Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Аллитерация как вид повтора на звуковом (фонетическом) уровне в эрзянском и немецком языках 29
1.1. Основные признаки аллитерации 29
1.2. Аллитерация в эрзянских и немецких памятниках раннего поэтического творчества 33
1.3. Аллитерация в современной эрзянской и немецкой поэзии 59
1.4. Стилистические функции аллитераций 74
Краткие выводы 84
Глава 2. Ассонанс как вид повтора на звуковом (фонетическом) уровне в эрзянском и немецком языках 86
2.1 .Основные признаки ассонанса 86
2.2. Типы ассонансов 88
2.3. Стилистические функции ассонансов 94
Краткие выводы 100
Глава 3. Звукоподражание как вид повтора на звуковом (фонетическом) уровне в эрзянском и немецком языках 101
3.1. Природа звукоподражания и его место в системе языков 101
3.2. Классификация звукоподражаний 107
3.3. Стилистические особенности звукоподражания 118
Краткие выводы 123
Глава 4. Рифма как вид повтора на звуковом (фонетическом) уровне в эрзянском и немецком языках 125
4.1. Основные признаки рифмы 125
4.2. Виды рифмы 129
4.3. Стилистические функции рифмы 141
Краткие выводы 147
Заключение 148
Список использованной теоретической литературы 154
Список источников 166
- Аллитерация в эрзянских и немецких памятниках раннего поэтического творчества
- Стилистические функции ассонансов
- Природа звукоподражания и его место в системе языков
- Стилистические функции рифмы
Введение к работе
0.1. КАТЕГОРИЯ ПОВТОРА КАК ОБЪЕКТ ИССЛЕДОВАНИЙ:
ИСТОРИЯ ВОПРОСА
История филологической разработки категории повтора уходит корнями в античную эпоху, когда интерес к этому стилистическому приёму был связан с развитием ораторского искусства. При выделении разновидностей повтора теоретики античности руководствовались как структурными факторами (место в предложении, композиция расположения повторяемых слов), так и семантико-стилистическими факторами (цель, назначение и сфера применения). Так, Квинтилиан различает: в зависимости от места, занимаемого повторяемыми словами в предложении - gemrnatio (повторение слов, следующих непосредственно друг за другом), anaphora (единоначатие), epistrophe (единоокончание), symploce (повторение начала и конца предложения), repetitio (общий термин для повторения), epanolepsis (повторение в длинном словесном обороте слова, усиливающего связь между частями), epanodos (повторение, при котором слова, поставленные вначале рядом, повторяются затем отдельно), polyptoton (повтор слова в разных морфологических формах); anadiplosis (удвоение) и др.; по семантико-стилистическим целям - повторение для эмфазы, для изменения значения или оттенков значения и др. (Квинтилиан 1834, 124-125). Исследователь определяет повтор как «фигуру речений», представляющую собой «некий оборот речи, от общего и обыкновенного образа мыслей отступающий ... Она ... составляет некоторый оборот в мыслях и выражении, вопреки простому и общему образу с намерением сделанный» (Квинтилиан 1834, 124-125).
Учение о «фигурах», в частности, о повторе, данное в античных риториках, оказывало и до настоящего времени оказывает огромное влияние на изложение соответствующих разделов в руководствах по риторике и стилистике.
В отечественном языкознании традиция описания и изучения повтора начинает складываться в XVIII веке, когда античные риторики проникают в Россию. В «Кратком руководстве к красноречию» М.В.Ломоносов даёт следующее определение: «Повторение есть многократное положение речения в предложениях...». Здесь же автор приводит классификацию, в основу которой положен структурный принцип. М.В.Ломоносов выделяет семь видов повторов: «усугубление» (разные типы синтаксических повторов), «единознаменование» (синонимия), «восхождение» (градация), «наклонение» (повтор разных грамматических форм), «многосоюзие», «бессоюзие», «согласование» (фразеологические единства и парные сочетания) (Ломоносов 1850, 613-617), причём он не ограничивается простым перечислением, а показывает взаимодействие их с другими «фигурами речений» в связи с тем, что «фигуры, будучи употреблены порознь по пристойным местам, и возвышают слово; однако ежели они прилично соединены или смешаны будут, то подают оному ещё большую силу и стремление» (Ломоносов 1850,640).
Особый вид повторов — тавтологию - описывает Ф.И.Буслаев, отмечая, что она «придаёт речи большую силу и одушевление» создаваясь повторением одного и того же слова или совокуплением двух и трёх подобозначащих» (Буслаев 1941, 329).
Основы учения об одном из самых распространённых видов повтора — лексическом - были заложены А,А.Потебней. В своём труде он рассматривает повтор как средство «синекдохического представления продолжительности действия, интенсивности качества, множества вещей» (Потебня 1968, 441). Однако, специально не занимаясь этой проблемой, А.А.Потебня характеризует небольшое количество «повторений». Недостаточное количество фактов, имевшихся в распоряжении исследователя, не позволило ему сделать серьёзные теоретические обобщения, классификацию, выводы о значении тех или иных лексических повторов.
О.М.Брик (1919) описывает повтор как звуковое явление поэтической речи. Как ни странно, к звуковым повторам автор относит только повтор
9 согласных: «Сущность повтора заключается в том, что некоторые группы согласных повторяются один или несколько раз, в той же или изменённой последовательности, с различным составом сопутствующих гласных.... Рифма, аллитерация и пр. только видимое проявление, частный случай основных эвфонических законов» (Брик 1919, 60). О.М.Брик не рассматривает звуковые повторы и с точки зрения их выразительности, художественной функции, которую они несут в речи.
О повторе как об одном из приёмов поэтического стиля говорит в своём труде В.М.Жирмунский (1977). Исследователь отмечает связь лирических повторов и параллелизмов с интонационной системой лирических стихотворений. Рассматривая композиционную структуру некоторых произведений В.Брюсова, В.М.Жирмунский подчёркивает роль «гармонии гласных» (ассонанса) как одной из разновидностей повтора. В своём другом произведении (1975) он останавливается ещё на одном виде звукового повтора - рифме. Подробно исследуя историю рифмы, автор делает вывод, что она образовалась из обычных, «случайных» звуковых повторов.
Общее описание повтора как звукового явления поэтической речи даёт Е.ДЛоливанов (1930). Как и В.М.Жирмунский, он называет звуковой повтор главным приёмом поэтической техники, основным принципом, по которому организуется поэтический материал («принцип повтора фонетических представлений»).
Главенствующую роль художественного языка — материала литературы, «оформляющего и трансформирующего все остальные материальные элементы», - отмечал Ю.Н.Тынянов (1965). Характеризуя стиховое «слово», автор показал изменение значений вещественной и формальной части слова, при котором важную роль играет один из факторов ритма — «инструментовка». Исследователь называет «самые общие признаки фонетического родства звуков»: I) близость или теснота повторов; 2) их соотношение с метром; 3) количественный фактор (количество звуков и их групповой характер): а) полное повторение - geminatio, б) частичное повторение - reduplikatio; 4)
10 качественный фактор (качество звуков); 5) качество повторяемого словесного элемента (вещественный, формальный); 6) характер объединяемых инструментовкой слов (Тынянов 1965, 147).
Разработанные Ю.НЛьшяновым и Е.Д.Поливановым критерии
характеристики повтора как приёма поэтической речи в его частных проявлениях в дальнейшем послужили теоретической базой для исследований функционирования повтора в разных речевых сферах.
Собственно лингвистический подход к изучению повтора в разных стилях речи, в разных художественных системах складывается в 50-е годы. В это время, во-первых, создаётся ряд пособий по стилистике, во-вторых, появляются первые диссертационные исследования, затрагивающие отдельные аспекты изучения повтора в художественной речи, в-третьих, повтор рассматривается и как грамматическое явление, и как стилистический приём. Начало работам такого плана положило диссертационное исследование В.А.Кухаренко (1955), посвященное изучению лексических повторов в художественном тексте. Спорным в этой работе, на наш взгляд, является отнесение повтора к лексико -синтаксическим выразительным средствам языка, что представляется правильным лишь для одного его вида — лексического. Повтор является общеязыковым явлением, встречающимся на всех лингвистических уровнях, поэтому он не может быть определён как лексическая или грамматическая категория.
Вопрос о повторе в различной степени освещался и в пособиях по стилистике отдельных языков (Гальперин 1958; Гвоздев 1965; Кузнец, Скребнев 1960; Морен, Тетеревникова 1960; Ризель 1975).
Ю.М.Лотман в своей работе (1964) также определяет повтор как важное стилистическое средство. Говоря о художественном повторе, исследователь подчеркивает, что художественный текст - это текст с повышенными признаками упорядоченности, и повтор выступает в нём как элемент упорядоченности парадигматического плана, упорядоченности по эквивалентности. КХМ.Лотман считает, что одинаковые элементы
функционально не одинаковы, если занимают различные в структурном отношении позиции. «Повторение одинаковых частей обнажает структуру ... повторы разного типа — смысловая ткань большой сложности, которая накладывается на общеязыковую ткань, создавая особую, присущую лишь стихам концентрацию мысли» (Лотман 1964, 112). По мнению автора, в произведении создаётся сложная система со-противопоставления значений, выделения черт общности и различия в понятиях, не сопоставимых вне стиха, образование «архисем», вступающих в оппозиции» (Лотман 1964, 135).
В 60-е годы внимание исследователей было приковано, в основном, на характеристике отдельных частных разновидностей повтора как общеязыкового явления. Лингвисты анализировали функционирование в тексте лексического и синтаксического повторов (Астафьева 1963; Евгеньева 1963 и др.), предлагали классификации повторов (Головкина 1964), исследовали стилистические функции повторов (Иванчикова 1969).
70-е годы принято считать начальным периодом развития лингвистики текста. В это время ярко проявился интерес к текстовым повторам и заменам, прежде всего, к именным. В работах этого направления (Гак 1979; Гиндин 1971; 1973; Сильман 1967; Солганик 1973) повтор был рассмотрен как формальное средство, обеспечивающее связность текста.
Относительно изучения повтора в сопоставляемых языках, следует сказать, что одной из самых ранних специальных работ, трактующих эту проблему в немецком языке, является вышедшее в 1862 г. типологическое исследование А.Ф.Потта (1862). Автор рассматривает повтор не только как словообразовательное средство, но и как стилистический приём, и способ выражения грамматических значений. Приводя примеры из индоевропейских, финно-угорских, тюркских, океанийских, американских, африканских и других языков, А-Ф.Потт доказывает, что некоторые основные, типы повторов встречаются в языковых группах, весьма отдалённых друг от друга.
Известна также работа В.Фогта (1902), в которой автор исследует словесные повторы в средневековых эпосах менестрелей. В основе его
12 классификации лежит психологический анализ повторов, основанный на самонаблюдении. Исследователь фактически определяет причины, вызвавшие обилие повторов в эпической поэзии менестрелей.
Объектом исследования немецких лингвистов были и отдельные виды повтора (Ackermann 1877; Arndt 1990; Gottschall 1893; Wagenknecht 1989). Как одна из фигур речи он упоминается во многих трудах, посвященных вопросам стилистики, риторики и поэтики (Engel 1931; Faulseit und Kuhn 1961; Meyer 1902; Reiners 1961; Wackernagel 1888; Weise 1910). Однако, это упоминание носит характер краткой справки или схематичного перечисления видов повтора, изложенных в античных риториках.
Выгодно отличается от них классификация, данная Г.Лаусбергом (Lausberg 1960). Исследователь не просто перечисляет фигуры-повторы, а классифицирует их в зависимости от того, нарушается ли тождество повторяемого слова или оно сохраняется. При сохранении тождества различаются повторы по месту в предложении: Wiederholung im Kontakt, Wiederholung ais Klammer und absatzmassige Wiederholung des Anfangs und des Endes. Нарушение тождества повторяемого слова может проявляться в изменении звукового состава слова, либо в изменении его значения. В первом случае Г.Лаусберг различает annominatio (контактный повтор однокоренных слов) и polyptoton (повтор слова в разных падежных формах при сохранении его значения), во втором - traductio (повтор одинакового слова в различных значениях); distinctio (повтор одного и того же слова в обычном значении и с оттенком эмфазы); reflexio - это то же, что distinctio, но имеющее место в диалоге. Классификация ГЛаусберга отличается чёткостью, ясностью, логичностью построения. Но она охватывает не все виды повторов, а лишь один из всего их многообразия - лексический (повтор слов или словосочетаний). Кроме того, в работе почти ничего не говорится о его стилистической функции.
Проблеме повтора как общеязыкового явления в финно-угорских языках посвящена статья К.Е.Майтинской «Структурные типы удвоений (повторений)
13 в финно-угорских языках» (1964). Автор подчёркивает, что удвоение в языке может выступать в весьма разнообразных формах (известны способы удвоения целых слов, отдельных слогов и звуков) и приводит модели удвоения слов и компонентов слов. Приводя примеры из венгерского, эрзянского, удмуртского, марийского и других финно-угорских языков, К.Е.Майтинская утверждает, что «общие схемы большинства моделей, вероятно, уже существовали в языке-основе, детальные закономерности по использованию звуковых соотношений, суффиксации и т.д. вырабатывались и получали более или менее постоянное формальное выражение лишь в отдельных языках или группах близкородственных языков» (Майтинская 1964, 134).
Венгерским лингвистом Давидом Фокошем была затронута проблема
функционирования в финно-угорских языках так называемых
этимологических фигур, представляющих собой повтор тождественных основ слов. Результаты его исследований нашли отражение в статье «Die etymologischen Figuren der finnish-ugrischen Sprachen» (1932). Д.Фокош классифицирует этимологические фигуры и утверждает, что в финно-угорских языках они являются одним из наиболее распространённых стилистических средств усиления высказывания, и в некоторых отдельных случаях можно определить влияние индо-германских языков на развитие этого явления в языках финно-угорской группы.
Что касается мордовских, языков, то можно сказать, что проблема повторов является здесь малоисследованной как в теоретическом, так ив эмпирическом аспектах. Посредством анализа научных трудов, лингвистических исследований эрзянского и мокшанского языков были выявлены лишь отдельные работы, в которых либо встречается лишь упоминание о повторе (удвоении) как о словообразующем средстве, либо разрабатываются некоторые частные разновидности повтора.
В 60-х годах в мордовской лингвистике появляются первые исследования, посвященные проблеме звукоизобразительных слов, в которых упоминается понятие «повтор». В статье «Изобразительные слова в
14 мордовских языках» (1962) Р.А.Заводова отмечает, что одним из способов образования слов такого типа является удвоение основы, благодаря чему усиливается значение изобразительного слова. Автором приводится ряд примеров, в которых прослеживается ещё одна функция удвоенных изобразительных слов - многократность и удлинённость звукового восприятия.
М.Д.Имайкина в своей кандидатской диссертации приводит структурную классификацию наречийно-изобразительных слов в мордовских языках. В этой классификации особое место занимают удвоенные наречийно-изобразительные слова (Имайкина 1968).
Основным недостатком вышеупомянутых работ, на наш взгляд, является только грамматическая направленность исследований, стилистическая же функция повторов (удвоенных изобразительных слов) практически не затрагивается..
Роль повтора как одной из наиболее распространённых ритмико-синтаксических фигур в мордовской народной песне отмечает в своём труде А.П.Феоктистов (1976). Исследователь подчёркивает, что удвоения имеют распространение во всех финно-угорских языках. «Особенно часто встречаются так называемые повторы простейшего типа. Употребление таких повторов оказывается важным стилистическим средством повышения эмоциональной выразительности лирического монолога и усиления ритма песни» (Феоктистов 1976, 109). В другой работе А.П.Феоктистов (1996), вслед за Д.Фокошем, рассматривает повтор тождественных основ слов — этимологических фигур. Он приводит их подробную классификацию, подкреплённую множеством примеров из художественных произведений эрзянских и мокшанских авторов. Исследователь проводит параллели с другими финно-угорскими языками и отмечает общую стилистическую функцию употребления повтора - выражение эмфазы.
В 1990 году выходит труд М.И.Малькиной «Мордовское стихосложение», посвященный изучению метрико-фонических особенностей мордовского
15
** народно-песенного, народно-речевого и литературного стихов в их
обусловленности от закономерностей языка, поэтических традиций и способов
исполнения, а также установлению причин, вызвавших различия в
ритмической и звуковой структурах фольклорных и литературных стихов.
Автор подчёркивает, что одной из наиболее распространённых ритмико-
синтаксических фигур в мордовской народной песне являются повторы и
довольно подробно описывает звуковые повторы, в частности, рифму,
I* аллитерацию, ассонанс, а также лексические анафоры, эпифоры и подхваты
(Малькина 1990).
Л.П.Водясова рассматривает лексический повтор с точки зрения средств межфразовой связи, относя его к эксплицитному типу смыслового повторения, одному из наиболее общих, распространённых способов связи самостоятельных предложений. В работе приводятся наиболее характерные структурные виды цепной (последовательной) связи посредством лексического повтора и даётся стилистический анализ использования этих видов в художественных произведениях мордовских авторов (Водясова 2000).
Что касается современных лигвистических исследований о повторе в других языках, то следует отметить, что проблема удвоения как язьисового приёма, как способа создания новых лексических единиц и словоформ достаточно активно исследуется на материале языков азиатского юго-восточного региона (Абдуллаева 1999; Алиева 1980; Лонг Сеам 1980; Морев 1980; Рахимбекова 1999; Ревзин 1980 и др.).
Таким образом, анализ лингвистической литературы о повторе в разных языках показал, что указанный объект рассматривается в различных аспектах и языковых разновидностях.
Многообразие подходов и различие аспектов рассмотрения повтора отражаются в разногласии мнений относительно его природы и статуса.
Исследователями реализуются два основных подхода к данному явлению:
психологический, сущность которого раскрыли Ш.Балли и А.Н.Веселовский, и
t? лингвистический.
Ш.Балли подчёркивал, что повторение носит всеобщий характер, «ибо определяется самой природой человеческого мышления и потребностями общения между людьми» (Балли 1955, 124). Исследователь выявляет причины возникновения повторений: во-первых, в живой речи мысль выражается постепенно, а повторения вызываются потребностью донести её до слушателя; во-вторых, причиной повторений становятся эмоции, чувства. Данные факты характерны и для письменного языка, поскольку «... индивидуально-стилевые приёмы представляют собой не что иное, как упорядоченные и организованные тенденции живой речи» (Балли 1955, 124-125).
А.Н.Веселовский отмечал, что суть повтора лежит в «парности представлений, связанных по частям, по категориям действия предметов и качеств» (Веселовский 1913,154).
С лингвистической точки зрения, повтор представляет собой явление, свойственное системе языка и тексту, в рамках которого выявляются его структурные особенности, функционирование и своеобразие употребления. Традиционно исследователи рассматривают его, с одной стороны, как словообразующее и формообразующее средство, с другой стороны, как фигуру речи. Именно таким образом повтор трактуется в «Словаре лингвистических терминов» О.САхмановой: «Повтор - 1. (удвоение, редупликация, повторение). Полное или частичное повторение корня, основы или целого слова без изменения их звукового состава (или с частичным изменением) как способ образования слов, синтетических и описательных форм и фразеологических единств; 2. (реприза). Фигура речи, состоящая в повторении звуков, слов и выражений в известной последовательности» (Ахманова 1966, 273), Таким образом, в языковедческой литературе термин «повтор» встречается в двух основных значениях, первое из которых определяет данное языковое явление как один из способов словообразования. При этом также используются термины «удвоение», «редупликация», «повторение».
В «Лингвистическом энциклопедическом словаре» даётся следующее определение редупликации: «Редупликация - фономорфологическое явление,
17 состоящее в удвоении начального слога (частичная редупликация) или целого корня (полная редупликация). Предельный случай редупликации — повтор, т.е. удвоение всего слова (ср.: рус. «еле-еле», «белый-белый»)» (ЛЭС 1990, 408).
В статьях большинства энциклопедических и толковых словарей даётся
следующее значение интересующего нас явления: «Повтор — приём в
художественной речи, заключающийся в повторении одинаковых звуков,
частей слов или синтаксических конструкций в определённой
последовательности. Звуковые повторы. Лексические повторы» (СРЯ 1987,
163); «Повтор — одно из средств выразительности, присущее главным
образом поэтической речи, регулярное воспроизведение идентичных языковых элементов» (КЛЭ 1968, 821).
В лингвистических работах определения повтора варьируются в зависимости от цели исследования.
Так, Р.А.Лепина даёт толкование повтора, отмечая его зависимость от того, что понимать под речью: речь как процесс или речь как текст, результат процесса. «Понимая речь как процесс, можно в качестве рабочего определения считать повтором вторичное или неоднократное воспроизведение в определённом отрезке речи лексической единицы (слова или словосочетания) в одной и той же или в разных грамматических формах. Понимая под речью текст, результат речевого процесса, повтором считается наличие одной и той же лексической единицы в разных частях одного предложения или в двух контактно (или дистантно) расположенных предложениях (Лепина 1977, 5).
В.Г.Гак определяет повтор, исходя из теории повторной номинации и классификации её типов: «Повторная номинация — наименование уже ранее обозначенного в данном контексте денотата: лица, предмета, действия, качества (Гак 1998, 526). По его мнению, повторные номинации различаются: 1) с парадигматической точки зрения — идентичные (денотат во втором случае получает то же обозначение, что ив первом) и вариативные (новое наименование в смысловом отношении отличается от предыдущего); 2) с синтагматической точки зрения - дистантные (обнаруживаются в новых актах
18 обозначения, могут быть разделены целыми предложениями или абзацами) и сопряжённые (следуют непосредственно друг за другом) (Гак 1998, 534).
С точки зрения С.И.Сёминой, повтор - - «это минимум двухкратное употребление одной и той же языковой единицы, принадлежащей к определённому ярусу языковой системы, в условиях достаточно тесного словесного ряда - коммуникативной единицы (высказывания или текста)» (Сёмина 1999,22).
И.Р.Гальперин понимает под термином «повтор» стилистический приём, являющийся «типизированным обобщением имеющегося в языке средства выражения возбуждённого состояния» (Гальперин 1958, 258).
Э.Г.Ризель называет повтор «синтактико-стилистическим средством», служащим для связи между словами, группами слов, предложениями и абзацами (Ризель 1975, 308).
Н.Т.Головкина определяет повтор как «неоднократное появление в определённом отрезке речи языковой единицы на соответствующем лингвистическом уровне» (Головкина 1964, 19).
Наиболее приемлемым нам представляется определение повтора, данное С.ИХёминой, так как оно отражает все формы и проявления этого языково-стилистического средства. Исходя из этого определения, повтор представляет собой общеязыковое явление, имеющее место на всех уровнях языка.
Важно отметить также, что языковой повтор может выполнять самые разнообразные функции в высказывании, о чём свидетельствуют многочисленные научные исследования.
А.А.Потебня одним из первых рассматривал функциональные возможности повтора слов: «Усугубление в речи одного и того же слова даёт новое значение — объективное и субъективное. Первое - когда при сравнении итога с отдельным слагаемым заметна разница в признаках обозначаемого; второе — когда итог указывает на изменение состояния самого говорящего, именно когда повторение слова и оборота вызвано чувством, замедляющим
19 течение мысли, например, гневом, который располагает к тождесловию» (Потебня 1968, 433).
Известно, что в настоящее время в центре внимания многих лингвистов находится текст как структурно-смысловое единство, определённым образом упорядоченное, подчинённое единому коммуникативному заданию и имеющее прагматическую установку. Объектом исследования служат отдельные составляющие текста, их взаимодействие, роль и функционирование в составе целого. Развитие лингвистики текста выдвинуло на первый план изучение текстообразующей роли повтора (Водясова 2000; Сильман 1967; Солганик 1973), причём повтор рассматривается как средство, обеспечивающее семантическую связность текста любого функционального стиля.
Относя повтор к аффективным средствам языка, Ж.Вандриес указывал на то, что «этот приём, будучи применён к языку логическому, превратился в простое грамматическое орудие» (Вандриес 1937,147).
Грамматисты рассматривают повтор как: 1) способ образования новых грамматических значений (Киселёв 1954; Реформатский 1955), например, образования превосходной степени или для указания на неопределённо-большое количество предметов, явлений и т.п.; 2) повтор используется и как способ словообразования (Виноградов 1947; Галкина-Федорук 1954), чаще всего, неизменяемых слов - междометий, частиц.
По отношению к синтаксису, повторы квалифицируются как одно из средств выражения разных значений субъективной модальности, например, значения сомнения или согласия, несогласия и т.п.
Сущность повтора как стилистического средства заключается в его особом усиленном воздействии на читателя (слушателя). Эту её особенность подчёркивали ещё античные стилисты. Они видели в повторе действенное средство усиления выразительности речи. Для определения стилистической роли повтора необходимо проанализировать выражаемое им содержание, эмоциональную окрашенность, результативность его восприятия. Эта необходимость обусловлена триединством функций стилистического
20
использования того или иного языкового средства: коммуникативной,
заключающейся в процессе сообщения какой-либо информации,
экспрессивной, заключающейся в выражении своего отношения к сообщению,
коннотативной, предполагающей ориентацию на адресата. Под
экспрессивностью понимается «во-первых, объективно существующее
свойство языковых средств увеличивать прагматический потенциал
высказывания, придавая ему соответствующую замыслу автора
психологическую направленность, и во-вторых, созданную
функционированием определённой совокупности экспрессивных средств языка специфическую атмосферу высказывания интенсивно воздействовать на восприятие получателя речи (читателя), вызывая у него ту или иную эмоциональную реакцию, которая проявляется в эстетическом переживании» (Сковородников 1981,30).
Всё вышесказанное позволяет констатировать тот факт, что повтор есть многофункциональное явление языковой системы, выступающее на разных уровнях как самостоятельное образование. Его системный характер был отмечен уже в первых собственно лингвистических исследованиях этого явления и дальнейшее изучение продолжает вызывать оправданный интерес учёных.
