Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Категория числа и ее выражение в общем и дагестанском языкознании 9
1.1. История изучения категории числа в аваро-андо-цезских языках .9
1.2. Содержание категории числа и ее выражение в языке.19
1.3. Современное состояние вопроса в общем и дагестанском языкознании.27
Глава II. Соотносительные числовые формы существительных в аваро-андо-цезских языках 50
2.1. Числовые формы существительных аварского языка .50
2.2. Сопоставительный анализ числовых форм существительных в аваро-андо-цезских языках.62
2.3. Семантика соотносительных числовых форм у существительных в разных языках 108
Глава III. Соотносительные и несоотносительные числовые формы существительных аваро-андо-цезских языков115
3.1. Суффикс -заби в аварском языке 115
3.2. Суффикс -зал в аварском языке118
3.3. Сложные суффиксы в андийских языках .119
3.4. Сложные суффиксы в цезских языках .122
3.5. Одночисловые существительные singularia tantum в аваро-андо-цезских языках 124
3.6. Существительные pluralia tantum в аваро-андо-цезских языках 127
3.7. Числовые формы субстантивированных существительных аваро-андо-цезских языков 135
3 3.8. Числовые формы производных существительных .138
Заключение 147
Список использованной литературы 151
- Содержание категории числа и ее выражение в языке
- Современное состояние вопроса в общем и дагестанском языкознании
- Сопоставительный анализ числовых форм существительных в аваро-андо-цезских языках
- Суффикс -зал в аварском языке
Введение к работе
Диссертационная работа посвящена сопоставительному исследованию функционирования категории числа в именах существительных, под которой понимается широкий набор морфологических и лексических средств выражения количественных отношений в литературном аварском, андийских и цезских языках на морфологическом и синтаксическом уровнях. Выбор темы исследования обусловлен тем, что данная категория пронизывает всю словоизменительную систему данных языков, как именную, так и глагольную, причем основные характеристики ее проявления в различных частях речи обнаруживают существенные корреляции, которые оставались вне поля зрения специалистов, подходивших к описанию словоизменения каждой части речи отдельно.
Актуальность исследования обусловлена тем, что до сих пор не проводилось комплексное исследование разнообразных средств выражения категории числа в аваро-андо-цезских языках. Сопоставительный анализ и функционально-семантический подход позволяют глубже проникнуть в структуру категории числа каждого языка, способствуют детальному изучению данных языков, а также более полному раскрытию их специфических особенностей. В работе дается сопоставительная характеристика категории числа, устанавливается общее, выявляется специфическое, свойственное этой категории в каждом из исследуемых языков.
Данная тема актуальна еще и тем, что категория числа является одной из основных грамматических категорий имени существительного и пронизывает всю словоизменительную систему аваро-андо-цезских языков.
Следует также учитывать не только собственно грамматический, но и лексикографический компонент исследования категории числа: во многих языках, в том числе и в аваро-андо-цезских, способ образования множе-
4 ственного числа, особенности функционирования некоторых плюральных форм являются важной словарной информацией.
Сопоставительный анализ числовых форм у существительных близкородственных языков позволяет глубже проникнуть в специфику функционирования числа в каждом из них, способствуя более полному раскрытию потенциала этой грамматической категории.
Объектом исследования данной диссертации являются числовые формы имен существительных аваро-андо-цезских языков.
Предмет исследования – функционирование числовых форм существительных аваро-андо-цезских языков.
Цель настоящего исследования – сопоставительный анализ функционирования числовых форм у существительных аваро-андо-цезских языков, их рассмотрение на уровне морфологии, лексики и словообразования.
В соответствии с указанной целью основные задачи диссертационного исследования могут быть сформулированы следующим образом:
-
охарактеризовать категорию числа в типологическом аспекте;
-
описать морфологию числовых форм аваро-андо-цезских существительных;
-
провести сопоставительный анализ семантики числовых форм у существительных в аваро-андо-цезских языках;
-
путем сопоставления аффиксов множественности в сопоставляемых языках раскрыть их основные формы сходства и различия в образовании множественного числа;
-
выявить особенности функционирования числовых форм существительных в аваро-андо-цезских языках.
Материалом для исследования послужили примеры, взятые из художественных произведений аварского литературного языка. Использованы также образцы из периодической печати, фольклора, словарные материалы андо-цезских языков, а также материал монографий, учебных и научных грамматик по аваро-андо-цезским языкам.
Приемы и методы исследования диктуются практическим материалом, отобранным к рассмотрению. Методика его сопоставительного анализа предусматривает раздельное описание морфологии, семантики и функционирования числовых форм существительных в аваро-андо-цезских языках. Исследование осуществляется в синхронном плане. Используются некоторые приемы моделирования, структурный подход, эмпирическое описание фактов, сопоставительный анализ их количественного и качественного разнообразия.
