Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА I. Методология, историография и источники исследования 10
1. Методологические основы исследования 10
2. Историография проблемы 28
3. Источники и методы исследования 74
Примечания 88
ГЛАВА II. Уральский рабочий на рубеже 19-20 вв.: особенности повседневной жизни и психологии 106
1. Социодемографический портрет уральского рабочего 106
2. Формирование социальной психологии уральских рабочих 129
3. Обычаи и традиции повседневной жизни уральских рабочих 158
Примечания 182
ГЛАВА III. Трудовая этика и трудовое поведение рабочих Урала 196
1. Трудовые ценности и профессионализм уральских рабочих 196
2. Богатство и собственность в системе мировоззрения уральских рабочих 228
Примечания 246
ГЛАВА IV. Горнозаводские рабочие в контексте политической жизни Урала 253
1. Власть в системе политических взглядов уральских рабочих 253
2. Отношение рабочих Урала к закону, свободе и справедливости 275
3. Политический выбор и политическое поведение уральских рабочих... 295
Примечания 326
ЗАКЛЮЧЕНИЕ 337
СПИСОК ИСТОЧНИКОВ И ЛИТЕРАТУРЫ 344
ПРИЛОЖЕНИЕ 1 383
ПРИЛОЖЕНИЕ 2 385
ПРИЛОЖЕНИЕ 3 391
- Методологические основы исследования
- Социодемографический портрет уральского рабочего
- Трудовые ценности и профессионализм уральских рабочих
Введение к работе
Поиски новых моделей историописания, характерные для развития мировой гуманитаристики во второй половине XX в., в нашей стране происходят на фоне глубочайших сдвигов российского социума. В настоящее время становится очевидной взаимосвязь рваного, непоследовательного, неустойчивого хода современных преобразований (или по другим оценкам их провала) с проблемами социальной и индивидуальной психологии во всех ее проявлениях. Это актуализирует помимо общенаучной практически-политическую значимость ревизии исторического знания, отечественного и мирового опыта, которая выдвигает на первый план изучение картин мира и способов рефлексии человека в контекстах исторических эпох.
В этой связи особый интерес, на наш взгляд, представляет достаточно мучительный процесс трансформации, который Россия переживала в конце XIX - начале XX вв. и который - с определенной долей упрощения — сейчас принято характеризовать как модернизацию.
Сходство, с поправкой на относительность любой аналогии очевидно, как очевидна и «несцепленность» содержания, направления, темпов экономической и политической модернизации и психологической перестройки общества. Очевидна и проблема взаимозависимости и взаимовлияния базисных и социокультурных параметров. Между тем историки лишь подходят к изучению данных сюжетов.
При этом особый интерес приобретает анализ мировидения и мироощущения «пушечного мяса» истории - социальных низов, чьими усилиями реализуются любые замыслы «верхов» и чья ментальность спрямляет любые реформаторские замыслы, доктрины, идеи. Жизнь российского общества во всех ее трагедиях и катаклизмах - это в конечном счете жизнь людей с их созиданием и деструктивностью, с их вечными и меняющимися интересами и ценностями, с их разумом и безрассудством, с их рациональностью и верой в мифы и утопии в ее сложном переплетении и взаимодействии.
При этом в рамках макросоциального мировидения понять жизнь человека как социально-антропологически первичное зачастую оказывается сложно, ибо тогда жизнь общества сводится к общесоциологическим определениям, к фиксированию и констатации разного рода глобально-социальных перемен. На этом фоне тезис об общественной жизни как жизни людей низводится до уровня некой само собой разумеющейся банальности, которую все признают, но которую, при реальном осмыслении общества, как бы выводят за скобки.
Заявления о том, что человек - творец российской истории, в нашей
литературе практически повсеместны. Когда же дело доходит до конкретного
исторического анализа, то выясняется, что вместо человека рассматриваются
общественные институты, макросоциальные преобразования. Что же
касается того, как конкретно социальные низы творили историю, то такого реального анализа явно не хватает.1
Как ни парадоксально, это в значительной мере относится и к рабочему классу страны, бывшему до недавнего времени основным объектом исследовательского внимания со стороны отечественных историков, но реальное изучение которого подменялось политико-идеологическими штампами и схемами.
Между тем общеизвестно, что от действий рабочих масс в XX в. неоднократно зависели не только реализация, или крах отдельных государственных программ, реформаторских замыслов, но и судьба политических режимов. В свою очередь и сам рабочий класс являлся объектом политико-идеологических спекуляций и манипулирования со стороны правящей элиты, изменялся под влиянием социально-экономических аспектов российской модернизации.
