Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА 1. Итоги восстановительного периода в экономике Смоленской губер-нии (1925-1927 гг.) 30 - 100
1.1. Основные пути развития сельского хозяйства: достижения и его проблемы . 30 - 66
1.2. Подъем промышленного производства, его результаты и трудности . 67 - 100
ГЛАВА 2. Усиление административно-командных методов управления экономи-кой на Смоленщине (1927-1929 гг.) 101 - 184
2.1. Кризисные явления в сельском хозяйстве Смоленщины 101 - 131
2.2. Промышленность губернии в начальный период индустриализации: обострение рабочего вопроса .132 - 152
2.3. «Смоленский нарыв»: политическое решение экономических и социаль-ных проблем .153 - 184
ЗАКЛЮЧЕНИЕ 185– 193
ПРИМЕЧАНИЯ .194 - 213
СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННЫХ ИСТОЧНИКОВ И ЛИТЕРАТУРЫ 214 - 230
- Основные пути развития сельского хозяйства: достижения и его проблемы .
- Подъем промышленного производства, его результаты и трудности .
- Кризисные явления в сельском хозяйстве Смоленщины
Введение к работе
Эпоха новой экономической политики в последние двадцать лет не без основания продолжает оставаться одной из актуальных исторических проблем. Сложность и неразрешенность ряда аспектов данной темы, а также развитие новых направлений в исследовании нэпа делают ее объектом повышенного интереса. Подтверждением может служить появление значительного количества работ по этой тематике за последние годы.
Возросшее стремление к переосмыслению событий новой экономической политики, обусловленное возможностью свободно обсудить и более широко изучить документальную базу касательно данного периода, создали условия, которые дали импульс к новому прочтению событий новой экономической политики, а также исследованию ее малоизученных сторон. В частности, одной из существенных проблем в исторических исследованиях являются вопросы хозяйственных кризисов и противоречий нэпа, сворачивания нэповского курса. Поскольку история новой экономической политики в российской провинции тесно взаимосвязана с общей историей страны, то изучение практики нэпа на примере региона дало бы возможность проследить конечные его проявления с учетом региональной специфики. Ведь именно в провинции отливалось в законченные формы то, что в виде решений принималось в Москве. Далеко не последнюю роль приобретает изучение особенностей курса нэпа, проводимого местными властями. Необходимо более глубокое изучение противоречий, возникавших между центральным руководством, определявшим экономические мероприятия, и местными властями, пытавшимися учесть конкретные особенности своего региона и проявлявшими то лояльность, то строптивость к решениям центра.
Несмотря на большое количество литературы по истории новой экономической политики, тщательному анализу ее проблем и сворачивания на уровне регионов уделялось мало внимания. Неразрешенность данных вопросов в историографии на Смоленщине определяет актуальность данного исследования.
Исследование регионального компонента новой экономической политики на Смоленщине позволит проследить основные направления развития экономики нэпа в регионе, а также определить специфику противоречий и кризисов новой экономической политики в провинции.
Историография проблемы. В отечественной историографии литературы, посвященной проблемам нэпа второй половины 1920-х гг. и его сворачиванию, достаточно много. Ее можно разделить на несколько периодов.
Первый период: вторая половина 1920-х гг., когда в разработке социально-экономических проблем участвовали непосредственные руководители, видные экономисты – современники событий новой экономической политики.
Второй период охватывает 1930- конец 1950-х гг., в течение которого установились идеологические трактовки нэпа как переходного этапа от капитализма к социализму.
Третий период – 1960-е – 1980-е гг., когда в связи с назревшей необходимостью социально-экономических реформ, вновь было обращено внимание к нэпу и его результатам.
Четвертый – с конца 1980-х гг. и по настоящее время - период, открывшийся «перестройкой», когда в историографии начался коренной пересмотр опыта новой экономической политики, ее результатов и проблем.
Научное исследование процессов, происходивших в экономике эпохи нэпа, началось уже в 1920-е годы. Ценность работ современников нэпа не потеряла своей актуальности и по сей день. Однако не все они, будучи сосредоточенными на узком вопросе той или иной сферы народного хозяйства, касались экономических проблем в целом либо судьбы нэпа вообще. Характерным для этого периода было и то, что работы являлись отзывом на злободневные проблемы, нередко носили полемический и программный характер. Особенностью историографии 1920-х гг. была и относительная свобода мнений, взглядов. Это, например, нашло свое отражение в формировании трех подходов к экономическим проблемам в аграрной сфере: либерального (Б.Д. Бруцкус, Л.Н. Литошенко, Н.Д. Кондратьев), организационно-производственного (А.В.Чаянов, Н.П.Макаров, А.Н.Челинцев, Г.А.Студинский) и марксистского (Л.Н.Крицман, В.П.Милютин).
В частности, Н.Д.Кондратьев, представитель либерального направления, в целях эффективного развития сельского хозяйства предлагал делать ставку на крестьянские хозяйства, объединенные в кооперацию, одновременно регулируя рост деревенской верхушки. Однако, наблюдая хозяйственные затруднения в стране в конце 1927 года, Н.Д.Кондратьев предложил допустить развитие капиталистических товарных хозяйств в целях ускорения развития сельского хозяйства и промышленности. По убеждению ученого, результаты расслоения деревни не будут страшны до тех пор, пока у государства будут сохранены командные высоты в экономике (в промышленности, транспорте, кредите).
Представители организационно-производственной школы выступали с идеей семейно-трудового хозяйства. Представитель этой школы А.В.Чаянов связывал подъем крестьянского хозяйства эпохи нэпа с кооперацией, благодаря которой у индивидуального хозяйства силами семьи будет выполняться только одна функция – сельскохозяйственный труд. Все остальные операции – купля, продажа, кредит, переработка продуктов будут проводиться коллективными усилиями производителей. Отсюда и сдержанное отношение Чаянова к полному сельскохозяйственному кооперированию (коллективизации). На его взгляд, в таком хозяйстве, в первую очередь, исчезнет хозяин, а, во-вторых, возникнет проблема мотивации труда, ибо все члены коллектива станут равняться по наихудшему.
Один из редставителей марксистского направления экономистов В.П.Милютин, напротив, высказывался в поддержку колхозов и, понимая, что они имели ощутимые недостатки, призывал к изучению проблем сельскохозяйственных коллективов. На закате нэпа он обрушился с критикой против представителей других школ и активно поддерживал тезис об обострении классовой борьбы в деревне на завершающем этапе развития товарно-денежных отношений.
Значительное количество работ в 1920-е гг. было посвящено различным вопросам кризисов, диспропорций, происходивших в экономике. Так, в кризисе хлебозаготовок 1925/6 гг. Л.Н. Юровский видел причину «на стороне денег» (эмиссии), а также в регулировании государством цен в условиях бестоварья. В результате в экономике страны сложилась ситуация, когда для развития промышленных предприятий требовались ресурсы и средства, которые могли дать крестьяне, но те не давали их, требуя взамен товары. Для разрешения данной проблемы Л.Н. Юровский предлагал усилить завоз товаров в деревню по низким ценам и снизить темпы промышленного строительства. В противном случае финансовую систему, а за ней и всю экономику в целом ожидал бы неминуемый кризис.
