Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Основные тенденции развития отечественной археологии в 1920-1950-е гг. 44
Глава 2. Методология и методы исторических реконструкций в работах отечественных археологов конца 1920 - середины 1950-х гг. 66
1. Теоретические основания исторических реконструкций 66
1.1. Марксизм 66
1.2.Теория стадиальности 69
1.3. Автохтонизм 75
2. Методы исторических реконструкций 78
2.1. Метод восхождения 78
2.2. Комплексный метод 80
2.3. Ретроспективный метод 83
2.4. Метод этнографических параллелей 84
2.5. Метод трудовых затрат 87
3. Методологические проблемы интерпретации отдельных групп источников 89
3.1. Основные теоретические подходы к изучению поселения как типа археологического источника 89
3.2. Дискуссионные вопросы интепретации состава погребений 91
Глава 3. Реконструкция основных видов хозяйства в работах отечественных археологов конца 1920-1950-х гг. .. 103
1. Отрасли присваивающего хозяйства 103
1.1. Охота 104
1.2. Рыболовство 106
2. Скотоводство 107
3. Земледелие 126
Глава 4. Особенности исторической интепретации археологического источника в трудах крупнейших археологов-сибиреведов 1930-1950-х гг . 138
1. С.В. Киселев 139
2. М.П. Грязное 148
3. СИ. Руденко 155
4. В.Н. Чернецов 161
Заключение 169
Список источников и литературы 174
Источники 174
Архивы 174
Публикации 175
Литература 187
Список сокращений 212
- Основные тенденции развития отечественной археологии в 1920-1950-е гг.
- Теоретические основания исторических реконструкций
- Отрасли присваивающего хозяйства
- С.В. Киселев
Введение к работе
Актуальность. Современный этап развития гуманитарного знания (и археологии в том числе) характеризуется повышенным вниманием к теоретической рефлексии основ профессиональной научной деятельности. Эта тенденция является важнейшей качественной характеристикой сложного процесса развития науки. Теоретическая проблематизация любых, казалось бы самых устоявшихся методик исследования, научно-образовательных процедур позволяет помочь не только получить качественно новое знание о прошлом, но и четче осознать функции и задачи науки в современном мире. Теоретическая составляющая как форма рефлексии делает науку наукой, отличая ее от других типов знания. Эти общие тенденции проявляются и в современной отечественной археологической литературе.
Одной из исследовательских процедур, достаточно часто применяемой археологами и другими гуманитариями в своих исследованиях, является реконструкция исторических процессов, опирающаяся на археологические источники. Необходимость применения подобной процедуры связана с тем, что мы зачастую не имеем письменных свидетельств о жизни древних обществ и, соответственно, при воссоздании их истории исследователи опираются на существующую источниковую базу.
Исследовательская практика показывает, что реконструкция системы родовых отношений, духовной культуры и т.д. на основании попыток извлечь информацию из фрагментов керамики или остатков жилищ -сложная процедура, опирающаяся на массу априорных допущений, усиленных ожиданиями исследователя и обыденным здравым смыслом.
Понятно, что подобного рода процедуры применялись и применяются в исторической и археологической науке достаточно часто и порой приводят к весьма впечатляющим результатам. В большинстве случаев подобные попытки, как удачные, так и неудачные, учеными осуществлялись интуитивно, по наитию, по традиции, т.е. без теоретической рефлексии по
поводу самой методической процедуры. И это вполне понятно: теоретическая рефлексия, в том числе данной проблемы, является очень сложной работой, требующей серьезной конкретно-исторической и философской подготовки. Попытка дать ответ на вопрос, каким образом возможно изучать исторические процессы на основании археологических источников, очень тесно связана с ответом на вопрос, что такое археология и археологический факт, с одной стороны, и, что такое история, исторический процесс и исторический факт - с другой.
В нашей работе мы не пытаемся дать окончательный ответ на данные вопросы. Следует подчеркнуть, что это серьезные принципиальные проблемы, разработка которых возможна в нескольких направлениях и даже областях знания, и мы попытаемся, двигаясь в одном из направлений -историографическом, рассмотреть некоторые аспекты заявленной темы.
Мы считаем, что важной составляющей, выполняющей функцию теоретической рефлексии в современном знании, является история науки. Историко-научное знание играет значительную роль в теоретико-методологической рефлексии и выработке методики конкретно-исторического или археологического исследования. Прежде чем начать процедуру рефлексии, необходимо накопить исторический материал, по поводу которого эта процедура оказывается возможна.
Совершенно очевидно, что наука - это явление историческое, она часть общества и развивается вместе с ним под воздействием целого ряда факторов. Спектр факторов, влияющих на состояние науки, очень широк - от фундаментальных основ картины мира до банальной политической конъюнктуры, - и рассматривать уровень теоретико-методологических представлений необходимо исторично, учитывая специфику того или иного этапа развития. Кроме того, говоря о многообразии форм научного знания, мы должны выделять различные национальные традиции. Несмотря на типологические сходства, гуманитарная наука во Франции или Германии
прошла в своем развитии иные этапы чем в России. Мы в своей работе попытаемся понять, как реконструировали историческое прошлое археологии советского периода.
Следуя подходу, сложившемуся в современной историографии, мы понимаем советский этап как специфический, качественно новый период развития отечественного гуманитарного знания, который, во-первых, не является полным разрывом с дореволюционной традицией, во-вторых, обладает многими типологическими чертами, позволяющими говорить о его сходстве с развитием науки в других странах, а, в-третьих, обладает своей далеко неоднозначной спецификой, делающей его уникальным явлением, достойным серьезного изучения. Л.С. Клейн определяет советскую археологию как "феномен", т.е. "нечто особенное, необычное, уникальное, требующее особых усилий для понимания"1.
Мы далеки от крайних позиций в оценке советского периода в истории науки. Первая крайность, как известно, акцентирует внимание на заслугах советской науки, характеризуя ее как "самую передовую в мире". Вторая, наоборот, превращает исследование в огульное охаивание всего советского, рассматривая советскую науку как регресс, а задачу современного этапа как возвращение к дореволюционным традициям или освоение наработок зарубежной науки. Мы считаем обе позиции непродуктивными: бесперспективно восторгаться советской наукой или ругать ее, более того, с нашей точки зрения, целью науки не является определение того, "что такое хорошо и что такое плохо". Необходимо понять изучаемый феномен во всей сложности и противоречивости. Это мы и пытаемся сделать в нашей работе на материале выбранной проблемы.
В советское время была организована стройная и продуктивная система археологических исследований, сделаны многие открытия мирового значения, в то же время советская археология была поставлена в
беспрецедентно жесткие условия идеологического контроля и давления. Но, несмотря на это, некоторые работы советских археологов представляют собой действительно значимые, а порой выдающиеся научные исследования, сохраняющие свое значение до сих пор.
Следует отметить, что на протяжении всего советского периода и до настоящего времени исследовательскую практику определяют интерпретационные стереотипы, сформировавшиеся в конце 1920-х-1950-е гг. Широкое применение естественно-научных методов, ужесточение требований к полевым исследованиям и камеральной обработке, изменение политической и культурной ситуации, пересмотр вопроса о статусе археологии как науки - все эти значимые факторы не смогли изменить практики исторических интерпретаций в археологии. Сейчас археологи восстанавливают древнюю историю, используя, в сущности, те исследовательские процедуры, которые сформировались в конце 1920-х-1950-е гг., что делает настоящее исследование особенно актуальным.
Объектом настоящего исследования является отечественная археология конца 1920 - середины 1950-х гг. Предметом исследования -методики исторической реконструкции на основании археологических источников в работах советских археологов указанного периода.
Цели и задачи. Основной целью исследования является реконструкция основных характеристик процедуры исторической интерпретации археологического источника в советской археологии конца 1920-х- середины 1950-х гг.
Представляется, что наиболее "чистый" пример для изучения дописьменных обществ дает археология Сибири, т.к. первые письменные сведения здесь относятся к эпохе средневековья. Потому в ходе исторических реконструкций ученым с неизбежностью приходится опираться только на археологический материал. В силу многообразия археологического материала и наличия региональных особенностей, под
Сибирью мы будем понимать территорию от Урала (на западе) до горных хребтов побережья Охотского моря и р. Лены (на востоке), и от Северного ледовитого океана (на севере) до Казахского мелкосопочника (на юге), отличая ее от Средней Азии (на юге) и Дальнего Востока (на востоке). — Поставленная цель может быть достигнута путем решения следующих
задач:
- реконструировать основные черты советской археологии в период конца 1920-1950-х гг., уделяя особое внимание анализу политических и общекультурных факторов, оказавших влиявшие на складывание новой модели науки;
- на основании комплекса теоретических работ советских археологов выявить методологическую и методическую основу исторических
реконструкций древних обществ в археологии указанного периода;
- на примере реконструкции основных видов хозяйства установить группы археологических источников, использовавшихся для исторической интерпретации;
- показать специфику методики работы крупнейших археологов-сибиреведов (СВ. Киселева, М.П. Грязнова, СИ. Руденко, В.Н. Чернецова) в
сфере исторического исследования.
