Варяго-русский вопрос в немецкой историографии первой половины XVIII века Меркулов Всеволод Игоревич

Содержание к диссертации

Введение

Глава I Истоки и формирование историографической традиции по варяго-русской проблеме 50

$ 1. Россия и Германия в начале XVIII века 50

Политическое сближение России и Германии 50

Русско-немецкие династические связи 53

Идейные предпосылки немецкого норманизма 56

$ 2. Немецкие средневековые авторы о Руси и варягах 61

Раннегерманские хроники 62

Позднесредневековая историческая традиция 67

$ 3. Происхождение Руси по польским источникам 75

$ 4. Шведские источники. Зарождение норманизма 82

Глава II

Немецкая историческая мысль первой половины XVIII века о варяго-русской проблеме 92

1. Происхождения варягов по данным лингвистики 92

«Начало варягов» в языковедческой концепции Г.В. Лейбница

Взаимосвязь этноса и языка в свете проблемы

2. Дискуссия по генеалогиям и борьба двух направлений

3. Начало немецкого норманизма Норманская теория Г.З. Байера

Развитие норманизма в трудах Г.Ф. Миллера

Обсуждение диссертации Миллера в Петербургской Академии наук

Эволюция немецкого норманизма в России

Глава III

Современная актуализация проблем немецкой историографии первой половины XVIII века по теме 134

1. Проблема Рюрика 135

Проблема даты и места варяжского призвания 136

Версия о Рорике Фрисландском 137

Проблема реальности Рюрика и его братьев 142

2. «Русские» имена в немецких генеалогиях 146

3. Европейские Руссии по генеалогическим данным 152

Заключение

• Политическое сближение России и Германии
• Происхождение Руси по польским источникам
• Начало немецкого норманизма Норманская теория Г.З. Байера
• Проблема реальности Рюрика и его братьев

Введение к работе

І-

Постановка проблемы.

Актуальность темы. Варяго-русская (или норманская) проблема является одной из центральных в древнерусской истории. По сей день она сохраняет принципиальное значение в курсе, читаемом в вузах, и в школьном преподавании. Ни один учёный, занимающийся славяно-русскими древностями, не обходил эту тему. Отношением к варяго-русскому вопросу во многом определяется точка зрения того или иного исследователя на последующие события истории нашего Отечества. В целом постановка и решение историографических проблем, связанных с варяго-русским вопросом, возможна в русле общей постановки норманской проблемы.

Варяго-русская проблема - один из важнейших дискуссионных аспектов истории Древнерусского государства. На протяжении трёх веков она была «камнем преткновения» на арене научной схватки норманистов и антинорманистов.

Согласно норманской теории, Киевская Русь была создана скандинавскими викингами, подчинившими восточнославянские племена и составившими господствующий класс древнерусского общества во главе с княжеской династией Рюриковичей, которая просуществовала вплоть до XVII столетия. При чём большинство современных отечественных исследователей

6 в своих работах придерживается именно норманистской трактовки или, по крайней мере, не оппонирует норманистам.¹

Современная немецкая наука также стоит на позициях норманизма. Особенно показательны в этом отношении недавно вышедшие работы Гельмута Шрёкке и Готфрида Шрамма - соответственно «Германцы - Славяне» и «Начало древней России», которые наилучшим образом характеризуют сегодняшнее состояние немецкой науки относительно вопросов древнерусской истории.²

Тем не менее, среди гипотез, выдвигавшихся в процессе изучения варяжской проблемы, предположение о происхождении варягов не из Скандинавии, а с южного берега Балтийского моря, занимает видное место.³ Сторонники этой версии обращают внимание на то, что летописец указывает не на скандинавское, а на северогерманское «заморье».⁴

Историография варяго-русской проблемы настолько обширна, что ей можно посвятить не один том фундаментального исследования. Тем не менее, в науке давно отмечалось, что и поныне споры идут в основном вокруг тех же фактов и аргу-

Горский А.А. Проблема происхождения названия РУСЬ в современной советской историографии // История СССР. 1989. №3. С. 131-137; Петрухин В.Я. Начало этнокультурной истории Руси. - Смоленск; М., 1999. - С. 50-51.

² Schrocke Н. Germanen - Slawen. - Wiesbaden, 1999; Schramm G. Altrupiands An-
fang. - Rombach, 2002.

³ Вилинбахов В.Б. Об одном аспекте историографии варяжской проблемы // Скан
динавский сборник. - Таллинн, 1963. Т.7. - С. 333.

⁴ Кузьмин А.Г. Об этнической природе варягов // Вопросы истории. 1974. №11. -
С. 54.

ментов, что три столетия назад.⁵ «Горячая» актуальность варя-го-русской проблемы порождает обилие однообразных концепций, за которыми пропадают новые факты и источники. При этом сегодняшний преподаватель истории находится в весьма сложном положении, чтобы объяснить даже самому себе очевидное противоречие между различными версиями начала Руси.

Значительное увеличение количества публикаций по ва-ряго-русской проблеме происходит без существенного расширения источниковой базы. Многие современные работы оперируют давно введёнными в научный оборот документами. Поэтому оценки событий и процессов принципиально не меняются на протяжении столетий. Тема слабо обеспечена комплексом историографических материалов в силу их недоступности.

Вопрос о начале славянства и руси чрезвычайно сложен, общепринятого решения нет и сегодня, и вряд ли оно будет в ближайшем будущем. Далеко не ясен, в первую очередь, вопрос о соотношении славян и руси. Вплоть до X века большинство авторов их разделяет, что, кстати, и является главным источником, питающим норманизм. Научное исследование целого ряда проблем начала Руси неразрывно связано с генеалогическими изысканиями.

Можно согласиться с мнением М.А. Алпатова, который полагает, что «варяжский вопрос родился не в сфере самой

⁵ Кузьмин А.Г. Правильная постановка вопроса и есть его решение // Славяне и Русь: Проблемы и идеи: Концепции, рождённые трёхвековой полемикой, в хрестоматийном изложении. - М., 1998. - С.430.

науки, а в сфере политики». Вплоть до сегодняшних дней
научное изучение варяго-русской проблемы сохраняет прямую
связь с основными политическими и национальными
проблемами современности. Научная актуальность

диссертации определена, главным образом, тем, что в последнее время вообще обострилась дискуссия вокруг варяжского вопроса. Это вызвано и обусловлено различными причинами, в том числе на высоком государственном уровне.

Со времён Герберштейна русская история привлекала внимание немецких учёных и публицистов. После Северной войны вместе с интересом к тогдашней петровской России появляется огромный интерес к прошлому страны. Немецкая историография России первой половины XVIII века чрезвычайно важна тем, что сейчас она ассоциируется преимущественно с именами основоположников норманизма Г.З. Байера и Г.Ф. Миллера. Тем не менее, многие немецкие историки более или менее подробно изучали различные вопросы российской истории. В первую очередь, мы имеем в виду донорманистскую традицию в немецкой историографии.

С начала XVIII столетия варяжская проблема в немецкой историографии связывалась с проблемой вендской общности на юге Балтики. Многие авторы, основываясь на более ранних хрониках и генеалогиях, считали варягов-русов родственниками вендов, живших в этой области, или их прямыми преемниками. В связи с этим рассматривалось несколько Русий, в том числе область Вагрия.

⁶ Алпатов М.А. Русская историческая мысль и Западная Европа. XVIII - первая половина XIX вв. - М., 1985. - С. 9.

Особое внимание уделялось проблеме происхождения Рюрика. Немецкие исследователи считали его ободритским князем, потомком древней вендской, вандальской династии. Эта версия в источниках и историографии была весьма популярна до времени зарождения немецкого норманизма.

Немецкие норманисты, работавшие в Петербургской Академии наук, могут быть отнесены к немецкой историографии не только на основании их национального происхождения. Они продвигали самостоятельную научную линию, получившую особое развитие в немецкой историографии. Кроме того, норманизм (безусловно, существовавший в добайеровский период, как показано ниже) получил серьёзное научное обоснование преимущественно в немецкой историографии.

Безусловно, внимательное и углублённое изучение немецкой историографии варяжского вопроса может привести не только к переоценке известных фактов, но и к обнаружению новых.

Хронологические рамки исследования охватывают период с начала до середины XVIII века. Такой выбор далеко не случаен, так как в это время русско-немецкие отношения приобретают особое значение для последующего развития обоих государств. Безусловно, подобное положение дел в сфере политики прямо отражалось на состоянии исторической мысли. В немецкой научной среде резко обострился интерес к российскому прошлому, были обобщены и в известной степени систематизированы более ранние исторические материалы, касающиеся древнерусской истории.

В первой половине XVIII века происходит зарождение и становление немецкого норманизма, который должен быть также рассмотрен в общем контексте развития немецкой историографии.

Таким образом, первая половина XVIII столетия представляется чрезвычайно важной и принципиально значимой для общей историографии варяго-русского вопроса.

Предмет исследования - закономерности развития исторической мысли по проблеме, которые можно выделить в первой половине XVIII века. Объект исследования - немецкая научная литература указанного периода, которая в той или иной мере обращалась к проблеме варягов и их роли в образовании Древнерусского государства.

Таким образом, цель исследования - определение значения и места немецкой исторической мысли первой половины XVIII века в общей историографии норманской проблемы.

В соответствии с этим автор поставил перед собой следующие задачи исследования:

определить основные тенденции в развитии немецкой историографии варяго-русского вопроса в первой половине XVIII столетия;

определить исходный уровень в разработке данной проблематики;

установить дискуссионные вопросы теоретического и конкретно-исторического характера;

проанализировать изменения в трактовке темы и рассмотреть проблему зарождения немецкого норманизма под влиянием политических и идеологических условий первой половины XVIII века;

подвести итоги развития немецкой историографии проблемы, отметить успехи и достижения и выделить характерные недостатки и ошибки в подходах к истолкованию темы;

наметить перспективные направления будущих конкретно-исторических исследований по варяго-русскому вопросу.

Теоретико-методологическая основа.

Исследование ни одной исторической проблемы не может начаться без основательного анализа всей совокупности научной литературы, посвященной поставленному вопросу. Историография в данном случае является своеобразным рычагом дальнейших исторических изысканий, формулирования новых взглядов и оценок.⁷

В современной исторической науке происходят изменения принципиального характера, которые требуют не только пересмотра наличного исторического знания, но и сохранения положительного опыта, накопленного в предшествующее время. Перед наукой встают новые важнейшие задачи, открываются обширные горизонты, возникает потребность в качественно иных подходах и исследовательских методах.

