Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Становление системы власти традиционного кабардинского общества
1.1 Теоретические и конкретно-исторические аспекты политогенеза у кабардинцев 27
1.2 Родственные и территориальные связи во властно-управленческой системе традиционного кабардинского общества 51
1.3 Базовые принципы структурирования властных отношений 78
Глава 2. Княжеская власть в традиционном кабардинском обществе
2.1 Социальный статус кабардинского пши 100
2.2 Политический статус кабардинского пши 119
2.3 Административный аппарат княжеской власти 138
Глава 3. Сословно-корпоративные институты и правовое оформление властных отношений
3.1 Хаса как политический институт кабардинского общества XVI-XVIII
вв 160
3.2 Институты социально-правовой регуляции властных отношений 180
Глава 4. Формы политического взаимодействия с окружающим миром
4.1 Место Кабарды в социально-политическом пространстве Кавказа 201
4.2 Статус Кабарды во взаимодействии с региональными державами 219
Заключение 251
Библиография 261
Список сокращений 295
- Теоретические и конкретно-исторические аспекты политогенеза у кабардинцев
- Политический статус кабардинского пши
- Институты социально-правовой регуляции властных отношений
- Статус Кабарды во взаимодействии с региональными державами
Введение к работе
Актуальность темы. Актуализация той или иной научной проблемы может происходить в связи с общим развитием науки, если в ней складываются новые подходы, теории и школы изучения данной предметной области. За последние тридцать лет в мировой и российской науке оформилось целое направление исследований проблем политогенеза и ранней государственности в рамках политической антропологии. Исследовательские конструкции, выстраиваемые в политической антропологии, не имеют жесткой привязки к конкретным эпохам, формациям, а способствуют изучению феномена власти в любом контексте. Такой подход расширяет и поле деятельности в области изучения традиционного политического устройства Кабарды, помогает избежать провинциализации исследуемой проблемы. Вместе с тем жесткая привязка уровня развития феодализма к уровню развития политического устройства может лишить исследователя понимания многогранности изучаемого объекта. Наличие дискуссионных моментов в современной теории феодализма, постановка вопроса о целесообразности дальнейшего использования феодальной модели, отсутствие единогласия между исследователями по важнейшим вопросам концепции усложняют исследование системы власти традиционного кабардинского общества с применением данной теории.
Приложение концепции раннего государства к материалу по политическому устройству Кабарды, таким образом, может способствовать получению новых научных результатов. В условиях смены господствующей парадигмы в исторической науке, методологического плюрализма необходима научная конструкция, учитывающая многообразие и многовариантность путей развития политического компонента общества.
Проблемы, поднимаемые в предлагаемой работе, отвечают и структуре современных общественных запросов. С одной стороны, знания о прошлом социума, в большинстве своем образующегося из людей, не имеющих отношения к исторической науке, – это, в первую очередь, история государств и правителей, войн и политики. В связи с этим закономерен рост общественного интереса к истории системы власти традиционного кабардинского общества, к людям, образовывавшим эту систему, к их деятельности и образу жизни.
С другой стороны, не требует особых доказательств положение о том, что современная политика своими корнями уходит в прошлое. Игнорирование наследия традиционных институтов власти и политических процессов не может способствовать правильному пониманию современной политической ситуации и дальнейшей траектории развития. Изучение властных институтов традиционного кабардинского общества и системы власти вообще не является исключением. Под давлением моделей бюрократического господства традиционные нормы и ценности, формы социальной организации, обычаи если не исчезли, то сильно трансформировались. Вместе с тем как в стране в целом, так и в Кабардино-Балкарии сложилась своеобразная двойная политическая культура, в которой параллельно с официальными органами управления присутствуют традиционные формы властвования. Модернизационные процессы и реформаторство во властно-управленческой сфере не избежали искажающего воздействия цивилизационных и архаических особенностей. Изучение «остатков» традиционного в управленческих структурах современной Кабардино-Балкарии требует, в первую очередь, полноценного исследования сущностно-стадиальных характеристик традиционной системы власти с привлечением надежной эмпирической базы, соответствующего исторического материала.
Объектом диссертационного исследования является политическое устройство Кабарды XVI–XVIII вв., а предметом исследования – система власти и властные институты традиционного кабардинского общества в их взаимодействии и стадиально-типологической специфике.
Цель и задачи исследования. Цель работы заключается в изучении управленческой системы Кабарды XVI–XVIII вв. через призму новых наработок в современной политической антропологии, и в частности – концепции раннего государства. Основное внимание уделяется институциональной структуре политического компонента общества и факторам, обусловившим ее очертания.
Достижение поставленной цели реализуется через решение следующих задач:
– изучение исторических условий и особенностей политогенеза у кабардинцев с использованием нового аналитического инструментария;
– рассмотрение роли родственных и территориальных связей в формировании управленческой структуры традиционного кабардинского общества;
– анализ основных принципов организации власти в традиционном кабардинском обществе;
– определение социального и политического статуса кабардинского пши (князь в русской терминологии);
– рассмотрение особенностей функционирования управленческого аппарата системы власти традиционного кабардинского общества;
– исследование основных характеристик хасы как политического института кабардинского общества XVI–XVIII вв. и ее стадиально-типологическая характеристика;
– изучение особенностей традиционной правовой системы кабардинского общества;
– рассмотрение статуса Кабарды во взаимодействии с кавказскими этносами;
– определение статуса Кабарды во взаимодействии с региональными державами.
Хронологические рамки диссертации охватывают XVI–XVIII века. Именно в этот период можно наблюдать традиционный политический уклад кабардинцев во всей специфике. Выбор нижней хронологической границы обусловлен состоянием источниковой базы, появлением сравнительно большого числа письменных свидетельств о кабардинцах. Верхняя граница условно датирована концом XVIII в., хотя в последней трети этого столетия традиционное кабардинское общество претерпевало существенные трансформации под воздействием российского политического присутствия.
Географические рамки исследования ограничены всей Кабардой до первой половины XVII в. включительно, начиная со второй половины XVII в. – Большой Кабардой. Заселение правого берега Терека кабардинцами, начавшееся ранее XVI в., и распад Кабарды на Большую и Малую в первой половине XVII в. позволяют выделять две самостоятельные политии, не обладавшие общей системой властных институтов. Это обусловливает правомерность отдельного рассмотрения управленческих институтов Большой Кабарды.
Методологическая основа диссертации. Концептуальные основы исследования лежат в русле представлений школы Анналов о необходимости развития междисциплинарного подхода в изучении истории различных форм бытия человека, а новая политическая история должна быть обращена в сторону глубинных политических процессов и может быть выражена только через презентацию истории власти.
С другой стороны, поскольку современная политическая антропология развивается в поле взаимодействия и сочетания функционального, структурного, процессуального, марксистского подходов, предлагаемая диссертация испытала на себе влияние всех перечисленных.
Использованный в работе эволюционный подход не следует идентифицировать с откровенно однолинейным эволюционизмом. В исследовании эволюция понимается в первую очередь как структурное, качественное изменение, имеющее многолинейный характер.
При написании диссертации использовались следующие общенаучные и специальные исторические методы: сравнение, обобщение, анализ, синтез, абстрагирование, измерение, нарративный, историко-сравнительный, историко-генетический и историко-типологический методы. Этот методологический инструментарий был использован для построения целостной концепции политической системы Кабарды XVI–XVIII вв.
