Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Управление как вид лексико-грамматической связи 22
1.1. Глагольное словосочетание 22
1.2. Виды синтаксической связи 24
1.3. Управление глаголов 30
1.4. Выражение видовых и залоговых значений 46
Глава 2. Переходные глаголы 52
2.1. Понятие переходности глагола 52
2.2. Лексико-семантические группы переходных глаголов 62
2.3. Управление падежами прямого объекта 79
2.4. Управление косвенными падежами 93
2.5. Падежно-послеложное и предложно-падежное управление 110
Глава 3 Глаголы движения 125
3.1. Общая характеристика глаголов движения 125
3.2.Управление зависимым именем без послелога (предлога) 135
3.3.Управление зависимым именем с послелогом (предлогом) 144
Заключение 161
Список литературы 170
Приложение 181
- Глагольное словосочетание
- Виды синтаксической связи
- Понятие переходности глагола
- Общая характеристика глаголов движения
Введение к работе
Общая характеристика работы
Данная диссертационная работа представляет собой первый опыт специального исследования проблемы синтаксической связи слов в карельском языкознании и посвящена изучению глагольного управления в ливвиковском наречии карельского языка на материале переходных глаголов и глаголов движения. Характерной чертой глаголов движения в карельском языке является то, что они, как и переходные глаголы, могут управлять падежами прямого объекта.
Ливвиковское наречие карельского языка распространено «у восточного побережья Ладожского озера и дальше вглубь Олонецкого перешейка» (Бубрих Д. В., 1948, 44). Исследование данного наречия необходимо в условиях создания письменного языка, тем более что карельский литературный язык в настоящее время развивается на двух наречиях: собственно-карельском и ливвиковском.
Тема данного исследования, на наш взгляд, является актуальной и своевременной. В мировом языкознании синтаксический уровень языка исследован наименее полно в сравнении с другими языковыми уровнями. Синтаксические связи слов неразрывно связаны со словосочетанием, которое еще до недавнего времени не изучалось как самостоятельная единица, а рассматривалось лишь как конструктивный элемент предложения. В карельском языкознании синтаксические связи слов, глагольное управление, в частности, не были предметом специального анализа. Еще большую актуальность избранной теме придает неизученность таких групп глаголов в карельском языке как переходные глаголы и глаголы движения.
Целью работы является исследование управления переходных глаголов и глаголов движения именами в ливвиковском наречии карельского языка. Для достижения этой цели определяются следующие задачи: 1) изучить категорию управления как вид лексико-грамматической связи; 2) выявить виды глагольного управления в ливвиковском наречии карельского языка; 3) проанализировать падежное и падежно-послеложное (предложно-падежное) управление в глагольно-именных словосочетаниях с главным словом -переходным глаголом и глаголом движения в исследуемом наречии; 4) определить лексико-семантические группы переходных глаголов.
Объектом исследования являются синтаксические связи слов в общетеоретическом плане. Предмет исследования - управление именами переходных глаголов и глаголов движения в ливвиковском наречии карельского языка.
Исследование осуществлялось путем использования описательного, структурного, сопоставительного методов с опорой на принцип взаимосвязи семантики глагола и его управления.
Общетеоретической и методологической базой работы послужили труды отечественных и зарубежных лингвистов по исследованию глагольного управления, глагольно-именных словосочетаний в русском и финно-угорском языкознании. В диссертации используются теоретические положения таких известных лингвистов, как Ю. Д. Апресян, В. А. Белошапкова, А. М. Пешковский, А. А. Потебня, Н. Ю. Шведова, А. Генец, Л. Хакулинен, А. Ояярви и других.
Исследование основывается на анализе языкового материала, извлеченного из образцов карельской речи, словарей карельского языка, произведений устного народного творчества, а также на полевом материале, собранном автором в Олонецком районе Республики Карелия. Для сравнения с современным состоянием исследуемой проблемы использовались
произведения художественной литературы. В целом объектом исследования явились более 4000 глаголов.
Диссертационная работа объемом 208 страниц состоит из введения, трех глав, заключения, списка использованной литературы и приложения (28 страниц). В первой главе «Управление как вид лексико-грамматической связи» дается определение глагольному словосочетанию, синтаксическим отношениям внутри него, рассматриваются виды синтаксической связи в карельском языке, определяются виды глагольного управления. Вторая глава «Переходные глаголы» посвящена анализу управления переходных глаголов в ливвиковском наречии. В ней последовательно рассматривается категория переходности глагола, выделяются лексико-семантические группы переходных глаголов, анализируется управление падежами прямого объекта и косвенными падежами, а также падежно-послеложное и предложно-падежное управление. В третьей главе «Глаголы движения» представлена общая характеристика глаголов движения, рассматривается управление зависимым именем без послелога (предлога) и с послелогом (предлогом).
В данной диссертации впервые дается характеристика переходным глаголам и глаголам движения, выделяются лексико-семантические группы переходных глаголов, виды глагольного управления, детально рассматриваются словосочетания, построенные на основе падежного и опосредованного управления, определяются послелоги и предлоги, участвующие в построении словосочетаний. Впервые делается попытка связать лексико-семантические группы глаголов с их управлением.
Данное исследование может послужить материалом при составлении сравнительной грамматики прибалтийско-финских языков. Результаты исследования могут быть использованы при создании словаря глагольного управления карельского языка, учебных пособий, на лекционных занятиях по морфологии, синтаксису, диалектологии карельского языка.
На защиту выносятся следующие основные положения:
1. В карельском языке выделяются непосредственное или падежное и
опосредованное или падежно-послеложное (предложно-падеэкное)
управление. Оба вида управления широко используются в языке, однако
несколько чаще встречаются конструкции глагола с падежной формой
зависимого имени. Различаются также сильное и слабое, одиночное и
двойное, вариативное и невариативное управление.
2. Граница между переходными и непереходными глаголами в
карельском языке зыбкая. Некоторые переходные глаголы используются: как
прямо-переходные, косвенно-переходные, а также могут выступать в
непереходном значении. Многие непереходные глаголы, в свою очередь,
могут управлять падежной формой прямого объекта.
Управление глаголов в ливвиковском наречии связано с особенностями глагольного словообразования. Фреквентативные переходные глаголы, указывающие на многократность, периодичность действия, управляют в большинстве случаев зависимым именем в партитиве. Моментативные переходные глаголы, показывающие однократность, мгновенность действия, управляют чаще аккузативом.