Нечкина М.В. История истории.(Некоторые методологические вопросы истории исторической науки) // История и историки: Методологические и историографические вопросы исторической науки. - Томск, 1969. Вып. IV.

Общее предназначение любого историографического труда состоит в том, чтобы выявлять закономерности и тенденции развития исторической науки, устанавливать новые теоретические положения, или способствовать освобождению науки от не оправдавших себя ложных и односторонних выводов и заключений. Историографические исследования сами по себе могут вывести учёных на новый, более глубокий уровень постижения исторического процесса. Такое положение определяет огромную важность изучения основных этапов развития научной мысли. В полной мере это относится к теме диссертации.

Диалектический и исторический материализм, будучи методологической базой исторической науки, указывает на общее направление исследования проблем историографии. Историография стала научной отраслью знаний именно в ходе освоения философского уровня анализа. В попытке научного анализа предмета диссертации автор стремился следовать требованиям объективности, историзма и системного подхода, применяемых на основе критического анализа источников.

Принцип историзма в истории исторической науки диктует необходимость рассматривать историографические явления на основе соблюдения временной последовательности и закономерной преемственной смены периодов и этапов развития. Каждый историко-научный факт (также как и их совокупность) анализируется в своём возникновении, становлении, изменении и развитии.

Историзм, который требует исследования событий исторической науки в тесной связи с историческими условиями,

позволяет выяснить причины выдвижения на первый план тех или иных проблем, объяснить относительно длительную «живучесть» некоторых научных идей и концепций. Норманская теория, которую во второй четверти XVIII века сформулировал Г.З. БаЙер, по сей день имеет множество сторонников. Несмотря на то, что уже к середине того же столетия проявился её кризис, а третий «основатель» норманизма А.Л. Шлёцер не внёс в эту теорию ничего нового. Конечно, современный нор-манизм не имеет ничего общего с примитивными схемами Байера, но чтобы оставаться научным, ему приходится сдавать позиции.⁸

В середине 30-х годов прошлого века учёными была впервые разработана «марксистская концепция» возникновения классового общества и государства в восточнославянских землях. Было установлено, что возникновение Древнерусского государства явилось результатом многовекового процесса социально-экономического развития восточного славянства и следствием глубоких внутренних изменений, происшедших в восточнославянском обществе в IX-X вв. В рамках этой концепции не находилось место для варягов-создателей русской государственности. Как указывал Б.Д. Греков, на современном уровне науки нельзя уже говорить старыми наивными взглядами о том, что государство могут создать отдельные люди в какой-то определенный год.⁹

⁸ Щасколъский И. П. Норманская теория в современной буржуазной науке. М.; Л.,
1965.

⁹ Греков Б.Д. О роли варягов в истории Руси // Новое время. 1947. №30. - С. 12.

Принцип системности ориентирует исследователя на рассмотрение каждого периода и течения в историографии как системы взаимосвязанных элементов (проблематики, методологии, источниковой базы, приёмов и методов критики источников и т.д.).

В целях постижения историографической истины методология применяет различные методы исследования. В данном случае последовательно проведённые методологические принципы реализованы в работе при помощи следующих методологических приёмов:

Сравнительно-исторический метод. Его применение даёт возможность изучить историографические факты как в тесной связи с той исторической обстановкой, в которой они возникли, так и в их качественном изменении на различных этапах развития. Этот метод играет не последнюю роль во вскрытии причин проникновения в литературу ошибочных положений, а также в нахождении способов их предотвращения в будущем.

Метод конкретного и логического анализа. В.И. Ленин выдвинул положение о необходимости «конкретного анализа конкретной ситуации»¹⁰, что предполагает исследование историографических явлений с учётом условий их возникновения и взаимовлияния. Конкретизация означает определение конкретных причин, породивших определённые события в развитии науки. Также мы стремимся к логическому анализу, переходящему на уровень синтеза, то есть теоретического обобщения накопленного опыта развития исторических знаний.

¹⁰ Ленин В.И. Полное собрание сочинений. Т. 41. - С. 136.

Метод Перспективности. Перспективность того или иного направления, темы или проблематики непосредственно вытекает из значимости исследования, которое велось на предыдущих этапах.

Метод актуализации чрезвычайно важен для определения ценности научных знаний для нынешнего и будущего времени.

Ретроспективный анализ позволяет применить современные теоретические и методологические положения историографии для выявления процесса складывания и развития научной мысли, причин его прогресса или регресса. Это вовсе не означает ни переноса на прошлое оценок, данных на современном этапе исторического развития, ни предъявления к работам прошлого времени требований, которые не могли быть выполнимы по объективным или субъективным причинам. В.И Ленин писал о необходимости соизмерения требований к познавательным достижениям мыслителей с теми возможностями, которые предоставляла в их распоряжение та или иная эпоха и предшествующее наследие.¹¹

Выбор указанных методов не случаен - на наш взгляд, они наиболее соответствуют сформулированным выше цели и задачам диссертации.

Настоящая диссертация сочетает в себе черты историографического и источниковедческого исследования. Варяго-русский вопрос в немецкой историографии первой половины XVIII века был поставлен, прежде всего, как вопрос из

" Там же. Т. 29. - С. 222.

16 области генеалогии. Как таковой, он представляет безусловный интерес для современной исторической науки.

Научная новизна работы состоит в том, что в ней впервые осуществлена попытка комплексного анализа генеалогической дискуссии по варяго-русскому вопросу в немецкой историографии первой половины XVIII века. В диссертации отражено авторское видение узловых вопросов темы, представлена новая трактовка целого ряда сюжетов. Приложенные к работе генеалогические таблицы и библиографический список (особенно немецких публикаций) имеют самостоятельную научную ценность: впервые в историографии дан наиболее полный перечень публикаций, материалов и исследований по предмету диссертации.

Практическая значимость диссертации определяется тем, что сформулированные в ней выводы могут способствовать дальнейшему развитию историографии варяго-русской проблемы. Основные положения могут быть учтены при определении тематики новых научных исследований. Материалы работы также могут использоваться при подготовке общих и специальных вузовских курсов по отечественной истории и историографии, создании учебных пособий по этим дисциплинам.

Апробация работы. Диссертация выполнена по плану кафедры Истории России МПГУ, обсуждена и рекомендована к защите.

Основные положения исследования получили апробацию в научных публикациях автора, а также в его выступлениях на научно-практических семинарах и конференциях. Помимо этого, автор опубликовал ряд статей в электронных исторических журналах и на сайтах в сети Интернет, что способствует популяризации древнерусской истории. Несколько статей, связанных с историографической проблематикой варяго-русского вопроса, подготовлено к печати (предполагаемое время выхода -осень 2003).

Структура исследования основывается на проблемно-хронологическом подходе к анализу историко-научного материала. Диссертация состоит из введения, трёх глав, заключения, списка источников и литературы и приложения.

2.

Источниковая база исследования.

Понимание историографического источника в научной литературе неоднозначно, здесь существует целый ряд мнений. Е.Н. Городецкий в своё время вообще предлагал упразднить этот термин и использовать понятие «историографические материалы», подразумевая под ними все материалы, необходимые и важные для изучения процесса развития исторической науки. Однако большее распространение получила точка зрения A.M. Сахарова, предлагавшего считать историографиче-ским источником труды историков в любой их форме.

В настоящее время большинство исследователей понимают под историографическими источниками такие источники, которые определяются предметом историографии и содержат в себе информацию о процессах, протекающих в исторической науке. В то же самое время проблема историографических источников не так основательно изучена, как, например, источниковедение.¹⁴

Немецкие генеалогии как историографический источник. Основными историографическими источниками, использованными при написании диссертации, являются немецкие ге-

¹² Городецкий Е.Н. Историография, как специальная отрасль исторической науки
// История СССР. 1974. №4.

¹³ Сахаров A.M. О некоторых вопросах историографических исследований // Са
харов A.M. Методология истории и историографии. - М., 1981.

¹⁴ Медушевская О.М. Современное зарубежное источниковедение. - М., 1983.

неалогии и генеалогические исследования первой половины XVIII века. Необходимо выделить несколько групп таких историографических источников.

Генеалогии. В эту группу можно объединить справочники, собрания генеалогий, отдельные генеалогические таблицы и т.д. Характерной особенностью данной группы историографических источников может служить кажущаяся «ненаучность», так как составители генеалогий не ставили перед собой специальных целей и задач исследования.

Например, в 1708 году вышло первое издание «Генеалогических таблиц» Иоганна Хюбнера. Оно стало настолько популярным, что было не раз переиздано.¹⁵ Несмотря на заявленную в названии цель - «пояснение политической истории», Хюбнер вряд ли сам исследовал генеалогии. Перед ним стояла задача просто собрать их в единый сборник. Это подтверждается тем, что он без комментария приводит две различные родословные Рюрика. По одной (стандартной) версии Рюрик -основатель древнерусской княжеской династии, отец Игоря, по другой - представитель побочной ветви герульских, вандальских и вендских королей.¹ Хюбнер использовал разные источники.

В нашем контексте возможно рассмотрение генеалогий как полноценного историографического источника. В конце XVII - первой половине XVIII вв. начался процесс превращения исторического знания в науку, формировались основы ис-

¹⁵ НйЬпег J. Genealogische Tabellen, nebst denen darzu geh6rigen genealogischen
Fragen, zur Erlautering der politischen Historic Th. 1-3. - Leipzig, 1725-1728.

¹⁶ Hiibner J. Genealogische Tabellen... Erster Theil. - Leipzig, 1725. - Die Tabellen
112, 192.

ториографии, как науки, изучавшей предшествующее развитие исторической мысли. Также возникали основы вспомогательных и специальных исторических дисциплин, в том числе генеалогии.

Возникновение генеалогии как практической отрасли знаний относится к глубочайшей древности. Повышенный интерес к генеалогиям возник в Европе с XV века, когда начали вырабатываться законы наследования титула, звания и имущества (в первую очередь, земли). Появились должности и учреждения, занимавшиеся сбором и обработкой генеалогической информации. Сама генеалогия выступала как сугубо практическая область знания. Практический интерес к генеалогиям сохранился вплоть до XVIII столетия. В то же время вырабатывается научный подход к генеалогии. Первая кафедра генеалогии была основана в Иенском университете в 1721 году.¹⁸

Интерес к родословным в Германии (да и не только) был, в частности, обусловлен огромным интересом к корням правящих династий. Политические и династические мотивы русско-германских отношений также вызывали пристальный интерес к генеалогиям.

