Содержание к диссертации
Введение
Глава I. «Новый» календарь в контексте культуры постреволюционной России 39-70
Глава II. Изменения праздничной культуры на Европейском Северо-востоке России в 1918 г. - начале 1930-х гг. 71-157
Глава III. Роль советской праздничной культуры в формировании нового культурного ландшафта 158-191
Заключение 192-199
Источники 200-203
Литература 204-215
Приложение 216
- «Новый» календарь в контексте культуры постреволюционной России
- Изменения праздничной культуры на Европейском Северо-востоке России в 1918 г. - начале 1930-х гг.
- Роль советской праздничной культуры в формировании нового культурного ландшафта
Введение к работе
Актуальность темы. Процесс развития российской культуры с конца 1980-х гг. характеризуется публицистами и исследователями как переходный, что и обуславливает, с их точки зрения, активное преобразование существовавших культурных форм и появление новаций в разных сферах культуры, в том числе и праздничной. Для адекватного понимания происходящих культурных процессов важно обращение к аналогичным эпохам, изучение которых служит постижению не только истории культуры, но и современных социокультурных процессов.
Для российской истории культуры особое значение имеют первые два десятилетия после революционных событий 1917 г. В период формирования нового экономического порядка, новой культурной традиции, новой культурной ментальносте праздник стал одной из форм, через которую эти преобразования осуществлялись. Изучение изменений в праздничной культуре в годы становления советской власти может стать основой для анализа мировоззрения и мировосприятия людей того времени.
Праздники являются важной составляющей жизни общества.1 Появление новых праздников свидетельствует о том, что в обществе происходят глубокие, чаще всего революционные изменения. Сам этот факт свидетельствует, что праздник является значимым культурным явлением, которое активно влияет на формирование социокультурной парадигмы общества. Праздник представляет собой модель исторического действия, направленного на самоопределение и самоосуществление общества. Рассмотрение праздничной культуры в переломные эпохи позволяет выявить наиболее значимые тенденции в развитии культуры, выявить особенности мировидения и мировосприятия человека в определенную эпоху.
В переходные эпохи праздничная культура зачастую становится одним из направлений преобразовательной политики.2 Как показывают исторические исследования, особое место в проводимой властями культурной политике всегда отводилось праздникам. Особенно ярко это проявляется при смене культурных парадигм. Так, например, исследователи отмечают роль праздников при внедрении христианства у народа коми в XIY в. и у саамов XYII в.3
Вновь актуализировавшийся интерес историков культуры к советским праздникам, определение исследователями новых ракурсов в исследовании «новых» ритуалов и обрядов и рассмотрение их как части социокультурных процессов в России после 1917 г. определяют научную актуальность данного исследования.
Объектом данного исследования является праздничная культура Европейского Северо-востока в 1918 - в начале 1930-х гг.
Предмет исследования - процессы развития ритуалов и обрядов в контексте постреволюционной российской культуры и влияние новообразованных советских праздников на формирование нового человека и нового культурного пространства.
Хронологические рамки исследования - 1918 г. - начало 1930-х гг. - обусловлены особенностями экономической и социокультурной политикой советского государства в этот период. Изменения в праздничной культуре были частью этой политики. В 1918 г. выходят Декреты о введении нового календаря и постановления о проведении праздников в честь революционных событий. В начале 1930-х происходит ужесточение политики государства в отношении религии, что приводит к массовому закрытию церквей, запрету проведения религиозных ритуалов, в том числе праздников. В августе 1929 г. была введена продолжительная рабочая неделя, что, по сути, упраздняло воскресенье и религиозные праздники. В целом конец 1920-х - начало
1930-х гг. исследователи характеризуют как период окончательного оформления командно-административной системы сталинизма. Изменения, происходившие в экономике и политике, были сопряжены с изменениями, происходящими в культуре, в том числе и праздничной.
Территориальные рамки исследования ограничены Европейским Северо-востоком России. В орбиту исследования включена территория современной Республики Коми, а также прилегающие территории Вологодской, Кировской и Архангельской областей. Акцентирование внимания не на политико-административном, а на региональном образовании данного порядка обусловлено рядом причин. Во-первых, ограничение исследования какими-нибудь административными границами затрудняют постоянные административно-территориальные изменения на данной территории с 1918 по начало 1930-х гг.4 Во-вторых, избранная пространственная структура исследования соответствует принципам территориального деления, которое принято многими исследователями традиционной культуры (в этнографических исследованиях, материалы которых широко используются в диссертации, по отношению к данному региону чаще всего применяется определение Европейский Северо-восток). В-третьих, социокультурные процессы в исследуемый период были относительно однотипичными на территории всей страны, но имелись особенности в проведении культурной политики в разных административных образованиях, относительно разных народов. Рассматривая регион в таком масштабе, можно выявить особенности в проведении культурной политики не только в национальной автономии, но и в других образованиях, что может дать материал для сравнения.
Методологической основой исследования являются общепринятые в исторических исследованиях принципы историзма и объективности, комплексного и критического исследования источников, а также
проблемно-хронологический принцип, что позволяет изучить изменения в праздничной культуре на Европейском Северо-востоке в 1920-1930 - е гг. во взаимосвязи с социокультурными процессами в России.
Ключевыми для исследования являются понятия «культура», «традиционная культура», «советская культура», «праздничная культура», что предполагает рассмотрение этих понятий в контексте исторических событий и через сочетание макро - и микроисторичекого анализа.
В исторических исследованиях культура чаще всего
рассматривается как нечто целостное, создаваемое главным образом совместной деятельностью основных, взаимодействующих между собой и являющихся объектом культурной политики подсистем: религии, науки, образования, средств массовой информации и художественной культуры. В то же время в последнее десятилетие историки культуры все активнее обращаются к семиотике, феноменологии, синергетике для определения культуры как предмета исторического исследования. Особенно остро необходимость таких поисков ощущается при исследовании развития в переходные эпохи.
