Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Инфинитивные конструкции с посессивными суффиксами в марийском языке
1.1. Содержание понятия «инфинитив» 18
1.2. Общая характеристика 22
1.3. Дистрибуция посессивных суффиксов при инфинитиве на -аш..30
1.4. Конструкции с инфинитивом на -аш
1.4.1. Конструкции с одной зависимой словоформой 41
1.4.2. Усложненные конструкции с двумя зависимыми распространителями 49
1.4.3. Усложненные конструкции с тремя зависимыми распространителями 52
1.4.4. Усложненные конструкции с четырьмя зависимыми распространителями 54
Глава II. Деепричастные конструкции с посессивными суффиксами в марийском языке
2.1. Содержание понятия «деепричастие» 57
2.2. Деепричастия предшествующего действия с посессивными суффиксами
2.2.1. Общая характеристика 66
2.2.2. Моносубъектные и разносубъектные конструкции с деепричастиями на -меке 68
2.2.3. Дистрибуция посессивных суффиксов при деепричастиях на -меке
2.2.4. Конструкции с деепричастиями на -меке 72
2.2.4.1. Конструкции с одной зависимой словоформой 73
2.2.4.2. Усложненные конструкции с двумя зависимыми распространителями 77
2.2.4.3. Усложненные конструкции с тремя зависимыми распространителями 80
2.3. Деепричастия последующего действия с посессивными суффиксами
2.3.1. Общая характеристика 82
2.3.2. Моносубъектные и разносубъектные конструкции с деепричастиями на -мешке 85
2.3.3. Дистрибуция посессивных суффиксов при деепричастиях на -мешке 87
2.3.4. Конструкции с деепричастиями на -мешке
2.3.4.1. Конструкции с одной зависимой словоформой1. 88
2.3.4.2. Усложненные конструкции с двумя зависимыми , распространителями 91
2.3.4.3. Усложненные конструкции с тремя зависимыми распространителями 93
2.4. Деепричастия одновременного действия с посессивными суффиксами
2.4.1. Общая характеристика 94
2.4.2. Моносубъектные и разносубъектные конструкции с деепричастиями на -шыла 96
2.4.3. Дистрибуция посессивных суффиксов при деепричастиях на -шыла 98
2.4.4. Конструкции с деепричастиями на -шыла 99
2.4.4.1. Конструкции с одной зависимой словоформой 100
2.4.4.2. Усложненные конструкции с двумя зависимыми распространителями 103
Усложненные конструкции с тремя зависимыми распространителями 105
2.4.4.4. Усложненные конструкции с четырьмя зависимыми распространителями 106
2.5. Деепричастия образа действия на -к с посессивными суффиксами
2.5.1. Общая характеристика 107
2.5.2. Моносубъектные и разносубъектные конструкции с деепричастиями на -н 109
2.5.3. Дистрибуция посессивных суффиксов
при деепричастиях на -и 110
2.5.4. Конструкции с деепричастиями на-н
2.5.4.1. Конструкции с одной зависимой словоформой 111
2.5.4.2. Усложненные конструкции с двумя зависимыми распространителями 112
2.6. Отрицательные деепричастия на -де с посессивными
суффиксами
2.6.1. Общая характеристика 113
2.6.2. Дистрибуция посессивных суффиксов при деепричастиях на -де 115
2.6.3. Конструкции с деепричастиями на -де
2.6.3.1. Конструкции с одной зависимой словоформой 116
2.6.3.2. Усложненные конструкции с двумя зависимыми распространителями 117
Глава III. Конструкции с личной формой глагола с посессивными суффиксами
3.1. Общая характеристика 118
3.2. Дистрибуция посессивных суффиксов при личных формах глагола 119
3.3. Конструкции с личной формой глагола 123
3.3.1. Конструкции с одной зависимой словоформой 124
3.3.2. Усложненные конструкции с двумя зависимыми распространителями 125
Глава IV. Функции посессивных суффиксов при глагольных формах в марийском языке
4.1. Общие замечания 128
4.1.1. Функции посессивных суффиксов в уральских языках 132
4.1.2. Функции посессивных суффиксов в марийском языке 135
4.2. Функции посессивных суффиксов при инфинитиве на -аш 4.2.1. Функция обозначения лица 137
4.2.2. Другие функции посессивных суффиксов при инфинитиве на-яш 141
4.2.2.1. Другие функции Px2Sgnpn инфинитиве на -аш 142
4.2.2.2. Другие функции Px3Sg при инфинитиве на -аш 145
4.3. Функции посессивных суффиксов при деепричастиях
4.3.1. Функции посессивных суффиксов при временных деепричастиях 148
4.3.1.1. Функции посессивных суффиксов при деепричастиях на -меке 149
4.3.1.2. Функции посессивных суффиксов при деепричастиях на -мешке 153
4.3.1.3. Функции посессивных суффиксов при деепричастиях на -шыла 155
4.3.2. Функции посессивных суффиксов при деепричастиях образа действия
4.3.2.1. Функции посессивных суффиксов при деепричастиях на -н 157
4.3.2.2. Функции посессивных суффиксов при деепричастиях на -де 159
4.4. Функции посессивных суффиксов при личных формах глаголов. 160
Заключение 163
Список использованных источников и литературы
Принятые сокращения 192
Приложение
- Конструкции с инфинитивом на -аш
- Конструкции с деепричастиями на -меке
- Дистрибуция посессивных суффиксов при личных формах глагола
- Другие функции посессивных суффиксов при инфинитиве на-яш
Введение к работе
Актуальность исследования. Синтаксис является наименее разработанным разделом марийского и финно-угорского языкознания. Если синтаксис предложения продолжительное время находится в поле зрения исследователей, то разработке проблем микросинтаксиса посвящено незаслуженно мало работ. Вместе с тем, как известно, словосочетание является таким же объектом изучения синтаксиса, как и предложение. Правда, некоторые классы словосочетаний марийского языка изучены неплохо. Так, имеется монография Ю.В. Андуганова по синтаксису субстантивного словосочетания. Л.А. Петуховой написана монография «Глагольно-именные словосочетания в марийском языке». В последние годы защищены диссертации по глагольному управлению [Максимов 1998, Григорьева 2003] и стилистическому потенциалу глагольно-именных словосочетаний [Краснова 2003]. Однако глагольные словосочетания марийского языка отдельному исследованию до сих пор не подвергались.
