Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. История изучения модальности и категории наклонения в адыгских языках 10
1.1. Рассмотрение модальности и категории наклонения в грамматиках адыгских языков 10
1.2. Аналитическое освещение проблем модальности и категории наклонения в монографиях, статьях исследователей адыгских языков 19
Глава 2. Грамматическая и семантико-функциональная характеристика модальности и категории наклонения в адыгских языках 44
2.1. Теоретическое объяснение основных свойств наклонения как грамматического (общеязыкового) явления 44
2.2. Об отношении категории наклонения к категории времени 61
2.3. К вопросу об оппозитивном положении изъявительной формы по отношению к другим формам наклонения 64
2.4. Взаимоотношения форм наклонений и целого предложения 67
2.5. Некоторые выводы по теории вопроса 71
Глава 3. Система форм категории наклонения и средств выражения модальности в адыгских языках 73
3.1. Начальный этап описания системы форм выражения модальности 73
3.2 Систематическое рассмотрение форм категории наклонения и средств выражения модальности в адыгских языках 75
3.3. Авторская интерпретация средств и форм выражения модальности 115
Заключение 124
Библиографический список 129
Источники 143
Список условных сокращений 144
- Рассмотрение модальности и категории наклонения в грамматиках адыгских языков
- Теоретическое объяснение основных свойств наклонения как грамматического (общеязыкового) явления
- Взаимоотношения форм наклонений и целого предложения
- Систематическое рассмотрение форм категории наклонения и средств выражения модальности в адыгских языках
Введение к работе
На протяжении всей многовековой истории языкознания модальность и наклонение в силу своих уникальных лингвистических характеристик находились в центре внимания ученых, а их проблематика неизменно ^являлась одной из ключевых тем науки о языке. За это время представители различных лингвистических школ сформировали целый спектр разнополярных мнений о роли и месте модальности и категории наклонения в системе языка. Так, одни авторы считают категорию наклонения присущей только глаголу, другие относят ее к сказуемому; одни рассматривают наклонение лишь в рамках морфологии, другие - в разделе грамматики синтаксиса; одни считают явление наклонения словообразовательным, другие - словоизменительным; отдельные ис-следователи объединяют категорию наклонения с категорией времени и выделяют как единую сопутствующую категорию; одни подходят к решению вопроса модальности с точки зрения значения словоформы, другие - лексико-грамматически. Однако подавляющее большинство лингвистов данное языковое явление рассматривает как в морфологии, так и в синтаксисе. Встречаются также взгляды, определяющие модальность общеязыковой, грамматической, содержательно-грамматической категорией, по крайней мере, для флективных и агглютинативных языков.
В настоящее время по модальности и категории наклонения в адыгском языкознании накоплен значительный материал. Однако нельзя считать, что все проблемы, связанные с ними, решены в достаточной мере. Более того, по многим вопросам взгляды исследователей не совпадают: существуют противоположные мнения о роли и месте модальности и категории наклонения и их соотношении в адыгских языках. Тема данного исследования связана с необходимостью изучения модальности как логико-грамматической категории, имеющей различные способы выражения: лексические, морфологические и
семантико-синтаксические. Кроме того, в адыгском языкознании модальность остается категорией с неопределенными границами и неустановленным положением в системе языка. Назрело время установить соотношение модальности и категории наклонения, а также представить целостную картину функционирования категории наклонения, служащей одним из основных средств выражения модальности. Сказанным обусловлена актуальность избранной для исследования проблемы.
Основной целью работы является системное описание модальности и категории наклонения, а также рассмотрение особенностей морфологических и семантико-синтаксических способов выражения модальности в близкородственных адыгских языках. Для достижения указанной цели следует решить ряд конкретных задач:
осветить историю изучения модальности и категории наклонения в адыгских языках;
охарактеризовать модальность как понятийно-грамматическое и семантико-функциональное явление языка;
определить соотношение между модальностью и категорией наклонения в адыгских языках;
исследовать морфологические и семантико-синтаксические способы выражения модальности в адыгейском и кабардино-черкесском языках.
Осуществление поставленных задач находится в зависимости от разрешения более конкретных вопросов функционирования исследуемой категории как целостной категориальной системы словообразования в адыгских языках, так и ее отдельных подсистем. Необходимо уточнить состав категориальных форм внутри системы самой категории наклонения, выявить соответствующие оппозиции в семантике коррелирующих форм, определить границы формального варьирования находящихся в оппозиции категориальных элементов, выяснить
6 роль интонации, образующей смысловую категорию наклонения в живой речи и т. д.