К началу XVIII века развитие историографии позволило перейти от простого пересказа легендарных событий к критическому осмыслению фактов и их проверке. Этот переход был постепенным и начался сперва в тех областях исторического

¹⁷ Forst-Battaglia. Genealogia. - Leipzig-Berlin, 1913. - S. 1.

¹⁸ Бернгейм Э. Введение в историческую науку. - М., 1908, - С. 46-47; Gatterer
J.Ch. Handbuch der neuesten Genealogie und Heraldik. - Numbers, 1762.

исследования, где было легче всего создать определенный фундамент - в первую очередь, в области генеалогии, которая по сей день считается вспомогательной исторической дисциплиной. Одновременно учёные начинают использовать древние хроники, что позволяло сверять и анализировать данные.

Немецкие авторы широко использовали в своих трудах генеалогические материалы. Создавались первые научные работы по истории отдельных семей и сводные генеалогические справочники, в которых сведения располагались, как правило, по схеме нисходящего родства, имена жён и дочерей зачастую отсутствовали. Основу графического изображения линии потомков составляло возникшее ещё в средневековье «генеалогическое древо», а также генеалогические таблицы и росписи.

Инвентарии - точные и более-менее подробные перечни исторических событий в хронологической последовательности, которые могут содержать генеалогическую информацию в конкретно-историческом контексте.

Достаточно специфический вид историографического источника, переходная ступень от летописного пересказа событий к аналитическому исследованию, характерная для уровня развития научной мысли в XVII-XVIII вв. Например, инвентарии «Мекленбургские документы».¹⁹ В данном случае подбор материала уже производился на основе определённой систематизации, а не простого обобщения исторических фактов. Привлечение инвентарных источников к историографическому исследованию способствует лучшему пониманию исторической мысли данной эпохи.

¹⁹ Meklenburgisches Urkunden - Inventarium, Oder VerzeichniB. - Ratzeburg, 1760.

Генеалогические исследования. Историографическое источниковедение уделяет первостепенно внимание исследовательским трудам историков.

В первую очередь, отметим источники немецкой донор-манистской историографии по теме. Это краеведческо-генеалогические изыскания по истории областей Мекленбург, Росток, Шверин и др. Основная часть авторов была связана с Академией наук в Ростоке, как д-р Ганс Генрих Клювер и т.д. Большинство их предшественников также работало в росток-ской Академии, так что уместно говорить об определённых традициях. Другие авторы также были связаны с этой обла-стью, например, придворный ритор Георг Фридрих Штибер , пасторы Георг Лейкфельд и Георг Вестфаль , другие.

В 1717 году Фридрих Томас издал труд, посвященный весьма знаменательному событию - свадьбе мекленбургского герцога Карла Леопольда и Екатерины, дочери царя Ивана V. Книга затрагивала в первую очередь вопросы генеалогического родства двух династий.²³

²⁰ Stieber G.F. Mecklenburgische Historie. - Gustrov, 1721; Stieber G.F.
Mecklenburgische Kirchen - Historie. - Gustrov, 1714; Stieber G.F. Historische
Untersuchung des hohen Altertums. Verwandtschaft und Ursprung des grop-
czaorischen und drl. Mecklenburgischen Hauses, wobei zugleuch untersucht wird, ob
die Russen und Wenden vor eine Nation zu halten seien oder nicht. - Rostok-Leipzig,
1717.

²¹ Leuckfeld G. Der verwittibten Konigin von Preussen, Sophiae Louisae, aus dem
Hause Mecklenburg, Genealogie von Christi Geburth. - Quedlinburg, 1710.

²² Westphal G. Mecklenburgische Schwerinische Alterthtimer und Merckwiirdigkeiten.
- Hamburg, 1729.

²³ Thomas F. Avitae Russorum atque Meclenburgensium principum propinquitatis,
occasione connubii serenissimi Ducis Caroli Leopoldi, cum Catharina Ivanovna,
magni Russorum Ducis Alexii. - Rostock, 1717.

В 1728 году вышла работа профессора и д-ра теологии Г.Г. Клювера об истории мекленбургского герцогства в трёх томах. Через десять лет она была переиздана.²⁴

Не успел заново выйти последний том книги Клювера, как в 1741 году в Лейпциге на латыни появился фундаментальный труд Матиуса Иоанна фон Бэра под названием «Rerum Meclenburgicarum». Вскоре увидел свет также немецкий пере-вод его «Мекленбургской Истории». Это был серьёзный научный прорыв - более тысячи страниц исследования, подробнейший анализ источников, генеалогические схемы и карты.

Вскоре появляется первый том работы Давида Франка. Этот исследователь начал с должности обыкновенного учителя, но уже через несколько лет стал ректором и сделал успешную карьеру. Ему были доступны многие редкие материалы. Работа была опять же переиздана со значительными дополнениями и с привлечением новых источников.²⁶ По образному выражению Э. Болля, Франк был «чистым аналитиком, который из года в год следовал вперёд».²⁷

Многие исследования были написаны как учебные пособия. Например, труд Самуэля Бухгольца «Опыт по истории герцогства Мекленбург», изданный в 1753 году в Ростоке. Работа была составлена по совету Г.Б. Генцмера, который был

²⁴ Kliiver Н.Н. Vielfalting vermerhrte Beschreibung des Herzogtums Mecklenburg.
Dritten Teils erstes Stuck. - Hamburg, 1739.

²⁵ Beehr M.J. Rerum Meclenburgicarum. - Leipzig, 1741; Beehr M.J. Acht Bvicher der
Mecklenburgischen Geschichte. - Ratzenburg, 1759.

²⁶ Franck D. Des Alt- und neunen Mecklenburgs anderes Buch. - Gustrow-Leipzig,
1754.

²⁷ Boll E. Geschichte Meklenburgs. Zweiter Theil. - Neubrandenburg, 1855. - S. 728.

воспитателем детей принца Карла Людовика в Мирове и мечтал о создании краткого курса мекленбургской истории для преподавания. Книга состояла из огромного количества небольших параграфов с последующими комментариями, в приложении приводятся генеалогические таблицы великокняже-ских мекленбургских домов.

С преподаванием мекленбургской истории были непосредственно связаны работы Фридриха Томаса, Давида Франка и других. Несомненно важно, что варяго-русский вопрос рассматривался в немецкой историографии первой половины XVIII века как значимый с преподавательской точки зрения.

Другой пласт немецкой историографии варяго-русского вопроса первой половины XVIII века составляет собственно норманистская историография.

Немецкий учёный-ориенталист Готлиб Зигфрид Байер (1694-1738) прибыл в Россию в 1726 году по приглашению Академии наук. В историографии имя Байера упоминается, как правило, в связи со статьёй «Dissertatio de Varagis» (Сочинение о варягах), которую В.Н. Татищев перепечатал как 32-ую главу «Истории Российской». Также статья выходила отдельным изданием. Она была опубликована на латинском языке в 1735 году в «Комментариях Академии наук», издаваемых в Санкт-Петербурге. Позднее, в 1747 году статью перевёл на

Buchholtz S. Versuch in der Geschichte Herzogthums Mecklenburg. - Rostock, 1753.

²⁹ Bayer G.S. De Varagis II Commentarii Akademiae scientiarum imperialis Petro-politanae. T. IV. - Petropoli, 1735. - P. 275-311.

русский язык коллежский асессор Кирияк Кондратович.³⁰ Данная работа вне сомнения стала историографическим фундаментом немецкого норманизма.

Норманская теория в первой половине XVIII века получила закономерное развитие в трудах Герарда Фридриха Миллера (1705-1783), работавшего также в Петербургской Академии наук. Миллер, которого называли «историографом и апологетом дворянской России»³¹, занимался не только историей начала Руси. Широта его интересов вполне соответствовала духу времени (труды по истории и географии, этнографии и археологии, филологии и источниковедению). В 1732 году Г.Ф. Миллер выступил с проектом издавать исторический журнал, идею поддержал В.Н. Татищев.

Три первые части журнала были напечатаны и выпущены до отправления Миллера в Сибирскую поездку. Последние три части первого тома были изданы по оставленным миллеров-ским бумагам. Затем вышли первые три части второго тома, после чего издание журнала приостановилось. Продолжить издание Миллер смог только в 1758 году.

В 1755 году в «Ежемесячных сочинениях» Г.Ф. Миллер издал статью «Рассуждение о двух браках, введённых чужестранными писателями в род великих князей всероссийских». Она была посвящена разбору сочинений, вышедших в Германии, в которых доказывалось происхождение рода русских ве-

Байер Г.З. Сочинение о варягах автора Феофила Сигефра Беэра, бывшего профессора Восточной истории и восточных языков при Императорской Академии наук. - СПб., 1747. ³¹ Рубинштейн Н.Л. Русская историография. - М., 1941. - С. 113.

ликих князей и герцогов Брауншвейг-Люнебургских от одного корня в результате брака одного из киевских князей.

Кроме того, в историографии вопроса огромный интерес представляет дискуссия по диссертации Миллера в Петербургской Академии наук в 1749 году.

Немецкие исследования по варяго-русскому вопросу в первой половине XVIII века были напрямую связаны с генеалогиями.

Методологические проблемы изучения генеалогий.

С изучением и научным применением генеалогических источников, в том числе по варяго-русскому вопросу, связан целый комплекс методологических проблем.

Проблемы генеалогии сегодня привлекают к себе самое пристальное внимание исследователей. В настоящее время традиционные связи генеалогии с исторической наукой наполняются новым содержанием. Трудно переоценить актуальность эффективного соединения генеалогического исследования с необходимостью источниковедческого профессионализма.

Отечественные учёные давно отмечали, что генеалогия -это наука, в задачу которой входит выявление происхождения индивидов в их последовательности и объединении в единый род, установление влияния этого рода и его отдельных звеньев

Каменский А.Б. Судьба и труды историографа Герарда Фридриха Миллера (1705-1783) // Миллер Г.Ф. Сочинения по истории России. Избранное. - М., 1996. - С. 389.

на определенные моменты исторической жизни или на общий ход исторического процесса.³³

Ныне наука не ограничивается констатацией факта родства, а использует его как основу для исследования политических, социальных и экономических причин и условий формирования и развития отдельных лиц, социальных и даже этнических групп.³⁴

Наряду с собственно генеалогическими источниками (родословными росписями и книгами, генеалогическими таблицами и т.д.) необходимо использовать весь комплекс сохранившихся письменных памятников, материалы таких наук, как археология, нумизматика, сфрагистика, эпиграфика. Сами родословные росписи, в которых обычно выделяют так называемую легенду о происхождении рода и далее отдельные звенья и ветви, содержат основную массу сведений, часто уникальных.

