Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА I. Теоретические основы функционально-семантических исследований категории аспектуальности 23
1.1. Краткий экскурс в историю становления и развития учения о категориях глагольного вида, способов действия и аспектуальности 23
1.2. О лингвистическом статусе категорий глагольного вида и способов действия 44
1.3. Основные подходы к изучению функционально-семантической категории аспектуальности в современной лингвистике 62
Выводы к главе I 78
ГЛАВА II. Аспектологическая деривация в башкирском языке 81
2.1. Способы и средства аспектологическои деривации 81
2.2. Аналитизм в сфере формирования аспектуально релевантного контекста в башкирском языке 89
2.2.1. Место и роль аналитизма в сфере аспектологическои деривации 89
2.2.2. Место и роль компонентов аспектуалъно релевантных аналитических глагольных конструкций 105
2.2.2.1. Деепричастие как носитель основной семантики глагольного действия в аналитических конструкциях 110
2.2.2.2. Вспомогательный глагол как модифицирующий компонент аспектуалъно релевантных аналитических конструкций 114
2.3. Морфологический способ аспектологическои деривации в башкирском языке 118
2.3.4.. Аффиксация как способ образования аспектуалъно релевантных глагольных форм в башкирском языке 121
2.3.2. Редупликация 132
2.4. Лексический способ выражения аспектуальных значений 137
2.4.1. Об аспектуалъной семантике основы глагола-сказуемого 137
2.4.2. Паронимия в сфере аспектологической деривации 142
2.4.3. Выражение аспектуалъной семантики синонимами 147
2.4.4. Об аспектуалъной семантике фразеологических единиц 149
2.5. Контекстуальные средства реализации аспектуальных значений.
Обстоятельства в роли аспектуального модификатора 154
2.5.1. Роль наречий в формировании аспектуально релевантных конструкгщй 158
2.5.2. Роль конструкций со служебными словами в формировании аспектуально релевантного контекста 165
2.6. Комбинированные средства реализации аспектуальных ситуаций 178
2.7. Роль интонации в сфере аспектологической деривации 180
Выводы к главе II 182
ГЛАВА III. Компоненты и структура функционально-семантической категории аспектуальности в башкирском языке и средства их репрезентации 185
3.1. Кратность и интенсивность как доминирующие компоненты поля аспектуальности в башкирском языке 188
3.1.1. Функционально-семантическое поле кратности 193
3.1.2. Функционально-семантическое поле интенсивности 211
3.2. Функционально-семантическое поле лимитативности 227
3.3. Функционально-семантическое поле длительности 242
3.4. Функционально-семантическое поле фазовости 259
3.4.1. Вербальные средства репрезентации значения начала действия в башкирском языке 264
3.4.2. Вербальные средства репрезентации значения продолжения действия в башкирском языке 277
3.4.3. Вербальные средства репрезентации значения прекращения действия в башкирском языке 283
Выводы к главе III 293
Глава IV. Взаимодействие функционально-семантических полей в разносистемных языках 296
4.1. О явлении взаимодействия в сфере функционально-семантических полей 297
4.2. Взаимодействие полей аспектуальности и локативности 303
4.3. Взаимодействие полей аспектуальности и темпоральности 317
Выводы к главе IV 341
Заключение 343
Использованная литература 349
Источники 391
- Краткий экскурс в историю становления и развития учения о категориях глагольного вида, способов действия и аспектуальности
- Место и роль аналитизма в сфере аспектологическои деривации
- Кратность и интенсивность как доминирующие компоненты поля аспектуальности в башкирском языке
- О явлении взаимодействия в сфере функционально-семантических полей
Введение к работе
Общепризнано, что базовыми, важнейшими функциями языка являются номинативная, коммуникативная и когнитивная функции. В процессе речевой деятельности и говорящий (пишущий), и принимающий информацию (слушающий, читающий) видят и интерпретируют ситуацию изнутри, в зависимости от уровня развития, образования, культуры, 'владения языком (языками), психологического и эмоционального состояния, характера и т. д. При этом,используются различные языковые средства: лексические, словообразовательные, морфологические, синтаксические, контекстные (контекстуальные), текстовые, интонационные, экспрессивно-эмоциональные и комбинированные.
Согласно принципу системности в языке все эти вербальные средства подразделяются на отдельные подсистемы (уровни), в, рамках которых выделяются соответствующие единицы, классы и категории, позволяющие раскрыть особенности форм- и значений в рамках каждой из выделяемых подсистем. При таком подходе анализ значений концентрируется в пределах отдельных грамматических единиц, классов, категорий и, в связи с этим, как указывают основоположники отечественной теории функциональной грамматики и функционально-семантического подхода к языковым явлениям, «комплексное рассмотрение сходных значений, выражаемых разноструктурными средствами, становится возможным лишь при выходе за рамки основного типа описания по отдельным уровням» [60, Бондарко, 2003: 3]. Поэтому одним из перспективных направлений современной лингвистики признается изучение разноуровневых языковых явлений на основе общности их функций и средств репрезентации в комплексе, когда каждый компонент системы языка рассматривается в свете его функциональной релевантности (значимости).
Грамматика, основанная на принципе единства* системно-структурного (системно-категориального) и функционального аспектов как единого целого, называется функциональной грамматикой. Она исследует закономерности
функционирования грамматических единиц, передающих смысл высказывания^ во взаимодействии с элементами разных уровней языковой системы. Функции языковых средств при этом описываются в направлении «от семантики к формальным средствам» в сочетании с подходом «от формы к значению (функции)».
Анализ; научной литературы показывает, что в общем языкознании накоплен большой теоретический материал новейших исследований в области функциональной грамматики. Суть данного направления лингвистического^ исследования, говоря;словами В: С. Храковского; сводится к тому, что исходным пунктом: должна служить«опорана значение, а результатом исследования должен быть реестр тех. формальных средств} которые используются для; обо-значенияданной грамматической функции» [Храковский, 1977: 78].
Основным; предметом: анализа^ функциональной грамматики являются языковые единства^ имеющие функциональную основу, - семантические ка-' тегории и базирующиеся на них функционально-семантические поля.
Термин ''семантическая категория'предполагает наличие основных инвариантных категориальных признаков (семантических констант), выступающих в тех или иных вариантах в языковых» значениях, выраженных разноуров1 невыми вербальными средствами - лексическими, словообразовательными, морфологическими, синтаксическими, а также комбинированными: «Семантические категории грамматики в их соотношениях составляют базу системного членения языковых значений и семантических функций на пересекающиеся и взаимодействующие «области содержания» [60; Бондарко, 2003: 28].
Для семантических категорий характерна инвариантность и семантическая вариативность, что составляет необходимый компонент исследования и описания функционально-семантических полей.
В' функциональной грамматике понятие 'функционально-семантическое
поле"1 определяется как явление, представляющее собой единство грамматиче-
. ских и «строевых» лексических единиц, а также различных комбинированных
средств,.взаимодействующих на основе общности их семантических функций [60, Бондарко, 2003: 11]. Заметим, что термин 'функционалъно-селшнтическое «оле' употребляется^параллельно с термином 'функционально-семантическая категория1, подчеркивающим семантико-категориальный аспект того же; предмета исследования.