Однако изучение взаимодействия этих процессов и, прежде всего, влияния психоментальных параметров рабочего класса на направленность, ход и содержание трансформационных процессов явно недостаточно, отстает от требований времени и актуализируется помимо этого особенностями
современного этапа отечественной истории и особенностями историографической ситуации. Существующее в литературе утверждение о фактическом «закрытии» темы «уральские рабочие» в региональных исследованиях2 представляется нам преждевременным. Более обоснована позиция М.А. Фельдмана о недостаточном изучении проблемы в связи с преобладанием в прошлом мифических схем над ее реальным, объективным анализом3.
В этой связи выбор объектом исследования горнозаводских рабочих Урала, социальной группы, определявшей развитие этого крупнейшего промышленного центра страны в период глубоких общественных преобразований конца XIX - начала XX вв., представляется вполне обоснованным и обусловлен, во-первых, их ведущей ролью в экономике края и структуре уральского рабочего класса (на их долю, по данным М.А. Фельдмана, в начале XX в. приходилось 79-82% занятых в цензовой промышленности Урала)4, во-вторых, особенностями уральской горноокружной системы, сохранившейся вплоть до 1917 г. и обусловившей специфические черты обслуживавших ее рабочих, социальный облик которых вплоть до настоящего времени неоднозначно оценивается в ураловедении.
Эти особенности касались не только технико-экономической организации производства, но и его социальной стороны, что сказалось на специфике формирования облика горнозаводских рабочих. Процесс их классообразования происходил, прежде всего, в рамках горнозаводского сословия, искусственно созданного государством для обслуживания нужд уральской металлургии.5 К началу XX в. процесс консолидации данного сословия еще не завершился. Это отражало наличие в его структуре двух официально признанных групп - мастеровых и сельских работников, а также многочисленных промежуточных слоев в лице «главных» и «простых» рабочих, «кричных», «кабанщиков», лесных и приисковых рабочих. Как отмечала Н.Н. Алеврас, основными признаками этой сословной группы
являлась априорно заданная рыхлость, иерархичность внутренней структуры и наслоение двух процессов - незавершенности сословной консолидации и начавшейся его деформации под влиянием российской модернизации. В этих условиях в его среде происходило выделение рабочего класса, что придавало его облику особый региональный колорит.
Понятие «облик рабочего класса» было введено в научный оборот историками «нового направления» в середине 60-х годов XX в. В ходе развернувшейся тогда дискуссии выявились два подхода к трактовке содержания данного понятия. Сторонники первой, расширительной точки зрения (Ю.И. Кирьянов, В.В. Адамов, Ю.З. Полевой и др.) считали, что под обликом следует понимать самую обобщенную характеристику пролетариата как класса, включающую такие параметры, как политические взгляды, психологию, мораль, экономическую характеристику, «трудовой облик», культурно-бытовой уклад и семейные отношения.
Сторонники ограничительного подхода (М.С. Волин, СИ. Потолов, К.Н. Тарновский и др.) выступали за более жесткую структуру данного понятия и ограничивали его такими компонентами, как классовое сознание, психологический склад, привычки, морально-политические черты.7
Учитывая, что уральский рабочий являлся региональным субъектом российской модернизации, затрагивавшей интеллектуальный, политический, экономический, социальный, психологический сегменты общественной жизни и перестраивавшей трудовую этику российского человека, и опираясь на наработки предшественников, мы рассматриваем его облик как обобщенную социокультурную и психоментальную характеристику, которая складывается из таких составляющих, как социальная психология, трудовая этика, политические взгляды, и особенности его повседневности, включающей культурно-бытовой уклад.
В понятие «горнозаводской Урал» входит горнопромышленная область уральского района. Её территориальные границы обозначены местоположением и размещением на географической карте края
горнозаводского латифундиального и казенного землевладения, расположенного в начале XX в. рамках Пермской, Оренбургской, Уфимской, Вятской губерний. По сведениям на 1900 г. горнозаводской промышленный комплекс был представлен 111 действующими заводами, из них казенному
ведомству принадлежало - 15, частным владельцам - 96. Выделение их в особый регион обусловлено также значительным сходством производственных и бытовых условий рабочих данных губерний и близостью их природно-географического ландшафта.