Таким образом, речь идёт о научном изучении специфической системы, которую составляет взаимосвязанная цепочка звеньев от отдельного индивида до целого рода. В данном случае важен анализ древнего мироощущения, максимально выраженного во фразе из договоров Олега и Игоря с греками - «Мы от рода Руського».

Большаков A.M. Вспомогательные исторические дисциплины. - Л., 1924. - С. 173-189.

⁵⁴ Дмитриева О.В. Генеалогия // Ведение в специальные исторические дисциплины. - М., 1990. - С. 6; Бычкова М.Е. Генеалогия в советской исторической литературе // Вспомогательные исторические дисциплины. - Л., 1976. Вып. VII. - С. 44.

Особенностью источниковой базы генеалогии является её исключительная широта, что объясняется двоякой сущностью данной области. С одной стороны, генеалогия является полноценной наукой, причём одной из древнейших и находящейся на границе большого количества исторических и неисторических дисциплин, а с другой - фактом общественного и индивидуального сознания.

Следовательно, источники, привлекаемые при генеалогическом исследовании, также можно разделить на две части. Во-первых, это собственно генеалогические источники (родословные), которые специально предназначены для фиксации и хранения генеалогической информации. Во-вторых, это источники для генеалогии, то есть практически неограниченный круг исторических источников, так или иначе связанных с темой. Такое положение делает чрезвычайно острой проблему интерпретации той специфической информации, которая содержится в генеалогический источниках.

Проблема интерпретации генеалогий. Традиционно в понятие «интерпретация» включаются два основных момента -«понимание» и «объяснение». Это два последовательных этапа и одновременно два параллельных процесса в рамках процедуры интерпретации генеалогического источника, понимаемой как постижение смысла произведения, зафиксированного в знаковой форме.³⁵ Конечно, интерпретация является только одним (хоть и важнейшим) из звеньев в цепи источниковедческого исследования. Генеалогическая информация сама по себе весьма специфична, поскольку исследуется система родствен-

³⁵ Рикёр П. Герменевтика. Этика. Политика. - М., 1995. - С. 3-9.

ных связей, то есть взаимодействие, которое в силу объективных причин (изменчивость, преходящий характер, неадекватность отражения в источниках, трудность интерпретации и т. д.) исследовать труднее, чем объект. Специфика генеалогической информации ставит перед исследователем ряд методологических проблем.

При первом же обращении к генеалогиям возникает вопрос, может ли генеалогическая информация быть интерпретирована как историческая; может ли вообще генеалогический источник служить целям исторического исследования, особенно по отношению к изучению далёкого прошлого?

Вплоть до начала XX века не было сомнений в позитивном ответе на этот вопрос. Пересмотру сложившихся взглядов способствовало накопление огромного фактического материала, прежде всего в сфере археологии, антропологии, источниковедения и других наук. В западной науке по сей день не утихают споры, в ходе которых одни исследователи доказывают «неисторичность» генеалогических источников, другие -признают в той или иной мере их «историчность».³⁷

В аргументации обеих сторон есть рациональные моменты. Действительно, создатели родословных в подавляющем большинстве не ставили целью зафиксировать историю «как она есть», запечатлеть объективные исторические реалии. Кроме того, руководствуясь особым «мифическим» типом мышления, люди прошлого составляли родословные совершен-

³⁶ Источниковедение: Теория. История. Метод. Источники российской науки. -
М., 1998. - С. 10, 33.

³⁷ Wilson R.R. Genealogy and History in the Biblical World. - London, 1977. - P. 2-
7.

зо но с иными целями, нежели современные исследователи могут предполагать. Родословия обслуживали семейные, юридические, политические, культовые потребности общества.³⁸ Наконец, первые родословные появлялись в устной форме, могли быть записаны значительно позже, утратив значительную часть первоначальной информации и «обогатившись» новой.

С другой стороны, отсутствие субъективной цели зафиксировать исторические реалии ещё не лишает источник статуса исторического. Реализуя собственные цели, автор попутно фиксирует и так называемую «фоновую» информацию, которая подчас более важна для исследования. В данном случае необходимо выявить целевую установку автора родословия и функциональную роль генеалогии, что будет способствовать адекватной исторической интерпретации источника.

Современный исследователь должен учитывать обе точки зрения по проблеме. Таким образом, генеалогический источник может служить целям исторического исследования, но только при учёте природы его происхождения, выяснения его функциональной роли в обществе и учёте специфики мышления людей прошлого.

Другой стороной данной проблемы является выявление особенностей интерпретации устной и письменной генеалогических традиций, что выводит на проблему достоверности генеалогического источника (см. далее).

Очевидно, что устная и письменная генеалогические традиции находятся в достаточно сложной взаимосвязи. С одной стороны, устная традиция, как правило, предшествует пись-

³⁸ Wilson R.R. Genealogy and History. - P. 38.

менной, с другой - они сосуществуют, постоянно обмениваясь информацией; наконец, в этой взаимосвязи встречаются и исключения, когда из письменного источника информация генеалогического характера переходит в устные традиции и сохраняется в них.

Также письменная традиция значительно отличается от устной, причём нельзя утверждать, что письменные источники надёжнее устных. Различия проявляются по многим параметрам: способ хранения, трансляции,репрезентации и т. д.

Письменная фиксация родословия обладает тем неоспоримым преимуществом, что, отделившись от автора, позволяет генеалогической информации транслироваться во времени и пространстве в более или менее неизменном, то есть в аутентичном виде.³⁹ Но её слабая сторона заключается в том, что однажды вкравшаяся (или преднамеренно допущенная) ошибка часто обречена на путешествие из одной копии в другую.

Устная традиция более актуальна; она в аутентичном виде существует только «здесь и сейчас», причём на пути её трансляции могут встретиться различные преграды, которые не знакомы письменному тексту (субъективные искажения, смерть носителя информации и т.д.). Однако устная традиция распространяется сразу массово, а также позволяет сохранить в коллективной памяти наиболее значимые моменты развития родственной общности.

Необходимо отметить, что недостатки обеих групп источников, как правило, общие - фрагментарность и вариативность, а также многочисленные переписывания (пересказыва-

³⁹ Рикёр П. Указ. Соч. - С.17-18.

ния) и дальнейшие интерпретации, которые могут вести к ошибкам и неточностям в исследовании. Таким образом, для максимально точной интерпретации генеалогических источников необходимо учитывать их особенность и тесную взаимосвязь.

Немецкие генеалогические источники по варяго-русской проблеме существуют в основном в виде письменной традиции. Они создавались в то время, когда основной этнический массив варяго-русов на юге Балтики был германизирован и местное население не могло быть носителем генеалогической традиции.

Трудности при интерпретации. В ходе интерпретации генеалогического материала могут возникать многочисленные трудности, например, противоречивость, фрагментарность, эволюция генеалогического текста и т.д.

Наиболее серьёзной трудностью, является, конечно, противоречивость источников, что объясняется их функционированием в разных социальных (и тем более, этнических) средах. Противоречивость может выражаться в разнообразных формах.

Во-первых, мы имеем в виду двусмысленности в тексте (в дате, месте, имени, терминах родства и т.д.). «Русские» имена из немецких родословных, например, подверглись вполне объяснимому искажению в иноязычной лексике.

Во-вторых, невнятность самого источника. В этом случае

j. 40

возможно появление «генеалогических фантомов».

⁴⁰ Например, неправильное прочтение летописной фразы «Свенельдь, ть же отець мьсти сын» как «... отець Мьстишинь» привело к появлению никогда не существовавшего Мстиши Свенельдича. См.: Поппэ А.В. Родословная Мстиши Свенельдича // Летописи и хроники. 1973. - М., 1974. - С. 91.

В-третьих, омонимия, то есть объединение фактов, относящихся к разным лицам, и разъединение фактов, относящихся к одному лицу. Это может быть связано как с повторяемостью имён в одном роду или на определённой ограниченной территории, так и с тем, что одно и то же лицо может в разных источниках фигурировать под разными именами. Решить проблему представляется возможным только при привлечении максимума источников, в том числе негенеалогических.

И, наконец, в-четвёртых, ясно, что отсутствующая или фрагментарно представленная информация вызывает потребность привлечения косвенных сведений и требует привлечения не столько описательных, сколько реконструктивных методов. Однако адекватная реконструкция текста, обязательно предваряющая любую интерпретацию, невозможна без широкого текстуального контекста. Нельзя забывать, что один и тот же текст в разных произведениях несёт разную информацию. Таким образом, без текстологического анализа, направленного на изучение вариантов исследуемого генеалогического текста, его интерпретация невозможна.

Слабо разработанной является проблема интерпретации генеалогических источников разных культурно-исторических общностей и хронологических периодов; недостаточно исследована связь генеалогии и этнокультурного контекста.

Все перечисленные трудности интерпретации в полной мере относятся к немецким генеалогическим источникам по варяго-русской проблеме.

Проблема достоверности генеалогий. Генеалогические факты традиционно являлись материалом для исторических

исследований по политической истории, истории правящих династий и т.д. Однако только сейчас особую актуальность приобретают вопросы достоверности генеалогических данных - известно немало случаев, когда родовое древо создавалось в угоду политическим и династическим интересам.

Письменные и устные генеалогии, в общем, обладают одинаковой степенью достоверности. Разумеется, в каждом конкретном случае степень достоверности может быть различной. Однако очевидно, что проблема в той или иной мере касается всех генеалогических источников. Генеалогии - это сложнейший источник, который нельзя считать либо полностью достоверным, либо полностью недостоверным. Здесь важно всегда стремиться выявить долю вымысла и, главное, понять причины, по которым вымысел был допущен в том или ином случае.

Генеалогическому тексту свойственно постоянно эволюционировать. На протяжении даже короткого промежутка времени состав родословной может серьёзно измениться в силу целого ряда причин. Обычно персональный состав и родственные связи лучше всего сохраняются по отношению к индивидам и их родственным связям, синхронным моменту составления генеалогического источника (современникам) и глубоким предкам (родоначальникам), и чаще всего искажения генеалогической информации происходят в «среднем звене» родословных, что обязательно необходимо учитывать при их реконструкции.⁴¹

⁴¹ Wilson R.R. Genealogy and History. - P. 31-33.

Кроме эволюции генеалогического текста нужно иметь в виду, что параллельно эволюционирует также отражающая система, то есть надо различать точку зрения автора источника, историографическую традицию и собственную интерпретацию исследователя.⁴²

В традиционном обществе генеалогические связи практически исчерпывали социальность, играли базовую роль в её конструировании и в определении социального статуса человека. Поэтому существует прямая зависимость между социокультурным контекстом, в котором создаются генеалогические источники, формой этих источников и их функцией в обществе.