Источниковая база настоящей работы основана на широком круге письменных источников по истории традиционного кабардинского общества XVI–XVIII вв. В процессе работы над диссертацией было проанализировано содержание как опубликованных, так и неопубликованных источников, вклюачающих делопроизводственные, законодательные, обычноправовые, этнографические, фольклорные, военно-топографические, статистические материалы, историко-географические описания, записки академических экспедиций и т.д. Учитывая многочисленность и разнообразие свидетельств по рассматриваемой теме, представляется возможным ограничиться обзором наиболее значимых комплексов источников.
Важное место среди корпуса источников по истории системы власти традиционного кабардинского общества занимают опубликованные записи норм обычного права как кабардинцев, так и адыгов в целом.
Основное содержание обычноправовых норм сводилось к описанию прав и обязанностей различных категорий населения традиционного кабардинского общества, нормативов общежития и мер наказания за отступление от норм.
Особую группу в составе обычноправовых материалов образуют «Записки» и «Описания», составленные сословно-поземельной комиссией Терской и Кубанской областей.
Западноевропейские авторы, начиная с Интериано, оставили весьма ценные сведения о политическом устройстве адыгов. Это Э. Д’Асколи,
А. Олеарий, Н. Витсен, Э. Кемпфер, Я. Рейнеггс, П.С. Паллас, Г.-Ю. Клапрот, Т. Мариньи, Я. Потоцкий, Гербер, К. Пейсонель, Д. Монпере и другие. Данные материалы нашли отражение в сборнике, который подготовил, составил, редактировал и снабдил вступительными статьями и тестами
В.К. Гарданов.
Опубликованные сборники содержат различные виды источников. Важнейшие сведения почерпнуты из собранных и опубликованных
С.А. Белокуровым материалов. Ценные материалы по проблеме исследования содержатся в многотомных изданиях, таких как «Акты Кавказской археографической комиссии», «Сборник сведений о кавказских горцах» и «Сборник материалов для описания местностей и племен Кавказа». Поистине непреходящее значение имеют документы по истории кабардино-русских отношений, опубликованные в одноименном сборнике.
Значительная работа по выявлению, систематизации, опубликованию исторических источников по интересующим вопросам была проведена К.Ф. Дзамиховым, Х.М. Думановым, П.А. Кузьминовым, Б.К. Мальбаховым, и др. исследователями.
Российское кавказоведение XIX века является не только источником концептуального, но и эмпирического материала. Это труды С. Броневского, И.Ф. Бларамберга, К.Ф. Сталя, Н.И. Карлгофа. Среди использованных в работе материалов можно выделить и свидетельства П.Г. Буткова,
И.А. Гильденштедта, И. Дебу, кн. Шаховского, В. Потто, Н. Дубровина,
М. Ковалевского, П. Зубова, Н.П. Тульчинского и других авторов.
Аспекты взаимодействия Кабарды с Россией, Крымским ханством и Османской империей нашли отражение в собрании договоров, подготовленном к изданию Т. Юзефовичем. Особого внимания заслуживает и работа В.Д. Смирнова, содержащая переведенные материалы восточных источников. Выведению некоторых заключений способствовал анализ источников из издания «Памятники дипломатических сношений Крымскаго ханства с Московским государством в XVI–XVII вв.». Несомненный исследовательский интерес вызывают материалы, опубликованные в юбилейном издании «Канжальская битва и политическая история Кабарды».
Особую группу работ составляют труды адыгских авторов Хан-Гирея, Ш. Ногмова и В.Н. Кудашева. Знание ими языка, быта, нравов и фольклора кабардинцев позволило сделать им важные замечания, касающиеся традиционной политической системы кабардинцев.
Соответствующая работа по выявлению неопубликованных архивных источников проводилась в Центральном государственном архиве Кабардино-Балкарской республики и Архиве Кабардино-Балкарского института гуманитарных исследований. В списке фондов ЦГА КБР приоритетными являются: «Управление Кабардинской линии» (Ф. 1), «Управление Центра Кавказской линии» (Ф. 16), «Управление Балкарского участка» (Ф. 31), «Управление межевой частью Терской области» (Ф. 40), «Коллекция документов по истории Кабардино-Балкарии» (Ф. Р-1209). Среди всего многообразия использованных при написании диссертации материалов в качестве примера можно выделить журнальные записи российских офицеров-наблюдателей, часто посещавших Кабарду в XVIII веке (Ф. Р-1209). Особой значимостью для анализа рассматриваемых процессов и явлений «изнутри» обладают и переводы писем кабардинских князей.
Широкое использование в работе нашли материалы, отложившиеся в архиве КБИГИ. Привлечены источники, содержащиеся в 1-й и 2-й описях фонда № 1 (Архивные документы по истории Кабарды XVI–XVIII вв.). Например, богатейший корпус документов XVI–XVIII вв., собранный
А.А. Дадовым (Оп. 1. Д. 6, 7) и А.М. Персовым (Оп. 1. Д. 8) еще до выхода в свет двухтомника «Кабардино-русские отношения»; «Журнал бригадира Кольцова по кабардинской комиссии 1744» (Оп. 1. Д. 14 а) и другие материалы.
Историография. Дореволюционная историография в целом не ставила задачу научного изучения политического устройства кабардинцев. Работы в основном носили описательный характер. В концептуальном плане для представителей российской дореволюционной историографии характерно применение категорий европейской политической теории к анализу системы власти традиционного кабардинского общества. Авторы первой половины XIX в. широко оперировали понятиями «монархическое», «аристократическое» и «демократическое» в описании форм управления кавказских политий. Во второй половине XIX в. для кавказоведов становится приоритетной исследовательская дихотомия «феодальный»/«родовой» строй. Соответственно, единого мнения о политическом устройстве традиционной Кабарды в дореволюционном кавказоведении не было. Одна группа авторов (Н. Дубровин,
Ф.И. Леонтович, Е. Максимов, Г. Вертепов и др.) отрицала всякую государственность, политическую систему управления в Кабарде. Другие авторы (С. Броневский, К. Сталь, М. Ковалевский, Ш. Ногмов, В. Кудашев) признавали наличие некой системы политического правления в ней. В конечном счете вопрос о государственно-политическом строе Кабарды уже в дореволюционной литературе был неразрывно связан с вопросом об уровне ее социально-экономического развития.
Несмотря на то, что в советской историографии к 1950–1960-м годам утвердилось представление о господстве феодальных отношений в дореформенной Кабарде, это не влекло за собой однозначных последствий для решения вопросов о ее государственно-политическом устройстве. Обсуждая комплекс проблем социально-экономического и политического развития применительно ко всей Кабарде как особому социально-политическому образованию, исследователи неизбежно замыкались в рамки дихотомии «феодальная раздробленность/централизованное государство».
Поскольку при этом никто не занимался специальным анализом институциональной структуры политических систем отдельных феодальных владений, то итоговое заключение сводилось к тезису об отсутствии в Кабарде централизованной государственной власти. На этом фоне четко проявился новаторский и поворотный характер работы Е.Дж. Налоевой. Ею был поставлен вопрос о государстве как определенной системе институтов, а не просто территориально-политической единице. Соответственно, был осуществлен «многоуровневый» анализ всей системы властных институтов, регулировавших жизнедеятельность кабардинского общества.
Следующим этапным событием в изучении рассматриваемой проблемы стали исследования В.Х. Кажарова. Его внимание было сосредоточено на общекабардинских (в пределах Большой Кабарды) институтах политической системы, поскольку монархическая (государственная) природа княжеской власти в уделах представлялась несомненной.
