Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Теоретические аспекты разграничения формообразования, словоизменения и словообразования в современном языкознании 16
Краткие выводы по I главе 31
Глава II. Функционально-семантическая интерпретация формообразовательной системы башкирского языка 33
1. Грамматические особенности категории наклонения и времени 33
2. Система неличных форм глагола как формообразовательная категория 95
3. Семантическое обоснование категории залога 136
4. Место единиц категории субъективной оценки в системе языка 157
5. К обоснованию категории степени качества в башкирском языке 171
6. Функционально-семантическая природа категории числа 180
7. Формообразовательная характеристика категории количественной соотнесённости 192
8. Лингвистические средства выражения категории утверждения отрицания 198
Краткие выводы по II главе 206
Глава III. Функционально-семантическая характеристика системы словоизменения башкирского языка 207
1. К классификации падежных форм башкирского языка 209
2. Способы выражения категории принадлежности 266
3. Сказуемость как словоизменительная категория 286
4. Грамматические особенности категории лица глагола 298
Краткие выводы по III главе 310
Заключение 312
Библиография 326
Список цитируемых текстов 362
Список условных сокращений 367
- Теоретические аспекты разграничения формообразования, словоизменения и словообразования в современном языкознании
- Система неличных форм глагола как формообразовательная категория
- Лингвистические средства выражения категории утверждения отрицания
- Грамматические особенности категории лица глагола
Теоретические аспекты разграничения формообразования, словоизменения и словообразования в современном языкознании
Понятие «формообразование» среди лингвистов трактуется неодинаково. Некоторые из языковедов формообразование приравнивают к словоизменению, кто-то рассматривает его в рамках словообразования.
Известно, что в 30-40-е годы прошлого столетия было разработано учение о формообразовании слова, то есть о системе грамматических форм. Л.В. Щербой и В.В. Виноградовым выделяются три процесса морфологической деривации и аффиксы разделяются на словообразующие, формообразующие и словоизменительные. Однако предложенная классификация аффиксальных морфем русского языка подходила только для флективных языков и не могла быть применена к агглютинативным языкам.
Следующим шагом при определении видов морфем можно считать Ленинградскую конференцию 1960 года, на которой с основополагающим докладом "О границах слова" выступил В.М. Жирмунский. В данном выступлении формообразование признавалось как самостоятельное морфологическое явление, занимающее в структуре слова своё место между словообразованием и словоизменением. При этом, отметил докладчик, формообразование свойственно не только флективным языкам, но и языкам других морфологических типов [Жирмунский, 1961: 17].
Проблемам русского формообразования и словоизменения были посвящены отдельные работы И.А. Бодуэна де Куртенэ, A.M. Пешковского, А.А. Шахматова, Л.В. Щербы, В.А. Богородицкого, Л.А. Булаховского, Г.О. Винокура, Ф.Ф. Фортунатова, В.В. Виноградова, Н.М. Шанского, К.А. Левков-ской, З.А. Потихи, Е.А. Земской, В.В. Лопатина, В.Н. Ярцевой, Е.С. Кубряко-вой, А.А. Зализняк, Ю.С. Азарха и др., в которых делаются попытки выяснения лингвистической природы и разграничения словообразующих, формообразующих и словоизменительных морфем. В этих исследованиях границы словообразования, формообразования, словоизменения в общем виде определяются следующим образом. Словообразование — образование слов, называемых производными и сложными, обычно на базе однокорневых слов по существующим в языке образцам и моделям с помощью аффиксации, словосложения, конверсии и других формальных средств. Словоизменение - образование для каждого слова (кроме слов неизменяемых частей речи) его парадигмы, то есть всех его словоформ и всех его аналитических форм. Формообразование - образование грамматических форм слова [БЭС "Языкознание", 2000: 467, 558].