Для нашего исследования потенциально значимо определение культуры, представленное в книге В.С.Житкова и К.В.Соколова «Десять веков российской ментальности: картина мира и власть»: « культура - это «ненаследственная память человечества», зафиксированная как на материальных носителях, так и в творческом потенциале людей, а также в обычаях, ритуалах и т.д., структурирующая социальный мир через формирование у людей сходных реакций на факт окружающей действительности, т.е. формирующая у людей определенную картину мира».5
В рамках представляемого исследования необходимо акцентирование внимания на понятии «картина мира». Картина мира,
обусловленная социальной и экономической действительностью и культурной традицией, определяет поведение человека, индивидуальное и коллективное. Картина мира - это системное представление человека о конкретной действительности, система образов, наглядных представлений и мире и месте человека в нем, о взаимоотношениях человека с действительностью. Картина мира, как отмечают исследователи, представляет собой сложную структуированную целостность, включающую в себя три главных компонента -мировоззрение, мировосприятие и мироощущение.6
В определение понятия «традиционная культура» ключевым является дефиниция «традиция». Традиция как универсальная форма фиксации, закрепления и избирательного сохранения тех или иных элементов социокультурного опыта, а также как универсальный механизм его передачи, обеспечивающий устойчивую историко-генетическую преемственность в социокультурных процессах присутствует во всех социальных и культурных система. Традиция образует «коллективную память» обществ и социальных групп, обеспечивая их самотождественность и преемственность их развития.7
Главенствующие значение традиция играет в культурах
доиндустриального общества, определяя определенные культурные образцы, институты, нормы, ценности, идеи, обычаи, обряды и т.д.9 В российских этнографических исследованиях термин «традиционная культура» используется в отношении этнических культур XIX - начала XX вв., в том числе и в отношении этнической культуры Европейского Северо-востока России XIX - начала XX вв. Рассматривая традиционную праздничную культуру, исследователи обращают внимание на ее взаимосвязь с «народной религией». В этой связи чрезвычайно важен тезис, выдвинутый А.А.Панченко: «Большинство исследователей, писавших о «русской народной религии», обычно пытались
квалифицировать ее в качестве «язычества», «двоеверия», «аграрной обрядности» или «магии», либо, наоборот, как «подлинное» воцерковленное православие. Возможно, настало время отказаться и от той, и от другой крайности и рассматривать «народное православие» как сумму религиозных практик, находящихся в динамическом взаимодействии с религиозными институциями».10 Исследователи традиционной культуры Европейского Северо-востока России XIX -начала XX вв. характеризуют ее как сложное соединение православного и более архаического мировидения.
Период первого десятилетия после 1917 г. в российской культуре исследователи характеризуют как период формирования советской культуры, характеризующиеся активным влиянием коммунистической идеологии на все сферы культуры и устойчивостью мифологемы единства культуры, исключая все культурные элементы и образования, противоречащие этому единству.11 Размышляя о типологических особенностях советской культуры, В.В.Глебкин отметил «Одним из идеологических постулатов советской системы было утверждение о полной детерминированности культуры. Результатом воплощения этого постулата в жизнь стало стремление свести советскую культуру на уровень социальной оболочки и уничтожить все степени свободы, дающие возможность независимого развития. Разумеется, такая установка была утопичной и мало соответствовала действительному положению вещей, но она задавала идеальную норму, определяла самосознание общества, а значит, существенно влияла и на реальные культурные механизмы».12
Изучение праздничного дискурса в постреволюционной России, в том числе и на Европейском Северо-востоке в частности, требует определения понятия «праздничная культура». Праздник как феномен культуры - это день и дни торжества, установленные в честь или память
кого или чего-либо. Концепция и схема проведение праздников в соответствии с существующей культурной традицией, особенности самих ритуалов и обрядов, все, что связано с подготовкой и проведением праздников формируют определенную праздничную культуру. Типология праздников многообразна: религиозные, государственные, профессиональные и др.
Сопоставление праздничных культур, связанных с различной культурной традицией, изначально предполагает рассмотрение ритуалов и обрядов как одной из форм языка культуры, как важной составляющей в формировании, сохранении и развитии семиосферы. Проникновение в культуру через изучение символов стало обычной формой научного исследования, в том числе и исторического. Неслучайно, что в последние десятилетия появился целый ряд исторических исследований, посвященных различным аспектам культуры постреволюционной России, в которых проблемы символики рассматриваются как ключевые, т.к. именно изучение языка культуры позволяет вскрыть суть происходящих преобразований в культуре и те тенденции, которые предопределили развитие советского общества в последующие десятилетия. Поэтому в исследованиях по культуре важно выявление формируемой новой знаковой системы и ее сопоставление с предшествующей семиосферой.
Рассмотрение проблем взаимоотношения и взаимопроникновения разных культурных систем является одним из принципиальных условий в проведении исследований культурных явлений в переходные периоды. В данном исследовании такой анализ будет осуществлен через активное обращение к «универсальным константам», «концептам». В определенной степени выстраивание исследования через обращение к «универсальным константам» обусловлено тем, что именно такой подход уже утвердился для анализа традиционной, культуры. В этнической
культуре смысловая константа - это синтез собственно космических и этических смыслов, их сопряженность, проникновение друг в друга. «Концепт — акцентирует внимание Ю.С.Степанов, - это как бы сгусток культуры в сознании человека; то, в виде чего культура входит в ментальный мир человека. И, с другой стороны, концепт - это то, посредством чего человек, обычный человек, не «творец культурных ценностей» - сам входит в культуру, а в некоторых случаях и влияет на
нее».
Необходимость исследования культурных явлений через обращение к определенным «константам», «концептам» отмечается в исторических исследованиях. А.И.Мазаев, один из авторитетных исследователей советских праздников, обратил внимание на то, что для определения исторической сущности праздника важны понятия «пространство» и «время». Среди разнообразных концептов Степанов рассматривает концепты «пространство» и «время» как наиболее значимые при исследовании культурных процессов. В последнее десятилетие понятия «пространство» и «время» стали предметом пристального внимания в исторических исследованиях.15 Для нашего исследования эти концепты также имеют принципиальное значение и во многом определили его структуру.
Исследование будет проводиться через учет исторического контекста и критическое отношение к источнику. Привлечение широкого и разнообразного круга источников позволяет осуществить принцип дополнительности при интерпретации факта. Кроме учета общего контекста и критического отношения к источникам, необходимым является выявление скрытого смысла, «использование всех тех моментов, когда источник «проговаривается». Осуществление комплексного подхода в исследовании праздничной культуры 1918 - начала 1930-х гг., объединяющего исторические, этнографические и семиотические
методы исследования, способствует выявлению глубинной сути происходящих процессов в культуре общества.
