциплин, как функциональная лексикология и динамический синтаксис, лингвистика текста, культурная антропология, семантика, теория деятельности, социология, а также установление и описание онтологических свойств и лингвистического статуса прагматического компонента содержания слова и его соотношения с лексическим значением определяет научную новизну диссертации. Новым является и то, что в работе впервые изучаются прагматические особенности функционирования слова в эрзянском языке в конкретных коммуникативных актах и в пределах целого текста.
Основная цель исследования - описать прагматические компоненты структуры слова в их соотнесенности с семантическими, выявить особенности актуализации слова в конкретных условиях речевого общения и определить механизмы его взаимодействия с текстом в системе коммуникации в эрзянском языке.
В рамках сформулированной цели предполагается решение следующих задач:
выявить, какие факторы (интра- или экстралингвистические) влияют на образование слова в эрзянском языке;
показать соотношение семантического и прагматического компонентов в структуре значения слова;
3).определить критерии идентификации эвфемизма; г. 4). выявить номенклатуру контекстов употребления слова, в разных лексических значениях;
5). выявить характеристики текста, детерминирующие появление окказиональных значений слова в тексте.
В работе был исследован комплексный метод исследования. При определении онтологических характеристик прагматического компонента и его лингвистического статуса используется метод компонентного анализа (прием анализа словарных дефиниций, многоступенчатый дефиниционный анализ, моделирование унифицированной словарной дефиниции). Для установления характера' прагматической актуализации слова и содержательной интерпретации окказиональных прагматических значений - методы контекстуально-ситуативного анализа и лингвопрагматическая интерпретация окказиональных смыслов с привлечением факторов коммуникативно-прагматической ситуации.
Материалом для изучения проблемы послужили художественные произведения эрзянских (К.Г. Абрамов, М. Брыжинский, А. Ганчин, А. Доронин, Ч. Журавлев, П. Ключагин, В. Коломасов, И. Кривошеев, А.Д. Куторкин, П. Прохоров и др.) и англо-американских авторов (A.S. Byatt, А.
/it- ,» '
r . 1
Christie, F. Fitzgerald, J. Fowles, E.M. Forster, J. Galsworthy, A. Hailey, J. London и др.) общим объемом около 12.286 страниц.
В силу довольно хорошей разработанности проблемы прагматического компонента слова в англистике при исследовании заявленной проблематики диссертации автор использует некоторые положения прагматической теории, выполненной на материале английского языка западноевропейскими, американскими (США) и отечественными лингвистами. Примеры на английском языке, цитаты из работ английских авторов, посвященных прагматике и компонентной структуре лексического значения слова используются в данной работе не с целью сопоставления или сравнительного анализа, а для более репрезентативного охвата заявленной проблематики.
При работе над диссертацией использованы труды отечественных и зарубежных исследователей по проблемам прагматики и семантики слова (Э.С. Азнаурова, Н.Д. Арутюнова, Л.П. Водясова, В.И. Заботкина, В.И. Карасик, Л.А. Киселева, Г. Клаус, Ч. Моррис, М.В. Никитин, И.П. Сусов, Д.В. Цыганкин и др.) Т. Givon, G. Leech, J.L. Lemke, J. Lyons, R. Pozner, D. Wunderlich и др.).
Теоретическая значимость диссертации заключается в том, что лингвистическое описание прагматического компонента семантической структуры слова, установление его соотношения с другими типами значения номинативной единицы расширяет наши знания о семантическом потенциале словесного знака, а выделение слоя прагматически маркированной лексики дополняет традиционную стилистическую стратификацию современного эрзянского языка.
Практическая ценность работы состоит в том, что ее положения и выводы могут быть использованы в лекциях по лексикологии (раздел «Семантическая структура слова») и теории перевода (раздел «Прагматика и перевод»), в курсах по выбору по лингвопрагматике, на лекционных и семинарских занятиях по стилистике эрзянского языка.
Апробация работы. Основные теоретические положения диссертации и результаты практического исследования были изложены в докладах на научных
конференциях студентов и преподавателей в МГПИ им. М.Е. Евсевьева «Евсевьевские чтения» (Саранск, 2004 г.), в МГУ им. Н.П. Огарева «Огаревские чтения» (Саранск, 2005 - 2006 г.г.), на Всероссийских научных конференциях «Научное наследие М.Е. Евсевьева в контексте национального просветительства Поволжья (к 140-летию со дня рождения мордовского просветителя)» (Саранск, 11-13 мая 2004 г.), «Мордовская филология в контексте национальной культуры» (Саранск, 23-24 марта 2006 г.), Региональной научно-практической конференции «Иностранные языки в диалоге культур: экономика, политика, образование» (Саранск, 29-30 ноября 2005 г.) и отражены в тринадцати публикациях.
На защиту выносятся следующие положения:
1. Прагматический компонент семантической структуры слова является частью его лексического значения и может быть выражен одним из признаков сильного импликационала, сочетанием импликационных признаков с интенсиональными, или эмоциональными коннотациями, что позволяет выдедить. прагматически маркированный слой лексики в эрзянском языке.
, 2. Критериями идентификации эвфемизма являются наличие отрицательного компонента у заменяемой единицы и её способность изменять значение в сторону его улучшения.
3. Формирование прагматических смыслов слова обуславливается контекстуально и ситуативно.
Оформление диссертации. В целях экономии места ссылки на источник даются по следующей формуле: автор, год издания работы, страница. При отсутствии автора наименование источника приводится в сокращенном виде, по первым буквам названия, после него - год издания, а затем - страница, например: СЛТ 1974: 67 означает «Словарь лингвистических терминов», год издания 1974, страница 67. Иллюстративный материал, извлеченный из текстов, приводится в неизмененном виде.
. Структура и объём работы. Диссертация состоит из предисловия, введения, двух разделов, заключения, списков использованной литературы:
научной, научно-методической - из 163 наименования, художественной - 48 наименований с указанием принятых в тексте диссертации сокращений их названий.
Работа изложена на 172 страницах.
В предисловии обосновывается актуальность темы исследования, подчеркивается научная новизна, теоретическая и практическая ценность диссертационного сочинения, формулируются цель и основные задачи работы, описываются материал и источники исследования, определяется структура диссертации.
Во введении излагается история становления прагматики, рассматриваются различные точки зрения на предмет и сущность этого раздела семиотики.