В этой связи представляется очень перспективным анализ сфер функционирования родословных. С этим напрямую связана проблема вымысла и его доли в генеалогических источниках. Генеалогические легенды могли одновременно сохраняться в народном сознании (например, этногенетические вандальские предания в Новгороде) и существовать в кругах политической и династической верхушки для подтверждения её знатности и прав на управление.

Генеалогический текст - это открытая система, поэтому полное понимание его в принципе невозможно. Возможна только конкуренция и сосуществование различных генеалогических реконструкций. В силу объективных причин исследователь вынужден работать с генеалогической информацией в «бинокулярном» режиме, то есть одновременно рассматривать её как часть реальности прошлого и как часть современной ре-

⁴² Источниковедение: Теория. История. Метод. - С. 11.

альности. Это делает генеалогический (как и любой исторический) источник неисчерпаемым ресурсом в получении новой информации, на основе которой конструируется историческое прошлое.⁴³

Исследовательская работа над диссертацией осложнялась множеством объективных и субъективных трудностей. По сей день многие материалы и источники по немецкой историографии первой половины XVIII века в силу различных причин остаются недоступными.

Однако важно, что интереснейший комплекс генеалогических источников оказался задействован в разрешении целого ряда исторических противоречий, связанных с варяго-русским вопросом. Преимущественно современная наука обязана этим немецкой историографии исследуемого периода.

⁴³ Рикёр П. Указ. Соч. - С. 8, 98, 100, 142; Источниковедение: Теория. История. Метод. - С. 6, 9, 140.

з.

Степень изученности проблемы в историографии.

Немецкой историографией варяго-русского вопроса первой половины XVIII века практически не занимались ни у нас, ни на Западе. Точнее немецкие работы интересовали последующих историков преимущественно в рамках развития нор-манской теории. Труды немецких авторов, которые не вписывались в эти искусственные рамки, оставались без внимания в научной среде. Главным образом, такое положение дел может быть объяснено излишней политизированностью варяго-русского вопроса. Именно этим объясняется широкая известность идей норманистов Байера и Миллера, и удивительная безвестность работ ненорманистских немецких авторов.

Безусловно, существовали объективные политические причины, которые не позволили ненорманистской историографии в Германии стать общенемецкой. После «национального фестиваля» в баварском Гамбахе в 1832 году, Россия была объявлена главным врагом объединения Германии. Наряду с этим, теория об «исторических» и «неисторических» народах в немецкой философии укрепляла фундамент норманизма. Германцы были представлены единственным этносом, который творил историю в Европе.

Помимо прочего, варяго-русский вопрос не ставился и не изучался в историографии на генеалогическом материале, поэтому напрямую тема не интересовала историков.

Донорманистская немецкая историография.

Во второй половине XVIII века в целом развивались тенденции, ранее получившие развитие в немецкой историографии. Историки этого периода основывались на трудах предшественников, но занимались скорее обзорографией, чем научным анализом, не внося ничего существенно нового в науку.

Традиция сохранялась прежде всего в местной мекленбургской историографии вплоть до середины XIX века. Исследования продолжал Фридрих Август Рудлоф.⁴⁴

С 1791 по 1798 гг. вышли в свет три части «Истории Мекленбурга» пастора Эпинуса. Обе работы были основаны, с одной стороны, на достижениях предшественников. Эпинус настаивал на том, что ключом к пониманию мекленбургской истории является признание полного тождества вендов и вандалов. Полное сходство также относилось к родственным им варягам и русам.⁴⁵ Такое положение наиболее приближено к современной трактовке, которая представляется наиболее перспективной.

В 1848 году в Шверине вышел сборник трудов по истории Мекленбурга. С методологической точки зрения сборник был составлен вполне в духе немецкой исторической школы середины XIX века и по своей структуре был направлен на решение целого ряда проблем мекленбургской истории, в том числе проблемы правомерности научного применения генеалогий. Составители сборника отлично ориентировались в

⁴⁴ Rudloff F.A. Geschichte Meklenburgs. - Rostock, Bd. I.

⁴⁵ Aepinus F.J. Geschichte von Meklenburg fur Jedermann in einer Folge von Briefen.
Erster Theil. - Rostock, 1791.

источниках. Одним из них был архивариус д-р Вильгельм Готлиб Бейер, который выступил со статьёй «Король Круто и его род», посвященной происхождению мекленбургской правящей династии.

«Родовое древо нашего великого княжеского дома, - писал Бейер, - было основой для всех историков прошлого».⁴⁶ Однако учёный отмечает также, что не все из предшествующих исследователей по политическим и личностным мотивам действовали объективно. В целом статья была направлена на то, чтобы показать родовую преемственность мекленбургских герцогов с потомками древних королей вандалов и вендов.

Немногим позже историк Мекленбурга Эрнст Болль представил небольшой обзор по истории местной исторической мысли. Но повествование носило исключительно справочный характер.⁴⁷ Как исследователь древней истории, Болль стоял полностью на позициях своих предшественников.

Ф. Виггер в середине XIX века исследовал источниковую базу немецкой историографии проблемы первой половины XVIII века. В приложении к своим «Мекленбургским анналам» он ссылается на датские, английские и даже исландские источники.

Виггер причислял к ободритам варягов, варнабов и собственно ободритов (ререгов). Они занимали города Ратцебург, Варнов, Рерик и т.д. К вильцам относились лютичи,

⁴⁶ Beyer W.G. Konig Kruto und sein Geschlecht II Lisch G.C.F. Jahrbxicher des Ver-
eins fur meklenburgische Geschichte und Alterthumskunde. - Schwerin, 1848. - S. 3.

⁴⁷ Boll E. Geschichte Meklenburgs. Zweiter Theil. - Neubrandenburg, 1855 - S.724-
728.

⁴⁸ Wigger F. Mecklenburgische Annalen bis zum Jahre 1066. - Schwerin, 1860.

редари и некоторые другие племена, в том числе и мекленоургские вильцы. Все эти племена считались вендского (вандальского) происхождения.

Многие древние источники, которые анализировал учёный, отождествляли вендов и вандалов, частью которых считали также варягов-русов. Примечательна ссылка Виггера на хрониста Генриха и его «Историю Англии», что венды и вандалы составляли один народ. Датчане Саксон Грамматик и Свейн Акасон писали о династических отношениях вандалов и русов с данами. Среди исландских источников Виггер отмечает хроники монаха Теодориха и Эйнара Скуласона.⁵⁰

Время от времени в историографии варяго-русского вопроса обращались к немецким работам первой половины XVIII века, но далеко не последовательно и, большей частью, фрагментарно.

С немецкими исследованиями работал их современник В.Н. Татищев, что нашло своё отражение в «Истории Российской».⁵¹ Татищев был, наверное, первым историком, обобщившим огромный объём данных современной ему науки. По традиции, шедшей с незапамятных времён, он связывал происхождение Руси с вандалами и вендами с южного побережья Балтики.

В.Н. Татищев внимательно следил за современной ему немецкой литературой, «желая из оных нечто к сочиняемой [им] истории почерпнуть». В то же время, многие работы вы-

⁴⁹ Wigger F. Mecklenburgische... - S. 105.

⁵⁰ Wigger F. Mecklenburgische... - S. 97-99.

⁵¹ Татищев В.Н. История Российская с самых древнейших времен. Кн.1. 4.1. -
Спб., 1768.

российски* где ДАРСТВЕННА* БИБЛИОТШг _й

зывали у историка возражения из-за многочисленных неточно-

стеи.

В. Тредиаковский приводил в доказательство своей концепции, по которой варяги-русы были родственны померанским ругам, в том числе и немецкие генеалогии.⁵³

Г.Ф. Гольман ссылался позднее на некоторые интересные немецкие источники в своей «Рустрингии».⁵⁴

Немецкий исследователь Петер Гоффман из бывшего ГДР затрагивал дискуссионные проблемы по варяго-русскому вопросу в немецкой историографии первой половины XVIII века в своей статье, опубликованной в «Учёных записках» Гумбольтского Университета в Берлине.⁵⁵ До настоящего времени это наиболее полная обзорная публикация по теме.

Однако П. Гоффман полагал, что дискуссию можно было считать завершённой после издания работ Г.Ф. Миллера. Автор относился ко всем предыдущим исследованиям не более как к историографическому курьёзу. Рассматривая проблему происхождения Рюрика, он упоминает только об одной (обще-

⁵² Андреев А.Н. Труды В.Н. Татищева по Истории России // Татищев В.Н. Исто
рия Российская. Т.1. - М.-Л., 1962. - С. 34.

⁵³ Тредиаковский В. Три рассуждения о трёх главнейших древностях российских,
а именно о первенстве словенского языка пред тевтонским, о первоначалии
россов, о варягах руссах. - СПб., 1773. - С. 225-226.

⁵⁴ Hollmann Н. Rustringen, die ursprungliche Heimath des ersten russischen
Grofifursten Ruriks und seiner Brtider. Ein historischer Versuch. - Bremen, 1816.
Русский перевод издания вышел позже. См.: Гольман Г.Ф. Рустрингия, первона
чальное отечество первого российского великого князя и его братьев. Историче
ский опыт. - М., 1819.

⁵⁵ Hoffmann P. Deutsche Publikationen aus der ersten Halfte des 18. Jahrhunderts zur
Geschichte des vorpetrinischen Russlands II Wissenschaftliche Zeitschrift der Hum-
bolt - Universitat zu Berlin. R. XVII. 1968. 2.

известной) генеалогии из справочника Хюбнера, и в то же время историк замалчивает вендо-вандальскую родословную Рюрика. В целом Гоффман остаётся на позициях норманизма, традиционного для современной немецкой науки.

Проблемных работ по теме нет по сей день. Тем не менее, исследование в данной области представляется чрезвычайно необходимым.

Норманистская немецкая историография.

Данный аспект, в принципе, не нуждается в детальном рассмотрении. Все авторы, затрагивая вопросы о появлении норманской теории, обязательно упоминают Байера и Миллера. Таким образом, тема представляется всесторонне и многократно рассмотренной в науке.

На основе рассуждений Готлиба Зигфрида Байера по ва-ряго-русскому вопросу многие норманисты даже по сей день строят свои концепции.

Историческое наследие Герарда Фридриха Миллера детально изучается в современной науке, а противоречивые оценки его взглядов на варяжский вопрос говорят о необходимости специального исследования этого важного момента в историографии.⁵⁷ К сожалению, многие историки только вскользь говорят об отношении Миллера к проблеме

Петрухин В.Я. Начало этнокультурной истории Руси IX - XI веков. - Смоленск; M., 1995. - С. 50-51.