Историография проблемы. Научная литература, прямо или косвенно, касающаяся проблем праздничной культуры России периода 1918 - начала 1930 -х гг., в том числе и на Европейском Северо-востоке, может быть разделена на несколько групп. Первую из них составляют работы, непосредственно посвященные новообразованным советским праздникам. К этой группе относятся исследования, в которых затрагиваются вопросы изменения праздничной культуры в исследуемый период на Европейском Северо-востоке России. Ко второй группе отнесены научные исследования обобщающего характера о культурных процессах в постреволюционной России в целом и на Европейском северо-востоке в частности. В эту группу входят работы о взаимоотношениях церкви и государства впервые десятилетия советской власти. Третью группу формируют труды, в той или иной степени затрагивающие проблемы традиционной праздничной культуры и рассматривающие особенности народной культуры конца XIX - начала XX вв. Европейского Северо-востока России. К этой группе следует отнести работы обобщающего и теоретического характера, затрагивающие различные аспекты мировосприятия, мировоззрения людей традиционной общества. Российскую историографию целесообразно разделить на два периода: советский и постсоветский.
Праздничная культура постреволюционной России неоднократно становилась предметом исследования. Уже в 1920-е г. появляется целый ряд работ обобщающего характера, посвященных революционным праздникам.16 Авторы этих изданий подробно описали первые советские праздники и обратили внимание на роль новых праздников в формировании нового мировоззрения. В этих работах обращалось внимание на то, что традиция широкомасштабных массовых праздников,
посвященных знаменательной дате установления нового порядка, была внесена во время Французской буржуазной революции. Первые летописцы советских торжеств отмечали взаимосвязь символики праздников революционной России и языка аллегорий праздников Французской революции, как с его постоянными ссылками на античную традицию, так и на абстрактные понятия революции: свобода, народ, воля и др.
Изучение первых революционных праздников продолжалось в 1930-1950-е гг. Новый всплеск интереса к праздничной культуре послереволюционной России обозначился в исследованиях в конце 1960-х гг. В исследованиях 1960-1970-х гг. различные аспекты организации и форм проведения новых праздников получили достаточно полное освящение, в то же время для этих исследований характерна определенная идеологическая заданность.17
Роль советских праздников в формировании новой культуры Европейского Северо-востока рассматривается в работах
1 о
В.А.Латышевой, Ю.В.Гагарина, Я.Н.Безносикова. В данных
исследованиях советские праздники 1920 - начала 1930-х гг. рассматриваются по касательной, как часть культурных изменений того времени. Подходы В.А.Латышевой, Ю.В.Гагарина, Я.Н.Безносикова в изучении культуры постреволюционного периода во многом обусловлены особенностями развития исторических исследований в советский период, в тоже время данные авторы были первыми, кто обратился к исследованию праздников на Европейском Северо-востоке России в первые десятилетия советской власти.
Среди российских исследований 1970-х гг. особое место занимает работа А.И.Мазаева «Праздник как социально-художественное явление», в которой автором обращено внимание на взаимосвязь новосозданных советских праздников с праздниками традиционной культуры и, что
особо следует отметить, на значение этих праздников в культуре переходного периода.19 Подходы в исследовании постреволюционной праздничной культуры, обозначенные Мазаевым, получили дальнейшее развитие в исследованиях культуры России 1920-х - 1930-х г. как российских, так и зарубежных ученных.20
Рассмотрение советских праздников как значимого направления в формировании новой семиосферы, нового человека, новой картины мира наиболее полно представлено уже в работах конца XX в. - начала XXI в. Это работы Л.А.Пинегиной, В.В.Глебкина, В.И.Коротаева. К.Б.Соколова и др. Изучая советские праздники в контексте политических и культурных преобразований, исследователи отмечают, что Октябрьская революция во многом унаследовала символический язык Французской буржуазной революции, в том числе и модель массовых праздников, посвященных сакральным датам революционных годовщин. Закономерно, что именно в этот период в исторических работах подчеркивается, что особенность преобразований российской праздничной культуры в первой четверти XX в. проявилась в том, что внедренные в культуру советские праздники формировались на основе большевистской парадигмы культуры и сами новые праздники активно
влияли на утверждение этой парадигмы. С самого начала советская праздничная культура и сама политика внедрения этих праздников имели свои особенности. В послереволюционный период праздники, являясь «семиотической моделью социокультурных изменений», одновременно, активно влияли на формирование новой парадигмы культуры и общества, новой картины мира, способствовали рождению новой коллективной памяти.
Среди круга работ конца XX в. - начала XXI в. особо следует отметить монографию Ш.Плаггенборга «Революция и культура. Культурные ориентиры в период между Октябрьской революцией и
эпохой сталинизма». Положения, выдвинутые Плаггенборгом для анализа механизмов и тенденций российской культуры в сложный переходный период 1920-х гг. в формировании нового человека, нового сознания, нового менталитета, позволяют определить новые грани в рассмотрении праздничной культуры.