В первом разделе «Прагматическая дифференциация лексики эрзянского языка» рассматриваются вопросы соотношения семантического и прагматического компонентов в содержательной структуре слова, описания лексики по линии офаничений на ее употребление в определенных типах ситуаций, выявления сфер запретного и причин возникновения эвфемистической субституции.
Во втором разделе «Особенности актуализации прагматических компонентов содержания слова в эрзянских текстах» рассматривается взаимодействие прагматики слова с прагматикой текста. Особенности прагматической актуализации слова, как основной единицы языка, в пределах коммуникативно-прагматического контекста определяются контекстуально-ситуативными и контекстуально-прагматическими условиями. При этом не менее значимым оказывается семантико-стилистический и прагматический потенциал слова. В каждой конкретной ситуации общения слово может приобретать окказиональное значение.
В заключении подводятся итоги исследования и излагаются основные выводы, сделанные на основе изученного материала.
Введение
История становления прагматики в лингвистической
литературе
Термин «прагматика» трактуется по-разному в современном языкознании, по-разному определяются её границы и содержание. Каждое исследование ставит перед собой задачу дать собственное понимание сущности этого явления.
Идеи прагматики начали свое развитие с 60-70-х годов XX века под влиянием философско-семиотических концепций Ч. Пирса, Р. Карнапа, Ч. Морриса, Л. Витгенштейна. Именно Ч. Моррис ввел в научный оборот сам термин «прагматика». Все последующие исследования в этой области опираются на предложенное им понимание прагматики как учения об отношении знаков к тем, кто ими пользуется, в связи с чем, эта дисциплина имеет дело со всеми психологическими, биологическими и социологическими явлениями, которые наблюдаются при функционировании знаков [Morris 1938: 30]. Такой взгляд явился отправным моментом для появления различных террий, включающих в компетенцию прагматики самый разнообразный круг проблем- от чисто языковых до экстралингвистических, исследующих роль языка в контексте социальных взаимоотношений. И это объяснимо, так как изыскания в этой области лингвистики невозможны без данных, которые вносят в нее когнитивная психология, культурная антропология, философия, логика, семантика, теория деятельности, социология.
Работы лингвистов [Киселева 1978, Клаус 1967 и др.], изучающих механизмы языкового воздействия в процессе общения, отражают широкое понимание предмета прагматики. Так, по мнению Г. Клауса, при передаче информации отправитель «заинтересован в том, чтобы вызвать определенную реакцию, определенные чувства у получателя». Автор относит к области
прагматики «психологические и социологические аспекты употребления языковых знаков» [Клаус 1967: 22]. По утверждению Л.А. Киселевой, основная задача прагматики «состоит в изучении вербального управления человеческим поведением, моделировании социального и индивидуального поведения людей посредством речи, а ее предметом является совокупная языковая информация, привлекаемая при рассмотрении прагматических свойств различных языковых единиц, функционирующих в определенных контекстах» [Киселева 1978: 98]. С этим взглядом пересекается и понимание прагматики как механизма языкового воздействия с целью изменения «внутреннего состояния слушающего» Т. ван Дейка [Dijk 1981:40].
Точка зрения вышеупомянутых авторов разделяется и другими исследователями. Так, В.И. Карасик отмечает, что широкое понимание прагматики, которое мыслится как система правил общения, созвучно психологическим концепциям речевого общения: «Вербальная часть сообщения накладывается на предварительно выраженную невербальную систему коммуникации» [Карасик 1989: 7]. Лингвистическая прагматика обращена к изучению «социальной предназначенности языка, а именно к использованию предложений в речевой деятельности» [Почепцов 1981: 56]. В теории речевой деятельности принципиальное внимание уделяется исследованию ситуативного момента в реальной жизни языка [Сахарный 1985: 6].
Таким образом, анализ данных толкований прагматики показывает, что все они ориентированы на исследование эффекта воздействия. В центре внимания, всех работ - реализация прагматических функций языковых единиц разных уровней на материале различных типов текстов.
Дж. Лич, выдвигая понятие речевой ситуации (включающей участников коммуникации, контекст, функцию высказывания и его речевое воздействие), определяет прагматику как отличную от семантики лингвистическую дисциплину, изучающую значение в соотнесенности с речевой ситуацией [Leech 1983: 6].
Отличительной чертой современного этапа развития языкознания является интерес к функциональной стороне языка, к факторам, определяющим коммуникативный процесс.
Прагматика заложила основы новой лингвистической парадигмы -функционально-прагматической, поставившей в центр внимания личностно-деятельное начало. В центре внимания функционального языкознания оказывается взаимосвязь языка и среды его функционирования, языковых структур, с одной стороны, и деятельных структур - с другой. Сердцевину функционального языкознания образует личностно-ориентированная деятельностная лингвистика [Сусов 1988: 9].
Функциональный аспект лингвопрагматических исследований, их контекстуальная обусловленность прослеживается в работе Э.С. Азнауровой, где развивается идея, что язык можно описать и объяснить только в контексте, т.е. при его функционировании [Азнаурова 1988]. Точка зрения этого автора поддерживается и Н.Д. Арутюновой. Она также подчеркивает, что «прагматика - область исследования в семиотике и языкознании, в которой изучается функционирование языковых знаков в речи» [Арутюнова 1990: 389]. При этом надо иметь ввиду, что понятие контекста в прагматических исследованиях не ограничивается рамками текста, в котором употреблена языковая единица, необходим учет условий, в которых осуществляется ситуация общения, т.е. «комплекс внешних условий общения, присутствующих в сознании говорящего в момент осуществления речевого акта: кто - кому - о чем - где - когда -почему - зачем - как?» [Азнаурова 1984 а: 120; 1988: 38].
Т. Гивон, представляет прагматический контекст как иерархически организованную двухплоскостную структуру, которая состоит из трех типов прагматического контекста (дейктического, общего дискурсивного и общего культурного) и которая пересекается с когнитивно-психологической и социальной (ситуативная и стратификационная оси) плоскостями [Givon 1989].
Сторонники этого подхода убеждены, что функционирование языка необходимо изучать в конкретных коммуникативно-прагматических ситуациях.
В центре внимания оказывается деятельность общения, осуществляемая человеком в определенных социальных и межличностных условиях с определенными мотивами и целями. «Никогда речевое общение не сможет быть понятно и объяснено вне этой связи с конкретной ситуацией... Язык живет и исторически становится именно здесь, в конкретном речевом общении, а не в абстрактной лингвистической системе форм языка и не в индивидуальной психике говорящих» [Бахтин 1993: 105].