Внимания заслуживают и соображения К.Ф. Дзамихова по проблеме. Исследователь указал на такую важнейшую особенность государственно-политического устройства исторической Кабарды, как «совмещенность военной организации и социальной структуры», заполненность всех социальных ниш элементами военной организации.
Идентификация формы институционализации власти в традиционном кабардинском обществе и осуществление полноценного исследования особенностей функционирования его системы власти непосредственно связаны с вопросом о природе внешних связей традиционной Кабарды. Все многообразие направлений исследовательской мысли по вопросу о статусе Кабарды во взаимодействии с соседними кавказскими этносами условно можно объединить в две группы. К первой группе могут быть отнесены концепции (по сути, эволюционировавшие представления дореволюционных авторов о кабардинском «иге»), постулирующие установление жестких иерархических связей по вертикали между Кабардой и соседними горскими обществами (В.Х. Кажаров, З.А. Кожев, Т.Х. Алоев, Б.Х. Бгажноков и др.). Ко второй группе относятся теории, доказывающие относительно равноправный характер контактирования горских обществ и Кабарды, без отрицания попыток последней расширить сферу своего властного регулирования (М.И. Баразбиев, Р.М. Бегеулов, Р.С. Тебуев и Р.Т. Хатуев и др.). Наиболее взвешенный подход к проблеме представлен в работах А.Х. Борова,
К.Ф. Дзамихова и Е.Г. Муратовой, в видении которых на протяжении
XVI–XVIII вв. на Северном Кавказе сохранялась «автохтонная» система этнополитического равновесия. Данное мнение лучше учитывает характер допущений и ограничений в определении реальной либо номинальной зависимости горских обществ от кабардинских князей с учетом неравенства сил и существования дихотомии «равнина/горы».
В изучении предпосылок сближения Кабарды с Русским государством, характера взаимодействия, статуса сторон преобладают оценочные суждения положительного характера. С другой стороны, исследователи пишут о «гнете» Крымского ханства над Кабардой, о борьбе кабардинцев с крымскими «захватчиками», об «агрессивных устремлениях» султанской Турции и ее вассала Крымского ханства и т.д. Вместе с тем современные исследователи постепенно порывают с унаследованной от дореволюционного и советского кавказоведения традицией описания характера взаимоотношений Кабарды с региональными державами при помощи оценочных категорий (например, «цивилизаторская роль России», «положительные последствия добровольного присоединения к России» vs. «агрессивные устремления Османской Турции и ее вассала Крымского ханства»). Подобный подход развивается в работах И.И. Якубовой, акцентирующей внимание на стратегических интересах, отстаиваемых каждой из региональных держав на Северном Кавказе доступными методами.
Существенным вкладом в рассмотрении поднимаемой проблемы является монографическое исследование К.Ф. Дзамихова и
Б.К. Мальбахова, отличающееся взвешенностью подходов. Исследователям удалось построить органичную картину неоднозначных взаимоотношений Кабарды и России, Кабарды и Крымского ханства, иллюстрирующую как позитивные, так и неоспоримые негативные эпизоды взаимодействия.
Развиваются плодотворные направления исследований, связанные с политико-правовым анализом статуса взаимодействующих сторон, с изучением реального и номинального в связях Кабарды и региональных держав, факторов зависимости, независимости, автономности, устойчивости кабардинской политии.
В практике современных исследований наблюдаются и противоречивые тенденции. С одной стороны, в центре внимания историков Кабардино-Балкарии оказывается проблематика международно-правового статуса кабардинской государственности. Наблюдается тенденция изучения формы институционализации власти в традиционном кабардинском обществе посредством развернутого представления основных признаков государства, разрабатываемых в государственно-правовой теории – суверенитета, системы представительной, исполнительной и судебной властей, совокупности внутренних и внешних функций государства. Представляется, что указанные тенденции несут определенную опасность неоправданной модернизации при анализе и внутренней структуры, и международного статуса традиционной Кабарды. Здесь уместно обратить внимание на то, что многие из современных западных медиевистов считают использование слова «государство» анахронистическим и неприменимым к большей части, если не ко всему периоду средневековья, именно потому, что содержание понятия «государство» чаще всего наполняется признаками современного государства.
С другой стороны, получают развитие некоторые плодотворные традиции отечественной и зарубежной историографии ранних форм государственности, связанные с исследованием проблем феодализма в Западной Европе. Вопрос возник вследствие осознания исследователями того факта, что между рабовладельческой формацией и феодальной формацией имеется переходная стадия, которая отличается многоукладностью и не может быть точно отнесена к обозначенным эпохам. Естественно, что в этот переходный период возникали государства, форма существования которых требовала определения. Ещё в 1945–1946 гг. С.В. Юшков поставил вопрос о «дофеодальном («варварском») государстве». А.И. Неусыхин, первоначально развивавший концепцию раннефеодального государства, со временем (в 1967 г.) выдвинул концепцию «дофеодального» периода в истории.
За последние тридцать лет в мировой и российской науке оформилось целое направление исследований проблем политогенеза и ранней государственности в рамках политической антропологии. В обсуждении и критике концепции раннего государства с марксистских позиций в разное время принимали участие такие известные отечественные ученые, как
Л.Е. Куббель, И.М. Дьяконов, Ю.И. Семенов. Новое поколение отечественных исследователей, следуя примеру создателей концепции раннего государства, выпускает коллективные монографии, сборники статей, в которых разные авторы решают отдельные вопросы проблемы.
В северокавказской исторической регионалистике уже накоплен определенный научный опыт применения категорий «вождество» и «раннее государство» к структурам власти северокавказских этнических социумов, Алании, Ногайской Орды, имамата Шамиля. Однако в исторической и историко-этнографической литературе по проблемам исторической политологии Кабарды и Балкарии указанный подход пока не нашел какого-либо отражения.
Научная новизна диссертации заключается в комплексном исследовании традиционной системы власти Кабарды XVI–XVIII вв. с помощью нового подхода, выработанного в политической антропологии – концепции раннего государства, и в презентации, отличной от существующих интерпретации поставленных вопросов.
В работе впервые осуществляется системное исследование факторов и исторических условий политогенеза в кабардинском обществе посредством наложения теоретической конструкции «необходимых условий» политогенеза, созданной исследователями проекта «Раннее государство».
Впервые комплексно рассматриваются кровнородственные/территориальные связи и опосредованные ими базовые принципы существования и действия системы власти традиционного кабардинского общества в качестве основы формирования изучаемой управленческой структуры.
Концептуальная новизна подходов к решению поставленных задач позволила коренным образом пересмотреть ряд положений и представить новые интерпретации ключевых вопросов истории системы власти в традиционном кабардинском обществе (в частности таких институтов, как «княжеская власть» и «хаса»).
В диссертации впервые ставится и решается вопрос о перспективах существования полноценной кабардинской государственности, исходя из соображений о функционировании в рамках системы власти традиционного кабардинского общества «административного аппарата» либо «зарождающейся бюрократии».
Положения, выносимые на защиту:
1. Изучение исторических условий и особенностей политогенеза у кабардинцев при помощи схемы «необходимых условий» возникновения ранних государств позволяет констатировать, что на историческом материале Кабарды обнаруживается весь список критериев государствообразования, систематизированный в свое время создателями концепции раннего государства. В случае с традиционным кабардинским обществом наблюдался вторичный политогенез, осуществленный по военному пути.