По мнению большинства известных русистов, занимающихся данной проблемой, для формообразования типична бо льшая унифицированность служебных морфем, образующих соответствующие формы, обычно выбор той или иной морфемы (варианта морфемы) определяется окружением. В плане содержания для формообразования характерна передача широких, абстрактных значений [Виноградов, 1972; 1975; Шанский, 1968; Лопатин, 1977; Земская, 1973; Кубрякова, 1965; 1997; 2004; Зализняк, 1967].
В специальной статье, посвященной определению границ между словообразованием, формообразованием и словоизменением, Н.А. Лыкова отмечает следующее: "Сами по себе, в чистых и бесспорных проявлениях, словообразование и словоизменение достаточно отличаются друг от друга. Но на стыке этих явлений одно переходит в другое, образуя широкую полосу переходных случаев. Эту полосу следует выделить в самостоятельную рубрику, соотносимую, с одной стороны, со словоизменением, а с другой — со словообразованием. Эту рубрику целесообразно назвать формообразованием" [Лыкова, 1981:49].
На основании анализа суффиксов Н.А. Лыкова приходит к выводу, что под формообразованием нужно подразумевать формы наклонения и прошедшего времени глагола, деепричастия, причастия, степеней сравнения прилагательных и наречий, залога и вида, субъективной оценки существительных и прилагательных. К словоизменительным же относятся только те ряды (парадигмы) форм, признаком которых является «наличие системно чередующихся окончаний» [Лыкова, 1981: 50-51], то есть склоняемые и спрягаемые формы слов, которые образованы присоединением флексий к основам.
По мнению Н.А. Лыковой, полное или относительно полное лексическое тождество между членами словоизменительных корреляций сближает словоизменение и формообразование. Отличаются они тем, что члены словоизменительной корреляции невыводимы одно из другого, в то время как второй член формообразовательной корреляции выводится из первого и производится им. Общим между формообразованием и словообразованием является производность второго члена корреляции по отношению к первому. Отличаются же формообразование и словообразование тем, что в первом случае между членами корреляции наблюдается лексическое тождество, а во втором -отсутствие такового [Лыкова, 1981: 49-51].
По справедливому замечанию К.А. Левковской, формообразование при помощи аффиксов соприкасается со словообразованием, но имеет ряд характерных особенностей, сближающих его со словоизменением (склонением и спряжением) и отграничивающих его от словообразования. Как отмечает К.А. Левковская, формообразующие аффиксы (как и флексии), конечно, привносят в значение слова нечто новое. Это не затрагивает, однако, основного лексического значения данного слова, которое сохраняется во всех его формах [Левковская, 1952: 162]. Далее обращается внимание на то, что «формообразование, а особенно словоизменение, как в отношении значения форм, так и в отношении их происхождения представляет собой по сравнению с словопроизводством в целом высшую форму абстракции» [Левковская, 1952: 141].
Вопросы словообразования, формообразования и словоизменения остаются актуальными и для тюркологов (Н.А. Баскаков, В.Г. Гузев, М.А. Хаби-чев, Л.А. Покровская, М.З. Закиев, К.Г. Ишбаев, С. Усманов, Р. Кунгуров и др.). В большинстве тюркских языков формообразовательные категории до 90-х годов прошлого столетия рассматривались в качестве словообразовательных или же их относили в разряд словоизменительных.
К примеру, в грамматике турецкого языка под авторством А.Н. Кононова описание глагола состоит из двух разделов: формообразование глагола и словообразование глагола, понятие и термин "словоизменение" отсутствуют [Кононов, 1956: 190].
В более поздних научных грамматиках тюркских языков, в частности гагаузского [Покровская, 1964], караимского [Мусаев, 1964], карачаево-балкарского [ГКБЯ, 1976] и т.д., описание именных частей речи и глагола включает в себя два раздела: словообразование и словоизменение.