В ряде других исследований также подчеркивается, что понимание и объяснение лингвистических явлений возможно лишь при исследовании языка в деятельностном аспекте и с ориентацией на человека как основной фигуры речевой деятельности. Человек и его роль в процессе коммуникации признаются отправной точкой в исследованиях многих ученых [Арутюнова 1981; Булыгина 1981; Степанов 1981]. Прагматический аспект языка связывается непосредственно с человеком, как «субъектом языкового общения, творцом языка и его «пользователем» [Сусов 1987: 10]. В этих исследованиях акцентируется творческая деятельность человека, автора высказывания, который осуществляет выбор необходимых языковых единиц и организует сообщение в соответствии с поставленными целями. По мнению Г.В. Колшанского, любая информация, передаваемая конкретным субъектом в конкретных обстоятельствах, является одновременно объективной (сообщение о некотором факте) и субъективной (оценка существующего факта). Именно этот субъективный момент - «эмоции, всевозможные оценки, включаемые в содержание речи, ориентированной на конкретного партнера» - он называет прагматикой [Колшанский 1975: 140].
Таким образом, прагматика изучает отношения между знаком и человеком, а это предполагает исследование целого комплекса проблем, связанных с обеими сторонами этого взаимодействия, условий, при которых оно протекает, и различных факторов, влияющих на этот процесс. Мы можем заключить, что изложенные выше различные точки зрения на предмет и
сущность прагматики не противоречат друг другу, а являются лишь разными аспектами исследования проблемы.
Чаще всего прагматический аспект языковых единиц рассматривается исходя из широкого спектра различных толкований прагматики. Это - либо один из планов, или аспектов, исследования языка в их соотношении с индивидом использующим язык [Ахманова 1966: 344], либо наука об употреблении языка [Leech 1983: 6], либо наука о контекстуальности языка как особого явления [Parret 1980: 89-99], либо исследование языка с точки зрения преследуемых автором целей, различных способов и условий их достижения [Parisi 1981: 566-579], либо теория интерпретации речевых актов [Grice 1981: 83-198], и изучение языковых средств, служащих для обозначения различных аспектов. интеракционального контекста, в котором выражается пропозиция [Motch. 1980:155-168].
Однако необходимо отметить, что в финно-угроведении проблемы прагматики не были объектом самостоятельного исследования, имеются лишь некоторые материалы в работах сопутствующего характера. Так, в мордовском языкознании до настоящего времени сам термин «прагматика» практически не встречается в научных работах, не выработана методология описания лингвистических единиц в прагматическом аспекте. Вопросы прагматики текста затрагиваются в работах Л.П. Водясовой (2000, 2004). Семантико-прагматический потенциал эмотивных высказываний в эрзянском языке рассматривается Н.И. Рузанкиным (2000, 2004). Д.В. Цыганкин, анализируя лингвистические, в том числе и прагматические, проблемы мокшанской и эрзянской терминологии, акцентирует внимание на том, что «степень удобства и краткость - суть прагматизма терминов» [Цыганкин 2004: 207]. Изучение характера взаимодействия языка и культуры представляется достаточно продуктивным, однако лингвокультурология эрзянского языка как объекта исследования на сегодняшний день остается за пределами внимания исследователей. Одной из первых попыток в этой области является статья Е.Н. Ломшиной и Н.А. Кулаковой [2004: 73-75], в которой в качестве объекта
исследования взяты этические термины из эрзянского и мокшанского языков. Авторы отмечают, что «лингвокультурология должна ответить на ряд вопросов: 1) как культура участвует в образовании языковых концептов; 2) к какой части значение языкового знака прикрепляются «культурные смыслы»; 3) осознаются ли эти смыслы говорящим или слушающим, и как они влияют на речевые стратегии; 4) существует ли в реальности культурно-языковая компетенция носителя языка; 5) каковы концептосфера, а также дискурсы культуры, ориентированные на репрезентацию носителями одной культуры, множества культур; культурная семантика данных языковых знаков, которая формируется на основе взаимодействия двух разных предметных областей - языка и культуры; 6) создание понятийного аппарата» [Ломшина, Кулакова 2004: 74]. Авторы далее отмечают: «Картина мира, закодированная средствами языковой семантики, со временем может оказаться в той или иной степени пережиточной, лишь традиционно воспроизводящей былые оппозиции в силу естественной недоступности иного языкового инструментария, с помощью которого .создаются новые смыслы, иначе говоря возникают расхождения между архаической и семантической системой языка» [Ломшина, Кулакова 2004:74].
: О номинации ряда морально-этических понятий с точки зрения процесса дифференциации - разграничения и специализации в историческом плане говорит Т.М. Шеянова [Шеянова 2006: 125-126]. В русле исследуемой проблемы сделаны и работы Р.Н. Бузаковой [2000], а также марийского лингвиста Н. Красновой [2003], угроведа В. Ивановой [2005], в которых они, в числе, прочих вопросов лексикологии, уделяют внимание и рассмотрению эвфемистической лексики, хотя сам термин «прагматика» ни один из авторов не использует.
В, Гаврилова, исследуя сравнение как одно из средств оценки неопределенно большого и малого количества в марийском языке, отмечает, что «категория оценки ... принадлежит к числу прагматических категорий, так как её;применение позволяет характеризовать субъект оценки, его позицию, его
отношение к содержанию высказывания» [Гаврилова 2004: 78]. Функционально-прагматический аспект косьвенно-падежного оформления аргументов предложения в восточно-хантыйских диалектах анализируется А. Фильченко [2005]. О прагматике антропонимической лексики говорит А.Н. Ракин, указывая, что «подбор нарицательных слов для создания антропонимических названий произведен писателем не произвольно, и каждое собственное имя выполняет не только номинативную (назывательную), но и характерологическую функцию, благодаря тому, что содержит сверх основного семантического содержания дополнительную информацию» [Ракин 2002: 395].
Следует подчеркнуть, что какие бы проблемы ни были предметом исследования этой области лингвистики, самой насущной из них был и остаётся вопрос о соотношении прагматики с семантикой.
Существуют различные точки зрения на характер этого соотношения. Согласно одним, семантика противопоставляется прагматике; согласно другим, эти два явления рассматриваются в единстве.