Сформулированные выше задачи непосредственно определяют логическую структуру основной части диссертационного исследования.
Широта поставленной проблемы приводит к тому, что за пределами внимания оставлен целый ряд близких к теме сюжетов. В исследовании рассматриваются только работы, посвященные обществам, для реконструкции истории которых археологические свидетельства являются основополагающими, т.е. о которых не существует письменных источников или данные их крайне скудны. Такое ограничение обусловлено
доминирующим характером письменных источников, в соответствии с данными которых интерпретировался археологический материал в
рассматриваемый период. Примерами подобного использования археологических материалов являются работы по скифской и древнерусской истории.
Под древними обществами, в соответствии с традицией, сложившейся в современной научной литературе, мы будем понимать общества, относящиеся к эпохе металла (бронзе и раннему железному веку) по археологической периодизации. Таким образом, за рамками рассмотрения останется творчество выдающегося сибирского археолога А.П. Окладникова, большинство работ которого посвящено эпохе камня2.
Также в исследовании не рассматриваются проблемы этногенеза и духовной жизни древнего общества. Исследование этих тем широко представлено в работах археологов конца 1920-1950-х гг., оно строилось на специфических источниках и требует специального изучения. Вопросы образования классов и государства также не включены в предмет исследования, т.к. специфика их изучения в более чистом виде должна рассматриваться на материалах другого региона.
Хронологические рамки работы обусловлены стремлением рассмотреть формирование марксисткой методологии в одном из ее аспектов. Мы исходим из того, что конец 1920-х - середина 1950-х гг. - это важный этап в развитии археологии. Это период, когда формируется принципиально новая модель науки со своими специфическими характеристиками. Представляется, что выделенный период качественно отличается от предыдущего и последующего.
В современной литературе существует дискуссия о нижней границе данного периода. Первая точка зрения представлена в работах В.Ф. Генинга3 и А.Д. Пряхина4, которые начинают новый этап 1917 годом: "Великая Октябрьская социалистическая революция открыла новую эру в истории человечества. Началась новая эпоха в развитии исторической науки, в том числе археологии"5. Этой же позиции придерживается Н.В. Гоголина6. Вторая точка зрения представлена в работах А.И. Ганжи7,
О Q
М.В. Аниковича , Г.С. Лебедева . Авторы относят начало нового этапа к концу 1920- началу 1930-х гг., а точнее, начинают его 1929 годом: "Именно в это пятилетие (1929-1933 гг.) был осуществлен резкий и целенаправленный разрыв в методологических разработках археологов со всей предыдущей традицией такого рода изысканий"10. Третья точка зрения принадлежит В.И. Матющенко11, который относит начало нового периода к концу 1930-хгг., поскольку "в истории отечественной археологии в первые 15-17 лет после Октября не произошло каких-то качественных изменений в характере исследований с новой методологической ориентацией" . Как будет показано в основной части работы, наиболее продуктивной представляется вторая точка зрения.
Верхняя граница обусловлена качественными изменениями в археологии второй половины 1950-1960-х гг., связанными с теоретическими дискуссиями и широким применением естественно-научных методов. Относительно этой даты расхождений в литературе нет.
Методы. Формулировка целей и задач исследования определяет совокупность методов, которые были применены для их решения. В исследовании использованы как традиционные методы исторического исследования и историографического анализа, так и принципиально новые наработки социологии науки14.
К традиционным методам исторического исследования15, используемым в работе, относятся, во-первых, историко-генетический метод, т.е. формирование теоретических представлений советских археологов рассматривается в их исторической эволюции. При этом особое внимание уделяется выявлению факторов, оказавших влияние на этот процесс, т.е. реконструкции причинно-следственных связей между историческими и историко-культурными явлениями. Во-вторых, используется сравнительно-исторический метод, позволяющий сравнить между собой различные этапы в развитии теоретической мысли советской археологии, а также выявить общее и особенное в работах крупнейших археологов-сибиреведов. Сравнение позволяет фиксировать как различие, так и сходство. В-третьих, для выявления общих тенденций развития археологической мысли используется типологический метод, позволяющий зафиксировать те представления, которые разделялись научным сообществом советских археологов. В-четвертых, формирование системы научного знания связано с деятельностью крупнейших ученых, что определяет необходимость использования
биографического метода . Поскольку научная позиция ученого определяется набором личностных характеристик и особенностями жизненного пути, биографический метод позволяет нам реконструировать процесс формирования его взглядов, уделяя особое внимание тем факторам, которые повлияли на его становление как ученого-профессионала, и тем самым определили его особое место в науке. К применяемым традиционным методам историографического исследования относится также метод логической реконструкции научно-исторической концепции. Поскольку в работе впервые вводятся в научный оборот многие неопубликованные исследования, метод реконструкции позволяет наиболее полно и адекватно исследовать эти тексты. Кроме того, исходя из поставленных задач, мы пытаемся логически реконструировать методику перевода археологической информации в историческую плоскость, применявшуюся археологами конца 1920-1950-х гг.
В соответствии с нормами современного историографического исследования, рассматривая науку как исторически обусловленную культурную форму, в ходе реконструкции причинно-следственных связей производится попытка показать, каким образом политический, общекультурный, интеллектуальный контекст повлиял на работу археологов и историков первобытного общества.
Среди широкого спектра подходов, существующих в современной социологии науки, наиболее продуктивными для нас оказались идеи крупнейшего французского социолога П. Бурдье (1930-2002) . В первую
очередь, было использовано предложенное им понятие научного символического капитала. Научный капитал рассматривается как "особый вид символического капитала (о котором известно, что он основан на актах узнавания и признавання), состоящий в признании (или доверии коллег), которое даруется группой коллег-конкурентов внутри научного поля. ... Этот вид капитала частично базируется на признании компетенции, которое, помимо производимых им эффектов узнавания и частично благодаря им, придает авторитет и участвует в определении..., что важно, а что нет в такой-то теме, блестяще это или устарело" . Также в работе использовано введенное П. Бурдье деление на институциональный и "чистый" научный капитал. Под первым подразумевается власть, которая "связана с занятием важных позиций в научных институтах, руководством лабораториями или факультетами, участие в комитетах и т.д., а так же власть над средствами производства (контракты, кредиты, посты) и воспроизводства (власть назначать по должности и продвигать по службе), которую дают им высокие посты"19. Вторая форма научного капитала - "чистый" капитал -"приобретается главным образом признанным вкладом в прогресс науки, то есть изобретениями или открытиями (наилучшим показателем в данном случае являются публикации, особенно в наиболее селективных и престижных печатных органах)" .
Следует отметить, что в последнее время идеи П. Бурдье, несмотря на критику, высказываемую в их адрес, послужили теоретической основой для
ряда историко-научных исследований как в зарубежной21, так и в отечественной науке22.
Также вслед за Бурдье мы используем понятия, введенные в социологию науки до него и ставшие классическими. В первую очередь, это понятие "научная школа" и введенное М. Полани и Т. Куном понятие "научное сообщество"24. Под "научным сообществом" принято понимать группу ученых, работающих в одной предметной, проблемной или дисциплинарной области и связанных друг с другом системой научных коммуникаций.
Процессы, протекавшие в советском гуманитарном знании в целом и в археологии в частности, привели к изменению словаря науки. Обозначить эти изменения нам позволяет метод дискурсного анализа, однако он не является основным и привлекается в качестве дополнительного.
Под методологией, в полном соответствии с этимологией слова, мы понимаем систематическое учение о методах научного исследования. Метод характеризуем как теоретически отрефлексированный и принципиально обоснованный идеальный тип той или иной познавательной процедуры. Под методикой понимаем практику применения того или иного метода в научных исследованиях.
Понимание предмета и объекта археологии, а также понятие археологический источник в современной науке не определены однозначно. Наша позиция в понимании этих дефиниций была выработана специально для целей настоящего исследования и, таким образом, не является
универсальной, хотя и опирается на существующую отечественную и зарубежную литературу. Принципиально важно подчеркнуть, что обозначенная ниже позиция была выработана специально для целей настоящего исследования и, таким образом, не является универсальной, хотя и отражает представления современного научного сообщества. Представляется, что именно такое понимание предмета и исследовательской процедуры археологии является наиболее продуктивным для выявления приемов исторической интерпретации археологического источника в отечественной археологии конца 1920-х - середины 1950-х гг.