Марийскому языку, как и многим другим финно-угорским (уральским) языкам, характерна грамматическая категория притяжательности. Несмотря на то, что она свойственна существительному, материальные формы категории в марийском языке встречаются и в сфере глагола, что представляет большой научный интерес. Данное явление в марийском языке детально не изучено, вследствие чего синхронно-аналитическое изучение глагольных конструкций с посессивными суффиксами актуально для современной марийской, а также финно-угорский лингвистики как вклад в общую теорию синтаксиса родственных языков. Кроме того, теоретические выводы об использовании притяжательных суффиксов при глагольных конструкциях актуальны для других смежных языковых дисциплин: морфологии, лексикологии уральских языков, а также для общего языкознания.
Цель и задачи исследования. Основной целью диссертации является лингвистический анализ глагольных конструкций с притяжательными суффиксами в марийском языке в синхронном и сравнительно-сопоставительном аспектах, всестороннее описание современного употребления и функций притяжательных суффиксов при глагольных формах. Осуществление этой цели обусловливает постановку и решение следующих задач:
1) установить структуру имеющихся глагольных форм с посессивными суффиксами в марийском языке;
2) подробно описать употребление притяжательных суффиксов при глагольных формах;
3) выявить и описать модели инфинитивных, деепричастных, глагольных (с личными формами глагола в главной части) конструкций с посессивными суффиксами;
4) определить особенности функционирования посессивных суффиксов при глагольных формах.
Методы исследования. Основным методом исследования является синхронно-дескриптивный метод с использованием элементов компонентного анализа, а также сопоставительный метод с применением данных родственных финно-угорских (иногда и неродственных) языков. В целях большей наглядности, убедительности и достоверности использован квантитативно-статистический метод.
Теоретической и методологической базой послужили труды российских и зарубежных исследователей марийского, финно-угорских (уральских) языков, в которых рассматриваются как общетеоретические, так и частные вопросы марийского и шире – финно-угорских (уральских) языков по исследуемой проблеме. В первую очередь это работы исследователей марийского и других уральских языков Т.А. Амельченко, Ю.В. Андуганова, Л.П. Васиковой, Н.И. Исанбаева, П. Коклы, М.В. Мосина, П.Н. Перевощикова, Л.А. Петуховой, Т.И. Прокушевой, Г.М. Тужарова, З.В. Учаева, В.И. Учкиной, М.П. Чхаидзе, Д.В. Цыганкина, Е.А. Цыпанова, М.И. Черемисиной, А.Ф. Шутова и др.
Источники исследования. Эмпирическую базу исследования составили материалы, извлеченные из письменных источников – текстов марийской прозы, поэзии, драматургии, публицистики, материалов диалектологических экспедиций МарНИИ (50 наименований). Для сравнения привлечены материалы по родственным и неродственным языкам из работ теоретического характера или личных сообщений консультантов-специалистов. Было обработано 7 238 страниц текста, 33 листа диалектологических материалов и выявлено в общей сложности 2 250 примеров.
Научная новизна исследования заключается в том, что впервые в марийском языкознании проведено системное изучение глагольных конструкций с посессивными суффиксами, что позволило сформулировать следующие постулаты:
1) дано подробное синхронное описание употребления посессивных суффиксов при глагольных формах, а именно – при личных формах глагола, инфинитиве на -аш и деепричастиях на -меке, -мешке, -шыла, -н, -де;
2) установлены модели глагольных (главный член – личная форма глагола), инфинитивных и деепричастных конструкций с посессивным суффиксом;
3) разграничены функции употребления посессивных суффиксов при глагольных формах;
4) выявлены и описаны случаи употребления посессивного суффикса 3 л. ед. ч. при деепричастии на -меке, также посессивного суффикса 2 л. ед. ч. при деепричастии на -мешке в выделительной функции;
5) предложены новые дефиниции инфинитива и деепричастия в марийском языке на основе данных общего языкознания и последних достижений теоретического финно-угроведения.