2. Территориальные связи и крепления были не просто господствующими, они лежали в основе властных связей и отношений традиционного кабардинского общества. Соответственно, изучение проявлений бытования родственных и территориальных принципов организации общества в Кабарде XVI–XVIII вв. не дает оснований для ее исключения из списка государств Северного Кавказа эпохи традиционности, скорее наоборот. Особые очертания системы власти традиционного кабардинского общества были обусловлены как специфическим сочетанием родственных и территориальных связей, так и некоторыми базовыми принципами организации власти, актуальными для данной системы. К категории подобных принципов относятся: аристократизм, старшинство и коллегиальность/единоначалие.
3. Сопоставление набора характеристик правителей раннего государства, вождества и племени с чертами, определяющими политический статус кабардинского пши, показывает, что статус последнего соответствует статусу правителя раннего государства либо достаточно близок к нему. Эффективная княжеская власть в традиционной Кабарде в реализации своего права на принуждение опирается на соответствующий управленческий аппарат, который никак нельзя назвать профессиональной бюрократией, но который на должном уровне воплощает задачи, поставленные перед ним управителями.
4. Кабардинскую хасу нельзя отождествлять с сословно-представительными собраниями. Рассмотрение качественных (не количественных) моментов функционирования хасы позволяет говорить об уровнях существования и действия управленческой структуры традиционного кабардинского общества, а не о ее видах. Основные черты данного института предопределяются характеристиками социальной структуры феодального общества – отношениями господства и подчинения и отношениями корпоративными. Хаса – это коллегиальный, полифункциональный орган управления государством (учитывая, что Кабарду можно квалифицировать в качестве раннего государства), определяемый корпоративным характером правящего слоя, работающий от имени и одновременно в качестве союза сеньоров-князей и вассалов-дворян.
5. Любое государство, даже раннее, оказывает влияние на правотворчество. В связи с этим обычное право кабардинцев выступает частью идеологического конструкта, поддерживающего существующее положение вещей и сохраняющего внутреннюю целостность общества. Правовая система (обычное право и суд) кабардинского общества поддерживается и санкционируется верховной властью.
6. Если в отношениях с горскими этносами Кабарда в лице управленческой касты пши позиционировалась в качестве доминирующей стороны, то во взаимоотношениях с региональными державами Кабарда предстает в статусе протежируемой стороны. Кабардинские князья располагали собственными ресурсами для отстаивания своего доминирования над этническими группами Центрального Кавказа. Они самостоятельно санкционировали политику утверждения своего господства в регионе без апелляции к третьей силе. В связях с Русским государством и Крымским ханством Кабарда также выступала в качестве независимого субъекта международных отношений. При декларировании со стороны региональных держав зависимого по отношению к ним положения Кабарды инициатива в установлении либо в поддержании наблюдаемых связей принадлежала кабардинским князьям, основывавшим свою внешнеполитическую деятельность на лавировании между крупными игроками в регионе.
Теоретическая значимость исследования состоит в приложении концептуально новых подходов, выработанных в современной политической антропологии, к изучению проблем политогенеза традиционного кабардинского общества на основе сопоставления общего и особенного в общей теории исторического процесса и кабардинского исторического процесса.
Практическая значимость работы связана с задачей преодоления вненаучных тенденций развития современной северокавказской историографии и необходимостью построения обобщающего труда по истории кабардинского народа, отражающего современные исследовательские подходы к изучению системы власти традиционного кабардинского общества, в условиях возрастания общественного интереса к деятельности и образу жизни аристократического слоя адыгского общества. В рамках решения данных задач результаты настоящего исследования могут найти отражение в обобщающих трудах по истории Северного Кавказа, учебниках, лекционных курсах и учебных программах по истории народов Северного Кавказа, в историографических трудах.
Апробация работы. Рабочая гипотеза, основные положения и идеи диссертации неоднократно представлялись научной общественности. Результаты исследования, как по отдельным вопросам, так и по проблеме в целом, были изложены и обсуждены на Международной научной конференции молодых ученых, аспирантов и студентов «Перспектива» (Нальчик 2008, 2010), Межрегиональной научной конференции молодых ученых «Путь в науку» (Ростов-на-Дону 2010).
По теме диссертации опубликовано 7 научных работ, в том числе 3 статьи – в рецензируемых изданиях, рекомендованных ВАК Министерства образования и науки Российской Федерации.
Структура диссертации. Диссертация состоит из введения, четырех глав, включающих десять параграфов, заключения и библиографии.
Теоретические и конкретно-исторические аспекты политогенеза у кабардинцев
Термином политогенез традиционно обозначается процесс формирования государства. С течением времени стало очевидным, что процессы политической эволюции архаических обществ не следует сводить исключительно к возникновению государства, так как это, скорее, лишь частный вариант этих процессов. В связи с этим было предложено обозначать термином «политогенез» процесс становления и эволюции сложной, надлокальной политической организации любого типа. Но так как «позднее большинство альтернативных социально-политических структур было уничтожено, поглощено государствами или трансформировались в государства», то это дало основания некоторым исследователям признать «государственную ветвь» политогенеза «основной», а альтернативные пути -«боковыми»1.
Исследователи предлагают несколько теорий происхождения государства и условий, стимулировавших данный процесс. Это конструкции, основанные на различении «конфликтных» и «интегративных» теорий , теории принуждения и волюнтаристские теории3, теории, постулирующие синтетический подход , концепция первичности/вторичности политогенеза и прочие подходы.
Методологические основоположения политической антропологии разрабатывались в рамках трех наиболее влиятельных направлений или школ: английского функционализма, французского структурализма и американского эволюционизма. Попытки решения основных проблем политогенеза и становление концепции раннего государства происходили на стыке неоструктуралистской и неоэволюционистской парадигм6. Государственность, классовая структура и частная собственность формируются в процессе длительной эволюции. В связи с этим ряд исследователей пришли к мнению, что целесообразно выделить промежуточные фазы между доиерархическими безгосударственными обществами и сложившимися доиндустриальными государствами. Как марксистская, так и немарксистская научная мысль выработали свои подходы к проблемам ранних форм государственности.
Так называемый проект «Раннее государство» нельзя жестко увязывать с конкретными эпохами либо формациями. Его создание было инициировано чешским исследователем-марксистом, выпускником Ленинградского университета П.Скальником и голландским ученым Х.Дж.М.Классеном, представителем западной политической антропологии, которые задались целью выработать концепцию ранних форм государственности соединяя и используя все лучшее, что было накоплено в этой области марксистской и немарксистской научной мыслью. Теория «раннего государства» в немалой степени явилась своего рода ответом на догматические марксистские интерпретации докапиталистических обществ, так как в ней не выдвигаются в качестве главной основы государствообразования такие моменты как возникновение классов и антагонизм между ними. Понятие «раннее государство» - это, прежде всего, модель или «идеальный тип». Оно соединяет воедино наиболее важные, характерные черты ряда политических (потестарно-политических в отечественной терминологии) образований. Если в ходе конкретных исследований древних или современных социополитических образований обнаруживается, что к ним приложима данная модель, то в этом случае они могут быть квалифицированы как ранние государства .
Исследовательский проект «Раннее государство» включил в себя такой круг проблем как генезис, структурные особенности ранних государств, их типология, пути и механизмы превращения в зрелое государство, проблемы взаимодействия государств стадии раннего государства с государствами современного типа и некоторые другие проблемы8.