Археология рассматривается нами как наука автономная от истории. Она обладает своими целями и задачами, объектом и предметом и применяет свои специфические методы исследования. Ее целью является поиск и изучение материальных остатков деятельности древних обществ, выявление времени, закономерности и специфики их функционирования. Таким
образом, по отношению к истории, как и ряду других наук, археология выполняет источниковедческую функцию. Под археологическим источником подразумеваются материальные остатки деятельности древних обществ, включенные в процесс археологического исследования. Функцию археологического источника выполняют не только находки, но и стратиграфия, планиграфия, антропологические данные, то есть все то, из чего можно извлечь информацию. Артефакты, сооружения, изображения и т.д. являются источниками не сами по себе, а только будучи включенными в исследовательских процесс. Круг данных, которые могут использоваться в качестве источников, определяется ученым. Исторической интерпретации подвергаются не сами по себе археологические источники, а установленные на их основании археологические факты. Под исторической интерпретацией понимается исследовательская процедура извлечения информации о социальном строе и экономических отношениях. Исследовательская процедура извлечения исторической информации из материальных остатков выглядит в обобщенном виде следующим образом: материальные остатки - археологический источник - археологический факт - исторический факт.
Следует подчеркнуть, что такое понимание отражает именно современный уровень развития науки и отличается от исследовательской процедуры, принятой в отечественной археологии в конце 1920-х - середине 1950-х гг.
Историография. Характеризуя степень изученности проблемы в научной литературе, можно выделить несколько групп работ. К первой группе относятся работы, в которых специально рассматриваются теоретические аспекты перевода информации археологического источника в плоскость исторического исследования. В отечественной науке таких исследований не много. Во-первых, следует отметить монографию Е.П.
Бунятяна "Методика социальных реконструкций в археологии" , в которой автор рассматривает способы исторической интерпретации археологических материалов применительно к скифской археологии. Для настоящего исследования наиболее важным в его рассуждениях представляется следующие высказывание: "Что же касается археологических источников, то они выступали в качестве иллюстраций, строящихся на основании письменных данных. Такое положение иногда приводило к тому, что привлекались археологические материалы, казавшиеся автору той или иной концепции более убедительными, и игнорировались те, которые противоречили его построениям"28.
Наиболее близкой к теме нашего исследования является диссертация Н.В. Гоголиной "Теория и методология социальных реконструкций в отечественной археологии" . Работа охватывает большой хронологический отрезок (от XIX века до 1960-х гг.), поэтому подробное рассмотрение отдельных этапов не входило в задачи автора. Период 1920-1950-х гг. Н.В. Гоголина рассматривает как время, когда археология, признав себя исторической наукой, выдвинула задачу выделения этапов в истории отдельных территорий в число первоочередных. В результате чего "стремление увидеть в каждом регионе отражение всемирно-исторического процесса приводило часто к тому, что глобальные выводы делались на малочисленном материале. Поэтому археологические источники выступали в качестве иллюстрации к уже определенной социально-экономической стадии развития общества" .
Проблема исторических реконструкций рассматривается также в диссертации А.И. Ганжи "Историография проблемы "археологическая культура" в отечественной науке" . Он, в частности, указывал, что "особое внимание археологами уделялось реконструкции форм ведения хозяйства в рамках отдельной археологической культуры, для чего до середины 60-х гг. широко применялся только один метод - "прямых реконструкций". Суть его можно сформулировать так: наличие в археологических источниках комплекса археологической культуры определенной группы остатков непосредственно соотносимых с конкретным видом хозяйственной деятельности или социальной организации, являются неопровержимым свидетельством наличия определенных форм ведения хозяйства или общественной организации у носителей данной археологической культуры"32.
Проблемы методики исторических интерпретации археологического источника рассматриваются в работе коллектива киевских археологов "Проблемная ситуация в современной археологии" . Авторы анализируют практику хозяйственно-экономических и социальных реконструкций на единичных примерах наиболее репрезентативных, по их мнению, работ 1950-1980-х гг., т.е. времени, следующего за рассматриваемым в настоящей работе периодом. Авторы реконструируют исследовательские приемы изучения общественных структур по материалам могильников, жилищ и поселений, восстановления экономики древних обществ, рассматривают складывание палеоэкономического моделирования как направления исторических исследований в археологии. Представляется, что проведенная ими реконструкция до сих пор не теряет своей актуальности. Проблемам развития палеоэкономического моделирования посвящена статья В.В. Боброва и
П.Г. Соколова , но в ней внимание также сосредоточено на более позднем периоде.
Для названных публикаций характерны общие черты: во-первых, в значительной степени они носят описательных характер, во-вторых, авторы этих исследований работают в рамках советской марксистской традиции археологии, воспринимающей археологию как часть исторической науки.
Иной подход представлен в работах выдающегося отечественного теоретика археологии Л.С. Клейна . С неопозитивистских, по существу, теоретических позиций он анализирует практику археологических исследований, настаивая на необходимости рефлексии по поводу исторической интерпретации археологического источника, четкого обозначения всех процедур этого процесса. "Научное познание отличается от других сфер творчества именно наличием дисциплинирующих его правил проверки и самопроверки, контроля и самоконтроля, его строгими методами, средствами вскрывать и ограничивать субъективный компонент и предвзятые идеи, все равно индивидуальные или коллективные"36. Л.С. Клейн является принципиальным сторонником специфики археологической науки, которая, по его мнению, обладает особым предметом, объектом, целями и методами. Археология должна изучать материальные остатки, выявляя закономерности их функционирования, т.е. археолог - это вещевед. Соответственно, использование археологических источников в исторических реконструкциях осуществляется за счет перекодировки знаний, полученных в одной науке, в плоскость другой. Характеризуя советскую археологическую науку,
Л.С. Клейн негативно оценивает идею тождества археологического и исторического знания (он призывает "рассечь кентавра", т.е. отделить археологию от истории), настаивает на автономном характере археологии как науки. Следует отметить, что позиция Л.С. Клейна не является преобладающей в современном научном сообществе37. Характеризуя работы этого ученого, следует заметить, что он анализирует, в первую очередь, "идеальный тип" чистой науки, работая на достаточно высоком уровне абстракции. Это означает, что, говоря о том, какой наука должна быть, Л.С. Клейн в работах теоретического характера концентрируется на внутренних причинах эволюции науки, игнорируя значимые вненаучные факторы. В этом он оказывается сторонником кумулятивистской модели
in
научного знания, отброшенной современным науковедением .
Особую позицию в понимании соотношения археологии и исторической науки занимает М.В. Аникович. Признавая исторический характер археологии как науки, он настаивает на необходимости выработки специальных приемов извлечения из археологического источника исторической информации. Рассматриваемой теме посвящена его статья "Проблема определения науки в советской археологической литературе тридцатых-шестидесятых годов", в которой дан анализ основных теоретических публикаций 1929-1933 гг. При этом исследователь уделяет внимание вопросам понимания археологического источника и методов исторической интерпретации в "марксистской" археологии. В итоге он констатирует, что "в качестве реального результата, повлиявшего на сознание ученых, осталось всеобщее убеждение в том, что вещественные источники являются историческими источниками, что главнейшая задача
археолога - раскрывать на основе их анализа социальные отношения, уметь "видеть" за вещами человека"39.
Вторая группа - это работы, посвященные истории советской археологии. Историография советской археологии прошла в своем развитии несколько этапов. Первый этап (до середины 1980-х гг.) связан с традицией восприятия советского времени как этапа формирования подлинной научной археологии. Такое понимание было заложено работой В.И. Равдоникаса "За марксистскую историю материальной культуры"40. Наиболее типичными публикациями первого этапа являются обобщающие труды В.Ф. Генинга41 и А.Д. Пряхина42, статья В.М. Массона43. Концептуальные построения этих авторов, близкие между собой, непосредственно вытекают из работ археологов предшествующего периода, повторяя многие содержащиеся в них оценки и выводы. Вкратце суть концепции названных авторов заключается в следующем: 1920-1930-е гг. - период перестройки археологической науки, когда марксизм становится теоретическим фундаментом археологии. Этот переход оценивается однозначно положительно и очень высоко: советская археология добилась выдающихся результатов именно благодаря марксизму. Важную положительную роль при этом сыграла политика, проводимая в науке и образовании советским правительством. "Завоевание пролетариатом руководящей роли в обществе создало возможность распространения марксистско-ленинской идеологии на все сферы общественного сознания и превращения ее в господствующую идеологию. Это потребовало принципиальной борьбы за внедрение марксистко-ленинской методологии во все науки об обществе, в том числе и в те, в которых до Октябрьской
революции не отмечалось сколько-нибудь широкого распространения марксистских концепций. К таковым относится и археология, где господствовали буржуазные и буржуазно-дворянские взгляды"44. Представители дореволюционной науки в новых условиях принимали марксистское учение, и это привело к повышению качества научных исследований. В последующие годы выходили работы, продолжавшие развивать эту концепцию45.