Теоретическое и практическое значение работы состоит в том, что она вносит определенный вклад в синхронное исследование морфологии, синтаксиса и семантики, чем заполняет явные пробелы в изучении марийского языка. Исследование направлено на наращение научных знаний о посессивных суффиксах и посессивных отношениях, а также об инфинитивных и деепричастных конструкциях. Тем самым наше исследование обогащает теорию марийской лингвистики, а также финно-угорского языкознания в целом. Некоторые положения могут быть использованы при сравнительном и типологическом изучении синтаксиса других финно-угорских языков. Результаты работы найдут применение в преподавании марийского языка, при чтении основных теоретических курсов по морфологии и синтаксису, а также спецкурсов по марийскому языку и финно-угроведению в вузах, прежде всего на историко-филологическом факультете Марийского государственного университета, филологическом факультете Бирской государственной социально-педагогической академии, Институте языка, истории и культуры народов Югры в Югорском государственном университете (г. Ханты-Мансийск). Новые выявленные факты и сформулированные выводы могут быть использованы при написании учебных пособий для школ и вузов.
Апробация. Основное содержание исследования нашло отражение в 10 опубликованных работах, а также в докладах, прочитанных на двух международных и четырех региональных научно-практических конференциях (список публикаций дан в конце автореферата).
Структура и объем работы. Исследование состоит из предисловия, введения, четырех основных глав, заключения, списка использованных источников и научных работ, списка условных сокращений. Работа содержит также приложение с таблицами, отражающими частотность употребления посессивных суффиксов при глагольных формах, особенности функционирования посессивных суффиксов при рассматриваемых формах, модели инфинитивных и деепричастных конструкций. Общий объем работы составляет 193 страницы компьютерного текста.
Конструкции с инфинитивом на -аш
Ученые сходятся во мнении, что инфинитива как грамматической категории в финно-угорском языке-основе не существовало. Его формы образовались из окаменелых падежей различных имен действия после распада финно-угорской языковой общности [197, с. 3; 116, с. 99; 213, с. 16 и др.].
В современном марийском языке выделяются следующие инфинитивные формы: 1) основной инфинитив на -аш (-аш), который соответствует неопределенной форме русского глагола и употребляется во всех наречиях марийского языка (Л. каяш, Г. кеаш, С.-З. кейаш, В. каяш. идти ) ; 2) инфинитив долженствования с показателями -май и -мыла {-мыла). Остается открытым вопрос о существовании инфинитива на -шыла.
По своему происхождению инфинитивы и вообще инфинитные формы глагола в финно-угорских языках, в частности, и в марийском языке, восходят к древним отглагольным именам в различной падежной форме. И.С. Галкин отмечает, что относительно происхождения инфинитива на -аш существуют две точки зрения [83, с. 159]. Согласно первой точке зрения, инфинитивный суффикс -аш восходит к s-овой лативной (направительной) форме отглаголь 6 Об ареале употреблении показателей инфинитива смотрите Табл. 17 ного имени существительного [197, с. 6; 83, с. 160; 116, с. 99]. Впоследствии s-овая форма закономерно видоизменилась в -овую. Согласно второй точке зрения, суффикс -аш одного происхождения с причастиями на -ше (-шо, -шд) и -шаш [213, с. 16], таким образом, инфинитив на -аш представляет собой отглагольное имя с финно-угорским s-овым суффиксом. Однако существует и третья точка зрения: по мнению Н.И. Ашмарина и М.Р. Федотова, инфинитив на -аш (-аш) в марийском языке заимствован из чувашского, в котором упот-ребляется почти созвучное причастие будущего времени на -ас, -ее.