⁵⁷ Котляров А.И. Развитие взглядов Г.Ф. Миллера по «варяжскому вопросу» // Проблемы истории дореволюционной Сибири. - Томск, 1989. - С. 9.

варягов, ссылаясь на широту его научных интересов, прежде всего в области археологии России.⁵⁸

Н.В. Голицын справедливо писал в предисловии к «Портфелям Г.Ф. Миллера», что всё почти шестидесятилетнее пребывание этого историка в России было посвящено сбору самых разнообразных сведений о прошлом и настоящем, хотя

приоритетное место занимали исторические изыскания.

В историографии существует давняя традиция критического отношения к норманистскому наследию Байера - Миллера, которую начали ещё их современники.

В.Н. Татищев отмечал, что Байер не знал славянских языков, что препятствовало полноценному исследованию древней славяно-русской истории.

Ю.И. Венелин критиковал Байера и Миллера с исторических и методологических позиций, что отразилось в его работе

«Скандинавомания и её поклонники».⁶⁰

* * *

Таким образом, анализ литературы по рассмотренной проблематике показывает, что немецкая историография варяго-русского вопроса первой половины XVIII века не

⁵⁸ Пештич С.Л. Русская историография XVIII века. - Л., 1965; Черепним Л.В.
Русская историография до XIX века. - М., 1957; Каменский А.Б. Академик Г.Ф.
Миллер и русская историческая наука XVIII века // История СССР. 1989. №1;
Hoffman P. Gerhard Friedrich Miiller. Die Bedeutung seinen geographischen Arbeiten
fur den Russlandbild des 18. Jahrhunderts. - Berlin, 1958; Winter E. Aktuelle Beztige
der Geschichte der deutsch-slawischen Wissenschaftsbeziehungen II Russisch-
deutsche Beziehungen von der Kiever Rus' bis Oktoberrevolution. - Berlin, 1976 и
другие работы.

⁵⁹ Голицын Н.В. Портфели Г.Ф. Миллера. - М., 1899. - С. 1.

⁶⁰ Венелин Ю.И. Скандинавомания и её поклонники, или столетние изыскания о
варягах. - М., 1 842.

являлась объектом полного самостоятельного исследования. Настоящая работа посвящена решению данной проблемы.

Трудно переоценить важность исследования в данной области для всей историографии варяго-русского вопроса.

О названиях «варяги», «русы», «руги» и «рушены».

Вообще документальные источники о русах намного древнее, чем о варягах. Дело в том, что в истории русам приходилось вступать в борьбу с германцами и искать поддержки у славян. Поэтому очевидно, что имя «Русь» так или иначе означало этническое понятие, а «варяги» - лишь географическое.⁶¹ Ни один из современников не отождествлял варягов с немцами, более того, ни один немецкий источник вплоть до позднего средневековья не смешивает русь ни со шведами, ни с каким иным германским племенем.

Немецкоязычные авторы XV- первой половины XVIII вв. переводили термины «Русь», «Россия» то как «Ройсен» (Re-usen), то как «Руссия», «Ругия» или «Рутения». По наблюдениям М.Н. Тихомирова в собственно русских источниках формы «Росия» и «Россия» появляются с XV века, постепенно утвер-

/г/у

ждаясь в следующем столетии.

Проблема соотношения русов с ругами, рутенами и т.д. дискуссионна в современной науке. Для многих прошлых и нынешних историков далеко не очевидно их тождество. Из-

Кузьмин А.Г. Об этнической природе варягов (К постановке проблемы) // Вопросы истории. 1974. №11. С. 69.

⁶² Тихомиров М.Н. О происхождении названия «Россия» // Вопросы истории. 1953. № 11. С. 94.

вестный исследователь балтийских древностей А. Гильфердинг считал, например, ругов германцами.

Г. Ловмяньский полагал, что русы не были изначально идентичны ругам, отождествление произошло позднее в славянских пределах, в Киеве, но не в славянской среде. Исследователь предполагает, что это могло случиться после прибытия Олега в Киев в конце IX века, незадолго до составления Раф-фельштеттенского таможенного устава (903-904 гг.). Также в восточнославянской среде могло появиться название Ruthenia.⁶⁴

В данном случае наиболее обоснованным и распространённым продолжает оставаться мнение, что под «ругами» Раффельштеттенского устава следует понимать русских куп-цов.⁶⁵

А.В. Назаренко анализирует группу из пяти этноконов, оканчивающихся на -rozi из «Баварского географа», однако не может предложить приемлемой этимологии и идентификации. Тем не менее учёный признаёт, что Ruzzi «Баварского географа» - это «одно из древнейших упоминаний имени «русь».⁶⁶ В настоящее время исследователь занимается территорией древнего Ругиланда.

Гильфердинг А. История балтийских славян. - М., 1994. С. 34.

⁶⁴ Ловмяньский Г. Руссы и руги // Вопросы истории. 1971. №9. - С. 47, 51.

⁶⁵ Zdllner Е. Rugier oder Russen in der Raffelstettener Zollurkunde? II Mitteilungen
des Institute fur Osterreichische Geschichtsforschung. - Graz; Koln. 1952. Bd. 60.

⁶⁶ Назаренко А.В. Немецкие латиноязычные источники IX-XI веков. - М., 1993. -
С. 26-31, 41.

Достаточно давно существует точка зрения, что Ругией, Русией или Росией называли Киевскую Русь.⁶⁷ Сторонники данной версии приводят в доказательство тот факт, что в хрониках княгиню Ольгу называли «regina Rugorum», то есть королева ругов. Позднее Даниил Галицкий в договоре с Тевтон-

/ТО

ским орденом был назван «primus rex Ruthenorum».

Однако это могло быть также более широким обобщением. А.Г. Кузьмин на основе осмысления этимологического родства слова «Русь» и вероятных производных от него (руги, роги, рузы, руцы, рутены), приходит к выводу, что русы разных областей Европы оказываются родственниками. Название зависело от диалектических различий, появлявшихся в результате длительного изолированного друг от друга проживания.⁶⁹

В настоящее время гипотеза о тождестве русов и ругов, «превратившихся» в средневековой латыни в рутенов, наиболее перспективна в науке.⁷⁰ Название «рутены» (ruteni, rutheni) является самым близким латинским искажением названия «русины» (ruszeni). По сей день одна из частей русского этноса -карпатские русины - именует себя рутенами, а Карпатскую Русь зачастую называют Рутенией.

Отметим, что в исторической литературе существует широко распространённое заблуждение рассматривать географи-

ей, например: Кур А.А. Из истинной истории наших предков // Молодая гвардия. 1994. №1. - С. 237.

⁶⁸ Полное собрание русских летописей. Т. 2. - Стб. 816-817.

⁶⁹ Кузьмин А.Г. Падение Перуна: Становление христианства на Руси. - М., 1988.
- С. 137-138.

⁷⁰ Кузнецов Е.В. Откуда есть пошла Русьская земля... // Петреченко Г. Рюрик. -
Нижний Новгород, 1994. - С. 452, 453.

ческое название Русь (или понимать Русь только как географическое название) без связи с этническим именем.⁷¹ «Русью» летописи называли и народ, и государство; в каком смысле было употреблено это слово, в каждом конкретном случае можно определить только из контекста.

Это позволяет нам в исследовании распознавать этническое начало отдельных частей Руси, скрытое за географическими названиями.

Термин «варяги» существует в источниках в узком и широком (более позднем) понимании. Изначально, варяги - южнобалтийское племя. Более широкая трактовка - это балтийские славяне и позднее даже скандинавы.

Варягами вначале называли на Руси собственно варягов (вагров, варинов) с побережья южной Балтики. Во второй половине X века термин «варяги» начинает изменять своё первоначальное значение, прежде всего, в силу его обобщения в восточнославянской среде, и начинает обозначать собой принадлежность к западноевропейскому обществу сперва в географическом, а позднее, и в этническом смысле.

С XII века термин «варяги» постепенно заменяется словом «немцы» и употребляется только изредка по старой традиции. С этого времени под «варягами» начинают обобщённо понимать западных европейцев.⁷² Вероятно, подобное искажение значения было связано с онемечиванием варягов. Южнобалтийское побережье в XI-XIII веках подверглось усиленной

⁷¹ Алейников В.Е. Исторические регионы Руси. Новая концепция. - Минск, 1994. -
С. 38-58.

⁷² Костомаров Н. Русская республика. - М., 1994. - С. 18.

христианизации и германизации. Уже в XV веке русские летописи писали, что Рюрик пришёл «от немцев».⁷³

Русы в одних случаях отождествляются с варягами, но в других являются явно другим племенем. Сложность в данном случае заключается в том, что в одной Прибалтике существовало несколько «Русий», которые восходили к разным истокам.

В то же самое время, в историографии существует оригинальная гипотеза о руси и варягах, как о профессионально-социальных терминах.

С.А. Гринёв полагал, что русы были военно-конным сословием славян. Он считает, что само название Русь дали этим всадникам готы, немного исказив слово «конь». Отсюда произошли наименования «Russ», «Reuter» и позднее «Ritter».⁷⁴ В то же время «варяги... были у наших славян в сущности ничем иным, как тоже войсковым сословием, но преимущественно

пешим». Последнее утверждение весьма удивительно, так как варягов намного проще связывать с индоевропейскими обозначениями воды.

Немногим позднее профессор В.А. Брим озвучивал подобную версию, но с принципиально иной расстановкой акцентов. Он считал, что слово «Русь» скандинавское и в переводе обозначает «дружина».⁷⁶

Устюжный летописный свод. - М.; Л., 1950. - С. 20.

⁷⁴ Гринёв С.А. Была ли конница у древних руссов? - Киев, 1895. - С. 10, 16.

⁷⁵ Там же. - С. 17.

⁷⁶ Брим В.А. Происхождение термина «Русь» // Россия и Запад. Исторический
сборник. 1923. №1. - С. 5-Ю.

Как видим, такая трактовка ничего не проясняет, хотя уже давно замечено, что термин «Русь», вероятно, близок по значению к военной тематике.

Таким образом, при анализе немецких, польских и шведских средневековых источников мы будем исходить из современного положения о тождестве русов, ругов, рутенов и так далее, которые были изначально не славянским и не германским этносом. Понятие «варяги» явно более узкое, чем понятие «Русь», но частично относится к последнему.