В. Н. Сарабьянов видел причину кризисов в экономике середины 1920-х гг. в действии рыночной стихии. Разрешить проблему сумело бы планирование, но пока восстановительный процесс не завершен, план не мог работать в полной мере. По мнению автора, решение проблемы кризисов находилось в экономических резервах. Но накопить их не было возможности, поскольку все ресурсы требовались на восстановление промышленности. В качестве источников финансирования промышленности В. Сарабьянов рассматривал и сельское хозяйство, и промышленность (политика «двухсторонности»), но учитывая тот факт, что крестьянские хозяйства за исключением кулака не были в состоянии подняться дальше своего «зачаточного состояния», предлагал финансировать капитальное строительство за счет промышленной прибыли.
Нараставшая в середине 1920-х гг. проблема товарного голода стала объектом изучения для В.В.Новожилова. Автор видел причину не столько в недостатке промышленных товаров, сколько в денежной политике (эмиссии) и политике цен (по искусственному занижению цен) государства. Занижение цен на промтовары, по его мнению, порождало спекуляцию, злоупотребления в торговле, нарушение пропорций в промышленном производстве и отказ от принципов рентабельности, что должно было вызвать либо крах экономики, либо крушение рынка. В.В.Новожилов предупреждал, что исчезновение рынка как регулятора производства приведет к тому, что экономика перестанет работать эффективно и будет нерационально, расточительно использовать ограниченные материальные ресурсы. Для выхода из создавшегося положения автор предлагал сохранить и оздоровить рынок – повысить промышленные цены, что должно было сократить избыточную массу денежных средств, находившихся у населения, и укрепить национальную валюту.
Нараставшая проблема поисков средств для капитального строительства, вызывала разные предложения по их поиску. Интересна в этом была позиция председателя ВСНХ СССР Ф.Э.Дзержинского, который высказывал мысль о необходимости использования частного капитала в розничной торговле, что позволило бы высвободить государственные средства, задействованные в сфере обмена. Эти капиталы можно было бы перенаправить в качестве дополнительного резерва капитального строительства.
Социально-экономическим проблемам нэпа, его судьбам были посвящены также публикации русских экономистов, оказавшихся в эмиграции (Б.Д. Бруцкус, С.С.Кон, С.Н.Прокопович, А.Югов). Авторы неоднократно обращали внимание на пороки централизованно-плановых начал, которые из-за бесхозяйственности и бюрократической постановки дела препятствовали росту производительных сил страны, накоплению капиталов внутри и привлечению их извне. Интересны выводы Б.Д. Бруцкуса, анализировавшего социально-экономическое положение Советской России в 1929 году. Он отвергал возможность дальнейшего развития нэпа «под эгидой Советской власти», судьба которого, по его мнению, была предрешена. Советское хозяйство активно использовало развитие капиталистических отношений, а когда оно окрепло, то подавило их, используя советскую власть.
Заметное место в историографии проблемы занимают работы Н.И.Бухарина, являвшегося не только экономистом, полностью осознававшим широкий спектр проблем нэповской экономики, но и политиком, активно выступавшим за дальнейший курс нэпа. Причину кризиса хлебозаготовок 1927/8 гг. он видел не только в просчетах руководства и планирования, но и в сужении зернового хозяйства. Именно в зерновом хозяйстве ему виделся корень бед советской экономики конца 1920-х гг. Сокращение экспорта зерна приводило к тому, что начавшаяся индустриализация финансировалась за счет таких резервов экономики как инвалютный фонд и денежная эмиссия. Когда иссякли эти источники, экономика столкнулась с нехваткой капиталов на дальнейшее развитие индустрии. Для оздоровления ситуации конца 1920-х гг. Н.И.Бухарин предлагал меры, которые не требовали отказа от принципов нэпа. Он подверг критике тезис об обострении классовой борьбы, заявляя о переоценке кулацкой опасности.
Проблема реконструкции промышленности, назревшая в середине 1920-х гг., нашла свое отражение в острых дискуссиях между экономистами в 1927- 1928 гг. по вопросу разработки первого пятилетнего плана. Эти дискуссии определили их основные научные позиции и видение нэповских проблем. Так, В.А. Базаров, В.Г. Громан, Н.Д. Кондратьев выступали за соблюдение экономических законов в управлении народным хозяйством, за воплощение пятилетнего плана на базе нэпа (т.е. рынка) и за самостоятельность хозяйственных субъектов, а другая группа ученых (С.Г. Струмилин, Г.М. Кржижановский, В.П. Милютин) ратовала за приоритет директивных методов руководства экономикой. Например, С.Г.Струмилин, отказавшись от необходимости изучения экономических процессов, убеждал в возможности изменять их усилиями трудящихся масс под руководством партии. По его мнению, такой план-директива сможет решать любую задачу от аграризации до индустриализации страны независимо от экономических процессов. В.А. Базаров, полемизируя с С.Г. Струмилиным, критиковал планирование, проводившееся в условиях отсутствия достаточного опыта и знаний, а также внесение в план темпов промышленного строительства в размерах, превышающих наличные ресурсы страны. Н.Д.Кондратьев предлагал в большей степени применять генетическое планирование (т.е. предоставить больше самостоятельности субъектам плана) при сочетании с телеологическим планированием (планом-директивой, который призван был ставить стратегические задачи в развитии экономики). Он был против реконструкции промышленности за счет деревни и лимитирования заготовительных цен в условиях их роста на вольном рынке. Понимая, что рост цен был вызван денежной эмиссией, направленной на кредитование промышленности, Н.Д.Кондратьев призывал умерить в этом размах и прекратить дотировать нежизнеспособные предприятия.
В 1920-е гг. издавалась литература регионального уровня, рассматривавшая в основном хозяйственные, социальные проблемы нэпа в жизни губернии. На Смоленщине в этот период появились публикации, дававшие рекомендации как поднять, реорганизовать крестьянские хозяйства применительно к местным хозяйственным, климато-географическим, традиционным особенностям губернии. Авторы стремились придерживаться идеи освобождения производительных сил, снятия с крестьянского хозяйства как общинных, так и государственных пут. Так, профессор А.А.Рыбников (представитель организационно-производственной школы), анализируя положение с льноводством на Смоленщине, отмечал, что низкие закупочные цены на лен при высоких ценах на внешнем рынке, а также дороговизна хлеба и промтоваров не только задержали развитие льноводства на Смоленщине, но и препятствовали реконструкции крестьянских хозяйств. Сходную с ним позицию занимал И.И.Колесников, предупреждавший накануне льнозаготовительного кризиса 1927/8 гг., что сокращение посевов льна в традиционных районах товарного льноводства грозит срывом заготовок.
В связи со сворачиванием нэпа, разгромом правого уклона в 1929 г. появляется масса публикаций, бравших за основу идеологические установки, изложенные в резолюциях апрельского и ноябрьского пленумов ЦК ВКП(б) 1929 г..
