Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Имперская администрация и польское восстание: перемены в вероисповедной политике (1830-1832) 21
1. Православный священник как представитель российской власти 21
2. Губернская власть и католическая церковь 28
3. Верховная власть и новое судопроизводство религиозных дел 45
Глава 2. Губернское начальство и епархиальные архиереи: первый опыт массовых «обращений» в православие (1833-1839) 53
1. Губернаторы, православные архиереи, польские дворяне и религиозные суды 53
2. Смена губернской администрации и вероисповедная политика 70
3. Православный епископ, католический епископ и крещения евреев 119
Глава 3. Высшая бюрократия и суды над католиками (1839-1855) 152
1. Новые законы о вере и показательный судебный процесс русской католички княгини 3. А. Волконской 152
2. Правящая династия и перешедшие в католичество русские эмигранты 170
3. Социальное положение и вероисповедание российского подданного 187
4. Тяжбы «маленьких» людей 196
Заключение 213
Источники и литература 216
- Православный священник как представитель российской власти
- Губернаторы, православные архиереи, польские дворяне и религиозные суды
- Новые законы о вере и показательный судебный процесс русской католички княгини 3. А. Волконской
Введение к работе
Вероисповедная политика как совокупность мероприятий, направленных на поддержку или ограничение определенных конфессий, приобрела особо важное значение в первой половине XIX века. Одной из ключевых составных частей вероисповедной политики являлось осуществлявшееся и церковными, и светскими учреждениями регулирование религиозных переходов, норм и отступлений от них. Данная политика была возвращена и заново формировалась в николаевское царствование в связи с польским восстанием 1830-1831 гг.
Восстание в Царстве Польском стало мощным потрясением отношений, сложившихся между центром и западным регионом. Была поколеблена традиционная модель управления, в которой роль главной опоры имперской власти в регионе отводилась местной знати, в данном случае, польской шляхте. Немаловажным обстоятельством являлась утрата иллюзий о христианском братстве православных и католиков в силу проявления террора с обеих сторон в ходе восстания и его подавления. Этот регион отныне являлся потенциальным источником угрозы единству империи. «Польский» вопрос надолго вошел в политику российской власти и стал важнейшим во взаимоотношениях и с Западным краем. Суть этого вопроса состояла в необходимости подавления сепаратизма поляков и борьбы с ними за контроль над территориями, считавшимися имперской администрацией «исконно русскими», а польской - восточными окраинами Речи Посполитой (kresy wschodnie). В николаевскую эпоху шел непрерывный поиск политических решений, направленных на обеспечение стабильности в Западном крае и укрепление там имперской власти.
Имперская администрация видела в регулировании религиозных переходов действенный механизм инкорпорации Западного края путем обращения населения в православную веру. Новая сфера политики потребовала образования специального административного аппарата, выработки новых законов
о религиозных переходах, а также изменений в судебно-следственной процедуре, пользуясь терминологией того времени, по делам об «отступничестве» из православия в католичество. Между тем этноконфессиональная пестрота края и сложность социально-политической обстановки создавали определенные сложности для применения норм и корректировали вероисповедную политику российского самодержавия.
Разрешением возможных противоречий между нормой и практикой по поводу переходов занималась местная и центральная администрация. В делопроизводственной практике отчетливо прослеживаются попытки соотнесения решений о переходах с конкретными обстоятельствами дела, а также с общими принципами политики. Именно таким путем, посредством гибкого применения нормы, ее адаптации к сложившимся обстоятельствам, власть пыталась повлиять на возникшую ситуацию. Деятельность чиновников в отношении религиозных переходов представляет собою содержательный материал для рассмотрения практической стороны вероисповедной политики и выявления характера мероприятий имперской власти в Западном крае.
Актуальность исследования обусловлена сложившейся в историографии ситуацией, характеризуемой повышенным интересом к национальному и религиозному аспектам государственной политики и их недостаточной изученностью. Интерес к данным вопросам вызван современными проблемами российского федерализма и межнациональных отношений, а также неопределенной ролью церкви во взаимоотношениях государства и общества в современной России.