Изучение праздничной культуры, «праздничного дискурса», обретает новый смысл с конца 1990-х гг. в рамках нового направления изучения советского общества - исследований «советской субъективности». В кругу этих исследований нам особо интересна работа И.Хальфина, рассматривающего «праздничный дискурс» как часть «текстуальной динамической конструкции» и обращающего внимание на соотношение «властного дискурса» и субъективного индивидуального опыта.24
На наш взгляд, более конструктивное определение «праздничного дискурса» дал монографии К.Петроне, обратившего особого внимание на праздничную культуру периода сталинизма. Он определяет, что «праздничный дискурс» включает любые коммуникации в связи с праздниками, отраженные не только в устной или печатной речи, но и в визуальных образах и музыкальных произведениях. Исследование праздников, по его мнению, должно включать как дискурсивные, так и социальные практики праздничной коммуникации.25
Новые ракурсы в рассмотрении советской праздничной культуры и ее роли в формировании советской культуры, советского менталитета представлено в исторических исследованиях С.Ю.Малышевой и И.В.Нарского. Анализируя особенности культуры и, в частности, конструирование мифа о гражданской войне на Урале в 1917 - 1922 гг., И.В.Нарский делает очень важное наблюдение: «Гораздо эффективнее, чем попытки прямого пропагандистского воздействия, была мифологическая символизация с помощью праздников, которая
осуществлялась сменявшими друг друга режимами. В стране, где прошлое толковалось как предистория революции, новые правители всех политических направлений были заинтересованы в том, чтобы не просто использовать дезориентацию населения, но и, в конечном счете, преодолеть ее. Без базовых мифов едва ли было возможно восстановить общество, устранить анархию и обеспечить лояльность населения. Нет ничего удивительного в том, что как большевистские, так и антибольшевистские власти пытались использовать любой повод, чтобы мифологизировать прошлое с помощью церемониальной коммуникации. Частота и пышность праздников во время революции и Гражданской войны резко противоречили жалким условиям существования населения и скромным материальным возможностям властей для их проведения».27
Для нашего исследования немаловажны размышления Нарского о взаимосвязи процессов формирования советской праздничной культуры, советской мифологии и нового культурного ландшафта, «мнемоландшафта». Первостепенное значение имеют и его размышления о взаимовлиянии культуры праздника и культуры памяти. На это обратила внимание в своем исследовании и С.Ю.Малышева, анализируя постреволюционную праздничную культуру в Поволжском регионе. Размышляя о влиянии советской праздничной культуры на культуру памяти, С.Ю.Малышева отмечает, что официальный праздничный дискурс, институализация событий «века катастроф» в качестве национальных, государственных праздников и дней поминовения сыграли огромную роль в формировании новой коллективной памяти,
«конмеморативного нарратива».
Работы Малышевой и Нарского являются редким примером изучения праздничной культуры 1920-1930-х гг. на основе материалов определенных регионов, что определяет особую ценность этих работ для нашего исследования.
Происходящие изменения в праздничной культуре в переходный период 1920-х гг. затрагиваются исследователями по культурной политике и социокультурной ситуации в постреволюционной России, опубликованные в 1990-е - в начале 2000-х гг. Это работы Н.Верта, И.Г.Яковнеко, Т.Ченской, С.С.Ахиезера, А.П.Давыдова и др. Выявляя особенности этого периода в истории России, историки культуры отмечают значение идеологической заданности в формировании новой парадигмы культуры. Среди особенностей культуры первого десятилетия после 1917 г. исследователи отмечают многообразие составляющих его элементов и сложность их взаимодействия, когда наряду с классическими образами элитарной культуры получили равные права культурные маргинальные направления, традиции народной культуры, идеология радикальной российской интеллигенции. В работах конца 1990 - начала 2000-х гг. обращается внимание, что новая власть, несмотря на все свои декларации о первичности материального, на деле стремилась к первенству идеологии в структуре советского общества, что вело к подавлению культурного плюрализма, а государственная идеология была как системообразующей центр новой советской культуры.30
Различные аспекты взаимоотношений церкви и советской власти в 1920-1930-е гг., сосуществования двух культурных парадигм представлены в работах по истории Русской православной церкви в XX в., опубликованных в 1990-е - в начале 2000-х гг.31
Обозначенная проблематика исследования предполагает проведение сравнительного анализа основополагающих концептов традиционной и новационной культуры. Обращение к этнографическим исследованиям, на наш взгляд, позволяет определить принципиальные направления в исследовании изменений праздничной постреволюционной культуры.
В первую очередь это работам обобщающего характера, в которых рассматривается роль ритуалов и обрядов в формировании традиционной
семиосферы. Существенным признаком праздника в традиционной культуре выступало его противопоставление будням. Само чередование будней и праздников являлось закономерным противопоставлением профанного и сакрального. Сакральность праздника является его неотъемлимым и существенным признаком. В.Н.Топоров в определении понятия «праздник» выдвигает на первый план именно эту характеристику праздника как феномена культуры: «Праздник, в архаической мифопоэтической и религиозной традиции временной отрезок, обладающий особой связью со сферой сакрального, предполагающий максимальную причастность к этой сфере всех участвующих в празднике и отмечаемый как некое институциализированное (даже если оно носит импровизационный характер) действо».33
На примере различных культур исследователи отмечают, что праздничная программа, включавшая в себя кроме непосредственного проведения праздника предпраздничные и послепраздничные дни, всегда сопряжена с существующей культурной традицией.34 Наиболее полно смысл и функции праздника раскрываются в главном празднике данной традиции, который чаще всего происходит в момент, рассматриваемый как критический, на переходе от старого года к новому. Концептуально-ритуальная схема этого праздника нацелена на творение нового мира, нового времени, нового человеческого коллектива, причащающегося к наиболее сакральным ценностям.35
На протяжении веков православие оказывало влияние на все стороны материальной и духовной жизни значительной части населения России. Религиозное сознание и самосознание было мощным источником патриотизмом народа, не воспринимавшего раздельно понятия «вера» и «отечество».36 Жизнь крестьянского мира, традиции общины и семьи, цикл крестьянской жизни и формирование жизненного пространства,
мировосприятие отдельного человека и менталитет народа в целом были неразрывно связаны с православной церковной культурой.37
В России, в том числе и на Европейском Северо-востоке, в конце XIX - начале XX вв. одним из значимых компонентов культуры была православная праздничная культура, которая определялась, прежде всего, православным календарем. Главным праздником для всех православных была Пасха. Великими праздниками православной церкви считались двунадесятые праздники, т.е. двенадцать праздников, прославляющих Иисуса Христа и Богоматерь. Большим праздником являлись и престольные праздники. Праздником считалось и воскресенье. Форма проведения праздника во многом была обусловлена определенным церковным каноном, но в зависимости от особенностей культурной традиции в каждом регионе, в каждой местности были особенности в проведении праздников. Своеобразие праздничного ритуала зависело от сути праздника, его происхождения и значимости для общества. Каждый праздник имел свои особенности в литургии, свои атрибуты, словесные формулы и т.д. Необходимым компонентом многих праздников были молебен и крестный ход, уличное гуляние, катание на лошадях, длительная трапеза с обилием еды и хмельных напитков, игр, посещение ярмарок и т.д. В православной праздничной культуре конце XIX- начале XX вв. проявлялись отголоски и архаических религиозно-мифологических представлений.