Исследование всей совокупности социально-экономических, политических, культурно-идеологических аспектов исторического развития Кабарды и кабардинцев под углом зрения условий и факторов политогенеза предполагает учет их своеобразия и их соотнесение с определенными обобщенными критериями. В качестве таковых могут выступить формулировки «необходимых условий» возникновения ранних государств, суммированные в работах Х.Дж.М. Классена.
Первым условием возникновения раннего государства по Классену является наличие сложного стратифицированного общества, которое, в свою очередь, требует достаточной численности населения. Так как даже в самых маленьких ранних государствах численность населения исчисляется тысячами, возникает «потребность в более развитых формах управления» .
Исследователи не располагают данными, свидетельствующими однозначно о численности населения у кабардинцев в XVI-XVIII вв. Есть материалы по составу семей, числу и размеру поселений, а также численности воинского контингента, на основе которых численность населения Кабарды на протяжении XVIII века определяется в 350-450 тыс. человек , 260-350 тыс. человек . По некоторым сводным данным и оценкам, кабардинцев на исходе XVIII в. насчитывалось около 120 тыс. чел.
Если обратиться к сведениям пристава Кабарды генерала Дельпоццо, который в 1809 г. писал, что количество кабардинцев к этому времени по сравнению с периодом конца XVIII в. «сократилось более чем в 10 раз», и сравнить их с данными таких авторов первой половины XIX века, как Хан-Гирей (42 тыс.), К.Ф. Сталь (45 тыс.), Кох (43 тыс.) , то можно увидеть, что население, составлявшее, по меньшей мере, свыше нескольких сотен тысяч человек сократилось до нескольких десятков тысяч.
В целом, несмотря на достаточно существенные различия в определении численности кабардинцев, демографическая масштабность рассматриваемой общности была вполне достаточной для формирования сложного стратифицированного общества как на исходе XVIII в., так и ранее. Приведенные данные позволяют заключить, что численность кабардинцев соответствует численности населения раннего государства (численность населения различных по типу ранних государств варьируется от нескольких до сотен тысяч человек).
На основе свидетельств различных авторов, данных норм обычного права, разнообразных архивных материалов можно с уверенностью сказать, что у кабардинцев были различные категории населения одного пола и одного возраста, обладавшие разными правами и обязанностями (сословия).
Источники отмечают, что на вершине феодальной иерархии кабардинцев находились князья («шли» в кабардинской терминологии). Князья имели своих вассалов в лице тлекотлешей и беслан-уорков .
Первостепенные дворяне, которых в Кабарде называли «тлекотлешами» и «дыжиниго», владели землей также на вотчинном праве и являлись вассалами князей15. «Беслан-уорки представляли собой категорию потомственных незнатных дворян, находившихся в прямой вассальной зависимости от князей»16. Уорк-шаотлугусы находились в непосредственных вассальных отношениях с тлекотлешами и дыжиниго . В самом низу дворянской иерархии стояли пшикеу, «исполнявшие при князе функции полицейских и судебных исполнителей» .
Все дворяне, жившие во владениях князя, обязаны были нести вассальную службу. Служба дворян носила военный характер и позволяла князьям сохранять свою власть не только над своим народом, но и над некоторыми соседними этносами. В частых междоусобицах поддержка большего числа уорков для пши имела особое значение. При первом же зове пши уорки должны были выходить на войну сами и брать своих подданных, если этого требовала ситуация1 .
Недворянские, низшие (как свободные, так и несвободные) сословия составляли различные категории крестьянства (тлхукотли, азаты, оги, лагунапыты, унауты). В положении всех перечисленных категорий крестьянства есть различные нюансы, которые отличают их друг от друга. Но есть и общий момент. В системе отношений управители/управляемые все они относились к категории «управляемые» и в целом являлись «единственными производителями материальных благ»20 в традиционной Кабарде.
Второе условие политогенеза, которое отметил Классен, заключается в том, что «общество должно контролировать определенную территорию» . Различные свидетельства о кабардинцах показывают, что последние являются частью адыгского этноса, но, вместе с тем, кабардинцы четко идентифицируются как восточная группа адыгов, имеющая свое название и занимающая отдельную территорию.
Политический статус кабардинского пши
Когда говорится о политическом статусе кабардинского пши, подразумевается то место, которое он занимал в управленческой структуре общества, в сети властных отношений. Сущность же власти пши может быть выявлена в первую очередь через отношение субъектов власти (пши) к ее объектам (подвластное население). В данном случае возникает вопрос, можно ли на основе имеющихся источников достаточно четко и однозначно выявить статус пши как правителя, государя, отделенный от его сословного статуса? Разрешению этой проблемы и получению определенных выводов по политическому статусу пши будут посвящены последующие размышления.
В достижении поставленной цели властный статус кабардинского пши исследуется сквозь призму концепции раннего государства , не имеющей жесткой привязки к конкретным эпохам, формациям. Концепция раннего государства базируется на мысли о том, что власть имеет свои атрибуты и характеристики в своей сущности, не определяемые контекстом. Такой подход расширяет поле деятельности в области изучения традиционного политического устройства Кабарды, помогает избежать провинциализации исследуемой проблемы.
Сложность изучения вопроса о месте князей в системе власти традиционного кабардинского общества заключается в том, что: во-первых, объективное состояние источников не облегчает рассмотрение протекания изменений во властном статусе кабардинского князя; во-вторых, динамика в реализации пши властных функций может быть выявлена только с учетом того, что княжеская власть в Кабарде принадлежит не одному лицу, а корпорации. В данном случае недостаточно описать отношение субъектов власти к ее объектам. Необходимо также учитывать, что власть в стране делилась определенным образом между группой номинально равных между собой по статусу людей.
При осознании невероятной трудности или даже невозможности отыскания чистых типов социальных связей, в изучении динамики реализации княжеской власти, обращает на себя внимание тенденция усиления коллегиальности в ущерб потенциям единоначалия. Как и любое другое традиционное общество, кабардинское общество стремилось к воспроизводству одних и тех же социальных образцов, исключающих самообновление и движение к прогрессу (либо мало пригодных к самообновлению и прогрессу). Но, как ни парадоксально, гипертрофированное стремление к этому пресловутому воспроизведению по модели «древнее всегда лучше и качественнее нового», тоже было способно производить изменения малозаметные для современников описываемых явлений и событий. В княжеских междоусобицах XVI-XVII вв. (например, во времена Казыя Пшиапшокова и его сыновей) особо не церемонились друг с другом. И самым популярным способом преодоления разногласий являлось физическое устранение соперников . Источники этого времени полны информации о нешуточных военных столкновениях кабардинских князей по всякому поводу с привлечением третьих сторон. Но внутренние проблемы, разрешаемые при помощи кровопролития, в условиях существования внешней опасности, не могли положительно и без осуждения восприниматься обществом. В подобной ситуации политика «сбалансированного равновесия, не допускавшая малейшего отклонения от сложившегося баланса сил» становится безальтернативным орудием стабилизации системы. Поддержанию такого формата внутриполитических связей способствовала и система международных договоренностей внешнего окружения, становившаяся все менее гибкой относительно вмешательств во внутренние дела Кабарды. Переломным моментом становятся 1720-1721 гг., когда на территории Большой Кабарды образуются две враждебные группировки: протурецкая и прорусская. С этого момента вектор развития княжеской власти окончательно устремляется в коллегиальное русло. Даже физическое уничтожение противников становится непопулярным методом стабилизации. При том что Хаммурза Расланбеков, например, постоянно грозился убить то Джанбулата Кайтукина, то Бамата Кургокина, то еще кого-то, он никогда не осуществлял своих намерений. Теперь было в чести изгнание, разграбление имущества выгнанного и раздел его подданных. Примечательно и то, что .«по обычаем» всегда остается возможность возвращения в Кабарду опального князя и возвращение ему подданных и имущества90.