Другим обоснованием актуальности представленной работы является наличие ряда дискуссионных вопросов истории империи, истории церкви и истории национального вопроса в России. Исследование конфессиональной политики самодержавия позволяет судить об особенностях российской имперской администрации, о методах управления национальными окраинами, о роли местной знати и местного чиновничества во взаимоотношениях с имперским центром.
Объектом исследования являются религиозные переходы в решениях чиновников разного уровня и высшего духовенства православной церкви, главным образом епархиальных архиереев.
Предмет исследования - политика имперской администрации в отношении смены веры, механизм регулирования переходов из одной веры в другую, судебно-следственные процессы об «отступничестве» из православия в католичество как средство реализации политических задач. Помимо конфликтов вокруг религиозных переходов рассматривается текущая судебная практика по религиозным делам.
Цель исследования - изучить формирование вероисповедной политики, механизм воздействия имперской администрации на переходы населения в православие и ее решения в судебно-следственных процессах об «отступничестве» из православия в католичество в 1830-1855 гг. в Западном крае.
Этим определяются задачи настоящего исследования:
выявить обстоятельства возникновения первых судебных процессов о религиозных конфликтах, определить круг их участников, мотивы и аргументацию в контексте политических событий 1830-1831 гг.;
проследить становление порядка судопроизводства об «отступничестве» из православия в католичество и влияние на него общероссийского законодательства;
оценить роль светской и церковной власти в делах о смене веры, проанализировать особые формы судопроизводства, используемые для борьбы с сопротивлением польских дворян и для крещения евреев в православие и католичество;
рассмотреть судебные процессы русских аристократов, перешедших из православия в католичество, и выяснить значение этих процессов для судопроизводства в западном регионе;
выяснить взаимосвязь между социальным положением и вероисповеданием подданного Российской империи, проследить влияние судебных процессов на судьбы рядовых жителей Западного края.
Методологические основы исследования. Диссертация основана на традиционных методологических принципах российской исторической науки, нашедших воплощение в трудах С. Ф. Платонова, А. Е. Преснякова, Б. А. Романова, С. Н. Валка. Основное содержание этой научной традиции состоит в первостепенном значении источниковедческого анализа, сохранении приоритета содержания источника над историографическими или идеологическими моделями.
На методологию работы значительное влияние оказали исследования по микроистории. В рамках данного подхода события актуализируются на уровне поселения, сообщества, человека. В данном исследовании жизненные истории участников судов, изложенные в различных источниках, их мотивация, способы аргументации своей позиции выявляют детали повседневной религиозной жизни и пути взаимодействия имперской власти и российского подданного, обвиняющего, обвиняемого или свидетельствующего в суде. Такая методика позволяет не только анализировать политическое содержание исторического процесса, но и выявлять его «человеческое измерение».
Хронологические рамки определены задачами исследования. Начало изменений в политике правительства в отношении католичества связано с польским восстанием 1830-1831 гг. С этого времени начинаются судебные процессы о переходах из православия в католичество. Верхней хронологической границей работы является конец царствования Николая I, со смертью которого завершался определенный этап вероисповедной политики в Западном крае - правительство отказалось от идеи целенаправленного регулирования массовых обращений населения.
Территориальные рамки исследования. Для исследования взяты в основном белорусские губернии (Витебская, Могилевская и Минская) и Киевское губернаторство (Волынская, Подольская и Киевская), те территории, которые рассматривались имперской администрацией как арена возможных религиозных реформ и реализации широкомасштабных проектов. Отдельные
судебные процессы, касавшиеся русских аристократов зарубежья, рассмат-
риваются в контексте формирования единых мероприятий в отношении Западного края и политики самодержавия в отношении католичества.
Православный священник как представитель российской власти
Восстание 1830-1831 гг. стало переломным моментом в отношениях России и Царства Польского. Режим к полякам был ужесточен и изменен подход имперской власти к польским дворянам и Западного края. Российские сановники связывали в это время с католичеством, как польской верой, нелояльность и революционный дух. С начала восстания в чиновных кругах возродилась идея о том, что в Западных губерниях большинство населения было «коренным русским», но оно оказалось под гнетом «пришельцев-католиков», т. е. местных польских шляхтичей. Таким образом придавалась легитимность борьбе с католиками в данном регионе.1 В этой борьбе имперская власть ставила масштабные задачи и пыталась добиться ослабления влияния католиков, не исключая даже полного вытеснения католиков из Западного края и, что более важно, получить лояльное большинство среди местного населения, обратив в православие огромное число крестьян-униатов." Между тем, власть была заинтересована в том, чтобы ее политике содействовали не только православные священники, но и польская шляхта. Для этого сторонников прово димых мероприятий поощряли, а противников - наказывали. С начала 1831 г. возрождались судебные преследования по делам «об отступничестве насе-ления из православия в католичество», участниками которых были и польские помещики.