Н.И.Дукарт была одним из первых исследователей традиционной праздничной культуры Европейского Северо-востока России. Учитывая особенности развития этнографии в советский период, вполне закономерно, что Н.И.Дукарт выстраивала исследования, проведенные в 1970-е гг., ориентируясь в большей степени на природные циклы, а не на праздничный круг православного календаря. Анализ праздничных обрядов на основе Круга Светлых праздников был сделан
Н.Д.Конаковым в 1990-е г. Н.Д.Конаков рассматривает праздничную культуру народа коми конце XIX - начале XX вв. как органичное объединение христианского и мифологического мировоззрения. Этот подход характерен для работ В.А.Семенова40, который анализирует семейную обрядность коми как составляющую часть праздничного дискурса.
Рассмотрение обрядов жизненного цикла в сопряжении с
православным миропонимание стало отличительной особенностью
этнографических исследований региона, начиная с 1980-х годов. Это
исследования А.И.Терюкова, В.Э.Шарапова, Т.И.Дроновой,
А.А.Чувьюрова и др. 41 Роль православного календаря в формировании праздничной культуры в конце XIX - в начале XX вв. представлена в исследованиях 1990 - начала 2000-х гг. Д.А.Несанелиса, В.Э.Шарапова, А.А.Чувьюрова и др.42 Особо следует отметить, что в статьях В.Э.Шарапова, А.А.Чувьюрова, П.Ф.Лимерова обращается внимание на взаимообусловленность местных особенностей праздничных обрядов и культурного ландшафта.43
Учитывая, что праздничная культура на Европейском Северо-востоке России до 1917 г. была взаимосвязана с литургическим кругом православного календаря и пониманием храма как системообразующего центра культурного пространства, то особую ценность представляют работы, посвященные различным аспектам православной культуры данного региона в к. XIX - н.ХХ вв. Это работы А.В.Камкина, М.Б.Рогачева, М.А.Мацука и др.44
Дискуссия о традиции как специфическом способе социального наследования и роль взаимосвязей традиций и новаций в диалоге культур, проходившая на страницах журнала «Советская этнография» в 1981г. имела для представляемого исследования потенциальное значение. Среди опубликованных материалов хотелось бы выделить статьи
Л.В.Данилова, И.И.Крупника, Е.Т.Бородина, Э.В.Соколова,
Г.А.Праздникова.45 Ряд концептуальных положений, высказанных Э.С.Маркаряном в статье, подводящей итоги дискуссии, повлияли на формирование концепции представления исследования. 46
Традиция во многом определяет сохранение и развитие религиозной культуры. А.Н.Зелинский в работе «Литургический круг христианского календаря»47 обосновал роль литургического календаря, литургической традиции в формировании религиозного сознания. В формировании религиозного мировоззрения особую роль играет храм. Ш.М.Шукуров,48 стремясь раскрыть значимость храма в традиционном обществе как эпистемы духовной и художественной культуры авраамического круга религий, вводит специальный термин «храмовое сознание». «Храмовое сознание, - пишет Шукуров, - это то, что имманентно сохраняет в незыблемости саму логику топологического развертывания, принципы топологического сопряжения форм и смыслов и создает предпосылки мышления в границах этой логики».49
Положения, выдвинутые А.Н.Зеленским и Ш.М.Шукуровым, чрезвычайно важны для изучения традиций и новаций в культуре, в том числе и праздничной. Механизм взаимодействия традиций и новаций в культуре является предметом специального исследования в работах, рассматривающим различные аспекты знаковой коммуникации50
Начиная с 1970-х гг. в исторических исследованиях все более активно используется междисциплинарный подход. АЛ.Гуревич, А.К.Соколов, И.Г.Яковенко, А.Л.Ястребцева, А.Е.Шикло и ряда других историков культуры51 отдают приоритет в междисциплинарных исследованиях культурологическому подходу; определяя его суть как включение историографического знания в контексте сложившегося культурного типа эпохи во всех его проявлениях: умонастроение общества, стиль мышления, язык, литература. Расширению
возможностей историко-сравнительного метода способствует
качественный анализа источников.52
Различные аспекты праздничной культуры постреволюционной России в последние пять лет стали предметом обсуждения на целом ряде международных и всероссийских научных конференциях, например: «Историческое знание и интеллектуальная культура» ( Москва, 2001 г.), «Межкультурный диалог в историческом контексте» (Москва, 2003 г.), «Осмысление картины мира» (Тарту, 2003 г.), «История России сквозь призму борьбы за власть» (Санкт-Петербург, 2004 г.), «Век памяти, память века: опыт обращения с прошлым в XX веке» (Челябинск, 2004 г.) и др.
Подводя итоги историографического обзора, следует отметить, что исследования, посвященные советским праздникам, достаточно полны по широте обхвата источников и разнообразны по методике исследований, однако проблема сосуществования традиционной и революционной праздничных культур в российском культурном пространстве в переходный период, закончившийся в 1929 г. окончательным переходом к административно-репрессивной системе управления, не получила должного рассмотрения, хотя сама проблематика обозначена в работах ряда исследователей национальных культур конца XIX - начала XX вв.53 В целом историки пока не в полной мере используют междисциплинарные подходы для изучения проблем культуры. В то же время перспективность именного такого подхода доказывают обсуждения целого ряда конференций, посвященных различным аспектам истории культуры.
Источниковой основой для исследования стали различные виды взаимодополняющих документов. Проблематика исследования обусловила использование архивных материалов, материалов периодики и специализированных изданий исследуемого периода, памятников
личного происхождения, а также материалы опросов населения региона по специально разработанным анкетам.
В диссертации использованы материалы следующих фондов и архивов: Государственное учреждение Республики Коми «Национальный Архив Республики Коми» (ГУ РК «НА РК»), хранилище № 1 и хранилище № 2 (бывший Коми Республиканский государственный Архив общественно-политических движений и формирований); Филиал государственного архива Вологодской области, г. Великий Устюг (ФГАВО ВУ); Научный Архив Национального музея Республики Коми (НА НМРК); Фонды Национального Музея Республики Коми (НМРК). Так же были использованы опубликованные материалы деятельности антирелигиозной комиссии ЦП РКП(б).
Все использованные источники по характеру содержащейся в них информации можно классифицировать по нескольким группам.