Переходные глаголы разбиваются на различные лексико-семантические группы. В карельском языке глаголы, выражающие чувства, глаголы речевой деятельности, глаголы со значением движения частей тела, глаголы звучания регулярно управляют партитивной формой зависимого имени.
В ливвиковском наречиии переходные глаголы могут управлять всеми косвенными падежами, исключая пролатив. При паде:жно-послеложном управлении наиболее употребительна генитивная форма зависимого от послелога имени. Предложно-падежное управление переходного глагола менее характерно для исследуемого наречия.
Глаголы движения могут управлять всеми косвенными падежами карельского языка. Зависимое имя в пролативе зафиксировано лишь в
сочетании с глаголами движения. Глаголы движения характеризует как падежно-послеложное, так и предложно-падежное управление.
Результаты исследования представлены в виде докладов на научных и научно-практических конференциях: 1) «Обучение вепсскому, карельскому и финскому языкам в КГПУ: итоги и перспективы», Петрозаводск, 2002; 2) «Развитие технологий раннего обучения карельскому, вепсскому, финскому языкам», Петрозаводск, 2003; 3) «Бубриховские чтения IV: Теоретические вопросы и проблемы преподавания прибалтийско-финских языков и культур», Петрозаводск, 2003; 4) «Национальная культура как фактор воспитания и средство приобщения детей к родному языку в условиях раннего обучения», Петрозаводск, 2005; 5) «Вопросы теории и практики преподавания финского языка как иностранного», Петрозаводск, 2005. Диссертационная работа обсуждена и утверждена на заседании сектора языкознания ИЯЛИ КарНЦ РАН.
История исследования глагольного управления в финно-угорских языках
Синтаксис карельского языка менее исследован в сравнении с другими разделами грамматики. В работе В. П. Федотовой «Очерк синтаксиса карельского языка» синтаксический уровень впервые получает системное описание (Федотова В. П., 1990).
В карельском языке управление глаголов не подвергалось специальному исследованию. В научных публикациях рассматриваются лишь отдельные вопросы, связанные с глагольным управлением: проблемы словосочетания, объекта, значений падежных форм имен.
Заслуживают внимания несколько работ, в которых говорится прямо или косвенно об управлении как о способе синтаксической связи в карельском языке. В школьном учебнике по синтаксису карельского языка,
написанном в советские годы в русле грамматических принципов русского языка, даются краткие характеристики типов подчинительной связи. Авторы учебника дают определение термину «управление» и указывают на наличие в карельском языке предложного и послеложного управления (Ригоев А. Е., 1939, 9). Составители школьной грамматики отмечают, что некоторые глаголы (varata 'бояться', kunnivoija 'уважать', vuottua 'ждать', kiittia 'хвалить', nagrua 'смеяться' и др.) всегда требуют формы дополнения в частичном падеже (=партитиве).
Г. Н. Макаров в статье «Карельский язык» отмечает, что «управление имеет место между глаголами и именами и может осуществляться с помощью падежных окончаний или предлогов и послелогов» (Макаров Г. Н., 1966,75).
В. П. Федотова в своем труде, посвященном синтаксису карельского языка, анализирует типы глагольно-именных словосочетаний, синтаксические отношения внутри них, указывает на управление как на способ синтаксической связи стержневого глагола с зависимым именем. Автор выделяет в карельском языке приименное, глагольное и наречное управление. Сильное глагольное управление, по мнению исследователя, определяется семантикой глагола, слабое управление - семантикой компонентов словосочетания и формой зависимого элемента. В. П. Федотова полагает, что сильное глагольное управление в карельском языке четко выражается в словосочетаниях глагола и имени в номинативе и партитиве, выступающем в функции прямого объекта. Связь слабого управления проявляется в указанных словосочетаниях с обстоятельственными отношениями. В других моделях глагольно-именных словосочетаний реализуется слабое глагольное управление разной степени (Федотова В. П., 1990,73).
Проблему синтаксиса словосочетания затрагивал Г. Н. Макаров, исследуя сложные слова в карельском языке (Макаров Г. Н., 1965).
В карельском языкознании достаточно широко освещена проблема функций падежных форм. Все исследователи карельского языка, анализируя значения форм падежей, используют такой синтаксический термин как словосочетание (Бубрих Д. В., 1937; Рягоев В. Д., 1977; Федотова В. П., 1990 и др.).
Финский ученый А. Ояярви подробно рассматривает случаи употребления номинатива, генитива, аккузатива и партитива в говорах восточной части Карелии (Ojajarvi А., 1950).
А. А. Беляков разработал классификацию значений партитива (Беляков А. А., 1958, 146-147).
Эстонская исследовательница П. Пальмеос обращалась к проблеме значений падежных форм имен в словосочетании на примере валдайских и держанских диалектов собственно-карельского наречия (Palmeos Р., 1962, 1980).
Значения падежных форм имен подробно рассматриваются в пособиях по морфологии ливвиковского и собственно-карельского наречий карельского языка Л. Ф. Маркиановой и П. М. Зайкова (Markianova L., 1993; Zaikov P., 1992) и «Грамматике карельского языка» П. М. Зайкова (Зайков П. М, 1999).
Проблемой объекта в карельском языке занимались в основном зарубежные исследователи. Грюнтал в свое время обратил внимание на тот факт, что под влиянием русского языка объект в карельском языке часто выступает в форме партитива, где с точки зрения финского или других прибалтийско-финских языков ожидался бы аккузатив (Griinthal W., 1941, 4, 14, 216, 279). А. Ояярви подчеркивает, что данная тенденция усиливается, когда объект обозначает живое существо или в роли объекта выступает личное местоимение (Ojajarvi А., 1950, 111-113, 140). Данную особенность замечают и другие исследователи карельского языка (Конт К., 1959, 20, Larjavaara М., 1990, 419). М. Ларьяваара исследует причины ее
возникновения и характер (Larjavaara М., 1990, 419-435). Тенденция постановки объекта в форму партитива уже ясно просматривается в материале, собранном А. Генецом в 1871 году на территории Карелии (Genetz А., 1880,30-31).
К. Конт, исследуя объект в прибалтийско-финских языках, отмечает, что под влиянием русского языка в людиковском диалекте карельского языка «различие между тотальным и парциальным объектом стерлось» (Конт К., 1959, 21).
Поскольку управление глаголов в карельском языке не было предметом специального изучения, нас заинтересовала степень изученности данного вопроса в близкородственном финском языке (материал дается в хронологическом порядке).