Показательно отношение местной администрации в Киевской губернии, столкнувшейся с новой категорией дел еще в ходе польского восстания. Опыт решения этих дел, потребовавших вмешательства императора, в дальнейшем был перенесен в судебную практику белорусских губерний.
В канцелярии военного губернатора Б. Я. Княжнина, возглавлявшего с 1829 г. Киевскую губернию, первые ходатайства православного духовенства появились на завершающем этапе польского восстания. До восстания личные обращения православного духовенства, тем более рядовых священников, к гражданским властям не практиковались. Обычно по всем церковным вопросам писали епархиальные начальники, обращаясь в Синод, в Петербург, тем самым соблюдалась обособленность гражданских и церковных властей. Кроме того, судебные тяжбы между шляхтичами и православными священниками были редки, т. к. местные клирики не решались официально подавать жа-лобы на шляхтичей, даже если и были с ними в ссоре. Поражение польского восстания придало православному духовенству решимости.
В феврале 1831 г. православный священник А. Помазанский из села Ста-виц Сквирского уезда объединил под общим своим заключением - «злоумышление против России» - и то, что помещик возможно участвовал в восстании, и то, что он вредил его церковному хозяйству, запретив своим крестьянам наниматься на сезонные работы, что, по словам священника, было тем более «убыточно по нынешнему времени горячему из-за покосу сена и собратия хлеба». В контексте подобных донесений выходило, что прежняя нелояльность польских помещиков принимала новую форму, некоего хозяйственного противодействия, поводов к которому в жизни было неисчерпае 1 Подробнее об этом см.: Римский С. В. Конфессиональная политика России ... С. 26—27. мое множество.4 Б.Я. Княжнин принял жалобу Помазанского и направил ее сквирскому земскому исправнику для разбирательства. Участие губернатора в дальнейшем ходе данного дела на этом завершалось. Княжнин не усмотрел в нем особой важности и, кроме того, не поощрил таких сомнительных жалоб впредь. Он приказал земскому исправнику не только выяснить обстоятельства ситуации по жалобе Помазанского, но взыскать с него «за негербовую бумагу, на коей написано прошение и употребленную на производство по сему всего за два листа двух рублей денег, которые и отправить в казначейство». Демонстрируя строгость в данном случае, губернатор пресекал подобные инициативы этого священника.
Губернаторы, православные архиереи, польские дворяне и религиозные суды
В белорусских губерниях миссионерская кампания была ориентирована в основном на униатов. С конца 1820-х годов, в высших правительственных и православных церковных кругах придерживались того мнения, что униаты являются бывшими православными, а потому должны вернуться в православную церковь. Под эгидой униатского духовенства И. Семашко , А. Зубко", В. Лужинского , с этого времени готовилось и осуществлялось местной российской властью поэтапно объединение униатов с православной церковью. К обращениям униатов подключилось и высшее православное духовенство, не желавшее отдавать первенства в этом униатским священникам. В июне 1833 г. с миссионерской деятельностью в белорусских губерниях, в новообразованную православную Полоцкую епархию, был направлен епи скопом Смарагд (Крыжановский) , амбициозный иререй, по замечанию современника, «более похожий на воинственного черногорца, нежели на смиренного владыку».3 С первых месяцев своей службы, в частых письмах С. Д. Нечаеву, обер-прокурору Синода, он сообщал об обращениях, одного за другим, униатских приходов. Так, ликуя и не скрывая гордости за проделанную работу, он докладывал к сентябрю этого же года про обращение более 4 000 униатов. С нескрываемым восторгом писал о начавшихся переходах и католиков (первые 700 человек в Велижском уезде), деловито отмечая, что вырвал их «из зубов самих! католических ксендзов-миссионеров». Словом, Смарагд уверял Нечаева в успешности данного