Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Становление системы русского образования в Маньчжурии (1898-1917 гг.)
1.1. Роль администрации КВЖД в создании системы русского образования в полосе отчуждения 31 -42
1.2. Система образовательных учреждений: структура и принципы организации 42-62
. Примечания 62-65
Глава 2. Эволюция русского образования в Маньчжурии в 1917-20-х гг. XX века
2.1. Система русского образования в новых политических условиях 66-83
2.2. Советские и эмигрантские школы 83-108
2.3. Высшие учебные заведения и специальные школы в Харбине 108-131
Примечания 131-138
Глава 3 Эмигрантские школы в условиях японского (II оккупационного режима (1931-1945 гг.)
3.1. Политика оккупационных властей в области эмигрантской школы 139-155
3.2. Реформа народного просвещения 1937 г. и судьба русских учебных заведений 155-179
Примечания 180-184
Заключение 185-192
Список сокращений 193
Список источников и литературы 194-222
Приложения 223-251
- Роль администрации КВЖД в создании системы русского образования в полосе отчуждения
- Система русского образования в новых политических условиях
- Политика оккупационных властей в области эмигрантской школы
Введение к работе
Актуальность темы исследования.
Для осмысления социокультурных и национальных проблем новейшей
истории России представляется полезным исследование опыта русской школы
в Маньчжурии, сыгравшей решающую роль в сохранении духовного единства
диаспоры, воспитании толерантности по отношению к представителям
различных национальностей, проживавших на территории Северо-Восточного
Китая, сумевшей, несмотря на сложную политическую ситуацию 20-х гг. и
- японский оккупационных режим 1931-1945 гг., отстоять русские традиции в
образовании.
В условиях распада СССР и образования СНГ с их изменившимися
социокультурными условиями остро стоит вопрос об едином культурно-
образовательном пространстве в России и ее диаспоре, о сохранении русской
^ национальной культуры и, в частности, русской школы. В этой связи
несомненный научный интерес представляет обращение к уникальному опыту
наших соотечественников, волею исторической судьбы оказавшихся на
территории Маньчжурии и в условиях полиэтнической среды сумевших создать
систему русского образования, явившуюся главным механизмом культурного
1# воспроизводства диаспоры.
Актуальность темы определяется современным состоянием российского
общества, находящегося в поиске национальной идеи, способной
противостоять негативным тенденциям, выражающимся, с одной стороны, в
преклонении перед западными приоритетами, с другой, в гипертрофии
("* национального чувства, перерастающего в национализм и этнофобию.
В силу пограничного положения Китая и России, в свете последних политических событий, связанных со стремлением двух стран к взаимопониманию и сотрудничеству, представляется актуальным опыт русской
Ґ*
школы по взаимодействию отечественной культуры с культурами этносов, проживавших на территории Маньчжурии.
Дополнительную актуальность данной теме придает тот факт, что комплексных исследований, позволявших рассматривать историю русской школы в Маньчжурии в условиях трех политически неоднородных периодов (1898-1917 гг., 1917-1931 гг., 1931-1945 гг.), ни в отечественной, ни в зарубежной историографии не было.
Степень научной разработанности темы. Тема русской школы за
рубежом стала привлекать внимание отечественных исследователей на рубеже
« 80-90-х гг. прошлого века, когда в условиях идеологического плюрализма перед
ними открылись возможности объективного осмысления истории зарубежной
России.
Историография советского периода существовала в жестких
идеологических рамках, доступ к большинству эмигрантских архивов был
іф закрыт для исследователей, что создавало препятствия объективному
освещению проблемы. На страницах советской исторической литературы
эмиграция выступала в образе врага, независимо от социальной
принадлежности и рода занятий в стране проживания. Из всех аспектов
эмигрантской проблемы, главным образом, разрабатывалась деятельность
|# контрреволюционных организаций, направленная на свержение советского
режима, и работа советских разведорганов по борьбе с ней. Вопросы, связанные
с драматическими коллизиями эмигрантской судьбы, затрагивались лишь на
страницах эмигрантских мемуаров, авторы которых вернулись в СССР после
Второй мировой войны1. Дальневосточный аспект эмигрантской темы в
( исторических работах советского времени встречался редко и носил
фрагментарный характер.