Ученые-аспектологи отмечают, что к наиболее распространенным, в языках мира универсальным, семантическим категориям относится аспектуаль-нос/иь (Ю; G. Маслов, А. В; Бондарко, В: М.. Павлов, Т. В. Булыгина, В. С. Хра-. ковскийу.М: А.Шелякин, Ю. А. Жупынин, А. А. Зализняк, А. Д. Шмелев и др.).
Аспектуалъностъ' определяется как «семантический; категориальный признак "характер протеканияіи распределения действия во времени!' швместе с тем как групп ировка Ф.СІЩ. объединенных этим признаком» [Там: же, с. 40] .Выражается она взаимодействующими языковыми; средствами- - морфологическими,' : синтаксическими^ словообразовательными, лексико-грамматическими, лексическими и ихразнообразными сочетаниями, объединенными^общностью'*семантических функций^ принадлежащих к области-аспектуальных отношений.:::';--
- Функционально-семантическая категория? аспекту альности;. имеющая^
универсальногсемантический, характер, имеет вьтход как на систему языка, так
ина высказывание и другие единства в составе текста. Группировка граммати
ческих, лексических единиц, а также различных комбинированных (лексико-
синтаксических и т. п.) средств данного языка, составляет функционально-
семантическое поле (ФЄИ) аспекту'альности. Поскольку аспектуальные зна
чения сосредоточены прежде всего в сфере глагольного предиката, функцио
нально-семантическую категорию аспектуальности относят к полям с акцио-
нальным (предикативным) ядром.
Понятие ФСП связано с парадигматическими отношениями в системе языка. Для того чтобы анализ имел выход в речь, где парадигматические отношения сочетаются с синтагматическими, используется: понятие, связанное с репрезентациями ФСП в речи, в высказывании, - а именно,.понятие категорії-
алъная ситуация. Категориальная ситуация, по мнению А. В. Бондарко, — «это выражаемая различными средствами высказывания типовая ситуация (выступающая в том или ином варианте), содержательная структура, а) базирующаяся на определенной семантической категории и образуемом ею в данном языке ФЄП; б) представляющая собой один из аспектов общей ситуации, передаваемой высказыванием, одну из его категориальных характеристик (аспектуаль-ную, темпоральную, модальную, локативную и т. п.)» [60, Бондарко, 2003: 12]. Содержательная структура, которая связана с выражением характера протекания действий во времени, называется аспектуалъной ситуацией.
Исследование функционально-семантической категории аспектуальности с середины XX в. стало развиваться как самостоятельный раздел языкознания — аспектология.
Ю. С. Маслов так определяет данную область языкознания: «Аспектология (от лат. aspectus — внешний вид, облик и греч. logos — слово, учение) - раздел грамматики, изучающий, глагольный вид (аспект) и всю сферу аспектуальности, т. е. видовых и смежных с ними значений, получивших в языке то или иное выражение. Помимо грамматических видовых и видо-временных категорий, аспектология изучает аспектуальные классы глаголов (динамические / статичные, предельные / непредельные глаголы) и их подклассы, так называемые способы действия, а также различные аспектуально релевантные компоненты контекста, представленные неглагольной лексикой и средствами синтаксиса» [248, Маслов, 2004: 521].
Несмотря- на существование специальной отрасли в современном общем языкознании - аспектологии, проблема описания функционально-семантической категории (поля) аспектуальности в башкирском языкознании остается открытой. До настоящего времени не исследовано функционирование языковых единиц с аспектуальными значениями, не определены компоненты и структура функционально-семантической категории аспектуальности, способы аспектологической деривации и средства репрезентации и др. В частности,
многие годы неоднозначно решался вопрос о наличии или отсутствии в тюркских языках морфологической категории вида глагола, что приводило к концентрации внимания ученых на изучении этой узкой проблемы и задерживало процесс формирования башкирской аспектологии как самостоятельной отрасли языкознания.
Так, например, 24-27 сентября 1956 года в Алма-Ате состоялось специальное координационное совещание тюркологов, посвященное проблеме вида, где наиболее ярко было представлено два разных взгляда на существование категории вида в тюркских языках [Резолюция координационного совещания, 1958: 247].
Разность взглядов на данную проблему сохраняется и позднее.
Одна группа ученых-тюркологов считает, что грамматическая категория глагольного вида в той форме, которая свойственна славянским языкам, в тюркских языках отсутствует (Н. И. Ашмарин, Р. С. Газизов, Ф. А. Ганиев, М. 3. За-киев, Н. Ф. Катанов, С. К. Кенесбаев, Р. 3. Мурясов, В. М. Насилов, Д. М. На-силов, Н. О. Оралбаева, Б. А. Серебренников, А. Н. Тихонов, В. Н. Хангиль-дин, А. М. Щербак и др.). В более ранних исследованиях глагольные формы и аналитические конструкции с аспектуальнои" семантикой в тюркских языках рассматривались безотносительно к категории вида (И. Гиганов, А. Казембек, Г. Алпаров, М. Иванов, К. Насыри и др.).
Другая группа лингвистов на материале разных тюркских языков констатирует наличие в них глагольной категории вида, но отмечает своеобразие глагольных форм с видовыми значениями в тюркских языках (3. И. Алиева, Ал. Архангельский, Н. 3. Бакеева, Д. Бердыев, В. А. Богородицкий, А. К. Боровков, Н. Э. Гаджиахмедов М. X. Курбангалиев, И. Е. Маманов, М. К. Уюкбаев, Г. Ш. Шарипов и др.).
Есть группа языковедов, занимающая промежуточное положение. Они признают наличие категории глагольного вида и в тюркских языках, но указывают на их отличие от форм совершенного и несовершенного вида глагола в
славянских языках (Н. К. Дмитриев, А. Н. Кононов, Л. Н. Харитонов, Г. Д. Санжеев и др.).
Сложность проблемы ярко проявляется в противоречивых суждениях, например, исследователя башкирского глагола А. А. Юлдашева. Он считает, что на вопрос о наличии или отсутствии в тюркских языках категории вида «нельзя дать категорического ответа, ни положительного, ни отрицательного» [429, Юлдашев, 1965: 41]. В то же время уточняет, что «материал тюркских языков дает больше оснований для утверждения грамматической категории вида, чем для ее отрицания» [Там же, с. 42].
Ситуация объясняется тем, что языкознание как самостоятельная отрасль науки о языке многих малочисленных народов, проживающих на территории бывшего СССР, в том числе и башкирского, стало формироваться лишь в 20-е годы XX столетия. И в период его зарождения русский язык, имеющий, многовековой опыт исследования, по праву стал образцом, языком-эталоном, на основе которого описывались языки любой другой системы.
Однако, не умаляя огромного значения русистики, ставшей отправной точкой при решении многих принципиальных проблем теории языков народов, населяющих Россию, следует отметить и некоторые крайности в этой области. Так, например, в период расцвета идеи сближения наций, стирания грани между ними и создания единого советского народа, ученые-языковеды и авторы первых учебных грамматик стремились рассматривать каждый изучаемый язык через призму похожих явлений в русском языке, «подогнать» их под те или иные категории языка-эталона. Вследствие чего оставались вне поля исследования некоторые специфические явления иносистемных языков, в том числе своеобразная репрезентация аспектуальных значений в тюркских языках.