Источниками исследования послужили художественные тексты, периодическая печать, фольклор, живая речь носителей языка.
В качестве методологической основы диссертационного исследования послужили труды авторитетных отечественных языковедов, занимавшихся проблемами модальности и категории наклонения: А.А. Потебни, А.А. Шахматова, A.M. Пешковского, И.И. Мещанинова, В.В. Виноградова, Б.А. Серебренникова, Л.В. Щербы, В.А. Бондарко, В.А. Звегинцева, И.Ю. Шведовой, Г.П. Немца, А.С. Чикобавы, Г.В. Рогавы, З.И. Керашевой, Н.Ф. Яковлева, ДА. Ашхамафа, М.А. Кумахова, А.А. Шаова, У.С. Зекоха, А.К. Шагирова, К.Т. Мамрешева, Н.Т. Гишева, П.М. Багова и др.
Решение поставленных в диссертационной работе задач определяет выбор методов и приемов, опирающихся, с одной стороны, на традицию синхронного описания грамматики адыгских языков и, с другой - на теоретическое осмысление явления модальности и категории наклонения в трудах отечественных специалистов в сфере русского и кавказского языкознания. При этом мы отдаем себе отчет в том, что традиционный анализ данных категорий в грамматиках и отдельных работах по общему и адыгскому языкознанию не является окончательно завершенным. Однако в результате критического осмысления существующих точек зрения на проблему оказывается возможным выделение наклонения в качестве самостоятельной категории, не входящей в состав системы категории времени, как категории семантико-грамматической.
Научная новизна диссертационной работы состоит в том, что она является первым в адыговедении комплексным исследованием модальности и категории наклонения и их соотношения в адыгских языках.
В диссертации дается новое определение модальности и категории наклонения с учетом их общеязыкового характера, не смешивая при этом логиче-
ские и грамматические понятия, а рассматривая их в едином языковом поле как взаимообусловленные, сопутствующие, как взаимосвязь внутренних логических (мыслительных) понятий и внешних формальных выражений мысли в процессе речевой деятельности человека.
При определении модальности и категории наклонения мы исходим прежде всего из семантики тех словоформ, которые обычно выражают в языке особые оттенки в передаче отношения говорящего к высказываемому сообщению о действии, явлении или состоянии. Подобный семантический подход находит в большинстве случаев материальное (формальное) выражение в слове в виде особых аффиксов (суффиксов), а также частиц (слов-частиц), в ряде случаев модальность передается с помощью интонации путем соответствующего интонирования в зависимости от отношения говорящего к высказываемой мысли.
Теоретическая значимость диссертационной работы состоит в том, что результаты исследования способствуют дальнейшей разработке проблем модальности и категории наклонения как лингвистических универсалий в контексте изучения межкатегориального взаимодействия адыгских языков. Материал диссертации может быть использован при написании академической грамматики как адыгейского, так и кабардино-черкесского языка, а также сравнительно-исторической грамматики адыгских языков.
Практическая значимость диссертации определяется тем, что материал исследования и полученные результаты могут быть использованы при чте-. нии теоретических курсов «Современный адыгейский язык», «Современный кабардино-черкесский язык», «Сравнительная грамматика адыгских языков», «История изучения адыгских языков», при подготовке учебных пособий, спецкурсов и спецсеминаров, а также при написании курсовых и квалификационных работ.
В ходе реализации намеченных выше задач рассматриваются конкретные вопросы, имеющие принципиальное значение для понимания сущности модальности, ее выразительных средств, среди которых доминирующее положение занимает категория наклонения, не получившая однозначного решения в адыгском языкознании. В связи с этим, на защиту выносятся следующие положения:
Модальность и категория наклонения в адыгских языках находятся в сложных семантико-функциональных отношениях.
Модальность как понятийно-грамматическая категория занимает важное место в системе адыгских языков.
Основным способом выражения модальности служит наклонение адыгского глагола, а семантико-синтаксические выразительные средства выступают как дополнительные.
Апробация темы. Основные положения диссертации обсуждались на заседаниях кафедры общего языкознания и кафедры адыгейской филологии, были представлены в докладах на научной конференции молодых ученых и аспирантов Адыгейского государственного университета «Наука - 2005», на научно-практических конференциях всероссийского и республиканского уровня: «Десятая неделя науки МГТУ» и «Развитие национальной школы в условиях модернизации общего образования», а также отображены в публикациях.
Диссертация была обсуждена и рекомендована к защите на расширенном заседании кафедры общего языкознания Адыгейского государственного университета.