В 1930-1950-е гг. уже не было такого разнообразия взглядов, мнений и оценок. Все выводы были подчинены официальной трактовке, сформулированной впоследствии «Кратким курсом истории ВКП (б)» и отрицавшей возможность мирного поглощения капиталистических элементов социалистическим сектором экономики. Выход из экономических трудностей конца 1920-х гг. представлялся тогда как выбор из двух альтернатив: либо переход полностью на крупное капиталистическое производство со всеми вытекающими из этого социально-политическими последствиями, либо ускоренное развитие крупного социалистического хозяйства и колхозов. Нэповская альтернатива отвергалась.
В соответствии с этим положением задачи и итоги нэпа изучались, в первую очередь, в социально-экономическом русле. Главной причиной перехода к нэпу называлась многоукладность, отсталость экономики, которую необходимо было достроить, чтобы перевести на социалистические рельсы. Отсюда следовал вывод, что по выполнении нэпом своей задачи необходимость в нем отпадала. Тем более, что в 1926-1932 гг. был создан фундамент социалистического хозяйства, «мирно» вытеснявший капиталистические элементы из экономики в результате успешного экономического соревнования с ними. Только на заключительном этапе капиталистические элементы проявляли повышенное сопротивление, шли на обострение классовой борьбы, примером которой стала хлебная стачка 1927/8 гг.
В 1960-е гг. в связи с необходимостью экономических преобразований в стране значительно возрастает внимание к нэпу как в общегосударственном, так и региональном масштабе. В этот период (1960 -1980-е гг.) отчасти пересматриваются крайне идеологизированные оценки нэпа, предпринимаются попытки по-иному осмыслить события тех лет, по-новому взглянуть на причины как введения, так и сворачивания новой экономической политики.
Так, в числе причин отказа от нэпа называлась чрезвычайная острота хлебной проблемы, которая в условиях низкой товарности сельского хозяйства в конце 1920-гг. поставила ребром вопрос о построении социализма в стране. Решать хлебный вопрос в старых формах нэпа становилось невозможным. Чтобы удовлетворить нужды страны, вступившей на путь индустриализации, было уже недостаточно овладеть хлебной торговлей. Нужно было создавать крупное сельскохозяйственное производство в социалистической форме, что объективно толкало деревню на путь коллективизации.
Исследователи обратили внимание на ряд отрицательных аспектов сворачивания нэпа (В.П. Данилов, В.И. Кузьмин, В.А.Сидоров). Так, экономические последствия усиленного наступления на кулака, объявленного на XV съезде партии, расценивались как негативные: произошло ускорение натурализаторских тенденций в сельском хозяйстве из-за сворачивания наиболее товарных хозяйств, особенно в тех районах, где наиболее широко и жестко применялись чрезвычайные меры по изъятию хлеба у крестьян. Стало обращаться внимание на то, что по мере усиления советское государство прибегало не только к экономическим методам вытеснения частника из экономики, но и к мерам прямого административного выдавливания капиталистических элементов из города и, особенно, деревни. Обращалось внимание на поспешность этих мероприятий, обострявших существовавшие проблемы в экономике (например, товарный голод).
Но в это же время в исторической науке по-прежнему существовала позиция, исходившая из устоявшихся идеологических установок, обходившая, например, проблематику хлебозаготовок 1927/8 гг. и применения государством чрезвычайных мер против крестьян.
К периоду 1960-1980-х гг. относится дискуссия о времени сворачивания новой экономической политики. Часть исследователей (Ю.М.Климов, В.И. Кузьмин, Е.Н. Осколков) прослеживали существование отдельных элементов нэпа до 1936 и даже 1937 года (до конца второй пятилетки). Исследователи ориентировались на следующий критерий: за ликвидацию нэпа ими принималось не только прекращение существования основных рыночных механизмов, но и окончательный переход к социалистическим отношениям. Другие исследователи, в частности, Ю.А. Мошков, Н.Я. Гущин высказывали соображения о том, что выход из нэпа имел место в 1929 г. (или на рубеже 1920-х 1930-х гг.), т. е. до окончания переходного периода от капитализма к социализму. И.Я. Трифонов связывал время окончательного вытеснения капиталистических элементов нэпа (класса новой буржуазии) со временем окончания первой пятилетки.
В данный период продолжались исследования, изучавшие самые разнообразные социально-экономические и общественно-политические аспекты из жизни страны в эпоху новой экономической политики (В.П. Данилов, Ю.С.Кукушкин, В.С.Лельчук, В.Я.Осокина, В.А.Сидоров и др.).
В 1960-1970-е гг. научный интерес к нэпу активно проявлялся в региональной историографии. На Смоленщине это нашло отражение в работах обобщающего характера по истории губернии в советское время. Были опубликованы отдельные исследования по истории экономики Смоленской губернии. В них подчеркивалось позитивное влияние нэпа на восстановление промышленности и сельского хозяйства, развитие разрушенных войнами и революцией экономических связей. Сквозь эти работы проходила идея благотворного воздействия восстановительной роли нэпа, ограниченного выполнением задачи возрождения разрушенной экономики. В публикациях предпринимались попытки объективно проследить социально-экономические процессы, проходившие в смоленской деревне накануне коллективизации (С.М. Федулов, В.И. Ревков, П.С. Степанов). К сожалению, за пределами исследований по-прежнему оставались анализ проблем и противоречий нэповской экономики. В тот момент осуществлялся поиск социально-экономических предпосылок коллективизации, а по сути дела факторов, способствовавших отказу от политики нэпа. Согласно полученным результатам, решающей предпосылкой коллективизации и крушения нэпа в деревне стали ограниченные товарные возможности мелких крестьянских хозяйств, наиболее остро проявившиеся по завершении восстановительного периода на Смоленщине к концу 1920-х гг. В это же время стали публиковаться сборники документов по истории коллективизации и индустриализации западного региона РСФСР, в которых частично отразились и события эпохи нэпа.
Новый этап в отечественной историографии начался в 1980-е гг., после того как на волне «перестройки» был поднята проблема отказа от нэпа в пользу централизованного планирования. В этом русле начались поиски по двум направлениям: каким образом произошло усиление административных методов управления экономикой и была ли этому альтернатива, т.е. поднимался вопрос, почему нэп постигла неудача.
С этого момента появилось значительное количество работ исследовательского и публицистического характера по различным аспектам нэпа. Весьма характерным в это время был крайне оптимистичный взгляд на нэп, который оживил экономическую жизнь страны, восстановил разрушенное хозяйство и поднял благосостояние людей. В соответствии с такой оценкой отказ от нэпа рассматривался как насильственный слом со стороны И.В. Сталина и его окружения.
Однако взгляд на нэповскую идиллию вскоре изменился. Так, Г.А. Бордюгов и В.А. Козлов заметили, что с самого начала введения нэпа в нем были заложены зародыши будущей командно-административной системы, которые по мере роста уничтожили систему нэпа. Например, с образованием рынка не были созданы рыночные механизмы во взаимоотношениях между предприятиями легкой и тяжелой промышленности. Их заменяли административные «подпорки». Таким образом, свобода экономической инициативы изначально родилась в усеченном и неполном виде. Противоречия внутри системы нэпа провоцировали кризисы. Кризис хлебозаготовок 1927/8 гг. подтолкнул к насилию и ясно доказывал, что форсировать индустриализацию (главную проблему, стоявшую перед руководством страны) на основе индивидуального крестьянского хозяйства было невозможно.
