Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Политико-правовое положение российской бюрократии в системе местного управления в первой половине XIX в 35
1. Структура органов местного управления в первой половине XIX века и правовое положение в ней чиновничества 36
2. Динамика роста бюрократии и уровень ее профессионализации 64
3. Типологические особенности развития российского чиновничества 99
Глава II. Социокультурный облик чиновничества в системе местного управления в первой половине XIX в 120
1. Социальное происхождение, возраст и конфессиональный состав чиновничества 120
2. Материальное и семейное положение чиновничества 140
3. Общественная жизнь, быт и нравы губернского и уездного чиновничества 157
Заключение 185
Список источников и литературы 192
Приложение 201
- Структура органов местного управления в первой половине XIX века и правовое положение в ней чиновничества
- Типологические особенности развития российского чиновничества
- Социальное происхождение, возраст и конфессиональный состав чиновничества
- Общественная жизнь, быт и нравы губернского и уездного чиновничества
Структура органов местного управления в первой половине XIX века и правовое положение в ней чиновничества
В России на протяжении всей первой половины XIX в. и вплоть до реформ 60-70-х годов продолжала функционировать система местного управления, сформировавшаяся в основных своих чертах еще в ходе губернской реформы 1775 г. При проведении губернской реформы правительство, с одной стороны, стремилось отделить судебную власть от местной администрации путем объединения губернских и уездных учреждений и должностных лиц в три группы: административно-полицейскую, финансово-хозяйственную и судебную. Кроме того, создавалась система прокурорского надзора. С другой стороны, правительство стремилось с помощью административных методов регулирования сохранить за собой полный контроль над всеми органами управления на местах.
На рубеже XVIII-XIX веков структура органов местного управления претерпела некоторые изменения, которые, однако, не затронули основ существовавшей системы местного управления. Исчезли такие органы сословного суда как нижняя и верхняя расправа, губернский магистрат и верхний земский суд. Их функции на себя взяли уездные суды и палаты уголовных и гражданских дел. Александр I планировал перестроить всю систему управления и, ставя перед собой столь масштабные задачи, он предлагал опираться в их исполнении на элитарное общество, социально-культурная деятельность которого должна была стать независимой. При этом, он мало уделял внимания реорганизации системы губернских и уездных учреждений.4 С образованием в начале XIX в. министерств органы местного управления были приписаны к различным ведомствам. Формирование ведомственной системы, с одной стороны, усилило централизацию власти, четко разделив полномочия министерств, с другой, повысило эффективность управления на местах, дав здесь больше самостоятельности в решении многих проблем, однако основных принципов организации и деятельности губернских и уездных органов не изменило.
Николай І, в отличие от Александра I, после событий 14 декабря 1825 года не доверял дворянству и приложил немало усилий, чтобы положить конец попыткам просвещенной его части активно участвовать в административном управлении. В своей внутренней политике он делал ставку на бюрократию строго подчиненную и иерархически выстроенную. В связи с этим Астольф де Кюстин писал в своих мемуарах: «Чин - это нация, сформированная в полки и батальоны, военный режим, примененный к обществу в целом и даже к сословиям, не имеющим ничего общего с военным делом».5
Сословное разделение российского общества нашло свое отражение и в устройстве государственного управления. Многие должности в губернских и уездных присутствиях занимались выборными от различных сословий, при этом преимуществом пользовались представители дворянского сословия. Особенно отчетливо принцип сословного разделения можно проследить на примере судебной системы, в основу которой он был положен и продолжал действовать вплоть до судебной реформы 1864 г., а применительно к крестьянам и после реформы - в форме волостных судов.
Российская империя в административно - территориальном отношении делилась на губернии, уезды, города и станы. В начале XIX в. (1803 г.) в стране насчитывалось 48 губерний, а к середине века (1850 г.) их количество достигало 52. Несколько губерний могли входить в состав генерал-губернаторства. Во главе генерал-губернаторства по «Учреждению о губерниях» 1775 г. стоял наместник или генерал-губернатор. Он не относился к системе местного управления, однако тесно был с ней связан, в следствии чего о нем необходимо упомянуть. Законодательство конца XVIII века не устанавливало пределов полномочий генерал-губернаторов, поэтому в их руках сконцентрировались функции как надзора, так и управления. Наместниками или генерал-губернаторами становились особо доверенные лица императора, имевшие широкие возможности в управлении и стоявшие над всей системой местного управления. Они были подотчетны лично императору, а в XVIII в. императрице и фактически являлись органом верховного политического надзора.