Структура исследования. Диссертационная работа состоит из введения, трех глав, заключения, библиографического списка.
Во введении обосновывается актуальность темы, определяются цели и задачи исследования, указывается методологическая база диссертации и ее научная новизна, прогнозируется теоретическая и практическая значимость работы, формулируются основные положения, выносимые на защиту.
Первая глава посвящена истории изучения модальности и категории наклонения в адыгских языках. Во второй главе дается грамматическая и семан-тико-функциональная характеристика модальности и категории наклонения в адыгских языках. В третьей главе представлена система форм категории наклонения и средств выражения модальности в адыгских языках.
В заключении подведены итоги диссертационного исследования, сформулированы основные выводы.
Рассмотрение модальности и категории наклонения в грамматиках адыгских языков
Впервые в истории адыгейского языкознания вопрос о наклонениях затрагивается Леонтием Люлье в работе «Словарь русско-черкесский или адиг-ский, с краткою грамматикою сего последнего языка» (1846), где предлагается характерное для того времени семантическое определение глагола и его категорий. К числу категорий спрягаемого глагола он относит время, лицо, наклонение и число. Среди адыгейских наклонений Л. Люлье выделяет «изъявительное, которое изъявляет действие лица или вещи со всеми обстоятельствами, показывая время, лицо и число, например, сэкъутэ «колю», скъутагъэ «колол», скъутэп «буду колоть»; повелительное, которое означает повеление, советование или запрещение делать или не делать чего-либо, например, шіур лэжъы «добро твори», бзаджэ зылш емыш1 «зла никому не делай»; условное, которое показывает какое-нибудь желание или условие, например, сьїкіони «я пошел бы», сык1онымэ (точнее: сык1омэ - Н.Г.) «если бы имел идти» (точнее: «если я пойду» - Н.Г.), сык1уагъэмэ «если бы я пошел»; неокончательное, которое показывает действие лица и вещи, не определяя ни времени, ни числа, ни лица, например, къутэныр «колоть», хъожъы-ныр «менять» (Люлье, 1846, с.11). Вопрос о правомерности выделения «неокончательного» наклонения будет рассмотрен нами в последней главе настоящего исследования. Мы также воздержимся от критики неполной подачи всех имеющихся в адыгейском языке форм наклонения с точки зрения современного языкознания. Модальные формы, выделенные Л. Люлье, видимо, являются механическим переносом с иноязычных (возможно, с французских) структур на адыгейские, хотя некоторые из приведенных форм соответствуют формам наклонения современного адыгейского языка.
Следующий важный шаг в изучении адыгейского наклонения сделали Н.Ф. Яковлев и Д.А. Ашхамаф в своей «Краткой грамматике адыгейского (кяхского) языка для школы и самообразования» (1930). Одним из их важнейших тезисов, применительно к интересующей нас проблеме, стал следующий: «Каждое слово, если оно употреблено как предикат, превращается в глагол» (Яковлев, 1930, с.54). Тем самым авторы признают глаголом то слово, которое выступает в предложении в роли сказуемого и изменяется по лицам и числам, по временам и наклонениям и т.д. (Яковлев, 1930, с.62). Данное положение авторов отражает стремление подойти к выделению глагола и его категорий, опираясь на формальные критерии, вытекающие из сущностных характеристик самого адыгейского языка. При этом Н.Ф. Яковлев и ДА. Ашхамаф учитывали и традиционные подходы при решении проблемы. В их противопоставлении сложного типа спряжения так называемых отыменных глаголов сы-л1ыжъ «я старик», у-л1ыжъ «ты старик» и т.д. при имени ліьгжь «старик» простому типу спряжения, не произведенному от имени, проглядывает желаниє различать собственно глагольное сказуемое и функционирование в качестве сказуемого по существу именной части речи. Именно здесь основную роль для них играют критерии формального порядка. Тому свидетельство следующее высказывание авторов: «По простому спряжению спрягаются настоящее время положительного, вопросительного и утвердительного наклонений. Все остальные времена и наклонения, в том числе и повелительное, спрягаются по сложному спряжению» (Яковлев, 1930, с.64).
В состав категориальных форм наклонения Н.Ф. Яковлев и Д.А. Ашха-маф включают такие единицы, как отрицательное с суффиксом -п, вопросительное с суффиксом -а, утвердительное с суффиксом -ба, вопросительно-утвердительное со сложным суффиксом -рэ-ба, положительное и повелительное без каких-либо специальных аффиксов. В систему адыгейской категории наклонения авторы включают также так называемое неопределенное наклонение, то есть отглагольное имя, которому, как собственно имени, присуще падежное словоизменение (Яковлев, 1930, с.72).