В 1880 году выходит в свет «Синтаксис финского языка» («Suomen kielen lauseoppi») Э. Н. Сетяля, где автор иногда использует термин «управляющий глагол» (Setala Е. N., 1880,20, 21).
В Финляндии издано много работ, содержание которых касается глагольного управления, но проблема, в основном, сводится к освещению различных значений и функций падежей (Tunkelo Е. А., 1931; Hakulinen L., 1931 и др.). Подобное рассмотрение вопроса приводит к тому, что проблема управления остается на заднем плане, т.к. учитывается лишь значение падежа без связи с семантикой управляющего глагола.
Понятию согласования иногда пытаются дать более широкое содержание, тем самым сужая границы понятия управления. Например, Э. Алман указывает на возможность рассматривать как связь согласования чередование форм объекта в случаях teen sen, tee se, en tee sita (Ahlman E., 1943, 271). Таким образом, объект в отрицательных предложениях согласовывался бы с отрицательным глаголом через форму партитива, объект в аккузативе - со сказуемым во 2. лице императива через отсутствие окончания и со сказуемым в индикативе через наличие окончания. Трудно
и согласиться с данным утверждением, поскольку в традиционной грамматике речь идет о согласовании, когда зависимое слово уподобляется главному в одноименных грамматических категориях. В данных же примерах главное слово требует постановки зависимого не в идентичную, а в определенную форму, что как раз указывает на связь управления.
В 1946 году У. Туурала в своем труде по грамматике финского языка впервые рассматривает синтаксические отношения между словами в предложении. Автор дает общее понятие об управлении: часто подчиненное слово ставится в определенный падеж в зависимости от значения подчиняющего слова, в этом случае подчиняющее слово управляет формой подчиненного слова (Tuurala U., 1946, 8).
В работе Л. Хакулинена «Строение и развитие финского языка» («Suomen kielen rakenne ja kehitys») рассматриваются характерные для финского языка случаи употребления местных падежей с глаголами определенной семантики, имеющие соответствия во многих уральских языках, но несвойственные индоевропейским (Hakulinen L., 1968, 425-433). Так, например, в финском языке при глаголе со значением 'оставаться, оставлять' в широком значении этих слов обычно используется падеж вхождения (иллатив), тогда как индоевропейские языки употребляют соответствия финского падежа нахождения (инессива). Han jatti meidat pulaan 'Он оставил нас в беде (доел, в беду)'. Ср. кар. Hdijatti lapset kodih 'Она оставила детей дома (доел, в дом)'. Л. Хакулинен объясняет данное явление тем, что раньше глагол jaada 'оставаться ' означал «становление» и являлся глаголом движения. К особенностям финского и других родственных языков автор также относит случаи использования внутренне-местных падежей, когда речь идет о названиях частей тела в сочетании с названиями одежды. Lakkipannaan paahan 'Шапку надевают на голову (доел, в голову)'. Ср. кар. Pane suapku piah 'Надень шапку на голову (доел, в голову)'. Внутренне-местными падежами в финском языке можно выразить
нахождение в процессе собирания, добывания чего-либо, напр.: Miehet laksivat kalaan 'Мужчины отправились на рыбную ловлю (доел, в рыбу)'. Ср. кар. Kavuimmo vagoih 'Мы ходили за малиной (доел, в малину)'.
А. Г. Морозова в 1952 году в кандидатской диссертации «Управление глаголов в финском языке» говорит о том, что до сих пор «нет ни одной работы по финскому языку, где явление, называемое управлением, было бы подвергнуто специальному и подробному изучению или, где указывали бы на то, как оно проявляется» (Морозова А. Г., 1952, 4). Работа А. Г. Морозовой заслуживает пристального внимания, поскольку в ней дается общая характеристика глагольного управления в финском языке, рассматриваются управляемые падежи, выявляется синтаксическая роль управляемых слов. Автор выделяет следующие виды управления в финском языке: непосредственное, посредственное, сильное, слабое, двойное и двоякое. А. Г. Морозова отмечает, что хотя в финском языке нет морфологических признаков совершенного и несовершенного вида, этот оттенок действия может передаваться при помощи управления глаголов. В качестве сравнения автор иллюстрирует материал примерами из родственных языков -карельского, эстонского, коми и других.
В 1957 году выходит в свет труд А. Пенттиля «Финская грамматика» («Suomen kielioppi»), в котором большое внимание уделено употреблению падежей при выражении объекта. В работе автор выделяет нерезультативные и результативные глаголы. Действие нерезультативного глагола длится и не вызывает изменений в объекте, т. е. не ведет к конечному результату. Результативный глагол подразумевает действие, которое в конечном итоге ведет к его исполнению, завершению. А. Пенттиля называет группы нерезультативных глаголов, которые используются с парциальным объектом, т.е. с партитивом: 1) глаголы чувства, отношения, демонстративного поступка (ihmetella 'удивляться', halveksia 'презирать', moittia 'ругать' и др.), 2) глаголы, обозначающие движение взад - вперед (keinuttaa 'качать'),
3) глаголы со значением попытки, желания, размышления, повторяющегося действия и подобные, результативность действия которых сомнительна (koettaa 'пробовать', pyytaa 'просить', pohtia 'обдумывать') (Penttila А., 1957, 589-590).
Ю. С. Елисеев в монографии «Синтаксические словосочетания в современном финском языке», анализируя словосочетания глагола и зависимого имени, выделяет связь сильного управления и связь действительных падежных отношений. Первая всегда обусловлена лексическим значением глагола. Связь действительных падежных отношений используется в тех случаях, когда «словосочетание приобретает смысл в зависимости от действительного значения падежа» (Елисеев Ю. С, 1959, 73). Автор отмечает, что в финском языке есть две группы глаголов, которые имеют сильное объектное управление и требуют при себе всегда партитивной формы объекта: глаголы чувственного отношения {rakastaa 'любить', vihata 'ненавидеть' и т.п.) и глаголы, выражающие действие, представляющее собой процесс, который не может привести к окончательному результату (voimistaa 'усиливать', heikentaa 'ослаблять' и др.). Ю. С. Елисеев также указывает на тот факт, что и в ближних родственных языках, например, в вепсском, глаголы чувственного отношения регулярно управляют партитивом (Елисеев Ю. С, 1959, 69).