Как известно, категория глагольного вида славянских языков имеет двухвековую историю изучения, достаточно хорошо исследованы различные аспекты проблемы, и их результаты должны были бы помочь в решении многих вопросов аналогичных явлений других языков. Но история исследования
категории вида в тюркских языках показывает, что большинство авторов первых работ в этой области были нацелены на то, чтобы найти в каждом изучаемом языке те вербальные средства, которые соответствовали бы средствам выражения категории русского глагольного вида.
Так, в 40-60 годы XX в. появились монографии, диссертационные исследования, посвященные категории глагольного вида в тюркских языках (А. И. Харисов, 1944; Г. Ш. Шарипов, 1945; 3. И. Алиева, 1953; М. К. Уюкбаев, 1954; М. У. Умаров, 1956; Д. Бердыев, 1960; Л. Н. Харитонов, 1960 и др.), хотя уже в то время некоторые ученые указывали на дискуссионность подобного подхода.
Основоположник башкирского теоретического языкознания Н. К. Дмитриев, например, анализируя учебник татарского языка для русских «Руководство по изучению татарского языка в русских школах» (1925 г.) М. X. Курбангалиева и Р. С. Газизова, отмечает, что авторы, рассматривая глагольные виды, старались отождествить каждый вид татарского глагола с определенным префиксом русского глагола, и.пишет: «Не лучше ли вместо этого чисто методического пути избрать другой: проследить семантику татарских видов, оставаясь на базе татарского языка, и потом уже, в порядке параллели, подыскивать соответствия из русского языка?» [Дмитриев, 1948 (мы цитируем по: Дмитриев, 2008: 184].
Подчеркивая важность выявления специфических различий между сравниваемыми языками в сфере аспектуальной интерпретации действия, и Ю. С. Мае лов указывает на то, чтобы при этом «не судить один язык по законам другого», не рассматривать отношения и категории одного языка (например, русского) в качестве «нормы», а в другом языке видеть «отклонение от нормы», «нечеткость нормы» и т. д. Нужно всегда иметь в виду многообразие возможных аспектуальных «оценок», как и возможность их разной комбинации друг с другом в составе многозначных, полифункциональных граммем [252, Маслов, 2004: 347]. К таким граммемам можно отнести грамматическую
(морфологическую) категорию вида, охватывающую всю глагольную систему славянских языков (русского в том числе) и занимающую центральную (ядерную) часть функционально-семантического поля аспектуальности.
Каковы подходы к исследованию глагольных форм с видовыми значениями в башкирском языкознании?
Некоторые ученые и авторы первых учебников башкирского языка глагольные словоформы с видовыми значениями рассматривают безотносительно к категории вида (А. Мансуров, Дж. Г. Киекбаев). Группа ученых-башкироведов (Н. К. Дмитриев, А. И. Харисов, Р. Н. Терегулова, К. 3. Ахмеров и др.) аналитические и морфологические средства выражения различных видовых значений относит к категории глагольного вида, но отмечают своеобразие этих глагольных форм. Ряд лингвистов (Р. О. Шенк-нехт, Б. Н. Головин, Р. 3. Мурясов, К. 3. Закирьянов и др.) считает, что в башкирском языке вид как отдельная грамматическая категория глагола отсутствует.
В современных учебниках и учебных пособиях для студентов вузов по башкирскому языку (М. В. Зайнуллин, Н. X. Ишбулатов, М. X. Ахтямов, А. М. Азнабаев, В. Ш. Псянчин, К. Г. Ишбаев и др.) аналитические и морфологические средства выражения характера протекания действия авторы относят к формам морфологических категорий глагола — категории объема (вида), хотя выражаемые ими видовые значения перечисляются практически безотносительно к грамматической категории глагольного вида в его общепринятом в славистике понимании.
Следовательно, имеющиеся на сегодняшний день результаты исследований нуждаются в теоретическом переосмыслении с позиции современной ас-пектологии.
Исследования последних десятилетий доказывают, что разноуровневые языковые средства, которые характеризуют действие с точки зрения особенностей его протекания, относятся к компонентам функционально-
семантического поля аспектуальности (Д. М. Насилов, Д. Г. Тумашева, Р. 3. Мурясов, Т. А. Кильдибекова, Э. М. Миргаязова, И.-Э. С. Рахманкулова, М. Н. Закамулина и др.).
Из вышеизложенного следует, что проблема описания лингвистической природы способов действия и категории аспектуальности, объема лексического значения и средств их деривации в башкирском языке представляет большой научный интерес и является одной из актуальных проблем как в современном башкирском языкознании, так и в тюркологии в целом.
Мы исходим из того, что в башкирском языке, как и в других тюркских языках, грамматическая категория глагольного вида отсутствует. Следовательно, при описании функционально-семантической категории аспектуальности будем ориентироваться на другие вербальные средства репрезентации» аспектуальных значений - синтаксические, лексические, морфологические, контекстные, интонационные и^ комбинированные, которые относятся к разным ярусам языковой иерархии.
Актуальность диссертационного исследования определяется» неизученностью категории аспектуальности в башкирском языкознании и необходимостью комплексного исследования обозначенной проблемы с позиции современной аспектологии.
Существенным представляется выявление способов аспектологической деривации, исследование компонентов и структуры функционально-семантического поля аспектуальности, средств выражения аспектуальных значений в башкирском языке, результаты которых откроют перспективы для дальнейшего изучения такого многогранного языкового феномена, как функционально-семантическая категория аспектуальности в башкирском языке.
Объектом исследования является функционально-семантическая категория аспектуальности в башкирском' языкознании, а предметом - способы деривации и средства репрезентации аспектуальных значений в башкирском языке.
Цель диссертационной работы заключается в системно-структурном исследовании функционально-семантической категории аспектуальности в башкирском языке, имеющей полевую структуру; выделении и описании способов деривации и средств репрезентации аспектуальных значений.
В работе выдвигается следующая гипотеза: если целенаправленно исследовать способы аспектологической деривации и разноуровневые вербальные средства репрезентации аспектуальных значений согласно принципу «от семантики к средствам ее выражения» в сочетании с подходом «от формы к семантике», т. е. от функций к средствам и от средств к функциям, то можно определить особенности содержательной структуры и взаимодействия компонентов функционально-семантической категории аспектуальности в башкирском языке.
В соответствии с выдвинутой гипотезой-и целью исследования в диссертации ставятся и решаются следующие задачи:
произвести историко-лингвистический обзор и анализ состояния изученности* проблемы аспектуальности, способов глагольного действия и вида (аспекта) в современном общем, славянском, тюркском и башкирском^ языкознании;
выявить и теоретически обосновать особенности функционально-семантической категории (поля) аспектуальности в башкирском языке;
выделить и изучить способы аспектологической деривации в башкирском языке;
определить и исследовать доминирующие и периферийные компоненты функционально-семантического поля аспектуальности в башкирском языке, выявить содержательную структуру и внутриполевую иерархию его компонентов;
изучить и описать особенности выражения аспектуальных значений единицами разных структурных уровней башкирского языка, произвести их систематизацию;
- раскрыть особенности взаимодействия функционально-семантических полей в разносистемных языках (на материале русского и башкирского языков).
Методологической основой исследования являются фундаментальные характеристики языка: системность языка и его иерархичность, взаимосвязанность и взаимообусловленность языковых явлений, интегративное взаимодействие лексики и грамматики, что проявляется в различных аспектуальных контекстах и ситуациях.