Применительно к теме настоящего исследования, ценным в работах этого этапа остается фактический материал, характеризующий, прежде всего, институциональное развитие археологической науки.
Второй этап (с конца 1980-х до середины 1990-х гг.) характеризуется целым рядом специфических особенностей. С конца 1980-х гг., во многом в силу изменившейся политической ситуации, предпринимается попытка переосмысления истории отечественной археологии XX века, в частности значения марксизма для развития археологической мысли, а также деятельности многих крупнейших ученых и администраторов науки советского времени. При этом, в отличие от многих других дисциплин гуманитарного цикла, речь идет не об огульном охаивании, а о критическом переосмыслении, попытках выделить достоинства и недостатки советской археологии. Обозначенная тенденция наиболее ярко отразилась в работах М.В. Аниковича46, Л.С. Клейна, И.Г. Глушкова47, Г.С. Лебедева48. Важным
для изучения проблемы исторической интерпретации археологического источника является то, что названные авторы уделяют особое внимание теории археологии, указывая на политическое и идеологическое давление в ходе процесса перехода археологии на марксисткие рельсы.
Отдельно следует остановиться на характеристике работ А.А. Формозова, одного из основателей истории отечественной археологии49. Опираясь на прекрасное знание литературы и источников, богатейший личный опыт50, А.А.Формозов в своих работах 1990-хгг. предпринимает попытку реконструировать советский этап отечественной археологии во всей его сложности и противоречивости51. В значительной степени общее видение проблемы А.А. Формозовым определяется идеей деформирующего воздействия на науку со стороны тоталитарного государства. "Марксистская" теоретическая основа археологии является деформацией дореволюционной традиции, она была выработана функционерами от науки и подстроившимися под конъюнктуру учеными, стремившимися выжить любым способом. Обличая ученых-конъюнктурщиков, отрабатывающих
идеологический заказ, А.А. Формозов в то же время признает научное значение деятельности многих крупных исследователей советского времени, показывая их как фигуры неоднозначные и противоречивые. Показательным примером такого подхода является статья, посвященная биографии крупнейшего сибиреведа СВ. Киселева .
За редким исключением , Формозов уделяет первоочередное внимание анализу институциональных и биографических аспектов, рассматривая методику работ археологов достаточно кратко.
Важным для рассматриваемой нами проблематики является то, что, анализируя механизм взаимоотношения власти и науки в советском государстве, А.А. Формозов одним из первых обратил внимание на репрессии, которым подвергались ученые со стороны государства, выявил конъюнктурно-иделогическую подоплеку шумных дискуссий 1950-х гг., показал специфику целей и методов борьбы между научными центрами страны (Москвы и Ленинграда), проанализировал сложившуюся в советское время систему поощрений идеологически правильных ученых и администраторов от науки54. Любопытно заметить, что сам А.А. Формозов в то же время является активным идеологом московоцентристскои модели развития отечественной археологии, т.е., во-первых, в отдельных работах позволяет себе высокомерные высказывания по отношению к провинциальной науке, во-вторых, в "лучших" традициях 1940-1950-х гг. обличает деятельность представителей Ленинградского (В.И. Равдоникас и А.Н. Бернштам) и Новосибирского (А.П. Окладников и В.Е. Ларичев) научных центров. В то же время действия московских ученых он оправдывает объективными причинами и спецификой ситуации. Усиление этой тенденции привело к изменению жанра работ А.А. Формозова
последних лет: из историографических они превратились в научно-публицистические55.
Следует отметить, что публицистическая составляющая присутствует в работах большинства авторов этого этапа.
Значение исследований данного периода для изучения исторической интерпретации археологического источника состоит в анализе теоретических дискуссий 1920-1930-х гг. и обращении к рассмотрению деформирующего влияния вненаучных факторов на развитие советской науки.
Третий этап (с конца 1990-х до настоящего времени) мы можем с определенной долей условности охарактеризовать как историографический бум в археологии. Резко увеличивается количество работ, посвященных истории археологии, появляются специальные издания по истории археологии5 , историографическая проблематика становится предметом активного обсуждения в ходе работы многих археологических конференций. Для этого этапа характерно расширение тематики - появляются работы по истории научных институций57, направлений58, широко изучаются биографии ученых59, публикуются воспоминания60. Появляются попытки применения
новых методик историографического анализа в археологии: от case study до теории научных парадигм62. Происходит качественное и количественное расширение источниковой базы, помимо опубликованных текстов, в качестве базовых используются архивные материалы (как центральных, так и региональных архивов), наряду с собственно текстами исследования в круг внимания ученых попадают и другие типы источников: от делопроизводственной документации до источников, характеризующих "историографический быт" (дневники, письма и т.д.). В числе авторов, в творчестве которых наиболее ярко отразились черты этого (современного)
этапа, следует назвать Н.И. Платонову , И.Л. Тихонова , А.В. Жука , Л.Ю. Китову66, А.А. Тишкина67.
Однако, характеризуя развитие историографии археологии на этом этапе, следует отметить опасную тенденцию мозаичности и размывания общей картины. Сосредоточившись на рассмотрении отдельных сюжетов, исследователи очень часто "теряют" общий контекст и тем самым отходят от принципа историчности. Возникает впечатление, что "за деревьями не видно леса", тот или иной сюжет объясняется смутной отсылкой к общим чертам советской археологии, которые, не будучи сформулированными, остаются непонятными.
Среди работ современного этапа следует отметить монографию С.А. Васильева "Изучение палеолита в России: прошлое, настоящее,
/о
перспективы на будущее" . Автор дает обзор развития данного направления, концентрируя внимание на теоретических и методических аспектах работы археологов и через них рассматривая традиционные сюжеты исследования памятников и выделения культур; при этом он также обращает внимание на внешние факторы развития науки. Следует отметить, что эта интересная и, в определенной степени, новаторская работа обладает одним существенным недостатком: она опубликована в разделе "Монография в журнале" в издании, недоступном абсолютному большинству специалистов - журнале "Stratum Plus"69. 1930-1950-е гг. в отечественной археологии С.А.Васильев рассматривает как "взлет и падение стадиализма". Анализируя развитие палеолитоведения, он отмечает, что "в плане реконструкции древних обществ дискуссии 1930-х гг. вращались по логическому кругу. С одной стороны, акцент на технику, материальное производство давал археологам как бы индульгенцию, право на существование в качестве самостоятельной отрасли знания (особенно археологии палеолита). С другой, на основании тех же текстов К. Маркса и Ф. Энгельса, оказывалось, что стержнем построения периодизации первобытности должны были быть не формы материального производства, а характер семейно-брачных отношений. А в этом-то аспекте археологические источники оказывались немыми.... Специальных методов для реконструкции прошлого, базирующихся на археологических источниках, несмотря на неоднократные призывы к их разработке, в арсенале исследователей не оказалось"70.
К этой группе примыкают работы, посвященные истории сибирской археологии, под которой мы понимаем историю археологических исследований на территории Сибири, проводимых, в том числе, представителями московского, ленинградского, уральского научных центров. Значительная часть этих работ выполнена в ключе так называемой проблемной археологии. Это труды А.А. Тишкина71, Ю.Г. Белокобыльского72 и др.
Особое место среди работ по истории сибирской археологии занимают научные исследования В.И. Матющенко73. В обобщающей монографии "300 лет сибирской археологии"74 ученый рассматривает эволюцию археологических исследований в Сибири от начала XVIII в. и до наших дней. В книге достаточно подробно охарактеризована основная проблематика сибиреведческих исследований, выделены ведущие научные школы, дан анализ основных археологических концепций. Работа получила заслуженно высокую оценку коллег75. В то же время исходя из поставленных целей и задач, автор не имел возможности подробно останавливаться на разборе
методики исследования отдельных авторов. Отчасти этим сюжетам посвящены отдельные статьи В.И. Матющенко.
Завершая характеристику работ этой группы, нужно отметить, что лучше всего в литературе освещен период 1920-1930-х гг., ему посвящены и главы обобщающих работ , и отдельные статьи , и целые монографии . Следующее за "великим переломом" время изучено значительно хуже. Особенно сильно это проявляется в исследовании развития теоретической мысли.
Таким образом, следует признать, что в настоящее время нет работ, посвященных анализу теоретико-методологической эволюции советской археологии.
Третью группу работ составляют публикации, посвященные биографиям археологов-сибиреведов, творчество которых специально анализируется в настоящей работе. Это СВ. Киселев, М.П. Грязнов, СИ. Руденко, В.Н. Чернецов. Следует отметить, что значительная часть публикаций, посвященных всем четырем авторам, была написана к каким-либо круглым датам. Однако это не меморативные работы (которые отличает хвалебный характер повествования, использование в качестве источника собственных знаний и впечатлений и сравнительно небольшой объем), а критические научные статьи.