Все это, наряду с особенностями историографической ситуации (см. гл.1, 2), определило выбор объекта исследования и позволило сформулировать его цель - изучение облика уральских рабочих в конце XIX - начале XX вв. В соответствии с поставленной целью предполагается решение следующих задач:
проследить зависимость психологии уральских рабочих от социально-политических факторов, модернизации российской экономики, особенностей горнозаводской промышленности Урала и обратного влияния ее базовых компонентов на ситуацию в регионе и ход модернизации уральской промышленности;
рассмотреть социально-психологические мотивы, ценностные ориентации и другие факторы, влиявшие на многообразие форм социального поведения рабочих Урала и выделить те из них, которые имели нормативный характер;
выделить основные социокультурные и психологические детерминанты экономического поведения уральских рабочих и уровень их трудовой мотивации;
выделить особенности политической психологии и нормы политического поведения рабочих Урала и их зависимость от макросоциальных факторов, особенностей их социальной психологии и прошлого опыта;
- проанализировать соотношение традиций и новаций в социально-психологическом облике, стереотипах мышления и поведения уральских рабочих и на этой основе выявить реальный уровень модернизации их сознания в пореформенный период. Хронологические рамки исследования позволяют на региональном примере проследить процесс формирования рабочего класса на этапе его перехода от подневольного к добровольному труду, эволюцию его социально-психологических качеств, связанную как с влиянием общероссийских социально-экономических процессов, так и региональных особенностей.
В это время начинается первый этап российской модернизации, что позволяет рассмотреть особенности вхождения одного из ее основных социальных субъектов в этот процесс, выявить влияние этой коренной перестройки российского социума на один из региональных отрядов рабочего класса страны, трудности, проблемы, особенности трансформации традиционного человека, каковым являлся в середине XIX в. уральский рабочий, в структуру индустриального общества, не только технически, но и культурно-исторически, социально-психологически.
При этом представляется важным акцентировать внимание на особенностях собственного потенциала духовности, ментальности уральских рабочих, выявить характер и эволюцию их требований к жизни в условиях трансформации российского общества рубежа XIX-XX вв., их интенции, выяснить, как им жилось, понять, к какому типу жизнедеятельности они склонялись больше всего. Помимо прочего, это имеет выход и на более глобальные вопросы и дает возможность прояснить, почему из многих вариантов развития российское общество избрало именно этот, почему оно отвергло другие варианты, почему сценарий развития России в начале XX в. принял именно такой, а не иной вид.
ПРИМЕЧАНИЯ
Барулин B.C. Российский человек в XX в. Потери и обретение себя. СПб., 2000. С. 12.
Заболотный Е.Б., Камынин В.Д., Тертышный А.Г. Урал накануне великих потрясений 1917 года (историографический очерк). Тюмень, 1997. С. 165.
Фельдман М.А. Рабочие крупной промышленности Урала в 1914-1941гг. Екатеринбург, 2001. С. 4.
Там же. С. 80.
Алеврас Н.Н. Аграрная политика правительства на горнозаводском Урале. Челябинск, 1996. С. 8.
Там же. С. 9.
Российский пролетариат: облик, борьба, гегемония. М, 1970. С. 6-8.
Гаврилов Д.В. Рабочий класс Урала в период домонополистического капитализма. 1861-1900. М, 1985. С. 5.
Методологические основы исследования
Доминанта процессов, проходивших в 70-х — нач. 90-х годов в мировой исторической науке, гуманитарии в целом, - стремление преодолеть односторонний сциентизм в интерпретации дел человеческих, сохранив вместе с тем, по возможности, наработанное предшествующей традицией теоретико-методологическое наследие. От резкой конфронтации «старых» и «новых» путей историоописания, характерной для 50-60-х годов, сообщество историков пришло к осознанию необходимости их диалога, который мог бы сблизить различные отрасли человекознания. При этом речь идет не о простом «сложении» разнонаправленных подходов, но о выработке качественно новых методологий, по-новому понимающих природу человека, его место в истории, содержание исторического познания и научного познания как такового.
Главный ориентир нынешний «историографической революции» (по М.А. Баргу) - желание антропологизировать историю, максимально насытить ее человеческим содержанием1. Именно на это нацелено подавляющее большинство современных попыток междисциплинарного синтеза, о необходимости которого много писалось и в прошлом, в частности в 60-е г. «новыми научными» историками, но контуры и, главное, стержень которого сейчас выглядят гораздо определеннее. В каком-то смысле речь идет о процессе выработки некоего интегрального знания о человеке в его взаимоотношениях с окружающей реальностью.