Исследователь монгольских языков Т.А. Бертагаев утверждает, что суффиксы бывают словообразующими и словоизменительными. Последние, в свою очередь, делятся на: а) связанные словоизменительные суффиксы /категория падежа и т.д./ и б) свободные словоизменительные суффиксы /категории времени, наклонения, числа, залога и т.д./ [Бертагаев, 1969: 152].
Известный тюрколог Э.В. Севортян также признаёт только словообразование и словоизменение: «под словообразованием имеется в виду производство новых значений слов, под словоизменением - передача грамматических отношений одного слова к другому. ... словообразовательные формы обобщают в словах признаки предметов, явлений, процессов и т.д. Словоизменительные же формы обобщают в словах наиболее общие формы связей и отношений между предметами, явлениями, процессами, признаками и т.д.» [Севортян, 1972: 136-138].
В концепции Н.А. Баскакова понятие "словоизменение" получило исключительно синтаксическую трактовку и рассматривается как система формальных показателей, реализующих различную роль слова в составе словосочетания или предложения. Он скептически относится к термину "формообразование", считая его противоречивым, так как "словоизменение также по существу является формообразованием" [Баскаков, 1986: 7].
Система неличных форм глагола как формообразовательная категория
В башкирском языкознании до 60-х годов прошлого столетия прочно укоренилась традиция, согласно которой личные и неличные формы глагола не рассматривались отдельно друг от друга. Лишь в промежутке 1964-1968 годов в школьных учебниках и учебных пособиях для педучилищ появляются сведения о наклонениях (1іейк&леш) и разрядах (теркемсэ) глаголов. В начале 70-х годов прошлого столетия М.В. Зайнуллин предлагает классификацию личных и неличных форм глаголов, выделяя 4 формы наклонения /изъявительное, условное, повелительное, желательное/ и 4 формы разрядов /причастие, деепричастие, имя действия, инфинитив/ [Зэйнуллин, 1973: 41-45].
Основываясь на вышеуказанной классификации и собранном фактическом материале, можно утверждать, что в современном башкирском языке функционируют личные и неличные глагольные формы. Первые из них в предложении выполняют функцию сказуемого; в связи с этим в научной литературе личные глаголы также именовали предикативными формами, считая их одним из основных средств передачи предикативности. Вторые же используются в роли подлежащего, определения, дополнения, различных видов обстоятельств.
Главная особенность неличных форм глагола - это неизменяемость по лицам. По этой причине их и называют неличными, или непредикативными формами. Согласно лингвистической традиции неличные глаголы также получили название инфинитных форм, а личные - финитных.
Ещё одно различие между личными и неличными формами глагола сводится к тому, что первым из них свойственны чисто глагольные категории, для вторых же, кроме глагольных свойств, характерны и грамматические категории других частей речи. К примеру, причастия башкирского языка, как и глаголы, имеют формы времени; в то же время они, в зависимости от контекста, принимают показатели падежа, принадлежности, числа, в предложении, как правило, выполняют функцию определения.
Можно констатировать, что категория неличных форм глагола, включающая в себя имена действия, причастия, инфинитивы, деепричастия, уступает категории наклонения (личным формам глагола) в передаче наиболее полного отражения объективной действительности, поскольку не участвует в формировании основных грамматических признаков предложения — предикативности и модальности.
Имена действия
В тюркологии данная категория связана с именами Л.Ф. Благовой [1976], А. Боржакова [1988], A.M. Щербака [1981], К. Мелиева [1964], Д.М. Хангишиева [1997], Б.К. Кутлимуратова [1963], Э.В. Севортяна [1970], Н.А. Кононова [1956], X. Неталиевой [1963] и др.
В башкирском языкознании существенный вклад в исследование имён действий внесли такие учёные, как Н.К. Дмитриев [1948], А.А. Юлдашев [1958, 1977], К.Г. Ишбаев и З.Г. Ураксин [1981], М.В. Зайнуллин [1986, 2002], Н.Х. Ишбулатов [1972], Г.Д. Ибрагимов [2001, 2002]; ими довольно подробно рассматриваются функционально-семантические и грамматические особенности имён действий в современном башкирском литературном языке в сравнении с другими тюркскими языками.