Наиболее исследованным в настоящее время является творчество М.П. Грязнова: проводятся конференции его памяти, выходят статьи, публикуются архивные материалы79. В настоящее время изучаются
отдельные фрагменты биографии этого ученого, а при исследовании научного творчества происходит анализ отдельных работ и положений. Для темы нашего исследования особенно важно, что существует интерес к методам этого ученого, в работах В.В. Боброва80, В.И. Матющенко81 и других описаны методы исторической интерпретации, введенные в практику исследования М.П. Грязновым.
Жизнь и творчество СИ. Руденко стали предметом пристального исследовательского внимания только в последние несколько лет83. Изучение архивов и печатного наследия ученого ведется параллельно84 в двух научных центрах: в Санкт-Петербурге Н.И. Платоновой и в Барнауле О.Г. Шмидт и А.А. Тишкиным. Работы этих исследователей позволили по-новому взглянуть на жизнь и творчество этого выдающегося ученого.
Следует отметить, что оценка научной деятельности СВ. Киселева является задачей будущего, и в этом направлении предприняты только
первые шаги . Отличительной чертой работ, написанных об этом ученом , является большое число посвященных ему воспоминаний, прежде всего, его ученика Л.Р. Кызласова87.
Наименее изученным в настоящее время является творчество В.Н. Чернецова. Количество посвященных ему работ несопоставимо с масштабом личности этого ученого88.
Следует также обратить внимание на то, что к настоящему моменту нет ни одной монографии, посвященной творчеству кого-либо из этих четырех исследователей, большая часть работ представляет собой тезисы мемориальных конференций.
Важным для данной работы является то, что, несмотря на различную степень изученности творчества указанных ученых, к настоящему моменту написаны их биографии, ведется изучение научного наследия и жизненного пути.
В четвертую группу мы выделяем имеющие некоторое отношение к нашей проблеме труды советских теоретиков археологического знания (в первую очередь, это работы В.Ф. Генинга, Ю.Н. Захарука, Я.А. Шера), в
которых делается попытка обосновать методы археологической науки, понятие "археологический факт" и т.д. Применительно к нашей теме особое значение имеют работы, посвященные археологическому источнику89. Следует отметить, что проблема перевода информации археологического источника в исторический контекст не привлекала внимание теоретиков.
Определенное отношение к нашей теме имеют и общие работы, посвященные истории советской науки конца 1920-1950-х гг. Эти публикации и образуют пятую из выделяемых нами групп литературы, при этом сразу следует оговориться, что мы используем только публикации, имеющие отношение к нашей теме. Сюда относятся работы авторов, проблематиризующих процесс формирования марксистской советской историографии, таких как Н.Е. Колосов90, А.В. Сидоров91, Ю.Н. Афанасьев92, А.Н. Дмитриев93, Е. Добренко94, СП. Бычков, В.П. Корзун95 и другие96. На
страницах этих работ достаточно подробно освещены сюжеты, связанные с взаимоотношениями науки и власти в новых условиях, дореволюционная и послереволюционная традиция исследования, специфика нового советского образа науки. Кроме того, определенное значение имеют обобщающие труды по истории науки. Среди них особое место занимает фундаментальная коллективная монография "Наука и кризисы"97, авторы которой, работая, в первую очередь, на материале истории естественных наук, предлагают четкую периодизацию организации научной работы в России, рассматривая специфику взаимоотношения власти и науки в России на определенном этапе развития.
В отдельную группу следует выделить библиографические указатели, прежде всего, уникальное продолжающееся издание "Советская
по
археологическая литература , оказывающие неоценимую помощь исследователям.
В завершении историографического обзора следует отметить, что в литературе вопросы исторической интерпретации археологического источника в отечественной науке конца 1920-1950-х гг. освещены крайне слабо и преобладает упрощенное понимание этого вопроса: наличие научных процедур перевода археологического материала в историческую плоскость либо отрицается вообще (С.А. Васильев), либо все они сводятся к одному методу (А.И. Ганжа). Важным в то же время представляется само обращение исследователей к данной проблеме как в теоретическом, так и в историографическом аспекте.
Наличие традиции изучения истории советской археологии и усиление интереса к этой проблематике в настоящее время позволяют нам констатировать достаточно полную изученность институционального аспекта развития советской науки, биографий отдельных ученых. Широкое освещение в литературе получили теоретические дискуссий, прошедшие в начале 1920-х гг. в ходе внедрения марксизма в археологию (однако единства в оценке реального влияния марксистского учения на археологическую науку нет). В литературе утвердилось мнение о формировании в 1930-е гг. понимания археологии как исторической науки (время начала и окончания этого процесса является дискуссионным). Вопрос о влиянии вненаучных, прежде всего политических, факторов на развитие теоретической мысли затронут в работах историков науки, но его детальная разработка является делом будущего.
Вопросы о том, что является предметом и объектом археологии, что понимается под археологическим источником, археологическим фактом и т.д. в литературе представлены в виде авторских точек зрения и понятно, что их окончательное решение невозможно. Следует отметить, что большинство ученых, освещавших в своих работах эти проблемы, воспринимали археологию как часть исторической науки и, соответственно, не рассматривали вопрос о процедуре перевода археологической информации в историческую.
Таким образом, следует отметить, что работ, непосредственно посвященных реконструкции методов исторической интерпретации археологического источника в советской археологии 1930-1950-х гг. и основанных на анализе конкретных текстов, к настоящему времени не существует, что и обуславливает новизну нашего исследования.
Научная новизна. Впервые в отечественной науке обобщен опыт исторической интерпретации археологического источника в советской археологии конца 1920-1950-х гг.: выявлены теоретические основания и
методика исторических реконструкций, установлены группы археологических источников, использовавшихся для исторической интерпретации, показана специфика исторической интерпретации в работах крупнейших археологов-сибиреведов 1930-1950-х гг. Кроме того, в научный оборот введен ряд архивных материалов, ранее неизвестных исследователям.
Источники. Диссертационное исследование проводилось на основании комплексной источниковой базы с использованием различных групп письменных источников. Классификация источников составлена для удобства их внутренней критики и основана на делении источников на публикации (монографии, статьи, тезисы, мемуары) и неопубликованные архивные материалы, среди которых выделяют делопроизводственную документацию и источники личного происхождения (письма, черновики, рукописи работ ученых). Основу источниковой базы исследования составляют публикации.
I. Опубликованные источники. Источники этого типа разделены на несколько групп в соответствии со способами их использования в работе. Такое деление является условным, но позволяет обозначить специфику источников с точки зрения отражения в них проблемы исторической интерпретации археологического источника.
1. "Установочные" работы. В эту группу включены публикации, дававшие установки в работе археологов как в теории, так и в организации науки. По авторству источников эта группа может быть разделена на две подгруппы. К первой будут относиться работы "классиков": К. Маркса, Ф. Энгельса, В.И. Ленина, И.В. Сталина, Н.Я. Марра. По меткому замечанию Л.С. Клейна, "классики марксизма были превращены в святых, а их сочинения - в нечто вроде Библии"99. Подавляющее большинство работ указанных авторов не имело никакого отношения к науке вообще и археологии в частности, но понимание советской эпохи невозможно без
обращения к этим источникам, т.к. они обязательно изучались и цитировались почти во всех публикациях того времени.
Вторую подгруппу составляют работы, написанные руководителями науки: редакционные статьи в "Советской археологии", доклады ведущих советских археологов и др. Эти работы позволяют проследить, каким образом изменялась официальная линия в науке.
Следует отметить, что в целом источники этой группы неоднородны по степени значимости содержащейся в них информации. Реальное значение той или иной работы определялось обстановкой, и оценить его можно числом обращений к той или иной работе в исследовательской практике.
2. Теоретические работы. К этой группе отнесены публикации (монографии, статьи, материалы дискуссий), целью которых являлось теоретическое осмысление различных проблем в археологии. Показательными являются такие работы как "За марксистскую историю материальной культуры" В.И. Равдоникаса101, "О новых методах в
1П9
археологии" А.В. Арциховского , значительная часть публикаций в "Сообщениях Государственной Академии истории материальной культуры" и др. Данные источники позволяют проследить развитие теоретической мысли в археологии. Следует отметить, что часть работ, отнесенных к этой группе по формальному признаку, написаны людьми, не
имевшими специального образования и оказавшимися в числе руководителей археологической науки только в силу политических обстоятельств (С.Н. Быковский, А.Г. Пригожий и др.). Работы этих авторов, по понятным причинам не могут рассматриваться как развитие теоретической мысли, но отражают проблематику дискуссий своего времени.