Противопоставление этих двух элементов осуществляется на основе разных критериев. По мнению В.В. Петрова, они отличаются «по объему исследований, форме теоретических обобщений и цели». Объектом исследования семантики являются «неизменные относительно конкретных ситуаций. употребления «смысловые инварианты», а прагматика занимается изучением «именно конкретных ситуаций употребления» [Петров 1985: 475].
Подобная позиция просматривается и во взглядах Д. Вундерлиха и Р. Познера. Так, Д. Вундерлих считает, что объектом исследования семантики является буквальное значение, а прагматики - все виды непрямого значения, а также, результаты акта речи [Wunderlich 1980: 304]. Р.Познер решает эту проблему, разграничивая значение и употребление слов в речевой коммуникации [Pozner 1980:198].
: Для Р. Карнапа критерием разграничения становится субъект. Если в исследовании делается эксплицитная ссылка на человека, пользующегося языком, то это относится к области прагматики. Если же мы отвлекаемся от тех,
кто пользуется языком, и анализируем только выражения и их десигнаты, то мы в сфере семантики [Карнап 1959].
Таким образом, значение в прагматике связано с говорящим или использующим язык, в то время как в семантике оно определяется как свойство языкового выражения, не принимающего во внимание конкретную ситуацию, говорящих и слушающих. Такое общее различие было выделено философами Ч. Моррисом и Р. Карнапом.
Более глубокое противопоставление «семантика - прагматика», уточняется благодаря следующим разъяснениям:
- во-первых, семантика может быть противопоставлена прагматике по основанию, рассмотренному еще в известной схеме Ч. Морриса [1938: 30]. Семантика в общем случае изучает семантическое отношение «знак-референт», прагматика изучает отношение «знак-пользователь»;
- во-вторых, семантика и прагматика могут быть противопоставлены по оппозиции , «конвенциональность-неконвенциональность». Традиционно прагматика считается неконвенциональной сущностью, т.е. ее принципы «обусловлены коммуникативными целями» [Leech 1983:5];
.- в-третьих, семантические толкования прежде всего формальны: они зафиксированы в словарях в виде обобщенных дефиниций того или иного значения слова. Прагматические толкования прежде всего функциональны: они отражают реальное функционирование лексической единицы в тексте.
> ... Однако с самого начала появления и развития идей прагмалингвистики высказывались мысли не только о противопоставлении семантики и прагматики, но и о их тесной взаимосвязи, взаимозависимости и даже слиянии друг с .другом. Так, например, анализируя взгляды Р. Карнапа, можно отметить, что он предложил различать «чистое» (или формальное) и «описательное» (или эмпирическое) исследование. Прагматика относится к «эмпирическому исследованию исторических данных естественных языков», а «чистая семантика» - к изучению языковых систем, задаваемых с помощью их правил». Р. Карнап считал, что прагматика и семантика - «две фундаментально
, ,4 -..; ЛЬ'. '
различные формы анализа значений выражений». Но описательная (эмпирическая) семантика, по его мнению, «может рассматриваться как часть прагматики». На наш взгляд у Р. Карнапа наблюдается тенденция присоединять прагматику к семантике.
Ю.С. Степанов предлагает рассматривать все составляющие семиотики в тесном единстве. Он считает, что в прагматике выделяются для исследования в «чистом виде» те проблемы, которые в «скрытом» или «снятом» виде проходят в семантике и синтаксисе [Степанов 1981:326].
Ю.Д. Апресян пишет, что, с одной стороны, в некоторых языковых единицах преобладает семантика, в других - прагматика, но с другой стороны, «прагматика тесно сплетена с семантикой и во многих случаях лексикографически неотделима от нее» [Апресян 1987: 8].
. М.В. Никитин в своем исследовании исходит из того, что психическая деятельность опирается на координированное единство прагматических и когнитивных структур сознания. Семантическая информация упорядочена в когнитивных структурах сознания, прагматическая информация выражается в оценочных противопоставлениях типа «хорошо - плохо», «приятно -безразлично - неприятно», «красиво - некрасиво, уродливо, безобразно», «добро - зло» и т.п. Исходными являются прагматические установки сознания, отвечающие за субъективную оценку всего наблюдаемого и переживаемого человеком с точки зрения его интересов и ценностных ориентации в мире. Но субъективные интересы питаются объективным знанием [Никитин 1988 : 20].
По мнению К. Черри, в естественном языке нет чистой семантики, его семантическая структура основана на прагматике, а прагматические отношения накладываются на семантические [Cherry 1966].
И.П. Сусов определяет прагматику как «часть семантики, своего рода прагмасемантику или интенциональную семантику, рассматривающую коммуникативно-интенциональное значение как результат отражения структуры коммуникативных действий в тесной связи со структурными и субстанциональными свойствами языковых знаков» [Сусов 1980: 13]. В более
'''' 16
M - ' і * , . «
ч - ' -
поздней работе И.П. Сусов моделирует прагматическую структуру высказывания как восьмичленное образование: «Я - сообщаю - тебе - в данном месте - в данное время - посредством данного высказывания - о данном предмете - в силу такого-то мотива и причины - с такой-то целью и намерением - при наличии таких-то предпосылок и условий - таким-то способом - в рамках таких-то социально-ролевых и межличностных отношений». Компоненты «сообщаю», «о предмете» являются семантическими, все остальные компоненты относятся к прагматике [Сусов 1986: 9-11].
Э.С. Азнаурова отмечает особенности и отличия семантики и прагматики: «Если семантика объясняет, что он (человек) говорит, что означает данный текст, то прагматика стремится раскрыть, в каких условиях и с какой целью говорит человек, каков прагматический эффект его высказывания». Вместе с тем она признает их тесную взаимосвязь, трактуется термин «лексическая семантика» в широком смысле, «как сочетание денотативно-сигнификативного, стилистического и прагматического компонентов значения слова» [Азнаурова 1990: 24]. Подвижный, вариативный характер смысловой структуры слова, заложенный в его природе и проявляющийся в условиях «уместности» использования в языковых контекстах, и должен, по ее мнению, составить предмет изучения прагматической семантики.
Такой же точки зрения придерживается и Ф. Кефир. Исходя из понимания семантики, объектом исследования которой является контекстно-свободное значение, а прагматики - контекстно-зависимое значение, Ф. Кефир делает вывод, что «контекстно-зависимое значение (оценочные аспекты, ирония) может быть установлено лишь относительно контекстно-свободного значения». Следовательно, утверждает автор, семантика и прагматика не существуют друг без друга и взаимно дополняют друг друга [Кефир 1985].