В 1797 году Павел I упразднил эту должность, лишив чиновников ее занимавших военной власти с одновременным переименованием их в «начальствующих по гражданской части», но при Александре I в 1819 г. (в Москве в 1816 г.) она была восстановлена и все отобранные права возвращены. Однако единства мнения в правящих верхах по поводу этой должности все же не было. Так, Комитет 6 декабря 1826 г. предлагал ее снова упразднить, но Николай I сохранил этот институт политической власти. Более того, к середине века число генерал-губернаторств даже выросло. Генерал-губернаторы были в столицах и на окраинах страны. Иногда статус генерал-губернаторств давался регионам, на территории которых происходили массовые волнения. Должность генерал-губернатора считалась более престижной чем губернаторская, так как ее полномочия приравнивались к министерским. Это вносило путаницу во взаимоотношения генерал-губернатора с министрами и органами местного управления, а также принижало роль губернаторов. Указ 1831 г. приравнял права и обязанности генерал-губернаторов в вопросах управления с правами гражданских губернаторов, возглавлявших губернии не входившие в генерал-губернаторства. Деятельность генерал-губернатора осуществлялась через находившуюся при нем канцелярию, которая связывала его с центральным аппаратом и местными учреждениями. Однако, некоторые генерал-губернаторы действовали напрямую. Так, в Москве Дмитрий Владимирович Голицын лично «занимался уголовною частию и следил за важнейшими делами. Всякое первое число месяца все судьи, председатели палат, советники губернского правления и член управы благочиния обязаны были являться к нему с ведомостями о решении дел. Кроме наблюдения за числом их и арестантов, он расспрашивал о важнейших делах, и что странно, в будущее первое число он вспоминал, бывало, на чем остановилось дело в прошедший месяц...»
Сложившаяся в начале XIX века ведомственная система управления приписала все губернские и уездные учреждения, а также и должностных лиц к определенным министерствам. Губернаторы были отнесены к Министерству внутренних дел. Эта должность существовала в двух формах: гражданской и военной. Функции их были одинаковы, за исключением того, что военному губернатору подчинялись расположенные в губернии войска внутренней стражи: губернский батальон и уездные инвалидные команды. В районах имевших чисто военное назначение, например Кронштадт, существовали просто военные губернаторы, но они не являлись гражданскими администраторами. Для некоторых губерний существовала смешанная военно-гражданская форма управления в лице военного губернатора губернского города и гражданского губернатора губернии.9 Иногда они назывались - военный губернатор и управляющий гражданской частью.
На должность губернатора назначал император из числа кандидатов, представленных ему на выбор министром внутренних дел.10 Являясь чиновником Министерства внутренних дел и соответственно подчиняясь министру губернатор был обязан ежегодно представлять на «высочайшее имя» отчеты о состоянии дел в губернии. Сложившееся двойное подчинение губернатора вносило некоторую неопределенность в его положение, так как прямые контакты с императором через голову начальника могли вызвать недовольство последнего. Одновременно такая ситуация оставляла губернатору возможность для маневра, ослабляя влияние на него министра. Вместе с тем, в случае каких-либо должностных проступков начальника губернии или межведомственного конфликта, министр внутренних дел, стремясь сохранить авторитет возглавляемого им ведомства, а в конечном итоге и свое кресло, обычно выступал в качестве защитника своего подчиненного, спасая его от гнева императора или действий других органов власти. Это часто придавало деятельности «хозяина губернии» характер безнаказанности. Так, например, в 1832 г. тверской губернатор К.Я. Тюфяев недовольный действиями вышневолоцкого стряпчего в порыве ярости отнял у чиновника бумаги, оскорбив при этом его.11 Заведенное по рапорту стряпчего дело, благодаря заступничеству министра внутренних дел закончилось ничем. Скандал был замят, а министр юстиции не стал добиваться наказания для К.Я.Тюфяева за нанесение стряпчему оскорбление и грубое вмешательство в дела его ведомства.
Типологические особенности развития российского чиновничества
Человеческий фактор, вносивший серьезные коррективы в деятельность бюрократии, позволяет говорить о том, что ни одна методологическая схема не может претендовать на универсальность в познании и описании бюрократии как социального явления. Поэтому любой методологический подход следует воспринимать с известной долей условности.