3. "Специальные" работы. К этой группе относятся исследования, авторы которых специально рассматривали источниковую базу исторических выводов. Часть этих работ, такие как "Социологическое значение эволюции земледельческих орудий" А.В. Арциховского104, "К истории скотоводства в Сибири" Г.П. Сосновского105, "Первобытная охота в Северной Азии" П.Н. Третьякова106, "К истории средств передвижения" М.И. Артамонова107 и другие , посвящена рассмотрению отдельных форм хозяйства и других сюжетов. Другая часть, меньшая по количеству публикаций, освещает более общие сюжеты, но содержит высказывания об источниках. Примером могут служить работы "Родовое общество степей Восточной Европы" А.П. Круглова и Г.В. Подгаецкого109, "Из далекого прошлого Красноярского края" В.П. Левашовой110, "Древняя история Южной Сибири" С.В.Киселева111. Источники этой группы частично совпадают с теоретическими (прежде всего это касается статей участников аспирантского
семинара РАНИОН), а также с обобщающими работами. Выделение этих публикаций в отдельную группу обусловлено тем, что они дают возможность зафиксировать как понимали процесс исторической интерпретации археологического источника сами исследователи конца 1920-1950-х гг.
4. Обобщающие работы. В эту группу включены преимущественно монографические исследования, авторы которых обобщают материалы археологических исследований, создавая картину исторического развития древних обществ. Например, "Некоторые вопросы истории сложения и развития ранних кочевых обществ Казахстана и Южной Сибири" М.П. Грязнова112, "Древняя культура Берингова моря и эскимосская проблема" СИ. Руденко , "Древняя история Нижнего Приобья" В.Н. Чернецова . Следует отметить, что все обобщающие работы археологов рассматриваемого периода содержат исторические выводы. Из этой группы источников исключены истории республик и областей, т.к. в силу обобщающего характера в них представлены только исторические выводы, без археологических источников (упоминание отдельных памятников и находок в таких публикациях носят иллюстративный характер). Исключение составляет макет издания "История СССР. С древнейших времен до образования Древнерусского государства"115.
5. Воспоминания. К большому сожалению, воспоминания археологов о рассматриваемом периоде крайне немногочисленны. Нам известны только две работы "Страницы моей биографии" Б.Б. Пиотровского 16 и "Записки советского интеллектуала" М.Г.Рабиновича117, обе они использованы в диссертационном исследовании. Также были привлечены мемуары
историков-медиевистов: "Пережитое" Е.В. Гутновой118 и "Путь историка" А.Я. Гуревича1 . Важность использования этих источников заключается, прежде всего, в возможности увидеть события глазами участников. При использовании мемуарных работ, разумеется, необходимо учитывать их субъективных характер.
Из числа источников были исключены сообщения о находках и публикации материалов раскопок. Несмотря на многочисленность подобных работ, содержащиеся в них исторические выводы отличает крайняя скудность, что делают использование этих публикаций нецелесообразным.
И. Архивные материалы. Вслед за сложившейся традицией архивные материалы разделены на две большие группы: источники личного происхождения и документы делопроизводства. Первая группа содержит следующие виды архивных материалов. 1) Рукописи работ археологов рассматриваемого периода, как работы отдельных авторов: СВ. Киселева120, В.Н. Чернецова , Г.П. Сосновского , так и коллективные труды: "Очерки истории скотоводства"123 и "История первобытной культуры"124. Работы этой группы позволяют уточнить и переосмыслить как творчество отдельных ученых, так и развитие отечественной археологии в целом. 2) Тексты лекций. В ходе работы были использованы конспекты лекций СВ. Киселева,
сделанные им самим125 и записанные его студентами126, что позволило уточнить взгляды ученого на некоторые теоретические проблемы. 3) Заметки ученых, сделанные для чтения докладов127 или в ходе заседаний128. Источники этой группы сложны в использовании в силу своего отрывочного характера и были с большой долей осторожности привлечены для уточнения сведений, известных из других источников. 4) Письма ученых129. В настоящей работе они используются для воссоздания личных отношений между отдельными археологами.
Вторую группу архивных источников - документы делопроизводства -можно разделить на четыре подгруппы: 1) Стенограммы совещаний130 и заседаний Ученого Совета Института археологии , сохранившие высказывания ученых по различным проблемам и представляющие тем
1 Т7
самым большую ценность. 2) Протоколы заседаний секторов ГАИМК и планы занятий аспирантского семинара ГАИМК133. Эти источники объединены в одну группу, т.к. основное их значение для исследования заключается в возможности восстановить тематику и хронологию работы исследовательских групп. 3) Материалы биографического характера (выписки из протоколов и постановлений различных организаций134),
позволяют уточнить детали биографии отдельных исследователей. 4) Отчеты ученых о зарубежных командировках135, дополняющие картину развития советской археологии.
Апробация. Основные положения и выводы диссертации нашли отражение в статьях и докладах на конференциях регионального (Барнаул, 2001; Омск, 2002; Томск, 2003), всероссийского (Москва, 2003; Челябинск, 2003; Омск, 2004) и международного (Минусинск, 2005) уровня. По теме диссертации опубликовано 15 работ.
Практическая значимость. Результаты работы могут быть использованы в обобщающих работах по истории археологии, методологии археологических исследований, отечественной историографии, при разработке лекционных курсов "Археология", "Первобытная история", "Историография", а также специальных курсов по истории археологии и методике исследования.
Структура. Структура исследования отражает поставленные задачи. Работа состоит из введения, четырех глав и заключения. В первой главе дается обзор состояния отечественной археологии в конце 1920-х-1950-е гг. Он начинается с первых послереволюционных лет, т.к. в это время археологическая наука начинает претерпевать организационные изменения, определившие ее облик на весь рассматриваемый период. Глава носит обзорный характер. Вторая глава посвящена рассмотрению основных теорий и методов исторической интерпретации археологического источника, реконструированных на основании установочных и теоретических работ с использованием архивных материалов. Третья глава содержит
реконструкцию археологических признаков основных видов хозяйства на основе специальных и обобщающих работ и архивных материалов о работе группы истории кочевого скотоводства и группы архаического земледелия ГАИМК. Четвертая глава посвящена анализу особенностей творчества четырех археологов-сибиреведов, в творчестве которых есть отличающий их стиль исторической интерпретации. Такими учеными, на наш взгляд, являются СВ. Киселев, М.П. Грязнов, СИ. Руденко, В.Н. Чернецов.
Основные тенденции развития отечественной археологии в 1920-1950-е гг.
Как отмечал Л.С. Клейн, "Современная советская археология сформировалась в ходе исторического развития в конкретных сложных условиях из соединения нескольких вкладов разного происхождения, и в ней до сих пор ощущаются наряду с воздействием современных факторов особенности, возникающие на разных этапах ее истории" .
Нам представляется уместным начать изложение с развития науки в период НЭПа , так как именно тогда складывались отношения науки с новой властью. "С завершением гражданской войны ... вопрос о модусе существования науки при большевиках стал крайне актуальным. Надо было выяснить, какую науку следует развивать и каково место прежних ученых в этом процессе" . Новое руководство страны верило в социальный прогресс, достижимый с помощью науки. Правительство уже в годы НЭПа хотело, чтобы ученые не просто сотрудничали с ним, а "чувствовали себя проводниками его политики в области подготовки кадров для создания некой пролетарской науки"139.
Первоначальной задачей в области исторической науки для новой власти было "пресечение старой традиционной системы преподавания дисциплин гуманитарного цикла и попытка выстраивания новой, связанной с необходимостью "марксизации" высшей школы"140. В 1919 г. историко-филологические и юридические факультеты были преобразованы в факультеты общественных наук. На преподавании археологии это в начале 1920-х практически не сказалось: оно по-прежнему велось на факультетах естественных наук, где развивалось палеоэтнологическое направление. До 1922 г. существовали Московский и Петербургский Археологические институты, и на факультетах общественных наук были организованы археологические отделения141.
Кроме того, большевистское правительство пыталось создать альтернативные научные учреждения: так, в 1918г. была создана Социалистическая академия общественных наук, в 1919г. -Коммунистический университет им. ЯМ. Свердлова, а в 1921г. - Институт Красной профессуры. В 1919 г. на базе Археологической комиссии и Русского археологического общества была создана Российская академия истории материальной культуры142. Инициатором такого преобразования и председателем РАИМК был Н.Я. Марр143 - талантливый организатор, создатель яфетического учения о языке. "Это учреждение всероссийского масштаба, должно было стать именно академией, не только с теоретическими, но и с практическими задачами - прежде всего, с производством полевой работы и установлением прочной связи с художественно-историческими и бытовыми музеями. ... Такого, в общем-то уникального, учреждения не было никогда раньше и в таком виде не существует сейчас"144. В состав РАИМК, помимо трех отделений (этнологического, археологического и художественно-исторического) входили библиотека, архив и Институт археологической технологии, а в 1924 г. была организована московская секция РАИМК. "Несомненной заслугой ГАИМК стало то, что ни один из работников Археологической комиссии не выпадал из ее строя... в ней объединились действительно ведущие силы русской археологии"145. В 1923 г. в Москве был создан Институт археологии и искусствознания.