Первая информация о деятельности русской интеллигенции в Китае появилась в работе Б.А. Ивашкевича «Писатели, ученые и журналисты на Дальнем Востоке за 1918-1922 гг.»2. В 1923 г. была сделана первая попытка (*
комплексного освещения эмигрантской темы: В. Белов, пользуясь материалами, собранными в двухлетней эмиграции, эмигрантской прессой, специальными трудами по русскому вопросу, изданными за границей, в работе «Белое похмелье» дал обзор численности российских эмигрантов, условий их проживания, политических настроений3. Отдельные факты, связанные с распространением советской книги в Китае и с характером харбинской прессы в 20-е гг., приведены в работе А.Д. Киржница «У порога Китая»4.
В годы сталинизма на эмигрантскую тему был наложен запрет, и
выходившие на Западе после окончания Второй мировой войны исторические
исследования и мемуары о жизни этой части русской диаспоры были, как
правило, доступны лишь узкому кругу специалистов. И лишь в период
хрущевской «оттепели» «Зарубежная Россия» вновь напомнила о себе. Однако
основную массу публикаций составили не научные исследования, а работы,
основанные на личных воспоминаниях бывших эмигрантов, возвратившихся в
(ф СССР после Второй мировой войны. Со страниц печатных изданий
В.В. Шульгин, Л.Д. Любимов, Д.И. Мейснер и др. рассказали о драматических судьбах эмигрантов, показали особенности эмигрантского быта, дали живые характеристики многим выдающимся деятелям культуры русского зарубежья5.
Учитывая, что мемуары несут в себе субъективную авторскую оценку
пользу для исследования: богатый фактический материал, собранный в
воспоминаниях эмигрантов, сыграл свою роль в появлении целого ряда
научных работ, касавшихся эмигрантской проблемы.
В 70-80-е гг. отечественная историография пополнилась целым рядом
^ исследовательских работ, поднимавших проблему эмиграции, но, главным
образом, посвященных политическому аспекту темы. Работы по-прежнему носили разоблачительный характер и представляли лишь те сюжеты, которые были позволены цензурой. Среди исследователей этого периода, внесших весомый вклад в развитие историографии российской эмиграции, -
і*
Л.К. Шкаренков, С.А. Федюкин, Д.Л. Голинков, В.В. Комин, Г.З. Иоффе, Г.Ф. Барихновский и др.6 Однако и эти авторы лишь фрагментарно касались истории дальневосточной ветви русской эмиграции в контексте политической деятельности белых группировок за рубежом. Объективная оценка деятельности харбинских ориенталистов7 была дана П.Е. Скачковым в «Очерках истории русского китаеведения»8.
Тема русской школы за границей в этот период так и не стала предметом
интереса исследователей, видимо, потому, что не отвечала идеологическим
запросам советского общества.
ж На рубеже 1980-1990-х гг. обозначился качественно новый этап в
изучении русского зарубежья, для которого характерно стремление
исследователей к объективному анализу истории русской эмиграции, в том
числе дальневосточной, на основе вводимых в научный оборот недоступных
ранее архивных материалов. Богатейшие возможности для исследования
іщ российской эмиграции в Китае открылись в нач. 90-х гг., когда из спецхрана
ФСБ в Государственный архив Хабаровского края (ГАХК) началась передача уникальных харбинских фондов. Расширение источниковой базы значительно продвинуло изучение истории дальневосточной эмиграции.
На страницах периодической печати появилось множество статей,
{'Щ освещавших самые разнообразные проблемы российской эмиграции
Маньчжурии; опубликованы новые воспоминания эмигрантов; переведены на
русский язык зарубежные исследования по истории дальневосточной диаспоры;
многие аспекты темы поднимались на международных и региональных
конференциях в Москве, Владивостоке, Хабаровске, Новосибирске и др.