Тем не менее, для более полного анализа роли чиновничества в социальной структуре общества представляется необходимым на примере Московской и Тверской губерний попытаться сгруппировать обобщенный тип (или модель) губернской и уездной бюрократии центра Европейской России, охарактеризовав при этом объединяющие ее внешние и внутренние черты.
В целом, большинство трактовок бюрократии в науке можно рассматривать через призму нескольких основных типов. А.В. Оболонский выделяет их четыре - имперский ("восточный"), марксистский ( или марксовый, как он его называет), веберовский и производный от последнего "реалистический", который описывает современную бюрократию и выходит за рамки нашего исследования. При этом название последнего типа весьма условно. За основу при анализе управленческого аппарата губернского и уездного уровней власти были взяты «восточный» и веберовский типы, которые позволили отнести российское чиновничество к переходному варианту от традиционной к рациональной бюрократии.
К. Маркс в своем исследовании моделью для анализа использовал в основном прусскую бюрократию первой половины XIX в. Ему удалось выделить круг проблем, связанных с функционированием административного аппарата, особенно в плоскости взаимоотношений общество - бюрократия и общество -государство. В той или иной степени негативные черты, о которых говорил К.Маркс, свойственны большинству бюрократий, включая и современные. Последовательно критикуя с идеологических позиций феодальное, феодально-буржуазное и буржуазные государственные модели К. Маркс, по мнению А.В.Оболонского, сближается в своих антигосударственных воззрениях с точкой зрения на государство таких теоретиков анархизма как М.А. Бакунин и П.А.Кропоткин.159
Сторонники марксистского подхода отмечают, что бюрократия превращается в особый социальный слой, которому присущи: строгая регламентация, иерархичность, разделение сфер ответственности, требующих специального образования. Вместе с тем в социально-политическом плане отмечалась тенденция превращения ее в привилегированный слой, благодаря распоряжению и контролю за общественными делами. Бюрократический аппарат обособляясь от общества постепенно превращается в самодовлеющую машину. Эти процессы, по Марксу, сопровождаются такими явлениями свойственными чиновничеству как подмена интересов государственных интересами канцелярскими и усиление формализма.160 Кроме того, бюрократия имеет склонность к разрастанию и расширению своего влияния, при этом ответственность и контроль за собой старается свести к минимуму. Позже эта тенденция получила название "закон Паркинсона", по имени ученого подвергшего внимательному изучению данный феномен. Все эти признаки, которые описал К. Маркс, являются основой такого явления как бюрократизм. А.В. Оболонский анализируя политическую базу бюрократизма выделяет чрезмерное разрастание управленческого аппарата и безответственность исполнительной власти. В социальной сфере он подчеркивал отчуждение власти от народа, а в организационной - канцелярскую подмену содержания формой. Психологическая сторона этого явления определяется деформацией сознания.161 Те черты, в большей мере негативные, которые обозначил марксистский подход присущи в той или иной мере бюрократии любой страны. Принимая во внимание то, что моделью для разбора К. Маркса, как уже упоминалось, послужила прусская бюрократия первой половины XIX в., в этот период типологически близкая с российским чиновничеством, можно сделать вывод что схожие проблемы испытывал и административно-управленческий аппарат Российской империи. Отечественные общественно-политические воззрения XIX в. имели также критическую установку по отношению к чиновничеству, подразумевая под ним прежде всего неограниченную самодержавную власть.
Современные научные труды по бюрократии не обходятся без того, чтобы ни сравнить ее с веберовской моделью идеального чиновника. Сформулированная М. Вебером модель идеальной бюрократии, введение дихотомии (разделения) на политическую деятельность и собственно управленческую позволило выделить из политической элиты бюрократию, сделать ее предметом самостоятельного исследования.
Другой тип, который предстоит разобрать - это имперский. Наиболее характерным примером этой модели являлась бюрократия Китая. М.Вебер называл ее образцом патримониальной бюрократии. Многие азиатские империи имели сходные черты, что позволяет еще называть этот тип "восточным". Представляется интересным сравнить российское губернское и уездное чиновничество первой половины XIX в. с эталоном имперской бюрократии - китайским административным аппаратом, а также с идеальным типом чиновника.
