Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Общая характеристика источников по истории римского вольноотпущенничества
1. Комплекс источников по истории римского вольноотпущенничества
2. Историческая коммуникация и понимание источников
Глава II. Терминологический полиморфизм понятия вольноотпущенник (источниковедческий аспект)
1. Термины, обозначающие вольноотпущенников в юридических источниках
2. Понятийная система римского права и феномен вол ьноотпу щенничества
Глава III. Атрибуции социального типа вольноотпущенника в источниках
1. Принципы анализа эпиграфических источников 87-109
2. Атрибутивные признаки римских вольноотпущенников по данным надписей 109-126
Глава IV. Авторское восприятие феномена римского вольноотпущенничества как тип источниковой рефлексии
1. Образы вольноотпущенников в нарративных источниках
2. Феномен римского вольноотпущенничества в письменной традиции
Заключение 179-184
Список условных сокращений 185
Список использованных источников и литературы 186-206
- Комплекс источников по истории римского вольноотпущенничества
- Термины, обозначающие вольноотпущенников в юридических источниках
- Принципы анализа эпиграфических источников
- Образы вольноотпущенников в нарративных источниках
Введение к работе
«Если мы рассматриваем рабство как систему, то отпуск на волю, каким бы ни оборачивался он благодеянием для отдельно взятых лиц, также приобрёл форму системного явления, но не разрушал рабство, как систему, а укреплял его до известного предела» . Эту мысль Кейта Хопкинса можно было бы привести в качестве эпиграфа, поскольку она выражает в широком смысле главное содержание такого исторического явления, как римское вольноотпущенничество. Но в определении этого феномена обнаруживаются нередко такие элементы, которые противоречат друг другу. В силу этой причины рождаются различные типы истолкования данного феномена, опирающиеся на материал разных видов источников, в которых вольноотпущенничество предстаёт в большом многообразии.
Римское вольноотпущенничество - явление разнородное, имеющее сложную структуру, в которой отражается многообразие форм его проявления в исторической действительности. Особенно ярко специфика вольноот-пущенничества обнаруживается в сфере правовых отношений, где вольноот-пущеннический статус порождает довольно интересное положение личности. Но постепенно, за противоречиями правового положения вольноотпущенни-ческого сословия открывались инициированные ими социальные противоречия, которые также требовали к себе внимания исследователей. Таким образом, появились целые направления в изучении феномена вольноотпущенни-чества, связанные с деятельностью вольноотпущенников на общественном поприще, с их участием в административном управлении, с экономической ролью вольноотпущенничества, а также с вопросами бытового поведения и духовных ценностей вольноотпущенников. Помимо этого специализация исследований развивалась по пути дифференцированного изучения отдельных слоев вольноотпущенничества (частновладельческих, городских и импера-
1 Hopkins К. Conquerors and slaves. Sociological studies in Roman history. London - New-York - Melbourne, 1978. P. 4.
торских), а также по принципу географической локализации особенностей положения вольноотпущенников.
В историографии довольно рано сложилась основная тенденция интерпретации вольноотпущеннического феномена. Первоначально проблема вольноотпущенничества возникла в связи с изучением римского права, где функционирует понятие вольноотпущенник. Таким образом, вольноотпу-щенничество изначально преподносилось как юридическое явление. Понятие юридического статуса вольноотпущенника рассматривалось самостоятельно, отдельно от его социальной основы. Особенно это проявляется в общих работах по истории отдельных правовых институтов, в которых проблема вольнотпущенничества высвечивается лишь косвенно - для иллюстрации действия юридических норм. Юридическое понятие вольноотпущенничества
сознательно ставится в качестве основы для изучения всего явления в целом . Однако, в этих работах прослеживается тенденция определить феномен вольноотпущенничества не дифференцированно, а совокупно, как однородное явление. Хотя уже при перзом взгляде на источники становится очевидной глубокая дифференциация вольноотпущеннического сословия. В силу этой причины появляются работы, в которых исследовательская проблематика также становится более специализированной. В одних работах исследуется юридическое положение императорских вольноотпущенников, их привилегии, выражавшиеся в возможности, вопреки квиритскому праву, непосредственно стать полноправными гражданами3. Другие изучают возможность
2 См., например, Besnier R. Les affranchis imperiaux a Rome de 41 a 54 apres J.-C. II Cours de
Droit romain approfondi. Paris, 1947-48; Lambert J. Les operae liberti: contribution a l'histoire
des droit de patronat. Paris, 1934; Bradley K.R. The Vicesima Libertatis. Its history and signifi
cant II Klio. 1984. 66. P. 175-182; Pavis d'Escurac Henriette. Affranchis et citoyennete: les ef-
fets juridiques de Taffranchissement sous le Haute-Empire II Ktema. 1981. VI. P. 181-192; Masi
Doria С Civitas Operae Obsequium: tre studi sulla condizione giuridica dei liberti. Napoli,
1993; Sailer R.P. Personal patronage under the Early Empire. Cambridge, 1982 и другие.
3 См., например, Eck W. Ordo equitum, ordo libertorum. Freigelassene und ihre Nachkommen
im Romischen Ritterstand. Paris, 1999; Nichols D. A. The imperial slaves and freedmen of Af
rica Proconsularis from Augustus to the Severi. Chicago, 1981; Morabito M. Les realites de
l'esclavage d'apres le Digeste II Revue Histoire de Droit francais et etranger. 1984. 62; Boulvert
низших категорий вольноотпущенников повысить свой юридический статус, то есть перейти в другую категорию4. Третьи - обращают внимание на так называемые околоотпущеннические категории, как то dediticii, ingrati, sodales Augustales, liberos homi qui bona fide serviunt и тому подобные5. В результате этого исследовательская тематика ещё более дифференцируется по хронологическому признаку: очевидно, что в периоды Республики и Империи (более частно - Принципата и Домината) существовали различные категории вольноотпущенников. Понятно, что, например, категория императорских вольноотпущенников могла возникнуть лишь в эпоху Империи, но и во времена, по крайней мере, Поздней Республики существовала такая категория вольноотпущенников, чей юридический статус адекватно соответствовал статусу императорских вольноотпущенников6. Подобная распылённость, с одной стороны, давала возможность всесторонне исследовать данное историческое явление, но, с другой стороны, источниковая база оставалась не востребованной полностью, а ограниченной хронологическими рамками. В этой связи исследователи постепенно стали приходить к выводу о том, что такая методика не исчерпывает всех возможностей правовой базы данных и, соответственно, предлагали другие подходы.
G. Les affranchis de Г administration du Principat. Pouvoir, richesses, ascension sociale II Index. 1985. XIII. P. 495-500.
4 См., например, Hopkins К. Elite mobility in the Roman Empire. Cambridge, 1968; Impalo-
meni G. Plin. epist. 10, 5; 6; 7; 10 e la concessione dello ius quiritium a liberie latine e della cit-
tadinanza romana a liberto egizio II Historia. 1989. 38. P. 44-62. Le Glay M. La place des affran
chis dans la vie municipale et dans la vie religieuse II MEFRA. 1990. СП. P. 621- 638.
5 См., например, Ранович P. В. Эдикт Каракаллы (Constitutio Antoniniana) о даровании
римского гражданства // ВДИ. 1946. 2. С. 66-80; Штаерман Е. М. К вопросу о dediticii в
эдикте Каракаллы // ВДИ. 1946. 2. С. 81-88; Делищева Н. Ф. Категория свободных, qui
bona fide serviunt II ВДИ. 1978. 3. С. 20-37; Gaudament J. Testamenta ingrata et pietas
Augusti. Contribution a l'etude du sentiment imperial II Etudes de droit romain, II. Napoli, 1979.
P. 199-223; Sargenti M. Liberti ingrati e potere normativo imperiale (una vicenda emblematica)
II Nozione formazione e interpretazione del diritto dall'eta Romana alle esperienze moderne.
Napoli, 1997. P. 241-251; Waldstein W. Ingrati accusatio in romischen Recht II Historia. 1996.
59 (3). S. 282- 304.
6 Treggiari S. Roman Freedmen during the Later Roman republic. Oxford, 1969. P. 238.
Из последних примеров можно выделить работу Сель-Сен-Илер «Ли-бертины: слова и вещи» , в которой был предложен метод, условно называемый генерализирующим. На примере терминологического анализа понятий libertus и tibertini автор пытается обобщить все возможные значения этих понятий. В следующей главе мы подробнее остановимся на анализе терминов, обозначающих вольноотпущенников. Здесь же отметим только то, что автор пришла к выводу, что изучение различных вольноотпущеннических терминов позволяет констатировать этимологическое единство их всех. То есть все статусы, занимавшие промежуточное положение между бесправными рабами и полноправными, свободнорожденными гражданами нивелируются в рамках общего юридического понятия libertus.
Терминологическое многообразие статуса несвободной личности играет определяющую роль в обосновании неоднозначного истолкования понятия вольноотпущенник в юридических источниках8. Причём, большей частью термины рабского и полусвободного состояний рассматриваются в принципиальном единстве. Это свидетельствует о существовании целого направления в историографии вольноотпущенничества, когда история вольноотпу-щенничества тесно переплетается с историей рабства . В подобных работах исследуется акт манумиссии и его последствия, то есть источник вольноот-
7 Cels-Saint-Hilaire J. Les librtini: des mots et des choses II Dialogues d'histoire ancienne. 1985.
11. Кроме того, в подобном ключе выполнены работы Shimada М. Libertini: the designation
of freedmen roman citizens. Leiden, 1988; РЛх H. Die Termini der Unfreiheit in den Sprachen
Altitaliens II Klio. 1998. 80. S. 85-93.
8 См., например, Ельницкий Л. А. Новые эпиграфические данные и эдикт Каракаллы о
римском гражданстве // ВДИ. 1980. 1. С. 74-98; Смирин В. М. Свобода раба и рабство
свободного // ВДИ. 2000. 2. С. 260-267. Boulvert G. "Servi" et "liberti" du prince II Labeo.
1966. XII. P. 94-103; Duthoy R. Recherches sur repartition geographique et chronologique de
terms "sevir Augustalis", "Augustalis" et "sevir" dans l'Empire romain II Epigraphische Studien.
1976. U.S. 160-172; Horsmann G. Die Divi Fratres und die Redemptio Servi Suis Nummis II
Historia. 1986. 35. 3. S. 254-267; Ramin J., Veyne P. Droit Romain et societe. Les hommes li-
bres que passent pour esclaves et l'esclavage volontaire II Historia. 1981. 30. P. 472-497 и др.
9 Например, Weaver P.R.C. The slave and freedmen "cursus" in the imperial administration II
Proceedings of the Cambridge Philological Society, 1964. P. 74-92; Weaver P.R.C. Familia Cae-
saris. Cambridge, 1972; Finley M.J. Between slavery and freedom. New York, 1964; Chantraine
H. Freigelassene und Sklaven im Dienst der romischen Kaiser. Wiesbaden, 1967; Mangas Man-
пущенничества признаётся определяющим фактором в понимании самого явления. Нередко вольноотпущенничество рассматривается как частная проблема в «рабском вопросе» в трудах по истории античного рабства10. Такое положение вещей сложилось не только вследствие обращения к чисто юридическим аспектам проблемы, но также в результате исследования социально-экономических отношений в Древнем Риме. Связь вольноотпущенничест-ва с рабством красной нитью проходит в работах, где раскрывается механизм социальной мобильности вольноотпущенников. Исследования Хопкинса", Шастаньоля12, Уайзмана13, Шервин-Уайта14 и других авторов выводят последовательность достижения вольноотпущенниками вершины сословной иерархии. В этих работах вольноотпущенники представлены как самое динамичное сословие древнеримского общества. В силу этой главной причины вольноотпущенническое сословие представляется наиболее активным в сфере общественной и административной деятельности. Поэтому большое число исследователей обращаются к изучению должностных карьер вольноотпущенников. Исследование номенклатуры административных должностей привело к выводу о том, что вольноотпущенники занимали ведущие позиции в императорской канцелярии , в муниципальных и коллегиальных органах16, в
jarres J. Esclavos у libertos en la Espana Romana. Salamanca, 1971; Archer L. Slavery and other forms of unfree labor. History Workship series. New York, 1988 и др.
10 Например, Валлон А. История рабства в античном мире. - М., 1941; Мухин Н. Ф. Положение рабов в Римском государстве в дохристианский период. - Киев, 1916; Штаерман Е. М., Трофимова М. К. Рабовладельческие отношения в ранней римской империи. Италия. -М., 1971; Buckland W. The Roman Law of Slavery. Cambridge, 1908; Westermann W. L. The slave systems of Greek and Roman antiquity. Philadelphia, 1955. 1' Hopkins Keith. Novel evidence for Roman slavery II Past and Present. 1993. 138. P. 3-27.
12 Chastagnol A. Les homines novi entres au senat sous le regne de Domitian II Studien zur anti-
ken Sozialgeschichte. Koln, 1980.
13 Wiseman T.P. New men in the Roman Senate. Oxford, 1971.
14 Sherwin-White A.N. The Roman citizenship. Oxford, 1973.
15 См., например, Oost S.I. The career of M. Antonius Pallas II AJPh. 1958. LXXIX. P. 133;
Wachtel K. Freigelassene und Sklaven in der staatliehen Finanzverwaltung der romischen
Kaiserzeit von Augustus bis Doikletian. Berlin, 1966. S. 187; Boulvert G. Les affranchis de
1'administration du principat. Pouvoir, richesses, ascension sociale; Malitz J. Die Kanzlei Cae-
saris. Herrschaftsorganisation zwischen Republik und Prinzipat II Historia. 1987. 36. S. 66.
16 См., например, Hinard F. Sur les liberti proscriptorum. Approche prosopographique et
juridique d'un problem politique II Scritti Guarino. 1984. Vol. IV. P. 1898; Le Glay M. La place
^ 17
римской армии , то есть представляли собой мощную социальную силу в повседневной жизни. Место вольноотпущенников в повседневной хозяйственной и общественной жизни Древнего Рима также стало предметом исследования в историографии. Поведение вольноотпущенников в быту и на общественном поприще интересовало исследователей в связи с вопросом об их сословной консолидированности. Многочисленные профессиональные и религиозные корпорации, членами которых являлись вольноотпущенники, отличались высокой корпоративной сплочённостью. Этот тезис обнаруживается во многих исследованиях по отдельным вопросам социально-экономической истории римского вольноотпущенничества . Среди них немало встречается работ, в которых эти вопросы исследуются на материале конкретных регионов или среди представителей конкретных социальных категорий вольноотпущенников В свою очередь, работы, отражающие повседневную жизнь отдельных категорий вольноотпущенников затрагивают другую немаловажную проблему, которая особенно ярко выражена в названии
des affranchis dans la vie municipale et dans la vie religieuse II MEFRA. 1990. СП. P. 635; Malitz J. Op. cit. S. 59; Кулаковский Ю. А. Коллегии в Древнем Риме. Опыт по истории римских учреждений (на эпиграфическом материале). - Киев, 1882. С. 183. 7 Eck W. Ordo Equitorum, Ordo Libtrtoruin. Freigelassene und ihre Nachkommen im romis-chen Ritterstand. Paris, 1999. S. 61.
Например, Крашенинников M. Н. Римские муниципальные жрецы и жрицы. Эпиграфическое исследование. - СПб., 1891; Gordon М. The freedmen's sons in municipal life II JRS. 1931. XXI. P. 65-77; Bush A.C. Studies in roman social structure. Washington DC, 1982; Bri-ceno Jauregeni M. Los gladiadores de Roma: Estudio historico, legal у social. Bogota, 1986; Kirschenbaum A. Sons, slaves and freedmen in Roman commerce. Washington DC, 1987; Qui-roga Barja de L. P. La dependencia economica de los libertos en el Alto Imperio Romano II Gerion. 1991. IX. P. 163-174; Los A. Kilka uwag о genezie augustalitatu II Religie w swiecie starozytnym. Torun, 1993. S. 43-51.
1 Например, Сергеенко M. В. Италийские горожане в I век н. э. // ВДИ. 1975. 4. С. 115-124; Сергеенко М. В. Простые люди древней Италии. - М., 1964; Buonogore М. Schiavi е liberti dei Volusi Saturnini. Roma, 1984; Franciosi G. Clienti e liberti nelle iscrizone etrusche II Melanges J. Iglesias. Estudos en homenaje al profesor Juan Iglesias. I. Madrid. 1988. P. 217-222; Lazzaro L. Schiavi e liberti nelle iscrizioni Romane di Este II Dialogues d'histoire ancienne. 1985. 11. P. 463-477; Los A. Wyzwolency w Pompejach: Studium stosunkow ekonomicznych w Kampanskim miejscie. Wroclaw, 1991; Starac A. Oslobodenci u Koloniji Juliji Poli II Opuscula Archeologica. 15. Zagreb, 1991; Delgado Serrano J. M. Consideraciones sociales acerca de los ornamenta municipales con especial referenda a los libertos II Histoire ancienne et medievale. 1996. 40. P. 259-271.
статьи Я. Коржинского . Это целый комплекс вопросов, связанных с особенностями мировоззрения, идеологии, морально-этических и религиозных представлений отдельных категорий вольноотпущенников21, либо отдельных
личностей , а также взятые в виде восприятия авторов античных источни-
В результате всестороннего исследования сложилось достаточно определённое представление о вольноотпущенничестве, как явлении древнеримской истории. Римское вольноотпущенничество - юридически разобщённая корпорация, стремящаяся к нивелированию внешних различий с высшими сословиями 4. Римское вольноотпущенничество - наиболее продуктивный и мобильный класс древнеримского общества эпохи Принципата, чья активность направлена на официальное признание имеющихся у них привилегий25. Отдельные категории вольноотпущеннического сословия имеют значитель-
Коржинский Я. Н. Отношение рабов к выходу на волю // ВДИ. 1957. 3. С. 149-158.
21 Например, Штаерман Е. М. Эволюция идеи свободы в Древнем Риме // ВДИ. 1972. 2. С.
41-61; Wirszunski Ch. "Libertus" as a political idea at Rome during the Late Republic and Early
Empire. Cambridge, 1950; Vogt J. Sklaverei und Humanitat. Wiesbaden, 1965; Christes J.
Sklaven und Freigelassene als Grammatiker und Philologen im antiken Rom II Historische
Zeitschrin. 1984. 238. S. 671-673; Herrero S.M. Los libertos у su culto a Silvano en Hispania
Romana//Arch. Esp. de archeologia. 58. P. 152-153. Madrid, 1985.
22 Март К. Философы и поэты-моралисты во времена Римской империи. - М., 1879; Моде
стов В. И. Философия и мораль Эпиктета. - Киев, 1872; Чертков В. Г. Римский мудрец
Эпиктет. Его жизнь и учение. - М., 1889; Bonforte J. The Philosophy of Epictet. New York,
1955; De Lorenzi. Fedro. Firenze, 1955; Giancotti F. Mimo e gnome. Studio sui Labereo e Pub-
lio Siro. Messine, Florence, 1967; Hershbell J. P. Epictetus: a freedman on slavery II Ancient
Society. 1995. 26. P. 185-204.
Albasi Т., Marchioni С Schiavi, liberti e donne in Oratzio II Gli Affanni del vivere e del morire. Brescia, 1991; Bradley K.R. Seneca and slavery. Washington DC, 1986; Dumont J. Ch. Le decor de Trimalchion II MEFRA. 1990. CO. P. 227-249; Garrido-Hory M. Enrichissement et affranchis prives chez Martial: pratique et portraits II Index. 1985. XIII. P. 223-271; Gonzalez A. Esclaves, affranchis et familia dans la correspondance de Pline le Jeune. Hierarchies internes et promotions liees aux services II Atti del XXII colloquio girea (Pontignano, 19-20 nov., 1995). Pisa, 1997. P. 329-376; Jensen B.F. Martyred and beleaguered virtue: Juvenal's portrait of Urn-bricius II Classica et mediaevalia. 1986. 37. P. 34-49; Kreissig H. Les affranchis chez Flavius Josephe II Index. 1985. XIII. P. 387-390; Cloud D. The client-patron relationships: emblem and reality in Juvenal's first book II Patronage in ancient society. London, 1989. P. 62-70; Griffin M. T. Seneca: A Philosopher in Politics. Oxford, 1976.
24 Macqueron J. Op. cit. P. 74.
25 Wachtel K. Op. cit. 1966. S. 161.
ное влияние на внутриполитическую обстановку Римской империи, что ста-
Л/г
вит их на высшие ступени социальной иерархии .
Однако подобная уникальность заставляет по иному подходить к изучению этого явления. Если по началу вольноотпущенничество рассматривалось в тесной связи с классическим рабством, то в последнее время всё более утверждается тенденция исследования вольноотпущенничества как самостоятельного явления, выходящего за рамки генетической предопределённости методической базы, которая использовалась при изучении рабства. Од-ной из первых попыток данного подхода стала работа Ж. Фабра , но даже и здесь в полной мере не происходит разрыва с проблемой рабства, поскольку источниковая база во многих случаях совпадает (работа выполнена, главным образом, на юридическом материале).
В историографии вольноотпущенничества источниковедческий аспект занимает важное место. Так или иначе, в любом исследовании по вольноот-пущеннической тематике отдельные источники подвергаются всестороннему анализу. Собственно источниковедческий аспект проблемы вольноотпущенничества становится самостоятельной проблемой исторического познания. Обобщению источниковго материала по истории римского вольноотпущенничества посвящена настоящая диссертация.
Источники по истории римского вольноотпущенничества представляют собой единый комплекс материалов, объединяющихся общностью проявлений данного исторического явления (в равной степени, как отражения существования вольноотпущеннического сословия, так и отдельно взятых личностей). Согласно общепринятой классификации, уместно выделять материальные (вещественные) и нематериальные типы исторических источников, между которыми имеются так называемые переходные подтипы. В свою очередь, внутри этих типов мы выделяем отдельные виды источников, а также
26 Weaver P.R.C. Familia Caesaris. P. 240.
27 Fabre G. Libertus. Recherches sur les rapports patron - affranchi a la fin de la republique Ro-
maine. Paris, 1982.
их подвиды и группы. К переходному подтипу источников можно отнести эпиграфические, поскольку они представляют собой ценность как остатки повседневной деятельности людей, и как текстовые документы. Из нематериальных источников мы обратили внимание на один из их видов - письменные источники. Среди множества их групп для нас важны две - нарративные и юридические, которые обладают наибольшей информативностью по нашей проблеме28.
Именно эти группы исторических источников, чьё содержание либо происхождение, так или иначе, связано с существованием вольноотпущенни-чества стали объектом исследования настоящей работы.
При анализе этих источников следует иметь в виду одну характерную особенность, заключающуюся в проблеме классификации: одни и те же источники одновременно можно отнести к различным классификационным группам. Поэтому, мы будем постоянно оговариваться на этот счёт, рассматривая конкретный источник в выбранном нами контексте.
Нас интересуют любые проявления феномена вольноотпущенничества в источниках. Исходя из обозначенного нами объекта исследования, предмет настоящего исследования есть явление вольноотпущенничества, данное в виде компонентов источниковой действительности.
Отсюда вытекает цель исследования: определить характерные формы проявления вольноотпущеннического феномена в исторических источниках. Очевидно, что для каждой группы источников эти формы будут индивидуальными, в зависимости от специфических черт самих источников. Поэтому, в работе ставятся следующие задачи:
Некоторые исследователи выделяют юридические источники в самостоятельный вид, ставя во главу угла их универсально-исторический характер (см., например, Гудсмит Ж. Е. Курс пандектов. - М., 1881. С. 8). Но мы придерживаемся строгой типологической классификации источников по форме выражения исторических фактов. Другие виды исторических источников (природно-географические, археологические, лингвистические) не проявляют специфических черт вольноотпущеннического феномена. Хотя данные естествознания, археологии, лингвистики в том или ином виде фигурируют и в нашем исследовании.
Выделить корпус источников по истории римского вольноотпущенниче-ства и определить методологические принципы его исследования.
Проанализировать юридические источники и вывести из них определение понятия «вольноотпущенник».
Исследовать эпиграфические источники на предмет существования признаков, устанавливающих социальный тип римского вольноотпущенника.
Выявить в нарративных источниках авторское восприятие вольноотпу-щеннического феномена.
Последовательность проявления вольноотпущеннического феномена предопределила структуру настоящего исследования. Репрезентативная основа источниковедческого исследования должна структурно воспроизвлдить
нарастающую сложность корпуса источников . Из юридических источников мы можем установить факт существования понятия вольноотпущенник в исторической действительности. На основании того или иного истолкования данного понятия мы анализируем ту самую историческую реальность, которая черпается из эпиграфического материала, поскольку надписи суть непосредственные носители той реальности. Однако дать общую характеристику вольноотпущеннического феномена (произвести исторический синтез) могут лишь нарративные источники, сами относящиеся к явлениям определённого нарративного дискурса30.
Методологической основой нашей диссертации является, прежде всего, принцип междисциплинарного взаимодействия различных гуманитарных наук. Кроме того, в своём исследовании мы опирались на давно устоявшиеся принципы критического отбора источников, пространственно-временной целостности исследуемого материала, единства исторического и логического основания результатов исследования.
29 Румянцева М. Ф. Теория истории. - М, 2002. С. 237.
Хотя очевидно, что те или иные проблемы истории вольноотпущенничества можно понять из различных источников, что предполагает опору не только на один вид источников, а сопоставление получаемых сведений с данными других источников, о чём будет сказано в параграфе 2 четвёртой главы.
В современном источниковедении исторический источник перестаёт быть пассивным объектом, а становится действующим субъектом диалога настоящего с прошлым и требует пересмотра методического аппарата работы с ним. Это означает необходимость взаимодействия исследовательских подходов различных исторических и гуманитарных дисциплин всегда актуально, что неизбежно ведёт к применению комбинированных методов работы с ис-точниковым материалом. Помимо этого, следует подчеркнуть и практическую значимость данной работы, заключающуюся в анализе специальной ис-точниковой базы исследований на вольноотпущенническую тематику. Выделение сводного источникового корпуса по вопросам истории вольноотпу-щенничества является необходимым шагом на пути исследования конкретно-исторических вопросов. Сами по себе проблемы, связанные с социальной мобильностью обостряются всегда там, где кризисные явления приводят к глубокой социальной дифференциации, перераспределению экономических благ и прав, переосмыслению положения личности при адаптации к новым условиям. В этих случаях исторический опыт всегда оказывался востребованным в широких слоях общества.
Хронологические рамки исследования определяются самым ранним и самым поздним использованным нами источником. К самому раннему относится поэзия Горация (I в. до н. э.), к самому позднему - Кодекс Юстиниана (VI век). Для эпиграфических источников (и некоторых литературных) важной характеристикой, ограничивающей их информационную репрезентативность, является их локальная специфика.
Как уже говорилось выше, круг использованных нами источников довольно обширен и многообразен. Основное внимание мы уделяем таким классам источников, чья принадлежность к истории вольноотпущенничества выражается явно, но не оставляем в стороне и косвенные источники по данной проблеме. Среди юридических источников главное место занимают комментарии известных римских юристов на действие правовых норм в отноше-
нии вольноотпущенников, собранных в «Дигестах», а также соответствующие рассуждения Гая в его «Институциях». Понятно, что в интерпретации правоведов многие юридические нормы могли претерпеть изменения, в сравнении с первоисточником, хотя нужно признать аккуратность и педантичность древнеримских юристов в деле точной передачи содержания законодательных актов. В связи с этим, также будет необходимо предпринять анализ самих законодательных документов (существующих, главным образом, в ко-дексах Феодосия, Гермогениана и Юстиниана) .
Характером правовых документов обладают некоторые эпиграфические источники, главным образом те, которые сделаны от имени государственных учреждений. Однако, для того, чтобы избежать нежелательного перекрещивания излагаемого материала, мы приняли предметный критерий классификации эпиграфических источников: мы исследуем надгробные, почётные и посвятительные надписи. Но для нашего предмета исследования могут быть важны не только те надписи, которые сознательно создавались с пониманием того, что они будут на виду у всех. Определённый интерес представляют для нас так называемые бытовые надписи, то есть те, что были сделаны на предметах повседневного обихода, без каких-либо практических потребностей (граффити) и сохранились лишь благодаря случайному стечению обстоятельств. Региональный признак деления эпиграфических источников, в данном случае, имеет второстепенное значение, поскольку служит критерием выделения текстовых особенностей надписей и незначительно влияет на конечное понимание их содержания. Все эти надписи собрано, главным обра-
Помимо этих двух подгрупп юридических источников, к правовым памятникам можно отнести те законодательные документы, которые публиковались в виде надписей. Кроме них, сюда же относятся так называемые тезаурусы юридических терминов - специальные труды римских юристов, которые выполняли функцию энциклопедий римского права. Все эти источники собраны в основном в двух сборниках: Fontes iuris romani antiqui. Ed. Carolus Georgius Bruns. Leipzig, 1883; Krueger P. Collectio librorum iuris ante Justiniani. Berolini, 1884.
зом, едином сборнике - Corpus Inscriptionum Latinarum, а также во многих других изданиях надписей .
Разнообразие нарративных источников по истории римского вольноот-пущенничества создаёт известные трудности при их систематизации. Тот факт, что авторами их зачастую являлись представители других социальных сословий, предопределяет подходы к их изучению. В то же время, среди авторов нарративных источников есть сами вольноотпущенники, что также вносит определённые предварительные коррективы в анализ их произведений. Классификация нарративных источников связана не столько с сугубо источниковедческими критериями, сколько со спецификой литературных жанров, к которым относится те или иные произведения. Исходя из этого, мы выделяем поэтические (внутри них следует подразделение на басенный и сатирический жанры), собственно сатирические (имеется в виду жанр менип-повой сатуры), историографические (в буквальном смысле слова), эпистолярные и философские произведения.
Комбинируя сведения различных видов источников, можно более целостно понять каждый исторический источник в отдельности. Это позволит, в конечном итоге, решить главную источниковедческую задачу - установить информационные возможности исторического источника и возможности получения из них исторических фактов. Важнейшим и необходимым этапом на пути достижения этой цели является предварительное обобщение уже ставших компонентами научного знания особенностей исторических источников. Опираясь на богатейший опыт изучения источников в мировой историографии, мы можем создать предварительную основу для углубленного анализа наших источников.
Для решения поставленных задач нами были привлечены исследования по методологии исторических исследований, в области теории и практики источниковедения, а также конкретно-исторические труды.
См. список использованных источников.
Работы по методологии предлагают различные подходы понимания исторического материала, основным инструментом которого по-прежнему являются исторические источники. В работах историософского содержания33, равно как и в узкоспециализированных (то есть отражающие применение методологических подходов на предметно ограниченном материале) исследо-
ваниях отчетливо заметно тяготение к междисциплинарному взаимодействию.
Работы по теории и практике источниковедения позволяют определить методические подходы анализа источникового материала. Среди них можно выделить как общие (охватывающие все виды источников, как, например, монография А. Г. Бокщанина ), так и специальные работы, охватывающие отдельные виды источников. В теоретических исследованиях36 выработан так называемый метод источниковедения - универсальный принцип всесторонней интерпретации исторических источников. На основании этого метода осуществляется практическая работа с историческим материалом. Многочисленные работы по исследованию юридических, эпиграфических, нарратив-
Например, фундаментальная работа Н. И. Кареева (Теория исторического знания. -СПб., 1913); Гадамер X.- Г. Истина и метод: Основы философской герменевтики. - М., 1988; Колингвуд Р. Дж. Идея истории. Автобиография. - М, 1980; Рикёр П. Конфликт интерпретаций: Очерки о герменевтике. - М, 1994; Румянцева М. Ф. Теория истории и др. 34 Например, Лаппо-Данилевский А. С. Методология истории. - СПб., 1910- 1913; Берн-гейм Э. Введение в историческую науку. - СПб., 1908; Барт Р. Избранные работы. Семиотика, поэтика. - М, 1994; Смирин В. М. Принцип историзма, историк, источник // ВДИ. 1980. 4. С. 74-98; Histoire et ses methodes: Recherche, conservation et critique de temoignages. Paris, 1961. " Бокщанин А. Г. Источниковедение Древнего Рима. - M, 1981.
Например, Беленький И. Л. Разработка проблем теоретического источниковедения в советской исторической науке: (1960- 1984). - М., 1985; Медушевская О. М. Источниковедение: Теория и метод. - М., 1996; Сальникова А. А. Современное зарубежное источниковедение: теория и метод. - Казань, 1999; Ковальченко И. Д. Исторический источник в свете теории информации: К постановке проблемы // История СССР. 1982. 3. С. 129-148; Фарсобин В. В. Источниковедение и его метод: Опыт анализа понятий и терминологии. М. - 1983; Marrou Н. I. De la connaissance historique. Paris, 1975.
ных источников привели к выделению обобщённых параметров внешней критики источников37.
Историография Древнего Рима отличается многообразием оценок исторических явлений и фактов. Из этих оценок складывается общий контекст понимания отдельных явлений, в том числе - явление вольноотпущенничест-
ва. Оценивая состояния древнеримского общества в различные эпохи , ис-
следователи выработали две основные тенденции в представлении о развитии исторического процесса. Римское общество на всём протяжении своего существования развивалось прямолинейно - периоды становления, расцвета и упадка39; либо же в истории Древнего Рима существовали более короткие этапы расцвета и упадка, чередующиеся друг с другом40. В этом процессе вольноотпущенничеству отводилась неоднозначная роль. Само появление этого общественного класса стало следствием определённых изменений в социальном организме древнеримского общества. Но затем в вольноотпущен-
ничестве стали видеть причину последовавших изменений социальной структуры древнеримского общества, приводивших к кризисным явлениям .
Однако не только социально-экономические проблемы оказывались предметом внимания монографий общего характера. К числу этих проблем можно отнести исследования в области римского права4 , исторической де-
См., например, Синайский В. И. Источники римского права. - М., 1911; Фёдорова Е. В. Введение в латинскую эпиграфику. - М., 1982; Елагина А. А. Римское общество в историко-литературных источниках I века н. э. - Омск, 1998 и др.
38 См., например, Моммзен Т. История Рима. Т.1- 4. - Ростов н/Д, 1998; Хвостов М. М.
История римской империи. - Казань, 1911; Johnes А. Н. М. The Late Roman Empire. Ox
ford, 1986; Alfoldy G. The social History of Rome. Totowa, New Jersey, 1985; Gage J. Les
classes sociales dans l'Empire romain. Paris, 1964; Meriwal Ch. A History of the Romans under
the Empire. London, 1862.
39 См. Гиббон Э. История упадка и разрушения Рима. Т. 4. С. 171.
40 Тойнби А. Постижение истории. - М., 1991 С. 479.
41 Andreau Jean. L'affranchi. Paris, 1981. P. 106.
42 Например, Бартошек M. Энциклопедия римского права. - М., 1989; Покровский И. А.
История римского права. - СПб., 1998; Berger A. Encyclopedic Dictionary of Roman Law.
Philadelphia, 1953; Bauman R.A. Lawyers and Politics in the early Roman Empire. A study of
relations between the Roman jurists and the emperors from Augustus to Hadrian. Munchen,
1989.
і 43 і j. 44
мографии , истории философии и культуры , где также воссоздается особый исторический фон, на котором существует вольноотпущенничество, рисуются портреты отдельных исторических личностей и так далее.
Таким образом, известная нам историография, отобранный комплекс источников и набор применяемых методов позволяют приступить к решению поставленных задач. Пути решения этих задач корректируются в зависимости от особенностей изучаемого материала. И, в первую очередь, сами источники должны быть предварительно систематизированы и охарактеризованы.
43 Например, Beloch J. Die Bevolkerung der greichisch-romischen Welt. Leipzig. 1886; Mar
riage, divorce, and children in Ancient Rome. Oxford, 1991.
44 Например, Лосев А. Ф. Античная философия истории. - М., 1977; Лосев А. Ф. История
античной эстетики. Поздний эллинизм. - М., 1980; Март К. Философы и поэты-моралисты
во времена Римской империи. - М., 1879; Успенский Б. А. Семиотика истории и культу
ры. - СПб., 2000.
Комплекс источников по истории римского вольноотпущенничества
Юридические источники по истории вольноотпущенничества относятся, главным образом, к источникам по истории римского права вообще. Кодификация римского права, предпринятая в VI веке в правление Юстиниана, позволяет использовать всю совокупность сохранившихся юридических источников.
Относительно вольноотпущенников в Корпусе имеется небольшое количество специальных титулов и параграфов. Большую часть сведений о них можно почерпнуть из разделов, касающихся рабов (отпуск рабов на волю), права патроната, гражданства, наследования имущества, брачных договоров и тому подобных, в которых рассматриваются правовые отношения в среде вольноотпущенников и близких к ним по статусу категорий граждан. Поэтому юридическая источниковая база истории римского вольноотпущенничества чрезвычайно широка и многообразна, и не исчерпывается одним лишь
Юстиниановым Корпусом, хотя последний, однозначно, остаётся основным нашим юридическим источником45.
Характерно, что понятие юридического источника также имеет широкую трактовку 6. Следует иметь в виду тот факт, что мы объединяем в единую группу юридических источников различные правовые памятники, исходя из их содержания, заключающегося в необходимом правообразующем характере этих документов. Хотя другие параметры, делающие их историческими источниками (происхождение, авторство, местонахождение и т. д.), разводят их на разные ступени классификации. В этом отношении показателен сборник документов FIRA под редакцией Брунса, в котором собранны материалы, относящиеся и к юридическим, и к эпиграфическим, и к литературным памятникам47.
Другой стороной такого многообразия источникового материала является наличие множества юридических фактов, не относящихся напрямую к вольноотпущенникам, но имеющие косвенное отношение к ним. Это значит, что некоторые сведения о вольноотпущенниках черпаются из таких юридических источников, где речь идёт о других социальных категориях, но их юридическое положение подразумевает противопоставление правовому статусу вольноотпущенников. Например, известный факт о запрете занимать вольноотпущенниками высшие государственные магистратуры в некоторых документах опровергается исключением, касающимся целой группы вольноотпущенников . Из этого следует заключение о различии в правовом положении внутри вольноотпущеннического сословия, в котором выделяются несколько категорий. Таким образом, противопоставление или умаление полноты правоспособности римских граждан автоматически служит индикатором некоторого промежуточного положения между свободнорожденными полноправными гражданами и юридически бесправными рабами.
В этой связи, коль скоро содержание юридических источников относится к проблеме вольноотпущенничества опосредованно, то есть без прямого использования термина «вольноотпущенник» (libertus) в отношении субъектов правовых норм, возникает проблема терминологического полиморфизма в обозначении юридического статуса вольноотпущенников. Решению этой проблемы посвящена вторая глава настоящей работы.
Для её решения необходимо обратиться к материалу, прежде всего, Ди-гест (кн. 38, титулы I - IV; кн. 40, титулы I - V; VII - XI; кн. 4, титулы XIII, XIV и другие), Институций Гая, Кодекса Юстиниана (кн. 6, титулы III - XIV; кн. 7, титулы I - XIII; XIV - XVIII)49. Это, конечно, не все места, в которых можно обнаружить искомый материал. Значительное количество интересующих нас сведений о вольноотпущенниках находится в титулах и параграфах, посвященных иным юридическим казусам, в частности проблеме рабства5 . Кроме того, ценную информацию дают фрагменты некоторых документов из сборника FIRA, в частности, отрывки из произведений Варрона, Исидора Хиспаленского, Конституции муниципий Серента, Сальпенса, Ма-лацитаны, сенатусконсульты и другие законодательные документы . Но они выступают как дополнительные источники. В совокупности все эти источники дают целостное представление не только о юридическом понятии вольноотпущенник, но и об историческом феномене римского вольноотпущенничества вообще.
Все вышеуказанные источники с точки зрения источниковедческой критики обладают разной способностью отражать историческую действительность. Речь идёт о неодинаковой аутентичности некоторых дошедших до нас источников, асинхронности создания текстов источников и содержащихся в них исторических фактов, а также, как следствие этих обстоятельств, о наличии в них чуждых, посторонних языковых, семантических, фактических напластований. Однако с самого начала сциенцистского изучения источников по истории римского права исследователи постоянно фиксировали текстовые несоответствия, хронологические интерполяции, исторические ошибки.
Эта проблема остаётся актуальной и для нашего исследования, потому что до сих пор встречаются неоднозначно трактуемые фрагменты некоторых источников, порождающие, тем самым, дискуссии среди исследователей52. Для очерченного нами круга юридических источников особенно характерны проблемы хронологических интерполяций юридических текстов, где содержатся факты, присущие более поздней исторической эпохе, чем сам источник. Это обстоятельство делает целесообразным привлечение юридических источников, выходящих за хронологические рамки (как верхнюю, так и нижнюю) нашего исследования. Но не только оно. Сама логика развития римского права предопределила постоянную конвергенцию более ранних и более поздних юридических норм, нашедших своё отражение в юридических источниках.
Ещё более сложной (особенно в данном конкретном случае) выглядит другая источниковедческая проблема - проблема авторства источников. Без сомнения - у каждого исторического источника существует автор, то есть его создатель. Эта аксиома в полном смысле относится и к юридическим источникам; у них также есть авторы, будь то отдельные личности, коллективы, корпоративные группы и так далее, или, пользуясь юридической терминологией, физические и юридические лица. Вопрос об авторе юридических памятников, казалось бы, решается просто - их создало государство, как источник и носитель власти. Но в преломлении вольноотпущеннической тематики этот вопрос теряет остроту, так как для изучения феномена вольноотпущен-ничества первостепенное значение имеют источники прямого, личного происхождения. Действительно, юридические нормы для регулирования положения вольноотпущенников создавали не сами они, а власть имущие сословия Древнего Рима. Поэтому нельзя сказать, что в юридических источниках каким-то образом представлены личности вольноотпущенников, их специфические сословные черты.
Термины, обозначающие вольноотпущенников в юридических источниках
На современном этапе развития исторической науки источниковедческая проблематика выходит на первый план. Проблема, стоящая за этим, заключается в том, что исторический источник перестаёт быть пассивным объектом, а становится действующим субъектом диалога настоящего с прошлым и требует пересмотра методического аппарата работы с ним. Методологически вопрос состоит в том, чтобы отойти от отношения к источнику как «банку сведений» и попытаться увидеть в нём выражение или отражение некой целостной системы представлений . Одним из путей решения этой проблемы является концепция «понимания» источника.
Для современных источниковедческих исследований проблема методологического основания работы представляется весьма острой. Поэтому она требует к себе пристального внимания. В этой связи новый методологический подход, именуемый «пониманием» источников призван в какой-то мере преодолеть трудности, стоящие на путях исторического исследования.
Но, как и всё новое, новый методологический принцип требует переопределения базовых понятий источниковедческой критики - интерпретации и понимания. Соотношение этих двух понятий с эпистемологической точки зрения довольно близко. Их содержание трактуется довольно широко, и нередко они отождествляются друг с другом, но чаще одно из них является более объёмным по отношению к другому. Вообще, противоречия в источниковедческой терминологии за последние десятилетия отмечались неоднократно в нашей стране и за рубежом"4. В отношении понятий «интерпретация» и «понимание» эти противоречия выглядят одновременно и незаметными, и вызывающими - в зависимости от методологической установки исследователя. Так, в представлении А. С. Лаппо-Данилевского эти понятия различаются по индивидуализирующе-генерализирующему основанию. «Принципы психологического истолкования находятся в тесной связи с понятием о единстве чужого сознания, в частности, с понятием об ассоциирующей и целепола-гающей его деятельности... Они получают особенное значение в интерпретации реализованных продуктов индивидуальной психики (то есть исторических источников - авт.), но пригодны и для понимания произведений коллективного творчества» . Но, в конечном итоге, «понимание» оказывается более общим понятием, включающим в себя содержание понятия интерпретация: «Для того, чтобы установить, знание о каком именно факте он (историк - авт.) может получить из данного источника, он должен понять его...» . С другой стороны, сама интерпретация решает более глобальные задачи, а пониманию отводится роль изначально заданного познавательного основания. «Сама работа по интерпретации имеет глубинный смысл - преодолеть культурную отдалённость, дистанцию, отделяющую читателя от чуждого ему текста, чтобы поставить его на один с ним уровень и, таким образом, включить смысл этого текста в нынешнее понимание, каким обладает читатель»1 7.
И сегодня расхождения в определении терминов «интерпретация» и «понимание» продолжают существовать. Эту проблему попытались разрешить в рамках предмета других гуманитарных наук, в частности литературоведения. Следуя базовым категориям философской герменевтики (Ф. Шлей-ермахер, В. Дильтей, М. Хайдеггер), а также так называемой школе интерпретации (Э. Штайгер, В. Эмрих), в литературоведении сложилась общая теория понимания текста . Здесь был решён главный вопрос - о соотношении этих двух методических приёмов: понимание шире интерпретации, последняя рассматривается как составная часть понимания"9.
С методологической точки зрения понимание и интерпретацию также следует разграничить " . Оставив в стороне философское определение этих терминов, рассмотрим их в рамках источниковедческого подхода. Источниковедческий подход становится самостоятельным методом исторического познания (в смысле неразделённости источниковедческого анализа и исторического построения), поскольку он рассматривается как критерий сравнительно-исторического исследования 2. Метод источниковедения имеет целью: во-первых, установить информационные возможности исторического источника для получения исторических фактов; во-вторых, аргументировано оценить с данной точки зрения значение источника . В современном источниковедении активнее всего происходят процессы адаптации понятийно-методического аппарата смежных научных дисциплин. В свете современного «лингвистического поворота», или «семиотического вызова»123 в историческое познание всё больше проникают методы литературоведения. Именно в литературоведении родилось совершенно новое истолкование понятия «текст», которое стало актуальным и для источниковедческих исследований.
Сегодня «текст» трактуется предельно широко - это «абсолютная тотальность», нет ничего вне текста124. Текст рассматривается не просто как знаковая система, которую изучает семиотика, и не просто как носитель информации, но как гуманитарный феномен, свойство человеческой деятельности. «Человек в его человеческой специфике всегда выражает себя (говорит), то есть создаёт текст... Там, где человек изучается вне текста, а независимо от него, это уже не гуманитарные науки» . И с позиции учения об информации «текст» принимает новое значение. В нём выделяются синтаксический, прагматический и семиотический аспекты, что делает его в полной мере историческим источником126.
Таким образом, с учётом «литературоведческих сдвигов», под интерпретацией подразумевается максимально точная реконструкция текста исторического источника с осуществлением перевода его содержания на доступ-ный современный метаязык исторической науки . Но интерпретация уже не ставится конечной целью источниковедческого исследования. От истолкования (смысла, который вкладывал в своё произведение автор) исследователь переходит к рассмотрению выходящего за пределы интерпретации понима-ния источника как явления культуры . Более актуальным является представление исторического источника самодостаточным историческим феноменом, как «самотворящая сущность» , в котором заключена возможность «воспроизведения явлений общественной истории, феноменологии культуры»130. Таким образом, происходит смена целеполагания источниковедческого исследования - от «традиционной» интерпретации к пониманию, то есть «преодолению культурно-исторической дистанции между историком и сознанием людей прошлого»131.
Принципы анализа эпиграфических источников
Вольноотпущенники в эпшрафических источниках представлены очень широко, в весьма разнообразных ситуациях. Наиболее многочисленны надгробные надписи (эпитафии) - tituli sepulcrales, в которых вольноотпущенники проявляют свои яркие персональные черты. Самая общая структура эпитафий выглядит следующим образом. По сути их можно назвать посвятительными надписями - они посвящены богам загробного мира Манам, культ которых во времена Римской империи был особенно распространён. С небольшого вводного посвящения этим божествам начинаются многие эпитафии вольноотпущенников из разных мест. После краткого вступления начинается основная часть надписи с указания имени покойного. Имена вольноотпущенников идентифицируются весьма определённо при наличии соответствующей аббревиатуры LIB, означавшей социальный статус вольноотпу-щенника . Далее, в преамбуле, следовало изложение некоторых биографических сведений об умершем. Содержание основной части надписей сугубо индивидуально, и сведения, которые могли быть там представлены, весьма произвольны. Некоторые общие данные, которые чаще всего встречаются в текстах, состоят из возраста покойного, семейного положения, прижизненных занятий, репутации в обществе и другие общебиографические сведения. Затем следовало указание тех, кто воздвиг гробницу (если, конечно, об этом не позаботился сам умерший заранее). Завершается эпитафия обращением к живым («читающим» эту надпись, или «проходящим» мимо гробницы), нередко шутливо-иронического содержания, часто сопровождаемого стереотипным оборотом sed tibi terra levis, даваемого в аббревиатуре STTL
Даже при беглом взгляде на эпитафии можно с уверенностью сказать, что вольноотпущенники в них представлены односторонне. Следуя негласному принципу: de mortuis aut bene aut nihil в надписях такого рода отмечаются только благие деяния, положительные поступки, почитаемые черты характера и тому подобное. Можно, конечно, сомневаться в искренности или исчерпываемости оглашённых сведений эпитафий, сделанных по заказу самих вольноотпущенников или их родственников. Но думается, что на общем фоне эпитафия, заказанная патроном своему «достойному вольноотпущеннику», который, если следовать тексту, за свои 28 прожитых лет не сделал ничего дурного, говорит сама за себя231. Однако, даже выпячиваемые, надутые, напыщенные характеристики отдельных личностей позволяют судить о системе ценностных ориентиров, признаваемых в обществе, которыми стремятся обладать вольноотпущенники. Это честность, порядочность, выражающаяся в нестяжательстве богатства и в неспособности злословить того же М. Канулея Зосима; это благочестивость и целомудрие Г. Гаргилия Гемона, со-стоящие в том, что он прожил свой век без ссор, без драк, без долгов и так далее.
Помимо выражения ценностных ориентиров в эпитафиях прослеживается социальная стратификация вольноотпущеннического сословия. Вольноотпущенники не составляли однородный социальный слой, а, скорее, совокупность различных категорий вольноотпущенников, представители которых образовывали единое ordo libertorum не практически, а просто формально. Дифференциация вольноотпущеннического сословия проявляется в упоминании различных должностей, которые занимали вольноотпущенники при жизни в официальных (государственных) и религиозных магистратурах. Ранг занимаемой должности жёстко прописывал и социальное положение личности. Среди вольноотпущеннических должностей превалировали муниципальные магистратуры, так как для лиц вольноотпущеннического статуса доступ к занятию высших военных и государственных постов был строго ог-раничен . Многие выдающиеся граждане получили в качестве награды за свои благодеяния почётные должности и имели возможность реально исполнять их. Из надписей видно, что эти должности в основном касаются управленческих постов во всевозможных коллегиях: декурионов, эдилов, авгуров, квинквеналов и других. Кроме того встречаются примеры, когда помимо всевозможных инсигний благодарные сограждане выбирали вольноотпущенника на более высокие посты, например младшим понтификом, префектом почты, прокуратором каменоломен и всех имуществ императора, а также они могли быть почтенны императором высшим всадническим достоинством и жречеством2 . Один из примеров - Персик, отпущенный городским советом при Домициане, ведал двумя консулярскими декуриями, а его сын — Г. Корнелий Персик также имел высшее всадническое достоинство235. Воплощением всего того, что мог иметь вольноотпущенник, служат две почётные надписи, где даётся обобщающий парафраз cui plurimum libertino decrevit236 или honor ibits quos libertinigererepotuerunt , то есть именно «... самое большое, чего достиг вольноотпущенник» и «должности, которые могут отправлять вольноотпущенники».
Очевидно, что карьерный рост вольноотпущенника зависит от знатности патрона. Многие вольноотпущенники сумели сделать себе огромное состояние и пробиться на верхи социальной иерархии, благодаря поддержке своего могущественного покровителя . В этой ситуации неоспоримое преимущество имели императорские вольноотпущенники, которые, будучи формально клиентами императора, на самом деле от его имени (вернее прикрываясь его именем и гарантиями) очень умело извлекали выгоду из всевозможных коммерческих предприятий239.
Императорские вольноотпущенники - особый слой привилегированных либертинов, квалифицированных служащих, имевших исключительное «право золотого кольца». Их эпитафии изобилуют хвалебными эпитетами, но предельно унифицированы по содержанию. Складывается впечатление, что для них существовал определённый шаблон надгробной надписи, где изменялись лишь конкретные данные по конкретным личностям. Тот факт, что большинство подобных надписей были сделаны от имени третьих лиц (его соратников, официальных лиц, собственных вольноотпущенников и тому подобное) подчёркивает их особое положение, в сравнении с рядовыми (частновладельческими) вольноотпущенниками. Принятие на себя расходов по организации захоронения императорских вольноотпущенников и сопутствующего ритуала свидетельствует отнюдь не об отсутствии собственных средств, а о своего рода знаке уважения, воздаянии или даже традиции подобной процедуры. Отсюда возникает тенденция унификации содержания текстов, как обязательное следование каким-либо обычаям или нормам, а не стремление затушевать индивидуальность умершего.
Разумеется, случаи, когда для погребения не хватало личных средств, бывали довольно часто. Тогда расходы на это брали на себя погребальные коллегии, специально создаваемые малоимущими слоями граждан для этих нужд. Общеизвестно, что коллегии создавались по принципу внесословности, ориентируясь главным образом на имущественное положение" . Равно как и сами захоронения не имели сословных ограничений . Но сами вольноотпущенники могли создавать узкие профессиональные коллегии, члены которых, либо от своего имени, либо как представители корпорации участво-вали в погребении. Об этом свидетельствует надпись CIL VI, 9004 ". В коллегиях вольноотпущенники занимали управленческие посты, следовательно, имели какое то влияние и власть над рядовыми членами. Однако отправление административных должностей давало не только привилегии, но и требовало значительных материальных затрат, о чём четко прописано в уставах коллегии243. Эти памятники, носящие документальный характер дают ценную и, самое главное, достоверную информацию о быте, взаимоотношения внутри корпораций, хозяйственной деятельности вольноотпущенников, нормах взаимопомощи, мере субсидиарной ответственности членов коллегий по выполнению уставных обязательств.
Образы вольноотпущенников в нарративных источниках
При анализе нарративных источников на передний план выходит проблема авторского текста, как специфического явления внеязыковой коммуникации. Интерпретировать произведения автора необходимо с учётом его индивидуальных особенностей, которые проявляются, в равной степени, как в самом тексте, так и могут быть почерпнуты из внешних источников. В этой связи нас, несомненно, будут интересовать фактические биографии наших авторов. Особенно это важно учитывать при анализе нарративных источников личного происхождения, так как формирующийся реальный образ автора-вольноотпущенника складывается из его собственных высказанных мыслей и содеянных на их основании поступков.
Примечательный образ формируется при анализе произведений римского философа-стоика Эпиктета. Тот факт, что его произведения дошли до нас в записи его ближайших учеников также накладывает своеобразный отпечаток на текст, ведь это же не дословная стенограмма «Бесед», «Афоризмов», «Руководства», а литературное переложение его философских взглядов. Благодаря этому, в тексте его произведений можно обнаружить сведения биографического характера, (а иногда и автобиографического).
Время жизни Эпиктета - вторая половина I в. - первая треть II в. н. э. Родом он был из Фригии, попал в Рим в качестве раба в возрасте тридцати с лишним лет . Как пишет о нём Флавий Арриан, Эпиктет был отпущен на свободу неким Эпафродитом, императорским вольноотпущенником. Имя Эпафродит было довольно распространённым среди этой категории вольноотпущенников - оно часто встречается в надписях, но точно установить личность патрона Эпиктета пока не удалось . Тем не менее, факт освобождения из рабства Эпиктета признаётся всеми исследователями311. Кроме того, известно, что он получил свободу, будучи уже знаменитым философом, к которому прислушивались многие люди из высших слоев римского общества. Видимо, при поддержке некоторых своих влиятельных слушателей Эпиктет добился освобождения, благодаря своей мудрости и образу жизни. Также о нём часто упоминается одна немаловажная деталь, отражающая черты его характера. Будучи рабом бывшего раба, Эпиктет испытал сверхжесткий его нрав, оставшись в результате хромым калекой312. Но, став затем свободным, он смог создать семью - завёл жену, но не для себя, а чтобы та ухаживала за усыновлённым Эпиктетом ребёнком .
Бесспорно, на становление его философских взглядов повлияла его биография. Его учителем был известный стоик Музоний Руф314. Под его руководством Эпиктет стал формироваться в русле стоической морализатор-ской философии. Став свободным, Эпиктет выбрал род занятий, который можно назвать как «практикующий философ». О нём стали говорить как об одном из мудрейших мужей, чьи нравоучительные проповеди были совсем не надоедливы. Его взгляды стали популярны среди широких слоев населения и даже в аристократических кругах, что дало повод представить его произведения как источник по истории высших слоев общества, приближённых императора . И, тем не менее, в его «Речах» обнаруживается ядро представлений, свойственных вольноотпущенникам.
Первое, что бросается в глаза, это отчётливо, эмоционально представленная проблема свободы и несвободы. Но весь пафос этой проблемы сокрыт за той самой пресловутой стоической сдержанностью, толерантностью, фатализмом: «Всё, что происходит, изменить нельзя. Но даже если попытаться преодолеть это, ничего хорошего не получится. От раба, отпускаемого на волю, нельзя ждать, что он вдруг станет истинным гражданином. Равно как и свободный, оказавшись в рабстве, сразу же забудет свои прежние нравы» . Однако, зная перипетии жизненного пути Эпиктета, мы по-другому понимаем это высказывание. В таком эмоционально скупом, аксиологически нейтральном отношении к свободе проскальзывает выстраданная на собственном опыте жажда этой самой свободы. Парадоксальным было бы принять тот факт, что раб, сумевший избежать худшей своей судьбы, пессимистически настроен по отношению к будущей перспективе. Перемены всегда воспринимаются как перемены к лучшему. У Эпиктета свобода проявляется в её конкретном, социальном содержании, как главный критерий дихотомии человеческого существования. Поэтому понятие свободы и свободности у Эпиктета разворачивается в концепцию сугубо личностной способности влиять на метаморфозы жизни человека. Ведь не случайно же Эпиктет уделяет внимание обратной связи в этой метаморфозе. Логически и реально обратимая связь между рабством и свободой достаточно обоснуема. Но стоиков вообще и Эпиктета, в частности, мало интересуют проблемы формальной логики. Для них вполне понятно, что условия, мотивы, стимулы таких переходов различны вплоть до противоположности. Здесь - главное волевое участие субъекта, в равной степени необходимое в обоих случаях. Следовательно, понятие свободы Эпиктет разумеет не только в нравственном аспекте, как независимость суждений и поступков, но и в широком социальном пониманий, как возможность одновременно иметь личную неприкосновенность, самостоятельно выбирать род занятий и свободно передвигаться. Это подтверждается следующим фактом из его биографии. Во времена гонений философов Домицианом (в 96 году) Эпиктет одним из первых должен был покинуть Рим. Но, как всегда, сам Эпиктет воспринял это стоически, несмотря на то, что его влиятельные друзья предлагали ему способ укрыться и переждать опалу. В ответ на их печали Эпиктет утешал их такими словами: «Как только я скажу себе: как жаль, что мне не дозволено оставаться в Риме, так я уже сделал первый шаг к тому, чтобы быть рабом Рима и его властелинов. И если я не откажусь от своего желания непременно оставаться в Риме, то я как раз попаду в то, чего хочу избежать, буду страдать и сокрушаться» 17.
Всё-таки ясно, что Эпиктет хотел остаться в столице, но ему претила сама мысль о том, что ему придётся поступиться своими принципами. Поэтому он предпочёл жизнь в изгнании, чем быть зависимым от кого-то, скрываясь в Риме. Это было подлинным проявлением свободы, так как сам Эпиктет утверждал, что «нам не следует желать ничего такого, что от нас не зави-сит, потому что в таком случае мы подпадали бы под власть других» .