Форма на -ман характерна для центральной, восточной и частично северо-западной зон бытования марийского языка. Как отмечает Коведяева.Е.И:, «этот суффикс образует инфинитивы долженствования в диалектах лугового и восточного наречий» [109, с. 134]. Однако»далее она пишет: «Совершенно исчезла синтетическая форма инфинитива долженствования, полностью заменившись аналитической, в малмыжском диалекте восточного наречия. Здесь говорят: лудаш кулеш надо читать , сераш кулеш надо писать , колышташ кулеш надо слушать . Исчезает она и в.северо-западном диалекте» [там же]. В исследовательской работе «Северо-западное наречие марийского языка» пишется: «В диалекте, как и в литературном языке, имеются две формы инфинитива: инфинитив на -аш и инфинитив на -ман: шакташ играть , канташ принести , толман нужно прийти , кеман нужно идти » [6, с. 147]. Далее отмечается: «Долженствование, указание на необходимость совершения действия нередко выражается словосочетанием инфинитива на -аш и слова кьтеш надо : кацкаш кьтеш надо кушать , кейаш кьтеш надо идти » [6, с. 148]. Данные материалов диалектологической экспедиции 1953 г. показывают, что в Звениговском и Волжском районах Республики Марий Эл (луговое наречие марийского языка) инфинитив с показателем -ман не встречается. Например, в записях Л.П. Грузова по Звениговскому району сказано, что встречаются инфинитивы с показателями -аш, -шаш, -мыла, -шыла, инфини 7 По материалам из статьи Г.И. Лаврентьева «История инфинитивных образований и сходных с ними форм в марийском языке» // Вопросы финно-угроведения: Лингвистика. Фольклористика. Этнография. Археология. - Йошкар-Ола. - Вып. 5. - 1970. - С. 99. тива с показателем -ман нет. Отрицательная форма: каймыла огыл [28, с. 19]. Такая же картина наблюдается и в Волжском районе [26, с. 4]. Г.И. Зайниева, описывая волжский говор марийского языка, пишет: «Вместо литературного инфинитива долженствования, оканчивающегося на -май, в говоре этот инфинитив оформляется суффиксом -мыла: налмыла (лит. налман) надо взять, купить ; Ъ/салмыла (лит. ужалман) надо продать » [5, с. 162]. Рассматривая горное наречие марийского языка, А.А. Саваткова отмечает: «Инфинитив на -тап/-тйп встречается относительно редко, случаи его употребления можно даже перечислить: таїзп (ідгігзіап kenat pal? — keman lin, mam gstet почему за него вышла (замуж)? - надо было, что поделаешь » [143, с. 175]. В.М. Васильев считает, что «инфинитив на -ман наблюдается только в луговом наречии, в восточном и горном наречиях он стал известен только через литературу» [76, с. 42].
Итак, инфинитив с показателем -ман широко употребляется в луговом и восточном наречиях марийского языка, очень редко в горном и находится на стадии исчезновения в северо-западном наречии, заменившись аналитическим сочетанием инфинитива на -аги и модального глагола кулеш надо, необходимо . Следует отметить, что данное сочетание в современном марийском языке широко используется и в других наречиях.
По происхождению инфинитивный суффикс -ман является вторичным и, как полагает И.С. Галкин, чисто марийским суффиксом [83, с. 160]. Исследо ватели считают, что в образовании этого суффикса приняли участие имя дей ствия на -ма (-ма) и сложный лативный суффикс на -ан [197, с. 9; 83, с. 161]. Слияние этих суффиксов вызвало выпадение гласного -а. Однако существует другая точка зрения на происхождение суффикса -ман: Н.Т. Пенгитов счита ет, что инфинитивный суффикс -ман развился из имен прилагательных с суффиксом -ан от пассивных причастий в результате употребления в роли
Форма на -мыла употребляется в горном наречии и в волжском говоре лугового наречия. По сравнению с -ман зона функционирования суффикса -мыла довольно узка. Как отмечает Е.И. Коведяева, и в данном случае наблюдается вытеснение инфинитива долженствования синтетической формой (горн, кемьта следует идти , налмьта следует взять ) аналитической формой, образованной по русскому образцу: кеаш кьтеги надо идти , налаш кьтеги надо взять [109, с. 134]. Автор пишет: «В шарангинском и тоншаев-ском говорах северо-западного наречия марийского языка имеется только один инфинитив на -аш (-аш), инфинитивы же на -ман и -мыла отсутствуют. Долженствование в этих говорах выражается при помощи сочетания русского слова должен или же глагола кХлеш надо с инфинитивом на -аш (-аш): Мынъ должен кеаш Я должен идти ; Мьтанем кеаш кХлеш Мне надо идти » [там же].
Ю.В. Андуганов отмечает: «Инфинитив в марийском языке не во всех наречиях марийского языка имеет один и тот же форматив. Так, в восточном наречии и в большинстве говоров лугового наречия он имеет показатель -ман, а в волжском говоре лугового наречия и в горном и северо-западном наречиях выступает с суффиксом -мыла либо -мьта» [60, с. 5]. К сожалению, автор не приводит никаких примеров относительно употребления суффикса -мыла в северо-западном наречии. Другие исследователи пишут, что в северозападном наречии марийского языка суффикс -мыла не употребляется [6, с. 147; 109, с. 134].
Конструкции с деепричастиями на -меке
Известно, что научные термины, возникшие в рамках одной научной традиции или дисциплины, нередко заимствуются другими науками. В языкознании терминологические заимствования регулярно бывают обусловлены тем, что изучение разных языков продвигается неравномерно, грамматические традиции, в данный момент более продвинутые, становятся источником терминов и понятий, используемых для описания других языков. Так, базой для терминологии в марийском языкознании послужила русская языковедческая терминология. Термин «деепричастие» в славянскую грамматику был введен М. Смотрицким для обозначения специфических форм славянского глагола. Внутренняя форма термина «дее-причастие» показывает, что подразумеваемые им формы трактуются как производные от причастий или соотнесенные с ними - но функционально сдвинутые в сторону собственно-глагола («дее-»). М.И. Черемисина отмечает: «Сам термин «деепричастие» используется лишь некоторыми грамматическими традициями, испытавшими влияние русистики, тогда как формы с аналогичными свойствами могут обнаружиться и в языках, которые описываются без привлечения этого термина, могут «жить под другими именами» [172, с. 4]. Как отмечено в Большом энциклопедическом словаре, «Функционально близки деепричастию герундий в романских языках, падежные формы инфинитива и имени действия в финно-угорских и других языках» [180, с. 128]. Зарубежные исследователи финно-угроведы чаще всего называют их «герундиями» [181, с. 141, 187, с. 172], но вместе с тем встречаются и такие термины, как «приглагольные наречия -verbaladverb» [185] и «конверб - convert»» [195, с. 420]. В марийском языкознании под влиянием русистики изначально используется термин «деепричастие». В первой грамматике марийского языка деепричастия не упоминаются. В «Черемисской грамматике» А. Альбинского дается следующее определение: «Деепричастие не может склоняться, а употребляется при глаголе для обозначения разных обстоятельств того лица или вещи, к которым оно относится, например: Эдэм, кушмынга шонгемеш Человек, возмужав, стареет ». Автор подразделяет их на деепричастия настоящего: пуртэмла вводя и прошедшего времен: пуртэмынга введши . Судя по свойству глаголов и наклонений, деепричастия бывают: 1) действительные: а) положительные: колтэмла посылая , б) отрицательные: колтэмла агал не посылая ; 2) средние: а) положительные: кеишяок йдучи , б) отрицательные: кешляок агал не идя ; 3) страдательные: а) положительные: нюртэма ылмын-га быв обмочен , б) отрицательные: ніортзма литэ, литэок не быв обмочен ; 4) винословные: а) положительные: иштыктэмынга заставив делать , б) отрицательные: иштыктэдэок не заставив делать [57:195].
Ф. Васильев выделяет деепричастия настоящего и прошедшего времени: «Настоящее деепричастие выражается безличным прошедшим неопределенным- временем. Иштенам — я делал, иштенат — ты делал, иштэн может быть приложено ко всем трем лицам. Сие то безличное прошедшее нередко заменяет собою русское деепричастие. Поэтому иштэн может быть переведен на русский язык и делал, и делая. Русское прошедшее деепричастие, оканчивающийся на -ши, или -вши, в черемисском языке оканчивается на -менге, прибавляемое к корню глагола: ужмете - увидевши; пуроменге - вошедши. Приставку менге очень удобно также переводить русским оборотом: после того как: после того как увидал, после того как вошел» [77, с. 32]. Ф. Васильев, выделяя две формы деепричастий на -н и на -меке, правильно указал на омонимичные формы - деепричастие на -я и форму глагола в 3 л. ед. ч. во II прошедшем времени. К тому же, деепричастия на -менге, которые в луговом литературном варианте современного марийского языка имеют форму -меке, действительно удобнее переводить на русский язык оборотом после того как. В.М. Васильев подразделяет деепричастия на два разряда: положительные и отрицательные формы настоящего и прошедшего времен: «Лудын -читая, читав(ши). Лудгиын, лудшыла койын — показывая вид, что читаю; вой-зэн - пиша, писав(ши). Лудмднго, лудменгэ, лудмэк(э), лудшын - после чтения. Войзымбягд, вотымэнгэ, войзымэк(э), войзыгиын — после письма. Отрицательная форма: луддэ (гэчэ), луддэгызэ — не читая, не читав(ши). Луддымын, луддымыла койын - показывая вид, что не читаю. Войзыдэ(гэчэ), войзыдэгызэ — не пиша, не писав(ши). Войзыдымын, войзыдымыла койын — показывая вид, что не пишу. Временные деепричастия: лудлізгикз — до наступления времени чтения, войзымэшю - вместо того, чтобы писать; лудшыла, войзышыла - во время чтения, письма» [74, с. 33]. В.М. Васильев впервые отметил все формы деепричастий, которые употребляются в различных диалектах марийского языка.
Я.Г. Григорьев пишет: «В марийском языке различаются два типа деепричастий: деепричастия образа действия и деепричастия времени» [1953:160]. Исследователь относит деепричастия на -ын, -ен (-эн), а также отрицательную форму на -де к деепричастиям образа действия. Деепричастия времени образуются при помощи суффиксов -меке, -мешке, -шыла [86, с. 161]. В дальнейшем все грамматики марийского языка приводят эти указанные пять форм.