В Китае вплоть до начала XX в. император являлся единственным собственником всех земель страны, а подданные членами одной большой семьи. Чиновники служили управителями императорской собственности, что объясняется тем, что в Китае не существовало в европейском смысле понятия частной собственности.
Для российской бюрократии, как и для китайской, была свойственна ориентация на фигуру императора, которая в их сознании наделялась сакральными чертами и стояла над законом. В начале XIX в. это положение самодержца активно обсуждалось в российском обществе, а Александр I «стыдился своей власти и желал утвердить оную, поставив ее под главенство закона». Однако, в законодательстве вплоть до начала XX в. деятельность чиновника продолжала расцениваться как государева, а не публичная служба. Это отразилось даже в тексте клятвы, которую произносил вступавший в должность чиновник. Приносимая присяга адресовалась непосредственно императору, при этом чиновник клялся в верности своему монарху, а также обязался всемерно соблюдать права и интересы государя: "... не щадя живота своего до последней капли крови, и все к Высокому Его Императорского Величества Самодержавству силе и власти принадлежащие права и преимущества, узаконения и впредь узаконяемые, по крайнему разумению, силе и возможности предостерегать и оборонять, ,.."164
Китайский чиновник больше зависел не от самих структур административного аппарата, а от милости императора. Этой зависимости способствовали следующие факторы:163
1) отсутствие у чиновников узкой специализации, что давало возможность в случае необходимости его безболезненно заменять;
2) наличие большего, чем того требовалось, количества кандидатов на вакантное место;
3) незначительная вертикальная мобильность (сдача экзаменов была сопряжена с большими сложностями, а успех не гарантировал места);
4) его карьера, как и он сам, напрямую зависели от императора;
5) ряд мер по предотвращению формирования корпоративных интересов и связей; достигалось это путем введения ограничений на приобретение собственности, находящейся под юрисдикцией чиновника, запрета на брак с женщинами из числа местных жителей, запрещения родственникам служить в одной провинции;
6) низкое жалованье заставляло чиновника относится к службе как средству получения дополнительных доходов;
7) отсутствие личных корпоративных гарантий чиновников от произвольных увольнений и перемещений; заведомая запрограммированность к нарушению законов, кроющаяся в их формулировке, что порождало беззащитность перед высшей властью;
8) контроль за средним и низшим эшелонами бюрократии посредством независимых от нее цензоров, связь императора с низшим звеном чиновничества минуя остальные, отсутствие должности главы правительства, функции которого исполнял сам монарх.
Остальные восточные империи имели схожую систему управления. Различия касались лишь присвоения части собираемых налогов и других деталей.
Социальное происхождение, возраст и конфессиональный состав чиновничества
Информация в формулярных списках о служебном статусе первой группы чиновничества, в частности, ее рангах, наличие каких-либо заслуг или знаков отличия не дает полной картины в изучении социального состава высшей губернской бюрократии. Поэтому В.А. Иванов предлагает под термином "социальный состав" понимать "дифференциацию служащих на социальные группы и слои в зависимости от их социального происхождения...".
Возглавлял служебную иерархическую лестницу, в системе местного управления, гражданский губернатор. Особенностью этой должности было то, что в столицах гражданский губернатор был менее значим, чем в провинции. В Москве и Санкт-Петербурге его фигура растворялась среди высшего чиновничества страны и аристократического общества. В провинции же гражданский губернатор являлся самым заметным лицом. В социальном плане чиновник, занимавший эту должность, уже являлся потомственным дворянином, так как большинство из них имело чин действительного статского советника, что по «Табели о рангах» соответствовало IV классу. Кроме того, губернаторами в основном становились представители родовитого дворянства. В Московской губернии с начала и до середины XIX в. было всего 13 губернаторов. Все они происходили из старинных дворянских родов, а некоторые имели титулы и придворные звания (например, камергер и церемониймейстер двора е.и.в. граф В.Д.Олсуфьев или камергер двора е.и.в. И.В.Капнист). В Тверской губернии в этот период должность губернатора занимало 14 человек. Из них 12 происходили из дворянских родов, причем 9 из старинных. Из оставшихся двоих не обнаружены данные только относительно происхождения В.Ф.Мартенса, назначенного в свое время Павлом I и занимавшего этот пост с сентября 1800 г. по май 1802 г. и замененного на этом посту после прихода к власти Александра I. И только один - К.Я.Тюфяев происходил из солдатских детей. Он прошел длинный служебный путь от писца в магистрате города Тобольска и до губернатора вначале в Перми, а затем в Твери и Вятке. По всей видимости, одной из множества причин, способствовавших противостоянию губернатора Тюфяева и остальной части «культурного общества», было неприятие местным дворянством его как выходца из непривилегированного сословия. Преобладание представителей дворянства среди губернаторов отмечается как в провинции, так и столицах. Вместе с тем, необходимо отметить, что чем дальше от Москвы и Петербурга была удалена губерния, тем больше представителей других сословий занимало этот пост. Так, в Вятской губернии из 12 губернаторов дворянские корни имело только 8 человек, остальные были из непривилегированных сословий: 3 из обер-офицерских детей и 1 из духовного звания. Таким образом, доля лиц недворянского происхождения составляла уже треть от общего количества. Однако, эта тенденция так и не переросла в правило и вплоть до революции 1917г. дворяне составляли подавляющее большинство среди исполнявших обязанности губернаторов. В первую очередь, это объяснялось стремлением самодержавия заполнить открывавшиеся вакансии на эти должности представителями сословия, служившего верной опорой трону.