Такой подход позволяет нам избежать прямой подмены, когда данные, относящиеся к русам, переносят на варягов, а неславянство русов служит «доказательством» для отождествления варягов и скандинавов.

Определившись в терминах, можно перейти непосредственно к анализу источников. Проблемы, которые дискутировались в немецкой историографии первой половины XVIII века, базировались преимущественно на одном и том же источнико-вом материале, который использовали и ненорманисты, и нор-манисты.

Политическое сближение России и Германии

С начала XVIII века европейская история получила для нас принципиально новое значение. Россия преодолела разрушительные последствия Смутного времени, стала могучей европейской державой и начала принимать активное участие во внешней политике западных государств. Политическая ситуация первой половины XVIII века оказала решающее влияние на формирование исторической мысли.

В начале марта 1697 года началась русская дипломатическая миссия в Западную Европу, получившая название «великого посольства». Её главной целью было укрепление и расширение антитурецкого союза России с рядом европейских государств. В ходе посольства Пётр I тайно встретился в Кенигсберге с бранденбургским курфюрстом Фридрихом III, и переговоры закончились заключением устного союза, но не против Турции, как предполагалось, а против Швеции. Это был решающий шаг к изменению внешнеполитической ориентации России с южного направления в сторону Прибалтики.

Русско-немецкие отношения складывались особенно активно, так как они имели сравнительно длительную предысторию. Ешё царь Василий III предоставил для поселения наёмных иноземцев слободу Наливки; после ливонских походов Ивана Грозного в Москве оказалось большое количество пленных немцев, которые поселились в Немецкой слободе. Мемуарист Конрад Буссов отмечал, что Борис Годунов активно приглашал немцев на русскую службу.1 С конца XVII века началось массовое переселение немцев в Россию, которое только усиливалось на протяжении всего следующего столетия. Научное и культурное сотрудничество двух великих народов стало феноменальным явлением в мировой истории. Уже с первого десятилетия XVIII века в самой Германии формируется несколько крупных научных центров, из которых происходила первая научная информация о России - Лейпциг, Йена, Галле, Росток и т.д.

К тому же, союз России и Германии всегда имел в европейской истории особое геополитическое значение. Это закреплялось тем, что российские и германские монархи были родственны не только по происхождению, но в большинстве случаев, по духу и взглядам. Впервые о русско-немецких династических связях в рамках внешнеполитического диалога между двумя государствами можно говорить, пожалуй, применительно к эпохе Ивана III. В январе 1489 года в Москве в качестве посла Максимилиана I побывал рыцарь Николай Поппель. Темой аудиенции у Ивана III стал вопрос о возможном браке русского великого князя с племянницей германского императора. Речь шла о «любви и дружбе» между двумя государствами. Важно, что в числе прочего, германский посол предложил Ивану III в случае согласия королевский титул. От имени Ивана III отказ от этого титула сформулировал посольский дьяк Фёдор Курицын.2 Великий московский государь стремился к принятию титула царя «всея Руси». Это уже к тому времени отразилось в грамоте в Ливонию, где фигурировал указанный титул, а датский король называл Ивана III императором. В кругах московской политики формировалась идея о «третьем Риме» и «братстве» с византийскими монархами. В данных условиях лестное для Запада предложение о королевском титуле могло быть истолковано только как попытка ограничить политическую самостоятельность русского государя. Вопрос о титуловании был в средневековье одним из основных и важнейших. Древнерусская литература предлагала две версии обоснования знатности правящей династии, которые особенно ярко отразились в «Сказании о князьях владимирских». Согласно первой версии, князь Рюрик происходил от древнеримского правящего рода. Римский император Август послал своего «родича» Пруса править на берега Вислы и Немана. Позднее новгородские старейшины по совету Гос-томысла отправили в Прусскую землю послов и призвали оттуда правителя из того рода, восходящего к Августу. Новгородцы «умолили» править у них князя Рюрика, и тот явился с братьями Синеусом и Трувором и племянником Олегом. По другой версии, киевский князь Владимир Мономах получил регалии царской власти от византийского императора Константина Мономаха.3 Обе версии существовали не только в древнерусской историографической традиции. Они получили развитие и в немецкой, и в польской историографии проблемы. Русско-немецкие династические связи. В самой Германии интерес к России и, как следствие, к древнерусской истории был прямо пропорционален усилению русско-германских межгосударственных (особенно, династических) связей. Немецкие авторы обращались к истории, чтобы с её помощью наметить объективные точки сближения двух государств. С XVIII века родственные связи российской и германской правящих династий становятся всё более тесными. После того, как в ходе Северной войны Россия овладела Эстонией и Лифляндией, Пётр I стремился к завоеванию позиций на южном побережье Балтики. В данном случае была использована не сила оружия или военная тактика, а политика бракосочетания - весьма эффективный приём внешней политики.

В 1711 году царевич Алексей по настоянию Петра I женился на принцессе Шарлотте Кристине Софии Брауншвейг-Люнебургской (в крещении Евдокии). Кронпринцесса была внучкой Вольфенбюттельского герцога Ан-тона-Ульриха (1633-1704), авторитетного представителя Брауншвейгского дома, который ориентировался на союз с Россией.

Событие представлялось для его современников весьма значительным. Дело в том, что Шарлотта Кристина София приходилась младшей сестрой Елизавете Кристине, которая была замужем за Карлом VI, ставшим германским императором именно в 1711 году. Впоследствии политический вес супруги кайзера поддерживала Прагматическая санкция 1713 года, по которой разрешалось наследование престола по женской линии, при отсутствии у монарха сыновей. Безусловно, Пётр I был крайне заинтересован в укреплении таких связей.

Происхождение Руси по польским источникам

Польские источники важны для понимания причин и истоков формирования немецкой историографии первой половины XVIII столетия не меньше, нежели собственно немецкие материалы.

Многие польские средневековые источники доносят до нас свидетельства о Руси и русах. Наиболее ранние документы локализуют Русь (Рутению) на южном побережье Балтики.42

С конца XIV века польские короли в поисках поддержки в борьбе против экспансии немецких рыцарей начинают рассматривать сближение с русскими землями, как приоритетное направление своей внешней политики. Эти события послужили стимулом для польских историков, которые начали проявлять всё больший интерес к прошлому русского народа и тогдашнему состоянию русских земель. В польской исторической литературе вопрос происхождения Руси дискутировался весьма активно, что нашло отражение в большом количестве хроник и трактатов, изданных в Польском королевстве и затрагивавших эту тему.

Первая польская гипотеза начала Руси была тесно связана с версией древнерусского летописания и изложена в хронике Яна Длугоша в конце XV века.43 По ней, происхождение русских следовало связывать с историей польского народа. Главный аргумент Длугоша состоял в том, что основателями русской государственности были поляне, которые в силу сходства своего имени с именем поляков (по-латыни -poloni) признавались польским племенем. По генеалогии Длугоша, легендарный прародитель Рус был внуком перво-предка поляков Ляха.44 В этом явно чувствовались политические мотивы - значительность Польши в эту историческую эпоху была несопоставима с ролью русских княжеств, потерявших независимость и вошедших в состав Литвы, которая также всё больше ориентировалась на Краков.

Последователем Длугоша был Матвей Меховский (Ме-ховита), который приобрёл наибольшую известность среди польских авторов начала XVI века, В 1517 году он опубликовал в Кракове «Трактат о двух Сарматиях», где подробно описывались земли, населенные восточными славянами, но в то же время указывалось, что во главе русского народа стоят знатные люди из поляков. Однако в отличие от Длугоша, Меховский допускает существенную оговорку, называя русскими только подданных Литвы (Rusini), но не жителей Московского государства.

Процитируем эпизод из сочинения польского хрониста, который непосредственно касается нашей темы: «[Рассказ о немецком завоевании винделиков (вандалов, - прим. авт.) в Поморье] Тем не менее, до сего дня винделики и славы остаются в тех местах около Любека, Ростока, Мисны, но не в городах, а в сёлах и деревнях, особенно те, что называются сарбы и винды. Остаются ещё и старые имена поляков и винделиков в названиях мест, замков и городов: ведь и Любек и Росток и Мекельсбург {то есть Мекленбург, - прим. авт.) - имена польские».45 Вне сомнения, Меховский использовал уникальные источники и наблюдения, что делает его сочинение особенно актуальным для изучения нашей проблемы. Матвей выдвигал цельную гипотезу о вандалах, которые, по его мнению, вместе с другими родственными племенами произошли из Польши. В то же время, из всех иностранцев конца XV- начала XVI вв., писавших о Руси, Меховский наиболее определённо и последовательно отличает Руссию от Московии.(Сведения об этом у Матвея заимствовал С. Мюнстер). Такое разграничение было полностью оправданным. Матвей Меховский просто писал «не про те» русские земли, которые большинство учёных до сих пор связывали с Московским государством. Очевидно, что речь идёт о Карпатской Руси (Рутении): «Ограничена Руссия - с юга Сарматскими горами и рекой Тирасом, которую жители называют Днестром (Ni-estr); с востока Танаисом, Меотидами и Таврическим островом; с севера - Литвой, с запада - Польшей. ...У Сарматских гор живёт народ русский (Ruthenorum), во главе которого стоят знатные люди из поляков... Столица Рутении - укреплённый город Львов с двумя замками - верхним и нижним».47 Вопрос о специфике Карпатской Руси будет подробнее рассмотрен в третьей главе настоящей работы. По сей день, как минимум два народа - великорусы и русины, прямо никак не связанные между собой и удалённые географически друг от друга именуют себя «русскими». Это может свидетельствовать только в пользу существования некоего русского этноса, некогда существовавшего в Европе и связанного с (или идентичного) вендо-вандальским этносом. Менее значительные осколки этого этноса могут быть обнаружены в других частях европейского континента. Меховский также находит «русские» корни в Литве, где «много князей литовских и русских».48 Именно к Литовской Руси он относил Новгород.49 Два года спустя после выхода «Трактата», Матвей Меховский опубликовал ещё одно своё сочинение - «Польскую хронику», в которой выделяет русских в качестве самостоятельной и равноправной ветви славянства и высказывает сомнения относительно легенды про Леха и Руса. Матвея Меховского можно, вне сомнения, выделить, как наиболее перспективного автора в польской историографии.