В монографии, посвященной изучению деепричастий в марийском языке, Ы.И. Исанбаев констатирует: «Под деепричастиями в марийском языкознании принято понимать неспрягаемые формы глагола, совмещающие в себе свойства глагола и наречия» [99, с. 3]. В разделе «Деепричастие» научной грамматики марийского языка приведено отличное от представленного выше определение: «Деепричастие - это неспрягаемая форма глагола, обозначающая второстепенное действие, связанное с основным действием подлежащего» [100, с. 250]. Отмечая особенности деепричастия, автор выделяет его глагольные и наречные признаки. Подобно глаголу деепричастие в марийском языке имеет суффиксы видового и залогового значения, управление падежными и послеложными формами имен, наречное определение. Близость деепричастия к наречию выражается в том, что в предложении оно всегда примыкает к глаголу и характеризует обозначаемое им действие. Н.И. Исанбаев, говоря о наречных чертах марийских деепричастий, отмечает два момента: 1) они, являясь приглагольным определением, способны иметь при себе, как и наречия, суффикс сравнительной степени; 2) в отличие от деепричастий русского языка они не остаются абсолютно неизменными по своей форме. Они могут принимать некоторые грамматические показатели, в частности, притяжательные суффиксы, усилительные частицы и тем самым в какой-то степени видоизменяют свою внешнюю форму [там же]. Как известно, посессивность является категорией имени существительного. Однако, отмечая употребление притяжательных суффиксов при деепричастиях, автор не выделяет их как признак существительного.
В учебниках по марийскому языку деепричастие определяется как второстепенное действие глагола. Выделяют деепричастия, показывающие образ действия: Мурен кая, шортын толеш Уходит с песней, приходит, плача ; Маскам ужде, пыжашыж деч ит луд Не увидев медведя, не бойся его логова ; и время действия: Суан эртымеке, тумырым огыт кыре После того как свадьба прошла, в барабаны не бьют по отношению к действию основного глагола [163, с. 304].
З.В. Учаев определяет деепричастие как неизменяемую по лицам, числам, времени и наклонению форму глагола, которая показывает дополнительное, связанное с основным глаголом, действие или основное действие в составном глаголе [162, с. 87]. Раскрывая морфологические особенности деепричастия, исследователь обращает внимание на два пункта: притяжательность и употребление суффикса сравнительной степени -рак при деепричастиях. Данный суффикс употребляется для обозначения ослабления действия. Автор отмечает, что эта грамматическая категория охватывает деепричастия на -меке, -мешке, -н, -де [162, с. 96].
Дистрибуция посессивных суффиксов при личных формах глагола
Деепричастия на -мешке образуют моносубъектную деепричастную конструкцию в 85 случаях, что составляет 40% от общего числа примеров, напр.: Олаш кайымешкем канткомлан гике докладым ыштен кодем! [43, с. 199] До того, как я поеду в город, сам сделаю доклад канткому! ; Тиде шомакым ой-лаш пгунеммешкыже Сакар кок гана вур дене пырля пуйжым шувал луктып шуыги [40, с. 283] До того как он научился выговаривать это слово, Сакар два раза выплевывал с кровью свои зубы .
Деепричастия на- -мешке образуют разносубъектную деепричастную конструкцию в 120 случаях (60%), напр;: Тудын салтаклан кайымешкыже, ик идалык наре пеги сайын илышна [42, с. 81] До его ухода в армию, примерно один год очень хорошо жили ; Пагул ужаш мийымешкыштак помы-жалтып [43, с. 162] Пагул проснулся еще до того, как пришли его будить .
По имеющимся данным, разносубъектные деепричастные конструкции, образованные деепричастием на -мешке, встречаются чаще моносубъектных конструкций.
В субъектных деепричастных конструкциях субъект может быть выражен по-разному (см. Табл. З.1.):
1. Субъект деепричастия выражен Рх соответствующего лица, напр.: Уремыш лекмешкышт веле — пурлашке-шолашке шуведаш туналыт [11, с. 127] Стоит им только выйти на улицу - начинают плеваться направо-налево . В приведенном примере при деепричастии на -мешке употреблен РхЗРІ, который дает ссылку на субъект, речь о котором шла ранее. В данном случае речь идет о мужчинах. Колымешкыже, Суворовым эреак ачалан шотлен [36, с. 154] До своей смерти, все время считал Суворова своим отцом . Px3Sg при деепричастии на -мешке указывает на субъект - прадедушку Сергея, о котором речь шла ранее. Тыгай мардеж ваштареш кузе кает? Эртымешкыже шинчена [36, с. 133] Как пойдешь против такого ветра? Посидим, пока не
86 пройдет . Px3Sg указывает на слово ветер, употребленный в предыдущем предложении. Субъект действия часто выражается в том же предложении, но не в деепричастной конструкции, напр.: Пальтом йдршын юеммешкыже йдратенак чиен коштым [4, с. 162] Я носил это пальто с любовью, пока оно совсем маленьким не стало ; Кушмешкет, тыгак ыштен шуктат, эргым [38, с. 66] Пока ты подрастешь, мой мальчик, так и успеют сделать
2. Субъект деепричастной конструкции выражается существительным или личным местоимением в генитиве, напр.: Тудын салтаклан кайымеш-кыже, ик идалык паре пеш сай илышна [42, с. 81] До того как он ушел в солдаты, примерно один год жили очень хорошо ; Иолташемын толмешкьшсе эныэ1с мелнам ыштальым [7, с. 30] До того как пришел мой друг, испекла малиновые блины . В рассматриваемом случае субъект деепричастной конструкции получает двойное грамматическое выражение: форму родительного падежа и посессивный суффикс.