Достаточно типично для большинства губернаторов из дворян складывались карьеры двух губернаторов: московского Н.А.Небольсина и тверского А.П. Бакунина. Оба пришли в гражданскую службу из армии, получив при переходе первый - V класс, а второй - IX.4 Прослужив после этого некоторый срок в центральных ведомствах или возглавляя ряд провинциальных учреждений, они стали гражданскими губернаторами.
Возраст губернаторов в большинстве своем был несколько выше среднего. Многие из них занимали этот пост, перешагнув возрастную планку в 45 лет/ Эта особенность сохранялась на протяжении всей первой половины XIX века. Так, во второй четверти века из 87 российских губернаторов в возрасте от 36 до 45 лет в должность вступило двадцать, от 46 до 55 - сорок три, от 56 до 65 -девятнадцать, от 66 до 74 лет - девять.6
Вторым лицом в губернской администрации был вице-губернатор. Почти все вице-губернаторы были гражданскими лицами и имели опыт гражданской службы. В основном эти должности занимались также дворянами. Дети купцов, как, например, известный писатель И.И.Лажечников, выходцы из обер-офицерских семей и других сословий в количественном отношении заметно уступали потомственному дворянству. Московские вице-губернаторы отличались от своих провинциальных коллег, в частности тверских, тем, что в их среде также служило значительное число лиц, имевших придворные чины и звания. По возрастным показателям, данные о вице-губернаторах достаточно отрывочны, но они близки к губернаторским.
Другими представителями высшей губернской бюрократии были председатели губернских палат уголовного и гражданского суда. Эти должности были менее привлекательны для дворянства, особенно его родовитой части, обладавшей поместьями. Как уже говорилось, служба в провинции была не популярна, а тем более выборные должности, поскольку они не открывали перспективы повышения по службе и получения наград. Поэтому эти должности могли часто занимать отставные военные и чиновники, получившие право участвовать в дворянских выборах в следствии приобретения ими земли и крестьян или после брака с дочерью помещика.9
Стремясь сделать эти посты более популярными, правительство в 1831г. повысило ценз, разрешающий занимать различные выборные должности. Согласно требованиям этого указа претендовать на выборное место мог дворянин, имевший во владении сто или более душ крестьян. Однако, эти меры не изменили коренным образом социальный состав выборного чиновничества. В случае же, когда на место председателя не находилось желающих из поместных дворян, то открывшуюся вакансию заполняли выходцами из непривилегированных сословий. Примером могут служить А.И.Смирнов возглавлявший с 1822 г. по 1831 г. Московскую палату гражданского суда и М.В.Филиппов, занимавший ту же должность в Твери с 1839 г. по 1844 г. Будучи выходцами из духовного сословия, они не имели ни земельных участков, ни крестьян.
Место председателя Тверской палаты уголовного суда и палаты гражданского суда обычно занимали чиновники IV-IX классов, но в 1845 -1848гг. на этой должности служили даже чиновники XIII класса. Московские ведомства, в основном, возглавляли чиновники IV-VI классов. Такой разброс в рангах тверских председателей можно объяснить именно нежеланием поместного дворянства занимать эти должности в провинции и, как следствие, проблемами поиска кандидатов на эти вакансии. Тем не менее, среди председателей 58% являлось поместными дворянами. 16% происходили из семей личных дворян, 12%) были выходцами из духовного звания, 6% - из обер-офицерских детей, 3%) - из потомственных канцеляристов. Титулованного дворянства среди председателей не было.