Дж. Лич предлагает несколько постулатов для разграничения семантики и прагматики. Семантика традиционно имеет дело со значением как диадным отношением, прагматика же рассматривает значение как триадное отношение, в которое включен пользователь языком. При этом пользователь (слушающий
или говорящий) для Дж. Лича - это лишь один из компонентов более широкого понятия ситуации речи (контекста). Таким образом, выдвигая понятие речевой ситуации (включающей участников коммуникации, контекст, функцию высказывания и его речевое воздействие), исследователь определяет прагматику как отличную от семантики лингвистическую дисциплину, изучающую значение в соотнесенности с речевой ситуацией [Leech 1983: 6].
Наряду с двумя основными тенденциями противопоставлять семантику и прагматику друг другу, с одной стороны, и рассматривать их в тесном взаимодействии, с другой, в рамках второго подхода к этой проблеме наблюдаются разногласия по поводу характера этого взаимодействия. Так, Дж. Лич выделяет две крайние точки зрения на соотношение семантики и прагматики: 1) семантизм (когда значение рассматривается как исключительно семантическая сущность, т.е. когда прагматика включена в семантику); 2) прагматизм (когда значение рассматривается как исключительно прагматическое понятие). При этом, он предлагает и третью компромиссную точку, зрения - комплементаризм (семантика и прагматика дополняют друг друга): «И семантика, и прагматика связаны со значением языкового знака, однако- различие между ними сводится к различию между двумя определениями глагола «значить». Семантика отвечает на вопрос «Что означает X?». Прагматика отвечает на вопрос «Что вы имеете в виду, употребляя X?» [Leech.1983: 6].
В русле традиций прагматизма лежат работы Л. Витгенштейна, Дж. Остина, Дж. Серля. Например, Дж. Серль рассматривает теорию значения как одну из разновидностей теории воздействия [Searle 1969: 17]. На современном этапе данную точку зрения разделяют такие лингвисты, как Р. Шенк, Л. Бирнбаум, Дж. Мей, которые считают, что семантика - неотъемлемая часть прагматики, т.е. нашего общего знания о мире и об использовании языка. Однако тут же они говорят о том, что «понимание достигается объединением семантических и прагматических знаний», тем самым приближаясь к комплементаризму. Затем они делают следующий вывод: «... поскольку
семантика связана с прагматикой, она не должна изучаться независимо» [Шенк, Бирнбаум, Мей 1989: 33]. Сходной точки зрения придерживается Дж. Олвуд. По его мнению, было бы лучше отказаться от противопоставления семантики и прагматики в пользу семантико-прагматического подхода, при котором основной функцией языкового значения признавалась бы его контекстуальная адаптируемость [Allwood 1981:177].
На наш взгляд, решить данную проблему однозначно нельзя. Несомненно, единицы любого языкового уровня можно исследовать с точки зрения семантики и с точки зрения прагматики, а также совмещая эти подходы. Вероятно, вопрос соотношения семантики и прагматики в языке решается на каждом уровне языка различным образом. По мнению Т.В. Булыгиной (1981), исследования, проведенные в рамках теории речевых актов, показали, что значительная часть понимания связана не с языковыми правилами, приписывающими предложению определенное значение на основе значений его компонентов, но с нашей способностью делать заключения о действительном намерении говорящего, не совпадающим с тем, что буквально им «говорится».
Существует мнение, что прагматика в отличие от семантики неконвенциональна, и в этом заключается одно из оснований их противопоставления. Языковая единица может приобретать прагматические компоненты в контексте. Но, по словам Э.С. Азнауровой, многочисленные употребления этой единицы «в типичных коммуникативно-прагматических контекстах могут привести, в конце концов, к узуальной закрепленности прагматического смысла в семантической структуре лексической единицы в виде, отдельных сем или их блоков» [Азнаурова 1988: 38], иными словами, эти прагматические компоненты могут стать конвенциональными. Уместно привести и мнение В.И. Заботкиной (1991), относительно того, что «прагматика имеет дело как с неконвенциональными, так и с конвенциональными смыслами. Именно конвенциональность является тем параметром, который объединяет семантику и прагматику. Она же приводит еще один параметр оппозиции:
имплицитность - эксплицитность выражения прагматических компонентов. Не соглашаясь с утверждением некоторых лингвистов, что семантика всегда эксплицитна, а прагматика имплицитна, она доказывает эксплицитный характер прагматических компонентов, приводя в качестве примера бранные и ласкательные слова, «в которых оценка как один из видов прагматических компонентов входит в ядро значения и эксплицитно выражена в словарной дефиниции слова» [Заботкина 1991: 17]. Сходной точки зрения придерживается и Ю.Д. Апресян (1988), называя в качестве предмета прагматического анализа лексикализованные прагматические компоненты, которые встроены непосредственно в значение лексических единиц и имеют постоянный системный статус в языке.
. Обобщая содержание вышесказанного, сделаем акценты на ключевых моментах, необходимых для дальнейшего изложения материала.
: 1. Упомянутые выше различные точки зрения на предмет и сущность прагматики не противоречат друг другу, а лишь являются разными аспектами исследования проблемы.
2. При определении же прагматики мы придерживаемся того понимания, в соответствии с которым она определяется как раздел языкознания, изучающий правила выбора, употребления, а также воздействия языковых единиц на участников акта коммуникации. Такие правила рассматриваются с позиции говорящих и в соотнесенности с условиями коммуникации, т.е. с параметрами широко понимаемого контекста.
3; Семантические и прагматические аспекты в структуре лексического значения., слова находятся в значении дополнительности. Следовательно, данные аспекты не могут существовать изолированно друг от друга. В каждом конкретном исследовании возможен свой способ решения этого взаимодействия.
Поскольку речь зашла о взаимодействии семанти и прагматики, имеет смысл перейти к рассмотрению прагматической дифференциации лексики и ее связи с семантикой. Данный вопрос найдет освещение в следующем разделе.
Прагматическая дифференциация лексики эрзянского языка
Термин «прагматика» трактуется по-разному в современном языкознании, по-разному определяются её границы и содержание. Каждое исследование ставит перед собой задачу дать собственное понимание сущности этого явления.