Э. Итконен в работе «Язык и его исследование» («Kieli ja sen tutkimus») указывает на особенности управления глаголов уральской группы языков в отличие от индоевропейских. Автор отмечает, что у обстоятельств места, выраженных падежами вхождения, может быть как лативное, так и локативное значение. Глаголы в данном случае выражают начало, продолжение или изменение существования или состояния, напр.: Rakensin talon maelle '(я) построил дом на горе (букв, на гору)'. Второй характерной чертой уральских языков ученый называет употребление обстоятельства в одном из падежей отделения в сепаративно-локативном значении для
выражения места, откуда что-либо берут или находят, откуда что-либо видно, слышно или говорят, напр.: Poimii marjoja maelta '(он) собирает ягоды на горе (доел, с горы)'. Анализируя послеложное управление, Э. Итконен приводит примеры из марийского языка, в котором предшествующее послелогу имя регулярно используется в генитиве при обозначении живого существа (прежде всего человека) в отличие от номинативной формы имени, выражающей неодушевленный предмет. Данное явление исследователь считает также прежней прибалтийско-финско-саамской особенностью управления. В дальнейшем постепенно произошло вытеснение генитивом номинатива (Itkonen Е., 1966,322-324).
Позднее в справочниках по финскому языку и научных публикациях по данной теме управление рассматривается на примерах ошибочного использования тех или иных падежных форм при управляющем глаголе с предложением возможных вариантов исправления (Saarimaa Е. А., 1957, 450-452; Ikola О, 1971, 157-159; Rasanen S., 1971, 436-437; Laaksonen К., 1978, 398-399). Е. А. Сааримаа описывает «новые случаи управления, которые не должны укореняться» (Saarimaa Е. А., 1961, 424-426) и отмечает, что иллативная форма зависимого падежа все чаще вытесняет аллативную форму. Все исследователи подчеркивают важность и необходимость изучения явления, называемого управлением. Но, к сожалению, рассмотрение проблемы на примерах ошибочного управления не вносит большей ясности в содержание вопроса из-за отсутствия обобщенности и системности. Замечания по поводу употребления того или иного падежа тем или иным глаголом дают слишком узкое истолкование понятия управления.
В то же время многие языковеды указывают на сложность трактовки и систематизации сведений об управлении. К. Лааксонен отмечает, что проблема управления довольно сложна - в основном трудность вызывают различные оттенки значений выражений. По его мнению, управление настолько связано с текстом, что о нем трудно дать точные систематические
сведения (Laaksonen К., 1978, 398-399). П. Кукконен и А. Паюнен считают, что сложность дать четкое определение понятию управления, возможно, зависит от слишком широкого употребления термина управление (Kukkonen Р., 1986, 23).
По мнению О. Икола, человеческая интуиция сама подсказывает правильную форму падежа. «Истинный финн не обратит внимания на это обстоятельство (=управление), т.к. «ухо подскажет», какую форму в каких случаях необходимо использовать» (Ikola О., 1971, 206).
Ф. Карлссон, основываясь на классификации Ч. Хоккетта (Hockett Ch., 1958, 214-218), относит управление к одному из четырех типов согласования (Karlsson F., 1977, 360):
собственно согласование
(например, согласование в числе, падеже); согласование - управление
(согласование в роде); управление
(выбор определенной падежной формы); повторная номинация
(например, притяжательное согласование имен и согласование в лице и числе у глаголов).
В «Синтаксисе современного финского языка» («Nykysuomen lauseoppia»), изданном в 1979 году, А. Хакулинен и Ф. Карлссон упоминают об управлении в связи с валентностью слова и ограничивают понятие управления грамматикализованным выбором падежа (Hakulinen А., 1979, 176,236-239).
П. Кукконен и А. Паюнен рассматривают управление в связи с аграмматизмом и афазией. Исследователи трактуют управление как влияние главного слова на выбор падежной формы подчиненного слова и указывают на то обстоятельство, что по определению управление близко согласованию.
16 Однако когда речь идет об управлении, не ставится вопрос о копировании формы и решающее значение приобретает лексическое значение главного слова. В целом управлением обозначают связь глагола и объекта или глагола и подчиненного обстоятельства. Ученые, анализируя управление, делают вывод о том, что выбор падежа в финском языке может быть обусловлен семантически (в основном у глаголов, обозначающих конкретное действие или событие) и синтаксически (чаще всего у глаголов с абстрактным значением) (Kukkonen Р., 1986, 22-23,30).
X. Томмола в работе «Аспектуальность в финском и русском языках» делит переходные глаголы финского языка на: а) результативные, управляющие аккузативным объектом {loytaa avain 'найти ключ', б) двойственные, управляющие аккузативным или партитивным объектом (lukea kirja I kirjaa 'прочитать или читать книгу', в) иррезультативные, управляющие только партитивным объектом (rakastaa tyttoa 'любить девушку') (Томмола X., 1986,106).
В 1996 году выходит в свет труд М. Вил куна «Основы финского синтаксиса» («Suomen lauseopin perusteet»), где управлением называется такая связь, при которой валентное слово требует постановки следующего за ним слова в определенной форме. М. В ил куна выделяет управляемое косвенное дополнение
В Карелии в 1996 году опубликован «Русско-финский словарь глагольного управления» М. Э. Куусинена и В. С. Сухановой (Куусинен М. Э., 1996). Он содержит более 7 тыс. русских глаголов, где указана их синтаксическая и лексическая сочетаемость с именами. Словарь предлагает довольно большой объем глагольных словосочетаний. Авторами осуществлен перевод глаголов и различных конструкций на финский язык. В словаре показана сочетаемость глаголов с именами существительными, инфинитивами и некоторыми союзными конструкциями. Словарь наглядно иллюстрирует специфику глагольного управления именами в русском и финском языках, общности и различия между языками, которые помогут определению языковых универсалий.
В современной лингвистической литературе Финляндии также нет единого мнения среди ученых о границах понятия управления. В «Большой грамматике финского языка» («Iso suomen kielioppi»), изданной в Хельсинки в 2004 году, разъясняется, что к управлению относятся лишь те случаи, когда дополнение какого-либо слова находится в определенном падеже независимо от категории или семантического характера дополнения. К примеру, глагол tykata 'любить' всегда управляет существительным в падежной форме элатива, глагол perustua 'основываться на чем-либо' имеет два варианта падежных форм зависимого имени - иллатив и аллатив. К управлению не относятся случаи, при которых слово предполагает определенное направление, но не называет определенную форму падежа. Таким образом, авторы финской грамматики различают управляемое дополнение
heiluttaa 'махать' и объектом в партитиве, не рассматривается как управление. Наличие падежной формы партитива, по мнению ученых, в данных случаях вызвано видовым значением глагола (Iso suomen kielioppi, 2004,1177-1178).