Весь период с конца 1980-гг. и по настоящее время проходит под знаменем споров об альтернативности нэпа и причин (факторов) его сворачивания. Дискуссия об альтернативе нэпа подтолкнула ученых к анализу программ (план Л.Д. Троцкого, Н.И. Бухарина, Н.Н. Суханова) по выходу из экономических трудностей той эпохи, позволявших сохранить основные принципы нэпа. Некоторыми учеными предлагались собственные альтернативные программы по возможному выходу из трудностей конца 1920-х гг. при сохранении основ нэпа (О.Лацис).
В конце 1980-х гг. в поиске ответа на вопрос, почему же нэп не стал альтернативным вариантом, способным противостоять официальному курсу «рывка в социализм», образовались два направления – объективистское и субъективистское. Принцип такого деления признается условным. Стороны не отвергают ни объективных, ни субъективных причин конца нэпа, но признают доминирование одной из них. Первые рассматривают в качестве главной причины тот факт, что новая экономическая политика исчерпала свои возможности, и задачи индустриализации в рамках нэпа были невыполнимы в темпах, намеченных руководством. Вторые видели в новой экономической политике оставшиеся ресурсы для развития и рассматривали его сворачивание как акт волевых действий И.В. Сталина и его окружения, направленных на форсирование социалистической индустриализации.
Так, В.П. Данилов, В.С. Лельчук, Г.А. Трукан, Н.В. Тепцов, С.Н. Первушин, А.К. Соколов, М.А. Свищев и другие отмечали, что в 1920-е гг. существовали нереализованные возможности для альтернативного социалистического строительства в России. В противовес «великому перелому» 1929 года нэп имел возможности для саморазвития. Например, по результатам подсчетов М.А. Свищева, выявилась несостоятельность двух главных аргументов в пользу проведения коллективизации: усилившегося социального расслоения в деревне, вызвавшего усиление кулачества - угрозы власти советов; и наибольшей эффективности крупного коллективного сельскохозяйственного производства по сравнению с мелким индивидуальным. Н.Я. Гущин подчеркивал, что деревня имела перспективу развития на основе, близкой к программе А.В. Чаянова – системе семейных коопераций и фермерства. Однако эта возможность оказалась нереализованной. По утверждению А.К. Соколова, предоставление значительных экономических свобод с самого начала нэпа не было подкреплено глубокими политическими реформами. Партийно-государственный аппарат, идеология рассматривали нэп как временное отступление, и все послабления в политической области, а затем и в экономике, вскоре были свернуты.
Представители другого (объективистского) направления (Ю.П. Бокарев, М.М. Горинов, Ю. Голанд, В.П. Дмитренко, В.А. Мау, Н.Г. Ханин, С.В. Цакунов и др.) обращали внимание на проблемы, противоречия и кризисные явления нэповской экономики во всех их проявлениях, что приводило ученых к выводу о недееспособности нэпа к концу 1920-х гг. В.П. Дмитренко вообще отрицал цельность и системность нэпа. По мнению ученого, нэп не был полноценным рынком. С самого начала при сохранении командных высот экономики в руках государства нэпу были противопоставлены известные пределы: в 1922 году – в оптовой торговле, в 1924 году – в кредитных отношениях, в 1926 году – в розничной торговле и концессиях, в 1927 году – в мелкой промышленности и в 1928 году – крестьянскому единоличному хозяйству. Таким образом, государство вытесняло частный сектор из всех незанятых ниш экономики. Неполноценный, усеченный нэп просто должен был быть смят, что, в конечном счете, и произошло.
Анализ нэпа, как системы экономических и политических мероприятий во всех их противоречиях и проблемах, привел М.М. Горинова к выводу о том, что кризисы 1923, 1925, 1927 и 1928 гг. взорвали нэп. Кризисы провоцировали все новые и новые дискуссии в высшем руководстве, каждый раз находившем выход в очередном усилении административных рычагов управления экономикой. Потребность в реконструкции промышленности в условиях острой нехватки ресурсов, растущий товарный голод и «антикапиталистическая» политика, усиливавшие «натурализаторские» тенденции крестьянских хозяйств (что сдерживало промышленный рост) – все это порождало замкнутый круг противоречий в экономике и политике. Из этого круга необходимо было вырываться, и сталинская «революция сверху», по мнению М.М. Горинова, в данной ситуации стала не актом субъективного произвола, а закономерным следствием обострения противоречий нэпа. Альтернатива сталинскому пути могла заключаться лишь в области темпов, методов и форм осуществления новой модели развития.
По мнению В.А. Козлова, Ю.П. Бокарева, главной проблемой нэпа стало то, что функционирование государственного сектора (крупное производство) и частного (мелкое производство) не было увязано единым рынком. Усиленная денежная эмиссия вызвала растущую инфляцию, а введение госконтроля за ценами лишило рынок уравновешивающей функции. Все это в привело к крушению рынка.
Итак, объективисты видят в нэпе признаки незавершенности, кризисности или ущербности, что и приводило их к выводу о том, что нэп в том виде, в каком он существовал в конце 1920-х гг., нормально функционировать не мог.
Вне зависимости от признания нэпа исчерпавшим себя либо сохранившим в себе потенциал для дальнейшего развития, исследователи тщательно искали причины (факторы) победы сталинской программы, свернувшей нэп. Ученые в целом сходятся в признании того, что победу Сталину облегчили и левацкий радикализм масс, уставших от социальных издержек нэпа, и низкая политическая культура большинства партийцев, плохо понимавших суть дискуссий и готовых громить любую оппозицию, и низкий образовательный уровень хозяйственного руководства, склонного к проведению военно-административной политики и вряд ли способного к осуществлению сложного и многообразного нэповского курса.
Однако в отечественной и зарубежной исторической науке существуют взгляды, избегавшие таких крайних оценок нэпа как идеализация или, наоборот, стремление уйти от мифологизации нэпа с подчеркиванием его недостатков, противоречий и кризисов (Р.У.Дэвис, Е.А.Алексеева). По мнению ученых, такие оценки сужают рамки исследовательских интересов. Нужен учет как недостатков, так и реальных возможностей нэпа для развития экономики.
Например, Р.У.Дэвис отмечал, что к середине 1920-х гг. советской экономике еще не угрожала тупиковая ситуация. В 1927 году уровень и направление распределения капиталовложений были достаточны для того, чтобы обеспечить умеренные темпы развития промышленности и сельского хозяйства. Но нестабильные рыночные отношения между государством и крестьянством, низкая товарность сельского хозяйства не позволяли заметно увеличить темпы индустриализации до тех величин, которые были заданы советским руководством. Крах нэпа был не столько результатом развития неблагоприятной экономической ситуации, сколько был связан с социальной и политической нестабильностью: массовой безработицей, более грозной, чем до революции; ростом экономического отставания СССР от стран Запада, что делало его одиночество довольно опасным во враждебном мире; авторитарными тенденциями в мышлении и руководстве экономикой.
Многие исследователи, разбирая проблемы новой экономической политики, подошли к вопросу, когда же еще сохранялась альтернатива сталинскому «рывку в социализм»? Если существование какой-либо альтернативы в конце 1920-х гг. отвергалось, то когда был упущен исторический шанс поворота к рынку, а не к командно-административной системе? В таких вопросах единого мнения также нет.