Идеи прагматики начали свое развитие с 60-70-х годов XX века под влиянием философско-семиотических концепций Ч. Пирса, Р. Карнапа, Ч. Морриса, Л. Витгенштейна. Именно Ч. Моррис ввел в научный оборот сам термин «прагматика». Все последующие исследования в этой области опираются на предложенное им понимание прагматики как учения об отношении знаков к тем, кто ими пользуется, в связи с чем, эта дисциплина имеет дело со всеми психологическими, биологическими и социологическими явлениями, которые наблюдаются при функционировании знаков [Morris 1938: 30]. Такой взгляд явился отправным моментом для появления различных террий, включающих в компетенцию прагматики самый разнообразный круг проблем- от чисто языковых до экстралингвистических, исследующих роль языка в контексте социальных взаимоотношений. И это объяснимо, так как изыскания в этой области лингвистики невозможны без данных, которые вносят в нее когнитивная психология, культурная антропология, философия, логика, семантика, теория деятельности, социология.
Работы лингвистов [Киселева 1978, Клаус 1967 и др.], изучающих механизмы языкового воздействия в процессе общения, отражают широкое понимание предмета прагматики. Так, по мнению Г. Клауса, при передаче информации отправитель «заинтересован в том, чтобы вызвать определенную реакцию, определенные чувства у получателя». Автор относит к области прагматики «психологические и социологические аспекты употребления языковых знаков» [Клаус 1967: 22]. По утверждению Л.А. Киселевой, основная задача прагматики «состоит в изучении вербального управления человеческим поведением, моделировании социального и индивидуального поведения людей посредством речи, а ее предметом является совокупная языковая информация, привлекаемая при рассмотрении прагматических свойств различных языковых единиц, функционирующих в определенных контекстах» [Киселева 1978: 98]. С этим взглядом пересекается и понимание прагматики как механизма языкового воздействия с целью изменения «внутреннего состояния слушающего» Т. ван Дейка [Dijk 1981:40].
Точка зрения вышеупомянутых авторов разделяется и другими исследователями. Так, В.И. Карасик отмечает, что широкое понимание прагматики, которое мыслится как система правил общения, созвучно психологическим концепциям речевого общения: «Вербальная часть сообщения накладывается на предварительно выраженную невербальную систему коммуникации» [Карасик 1989: 7]. Лингвистическая прагматика обращена к изучению «социальной предназначенности языка, а именно к использованию предложений в речевой деятельности» [Почепцов 1981: 56]. В теории речевой деятельности принципиальное внимание уделяется исследованию ситуативного момента в реальной жизни языка [Сахарный 1985: 6].
Таким образом, анализ данных толкований прагматики показывает, что все они ориентированы на исследование эффекта воздействия. В центре внимания, всех работ - реализация прагматических функций языковых единиц разных уровней на материале различных типов текстов.
Дж. Лич, выдвигая понятие речевой ситуации (включающей участников коммуникации, контекст, функцию высказывания и его речевое воздействие), определяет прагматику как отличную от семантики лингвистическую дисциплину, изучающую значение в соотнесенности с речевой ситуацией [Leech 1983: 6].
Отличительной чертой современного этапа развития языкознания является интерес к функциональной стороне языка, к факторам, определяющим коммуникативный процесс.
Прагматика заложила основы новой лингвистической парадигмы -функционально-прагматической, поставившей в центр внимания личностно-деятельное начало. В центре внимания функционального языкознания оказывается взаимосвязь языка и среды его функционирования, языковых структур, с одной стороны, и деятельных структур - с другой. Сердцевину функционального языкознания образует личностно-ориентированная деятельностная лингвистика [Сусов 1988: 9].
Функциональный аспект лингвопрагматических исследований, их контекстуальная обусловленность прослеживается в работе Э.С. Азнауровой, где развивается идея, что язык можно описать и объяснить только в контексте, т.е. при его функционировании [Азнаурова 1988]. Точка зрения этого автора поддерживается и Н.Д. Арутюновой. Она также подчеркивает, что «прагматика - область исследования в семиотике и языкознании, в которой изучается функционирование языковых знаков в речи» [Арутюнова 1990: 389]. При этом надо иметь ввиду, что понятие контекста в прагматических исследованиях не ограничивается рамками текста, в котором употреблена языковая единица, необходим учет условий, в которых осуществляется ситуация общения, т.е. «комплекс внешних условий общения, присутствующих в сознании говорящего в момент осуществления речевого акта: кто - кому - о чем - где - когда -почему - зачем - как?» [Азнаурова 1984 а: 120; 1988: 38].
Т. Гивон, представляет прагматический контекст как иерархически организованную двухплоскостную структуру, которая состоит из трех типов прагматического контекста (дейктического, общего дискурсивного и общего культурного) и которая пересекается с когнитивно-психологической и социальной (ситуативная и стратификационная оси) плоскостями [Givon 1989].
Локализация прагматических компонентов слова в интенсионале значения
Прагматические компоненты соотносящиеся с жтенсионалом, кодируют профессиональный параметр участников ситуации общения. В данную группу входят единицы, являющиеся по своей природе идентифицирующими (называющими), т.е. гетеросемными; в значении этих слов эксплицитно выражен: набор признаков денотата, по которым он определяется. В.И. Заботкина считает, что «если предписывающие компоненты входят в ядро значения (интенсионал), прагматические ограничения на употребление эксплицитно выражены через тематические слова словарной дефиниции, т.е. прагматическая информация вклинивается в семантическую зону словарной статьи [Заботкина 1991: 64]. Сюда относятся слова, ограниченные по социальному и профессиональному параметрам, что соотносится со стратификационной вариативностью языка (классовая и слоевая принадлежность, принадлежность к социальным институтам, профессиональным общностям). Они, как правило, употребляются в определенных, узкоспециальных конкретных сферах. Иными словами, носители языка, оперирующие этой лексикой, должны обладать фоновыми знаниями. Эта подразумеваемая информация, называемая фоновой, известна всем членам данного сообщества и находится как бы в свернутом виде в сознании и подсознании коммуникантов (ср., например: «Среди факторов, обусловливающих адекватную коммуникацию, т.е. успешное ее протекание, в числе первых можно и нужно назвать определенную общность знаний у коммуникантов» [Красных 1998:169]). Фоновое знание - это «обоюдное знание реалий говорящим и слушающим, являющееся основой языкового общения» [Ахманова 1966:498].