В «Краткой грамматике» Н.Ф. Яковлева и Д.А. Ашхамафа впервые были сформулированы многие особенности адыгейского глагола и его категорий. Их научные воззрения во многом стали отправным пунктом для последующих изысканий проблем адыгейского глагола и связанных с ним категорий. Однако, следует отметить, что своеобразие их лингвистических трактовок иногда граничит с неадекватностью концепции. Это отражается, прежде всего, в их механическом отождествлении глагола со сказуемым, повлекшем включение в состав глаголов также имен, выступающих в предложении в роли предиката.
Новым значительным шагом дальнейшего развития научной концепции Н.Ф. Яковлева и Д.А. Ашхамафа стал выход в свет их «Грамматики адыгейского литературного языка» (1941), в которой, по сравнению с «Краткой грамматикой», несколько видоизменена система наклонений. Прежде всего, это нашло свое отражение в сфере терминологии - так, утвердительное наклонение было переименовано в подтвердительное, в то время как положительное стало именоваться утвердительным. Кроме того, в классификацию была введена еще одна форма -желательное наклонение, выражающее «невыполнимое желание», показателями которого являются суффиксы -гъо-т II-гъо-ит и -гъа-гъо-т II-гъа-гъо-ит (сы-чъыя-гъот! «ах, если бы я поспал!», сы-чъые-гъа-гъот! «ах, если бы я спал!»). Авторы отмечают, что все наклонения, за исключением повелительного, вопросительно-подтвердительного (только в настоящем времени) и желательного (в двух формах), имеют полный набор временных форм, то есть «четыре наклонения -утвердительное, отрицательное, вопросительное и подтвердительное - имеют каждое по девять временных форм» (Яковлев, 1941, с.343). Следует отметить, что данное утверждение не отражает сути повелительного наклонения, которое авторы причисляют к настоящему времени, а по своему содержанию оно всегда относится к будущему времени (шъу-шх «ешьте», шъу-шхы «ешьте (нечто)», о-рэ-шхэ «пусть он ест (нечто)»). То же относится и к вопросительно-подтвердительному наклонению, которое, кроме настоящего, имеет форму прошедшего совершенного и плюсквамперфекта (сы-тхэ-рэ-баЧ «разве я не пишу?», но - сы-тха-гъэ-ба? «разве я не написал?», сы-тхэ-гъа-гъэ-ба? «разве я тогда не писал?», с-тхы-гъа-гъэ-ба? «разве я тогда не написал (нечто)?»).
Теоретическое объяснение основных свойств наклонения как грамматического (общеязыкового) явления
В современном языкознании более или менее общепринятым считается то, что наклонение, как грамматическая категория, как часть системы спряжения, принадлежит глаголу. Его синтаксическим проявлением считают модальность, которая выражает отношения между говорящим, адресатом и высказыванием. Такой подход к решению проблем категории наклонения, действительно, справедлив для отдельных конкретных языков. Однако, с привлечением материала разносистемных языков, кажущаяся универсальность данного положения начинает подвергаться сомнению. В связи с этим возникает необходимость всестороннего изучения всех аспектов, относящихся к категории наклонения, в том числе - и семантические уровни данной категории. Если категория наклонения относится к языковым универсалиям, то ее свойства должны быть присущи если не всем языкам, то большинству из них. «Теория, - отмечает Я.Г. Тестелец, - должна содержать сведения о свойствах, являющихся для человеческого языка необходимыми или высоко вероятными, то есть верными для каждого отдельного языка или для большинства языков» (Тестелец, 2001, с.473). Исходя из этого, при объяснении свойств категории наклонения особое внимание будет обращено нами на ее грамматический или общеязыковой (т.е. универсальный) характер.
Общеизвестно, что в языкознании до сравнительно недавнего времени не совсем четко разграничивались понятия синтаксического и морфологического, логического и психологического. Логические дефиниции порой подменялись грамматическими, и наоборот. Синтаксическое понятие «сказуемое» уподобляли морфологическому термину «глагол». В данной ситуации логично было назвать явление наклонения свойством глагола или сказуемого, категорией морфологической или синтаксической, понятием логическим или содержательным. Подобные выводы сопровождались теоретическими выкладками, соответствовавшими тогдашнему уровню развития лингвистики.