Теоретической основой диссертации послужили труды основоположников теории функциональной грамматики и аспектологии на материале славянских (Ю. С. Маслов, А. В. Бондарко, М. Я. Гловинская, Ю. Д. Апресян, Т. В. Булыгина, Н. С. Авилова, А. М. Ломов, М. А. Шелякин, Ш. А. Быкова, Г. К. Венедиктов, В. Г. Гак, Б. Н. Головин, Е. А. Земская, И. А. Калинин, С. Д. Кацнельсон, И. П. Мучник, М. А. Теленкова, А. Н. Тихонов, А. А. Зализняк, Д. Н. Шмелев, В. С. Храковский, В. П. Недялков, Т. П. Степ-кина, В. А. Плунгян и др.), тюркских (Д. М. Насилов, Ф. А. Ганиев, М. В. Зайнуллин и др.) языков, данные сравнительного языкознания (Р. 3. Му-рясов, Т. А. Кильдибекова, Э. М. Миргаязова, С. П. Тиунова, М. Н. Закамулина и др.).
Системно-структурный подход к языковым явлениям, разработанный в функциональной грамматике, дает возможность показать взаимосвязанность и взаимообусловленность разноуровневых функционально-семантических категорий, анализировать аспектуальные ситуации в процессе их функционирования, связать языковые и речевые явления в единое целое.
В работе использована методика системно-структурного лингвистического исследования с целью выявления функционально-семантических особенностей аспектуально релевантных вербальных средств башкирского языка; контекстологического анализа, компонентного анализа языковых единиц; сравнительно-сопоставительного анализа явлений башкирского и русского языков.
В качестве источников языкового материала послужили тексты башкирского фольклора, произведений классической и современной башкирской литературы, периодической печати. Широта фактического материала, его разнообразие и многоплановость позволили выявить разноуровневые средства репрезентации аспектуальных значений в башкирском языке (в тексте диссертации используется более 700 контекстов).
Научная новизна настоящей' диссертационной работы проявляется в том, что впервые в башкирском языкознании проведено всестороннее исследование функционально-семантической категории аспектуальности в башкирском языке с учетом современных достижений аспектологической науки; выделены и описаны способы аспектологической деривации и средства репрезентации аспектуальных значений; определены* и, описаны доминирующие и. периферийные компоненты в структуре функционально-семантического поля аспектуальности в башкирском языке.
Теоретическая1 значимость исследования заключается в следующем: теоретически > обосновано функционирование категории аспектуальности в системе башкирского языка; выделены две особые аспектуально* значимые формообразующие категории глагола — категории кратности и интенсивности; исследованы особенности взаимодействия функционально-семантических полей в разносистемных языках (на материале башкирского и русского языков); дана авторская трактовка диффузных сегментов функционально-семантического поля аспектуальности и локативности, аспектуальности и темпоральности в зоне их взаимопроникновения.
Практическая значимость работы состоит в том, что материалы исследования могут быть использованы в вузовских учебниках по лингвистическим дисциплинам, при чтении спецкурсов по функциональной1 аспектологии в башкирском и в других тюркских языках, в сопоставительной грамматике башкирского и русского языков.
Основные положения, выносимые на защиту:
Аспектуалъностъ представляет собой функционально-семантическую категорию, содержанием которой является характер протекания и распределения действия во времени, а выражением — взаимодействующие разноуровневые языковые средства, объединенные общностью семантических функций, принадлежащих к области аспектуальных отношений.
В башкирском языке в процессе аспектологической деривации задействованы» синтаксические (аналитические), морфологические, лексические, контекстуальные и комбинированные способы и соответствующие им вербальные средства, специализированные для' репрезентации аспектуаль-ных значений, совокупность которых образует функционально-семантическое поле аспектуальности. В агглютинативно-аналитических языках, где глагольный вид как грамматическая категория отсутствует, наиболее продуктивным способом аспектологической деривации является аналитизм.
Функционально-семантическое поле аспектуальности состоит из комплекса взаимодействующих, но самостоятельных «частных» функционально-семантических полей (ФСП) - полей кратности, интенсивности, лимитативно-сти, длительности, фазовости и др.
Аспектуальные значения, кратности и интенсивности действия в баш-кирском языке могут выражаться специализированными аффиксами, посредством которых создаются особые оппозиции — «многократность действия, осложненная признаком интенсивности : однократность действия» и «интенсивность действия ниже нормы : норма», «интенсивность действия выше нормы : норма». На этой основе мы выделяем две особые формообразующие категории глагола — категории кратности и интенсивности, которые явля-ютсягдоминирующими компонентами как соответствующих «частных» ФСП, так и поля-основы - функционально-семантического поля аспектуальности.
4. «Частные» ФСП лимитативности, длительности и фазовости выража
ются синтаксическими, лексическими, контекстуальными и комбинированными
средствами. В башкирском агглютинативно-аналитического строя языке наибо-
лее продуктивными средствами репрезентации аспектуальных значений являются аналитические глагольные конструкции. Существенную роль в речи играют и контекстуальные средства, представленные обстоятельствами образа действия, времени, меры и степени, дополнениями во множественном числе и т. п. Регулярных морфологических средств выражения данные ФСП не имеют, поэтому у них нет четко выраженного грамматического ядра. В внутрикатегори-альной иерархии в сфере функционально-семантического поля аспектуальности они занимают периферийную зону.
Функционально-семантические поля, функционируя в языке в виде интегрирующихся структур, проникая в сферы взаимодействия, образуют диффузные (совмещенные) сегменты. Данное явление наблюдается как на внутри-категориальном уровне — на уровне одного функционально-семантического поля (например, компоненты ФСП аспектуальности образуют диффузные сегменты кратно-интенсивности, фазово-длительности, лимитативно-кратности, крат-но-лимитативно-интенсивности и других типов), так и на межкатегориальном — на уровне функционально-семантических полей разных семантических зон (например, ФСП' аспектуальности, взаимодействуя с ФСП локативности и темпоральности, образует совмещенные сегменты аспектуально-локативного, аспек-туально-темпорального, аспектуально-темпорально-локативного типов).
Взаимодействие функционально-семантических полей в разносистем-ных языках (например, в русском и башкирском) имеет специфические особенности. В данных языках грамматические средства для выражения локативных (пространственных) значений не имеются, поэтому взаимодействие аспектуальности и локативности идет на уровне функционально-семантических полей, основным средством выражения которого является совмещение пространственно-временных значений в глаголах движения и аналитических глагольных конструкциях.
В русском языке функционально-семантические поля аспектуальности и темпоральности, имеющие грамматические ядра в виде глагольных категорий
вида и времени, в центральной зоне интеграции образуют совмещенный видо-временной сегмент, а в башкирском языке, где категория вида глагола отсутствует, взаимодействие происходит на уровне ФСП аспектуальности и темпо-ральности, образуя диффузный аспектуально-темпоральный сегмент, выраженный разветвленными формами категории времени глагола.
Апробация работы и внедрение результатов исследования.