В последние годы наиболее активным фактором, конституирующим прагматику слова в эрзянском языке, является профессиональный параметр. Так, например, в современном эрзянском языке слова типа валъюр «корень слова», валбе «окончание», валмельгакс «послелог», валрисъме «предложение», валзюлмавкс «словосочетание» ограничены рамками лингвистики. Употребляя подобные слова в повседневной речевой ситуации, участники которой не обладают необходимыми фоновыми знаниями, говорящий рискует быть вообще непонятым, что затрудняет собственно процесс коммуникации: Неть валмельгакстнэсэ вадрясто неяви валъюрось, кона евтави кода существительной [ЭК 2000: 249] «В этих послелогах легко выделяется корень, который является (букв.: произносится) существительным»; Валъюртнэ -морфемат, конат максытъ лем весе сенень, мезе ули ды мезе тееви пертъпеле, ды невтить чаръкодемат: ведь, ломань, ниже, ашо [ЭК 2000: 4] «Корни -морфемы, которые дают названия всему, что есть и происходит в природе, и обозначают понятия: вода, человек, зеленый, белый»; Текстсэ валрисьметне веисэндявить эсь ютковаст параллеленъ ды рисьмень (цепной) сюлмавомасо [Водясова, Цыпкайкина 2003: 10] «В тексте предложения объединяются между собой при помощи параллельной и последовательной (цепной) связи».
Однако степень узуальности терминов различается. Как известно, в мордовском языкознании лингвистическая терминология большей частью представляет собой заимствования из русского языка, но в последнее время в качестве реакции на засилие русизмов усиливается тенденция вытеснения русских терминов эрзянскими. Неустойчивость терминов нейтрализуется следующим образом: читателю предлагается эрзянское слово, а в скобках дается прежний термин, представляющий собой заимствование из русского или латинского языков: ... сынь эритъ валрисьменъ пельксэкс (членэкс) [ЭК 2000: 58] «....они являются членами предложения»; валрисъментъ смустензэ коряс (актуальной явома) [ЭК 2000: 68] «смысловое (актуальное) членение предложения»; уликсчинъ (качествань) кандыця прилагательнойтъ [ЭК 2000: 110] «качественные прилагательные»; ... невтить вейс совавтозь (обобщенной) предметэнь смусть [ЭК 2000: 124] «обозначают обобщенное значение предмета»; стакалгавтозь (сложной) [Водясова, Цыпкайкина 2003: 131] «сложный»; ... аволь прявт валось (второстепенной членэсь) сюлмави прявт валонь марто... [Цыганкин 2003: 11] «... второстепенный член соединяется с главным членом ... по смыслу»; валрисьменъ вейкетъ пелькстнэ (однородной члентнэ) [Ширманкина 2005: 142] «однородные члены предложения»; валмельгакстнэ явовитъ анок (аволь теевезъ) валмельгаксокс ды теевезъ ...[Мосин 2003:145].
Подчеркивая необычность, индивидуальность своих терминов, авторы нередко заключают их в кавычки, что свидетельствует о необходимости их особого просодического выделения в речи, кроме того, в скобках дается ещё один вариант: Ёвтадо «ойме марто» (эрике) собственной существителъноенъ невтевкст... [Водясова, Цыпкайкина 2003: 72] «Приведите примеры одушевленных собственных существительных»; Ёвтадо «оймевтеме» (аэрикс) собственной ды нарицательной существителънойтъ [Водясова, Цыпкайкина 2003: 72].«Приведите примеры неодушевленных собственных нарицательных существительных»;... тесэ кавто-колмо соргавкссо (котёлсо) пидевиль озксонь ярсамопелъ [Сятко 2002: 4] «... здесь в двух-трех котлах варилась молебельная еда».
Прагматическое значение слова и текст
Исследование прагматического функционирования слова с неизбежностью предполагает обращение к тексту. Принцип целостного восприятия текста не исключает необходимости самого пристального внимания к составляющим его элементам. Поскольку материалом всякого произведения является язык, а основная единица языка - слово, необходимо остановиться на том, что его многочисленные определения выработаны авторами применительно к тем конкретным задачам, которые они себе ставят, и к тем языкам, над которыми они работают, иными словами, к той общей теории языка, которой они придерживаются.
Мы поступим так же, и из множества возможных толкований выберем то, которое соответствует задачам нашего исследования. лингвистической л итературе по-разному содержательно интерпретируют и терминологически обозначают прагматическое содержание слова. В одних исследованиях оно отождествляется со стилистическим, в других -.определяется с точки зрения его воздействующих и регулятивных потенций.
Так, исследования в области теории текста трактуют содержательно-прагматический аспект слова весьма широко, подводя под него практически все виды субъективного отношения человека к языковой единице. Например, Л.С. Бархударов предлагает следующую классификацию: 1) стилистическая характеристика слова; 2) регистр слова; 3) эмоциональная окраска слова; 4) «коммуникативная нагрузка» [Бархударов 1975: 108-110].
Проблема выделения и описания содержательной стороны прагматического аспекта слова рассматривается в работах Э.С. Азнауровой
[1983; 1984 a; 1986; 1988]. Определяя прагматическое содержание слова как часть его смысловой стороны, которая соотносится с денотатом, т.е. с коммуникативно-прагматической ситуацией, автор подчеркивает его сложный и неоднородный характер. Это объясняется разноплановостью вербальных указаний на факторы коммуникативно-прагматической ситуации, получающих репрезентацию в дефиниционных текстах лексической единицы и составляющих, таким образом, прагматическую информацию1.
Признание функционально-динамической природы прагматической информации предполагает приоритет ее образования в речи и последующее ее закрепление в семантической структуре слова. Теоретическим подтверждением этого тезиса может служить, с одной стороны, утверждение В.А. Звегинцева о взаимосвязи языка и речи, при этом речь считается «источником всего того субъективного, что проникает в объективную систему языка, она - канал, по которому человеческая практика входит в язык» [Звегинцев 1970: 303], а с другой стороны, положение Б.А. Серебренникова о том, что «если язык -ингредиент речи, то в самой речи должны также содержаться элементы социального, общественно релевантного» [Серебренников 1983:12].
Исходя из сказанного, представляется вполне правомерной мысль о том, что любой номинативный и коммуникативный акт прагматически маркирован, соответственно, в семантической структуре слова должны быть «следы» этой маркированности. В этой связи интересно вспомнить определение номинативного акта как «самого элементарного акта языковой коммуникации -обозначение предмета или ситуации» [Колшанский 1975: 68]. Далее автор отмечает роль субъективного фактора в процессе номинации: «Само именование есть не только процесс обозначения, но и одновременно и процесс познания и коммуникации» [Колшанский 1975: 69]. Об этом же пишет Ю.Н. Караулов, включая сам акт номинации в «многофакторный процесс языкового функционирования самого «изобретателя имен», т.е. человека, личности»
[Караулов 1987: 26]. О роли фактора субъекта речи в формировании прагматической информации говорит и М.М. Бахтин: «Все слова пахнут профессией, жанром, направлением, партией, определенным произведением, определенным человеком, поколением, возрастом, днем и часом. Каждое слово пахнет контекстом и контекстами, в которых оно жило своей социально напряженной жизнью» [Бахтин 1979:106].