Вопросы категории наклонения наиболее полно разработаны на материале русского языка и освещены в отечественной лингвистической литературе, в частности, в трудах А.Х. Востокова, Ф.И. Буслаева, А.А. Потебни, Д.Н. Овсяннико-Куликовского, A.M. Пешковского, А.А. Шахматова, И.И. Мещанинова, В.В. Виноградова, А.В. Бондарко и др. Разумеется, точки зрения этих ученых на предмет наклонения далеко не всегда совпадали, но в совокупности достаточно полно освещали различные аспекты исследуемой темы. Наше обращение к вышеуказанным трудам по теории русского языка объясняется именно универсальным характером категории наклонения. При этом ее универсальность проявляется не в сфере грамматики каждого отдельного языка, а определяется ее семантико-логическими характеристиками. Конкретные формы проявления могут быть неодинаковыми в разных языках, но семанти-ко-функциональная сторона остается почти неизмененной. Эти языковые факты и побудили, видимо, многих исследователей констатировать, что части речи, признаваемые почти всеми языковедами принадлежностью морфологии, «связаны не только с морфологией». «Исключительно важную роль в формировании и функционировании их играют семантические и синтаксические факторы, без изучения которых отдельные морфологические свойства слов оказываются вообще необъяснимыми» (Тихонов, 1968, с.219). Именно по этой причине, практически во всех лингвистических словарях модальность подается как «грамматико-семантическая категория» (см., напр.: Словарь, 2004, с. 159). О том, что модальное значение в грамматике может выражаться не только особыми формами наклонения, но и модальными частицами, словами и даже интонацией, упомянуто во многих лингвистических работах. Однако формы наклонения, частицы, слова, словосочетания, особая интонация и эмоции проявляются лишь в синтаксисе. Вот почему Ж. Марузо отмечает, что «в результате воздействия синтаксического механизма собственное значение наклонения изменяется или оттесняется на второй план и тогда наклонение становится лишь грамматической формой, лишенной собственного содержания и диктуемой структурой языка: именно это и называют грамматическим наклонением... в полном смысле слова» (Марузо, 1960, с. 164).
В свое время еще А.А. Потебня и А.А. Шахматов отмечали, что далеко не все встречающиеся в языке понятия могут выявляться особым формальным выражением в их грамматическом построении. Они допускали возможность выражения языковых понятий в семантике слова. Более того, они подчеркивали, что грамматические категории ограничиваются формальной характеристикой выделяемых структурных элементов в предложении и лексическом составе. Сами же эти элементы, равным образом, выступают как формально характеризованные в языке понятия. Следовательно, и они являются передатчиками понятийных категорий, формально выражаемых средствами грамматики. Таким образом, грамматические категории являются частью общей схемы действующих в языке грамматических понятий. Таким образом, формально выраженные категории наклонения и интонационно передаваемые оттенки модальности в синтаксисе становятся грамматической языковой категорией, выражающей общеязыковое понятие в коллективе с единым языковым полем. Разумеется, эти понятия нельзя отделять от их значений, приобретаемых в процессе человеческого общения. Формальное выражение языковых знаков, т.е. без соответствующих значений, еще не делает язык коммуникативным средством. Именно сочетание звуков, форм, интонации создают значение (смысл) языка, делают его средством передачи информации в человеческом обществе. Для обеспечения адекватности перевода, как отмечает А.С. Чикобава, «наиболее простым решением вопроса было бы в понятиях отобразить одновременно и семантику, и структуру - существенные признаки и той и другой. К сожалению, это осуществимо лишь частично, и то в отдельных языках. В большинстве случаев семантическое и структурное в одном понятии «не совмещаются» и вопрос решается в пользу одного из них, обычно в пользу семантического (выделено нами - Н.Г.): структурное своеобразие, как правило, не учитывается» (Чикобава, 1983, с.469).
Все это имеет прямое отношение к теме нашего исследования, ибо категория наклонения, на наш взгляд, является грамматической, общеязыковой в смысле ее тесной связи с мышлением, с семантикой. Разумеется, общеязыковой она является не по формальным выражениям, а по семантике, по своему значению. Не используя никаких особых аффиксов, слово или выражение может приобрести различные модальные значения посредством изменения интонационного рисунка. Так, исследуя характер различных предложений в адыгейском языке, Н.Ф. Яковлев и Д.А. Ашхамаф замечали, что «при одном и том же содержании и словесном составе они (предложения - Н.Г.) могут выражать различные оттенки значений. Например, все предложение в целом может выражать просьбу или приказание. Эту форму предложения мы называем повелительной» (Яковлев, 1941, с. 19). Напомним, что авторы выделяют в адыгейском языке семь основных форм категории наклонения, внутри которых различают еще модусные формы, образованные изменением оттенка интонации. Эти модусные значения, при одном и том же словесном составе предложения, авторы называют «типами предложения», которые «представляют собою грамматическое выражение основных категорий мышления, именно: они выражают отношение содержания предложения к действительности, к реальности (Яковлев, 1941, с.21). Однако, верно, на наш взгляд, трактуя суть модальности и характер ее связи с мышлением, они значительно расширяют понятие категории наклонения, уподобляя ее значению предложения.