Поначалу предполагалось, что альтернативные варианты успешного развития в рамках рынка сохранялись в 1926, 1927 и даже 1929 гг. (Н.В. Тепцов). Однако возобладало мнение, что уже к 1928 году никакой альтернативы в практическом плане не существовало (В.И. Старцев).
Часть ученых считает, что возможность свернуть к рынку существовала до середины 1920-х гг., когда нэп еще не достиг своего апогея в целом, после чего начался его закат (М.М. Горинов, А.В. Скрыпников, Н. С. Симонов). Они полагали, что выход из кризиса 1925 года методами экономической либерализации мог стать поворотным пунктом в истории нэпа. Так, по мнению Н.С. Симонова, критическая точка была пройдена по окончании денежной реформы Г.Я. Сокольникова, когда, благодаря появившимся эмиссионным возможностям, началось усиленное строительство в тяжелой индустрии в масштабах, превышавших реальные темпы роста накоплений. Такая политика повлекла за собой крушение рынка и замену его распределительной системой.
Часть исследователей сводит возможность выбора альтернативы лишь к началу 1920-х гг. – к первым шагам по введению нэпа, когда видение и принципы нэпа начали только-только формироваться (Г.Н.Ханин, В.С.Лельчук, Л.Н. Суворова).
Спорным остается вопрос и о том, когда же началось сворачивание нэпа. В.П.Данилов считал «чрезвычайщину» зимы 1928 года водоразделом, знаменовавшим отход от главного принципа нэпа в деревне – признания права крестьян на свободное распоряжение продуктами своего труда. Г.А. Бордюгов и В.А.Козлов также связывали 1927/8 гг. со временем окончательного отказа от нэпа. По их мнению, кризис хлебозаготовок 1927/8 гг. доказал партийному руководству невозможность форсировать индустриализацию на основе индивидуальных крестьянских хозяйств. В.А. Мау заметил, что обострение противоречий между задачей экономического роста и доктринальными ограничениями в условиях необходимости промышленной реконструкции во второй половине 1920-х гг. привело к тому, что к концу 1920-х гг. нэп уже не мог существовать.
Р.У.Дэвис видел начало ликвидации нэпа в наступлении на частный сектор весной-летом 1927 года. Алек Ноув связывал этот поворотный момент в судьбе нэпа с 1926 годом, когда произошло нарушение рыночного равновесия (из-за усиленного вложения средств в тяжелую промышленность, обострившего товарный голод, а также кампаний по наступлению на нэпмана, кулака и вытеснению частника из оптовой хлебной торговли). М.А.Свищев связывает сворачивание нэпа в деревне с окончательным отказом от курса «лицом к деревне» в 1926 года. Ю.П.Бокарев считал, что крушение рынка (основы нэпа) началось с воплощения плана по капиталовложениям в тяжелую промышленность 1925/6 гг. с опорой на увеличение денежной эмиссии и усиление государственного регулирования в области цен.
В.П.Дмитренко, В.С.Лельчук, Л.Н. Суворова полагали, что отход от принципов нэпа начался сразу же после его введения в 1922-1923 гг., когда государство начало притеснять, шельмовать и мелочно опекать развитие частного сектора в экономике.
Таким образом, ученые дают разную датировку начала крушения основ нэпа и исчерпания заложенных в нем возможностей. Во многом это вызвано разновременным (асинхронным) характером сворачивания тех или иных рыночных механизмов нэпа.
Зарубежная советология переживала сходную ситуацию, связанную со спором об альтернативах нэпа еще на рубеже 1960-1970-х гг. Тогда начался пересмотр устоявшихся взглядов «тоталитарной» школы о нэпе, как о «золотом веке». В 1970-е гг. появился интерес к наследию Н.И.Бухарина, заново был «открыт» А.В.Чаянов, а возникшее на этой почве «ревизионистское» течение стало более критически относиться к нэпу.
Так, в представлении Э.Х. Карра нэп был нелегким, неустойчивым политическим компромиссом власти и крестьянства, возникшим в начале 1920-х гг. Но когда выяснилось, что сельское хозяйство в рамках существовавшей системы нэпа оказалось больше не способно удовлетворять быстро растущие потребности города, нэп был насильственно сломан.
Русские эмигранты М.Я.Геллер и А.М.Некрич подчеркивали обреченность нэпа в условиях существовавшей тогда советской системы. Возникшая для решения важнейших государственных проблем в обстановке гражданской войны советская система не могла успешно с ними справляться в условиях «гражданского мира». Созданные примитивные, но простые формы управления экономикой не были приспособлены к эффективному управлению рынком. Поэтому, применяя в ходе хозяйственных кризисов такие средства как приказ, насилие, террор, они сокрушили нэп.
К их взгляду близок и Мартин Малиа, полагавший, что главной для перехода к нэпу и отказа от него была политическая причина. Даже кризис хлебозаготовок 1927/8 гг., по его мнению, был вызван не сбоями рыночного механизма, а административным вмешательством в экономику и политикой государства. Компромиссный характер нэпа между крестьянством и государством в конце 1920-гг. был исчерпан. Нэп, введенный под давлением крестьянских «жакерий», был в 1928 году свернут из-за крестьянского снабженческого саботажа в ответ на политику цен и дефицит товаров. Государство, не желая больше медлить с решением хлебной проблемы, сломало нэп.
В настоящее время все большее влияние в зарубежной советологии получает осторожная оценка как недостатков, так и ресурсов нэпа (Р.У.Дэвис, Д.Ж.Купер, М. Харрисон, А.Ноув, Я.Ширмер, Р.К.Аллен). Считается, что нэп не изжил себя и обладал возможностями для умеренного развития экономики и осуществления индустриализации. По подсчетам Я.Ширмера, в случае, если бы сельское хозяйство развивалось дальше на той же экономической базе, что и в 1928 году, то к 1940 году его результаты были бы выше достигнутого уровня после коллективизации.
Роберт К. Аллен путем математического моделирования подсчитал экономические результаты индустриализации в случае проведения ее в более умеренных темпах, позволявших не ломать нэп и не коллективизировать деревню. Выяснилось, что общий уровень валовой несельскохозяйственной (промышленной) продукции в рамках рынка к 1939 году оказался бы всего на 12% меньше показателя, достигнутого страной в реальности. В то же время в случае сохранения основ нэпа такое снижение объема промышленной продукции было бы с лихвой компенсировано бльшим размером валовой сельскохозяйственной продукции. Более того, фактическое потребление на душу населения при сохранении нэпа к 1939 году также превысило бы достигнутый страной уровень.
В настоящий момент интерес к проблеме сворачивания нэпа не исчезает. Сохраняются две крайние точки зрения в оценке жизнеспособности нэпа. Если К.М.Бержанский, В.Е.Бондарев, И.В.Чемоданов подчеркивают, что нэп сохранял возможности для развития, но был насильственно сломан, то Ю.П. Бокарев, К.А.Захаров, И.Б.Орлов, С.А.Павлюченков, В.П.Телицын отмечают обреченность нэпа, как неспособного в дальнейшем решать задачи структурной перестройки экономики.