предприятия, обещая тому в ближайшее время «быстрое распространение православия в Полоцкой епархии». Но с октября 1833 г. тон писем Смарагда менялся. Узнав по слухам, что местные дворяне-католики подали императору жалобу, в которой обвиняли православных священников в непастырских приемах убеждения мирян, полоцкий владыка проверял в письме обер-прокурору, насколько его начальство было осведомлено об этой жалобе. Предупреждая возможное недовольство, он оставлял обер-прокурору домысливать - было ли на самом деле ими использовано «прельщение» крестьян водкой? Судя по очередному письму
Смарагда, в котором он просил С. Д. Нечаева не прекращать обращения прихожан, обер-прокурор не был им доволен. Для полоцкого владыки и помещиков на этом противостояние не закончилось. В начале 1835 г. Смарагду стало известно, что витебским дворянским собранием было составлено обращение на высочайшее имя о злоупотреблениях православного духовенства Полоцкой епархии. Имея на примете возможного составителя документа, Смарагд поспешил поинтересоваться у И. Ф. Глушкова, управляющего канцелярией белорусского генерал-губернатора: «Слышно ли у вас, что главнейший зачинщик и сочинитель акта, бывшего на выборах дворянских (об унии), есть полоцкий маршалек Беликович...?».
С самого приезда в епархию Смарагд не уживался с Л. И. Беликовичем, избранным полоцким дворянским собранием в 1835 г. на трехлетний срок уездным предводителем. Смарагд давно подготавливал губернских начальников во мнении о нелояльности этого дворянина российской власти и церкви. Секретарю губернской канцелярии И. Ф. Глушкову он сообщал, что предводитель «чинил ему разные придирки». В очередном письме Смарагд отмечал влиятельность Беликовича среди населения - «...коего все от мала до велика до небес превозносят». В начале 1835 г. епископ адресовал свои наблюдения белорусскому генерал-губернатору Хованскому, сообщив, что Беликович «никак не хочет называть себя предводителем», а называет себя «маршалом». А далее Смарагд объяснял, почему он счел необходимым писать о терминологических пристрастиях Беликовича: «Я не политик, а так думаю, что в правилах о избрании предводителей дворянства напрасно не обращено внимания на лета избираемых. Ибо что есть каждый человек в 22 года, как не прах, вихрем взвеваемый? Если к сим летам присовокупить глупый польский патриотизм...». Подчеркивая молодость и амбициозность дво рянина, владыка резюмировал: «Сия, занятая не Русскою ойчизною (так в тексте. - И. В.), голова весьма здесь не у места и не ко времени».
Решающим фактором в подобных конфликтах были поддержка и расположение светской администрации. Поэтому изначально, судя по материалам, православные архиереи пытались заручиться поддержкой генерал-губернатора. В его канцелярию по этому делу передавались донесения, рапорты рядовых православных священников и полицмейстеров с показаниями свидетелей, а также выписки из постановления церковного суда. Важнейшим звеном в развитии дела был Глушков, ответственный за формирование документов и хранитель архивных материалов генерал-губернатора. Очевидно, он играл немалую роль в продвижении и успехе ходатайств. Через него для получения одобрительных решений действовал и полоцкий архиерей. Смарагд в письмах к Глушкову допускал неформальный тон, обращаясь к секретарю и справляясь о его здоровье. Кроме того, через секретаря он выспрашивал об обстоятельствах и делах в губернской канцелярии. Для его же личной переписки с Хованским характерен официальный язык, что является свидетельством сугубо деловых и, возможно, даже натянутых взаимоотношений.
Новые законы о вере и показательный судебный процесс русской католички княгини 3. А. Волконской
1839-1840-е гг. — время появления первых судебно-следственных дел о переходах в католичество русских дворян, оказавшихся за пределами Российской империи. В ряду дел о переходах православных в католичество материалы этих процессов обращают на себя особое внимание.