В научном труде «Финский язык - в порядок» («Suomen kieli kuntoon»), вышедшем в свет в двух томах в 2005 году в г. Порвоо (Финляндия), управление рассматривается несколько шире. Глагольным управлением называется такой вид связи, при котором глагол определяет, в каком падеже используется следующее за ним слово. Управление не определяется механически, поскольку один и тот же глагол может управлять разными падежами в различных ситуациях, напр.: Ostan kukkia pojalle 'Куплю цветы сыну'. Ostan kukkia pojalta 'Куплю цветы у сына'. Далее приводятся списки некоторых глаголов, управляющих падежной формой партитива, инессива, элатива, иллатива, эссива, транслатива (Suomen kieli kuntoon 2, 2005, 76, 78-79).
Подводя итог по истории исследования управления глаголов в финском языке, стоит отметить, что данная проблема рассматривалась в научной литературе в основном с точки зрения освещения различных функций падежных форм или на примерах наиболее типичных ошибок в выборе падежа при определенном глаголе. В последние годы среди ученых наметилась тенденция сужения границ понятия управления.
В близкородственном карельскому вепсском языке внимания заслуживает монография М. И. Зайцевой «Синтаксис вепсского языка» («Vepsan kielen lauseoppia»), опубликованная в 2001 году. В работе немалое место уделено словосочетанию, анализ которого основывается на лексико-грамматическом принципе. Автор отмечает, что в вепсском языке система подчинительных отношений весьма сложна и разнообразна. На это указывают следующие обстоятельства: 1) слова, относящиеся к разным частям речи, имеют различную коллокацию; своей коллокациеи могут
обладать также слова, входящие в разные лексико-семантические группы определенной части речи (astta kodihe (mecha, niitmaspei, teravas) 'шагать домой (в лес, с покоса, быстро'); 2) зависимые формы слов по-разному взаимодействуют с лексическим и грамматическим значением главного слова (stroida pert' ku 'строить дом месяц', stroida pert' kus 'построить дом за месяц'); 3) существуют лексико-грамматические ограничения сочетаемости слов, напр. существительное Ыто 'желание' всегда управляет формой инфинитива глагола (himo kargeita 'желание танцевать'); 4) зачастую используется двойная подчинительная связь (antta d'om VehmaVe 'дать пить (доел, питье) корове'); 5) в некоторых случаях слова имеют единственную коллокацию (lahtta hiinha, bolha, sen'he 'пойти на уборку сена, за ягодами, за грибами') (Zaitseva М. I., 2001, 14). В работе подробно рассматриваются типы словосочетаний и синтаксические отношения внутри них. Отношения в словосочетаниях могут быть определительными (sinine taivaz 'синее небо'), определительно-обстоятельственными (ajeluz lidnha 'поездка в город'), обстоятельственными (lahtta mecha 'пойти в лес'), объектными (vareita kond'd'ad 'бояться медведя') и восполняющими (tehtakse mustaks 'стать черным'). Автор указывает на некоторые особенности сочетаемости глагола и зависимого имени. Например, в «комбинации глагола движения или глагола состояния с именем в форме инессива - элатива, обозначающем одежду или обувь, подчиненный компонент в вепсском языке всегда находится в форме мн. ч.» (Zaitseva М. L, 2001, 29). Интересен тот факт, что иногда в вепсском языке глагол движения используется с партитивом (tulda az'z'ad 'прийти по делу'). Что касается порядка слов, то в комбинации глагола и имени зависимый компонент находится в основном после главного слова.
В эстонском языке X. К. Рятсеп выделяет пять подвидов управления в зависимости от того, какую форму зависимого распространителя предполагает управляющее слово: падежное управление, предложное и
послеложное управление, управление неспрягаемой формой глагола, управление предложением или высказыванием, управление субституционным классом. Автор отмечает, что «самые многочисленные возможные комбинации имеет глагольное управление» (Рятсеп X. К., 1974, 33), которое может сочетать в себе все вышеперечисленные подвиды управления.
Из других финно-угорских языков более широко освещена проблема управления в марийском языкознании. Л. А. Петухова, исследуя глагольно-именные словосочетания в марийском языке на основе семантико-синтаксического принципа, большое внимание уделяет лексико-грамматической природе глагола как ведущего компонента исследуемого типа словосочетаний. Автор рассматривает сочетаемость различных семантических групп глаголов с зависимыми именами в определенных падежах, анализирует типы связи сочетающихся компонентов. В работе Л. А. Петуховой разграничиваются понятия сильного и слабого управления, выделяются падежное и послеложное виды управления в марийском языке (Петухова Л. А., 1980,20, 31-34).
Изучением послеложного управления в марийском языке занимался В. Н. Максимов (Максимов В. Н., 1999). Автор определяет виды управления по лексико-грамматической принадлежности господствующего слова, а также по способу выражения подчиненного элемента.
Л. Я. Григорьева исследует глагольное управление на материале восточного наречия марийского языка в рамках системно-функционального подхода. В работе проводится анализ структурно-семантических классов словосочетаний; основное внимание уделено управляемым компонентам, поскольку чаще всего именно они определяют характер отношений внутри конструкций (Григорьева Л. Я., 2003,11).
В венгерском языке примечательна работа по синтаксису К. Е. Майтинской, в которой рассматриваются некоторые вопросы управления
(Майтинская К. Е., 1960). Подобно А. М. Пешковскому, К. Е. Майтинская различает сильное и слабое управление в венгерском языке, однако термин «слабое управление» считает во многих случаях условным, поскольку при глаголе может выступать падежная форма, значение которой соответствует смыслу всего предложения. По мнению автора, «управление в полном смысле этого слова (т. е. «сильное» управление) предполагает связь с такой падежной формой или с таким послелогом, из значения которых (падежа и послелога), с точки зрения современного языка, такая связь никак не объясняется» (Майтинская К. Е., 1960, 70). В венгерском языке управляемое глаголом имя, указывая обстоятельство действия, может иметь форму именительного падежа. Автор отмечает, что в венгерском языке используются послелоги, которые в отличие от русских предлогов обычно не связываются с падежом имени. В послеложных типах словосочетаний подчиненное существительное чаще всего имеет форму именительного падежа и сопровождается послелогом.