Сегодня неуклонно растет объем исследований по отдельным сторонам нэпа (затрагивающих вторую половину 1920-х гг.) в самых разных сферах жизни общества (в экономике, политике, социальных отношениях, быту). Кроме того, возрастает внимание к изучению проблем и особенностей нэпа в российской провинции.
С начала 1990-х гг. новая волна интереса к проблемам нэпа проявилась и на Смоленщине (А.А.Ильюхов, А.Казаков, Ю.В.Афанасьев, Е.В.Кодин).
Особенностью историографии на Смоленщине является живой интерес к политической стороне нэпа – «смоленскому нарыву» 1928 года. Начало исследованию данного вопроса было положено еще в 1950-е гг. в зарубежной советологии, чему способствовали материалы, так называемого, «Смоленского архива». Так, М. Фэйнсод находил причины «нарыва» в скандальном поведении и разложении партийных рядов. О.Наркиевич и Д. Броуэр видели в «нарыве» хозяйственную и политическую подоплеку.
В отечественной историографии над проблемой «смоленского нарыва» работали Ю.В.Афанасьев, Е.В.Кодин, которые связывали «смоленские дело» с продолжавшимся нэповским курсом местного руководства. Согласно полученным результатам, политический процесс решал, в первую очередь, задачу по компроментации курса новой экономической политики, устранению нэповских кадров и его теоретиков (защитников).
В целом, проблема сворачивания нэпа, его альтернатив представлена довольно широким спектром научных работ. Однако на вопрос о жизнеспособности нэпа до сих пор не дается однозначного ответа. Региональный компонент проблемы начал интенсивно разрабатываться только в последнее время.
На основании историографического обзора по теме диссертационного исследования можно сделать вывод о том, что, как в отечественной, так и в зарубежной историографии по вопросам кризисов, противоречий и ликвидации нэпа сделана большая работа. На этом фоне стала заметна недостаточная разработанность данной проблемы на примере исследуемого региона. Это повлияло на выбор данной темы для самостоятельного диссертационного исследования.
Целью работы является комплексное исследование социально-экономических и общественно-политических процессов на завершающем этапе новой экономической политики, причин и факторов, повлиявших на свертывание нэпа и усиление административно-командных методов управления экономикой.
Исходя из поставленной цели, определены основные задачи работы:
Выявить основные пути развития, рассмотреть достижения и проблемы сельского хозяйства Смоленщины к концу восстановительного периода.
Изучить главные процессы и результаты развития промышленности на территории Смоленской губернии к середине 1920-х гг.
Проанализировать кризисные явления в аграрном секторе экономики Смоленщины во второй половине 1920-х гг.
Определить и изучить основные проблемы в развитии смоленской промышленности; оценить социальные издержки мероприятий по дальнейшему росту индустрии Смоленщины.
Исследовать пути разрешения социально-экономических проблем на Смоленщине в 1928-1929 гг.
Объектом исследования является социально-экономическая и общественно-политическая жизнь на Смоленщине в период постепенного свертывания новой экономической политики (вторая половина 1920-х гг.).
Предметом исследования являются хозяйственные и социальные процессы и проблемы в развитии сельского хозяйства и промышленности Смоленщины, а также мероприятия центрального и местного руководства по разрешению хозяйственных трудностей и механизмы их реализации.
Территориальные рамки исследования охватывают современные границы Смоленской области, включая Бельский уезд, входящий в настоящее время в состав Тверской области.
Хронологические рамки исследования охватывают в основном временной отрезок с 1925 года (когда нэп достиг своего пика в деревне) по начало 1929 года. Этот период, в целом, совпадает со временем сворачивания нэповского курса в стране.
Методологическую основу исследования составляют общеисторические принципы объективности, историзма, системности и детерминизма. Они предполагают непредвзятый подход к изучению исследуемых проблем, критический подход к источникам, представление выводов на основе анализа всей совокупности имевшихся фактов, а также изучение событий в причинно-следственной связи и на конкретно-историческом фоне.
В процессе работы использовались такие методы как историко-генетический (изучение процессов в их развитии), сравнительно-исторический и проблемно-хронологический. Историко-генетический и ретроспективный методы позволили проследить эволюцию народного хозяйства и нэповской политики на Смоленщине, а также увязать отдельные разобщенные факты и события в единую причинно-следственную связь.
Источниковая база исследования. Для решения задач диссертации были привлечены разнообразные источники, которые по их характеру можно подразделить на несколько групп: 1) источники нормативно-правового характера, а также решения партийных органов; 2) делопроизводственные материалы; 3) статистические материалы; 4) периодическая печать; 5) материалы публицистики.
К первой группе источников относятся документы съездов, конференций, пленумов коммунистической партии и высших органов государственной власти. В данном ключе большой интерес вызывают решения III съезда Советов в мае 1925 года, одобрившего курс «лицом к деревне» и подтвердившего право крестьян на свободный выбор форм землепользования, что свело на «нет» попытки Смоленского губкома свернуть хуторизацию аппаратным путем. Также значительное влияние на жизнь в Смоленской губернии оказали решения XIV партконференции (проходившей в апреле 1925 года) по демократизации политической жизни села, резолюции XV съезда ВКП (б). На основе решений XV съезда ВКП (б) (декабрь 1927 года) в ходе чисток по «смоленскому нарыву» будут оцениваться все хозяйственные мероприятия смоленского руководства как послесъездовские, так и досъездовские.
Ко второй группе источников относятся делопроизводственные материалы, имеющие первостепенное значение при раскрытии данной темы. В их основе - материалы трех центральных архивов РФ (Российского государственного архива социально-политической истории (РГАСПИ), Государственного архива Российской Федерации (ГА РФ) и Российского государственного архива экономики (РГАЭ)) и двух местных (Государственного архива Новейшей истории Смоленской области (ГАНИСО) и Государственного архива Смоленской области (ГАСО)), многие из которых вводятся в научный оборот впервые, что является важным аспектом научной новизны работы.
Из центральных архивов использовались фонды Наркомторга (ф. А-410), СНК (ф. А-259), РКИ (ф. А-406). В фондах Наркомторга РСФСР отражены приказы, циркуляры и иные документы, характеризующие курс Наркомторга в торгово-заготовительной сфере экономики. Отчасти материалы Наркомторга сохранились и в фондах НК РКИ, например, по заготовительному кризису 1927/8 гг. В фондах СНК РСФСР (ф. А-259, оп. 12б) имеются материалы, рассказывающие о мероприятиях правительства по развитию льноводства, а также документы, подводившие первые итоги льнозаготовительной кампании и свидетельствующие, что причиной срыва льнозагтовок была не кулацкая стачка, а организационные просчеты руководства и замедление в развитии льноводства (д. 957, 971). В РГАСПИ особый интерес представляют фонды Орграспредотдела ЦК ВКП(б), в которых содержатся документы отчетного характера из Смоленского губкома, а также стенограммы заседаний Оргбюро, касающиеся «смоленского нарыва» (ф. 17 оп. 67, оп.113).