Взаимоотношения форм наклонений и целого предложения
Следует отметить, что проблема общего и отличного была и остается фундаментальной проблемой в теоретическом изучении языков. Применительно к интересующему нас вопросу существует утверждение О. Есперсена: «Если отрешиться от твердой почвы глагольных форм, реально существующих в конкретном языке, «наклонений» будет много» (Есперсен, 1958, с.372). Иными словами, это означает, что в любом случае необходимо учитывать форму наклонения глагола, а в нашем случае сказуемого, и ее модальную характеристику, чтобы не смешивать категорию наклонения с целым предложением. Здесь уместно вспомнить разъяснение значений терминов «наклонение» и «модальность», данное В.В. Виноградовым в своей фундаментальной работе «Русский язык», чтобы понять разницу между наклонением и предложением. Он писал: «Раньше вместо наклонения предлагались термины «изложение» или «образ» {modus). Термин «наклонение» {enklisis) не выражает сущности этой категории. Поэтому уже в древнегреческой грамматике был предложен другой термин - diathesis psychike (или просто diathesis) - «психическое или душевное расположение». Тут намекалось на то, что данная категория выражает отношение говорящего к действию, которое представляется либо действительным, либо предполагаемым, либо желаемым, либо требуемым. В латинской грамматике это значение яснее определено термином modus или modus agendi - «образ действия» (Виноградов, 1947, с.581). Отсюда понятно, что не в каждом предложении можно встретить особый «образ действия» - последний появляется при изменении интонации речи, при изменении экспрессивного оттенка речи говорящим, или при появлении в сказуемом особых аффиксов с непременным модальным оттенком или рисунком. Напротив, И.И. Мещанинов писал: «Каждое действие, в том или ином виде, детализируется в процессе говорения. Даже простое утверждение о совершающемся действии, одно лишь констатирование фактов в бытии, уже есть его детализация, почему вполне последовательно включается в число наклонений (ср. изъявительное наклонение)» (Мещанинов, 1949, с. 194). Тем самым автор фактически признает наличие признаков наклонения в каждом предложении. Однако морфологическая категория наклонения выступает в синтаксисе носителем модальности, а предложение включает в себя множество грамматических категорий (время, падеж, переходность / непереходность, залог, вид, статичность / динамичность и т.д.), в том числе и модальность, но последнее не всегда выражается. К тому же, как видим, И.И. Мещанинов в качестве примера берет изъявительное наклонение, которое, по нашему мнению, не носит модальную нагрузку, а используется лишь исходной формой для системы категории наклонения в целом. В силу этого приравнивание целого (каждого) предложения к одной из грамматических категорий наклонения не совсем верно. Эту же идею отстаивал и К.Х. Ку-рашинов, когда отмечал: «Вопрос о категории наклонения не нашел среди адыговедов однозначного решения. Бытует стремление детализировать все нюансы в значениях наклонений и каждое из них выделить в особое наклонение. Бесспорным нам представляется то, что любое наклонение не должно противоречить основному признаку этой категории - модальному характеру наклонения» (Курашинов, 1972, с.242). С этим положением невозможно не согласиться. Иначе говоря, нельзя ставить знак равенства между предложением и категорией наклонения. Однако следует отметить, у данной точки зрения есть и оппоненты. Так, Н.Д. Арутюнова считает, что средством выражения модальности в предложении является законченный интонационный рисунок, поэтому «без интонационной завершенности ни одна синтаксическая структура не может быть отдельным сообщением» (Арутюнова, 1969, с.39). Подобные высказывания, видимо, и позволили У.С. Зекоху сформулировать собственный вывод по проблеме: «Здесь переплетаются модальность предикативной характеристики предмета, изучаемая морфологией, и модальность предложения в целом, являющаяся объектом синтаксиса. Таким образом, наклонение, выступая в предложении главным его членом, тем самым становится средством констатации модального содержания предложения» (Зекох, 1991, с.138).
Как известно, Н.Ф. Яковлев и Д.А. Ашхамаф приравнивали адыгейский глагол целому предложению. Глагол же, в свою очередь, приравнивали сказуемому, т.е. любая часть речи, выступающая в адыгейском предложении в роли сказуемого-предиката, считалась ими глаголом. А как показывают вышеизложенные суждения, наклонение - признак глагола, модальность - признак сказуемого, синтаксиса, предложения. Отсюда Н.Ф. Яковлев и Д.А. Ашхамаф делали вывод, будто в адыгейском языке сколько форм наклонения, столько же различных видов предложения, тем самым, фактически, приравнивая наклонение к предложению. Однако следует иметь в виду, что «глагол получает соответствующие показатели наклонений только в данном его использовании в данном контексте. Следовательно, придаваемый глаголу семантический оттенок наклонения зависит в конечном итоге от смысла предложения, но в то же время не выходит за пределы смыслового значения самого глагола» (Мещанинов, 1949, с.74).
А.А. Шаов, доказывая необходимость включения вопросительного наклонения в систему адыгейского наклонения, утверждает, что «предложение вообще не отделимо от модальности» и «непризнание за вопросом модального значения равносильно утверждению, что существуют предложения с модальным значением и без модального значения» (Шаов, 1965, с. 109). Такое понимание взаимоотношения модальности и предложения основано на положении В.В. Виноградова, который, исходя из материала русского языка, писал, что «каждое предложение включает в себя, как существенный признак, модальное значение, т.е. содержит в себе указание на отношение к действительности. Любое целостное выражение мысли, чувства, побуждения, отражая действительность в той или иной форме высказывания, облекается в одну из существующих в данной системе интонационных схем предложения и выражает одно из тех синтаксических значений, которые в своей совокупности образуют категорию модальности» (Виноградов, 1950, с.41). Однако, как считает А.В. Бондарко, «наклонение характеризует отношение действия не к другому действию, обозначенному глаголом, и не предмету или лицу, обозначенному существительным, а к некоторой семантической величине, не находящей специального и постоянного синтагматического выражения» (Бондарко, 1976, с.74). Данное положение разъясняется автором следующим образом: «В плане содержания функционально-семантического поля, грамматическим центром которого является морфологическая категория, именно значение этой категории является наиболее сильным элементом, определяющим ядро, доминанту семантики данного поля. Вместе с тем следует иметь в виду, что такую роль играют именно категориальные значения, а не все семантическое содержание той или иной категории» (Бондарко, 1976, с.209).
Систематическое рассмотрение форм категории наклонения и средств выражения модальности в адыгских языках
Наиболее полную классификационную схему категории наклонений для кабардинского языка впервые дали Г. Турчанинов и М. Цагов в своей «Грамматике кабардинского языка» (1940). Они выделяют в кабардинском языке следующие восемь видов наклонений: изъявительное, повелительное, вопросительное, позволительное, вероятности, желательное, условное, сослагательное. Причем, все эти наклонения, по их мнению, имеют как положительные, так и отрицательные формы. 1.Изъявительное наклонение обозначает реальное действие во всех временах в его положительном и отрицательном вариантах -Шыбзыхъуэр шыч тесщ/тескьым «Табунщик на лошади сидит / не сидит». 2. Повелительное наклонение выражает повеление, приказ, просьбу - фытхэ! «пишите!», уы-мытх! «не пиши!», едэюэ! «читай!» и/или «зови!». В случае присоединения к основам форм повелительного наклонения суффикса -т, слово приобретает оттенок просьбы, но остается в составе повелительного наклонения -Мы газетым едэюэ-т /уе-мы-дэ/сэ-т «Эту газету читай-ка / не читай-ка». 3. Вопросительное наклонение включает три группы форм, объединяемых как оттенком модальности, так и соответствующими суффиксами. 3.1. К первой группе вопросительного наклонения относятся слова с суффиксами -а, -у, -рэ, а также и без особого суффикса. Примеры: Нобэ шыкъарэр къатеж-а? «Сегодня карая лошадь впереди бежала?»; Фи колхозым пщэдэй гуэдз хыпэм щадзэну? «Ваш колхоз завтра пшеницу жать начинать будет (начинает)?»; Мэжид мы гъэм шыбзыхъуэуэ к1уэ-рэ? «Межид в этом году табунщиком едет?»; Сыщыт? «Стою?». 