Возрастной уровень у руководителей судебных ведомств был выше среднего возраста. Тех, кому было от 40 и до 50, было 41,11%, от 51 до 60 -32,22%, от 61 до 80 - 11,1%, то есть, служащие старше среднего возраста составили 84,43% от общего числа.
В 1837 г. на посту руководителей казенных палат вице-губернаторов сменили председатели. С 1838 г. по 1855 г. в Тверской губернии этот государственный орган власти возглавлял А.П.Полторацкий, происходивший из потомственных дворян и занявший эту должность в 38 лет.11 Его московские коллеги также были дворянами, среди них был даже один князь - П.М.Кугушев.12 В целом же доля потомственных дворян составляла 69,2% , выходцев из духовного звания - 7,6%, обер-офицерских детей - 15,3% и 7,6% потомственных канцеляристов. Специфика занимаемой должности требовала от председателя высокого уровня образования и опыта в данной отрасли деятельности. Эти обстоятельства объясняли, как правило, то, что лица занимавшие данный пост имели чин IV-V классов и в возрастном плане были людьми старше среднего возраста. Поэтому среди председателей палаты лишь 19,2% было чиновников в возрасте от 30 до 40 лет. И лишь с преодолением возрастного барьера в 40 лет процентное соотношение начинало изменяться в сторону увеличения: от 41 до 50 - 34,6%о, от 51 до 60 - 42,3%). Чиновников старше 61 года было всего 3,8%о.и
Еще одним высшим чиновником местного уровня власти был губернский прокурор. Тверскими губернскими прокурорами служили чиновники VII-VIII классов. Их московские коллеги имели IV-VII классы. Что касается их социального происхождения, то большинство их - 56% происходило из дворян, 33% из обер-офицерских детей и 11%) из духовного звания.
Общественная жизнь, быт и нравы губернского и уездного чиновничества
Исследование социального облика и общая характеристика нравов и обычаев российской бюрократии первой половины XIX в. поможет выявить степень ее вовлеченности в общественно-политическую и культурную жизнь как своих губерний, так и всей страны в целом. Кроме того, это позволит ответить на вопрос о ценностных приоритетах в среде губернского и уездного чиновничества, а также даст возможность лучше понять некоторые особенности мышления и поведения бюрократии, служившей в системе местного управления.
Приехавший в начале XIX века в Россию и проживший в ней четырнадцать лет посол сардинского короля граф Жозеф М. де Местр писал о ней: «Мы постоянно обманываемся из-за наших понятий о благородном происхождении, которое здесь почти ничего не значит. Не хочу сказать, будто знатное имя совсем уж ничто, но оно все-таки на втором месте, чин важнее. Дворянское звание лишь помогает достичь чина, но ни один человек не занимает выдающегося положения благодаря лишь рождению». Столь высокое значение чина заставляло представителей разных сословий стремиться получить место на государственной службе. Это приводило к тому, что бюрократия представляла из себя социально неоднородный организм, в котором нашли себе место выходцы из различных слоев общества, являвшиеся одновременно носителями культурных и морально-этических ценностей своих сословий.
Некоторые ученые, например О.В.Морякова, делят губернское и уездное чиновничество по происхождению, культурному уровню, обеспеченности на две большие группы.7 К первой относится губернская и уездная элита, включающая в себя дворянство и верхушку местного управления. Как правило, высшие губернские и уездные должности занимали тоже дворяне, что определяло доминирование элементов дворянской культуры в бюрократической среде. Будучи материально обеспеченными, в службе они искали совсем другое. Кэтрин Вильмот писала по этому поводу: «Слово дворянин не уравнивает людей в правах, так как благосклонность властей и награды имеют решающее значение для положения в обществе любого человека».75
Другую крупную группу, или отряд, представляли чиновники из непривилегированных сословий. В основном, это были дети канцелярских служителей и обер-офицерства, а также выходцы из духовного звания, часто с незаконченным начальным или средним образованием. Чаще всего они занимали низшие должности в присутствиях и все их усилия были направлены на извлечение дополнительных средств к существованию. Подобная стратификация чиновников определяла условия и возможности в проведении ими своего досуга, а также их принадлежность к тому или иному культурному слою общества. Дворяне всегда старались держаться особняком от остальной части чиновничества, считая ее низшей по положению. Так, А.И.Кошелев детально расписал в «Записках» все достоинства и недостатки своих новых коллег по Московскому губернскому правлению, являвшихся дворянами по происхождению. Остальных служащих он не удостоил особого внимания, сообщив о них довольно небрежно: «Прочие два советника были чистыми чиновниками».