Занимая промежуточное положение между именем и глаголом, имя действия, с одной стороны, имеет формы падежа, принадлежности, числа; с другой — обозначает действие или состояние, примыкает к глагольной лексике [см. также: Дмитриев, 1948; Юлдашев, 1958; ХБТ, 1986; Зэйнуллин, 2002; Ибрагимов, 2001]. Имена действия, выражаемые посредством аффиксов -ыу/ еу, -матс/-мэк, -ма/-мэ, -ыш/-еш{о, фонетическими вариантами), встречаются практически во всех тюркских языках. Известно, что формы на -матс/-мэк, -ма/-мэ, -ыш/-еш наиболее характерны для узбекского, уйгурского, каракалпакского, киргизского языков; имена действия с аффиксом -ыу/-е у чаще употребляются в казахском, кумыкском, ногайском языках [Боржаков, 1988: 162-163].
В башкирском языке наибольшей распространённостью отличается форма на -ыу/-еу. Психолог менэн ниндэйер темага энгэмэ тсороу йэ булмаїїа гаилэ хэлдэре хатсында пейлэшеу, кумэклэыеп лурэт тэшэреу э удмерзе тормолгка тизерэк кайтарырга ярзам итэ ("Шоцтсар" журналынан) Беседа с психологом на какую-либо тему или же разговор о семье, совместное занятие рисованием тоже помогают подростку быстрее вернуться к жизни\ ЕтмэЬэ, hapbm фєрмаїїьінда эштец нас ар булыуы hep ЙЫЙЫЛЫШ hamm ото хатста Ьейлэуец H9THmehe тсалыуы минен дэ эсте бо-шора башлагайны (3 .Биишева) Вдобавок, плохое положение дел на овцеферме, безрезультативностъ разговоров на эту тему на каждом собрании начинали надоедать и мне\ Шул сэбэпле уныц кайіїьі бер йэЛэттэн Ьабатсташтарынан артта тсалыуы РЭШЭП ТЭ туг ел мне (Д.Булэков) "Поэтому было неудивительно, что он в некотором отношении отставал от своих одноклассников \
Данная форма также встречается в карачаево-балкарском, татарском, тувинском, хакасском, шорском, уйгурском и других языках [СИГТЯ, 2002: 338].
Следует отметить, что до настоящего времени во многих словарях башкирского языка имена действия с данным аффиксом преподносятся как начальная форма глагола. Это, в свою очередь, приводит к тому, что в словарных статьях не учитываются имена существительные, образованные путём конверсии [Ишбаев, 1982: 5; Зэйнуллин, 2002: 240]. В грамматической системе языка форма на -ыу/-еу традиционно выполняет в основном функции имени. Нейтральное значение действия или состояния в тюркских языках содержится в основе глагола, которая совпадает в формальном плане, то есть по произношению и написанию, с императивом во 2-м лице единственного числа: кил- приходить, приезжать = (ІІИН) кил ты приходи, приезжай , тор- вставать = (ІІИН) тор ты встань и т.д. В связи с этим в тюркоязычных словарях, в том числе и в области башкирской лексикографии, по мнению К.Г. Ишбаева, в качестве начальной формы глагола "целесообразно давать не формы имени действия на ыу и инфинитива на -ырга или -мак, осложнённые значениями категориальных аффиксов, а основу глагола, единую для всех тюркских языков" [Ишбаев, 1982: 5-6]. Именно основа глагола должна стать единицей словарной статьи.