"'* городах.
Одним из первых историю русских в Маньчжурии, свободную от идеологических клише, показал Г.В. Мелихов. В книгах «Маньчжурия далекая и близкая» и «Белый Харбин. Середина 20-х» он обратил внимание на то, что уровень образования и культуры в Харбине был выше среднерусского, что
«многонациональный Харбин потому и называют «русским», что объединяющим все национальности и национальные культуры были здесь русский язык и русская культура»9.
Наряду с работами Г.В. Мелихова, весомый вклад в развитие
историографии дальневосточной эмиграции внесли публикации Е.П. Таскиной.
В книге «Неизвестный Харбин» автор на основе личных воспоминаний и
эмигрантских источников освещает проблему сохранения русской
национальной культуры в условиях восточной страны. В антологии «Русский
Харбин», состоящей из шести тематических разделов, один посвящен
- организации высшего образования русских в Харбине10. В нем сосредоточена
масса фактического материала, который дополнен комментариями составителя. История высшего образования представлена историческими очерками Н.П. Автономова, Н.П. Калугина и др.11
Как справедливо отмечает Э.В. Ермакова, большая часть научной
(ф литературы по проблемам восточной ветви русской эмиграции увидела свет
благодаря усилиям дальневосточных исследователей12. Особенности дальневосточной ветви русской эмиграции представлены в трудах владивостокских и хабаровских исследователей: В.В. Сонина, В.Ф. Печерицы, Н.И. Дубининой, Ю.Н. Ципкина. В.В. Сонин и В.Ф. Печерица рассмотрели
«4 широкий круг вопросов, связанных с формированием беженских колоний,
политической и культурной деятельностью российских эмигрантов, социально-бытовыми условиями13. В.Ф. Печерица обратил внимание на деятельность русских образовательных учреждений в Маньчжурии, таких как Харбинский политехнический институт, Юридический факультет, гимназия ХСМЛ14, в
'* контексте истории русской эмигрантской культуры в Китае. Н.И. Дубинина и
Ю.Н. Ципкин исследовали особенности Дальневосточной ветви российской эмиграции на материале Харбинского комитета помощи русским беженцам, одним из направлений деятельности которого было школьное дело15.
Тенденция к всестороннему изучению российского зарубежья, наметившаяся в 90-е гг. прошлого века, проявилась в выделении проблем образования в эмиграции как масштабного и многомерного объекта исследования специалистами различных дисциплин. Свидетельством этому
явилась Всероссийская научная конференция «Образование и педагогическая
і*
мысль российского зарубежья» 1994 г. в Саранске. Вопросы образования и
практического наследия русского Харбина были рассмотрены в докладах
В.К. Григоровой и В.П. Жуковой16.
Сведения о русских школах в Маньчжурии появлялись и в
периодических публикациях журнала «Проблемы Дальнего Востока», с конца
80-х гг. открывшего рубрику «Русские в Китае». Разностороннюю информацию
о жизни россиян в Северо-Восточном Китае содержат вестники общественной
ассоциации «Харбин» в Новосибирске - «Харбинъ» и «На сопках
Маньчжурии», а также «Русские в Китае» (учредителями последнего являются
(Д, отделение ассоциации «Харбин» в Екатеринбурге и Свердловский областной
архив). Сведения о русских образовательных учреждениях в Маньчжурии публиковались в журнале «Русская Атлантида», увидевшем свет благодаря усилиям бывших харбинцев, живущих ныне в Челябинске.
О количестве публикаций по теме русского зарубежья можно судить
іЦ также по библиографическому указателю Института истории, археологии и
этнографии народов Дальнего Востока ДВО РАН, при котором в 1995 г. был
создан Центр по изучению истории российской эмиграции в странах АТР17. За
период с 1996 по 2000 г. опубликовано около ста работ, в которых нашли
отражение различные аспекты истории российской эмиграции в странах
(Ь Азиатско-Тихоокеанского региона, в т.ч. и в Маньчжурии. Среди них имеются
как отдельные издания, так и статьи.