Однако при анализе существующих классификаций обращают на себя внимание пестрота, отсутствие единых принципов выделения. Для иллюстрации вышесказанного достаточно привести цифровые данные: одни исследователи выделяют восемь видов повторов (Морен, Тетеревникова I960), другие - тридцать один (Дудникова 1975).
При всём многообразии классификаций наиболее устоявшимися являются те, которые базируются на учёте двух принципов: аспектного и структурного.
Согласно аспектному принципу, выделяются следующие виды повторов: фонетические (Ахмедьяров 1982; Сивуха 1984), морфологические (Меншутина 1982; Сильман 1967), лексические (Акимова 1982; Иванчикова 1969), синтаксические (Азнабаева 1964; Астафьева 1963). Некоторые исследователи
21 добавляют к ним и семантические повторы, имея в виду разнообразные способы повторения, уточнения, конкретизации содержания различными лексическими средствами (Лебедева 1982; Шехтман 1981). Выделяемые на определённом языковом уровне типы повторов могут подвергаться дальнейшей дифференциации.
Учёт структурного принципа позволяет разграничивать повторы микроконтекста, т.е. предложения, сложного синтаксического целого и макроконтекста, под которым подразумевается абзац, раздел, глава и т.п. (Головкина 1964, Чебаевская 1978). Очевидно, что повторы в указанных контекстах различаются не объёмом повторяющихся единиц, а выполняемыми функциями. Так, Е.Н.Чебаевская отмечает, что «дистантный повтор, охватывая весь текст или большие участки текста, выполняет текстовую функцию (создание движущегося имплицитного плана, связь с ведущей темой произведения и др.), в то время как лексический повтор микроконтекста есть лишь свидетельство выделенности отдельного изолированного участка текста» (Чебаевская 1978, 109), при этом для повтора макроконтекста предлагается термин «выдвижение».
Текстоструктурный дистрибутивный принцип приводит к разграничению обычных (контактных, сочленённых) и дистантных повторов, многократных (аккумулированных) и двойных (полных) повторов (Кисловская 1975).
С точки зрения морфологии и словообразования, принято различать повторы (удвоения) по форме: простое (полное, частичное, дивергентное) удвоение; осложнённое (удвоение при участии служебных морфем -аффиксов, полуаффиксов); удвоение, не связанное с повторением звуковой оболочки редупликанта (смысловой повтор) (Алиева 1980; Крючкова 2000; Штейнберг 1969).
Попытка объединить существующие подходы к классификации повторов представлена в работе С.И.Сёминой (1999). Повторы классифицируются, как правило, по следующим основаниям: 1) по принадлежности языковых единиц к уровням языковой системы (фонетические, словообразовательные,
22
лексические, грамматические, синтаксические, стилистические); 2) по полноте
представления единицы (полный, частичный); 3) по расположению
повторяющихся единиц в тексте (неупорядоченный, упорядоченный,
который, в свою очередь, делится на дистантный (анафора, эпифора, кольцо) и контактный (анадиплозис, геминация), при этом контактные повторы могут быть непосредственными (бессоюзными) и «союзными».
Поскольку в нашем исследовании мы придерживаемся стилистических позиций, то наиболее удачной среди имеющихся в лингвистической литературе, на наш взгляд, является классификация повтора, предложенная Н.Т.Головкиной (1964). Взяв за основу аспектный и структурный принципы, автор выделяет следующие виды повтора: 1) в пределах «малого» контекста (микроконтекста): повтор на фонетическом уровне; повтор на морфологическом уровне; повтор на лексическом уровне; повтор на синтаксическом уровне; лексико-синтаксический повтор; повтор на семантическом уровне; 2) в пределах «большого» контекста (макроконтекста): архитектоническая анафора; архитектоническая эпифора; архитектонический стык; архитектоническая рамка; архитектонический параллелизм; повтор-лейтмотив.
Н.Т.Головкина подчёркивает, что между повторами различных уровней резких непроходимых граней нет: «Повторы высшего уровня включают в себя, как правило, повторы низших уровней. Так, фонетические повторы неизбежно содержаться в повторах морфологического и лексического уровней, морфологические повторы - в повторах лексического уровня, лексические повторы - в повторах синтаксического уровня, лексические и лексико-синтаксические - в повторах семантического уровня» (Головкина 1964, 18). Следовательно, повтор не является только лишь лексическим или синтаксическим, или лексико-синтаксическим средством, а представляет собой общеязыковое явление, имеющее место на всех уровнях языка.
Таким образом, в языке существует целая система повторов, отдельные элементы которой находятся во взаимной связи и зависимости. Несомненным
23 фактом является то, что повторы каждого уровня обладают своей, присущей только им спецификой. Повторы звуков, слов, конструкций - совершенно различные явления, каждое из которых обладает своим качественным своеобразием. Но общим для них является неоднократное появление в том или другом отрезке речи соответствующей языковой единицы.
0.2. ВИДЫ ПОВТОРОВ НА ЗВУКОВОМ (ФОНЕТИЧЕСКОМ) УРОВНЕ
Звуковая сторона речи, иными словами, её фонетическое оформление, служит целям живого, образного воспроизведения действительности. Это явление в лингвистической литературе получило название «инструментовка». В своей работе по стилистике М.Д.Кузнец и Ю.М.Скребнев дают ей следующее определение: «Инструментовка - это подбор слов, имеющих такую звуковую форму, которая может способствовать сама по себе усилению экспрессивного содержания данного отрезка речи» (Кузнец, Скребнев 1960, 95). Элементами инструментовки выступают все виды звуковых (фонетических) повторов.
Категория повтора на звуковом (фонетическом) уровне присуща и языку, и речи - как устной, так и письменной, но особую роль она играет в художественно обработанной речи, в прозе, драматургии, поэзии. Первостепенное же значение звуковой повтор приобретает в поэтическом тексте, поскольку обеспечивает то движение пространственного возврата (versus), которое становится отличительной особенностью стихотворной речи, характеризующей её структурно и стилистически (Дудникова 1975, 3). Принцип повтора является, таким образом, универсальным законом построения поэзии, основой её стилистики.
Следует отметить, что практически вся исследовательская литература, посвященная звуковым повторам, рассматривает их функционирование в поэтической речи. Это объясняется, прежде всего, тем, что стихотворная речь отличается от прозаической (и обиходной) особой звуковой организацией,
24 целостной структурой взаимосвязанных и взаимоподчинённых звуковых элементов. К прозе же относится всё то, где эта звуковая организация отсутствует. Но это не говорит о том, что звуковые повторы не встречаются в прозаическом тексте. Соответствия звуков в прозе также способны создавать особую фоническую атмосферу, выделяя и устанавливая дополнительные связи между словами, но всё же не в такой полной мере, как в поэтическом тексте.
Л.П.Якубинский о структурно-семантических характеристиках поэтической и непоэтической речи в плане взаимодействия звуковой организации со смыслом писал: «В практическом языке внимание говорящего не сосредотачивается на звуках, звуки не всплывают в светлое поле сознания и не имеют самостоятельной ценности, служа лишь средством общения. В языке стихотворном дело обстоит иначе; можно утверждать, что звуки речи в стихотворном языке всплывают в светлое поле сознания и что внимание сосредоточено на них» (Якубинский 1986, 37-38).
При рассмотрении звукового (фонетического) повтора одним из важнейших вопросов становится проблема определения его видов. Авторы абсолютного большинства исследований утверждают, что этот тип повтора представляет собой соответствия звуков, служащих для создания эвфонии (преимущественно в поэтической речи). Однако, мнения учёных расходятся в квалификации этих звуковых соответствий и в установлении номенклатуры их разновидностей.
Впервые к вопросу об организации стиха, об особом подборе гласных и согласных, вступающих во взаимодействие со смыслом слова и создающих вместе со словом тот или иной поэтический образ, обращался ещё в XVIII веке М.В.Ломоносов (1850). Однако более подробно звуковые повторы стали исследоваться позднее. Так, в 1919 г. в сборнике «Поэтика» выходит статья О.Брика «Звуковые повторы», где автор даёт подробную классификацию повторов, которая и по сей день широко используется исследователями.
В своей работе автор выделяет следующие виды звуковых повторов: 1) по количеству повторяемых звуков (двухзвучные, трёхзвучные и т.д.); 2) по количеству повторов одних и тех же звуков (простые и многократные); 3) по порядку следования звуков в повторяемых группах; 4) по положению повторяемых звуков в ритмических единицах-стихах (смежные повторы, кольцо, стык, скреп, концовка) (Брик 1919, 62).
О.Брик предложил также способ буквенного обозначения повторов, например, АВ - простой двухзвучный повтор; ABC - простой трёхзвучный повтор; ВА — обратный двухзвучный повтор и т.д. Но к звуковым повторам (ХБрик относит только повтор согласных. Исследователь упоминает в своей работе и о таких категориях, как рифма, аллитерация, ассонанс, считая их обычными эвфоническими средствами, иначе говоря, средствами благозвучия.
Подробнее проблему звуковых повторов рассматривает Л.П.Якубинский (1919). Исследователь указывает в своей работе на функционирование звуковых повторов в стихотворном тексте. В качестве звуковых соответствий он выделяет аллитерацию (повтор начальных согласных), ассонанс (повтор начальных гласных) и рифму (повтор конечных слогов слов). Л.П.Якубинский также отмечает, что их возникновение в стихотворном тексте, в основном, зависит от замысла автора, ставящего перед собой цель - привлечь внимание читателя.
Б.П-Гончаров создаёт свою классификацию звуковых повторов, среди которых он выделяет: 1) многократное повторение какого-либо слова; 2) звукопись (этот условный термин используется для обозначения понятия, родственного по отношению к аллитерации (повтор согласного звука) и ассонансу (повтор гласного звука) и однозначного инструментовке); 3) созвучие внутри строки (так называемая «внутренняя рифма»); 4) рифма. Предметом изучения Б.П.Гончарова были и функции звукового повтора. Среди наиболее важных его видов исследователь выделяет рифму, подчёркивая её организующую и ритмическую роль в поэтическом тексте (Гончаров 1973).
^
Ю.Н.Тынянов (1965) также затрагивает проблему звуковых повторов, классифицируя их в зависимости от повторяющихся звуков. Он выделяет такие звуковые (фонетические) повторы, как аллитерация, ассонанс. Наряду с ними, Ю.НЛьшянов рассматривает звуковую метафору (по другой терминологии, «звуковой символизм» или «вторичное звукоподражание»1) -способность фонем выражать определённые идеи и понятия. Исследователь в своём труде отмечает и роль рассматриваемых им звуковых повторов, подчёркивая их соотношение со со значением слов. Данное соотношение способно деформировать семантическую структуру слова: основной признак значения как бы «затемняется», уходит на задний план, а второстепенные признаки, которые исследователь называет «колеблющиеся признаки значения», выдвигаются благодаря звуковому повтору на передний план. Ю.НЛынянов приходит к выводу, что «роль звуковых повторов, вызывающих колеблющиеся признаки значения (путём перераспределения вещественной и формальной частей слова) и превращающих речь в слитное, соотносительное целое, заставляет смотреть на них как на своеобразную ритмическую метафору» (Тынянов 1965, 285).
Довольно подробно звуковые (фонетические) повторы были рассмотрены Н.Т. Головкиной (1964). Отмечая качество и сочетаемость повторяющихся звуков, исследователь выделяет повторы согласных (аллитерация), повторы гласных (ассонанс), повторы сочетаний согласных и гласных звуков (звукоподражание и рифма). Автор приводит примеры функционирования звуковых (фонетических) повторов не только в поэзии, но и в прозе, подчёркивая их немаловажную роль в эмоциональном, экспрессивном оформлении текстов.
Что касается изучения этого вопроса в финно-угорских языках, то можно сказать, что здесь проблема, звукового (фонетического) повтора, его классификации практически не была предметом исследования. Все
1 Журавлбв 1974; Левицкий 1973; Суслова 2001; Ульман 1970.
27 проанализированные нами работы посвящены, в основном, изучению повтора согласных звуков.
Так, например, М.Садениеми (1951) достаточно подробно рассматривает явление аллитерации на материале карело-финского народного эпоса «Калевала». Исследователь приводит не только классификацию финских аллитераций, но и анализирует количественный состав консонантных созвучий различных типов в «Калевале».
В.В.Сенкевич-Гудкова, исследуя поэтическую структуру саамской лирической песни-йойки выделяет несколько разновидностей словесных повторов, а также повтор согласных звуков — аллитерацию, которую относит к одной из высоких ступеней в развитии повтора (Сенкевич-Гудкова 1972).
Аллитерация как один из важнейших компонентов финской, водской, карельской и эстонской народной поэзии упоминается в работе ЭЛаугастэ (Laugaste 1975).
Применение приёма аллитерации в древнеэстонских поэтических произведениях анализирует Й.Пеегель, Автор указывает на наличие аллитерирующих слов и в мордовских песнях (Peegel 1970).
Анализ лингвистической литературы по мордовским языкам показал, что звуковым повторам не посвящено ни одной специальной работы. В некоторых исследованиях лишь затрагивается вопрос по данной проблеме. Так, например, М.Д.Имайкина при исследовании звукоизобразительных слов обращает внимание на повтор звуков в составе их компонентов (1968). В литературоведческом труде «Мордовское стихосложение» (1990) М.И.Малькина рассматривает вопрос о звуковой структуре мордовского стиха, исследует рифму и отмечает в качестве её отдельных фрагментов аллитерацию и ассонанс.
В немецкой лингвистической литературе встречается множество работ, посвященных звуковым повторам. Так, Р.Готтшалль (1893), исследуя поэтическую речь, выделяет две группы повторов — повторы слов и повторы
28 звуков. В качестве разновидностей повтора звуков исследователь определяет аллитерацию, ассонанс и рифму (Gottschall 1893).
По мнению Х.ЗаЙдлера, звуковые повторы подразделяются на аллитерацию, ассонанс, рифму и звукоподражание. Автор подчёркивает их значительную роль в поэтических произведениях (Seidler 1953).
Эти же виды звукового (фонетического) повтора в качестве существенных
средств выразительности художественных текстов упоминаются и в работах
^г других немецких авторов (Ackermann 1877; Arndt 1990; Heusler 1925; Kabell
1960; Kayser 1961; Schmeckebier 1886; Zingerle 1864 и др.).
В работах по стилистике немецкого языка (Engel 1931; Faulseit, Kuhn 1961; Fleischer 1980; Riesel 1954; Seidler 1953 и др.) к средствам, рассчитанным на слуховое восприятие речи и на создание слуховых образов (Klangmittel), кроме рифмы, аллитерации и ассонанса, авторы относят звукоподражания, или ономатопоэтические повторы, представляющие собой изображение какого-либо внеязыкового звучания с помощью схожих с ним звуков.
Таким образом, изучив различные точки зрения относительно видов повтора на звуковом (фонетическом) уровне, сделав необходимые наблюдения над текстами художественных произведений эрзянских и немецких авторов, мы считаем, что в сопоставляемых языках в зависимости от повторяющихся звуков различаются: 1) аллитерация (повторение согласного звука); 2) ассонанс (повторение гласного звука); 3) звукоподражание (повторение согласного и гласного звуков); 4) рифма (повторение звукосочетаний).
29
** ГЛАВА 1. АЛЛИТЕРАЦИЯ КАК ВИД ПОВТОРА НА ЗВУКОВОМ
(ФОНЕТИЧЕСКОМ) УРОВНЕ В ЭРЗЯНСКОМ И НЕМЕЦКОМ
ЯЗЫКАХ
1.1. ОСНОВНЫЕ ПРИЗНАКИ АЛЛИТЕРАЦИИ
Как известно, аллитерация (от лат. ad - к, при + litera - буква) — один из
^ видов звукового повтора, образуемый повторением одинаковых согласных в
начале ударных слогов (в немецком языке по законам германского ударения большей частью в начале слов).
Первыми работами, в которых уделялось внимание изучению
аллитерации, были труды немецких учёных Ф.Акерманна (Ackermann 1877),
Э.Сиверса (Sievers 1893), Э.Шмекебиера (Schmeckebier 1886), ИДингереле
(Zingerle 1864). В них аллитерация рассматривалась как форма
древнегерманского стиха и как один из видов консонантных созвучий. Так,
Ф.Акерман подчёркивает, что аллитерация как принадлежность метрической
системы являлась основным способом организации стиха в древнегерманской
поэзии (Ackermann 1877).
, Следует отметить, что определение аллитерации как вида консонансного
созвучия в работах немецких исследователей не всегда являлось чётким, точным, т.к. некоторые авторы XIX века не различали понятия «звук» и «буква». Аллитерация (или Stabreim) определяется ими как созвучие начальных звуков или букв: «Аллитерация — это созвучие, вызванное наличием одинаковых начальных букв» (Koulen 1896, 6); «Аллитерацией принято называть последовательность слов с одинаково звучащими начальными согласными или с одинаковыми начальными слогами, например, Furst und Volk» (Poggel 1834,2).
Другие авторы дают более точное определение этого явления, выделяя
при этом тот факт, что аллитерация имеет место лишь в начале ударных слогов
Г слов. На данный признак указывают в своих определениях Э.Ниемейер,
Д.Сандерс, Х.Шнайдер: «Одинаковое звучание согласных в начале наиболее ударных слогов называется аллитерацией» (Niemeyer 1897, 13-15); «Консонантные созвучия, компоненты которых являются начальными согласными, но не стоят в ударном слоге, не считаются аллитерацией, они служат для усиления созвучия и ритмической организации стиха» (Sanders 1881, 65); «Аллитерация, чьё наличие основывается на тождественности начальных звуков, всегда связана с ударными словами или слогами» (Schneider 1861,19).
Похожих дефиниций придерживаются и исследователи финно-угорских языков. Например, МСадениеми следующим образом характеризует данное явление: «Аллитерация — идентичность начальных согласных звуков двух и более слов» (Sadeniemi 1951, 127). Однако при определении аллитерации финно-угроведы не придают столь большое значение такому признаку, как ударение. Важным моментом считается идентичность следующих за созвучными согласными гласных звуков: «Аллитерация - это явление, при котором два слова начинаются с одного и того же согласного; гласные, следующие за этими звуками, могут быть не только одинаковыми, но и различными» (Lonnrot 1845, 35). Такого же мнения придерживались А.Алквист (Ahlquist 1887, 154), АХенетц (Genetz 1881, 74), Й.В.Ювелиус (Juvelius 1922, 28). Существуют и другие точки зрения. Так, например, В.Таркиаинен даёт следующее определение: «Под аллитерацией понимается созвучия согласных (как минимум в двух словах), за которыми следуют одинаковые гласные.... » (см. об этом: Sadeniemi 1951,127).
Что касается явления аллитерации в мордовских языках, то нами не было обнаружено ни одного специального труда, посвященного её исследованию. М.И.Малькина (1990) вкратце говорит о ней как о фрагменте рифмы. Но подробно консонантные созвучия ею рассмотрены не были. Автор лишь сделала попытку определения функций аллитерации в поэтической речи, которые состоят в следующем: создание благозвучия, способствие ритмизации, поднятие интонационной сферы, что в подтексте вызывает
ЗІ усиление лиризма поэтического повествования. Мордовская аллитерация, по мнению М.И.Малькиной, не является обязательным элементом звуковой организации стихов и «не составляет поэтому чётко определённой системы» (Малькина 1990, 86), тогда как в древнегерманской поэзии, в отличие от ранних мордовских поэтических произведений, аллитерация являлась основным приёмом метрической организации стиха: посредством сходства звучания начального звука два соседних полустишия объединяются аллитерацией в стих (аллитерация по горизонтали).
Аллитерация в древнегерманском стихе являлась особым видом начальной рифмы и выполняла ту же роль, какую в современном языке играет обычная рифма-концовка, служила организующим принципом метрической композиции, выделяя и объединяя главенствующие метрические ударения в стихе. Однако, она постепенно вытесняется под влиянием латинских и французских образцов конечной рифмы, которая вначале появляется как добавочный, но необязательный признак метрической сопринадлежности ударных слогов, но к середине XIII века становится уже господствующей. С появлением рифмы аллитерация встречается уже не только на метрически обязательных местах, она может быть в любом другом месте стиха, может и вовсе отсутствовать. Постепенно из организующего принципа она превращается в необязательный элемент инструментовки речи.
А.Алквист отмечает присутствие аллитерации в памятниках финского народного творчества и объясняет это возможным влиянием на неё скандинавской народной поэзии, в которой аллитерация влияла на метрическую форму организации стиха. В памятниках раннего мордовского поэтического творчества исследователь также отмечает следы аллитерации, которая, однако, не играла значительной роли в метрической организации стиха, а являлась лишь средством благозвучия (Ahlquist 1890, 27).
Рассматривая такой признак аллитерации, как функционирование созвучных согласных в ударных слогах, следует отметить утверждение Е.Д.Поливанова, что «использование аллитерации в качестве одного из
32 основных приёмов поэтической техники типично главным образом для языков с постоянным местом ударения» (Поливанов 1973,100). В подтверждение этой мысли исследователь приводит примеры из поэзии народов финно-угорской группы. В известной степени Е. Д. Пол Иванов прав, но всесторонний анализ фоники мордовской народной поэзии не даёт основания признать её аллитерационной во всех случаях. В мокшанском языке есть тенденция к постоянному месту ударения, зависящего от расположения широких и узких гласных в слове (Деваев, Цыганкин 1970, 19). В: этом смысле тезис Е.Д.Поливанова подтверждается. Но в эрзянском языке место ударения не зависит от качества гласных: в одной и той же словоформе оно может находиться на любом слоге.. Иначе говоря, ударение в эрзянском языке является абсолютно свободным и лишь в некоторой степени обуславливается ритмом речи (Деваев, Цыганкин 1970, 76). В данном случае тезис Е.Д.Поливанова не должен бы найти никакого основания. А фонический анализ показывает, что аллитерация одинаково функционирует в примерах раннего поэтического творчества и мокшанского, и эрзянского народов (Малькина 1990, 66). Использование аллитерации в эрзянском языке - языке без стабильного ударения - возможно, исходя из его истории. ДЗ.Бубрих, констатируя отсутствие постоянного места ударения в современном языке, на основе фонетических анализов пришёл к выводу, что «иначе дело обстояло в прошлом эрзянской речи. Наблюдая случаи выпадения гласных первого слова, можно найти указание на былое существование ударения и определить его закономерности» (Бубрих 1953, 36). Таким образом, в прошлом эрзянской речи ударение могло иметь тенденцию к постоянному месту - в основном, носителями ударения являлись гласные первого слога. Это объясняет тяготение метрического ударения к первому слогу стопы в эрзянском народном стихе, что когда-то не противоречило фонетическим нормам языка. Но то, что было закономерностью, по мере исчезновения стабильного ударения превращалось в метрико-ритмические традиции устной народной поэзии. А.П. Феоктистов также подчёркивает, что строй мордовского
33 народного стиха по своей природе не отделим от силлабического стихосложения и в определённой степени напоминает хорей (Феоктистов 2001, 72). Характерная черта таких стихов - акцентуация первых слогов. Если входящие в поэтическую строку слова в свободной речи имели ударение не на первом слоге, то в стихах с подобной структурой происходило изменение акцентуации. Таким образом, аллитерация, несомненно, могла являться одним из приёмов эрзянской поэтической техники и иметь место в начале ударных слогов. Но её роль заключалась, в основном, в создании благозвучия, поднятии интонационной сферы, что в подтексте вызывало усиление лиризма поэтического повествования. Аллитерация, несомненно, способствовала и ритмизации эрзянских народных стихов, но, в отличие от древнегерманского стиха, не играла такой большой роли в метрической организации.
Таким образом, аллитерация как один из видов звукового повтора представляет собой созвучие одинаковых согласных, находящихся в начале ударных слогов. В древнегерманской поэзии она являлась основным приёмом метрической организации стиха, однако, в ранней эрзянской поэзии не играла столь значительной роли, выступала лишь средством создания благозвучия.
1.2. АЛЛИТЕРАЦИЯ В ЭРЗЯНСКИХ И НЕМЕЦКИХ ПАМЯТНИКАХ РАННЕГО ПОЭТИЧЕСКОГО ТВОРЧЕСТВА
Рассматривая вопрос об эрзянских и немецких аллитерациях, следует ещё* раз упомянуть тот факт, что повтор начальных согласных звуков в ударных слогах не только имел место в древнегерманских поэтических произведениях, но и играл важную роль в их организации (см. 1.1.). Исходя из этого возникает необходимость уточнения наличия и определения роли консонантных созвучий и в ранней эрзянской поэзии. Обратим вначале своё внимание на древнегерманские поэтические тексты, т.к. методика исследования аллитерации впервые была предложена немецкими авторами применительно к немецким произведениям (Ackermann 1877, Sievers 1893).
В качестве примеров раннего поэтического творчества мы рассматриваем произведения народной эпической поэзии, переведённые на современный немецкий язык. К наиболее известным произведениям, сложенным старинным германским аллитерационным стихом, относятся «Песнь о Хильтибранте» («Hildebrandslied»), «В ессобрунская молитва» («Das Wessobmner Gebet»), «Муспилли» («MuspilH»),
Анализ вышеназванных произведений раннего поэтического творчества позволил выявить тот факт, что ритмические формы древнегерманского стиха сводятся к нескольким вариативным акцентным схемам - основным типам строки. В свою очередь, каждый из них делится на подтипы. Основной единицей аллитерационного стиха считается краткая: строка (Kurzzeile), содержащая два метрических ударения. Краткие строки связываются начально-корневой аллитерацией в длинные строки (Langzeile). Первая краткая строка допускает большую свободу языкового заполнения, чем вторая краткая строка. Начально-корневая аллитерация иерархизирует ударение в долгой строке и выделяет два или три главноударных слога. Место аллитерации во второй краткой строке фиксировано и является главным и ключевым, в то время как первая краткая строка допускает три возможности.. Это можно представить схематично, обозначив аллитерирующий слог как А, неаллитерирующий слог — X: АХ / АХ, АА / АХ, ХА / АХ.