По теме диссертационной работы опубликовано 49 работ (40 п. л.), в том числе 1 монография (18,4 п. л.), 1 учебно-методические материалы для студентов высших учебных заведений (7 п. л.), 8 статей в научных изданиях, рекомендованных ВАК МОиН РФ (Москва 2007 (2), 2008 (2), Челябинск (2), Санкт-Петербург (1), Уфа 2008 (1).
Фактический материал диссертации используется при чтении спецкурса «Категория аспектуальности в башкирском языке» для студентов V курса факультета педагогики и методики начального образования ГОУ ВПО «Стерли-тамакская государственная педагогическая академия им. Зайнаб Биишевой».
Результаты исследования были изложены в виде докладов на следующих совещаниях:
Международные конференции: Чебоксары, 2006 г.; Улан-Удэ, 2007 г.; Ростов на Дону, 2007 г.; Владимир, 2007 г.; Оренбург, 2007 г.; Уфа, 2007 г.; Нефтекамск, 2008 г.; Стерлитамак, 2008 г.
Всероссийские конференции: Уфа, 2006 г.; 2007 г. (2); 2008 г.; Воронеж, 2007 г.; Ульяновск, 2007 г.; Стерлитамак, 2005 г. (2); 2008 г.
Республиканские: Уфа, 2003 (2) г.; 2007 г. (3); региональные: Уфа, 2003 г.; 2005 г.; 2008 г.; Бирск, 2006 г. и межвузовские конференции: Стерлитамак, 2004 г. (2); Пермь, 2007 г.
Ежегодные конференции преподавателей ГОУ ВПО «Стерлитамакская государственная педагогическая академия имени Зайнаб Биишевой» в период с 2001 по 2008 год (прочитано 8 докладов).
Рукопись диссертации обсуждена на заседании кафедры общего и башкирского языкознания ГОУ ВПО «Башкирский государственный университет».
Структура и объем исследования. Диссертация состоит из введения, четырех глав, заключения, списка использованной литературы (440 наименований) и списка цитируемых текстов.
Во Введении обосновывается актуальность темы исследования; раскрывается степень научной разработанности проблемы; определяются объект и предмет исследования; обозначаются цели и задачи; рассматриваются научная новизна, теоретическая и практическая значимость работы; сообщается о фактическом использовании результатов исследования; приводятся сведения об апробации положений диссертации на различных научных конференциях.
Первая глава «Теоретические основы функционально-семантических исследований категории аспектуальности», состоящая из трех параграфов, посвящена изложению историографии вопроса, описанию теоретических основ функциональной грамматики" и функционально-семантических исследований современного языкознания, определению предпосылок изучения категории аспектуальности на материале башкирского языка.
В первом параграфе производится краткий экскурс в историю^ изучения глагольного вида, способов действия и аспектуальности; прослеживается долгий путь формирования современных взглядов на эти разноуровневые категории в общем, славянском (русском) и тюркском (башкирском) языкознании.
Во втором параграфе, исходя из позиций современного состояния языковедческой науки, уточняется лингвистический статус грамматической категории глагольного вида и лексико-грамматической категории способов действия.
Во третьем параграфе определяются основные подходы к выделению и изучению функционально-семантической категории аспектуальности в современной лингвистике.
Во второй главе — «Аспектологическая деривация в башкирском языке» - выделяются и описываются способы аспектологической деривации в башкирском языке.
В первом параграфе («Способы и средства аспектологической деривации языковых категорий») исследуются способы и средства выражения языковых категорий.
Во втором параграфе описываются место и роль аналитизма в сфере формирования аспектуально релевантного контекста в башкирском языке.
Третий параграф посвящается морфологическому способу аспектологической деривации в башкирском языке, где анализируются морфематические средства - особые аффиксы, специализированные для выражения аспектуаль-ных значений в башкирском языке, и определяется роль редупликации в реализации аспектуальных ситуаций.
В 4-6-х параграфах рассматриваются лексические, контекстуальные и комбинированные средства аспектологической деривации.
В третьей главе - «Компоненты и структура функционально-семантической категории аспектуальности в башкирском языке и средства их репрезентации», — состоящей из четырех параграфов, выявляется и классифицируется инвентарь аспектуальных значений в башкирском языке, определяются структура и компоненты функционально-семантического поля аспектуальности, рассматриваются особенности реализации каждой семантической сферы аспектуального поля, систематизируются средства их выражения.
В первом параграфе третьей главы приводится описание функционально-семантических полей кратности и интенсивности как доминирующих компонентов поля аспектуальности в башкирском языке.
В параграфах 2-4 рассматриваются такие периферийные компоненты поля аспектуальности, как функционально-семантические поля лимитативности, длительности и фазовости, описываются способы и средства их выражения.
На основе выявленных доминирующих и периферийных компонентов определяется структура ФСП аспектуальности в башкирском языке.
В четвертой главе — «Взаимодействие функционально-семантических полей в разносистемных языках» — освещается явление взаимодействия разноуровневых функционально-семантических полей, определяется их межкатегориальная иерархия. Здесь предлагается авторская трактовка структуры диффузных сегментов ФСП аспектуальности и локативности, аспектуальности и темпоральности в зоне их взаимопроникновения в структуру друг друга в русском и башкирском языках.
В Заключении излагаются теоретические обобщения, раскрываются перспективы дальнейших исследований обозначенной проблемы, делается вывод о том, что в башкирском языке функционально-семантическая категория аспектуальности имеет системно-структурный пблевый характер и реализуется разноуровневыми вербальными средствами.
Краткий экскурс в историю становления и развития учения о категориях глагольного вида, способов действия и аспектуальности
Анализ лингвистической литературы показывает, что история исследования категории аспектуальности в общем и славянском языкознании связана с изучением категории глагольного вида и способов действия и берет свое начало с античных времен.
Основные этапы становления учения о виде, способах действия и аспектуальности изложены основоположником отечественной аспектологии Ю. С. Масловым в серии статей, объединенных под общим названием «Статьи по истории аспектологических исследований» [Маслов, 1998: 47; 2004: 521-616].
Ученый-аспектолог обнаружил, что определенные наблюдения над общностью значений глаголов, называющих самые различные по своему качественному и количественному содержанию действия, были сделаны еще в античности: разграничил предельные и непредельные глаголы Аристотель, некоторые аспектуальные различия между глагольными формами осознавали стоики и Аполлоний Дискол в греческом языке, Варрон в латинском языке [248, Маслов, 2004: 521].
В более поздних грамматиках эти глагольные формы стали относить к частным подразделениям категории времени, что надолго определило трактовку глагола в западноевропейской традиции и сказалось в русской грамматической науке. Например, М. В. Ломоносов выделял в русском языке десять времен, трактуя в ряде случаев видовые и некоторые близкие к ним различия как временные. Ситуация объясняется тем, что эти две категории — вид и время, тесно взаимосвязаны понятием времени: вид указывает «как протекает во времени или как распределяется во времени» (А. М. Пешковский) обозначенное глаголом действие, а время - отношение действия к моменту речи.
С разграничением времени и вида как двух самостоятельных категорий стали разграничивать две противопоставленные друг другу видовые оппозиции - совершенный и несовершенный виды.
Противостояние совершенного и несовершенного вида в славянском глаголе, его морфологический механизм впервые отметили и описали в XYII в. чешские грамматики (например, В. Я. Роса).