Значительное количество слов, прежде относившихся к именам действия, в современном башкирском языке субстантивировалось, определить же их лексико-грамматическую принадлежность вне контекста практически невозможно: аклау оправдание — аклау побелка\ ко те у ожидание — котву стадо [Ибрагимов, 2001: 20]: Торомтай, дилбегэ тотоп ул-тьірііа ла, кумеренен бирэпен нисэ тиндэн їіатшу, нисэ тэнкэ твшэсэге, ура купме он, нисэ э смуха с эй алып кайтып буласагы хакында идэп-хисап лалыл бара (Н.Мусин) Турумтай, хотя и держит вожжи, в уме прикидывает, по сколько копеек сможет продать ведро угля, сколько рублей заработает, сколько сможет купить на выручку муки, чая . Нисэмэ тау артылып, нисэмэ кисеу кискэс кенэ, талсыгып, сак барып сыгапын ул яктарга (Ь.Дэулэтшина) Перевалив столько гор, переправившись через столько рек, утомившись, еле добираешься до этих краёв .
Лингвистические средства выражения категории утверждения отрицания
В тюркском языкознании категорию утверждения-отрицания нередко называют категорией статуса. Термин "статус", предложенный Б. Уорфом для определения "логической природы события", в тюркологии расценивается как удобный лишь в терминологическом отношении, но "мало продвигающий вопрос в концептуальном плане" [Гузев, 1990: 56]. Существует также термин "аспект", введённый Н.К. Дмитриевым [Дмитриев, 1950: 146]; он, как нам кажется, неудобен из-за возникающей полисемии терминов «аспект» и «аспектуальность».
В перечень работ, затрагивающих проблему утверждения и отрицания, на сегодняшний день можно включить следующие труды: в общем языкознании и русистике — монографические и диссертационные исследования И.Н. Бродского [1973], Г.И. Володиной [1979], А.И. Бахарева [1980], В.Н. Бондаренко [1983] и др., в тюркологии - исследования диссертационного характера и статьи С. Рахимова [1973], азербайджанских лингвистов Д.А. Джа-фарова [1965], Б.Р. Мамедова [1967], С.А. Абдуллаева [1988], чувашского филолога Р.А. Мышкиной [1982], исследователя узбекского языка М.С. Са-дыковой [1973], татарского лингвиста Ф.С. Сафиуллиной [1980], турецкого языковеда Н.Н. Джанашиа [1988] и др.
В современном башкирском языке категория утверждения-отрицания традиционно включает в себя два полюса: утверждение и отрицание. В некоторых тюркских языках категория статуса состоит из четырёх микрокатегорий: утверждение, отрицание, возможность и невозможность [Дмитриев, 1940: 101; Хангишиев, 1998: 43-45; Гаджиахмедов, 1987: 85].
Отметим, что исходя из положения Д.М. Насилова и В.Г. Гузева о возможной непричастности неаффигированных основ к категориальным парадигмам [Гузев, Насилов, 1981: 26] в тюркологии в одно время ставилось под сомнение само существование категории утверждения-отрицания. Мотивировалось это тем, что для утверждения о наличии формы положительности (утвердительности) необходимо обнаружить соответствующее значение и носителя последнего.
Тут мы руководствуемся словами А.И. Смирницкого: «Отсутствие какой-либо формы у слова совсем не означает, что данное слово является грамматически неоформленным... Грамматически оформленным является каждое слово, хотя не всякое слово выступает в какой бы то ни было определённой грамматической форме... [Смирницкий, 1959: 17].
В башкирском языке, как и во многих других тюркских языках, отсутствует морфологически оформленный показатель утвердительности, как отсутствует и функциональная потребность в ней. Утвердительный характер высказывания воспринимается как само собой разумеющееся и не нуждается в выражении особыми грамматическими средствами: Тэгэрмэсте кутэреп, ауылга кире тсайттым (Р.Камал) УС колесом на руках вернулся в деревню \ Борон бавгкорт халтсынын ижтимаги тормо-шонда пэм пуз сэнгэтендэ сэсэндэр зур урын тоттсан (С. Галин) 7? давние времена в общественной жизни и словесном искусстве башкир сэсэны играли большую роль .