Через ряды московской и тверской бюрократии в первой половине XIX в. прошло много известных людей. Среди них, например, были поэты М.А.Дмитриев, А.Е.Измайлов, декабристы Ф.Н.Глинка и И.И.Пущин, славянофил и известный общественный деятель А.И.Кошелев и некоторые другие.77
После восшествия на престол Александра I общественная жизнь в стране активизировалась. Возникало большое количество разного рода кружков. Особенно это заметно было в Москве, где жизнь кипела всегда сильней, чем в спокойной провинциальной Твери, не говоря уже об уездах. Однако, и в Твери возник кружок вокруг семьи великой княгини Екатерины Павловны и принца Г.П.Ольденбергского - с 1809 по 1812 г. генерал-губернатора Тверского, Новгородского и Ярославского. По мнению М.Раева, до тридцатых годов большинство этих кружков, часто собиравшихся в великосветских салонах, не ставило идеологических целей, а просто служило духовно-эстетическому обогащению всех его членов вне рамок государственной службы.78 Существовало множество литературных кружков и обществ. Например, М.А.Дмитриев, регулярно печатавшийся в московской периодике, в 1816 г. становится членом-сотрудником, а в 1820-м - действительным членом Общества любителей российской словесности при Московском университете. В этот период выходят его сборники стихов.
Представлены были чиновники и в масонстве. Степень вовлеченности их в эти организации установить трудно, в силу скрытого характера деятельности этих объединений. В 1821 году, когда начались гонения на масонов, чиновников обязали дать присягу о том, что они не состоят в масонских ложах.
В декабристской организации состоял И.И.Пущин - судья первого департамента надворного суда г. Москвы. Воспитанник Царскосельского лицея, он в 1823 г. перешел с чином титулярного советника из воинской службы в гражданскую. В неоконченном послании «И.И.Пущину» (1826г.) А.С.Пушкин написал об этом событии:
«В глазах общественного мненья Ты возвеличил темный сан...» Оставляя в стороне суть литературно-философских и политических споров, необходимо отметить, что представительство чиновников из губернских и уездных учреждений в этих кружках и обществах было крайне незначительно. В основном доступ туда имела губернская чиновная элита, которая по отношению к остальной массе бюрократии, составляла меньшинство. Сложившаяся ситуация объясняется, во-первых, тем, что представителям непривилегированных сословий практически был закрыт доступ в великосветские салоны, в рамках которых в основном и существовали эти кружки; во-вторых, служебные обязанности забирали у чиновников так много времени и сил, что заниматься активной общественной деятельностью, если это только не входило в их должностные обязанности, им было крайне сложно. М.А.Дмитриев в связи с этим вспоминал: «Служба оставляла мне мало свободного времени...».79 В другой раз, находясь в должности советника уголовной палаты, он отмечал, что чем ниже инстанция, тем больше мелочных трудов, которые отнимают все силы.
После событий 14 декабря 1825 года правительство Николая I пресекло попытки культурных элит широко участвовать в общественной деятельности. Большинство из декабристов было арестовано. В частности, И.И.Пущин, член Союза спасения, Союза благоденствия и Северного общества, непосредственный участник восстания был приговорен к каторге. Другой декабрист - Ф.Н.Глинка арестован и переведен с военной на гражданскую службу сначала в Олонецкую, а затем «сверх штата» в Тверскую губернию на должность советника местного правления.
Однако было бы неверным полагать, что общественная жизнь в николаевское царствование приостановилась. Продолжал существовать кружок великого князя Константина, интересовавшийся политикой, но доступ в него имели преимущественно высшие чиновники империи. Салоны князей Одоевского и Вяземского, в которых также бывали чиновники, писатели и художники, как и большинство салонов и кружков, носили литературную направленность. М.А.Дмитриев, А.И.Кошелев, Ф.Ф.Вигель и другие вели обширную полемику в московской периодике.81