3. Субъект деепричастной конструкции выражается именем существительным в номинативе, напр.: Снеге кинде кумешкыже эныж погаш пу-ралъым [7, с. 30] До того как испекся земляничный хлеб, зашла собрать малину ; Sur рШ эт or/las kdtska. Pes kdren-кэгеп kudalstes sur fiut d jarnSmeskSze [49, с 220] Запрягает серую кобылу в телегу. Сильно поколачивая, катается, пока серая кобыла (сильно) не устает .
4. Субъект деепричастной конструкции изредка выражается определительным местоимением гике сам , хотя в данном примере субъект деепричастной конструкции можно определить как сочетание личного и определительного местоимений минь шке я сам : Минь шке кынелмешкем мынььт штат ынже кынелте манын и возын мален колта [31, с.30] Пока я сам не встану, чтобы меня никто не будил, сказал, лег и уснул .
Итак, субъект деепричастной конструкции чаще всего выражен Рх соответствующего лица и числа (71,5%), а также именем существительным / личным местоимением в генитиве (22,5%), существительным в номинативе (5%) и изредка определительным местоимением (1%).
Посессивные суффиксы употребляются как при одиночных деепричастиях на -мешке, так и при усложненных формах (см. Табл. 3.2.)
1. Рх употребляется при одиночных деепричастиях на -мешке, напр.: Молам лумын ужмешкем шыч тол? [40, с. 100] Почему не приходил, пока я специально не пригласил? ; Мый колымешкем тыйым йбраташ ту налам [42, с. 164] Я до своей смерти буду любить тебя .
2. Рх употребляется при деепричастиях на -мешке в составе спаренного глагола. Примеры: Мыйын корнем кужу огыл, мыланем тегак, кудышкем ми-ен шумешкем, кинде ок кул [40, с. 255] У меня дорога не дальняя, мне теперь, пока я дома доберусь, хлеб не нужен ; «Чыте ойлен пытарымешкем», - ойла Шамрай [43, с. 155] «Потерпи, пока я не договорю», - говорит Шам-рай .
3. Рх употребляется при деепричастиях на -мешке в составном глаголе напр.: Весе дене келшаш тунгалмешкем, мый тудлан пуйто шинчалан кой-дымо ыльым [11, с. 206] Пока я не начала дружить с другим, я для него была словно невидимой ; Тудын (колхозникын — А.Л.) шке кычкыме гшнъыж дене пашам ышташ туншгмешкыже мыняр жап арам йомеш! [34, с. 33] Пока колхозник начнет работать со своей запряженной лошадью, сколько времени теряется зря! 4. Рх употребляется при глаголе лияш сделаться, становиться в форме деепричастия на -мешке. Данное слово образует устойчивое сочетание с существительными, напр.: Лумжд — Епсей... Епсей вате лиймешкем, чпу! Лучо тугак илем [41, с. 153] Его имя - Епсей... Чем стать женой Епсея, тьфу! Лучше так же буду жить ; Afian d etd limesket sad fiui olma UScis э1 [50, с. 16] Вместо того, чтобы быть ребенком матери, быть бы яблоком в саду .
5. Рх употребляется при деепричастиях на -мешке в составе фразеологических оборотов шер теммеги вдоволь, до полного удовольствия , мален колташ уснуть , чон лушкаш отлегло от сердца , уш каяш сойти с ума; потерять сознание . Примеры: Мутым мушыжо шер теммешкыже ойла, ум-шажелым ок лий [36, с. 42] Кто находит слова, говорит, пока не надоест, рот его не отдыхает ; Вадим азаж годым шорташ йдрата ыле — ачаже йуд еда, ок воктен бндалын, мален колтымешкыже тудден пачер мучко коштеги ыле — тидым мондаш лиеш, ужат? [44, с. 220] Вадим, когда был маленьким, любил плакать - его отец каждую ночь, обняв на груди, ходил с ним по квартире, пока он не уснет - разве можно это забыть? Таким образом, поссесивные суффиксы чаще всего присоединяются к одиночным деепричастиям на -мешке (68%), а также к рассматриваемым формам в корпусе спаренных глаголов (18,5%).
Другие функции посессивных суффиксов при инфинитиве на-яш
Известно, что посессивные суффиксы в уральских языках означают не только принадлежность, но и определенность, они выполняют также указательную, усилительно-выделительную функцию. А.И. Кузнецова полагает: «Собственно посессивное значение в силу своей максимальной независимости от контекста, высокой частотности встречаемости, легкости восприятия является ядром грамматической категории. По отношению к нему как к центру значения указательное, определенное, усилительно-выделительное и другие будут составлять периферию всей семантической области анализируемой граммемы» [114, с. 250].