Термин вид (греч. eodos) для обозначения различия «первичных» и производных слов и некоторых семантических групп имен и глаголов используется уже у Дионисия Фракийского, а также в латинской грамматике Элия Доната, в грамматических сочинениях, бытовавших в Средние века на Руси, у Мелетия Смотрицкого.
Разработка учения о виде глагола в отечественном языкознании на материале русского языка начинается в XIX в. Подробное описание истории изучения категории вида русского глагола можно найти в трудах «Русский язык» В. В. Виноградова [Виноградов, 1972] и «Вид глагола и семантика глагольного слова» Н. С. Авиловой [Авилова, 1976].
В. В. Виноградов называет имена следующих русистов как основоположников учения о виде в русском языкознании: А. В. Болдырев, Г. П. Пав-ский, К. С. Аксаков, Н. П. Некрасов, А. А. Потебня, Г. К. Ульянов, Ф. Ф. Фортунатов, Ф. Миклошич, Л. П. Размусен, А. Мазон, А. А. Шахматов, А. М. Пешковский, С. О. Карцевский и др.
В развитии аспектологии важным этапом явилось разграничение вида и способов действия как двух самостоятельных языковых категорий: вид стал рассматриваться как грамматическая категория глагола, а способы действия -как лексико-грамматические разряды глаголов, выделяемые на основе сходства в типах протекания и распределения во времени глагольного действия.
Сам термин способ действия является калькой международного термина l Aktionsarten , введенного еще в 1908 году С. Агреллем, который первым разграничил грамматическую категорию глагольного вида (Aspekt) и способы действия (Aktionsarten): «Термином способ действия я обозначаю те до сих пор вовсе не привлекавшие внимания и тем более никем не классифицирующиеся семантические функции приставочных глаголов (а также суффиксальных образований и некоторых бесприставочных глаголов), которые уточняют, как совершается действие, обозначают способ его осуществления» [Цитируется по изд.: Агрелль, 1962: 36]. В польском языке С. Агрелль выделил 22 способа глагольного действия.
Данный факт в 1958 году зафиксирован А. Мазоном следующим образом: «Один обсуждавшийся ранее вопрос ныне решен: вид не должен более отождествляться с разновидностями глагольного действия (Aktionsarten)» [Ма-зон, 1958: 33]:
В русистике тот факт, что не все формы, русского глагола-укладываются в рамки категории совершенного и несовершенного- видов, был подмечен А. А. Потебней. Он писал: «Под видом до сих пор разумеют две совершенно различные категории: совершенность и несовершенность - с одной стороны, и степени длительности - с другой» [Потебня, 1941: 62].
Позднее ученый-языковед отмечает, что значения начинательности и окончательности также «выходят за пределы совершенности: заговорю (начну говорить) есть глагол совершенный, заговариваю (с кем начинаю говорить) глагол несовершенный, но начинательность в них одинакова; заговорю зубы (заговором утолю зубную боль) есть глагол совершенный, заговариваю — глагол несовершенный, оба с равным значением окончательности. Согласно этому мы должны были различать начинательность и окончательность как в глаголах совершенных, так и несовершенных. Во-вторых, различия начинательности и окончательности слишком частны для грамматических категорий» [Потебня, 1958: 15-16].
Решающую роль в раскрытии связи и взаимодействия этих двух разноуровневых языковых категорий сыграли труды Ю. С. Маслова. Поблемам категории вида и способов глагольного действия посвящены десятки его фундаментальных работ [Маслов, 1948; 1959; 1962; 1963а; 19636; 1964; 1965].
Границу между формами вида и способами действия Ю. С. Маслов очерчивает так: «Глаголы разных способов действия — это всегда разные глаголы, и чаще всего (хотя и не всегда) они обозначают объективно разные действия. Для видового же противопоставления типична возможность абсолютного тождества действий, обозначенных каждой из противопоставленных форм: формы противоположных видов очень часто обозначают один и тот же факт объективной действительности» [248, Маслов, 2004: 551]. В противоположность видам,способы действия не представляют собой грамматических категорий, не образуют четких парадигматических противопоставлений широкого охвата, остаются в рамках лексических различий между глаголами.
Место и роль аналитизма в сфере аспектологическои деривации
В рамках морфологической классификации башкирский язык относится к группе агглютинативных, а русский язык — к группе флективных языков.
Флективностъ — это тенденция к словоизменительной аффиксации, свойственная многим синтетическим языкам. Для них характерна полифункциональность грамматических морфем. В агглютинативных языках морфемы монофункциональны, причем они присоединяются к слову в определенной иерархической последовательности.
Во второй половине XIX в. А. Шлейхер разделил языковые элементы на выражающие значение (корни) и выражающие отношение. При определении места языка в типологической классификации наиболее существенным признаком он считает выражение отношений и выделяет синтетические и аналитические подтипы языков [Там же, с. 512].
Систематизация языков ориентирована на структуру словоформ. Согласно данной классификации русский язык относится к группе языков флек-тивно-синтетического, а башкирский - агглютинативно-аналитического строя.
В языках флективно-синтетического строя в деривационных процессах преобладают синтетические средства, т. е. грамматическое значение выражается в пределах слова посредством присоединения к производящей основе морфем, относимых к морфологическому способу деривации. (Заметим, это наиболее продуктивный способ аспектологической деривации в русском языке).
В языках агглютинативно-аналитического строя в процессе деривации грамматические значения выражаются преимущественно сложными (аналитическими) формами, относимыми к синтаксическим средствам деривации. В зависимости от выполняемой в речевой конструкции функции и семантики полученного продукта средства деривации делятся на словообразовательные (словообразующие), словоизменительные (словосвязывающие) и формообразуюгцие.
Несмотря на то, что данная классификация средств деривации на материале аффиксов русского языка была введена еще в 30-40-е гг. XX в. (Л. В. Щерба и В. В. Виноградов), до настоящего времени не определены четкие границы этих трех лингвистических понятий.
Общепризнано, что словообразовательными называются средства деривации, которые изменяют лексическое значение корня или основы и образуют новое слово.
Словоизменением называется «образование для каждого слова (кроме слов неизменяемых частей речи) его парадигмы, т. е. всех его словоформ и всех его аналитических форм. При словоизменении тождество слова (лексемы) не нарушается (т. е. мы имеем дело с одним и тем же словом в разных грамматических формах), в отличие от словообразования, где от одного слова образуются другие, отличные от него слова» [Зализняк, 1998: 467]. Итак, под термином словоизменение следует понимать образование для каждого слова парадигмы, при котором в любых грамматических формах сохраняется его лексическое значение.
В вышеприведенной цитате, казалось бы, четко очерчивается грань между словоизменением и словообразованием. Далее читаем: «В качестве синонима термина словоизменение может употребляться также термин формообразование , однако некоторые лингвисты употребляют последний в несколько ином значении. Граница между словоизменением и словообразованием не абсолютна: возможны промежуточные явления. Поэтому в вопросе о границах словоизменения в конкретном языке у ряда лингвистов есть расхождения: например, спорным является вопрос, относится ли в русском языке к словоизменению образование видов глагола» [Там же, с. 467]. Тем самым подчеркивает 84
ся сложность решения как проблемы разграничения словоизменения и словообразования, так и определения лингвистической природы глагольных форм с видовыми значениями.