Новая модель исторического познания подразумевает не только новое видение онтологии исторического процесса. Переосмысливается и сам процесс исторического познания. Актуализируется активное интерпретирующее воздействие историка на предмет своего исследовательского интереса, то обстоятельство, что субъект-объектные отношения строятся как «диалог между историком и людьми прошлого...
Задавая свои вопросы источнику, историк обращается к его создателю и к людям, которые разделяли с последним его взгляды на жизнь. Историк пытается их расшифровать и возвратить им жизнь».2 Другими словами, история перестает быть для историка простой совокупностью подлежащих систематизации кирпичиков-фактов, подверженной аналитическим процедурам, внешней по отношению к познающему мертвой данностью, но становится живой реальностью, неотъемлемой частью которой осознает себя историк.
Методология данного исследования строится с учетом высказанных предварительных замечаний.
При определении мы учитывали, во-первых, общий, конкретно исторический характер нашего исследования. Во-вторых, междисциплинарность проблемы по самой ее сути, требующей не только заимствования и использования методов смежных научных дисциплин (различных отраслей психологии, социологии и др.), но и их синтеза при главенстве собственно исторических методов. В-третьих, сравнительно исторический, компаративистский тип нашего исследования, определяющий специфику ракурса рассмотрения проблемы и некоторых подходов в ее изучении. При этом автор опирался на следующие методологические принципы.
Значительными разрешающими возможностями для решения поставленных нами проблем обладает теория модернизации. Описываемый в ее рамках переход от традиционного к индустриальному обществу затрагивает все сферы его развития: экономическую, социальную, политическую, правовую, культурную; происходит комплексно, системно.
В конечном счете, успех модернизации, ее темпы и минимизация «побочных эффектов» зависят от синхронизации трансформации всех общественных подсистем. Сбой в любой из них или разноскоростной режим их эволюции негативно сказывается на общем характере развития, способны деформировать или замедлить модернизационные процессы.
Социодемографический портрет уральского рабочего
После отмены крепостного права горнозаводской Урал был одним из крупнейших районов страны. Сформировавшись в первой четверти XVIII в., вплоть до конца XIX в., он оставался основной металлургической базой страны.
Для ее обслуживания путем приписки правительством к горным заводам государственных крестьян, отправки туда солдат, рекрутов, преступников, бродяг, переселения из центральных и северных губерний крепостных крестьян и приема на заводы беглых на Урале в XVIII - первой половине XIX в. возник слой прикрепленного к заводам населения, основным занятием которого были работа на металлургических заводах, железных и медных рудниках, золотых приисках и соляных промыслах.
И до, и после отмены крепостного права уральские заводы делились на две основные группы: казенные и частные, что накладывало существенный отпечаток на правовое и экономическое положение их рабочих. В соответствии с Горным уставом в середине XIX в. горнозаводские рабочие делились на три категории: люди казенные, крепостные заводские, люди владельческие. Наряду с этим наблюдалась существенная внутрикатегориальная дифференциация, приводившая к различиям в правовом и имущественном положении различных слоев и групп рабочих.
Рабочий контингент казенных заводов состоял из «данных от казны»; приписных государственных крестьян и выделенных из их среды «непременных работников»; рекрутов, отбывающих службу при заводе; «вечноотданных» - беглых, пришлых и не помнящих родства, закрепленных за данным заводом «навечно»; каторжных, ссыльных. Кадры рабочих казенных заводов практически навсегда закреплялись за ними, т.к. все рожденные при заводах дети мужского пола «нижних и рабочих чинов» зачислялись в список заводских людей и с 12 лет привлекались к работе на заводе, а с 18 лет переводились в разряд «полных работников», не имея права без разрешения начальства уходить с завода .
Среди рабочих частных заводов большинство составляло крепостное население. Это были либо собственные крепостные помещика-заводчика, либо купленные им так называемые «владельческие», или поселенные при заводе на посессионном праве, которое было определено указом Петра I от 18 января 1721 г. Значительная часть крепостного населения частных заводов формировалась из «вечноотданных». На заводах обеих групп применялся и вольнонаемный труд, доля которого в общей структуре занятости, по оценке Д.В. Гаврилова, была невелика3.
Отдаленность Урала от центра страны, слабая заселенность края и неразвитая инфраструктура, необходимость подвоза хлеба из других регионов, потребность заводов в большом количестве гужевого транспорта и другие особенности окружной системы способствовали росту землепользования среди горнозаводского населения по инициативе государственной власти и местных горнопромышленников.