К первой группе относятся нормативные акты государственного и местного значения. Ряд Декретов и постановлений, принятых в период с 1918 г. по начало 1930-х гг. относительно принятия «нового стиля» и «нового календаря» (1918 г.), отделения церкви от государства (1918 г.), обязательной регистрации любых «обществ, союзов и объединений» (включая религиозные общины) в Народном комиссариате Внутренних Дел и его местных органах (1922) и другие постановления партии и правительства позволяют проследить законодательное оформление новой праздничной культуры в контексте социокультурных изменений в целом.
Следующую группу источников составляют делопроизводственная документация партийно-советских органов.
Протоколы заседаний Антирелигиозной комиссии ЦК РКП(б)54 позволяют выявить особенности политики советского государства в отношении религии, в том числе и к религиозным праздникам и
проследить методы внедрения «нового стиля» и «нового календаря» в постреволюционной России.
Методы проведения антирелигиозной политики, в том числе и в отношении установления новой праздничной культуры, прослеживаются через инструкции Агитпропотдела ЦК РКП(б)/ВКП(б) и Антирелигиозной комиссии при ЦК РКП(б)/ВКП(б). Сами инструкции и ход их реализации представлены в документах и делопроизводственной документации партийных организаций и государственных учреждений, в том числе и в материалах отделов укомов Коми области 1923-1931 гг., ставших основой для нашего исследования. В ходе исследования были проанализированы информационные отчеты и протоколы заседаний Усть-Вымского, Усть-Куломского, Сысольского, Усть-Сысольского и Ижмо-Печорского уездных комитетов РКп(б)/ВКП(б) за 1922-1929 гг.55 В период 1920-х гг. отчеты по работе волостных и уездных организаций ВКП(б) предоставляют достаточно полную и незаформализованную характеристику происходящих событий и явлений. Начиная с 1929 г. доклады все больше обретают черты отчетов «об успехах и достижениях».
К этой же группе источников относятся материалы Северодвинского губернского отдела народного образования,56 отдела внутреннего управления Северо-Двинского губисполкома,57 Северного Краевого Исполнительного Комитета Совета рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов,58 заседаний президиума горсовета г. Усть-Сысольск,59 которые значительно дополнили исследовательскую базу исследования. Данные материалы позволили проанализировать формы внедрения праздников красного календаря, взаимообусловленность изменений в праздничной культуре и в изменениях культурного ландшафта.
Третью группу источников составляют протоколы заседаний приходских религиозных советов и церковных советов. Архивы приходских советом могли значительно обогатить исследования по культуре региона 1920-1930 — гг., но таких архивов сохранилось очень мало. Используемые в исследовании протоколы Ибского Церковноприходского Совета60 и материалы о деятельности Кирульской религиозной общины61, позволяет проследить целый ряд аспектов внедрения «нового» календаря, политику властей по отношению к традиционным православным праздникам и отношение верующих к происходящим изменениям. Много ценной информации для анализа хода внедрения нового стиля и изменений в календаре представлено в Протоколах заседаний Съезда духовенства и мирян в Устюжской Епархии 1923 г., материалы о деятельности Благочинного 3-го округа Печорского уезда.63
К четвертой группе источников относится периодическая печать и специализированные издания 1920 - 1930-х гг. Периодическая печать, особенно советская, является уникальным источником. Периодическая печать включает в себя информацию, разнообразную по жанру, происхождению и характеру: официальные сообщения и документы, законодательные акты, публицистику, письма, хронику, репортажи, заметки-отчеты, объявления, - что позволяет судить о малейших изменениях в политическом курсе руководителей страны и местных властей как прямо, так и косвенно.
В ходе исследования детально были изучены региональные газеты «Югыд туй», «Зырянская жизнь», «Коти сикт» и журналы «Коми му», «Ордым». Среди этих изданий особо хотелось бы обратить внимание на газеты «Югыд туй» и «Коми сикт». Газета «Югыд туй» («Светлый путь») начала выходить с 1921 г. на русском языке, но в 1923 и 1924 г. один номер в раз неделю выходил на коми языке. В 1930 г. на базе этой газеты
была создана газета «Ворлэдзысь» («Лесоруб»). С апреля 1925 г. начала издаваться еженедельная коми газета под названием «Коми сикт» («Коми деревня»), с 1930 г. эта газета начала выходить под названием «Коми колхозник».
Обе газеты были органом Обисполкома и Обкома Российской
коммунистической партии Коми Автономной области, что во многом
определяло структуру и содержание этих газет. Данные издания имели
широкое распространением в Коми области. Я.Н.Безносиков в своей
работе пишет: «По отдельным, далеко не полным, данным в начале 1925
года в адрес государственных и общественных организаций поступило
1300 экземпляров областной газеты «Югыд туй», а в адрес
индивидуальных подписчиков - 1700 экземпляров».64 Периодические
издания представляли официальную политику и были нацелены в первую
очередь на формирование социалистического мировоззрения.
Я.Н.Безносиков отметил, что «содержание газет, книг и журналов было
подчинено задачам социалистического строительства,
коммунистическому воспитанию советских людей, повышению их политической активности...».65
Представление в газетах и журналах информации о новых советских праздниках, их истории происхождения, планов празднования, лозунгов, под которыми должны проходить праздничные мероприятия, и «разоблачительных» материалов о праздниках религиозных, было частью официально проводимой культурной политики. Немаловажно, что данная информация всегда располагалась на первых страницах, зачастую эта были перепечатки из центральных изданий. При этом, информация была представлена как на русском, так и на коми языках.
Ценным источником для исследования стали специальные разделы газет «Югыд туй» и «Коми сикт», представляющие рассказы местных корреспондентов о праздновании советских праздников на местах.
Одновременно, в газетах, в разделе «Местная жизнь», публиковались заметки селькоров об «отголосках старой жизни», о проведении религиозных праздников, венчаниях, крестинах и т.д., что позволяет проследить особенности существования традиционной праздничной культуры в этот период.
Особый интерес для исследования представляет журнал «Ордым». В журнале «Ордым» («Тропа»), который начал выходить в 1926 г. и изначально по своей заданности определялся как художественно-литературный и общественно-политический журнал, «разоблачению истинной сути православных праздников», т.е. раскрытию их «языческого происхождения», а также представлению советских праздников и «репортажей» о проведении «новых» праздников в деревнях и селах Коми области отводилось особое место. Материалы, представленные в журнале значительно обогатили наши представления об особенностях введения советских праздников на местах.