3.2. Ко второй группе вопросительного наклонения относятся слова с суффиксами -кьэ и -уэ, причем к последнему может добавляться частица п1эрэ. Примеры: кьатежа-къэ? (в прошедшем времени) «впереди бежала ли?»; щ1идзэну-къэ? (в будущем времени) «начнет ли?»; к1уэр-къэ? (в настоящем времени) «едет ли?»; Дэ нобэ дылэжьэнуэ п1эрэ? «Будем ли мы сегодня работать?». Вопросительные формы (наклонения) второй группы, по мнению авторов, имеют оттенок сомнения. 3.3. К третьей группе вопросительного наклонения относятся слова с суффиксами -уи, -нуи, -уи в прошедшем, будущем и настоящем времени к1уа-уи? «неужели пошел?»; к1уэ-нуи? «неужели пойдет?»; к1уэ-уи? «неужели идет?». Вопросительные формы третьей группы носят оттенок удивления (Турчанинов, 1940, с. 117-120). 4. Позволительное наклонение дает санкцию третьему лицу на совершение какого-либо действия и образуется посредством включения префиксаре(й)- в слово - Щыхъарым Мусэ йы-ре(й)-к1уэ «В город Муса пусть едет (пойдет)». 5. Наклонение вероятности выражает возможное действие. Этот оттенок выражается суффиксом -гъэн. В различных временных формах этот суффикс сочетается с соответствующими аффиксами. Так, в прошедшем времени к -гъэн присоединяется -щ {-гъэн-щ): Ар к1уэ-гъэн-щ «Вероятно (возможно) он поехал»; в будущем времени к -гъэн прибавляется суффикс (послелог) -к1э с вспомогательным глаголом (частицей) хъун «становиться»: Ар к1уэ-гъэи-к1э хъупыщ «Возможно он поедет». Впрочем, в данной категории возможно образование форм и без элемента «гъэ»: Ар к1уэ-н-к1э хъуныщ «Возможно он пойдет». 6. Желательное наклонение чаще всего выражает желание (порой неосуществимое) субъекта (говорящего) и характеризуется морфологическим показателем -щэрэт / -щэрэ: Уэ циркым уык1уа-щэрэ(т), аслъаихэр плъэгъунт «Ты в цирк если бы пошел, львов увидел бы». 7.Условное наклонение образуется при помощи суффиксов -мэ {-м) для реального условия {к1уа-мэ «если пойдет») и -тэмэ для нереального {сы-к1уа-тэмэ «если бы я пошел»). 8. Сослагательное наклонение распределяется на две группы в зависимости от присоединяемых суффиксов и от содержания оттенка. 8.1. К первой группе относятся слова с суффиксом -нут. сык1уэ-нут «пошел бы». 8.2. Для второй группы характерен суффикс -нт: къедэ1уэжы-нт «послушал бы» или «не послушал бы уже». Например: Ар шхъак1э сыт йыщ1э-нт «Все-таки что он мог бы сделать» (Турчанинов, 1940, с. 120-122). Несмотря на определенные недостатки, обнаруживаемые с позиции современного языкознания, схему, предложенную Г. Турчаниновым и М. Цаго-вым, следует считать уже реальной системой форм наклонения в кабардинском языке. В своей «Краткой грамматике...» Н.Ф. Яковлев и Д.А. Ашхамаф выделяют в адыгейском языке шесть видов наклонения- отрицательное, вопросительное, утвердительное, вопросительно-утвердительное, положительное и повелительное (Яковлев, 1930, с.70-72). Последние два наклонения не имеют своих показателей, а первые четыре образуются с помощью суффиксов-частиц -п, -а, -ба, -рэ-ба соответственно. Эти показатели глагол приобретает в функции сказуемого. Данные виды наклонений дополняются авторами так называемым «неопределенным наклонением», то есть отглагольным именем (причастием). (Яковлев, 1930, с.72). Как известно, Н.Ф. Яковлев и Д.А. Ашхамаф любое слово, выполняющее в предложении функцию сказуемого, признавали глаголом, а глагол, в свою очередь, - своеобразным предложением в миниатюре, в силу чего категория наклонения ставилась ими в зависимость от характера предложения (Яковлев, 1930, с.7). Вышесказанное позволяет предположить, что авторы считали категорию наклонения особенностью глагола-сказуемого, то есть синтаксиса.
Свое дальнейшее развитие теория адыгейского наклонения получила в «Грамматике адыгейского литературного языка» (1941) Н.Ф. Яковлева и Д.А. Ашхамафа. В данной работе авторы выделяют семь наклонений с оттенками модального значения, названные следующим образом: «повелительное, утвердительное (соответствует русскому изъявительному), отрицательное (соответствует русскому изъявительному отрицательному), вопросительное, вопросительно-подтвердительное по значению и вопросительно-отрицательное по форме, подтвердительное и желательное» (Яковлев, 1941, с.343).