Фигура Асланбека Кайтукина представляет собой, пожалуй, один из последних примеров борьбы за укрепление веса власти верховного князя. Но и в его случае победило агрессивно настроенное против него большинство. В так называемых «Журналах» бригадира П. Кольцова, И. Барковского, П.Татарова и П. Бакунина непрерывно иллюстрируется ситуация абсолютной невозможности принятия какого-либо мало-мальски значительного решения без участия всех князей, не выгнанных из Кабарды. Либо все решают вопрос, либо ничего не решается. Более того, фигура верховного князя становится формальной и маловлиятельной, она существует постольку поскольку. С тех пор как стало возможным и привычным снимать с традиционно пожизненной «должности» верховного князя и изгонять его из Кабарды, статус последнего чуть ли ни вплотную приближается к статусу всех остальных князей. Если ранее князь, глава удельного княжества был почти полновластен в управлении своим уделом, то теперь и внутриудельные проблемы становятся трудноразрешимыми без участия князей других уделов91. В интересном отрывке из журнальных записей И. Барковского и П. Татарова приводится информация о решении князей кашкатауской партии переселиться в Кашкатау и на Черек и отмечается, что «владельцы закликали накрепко дабы их подвластные немедленно к выезду в Кашкатов и на Черек были во всякой готовности. И естли кто сего их владельческаго приказания ослушен будет то с таковых брать в штраф по одному ясырю и отдать оных старшему их владельцу Дженбулату Каитукину. А естли он Дженбулат того штрафу не примет то яко нарушитель их владельческому общему совету будет от бога проклет...» . Примечательно, что князья партии на общем собрании принимают решения, а исполнение решения возлагается по сути на плечи главного князя партии. Также интересно то, что Дженбулата заранее предупреждают о неудовольствии общего собрания владельцев, которое последует, если он нарушит его решение. Это мало похоже на модель взаимоотношений Асланбека Кайтукина с остальными князьями и первостепенными уорками . И дело даже не в падении власти верховного князя. Если княжеская власть (княжеская власть вообще) ранее могла быть реализована индивидуально в полной мере как на внутренней, так и на внешней почве, то постепенно такая практика сходит на нет. В качестве примера, иллюстрирующего сказанное можно привести выдержки из «Отписки терского воеводы П.П. Головина в Посольский приказ о принесении шерти кабардинским кн. Шолохом Тапсаруковым и мурзами Казыем Пшеапшоковым и Айтеком Кошовым и об отъезде к персидскому шаху Аббасу мурзы Мудара Алкасова» (нояб. 1614 г. - февр. 1615 г.): «И приехал де он, Мосей, в Кабарду в кабаки к Мундару-мурзе Алкасову, и ево де в те поры в кабаках у собя дома не было, уехал к шах Аббасу до него за 6 дней. И он де, Мосей, от меня, холопа твоего, грамоту отдал Мундарове матери Калгашу да ево Мурдарову брату Пыште и грамоту де перед нею чол и словом де ей и брату ево говорил, чтоб ево, Мундара, з дороги воротити и к шах Аббасу б Мурдара не пущали, чтоб ему от твоей царские милости не отступити. И Мурдарова де мать Калгаш и брат ево Пышта отказали ему: хотя бы де ты и сам ево, Мурдара, з грамотою заехал, и он бы де з дороги не воротился. А от Мурдара де он ездил к Шолоху-князю и х Казыю-мурзе Шепшукову и к Айтеку-мурзе, и грамоту им чол же и словом говорил, чтоб оне от твоей царской милости не отступали и были б под твоею государевою царскою высокою рукою в холопстве попрежнему, а х шах Аббасу не ездили и ему не служили и Мурдару б мурзе говорили, чтоб с ними был в совете и в одиначестве. И Шолох де князь и Казы-мурза и Айтек-мурза выслушав грамоту сказали ему. - «Холопи де оне твои государевы царевы и великого князя Михаила Федоровича всеа Руси со всеми своими уздени неотступны от твоей царской милости навеки, а к шах Аббасу де оне ехати и служити ему не хотят. А Мурдару де оне говорили и уимали, чтоб он к шах Аббасу не ездил и ему не служил и от твоей бы царской милости не отступал, а с нами был в совете и в одиначестве под твоею царскою высокою рукою. И Мурдар де мурза ево, Шолоха-князя, и Казыя и Айтека не послушал и к шах Аббасу поехал, и ныне де Мурдар-мурза у шах Аббаса пожалован, а хочет де с шах Аббасовыми с ратными людьми на сей весне воевати горские землицы и их кабардинскую землю...» .
Во-первых, обращает на себя внимание то, что посланный в Кабарду человек говорит о принесении шерти с каждым претендентом отдельно, т.е. не требуется собрание всех князей и согласование их решения по поводу принесения шерти. Во-вторых, Шолох, Казый и Айтек повествуют о том, что они «говорили и уимали» Мудару одуматься, но нет и речи о санкциях с их стороны за выбор Алхасовым собственного пути. В качестве примера подобной самостоятельности кабардинских князей можно привести описание позиции того же Шолоха и Алхаса и отношение к этому остальных кабардинских князей (1589-1590 гг.).
Институты социально-правовой регуляции властных отношений
Наличие государства непосредственно связано с наличием и функционированием определенных форм социальной регуляции, то есть права. Представление юридического права в качестве норм, установленных государством, посредством правотворческой деятельности государства существовало всегда. Понятие «право», как правило, понималось как юридическое и всегда связывалось с государством»58.
В Кабарде XVI-XVIII вв. обоснование санкций применяемых правителями базировалось на «Адыгэ хабзэ» (адаты, нормы обычного права, традиционное право). Б.Х. Бгажноков отмечает, что «Адыгэ хабзэ - морально-правовой кодекс, то есть общественный институт, в котором соединены в одно целое моральные (прежде всего этикетные) и юридические правила и установления» .
Ф.И. Леонтович выделял три значения, в которых употреблялся адат: 1) адат - это «обычай, живущий в народном предании»; 2) «другое значение адата возводится к суду, или лучше - способам разбирательства судебных дел. В этом смысле адат - «суд по обычаям и обрядам», противополагается в источниках шариату - суду по мусульманским законам»; 3) «адат противополагается не только шариату, ... но и общему государственному закону, как закон местный, имеющий обязательное действие лишь в данной местности, по внутренним делам данной общины или народа»60.
В теории государства и права под системой обычного (традиционного) права понимается «форма регламентации общественных отношений, основанная на государственном признании сложившихся естественным путем и пошедших в привычку населения социальных норм (обычаев) \ Считается, что обычное право исторически является первым источником права, регулирующим отношения в период становления государства .
К юридической интерпретации понятия «обычное право» близка позиция А.И. Першица63, выступившего в 70-х годах «с гипотезой первобытной мононорматики, т.е. имевшего поначалу место индискретного сплетения, переплетения в первобытной общине всех поведенческих норм -правовых, этических, этикетных. Политической власти еще нет - стало быть, мононорматику санкционирует сама община»64. Особенность мононорматики заключается в ее единстве, отражающей социальное единство санкционировавшего ее коллектива. Основные положения концепции А.И. Першица о происхождении обычного права заключаются в том, что «на последнем, распадном этапе первобытнообщинного строя, в эпоху образования классов и государства начинается и процесс становления права». Оно складывалось путем расщепления первобытных мононорм на право, т.е. совокупность норм, выражающих волю господствующего класса и обеспеченных силой государственного принуждения, и нравственность (мораль, этику), т.е. совокупность норм, обеспеченных только силой общественного мнения. В процессе разделения общества на классы господствующая верхушка общества отбирала наиболее выгодные для неё нормы и, видоизменения их применительно к своим нуждам и духу времени, обеспечивала их принудительной силой государства. Традиционная же мононорма в тех случаях, когда она не противоречила интересам правящего класса, превращалась в обычное право, легитимизированное на государственном уровне. Нормы обычного права могли быть зафиксированы в письменном виде, но это не обязательная характеристика .
В отличие от А.И. Першица, В.К. Гар данов понимал под обычным правом древнейшую форму неписаного права, «нормы которого зафиксированы в обычаях, передающихся по устной традиции из поколения в поколение. Обычное право исторически предшествует писаным законам, подобно тому, как юридический обычай в качестве правовой нормы предшествует закону вообще» .
Трудно спорить с тем, что условная информация, заключающаяся в фиксированном письменно праве, имеет тенденцию к унификации, так как возрастает ее эффективность. Писаное право лежит в основе коллективной интеграции, оно представляет собой довольно удобный инструмент власти благодаря своей анонимности. Не вызывает сомнений и то, что переход от устного к письменному праву является признаком глубоких перемен. Но отсутствие писаного права не является адекватным основанием констатации недостаточной развитости системы власти традиционного кабардинского общества . Нормы обычного права кабардинцев (воспринимавшиеся в качестве лучших как самими кабардинцами, так и адыгами в целом68), были не менее обязательными для исполнения, чем нормативы писаного права69. Их эффективность для традиционного общества обуславливалась не столько обязательностью, сколько всеобщей добровольной признанностью.
Не все современные политантропологи согласны с тем, что наличие государства всегда характеризуется наличием фиксированного письменно права. Формы бытования не являются основополагающими признаками обычноправовых норм. По мнению А.И. Першица таковыми являются их классовая обусловленность и государственно-принудительный характер. Н.Ф.Грабовский отмечал: «к обычному ярму кабардинцы так привыкли, что как будто и на самом деле они без нево обойтись не могут. Веруя в то, что предки их настолько были умные люди, что обезпечили навсегда своими мудрыми постановлениями должный порядок в Кабарде и что затем им не предстоит уже труда шевелить своими собственными мозгами, - они сидят себе теперь, сложа руки... Они [князья] очень хорошо понимают, что допустив изменение в самом невинном виде, придется наконец допустить его и на счет их влиятельности, доставляющей такия существенныя выгоды, от которых больно не хочется отказаться...» . Анализируя высказывание Н.Ф. Грабовского необходимо отметить, что, во-первых, кабардинцы не сидели «сложа руки» в том, что касается правотворчества. Адат эволюционировал, но перемены были малозаметны, так как нововведения приводились в соответствие с общим духом норм обычного права. Во-вторых, Н.Ф. Грабовский практически констатирует государственную обусловленность норм обычного права, реализуемую правителями-князьями.
А.Я. Гуревич исследовал памятники обычного права на примере варварских Правд западноевропейских народов и племен раннего средневековья. Исследователь отмечал, что в Правдах в целом фиксируется не законодательная инициатива государей (хотя ее следы в ряде судебников явственно видны), а прежде всего и по преимуществу народный обычай. Нормы обычного права достаточно консервативны по своей сути, к ним относились как к нерушимым установлениям. Но в действительности обычай не оставался неизмененным, с течением времени он трансформировался . Н.И. Карлгоф, охарактеризовавший политическое устройство черкесов, также отметил, что «адат не остается неподвижным... Суд посредников, не находя в адате установлений на новые случаи, должен произносить решения, еще небывалые, хотя и применяющиеся к общему духу адата. Для решения подобного рода обыкновенно приглашаются люди, сведущие в народных обычаях, и старики, которые могли сохранить в своей памяти какие-нибудь случаи, похожие на разбираемый. Постановленное таким образом решение называется маслагатом. Маслагат, повторенный потом в других подобных же случаях, присоединяется к общей массе народных обычаев и окончательно обращается в адат» .
А.Я. Гуревич писал, что «правды фиксируют обычаи, складывавшиеся поколениями и мало изменившиеся - во всяком случае под воздействием сознательной инициативы - именно потому, что они были обычаями: в силу традиции эти нормы считались нерушимыми, если не священными. Отсюда -неполнота и фрагментарность постановлений Правд, ибо многообразные обычаи не поддаются сплошной фиксации, да в этом и не было необходимости». А.Я. Гуревич указал и на то, что «фиксация же части обычного права в судебниках (полностью обычаи никогда не записывались) придавала ему окончательный, впредь неизменяемый вид. К тому же запись судебников почти повсеместно производилась по инициативе королевской власти, к которой со временем переходила и законодательная функция (сначала это были добавления и исправления Правд, а затем и самостоятельные законы)» .
Х.М. Думанов, ссылаясь на Ш. Ногмова, пишет о том, что кодификация законов в Кабарде имела место еще в XV-XVI столетиях. В качестве примера он приводит предание, связанное с Бесланом Джанхотовым, который учредил единый порядок судопроизводства, издал законы и обряды и установил разные штрафы за их неисполнение74. Хан-Гирей описал влияние пши на правотворчество, на включение новых пунктов в нормы обычного права. Он показывал, что права, которыми обладали пши, были присвоены ими же . Он также выдвинул гипотезу о том, что пши не просто повлияли на оформление тех или иных сословий, но и прямо занимались созданием, выделением различных групп дворянства из остальной массы населения для своего возвышения и усиления .
А.Я. Гуревич, характеризуя черты Правд, отметил еще одну важную закономерность. Нормы обычного права, естественно, возникали и эволюционировали поначалу в условиях отсутствия письменности. Такое положение вещей обусловило публичность Правд. В бесписьменном обществе «соблюдение норм и сделок могло быть гарантировано только в том случае, если они выливались в символические процедуры, в публичные действия...». Следующая черта Правд - это их всеобъемлющий характер. Общеобязательность соблюдения норм обычного права скреплялась еще и тем, что ответственность за неповиновение ему возлагалась не только на индивида, но и на группу, к которой это лицо принадлежало . Отмеченные характеристики присущи и нормам обычного права кабардинцев.
Статус Кабарды во взаимодействии с региональными державами
В XVI-XVIII вв. Кавказ являлся сферой интересов трех полюсов силы - Османской Турции и ее вассала - Крымского ханства, Сефевидского Ирана и Русского государства. В рамках реализации модели взаимоотношений субъект-объект власти (вне зависимости от степени реальности либо номинальности, условности и декларативности подобных связей) Кабарда являлась сферой приложения сил и устремлений непосредственно Русского государства и Крымского ханства. В изучении предпосылок сближения Кабарды как с Русским государством, так и с Крымским ханством, характера взаимодействия, статуса сторон, политико-правового оформления отношений, получены определенные научные результаты37. Для описания связей, установившихся между Кабардой и Русским государством используются разные обозначения: «покровительство», «добровольное присоединение», «военный союз», «ратная дружба», «отношения зависимости», «вассальная зависимость», «своеобразное подданство», «боевое содружество», «протекторат», «военно-политический союз», «симмахия». При разнообразии формулировок в отечественной историографии вопроса в советское, постсоветское время и в современную эпоху не оспаривалось положение о добровольности и взаимовыгодности данных отношений. Обращает на себя внимание и единодушие, демонстрируемое отечественными исследователями в описании характера отношений Кабарды и Крымского ханства. Авторы пишут о «гнете» Крымского ханства над Кабардой, о борьбе кабардинцев с крымскими «захватчиками», об «агрессивных устремлениях» султанской Турции и ее вассала Крымского ханства. В целом попытки построения общей картины формата отношений Кабарды с Крымским ханством и Русским государством сводятся к модели: «Русское государство, выполняя роль спасителя соседних народов, помогало защититься Кабарде от турецко-крымской агрессии».
Подобное откровенно однобокое, «руссоценричное» видение обусловлено, во-первых, недостатком источников, призванных наиболее полно проиллюстрировать взаимоотношения Кабарды с Портой и Крымским ханством, во-вторых, приоритетной актуальностью исследований, связанных с образованием многонационального российского государства. С.Х. Хотко отмечает, что преимущественное внимание «получила тема связей Кабарды с Московским царством во второй половине XVI-XVII веках. История Кабарды преподносится почти целиком в русле истории российского государства, а изучение процесса установления дипломатических и политических отношений между двумя странами имеет тенденцию к преувеличенному толкованию в стиле политических, пропагандистских и литературных клише «добровольного присоединения», «вековой дружбе» и «мудром выборе предков». Очевиднейший исследовательский провал история кабардино-крымских отношений. Еще меньше внимания уделено османо-кабардинским связям в XVI-XVIII столетиях» .
Несмотря на справедливость заявления С.Х. Хотко об удручающей ситуации с изучением вопросов кабардино-крымских и османо-кабардинских связей и отношений, нельзя игнорировать образцовые, хотя и немногочисленные, исследования Н.А. Смирнова39, Е.Н. Кушевой и А.М.Некрасова 1. Качественно значимым и новым вкладом в рассмотрении поднимаемой проблемы является монографическое исследование К.Ф.Дзамихова и Б.К. Мальбахова42.
Попытка преодоления указанной тенденции просматривается и в работах, например, С.Х. Хотко и Т.Х. Алоева43. Первый указывает на существование «крымско-кабардинского альянса» в середине и второй половине XVII века. С начала и до конца 50-х годов XVIII столетия, по мнению С.Х. Хотко, начинается этап «острого противоборства» и «ухудшения крымско-кабардинских отношений». Повествуя о крымско-кабардинском «альянсе» или о крымско-кабардинских «противоречиях», исследователь говорит о равнозначных субъектах международной политики, а не о перманентной агрессии с одной стороны, при перманентно оборонительном характере действий - с другой. Исследователь указывает на то, что Кабарда успешно противостояла Крымскому ханству в борьбе за Восточное Закубанье . Т.Х. Алоев в своих исследованиях делает упор на устойчивость Кабарды перед лицом потенциальной либо реальной опасности, исходившей от Крымского ханства. Автор указывает и на целенаправленный подрыв Кабардой интересов Крыма. В работах Т.Х.Алоева Кабарда, наравне с Крымским ханством, выступает в качестве полноправного субъекта международной политики.
Таким образом, в работах отечественных исследователей приводятся соображения по поводу статуса Кабарды во взаимоотношениях с Русским государством и, так или иначе, находят отражение вопросы, связанные со статусом Кабарды во взаимоотношениях с Крымским ханством. Тем не менее остаются открытыми некоторые вопросы по проблеме возможностей существования полноценной кабардинской государственности при декларировании со стороны Русского государства и Крымского ханства зависимого по отношению к ним положения кабардинской политий. Поэтому последующие соображения, построенные на анализе содержания разнообразного корпуса источников45, необходимо рассматривать в качестве попыток рассуждения на эту тему.
В современном кабардиноведении утвердилась точка зрения, в соответствии с которой отношения, установившиеся между Русским государством и Кабардой в середине XVI в., рассматриваются в качестве военно-политического союза46. Отдельные авторы, работающие над данной проблематикой, усматривают наиболее близкую аналогию данному союзу в античном институте - симмахии (от гр. symmachia - sym «вместе» + machomai «сражаюсь») - соглашении о боевом союзе47. Характер союза и статус сторон в XVI-XVII вв. оговаривались в шертных соглашениях. В XVIII в. практика шертования уходит в прошлое, уступив место вступлению под имперскую «протекцию». И в первом и во втором случае реализовывался принцип покровительства России в лице ее государя над отдельными частями Кабарды либо над всей Кабардой .
Политико-правовой анализ кабардино-русских взаимоотношений, осуществленный К.Ф. Дзамиховым с привлечением списка критериев подданства, разработанного в отечественной историографии, показал, что 1) хотя со второй половины XVI в. русский царь стал номинально называться «государем кабардинских горских черкасских князей», фактически Кабарда не включалась в большой царский титул; 2) «правящие верхи Российского государства и Кабарды общались и имели официальные взаимоотношения друг с другом только через государственные структуры, представляющие внешнеполитическую сферу»; 3) кабардинцы не выплачивали налогов в общегосударственную казну; 4) на Кабарду не распространялось российское законодательство, она жила по нормам обычного права, и в Кабарде не была учреждена российская администрация . К.Ф. Дзамихов, таким образом, пришел к заключению, что отношения, установившиеся между Русским государством и Кабардой с 1557 г., не ограничивали самостоятельность последней в решении внутриполитических и внешнеполитических вопросов50. Официальные основания для распространения юрисдикции России на Северный Кавказ, и на Кабарду в частности, появляются не ранее XVIII в. и только после заключения Кучук-Кайнарджийского (1774 г.) и Ясского (1791 г.) русско-турецких договоров
Описывая основные положения шертных договоренностей, исследователи часто обращаются к присяге на верность Кабардинской земли Русскому государству и к жалованной грамоте царя Федора Ивановича верховному князю Кабарды Канбулату Идаровичу (1588 г.), как к наиболее типичным образчикам. В данных документах оговариваются права и обязанности сторон . Так, кабардинская сторона находится по отношению к Русскому государству «в службе и обороне» (гарантия защиты, т.е. «обороны» при условии верной «службы» Русскому государству в лице царя). «Служба» означала следующие моменты: «не приставати» к врагам государя и не отступать от него; считать врагов царя своими врагами, а друзей - своими же друзьями; в случае каких-либо боевых столкновений в регионе стоять на стороне астраханских и терских воевод, ратных людей государя; приводить под царскую руку местных владельцев как помогая астраханским и терским воеводам, так и самостоятельно; выезжать попеременно в Терский город и нести службу; участвовать не только в региональных столкновениях на стороне русского государя, но и в европейских войнах, если царь решит пойти на «своего недруга на Литовского и в Немцы» и т.д. Оборона он недругов предполагала защиту «ото всяких недругов», т. е. это могли быть как не вступившие «в царское жалованье и в службу» кабардинские князья, так и любые другие внешние силы, угрожавшие подписавшим шерть кабардинским князьям. Важной составляющей пункта об обороне являлось строительство нового русского города в устье Терека .