Методологической основой исследования послужили работы ведущих ученых в области общего и кавказского языкознания по проблемам функционирования категории числа в именах существительных. На защиту выносятся следующие положения:
-
Не все аспекты категории числа равномерно изучены в аваро-андо-цезских языках. Наиболее полно и детально описано формирование множественного числа существительных аварского языка. Путем сопоставления аффиксов множественности выявлены основные формы сходства и различия в образовании множественного числа в сопоставляемых языках.
-
В современных андийских языках отчетливо противопоставляются формы единственного и множественного числа имен. При достаточно близком общем наборе аффиксов множественного числа здесь все же наблюдается значительное расхождение с точки зрения комбинаторики отдельных форм.
-
Анализ связей по числу в существительных аваро-андо-цезских языках способствует более полному раскрытию общих и специфических особенностей категории числа. Сопоставительный анализ связей по числу у существительных близкородственных языков выявляет общие и специфические черты варьирования формы и содержания этой грамматической категории.
4. Описание числовых форм существительных в аваро-андо-цезских
языках, представленное по единой схеме, позволяет выделить форманты
множественного числа, уточнить способы и условия их функционирования.
5. В результате исследования категории числа в именах существительных в аваро-андо-цезских языках установлены критерии морфологической членимости словоформ, контрастирующие в сопоставляемых языках.
Научная новизна исследования связана с тем, что категория числа на материале аваро-андо-цезских языков в целом описывалась с учетом средств ее выражения, особенно в имени существительном. Соответственно в данной диссертации помимо анализа тех или иных формальных показателей анализу подвергаются прежде всего их содержательные характеристики. В работе также содержатся не только конкретные наблюдения в области грамматики аваро-андо-цезских языков, но и их теоретическое обоснование в той части, которая не получила до настоящего времени достаточного освещения в специальной кавказоведческой литературе. В диссертации категория числа в аваро-андо-цезских языках впервые исследуется с использованием системно-функционального подхода. Здесь впервые изучены семантико-структурный и функциональный аспекты взаимосвязей между категориями числа, класса, определенности / неопределенности и некоторыми другими категориями, раскрываются оппозитивные отношения граммем категории числа; определяются семантические оттенки аффиксов множественности, пути лексикали-зации и т. д.
Таким образом, работа представляет собой первый опыт комплексного исследования категории числа в именах существительных в аваро-андо-цезских языках с точки зрения ее морфологического статуса, функциональных особенностей, межкатегориальных связей и др.
Теоретическая значимость диссертации определяется ее вкладом в теорию грамматики аваро-андо-цезских языков, в методическом аппарате которой уточнено и определено место одной из центральных словоизменительных категорий, буквально пронизывающей весь состав частей речи, что, в свою очередь, может иметь выход и в дагестанскую грамматическую традицию в целом. Выделение отдельных компонентов семантической структуры
7 категории числа и их общая классификация делают возможным использование отдельных результатов исследования и в типологии.
Практическая ценность работы усматривается в том, что многие конкретные положения диссертации могут быть использованы при составлении школьных и вузовских учебников аварского и грамматик андо-цезских языков по разделу «Морфология», методических пособий для учителей, справочных материалов для издательских работников, для составления двуязычных грамматических словарей и т. д. Содержащиеся в диссертации материалы и конкретные выводы могут быть использованы в дальнейшем сравнительно-историческом исследовании аваро-андо-цезских языков.
Апробация работы. Основные положения и выводы диссертационного исследования обсуждались на заседании отдела грамматических исследований Института языка, литературы и искусства им. Г. Цадасы Дагестанского научного центра Российской академии наук. Основное содержание диссертации отражено в десяти научных публикациях, в том числе в трех статьях в реферируемом по списку ВАК РФ журнале «Культурная жизнь Юга России».
Структура работы. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения и списка использованной литературы.
Содержание категории числа и ее выражение в языке
Понятие числа относится к одной из основных сфер проявления категории количества, необходимой ступеньки познания действительности [Панфилов 1982]. Поэтому категория количества универсальна и находит свое выражение в речевой деятельности носителей языка. Его филологический опыт позволяет выделить два основных момента, необходимых для осознания количества: счетность и величину. Первое из них определяется при помощи арифметического числа, второе при помощи измерения. Средствами выражения количества и меры в языке стали в первую очередь числительные, а также различные способы обозначения числа лексико-грамматическим способом. Вокруг исследования категории числа сложилось несколько не совсем верных представлений: – все языки мира обладают средствами выражения категории числа; – в языке существует только противопоставление единственного и множественного числа; – все имена существительные маркированы по категориям числа; – число выражается обязательно и число – это грамматическая категория имени [Corbett 2000].