Горным уставом предусматривалось наделение мастеровых по две десятины на «полного работника», урочных - по пять десятин на душу мужского пола. Под покосы и пашни им разрешалось расчищать участки от леса и кустарников и пользоваться ими пожизненно4. Это сокращало подвоз хлеба и обеспечивало заводы гужевым транспортом, а наличие собственного домашнего хозяйства, лошадей и земельных наделов внеэкономически привязывало работников к заводам.
Большую часть рабочих дореформенной горнозаводской промышленности края составляли вспомогательные рабочие, занимавшиеся углежжением, рубкой дров, заготовкой руд и флюсов, перевозкой на лошадях заводских грузов и т.д. Так называемыми «техническими» или «цеховыми» работами накануне отмены крепостного права занималось, по данным Д.В. Гаврилова от 1/5 до Ул всех занятых на производстве5.
Трудовые ценности и профессионализм уральских рабочих
В рамках происходящей с конца XX в. переориентации социокультурной истории на передний план исследовательских интересов выходит проблема реализации субъективных представлений, мыслей, способностей, интенций индивидов в пространстве возможностей, ограниченных объективными условиями1. Особо важное значение получает указанный подход при анализе рабочей истории, которая включает теперь в себя нетрадиционные аспекты трудовой деятельности и положения работающих . «Мы не сможем понять класс, - пишет английский историк Э.Томпсон, - пока не посмотрим на него как на социальное и культурное образование, происходящее из процессов, которые могут быть изучены так, как они вырабатываются в течение длительного периода» . Процесс этот многофакторный и зависит от огромного спектра проблем, условий и складывающихся традиций. На одном из первых мест в ряду уточняющих проблем стоит трудовая мораль общества, имеющая исключительно важное значение для экономического прогресса, роста производительности труда и благосостояния населения. Некоторые экономисты справедливо называют ее четвертым фактором производства после известных трех - земли, труда и капитала.
Нормы трудовой морали включают в себя мотивы и удовлетворенность участника трудового процесса. В зарубежной и отечественной исторической литературе понятие «мотив» представлено достаточно широко. С нашей точки зрения, под ним следует понимать тот внутренний фактор, который подталкивает, направляет и интегрирует поведение человека. Следовательно, в основе мотивационного акта лежат два основных компонента: внутренний стимул и цель, на которую направлена деятельность4. Мотивация труда есть уровень трудовой дисциплины и заинтересованность рабочих.
Отношение к труду, как и всякое сложное понятие, включает в себя множество аспектов. Эмпирическими признаками, позволяющими дать ему операционную интерпретацию, могут служить прогулы, опоздания на работу, нарушения трудового договора и правил внутреннего распорядка, неисправная работа, пьянство и воровство на производстве. Для российского контекста У. Чейз определил трудовую дисциплину как «широкий ряд производственных особенностей и отношений к работе, таких как своевременный приход на работу, добросовестное выполнение своей работы, уважительное отношение к оборудованию, материалам и продуктам труда, выполнение инструкций мастеров и управляющего персонала, минимальное отсутствие на работе»5.
Однако прежде чем перейти к анализу выделенных компонентов, на наш взгляд, несомненный интерес представляет выявление базовых трудовых ценностей рабочих Урала, «изъятых» из бытовавших на горнозаводском Урале пословиц и поговорок. Выбор их в качестве источника исследования обусловлен тем, что большинство авторов сходятся в оценке пословиц как выражении мировоззрения народа в форме свода суждений о его жизни, свода острых и точных характеристик, наблюдений и обобщений, выражающих отношение народа к явлению, событию, факту6, выполняющих при этом не только обучающую функцию, но и воспитательную, являясь межвременным каналом трансляции духовных ценностей народа и средством их закрепления в народном сознании.
Основным методом исследования корпуса «трудовых» пословиц выбран историко-лингвистическии анализ, позволяющий, с одной стороны, снизить элемент субъективизма, присущий традиционным методам исторических изысканий и отражающий мозаичность пословиц как жанра фольклора, с другой -повысить уровень научной верификации исследуемого материала.
С точки зрения теории текстов, пословицы и поговорки, фиксируя не только трудовой опыт народа, но и спектр отношений к нему, сохраняют свою «живучесть» благодаря тому, что выступают референтами конкретных корпусов текстов определенной тематики, как бы заменяя в общении целые дискурсивные практики, представляют собой «ключевые фразы» определенных тематических групп текстов, в которых каждый компонент является «говорящим». Немаловажным является и то, что отбор ключевых фраз, характеризующих отношения к различным общечеловеческим категориям, произведен не «третьим лицом», а социальной группой в конкретных исторических условиях, которая выступает объектом исследовательского анализа.