Начало немецкого норманизма Норманская теория Г.З. Байера

Впервые Миллер обратился к варяжской проблеме в начале 30-х годов XVIII века. В 1732 году в своём журнале «Sammlung russischer Geschichte» он опубликовал статью «Известие о древней рукописи русской истории Феодосия Киевского». Эта статья и содержала, собственно, истоки норманизма Миллера. Здесь академик даёт подробный пересказ содержания «Повести временных лет» с элементами исследовательского характера в виде авторских пояснений, а главное - проводит мысль о том, что варяжские князья были выходцами из Скандинавии, то есть были шведского происхождения. Миллер сформулировал проблему, вполне типичную для историографии варяжского вопроса первой половины XVIII века: «Рюрик, откуда призван ли, чтоб стать самовластным государем?» Роль первотолчка в норманистской интерпретации данной проблемы сыграли небольшие миллеровские пояснения.

Во второй части первого тома Миллер приводит «Историю северных королей» Снорри Стурлусона. В этом произведении вообще преобладает линия на пояснение скандинавско-русских династических связей, поэтому нет ничего удивительного, что оно было проработано Миллером.

Главный эпизод «Истории» Снорри касался женитьбы киевского князя Ярослава Мудрого на шведской принцессе, дочери Олафа Шведского, Ингигерде. Но в примечании Миллер называет её варяжской принцессой. Возможно, имеет место обычная путаница, так как Ингигерда родилась от брака Олафа с ободритской принцессой Естред.65

Важную проблему представляет вопрос о том, как журнал Миллера оценивался в Западной Европе и, прежде всего, в Германии. Конечно, он был известен в немецких научных центрах. Как следствие, в Германии и других странах получили распространение переводы немецкоязычных изданий трудов Миллера на английский и французский языки. Этот факт позволяет Л.П. Белковец сделать вывод, что работы Миллера оказали большое влияние на западноевропейскую историографию России.66

Но в то же время, ссылки на миллеровские исследования далеко не часто содержаться в немецких работах, касающихся варяго-русского вопроса. В научной среде Миллер мог вызывать интерес как издатель источников по русской истории, которые занимали центральное место в «Sammlung russischer Geschichte». Но именно «благодаря» Миллеру и некорректному переводу опубликованных источников, на Западе летописец Нестор достаточно долгое время был известен под именем Феодосия.

Широкая проблематика исторического исследования обуславливала необходимость развития вспомогательных исторических дисциплин. Миллер не был исключением и уделял важное место генеалогическому исследованию, полагая, что «история и родословная наука так между собой связаны, что одна без другой быть не может».

Миллер систематически собирал данные по родословию различных ветвей Рюриковичей. Он сам указывал на свои труды по составлению генеалогий русских великих князей, царей и императоров.

«И прежде и после Сибирского моего путешествия, - писал Г.Ф. Миллер, - трудился я много в сочинении родословных таблиц для российской истории, наподобие той, которая находится в 1-ом томе «Собрания русских истории»... ».

Поэтому когда в 1746 году историк-любитель П.Н. Крекшин подал на рассмотрение Сената «Родословие великих князей, царей и императоров», в котором род Романовых возводился к Рюрику, работа была передана в Академию наук и попала на отзыв Миллеру. Крекшин выводил родословную Романовых из ветви древних великих князей через ярославских князей Романовичей.

Однако Миллер замечал, что «не удовольствовался... сочинением таких таблиц о фамилии великих князей, царей и императоров российских».69 Он писал, что обладает достаточным материалом по генеалогиям Рюриковичей и Романовых, чтобы не только опровергнуть положения Крекшина, но и составить собственную родословную таблицу.

Здесь не обошлось без вмешательства политики, уже в 1748 году президент Академии наук граф К.Г. Разумовский запретил Миллеру под угрозой штрафа заниматься генеалогическим исследованием. Таблицы Миллера так и остались неопубликованными. Правда, часть генеалогий была позднее издана во втором томе «Tables genealogiques» М. Коха.

После смерти Миллера, в архиве оказались некоторые его материалы по генеалогии российских государей и дворян.71

Проблема реальности Рюрика и его братьев

В связи с нашей темой особого внимания и исследовательского интереса заслуживают личные имена, упомянутые в немецких генеалогиях. В историографии варяго-русского вопроса проблема имён всегда была одной из основных. Начиная со шведских историков, норманисты стремились отождествить «русские» имена с германскими (скандинавскими) и на этой базе строить свои доказательства. С начала XVIII века «русские» имена традиционно считались незыблемым аргументом в руках норманской школы и своеобразной загадкой, которую не могли разгадать антинорманисты, настаивавшие на славянском происхождении варягов. Получалась «ничья» в жёстком академическом поединке: норманисты не могли объяснить, почему варяги-русы поклонялись нескандинавским богам, а их оппоненты не могли ничего поделать со «скандинавскими» именами варягов.

Для анализа имён из немецких генеалогий, нам необходимо рассмотреть весь исторический фон, на котором они функционировали. Мы будем исходить из очевидного факта, что «русские» имена варягов не являлись изначально славянскими. Не только в силу различного этнического происхождения, но и по той простой причине, что славянский именослов ещё не был сформирован.

Славяне появились на Балтике не ранее VI века. Очевидно, что со временем они ассимилировали местное вандальское население - ругов и варинов. Поэтому в ранних родословиях вендо-ободритских королей преобладают собственно «русские» имена, этимология которых уходит в глубокую древность. Славянские имена появляются в генеалогических таблицах только с IX века, когда русы начинают окончательно сливаться со славянами и усваивают их язык. Однако следы иной племенной генеалогии были еще весьма заметны.

Большая часть «русских» имён прямым образом отражала религиозные верования, что свидетельствует о своеобразном общественном укладе. Имена «русских» королей были своего рода продолжением генеалогии «русских» богов.

Родоначальник династии Радегаст носил то же имя, что и главное божество в храме Ретра. Хронист Титмар также именует его Сварожичем.25 Адам Бременский, писавший свою историю Гамбургской церкви около полустолетия позже летописи Титмара, говорит о Ретрском святилище, как о центре языческого богослужения. Главное место там занимал золотой идол Радегаста с львиной головой, особо почитаемый ободритами. Сообщения этих авторов повторяет в XII веке Гельмольд.27

Немецкий автор Элиас Шедий в середине XVII века прямо отождествлял Радегаста с одноимённым «королем герулов», считая, что он был обожествлен после смерти. Речь идет о Радегасте I, который вел свою родословную от короля вандалов и русов Алимера, женатого на Иде с острова Рюген. Их потомки правили в Ругиланде.

У Радегаста был брат Крок (или Крак) - король геру-лов и вагров. Великопольская хроника называет Крака первым королём лехитов. У него было два сына и дочь. Младший из сыновей, также по имени Крак, стремясь захватить королевский престол, тайно убил старшего брата. Но вскоре он умер, не оставив потомства. Королевой стала его сестра Ванда, победившая германцев, от неё лехиты стали называться вандалитами. Крока упоминает Козьма Пражский в «Чешской хронике».29

Польские источники возводили гербы нескольких знатных польских фамилий (например, род Корабиев) с изображением на красном поле золотого корабля в разрез, имеющего на носу и корме по львиной голове, к вандалам. В V веке вандалы под предводительством короля Крока опустошили Францию.30 Шедий считал ругов, герулов, вандалов и ободритов одним народом, жившим в области Мекленбурга и Старгра-да.31 Пока неясно с именем Ариберт. Ономастический ряд Ариперт, Годеперт, Рагинперт и так далее прослеживается по генеалогиям королей лангобардов. По генеалогии из справочника Хюбнера, родоначальники этой династии считались вандальского происхождения.33 Интересно, что самоназвание племени лангобардов (от герм, «длиннобородые») было винулы.34 Эрнст Бротуф, основываясь на «Вандалии» Кранция, называет некоего короля Ариберта (ум. в 669 г.), его брата Ратибора и сестру Венделу правителями вендов и венулов в Италии. Далматинский историк XVII века Мавро Орбини упоминает короля Ариберта и его потомков на Балтике.36 Э. Болль в «Истории Мекленбурга» отдельную главу посвятил личным именам и фамилиям и истолковывал имя Ариберт как Римберт. Важно, что многие имена собственные «живы» по сей день. Например, Витслав (ср. с польским и чешским Вацлав ) или Драго. Многие из них проанализировал профессор А.Г. Кузьмин. Известна его интерпретация имён Рюрик, Синеус (Сивар), Трувор и т.д. Добавим только, что имя Сивар (Sievert, Sywardt), возможно, следует понимать в связи с культом варяжской богини Сивы, в немецком языке ему соответствует имя Зигфрид. Город Старград некогда назывался Сиван, также по имени богини Сивы.39 Ещё Тацит писал, что племя варинов поклоняется «матери - земле»: «Есть на острове среди Океана священная роща и в ней предназначенная для этой богини и скрытая под по-кровом из тканей повозка; касаться её разрешено только жрецу...» Сивар немецких генеалогий могло быть притяжательным от имени Сива и также отражать религиозный культ. Имя Сивар было, видимо, известно и в другой «русской» области - в Роталии и на острове Эзель. Там оно сохранилось на долгое время. Например, датских вассалов в северной Эстонии возглавлял рыцарь Сиверт (Siverith по Литовской Рифмованной хронике41). Его войска в 1269-1270 гг. выступили на стороне магистра Ливонского Ордена против литовского набега на остров Эзель. К слову, несмотря на это, рыцари потерпели поражение. Имя Труво(а)р в свою очередь связано с балтийским культом Триглава (Trzy) или родственно понятию «трубадур».

Похожие диссертации на Варяго-русский вопрос в немецкой историографии первой половины XVIII века

Варяго-русский вопрос в отечественной историографии XVIII-XX вековФомин Вячеслав Васильевич

Источники по истории преподавания православного латиноязычного богословия в России в первой половине XVIII векаСуториус Константин Владимирович

Записки Уильяма Кокса второй половины XVIII века о его путешествии в Россию как исторический источникГунякова Ирина Викторовна

Государственные и церковные источники о демографических процессах в южных уездах Тобольской губернии в конце XVIII - первой половине XIX века Кабакова Наталья Васильевна

Этноконфессиональные отношения на территории Хазарского каганата (Отечественная историография: вторая половина XVIII - начало XXI вв.) Талашов Михаил Владимирович

Современная британская историография военной истории Европы XVII - XVIII вековЛыдин, Николай Николаевич

Отечественная историография государственно-правовых отношений в России XVIII векаНеруцкова Олеся Евгеньевна

Альфред Коббен как историк французской революции конца XVIII векаМеер, Евгения Сергеевна

Законодательные акты и делопроизводственная документация как исторический источник по налоговой политике правительства в первой четверти XVIII века : на примере Западной СибириПриходько Ирина Николаевна

Рецепция античности в исторической мысли XVIII века : опыт М.М. ЩербатоваКозлова, Мария Игоревна