Схемы древнегерманской аллитерации:
АХ / АХ: Hadubrant gimahalta Hiltibrantes sunu... (ХНЯ 1978, 11) «Хадубрант сказал сыну Хильтибранта...»; sunufatarungo iro saro rihtun ... (ХНЯ 1978, 10) «Сын и отец направили своё оружие ...»; forn her ostar giweit, floh her Otachres nid ... (ХНЯ 1978, 10) «Он пошёл на восток, сбежал от ненависти Отахреса ...»; mit geru seal man geba infahan ... (ХНЯ 1978, 11) «со звуком копья прими дары ...»; daz leitit sia sar dar iru leid uuirdit... (ХНЯ 1978, 17) «она очень страдает, её страданье благородно ...»; enti hella fuir harto uuise ... (ХНЯ 1978, 18) «раньше ад избегали сильные ...»; sorgen drato, der sih suntigen uueiz ... (ХНЯ 1978, 18) «кто позаботился быстро, тот наказал себя
35 грешного ...»; So denne der mahtigo khuninc daz mahal kipanmt... (ХНЯ 1978, 18) «Тогда могущественный король созвал собрание ...»; daz er rahono uueliha rehto arteile ... (ХНЯ 1978, 18) «он хотел произнести справедливую речь ...»; dar uuirdit diu suona, dia man dar io sageta ... (ХНЯ 1978, 19) «при этом твой сын будет, так говорят ...»;
АА. / АХ: Hiltibrant enti Hadubrant untar heriun tuem (ХНЯ 1978, 10)
«Хильтибрант раньше Хадубранта был среди войска...»; Dat gafregin ih mit
.^ firahim firiuuizzo meista ... (ХНЯ 1978, 12) «Об этом я узнал от людей на
большом празднике ...»; garatun se iro gudhamun, gurtun sih iro suert ana (ХНЯ 1978, 10) «они одеты в военную одежду, за поясом у них мечи»; helidos, ubar hringa, do se to dero hiltiu ritun ... (ХНЯ 1978, 10) «мужчины в кольчугах, они едут верхом на битву ...»; feras frotoro; her fragen gistout ... (ХНЯ 1978, 10) «мудрыйгосподин; он начал спрашивать ....»; chind, in chunincriche: chud ist mir al irmindeot (ХНЯ 1978, 10) «ребёнок в королевстве, известный всему народу»; dat Hiltibrant haetti min fater: ih heittu Hadubrant (ХНЯ 1978, 10) «Хильтибрант был моим отцом: меня зовут Хадубрант»; heuwun harmlicco huitte scilti... (ХНЯ 1978, 12) «схватил он яростно белый щит ...»; sorgen mac diu sela, unzi diu suona arget... (ХНЯ 1978, 17) «твоя душа нуждается в заботе, до тех пор, пока твой сын воюет ...»; pehhes ріпа: dar piutit der Satanasz altist / heizzan lauc (ХНЯ 1978, 18) «адские муки: где разводит Сатана / горячее пламя»; guotero gomono: gart ist so mihhil... (ХНЯ 1978,19) «хорошие люди: двор такой большой»;
ХА / АХ: tot ist Hiltibrant, Heribrantes suno (ХНЯ 1978, 11) «Мёртв Хильтибрант, сын Херибранта ...»; her furlaet in lante luttila sitten / prut in bure barnunwahsan ... (ХНЯ 1978, 11) «он занял небольшое место для проживания / взял молодую жену ...»; sid Detrihhe darba gistountun ! fateres mines ... (ХНЯ 1978, 11) «видел Дитрих нужду7 моего отца ...»; dat du noh bi desemo riche
reccheo ni wurti. (ХНЯ 1978, 11) «что ты ещё при этом богатым и
справедливым никогда не станешь ...»; unti im iro lintum luttilo wurtun ... (ХНЯ
1978, 12) «и у их лип небольшие корни ...»; Dat его ni uuas noh ufhirnil, / noh
\ paum ... noh pereg ni uuas ... (ХНЯ 1978, 12) «Когда прежде не было ничего: ни
36 неба, / Ни деревьев ... ни гор ...»; enti si den lihhamun likkan lazzit... (ХНЯ 1978, 17) «раньше им позволяли вместе находиться ...»; daz andar fona pehhe: dar pagant siu umpi (ХНЯ 1978, 17) «другой перед адским огнём: там все вокруг громко кричат ...»; uuili den rehtkernon daz rihhi kistarkan: Ipidiu seal imo helfan der himiles kiuualtit (ХНЯ 1978, 18) «захотели они укрепить справедливое королевство: / потому что им помогало небо»; so inprinnant die perga, poum ni kistentit / enihe in erdu ... (ХНЯ 1978, 18) «так загорелись горы, всего несколько деревьев / осталось на земле ...»; niz al fora demo khuninge kichundit uuerde ... (ХНЯ 1978, 19) «никогда в этом королевстве не было природы ...»; Joh alio thio ziti so zaltun sie bi noti... (ХНЯ 1978, 32) «И весь народ был в такой нужде ...»; do gie der degen kuene da er Kriemhilde vant... (ХНЯ 1978, 92) «Тогда он пошёл и нашёл Кримхильду...»; Hunolt was kameraere: sie kunden hoher eren pflegen ... (ХНЯ 1978, 79) «Гунольд был камердинерем: он прислуживал важным господам ...»; die scoenen Kriemhilde, ein' kiineginne her ... (ХНЯ 1978, 85) «прекрасная Кримхильда, почтенная королева ...»; ... deheine kiineginne, diu krone ie her getruoc ... (ХНЯ 1978, 90) «... никакая королева, не носила тогда корону ...»; owe du fuorst min froude samet dir ... (ХНЯ 1978, 67) «увы, ты -князь, в то же время - мой друг ...».
Следует отметить, что подобные схемы аллитераций были рассмотрены Ф.Акерманном (1877) и Э.Сиверсом (1893) на примере «Песни о Хильтибранте».
Анализ староэрзянских народных песен, включённых в сборники Х.Паасонена и героических эпосов «Сияжар» и «Масторава»1 показал, что аллитерация, несомненно, была одним из приёмов художественности в устном поэтическом творчестве эрзянского народа. Опираясь на рассмотренные выше схемы древнегерманской аллитерации,, проанализируем возможность
На основе эрзянских и мокшанских мифов, эпических песен и сказаний современными мордовскими литераторами были написаны героические эпосы «Сияжар» и «Масторава», В изложении поэтического материала авторы постарались сохранить строй народного стиха. Поэтому при изучении функционирования различных языковых явлений в памятниках устного народного творчества, в качестве источников, несомненно, можно использовать и эти произведения.
37 функционирования подобных схем консонантных созвучий в памятниках эрзянского поэтического творчества.
Аллитерация в примерах раннего поэтического творчества эрзянского народа непосредственно связана с количеством акцентированных слов в поэтической строке (при этом, конечно же, нужно иметь в виду, что одно из них будет являться носителем главного ударения, а остальные -второстепенного). Длинная строка может содержать три ударных слова. Максимальное количество аллитераций при этом - три. Составлять длинную строку могут два полустишия, включающих по два акцентированных слова. В этом случае могут иметь место от двух до четырёх консонантных созвучий- Но в старинной эрзянской народной песне длинная строка может включать большее количество акцентированных слов (до восьми), соответственно и аллитерирующих звуков будет больше (так же до восьми).
Распределение аллитерирующих звуков в длинной строке можно изобразить схематично, учитывая при этом размер стиха и количество акцентированных слов, входящих в состав строки: 1. Строка, содержащая до трёх акцентированных слов:
ААХ: Кода кулось авазо ... / Ланга паля эзь кадов... (Paasonen 1938, 142) «Как умерла её мать ... / Ни осталось и рубашки [на себя надеть] ...»; Благой пиргине атявссо, / Пиргинень пола ававссо ... (Paasonen 1938, 290) «Сердитый гром её свёкр, / Жена грома её свекровь ...»; Велесэ паро Палата, / Велесэ вадря Палага ... (Paasonen 1938, 503) «В деревне (живёт) хорошая Палата, / В деревне (живёт) красивая Палага ...»; Яла яке котаса, / Яла яке цюлкаса ... (Paasonen 1938, 505) «Всё в ботинках ходит, / Всё в чулках ходит ...» - в данном примере аллитерирующим звуком является согласный j, который в сочетании с а на письме обозначается как я (ja); Колмо недлят аштекшнынь, / Колмо кесак штердекшнинь .„ (Paasonen 1938, 507) «Три недели сидела, / Три клубка спряла ...»; Кона кетькстэ сиведезь, Кона сурксто сиведезь ... (Paasonen 1939, 283) «Некоторые были сняты с браслета, некоторые были сняты с кольца ...»; Сюронь, салонь пурныйне ... (Paasonen 1939, 287) «Зерно,
38 соль собирающий ...»; Вай адядо адядо .... / Сизгемень сисем кудыйнень ... (Paasonen 1939, 288) «Ой, пойдёмте, пойдёмте ... /В семдесять семь домов ...»; Сестэ тенеть ёвтавлинь, / Кода парсте эрявлить, / Паро превнеть кирдевлить ... (Paasonen 1939, 299) «Тогда тебе сказала бы, / Как хорошо жил бы ты, / Сохранил бы свой ты ум ...»;
ХАА: Горницясо сиянь столь, / Be песэнзэ пуре-парь ... (Paasonen 1910, 156) «В горнице серебряный стол, / В одном его конце бочка с медовухой ...»;
^ Ох сисем кинень ки-улос, / Сон сисем лиси лисьма-пряс (Paasonen 1910, 158)
«Ох, на перекрёсток семи дорог, / Он выйдет к семи родникам ...»; Паро кудонь кирдине / Пиже лугань ледине ... (Paasonen 1939, 287) «Хороший дом я содержала, / Зелёный луг я выкосила ...»; Утомонь валдо вальмало /Литова ашти озадо ... (Paasonen 1938, 285) «Под светлыми окнами амбара / Литова сидит ...»; А саизь паро Палагань /А саизь вадря Палагань ... (Paasonen 1938, 503) «А взяли хорошую Палагу, / А взяли красивую Палагу .,.»; Мазыйне полай, Палага, / Мейс чокшне кувать а аштят? (Paasonen 1938, 504) «Красивая женщина, Палага, / Почему вечером долго не сидишь?»; Азаргадозекс каявсь кужонтень... (Сияжар 1973, 15) «Взбесившись, бросился он в хоровод ...»; АХА: Козонь чачнесь комуль-авка ... (Paasonen 1910, 158) «Где родилась
*,< хмелинка ...»; Вай адядо, адядо / Паро родонь патинень ... (Paasonen 1939,
288) «Ой, пойдёмте, пойдёмте / К сестре моей из хорошего рода ...»; Кедень пешксельть кетькскеде, / Сурон пешксельть суркскеде ... (Paasonen 1939, 292) «Руки мои полны были браслетов, / Пальцы мои полны были колец...»; Пиземе лоткась пиземстэ... (Paasonen 1938, 290) «Дождь перестал идти ...»; Кода молекшнесть кисэнзэ, / Косо Литова сон ашти? (Paasonen 1938, 285) «Когда пришли они за ней, / Где же она Литова?»; Ошонь пельде ильтимизь / Каршонк валонь кирдеме ... (Сияжар 1973, 329) «Прислали меня из города / Держать перед вами слово ...»;
AAA: Казанунь конёв коткезе ... (Paasonen 1938, 286) «Словно Казанская бумага её полотно ...»; Паро Славань тердинка, / Виев Волгань ветинка ... (Сияжар 1973, 328) «Доброго Славу позовите, / Сильного Волгу приведите...»;
39 Паз кучозо часия I Виев вадря Волганень! (Сияжар 1973, 329) «Пошли, Бог, счастье / Сильному красивому Волге!»
Следует отметить, что аллитерации по трём предложенным схемам имеют место и в финском народном эпосе «Калевала» (Sadeniemi 1951, 87). В немецких аллитерационных стихах консонантные созвучия, соответствующие данным схемам, не имеют места. 2. Строка, содержащая до четырёх акцентированных слов:
АА / АХ: Вай козонь, козонь Кузьмань Даря аварди, / Козонь, козонь Кузьмань Даря мелявты? (Paasonen 1910, 167) «Ой, где, где Кузьмина Даря плачет, / Где, где Кузьмина Даря горюет?»; Вай виев варма пувасы ... (Paasonen 1938, 289) «Ой, сильный ветер сдунет его ...»; Кие кучинзеть, кода леметь тонь ... (Сияжар 1973, 20) «Кто послал тебя, / Как имя твоё ...»; Ков а каявить - каршост аштицят ... (Сияжар 1973, 22) «Куда ни подадутся — навстречу им защитники ...»; Весень вечкевикс валдо тештензэ ... (Сияжар 1973, 23) «Всеми любимые его светлые звёзды ...»; Кундасть вейсэ сынь кеме кшнитненень. / Кевень каськасонть кельме цептненень ... (Сияжар 1973, 86) «Схватились вместе они за крепкое железо. / В каменном подполье за холодные цепи ...»; Мейле масторов мекев вачкодевсь ... (Сияжар 1973, 222) «Потом об землю опять ударилась ...»;
АХ / АХ: Кемгавтово Митянь Кулясь год эрясь ... (Paasonen 1910, 162) «Двенадцать лет прожила Митина Куля ...»; Вай мастор лангонь Макоро пек сюпав, / Вай менель алдонь Макоро пек эрьмев, / Вай мездень ульнесь Макоро пек сюпав, / Вай мездень ульнесь Макоро пек эрьмев? (Paasonen 1910, 164) «Ой, на всей земле Макоро самый хороший, / Ой, под небом Макоро самый богатый, / Ой, почему был Макоро самым хорошим? / Ой, почему был Макоро самым богатым?»; Кода молекшнесь кужо лангс, / Весе ялганзо радувасть ... (Paasonen 1938, 288) «Когда приходила она в хоровод, / Все подруги её радовались ...»; Виев Сияжар ды а пелиця, / Якеєсь виртнева яла ськамонзо ... (Сияжар 1973, 13) «Могучий Сияжар да не трусливый, / Ходил он по лесам все один ...»; Сыре атянень снарты максоман ... (Сияжар 1973, 15) «Старику меня
40 отдать собирается...»; Виев ластетне арасть перьканзо, / Кинзэ пиризь ды кирдить эйсэнзэ ... (Сияжар 1973, 15) «Сильные всадники встали возле нее, / Преградили путь и держат её ...»; Сыре тумотне сявордсть нятордозь ... (Сияжар 1973, 16) «Старые дубы рухнули, со скрипом ...»; Весе алятне азаргадозекс / Кежев душмантнэнь каршо бороцить (Сияжар 1973, 117) «Все мужчины, разъярившись, / Борятся против злых душманов»; Омботькс цёранзо кармавтсь тердеме / Вейсэнь кортамот само ветямо ... (Масторава 1994, 26) «Другого сына заставил позвать / Прийти вести общие разговоры ...»;
Пурьгинепазонть ды Верепазонть / Пазось эземень пряс озавтынзе
(Масторава 1994, 27) «Бога грома и Небесного бога / Господь > усадил в красный угол (букв.: на верх лавки) ...»; Таго вештяно, Инешки, кедьстэть / Норов пакся лангс - Норовавине... (Масторава 1994, 34) «Снова просим у тебя, Господь, / На поле - Богиню полей ...»;
ХА / АХ: Сти виев варма, пувасы ... (Paasonen 1938, 287) «Поднимется сильный ветер, обдует его ...»; Адя, ялгакай, пурнака, / Тон минек марто налксеме ... (Paasonen 1938, 288) «Давай, дружок, собирайся, / С нами поиграть ...»; А монь кондямо те кудонте эряволь ... (Paasonen 1939, 284) «В этот дом нужна не такая, как я ...»; Ялгат лисить лома юткс ... (Paasonen 1939, 300) «Друзья выходят в народ ...»; Да сиянь салмукс кедьсэнзэ, / Ук сиянь салмукс кедьсэнзэ, / Да сырнень суре эсэнзэ, / Вай сырнень суре эсэнзэ ... (Paasonen 1938, 286) «Да серебряная иголка у неё в руках, / Серебряная иголка у неё в руках, / Да золотая нить в ней, / Золотая нить в ней ...»; Вейкес каподить, кундыть омбоцес ... (Сияжар 1973, 86) «Схватятся за одно, возьмутся за другое...»; Сестэ вешкезевсь виев Дуболго ... «Свистнула тогда могучая Дуболго ...»; Кандолазт тензэ тейсть те чувтостонть, / Озность велькссэнзэ вере пазонтень, / Вачкасть мартонзо, мезе эряви, / Сэрей тумо пряс путызь мелявтозь (Сияжар 1973, 176) «Из этого дерева гроб сделали ему, / Помолились рядом с ним Господу, / Положили с ним всё, что надо, / На высокий дуб его, печалясь, положили»; Кадык сон, Эрзясь, азорокс ули — / Сюронь видицякс, вирень керицякс ... (Масторава 1994, 28) «Пусть он,
РОС"-!Г-СГЛЯ_
41 гссу;-:.і^ ^гтла
Эрзянин, хозяином будет - / Хлеб сеющим, лес рубящим ...»; Сонзэ оймезэ верев кепети, / Сэняжа кива кенярдозь ливти ... (Масторава 1994, 32) «И душа его вверх поднимется, / Вдоль Сэняжа, радуясь, улетит ...»; ... кармат улеме / Сонзэ ванстыця, важов кирдиця ... (Масторава 1994, 33) «... будешь / Ты её хранителем, её ласковым хозяином ...»; ... Чопода вирев - Вирень авине, ... / ... Эрьва кардазов - Кардаз-Сяркине ... (Масторава 1994, 34-35) «В тёмный лес - Богиню леса, / В каждый двор — Бога двора ,..».
Вышерассмотренные схемы консонантных созвучий (АААХ, АХАХ, ХА/АХ) имеют соответствия ив немецком аллитерационном стихе. Но это сходство чисто формальное, т.к. функции аллитераций такого типа в эрзянском и немецком стихе различны. Если в памятниках древней немецкой поэзии аллитерация являлась метрической формой организации стиха, то в памятниках эрзянской поэтической речи она служила звуковой инструментовкой, способствующей усилению экспрессивного содержания повествования. Это подтверждают приведённые ниже многочисленные схемы аллитераций, встречающихся в эрзянской народной поэзии. В памятниках немецкого поэтического творчества, созданных немного позднее, чем «Das Hildebrandslied» («Песнь о Хильтибранте») и «Muspilli» («Муспилли»), например, в «Das Niebelungenlied» («Песнь о Нибелунгах») в аллитерации постепенно начинает преобладать функция эвфонии, и схемы некоторых немецких и эрзянских консонантных созвучий будут совпадать:
ХА / ХА: эрз.г Ансяк сонензэ Алаяронсне / Сестэ кемеме эзть кармавтово... (Сияжар 1973, 24) «Только Алаяровские / Не поверили тогда ему ...»; Мельгаст лияткак кармасть лисеме ... (Сияжар 1973, 129) «За ними и другие стали выходить...»; Ансяк лиснекшнесь крута латкостонть, / улозь мекев прась алов потмаксос ... (Сияжар 1973, 177) «Только выбрался с крутого он оврага, / Обратно замертво он упал туда на дно...»; Арась виртнесэ чувтонь керизэ, / Пиже лаймесэ — тикшень ледизэ (Масторава 1994, 26) «Нет в лесу у неё лесоруба, / Во зелёном лесу - косца»; Ушодсть вейке сынь превсэ арсеме, / Вейке кельсэ ды валсо кортамо (Масторава 1994, 27) «Они одним умом думать
42 начали, / Одним языком и словом говорить»; Кода Инешкись парсте арсизе, / Истя тевензэ ёнсто теизе ... (Масторава 1994, 32) «Когда Бог продумал всё хорошо, / То дела свои сделал хорошо ...»; нем.,: Von des hoves krefte und von ir witen kraft „. (ХНЯ 1978, 80) «Силы двора и его могущество...»;
АХ / ХА: эрз.: Юмить, ялгай! Эзинь юма. / Вальмить, ялгай! Эзинь вальма. (Paasonen 1910, 157) «Пропал ты, друг мой! Не пропал я. / Погиб ты, друг мой! Не погиб я»; Прязонзо сюлмась сон паця ... (Paasonen 1938, 288) «Повязала она на голову платок ...»; Кода аран овтонь курготь икелей ... (Paasonen 1939, 285) «Как я встану перед медвежьей пастью ...»; Сюдымим авкам, а монь сюдымим ... (Paasonen 1939, 9) «Прокляла меня матушка, прокляла меня ...»; Мейле потыксэль апак маряво .., (Сияжар 1973, 14) «Затем неслышно отступить хотел ...»; Каявсть эйзэнзэ, сюлмизь кедензэ ... (Сияжар 1973, 16) «Бросились на неё, связали руки ...»; Секскак авардезь тонеть сюконян (Сияжар 1973, 20) «Поэтому плача тебе кланяюсь ...»; Бути куломс уш, куломс вадрясто (Сияжар 1973, 121) «Если уж умереть, то умереть хорошо»; Седейшкава теть кеман, Сияжар! (Сияжар 1973, 296) «От всего сердца тебе верю, Сияжар!»; Кода витнинзе сон ломанентень / Кежей сэретькстнэнь, ламо колавкстнэнь ... (Масторава 1994, 30) «Как вылечил он тому человеку / Тяжёлые болезни, многие порчи ...»; Эрзянь чачозо, паро тюсозо, ... / ... Виде рунгозо, лембе верезэ ... (Масторава 1994, 31) «Облик эрзянина, внешность красивая, .... / Его стройный стан, тёплая кровь ...».
В ранних немецких поэтических произведениях аллитерация, соответствующая данной схеме, не встречается;
XX / АА: эрз.: Летьке таркас, начко таркас, / Чей пулинес, каль-курынес (Paasonen 1910, 157) «В сырое место, в мокрое место, / В заросли осоки, в заросли ивы»; А корты тетям монь маро /А корты авам монь маро ... (Paasonen 1938, 287) «Не говорит со мной мой отец, / Не говорит со мной моя мама ...»; Чиндянь Ната пек пара ... (Paasonen 1938, 505) «Чиндина Ната очень хороша...»; Якеєсь васолга ту сто таркава ... (Сияжар 1973, 13) «Ходил далеко по густым местам ...»; Веде раужот прясо кудрянзо, I Алов новолезь лавтов
43 ланганзо ... (Сияжар 1973, 14) «На голове её кудри чернее ночи, / Спускаются по плечам ...»; Зара озась ды ливтязь ливтясь прок ... / ... Пичегайнень сон кулянь кандомо ... (Сияжар 1973, 87) «Зара села да словно лётом полетела ... / Пичегаю понесла новости ...»; Истя изырявсть кельме кевтненень ... (Сияжар 1973, 102) «Так исцарапались об холодные камни ...»; Кежев душмантнэнь вирьсэнть вастомо / Полкось колмоцесь сыргась салава (Сияжар 1973, 116) «Злых врагов встретить в лесу / Третий полк втайне собрался»; Иневедентень нолдась колмо калт...(Масторава 1994, 22) «В море он пустил три рыбы ...» Рискстнэ-мелявкстнэ, орма-тармотне / Апаронь раштынть кедьсэ казезельть... (Масторава 1994, 31-32) «Горе-печали, болезни-недуги / Того, кто приносит несчастье, наградили бы ...»; нем.: Sivride dem herren wart beide lieb unde leit... (ХНЯ 1978, 82) «У Зигфрида он вызывал любовь и жалость ...»; do truog er ime herzen lieb ane leit... (ХНЯ 1978, 82) «так он носил в своём сердце любовь и страдание ...»; ... wa ich in miige behueten, so wir in sturme stan ... (ХНЯ 1978, 92) «... правду мне нужно сберечь, я выстою в бурю ...»; got laze mich dich, vrouwe, gesehen noch gesunt... (ХНЯ 1978, 92) «даст Бог, с тобою мы свидимся опять...»; Er sprach: min tnutinne, ich kume in kurzen tagen ...» (ХНЯ 1978, 93) «Он сказал: дорогая, я скоро вернусь назад ...»;
АА / XX: эрз.: Кувать, а кувать сынь налксесть, / Кувать, а кувать сынь чарасть ... (Paasonen 1938,289) «Долго, не долго они играли, / Долго, не долго они кружились ...»; Кавто кедса а пшяви мазый-чама лицязо ... (Paasonen 1939, 284) «Ее красивое лицо двумя руками не умоешь ...»; Вай адядо, адядо, / Сизьгемень сисем монь кудан, / Сизьгемень сисем монь андан ... (Paasonen 1939, 289) «Ой,, пойдёмте, пойдёмте, / Семдесять семь моих поезжан, /
Семдесять семь моих поезжан ...»; Литовань ладизь сынь куншкас
(Paasonen 1938, 288) «Литову они поставили в середину ...»; Нишке-паз нолдась сиянь лавсь ... (Paasonen 1938, 290) «Бог спустил серебряную колыбель ...»; Сестэ Сияжар Рав лейс пачколесь ... (Сияжар 1973, 13) «Сияжар тогда до Волги-реки дошёл ...»; Прянзо перькава кумбрят цивтёрдыть ... (Сияжар 1973, 14) «Вокруг её головы ракушки блестят ...»;
44
Кшнитне кеместэ аштить таркасост ... (Сияжар 1973, 86) «Железо твёрдо
стоит на своём месте ...»; Сестэ саизе Пазось ломаненть — / Ингельде пельде
сэрьс велявтызе. / Кекшевсть колавкстнэ, ёмасть аксоркстнэ... (Масторава
1994, 30) «Человека Бог взял тогда - / Наизнанку его всего вывернул. / Пропали
трещины, изчезла мокрота ...»; нем.: Gunther unde Gemot, die recken
lobelich ... (ХНЯ 1978, 79) «Гюнтер и Гернот объяснили почтенно ...»; ... daz ich von mannes minne sol gewinnen nimmer not ... (ХНЯ 1978, 80) «... что я от мужской дюбви не должна получать страданье ...»; den Stein huop vil hohe diu edel raaget guot... (ХНЯ 1978, 88) «камень поднять высоко смог благородный человек ...»; ....da sol, helt... I den minen man behiiten ... (ХНЯ 1978, 92) «... тогда, герой, ... і ты должен защитить моего мужа ...»; Do hiezz der kiinic kiinden den jegern uz erkorn ... (ХНЯ 1978, 93) «Распорядился король накормить охотников ...».