Из местных архивов ведущее место занимают фонды смоленского губкома ВКП (б) (ф.3, оп. 1), в материалах которого отражены некоторые механизмы принятия важнейших для губернии хозяйственных и политических решений. Кроме того, в фондах губкома находится значительное количество докладов, отчетов, материалов, полученных от парторганизаций низшего звена, органов государственного и хозяйственного аппаратов. Они дают сведения о хозяйственном, социальном и политическом положении в Смоленской губернии, давая развернутую картину нэповской эпохи. Сводки и донесения ОГПУ, частично сохранившиеся среди материалов губкома, дают ценнейший материал о настроениях различных слоев населения и итогах хозяйственных и политических кампаний, результаты которых нижестоящее руководство пыталось представить порой в подретушированном виде.
Также в исследовательской работе использовались фонды Губернской контрольной комиссии (ф. 9), материалы фабрично-заводских ячеек ведущих предприятий Смоленщины – «Катушки» (ф. 1371) и Ярцевской текстильной фабрики (ф. 1653).
Из фондов местного государственного архива доминирующее положение занимают материалы губисполкома (ф. 13), ГОНХа (губернского отдела народного хозяйства, ведавшего местной промышленностью, ф. 638), губплана (ф. 1718) и губРКИ (проверявшей выполнение низовыми организациями решений властей и результатов проведения кампаний, например, по снижению цен, ф. 1207, 2395). Деятельность этих ведомств, определяла общее направление социально-экономического развития Смоленской губернии.
К данной группе источников можно отнести сборники опубликованных документов, которые также содержат материалы делопроизводственного характера. Такие сборники, как «Трагедия советской деревни» и «Советская деревня глазами ВЧК-ОГПУ-НКВД» вскрывают механизм и основные моменты сворачивания нэповских элементов в деревне, начиная от дискуссий в высшем руководстве и заканчивая конкретными мероприятиями на местах. На их страницах содержатся материалы касательно истории нэпа в смоленской деревне, которые непосредственно были использованы в диссертационном исследовании.
Третью группу источников составили статистические материалы по Смоленской губернии, опубликованные в различных сборниках и справочниках. К наиболее значимым публикациям, содержащим данные статистического характера, можно отнести материалы по сельскому хозяйству, собранные Областной плановой комиссией Западной области под руководством М.А. Давидовича. В них содержится информация об основных тенденциях развития аграрного сектора Смоленской губернии в первые годы нэпа. Достаточно ценные статистические материалы по льноводству на Смоленщине за 1920-е гг. содержатся в публикации Областной плановой комиссии «Проблема льна и конопли в Западной области».
К четвертой группе источников относятся материалы периодической печати. В первую очередь, это – материалы местных газет – «Рабочий путь» и «Смоленская деревня», в которых публиковались статьи, отчеты, характеризовавшие социально-экономическое положение Смоленской губернии; а также документы партийных и государственных органов, носившие программный характер для местных властей.
Значительно расширяет представления о хозяйственной жизни смоленской деревни и промышленности журнал «Экономическая жизнь», в котором публиковались контрольные цифры по развитию экономики губернии и статьи, содержавшие статистические данные о социально-экономическом положении в Смоленской губернии. На страницах этого журнала даже разворачивалась полемика по вопросам выбора пути поднятия крестьянских хозяйств на качественно новую ступень развития.
Пятую группу источников составляют материалы публицистики, представляющие не только историографический интерес, но и имеющие значение исторического источника. К ним можно отнести две разнополярные, но весьма познавательные работы А.А.Рыбникова (представителя организационно-производственной школы аграрников) и Д.П.Маковского. А.А.Рыбников, рассматривая проблемы льноводства на Смоленщине, обращал внимание на характерные трудности в реорганизации и интенсификации крестьянского хозяйства. Д.П.Маковский в книге «Социалистическая перестройка хуторской деревни» в полемичной форме оценивал нэповский курс секретаря губкома Д.С.Бейки и председателя губисполкома О.И. Бобровского, как политики «кондратьевщины».
Использование указанных материалов позволило разносторонне исследовать проблему свертывания новой экономической политики на Смоленщине.
Научная новизна заключается в том, что в диссертационном исследовании на примере конкретного региона рассматривается проблема кризисов, противоречий и сворачивания новой экономической политики. Впервые в научный оборот введен ряд новых документов центральных и местных архивов, на основе которых раскрываются как малоизвестные факты из истории Смоленской губернии в годы нэпа, так и выносятся положения и выводы по ряду социально-экономических проблем региона. Так, обращается значительное внимание на колебание курса аграрной политики смоленского руководства (впоследствии правый курс середины 1920-х гг. будет расцениваться как «неостолыпинщина»). Впервые глубоко исследуется льнозаготовительный и продовольственный кризисы 1927/8 гг. Проводится взаимосвязь между смоленским «нарывом» и решительной ликвидацией последних рыночных элементов на Смоленщине.
Практическая значимость исследования состоит в том, что результаты исследования дополняют и расширяют представления по истории нэпа на примере Смоленской губернии. Они могут послужить основой для дальнейшей научной разработки различных вопросов из жизни советского общества 1920-х гг. Материалы исследования могут быть использованы как в ходе преподавательской, так и научно-исследовательской работы.
Апробация результатов исследования. Основные положения и результаты исследования были изложены в докладах на научно-практических конференциях и в научных статьях.
Структура диссертации определена целью и задачами исследования. Диссертация состоит из введения, двух глав, заключения, примечаний, списка источников и литературы.
Основные пути развития сельского хозяйства: достижения и его проблемы
Нэп рассматривался в 1920-е годы как временное допущение в эконо-мику рыночных механизмов. С его помощью, в первую очередь, надеялись успокоить бурлящую деревню и накормить город. Но основной его целью был подъем разрушенной экономики - восстановление промышленности, сельского хозяйства и торговли. Проведение новой экономической политики в аграрной Смоленской губернии смогло остановить (хотя и не сразу) нарас-тавший процесс натурализации крестьянского хозяйства и повернуть его вспять.
Смоленское партийное и советское руководство после введения новой экономической политики, переключившись на решение экономических во-просов, проводило центральную политику применительно к местным усло-виям. Поначалу это проявилось в оказании помощи деревне в двух формах – организационной (распространение аграрных знаний) и материальной (по-мощь семенами, кредитами и пр.). В начале нэпа она была незначительна. Более значимой для смоленской деревни оказалась отмена разверстки, предоставившая возможность развиваться без оглядки на реквизиции. Кре-стьянство не сразу, но постепенно приступало к расширению своего хозяй-ства. Так, заметный рост посевов на Смоленщине начался только с 1923 года. Смоленская деревня страдала от истощения и низкой урожайности по-лей, чрезмерной сорности посевного материала, нехватки сельскохозяйст-венных машин. В числе первых мер была помощь по очистке посевного ма-териала, которую начали проводить с 1924 года. Тогда было очищено 280 тыс. пудов семян, в следующем году уже очистили более 600 тыс. пудов . Это было наиболее простой и недорогой мерой повышения урожайности кре-стьянских полей.