В разнообразном спектре проблем истории российской эмиграции в Маньчжурии ее культурный аспект по-прежнему вызывает устойчивый интерес исследователей. Деятельность российской творческой, научной и технической
1#
интеллигенции, ее вклад в дело воспитания и образования эмиграционной молодежи рассматриваются в работах Н.А. Василенко18, В.К. Григоровой19, СИ. Лазаревой20, В.Ф. Печерицы21, В.В. Сонина22, А.А. Хисамутдинова23, Г.И. Каневской24, Г.В. Мелихова25, ЕЛ. Таскиной26, Н.П. Крадина27, С.С. Левошко28, Т.Н. Ясько29и др.
Те или иные аспекты истории русского образования в Маньчжурии нашли отражение в работах О.И. Еропкиной30, СП. Звягина31, Т.Д. Каруса32, Е.Ю. Кудиновой33, Л.П. Маркизова34, В.В. Перминова35, И.Ф. Царька36 и др.
\*
Вопросы истории русского образования в Китае обсуждались в рамках
международной научной конференции во Владивостоке в 1999 г. В частности,
различные аспекты образовательного процесса российских эмигрантов в Китае
были представлены в докладах СИ. Лазаревой, О.И. Сергеева37, В.Н. Фомина38,
И.Ф. Царька39, Л.Ф. Говердовской40. Все авторы сходятся во мнении, что в
трудных условиях эмиграции русские учебные заведения способствовали
<ф сохранению русского характера, менталитета, любви к России; русская система
образования позволила многим молодым эмигрантам стать признанными специалистами во многих странах мира.
Благотворительность церкви и общественных организаций в деле
образования и воспитания молодого поколения оказалась в фокусе внимания
(Л историков Е.Н. Жуковской41, И.К. Капран42, М.В. Кротовой43, Н.А. Олещук44,
О.И. Кочубей, В.Ф. Печерицы45 и др. Исследователи справедливо отмечают
объединяющую и сплачивающую роль русской православной церкви, сумевшей
создать хоть и небольшую, но достаточно эффективную систему духовных
школ и ставшей хранительницей отечественной духовной культуры и русских
(* национальных традиций.
В последнее десятилетие появились новые монографические труды по истории русской эмигрантской колонии в Китае. Монографии Г.В. Мелихова «Российская эмиграция в Китае (1917-1924)»46 и Н.Е. Абловой «КВЖД и российская эмиграция в Китае (первая половина XX в.)»47 исследуют основные
этапы истории русской колонии в Китае, историю КВЖД и российской
послеоктябрьской эмиграции в контексте международных отношений на
Дальнем Востоке в 1-ой пол. XX в. Авторы убедительно показывают значение
КВЖД для России и Китая, отмечая, что русскими в Маньчжурии была
заложена высокая культура, и в этом особую роль сыграли русские школы и
институты. Говоря об изменении русской школы в период японской оккупации,
историки неоднозначно относятся к проведенной в 1937 г. реформе
образования. Г.В. Мелихов считает, что «японские реформы в области
образования не разрушили здесь систему русского образования, а лишь
. видоизменили его форму в соответствии со стандартами Японии и новой
«империи»48. Н.Е. Аблова видит в закрытии ряда русских школ и высших учебных заведений разрушение системы русского образования49. Заметим, что в монографии Н.Е. Абловой, на наш взгляд, имеется фактическая неточность; не соответствует действительности утверждение автора о том, что первыми
<ф учебными заведениями в Харбине являлись Коммерческие училища КВЖД50.
В монографии группы исследователей: СИ. Лазаревой, О.И. Сергеева, Н.Л. Горкавенко «Российские женщины в Маньчжурии: Краткие очерки из истории эмиграции» - в контексте заявленной темы рассматривается и вклад русских женщин в становление образования и науки в регионе, в сохранение и
(I* развитие национальной культуры в условиях зарубежья51.