Если последовательно рассматривать материал разных языков в определенных измерениях, то многие неверные представления о числе развеиваются. Эти измерения можно провести с позиций анализа того, как количественные значения вообще выражаются грамматическим числом и как они маркируются в области имен существительных. Подобная постановка вопроса в теории изучения парадигмы числа намечена в наше время. Ученые предполагают, что решение поставленных задач приведет к определению закономерностей выбора числовой формы у существительных того или иного языка, который осуществляет говорящий, строя свое сообщение. Именно сформулировали цели исследования числа в монографиях G.G. Corbett [2000] и О.Н. Ляшевская [2004].
Научная мысль приняла подобное направление анализа категории числа благодаря усилиям лингвистов предшествующего поколения, которые не только описали способы формирования показателей категории числа в языке, но и выделили особенности его использования в словоформах разных частей речи. Между тем в истории изучения категории числа осталось много проблем, споры о которых ведутся и в наши дни. Дискуссируются вопросы о грамматическом, лексическом характере числа, обсуждается его словоизменительный и словообразовательный статус, спорят о содержании самой категории числа в языке и в теории познания. Наиболее традиционным и общепринятым является определение категории числа как грамматической. В логике языка в категорию числа включается воспроизведение формы выражения четкого понятийного содержания слова [Хайдаков 1980]. В нем присутствует и качество, и счет. Шкала качественных отношений зависит от маркеров единичности и множественности, присущих счетным существительным. Они дискретны. Недискретность охватывает неисчислимые существительные. Количественные показатели у них ограничены или счетом, или определениями «много», «немного», «несколько раз» и т. д., т. е. имеют лексический способ выражения. Отметим, что показатели числа у существительных могут быть невыраженными (вызвать такси: одно или несколько?) или могут быть неоформленными (зерно рассыпалось в разные стороны), контекстно обусловленны 21 ми (наступить на грабли), синтагматически связанными (бывали дни веселые). В языке с течением времени формы числа у отдельных слов изменяются, одни раньше, другие позже. Между тем общая тенденция как склонность к формам сингуляриса или плюралиса долго остается неизменной в каждом языке. Некоторые современные языки, помимо форм единственного и множественного числа, сохраняют еще и форму двойственного числа. Двойственное число имеет полную парадигму в арабском языке. В других семитских языках двойственное число встречается уже как лексика-лизованное явление. Обычно двойственное число связано со счетом и обозначает именно два предмета. В подобных случаях, например в аварском языке, существительные не оформлены соответствующими суффиксами множественности, но для конкретизации количества перед ними ставятся указатели числа: кIиго метр «два метра», кIиго шиша чогърол «две бутылки вина». Означается именно два предмета в отличие от трех, четырех и т. д., в то время как множественное число шушби может обозначать любое количество, больше, чем один предмет, в том числе и два. Но во всех языках формы двойственного числа со временем исчезают и заменяются формами множественного числа. Категория числа нельзя считать универсальной. Есть языки, где категория числа отсутствует. Существительное несет наименование класса предметов, а количественные слова уточняют их количество. Так происходит в китайском языке. Однако в языках, где есть категория числа у существительных, по своему характеру она тоже оказывается различной. В разносистем-ных языках она обладает рядом существенных особенностей. Так, в русском языке вес формы существительных группируются в три ряда: форма ед. числа, форма мн. числа, форма ед. и мн. числа.
Значение числа предметов и грамматическое значение числа существительных не всегда совпадает. В аварском языке словоформа «тумен» «червонец» не получает реального маркера числа в контексте анцIго тумен «сто рублей», аварская словоформа къоял «дни» не получает числового значения множественности в словосочетании къоял хIехьезе «выдержать испытание». В разносистемных языках существуют особенности содержания категории числа, которые создают задачи описания ее формы, например: – неоформленность по числу или невыраженность значения числа – тип парадигмы числа у того или иного слова [ЛЭС 1979].
В современных языках форма мн.ч. включает в контекст предложения значение дистрибутивной (разделительной) множественности. Существительное в форме ед.ч. указывает на единичный предмет, а существительное в форме мн.ч. несет указание на отрицание единичности (один предмет – не один предмет, их много, больше, чем один) однородных предметов, образующих незамкнутый числовой ряд. Отрицание единичности мыслится не как ее отсутствие, а как значимое присутствие в составе иного множества (стол – не стол, а столы). Множественное число выражается в языках различными грамматическими способами: посредством аффиксов и флексий, когда к числу добавляется значение других категорий (падеж, род, показатели классного согласования, внутренняя флексия, смена ударения, преобразования основ и т. д.). Маркеры дистрибутивного множества могут обладать несколькими способами выражения, например, аварск. -аби, -аб (накаби «колени»), -дул (тIугьдул «цветы»).
LINK2Современное состояние вопроса в общем и дагестанском языкознанииLINK2
Г.Н. Воронцова [1960] детально рассматривает категорию числа существительных, местоимений и глагола. Особую ценность представляет в этом плане исследование числа имени существительного. В частности Г.Н. Воронцова отмечает: «Во всех этих случаях мы имеем противопоставление многих лиц или предметов одному лицу или предмету. Но существительное, выражая своими формами это противопоставление, в то же время, как правило, служит названием этих лиц или предметов; местоимение лишь ориентировочно их обозначает, указывая на число, в соотносительном плане; а в формах глагола они только количественно учитываются как первые по порядку - активные или пассивные участники действия» [1960: 105].
Категория числа имени существительного и глагола исследована Л.С. Бархударовым [1975]. Он отрицает всеобщее название «единичности» и считает, что «общее значение морфемы единственного числа следует определить не как «единичность», но как немножественность» [1975: 81]. Ф.Ф. Фортунатов, А.А. Реформатский, А.А. Зализняк признавали категорию словоизменительной, поскольку в словоформе граммемы (в частности числа) регулярны и обязательны, выражая отношения между предметами мысли в предложениях. Однако некоторые ученые, учитывая лексическое значение существительных, относят категорию числа к лексико-грамматической [Виноградов, Милославский 1987]. Лексический характер граммем числа подчеркивается в концепции И.А. Мельчука, который настаивал на том, что парадигма числа принадлежит лексеме как целому. Числовые парадигмы по И.А. Мельчуку могут различаться у лексем, а не просто у слова. Развивая концепцию И.А. Мельчука, своеобразную научную мысль о различии контекстов употребления по числу предложила А.К. Поливанова [Поливанова 1983]. Она разграничила арифметические и неарифметические контексты для tantum-существительных. Некоторые из них тяготеют к форме сингуляриса, а некоторые – к числовой форме плюралиса. Очевидно, у существительного такую числовую форму и следует признать нейтральной. Сравним: зерновые дорожают, а морковь дешевеет. В контексте словоформа зерновые тяготеют к pl.tnt., а словоформа морковь тяготеет к sg.tnt. Отметим, что важным условием анализа признается принадлежность единиц к одной лексической группе (здесь это наименование предметов растительного мира). Подход к анализу материала русского языка, предложенный А.К. Поливановой, позволил провести разграничение между формальной числовой парадигмой и семантической числовой парадигмой слова. Такой подход позволяет учитывать регулярную полисемию с одной стороны и словообразовательные лексемы с другой стороны. В случае регулярной полисемии С.Д. Кацнельсон усматривал мену таксономического класса (пески = качественная характеристика явления, но о пески = пространства, изобилующие песком) [Кацнельсон 1972]. Словообразовательный характер числового различия А. Смирницкий отстаивал в словах бега и бег [Смирницкий 1955].
Примеры различного отношения к числу можно продолжить. В реальности надо признать, что поведение форм числа у существительных не всегда можно назвать стандартным. Между тем можно отграничить грамматический тип отношений между формами единственного и множественного числа от лексико-семантического типа отношений между формами единственного и множественного числа. Можно прийти к выводу, что числовое поведение существительных реагирует на многие факторы: – морфологические и морфосинтаксические; – внутрисистемные; – семантические и прагматические. Некоторые из обозначенных факторов рассмотрены при изучении теории числа на материале дагестанских языков. Освещение категории числа в дагестанских языках связано с именами А. Шифнера и П.К. Услара. А. Шифнер кратко описал некоторые способы образования форм множественного числа в аварском языке [1862]. В первой грамматике аварского языка П.К. Услара [1889] наряду с другими вопросами выделен ряд аффиксов множественного числа: -ал, -ял, -ул, -дул, -би, -аби, -и, -л. Дальнейшее изучение аварского языка, его именных категорий связано с именами таких языковедов, как Л.И. Жирков, А.А. Бокарев, Ш.И. Мика-илов, М.-С. Саидов и др. Л.И. Жирков выпустил в 1924 году систематизированное переизложение работы П.К. Услара (в 1936 году им был издан и «Аварско-русский словарь», в приложении к которому дан краткий грамматический очерк аварского языка). Им впервые обозначены многие сложные вопросы именной и глагольной морфологии, которые получили более детальную разработку в трудах исследователей в дальнейшем. Это касается, в первую очередь, падежной системы, временных форм глагола и способов образования форм множественного числа имен существительных. «В аварском языке представляет значительные трудности образование множественного числа имен, где мы имеем многообразную внутреннюю флексию», – пишет Л.И. Жирков [1924: 89]. В «Грамматике» мы также находим обозначение и других спорных вопросов, связанных с аблаутом, внутренней флексией в падежной системе и т. д.