Глагольное словосочетание
Понятие глагольного управления подразумевает связь управляющего и управляемого слов. Проблема связи между компонентами словосочетания является основной проблемой учения о словосочетаниях. «Понятие о словосочетании - это понятие об отношениях между словесными формами в последовательном ряду их объединения» (Ломтев Т. П., 1958, 31). Каждое словосочетание обладает определенной структурой. Значение и структура словосочетания теснейшим образом связаны между собой (СРЯ, 1958, 25).
Глагольным словосочетанием называется лексико-синтаксическая конструкция, которая образуется путем распространения главного компонента - глагола. Глагольные словосочетания являются наиболее распространенными и составляют основной структурный элемент почти всех предложений.
Глагол в качестве ведущего слова выражает основное значение всего словосочетания. Он распространяется существительными в разных косвенных падежах, инфинитивами и наречиями. Другие части речи также могут участвовать в образовании глагольного словосочетания, но это возможно только при их субстантивации. Личная форма глагола и инфинитив, а также глагол и наречие находятся между собой в связи примыкания, поэтому подобные словосочетания останутся вне поля зрения нашего рассмотрения.
«Самый распространенный тип простых глагольных словосочетаний представляют собой словосочетания глагола с зависимым от него существительным. Словосочетания этого типа могут выражать самые разнообразные отношения, гораздо многообразнее, чем глагольные словосочетания других типов» (Елисеев Ю. С, 1959, 61).
В словосочетаниях глаголов с именами в зависимости от лексических и грамматических свойств компонентов выражаются объектные и самые разнообразные обстоятельственные отношения (пространственные, временные, целевые, причинные, условные, количественные), а также определительно-обстоятельственные и объектно-обстоятельственные отношения.
Следует дать определения вышеназванным синтаксическим отношениям, поскольку данные термины будут использоваться в настоящей работе при анализе глагольно-именных словосочетаний. Объектные отношения - это отношения, складывающиеся между компонентами словосочетания, при которых зависимый член в формах косвенных падежей обозначает объект, на который направлено действие глагола или в интересах которого оно совершается, напр.: kiilvia peldo посеять поле , pajattua pajo спеть песню , uskaldua muamale обещать маме .
Обстоятельственными являются отношения, которые устанавливаются между словом, обозначающим действие, и словом, называющим разного рода обстоятельства совершения действия, напр.: hakata meccah шагать в лес , теппа muarjah идти за ягодами , kabrastua sovat lippahah убрать одежду в сундук и т. д. Определительно-обстоятельственные отношения выражают характер протекания действия: revitella palazikse разорвать на кусочки , juosta taiideh askeleh бежать изо всех сил , ottua laihinah взять взаймы .
В глагольных словосочетаниях с зависимым именем с послелогом (предлогом) часто реализуются объектно-обстоятельственные отношения, в которых обстоятельства совершения действия по-разному связаны с предметом, лицом, явлением: harpata ojas pialici перешагнуть через ручей , ehattia poikki joves переправить через реку , pannah kniigoin valih кладут между книгами .
Слово обладает уникальной способностью присоединять к себе другие слова и в то же время самому присоединяться. Каждое слово в предложении, «кроме начального главного и конечного зависимого, является одновременно и главным по отношению к зависимому от него слову, и зависимым по отношению к своему главному» (Чеснокова Л. Д., 1980, 6). Это позволяет строить связную речь.
Синтаксические связи слов принято делить на сочинительные и подчинительные. В сочетании слов, объединенных сочинительной связью, слова выступают по отношению друг к другу как равноправные, здесь «нет отношения определяемого и определяющего» (Прокопович Н. Н., 1966, 45). Но мы не можем отвергать взаимную обусловленность членов сочиненного ряда, которую предполагает передача отношений соединения, противопоставления, разделения, сопоставления.
Виды подчинительной связи различаются по предсказуемому или непредсказуемому характеру, обязательности или необязательности связи. При предсказуемой связи главный компонент определяет форму зависимого слова. Любое существительное может сочетаться с определяющим его прилагательным, которое повторяет форму числа, падежа, рода существительного. Значит, любое существительное предсказывает возможность появления при нем зависимого прилагательного и его форму. Переходный глагол в случае его неабсолютивного использования всегда предполагает наличие при нем прямого дополнения: liikata bobaine бросить игрушку , pestii paidu постирать рубашку .
Виды синтаксической связи
Слово обладает уникальной способностью присоединять к себе другие слова и в то же время самому присоединяться. Каждое слово в предложении, «кроме начального главного и конечного зависимого, является одновременно и главным по отношению к зависимому от него слову, и зависимым по отношению к своему главному» (Чеснокова Л. Д., 1980, 6). Это позволяет строить связную речь.
Синтаксические связи слов принято делить на сочинительные и подчинительные. В сочетании слов, объединенных сочинительной связью, слова выступают по отношению друг к другу как равноправные, здесь «нет отношения определяемого и определяющего» (Прокопович Н. Н., 1966, 45). Но мы не можем отвергать взаимную обусловленность членов сочиненного ряда, которую предполагает передача отношений соединения, противопоставления, разделения, сопоставления.
Виды подчинительной связи различаются по предсказуемому или непредсказуемому характеру, обязательности или необязательности связи. При предсказуемой связи главный компонент определяет форму зависимого слова. Любое существительное может сочетаться с определяющим его прилагательным, которое повторяет форму числа, падежа, рода существительного. Значит, любое существительное предсказывает возможность появления при нем зависимого прилагательного и его форму. Переходный глагол в случае его неабсолютивного использования всегда предполагает наличие при нем прямого дополнения: liikata bobaine бросить игрушку , pestii paidu постирать рубашку . Предсказуемая связь возникает на основе принадлежности слова к определенной части речи или к определенному лексико-синтаксическому или словообразовательному классу, а может образовываться на основе комплекса свойств слова. При непредсказуемой связи форма зависимого компонента не предрешается главным словом, а определяется смыслом, который вносится этим компонентом в словосочетание: istuo koisf stolan taganl seinia vaste сидеть дома/ за столом/ у стены .
Обязательность связи - это необходимость, регулярность появления зависимого слова в определенной форме при главном, соответственно, необязательность - только возможность, нерегулярность его появления. Предсказуемый характер связи часто сопровождается признаком обязательности, а непредсказуемый - признаком необязательности связи, но могут быть и другие комбинации. На наш взгляд, между предсказуемостью и непредсказуемостью, обязательностью и необязательностью связи в языке прослеживается взаимосвязь с такими философскими категориями как случайность и необходимость, возможность и действительность.