Дела велись под непосредственным контролем императора, и это повышало ответственность чиновников, ведших подготовку судебно-следственной документации. С одной стороны, чиновники должны были аргументировать состав «преступления» строго по закону, с другой, — трактовать законодательные нормы с учетом требований императора и сословного происхождения, служебного положения подсудимого. Сами чиновники впервые сталкивались с такой категорией дел по переходу дворян в католичество. Им необходимо было рассматривать случаи «отступничества», совершенного дворянами за десять - двадцать лет до 1840 г., и определить новые статьи законодательства, которые бы служили основанием для осуждения. В ряде случаев чиновник выступал и как заинтересованное лицо, поскольку входил в круг общения обвиняемого. Это вызывало необходимость поиска компромисса между выполнением служебных обязанностей и сохранением репутации. Детальное рассмотрение деятельности этих служащих позволяет выявить особенности их поведения в ситуациях противоречия между статусом государственного служащего и общественным положением. И, наконец, рассмотрение такой категории религиозного «преступления» предполагало тесное сотрудничество центральных учреждений светской и церковной власти, которые оставили в судебных делах подробные мнения по поводу переходов дворян.
В 1839 г. верховная власть радикально изменяла положение униатов и католиков в Западном крае. В марте была упразднена униатская церковь, а всех униатов перевели в православную церковь. На заседаниях Комитета по делам Западных губерний, первое из которых состоялось 1 января 1839 г., были разработаны новые законоположения в отношении католической церкви. 16 декабря 1839 г. были высочайше одобрены «Правила о судопроизводстве дел о совращениях в латинство в девяти Западных губерниях».1 Над составлением документа работали сановники во главе с Д. Н. Блудовым. Под его руководством в это же время составлялся общий Свод уголовных законов, и этот опыт кодификационных работ был использован им в составлении данных Правил." Впервые в николаевское время было объявлено о широком применении уголовного наказания за «отступничество» в католичество. В преамбуле документа объяснялся мотив новых мер - «для устранения в Западных губерниях совращений из православия в латинство». По версии законодателей, меры правительства были вызваны действиями католического духовенства в Западном крае, откуда поступало много сообщений «о продолжающихся беспрепятственно совращениях» православных прихожан.
Для новых Правил характерно использование прежних законов, введенных в военных и чрезвычайных условиях польского восстания 1830-1831 гг. Их применение в 1839 г. в очередной раз подчеркнуло опасения российской власти в отношении поляков. Законодатели пытались обосновать ужесточение подхода к католикам, а потому апеллировали к уже существовавшим законам, которые вновь стоило подтвердить. По их словам, они «и прежде бы-ли предписаны, но исполнялись слабо». Блудов отмечал эту особенность и указал, что в новых Правилах использовались прежние и новые законы отно 1 РГИА. Ф. 821. Оп. 125. Д. 264. Л. 373-374.
" В состав Западного Комитета входили: министр юсіиции Д. Н. Блудов (с 1828-1832 гг. -директор Главного управления духовных дел иностранных исповеданий, с 1832-15 февраля 1839 гг. - глава МВД), предшественник Блудова на месте министра юстиции — Д. В. Дашков (с 1827-1829 - іоварищ министра ВД, с 1829-14 февраля 1839 министр юстиции), министр внутренних дел граф А. Г. Строганов (с 1839-1841), обер-прокурор Святейшего Синода граф Н. А. Протасов (с 1836 по 1855 гг.). Об юридическом опыте Блудова см.: Уортман Р. С. Властители и судии: Развитие правового сознания в императорской России. М.. 2004. С. 254-293. 3 РГИА. Ф. 821. Оп. 125. Д. 264. Л. 367 об. сительыо религиозных дел об «отступничестве» в католичество. Далее, он объяснял их важность и распределял по трем группам. В первую группу вошли общие меры, которые должны были, по его выражению, «предупреждать совращения». Речь шла о нормах, ограничивающих строительство костелов и каплиц, назначения ксендзов в приходы и об обязательствах польского дворянства в отношении их крепостных людей православной веры. Во второй группе были объединены новые условия относительно следствия и суда по религиозным делам: сроки рассмотрения дел, участники процессов и уголовная ответственность. И, в третьей группе, новый порядок прохождения религиозных дел по инстанциям и окончательного их утверждения монархом.4 Таким образом, составлялась подробная инструкция для губернского начальства, должная интенсифицировать судебную практику по делам и способствовать дальнейшему ослаблению католической церкви в Западном крае.