Весомый вклад в исследование дагестанских языков, в том числе и аварского, внесли А.С. Чикобава и И.И. Церцвадзе. В 1962 году ими на грузинском языке была издана работа «Аварский язык», в которой описаны и основные способы образования форм множественного числа в аварском языке и в его диалектах, а также охарактеризованы имеющие место способы из 30 менения основы имени существительного. В данном исследовании имеются ценные наблюдения, касающиеся морфемного членения при образовании той или иной формы множественного числа. Так, они не включают элемент и в состав суффикса, рассматривая его в качестве разделительного элемента (цIа «огонь» -цIа-й -ал, къо «мост» кьо-й-ал, чу «лошадь» чу-й-ал, на «пчела» на-й-ал). Исторически суффикс множественного числа -би выделяется, по их мнению, и в формах типа гама «корабль» гум-и гумби, хъаба «кувшин» – хъу-би хъуб-би [Чикобава, Церцвадзе 1962: 101].
Сопоставительный анализ числовых форм существительных в аваро-андо-цезских языках
По мнению Г.И. Мадиевой, встречаются и слова, в которых суффикс -би прибавляется к чистой основе, т. е. форме именительного падежа: цIцIва «звезда» - цIцIваби; гIакъуба «страдание» - гIакъубаби; маргьа «сказка»-маргьаби, ца «зуб» - цаби, хIужа «факт, довод» - хIужаби; мина «дом» -минаби; цIунцIра «муравей» - цIунцIраби; тIан]а «ковер» - тIан]аби; хали-ча «ковер» - халичаби; махсара «шутка» - махсараби; хъабарча «тулуп» -хъабарчаби. Например: ТIансаби, халичаби Рагъидасан чапана. Чинидул, цIорол къайи Къадалъ речIун гъурана (А.). «Паласы и ковры с крыльца падали (букв. «вылетали»). Фарфор и хрусталь об стены разбивались». Нахъияб къоялъ ГIумарие бокьун букIана гьазул школа бихьизе ва гьезул школалда кина-кинал хIужаби лъималазе ругелали лъазе (М. ГI.) «На следующий день Омар захотел увидеть ихнюю школу и узнать, какие там условия для детей». – КIудиял гIакъубаби КъулчIизени тIамуна. БитIараб буго гьеб, – ан Гьиманила варани – (А.). «Великие мученья испытать заставили. Это правда, – улыбнулся верблюд». Бурун унеб кIкIуй буго Заводазул тIулбухъан, Ралел руго минаби Роххарал хIалтIухъабаз…(ГI.ХI.). «Клубится дым из заводских труб и радостные рабочие строят дома». Хадуб баянлъана, цо унтарас, живго рокъове виччалелде цебе, «суточная норма» бакIаризе тIамун вуго цадахъ цо палатаялда вукIарав, гIемер махса -раби гьарун чIоларев жиндирго гьалмагъ (ХI.ХI.) «Потом выяснилось, что один больной, перед своей выпиской, заставил собрать «суточную норму» своего чрезмерно шутливого товарища – соседа по палате». Все новые заимствования из русского языка, которые оканчиваются на гласный, также принимают суффикс -би без изменения основы [Мадиева 1981: 30-31]: ракета - ракетаби; норма - нормаби; машина - машинаби; парта - партаби. Например: РухIарал ракетаби Рортун уна гIодоре. ГIумруялъго рекIараб КIиго цIа буго зодиб (А.). «Сгоревшие ракеты падают на землю. А на небе два огня, горящих вечно». Киралиго ругин рагIун буго асда ракь бухъулел машинаби (ГI.ХI.) «Он услышал, что где-то есть машины, копающие землю». В отличие от других исследователей Г.И. Мадиева [1981] не выделяет наряду с суффиксом -би суффикс -аби.
П.К. Услар [1889], например, выделяет суффикс -би, -аби. Ш.И. Мика-илов придерживался этого же мнения: «материалы аварского языка дают основания выделить суффикс -аби, как вполне самостоятельный, так как в совершенно одинаковых условиях эти суффиксы (-аби, -би) чередуются» [1964: 22-23].