Подчинительной связью в словосочетании соединяются главное и зависимое слово. На уровне связи формы слова различают три основных типа подчинения: согласование, управление и примыкание. «Каждый из способов отражает определенное соотношение грамматических категорий соединяющихся слов и обусловлен характером изменения зависимого слова, являющегося выразителем данной связи» (Чеснокова Л. Д., 1980, 26). В самом деле, именно зависимое слово своей формой указывает на зависимость от главного слова. В то же время лексико-грамматические свойства главного слова также указывают на связь этого слова с зависимым. Так, если разделить словосочетания suures perils в большой комнате (согласование), luven kniigua читаю книгу (управление), astun hiVVakkazin иду медленно (примыкание) на составные части, мы легко сможем восстановить их.
Согласованием принято называть такой тип подчинительной связи, при котором наблюдается уподобление зависимого слова главному в общих у этих слов грамматических категориях (в карельском языке - в числе и падеже), напр.: suures linnas в большом городе , hiivii opastajii хороших учителей . В словосочетании сотії kukkazii красивых цветов форма зависимого слова сотії обусловлена грамматической формой главного слова kukkazii и согласуется с ним в числе и падеже.
Из финно-угорских языков данный тип связи характерен только для прибалтийско-финских, в которых согласование возникло, по мнению многих языковедов, под влиянием балтийских или германских языков (ОФУЯ, 1975, 111). Г. Н. Макаров отмечает, что в карельском языке «согласование в числе и падеже характерно для именных словосочетаний (harmua hukka серый волк ), а также для предикативных конструкций {hukka hiippiau волк бежит )» (Макаров Г. Н., 1966, 75). В карельском языке синтаксической связью согласования связаны также причастие и главный компонент словосочетания - существительное (astujal naizel у идущей женщины , lammitetus kiiliis в истопленной бане ). Согласование является чисто грамматической связью. Основное грамматическое значение формы связи согласования - выражение определительных отношений.
В языкознании традиционно различаются две концепции категории управления: синтаксическая и лексико-синтаксическая. Первая определяет управление как синтаксическую связь, на базе которой исследуются составные элементы предложения. Управление является структурно-синтаксической категорией и служит для раскрытия сущности управляемых слов. В своей работе мы придерживаемся лексико-синтаксической концепции, суть которой заключается в анализе управления на лексическом уровне языка, т.е. в рамках словосочетания.
Понятие переходности глагола
По способности обозначать действие, непосредственно направленное на объект, все глаголы делятся на два лексико-грамматических класса -переходные и непереходные глаголы. В основе этого деления лежит синтаксическое различие - сочетаемость или несочетаемость глагола с прямым дополнением.
К переходным относятся глаголы, при которых возможна постановка прямого дополнения; они обозначают действие, направленное на объект, напр.: lizata прибавлять, добавлять , kabrastua убирать, собирать; прибирать , sulattua растапливать, оттаивать , laskie пускать; опускать; отпускать, расслаблять . Sid Vizatah sih vie bokkih laudoa (NKK, 1994, 292) Затем добавляют туда еще по бокам досок . Sano minul kui sina siendii suolaat? (NKK, 1994, 336) Расскажи мне, как ты грибы солишь? . L oiil uw pani vahaizen \ lapsel seVVan \ nenga rapiitti sid (NKK, 1994, 273) Пару поддала немного, ребенка по спине слегка так похлопала .
Непереходными называются глаголы, при которых постановка прямого дополнения невозможна: liehuo развеваться , ramista греметь; дребезжать , ad voija гостить у родных и др. Kelloine on hallennuh, ramizdii, ga пі icel Veh ei kuwlu (СКЯ, 1990, 321) Колокольчик раскололся, дребезжит, так и самому не слышно . Huoviin dai vellat maksan (СКЯ, 1990, 83) Разбогатею и с долгами расплачусь . Brihaccune elosteleh, elosteleh ga kaivozeh і kirboi (KHC, 1967, 293) Мальчик играет, играет, да в колодец и упал . По свидетельству А. Пенттиля, в финском языке около половины глаголов являются непереходными (Penttila А., 1957,540).
Переходность глагола является одним из его основных грамматических свойств. Переходность / непереходность основывается на двух факторах семантике управляющего глагола и его сочетаемости с управляемым именем. Переходность выражает направленность действия субъекта на объект, непереходность - замкнутость действия в сфере субъекта.
В русской грамматике переходными называют глаголы, способные иметь прямое дополнение в форме винительного падежа без предлога. Деление глаголов на разряды переходных и непереходных связано с категорией залога. В русском языке объект в действительном залоге можно превратить в грамматический субъект в страдательном залоге, напр.: Девочка написала письмо. Письмо написано девочкой.
Карельский язык по способности выражения прямого объекта во многом отличается от русского. Для многих прибалтийско-финских языков, в том числе и карельского, характерно выражение прямого дополнения не одним падежом, а двумя - падежами прямого объекта - аккузативом и партитивом. Карельскому языку также несвойственно понятие так называемого залога, по крайней мере, в том виде, в каком он предстает в русском языке. Финские грамматики не выделяют категории залога. В. М. Оллыкайнен, рассматривая глагольные суффиксы с залоговым значением в современном финском литературном языке, говорит лишь о залоговой направленности или залоговом характере глаголов (Оллыкайнен В. М, 1955).
В карельском языке, как и в других прибалтийско-финских языках, нельзя провести строгую границу между переходными и непереходными глаголами. К. Конт отмечает: "К непереходным глаголам в том или ином прибалтийско-финском языке относят слишком большое количество глаголов. В действительности же глаголы в прибалтийско-финских языках отличаются в этом отношении достаточной гибкостью" (Конт К., 1959, 11).
По свидетельству X. Томмола, «диапазон транзитивных глаголов в финском языке шире, чем во многих других языках, т. к. к переходным относятся как глаголы, управляющие аккузативом (или партитивом), но и глаголы, выступающие только с партитивным объектом» (Томмола X., 1986, 61), последние чаще являются интранзитивными в других языках. Партитив как обязательный падеж объекта при том или ином глаголе, по мнению X. Томмола, является индикатором сниженной семантической переходности данного глагола.
Переходность и непереходность глагола не следует отождествлять с переходным и непереходным значением. Переходность является постоянным грамматическим свойством глагола, а переходное и непереходное значение -способность глагола в определенном контексте приобретать новое, временное свойство.
Переходный глагол может выступать в непереходном значении, например, может использоваться без указания лица или предмета, на который переходит действие, т.е. без прямого дополнения. В этом случае глагол приобретает особые оттенки значения: уметь делать то, что выражено глаголом или быть занятым тем действием, которое выражено глаголом. Употребление переходного глагола без прямого объекта называют его абсолютивным употреблением. В карельских предложениях: Brihaccu jo lugou Мальчик уже читает , Hdi soi,joi da vieri muate Он поел, попил и лег спать , Buabo jo pahoi nagdii Бабушка уже плохо видит основное внимание обращается не на объект, а на само действие. Здесь явно просматривается связь переходности и непереходности с лексическим значением глагола. Uhkaw, ahkdw, pdcil e nowzow, korvat on, silmat on - ni kuwle, пі nai ei (СКЯ, 1990, 447) Пыхтит - кряхтит, на печку заберется, имеет уши, имеет глаза, но не слышит и не видит . Tytot meeds pajatetah, Linnud ladvois kuunnellah (КЧ, 1985, 52) Девушки в лесу поют, Птички на ветках слушают . Reboi ikkunpieles kezriaw (КНС, 1990,24) Лиса у окошка прядет .
Общая характеристика глаголов движения
Изучение глаголов движения в русском языкознании начинается в 19 веке в связи с учением о виде. Глаголы типа идти причисляются к глаголам определенного вида, а глаголы типа ходить - к глаголам неопределенного вида (Греч Н., 1827, 130; Востоков А., 1838, 96). А. А. Шахматов первым из лингвистов выделяет глаголы движения из других групп глаголов и полагает, что их отличительными свойствами являются признаки кратности и некратности, различая, таким образом, глаголы моторно-некратного (типа идти) и моторно-кратного (типа ходить) подвидов (Шахматов А. А., 1927, 59-60). А. А. Потебня характеризует данные глаголы с точки зрения длительности действия, рассматривая глаголы типа идти как единично-длительные и конкретные, а глаголы типа ходить - как собирательные и отвлеченные (Потебня А. А., 1977, 70, 89-90).
Анализируя теоретическую литературу по данной теме, приходится отметить, что на сегодняшний день в отечественном языкознании нет единого мнения по поводу того, какие глаголы следует считать глаголами движения. Приведем различные точки зрения исследователей. Одни ученые под глаголами движения понимают лексико-семантическую группу глаголов, обозначающих физическое перемещение субъекта и объекта (живых существ и неодушевленных предметов) в пространстве (Розанова В. В., 1972, 74; Хамидуллина А. М., 1976). Другие считают, что глаголы движения передают лишь перемещение субъекта в пространстве (Сирота Р. И., 1968; Московая Э. А., 1969; Сергеева Н. Н., 1970; Кормилицина М. А., 1977) и являются частью «более широкой и влиятельной группы глаголов - глаголов перемещения» (Блягоз 3. Н., 1964).
Некоторые исследователи рассматривают глаголы движения в свете теории валентности. М. А. Кормилицина выделяет у глаголов движения «четыре валентности, из которых реализуются три (наличие указания на субъект, на обе (начальную и конечную) точки пространства или на конечную точку и средство перемещения» (Кормилицина М. А., 1977). Л. Ферм называет глаголами движения «все глаголы, в состав семантических валентностей которых входят три семантические валентности перемещения: начальной точки, конечной точки и пути» (Ферм Л., 1990, 35). Таким образом, глаголы типа гулять, блуждать, бродить не включаются в группу глаголов движения, поскольку у них отсутствуют валентности начальной и конечной точки. Подобные глаголы автор рекомендует отнести к группе глаголов, обозначающих какое-либо занятие, например, работать. Мы не согласны с подобным мнением, поскольку данные глаголы означают в большей степени перемещение субъекта, чем действие, направленное на объект.
Г. А. Золотова выделяет в группе акциональных глаголов (глаголов действия) подгруппу глаголов движения, которые сопровождаются указанием на исходную и конечную точку движения, путь, средство или способ (Золотова Г. А., 1982, 163).
Иногда глаголы движения вообще не выделяются в отдельную лексико-семантическую группу, а идут под общим названием глаголов перемещения. Так, Т. В. Матвеевой рассматриваются следующие лексико-семантические группы глаголов перемещения (субъекта и объекта): 1) глаголы перемещения в пространстве (например, перемещаться, перемещать), 2) глаголы вертикального перемещения (подниматься, поднимать), 3) глаголы перемещения, ориентированного относительно конечного пункта (достигнуть, доставить), 4) глаголы перемещения, ориентированного относительно исходного пункта (удалиться, удалить), 5) глаголы перемещения, ориентированного относительно какого-либо промежуточного пункта (проходить, провести) (Лексико-семантические группы русских глаголов, 1988).
Русские грамматики традиционно различают глаголы однонаправленного и разнонаправленного способа действия, выделяя 14-18 пар глаголов: бежать - бегать, брести - бродить, везти - возить, вести -водить, гнать - гонять, гнаться - гоняться, ехать - ездить, идти - ходить, катить - катать, катить - катиться, лезть - лазить, лететь - летать, нести -носить, нестись - носиться, плыть - плавать, ползти - ползать, тащить -таскать, тащиться - таскаться (РГ, 1980, 591). Иногда глаголы брести -бродить и тащиться - таскаться не рассматриваются как пары (ГСРЛЯ, 1970, 345), а глаголы в паре нестись - носиться рассматриваются только, как возвратные к паре нести - носить (ГРЯ, 1960, 458). К. Мякиля называет вышеуказанную группу глаголов парными глаголами движения (Мякиля К., 1988, 16). Если данный перечень глаголов считать глаголами движения, т.е. определять их по наличию соотносительных пар несовершенного вида с точки зрения характеристики некратности - кратности и однонаправленности - неоднонаправленности движения, за пределами группы останутся такие глаголы, как прыгать, шагать, скакать, течь и др., поскольку они не являются парными, а также возвратные глаголы, например, являться, возвращаться, не указывающие на способ перемещения. Думается, данный перечень «разноголосья» по существующей проблеме является далеко не полным.
Ясность в понимание данного вопроса вносит вышедший в свет в 1999 г. «Толковый словарь русских глаголов» под редакцией проф. Л. Г. Бабенко. В работе приводится полный перечень глаголов движения русского языка (ТСРГ, 1999, 27-70), который, на наш взгляд, является наиболее полным в современной лингвистической науке. Данный перечень глаголов мы берем за основу при исследовании глаголов движения карельского языка.