Крестьянство остро нуждалось в сельскохозяйственных машинах. Из-за поломок, нехватки запчастей их количество сокращалось. Особенно это каса-лось сложных машин. Так, в 1920 году в губернии насчитывалось 3 028 мо-лотилок и 50 041 веялок. К 1924 году оставалось уже 2 442 молотилки и 36 531 веялка . К тому времени в стране уже начиналось производство слож-ных машин, но платежеспособность смоленской деревни была настолько низка, что не было средств даже для восстановления износившихся деталей для улучшенных сельскохозяйственных машин. Только с 1924 года деревня приступила к постепенному приобретению несложных орудий – плугов и бо-рон.
Подъем промышленного производства, его результаты и трудности
В Смоленской губернии промышленность в годы нэпа занимала незна-чительное место. В 1924/5 гг. ее доля составляла лишь 9,9% валовой продук-ции народного хозяйства, и к 1926/7 гг. выросла лишь до 14,8% .
С началом эпохи нэпа перед предприятиями были поставлены задачи организации производства на коммерческих началах и принципах жесткой экономии. Перевод предприятий на хозрасчет, трудности в организации эф-фективного управления всей массой предприятий, недостаток средств на фи-нансирование индустрии привели к необходимости разделения заводов меж-ду органами управления различных уровней. Теперь лишь наиболее значи-мые предприятия финансировались из общегосударственного бюджета, в то время как поиск средств для запуска и функционирования остальных пред-приятий был возложен на региональные бюджеты. К середине 1920-х гг. по своей структуре промышленность губернии подразделялась на три группы в зависимости от уровня государственного органов, в подчинении которых она непосредственно находилась. Это были: централизованные (союзные, республиканские, находившиеся в подчинении наркоматов), губернские (в подчинении губернских органов) и местные (уездного и волостного уровня) предприятия.
К первой группе относились наиболее крупные заводы: Ярцевская тек-стильно-прядильная фабрика, Катушечно-челночная фабрика им. Профин-терна в Смоленске («Катушка»), Нелидовский фанерный завод, 34 виноку-ренных завода Госспирта и семь лесозаводов «Двинолеса» в Бельском уез-де. Всего в 1924 году насчитывалось 46 промышленных предприятий цен-трального подчинения с общей численностью рабочих около 6 500 человек . Все вышеперечисленные предприятия были распределены по трестам союз-ного уровня (например, ярцевская фабрика входила в состав Краснопреснен-ского текстильного треста). Управление данной группой промышленности было сосредоточено в центре – в ВСНХ РСФСР. Все эти предприятия были тесно связаны с местным рынком – работали на местном топливе (дровах и торфе) или частично перерабатывали местное сырье (лес, картофель). В ра-боте централизованных предприятий между центральными и губернскими органами слаженной связи, зачастую, не наблюдалось. Губернские органы, не обладая исчерпывающей информацией о работе централизованных пред-приятий в настоящем и перспективах на будущее, не могли их точно учиты-вать в планах своей работы по обеспечению топливом и сырьем. Результатом стали хозяйственные конфликты, как это было в случае с «Двинолесом», от-правлявшим лес на экспорт и столкнувшимся с перебоями в добыче леса по причине ограничительных мероприятий Смоленского губисполкома.
Смоленское губернское управление местным хозяйством (сокращенно, ГУМХ) объединяло вторую группу – цензовые предприятия местного значе-ния. В основном это были маслобойная, лесная, кожевенная отрасли. На 1 октября 1923 года из 113 предприятий работало только 46. Главной задачей местных органов власти являлось восстановление предприятий за счет мест-ных средств, как правило, бюджетных. Но средств не хватало. Поэтому ГУМХ начал практиковать сдачу предприятий в аренду. Частнику обычно предлагали арендовать предприятия второстепенного значения (утилизаци-онный, пивоваренный, дрожжевой заводы в Смоленске, махорочная фабрика в Сычевке). Иногда в порядке исключения, сдавали также предприятия ос-новных отраслей губернской промышленности, такие как маслобойный завод в Рославле, кожзавод в Смоленске и несколько лесозаводов. Причины такой меры были просты. Запуск данных заводов требовал крупных затрат и был связан с определенными трудностями, например, поддержания качества про-дукции, поисков рынка сбыта, снабжения сырьем и прочее.
Кризисные явления в сельском хозяйстве Смоленщины
Важнейшим показателем успешного развития сельского хозяйства вы-ступали заготовки. Заготовки давали товарный хлеб для города, сырье для промышленности. То и другое вместе взятое занимало важное место в экс-порте. От их успеха зависело выполнение производственных планов, и про-блемы в заготовках заставляли не раз государственные и партийные органы менять, корректировать аграрную политику. Для Смоленской губернии, из-давна известной своим льноводством и занимавшей второе и третье места по количеству товарного льна в СССР в 1920-е гг., основную роль в заготовках играл лен (волокно и льносемена). Отсюда и комплекс мероприятий по раз-витию льноводства и увеличению льнозаготовок. Экономические мероприятия непосредственно оказывали воздействие на темп и успех льнозаготовок. Опыт их применения за несколько последних заготовительных лет на Смоленщине давал разные результаты.
Основным инструментом центрального руководства в регулировании заготовок являлись закупочные цены. Накануне льнозаготовок 1927/8 гг. це-новая политика в отношении Смоленской губернии проводилась Наркомтор-гом РСФСР жестко. Так, с 15 октября 1926 года циркуляром Наркомторга ус-танавливались предельные цены на льноволокно, например, за пуд льна № 10 (основной сорт смоленских льнов при обычном урожае – А.Ж.) должны уп-латить пять рублей . Аналогичным образом устанавливались закупочные це-ны и на льносемена. На остальные заготовительные культуры (рожь, овес, картофель и пр.) цены устанавливались местными торговыми организациями путем заключе-ния конвенции (соглашения) между участниками заготовок. Причем, если согласительные цены можно было изменить совещанием конвенционеров в зависимости от успеха заготовок и рыночных цен, то изменить государствен-ные закупочные цены было возможно только с разрешения Наркомторга. Это лишало весь механизм заготовок гибкости в регулировании цен. Например, во второй половине 1925/6 гг. в результате снижения заку-почных цен на льносемена заготовки у государственных и кооперативных организаций упали. Зато выросли закупки у частника. Такое положение со-хранилось до начала 1926/7 гг. Более того, в следующий заготовительный се-зон осенью 1926 года Наркомторг еще более снизил цены на льносемена - с 1,75 рублей за пуд (в 1925/6 гг.) до 1,53 руб., в то время когда в губернии на-лицо был неурожай . Заготовки шли крайне низким темпом. Частник снимал с рынка льносемена и хлебофураж по повышенным ценам. Госзаготовители ничего с этим поделать не могли. Не имея возможности конкурировать с ча-стником путем повышения цен, они просили губторг и Наркомторг повысить заготовительные цены или ввести ограничительные меры против частника. Последнее требование было удовлетворено. Но крестьяне не хотели продавать льносемена и волокно по низким це-нам, в то время как хлебные цены осенью 1926 года не только не упали, но и выросли. Так, на один пуд льноволокна № 12 в сентябре 1925 года в среднем можно было купить 7,7 пудов ржи, в сентябре 1926 года – только 4,1 пуда, а в декабре 1926 года – 2,9 пуда . Низкий темп заготовок вынудил повысить закупочные цены на лен 15 декабря 1926 года и 1 марта 1927 года примерно на один рубль.