Фонетических изменений в основе слова суффикс -аби не вызывает, если не считать случаев усечения конечного гласного основы или конечного сочетания ен, ин, ан (душман «враг» - душбаби), также, если слово оканчивается на сочетание ел, то гласная а ассимилируется со звуком а суффикса -аби (ургьел «раздумье» – ургьалаби). Если конечным слогом основы слова является -ман, то суффикс -аби вытесняет сочетание – ан и обращает сонорный м в б. (тушман «враг» – тушбаби) [Микаилов 1964: 22]. Ш.И. Микаилов [1964: 20] также описывает случай, если двусложное слово оканчивается на -ен. Суффикс -би целиком вытесняет этот комплекс и сам становится на его место: рохьен - рухьби, рок1к1ен «иголка» - рук1к1би, ххвалчен «сабля»-ххулчби. Алексеев М.Е. [1988: 36] обращает внимание на то, что в некоторых словах, где начальный согласный лабиализован (къверкъ, к1вет1,гъвет1), при присоединении суффикса -би этот согласный делабиализуется. «Видимо, пишет М.Е. Алексеев [1988: 36], более адекватным было бы вслед за А.С. Чикобава и И.И. Церцвадзе разграничивать суффиксы -би, -аби». Анализ материалов, приводимых Ш.И. Микаиловым [1964: 19], показывает, что суффикс -би присоединяется к именам всех трех грамматических классов. Автор также подчеркивает, что при прибавлении суффикса -би к основе слова происходят значительные изменения.
При этом во всех примерах ударение во множественном числе падает на конечный и. По мнению Ш.И. Микаилова [1964: 18-19], это и явилось причиной отпадения конечного гласного основы, при этом характер конечного гласного основы не имеет значения, вне зависимости от подъема и ряда гласного. И.И. Церцвадзе по этому поводу пишет: «Первый гласный основы после присоединения к основе суффикса множественного числа -би без единого исключения обращается в -у. Видимо здесь имеет место дистанционная регрессивная ассимиляция, которую вызывает билабиальный б суффикса -би [Микаилов 1964: 20].
М.Е. Алексеев, Б.М. Атаев [1998: 40-41] относят суффикс -би к непродуктивным суффиксам, а суффикс -аби - к продуктивным. По их мнению, «с помощью суффикса -аби образуют множественное число некоторые слова с исходом на гласный и с «суффиксальными» -н, -л, конечный гласный [+н] при этом усекается (росу «селение» - росаби; дару «лекарство» - дараби, раг1и «слово»- раг1аби, назму «поэма» - назмаби, итарк1о «сокол» -итарк1аби, рехъен «стадо мелкого рогатого скота» - рехъаби) Например: 1944 аб. соналъул март моцIалъ Дагъистаналъул цо-цо магIарул росаби Ча-чаналде гочине ругилан абураб буюрухъ бачIана (М.ГI.) «Пришло распоряжение о том, что в марте месяце 1944 года некоторые горные селения Дагестана переселят в Чечню» Радал дараби кьезе ячIана Аминат (ХI.ХI.) «Утром, для раздачи лекарств, пришла Аминат». …Хъвана дида тIасан назмаби, гIарзал ГIадамалъ вукIине бакI теларилан (ГI.-М.Х.) «…Писали пасквили и доносы на меня с целью не дать мне места жить среди людей».
Но учитывая, что при склонении существительного во множественном числе изменяется только элемент -би (элемент а не меняется: рехъаби «стада» -рехъабазул), можно cделать вывод о том, что суффикс -аби не существует, т.к. элемент а является суффиксом косвенной основы, а не множественного числа. Множественное число слова «рехьен» образуется при помощи суффикса -би, при этом конечный -н словообразовательного суффикса усекается, а элемент е чередуется с а. Исследуя проблему происхождения суффикса -аби,-би, Ш.И. Микаилов [1964: 26] пишет следующее: «Нам кажется, что происхождение суффикса -аби,-би теперь нам несколько проясняется. Они представляют собой ничто иное, как сугубые, двойные суффиксы, составленные из элементов аб+и, б+и». Вторая часть этих суффиксов, по его мнению, представлена в разрушенном виде. Ссылаясь на данные анцухского и гидского диалектов, а также на данные близкородственных андийских языков можно восстановить этот суффикс в прежнем виде: аб-и аб-ил, би бил [Ш.И. Микаилов 1964: 26].