Сквозь призму диаспоры исследует историю российской эмиграции Е.Е. Аурилене в монографии «Российская диаспора в Китае: Маньчжурия. Северный Китай. Шанхай 1920-1950-е гг.». Автор обращает внимание на интегрирующую роль русской школы в трех центрах локализации русской
№ диаспоры в Китае. Делается вывод о том, что в Маньчжурии сложились
наиболее благоприятные условия для сохранения этнокультурной целостности диаспоры по сравнению с Северным Китаем и Шанхаем, где в русских колониях в 30-40-е гг. наблюдались ассимиляционные тенденции. Монография Е.Е. Аурилене в соавторстве с И.В. Потаповой «Русские в Маньчжоу-Ди-Го:
11 «Эмигрантское правительство» рассматривает деятельность Бюро по делам российских эмигрантов в Маньчжурской империи, сделавшего все возможное, чтобы молодые люди, не знавшие России, не потеряли русских корней и духовных традиций Родины52. В упомянутой монографии авторы впервые опубликовали ряд архивных документов по истории русского образования в Маньчжоу-Ди-Го.
Определенный вклад в исследование проблемы русской школы в
Маньчжурии внесла монография В.Ф. Печерицы «Духовная культура русской
эмиграции в Китае». В специальной главе автор анализирует деятельность
. российской интеллигенции в организации средней и высшей школы, роль
вузов, школ Маньчжурии в духовном воспитании молодых эмигрантов и, в первую очередь, харбинского Юридического факультета - центра культуры, науки и образовании53. Нельзя не согласиться с выводом автора, что основной задачей эмигрантской школы было сохранение национальной культуры,
{ф воспитание молодого поколения для будущей России.
В монографии Н.Л. Горкавенко и Н.П. Гридиной «Российская интеллигенция в изгнании: Маньчжурия 1917-1940 гг. Очерк истории» рассматривается процесс адаптации российской интеллигенции в Маньчжурии, роль педагогов, сумевших в труднейших экономических и правовых условиях
(4 чужбины спасти тысячи русских детей от денационализации54.-
Проблемы общественно-политической и культурной жизни русской эмиграции в Маньчжурии нашли отражение в работах Л.Ф. Говердовской «Общественно-политическая и культурная деятельность русской эмиграции в Китае в 1917-1931 гг.» и «Идейно-политические течения русской эмифации в
^ Китае в 20-40-е гг. XX в.». Автор рассматривает деятельность русской
эмифации от начала ее «исхода» вплоть до японской интервенции и последующего коренного изменения положения русской диаспоры, внесшей значительный вклад в культурное развитие Китая55.
Деятельности этнических общин, сформировавшихся в рамках российской эмигрантской колонии Маньчжурии, посвящены публикации В.В. Романовой56. По мнению автора, администрация КВЖД создала удивительную атмосферу национальной и религиозной терпимости, благодаря чему еврейская община смогла превратиться в значительный центр российского еврейства на Дальнем Востоке. Одним из направлений деятельности общины являлось образование и воспитание еврейской молодежи, с одной стороны, в духе национальных традиций, с другой, - в приверженности двум культурам -еврейской и русской.
В работе Н.А. Василенко «История российской эмиграции в освещении
современной китайской историографии» анализируется точка зрения китайских
исследователей на проблему миграции и формирования российских колоний в
ряде провинций и городов Китая, обращается внимание на спорные моменты в
освещении некоторых аспектов истории российской эмиграции в Китае, в т.ч. и
/^, культурного57. В главе «Китайские исследователи о культурно-историческом
наследии российской эмиграции в Харбине» сделана заявка на рассматривание китайскими исследователями системы образования российской эмиграции, но, к сожалению, Н.А. Василенко не освещает данную тему.
Во 2-ой пол. 90-х гг. XX в. - нач. XXI в. появились диссертационные
(jj| исследования, в которых рассматриваются вопросы науки и образования в
Маньчжурии. Среди авторов этого периода - Н.Н. Аблажей58, Е.Е. Аурилене59,
М.А. Павловская60, Л.Ф. Говердовская61, Н.В. Гончарова62, Т.В. Ревякина63,
О.И. Еропкина64 и др. В диссертации О.И. Еропкиной исследуется состояние
школьного образования в Маньчжурии первой трети XX в., выявляются
ifc тенденции развития русской школы и деятельность учительства. Специальное
внимание обращено на деятельность учебного отдела КВЖД по управлению школами и пути сохранения русских национальных традиций просвещения дореволюционной России в эмиграции. Автор проанализировала содержание образовательной, воспитательной деятельности школы и учительского корпуса,
раскрыла процесс реализации в условиях эмиграции педагогических идеи школьной реформы дореволюционной России.
Накопленный объем фактической информации по истории дальневосточной эмиграции закономерно привел к изданию энциклопедий, словарей и справочной литературы о деятельности русских в Китае. Богатейшая информация, основанная на материалах отечественных и зарубежных архивов, содержится в работах А.А. Хисамутдинова: «По странам рассеяния», «Российская эмиграция в Азиатско-Тихоокеанском регионе и Южной Америке. Библиографический словарь», «Российская эмиграция в Китае: Опыт энциклопедии», «Следующая остановка - Китай: Из истории русской эмиграции»65. Из названных работ самой значительной по объему информации является «Российская эмиграция в Китае: Опыт энциклопедии». Она содержит более тысячи статей о деятельности первой волны российской эмиграции в Китае, включая 54 персоналии харбинских преподавателей и
/^ учителей, а также 25 статей, посвященных известным харбинским учебным
заведениям: училищам, гимназиям, конвентам и институтам.
Историю русской школы в Маньчжурии невозможно рассматривать вне связи с общей историей Северо-Восточного Китая и КВЖД, что потребовало изучение автором широкого круга литературы по региональной тематике.
(% Значительный интерес в этой связи представляют работы историков
Ю.М. Галеновича66, Н.Е. Абловой67, Н.В. Куликовой68 и др., которые позволили автору реконструировать картину политического и социально-экономического развития региона и осмыслить в ее контексте эволюцию русского образования в Маньчжурии.
^ Зарубежную литературу по истории дальневосточной эмиграции можно
Роль администрации КВЖД в создании системы русского образования в полосе отчуждения
История становления системы русского образования в Маньчжурии начинается со строительства Китайско-Восточной железной дороги (КВЖД), т.е. с конца XIX в. В 1897 г. царская Россия по соглашению с Пекином начала грандиозное строительство почти 2500-километровой железной дороги, соединившей Центр России и Сибирь с Приморьем через территорию Маньчжурии. Строительство КВЖД имело большое значение для России и Северо-Восточного Китая. Транзитная магистраль предоставляла важные преимущества России и позволяла ей добиваться решения военных, экономических и политических задач, стоявших в тот период перед страной на
Дальнем Востоке. Строительство дороги также предполагало сближение России с народами Востока, что должно было проявиться не только в экономическом сотрудничестве, но и в распространении русской культуры в Северо-Восточном Китае. Управляющим КВЖД с 1902 г. был назначен выпускник Инженерной академии Дмитрий Хорват.
После окончания строительства в 1903 г. был установлен наиболее короткий рельсовый путь между европейской частью России и Дальним Востоком. Прокладка магистрали и связанное с ней основание города Харбина оказали влияние на развитие всех сторон общественной жизни Маньчжурии, в т.ч. на становление системы народного образования. По российско-китайским соглашениям1, территория, относящаяся к КВЖД, считалась русской полосой отчуждения, и российские подданные пользовались правами экстерриториальности, имели русское самоуправление со своими администрацией, судом, банками и учебными заведениями. Согласно договору о постройке КВЖД, управлению дороги предоставлялось право широкого развития своей школьной сети и культурно-просветительной деятельности.
В 1899 г. в Харбине проживало 14.000 российских подданных, не считая Охранной стражи (5000 чел.). Первым поколением, приехавшим из России в Маньчжурию, были люди с высшим образованием (старший технический персонал) и, в силу этого, они имели определенные культурные и образовательные потребности2.
Проблема обучения русских детей возникла еще в 1898 г., когда первые строители КВЖД стали приезжать сюда вместе с семьями. Жизненное обустройство в полосе отчуждения началось не только с постройки жилья и церквей, но и организации школ для детей. К концу года (6 декабря) в поселке русских поселенцев появилась, благодаря средствам управления КВЖД, начальная школа, первая не только в Харбине, но и во всей Маньчжурии. Заведовать этой школой специально пригласили из России учителя И.С. Степанова. Иван Степанович Степанов, окончивший в 1882 г.
Учительский институт в Поливановске Московской губернии, прибыл в Маньчжурию в 1898 г. и прожил здесь всю жизнь. Супруга главного инженера КВЖД А.И. Юговича, М.И. Югович, стала попечителем школы. Эти два человека добились бесплатного обучения в школе, которая позже получила название Старохарбинской. Дорога отпустила средства на приобретение
учебных пособий, книг и тетрадей. Иван Степанович сам составил букварь и отпечатал его бесплатно в типографии КВЖД. Этот учебник считается первой книгой, напечатанной в Харбине. В 1900 г. на нужды школы были отпущены 5,5 тыс. руб. На эти средства она обзавелась библиотеками для учителей и учеников, приобрела так называемый «волшебный фонарь» с картинками по различным отраслям знаний и закупила учебные пособия. В школе сначала учились 11 детей, затем - 20. Учебный год длился с 20 августа по 30 мая. В следующем году число русских учеников возросло до 70. Был приглашен второй учитель - Гликерия Николаевна Павлевская. С каждым годом количество учащихся возрастало: в 1900 г. в школе учились 93 ученика, в 1901 г. - 140, а в 1902 г. - уже 2073. Школа имела в своем распоряжении две библиотеки: для учителей и учащихся. В 1908 г. в них насчитывалось около 3-х тыс. книг4.
Система русского образования в новых политических условиях
Октябрьская революция 1917 г. и Гражданская война в России изменили политико-правовое поле, в котором функционировала русская школа в Маньчжурии. Если Февральскую революцию харбинцы встретили, как и вся Россия, митингами и агитациями за списки в Учредительное собрание, то Октябрьскую революцию приняли враждебно. Советскую власть не признали, а генерал Д.Л. Хорват своими действиями совместно с китайскими властями препятствовал установлению большевистской власти в зоне КВЖД1. После Октябрьской революции в России наметилась вторая волна переселения русских в Харбин. Среди «вынужденных переселенцев» были представители ( высших кругов российского общества, офицеры и солдаты царской армии, казаки и мирные жители. Они считали, что борьба с большевизмом окончательно не проиграна, и верили, что вернутся на Родину, которой хотели служить. Они уходили со своим духовенством, со своим флотом и со своей военной организацией, наконец, со своими учебными учреждениями.
В декабре 1917 г., когда народные комиссары закрыли в Петрограде
Русско-Азиатский банк2, тут же было ликвидировано и находившееся в Петрограде Правление общества КВЖД. А в Харбине к этому времени появились Советы рабочих и солдатских депутатов, которые приняли резолюцию о немедленном захвате власти и об отстранении главы гражданской
№ и железнодорожной администрации генерала Д.Л. Хорвата. Однако
намеченный на 13 декабря план установления советской власти в Харбине вооруженной силой не удался. Безуспешными оказались и другие попытки советизации КВЖД. Харбинцы в большинстве своем не приняли советскую власть.