Для выявления общей заданности и контекста постреволюционной советской праздничной культуры потенциально значимым источником являются центральные газеты и журналы «Правда», «Красная деревня», «Безбожник», «Революция и культура», «Живая театрализованная газета». Данные источники дают основу для анализа механизма внедрения властью новой праздничной культуры. Обращение именно к этим печатным изданиям обусловлено представленным в них многообразным материалом по исследуемой проблеме и тем, что данные средства массовой информации рекомендовалось использовать в просветительской работе. В данных изданиях постоянно публиковались пьесы, частушки, стихи агитационного характера. Характер этих произведений, их ориентированность на фольклор способствовали, чтобы
они выступали одним из системообразующих элементов
66 мировоззрения.
В ходе исследования были изучены издания 1920-х гг., посвященные истории появления и утверждения советских праздников в первое десятилетие советской власти, которые явились важным источником для воссоздания контекста российской послереволюционной культуры и обозначения масштабности преобразовательной политики по замене старых ритуалов на новые.
Пятую группу образуют источники, чрезвычайно важные по теме нашего исследования, но пока мало еще используемым в исследованиях по истории культуры, - это календари периода 1918-1930 - х гг. «Настольный календарь крестьянина», «Календарь коммуниста» и др. календари68 позволили исследовать целый круг проблем, связанных с трансформацией праздничной культуры и утверждением новой символики и идеологем.
Шестую группу источников образуют памятники личного происхождения. Среди этих источников особо следует выделить «Дневниковые записки Ивана Степановича Рассыхаева» и «Дневник А.А.Цембера»,69 позволяющие не только дополнить сведения официальных источников по интересующим нас проблемам, но, что особенно важно, проанализировать отношение населения региона к нововведениям и преобразованиям. Ценность дневников как исторических источников заключается в том, что это памятники личного происхождения, представляющие не опосредованную информацию, а живую реакцию на происходящие события. Немаловажно, что рассматриваемые дневники позволяют проследить изменения в оценке происходящих событий конкретным человеком на протяжении значительно периода. Оба дневника велись почти на протяжении полувека: дневник А.А.Цембера охватывает период с 1904 по 1956 г., И.С.Рассыхаев вел свои записи с 1902 г. по 1953 г. Для исследования значима и принадлежность авторов к разным социальным группам.
Андрей Адреевич Цембер (1874-1957 гг.) родился в семье потомка сосланного в Коми край польского гвардейца, в 1893 г. окончил Тотемскую учительскую семинарию, получил должность учителя Керчомского начального училища, но вскоре перевелся в Усть-Сысольск, где, кроме преподавания, стал активно заниматься научной и общественной работой. Он был инициатором создания в г.Усть-Сысольске публичной библиотеки (1899 г.), Усть-Сысольского отделения Архангельского общества изучения Русского Севера, краеведческого музея (1911 г.), был первым заведующим областным архивом. Первоначально поддерживал все преобразования большевиков, но к началу 1930-х.гг. более настороженно относился к происходящим экономическим и культурным изменениям. Иван Степанович Рассыхаев (1878 - 1956 гг.), происходил из семьи усть-куломских крестьян, закончил 4 класса в Усть-Куломском начальном училище, занимался переводом на коми язык произведений русской и зарубежной литературы, произведений древнерусской литературы, главным образом агиографии и поучительной литературы. «Дневниковые записи» написаны Иваном Степановичем, в основном, на русском языке, начиная с 1933 г. записи велись им полностью на коми языке. Одна запись, относящаяся ко времени вступления Рассыхаева в колхоз (весна 1933 г.) сделана им тайнописью.70
Седьмую группу источников представляют материалы опросов
населения по специально разработанным анкетам (См. Приложение),
проведенных в 2001-2004 гг. автором исследования при участии
студентов пединститута. В ходе исследования были записаны
воспоминания-интервью жителей Ижемского, Удорского,
Княжпогостского, Сыктывдинского, Усть-Куломского, Усть-Цилемского, Корткеросского, Прилузского районов Республики Коми, а также ряда деревень Кировской, Вологодской и Архангельской областей.
Разнохарактерность использованных источников является важной составляющей в методике исследования и позволяет осуществить принцип дополнительности при интерпретации фактов. Такой поход позволяет сопрягать в исследовании микро - и макроподходы, что дает возможность высветить в канве исторического познания «другой социальной истории», в центре которой находились бы не абстрактные понятия (экономика, цивилизация), а социальная практика отдельных людей в конкретных ситуациях».72
Следует отметить, что время создания анализируемых документов
характеризуется исследователями как время «языковой реформы»,
«складывания бюрократического новояза». К тому же степень
грамотности делопроизводителей была неодинаковой. Сохранение без
изменений языковых характеристик исследуемых документов
представляется важным для нашего исследования. Все особенности написания слов, в том числе написание слова с заглавной или строчной буквы, передаются нами без исправлений, т.к. это позволяет дополнить картину культурных преобразований тех лет и, что особенно важно для данного исследования, еще раз обозначить проблему неоднозначных взаимоотношений традиций и новаций в культуре постреволюционой России и, в частности, на Европейском Северо-востоке.
Цель работы - изучить праздничную культуру на Европейском Северо-востоке в контексте истории культуры постреволюционной России. Предполагается на примере данного материала выявить роль праздничной культуры в формировании, сохранении и развитии структурообразующих элементов определенной культурной традиции.
Задачи исследования:
- изучить проблему вытеснения в российской культуре православного календаря «новым» советским;
- исследовать роль идеологии в трансформации праздничной
культуры Европейского Северо-востока России в 1918 г. - начале 1930-х
гг.;
- выявить особенности форм и методов проведения новых ритуалов
и обрядов и их значение в утверждении революционной символики и
идеологем на Европейском Северо-востоке России;
проанализировать отношение населения Европейского Северо-востока России к утверждению новой праздничной культуры;
выявить изменения в семейной обрядности на Европейском Северо-востоке России в контексте формирования советского праздничного дискурса;
охарактеризовать роль советской праздничной культуры в формировании и утверждении советского культурного пространства Европейского Северо-востока России;
обозначить роль новых ритуалов и праздников в формировании советского менталитета.