В эрзянских поэтических произведениях иногда встречается аллитерация, в состав которой входят две пары аллитерантов, непосредственно контактирующих между собой. Схематично это можно представить таким образом: АА. А*А* либо А А*А* А. Например: Кадык кепетить весе велетне ... (Сияжар 1973, 86) «Пусть поднимутся все сёла...»; Сестэ а мезе учомс миненек, - / Сияжар сонзэ кедте кундызе (Сияжар 1973, 21) «Нам тогда ждать нечего, - / Сияжар схватил его за руку»; Кармасть лишме лангс кепедеманзо ... (Сияжар 1973, 16) «Стали поднимать на лошадь его ...»; Кевень стенатне сорность каськасонть (Сияжар 1973, 87) «В подполе задрожали каменные стены».
М.Садениеми отмечает присутствие аллитераций, соответствующих данным схемам, в «Калевале» (Sadeniemi 1951). Но в эрзянских поэтических произведениях наблюдаются примеры и других консонантных созвучий, которые схематично можно представить следующим образом:
АА / ХА: Костянь комулякс авкам костимим ... (Paasonen 1939, 9) «Высушила меня матушка словно хмель сухой ...»; Кадык кирвы толе палыть кудонзо ... (Сияжар 1973, 15) «Пусть горят огнём его дома ...»; Сонзэ седеесь
45 паро а соды ... (Сияжар 1973, 20) «Сердце его не знает добра ...»; Сестэ Сияжар одов пиче сайсь (Сияжар 1973, 22) «Тогда Сияжар снова взял сосну»; Кияк а карми тонеть кемеме ... (Сияжар 1973, 23) «Не будет никто верить тебе ...»; Вана Верепаз Пурьгине марто / Инешкепазонь кудос молекшнесь ... (Масторава 1994, 26) «Вот Всевышний вместе с Громом / К дому Господа пошли ...»;
АХ / А А: Кежев душмантнэ, кувсезь, кромождозь, / Стядо, комадо сыргасть уцорсо (Сияжар 1973, 18) «Злые враги, вздыхая, хромая, / Стоя, пригнувшись, быстро тронулись»; Сестэ Сияжар ансяк ёжос сась, / Келей мештезэ кежсэ лаказемсь ... (Сияжар 1973, 16) «Как только в себя пришёл Сияжар, / В широкой груди его гнев закипел ...»; Кундасть вейсэ сынь кеме кшнитненень ... (Сияжар 1973, 86) «Вместе они взялись за твёрдый металл ...»; Мезде сынь арсить, мезде мелявтыть? (Масторава 1994, 22) «О чём они думают, о чём беспокоятся?»; Кадык сон, Эрзясь, азорокс ули — ... / Тикшень ледицякс - тевень теицякс (Масторава 1994, 28) «Он, эрзянин, пусть будет хозяином - ... I Траву косящим — дело делающим ...»; Эряви максомс ней тензэ ёжо, ... / Кармавтомс сонзэ кельсэ кортамо (Масторава 1994, 29) «А теперь ему надо душу дать,... / Приказать ему говорить ...».
В староэрзянских, и древнегерманских текстах в зависимости от связи аллитерирующих согласных с последующими за ними гласными выделяются два типа консонантных созвучий: 1) простая аллитерация, при которой за сходными согласными следуют разные гласные и 2) полная аллитерация, при которой за сходными согласными следуют одинаковые гласные звуки. Похожую классификацию аллитераций приводит в своём труде и М.Садениеми (1951).
Следует отметить, что за консонантными созвучиями могут следовать все гласные звуки, представленные в, фонетической системе эрзянского и немецкого языков.
При простой аллитерации в аллитерантах прослеживается определённая закономерность гласных звуков, следующих за созвучными согласными.
46 Анализ поэтических произведений показал, что в эрзянских народных стихах, чаще всего, за консонантными созвучиями встречаются следующие комбинации гласных звуков:
Э-А / А-Э: Семиясь лоткась, авакай, састо ... (Paasonen 1939, 12) «Семья
остановилась, мамочка, тихо ...»; Икелькс пестэ, авакай, панимизь ...
(Paasonen 1939, 13) «Из передней, мамочка, меня выгнали...»; Мастор лангсо
мезе содави? (Paasonen 1939, 13) «На земле что узнается?»; Аволинь чачт,
аволинь каст тейтерь тякакс мон ... (Paasonen 1939, 3) «Не родилась бы я, не
выросла бы я дитятком-девочкой ...»; Сон вачкодсь кавто кедензэ ...
(Paasonen 1938,22) «Он всплеснул обеими руками...»; Вейке вайгельнесэ сынь
пшкадекшнесть, / Вейке валнэсэ тензэ кортакшность ... (Масторава 1994, 38)
«В один голос они заговорили, одними словами они сказали ...»; Саень
поланзо сеске кевкстизе... (Масторава 1994, 107) «Взятую жену тотчас он
спросил ...»; Таго кевкстинзе тердезь ушмонтнэнь ... (Масторава 1994, 108)
«Снова он спросил созванных воинов ...»; Вейке кужосо ваинь цеця поте ...
(Сияжар 1973, 52) «На одной поляне в цветах утонула ...»; Алкукс вечкезь сон
ваннось лангозом ... (Сияжар 1973, 53) «По-настоящему любя, на меня он
смотрел ...»; Каявсь кенкшентень, се эзь панжово ... (Сияжар 1973, 96)
«Бросился он в дверь, не открылась она ...»; Вейсэ кундамка, парсте
ванстамка (Сияжар 1973, 128) «Вместе взяться бы, лучше бы охранять».
В немецких аллитерационных стихах такая комбинация гласных звуков встречается также часто. Например: enti hella пліт harto uuise ... (ХНЯ 1978, 18) «закончился ад для сильных мудрецов ... »; daz ег rahono uueliha rehto arteile ... (ХНЯ 1978, 18) «что он речь перед каждым держит ...»; daz andar fona pehhe: dar pagant siu umpi (ХНЯ 1978, 17) «другой перед адским пламенем: там все громко кричат»;
Э-И / И-Э: Секс редяви сирота тяка ... (Paasonen 1939, 14) «Поэтому замечают сироту-дитятко ...»; Колмо левкскеть сыре сараз сон ливтекшнэсь ... (Paasonen 1939, 22) «Три цыплёнка снесла старая курица ...» - в данном примере наблюдается ещё один вид простой аллитерации, при котором за
47 начальными созвучными согласными в словах «сыре» и «сараз» следует пара гласных И-А; Вай колмо левкскеть канав ливтекшнесь / Вай вейке левкскесь ливтясь чи-лисьмав ... (Paasonen 1939, 9) «Ой три детёныша вывелось у пчелиной матки, / Ой один детёныш полетел в колодец ...» - в этом примере, кроме пары гласных Э-И, наблюдается пример полной аллитерации в словах «ливтясь» и «чи-лисьмав» (И-И), а также ещё один вид простой аллитерации с парой следующих за консонантными созвучиями гласных А-Э в словах «вай» и «вейке»; Мейс тиримик ок авакай, тейтерь-какакс ней ... (Paasonen 1939, 4) «Зачем воспитала меня, ох, матушка, девочкой?»; Уж ве песэнзэ пиче вирезэ ... (Paasonen 1938, 37) «Уж на одном конце сосновый лес его...» - здесь мы видим сразу два примера аллитерации такого типа, при которой созвучными являются согласные звуки В (в словах «ве» и «вирезэ») и П (в словах «песэнзэ» и «пиче»); Тумонь налчирьке кирди кедьсэнзэ ... (Масторава 1994, 101) «Дубовый лук держит он в руках ...»; Касынь-кепетинь, сыремсь седеем ... (Сияжар 1973, 52) «Рос-поднимался я, разгоралось моё сердце ...» -в этом примере также функционирует две пары консонантных созвучий в словах «сыремсь», «седеем» и «касынь», «кепетинь». В двух последних словах за аллитерирующими согласными следует пара гласных А-Э; Ине вечкеманы валдо часиясь / Минек иретьстэкс, мерят, теимизь ... (Сияжар 1973, 53) «Светлое счастье святой любви / Точно пьяными нас сделало...» - здесь мы опять наблюдаем две пары аллитерантов: «минек», «мерят» и «вечкемань», «валдо». В последнем случае за сходными согласными находится пара гласных Э-А; Весе виресь мик кармась цветямо ... (Сияжар 1973, 54) «Весь лес даже начал цвести ...»; Сыргавтсь ризнамо сэпей апаро ... (Сияжар 1973, 95) «Заставляло страдать горькое несчастье ...».
Такая комбинация гласных звуков, следующих за созвучными согласными в немецком аллитерационном стихе, встречается также часто. Например: helidos, ubar hringa, do se to dero hiltiu ritun ... (ХНЯ 1978, 10) «мужчины в кольчугах, едут верхом на битву ...»; tot ist Hiltibrant, Heribrantes suno ... (ХНЯ
48 1978, 11) «мёртв Хильтибрант, сын Херибранта ...»; pidiu seal imo helfan der himiles kiuualtit (ХНЯ 1978, 18) «потому что ему всегда помогают небеса»;
Э-О/О-Э: Чувто пряс моли, сестэ сонзэ тандавсызь ... (Paasonen 1939, 28) «Сядет на макушку дерева, оттуда спугнут её ...»; Кува моли Эре, мелявты ... (Paasonen 1938, 27) «Где ходит Эре, тоскует ...»; Истя мери Моря атя ... (Paasonen 1938,29) «Так говорит дед Моря ...»; Арась сельмень сонзо неизэ ... (Paasonen 1938, 33) «Нет за ним наблюдающего ...»; Сураля кармасть сонзэ мереме / Ёжовчинзэ ды покш перевензэ кис (Масторава 1994, 108) «Стали его называть Суралей / За его хитрость и за ум большой» - в данном примере мы наблюдаем две пары созвучных согласных в словах «покш», «превензэ» и «Сураля», «сонзэ». За аллитерирующими согласными в последних словах следует пара гласных У-О; Илямак леде монь, паро ломань! (Масторава 1994 109) «Не стреляй меня, добрый человек!»; Тонгак истя прок теят, од цёра .„ (Сияжар 1973, 50) «Ты тоже, наверное, так делаешь, парень ...»; Кортыть, тетям монь кежев Алаяр ... (Сияжар 1973, 51) «Говорят, отец мой - злой Алаяр „.»; Сонзэ вановтось куцти седеем ... (Сияжар 1973, 53) «Взгляд его сердце мне тревожит (букв.: щекочет)...»; Модась менчеви кеме пильгалост... (Сияжар 1973, 96) «Земля прогибается под их крепкими ногами ...».
В немецких аллитерационных стихах такая комбинация гласных звуков встречается редко. Например: ... zu fragen begann ег і mit wenig Worten, wer gewesen sein Vater... (ХНЯ 1978, 11) «... начал он спрашивать / немногословно о том, кто был его отец ...»;
О-У / У-О: Колмо алнэть куков алыясь, / Колмо недлят куков ливтекшнэсь, /Колмо левкскеть куков ливтекшнэсь ... (Paasonen 1939, 10) «Три яичка кукушка снесла, / Три недели кукушка летала, / Три птенца кукушка вывела ...» - в трёх строфах встречается следующая за повторяющимся согласным К пара гласных, О-У; в. последней строфе мы наблюдаем аллитерирующие согласные в словах «левкскеть» и «ливтекшнэсь», за которыми следуют гласные Э-И; Корты кургонзо тензэ палызе ... (Масторава 1994, 105) «В говорящий рот его поцеловала ...»; А
49 соды, кода улемс, Сураля (Масторава 1994, 109) «Не знает, как быть, Сураля..,»; Весе нармунтне ушодсть морамо, / Минек часиянть кувалт кортамо ... (Сияжар 1973, 54) «Все птицы начали петь, / Говорить о нашем счастье ...»; Бути вейкенек кулы кодаяк, / Калмок. мартонзо туи омбоцесь ... (Сияжар 1973, 54) «Если умрёт один из нас, / Уйдёт другой за ним в могилу ...»; Сюдось цёратнень ... / Конат курок пек стувтызь Дуболгонь ... (Сияжар 1973, 95) «Ругала парней ... / Которые слишком быстро забыли Дуболго ...».
В ранних немецких поэтических произведениях такое сочетание гласных встречается редко. Например : enti hella fuir harto uuise ... (ХНЯ 1978, 18) «закончился ад для сильных мудрецов ...».
В эрзянской поэзии редко встречаются следующие комбинации гласных звуков:
Э-У / У-Э: Кедь куншкасонзо а монь човсимим ...( Paasonen 1939, 8) «Своей ладонью не меня растирала ...»; Арсек миненек ... / Чачи сюронть лангс сэтьме пиземне ... (Масторава 1994, 38) «Пожелай нам ... / На рождающийся хлеб тихий дождичек ...»; Ламо пуромкшность ушмонт перьканзо ... (Масторава 1994, 108) «Собралось вокруг него много воинов ...»; Тетям ... Кевень кудонтень нупальс пекстымим ... (Сияжар 1973, 52) «Отец мой ... / Закрыл меня в светлице каменного дома ...»; Чиинь эйзэнзэ, кедте кундыя ... (Сияжар 1973, 53) «Подбежала к нему, схватила за руки ...».
В немецких аллитерационных стихах такая комбинация гласных, следующая за созвучными согласными, встречается также редко. Например: Ерре der zuht Geppen Gumpen ab der hant... (ХНЯ 1978, 77) «Эппе воспитывал Геппе Гумпен ...»;
И-У / У-И: Уж кинь кучтанок Матрёнь тердеме ... (Paasonen 1939, 39) «Уж кого пошлём позвать Матрю ...»;_ Сынь арсильть чачи сюронь видеме (Масторава 1994, 38) «Они собирались посеять хлеб ...»; Зярдо Сурай лиссь сыре атянень ... (Масторава 1994, 107) «Когда Сурай вышел к старику ...»; Суранть мал ас сынь зярдо пачкодсть ... (Сияжар 1973, 50) «Когда дошли они
50 до Суры ...»; Кутмордыя сеск виев кирьганзо ... (Сияжар 1973, 53) «Сразу я обняла шею его сильную ...»; Алов сюконясь тензэ Сияжар ... (Сияжар 1973, 97) «Низко поклонился ему сильный Сияжар ...».
В немецких аллитерационных стихах эта комбинация гласных звуков, следующих за созвучными согласными, также малоупотребительна. Например: chind, in chunincriche: chud ist mir al irmindeot (ХНЯ 1978, 10) «ребёнок в королевстве: известный всему народу»; thu biguol en Sinthgunt, Sunna era suister... (ХНЯ 1978, 8) «ты защити Зинтгунта, сына его сестры ...»;
У-А / А-У: Семия пурны, авакай, паксяв / И мон пурнан, авакай, паксяв ... (Paasonen 1939, 11) «Семья собирается, матушка, в поле / И я собираюсь, матушка, в поле ...»; Кавто пельде, авакай, кундымизь, / Кардаз куншкас, авакай, ёртымизь...(Paasonen 1939, 12) «С двух сторон, матушка, меня подхватили, / Посреди двора, матушка, меня бросили ...»; Тон ... Сисем уеть калт кундыть ... (Paasonen 1938, 22) «Ты ...Семь плававших рыб поймал ...»; Андямо тукшнось калонь кундамо ... (Масторава 1994, 103) «Андямо пошёл рыбу ловить ...»; Вана, од цёра, саик сёрминенть. / Каик кургозот, порик ды нилик (Масторава 1994, 108) «Вот, парень, возьми письмецо. / Положи в рот, разжуй и проглоти»; Озасть луганть лангс валдо чинть каршо ... (Сияжар 1973, 50) «Сели на лугу против ясного солнца ...»; Ды каштмолезь минь тосо аштинек, / Кавто цецят прок вейкекс кутмордазь ... (Сияжар 1973, 54) «И сидели мы там молча, / Обнявшись, словно два цветка ... Киска мартояк теть а муевитъ ... (Сияжар 1973,96) / И собакой ты их не сыщешь...».
Аллитерация, при которой за созвучными согласными следуют данные гласные, в ранней немецкой поэзии наблюдается часто. Например: sunufatarungo iro saro rihtun ... (ХНЯ 1978, 10) «сын и отец направили своё оружие ...»; dar uuirdit diu suona, dia man dar io sageta ... (ХНЯ 1978, 19) «там будет над тобой суд, там тебе это скажут ...»; unti im iro lintura luttilo wurtun .„ (ХНЯ 1978, 12) «и у его лип небольшие корни ...»;
И-А / А-И: Вай козо, козо сырине сараз пизэ тейсь ... (Paasonen 1939, 20) «Ой, где, где свила гнездо старенькая курица ...» - кроме примера простой
51 аллитерации в словах «сырине» и «сараз», наблюдается полная аллитерация в повторяющемся слове «козо»; Саизе Эре сырнень весланть ... (Paasonen 1938, 28) «Взял Эре золотое весло ...»; Вай, тон Муразей, калонь кирдиця ... (Масторава 1994, 104) «Ой, ты Муразей, хозяин рыб ...»; Мастораванть мик чамазо лазновсь (Масторава 1994, 109) «У Масторавы даже лицо потрескалось ...»; Озасть ласте ды ливтясть виренть троке... (Сияжар 1973, 50) «Сели верхом да полетели через лес ...»; Кинень казтядо ине уцяска ... (Сияжар 1973, 51) «Кому подарите большую любовь ...»; Вастнинь мартонзо неке виртнесэ ... (Сияжар 1973, 51) «Встречался с ним в этом же лесу ...».
Данная комбинация гласных звуков в немецких аллитерационных стихах встречается довольно часто. Например: Hadubrant gimahalta Hiltibrantes sunu ... (ХНЯ 1978, И) «Хадубрант сказал сыну Хильтибранта ...»; Hiltibrant enti Hadubrant untar heriun tuem (ХНЯ 1978, 10) «Хильтибрант раньше Хадубранта был среди войска ...» ; Joh alio thio ziti so zaltun sie bi noti... (ХНЯ 1978, 32) «И весь народ был в такой нужде ...»;
О-А / А-О: Колмоце какам нолдаса мон цёковнес ... (Paasonen 1939, 25) «Третьего моего ребёночка пущу соловушкой ...»; Кода кармакшность сынь церкувань строямо ... (Paasonen 1938, 38) «Как начинали они церковь строить ...»; Монь валом маринк кавто пилесэнк ... (Масторава 1994, 37) «Мои слова слушайте обоими своими ушами ...»; Кода саизе полазо сёрманть ... (Масторава 1994, 107) «Как взяла жена его письмо ...»; Лов алдо лисиль Модась-Масторось ... (Масторава 1994, 38) «Из под снега выходила Земля ...» - в этом примере, кроме простой аллитерации с последующими за созвучными согласными в словах «Модась» и «Масторось» гласными О-А, наблюдается простая аллитерация с гласными О-И в словах «лов» и «лисиль»; Колмо ялганзо каявсть лангозон ... (Сияжар 1973, 101) «Три друга его бросились на меня .„».
Аллитерация, при которой за созвучными согласными следуют данные гласные, в ранней немецкой поэзии встречается очень редко. Например: Hiltibrant giraahalta — her uuas heroro man, I ferahes frotoro -, her fragen
52 gistount... (ХНЯ 1978, 10) «Хильтибрант сказал - мудрый господин, / он начал спрашивать ...»;
И-О / О-И: Ведень кирди корьмакай ... (Paasonen 1938, 20) «Воду держащий кормилец ...»; Адядо минь ней мольдяно ... (Paasonen 1938, 24) «Давайте сейчас мы пойдём ...»; Читне, кода ашо локсейть, ливтить ... (Масторава 1994,37) «Дни летят, словно белые лебеди „.»; Сынь лисьмаприне ваксе лоткасть оймсеме (Сияжар 1973, 50) «У родника они остановились отдохнуть .„»; Кие маризе - потомсть пилензэ ... (Сияжар 1973, 96) «У того, кто его слышал, забивались уши ...».
Такой тип простой аллитерации, как и предыдущий, в ранней немецкой поэзии встречается довольно редко. Например: ... hwer sin fater wari / firio, in folche... (ХНЯ 1978,10) «... кем был его отец, Iиз какого рода ...».
В эрзянских поэтических произведениях имеет место простая аллитерация, включающая три компонента, в составе которых за консонантными созвучиями следуют также разные гласные звуки. Анализ произведений показал, что аллитерация такого типа встречается не часто. Комбинации гласных звуков могут быть различными: Э-О-И: Секс содави сирота эйкакш ... (Paasonen 1939, 13) «Поэтому узнают ребёнка-сироту ...»; У-Э-И: Кувака локшо кедь кирьгасонзо... (Paasonen 1939, 16) «Длинный кнут у него на запястье ...»; И-А-У: Кизэнеккак калт кунды ... (Paasonen 1938, 25) «Лето напролёт ловит рыбу.,.»; Э-О-А: Мезе вешиде - тыненк Мон максынь ... (Масторава 1994, 37) «Что просили вы — Я вам дал ...»; О-У-И: Позат-пуреть кисэнзэ пидеде ... (Масторава 1994, 37) «Для него сварите квас-медовуху ...»; О-И-Э: Позыне пидильть, букине печкильть ... (Масторава 1994,39) «Кваску варили, бычка резали...».
В немецких аллитерационных стихах такой тип простой аллитерации также распространён. Например: heuwun harmlicco huitte scilti ... (ХНЯ 1978, 12) «схватил он яростно белый щит ...»; sorgen mac diu sela, unzi diu suona arget... (ХНЯ 1978, 17) «твоя душа нуждается в заботе, до тех пор, пока твой
53 сын воюет ...»; guotero gomono: gart ist so mihhil ... (ХНЯ 1978, 19) «хорошие люди: двор такой большой ...».
Сочетания компонентов аллитерирующих пар могут быть следующими:
1) аллитеранты могут относиться к разным частям речи: эрз.: Ведень
питне а панды ... (Paasonen 1938, 25) «Плату за воду не платит...»; Сатост
сынь кундамс тынк паро леменк / Ды минек вачо пекенек пештямс
(Масторава 1994, 104) «Хватило бы их помянуть ваше доброе имя / Да наполнить наши пустые желудки ...»; Ансяк кочкаряст кармить цитнеме, / Сисем кискасо теть а сасавить (Сияжар 1973, 137) «Только пятки у них засверкают, / Семью собаками их не догнать»; нем.: ... liebas losan, legarbedd uuaran ... (ХНЯ 1978, 28) «пострадав от любви, были в могиле ...»; Joh alio thio ziti so zaltun sie bi noti... (ХНЯ 1978, 32) «И весь народ был в такой нужде ...»;
2) аллитеранты могут относиться к одной и той же части речи, при этом
они не являются одно коренными словами: эрз.: Седей грутьсэнзэ гулька
гульдорди ... (Paasonen 1938, 270) «На сердце у него воркует голубь ...»;
Азравка ... Сывель сускомне саекшнесь (Масторава 1994, 80) «Азравка ...
Кусочек мяса брала»; Кепедия прям ... Кунсолока тон! (Сияжар 1973, 53)
«Поднял голову свою ... Послушай-ка ты!»; нем.: Sidoda im thuo te selidon,
habda im sundea giuuaraht / bittra an is bruodar. liet ina undar baka liggian ... (ХНЯ
1978, 28) «Потому что в твоём сердце, ты совершил грех / обманул брата. И
лежит он на спине, страдая ...»; Sivride dem herren wart beide lieb unde leit —
(ХНЯ 1978, 82) «У Зигфрида он вызывал любовь и жалость ...».
Полная аллитерация встречается в эрзянских примерах народной поэзии очень часто. Следует подчеркнуть, что в этом случае мы имеем дело с таким явлением, как ассонанс (повтор гласных звуков в ударных словах), о котором будет говориться подробнее в следующей главе (2.2).
Это подтверждает взаимосвязь видов звукового повтора. За консонантными созвучиями могут следовать все представленные в эрзянской и немецкой фонетиках гласные звуки. В немецких памятниках поэтического творчества такой тип аллитерации встречается реже, чем в эрзянских.
В эрзянских примерах наиболее распространёнными гласными звуками, следующими за созвучными согласными, являются А, О, Э. Это объясняется частым употреблением этих гласных звуков в первом слоге:
А: эрз.: Вай маштыть, маштыть, авакай, тирямон... (Paasonen 1939, 11) «Ой, сумела, сумела меня ты, матушка, воспитать ...»; Тарваз ютксто ёртызь, авакай, тарвазом ... (Paasonen 1939, 11) «Мой серп выбросили, матушка, от всех серпов ...»; Сынь кавтонь-кавтонь боярт симекшнэсть ... (Paasonen 1939, 19) «Бояре пили по двое ...»; Марясак, кода мазыйне птицась чолиди ... (Paasonen 1939, 26) «Слышишь, как красивая птица щебечет ...»; Тарад лангс валги, тарад лангсто тандавсызь ... (Paasonen 1939, 28) «На сук сядет, с сука ее спугнут ...»; Ине нармунь нармунень покш ... (Paasonen 1938, 26) «Великая птица больше всех птиц ...»; Истя басясь Моря баба ... (Paasonen 1938, 28) «Так говорила Моря баба ...»; Вай стака канстонь а сон кандомо ... (Paasonen 1938, 32) «Ох, тяжёлая ноша, а нести [её] надо ...»; Кучинь Мастор лангс Масторавине... Кучинь эрьва кардазс Кардаз-Сярко ... (Масторава 1994, 37) «Я послал на Землю Богиню Земли ... / Я послал в каждый двор Бога Двора ...»; Кармить симеме, кармить ярсамо ... (Масторава 1994, 38) «Начнут пить они, начнут есть они ...»; Раужо сельме мазый Равава ... (Масторава 1994, 103) «Богиня Волги с красивыми чёрными глазами ...»; Равонь веднесэ улить равжо калт (Масторава 1994, 103) «В водах Волги есть чёрная рыба ...»; Инешкипаз, паро Паз! (Масторава 1994, 11) «Святой Бог, хороший Бог!»; Паряк, пазось сонсь тезэнь кучинзить, Паряк, менелесь монень пачтинзить (Сияжар 1973, 50) «Наверное, сам бог тебя сюда послал, / Наверное, небо тебя ко мне прислало...»; ... вана неявить, / Кода эскельдить, ламо ластетькак ... (Сияжар 1973, 106) «... вот уж видны, / Как шагают, многие и верхом ...»; Молить салава, теке саламо ... (Сияжар 1973, 106) «Идут крадучись, / Словно воровать ...»; нем.: Joh gotes wizod thanne tharana scono helle .„ (ХНЯ 1978, 32) «и закон Бога с того времени уже ослаб ...»; huilic that so mahtigoro manno uuari ... (ХНЯ 1978, 27) «какой это был сильный мужчина ...»;
55 О: эрз.: Коськень комулькакс а монь косьтимим ... (Paasonen 1939, 8) «В сухую хмелинку не меня высушил ...»; Вай нокшинень покш сон и покш пакся ... (Paasonen 1939, 15) «Ой, больше большого большое поле ...»; Вай козо, козо мон колмо левкскень мон тейсынь ... ( Paasonen 1939, 25) «Ой, куда, куда я дену три моих детёныша ...»; Ук, авакай диринем, / Нельзя монде а молемс ... (Paasonen 1938, 23) «Ох, родненькая матушка, / Нельзя мне не пойти ...»; Молькшнэсь, молькшнэсь Эре, молекшнэсь ... (Paasonen 1938, 27) «Шел, шёл Эре, шёл ...»; Минь покш посудат, Матрё, а сайдянк ... (Paasonen 1938, 40) «Большую посуду, Матря, мы не возьмём ...»; Уж мельгаст появась мазый повозка ... (Paasonen 1938, 40) «Уж за ними появилась красивая повозка.,.»; Ковтне, кода виев лишметь, ардыть ... (Масторава 1994, 37) «Месяцы летят, словно быстрые кони ...»; Молекшнэсь цёрась тона толонтень ... (Масторава 1994, 101) «Парень подошёл к тому огню ...»; Кода кортаса - превзэнь а сайса? (Масторава 1994, 102) «Как я скажу - в ум я не возьму?»; Лоткат пайстомо ломаных эрямо ... (Масторава 1994, 102) «Несчастным человеком перестанешь жить ...»; Колмо ковт арась сэтьме пиземе ... (Масторава 1994, 109) «Три месяца нет тихого дождя ...»; Тонеть мейс а тов капшамс, од цёра ... (Сияжар 1997, 99) «Тебе, парень, незачем туда спешить ...»; нем.: ... fori undarthemu folke ... (ХНЯ 1978, 27) «... перед всем народом ...»;
Э: эрз.: Менель алдо мезе редяви? (Paasonen 1939, 13) «Под небом что увидится?»; ... кечень кечень боярт симекшнэсть ... (Paasonen 1939, 19) «... бояре пили ковш за ковшом ...»; Вай мезе мельга сыре нарвицька клукорди ... (Paasonen 1939, 24) «Ой, для чего старая наседка квохчет ...»; Вай мезде мезде се норожолькске сон пели? (Paasonen 1939, 26) «Из-за чего, из-за чего боится она этого жавороночка?»; Ук мерить: мезень мазыйне вайгель маряви? (Paasonen 1939, 27) «Ох, говорят: чей красивый голос слышится?»; Мейс мелявтат, сюпав Эре? (Paasonen 1938, 27) «Что печалишься, богатый Эре?»; Кедьзэнзэ кери локшонть саизе ... (Масторава 1994, 102) «В руки взял он хлёсткий кнут ...»; Мезе ули, тон мейле содасак ... (Масторава 1994, 107)
56 «Что будет, ты потом узнаешь ...»; Весе бажамот велькска топавтсынь ... (Масторава 1994, 110) «Все желания твои исполню я'...»; Равонь чирева... / Якинь, алкуксонь вешнинь вечкема ... (Сияжар 1973, 52) «Вдоль Волги ... / Я ходила, искала настоящую любовь ...»; Сестэ седеем тень эзь кирдеве ... (Сияжар 1973, 53) «Тогда сердце своё я не удержала ...»; Вейке-вейкенень валт минь максынек: / Весе пингенек вейсэ ютавтомс ... (Сияжар 1973, 54) «Друг другу мы дали слово: / Весь свой век провести вместе...»; Седей пултыця сельведь вайгелесь / Сравтовсь масторганть ... (Сияжар 1973, 95) «Сжигающий сердце плачущий голос / Разнесся по земле ...»; нем.: degano dechisto miti Deotrichhe ... (ХНЯ 1978, 11) «хорошие воины вместе с Дитрихом... »; dat du habes heme herron goten ... (ХНЯ 1978, 11) «что у тебя есть дома добрый господин ...».
При полной аллитерации за консонантными созвучиями в эрзянских примерах редко встречаются гласные У и И: Судимим авкам а монь судимим... (Paasonen 1939, 8) «Осудила меня матушка, осудила ...»; Чокшне позда куковт кукордыть (Paasonen 1939, 10) «Поздно вечером кукушки кукуют ...»; Уж путувнинек сюро пульткезэ ... (Paasonen 1938, 39) «Уж поставили бы мы его снопы ...»; Кучинь эрьва кудос Кудавине ... (Масторава 1994,37) «Я послал в каждый дом Богиню Дома ...»; Сельмензэ конязь, пулозо пурназь ... (Масторава 1994 109) «Закрыв свои глаза, подобрав свой хвост ...»; Кулят Дуболгонь кувалт арасельть ... (Сияжар 1973, 95) «Новостей от Дуболго не было...»; Сонзэ ... гриватне ... / Кудряв волнат прок, нурсезь нурсевить — (Сияжар 1973, 107) «Его ... грива ... / Словно кудрявые волны колышась колышится ...»; нем.: garatun se iro gudhamwi, gurtun sin iro suert ana (ХНЯ 1978, 10) «они одеты в военную одежду, за поясом у них мечи»; chind, in chunincriche: chud ist mir al irmindeot (ХНЯ 1978, 10) «ребёнок в королевстве: известен всему народу»;
И: эрз.: Сия содави сирота эйкакш, / Сия редяви сирота тяка ... (Paasonen 1939, 14) «Потому узнаётся ребёнок-сирота, / Потому узнаётся дитятко-сирота...»; Кие покшозо, кие кирдизэ? (Масторава 1994, 103) «Кто у него
57
^ ** главный, кто его хозяин?»; Сия эряви - каян теть сия ... (Масторава 1994, 105)
«Надо тебе серебро - дам тебе я серебро ...»; Кона пингень пингс чуди
кенярдозь ... (Сияжар 1973, 54) «Из века в век которая течёт, радуясь ...»;
... мекев ливтясь сон / Вирень салава виде китнева ... (Сияжар 1973, 100)
«Обратно он полетел, / Крадучись, по лесным прямым дорогам ...»; нем.: enti
si den lihhamun likkan lazzit ... (ХЫЯ 1978, 17) «раньше им позволяли
находиться вместе ...»; si muoz der miner minne iemer darbende sin ... (ХНЯ
_, 1978, 65) «моя любовь должна всегда терпеть лишения ...».
Аллитерирующие пары, как и в случае с простой аллитерацией, могут составлять:
аллитеранты, относящиеся к разным частям речи: эрз.: А лиси Литова кужо лангс ... (Paasonen 1938, 284) «Не выходит Литова в хоровод ...»; Пачкодекшнэсь покш паксинес ... (Paasonen 1938, 26) «Добирался до большого поля ...»; нем.: ... thoh ina Satanases... fiundes kraftu / habdin undar handun endi is hugiskefti ... (ХНЯ 1978,27) «... всё же у Сатаны ... нашлись силы / »; Sie sint filu redie sih fianton zerrettinne ... (ХНЯ 1978, 33) «Они много говорили о врагах ...»;
аллитеранты, относящиеся к одной и той же части речи, при этом ониг а) не являются однокоренными словами: эрз.: Сиянь венчкесэнть сырнень весла ... (Paasonen 1938, 28) «В серебряной лодке золотое весло ...»; Ленгень кошельне сон копорцензэ ... (Paasonen 1939, 16) «На его спине лыковый кошель ...»; нем.: Dat gefragin ih mit firahim fmuuizzo meista ... (ХНЯ 1978,12) «Об этом спросил я людей на празднике ...»; б) являются однокоренными словами: эрз.; Вай кедьсе тевзэ кедьсэнзэ, / Уж кедьсэ тевзэ кедьсэнзэ ... (Paasonen 1938, 285) «Ой, рукоделие в руках,/ Уж рукоделие в руках ...»; Кучинь велес-сядос Велявине ... (Масторава 1994, 37) «Я послал в село Богиню Села ...»; нем.: Do sprach der kiinec. Gunther: kuneginne her ... (ХНЯ 1978,86) «Так сказал король Понтер: великая королева ...»;
3) аллитеранты, представляющие собой повтор одного и того же слова:
^ эрз.: Веженсь, веженсь урвинезэ ... (Paasonen 1938, 115) «Его младшая,
58 младшая сноха ...»; Вай луга, луга, пижине луга, / Пижине луга, мазыйне луга (Paasonen 1939, 31) «Ой, луг, луг, зелёный луг, / Зелёный луг, красивый луг»; Толгань-толгань макссть ашо яксяргтне, / Пухкень-пухкень явсть идем нармунтне ... (Масторава 1994, 99) «По перышку дали белые утки, / По пушинке выделили дикие птицы ...»; нем.: Sum uuas luginari, Sum skachari ... (ХНЯ 1978, 39) «какой-то лжец, какое-то войско ...»; Suman thuruhskluog her, Suman thuruhstah her ... (ХНЯ 1978,39) «многие благодаря большому уму, многие благодаря оружию ...».
Таким образом, аллитерация как один из видов звукового повтора довольно часто встречается как в немецких, так и в эрзянских памятниках раннего поэтического творчества.
Созвучные согласные соотносятся с последующими гласными звуками, которые могут быть идентичными или же различными. В зависимости от этого в эрзянском и немецком языках различают полную и простую аллитерацию. Частотность употребления некоторых комбинаций гласных звуков, следующих за аллитерирующими согласными, в основном, одинакова.
Схемы расположения консонантных созвучий в ранних немецких и эрзянских поэтических произведений также, в основном, совпадают. Но это сходство носит только формальный характер. В отличие от немецкого аллитерационного стиха, аллитерация в длинных строках эрзянского стиха не подчиняется чётко определённым правилам. В приведённых примерах прослеживается её непостоянство. Поэтому нельзя сказать, что в древности она служила главным организующим принципом метрической композиции, хотя как приём создания эвфонии (благозвучия), эмоционального настроя использовалась достаточно часто.
1.3. АЛЛИТЕРАЦИЯ В СОВРЕМЕННОЙ ЭРЗЯНСКОЙ
И НЕМЕЦКОЙ ПОЭЗИИ
Следует отметить, что критерии для классификации аллитераций в памятниках раннего поэтического творчества ив современных поэтических произведениях сопоставляемых языков несколько отличаются. В немецких поэтических произведениях это связано, прежде всего, с изменением функции аллитерации. Рассмотренные в предыдущем параграфе схемы консонантных созвучий не будут иметь места в современной немецкой поэзии, так как аллитерация здесь уже не является приёмом метрической композиции. Следовательно, нами, в этом случае, определяются критерии, не связанные с постоянным месторасположением консонантных созвучий в пределах одной строки.
Анализ примеров консонантных созвучий в различных художественных текстах показал, что, основанием для классификации аллитераций может служить принадлежность ее компонентов (аллитерантов) к той или иной части речи. В зависимости от этого выделяются: 1) аллитерация, компонентами которой являются имена существительные; 2) аллитерация, компонентами которой являются имена прилагательные или наречия; 3) аллитерация, компонентами которой являются глаголы; 4) аллитерация, компонентами которой являются местоимения.
Аллитеранты, относящиеся к различным частям речи, по-разному располагаются в строфах стихотворного текста. В зависимости от этого различают горизонтальную аллитерацию, при которой созвучия располагаются в пределах одной строки; и вертикальную аллитерацию, при которой созвучные согласные располагаются в разных строфах одного стихотворения. О горизонтальной и вертикальной аллитерации упоминает в своём труде М.И.Малькина (Малькина 1990).
Рассмотрим каждый вид аллитерации в эрзянской и немецкой поэтической речи, взяв за основу данную классификацию, одновременно отмечая
60 особенности функционирования консонантных созвучий в зависимости от их расположения в строфах стиха.
1. Аллитеранты — существительные. Аллитерация, компонентами которой являются существительные, в эрзянской поэзии встречается не часто. Эрзянские консонантные созвучия в составе существительных могут быть горизонтальными, вертикальными и горизонтально-вертикальными.
Аллитерация по горизонтали: Ожо паця сюлмась пандось, / Оршась ашо цецянь коцт / Пандонь пильгалксонть сэнь валдось / Тонги лембе тикшень поте (Журавлёв 2002, 148) «Гора повязала жёлтый платок, / Одела ткань из белых цветов. / Синий свет у подножья горы / Касается тёплого сена»; Удыть якстердиця пельтне. / Ялткеяк арась. Ваньке коштось. / Леесь ды лашмотне вельтнезь, / Мерят, тусто сувсо почтонь (Шумилкин 1996, 28) «Река и долина покрыты / Густым туманом, словно мукой»; Вансь овсе лия ава сонзэ каршо — / Чамасо - сормсевкст, ашо лов - черензэ (Шумилкин 1996, 26) «Совсем другая женщина смотрела на неё - / Лицо всё в морщинах, волосы - словно белый снег»; Велявтынь кудов а чавонь кедть - / У скинь од стихть ды вечкема ... (Любаев 2000, 20) «Вернулся домой не с пустыми руками - / Привёз я стихи и любовь ...»; Вана тундось пани теленть, / Пев пачколи ковось март (Калинкин 2003,45) «Вот весна уж гонит зиму, / Месяц март идёт к концу».
Аллитерация по вертикали: Пилытне - кандыть, / Превтне - андыть (Журавлёв 1999,154) «Ноги - носят, / Мозги — кормят»; Мон веньберть сокинь паксясо, / Лоподсь кутьмерьсэнь панарось. / Эйсэнь, прок ашо пацясо, / Нардтни модань чевте парось (Мартынов 1972, 28) «Поле я косил всю ночь, / Рубашка взмокла на спине, / Меня вытирает, как белым платком, / Нежный пар с земли»; Яла пурнавить саразтнэ / Кудонть вальмалов манейс, / Каленть лангс озыть озязтнэ, / Чоледемат валыть веЙс (Калинкин 2003, 45) «Собираются всё куры / Под окном на солнышке, / На ветлу садятся воробьи, / И сливаются их голоса».
Горизонтально-вериткальная аллитерация: Озяз левкске кирнявты тонъ троке, / Лисьмапрясто оргодиця лейне ... (Журавлёв 2000, 213) «Воробушек
перепрыгнет через тебя, / Речушка, бегущая с родника ...»; Пингесь моли пинксэнь-пинксэнь, / Be пинксэсь сови омбоцес, / Тоната сови колмоцес ... (Надькин 1993, 15) «Век идёт словно обруч за обручем, / Один соединяется с другим, / Другой с третьим ...»; Мон чоп учан, чинь-чоп учан, / Зярдо чипаесь валги, / Зярдо чопоньбельксэсь перькан / Ёлганя пильгсэ чалги (Надькин 1993, 15) «Весь день я жду, весь день я жду, / Когда зайдёт солнце, / Когда сумерки вокруг меня / Стройными ногами встанут».
В немецком языке этот вид является одним из наиболее распространённых и встречается намного чаще, чем в эрзянском языке. Консонантные созвучия при этом могут располагаться как по горизонтали, так и по вертикали.
Аллитерация по горизонтали: Schon stehen die beiden Sanger im hohen Saulensaal, I Und auf dem Throne sitzen der Konig und sein Gemahl ... (HP 2000, 252) «Уже певцы в чертоге стоят среди гостей. / Король сидит на троне с супругою своей» (пер. В.Левика); Da fallt von des Allans Rand / Ein Handschuh von schoner Hand / Zwischen den Tiger und den Leun / Mitten hinein (Schiller
1976, 63) «Вдруг женская с балкона сорвалася / Перчатка все глядят за
ней ... / Она упала меж зверей» (пер.В.Жуковского); Die Bachlein von den Bergen springen, / Die Lerchen schwirren hoch vor Lust, / Was sollt ich nicht mit, ihnen singen / Aus voller Kehl und frischer Brust? (Vorschlage 1995, 18) «Меж светлых тучек жаворонок вьётся, / Ручьи, звеня, бегут с высоких гор, / Слезой затмился мой печальный взор, / Моя душа напрасно к небу рвётся» (пер. К.Бальмонта).
Аллитерация по вертикали: Und wie er sitzt, und wie er lauscht, / Teilt sich die Flut empor; / Aus dem bewegtem Wasser rauscht / Ein feuchtes Weib hervor. (HP 2000, 126) «Сидит он час, сидит другой; /Вдруг шум в волнах притих ... / И влажною всплыла главой /Красавица из них» (пер. В.Жуковского); Der Himmel glanzt vom reinsten Fruhlingslichte,- / Ihm schwillt der Hugel sehnsuchtsvoll entgegen ... (HP 2000, 322) «Сияет день весенним озареньем. / Навстречу небу страстно холм стремится ...» (пер. З.Морозкиной); Ich sehe den Baumen die Sturme an, / die aus laugewordenen Tagen / an meine angstliche Fenster
62 schlagen, / und hore die Fenster Dinge sagen, / die ich nicht ohne Freund ertragen, / nicht ohne Schwester lieben kann (Rilke 2003,142) «Деревья в буре вешней поры, / я вижу, они порывами с юга / мне в окна ветвями стучат упруго, / и вести такие разносит округа, / что я бы не выдержал их без друга, / не полюбил бы их без сестры» (пер. В.Куприянова).
Как уже отмечалось, очень часто в одном стихотворении автор может использовать консонантные созвучия одновременно и по горизонтали, и вертикали: Ich ging, du standst und sahst zur Erden / Und sahst mir nach mit nassem Blick: I Und doch, welch Gluck, geliebt zu werden! / Und lieben, Gotter, welch ein Gluck! (Goethe 1971, 6) «Я шёл, а ты — ты близ дороги I Стояла, волю дав слезам. / Как счастлив, кто любим! Но, боги, / Как счастлив тот, кто любит сам!» (пер. ВЛевика); Zu Dionys, dem Tyrannen, schlich / Damon, den Dolch im Gewande; / Ihn schlugen die Hascher in Bande. (Schiller 1976, 69) «Mepoc прскользнул к Дионисию в дом, / Но скрыться не мог от дозорных. / И вот он в оковах позорных» (пер.В.Левика); Wo den Fruhling Festgesange wurzten, I Wo die Fluten der Begeisterung / Von Minervens heil'gem Berge sturzten - / Der Beschiitzerin zur Huldigung ... (HP 2000, 224) «Где весной под солнцем лучезарным / В храм Паллады — к небу из долин - / Шёл народ в восторге благодарном / гимны петь заступнице Афин ...» (пер.В.Левика); Sie haben alle miide Miinde I Und helle Seelen ohne Saum. I Und eine Sehnsucht (wie nach Siinde) / Geht ihnen manchmal durch den Traum (Rilke 223, 108) «У них у всех уста устали, / и души досветла ясны. / И лишь случайные печали / порою им смущают сны» (пер. В.Куприянова).
Довольно часто немецкие авторы в своих произведениях используют так называемые «парные формулы», компонентами которых чаще всего являются существительные, например: Und jedes Herr mit Sing und Sang, / Mit Paukenschlag und Kling und Klang, / Geschmuckt mit griinen Reisern, I Zog heim zu seinen Hausern (HP 2000, 88) «И, зыбля рдяный шёлк знамён, / под пенье, гул, и гром, и звон / Войска весельем пьяны, / Идут в родные страны» (пер. В.Левика); Festen Mut in schweren Leiden, / Hilfe, wo die Unschuld weint, /
63 Ewigkeit geschwomen Eiden, і Wahrheit gegen Freund und Feind ... (HP 2000,198) «Слабым - братскую услугу, / Добрым - братскую любовь, / Верность клятв — врагу и другу ...» (пер. ФТютчева); Rausche, Fluss, das Таї entlang, І Ohne Rast und Ruh, / Rausche, Austere meinem Sang / Melodien zu ... (Goethe 1971, 14) «O вода, шуми и пой I В тишине полей. / Слей певучий говор твой / С песнею моей ...» (пер. ВЛевика); Sie singen von Lenz und Liebe, von sel'ger goldner Zeit, / Von Freiheit, Mannerwiirde, von Treu und Heiligkeit... (HP 2000, 252) «Они поют и славят высокую мечту, / Достоинство, свободу, любовь и красоту ...» (пер.В.Левика).
2. Аллитеранты — прилагательные или наречия. В эрзянских поэтических произведениях консонантные созвучия в составе прилагательных или наречий встречаются намного реже, чем в немецких. В основном, здесь имеет место аллитерация по горизонтали и вертикали.
Аллитерация по горизонтали: Касы цёранок превейстэ, парсте — / Пазось макссь тензэ виевень сант (Журавлёв 2000, 227) «Растёт наш сын умным, хорошим - / Бог дал ему силу»; Коштось якшамо, пупиця, пшти, / Теке шекшатань човине нерне (Журавлёв 2000, 271) «Воздух холодный, обжигающий, острый, / Словно тоненький клюв у дятла»; Валске менельс кузни чизэ / Пешксе, покш колозтнэнь прява (Кал инкин 2003, 47) «Утром в небе встаёт солнце / По макушкам полных, крупных колосьев».
Аллитерация по вертикали: Ятось ведь эзь симе / Валдо, мазый Равстонь, / Вечкевикс Сурастонь / Ды вишка Салястонь (Любаев 2000, 21) «Не попил враг воды / Из светлой, красивой Волги, / Любимой Суры / И маленькой Салясты»; Тон мазыят, / Виеват, / Вадрят, зярдояк а эрсят покш тевтеме (Мартынов 1972, 61) «Ты красива, / Сильна, / Хороша, без дел больших не остаёшься никогда»; Сырнень пель, / Сюронь пиземе, / Монь машинань кузове валт (Мартынов 1972, 51) «Золотая туча, / Дождь обильный,./ Ты. пролейся в кузов моей машины»; Сэреят, келеят, / Кувакат, прок кись, тон! (Кривошеев 1978, 19) «Ты (знамя) высокое, широкое, / Длинное, словно дорога!»
Аллитерация такого типа в немецкой поэтической речи является довольно распространённым художественным средством и может встречаться в горизонтальной, вертикальной и горизонтально-вертикальной позиции.
Аллитерация по горизонтали: Die Nacht schuf tausend Ungeheuer, / Doch frisch und frohlich war mein Mut ...(Goethe 1971, 5) «Чудовищ сонмы ночь таила, I Но вдаль звала меня любовь ...» (пер. В.Левика); Es reden und traumen die Menschen viel / Von bessern kiinftigen Tagen, / Nach einem glucklichen, goldenen Ziel I Sieht man sie rennen und jagen (HP 2003, 204) «Надеются люди, мечтают весь век / Судьбу покорить роковую, / И хочет поставить себе человек / Цель счастия - цель роковую» (пер. А.Фета); Die Bachlein von den Bergen springen, I Die Lerchen schwirren hoch vor Lust, / Was sollt ich nicht mit ihnen singen I Aus voller Kehl und frischer Brust? (Vorshlage 1995, 18) «Меж светлых тучек жаворонок вьётся, / Ручьи, звеня, бегут с высоких гор, Слезой затмился мой печальный взор, / Моя душа напрасно к небу рвётся» (пер. К.Бальмонта) -в данном примере, кроме аллитерации, компонентами которой являются прилагательные (voller, frischer), есть также горизонтальная аллитерация, состоящая из существительных (Bachlein, Bergen; Lerchen, Lust); Sie haben mich gequahlet, / Geargert blau und blass. I Die einen mit ihrer Liebe, / Die andern mit ihrem Hass (Heine 1980, 87) «Они меня истерзали I И сделали смерти бледней, - / Одни — своей любовью, / Другие — враждой своей» (пер. А.Григорьева); Doch sieghaft, sicher und mit einem siissen / Grussenden Lacheln hebt sich ihr Gesicht / Und stampft es aus mit kleinen festen Fussen (Rilke 2003, 194) «Тогда она затаптывает пламя / проворными и лёгкими ногами, \ и отблески улыбки на лице» (пер. В.Куприянова).
Аллитерация по вертикали: ... Und im Kreise scheu / Umgeht er den Leu / Grimmig schnurrend, I Drauf streckt er sich murrend zur Seite nieder (Schiller 1976, 62) «И: обошедши льва кругом, / Рычит и с. ним ложится рядом» (пер_ В,Жуковского); Die schonste Jungfrau sitzet / Dort oben wunderbahr, I Ihr goldnes Geschmeide blitzet, / Sie karnmt ihr goldnes Haar (Heine 1980, 94) «Там девушка, песнь распевая. / Сидит высоко над водой. / Одежда на ней золотая, / И гребень
65 в руке — золотой» (пер. В.Левика); Auf die Berge will ich steigen, / Wo die frommen Hutten stehen, / Wo die Brust sich frei erschliesset / Und die freien Liifte wehen (Heine 1980, 129) «Ухожу от вас я в горы, / Где живут простые люди, / Где привольно веет ветер, / Где дышать свободней будет» (пер. А.Дейча) «Und wo immer mtide Fechter / Sinken im mutigen Strauss, / Es kommen frische Geschlechter / Und fechten es ehrlich aus (HP 2000, 248) «Бойцы покидают сцену, / Усталый, измотанный полк. / Но дети приходят на смену / И выполняют свой долг» (пер. ЛТишбурга).
Аллитерация по горизонтали и вертикали: Als ich erwacht', da schimmert -Der Mond vom Walderand, I Ira falben Scheine flimmert / Um mich ein fremdes Land... (HP 2003, 250) «Когда ж проснулся я - за лесом / Всходила тусклая луна; / Вокруг меня в сиянии бледном лежала чуждая страна ...» (пер. А.Плещеева).
3. Алитеранты — глаголы. В эрзянских поэтических произведениях аллитерация такого типа имеет место довольно редко. В основном, консонантные созвучия располагаются по горизонтали и вертикали.
Аллитерация по горизонтали: Монень маряви, седейне, морат, / Токнат свал: ван-ды сан, ван-ды сан ...(Журавлев 2000, 17) «Мне слышится, сердечко, ты поёшь, / Постоянно стучишь: приеду завт-ра, приеду завт-ра ...» - в данном примере, кроме горизонтальной аллитерации, в состав которой входят глаголы (маряви, морат), имеет место горизонтальная аллитерация, компонентами которой являются наречия (повторяющееся два раза ван-ды); Палт, монь зорям, палт, / Чокшнень валдо валт! (Мартынов 1972, 34) «Гори, моя заря, гори, / Вечерние тёплые слова!»; Талакадсь сон. Терди эйдензэ эйсэ - / А сыть. Чольнемаст а маряви садсо ... (Шумилкин 1996, 25) «Она растревожилась. Детей позвала - / Не идут. В саду не слышно их голосов ...»; Нарвицькась ципакинетъ нарвась / Ды трямост-кастомост сынст кармась (Шумилкин 1996, 42) «Наседка высадила цыплят / Да начала их воспитывать
..,».
Аллитерация по вертикали: Ванок, авай, кода кишти велесь. / Кунсоломак, кода моран мон (Журавлёв 2000, 12) «Посмотри, мама, как всё село танцует, / Послушай, как я пою»; Монь мором марямо, / Ялгинем, садо! — / Сынь тердить морамо / Цветиця садов (Кривошеев 1978, 27) «Песню послушать мою, /Вы приходите, друзья! - / Они зовут вас петь / В цветущий сад»; Чоп понжавты, / Чувтс понгавты / Ловонть вармань коймесь (Любаев 2000, 16) «Весь день веет, / Вешает на деревья / Снег лопата из ветра»; Кенярды седеем /Ды касы мелем ... (Любаев 1979, 51) «Радуется сердце моё / И растёт желание ,..».
Аллитерция этого типа в немецкой поэзии довольно распространена. Она может быть как горизонтальной, так и вертикальной^
Аллитерация по горизонтали: Sie horen gern, zum Schaden froh gewandt, / Gehorchen gern, weil sie uns gern betrugen; / Sie stellen wie vom Himmel sich gesandt, I Und Iispeln Englisch, wenn sie lugen (Goethe 1971, 122) «He доверяйте духам темноты, /Роящимся в ненастной серой дымке, / Какими б ангелами доброты / Ни притворялись эти невидимки» (пер. БЛастернака) - в данном: примере, кроме горизонтальной аллитерации (lispem, lugen), имеет место и горизонтально-вертикальная аллитерация, компонентами которой являются; наречия (повторяющееся три раза gern); Wem Gott will rechte Gunst erweisen, / Den schickt er in die weite Welt; / Dera will er seine Wunder weisen / In Berg und Wald und Strom und Feld (Vorschlage 1995, 18); «Кому господь даёт благославленье, I Тому свои откроет чудеса: / Луга, поля и горы, и леса, / И чистых рек спокойное теченье» (пер. К.Бальмонта) - здесь также наблюдается функционирование аллитераций двух типов: консонантные созвучия в составе глаголов (wilU weisen) и консонантные созвучия в составе существительных (Gott, Gunst); кроме того, в двух последних строках данного четверостишия имеет место вертикальная аллитерация, компонентами которой выступают также существительные (Wunder, Wald); Es mochte sich niedemeigen / In die spiegelklare Flut; / Es mochte streben und steigen / In Abendwolken Glut (HP 2000, 256) «Хотел бы он склониться / Играющим волнам на грудь, / Хотел бы в
' тучах скрыться, / В вечерней заре потонуть ...» (пер. В.Левика); Weisst du, ich
will raich schleichen / leise aus lautem Kreis ... (Rllke 2003, 36) «Ты знаешь, хочу
уйти я / тихо из тесноты ...» (пер. В.Куприянова) - в этом примере, наряду с
аллитерацией, компонентами которой являются глаголы (weisst, will), имеет
место горизонтальная аллитерация, состоящая из наречия и прилагательного
(leise, lautem).
Аллитерация по вертикали: Kanonen goss er — manches Stuck! I Die briillten
auf alien Meeren; I Die brachten die Franzen ins Ungluck I Und mussten Indien
verheeren (HP 2000, 334) «Он пушки лил. На всех морях / Те пушки громыхали,
/ Несли французам смерть и страх, /Китай опустошали» (пер. И.Миримского);
Vier Elemente, / Innig gesellt, / Bilden das Leben, / Bauen die Welt (Schiller 1976,
77) «Внутренней связью l Сил четырёх / Держится стройно / Мира чертог»
(пер.Л.Мея); Wo Aspasia durch Myrthen wallte, / Wo der bruderlichen Freude Ruf /
Aus der larmenden Agora schallte, і Wo mein Plato Paradiese schuf... (HP 2000,
224) «Где средь мирт Аспазия блистала, / Где, собрав народ со всех сторон, /
Площадь рынка гневом клокотала, / Где Платоном рай был сотворен»
(пер.ВЛевика) - в данном примере, кроме консонантных созвучий в составе
глаголов (schallte, schuf), созвучны согласные в горизонтальной позиции в
составе имени собственного и существительного (Plato, Paradiese); Und, л-'
Mensch, du sitzest stets daheim, I Und sehnst dich hach der Fern: / Sei frisch und
wand'Ie durch den Hein, / Und sieh die Fremde gern (HP 2003, 232) «Лишь ты
один в своих стенах, / Хотя и манит даль. / Вставай! И с посохом в руках /
Избудь свою печаль!» (пер. А.Гугнина).
4. Аллитеранты - местоимения. В эрзянских поэтических
произведениях консонантные созвучия в составе местоимений встречаются так
же редко, как и рассмотренные выше. Наши наблюдения показали, что чаще
всего имеет место лишь аллитерация по вертикали: Минь мольтяно мартот
вейсэ, / Минек ильти ков, / Минек вейсэндязь седейсэ / Кенярдкшны цёков
(Мартынов, 34) «Мы идём с тобою вместе, / Нас провожает луна, / В наших
^ соединившихся сердцах / Радуется соловей»; Сонзэ мазычись овсе а олы, /
68 Сонзэ маласо бутрав пель солы? ... (Любаев 1979,14) «Красота его не теряет цвет, / Густые облака тают возле него?»; Ков кашли сон — тень содасы пилотось. / Зениткат алдо леднить сонзэ лангс ... (Любаев, 2000) «Куда спешит он - Это знает пилот. / Зенитки по нему стреляют снизу»; Ды вана минь тонь марто ней а вейсэ, / А мон уш ней, лия ашти седейсэть*.... (Шумилкин 1995, 22) «И вот с тобою мы теперь не вместе, / Теперь не я, другой в сердце твоём ...»; Тосо лугась пиже парсей коцтонь. / Тосо варма шкасто пиче вирь / Увны ды комси ... (Калинкин 2003, 62) «Там луг, словно зелёный шёлк. / Там от ветра лес сосновый / Гудит и клонится ......
Аллитерация с такимим компонентами в немецкой поэзии чаще встречается по вертикали, чем по горизонтали.
Аллитерация по горизонтали; Sie haben das Brot mir vergiftet / Sie gossen mir Gift ins Glas ... (Heine 1980, 87) «Они мне мой хлеб отравили, / Давали мне яда с водой ...» (пер. А.Григорьева) - в данном примере, кроме двух вертикальных аллитераций, компонентами которых являются местоимения, имеет место горизонтальная аллитерация, в состав которой входят существительные (Gift, Glas).
Аллитерация по вертикали: Es schwindelt mir, es brennt / Mein Eingeweide. / Nut wer die Sehnsucht kennt, / Weiss, was ich leide (HP 2000, 182) «Шалею от
невзгод, і Глаза туманит і Кто знал тоску, / Поймёт мои страданья» (пер.
Б.Пастернака); Mir war so bang, und du kamst lieb und leise, - / Ich hatte grad im Traum an dich gedacht. / Du kamst, und leis wie eine Marchenweise / Erklang die Nacht... (Rilke 2003, 28) «Из снов моих ты вдруг пришла нежданно, / чтоб все ночные страхи превозмочь, / И от любви так сказочно, так странно / исчезла ночь ...» (пер. В.Куприянова); «Ich bin», spricht jener, «zu sterben bereit / Und bitte nicht um mein Leben; I Doch willst du Gnade mir geben, / Ich flehe dich um drei Tage Zeit ...» (HP 2000, 206) «О царь! Пусть я жизнью своей заплачу - / Приемлю судьбу без боязни. / Но дай лишь три дня мне до казни ...» (пер.В.Левика); Ich traum als Kind mich zuriicke / Und schuttle mein greises Haupt; / Wie sucht ihr mich heim, ihr Bilder, / Die lang ich vergessen geglaubt? (HP
69 2000, 238) «Закрою глаза и грежу, / Качая седой головой: / Откуда вы, призраки детства, / Давно позабытые мной?» (пер.Е.Витковского).
Данный тип аллитерации часто встречается одновременно по горизонтали и вертикали: «Ich Hebe dich, mich reizt deine schone Gestalt; / Und bist du nicht willig, so brauch ich Gewallt» (HP 2000, 128) «Дитя, я пленился твоей красотой: / Неволей иль волей, а будешь ты мой» (пер.В.Жуковского); Mit deinen schwarzbraunen Augen / Siehst du mich forschend an: I Wer bist du, und was fehlt dir, / Du fremder, kranker Mann? (Heine 1980, 101) «За мной ты большими глазами і С немым удивленьем следишь / «Скажи, незнакомец, кто ты? / О чём ты всегда грустишь?» (пер. В.Левика); Von mir den Tag und hinter mir die Nacht, / Den Himmel uber mir und unter mir die Wellen. / Ein schoner Traum, indessen sie entweicht (Goethe 1971, 121) «В соседстве с небом надо мной / С днём впереди и ночью сзади, / Я реял бы над водной гладью» (пер. Б Пастернака); Du hast aus meinem Frieden mich heraus I Geschreckt, in garend Drachengift hast du / Die Milch der frommen Denkart mir verwandelt... (Schiller 1976, 302) «Теперь ты мир моей души смутил, / И в яд змеиный превратил во мне / Ты молоко благочестивых мыслей ...» (пер. Н.Славятинского).
Наряду с рассмотренными типами консонантных созвучий, следует отметить и так называемую смешанную аллитерацию, компонентами которой являются разные части речи. Такой тип аллитерации больше распространён в эрзянской поэзии, в немецких же поэтических произведениях встречается редко.
В эрзянских стихах смешанная аллитерация может включать в свой состав от двух до пяти компонентов и распределяться как по горизонтали, так и по вертикали. Такое насыщение созвучными согласными, конечно, облагозвучивает поэтическое произведение, но в то же время мешает выделить важное в смысловом отношении слово. Эрзянская смешанная горизонтальная аллитерация включает в свой состав разные части речи: имена существительные, глаголы, имена прилагательные, местоимения, причастия: Тиринь ава, / Сырнень суре, / Толт тонь прява / Якить, уре (Журавлёв 1999,
70 255) «Мать родная, / Золотая нить, / Свет над твоею головой / Ходит, рабыня ...»; Монь веленть малава / Чуди лей не Саля. / Кизна кекшезь кальсэ, / Тельня ловсо валязь (Любаев 2000, 20) «Возле моего села / Течёт речушка Саля. / Летом прикрыта ивами, / Зимой завалена снегом»; Ну-ка, ялгай, серьгедтяно / Мазый моро минь тонь марто (Кривошеев, 81) «Ну-ка, друг мой, запоём / Красивую песню мы с тобой»; Монь икеле пешксе ков, / Сон моньгак мартонзо терди, / Но пильгалов лембе лов / Тундонь садонок певерди (Мартынов 1972, 27) «Предо мною полная луна, / И меня она с собой зовёт, / А под ногами тёплый снег / Засыпает наш весенний сад» - в этом четверостишии, наряду со смешанной горизонтальной аллитерацией, имеет место смешанная аллитерация, располагающаяся по горизотали и вертикали одновременно (монь, моньгак, мартонзо); Грузовиксэ ардан велев, / Экше ялт чамазон чави. / Пулесь мельганок менелев / Кинть кувалма копачави (Мартынов 1972, 28) «На грузовике в деревню еду, У В лицо холодный ветер бьётся. / В небо пыль за нами / Всю дорогу бьётся»; Келей лей, / Валдо вал, / Сакшнан свал / Тыненк тей / Морамо ды арсеме ... (Журавлёв 1999, 255) «Широкая река, / Хорошее слово, / Прихожу всегда к вам сюда / Спеть и подумать ...»; Тундонь валске, аволь валске — чуда! / Сэтьме варма пувась паксянть пестэ. (Калинкин 1995» 18) «Весеннее утро, не утро - а чудо! / С поля тёплый ветерок подул» - здесь, наряду со смешанной горизонтальной аллитерацией, функционирует горизонтально-вертикальная аллитерация, компонентами которой являются существительные (валске, варма); Вель песэ, сэрей пандо прясо, / Косто эль марявкшны вармань увтось, / Оршазь пиже парсеень палясо, / Ськамонзо касы од чевге чувто (Калинкин 1995,19) «На краю села, на вершине высокой горы, / Где не слышен ветра гул, / Накинув из зелёного шёлка одежды, / Одиноко калина растёт молодая».
В составе компонентов эрзянской смешанной вертикальной аллитерации, как и при горизонтальной, консонантные созвучия могут находиться в словах, располагающихся в начале двух или нескольких стихотворных строк. В этом случае речь идёт о фонетической анафоре: Тапардык ранам / Ды ванстымик, /
71 Толонь паксястонть / Тон кандымик (Любаев 2000, 30) «Перевязала мои раны / И меня сберегла, / С поля боя / Ты меня вынесла»; Чись вечкезь венсти ёнонзо струянзо. / Чатьмони столесь ... (Любаев 2000, 35) «Струи свои солнце, любя, протягивает к нему. / А стол молчит ...»; Лембе сё'рманзо, конань, паряк, сядоксть / Ловныя мои / эштё весть ловнан ... (Шумилкин 1995, 12) «Письмо его тёплое, которое, возможно, сто раз / Читала я / Теперь снова читаю ...»; Ламо теемат / Ледить мелезэнь - / Живой картинакс7 Савить превезэнь ... (Кривошеее 1978, 61) «Много строек / Мне вспоминается - / Живыми картинками / Приходят мне на ум ...»; Ютазь пизем. Паксясь валдомсь, / Чинть чевензэ оде киштить. / Чувтнэ мерят лиссть душ алдо, / Чевте манейсэнть аштить (Калинкин 1995, 22) «Дождь прошёл. И поле посветлело, / Искры дня затанцевали вновь. / Словно после душа все деревья, / Под мягким солнышком стоят» - наряду со смешанной вертикальной аллитерацией, в данном четверостишии имеет место горизонтальная аллитерация, в состав которой входят существительные (пизем, паксясь).
Консонантные созвучия могут располагаться и в исходе, т.е. в конце двух или нескольких поэтических строк. Но такой тип смешанной вертикальной аллитерации встречается в эрзянской поэзии не часто: Чись тонь ладсо монь. седеем / А солавтсы (Любаев 2000, 27) «Словно ты, мне солнце / Сердце не растопит»; Прок метеор, коштос ливтясь / Ракета пиже нармунь ладсо (Шумилкин 1995,11) «Словно метеор, в небо полетела / Ракета, словно зелёная птица»; Ардыть сынь, тунь а марить ризксэнь сталмо, / Янксемаяк седеезэст а сы, / Мекс эзись нее тетяст-аваст калмост. / Паряк, идем тикше лангсост касы (Калинкин 1995, 143) «Они едут и не чувствуют печали тяжесть, / И сожаления на сердце нет, / Почему родителей могилу не увидели. / Может, поросла она дикою травой» - в данном примере встречается не только смешанная вертикальная аллитерация, но и смешанная горизонтальная аллитерация (сынь, сталмо; седеезэст, а сы).
Смешанная аллитерация имеет место и в немецких поэтических произведениях. Она может быть как горизонтальной, так и вертикальной: Der
72 Bach hat leise Melodien, I und fern in Staub und Stadt. / Die Wipfeln winken her und hin I Und machen mich so matt (Rilke 2003, 40) «Ручей, как музыка сквозь сон, / и город вдалеке. / От колыханья тихих крон / Тень на моём виске» (пер. В.Куприянова); Schau, ich will nichts, als deine Hande halten / Und still und gut und voller Frieden sem (Rilke 2003, 48) «Я не хочу искать ни в чём опоры, / К чему ты прикасаешься всерьёз» (пер. В.Куприянова); Erste Rosen erwachen, / und ihr Duften ist zag / wie ein leisleises Lachen ... (Rilke 2003, 74) «Первые розы воспряли, / ломок их аромат, / словно улыбка вначале ...» (пер. В.Куприянова); Wie der den Lowen erschaut, / Brullt er laut, / Schlagt mit dem Schweif einen furchtbaren Reif, / Und recket die Zunge (Schiller 1976, 62) «Но видит льва, робеет и ревёт, / Себя хвостом по рёбрам бьёт, / И лижет морду языком ...» (пер. В.Жуковского); Doch es winkte der Vernichtungsstunde I Zugelloser Elemente Streit; / Da berief zu briiderlichem Bunde / Mein Gesetz die Unermes,slichkeit (HP 2000, 216) «И с Олимпа к нам слетали боги, / Присоединялись к торжеству. / На чудесной жизненной дороге / Человек был равен божеству» (пер. Л.Гинзбурга).
Чаще всего немецкая смешанная аллитерация не совпадает с фонетической анафорой и в строке занимает конечное и серединное место-Почти всегда она сочетается с другими типами аллитераций: Tropfen des Geistes I Giesset hinein, I Leben dem Leben I Gibt er allein (Schiller 1976, 77) «Каплю по капле лейте вино: / Жизнь оживляет только оно!» (пер. Л.Мея) - в данном примере, кроме смешанной вертикальной аллитерации, имеет место аллитерация, компонентами которой являются существительные (Leben dem Leben); Wohlauf! Es rujft der Sonnenschein / Hinaus in Gottes freie Welt! / Geht munter in das Land hinein I Und wandelt iiber Berg und Feld! (HP 2000, 232) «Вставай! Ведь солнце в путь зовёт, / В просторный, вольный мир войди. / Сквозь горы и луга - вперёд! / И не грусти в пути!» (пер.А.Гугнина) - в этом примере, наряду со смешанной вертикальной аллитерацией, имеет место вертикальная аллитерация, состоящая из наречий (hinaus, hinein); Гп der hohen Hall sass Konig Sifrid: / «Ihr Harfertwer weiss mir das schone Lied?» (HP 2000,
73 258) «Споёт ли мне песню весёлую скальд?» - / Спросил, озираясь, могучий Освальд ...» (пер. В.Жуковского) - в данном отрывке функционируют две аллитерации разных типов: а) смешанная горизонтальная + смешанная вертикальная (hohen Hall, Harfer); б) смешанная горизонтальная (werweiss); Hoch auf dem alten Turme stent / Des Helden edler Geist, I Der, wie das Schiff voriibergeht, / Es wohl zu fahren heist (HP 2000, 116) «На старой башне, у реки, / Дух рыцаря стоит / И лишь завидит челноки, / Приветом их дарит» (пер. Ф.Тютчева); Zu neuen Liedern / Und Tanzen gibst. I Sei ewig ghicklich, / wie du mich liebst (HP 2000, 108) «Мой друг, для счастья, і Любя, живи, - / Найдёшь ты счастье в своей любви!» (пер. В.Глобы).
Что касается такого критерия классификации, как соотнесение созвучных согласных с последующими гласными звуками (см. 1.2.), то он может быть применён не только для классификации аллитераций в памятниках, раннего эрзянского и немецкого поэтического творчества, hq, и для классификации современных аллитераций. Иными словами, (в современных эрзянских и немецких поэтических произведениях так же, как и в ранних, различаются простая и полная аллитерации. Например: эрз: Конявсть Кузьматянь / Сыре сельмензэ ... (Кривошеев 1978, 40-41) «Закрылись у деда Кузьмы / Старые глаза, / Капая, лились / Горячие слёзы» - конявсть - Кузьматянь — простая аллитерация, сыре — сельмензэ - простая аллитерация; Тумось каи телень палянть / Пандонть чирес панксонь панке (Калинкин 2003, 33) «Скидывает дуб рубашку зимнюю / На гору лоскуток за лоскутком» - палянть - пандонть — панксонь - панке - полная аллитерация; нем.: Es bleibt der Strom nicht ruhig stehen, / Gar histig rauscht er fort; / Horst du des Windes munt'res Wehen? / Er braust von Ort zu Ort (HP 2000, 232) «На месте не стоит ручей, І Бежит в полях легко; / И ветер мчится всё резвей куда-то далеко» (пер. А-Гугнина) - Strom — stehen - простая аллитерация, Windes - Wehen - простая аллитерация; Ihr Toren, die ihr Іт Koffer sucht! / Hier werdet ihr nichts entdecken! / Die Konterbande, die mit mir reist, / Die hab ich im Kopfe stecken (Heine 1980, 220) «Глупцы, вам ничего не найти, / И труд ваш безнадёжен! / Я контрабанду везу
74 в голове, / Не опасаясь таможен» (пер. В.Левика) - Koffer - Konterbande -Kopfe - полная аллитерация.
Анализ примеров немецких и эрзянских стихов показал, что в качестве консонантных созвучий в сопоставляемых языках чаще всего выступают следующие согласные звуки: К, В, Т, П, М, С, Л (К, W, Т, Р, М, S, L). Это связано с тем, что эти согласные звуки довольно часто встречаются в начальной позиции исконно эрзянских и исконно немецких слов. Согласные X и J практически не занимают начальной позиции в немецких словах, и поэтому примеров данных аллитерирующих звуков обнаружено не было. В эрзянских примерах аллитерации не найдено консонантных созвучий, включающих звуки Д, Г, 3, X. Это также связано с отсутствием этих согласных в начале исконно эрзянских слов (это подтверждают и исследования Р.В.Климкиной (1967).
Таким образом, как в эрзянских, так и в немецких современных поэтических произведениях следует различать следующие типы аллитераций: 1) в зависимости от состава аллитерантов: аллитерацию, компонентами которой являются а) существительные, б) глаголы, в) прилагательные и наречия, г) местоимения; 2) в зависимости от следующих за консонантными созвучиями гласных звуков: простую и полную аллитерации; 3) в зависимости от расположения в строфах стихотворного текста: горизонтальную, вертикальную, горизонтал ьно-верти кальную.
1.4. СТИЛИСТИЧЕСКИЕ ФУНКЦИИ АЛЛИТЕРАЦИЙ
Аллитерация как приём инструментовки поэтической речи является своеобразным средством художественной выразительности. Рассмотрим это на примере текстов эрзянских и немецких авторов.
Эрз.: Ловось чевте, / Апак эвте, / Арась лангсонзо ве сор. / Лымби састо, Ливчанясто. / Кошт — келей паксянь азор (Калинкин 1995, 31) «Мягок снег, / Не скомкан, / Нет на нём ни соринки. / Тихонько падает, ловко. / Воздух -
75 хозяин широкого поля». Данный отрывок пронизан мягкостью, лиричностью, мелодичностью. Автор описывает первый снег, стараясь подчеркнуть его чистоту. В целях достижения большей выразительности, воздействия на читателя используется повтор согласных звуков в группах слов: ловось -лангсонзо - лымби — ливчанясто, кошт — келей.
Эрзянь поэзиянь паксясь / Пингеде пингес ульнесь чаво. / Сон пирязель эрьва ёндо, / Кувать тов морыця эзь саво (Любаев 2000, 23) «Поле эрзянской поэзии / Во веки веков пустовало. / Оно было огорожено со всех сторон, / Долго в него не мог попасть поющий». Данный пример представляет собой отрывок произведения, посвященного памяти известного мордовского поэта ИКривошеева. Подчёркивая роль И.Кривошеева, автор описывает времена, когда поэт ещё не осветил своим творчеством мордовскую поэзию.. Повтор согласного п в словах поэзиянь - паксясь - пингеде - пингес - пирязель помогает автору обратить внимание читателя на этот важный момент, усиливает экспрессивность и музыкальность стиха.
Килейнеть ... / Кинь кувалт килейнеть, / Кеместэ кундазь кедте кедьс ... (Мартынов 1972, 86) «Берёзки ... Вдоль дороги берёзки, / Держатся крепко за руки ...». Посредством повторения согласного звука к в целом ряду слов (килейнеть - кинь - кувалт — килейнеть - кеместэ - кундазь - кедте - кедьс) отражается лирический настрой автора, его положительное душевное состояние. Помимо этого, стих приобретает более мелодичный, музыкальный характер.
Прядовсь видема шкась. / Коштсонть пургинень зэрть. / Модас видьмекстнэ прасть. / Пакся, пиземне тердть! (Журавлёв 2000, 157) «Закончилось время сева. / В воздухе гул грома. / В землю упали семена. / Поле, вызови дождь!» В данном примере, взятом из стихотворения, посвященного окончанию времени уборки урожая, автор старается описать состояние природы. С целью большего воздействия на читателя, обращения его внимания на явления, описываемые в отрывке, автор использует приём
76 аллитерации - повтор согласного к в группе слов: прядовсь - пургинень — прасть - пакся, пиземне.
Нем.: Wer hat mir wider I der Titanen Ubermut? I Wer rettete vom Tode mich, , Von Sklaven? I Hast du's nicht alles selbst vollendet, / Heilig gluhend Herz? (Goethe 1971, 8) «Кто мне помог / Смирить высокомерие титанов? / Кто спас меня от смерти / И от рабства? / Не ты ль само, / Святым огнём пылающее сердце? (пер.В.Левика)». Данный пример является отрывком из произведения ИЗ.Гёте «Прометей». Прометей обращается к своему сердцу с благодарностью за помощь в борьбе с титанами. С целью изображения важности, трогательности этого момента автором используется повтор согласного h (Hast - Heilig - Herz), посредством которого аллитерирующие слова выделяются, что усиливает выразительность стиха.
Und der Ritter im schnellen Lauf / Steigt hinab in den furchtbaren Zwinger / Mit festem Schritte, / Und aus der Ungeheurer Mitte / Nimmt er den Handschuh mit keckem Finger (Schiller 1976, 63) «Делорж, не отвечав ни слова, / К зверям идёт, / Перчатку смело он берёт У И возвращается к собранью снова (пер. В.Жуковского)». Этот пример представляет собой отрывок знаменитой баллады Ф.Шиллера «Перчатка». В нём описывается ситуация, в которой благородный рыцарь спускается на арену с тиграми и львами за перчаткой молодой леди. Посредством повтора согласного sen в группе аллитерантов schnellen - Steigt - Schritte подчёркивается важность, напряжённость данного момента. В результате этого усиливается экспрессивность, мелодичность стиха.
Jugendliche wilde Strome standen, / Wie mei Herz, vor banger Wonne stumm; / Selbst die kiihen Boreasse schwanden, I Un die Erde ward zum Heiligtum (HP 2000, 216) «С той поры, как поднят я из праха, / Как её лобзания познал, / Чист мой взор, не знает сердце страха, / Страстью к ней мой разум воспылал (пер.Л.Гинзбурга)». В произведении, из которого выбран данный пример, автор воспевает свободу и пытается передать читателю свои ощущения, чувства. Имеющие место две группы аллитерантов: Strome - standen - stumm —
77
fc schwanden, Herz - Heiligtum в данном отрывке способствуют достижению этой
цели. В результате этого усиливается эмоциональная выразительность стиха, увеличивается его музыкально-мелодический эффект.
Und, Mensch, du sitzest stets daheim, / Und sehnst dich nach der Fern: / Sei frisch und wandle durch den Ham, / Und sieh die Fremde gern (HP 2000, 232) «Лишь ты один в своих стенах, / Хотя и манит даль. / Вставай! И с посохом в руках / Избудь свою печаль! (пер. А.Гугнина)». Данный отрывок из выбран произведения, представляющего собой обращение к человеку, побуждающего его к активности в жизни. Посредством повтора согласного s в аллитерирующих словах sitzest - sehns - sei — sieh, обозначающих определённые действия, привлекается внимание читателя, усиливается экспрессивнось мысли автора.
Аллитерация имеет место не только в поэзии, но и в художественной прозе, где она тоже используется как дополнительный приём создания определённого эмоционального тона. Рассмотрим примеры функционирования аллитераций в прозе эрзянских и немецких авторов.
Эрз.: Сёксень вармась виренть ланга чиезь чий, сыре тумотне верьга вайгельть рангить (Эркай 1991) «Осенний ветерь несётся по лесу, старые дубы громко кричат». В примере содержится несколько групп слов, содержащих консонантные созвучия: сёксень — сыре (повтор звука с), вармась - виренть -верьга - вайгельть (повтор звука в), чиез - чий (повтор звука ч). Автор описывает осень. Чтобы достичь максимального эффекта представления осенней погоды, Н.Эркай прибегает к повтору согласных звуков, обращая внимание читателя на слова, несущие необходимую информацию для большей наглядности описываемой картины осенней погоды.
Покор дамось - ойменъ истямо пицевкс, косто пингень перть поцёрдыть
верень сельведть (Журавлёв 1999, 29) «Оскорбление — такой ожог для души, из
которого всё время капают кровавые слёзы». В данном примере целая группа
слов содержит повторяющийся начальный согласный п: покордамось -
*" пицевкс - пингень - перть - поцёрдыть. Выделяя при помощи повтора
78 согласного п слова «покордамось» и «пицевкс», несущие отрицательный оттенок, автор, видимо, предполагал оказать определённое эмоциональное воздействие на читателя. Чтобы подчеркнуть большую экспрессивность высказывания, Ч.Журавлёв использует повтор этого же согласного ещё в трёх словах: пингень - перть - поцёрдыть.
Корнеич толковась: - Кунсолока, кодамо казямо ды кежей ломаненть урномась? (Журавлёв 2000, 352) «Корнеич толковал: - Послушай-ка, какой у человека грубый и злой вой?» Данный пример представляет собой отрывок разговора между стариком и молодым человеком. Корнеич (старик) рассказывает о браконьерах, сравнивает их с волками, их голос с волчьим воем. Повтор согласного к в словах кодамо - казямо - кежей служит для подчёркивания отрицательной эмоциональной оценки браконьеров. Чтобы обратить внимание читателя именно на эти слова старика, автором выделяются при помощи повтора этого же согласного звука и другие слова в высказывании: Корнеич — кунсолока.
Вай, корьминецькем, ней кулотано тонстеметь! Мейс тон кадымизь? Кинь мон ней карман учомо стадасто? Кинень лисян кардазов, кинень мерян, Тештине? Кинень каян тикшине? (Журавлёв 2000, 433) «Ох, кормилица ты моя, умрём теперь без тебя! Почему ты нас покинула? Кого я теперь буду ждать из стада? К кому выйду во двор, кого назову Звёздочкой? Кому дам травки?» Данный пример представляет собой причитание женщины, у которой в результате болезни умирает корова. Так как события рассказа, из которого был выделен этот пример, имели место в послевоенные годы, то легко представить горе человека, потерявшего в голодное время животное, дававшее еду. Высказывание содержит целый ряд слов с повтором согласного к: корьминецькем - кулотано - кадымизь — карман — кардазов - каян. Кроме того, здесь имеет место и так называемый анафорический лексический повтор — четыре раза повторяется слово «кинень», также содержащее и консонантное созвучие. Аллитерация в такой большой группе слов в пределах одного
79 высказывания подчёркиванет состояние действующего лица, служит эмоциональному воздействию на читателя.
Толось цюлансо мадсь. Аламонь шкань ютазь, гувнозь, прок инегуень кургсто, каштомсто кармась лисеме тол, сеедьстэ пукштяезевсть сяткт, каршо стенасонть налксезевсть сулейть ... (Сятко 1, 8) «Свет в чулане погас. Через некоторое время, пылая, словно из пасти змея-горыныча, из печи стало появляться пламя, запрыгали частые искры, в стене напротив заиграли тени». Данный пример представляет собой отрывок из рассказа, описывающего утро в деревенском доме. Автор рассказывает о матери, её действиях в данный отрезок времени, в частности, о разведении огня в печи. Писатель вводит в отрывке две группы аллитерирующих слов: кургсто - каштомсто - кармась — каршо; сеедьстэ - сяткт - стенасонть — сулейть. Можно предположить, что он использует консонантные созвучия для большей выразительности, для передачи читателю определённого представления об описываемых событиях. Повторяя (тем самым выделяя) созвучные согласные, автор обращает внимание читателя на порядок описывамого момента: сначала огонь разгорается (кургсто - каштомсто - кармась - каршо), затем появились искры (сеедьстэ — сяткт), и заиграли тени (стенасонть — сулейть). Таким образом, автор использует консонантные созвучия для большей выразительности, для передачи читателю определённого представления описываемых событий.
Нем.: Wir stehen mittenzwischen: im lachenden Licht, im grauen Nebel der Nacht. Und wir sind volt Hunger und Hoffhung auf Leben (Borchert 1961, 50) «Мы стояли посредине: в смеющимся свете, в сером тумане ночи. И мы были полны голода и надежды на жизнь». Автор описывает в данном отрывке своего произведения не просто момент определённого события, а душевное состояние послевоенного поколения — разочарованного, растерянного, не нашедшего пока себя в жизни, но в то же время надеющегося на лучшее. В этом отрывке имеют место несколько групп аллитерирующих слов: lachenden - Licht — Leben, Nebel - Nacht, Hunger und Hofihung. Посредством повтора согласных
80 звуков, автор стремится обратить внимание читателя на описываемое им душевное состояние, на важность, значимость данного момента.
Das sind die tropischen tollen Baume, Busche und Blumen des Mammutfriedhofes..., in dem die Toten ihren Tod vertraumen und ihren ganzen Tod hindurch von den Moven, den Madchen, Masten und Mauern, den Maiabenden und Meerwinden phantasieren (Borchert 1961,.45) «Это удивительные тропические деревья, кустарники и цветы кладбища „., где мёртвые проводят в мечтах свою смерть и мечтают всю смерть о чайках, девушках, о мачтах и стенах, о майских вечерах и морских ветрах». Посещение кладбища наводит на главное действующее лицо произведения мысли об умерших людях. Автор проводит параллель, сопоставляя, с одной стороны, жизнь (Moven - Madchen - Masten — Mauern — Maiabenden - Meerwinden, tropischen - tollen, Baume - Busche -Blumen), а сдругой стороны — смерть (Toten - Tod - vertraumen - Tod). Повторяя согласные звуки в определённых группах слов, автор пытается эмоционально воздействовать на читателя, обратить внимание на контраст между тем, что относится к жизни, а что — к смерти.
Verstehen Sie jetzt, verstehen Sie es, wie das dann auf mich hinschmetternd wirkte, wenn da plotzlich eine Frau kam, voll von Hochmut und Hass, verschlossen bis an die Fingerspitzen, zugleich funkelnd von Geheimnis und beladen mit friiherer Leidenschaft ... (Zweig 2001, 113) «Сейчас Вы понимаете, сйчас Вы понимаете, как оглушительно это на меня подействовало, когда вдруг пришла женщина, полная высокомерия и ненависти, замкнутая до кончиков пальцев, в то же время сверкающая тайной и отяжелённая давним страданием ...». Пример представляет собой высказывание молодого человека, описывающего первую встречу с женщиной, которая в дальнейшем будет его возлюбленной, а впоследствии скончается из-за болезни. Аллитерирующими являются четыре группы слов: Sie — Sie (эта пара представляет собой к тому же лексический повтор), verstehen - verstehen (лексический повтор) - Frau - verschlossen -Fingerspitzen - funkelnd - friiherer, hinschmetternd - Hochmut - Hass - Geheimnis, wirkte - wenn. Посредством большого количества аллитерантов автор
81 обращает внимание читателя на душевное состояние действующего лица, на его волнение, возбуждённость, зачарованность этой женщиной, таким образом, эмоционально воздействуя на читателя.
Er trat an die Scheibe, doch konnte er sich nichr aufrechthalten, sondem wurde mit dem Gesicht an die Glaswand gepresst, so abenteuerlich war nur die Geschwindigkeit (Anthologie 1999, 190) «Он подошёл к окну, но всё же не смог удержаться и прильнул лицом к стеклу, так захватывала скорость» Данный пример выбран из рассказа, описывающего события, связанные с несущимся в пропасть поездом. В результате стечения обстоятельств машинист поезда покидает своё рабочее место, и пассажиры, ни о чём не догадываясь, остаются в несущемся в никуда поезде одни. Главное действующее лицо - молодой мужчина - проявляет беспокойство и пробирается в кабину машиниста. Всё указывает на трагичность развязки этой ситуации. Повторяя согласные звуки в словах Gesicht - Glaswand и выделяя их наряду со словом Geschwindigkeit, автор пытается выразить трагедию, страх молодого мужчины, и, в то же время, завороженность скоростью несущегося поезда, передавая таким образом эмоциональную, экспрессивную оценку ситуации читателю.
Fur eine Weile liege ich noch auf der glatten Emaille und bedenke, wie sehr die Welt von Wundem voll ist und wie weitumher man in ihr kommen kann, wenn man nur will (Anthologie 1999, 566) «Некоторое время я лежал на гладкой эмали (в ванне) и размышлял о том, насколько полон мир всего удивительного и как далеко можно дойти, только если хочешь». В данном отрывке, выбранном из рассказа, описывающего размышления мужчины о своём месте в жизни, автор старается обратить внимание читателя на душевное состояние действующего лица. Повторяя согласный звук w в большой группе слов, автор подчёркивает, что он (мужчина) может выбрать жизнь, посвященную постижению удивительных сторон нашего мира (Weile - Welt - Wundern - wie - weitumher), но только в том случае, если он этого захочет (wenn - will). Автор эмоционально воздействует на читателя, заставляя задуматься о стремлениях, цели в жизни.
82 Аллитерация как выразительное средство в немецких художественных произведениях широко используется в составе так называемых «парных формул», объединяющих союзом und - «и» два родственных понятия: Feuer und Flamme (sein) «гореть воодушевлением»; Geld und Gut «имущество, пожитки»; Gift und Galle «злоба»; mit Kind und Kegel «со всей семьёй, со всем скарбом»; ohne Rast und Ruh «без отдыха и передышки, не покладая рук»; uber Stock und Stein «сломя голову, опрометью»; Schimpf und Schande «стыд и срам»; Tiir und Тог (offnen) «поощрять злоупотребления» («попустительствовать беспорядку, произволу»); Wohl und Weh «радости и горести» и др.
В эрзянском языке консонантные созвучия имеют место в устойчивых парных конструкциях, объединяющих родственные понятия союзом а - «не»: кода а кода «как нибудь»; а куш а каш «тихо, ни звука ни шороха»; (кортамо) мезде а мезде «(говорить) о чём попало»; а тей а тов «ни туда ни сюда, так себе»; а цют а цят «тихо, ни звука»; а нуль а чаль «тихо, ни звука» и др.
Множество примеров консонантных созвучий встречается в словах, входящих в состав эрзянских фразеологических оборотов, где они помогают усилить эмоциональное воздействие на слушателя / читателя: валдо вале «слово в слово»; ваномс верде «смотреть свысока»; верьга вайгельть (верьга вайгельсэ) «громко»; келезэ а кирди «не держит язык за зубами, слишком много разговаривает»; кирдемс кедьсэ «держать в руках»; а кандтнемс лавтов лангсо пря «не сносить головы»; лисемс ломанькс «выйтив люди»; мель мольстемс «беспокоить, надоедать»; пштилгавтомс пилеть «навострить уши»; седеем а сы «не лежит сердце (что-то делать, чем-то заниматься)»; сельгемс седейс «плюнуть в душу» и др.
Аллитерация в эрзянском языке присутствует и в так называемых «сложных словах сочинительного типа» или «парных словах». Частое использование парных слов в речи является особенностью мордовских языков. Парные слова возникают из двух достаточно независимых друг от друга слов, лексически и морфологически самостоятельных, «объединённых
83 интонационно в единое целое с обычно несколько расширенным и обобщённым значением по сравнению со значением отдельных компонентов» (Колядёнков 1959, 61). Сложные слова сочинительного типа, или парные слова, в мордовских языках встречаются во всех лексико-грамматических категориях, особенно большое количество их в пределах существительного и глагола, где их образование практически не ограничено:. 1) сложные существительные: ведрат-вакант «посуда»; вий-вал «сила (физическая)»; кедьс- коморс (саемс) «взять в руки»; кой-кирда/койть-кирдат «порядок, устой»; кумт-кумат «кум и кума»; латко-лутко «долы и овраги»; лашмо-лушмо «овраг, рытвина»»; лушмат-лашмот «долы и овраги»; лыткат-латкат «лохмотья»; мир-мастор «всё окружающее»; понкст-панарт «кальсоны и рубашки (мужское бельё)»; прят-пильгть «конечности»; пурькс-паморькс «крошка»; суркс-сюлгамо «нагрудная пряжка в форме кольца»; тетят-тейтерть «отец с дочерью» и др.; 2) сложные глаголы: кирдемс-кардаме «держать»; колемс- каладомс. «расстроиться, разладиться»; музнамс-мазнас «ворожить»; пидемс-панемс «стряпать»; пужомс-паломс «хиреть, чахнуть» и др.; 3) сложные прилагательные: кирдемс-кардамс «обуздать»; кудонь-кардазонь «домашний»; риза-ряза «худой»; сардов-сюрдов/сюрдов-сярдов «сучковатый»; тестэнь-тостонь «из разных мест»; тупавкс-тапавкс «невзрачный, неказистый» и др.; 4) сложные наречия: мелят-маныть «давно, в прошлом»; кой-косто «иногда»; пулоцек-пецек «друг за другом»; тия-тува «кое-где, кое-как, чут-чуть»; чинь-чоп/чоп-чоп «целыми днями» и др.; 5) сложные числительные: вейкень-вейкень «по одному»; кавто-колмо «два-три»; кавтонь-кавтонь «по двое»; комсь-колоньгемень «двадцать-тридцать» и др.; 6) местоимения: зяронь-зяронь «сколько, по сколько»; кие-кие «кто-то»; кой-кодамо «как нибудь, кое-какой»; кона-кона «некоторый, кое-какой» и др.; 7) ещё одну группу составляют слова, компоненты которых самостоятельно не употребляются ввиду утраты ими значения: курч-карч «сучья»; лып-лап «плохонький»; ланга-лунга «поверхностно»; тулт-талт «повод»; тупор-тапор «небрежно, как попало» и др. Сложные слова такого типа М.А.Келин называет
84 словами-блезницами, так как их компоненты «фонетически близки друг к другу» (Келин 1969, 122) и различаются лишь одним гласным звуком. В речи подобные образования помогают более образно и в то же время компактно выразить мысль.
Богаты аллитерацией пословицы и поговорки: эрз.: Кеженть кода иля кекшне - лангс лиси «Зло как ни скрывай — наружу вылезет»; Кривдась кекшни - правдась вешни «Кривда прячет - правда ищет»; Правданть виде кизэ - кривданть - кичкере «У правды путь прямой, у кривды - кривой»; Ту пор- тапор туят - мезеяк а муят «Нехотя пойдёшь, дела не найдёшь»; Кодамо кодыцясь, истямо коцтоськак «Каков ткач, таков и холст»; Тевс нузякс кучат - кувать учат «Ленивого на дело послать - надо долго ждать»; Мельга молят - аламо муят «Позади идёшь - меньше найдёшь»; нем.: Feuer fangt vom Funken an «Пламя возгорится из искры»; Gleich und Gleich gesellt sich gern «Два сапога пара»; Erst wagen, dann wagen «Семь раз отмерь, один раз отрежь»; Wdrter schneiden scharfer, als Schwerter «Слова ранят больнее, чем нож»; Der Schuldige erschrickt von seinem Schatten «Виновный боится и своей тени»; Der Schuster hat die schlechtesten Schuhe «Сапожник ходит без сапог».
Таким образом, аллитерация часто встречается в поэзии и прозе, а также в произведениях устного народного творчества эрзянского и немецкого языков. Стилистическая функция аллитерации в художественных произведениях сопоставляемых языков заключается в эмоциональном воздействии на читателя, усилении экспрессивности, способствует увеличению мелодичности произведения.
КРАТКИЕ ВЫВОДЫ
Аллитерация в древнегерманском стихе являлась особым видом начальной рифмы и выполняла ту же роль, какую в современном языке играет обычная для нас рифма-концовка. Она служила организующим принципом метрической композиции, выделяя и объединяя главенствующие метрические
85 ударения в стихе. В ранней эрзянской поэзии, в отличие от древнегерманской, аллитерация не служила главным организующим принципом метрической композиции, а способствовала лишь созданию благозвучия.
Анализ примеров немецких и эрзянских стихов показал, что в качестве консонантных созвучий в сопоставляемых языках чаще всего выступают следующие согласные звуки: К, В, Т, П, М, С, Л (К, W, Т, Р, М, S, L). В эрзянских примерах аллитерации не найдено консонантных созвучий, включающих звуки Д, Г, 3, X, в немецком — X и J.
В зависимости от соотношения созвучных согласных с последующими гласными звуками в эрзянском и немецком языках различают полную и простую аллитерацию. Частотность употребления некоторых комбинаций гласных звуков, следующих за аллитерирующими согласными, в основном, сходна. Схемы расположения консонантных созвучий в ранних эрзянских и немецких поэтических произведениях также, в основном, совпадают. Но это сходство носит только формальный характер. В отличие от немецкого аллитерационного стиха, аллитерация в длинных строках эрзянского стиха не подчиняется чётко определенным правилам, что подчёркивает её непостоянство. Как в эрзянских, так и в немецких поэтических произведениях имеют место следующие типы аллитераций: горизонтальная; вертикальная; горизонтально-вертикальная; аллитерация, компонентами которой являются: а) существительные; б) глаголы; в) прилагательные и наречия; г) местоимения (преобладает в немецкой поэзии); смешанная аллитерация (преобладает в эрзянской поэзии).
Повтор начальных согласных в ударных слогах как в эрзянском, так и в немецком языках является стилистическим средством усиления эмоциональной выразительности речи, создания дополнительного, музыкально-мелодического эффекта высказывания, средством привлечения внимания читателя.
Аллитерация в эрзянских и немецких памятниках раннего поэтического творчества
Рассматривая вопрос об эрзянских и немецких аллитерациях, следует ещё раз упомянуть тот факт, что повтор начальных согласных звуков в ударных слогах не только имел место в древнегерманских поэтических произведениях, но и играл важную роль в их организации (см. 1.1.). Исходя из этого возникает необходимость уточнения наличия и определения роли консонантных созвучий и в ранней эрзянской поэзии. Обратим вначале своё внимание на древнегерманские поэтические тексты, т.к. методика исследования аллитерации впервые была предложена немецкими авторами применительно к немецким произведениям (Ackermann 1877, Sievers 1893). В качестве примеров раннего поэтического творчества мы рассматриваем произведения народной эпической поэзии, переведённые на современный немецкий язык. К наиболее известным произведениям, сложенным старинным германским аллитерационным стихом, относятся «Песнь о Хильтибранте» («Hildebrandslied»), «В ессобрунская молитва» («Das Wessobmner Gebet»), «Муспилли» («MuspilH»),
Анализ вышеназванных произведений раннего поэтического творчества позволил выявить тот факт, что ритмические формы древнегерманского стиха сводятся к нескольким вариативным акцентным схемам - основным типам строки. В свою очередь, каждый из них делится на подтипы. Основной единицей аллитерационного стиха считается краткая: строка (Kurzzeile), содержащая два метрических ударения. Краткие строки связываются начально-корневой аллитерацией в длинные строки (Langzeile). Первая краткая строка допускает большую свободу языкового заполнения, чем вторая краткая строка. Начально-корневая аллитерация иерархизирует ударение в долгой строке и выделяет два или три главноударных слога. Место аллитерации во второй краткой строке фиксировано и является главным и ключевым, в то время как первая краткая строка допускает три возможности.. Это можно представить схематично, обозначив аллитерирующий слог как А, неаллитерирующий слог — X: АХ / АХ, АА / АХ, ХА / АХ. Схемы древнегерманской аллитерации: АХ / АХ: Hadubrant gimahalta Hiltibrantes sunu... (ХНЯ 1978, 11) «Хадубрант сказал сыну Хильтибранта...»; sunufatarungo iro saro rihtun ... (ХНЯ 1978, 10) «Сын и отец направили своё оружие ...»; forn her ostar giweit, floh her Otachres nid ... (ХНЯ 1978, 10) «Он пошёл на восток, сбежал от ненависти Отахреса ...»; mit geru seal man geba infahan ... (ХНЯ 1978, 11) «со звуком копья прими дары ...»; daz leitit sia sar dar iru leid uuirdit... (ХНЯ 1978, 17) «она очень страдает, её страданье благородно ...»; enti hella fuir harto uuise ... (ХНЯ 1978, 18) «раньше ад избегали сильные ...»; sorgen drato, der sih suntigen uueiz ... (ХНЯ 1978, 18) «кто позаботился быстро, тот наказал себя грешного ...»; So denne der mahtigo khuninc daz mahal kipanmt... (ХНЯ 1978, 18) «Тогда могущественный король созвал собрание ...»; daz er rahono uueliha rehto arteile ... (ХНЯ 1978, 18) «он хотел произнести справедливую речь ...»; dar uuirdit diu suona, dia man dar io sageta ... (ХНЯ 1978, 19) «при этом твой сын будет, так говорят ...»; АА. / АХ: Hiltibrant enti Hadubrant untar heriun tuem (ХНЯ 1978, 10) «Хильтибрант раньше Хадубранта был среди войска...»; Dat gafregin ih mit . firahim firiuuizzo meista ... (ХНЯ 1978, 12) «Об этом я узнал от людей на большом празднике ...»; garatun se iro gudhamun, gurtun sih iro suert ana (ХНЯ 1978, 10) «они одеты в военную одежду, за поясом у них мечи»; helidos, ubar hringa, do se to dero hiltiu ritun ... (ХНЯ 1978, 10) «мужчины в кольчугах, они едут верхом на битву ...»; feras frotoro; her fragen gistout ... (ХНЯ 1978, 10) «мудрыйгосподин; он начал спрашивать ....»; chind, in chunincriche: chud ist mir al irmindeot (ХНЯ 1978, 10) «ребёнок в королевстве, известный всему народу»; dat Hiltibrant haetti min fater: ih heittu Hadubrant (ХНЯ 1978, 10) «Хильтибрант был моим отцом: меня зовут Хадубрант»; heuwun harmlicco huitte scilti... (ХНЯ 1978, 12) «схватил он яростно белый щит ...»; sorgen mac diu sela, unzi diu suona arget... (ХНЯ 1978, 17) «твоя душа нуждается в заботе, до тех пор, пока твой сын воюет ...»; pehhes ріпа: dar piutit der Satanasz altist / heizzan lauc (ХНЯ 1978, 18) «адские муки: где разводит Сатана / горячее пламя»; guotero gomono: gart ist so mihhil... (ХНЯ 1978,19) «хорошие люди: двор такой большой»; ХА / АХ: tot ist Hiltibrant, Heribrantes suno (ХНЯ 1978, 11) «Мёртв Хильтибрант, сын Херибранта ...»; her furlaet in lante luttila sitten / prut in bure barnunwahsan ... (ХНЯ 1978, 11) «он занял небольшое место для проживания / взял молодую жену ...»; sid Detrihhe darba gistountun ! fateres mines ... (ХНЯ 1978, 11) «видел Дитрих нужду7 моего отца ...»; dat du noh bi desemo riche reccheo ni wurti. (ХНЯ 1978, 11) «что ты ещё при этом богатым и справедливым никогда не станешь ...»; unti im iro lintum luttilo wurtun ... (ХНЯ 1978, 12) «и у их лип небольшие корни ...»; Dat его ni uuas noh ufhirnil, / noh \ paum ... noh pereg ni uuas ... (ХНЯ 1978, 12) «Когда прежде не было ничего: ни неба, / Ни деревьев ... ни гор ...»; enti si den lihhamun likkan lazzit... (ХНЯ 1978, 17) «раньше им позволяли вместе находиться ...»; daz andar fona pehhe: dar pagant siu umpi (ХНЯ 1978, 17) «другой перед адским огнём: там все вокруг громко кричат ...»; uuili den rehtkernon daz rihhi kistarkan: Ipidiu seal imo helfan der himiles kiuualtit (ХНЯ 1978, 18) «захотели они укрепить справедливое королевство: / потому что им помогало небо»; so inprinnant die perga, poum ni kistentit / enihe in erdu ... (ХНЯ 1978, 18) «так загорелись горы, всего несколько деревьев / осталось на земле ...»; niz al fora demo khuninge kichundit uuerde ... (ХНЯ 1978, 19) «никогда в этом королевстве не было природы ...»; Joh alio thio ziti so zaltun sie bi noti... (ХНЯ 1978, 32) «И весь народ был в такой нужде ...»; do gie der degen kuene da er Kriemhilde vant... (ХНЯ 1978, 92) «Тогда он пошёл и нашёл Кримхильду...»; Hunolt was kameraere: sie kunden hoher eren pflegen ... (ХНЯ 1978, 79) «Гунольд был камердинерем: он прислуживал важным господам ...»; die scoenen Kriemhilde, ein kiineginne her ... (ХНЯ 1978, 85) «прекрасная Кримхильда, почтенная королева ...»; ... deheine kiineginne, diu krone ie her getruoc ... (ХНЯ 1978, 90) «... никакая королева, не носила тогда корону ...»; owe du fuorst min froude samet dir ... (ХНЯ 1978, 67) «увы, ты -князь, в то же время - мой друг ...».
Стилистические функции ассонансов
Стилистическая функция ассонанса как в эрзянском, так и в немецком языках заключается в создании некого фонического лейтмотива, который усиливает звуковую выразительность высказывания, окрашивает собой речь, придаёт ей почти музыкальный характер. Например: эрз.: Гувныть удемсэнь арсемат, мельть, / Пулты седеем апаро ёжо. / Ошонть копачизь апаро пельть, / Коштось корсяня, летьке ды ожо (Журавлёв 2000, 127) «В моём уме пылают думы, стремленья, / Сердце сжигает плохое настроение. / Город закрыли чёрные тучи, / Воздух едкий, влажный и жёлтый — в примере имеют место следующие ассонансные группы: гувныть - удемсэнь - пулты (три компонента), ёжо - ошонть - копачизь - коштось - корсяня - ожо (шесть компонентов), арсемат - апаро — апаро (три компонента), мельть - седеем -пельть - летьке (четыре компонента); Кода парат тон течине, У Родной Монь Мастором-авам!/ Седеяк кель-валом виеми, / Моросон тонь эйсэ славан (Кривошеев 1978, 22) «Как хороша ты сегодня, / Моя Родина-мать! і И становится сильнее моё слово, / В песне тебя прославляю» - в данном примере имеют место следующие ассонансные группы: парат — Мастором — авам -валом - славан (пять компонентов), родной - монь - моросон — тонь (четыре компонента); Морыть тейтерть гай моронзо, / Валтнэ солыть мештем поте. / Сынь поэттнэнь ванькс коронзо / Панжить монень оде ды оде (Калинкин 1995, 29) «Поют девушки песни его звонкие, / Слова тают в моей груди. / Они поэтов чистые помыслы / Открывают мне снова и снова» - в этом примере имеют место следующие ассонансные группы: морыть - моронзо — солыть -поте - поэттнэнь - коронзо - оде - оде (восемь компонентов), гай - валтнэ -ванькс - панжить (четыре компонента), тейтерть - мештем (два компонента); Мон а марян, мои а неян, / Мон аздан ней шка. / Тонеть седейсэ сеерян, / Вайгельсэ тошкан (Мартынов 1972, 34) «Я не вижу, я не слышу, / Тебе сердцем я кричу, / Голосом шепчу» - в примере имеют место следующие ассонансные группы: мон - мон - мон - тонеть - тошкан (пять компонентов), неян - ней - седейсэ - сеерян (четыре компонента), марян — вайгельсэ (два компонента) ; Сынь, патят-сазорт, умок эрить ошсо. / Сыредсть аватне, пев тусь пингень кист. / Зярдо-бути чачома велест коштсо / Жойнесь вайгелест, ютась эйкакшчист (Журавлёв 2000, 141) «Сестры давно уже живут в городе. / Постарели женщины, дорога времени подошла к концу. / А когда-то в воздухе их родного села / Звенели их голоса, прошло их детство» - в данном примере имеют место следующие ассонансные группы: сынь - сыредсть (два компонента), патят-сазорт - аватне - чачома - вайгелест (пять компонентов), коштсо - ошсо (два компонента), пингень — кист (два компонента); нем.: Es lachelt die See, er ladet zum Bade, / Der Knabe schlief ein am griinen Gestade ... (Schiller 1976, 221) «На озеро манит купанья услада, I Уснувшего отрока нежит прохлада» (пер.Н.Славятинского) - в данном примере имеют место следующие ассонансные группы: es - lachelt - ег (три компонента), ladet — Bade - Knabe — Gestade (четыре компонента); Und um ihn die Grossen der Krone, / Und rings auf hohen Balkone / Die Damen in schonem Kranz (Schiller, 1976, 62) «За королём, обворожая / Цветущей прелестию взгляд, / Придворных лам являлся пышный ряд» (пер.В.Жуковского) - в этом примере имеют место следующие ассонансные группы: Grossen - Krone - hohen - Balkone (четыре компонента), Damen - Kranz (два компонента); «Er traumt von einer Palme, I Die fern im Morgenland , I Einsam und schweigend trauert / Auf brennender Felsenwand» (Heine 1980, 82) «И снится ей всё, что в пустыне далёкой, / В том крае, где солнца восход, / Одна и грустна на утёсе горючем / Прекрасная пальма растёт» (пер.М.Лермонтова) —в примере имеют место следующие ассонансные группы: er - fern - brennender - Felsenwand (четыре компонента), eine - einsam -schweigend (три компонента); Das Fraulein stand am Meere / Und seuftze Iang und bang, / Es ruhte sie so sehre / Ein Sonnenuntergang (Heine 1980, 168) «Девица у причала / Подъемля к небу взгляд, / Стонала и вздыхала, / Когда пылал закат (пер. ВЛевика) — в данном примере имеют место следующие ассонансные группы: stand - lang - bang (три компонента), Meere - sehre (два компонента); Ich wachte Tag und Nacht — ich konnt nicht schlafen / Wie in dem Lagerzelt der Freude Schar / (Auch hielt das laute Schnarchen dieser braven / Mich wach, wenn ich ein bisschen schlummrig war) (Heine 1980, 359) «Пока друзья храпели беззаботно, / Я бодроствавал, глаза вперив во мрак. / (В иные дни прилёг бы сам охотно, / Но спать не мог под храп лихих вояк)» (пер. В.Левика) - в этом примере имеют место следующие ассонансные группы: wachte - Tag - Nacht - schlafen - Lagerzelt - Schar - Schnarchen - braven - wach — war (десять компонентов), auch — laute (два компонента); Der Schafer purzte sich zum Tanz, / Mit bunter Jacke, Band und Kranz, / Scmuck war er angezogen (Goethe 1971, 226) «Плясать отправился пастух, / Оделся, разрядился в пух...» (пер.Б.Пастернака) - в примере имеют место следующие ассонансные группы; purzte - zum - bunter - Scmuck (четыре компонента), Tanz - Jacke - Band -Kranz - angezogen (пять компонентов). Тот факт, что ассонанс включает в свой состав, в основном, большое количество компонентов, содержащих повтор одного и того же гласного звука, доказывает его роль в усилении фоники, музыкальности стиха. В тексте ассонанс часто сочетается с другими способами инструментовки речи, например, с аллитерацией и рифмой: эрз.: Мазыят, прок зорясь, / Якстерят, прок толось, / Якстерят келева / Вандолды толгелеть (Кривошеее 1978, 19) «Красива ты, словно заря, / Красна ты, словно огонь, / Во всю твою ширь / Мерцают язычки пламени» - в данном примере, наряду с ассонансом (прок - зорясь - толо - мазыят - якстерят), функционирует аллитерация (прок -прок) и рифма (зорясь - толось); Менельсэ ёндолось верьгедсь, / Тусь виев пиземе жойсэ, / Телень ашо шубась перьгедсь,../ Ушось эри тундонь койсэ (Любаев 2000, 33) «В небе молния сверкнула, / Пошёл сильный дождь с шумом, / У зимы белая шуба спустилась, / Природа живёт по обычаям весны» -в качестве звуковой инструментовки в данном примере выступают ассонанс (менельсэ - верьгедсь - перьгедсь, шубась - ушось - тундонь, ёндолось - жойсэ - койсэ), аллитерация (пиземе - перьгедсь) и рифма (верьгедсь - перьгедсь,. жойсэ - койсэ); Минь мольтяно мартот вейсэ, / Минек ильти ков, / Минек вейсэндязь седейсэ / Кенярдкшны цёков (Мартынов 1972, 34) «Мы идём с тобою вместе, / Нас провожает луна, / В наших объединённых сердцах / Радуется соловей» - в данном примере ассонанс (минек-минек вейсэ, вейсэндязь седейсэ), аллитерация (минь - мартот - минек -минек) и рифма (вейсэ — седейсэ, ков - цёков) также выступают вместе; Вадря шкасто, пизем, яксят, / Вий рунгозонок каить. / Тонь покш казненть сюронь паксят / Моданть мештестэ саить (Калинкин 2003,24) «В хорошее время, дождь, ходишь, / Силу нам даёшь. / Твой большой подарок зерновые поля / Из груди земли берут» -наряду с ассонансом (вадря - шкасто - яксят - казненть - паксят), в данном примере присутствуют аллитерация (вадря — вий, моданть - мештестэ) и рифма (каить - саить, яксят - паксят); нем.: Deine Zauber binden wieder, / Was die Mode streng geteilt, / Alle Menschen werden Briider, / wo dein sanfter Flugel weit (HP 2000, 194) «Всё, что делит прихоть света, / Твой алтарь сближает вновь, / И душа, тобой согрета, / Пьёт в лучах твоих любовь» (пер.Ф.Тютчева) - в данном примере ассонанс (geteilt - weit) совпадает с рифмой; наряду с этими видами инструментовки, здесь же функционирует и аллитерация (wieder - werden - weit - wo, Mode - Menschen); Es reden und traumen die Menschen viel / Von bessern kunftigen Tagen, I Nach einem gliicklichen, goldenen Ziel / Sieht man Sie rennen und jagen (HP 2000, 204) «Надеются люди, мечтают весь век / Судьбу покорить роковую, / И хочет поставить себе человек / цель счастия -цель золотую» (пер. А.Фета) - в этом примере ассонанс также присутствует в рифмующихся словах (Tagen - jagen), при этом следует отметить и наличие аллитерации (gliicklichen - goldenen); «Du liebes Kind, komm, geh mit mir! I Gar schone Spiele spiel ich mit dir; / Manch bunte Blumen sind an dem Strand; / Meine Mutter hat manch gulden Gewandt» (HP 2000, 128) «Дитя, оглянися; младенец,, ко мне; / Весёлого много в моей стороне: / Цветы бирюзовы, жемчужны струи; / Из золота слиты чертоги мои» (пер.В.Жуковского) - в данном примере наблюдаются несколько видов инструментовки: ассонанс (Spiele - spiel - mit -dir, Strand - Gewandt, bunte - Blumen), аллитерация (schone - Spiele - spiel -Strand), рифма (Strand - Gewandt).
Природа звукоподражания и его место в системе языков
«Языковая номинация, связывающая две стороны номинативного знака — обозначающее и обозначаемое - осуществляется в процессе познания объективной действительности. Соприкасаясь с предметами объективной действительности, человек создаёт обобщённый образ предмета, который начинает вырабатываться уже на низших этапах познания, в ощущениях и восприятиях» (ЯН 1977, 148). В процессе взаимодействия с окружающей действительностью внимание человека направлено, в первую очередь, на слуховые и зрительные сигналы, непосредственно воздействующие на его органы чувств. Одними из самых сильных раздражителей являются слуховые сигналы, в первую очередь, те, которые имеют сходство с человеческим голосом, т.е.. голоса живых существ (Корниенко 1982, 11). Человек подсознательно подражает внешним голосам, имитируя их своим голосом. Непосредственное подражание звукам окружающей действительности создаёт их естественную имитацию, которая на первом этапе осуществляется нечленораздельными звуками и не может выполнять даже определённые коммуникативные функции подобно другим сигнальным системам, каковыми являются, например, дорожные знаки, азбука Морзе и т.д., но некоторые, в отличие от языка, представляют собой застывшие схематические и непродуктивные системы. Так как имитация звуков является довольно распространённым явлением во всех без исключения языках, в науке высказывается предположение о возникновении языка и системы звуковых сигналов животных.
В лингвистике широкое распространение приобрела теория звукоподражательного происхождения языка. Хотя и не получив достаточно убедительной научной аргументации, она явилась мощным импульсом для исследования звукоподражательных номинативных знаков и их взаимосвязи с окружающей действительностью.
Отражение звуковых явлений объективной действительности в номинативных знаках языковой системы берёт своё начало со слуховых ощущений, которые лежат в основе имитации звуков внешней среды. Звукоподражательные номинативные знаки формируются под воздействием окружающей среды на слуховой аппарат человека. Одни из; них, особенно звуки, артикулируемые живыми существами, человек стремится изобразить как можно ближе к естественным, «скопировать их». Таким образом, имитация в словесном знаке звуков, артикулируемых живыми существами,, приближается к естественной. Воспроизведение же неартикулируемых звуков, каковыми являются звуки неживой природы, трудно передать в номинативном знаке, и поэтому номинация их в языке осуществляется путём имитации основных акустических признаков звукового явления фонемами языка. При этом человек выбирает из фонетических ресурсов языка те фонемы, которые наиболее удачно могут обозначить акустические сигналы именуемых звуковых явлений окружающего мира. Таким образом, звукоподражательные слова являются как бы естественно «данными в языке», передавая своей формой опыт чувственного познания окружающей действительности. Поэтому учёные относят их к первоначальным номинативным знакам, «эмбрионам словесного отражения предметов» (Кубрякова 1978, 29).
Но это не значит, что процесс наименования звуковых явлений ограничивается их чувственным познанием. При этом осуществляется, как и в ходе наименования других объектов реальной действительности, абстрагирующая и обобщающая работа мышления, направленная на формирование понятия о данном явлении, которое закрепляется за соответствующим номинативным знаком. В человеческом сознании происходит отражение конкретных признаков природных звучаний. Однако из свойств, присущих природному звучанию, носители различных языков выбирают не всегда одни и те же признаки, что является причиной несовпадения звукоподражательных слов в различных языках. Подражание естественному звуку является сложным процессом, который обусловлен несколькими факторами. Этот процесс можно изобразить следующим образом: естественный звук приём слуховыми органами обработка слышимого —воспроизведение слышимого звукоподражательные слова. Первая ступень образования звукоподражательного слова — приём естественного звучания слуховыми органами — является универсальной. У носителей любого языка слуховые органы функционируют одинаково при нормальном физиологическом состоянии. На второй: ступени мысленно определяется характер слышимого звука — долгота, мгновенность и другие специфические свойства. На третьей ступени происходит, выбор фонем для воспроизведения слышимого звучания. Носители разных языков осуществляют этот выбор в рамках звукового инвентаря своего языка. Поэтому собачий лай, например, воспроизводится русскими как «гав-гав», эрзянами как «кав-кав», а немцами как «wau-wau». Звукоподражания имеют многовековую историю, обусловившую их особое место в сложившейся системе частей речи. В каждом современном развитом языке насчитывается от 2-х— 3-х тысяч звукоподражательных слов. Существует большое количество терминов, использующихся для их обозначения: подражание (Платон), мимема (от греческого mimeomai «подражание») (Ашмарин 1928; Баскаков 1979), изобразительные слова, подражательные слова, образные слова (Кривощекова-Гантман 1964; Заводова 1962; Имайкина 1968, 1969), имитатив (Корнилов 1984), звукоподражательное слово - ономатоп (Корниенко 1982), Onomatopoetica, onomatopoetische Interjektionen, Lautmalerei (Riesel 1954; Wagenknecht 1989). Понятие звукоподражания трактуется в лингвистике по-разному, исходя из взаимоотношений между значением и формой слова, с одной стороны, и номинативным знаком и отражаемым явлением, с другой. В зависимости от этого звукоподражательные слова определяются как такие, у которых: 1) связь между значением и формой слова носит органический характер; эти звукоподражания абсолютно идентичны изображаемым звуковым явлениям (Косов 1963; Behagel 1958; Schmidt 1963; Wundt 1900; Wissemann 1954 и др.);
Стилистические функции рифмы
Как звуковой повтор рифма принадлежит к элементам инструментовки стиха. Объединяя два слова или два словесных ряда в некотором звуковом параллелизме, она сближает одинаковым звучанием две различных смысловых единицы.
Говоря о функциях рифмы как звукового повтора, можно привести высказывание В.Маяковского, который подчёркивал её особую роль в стихе: «Без рифмы стих расплывается. Она ... режиссёр в театре поэзии, подчиняющий себе и ведущий за собой. ... Я всегда ставлю самое характерное слово в конец строки и достаю к нему рифму во что бы то ни стало».
Рифма как звуковой повтор несёт различные функции в поэтической речи. Прежде всего, это функция выделения ритмических единиц в стихе, функция создания ритмического акцента. Первоначально она была главенствующей, ибо рифмовались как правило, слова, не несущие на себе смыслового акцента (Головкина 1964, 66). Основной же стилистической функцией рифмы является функция смыслового выделения, акцентирования рифмующихся слов.. Объединяя одинаковым созвучием два разных слова, замыкающих стих, рифма выдвигает эти слова по сравнению с остальными, делает их центром внимания. Например: эрз.: Керш кедь ёно — пакся, / Вить кедь ёнга - латкт ... / Перькан велить пакшат, / Ливтнить, теке сяткт (Журавлёв 2000, 94) «По левую сторону — поле, / По правую сторону - овраги... / Вокруг меня носятся дети, / Летают, словно звёзды» - в данном примере рифма способствует выдвижению замыкающих стих слов: пакся - пакшат, латкт - сяткт1; Зярдо сыргозинь, чипаесь вансь / Толсо копачазь конянзо алдо, / Пельтнень варминесь ков-бути пансь, / Валсь покш менелесь певтеме валдо (Журавлёв 2000, 154) «Когда я проснулся, солнце смотрело / Исподлобья, накрывшись огнём, / Ветерок куда-то гнал облака, / Небо проливало бесконечный свет» - вансь — пансь, алдо -валдо; Ней якан ськамон чаво вирьга / Ды яла учан, зярдо сат. / Тон мекс, локсеень ашо кирьга, / Пек верьга кандат толонь прят (Журавлёв 2000, 232) «Теперь я один хожу по пустому лесу / И всё жду у когда ты придёшь./ Почему ты, лебединая шея, / Слишком высоко несёшь огненную голову» - вирьга —кирьга, сат - прят; Вармась увти сонзэ прянзо, / Мик тарадонзо лакштордыть, / Ды тумонь ожо лопанзо / Ташто оршамокс каштордыть (Калинкин 2003, 30) «Ветер воет у его макушки, / Даже ветки его трещат, / И жёлтые листья дуба / Шелестят словно старые одежды» - прянзо - лопанзо, лакштордыть — каштордыть; Оям, машт паронть тееме, / Тень иля ёртне эсь превстэ. / Оям, машт паронть нееме / Ине ды вишкине тевстэ (Калинкин 2003, 73) «Друг мой, умей делать добро, / Не выбрасывай это из своей головы. / Друг мой, умей видеть добро / В большом и малом деле» - тееме - нееме, превстэ - тевстэ; Гайтев тундо оде цвети, / Терди лёмзёркс вирентень. / Пиже яннэсь монь вети / Руза лейненть чирентень (Калинкин 2003, ИЗ) «Звонкая весна снова цветёт, / Зовёт в черёмуховый лес. / Зелёная тропинка ведёт меня / К речке Рузе» -цвети — вети, вирентень - чирентень; Валдо зорясь мазычить тень а полавтсы. / Чись тонь ладсо монь седеем / А солавтсы (Любаев 2000, 27) «Светлая заря твою красоту не поменяет, / Солнце мое сердце не растопит, как ты» - полавтсы - солавтсы; Кудом вакска таргавсть ламо кить ... / Эзгаст молить ломанть веть ды чить. / Сынст а кирдьсызь а бурят, а ловт, / Сынст а кирдьсызь телень ашо овтт (Эркай 1970, 136) «Мимо моего дома протянулось много дорог... / По ним день и ночь идут люди. / Их не удержат ни бури, ни снега, / Их не удержат белые медведи зимы» - кить - чить, ловт - овтт; Учить апак юта китне, / А содаса, ков сынь ветить, - / Паряк, косо маней читне? / Паряк, косо садтнэ цветить? (Эркай 1970,138) «Ждут не пройденные дороги, / Не знаю, куда они ведут, - / Может быть, туда, где солнечные дни? / Может быть, туда, где цветут сады?» - китне - читне, ветить - цветить; Сон таго арды / Те пакеяванть, / Ожасо нарды / Начко чаманть (Мартынов 1972, 53) «Он опять едет по этому полю, / Рукавом вытирает / Мокрое лицо» - арды — нарды, пакеяванть - чаманть; нем.: Wer reitet so spat durch Nacht und Wind/ / Es ist der Vater mit seinem Kind; / Er hat den Knaben wohl in dem Arm, / Er fasst ihn sicher, er halt ihn warm (HP 2000, 128) «Кто скачет, кто мчится под хладною мглой? / Ездок запоздалый, с ним сын молодой. / К отцу, весь издрогнув, малютка приник; / Обняв, его держит и греет старик» (пер. В.Жуковского) - Wind - Kind, Arm — warm; Und er tastet bis an den Teich, I und dann horcht er herum: / Und die Haiiser sind alle bleich, / und die Eichen sind stumm ... (Rilke 2003, 68) «Натолкнувшись на край пруда, / он внемлет, вздох затаив. / И дома всё - бледней стыда, / и немы аллеи ив» (пер. В.Куприянова) eich - bleich, herum - stumm; Ich weiss nicht, was soil es bcdeuten, I Das ich so traurig bin;/ Ein Marchen aus alten Zeiten, / Das kommt mir nicht aus dem Sinn (Heine 1980, 94) «He знаю, что стало со мною - / Душа моя грустью полна. / Мне всё не даёт покою / Старинная сказка одна» (пер. В.Левика) - bedeuten — Zeiten, bin - Sinn; Der andere sprach: Das Leid ist aus, і Auch ich mocht mit dir sterben, / Doch hab ich Weib und Kind zu Haus, / Die ohne mich verderben (HP 2000, 300) «Другой отвечает: Товарищ! I И мне умереть бы пора; / Но дома жена, малолетки: / У них ни кола, ни двора» (пер. М.Михайлова) - aus - Haus, sterben - verderben; Es schlug mein Herz, geschwind zu Pferde! / Es war getan fast eh gedacht / Der Abend wiegte schon die Erde, / Und an den Bergen hing die Nacht (Goethe 1971, 5) «Пора! Призыву сердца внемлю, / И на коня! Во весь опор! / Уже баюкал вечер землю / И ночь легла на склоны гор» (пер. В Левика) - Pferde - Erde, gedacht - Nacht; Breitest iiber mein Gefild / Lindernd deinen Blick, / Wie des Freundes Auge mild / Uber mein Geschick (Goethe 1971, 13) «Успокоила во мне / Дум смятенных рой, I Верным другом в вышине / Встала надо мной» (пер. В.Левика) - Gefild - mild, Blick - Geschick; Freude trinken alle Wesen I An den Brusten der Natur, I Alle Guten, alle Bosen I Folgen ihrer Rosenspur (Schiller 1976, И) «У грудей благой природы / В сё, что дышит, Радость пьёт! / Все созданья, все народы / За собой она влечёт» (пер. Ф.Тютчева) - Wesen - Bosen, Natur - Rosenspur.
Похожие диссертации на Повторы на звуковом (фонетическом) уровне в эрзянском и немецком языках (Типологический аспект исследования)