Пока шла Гражданская война, китайские власти были очень осторожны в отношении прав русского населения. Так, административные права железнодорожной администрации над населением города и полосы отчуждения сохранялись до сентября 1920 г., пока Пекинское правительство не объявило их аннулированными. Президент Китайской Республики Сюй Шичан издал декрет, согласно которому, проживающие в Маньчжурии подданные бывшей Российской империи были лишены прав экстерриториальности. В Пекине состоялось собрание акционеров Русско-Азиатского банка, на котором было подписано соглашение с Китайским правительством о новой структуре .у Правления, организованного к концу 1920 г. В феврале 1921 г. в управление дорогой вступил прибывший из Парижа инженер Б.В. Остроумов. Однако никаких административных прав над населением полосы отчуждения КВЖД Остроумов не имел. Официально дорога управлялась международным техническим комитетом. Охрану интересов русского населения взяли на себя власти Трех Восточных Провинций, как стала тогда называться Маньчжурия.
Тогда же пекинское правительство образовало Особый Район Восточных Провинций (ОРВП), который включал территорию полосы отчуждения КВЖД. К 1922 г. только в этом районе российское население удвоилось, по сравнению с 1917 г.
Политика оккупационных властей в области эмигрантской школы
В сентябре 1931 г. началась японская оккупация Маньчжурии, обозначившая новый поворот в судьбе русской эмиграции. 1 марта 1932 г. японцы опубликовали декларацию, объявляющую о создании «независимого» государства Маньчжоу-Го на территории Маньчжурии, после чего приступили к формированию его властных структур. Всем административным аппаратом руководил Государственный Совет Маньчжурии, который состоял из отраслевых министерств - экономики и торговли, путей сообщения, финансов, внешних сношений, военного, внутренних дел, народного просвещения, юстиции, департамента по делам Хинганских провинций. Правителем
Маньчжоу-Го был назначен последний представитель Цинской династии Пу-И, который, фактически, был лишь символом «независимости» государства. Реальная власть была сосредоточена в руках японских оккупационных властей.Позднее, 1 марта 1934 г., Маньчжоу-Го было провозглашено империей, а Пуимператором. В связи с этим государство получило новое название Маньчжоу-Ди-Го. Фактическим хозяином «империи» стало командование
Квантунской армии.
Оккупация Маньчжурии и создание на ее территории марионеточного государства явились важным элементом реализации японской геополитики, в основу которой был положен принцип Ван-Дао (Императорский путь). Суть принципа Ван-Дао заключалась в провозглашении Японии «первым государством на земле», а японцев - «единственной божественной нацией на земле». Именно этой нации было «предопределено» господствовать над всеми остальными народами. Из принципа Ван-Дао вытекал принцип Хакко Итиу «Весь мир под одной крышей». Маньчжурия стала своеобразной репетицией «общего дома» для различных национальностей под эгидой Японии2.
В осуществлении своей колониальной политики в Маньчжурии японские власти делали ставку на эмигрантское население этой страны. Особый интерес для них представляла русская «белая» колония, отношение которой к оккупантам было неоднозначным. Часть эмигрантов увидела в происходящем «начало больших событий, которые так долго и с таким нетерпение ожидались ею»3. Другая часть, особенно старшее поколение, помнившее японцев по Гражданской войне, отнеслась к ним неприязненно и настороженно.
4 В новом государстве Маньчжоу-Ди-Го делами просвещения, религии,
церемонии и традиций, а также духовного развития народа ведало Министерство народного просвещения (МНП). К ведению департамента учебных дел относились дела, касающиеся школьного образования, школьной санитарии, школьных искусств и ремесел, составления и рассмотрения учебников4.
Для школ начались трудные времена, связанные с общей депрессией.
Прежде всего, это выражалось в материальных трудностях, отсутствии дотаций, недобором платы за учение, уменьшением числа учащихся. В тяжелом материальном положении оказались и педагоги городских и поселковых школ. МНП дало распоряжение о сокращении жалования учителям на 20%5. На помощь школам и детям пришли как уже существовавшие, так и вновь созданные общественные организации. В сентябре 1933 г. при Русском Общественном комитете был образован «Отдел помощи детям школьного ,и возраста», который занимался пополнением запаса теплой одежды, белья, обуви, созданием запаса учебников, школьных пособий и прочего, снабжением этим нуждающихся русских школьников6.