Формообразование как промежуточное между словоизменением и словообразованием явление впервые отмечено В. М. Жирмунским (1960 г.). Различную трактовку данного языкового явления на материале русского языка можно найти в трудах А. М. Пешковского, А. А. Шахматова, В. А. Богородицкого, Ф. Ф. Фортунатова, К. А. Левковской, А. А. Зализняк, В. М. Живова и др.
В. М. Живов отмечает наличие нескольких подходов к проблеме. Среди них мы сочли наиболее подходящим к предмету нашего исследования тот, согласно которому формообразование занимает промежуточное положение между словообразованием и словоизменением. При таком подходе «возникает возможность дифференцированного рассмотрения морфологических средств выражения словообразования, формообразования и словоизменения, что позволяет выявить важные типологические характеристики языков» [Живов, 1998: 558]. Здесь принципиально важным является вопрос о том, какие формы следует отнести к формам одной лексемы, а какие - к разным лексемам.
Некоторую ясность вносит вывод К. А. Левковской о том, что «формообразующие аффиксы (как и флексии), конечно, привносят в значение слова нечто новое. Это не затрагивает, однако, основного лексического значения данного слова, которое сохраняется во всех его формах» [Левковская, 1952: 162].
Более определенно разграничивает словоизменение, формообразование и словообразование К. Г. Ишбаев. Так, исследуя аффиксы башкирского языка, он пишет: «При формообразовании аффиксы, присоединяясь к корню (или основе), изменяют его грамматическое значение, но в то же время придают определенный оттенок и лексическому значению; ... Формообразующие аффиксы, как и словообразующие, не имеют непосредственного отношения к синтаксическому употреблению слов. ... Словоизменительные аффиксы, присоединяясь к корню (или основе), не влияя на его лексическое значение, изменяют лишь грамматическое значение и служат для установления синтаксических отношений данной словоформы с другими словами в составе словосочетания или предложения» [Ишбаев, 2000: 19-22]. Как видим, разницу между словоизменением, с одной стороны, и формообразованием и словообразованием, с другой, он видит в выражении или невыражении синтаксических отношений словоформ в составе словосочетания или предложения. В то же время подчеркивается, что формообразующие аффиксы «придают определенный оттенок и лексическому значению».
Под «нечто новым» и «определенным оттенком значения» мы понимаем модифицирование и аспектуального значения глагольной словоформы.
В основном принимая такую дефиницию, считаем возможным применить ее при классификации средств выражения аспектуальных значений. Поскольку морфемы (аффиксы) придают глагольной семантике новый оттенок -например, то или иное аспектуальное значение - мы относим их к сфере формообразования. Причем, средствами аспектологического формообразования считаем не только аффиксы, специализированные для выражения характера протекания действия, но и редуплицированные глагольные формы, аналитические глагольные конструкции, привносящие в синтаксическую конструкцию ту или иную аспектуальную семантику.
Кратность и интенсивность как доминирующие компоненты поля аспектуальности в башкирском языке
Как мы наблюдали выше, доминирующим компонентом, т. е. семантическим ядром АГК являются деепричастия.
Деепричастие в русском языкознании признается как особая грамматическая форма глагола. Но в разных лингвистических исследованиях в понятие форма глагола вкладывается неодинаковый смысл. А. М. Пешковский рассматривает деепричастие как смешанную часть речи, объединяющую свойства глагола и наречия. В. В. Виноградов трактует деепричастие как одну из форм словоизменительной транспозиции глагола. В «Грамматике русского языка» 1960 г. издания деепричастие называется неспрягаемой формой, в «Русской грамматике» 2005 г. издания оно рассматривается как «атрибутивная форма, в которой совмещаются значения двух частей речи: глагола и наречия, т. е. значения действия и обстоятельственно-определительное» [Русская грамматика, 2005: 671]. А. А. Зализняк, И. Г. Милославский именуют его неличной формой глагола. H. А. Козинцевой деепричастие трактуется как «нефинитная форма глагола (вербоид), обозначающая второстепенное действие, подчиненное главному, выраженному в предложении сказуемым или инфинитивом в различных синтаксических функциях. .. . В алтайских языках деепричастие употребляется также для выражения подчиненного действия при модальных и фазовых глаголах» [Козинцева, 1998: 128].
В Академической грамматике башкирского языка деепричастие определяется как «неспрягаемая грамматическая форма глагола, обозначающая действие в его отношении к другому глагольному действию» [Грамматика современного башкирского литературного языка, 1981: 298]. Акцентируется внимание на том, что деепричастие выражает преимущественно действие в отношении к другому глагольному действию. Далее подчеркивается, что действие, обозначенное деепричастием, характеризуется процессуальностью, присущей глаголу как части речи, и однозначной соотнесенностью не только со своим агенсом-подлежащим, наличие которого является обязательным условием функционирования всякого деепричастия, но и с определенным модально-временным планом: оно неизменно входит в сферу того же грамматического времени и наклонения, что и связанное с ним другое действие, выраженное последующим глаголом-сказуемым, имеющим соответствующую форму времени и наклонения [Там же, с. 298].
По полноте охвата глагольной лексики форма на -п является одной из наиболее продуктивных деепричастных форм. В зависимости от семантики глагольной основы и контекста она выражает значение способа, причины, цели действия. В «Грамматике современного башкирского литературного языка» подчеркивается, что в большинстве случаев деепричастие сопровождается более или менее ясно выраженным обстоятельственным значением, причем сравнительно широкое распространение имеет первое (способ действия), закрепленное главным образом за определенным кругом глаголов, связанных с подлежащим лишь условно (оно является здесь носителем, а не производителем состояния или действия), в остальных же случаях зависящее обычно от условий контекста и к тому же проявляемое не совсем ясно [Там же, с. 302]. Аналитические модели «деепричастие на -п + вспомогательный глагол», где деепричастие представлено алломорфами -ып/-еп, -оп/-вп, Л. Ф. Абубакирова относит к особому подтипу сложных глаголов, образованных по модели - «сложение с соединительной гласной» [Абубакирова, 2005: 83]. Она считает, что с точки зрения морфемной структуры глаголы данного типа состоят «из двух корней и соединительной «интерфонемы» -п (в русском языкознании - «интерфикс»): L + {-п} + L (тарт/ып /сыгар-, ал/ып Асуй-)» [Там же, с. 83]. Хотя при этом ссылается на труды К. Г. Ишбаева, который использует термин интерфонема для обозначения «вставочных элементов между морфемами», на наш взгляд, неверно интерпретирует данный термин. К. Г. Ишбаев термин "интерфонема вводит для обозначения фонем или комплекса фонем, которые «не имеют определенного значения, выступают лишь в функции соединительных элементов между морфемами, участвующими в словобразовательном процессе» (выделено нами. — А. Р.) [Ишбаев, 1994: 206; 2000: 174]. Ученый указывает, что « ... появление той или иной конкретной фонемы на стыке морфем обусловливается законом сингармонизма в зависимости от фонемного состава производящей основы» [Ишбаев, 2000: 174]. Отсюда следует, что в данной аналитической деривационной модели аффикс -п (аша-п, тсара-п) является самостоятельной морфемой, а термин интерфонема пременим лишь в тех случаях, когда вставляется собственно ин- терфонема аффикса -п: -ы(п) /-е(п): кун-ып, кил-en. А в отношении аффиксов -ып/-еп аффиксы -оп/-вп являются алломорфами. Таким образом, модель «деепричастие на -п» представлена аффиксом -п и его интерфонемой ы(п), имеющей алломорфы -е, -о/-в, выбор которых зависит, согласно закону сингармонизма, от фонемного состава исходной основы: а) если исходная основа заканчивается гласным звуком, используется аффикс -п, если согласным, то -ып/-еп, -оп/-вп\ эшлэ-п, ила-п, но ал-ып, кил-еп, ос-оп, квл-оп; б) к исходной основе с переднерядным гласным присоединяются алло морфы -еп, -вп с переднерядным гласным, а с заднерядным — алломорфы -ып, -on с заднерядным гласным: эс-еп, бвл-вп, но бар-ып, бод-оп; в) к исходной основе с лабиализованными гласными присоединяются алломорфы -on, -вп с лабиализованными гласными, а с нелабиализованными алломорфы -еп, -ып с нелабиализованными гласными: хос-оп, твр-оп, но ел еп, кал-ып. Форма на -п не имеет единого значения; характерного для всех глаголов, от которых она образуется. В зависимости от контекста и характера лексического значения основы глагола она может выражать предшествование, одновременность, значение способа, причины и цели действия, а также различные аспекту альные значения. Деепричастная форма на -а/-э, -и. Данная форма по сравнению с формой на -п в современном башкирском языке менее продуктивна. Она образуется лишь от отдельных глаголов типа оат- провожать , ила- плакать . -а/-э являются алломорфами, выбор которых зависит от фонемного состава исходной основы: с исходной основой с заднерядным гласным используется алломорф -а, а с переднерядным - -э: бар-а, но кил-э;. Выбор варианта -а/-э или -и зависит также от фонемного состава исходной основы: если исходная основа заканчивается гласным, используется -и, если согласным - -а/-э: тсун-а, бел-э, но ила-й.