Таким образом, изучение прагматического аспекта функционирования слова не ограничивается рамками отдельных предложений, а предполагает обращение к тексту, ибо «слова, словоформы и словосочетания являются лишь составной частью коммуникативного действия в рамках самостоятельных текстов» [Schmidt 1981: 11]. Г.В. Колшанский совершенно правильно указывает: «Уровни языка до предложения образуют его номинативную основу, уровень же его предложения - высказывания и выше (текст) - образуют его коммуникативную основу» [Колшанский 1984: 41]. О.И. Москальская, вычленяя признаки текста, специально подчеркивает следующее положение: «Основной единицей речи, выражающей законченное высказывание, является не предложение, а текст, предложение - высказывание есть лишь частный случай, особая разновидность текста» [Москальская 1981: 9]. И это совершенно справедливо, так как, по мнению Л.П. Водясовой, «именно текст выполняет особую (по сравнению с другими единицами языка), только ему присущую функцию; обеспечение коммуникации в процессе жизнедеятельности людей» [Водясова 2000: 5]. Текст является объединяющим центром ментальных процессов и речевой деятельности партнеров в процессе коммуникации: знания репрезентируются в знаковой форме, и информация обретает вид, пригодный для коммуникации.
Текст и прагматический контекст
Слово как средство номинации отраженных в сознании человека объектов действительности участвует в образовании конкретного высказывания, и в этом смысле на его языковое значение, зафиксированное в системе языка, может накладываться значение ситуативное, или контекстуальное. При изучении поведения знака в реальном процессе коммуникации, его контекстуальное значение может даже выдвигаться на первый план, затемняя или трансформируя основное, системное значение.
Однако в современной лингвистической литературе нередко встречаются случаи смешения понятий «текст» и «контекст», в которых допускается, что «в более широком смысле контекстом можно считать произведение в целом» [СЛТ 1974: 155]. Подобная терминологическая неопределенность вызывает неудобства не только в теоретическом описании продукта речетворчества, но и в практическом использовании результатов научных исследований. Известно, что термин «контекст» в современной литературе обозначает и словесный контекст, и речевую ситуацию, и контекст культуры. Лингвистика чаще всего имеет дело со словесным контекстом, под которым подразумевается «законченный по смыслу отрывок письменной или устной речи, в пределах которого можно понять значение каждой входящей в него единицы языка» [Кодухов,1974:164].
В процессе реальной коммуникации реализация системного потенциала языковых единиц в значительной степени зависит от факторов конкретной коммуникативно-прагматической ситуации, которые получают свое вербальное
выражение в коммуникативно-прагматическом контексте. Для изучаемой микросистемы наиболее релевантными факторами оказываются адресант (субъект речи) и адресат, предмет и цель коммуникации, конкретная обстановка, место и время коммуникативного акта.
Под коммуникативно-прагматической ситуацией, вслед за Э.С. Азнауровой, мы будем понимать «комплекс внешних условий общения, присутствующих в сознании говорящего в момент осуществления речевого акта: кто - кому - о чем - где - когда - почему - зачем» [Азнаурова 1984 а: 120].
По мнению К.А. Долинина, участники коммуникации: адресант и адресат - выступают как носители некоторых социально значимых свойств, как обладатели определенных статусов - социальных, возрастных, образовательных и других; а также как носители определенных личностных качеств, как субъекты той или иной деятельности, преследующие своей речью те или иные цели [Долинин 1985:10].
Размеры контекста являются величиной переменной, так как они зависят от величины контекстообразующей единицы. Так, для реализации значения фонемы вполне достаточно одной морфемы. Морфема способна выявить свою семантику в составе словоформы. Словоформа же становится понятной в структуре словосочетания. Словосочетание, в свою очередь, семантически прозрачным становится в структуре предложения. Многие предложения смысл приобретают лишь в составе сложного синтаксического целого (ССЦ). В свою очередь, его значение может быть полностью актуализировано в масштабе сегмента целого текста.
. . . Иначе говоря, контекст - это любой отрезок речи, в котором реализуют свои значения контекстообразующие языковые единицы. Однако этот отрезок не может быть больше, чем сегмент произведения, так как ССЦ является самой крупной языковой единицей. Контекст имеет субъективный характер, ибо он искусственно вычленяется из корпуса текста для анализа языковых единиц. Текст же относится к объективным явлениям, так как он представляет собой продукт естественного акта речи и нацелен на актуализацию значений отдельных языковых единиц.
В последние десятилетия в связи с разработкой проблем прагмалингвистики были выделены два понятия контекста: 1) более широкое, включающее в себя все факторы, сопутствующие вербальной коммуникации, иными словами, вся широта экстралингвистического фона высказывания (конкретная ситуация общения, т.е. время, место, запланированность или спонтанность, социальная, возрастная, психологическая характеристика собеседников, степень их родственной или духовной близости, степень осведомленности и характер их общего значения, культурные и социальные условия, определяющие весь смысловой и языковой комплекс коммуникативных актов);
2) более узкое, то есть собственно лингвистический контекст, ограничиваемый рамками чисто языкового воплощения содержания коммуникации и детерминируемый конкретной языковой системой и закономерностями формирования лексических и грамматических значений речевого акта [Колшанский 1980: 38]. Некоторые исследователи называют его ср.-текстом [Yule 1996: 21].
Контекст дает объективные основания для интерпретации высказываний, в то время как со-текст, обладая меньшими возможностями, в некоторых случаях лишь ограничивает круг возможных интерпретаций. Например, в высказывании The cheese sandwich left without paying собственно лингвистический контекст не дает оснований для интерпретации значения словосочетания the cheese sandwich. В данном случае преобладают прагматические параметры: контекст ситуации (речь идет о ресторане), и, что важнее,: своеобразная речевая традиция работающих там официантов, которая позволяет вывести следующее имплицитное значение метонимии the cheese sandwich:,«посетитель, заказавший бутерброд с сыром» [Yule 1996: 21].