Суффикс -зал в аварском языке
Показатель множественного числа -заби является очень распространенным и продуктивным в отличие от суффикса -зал, который, по словам Ш.И. Микаилова употребляется лишь в нескольких словах: хур «поле» - хур-зал (К, Ад хIурзал, чох. хIурзаби, А хIурзаб, анцр., таш. хIурзал, чад. хIур-жал, Б хуржал); рукъ «дом» - рукъзал (чад. рукъжал, Ад чох. рукъзаби); лагъ «раб» - лагьзал [Микаилов 1964: 15]. Суффикс -зал присоединяется в основном к односложным словам [Алексеев, Атаев 1998: 41]. Например: нуг1зал «свидетели»; хурзал «поля». Гьесул эмен тракторалъ х урзал рекьулев вуго. «Его отец пашет землю (поля) трактором». Данный аффикс образует множественное число без фонетических изменений основы [Мадиева 1981: 32]: ригь «дом» - ригьзал (ках., том., бухн. ригьзаб, чад. рукъжал, бел. рукъзабил, кд. ригьал, суг., куд., кул., шул. ригь-зал) [Саидова 2008: 291]. Диалектных различий в фонетическом отношении этот суффикс не имеет. Исключение составляют слова, имеющие параллельное употребление двух различных суффиксов -зал и -заб: лагьзал / лагьзаб - «рабы»; нуг1зал / нуг1заб - «свидетели»; бах1арзал «молодые люди [Микаилов 1964: 15]. Нижер рукъзал рухIана, хIайванал рачун ана, Аман гьарун гьанжеги дун духъе витIун вуго (М.ГІ.) «Дома наши сожгли, скот (= животных) увели, И вновь я послан к тебе о помощи просить». В каратинском языке можно выделить также суффиксы -б-ди, -ба-ди, -бай, -ли. Суффиксы -бд-и, -ба-ди М.Е. Алексеев [1988: 95] считает удвоенными, причем предполагается -б-ди -ба-ди З.М. Магомедбекова [1971: 46] пишет, что суффикс множественного числа -б-ди выступает также с предыдущими гласными -а-бди, -и-бди. -бди: гьадоа «голова» - гьадоабди. -абди: ордек «утка» - ордекабди; азалIо «дверная (или оконная) коробка» - азалIабди; аздагьо «дракон (сказочное чудовище)» - аздагьабди; ашикIо «кукла» - ашикIабди; анжито «топор» - анжитабди; байрахъ «знамя, флаг» - байрахъабди; бехвалIо «ком шерсти (состриженный с одной овцы)» - бехвалIабди; гамущ «буйвол» - гамущабди; гIабаси «двугривенный, 20 копеек» - гIабасабди; гIарахъ «стог сена» - гIарахъабди; гIужрукъ «ёж» -гIужрукъабди; даржикI «тыква» - даржикIабди; камитI «конфета» - ка-митIабди; кашиш «поп, священник» - кашишабди; квабах «лопата (широкая деревянная)» - квабахабди; корбацI «носовой платок» - корбацIабди; кIванилIо «бычок» - кIванилIабди; кIорагъ «кораг (мера жидкостей и сыпучих тел, равная двум млирам)» - кIорагъабди; рахас «цепь; цепочка» - раха-сабди; регIасу «напёрсток» - регIасабди; сеналIу «зоол. клещ (овечий)» - се-налIабди; харатI «токарный станок» - харатIабди; цIулакьо «грецкий орех, орех» - цIулакьабди; pIай «дождь» - pIайабди [П.Т. Магомедова, Р.Ш. Хали-дова 2001: 311] дают здесь форму цIабди); черек «чувяк» - черекабди; чирахъ «лампа; светильник» - чирахъабди; чорок «неряха, грязнуля» - чорокабди; -ибди: встречается редко: сункIа «губа» - сункIибди; гьадоъа-щункIа «сбой» - гьадоъа-щункIибди; щункIа «нога (от колена до стопы)» щункIибди. Например: ЩункIибди андукида ракIвачIе-сабалъе дийа волIалъа балъида бикIвачIе. «Ноги не слушались, я не мог идти». Спорадически встречается суффикс -бади: нуса «зять» - нусабади; роша «дерево» - рошабади; дагъма «тук. родинка» – дагъмабади; чокъа «друг; подруга» - чокъбади (конечный -а усекается). Например: Рошбади мучулал герагъе райул ракIва. «Деревья одиноко качались на ветру». Суффикс -бади также может встречаться с предыдущим гласным -и: йаци «сестра» – йацибади; ваци «брат» - вацибади; баци «1) брат или сестра (животного, т. е. рожденные от одной матери животные)» - бацибади. В ряде слов встречается суффикс -бай: цIекIа «нога» цIекIаби; рекьIа «рука» рекьIбай (П.Т. Магомедова, Р.Ш. Халидова дают форму рекьIаби [2001: 244]); лъицIел «палец» – лъицIбай; лъедер «теленок» – лъибдай//лъебдай .в последних двух случаях конечный слог -ел, -ер во множественном числе редуцирован [Магомедбекова 1971: 47].
В ахвахском языке встречаются суффиксы -лар, -дир [Магомедбекова 1967:46]. В багвалинском языке спорадически употребляются суффиксы -бади, -лъа, лълъа. Суффикс -бади выступает обычно в словах, обозначающих родственные отношения. Перед суффиксом -badi появляется гласная -i: нуса «зять» - нусибади (в словаре П.Т. Магомедовой [2004] дается форма множественного числа нусаби). Данный суффикс является составным [Гудава 1971: 216].
А.Е. Кибрик выделяет дополнительно суффиксы множественного числа -дари, -ади,- wри, -али. Показатель -дари встречается только у неодносложных основ на сонорный. Показатели -ади,- wри характерны только для имен лиц (но не для всех) [Кибрик 2001: 132-133].
Суффикс -дари прибавляется непосредственно к основе слова: щакиб «птичка» - щакибдари (П.Т. Магомедова [2004] дает иную форму множественного числа - щакиба); гьумар «пригоршня (обе ладони вместе сложенные)» - гьумардари; гьунгар «окно» - гьунгардари; илгьаб «стромка (ремень, полоска из сыромятной кожи, для закрепления дышла к молотильным доскам, плуга к ярму, а также для волочения бревен)» - илгьабдари; ишам «козленок (годовалая самка)» - ишамдари; кагъар «бумага» - кагъардари; кvнй «баран» - кvнйдари; къалам «карандаш» - къаламдари; къердар «зарубка, знак (счетный – на посохе)» - къердардари; кIбй «четвероюродная сестра» - кIбйдари; пул-эхьуб «желобок (по которому из мельничного бункера под жернов поступает зерно)» - пул-эхьубдари; рекIул «ключ» - рекIулдари; релс-кунй «двухгодовалый баран» - релс-кунйдари; сабаб «амулет (трехугольный)» - сабабдари; сбв «брат (троюродный)» -сбвдари. Помимо вышеописанных суффиксов в ботлихском языке представлены аффиксы -балъи, -малъи,- далъи, -дилъи,- бдалъи, -бдилъи, -рди, -хандул, -бала. Суффиксы множественного числа -балъи, -малъи являются, по свидетельству М.Е. Алексеева наиболее распространенными [Алексеев 1988: 93]. При присоединении к имени существительному суффикса -балъи конечная -л усекается: Например: регъел «нога» - регъебалъи; бе ел «гора» - бе е-балъи; т1абт1алу «огурец» - т1абт1а-балъи; гьедир «теленок» - гьеди-балъи; шайт1ан «черт» - шайт1а-балъи. Суффикс -малъи присоединяется к словам с исходом на -н. Например: гьанулъан «овца» - гьануулъа-малъи // балъи; къегьен «мешок» - къегье-малъи; бегул «часть» - бегу-малъи. Предшествующий гласный при этом может модифицироваться ( -а -и, -и -а, -у -а) [Алексеев 1988: 93]. Например: БацIе гIиндабигъу, гьануулъамалъи гьибдир хучIи. «И волки сыты и овцы целы». Кроме того в ботлихском языке встречаются суффиксы -алъи, -бдалъи, -бдилъи, -рди, которые по всей видимости являются составными [Алексеев 1988: 94]. «Окончание -лъи в суффиксах множественного числа -балъи, -бдилъи является вторичным» - пишет Т.Е. Гудава [1962: 254]. Суффикс -балъи присоединяется к основе именительного падежа непосредственно или посредством наращения гласного (а, и), при этом исходный гласный редуцируется [Гудава 1962: 254]. Суффикс -далъи, -дилъи (М.Е. Алексеев суффикс -дилъи в ботлихском языке не выделяет) прибавляются к именам с согласным исходом основы (особенно вслед за -р). Присоединение суффикса к основе вызывает различные фонетические процессы (редукцию гласного и согласного, ассимиляцию и т. д.) [Гудава 1962: 254]. В суффиксе -бдалъи, -бдилъи , -б Т.Е. Гудава относил к основе [Алексеев 1962: 94]. Т. Е. Гудава в своей работе выделяет также суффиксы -ди и -бала, которые очень редко употребляются [Гудава 1962: 254].
В тиндинском языке также представлены суффиксы -бирда, -бай, -урда. Суффикс -бирда может употребляться параллельно с суффиксом -да: йаци «сестра» йацибирда / йацуда; ваци «брат» вацибирда / вацуда. Т.Е. Гуда-ва [1967: 372] в отличие от других исследователей, относит сюда и суффикс -урда: имуда // имурда «отцы»; илуда // илурда «матери».