Нижеследующие примеры с модальным словом бар лесть можно отнести к утверждениям лексического типа: Бик пэйбэт торабыз, балам, бетэ нэмэбез бар (Экиэттэн) УОчень хорошо живём, детка, всё естъ\ Яраткан эшем бар, їіейекле катыным бар, матур гына ике кызым удеп килэ - эзэм балапына тагы нимэ кэрэк? (Р. Солтангэрэев) Естъ любимая работа, есть любимая жена, подрастают две красивые дочери — что ещё нужно человеку?"
Согласно общепринятой тюркологической традиции в башкирском языкознании отрицание считается грамматической категорией глагола. В «Грамматике башкирского языка» (М.-Л., 1948; Уфа, 1950) Н.К. Дмитриев рассматривает вопросы функционирования отрицания при отдельных морфологических формах, дифференцирует значения отрицательных маркеров юте и тугел [Дмитриев, 1950: 147, 149].
В академической грамматике башкирского языка отмечается, что форма на -ма/-мэ представляет собой отрицательный эквивалент не самой глагольной лексемы, а соответствующей грамматической формы, которая от неё образована [ГСБЛЯ, 1981: 236].
М.В. Зайнуллин в монографии "О сущности и границах категории модальности" (Уфа, 2000) при анализе средств выражения модальных значений останавливается на использовании некоторых грамматических форм в отрицательном и положительном аспектах, раскрывает функциональные особенности модальных слов со значением отрицания юте и тугел [Зайнуллин, 2000: 89-90; 92-93].
Дж.Г. Киекбаев [1972], Т.М. Гарипов [1959], Р.Ф. Зарипов [1971] предлагают рассматривать аффикс лишительного падежа -hbi/-he как показатель категории отрицания.
Для передачи отрицательного суждения в башкирском языке широко используется общетюркская форма отрицания с показателем -ма/-мэ. Если учесть богатство глагольных форм и наклонений в языке, то можно ясно представить семантико-структурное разнообразие и функциональную многоплановость значений, создаваемых указанным отрицательным аффиксом: Асьгктан-асык йыйылырга рехеэт итмэйэр (Р.Камал) 7/еразрешают собираться в открытую . Юк, тыныеланып булмай, Ііултсьілдап илап ук ебэрэм (М. Кэрим) Нет, не могу успокоиться, начинаю даже рыдать \ Алтыга берзе тсушып, ііан ун булмай, Сэгэтте алга борол, тол кал булмай.
М. Атсмулла. доел."Сумма шести и одного не равняется десяти, Забегая вперёд (о часах), ночь не превратится в день ".
Аффикс -ма/-мэ в словоформе следует обычно непосредственно за основой, при наличии аффиксов залога и аспектуальности располагается после них.
В составных глагольных основах показатель отрицания, как правило, присоединяется ко второму компоненту: ЙЫГЫЛЫП тсуйма "(нечаянно) не упади", Лвйлэшеп бармай "(обычно) не разговаривает", (урамга) сыгып Йэрэмэй "(обычно) не выходит (на улицу)".
В конструкциях, выражающих упорное сопротивление действующего лица в исполнении действия, форму отрицания принимает только основной компонент: эйтмэле лэ тсуйзы "не сказал и всё", тсайтмалы ла тсуйзы "не вернулся и всё".