Отмечается, что в некоторых финно-угорских (также самодийских) языках посессивные суффиксы 3-го и 2-го лица, кроме выражения притяжательное, обозначают определенность действия. Ученые полагают, что корни данного явления уходят в прауральскую эпоху [124, с. 270; 184, с. 465 и др.]. И. Николаева считает, что понятие определенности не может адекватно объяснить употребление и дистрибуцию посессивных аффиксов с непосессивны-ми значениями. Вместо этого она предлагает следующую классификацию их значений: а) идентификация; б) ассоциативная связь с другим элементом; в) эмфаза, контраст. Автор указывает, что,«ни в одной из этих функций посессивные аффиксы не грамматикализовались полностью; скорее их присутствие обусловлено пресуппозицией, которую несет соответствующее высказывание» [128, с. 130]. И. Николаева приходит к выводу, что первые две функции типичны для большинства, уральских языков, за возможным исключением венгерского и прибалтийско-финских языков [128, с. 142]. Третья функция посессивных функций (эмфаза, контраст) характерна только для марийского, коми, удмуртского языков. И. Николаева, вслед за Б.А. Серебренниковым, считает, что эта функция развилась под влиянием тюркских языков: татарского и чувашского [128, с. 143]. Факт, что эта функция не встречается в других уральских языках, подтвеждает эту гипотезу.
М. Лейнонен выделяет следующие несобственно-притяжательные функции посессивных суффиксов 2-го и 3-го лица ед. ч. в коми языке: 1) дейксис; 2) ассоциативная связь; 3) контраст, сопоставление; 4) эмфаза [117, с. 131].
А.А. Ким выделяет следующие функции притяжательных суффиксов в диалектах селькупского языка: 1) обозначение личной притяжательности; 2) обозначение лица; 3) обозначение детерминации [205, с. 10].
Употребление посессивных суффиксов при инфинитивах и деепричастиях ученые объясняют происхождением этих категорий слов от имен действия [209, с. 116; 124, с. 269; 140, с. 64 и др.], напр. ф. (инфинитивные формы) jnoda-kse-ni чтобы я пил , juoda-kse-si чтобы ты пил ; м. (деепричастная форма) меки ётамстон сяфте мархтон идя обратно я тебя возьму с собой ; у. (деепричастная форма) пиме дышетскыны нуыкум, ведра дурен кисыпэм кадь зориз когда я вел сына учиться, дождь лил как из ведра ; к. (инфинитивные формы) мунным ог вермы я не могу идти , муниыд он вермы ты не можешь идти ; в. (инфинитивные формы) теппет kell я должен идти , menned kell ты должен идти 24.
И. Сорокина, при рассмотрении функционирования притяжательных суффиксов в самодийских языках, пишет: «Сфера распространения посессивных суффиксов не ограничивается именным употреблением. Эти же суффиксы представлены в сфере глагола» [150, с. 217].
Л.А. Кудашова отмечает употребление притяжательных суффиксов при деепричастиях в эрзянском и венгерском языках и приводит такие примеры: эрз. деепричастия на -мет + гласный: аштемстэнь находясь (букв, пребывание мое), молемстэтъ когда ты шел / идя ; венг. hdzafele mentemben когда я шел домой , ultodben когда ты сидел [209, с. 117].
Случаи употребления ЛПС венгерского языка в непритяжательных значениях Н.Н. Колпакова разделяет на несколько групп. Первым она отмечает выражение ЛПС грамматического лица, которые служат одним из морфологических средств выражения плана содержания функционального 24 Примеры взяты из ОФУЯ, 1974. - С. 240 семантического поля персональности. Одним из пунктов автор приводит присоединение ЛИС к инфинитиву (в сочетании с такими словами, как kell нужно , erdemes стоит , illik подобает, надлежит и т.д.) [112, с. 210].
А.П. Володин отмечает: «В разных описаниях финского языка выделяют от двух до пяти разновидностей инфинитива. Почти все инфинитивы изменяются по лицам» [79, с. 104]. Автор рассматривает изменение по лицам формы так называемого II инфинитива в инессиве и приходит к следующему выводу: «Личная парадигма- зависимого предиката полностью совпадает с лично-притяжательной парадигмой-имени существительного» [79, с. 105]. Рассмотрев типологический материал категории персональности в агглютинирующих языках Евразии, А.П. Володин делает вывод, что «персональность (признач-ные слова) обнаруживает материальную связь с посессивностью (предметные слова)» [79, с. 108]. «Персональность» А.В. Бондарко определяет как категорию, опирающуюся на глагольные и местоименные формы лица, а также включающую в себя иные - синтаксические и лексические - средства выражения семантики лица [65, с. 12]. Далее автор уточняет, что «значение персональности, т.е. отношение высказывания к говорящему, адресату или- третьему лицу, может быть связано в контексте с неличными формами глагола: инфинитивом, причастиями и деепричастиями» [65, с. 16]. СТ. Ильенко определяет персонализацию как вторую важнейшую сторону предикативности, которая отражает в высказывании позиции говорящего лица [97, с. 160].