Научные исследования, прежде всего прикладные, оказались востребованными властью, что проявлялось в создании новых научных учреждении и финансировании исследований. На базе РАИМКа в годы НЭПа развернулись комплексные антрополого-археолого-этнографические исследования окраин СССР, которые оказались востребованы как прикладные. Как писал руководитель одной из таких экспедиций СИ. Руденко, "Правительства республик испытывают настоятельную потребность возможно быстрее получить сводку всего того, что известно о природе и населении их страны, ... с тем, чтобы наметить пути наиболее правильного хозяйственного и культурного строительства республики. В этих исследованиях наиболее трудным представляется изучение человека"146. Хорошее финансирование позволило организовать фундаментальные исследования, "охватившие значительные территории - от центральной России до Нижнего Поволжья, Северного Причерноморья, Кавказа и Средней Азии, - и целый ряд хронологических периодов от палеолита до позднего средневековья"147.
Однако "эпоха НЭПа кончилась, и в услугах "социоантропологов" советское правительство более не нуждалось. ... Всякое беспристрастное исследование того, что теперь стало происходить с народом, следовало немедленно запретить, удушить, заклеймить навеки. Логика отрицания передовой русской этнологии, развившейся в эпоху НЭПа (в археологии - борьба с палеоэтнологией), вытекала из новых исторических условий совершенно однозначно"148.
Период начала 1930-х гг. стал для археологии, как и для других наук, временем перемен и в организационном, и в содержательном плане. В условиях построения социализма отношение властей к науке изменилось. Правительство более не искало диалога с наукой, теперь целью было подчинение науки интересам политики. "Руководство страны сочло, что настало время через подготовленные в послереволюционные десятилетия кадры вмешаться в тематику научных исследований и дискуссий, вынося вердикты о соответствии тех или иных теорий и концепций проводимым в стране преобразованиям"149.
Для того, чтобы "добиться единоначалия на "фронте" исторической науки (а следовательно и официального утверждения единомыслия), власти решили прибегнуть к ... сокрушительным приемам - организации политических обвинений в антигосударственной деятельности"150. Началом массовых репрессий ученых стало "Академической дело"151, сфабрикованное в 1929 г. с целью "советизировать Академию Наук, "изъяв" оттуда "реакционных" академиков, и добить "окопавшихся" там представителей "великодержавной буржуазной историографии" во главе с "монархистом" С.Ф. Платоновым" . Вслед за "Академическим", в 1933-34 гг. было сфабриковано "Дело славистов"153. Счет арестованным археологам можно вести десятками154, в их числе Б.С. Жуков, А.А. Миллер, С.А. Теплоухов, СИ. Руденко , Г.А. Бонч-Осмоловский156, М.П. Грязнов157. В эти годы были уволены В.А. Городцов, А.А. Спицын, В.В. Бартольд и другие.
На смену "буржуазным" ученым пришла молодежь. "В 1928 г. на 7 Съезде ВЛКСМ И.В. Сталин провозгласил "массовый поход революционной молодежи в науку", которая представлялась ему крепостью со многими отраслями знания. Он указывал: "Эту крепость мы должны взять во что бы то ни стало. Эту крепость должна взять молодежь, если она хочет быть строителем новой жизни, если она хочет стать действительной сменой старой гвардии"158.
Утверждали себя молодые ученые путем освоения новой методологии. Понятно, что единственно верной методологией общественных наук был объявлен марксизм. В археологии спецификой овладения марксизмом было соперничество между двумя столицами. Археологи Москвы и Петербурга пытались завладеть лидерством в новых условиях и наперебой демонстрировали свою приверженность новой методологии. Редакция "Сообщений ГАИМК" писала: "Основной задачей переломного 1932 г. ... является борьба ... за захват решающих позиций в научном изучении исторического процесса"159.
Теоретические основания исторических реконструкций
Общепризнанным является представление о том, что марксизм в 1930 е гг. становится основной и единственно верной методологией общественных наук. При этом оказывается сложно определить, какие теоретические основания советской археологии взяты из марксизма. Понятно, что с изменением политической ситуации менялись оценки этого факта, в том числе в археологии, от крайне позитивных246 к таким же крайне негативным247. Применительно к проблеме марксистских постулатов в археологии это выразилось в двух противоположных позициях: все в советской археологии было марксистским и "советская археология в сущности никогда не была сугубо марксистской"248. Попытки анализа марксистских теоретических оснований уже сделаны в исторической науке , но их авторы сосредоточивают свое внимание на таких категориях как "классовая борьба", "роль личности" и т.д., что делает их неприложимыми к первобытной истории.
Единственной марксисткой идей, отмеченной историками и определявшей способы интерпретации археологического источника, является постулат о закономерности и единстве всемирно-исторического процесса . Так, в ходе освоения марксизма советские археологи искали "ведущую закономерность первобытно-коммунистической формации" и всерьез дискутировали по этому вопросу251. Уже в 1938 г. в ходе борьбы с социологизаторством эта дискуссия была подвергнута критике: "Как известно в течение ряда лет (примерно с 1931г. по 1934-35 гг.) пустые абстрактные дискуссии об "основном противоречии" первобытного общества потрясали исследовательскую работу, попытки умозрительным путем найти основные закономерности, установить стадии развития первобытно-коммунистической формации, выработать общие схемы периодизации отвлекали силы советских историков, археологов и этнографов от плодотворной, живой и конкретной работы"252.
Единство исторического процесса для археологов было сосредоточено в схеме развития первобытного общества, изложенной в работе Энгельса "Происхождение семьи, частной собственности и государства", так называемой схеме Моргана-Энгельса. В первом советском учебнике по истории первобытного общества В.И. Равдоникас писал: "Существо периодизации Энгельса-Моргана, ... выявляющей единство закономерностей развития всего человечества, сохраняет свое глубокое значение и в наше время" . Более подробно эта схема будет рассмотрена нами в следующем разделе. Отметим, что на основании этой схемы и тезиса о том, что "производительные силы определяют производственные отношения", был разработан и получил широкое распространение метод восхождения, являвшийся основным для реконструкции общественных отношений в первобытном обществе.
Следует отметить, что марксистские идеи, воспринятые советской археологией, невозможно обнаружить в теоретических работах археологов 1930-х гг., по названию специально посвященных этой проблеме. Вызвано это, на наш взгляд, тем, что период творческого овладения марксизмом был очень коротким (происходило оно в основном в рамках аспирантских семинаров РАНИОН и ГАИМК254) и уже в начале 1930 -х сменился цитатничеством. В середине 1930-х гг. выходит множество статей с названиями типа "Энгельс о происхождении греческого рода", "Ф. Энгельс и проблема происхождения общественных классов", "Энгельс и проблема происхождения скотоводства", "Карл Маркс и археология", "Ленин и основные проблемы истории доклассового общества", "Ленин и основные проблемы истории докапиталистических формаций", "Ленин и проблема родового строя" и т.д. и т.п. . Большая часть из них представляла собой собрание цитат по указанной проблеме, дополненное или изложением современного состояния проблемы , или пустыми рассуждениями о величии классиков марксизма-ленинизма257. В 1935г. был выпущен даже сборник цитат "Маркс, Энгельс, Ленин и Сталин о первобытном обществе".
Марксизм оказал существенное влияние и на язык науки. Особенно ярко это проявилось именно в исторических обобщениях археологических работ, в словарь археологов вошли такие понятия как "матриархат" и "патриархат", "род", "доклассовое общество" и т.д. Выявление основных элементов языка советской археологии требует отдельного исследования .
Отрасли присваивающего хозяйства
Следует отметить, что собирательство в работах археологов рассматриваемого периода выступает как необходимая составляющая присваивающего хозяйства, но археологических критериев для его обнаружения в отдельных культурах выработано не было. Специально рассматривая в своей работе собирательство как один из видов хозяйства, А.П. Круглов и Г.В. Подгаецкий находят археологические свидетельства (в виде раковинных куч) лишь собиранию пресноводных моллюсков . На основании косвенных свидетельств они предполагают также собирательство яиц птиц и желудей . Но все эти виды собирательства не получили широкого освящения в работах археологов-сибиреведов. Существенным является, на наш взгляд, замечание о том, что "данные о находках в погребениях вишневых косточек, скорлупы орехов, семян дыни и арбузов, которые встречаются в археологической литературе, не могут быть признаны за веские доказательства, т.к. в большинстве случаев сами исследователи склонны их рассматривать как пищевые запасы грызунов"385. Как писал П.Н. Третьяков, охота "появляется очень рано, вместе с возникновением общества и на первых ступенях его истории служит основой экономики" . Это представление было общепринятым в работах археологов рассматриваемого периода. В некоторых работах наличие охоты как основного вида хозяйственной деятельности просто констатируется как факт, не нуждающийся в доказательствах . Основными археологическими признаками охоты являлись: 1. Кости диких животных, на основании которых решался вопрос об объектах охоты. 2. Орудия охоты: наконечники стрел, кинжалы, наконечники копий.
Иногда свидетельством существования данного вида хозяйства выступали изображения сцен охоты или диких животных .
Наиболее массовым археологическим материалом были наконечники стрел. Многообразие их видов, как писал П.А. Дмитриев, "находит объяснение в том, что каждый или почти каждый из основных типов стрел применялся для вполне определенной цели, был приспособлен для охоты за определенным зверем"390. В.Н. Чернецов на основании этнографических данных описывал назначение конкретных видов стрел (подробнее об этом см. в Главе 4). Наличие наконечников стрел выступало неоспоримым свидетельством появления лука. Считалось, что изобретение лука и стрел имело "в высшей степени важное значение, заключавшееся в том, что они стали самым совершенным боевым оружием людей каменного века, обеспечившим резкое улучшение способов добывания пищи"391.
Основным способом охоты без использования лука выступала так называемая "пассивная" охота, т.е. охота при помощи ловушек. Главными ее видами, установленными на основании этнографических данных, выступали ямы и "загороди". Археологические свидетельства "пассивной" охоты наиболее полно охарактеризовал П.Н. Третьяков. Ими являются: 1) "огромное количество костей убитых и съеденных животных, ... причем расположение костей в ряде случаев указывало, что мамонты убиты на месте, так как трудно предполагать доставку убитых на стороне мамонтов целиком на место становища" ; 2) расположение поселений в местах, где облавам способствовали естественные условия местности: у подножий высоких террас (Афонтова Гора II), на скалах с обрывистой стороной (Солютре), в местах скопления высоких меловых круч (Костенки) ; 3) косвенным подтверждением является "полное отсутствие орудий, пригодных для изготовления больших и массивных деревянных или земляных ловчих сооружений"394.
Вопрос о главном промысловом животном решался на основании двух критериев395: преобладание костей396 и изображений. Основные объекты охоты выступали показателем способа организации труда: охота на крупных животных возможна только коллективом, а на мелких животных можно охотиться индивидуально. Тема о том, что считать признаками рыболовства не была дискуссионной. В работах археологов рассматриваемого периода мы встречаем один и тот же набор критериев для определения общества как рыболовческого397. Ими являются: 1.Наличие рыболовных орудий, к которым относились грузила и поплавки от сетей и неводов, гарпуны, удильные крючки398. 2. Расположение стоянок и поселений по берегам рек и озер. Более всего с рыболовством связывали стоянки "в местах скопления рыбы (у устьев притоков, на быстринах и т.д.)"399. 3. Находки чешуи и костей рыб400. Поскольку остатки рыбы очень плохо сохраняются, находки их крайне редки, в связи с чем вопрос об основных видах промысловой рыбы не ставился.
Следует отметить при этом, что находки только одного вида рыболовных орудий не являлись основанием для выводов о наличие рыболовства. Так, например, В.Н. Чернецов писал: "Основываясь на нахождении грузила в одной из землянок... утверждать это (существование рыболовства - О.С.) было бы делом рискованным. Найденное грузило в равной степени могло предназначаться для сети на нерпу или для силка на птиц"401.
С.В. Киселев
Сергей Владимирович Киселев (1905-1962)519 является одним из крупнейших отечественных ученых. Как и большинство видных археологов того поколения, СВ. Киселев получил "школу" до начала внедрения марксизма в археологию. Был учеником В.А. Городцова, в 1925-29 гг. принимал активное участие в семинаре В.М. Фриче. Уже в 1930 г. С.В.Киселев защитил кандидатскую диссертацию520, в 1946 г. докторскую , удостоенную после публикации Сталинской премии. Много внимания СВ. Киселев уделял полевой работе: руководил Саяно-Алтайской, затем Монгольской экспедициями, его научные заслуги отмечены многочисленными премиями разного уровня522. В течение многих лет был занят административной работой: профессор кафедры археологии МГУ , заместитель директора и фактически руководитель центрального археологического учреждения страны - Института истории материальной культуры524, ученый секретарь секции истории АН СССР525, главный редактор журнала "Вестник древней истории" . Большое значение имеет педагогическая деятельность СВ. Киселева. В Московском государственном университете он читал базовый курс "Археология" , такие основополагающие курсы по специальности, как "Бронзовый век Евразии"528 и "Железный век" , повлиявшие на формирование понимания археологии следующим поколением ученых. Воспитал талантливых учеников, в числе которых Л.Р. Кызласов, М.А. Дэвлет, Э.Б. Вадецкая, Я.И. Сунчугашев, Н.Л. Членова.
Обращаясь к научному творчеству СВ. Киселева, следует отметить, что в отношении способов восстановления древней истории оно прошло определенную эволюцию, поэтому представляется уместным охарактеризовать его в хронологическом порядке. Первой значительной работой СВ. Киселева является статья "Поселение. Социологический очерк" , представляющая собой опыт применения марксистской методологии к анализу одной группы археологических источников -поселений. Развитие общественных отношений представлялось как процесс эволюции по восходящей линии, обусловленный сменой хозяйственных форм. "Варварская Европа покрывается земледельческими селами и заимками, среди которых воздвигаются укрепленные убежища на случай опасности. Продолжается и социальное расслоение - об этом говорит весь инвентарь могильников и отчасти поселений [...]. Примерами поселений этого времени могут служить земледельческая заимка близ Гейне в округе Гестемюнде в Ср. Германии, состоящая из нескольких землянок с очагами при древнем небольшом пахотном участке и деревни около местечка Бух близ Берлина со сходными палеометаллическими большими домами" . Обращает на себя внимание тот факт, что анализ строится на прекрасном знании материалов европейской археологии, текст пестрит названиями стоянок во Франции, Германии, Италии, Швейцарии. Дает себя знать, ценное еще в тот период, фундаментальное образование, полученное в Московском государственном университете под руководством В.А. Городцова.
Всего через 5 лет, но уже в иную эпоху развития отечественной науки, вышла книга "Разложение рода и феодализм на Енисее"532. Эта работа представляет собой емкую характеристику времени, она один из примеров социологического схематизма, борьба с которым развернулась в 1937 г. и от которого СВ. Киселев, как и его коллеги, многократно отрекался как в печати533, так и в устных выступлениях534. В творчестве СВ. Киселева эта работа является единственным примером исторических обобщений без аргументации результатами собственно археологических исследований. В работе нет ни одного рисунка, ни одного описания вещи или памятника, все приводимые археологические данные имеют обобщенный вид, например, "неодинаковость количества вещей в погребальных инвентарях одного могильника по сравнению с другим"535, но и таких указаний в тексте не много. Работа представляет собой рассказ о древней истории Южной Сибири, изложенный на основании марксистской методологии и с большим количеством марксистских терминов. "Процесс закабаления землепашцев на основе частной собственности на условия производства, отмеченный еще в конце тагарской эпохи, не прекратился. Наоборот, об его успехах говорит чрезвычайно резкое имущественное расслоение хакасов, запротоколированное не только погребениями, но и китайской летописью". За схематичностью изложения можно увидеть моменты, характерные как для творчества СВ. Киселева, так и для всего сообщества отечественных археологов этого времени. Это, во-первых, пристальное внимание к общественному устройству и основным формам хозяйства, во-вторых, стремление к привлечению данный других (не археологических) источников537, в-третьих, аргументация различными данными: "широкое распространение к началу карасукской эпохи барановодства, отраженное не только постоянной встречаемостью барана в погребальных инвентарях, но и наличием его изображений в орнаментике и даже ваянием родового божества в виде стрел с головой барана..." .
Интересно, что выводы, сделанные в "Разложении рода...", будут положены позже в основу самого крупного труда СВ. Киселева - "Древней истории Южной Сибири". Прежде чем перейти к анализу этой работы, охарактеризуем неопубликованную статью "Кочевники и оседлые на Енисее"539, написанную между 1934 и 1952 г. и в плане методов исторической интерпретации, представляющую собой переходный этап от "Разложения рода..." к "Древней истории". Основная идея работы о социальном, а не хронологическом различии погребальных памятников таштыкской эпохи была изложена СВ. Киселевым в публикации 1937 г540. В рассматриваемой нами работе он писал: "растущая дифференциация населения заставляет с еще большей осторожностью решать вопрос о хронологии разнообразных погребальных памятников, формы которых в своем различии могут зависеть в это время не только от районных и временных особенностей, но и от особенностей социальных"541.