В башкирском языке зафиксированы случаи, когда отрицательным аффиксом снабжаются оба компонента сложной основы: килмэй тсалмад "не может быть, чтобы (он) не приехал", ПЭЙЛЭМЭЙ тсалмад "не может быть, чтобы (он) не рассказал". - Барзыр илде ул. Егет кеше тсыз кузлэмэй булмад, - тип кенэ тсуйзы (Ь.Дэулэтшила) "Только сказал: "Есть, наверно. Не может быть, чтобы джигиту не приглянулась девушка"". Хэзер йыр мелэл кулел йыуатып алмай булмад ул, мырзалар (З.Биишева) "Сейчас нельзя не успокоить душу песней, братья". "Уткэл эштэл теш ятешы" ТИГЭЛ мэтеэл булпа ла, берэй яйыл тапмай ярамад (Ь.Дэулэтшила) "Хотя и есть пословица "Лучше сон, чем прошлое (соотв. Не вспоминай о прошлом) ", нельзя не выйти из этой ситуации".
Грамматические особенности категории лица глагола
Как утверждает А.А. Юлдашев, любое слово, вне зависимости от того, является ли оно глаголом или нет, выступая в определённой синтаксической позиции, может быть уточнено в отношении лица. Категория лица присуща не только той части речи, за которой закреплена определённая синтаксическая функция, но и той, которая может выступать в данной синтаксической позиции; в частности, именам. Поэтому категория лица в отличие от других категорий, составляющих систему спряжения тюркского глагола, не может быть квалифицирована как формальный признак глагола [Юлдашев, 1958: 118]. В то же время категория лица из всех категорий, свойственных только личным формам, является обязательной для построения личного глагола [Шайхайдарова, 1980; Гузев, 1986; Садуахасов, 1987 и др.].
Категория лица принадлежит к фундаментальным и необходимым характеристикам глагола, считает А.В. Бондарко [Бондарко, 1973: 26]. Лекси-ко-грамматическое значение глагола как части речи, выражающей действие как процесс, наиболее полно реализуется именно в тех формах, которые обладают грамматическим лицом. В башкирском языке к ним традиционно относятся формы наклонений, а в индикативе - и времени.
В других глагольных формах (в инфинитивах, причастиях, деепричастиях), не имеющих категории лица, глагольное значение ослабевает, так как оно сочетается со значением цели, признака предмета или действия. Одним из глагольных свойств этих форм является то, что действие, представленное в них как название процесса, процессуальный признак предмета или другого действия, имеет своего исполнителя, который получает выражение лексическими, синтаксическими или контекстуальными средствами [Тумашева, 1986: 156]. Данный способ выражения производителя действия, выходящий за пределы словоформы, а также обозначение лица, производящего действие, при помощи аффиксов принадлежности, то есть по именному типу, в языкознании, как правило, не относятся к грамматической категории лица, а принадлежат к более широкой сфере функционально-семантического поля пер-сональности.
При описании системы глагольного словоизменения в тюркских языках, в том числе и в башкирском, часто говорится о связи категорий лица и числа. Привычные выражения "1-е лицо множественного числа", "2-е лицо единственного числа" обозначают некоторую совокупность референтов. Категория лица в башкирском языке представлена показателями, общими для категории числа.
С точки зрения словоизменения категория лица глагола в тюркских языках характеризуется противопоставлением показателей трёх (первого, второго, третьего) лиц в рамках двух чисел - единственного и множественного.
Рассматриваемая категория указывает на участников сообщаемого факта по отношению к участникам факта сообщения [Гаджиахмедов, 1987: 26]. При этом совпадение участников событий с участниками коммуникативного акта не является обязательным. Напротив, наиболее естественно для говорящего, чтобы он информировал слушающего о событиях, участником которых тот не является.
Таким образом, категория лица определяется через понятие ролей участников ситуации: 1-е лицо используется говорящим для указания на самого/самих себя как на субъект/субъектов дискурса; 2-е лицо — для указания на слушающего/слушающих; 3-е лицо - для указания на лица и предметы, отличные от говорящего/говорящих и слушающего/слушающих.
Показатели названной категории в башкирском языке имеют место в глаголах прошедшего, настоящего и будущего времени изъявительного наклонения, а также в некоторых формах повелительного, условного, желательного наклонений и наклонения намерения. В зависимости от использования с конкретными формами наклонения и времени К.Г. Ишбаев выделяет 4 вида спряжения глаголов [Ишбаев, 1986: 207-208].
Первый тип аффиксов присоединяется к формам изъявительного наклонения и наклонения намерения:
ед.ч. мн.ч.
1-е лицо: -ль -мын/-мен/-мон/-мвн -бы/-бе/-бо/-бе
2-е лицо: -ііьщ/-їіец/-їіоц/-їівц -hbiFbi/-here/-hoFo/-here
3-е лицо: - -ар/-эр, -дар/-дэр
Например: бара-м иду, еду , бара-бы идём, едем ; барасатс-Іїнц пойдёшь, поедешь , бара сатс-12ыгы пойдёте, поедете ; барыр пойдёт, поедет , барыр-gap пойдут, поедут ; барган-мын (я) сходил, съездил , барган-бы (мы) сходили, съездили ; бармаксы-мын (я) намерен идти, ехать , барматссы-бы (мы) намерены идти, ехать . Тен булгас, елэсэйен эше бэткэнен кетвп, карауатта бер уем гене ятып торам (М. Карим) Когда наступает ночь, дожидаясь, когда освободится бабушка, лежу в кровати одинЛ. Болдор эргэЛендэге карейэмендэ шыумаксымын да тсайтып китмэксемен (Р.Байбулатов) Намерен покататься с сугроба возле крыльца и идти домой ".
В башкирском языке в разговорной речи нередко встречаются усечённые формы типа барац, килэц вместо бараїшц, килдїіец идёшь (едешь), приходишь (приезжаешь) ".
Второй вид аффиксов добавляется к глаголам условного наклонения и формам прошедшего времени изъявительного наклонения:
ед.ч. мн.ч.
1-е лицо: -м -к/-к
2-е лицо: -н -рыз/-гез} -РО/-ГЭ
3-е лицо - -лар/-лэр
Например: ііейлонє-м "(я)рассказал , Ьвйлэне-к (мы) рассказали ; 1юйлэгэйне-ц (ты) рассказал , 12вйлэгэйне-гез "(вы) рассказали ; їіейлвіївц если расскажешь \ їіейлзіїд-лзр Уесли расскажут . Асыу-ланмаїїаршз, ііейлвйєм Ііуц. . . (Д.Юлтый) Если не возражаете, давайте расскажу . Балалар, иларра ла йэки ниндэй зэ булііа hy3 эйтергэ лэ белмэй, тсатып тсалдылар (3.Биишева) Дети, не зная, плакать или сказать что-либо, замерли ".
Третий тип аффиксов употребляется с глаголами повелительного и желательного наклонений:
ед.ч. мн.ч.
1-е лицо: -айым/-эйем, -ЙОМ/-ЙЄМ -айьгк/-эйек, -ЙОТС/-ЙЭК
2-е ЛИЦО - -ыры/-еге, -оро$/-еге$
3 - Є Л ИЦО: -hbm/-h єн, -h он/-іі эн -Ііьшдар/-!: ендэр, -h ондару -h ендэр
Например: яз-айым (давай) напишу", яз-айыгс\даваи) напишем"; я з "пиши", ЯЗ-ЫРЫЗ "пишите", яз-їішн "пусть напишет", яз-Іїнндар "пусть напишут". Узегез удкэс, бэлэкэстэргэ йэйлэгез: "Был ал маг а с тар фашисты енгэн йылды ултыртылды, тугандар", -тиегез (М.Кэрим) Жогда сами вырастете, расскажите младшим: «Друзья, эти яблони посажены в год победы над фашистами» \ Мин хэзер ана мул Кэуи мэхдумден безгэ лейлэгэн "иттифагы" ту-ралында анлатып китэйем (3 .Биишева) Давайте я сейчас дам объяснение «союзу», о котором нам рассказал Кауи-махдум (сын хазрата)