О явлении взаимодействия в сфере функционально-семантических полей
Под термином кратность мы будем рассматривать значения, которые, присоединяясь к значениям глагольных лексем, характеризуют их по количеству «крат» или непрерывности / прерывности осуществления [Храковский, 2003: 124]. В философии понятия прерывность и непрерывность определяются как «существенные характеристики, отражающие противоположные, но взаимосвязанные свойства материальных объектов» [Философский энциклопедический словарь, http://terme.ru/dictionary/180/word].
Понятие количество в философии пхарактеризуется как «такая определенность вещи, благодаря которой (реально или мысленно) ее можно разделить на однородные части и собрать эти части воедино» [Новейший философский словарь, http://ariom.ra/wiki/Kolichestvo]. Как известно, для глагола характерна морфологическая категория числа - «система противопоставленных друг другу рядов форм, выражающих отнесенность действия к одному субъекту или нескольким субъектам, т. е. противопоставленность действий по единичности или множественности их производителей» [Русская грамматика, 2005: 640]. Тем самым данная категория выражает количество не самого действия, а лишь уточняет количество субъектов действия.
В объективной действительности сами действия, состояния, процессы, ситуации обладают такими «дискретными и недискретными свойствами, признаками», которые можно зафиксировать и подвергнуть счету. Это проявляется в том, что, с одной стороны, действия могут состоять из одного или нескольких интервалов, тактов, «порций» и иметь разные степени интенсивности, напряжения, с другой. Причем в каждом языке они имеют довольно разнообразные способы и средства выражения.
Количество и качество как самостоятельные универсальные категории были выделены Аристотелем еще в античности в составе десяти, категорий: сущность, количество, качество, отношение, место, время, положение, состояние, действие и претерпевание [Булыгина, Крылов, 1998: 216].
С тех пор в философии и логике о соотношении и объеме двух универсальных понятийных категорий количество 1 и качество утвердилось мнение, согласно которому оба этих понятия совмещаются под термином количество как дискретные и недискретные свойства, признаки предметов. При таком подходе понятие количественности включает две семантические зоны: 1) количество как проявление возможности расчленить некоторый предмет на составные однородные части; 2) количество как величина, размер предмета, с учетом возможного постепенного изменения величины и размера, приводящего в конечном итоге к переходу от старого качества к новому [Бодуэн де Кур-тенэ, 1963:311-324].
В отечественном языкознании вопрос о количественной характеристике действия ставится уже в первых известных учебных грамматиках. Например, в «Грамматично изказание об русском иезику...» Юрия Крижанича (1666 г.) глаголы, обозначающие «повторяемое много крат или обычное» действия, названы «многократными» [Цит. по: Рощина, 1976: 6].
В «Грамматике русского языка» отмечается, что «глаголы кратного подвида обозначают действие, совершающееся не в одном направлении или не за один прием, не протекающее в одном направлении, непрерывно и в определенный момент» [Грамматика русского языка, 1960: 458]. Кратные действия -это такие действия, процессы, которые предполагают в своем течении прере-вание и возобновление через определенный временной интервал.
В тюркологии значение кратности действия с оттенком ослабления его интенсивности выделено еще в начале 19 в. как форма «учащательного рода» [Цит. по: Ганиев, 1963: 145-169].
В XX в. мнения лингвистов разделились.
Одна группа ученых-языковедов под термином количественностъ продолжает объединять как дискретные, так и недискретные свойства или признаки предметов (И. А. Бодуэн де Куртэнэ, Ш. Балли, Ю. С. Маслов, А. В. Бондарко, Н. С. Авилова и др.). Так, Бодуэн де Куртэнэ писал: «Количественные отношения — это, с одной стороны, количественность числа и количествен-ность размеров в пространстве и времени, а с другой стороны - разные степени энергизации, интенсивности, напряжения» [Бодуэн де Куртэнэ, 1963: 319]. То же самое, но об интенсивности, читаем у Ш. Балли: «Под термином интенсивность следует понимать все различия, сводящиеся к категориям количества, величины, ценности, силы и т. п., вне зависимости от того, идет ли речь о конкретных представлениях или об абстрактных идеях» [Балли, 1961: 202].
С такой же позиции решается вопрос о количественности в языкознании. Ю. С. Маслов, например, количественную аспектуальность определяет как категорию, характеризующую действия и состояния 1) по количеству «крат» или непрерывности I прерывности осуществления; 2) по степени длительности; 3) по степени интенсивности [252, Маслов, 2004: 321]. Способы передачи значения количества действия в русском языке Н. С. Авилова рассматривает в рамках «количественных способов действия» и выделяет «однократный, уменьшительный, смягчительный, многократный, прерывисто-смягчительный, длительно-смягчительный, длительно дистрибутивный, сопроводительный, осложненно-интенсивный, длительно-дистрибутивно-взаимный подвиды» [Авилова, 1976: 272]. Мы полагаем, что с точки зрения современной аспектологии не все перечисленные автором подвиды укладываются в рамки значения количественное. Например, уменьшительный, смягчительный, длительно-смягчительный, осложненно-интенсивный подвиды способов действия в настоящее время относятся к сфере качественной характеристики действия. Н. К. Дмитриев также не разграничивает категории кратности и интенсивности. Выделяя в башкирском языке особые формы усиления или ослабления глагольного действия (состояния), в состав данной категории включает глагольные формы, характеризующие действие как с количественной, так и с качественной сторон.