Научная новизна работы. Зачастую в исторических исследованиях, посвященных праздничной культуре постреволюционной России рассматриваются только новообразованные советские праздники. В то же время в этнографических исследованиях по культуре начала XX в. предметом изучения продолжает оставаться традиционная праздничная культура. Однако если мы в полной мере осознаем, что одним из значимых признаков культуры является «формирование и сохранение ненаследственной памяти коллектива», то неизбежно, обращаясь к культуре периода революционных преобразований и стремясь выявить особенности этой культуры и механизм ее развития, мы должны идти через сопоставление того, что было до начала преобразований, с тем, что стало после. Поэтому, на наш взгляд, понимание сути происходящих изменений в праздничной культуре в постреволюционной России, и в
частности на Европейском Северо-востоке, возможно именно через сравнительный анализ традиционной праздничной культуры и новационной советской. При всем многообразии работ, посвященных праздничной культуре переходного периода 1920-х г., проблема сосуществования традиционной и революционной праздничных культур в российском культурном пространстве не получила должного рассмотрения, что определяет новизну и актуальность данного исследования.
В представляемом исследовании впервые исторический процесс внедрения новых советских праздников в систему традиционной культуры Европейского Северо-востока России в 1918 — начале 1930-х гг. рассматривается как относительно целостный и последовательный. В данном исследовании выделяются основные этапы этого процесса, характерные черты, обозначается роль центральной, областной и местной власти, рассматриваются итоги и последствия этого процесса.
Новизной отличается и рассмотрение проблем сосуществования в культуре постреволюционного периода православного календаря и «нового» советского календаря. Впервые делается попытка выявления отношения населения исследуемого региона к происходящим изменениям в праздничной культуре.
Для проведения исследования праздничной культуры Европейского Северо-востока России с 1918 по начало 1930-х гг. задействован широкий круг источников, впервые как исторические источники рассмотрены календари, изданные в исследованный период, и итоги анкетирования населения, проведенного в 2001-2004 гг. по специально разработанным анкетам.
Структура диссертации. Диссертация построена по проблемно-историческому принципу. Работа состоит из Введения и трех глав: «Новый» календарь в контексте культуры постреволюционной России»;
«Изменения праздничной культуры на Европейском Северо-востоке России в 1918 г. - начале 1930-х гг.»; «Роль советской праздничной культуры в формировании нового культурного ландшафта». Итоги исследования представлены в Заключении. В приложение вынесена анкета, по которой велось интервьюирование населения.
Примечания:
Бахтин М.М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса. М., 1990; Мазаев А.И. Праздник как социально-художественное явление. М, 1978. Байбурин А.К. Ритуал в традиционной культуре. СПб.: Наука, 1993; Тульцева Л.А. Престольные праздники в картине мира (мир околице) православного крестьянства // Православная жизнь русских крестьян XIX-XX веков: Итоги этнографических исследований. М., 2001. С.124-168 и др. 2Эта проблема на примере различных культур была рассмотрена в целом ряде работ, например: Бахтин М. М. Указ. соч.; Stites R. Revolutinary Dreams. Utopian vision and Experimental life in the Russian Revolutoin. - Oxford. 1989; Hobsbawm E. Introdaction: Inventing of traditions II The invention of Traditions. Cambridge, 1983; Fitzpatrick Sheila. The Russian Revolution. Oxford: University press. 1982; Клеберг Л. Язык символов революций // Лотмановский сборник. М, 1997. № 2; Rydving Н. The End of drum-time. Religious change among the Lule Saami, 1670s-1740s. Stockholm. 1993; Нарский И.В. Конструирование мифа о гражданской войне об особенности коллективного забывания на Урале в 1917 - 1922 гг. // Век памяти, память века: Опыт обращения с прошлым в XX столетии. Сб. статей. Челябинск, 2004. С. 431-454. и др.
3 Лыткин Г. С. Зырянский край при епископах пермских. Rydving Н. The End of drum-
time. Religious change among the Lule Saami, 1670s-1740s. Stockholm. 1993
4 История Коми с древнейших времен до конца XX века. Т.2. Сыктывкар, 2004. С.
274-282.
5 Жидков В. С, Соколов К.Б. Указ. соч. С. 42.
6 Гуревич А.Я. М.Блок и антропология. // Блок М. Апология истории или ремесло
историка. М., 1986.
7 Каиров В.М. Традиция и исторический процесс. М., 1994; СПб.: 1997; Лотман Ю.
М. Культура и взрыв. М., 1992. и др.
8 Маркарян Э.С. Узловые проблемы теории культурной традиции // Советская
этнография. 1981. № 2. С.59-72 и др.
9 Культурология. XX век. Словарь. СПб., 1997. С. 480.
10 Панченко А.А. Религиозные практики: к изучению «народной религии» //
Мифология и повседневность. Материалы научной конференции. 24-26 февраля 1999
г. СПб., 1999. С. 215.
11 Верт Н. История Советского государства. 1900-1991. М., 1995; Глебкин В.В. Ритуал
в советской культуре. М., 1998; Мосолова Л.М. Советская художественная культура:
формирование регионально-этнических типов (20-е - начало 60-х гг. XX в.) //
Регионы России: художественные процессы нового и новейшего времени: Сборник
научных статей. СПб., 2001. С. 182-189; Жидков B.C., Соколов К.Б. Указ. соч. и др.
12 Глебкин В.В. Указ. соч. С. 14.
13 Топоров В.Н. Праздник // Мифы наров мира. Т.2. М. 182. С. 329 - 331; Жигульский
К. Праздник и культура. Праздники старые и новые. Размышления социолога. М.:,
1982. и др.
14 Степанов Ю.С. Константы: словарь русской культуры. М., 2001. С. 43.
15 Кругликов В.А. Пространство и время «человека культуры» // Культура, человек и
картина мира М., 1987. С. 321-345; Каганский В. Культурный ландшафт и советское
обитаемое пространство. М., 2001; Калуцкий В.Н., Иванов А.А., Давыдов Ю.А.,
Фадеева Л.В., Родионов Е. А. Культурный ландшафт русского Севера. М., 1998;
Успенский Б.А. