Введение к работе
Актуальность исследования. Проблематика настоящего исследования, посвященного истории древних и средневековых взаимоотношений языков Северо-Восточного Кавказа и Дагестана – нахско-дагестанских и тюркских (кумыкского и с ХУIв. ногайского) – с русским языком, остаётся практически не изученной. Языковые контакты указанного времени ещё не становились предметом какого-либо совокупного и систематического рассмотрения, не подвергались рассмотрению и отдельные их стороны; между тем гораздо большей степенью изученности характеризуется позднейшая, ограничивающаяся новым и новейшим временем (ХVIII–ХХ вв.) эпоха взаимоотношений данных языков. Исключение составляет кандидатская диссертация А. А. Селимова и небольшая публикация Г. М.-Р. Оразаева, посвященные соответственно восходящим в том числе к кумыкскому и ногайскому языкам тюркизмам, в лексике одного из терских русских говоров Дагестана и ранним русизмам в языке кумыков ХVII в. Вместе с тем нуждаются в дополнительном критическом рассмотрении не прекращающиеся c опорой на нахские языковые материалы попытки удревнения соответствующих связей, призванные дать дополнительный импульс концепции славянско-кавказского языкового союза В. Поляка. То же самое относится и к пересмотру некоторых подходов к анализу ряда источников как свидетельств контактов древнерусского языка с тюркскими языками северокавказского региона.
Объект исследования – взаимоотношения языков Северо-Восточного Кавказа и Дагестана с русским языком.
Предмет исследования – древние и средневековые связи языков Северо-Восточного Кавказа и Дагестана с русским языком.
Гипотеза исследования состоит в том, что характер взаимоотношений рассматриваемых языков обусловливался миграцией их носителей в те или иные ареалы, в смежных пределах которых имело место взаимодействие между языками. Так, установление наиболее ранних их связей было обусловлено миграцией древних булгар-протокумыков с территории Северо-Восточного Кавказа и Дагестана в регион, территориально смежный с областью распространения позднепраславянских диалектов. Взаимодействие булгарского и раннедревнерусского языков должно было продолжаться и в дозолотоордынскую эпоху, так как, несмотря на расселение огузов и сменивших их кыпчаков, огузированное булгарское (кумано-комукское) население продолжало сохраняться в Заднепровье, на Северо-Восточном Кавказе и в Дагестане. Следующий (золотоордынский) этап взаимодействия северокавказских куманских и позднедревнерусского языков связывается с переселением после 1324 г. в Крым и Северное Причерноморье, запустевшие после татаро-монгольского нашествия, кумыков-брагунцев из крайнего западного региона Северо-Восточного Кавказа и дальнейшей миграцией части из них на Западную Русь. Затем, в позднее средневековье (XVI–ХVII вв.), когда окончательно оформляются собственно русский, кумыкский и ногайский языки и на Северо-Восточном Кавказе начинают расселяться носители ногайского и русского языков, соответствующие языковые взаимоотношения устанавливаются уже между ними.
Цель исследования заключается в том, чтобы рассмотреть в ретроспективном плане историю древних и средневековых взаимоотношений языков Северо-Восточного Кавказа и Дагестана с русским языком как результат их взаимодействия на различных хронологических срезах и уровнях и с учетом его интенсивности, динамики, а также воздействия экстралингвистических, прежде всего ареальных, а также социолингвистических факторов.
Для реализации поставленной цели в работе решаются следующие конкретные исследовательские задачи:
1) установить этапы (периоды, хронологические срезы) истории древних и средневековых взаимоотношений языков Северо-Восточного Кавказа и Дагестана с русским языком;
2) рассмотреть на материале нахских языков концепцию славянско-кавказского языкового союза;
3) подвергнуть сравнительному рассмотрению древние булгаризмы в славянских, Северо-Восточного Кавказа и Дагестана языках, установить последствия и ареальные пределы взаимодействия соответствующих языков;
4) проанализировать с учетом ареальных факторов древнерусско-булгарские (народов Северо-Восточного Кавказа и Дагестана) языковые взаимоотношения;
5) рассмотреть и установить следствия (древне)огузского и (древне)куманского влияния на (ранне)древнерусский язык и на языки Северо-Восточного Кавказа и Дагестана;
6) выявить и уточнить лексические элементы языков Северо-Восточного Кавказа и Дагестана в «Слове о полку Игореве»;
7) рассмотреть ономастику и этнонимику средневековых тюркских языков Северо-Восточного Кавказа и Дагестана, получивших отражение в позднедревнерусской книжной традиции;
8) подвергнуть рассмотрению ареальные взаимоотношения северокавказскокуманских языков с иными куманскими и уральскими (кыпчакско-булгарскими) языками;
9) установить северокавказские куманские языковые элементы в памятниках золотоордынской письменности ХIV–ХV вв.;
10) уточнить степень близости кумыкского языка к языку Codex Cumanicus, рассмотреть восточнославянские (древнерусские) лексические заимствования в данном памятнике с учетом его отношения к северокавказским куманским формам, а также вопрос об отражении в памятнике (восточно)славянского синтаксического влияния;
11) рассмотреть следствия и установить уровни, на которых осуществлялось обратное влияние северокавказских куманских языков, главным образом в лице древнекумыкского, на древнерусский язык золотоордынской эпохи;
12) проанализировать генетические и ареальные взаимоотношения северокавказских куманских (особо в связи с кумыкским языком) и армяно-кыпчакского языков, рассмотреть следствия и установить уровни, на которых осуществлялось восточнославянское (древнерусское) влияние на армяно-кыпчакский язык;
13) установить следствия лексического взаимодействия западно-древнерусского письменного языка с северокавказским куманским и армяно-кыпчакским языками;
14) выявить с учетом действия ареального и социолингвистического (функционирование языков межэтнического общения) факторов следствия позднесредневекового взаимного влияния русского и тюркских (кумыкского и ногайского) языков Северо-Восточного Кавказа и Дагестана;
15) в контексте рассматриваемых проблем уточнить некоторые вопросы истории кумыкского языка, проанализировать в том же сопряжении контактные взаимосвязи нахско-дагестанских языков с древними и средневековыми тюркскими языками Северо-Восточного Кавказа и Дагестана.
Теоретико-методологическую базу исследования составили работы В. В. Радлова, Н. К. Дмитриева, Л. С. Левитской, А. Н. Кононова, Н. А.Баскакова, А. М. Щербака, Э. В. Севортяна, В. Д. Аракина, А. В. Дыбо, О. А. Мудрака, И. Г. Добродомова, Д. М. Насилова, П. Голдена, Я. Р. Дашкевича, Р. Г. Ахметьянова, С. Я. Байчорова, Г. Дёрфера, Н. З. Гаджиевой, А. Н. Гаркавца, А. А. Чеченова, Ф. С. Хакимзянова, К. Г. Менгеса, О. И. Прицака, Г. М.-Р. Оразаева, Н. Э. Гаджиахмедова, Д. М. Хангишиева, М. А. Хабичева, Н. Х. Ольмесова, С. Р. Изидиновой, Ф. М. Хисамовой, Н. С.Джидалаев и др. в области тюркологии. Славистики и русистики – Р. И. Аванесова, В. В. Мартынова, С. Б. Бернштейна, В. И. Борковского, П. С. Кузнецова, К. В. Горшковой, Г. А.Хабургаева, А. А. Зализняка, Б. А. Успенского, Вяч. Вс. Иванова, В. В.Колесова, М. Л. Ремневой, Т. П. Ломтева и др.
Еще одна сторона междисциплинарного характера объекта данного исследования обусловила использование в его рамках теоретико-методологических положений, с одной стороны, смежных научных дисциплин – теории контактов и взаимодействия языков (Л .В. Щерба, Б. А. Серебренников, У. Вайнрайх, Э. Хауген, Ю. А. Жлуктенко, В. Ю. Розенцвейг, Вяч. Вс. Иванов, C. В. Семчинский, Т. Н. Ильяшенко, А. М. Рот, Б. В. Горнунг и др.), ареальной и социальной лингвистики (А. Д. Швейцер, Г. В. Степанов, Н. З. Гаджиева, Р. И. Аванесов, С. Б. Бернштейн, Б. А. Серебренников, Д. И. Эдельман, В. И. Абаев, В. П. Нерознак, А. В. Десницкая, В. К. Журавлев, Ю. Д. Дешериев и др.). С другой – кавказоведения (Г. А. Климов, А. К. Шагиров, М. Е. Алексеев, И. Г. Арсаханов, Б. К. Гигинейшвили, Ю. Д. Дешериев, Д. С. Имнайшвили, А. Е. Кибрик, С. В.Кодзасов, Б. Б. Талибов, А. С. Куркиев и др.).
На защиту выносятся следующие положения:
1. Первый древний (до VIII–IХ вв.), реализуемый на лексическом уровне период истории прямых взаимоотношений языков рассматриваемого региона с позднепраславянским языком непосредственно связан с древнейшим протокумыкским, или субстратно-булгарским, этапом формирования кумыкского языка. В силу отсутствия непосредственных ареальных взаимосвязей булгарские лексические элементы других – нахско-дагестанских – языков рассматриваемого региона свидетельствуют об опосредованном характере их древних и последующих (до нового времени) связей с праславянским, древне- и великорусским языками. Взаимодействие этих языков могло затронуть и фонетический уровень, если принять во внимание практически одновременное развитие под булгарским влиянием редуцированных гласных в праславянском и гунзибском языках.
2. В свою очередь, более интенсивное воздействие булгарских языков на нахско-дагестанские языки, отразившееся как на лексическом, так и фонетическом и морфологическом уровнях значительной их части, свидетельствует о большей, по сравнению со славянскими языками, древности их ареальных взаимоотношений. Поэтому развитие соответствующих явлений, имея также в виду близость соответствующих булгаризмов рассматриваемого региона не только к формам широкого круга славянских, но и венгерского языков, могло быть обусловлено миграцией древних булгар с территории Северо-Восточного Кавказа и Дагестана в регионы, ареально смежные с областью распространения древних славянских диалектов.
3. Во второй (дозолотоордынский) период истории взаимоотношений рассматриваемых языков с приходом огузских (печенежских, черноклобуцких и сельджукских), а затем кыпчакских племен местное булгарское население не было полностью ассимилировано. Оно достаточно долго сохранялось (в тех или иных пределах) как на Северном Кавказе и в Дагестане, так и в регионе, прилегающем к границам Киевской Руси. При этом появившиеся уже в конце Х в. в Тмутараканском княжестве, расположенном на Таманском полуострове, носители раннедревнерусского языка устанавливают контакты, в т. ч. языковые, с сохранившимся здесь местным булгарским, близким к протокумыкам населением. Об этом свидетельствуют привлеченные к рассмотрению лексические факты, включая булгаризмы, проникшие в раннедревнерусский язык через печенежское посредство.
4. Вместе с тем в данный период воздействие огузских языков на рассматриваемые языки, обусловившее соответствующие их взаимоотношения, было сравнительно интенсивным и затронуло как лексический, так и синтаксический уровень. В последнем случае следует иметь в виду развитие под огузо-сельджукским влиянием в кайтагском диалекте кумыкского языка перфекта на -yp, по модели которого в древнерусском языке формируется т. н. «новый перфект». Однако конвергентные апеллятивные лексические изоглоссы, обладающие общими фонетическими признаками, оказались сравнительно немногочисленными в то время, как в рассматриваемых языках, в т. ч в (ранне)древнерусском, по преимуществу в его устной (фольклорной) традиции, получило отражение несколько большое число огузских лексических форм, представленных однако лишь этнонимами и антропонимами.
5. Последующее кыпчакское влияние на раннедревнерусский, тюркские языки Северо-Восточного Кавказа и Дагестана, обусловившее появление в них идентичных лексических форм, было менее интенсивным, чем продолжавшееся воздействие булгарских языков, отразившееся не только на лексическом, но и фонетическом уровне (в последнем случае раннедревнерусского языка). При этом продвижение собственно кыпчаков (половцев) в дозолотоордынский период ограничивалось Северо-Западным и Центральным Кавказом и пространством между Волгой и Днепром. В прочих же областях, западнее Днепра, а также на Северо-Восточном Кавказе и в Дагестане, еще сохранялись, как показал также анализ языкового материала, огузированные булгары-куманы (команы) и комуки (ср.: qumuq
7. В золотоордынский период (вторая половина ХIII – начало ХVIвв.), когда окончательно оформляется нынешняя кыпчакская принадлежность кумыкского и других северокавказско-куманских языков, и еще был известен позднедревнерусский язык, в книжной традиции последнего начинают отражаться ономастика и этнонимика тюркских языков Северо-Восточного Кавказа и Дагестана. Вместе с тем вследствие уничтожения в результате монгольского нашествия прежнего кыпчакско-половецкого населения Крыма и Северного Причерноморья сюда после 1324 г. была вынуждена переселиться из крайнего западного региона Северо-Восточного Кавказа часть одного из субэтнических подразделений кумыков – баргыны-бораганцы (современные брагунцы). Данный факт подтверждается установленной близостью северокавказско-куманских языков к иным куманским и уральскими (кыпчакско-булгарскими) языкам, кумыкского языка – к языку Codex Cumanicus, созданному в ХIV в. в Крыму, наличием разнообразных северокавказско-куманских языковых элементов в памятниках золотоордынской письменности ХIV–ХV вв. Указанное обстоятельство обусловило появление восточнославянских (древнерусских) лексических заимствований в названном памятнике, возможность отражения в нем (восточно)славянского синтаксического влияния, а также более интенсивное обратное воздействие северокавказско-куманских языков, в т.ч. в лице древнекумыкского, на позднедревнерусский язык и его диалекты, отразившееся не столько на лексическом и семантическом, сколько (возможно, субстратного характера) фонетическом уровне.
8. Установленная на основе типологического анализа соответствующих фонетических и морфологических изоглосс близость к северокавказско-куманским языкам армяно-кыпчакского языка (памятники XVI–XVII вв.), носители которого мигрировали в ХIII–ХVвв. на Украину из Крыма, позволяет полагать, что в рассматриваемую (до указанного времени) эпоху эта близость была более значительной. О том же свидетельствует воздействие на армяно-кыпчакский язык восточнославянского (древнерусского) языка, которое обнаруживается наряду с лексическим на морфологическом и синтаксическом уровнях. Не случайно, имело место и лексическое взаимодействие западно-(древне)русского письменного языка с северокавказско-куманским и армяно-кыпчакским языками, к фактам которого относятся северокавказские куманизмы (кумыкизмы) западно(древне)русского языка, а также западнорусские лексические элементы армяно-кыпчакского.
9. Четвертый период истории рассматриваемых взаимоотношений приходится на эпоху позднего средневековья (XVI–ХVII вв.), когда на Северо-Восточном Кавказе в притеречной зоне начинают расселяться носители ногайского языка и терских (прежде всего – гребенских) русских диалектов. Лексическое взаимовлияние русского, который на уровне отражения соответствующих усвоений в местных (терских) говорах, испытал гораздо большее влияние кумыкского и в меньшей степени ногайского языков, и местных тюркских (кумыкского и ногайского) языков было сравнительно интенсивным и осуществлялось в условиях двустороннего двуязычия. При этом, с одной стороны, в письменном общении между русским и местным населением края использовался кумыкский вариант «северокавказского тюрки», в устном – разговорный кумыкский язык, именовашийся в русской традиции того времени «татарским». С другой стороны, русский язык был известен в устной форме среди соседнего русскому кумыкского и родственного ему тюркоязычного населения, что поддерживалось функционированием во второй половине XVII в. русских школ в междуречье Кумы и Терека.
Научная новизна диссертации определяется в первую очередь самой постановкой проблемы. В ней впервые в рамках монографического исследования анализируются в диахронном аспекте – в целом и на различных хронологических срезах – полуторатысячелетние (с первых веков н. э. и до нового времени) взаимоотношения с русским языком широкого круга разносистемных – нахско-дагестанских и тюркских – языков Северо-Восточного Кавказа и Дагестана. При этом на ранних этапах – уровнях праязыковых состояний соответствующих лингвем – контакты осуществлялись и в других ареалах Восточной Европы, включая Балканы, Крым и Северный Кавказ. Кроме того, в исследовании впервые обоснованы следующие положения, существенные прежде всего для тюркского и русского (славянского) и отчасти нахско-дагестанского языкознания:
- выдвинута гипотеза о миграции носителей древних булгарских диалектов с территории Северо-Восточного Кавказа и Дагестана в регионы, географически смежные с областью распространения позднего праславянского языка, а также гипотеза о древнейшем протокумыкском, или субстратно-булгарском, этапе формирования кумыкского языка;
- дополнительный анализ материала нахских языков, привлеченного в своё время для обоснования гипотезы о непосредственных ареальных взаимосвязях указанных языков с древними (пра)славянскими диалектами, ещё раз подтвердил несостоятельность концепции существования славянско-кавказского языкового союза;
- выдвинуто предположение о булгарском генезисе редуцированных гласных в праславянском и гунзибском языках и приведены подтверждающие его лингвистические факты;
- дана интерпретация на основе булгарского (протокумыкского) языкового материала известных лексических фактов, связанных с Тмутараканском княжеством, генезиса ойконимов Тьмутаракань, Астрахань и этнонима ОБЪРЫ «Повести временных лет», установлены булгаризмы, проникшие через печенежское посредство в (ранне)древнерусский язык, смягчение заднеязычных согласных в котором также имеет контактное происхождение;
- обосновано развитие под огузским влиянием в кайтагском диалекте кумыкского языка перфекта на -yp, по модели которого, можно думать, в древнерусском языке формируется т. н. «новый перфект», и конвергентных лексических изоглосс рассматриваемых языков, а также положение о том, что завершение кыпчакизации языка комуков (древних кумыков), родственного команскому, имело место в золотоордынскую эпоху;
- установлена неадекватность «лексико-семантических параллелизмов» в языке «Слова о полку Игореве» и древнекумыкских преданиях, предложена новая, в основном булгарская, с привлечением языков рассматриваемого региона интерпретация ряда тюркизмов в этом памятнике;
- выявлена близость северокавказскокуманских языков к иным куманским и уральскими (кыпчакско-булгарскими) языкам, кумыкского языка – к языку Codex Cumanicus, обнаружены разноуровневые северокавказско-куманские языковые элементы в памятниках золотоордынской письменности ХIV–ХVвв.;
- среди восточнославянских (древнерусских) лексических заимствований в Codex Cumanicus выявлены формы, известные северокавказско-куманским (древнекумыкскому) языкам, приведены дополнительные аргументы, подтверждающие возможность отражения в данном памятнике (восточно)славянского синтаксического влияния;
- выявлено более интенсивное обратное воздействие северокавказско-куманских языков, в т.ч. древнекумыкского, на позднедревнерусский язык и его диалекты, отразившееся не столько на лексическом и семантическом, сколько (возможно, субстратного характера) фонетическом уровне, установлена более древняя, чем принято полагать, близость к северокавказско-куманским языкам армяно-кыпчакского языка;
- в позднесредневековый (XVI–ХVII вв.) период истории рассматриваемых взаимоотношений лексическое взаимовлияние русского языка и местных тюркских (кумыкского и ногайского) языков было сравнительно интенсивным и осуществлялось в условиях двустороннего двуязычия, что нашло отражение в соответствующих усвоениях местных (терских) русских говоров.
Теоретическая значимость исследования наряду с тем, что в нем рассмотрены практически все известные типы взаимодействия языков и лингвистических ареалов, обусловивших в определенной степени характер анализируемых взаимоотношений рассматриваемых языков, заключается в установлении целого ряда закономерностей, имеющих теоретическое значение для тюркского и русского языкознания. К числу важнейших из них, связанных с тюркской ареальной лингвистикой, относится положение о миграции носителей древних булгарских диалектов с территории Северо-Восточного Кавказа и Дагестана в регионы, географически смежные с областью распространения позднего праславянского, а затем и древнерусского языков. Окончательно снята с повестки дня постановка вопроса о славянско-кавказском языковом союзе, что в теоретическом отношении существенно важно для славянского языкознания и поддерживается принципиально новым для славистики контактологическим подходом к генезису славянских редуцированных гласных. С точки зрения древней ареальной истории тюркских языков, обращает на себя внимание иные теоретические аспекты проведенного анализа – это «общетюркский» характер озвончения анлаутных дентальных взрывных в ряде общих и специфических булгаризмов славянских и нахско-дагестанских языков и более интенсивное, чем в отношении славянских, воздействие булгарских языков на нахско-дагестанские языки.
Достаточно важными как для тюркского, так и для русского теоретического языкознания представляются установленные в рамках данного исследования факты огузского влияния на синтаксические структуры раннедревнерусского и кумыкского языков. Другие контакты применительно к тюркским языкам нашли отражение в кумыкском языке в виде рефлексации пратюркских гласных первого слога и процессов, выделивших булгарскую группу тюркских языков. Сюда же относятся ареальные взаимоотношения северокавказско-куманских языков с иными куманскими, включая армяно-кыпчакский и язык Codex Cumanicus, и уральскими (кыпчакско-булгарскими) языками; относительно русского языка – это некоторые фонетические явления (контактные изоглоссы) древнерусского и южных (велико)русских диалектов, обусловленные воздействием северокавказско-куманских (древнекумыкского) языков.
Методы и приемы исследования. Их использование в работе носит комплексный, диахронно ориентированный характер. В зависимости от конкретных задач исследования и синхронных срезов, на которых они рассматривались в том или ином случае, использовались приемы сравнительно-исторического (внутренняя и внешняя реконструкция), описательного, включая словарные дефиниции, методов, а также методов структурно-типологического сопоставления, лингвистической географии и ареального языкознания, элементы метода компонентного анализа. К числу основных планов исследования, связанных с вопросом о способах систематизации и объяснения анализируемого материала, относятся, с одной стороны, собственно этимологический аспект, который в силу своеобразного положения этимологической науки, также носит комбинированный характер. С другой – приемы сопоставительно-исторической методики, посредством которой факты неродственных языков, в том числе связанные с заимствованием и установлением тех или иных взаимоотношений между рассматриваемыми языками, анализируются в диахронном отношении.
Источники исследования. Лексический материал, свидетельствующий о достоверости результатов произведенного исследования, извлечён, как правило, из двуязычных тюркско-русских и русско-тюркских словарей, «Древнетюркского словаря», двуязычных нахско-дагестанско-русских и русско-нахско-дагестанских словарей, сопоставительных словарей нахско-дагестанских и иных кавказских языков. Использовались также исторические и толковые словари русского и других славянских языков, русских народных, в т. ч. донских, говоров. К анализу привлекались материалы терских говоров, собранные автором во время диалектологических экспедиций ЧИГПИ–ЧИГУ в 70–80-х гг. прошлого столетия, этимологических словарей тюркских, русского, славянских (праславянский лексический фонд), картвельских, адыгских и осетинского языков, сравнительного словаря тунгусо-маньчжурских языков.
В ходе рецензирования «Сравнительно-сопоставительного словаря отраслевой лексики чеченского и ингушского языков и диалектов» И.Ю. Алироева и памятников тюркоязычной деловой переписки в Дагестане ХVIII в., введенных в научный оборот Г. М.-Р. Оразаевым, были подвергнуты фронтальному рассмотрению с позиций настоящей диссертационной работы содержащиеся в них лексические материалы. Кроме того, в качестве источников исследования использовались Codex Cumanicus, некоторые хазарские и золотоордынские документы, памятники армяно-кыпчакского языка, данные русский летописей, «Слово о полку Игореве», памятники литературы Древней и Московской Руси, документы русско-кабардинских, русско-дагестанских и русско-чеченских отношений ХVI–ХVII вв., памятники кумыкского фольклора и письменности, тюркиязычные кумыкские документы ХVI–ХVII вв., записи русских путешественников, посетивших Северо-Восточный Кавказ и Дагестан в ХV-ХVII вв., арабо- и тюркоязычные дагестанские исторические сочинения того же времени и др.
Практическая значимость диссертации заключаются в том, что ее материалы могут найти применение при составлении этимологических словарей рассматриваемых языков, решении некоторых вопросов этноареальной истории их носителей, начиная с древнейших и до нового времени, при написании обобщающих работ по данной проблематике с широким привлечением исторических и иных данных. Они могут быть использованы при разработке учебных пособий, лекционных курсов по тюркскому, славянскому, прежде всего истории русского языка, и нахско-дагестанскому языкознанию, при ведении специальных курсов исследуемых языков. На основе материалов диссертации на филологическом факультете Дагестанского университета в течение ряда лет уже ведутся специальные (с разработанными рабочими программами) курсы по истории заимствованной лексики русского языка, славянской письменности, древнейшим славянско-кавказским языковым связям, а также индоевропейской (с элементами славянской) лингвокультурологии и языкознанию. Издано (в соавторстве) учебное пособие (3 п. л.).
Апробация работы. Основные положения диссертации опубликованы в 11-ти статьях из перечня ВАК РФ для журналов, в которых должны быть опубликованы основные научные результаты диссертаций на соискание ученой степени доктора наук, и двух монографиях, в том числе коллективной, изданной в Москве. Кроме того, по теме исследования опубликованы 50 статьей (общий объем - ок. 24 п.л.) в зарубежных (две – в ГДР и одна – в Болгарии), центральных и региональных изданиях. Основные положения диссертации докладывались: на III и IV Международных конгрессах исследователей русского языка «Русский язык: Исторические судьбы и современность» (Москва, МГУ, 2007, 2010 гг.), IX, X и XI Кирилло-Мефодиевских чтениях «Славянская культура: истоки, традиции, взаимодействие» (Москва, Институт русского языка им. А. С. Пушкина, 2008, 2009, 2010 гг.), VIII (Лейден, 1996 г.), IX (Махачкала, 1998 г.), XI (Москва, 2002 г.) Международных Коллоквиумах Европейского Общества Кавказоведов, II Международном конгрессе кавказоведов (Тбилиси, 2010 г.), IV Международных Бодуэновских чтениях (Казань, КГУ, 2009г.), II, III, VI Международных конгрессах «Мир на Северном Кавказе через языки, образование, культуру» (Пятигорск, ПГЛУ, 1998, 2001, 2010 гг.), Международном научном семинаре «Лингвофольклористика на рубеже ХХ–ХХI веков: итоги и перспективы» (Петрозаводск, 2007 г.), Международных научных конференциях «Фонетика сегодня: актуальные проблемы и университетское образование» (Москва, МГУ, 2003 г.), «Языки Кавказа» (Лейпциг, Институт эволюционной антропологии им. М. Планка, 2007 г.), «Эргатив и эргативная конструкция в языках мира» (Тбилиси, ТГУ, 2009 г.), «Филология на рубеже тысячелетий» (Ростов-на-Дону–Новороссийск, РГУ, 2000 г.), «Языковая семантика и образ мира» (Казань, КГУ, 2008 г.), «Слово и текст: коммуникативный, лингвокультурный и исторический аспекты» (Ростов-на-Дону, РГУ, 2009 г.), «Язык как система и деятельность-2» (Ростов-на-Дону, РГУ, 2010 г.), «Язык и межкультурная коммуникация» (Великий Новгород, Новгородский университет, 2009 г.), 2-ой Международной научной конференции «Кавказские языки: генетико-типологически общности и ареальные связи» (Махачкала, ДНЦ РАН, 2010 г.), VII Междунарной научной конференции «Проблемы общей и региональной ономастики» (Майкоп, АГУ 2010 г.), I Международной конференции «Актуальные проблемы азербайджановедения» (Баку, Славянский университет, 2010 г.); Международной научной (под эгидой МАПРЯЛ) конференции «Ахановские чтения» (Алматы, Казахский университет, 2010 г.), Междунарной научной конференции-семинаре «Особенности функционироания и преподавания русского языка в полиэтническом регионе Северного Кавказа» (Ставрополь, СГУ, 2010); Всесоюзных научных конференциях «Историко-лингвистические связи народов Кавказа и проблемы языковых контактов» (Грозный, ЧИГУ, 1989) и «Проблемы языкового контактирования в конкретных полиэтничных регионах СССР» (Махачкала, ДНЦ АН СССР, 1991 г.), Всероссийских научных конференциях «Вопросы лексикологии и лексикографии языков народов Северного Кавказа, русского и западноевропейских языков» (Пятигорск, ПГЛУ, 1999г.), «Церковнославянский язык в контексте времени» (Ставрополь, СГУ, 2006 г.); «Проблемы региональной ономастики», «Проблемы общей и региональной ономастики» (Майкоп, АГУ, 2004, 2008 гг.), «Национальный/социальный характер: археология идей и современное наследство» (Нижний Новгород, НГУ, 2010 г.); VIII Конгрессе этнографов и антропологов России (Оренбург, 2008 г.) и др. – всего 49 международных, всесоюзных, всероссийских конгрессов, конференций, коллоквиумов и семинаров, включая ближнее (Азербайджан, Грузия, Казахстан) и дальнее (Нидерланды и ФРГ) зарубежье. Диссертация обсуждалась на расширенном заседании кафедры русского языка ДГУ с привлечением специалистов тюркских языков и иных смежных лингвистических дисциплин.
Структура и объем работы. Диссертация состоит из Введения, четырех глав, Заключения, списков использованной литературы и источников, а также сокращений названий языков и диалектов.
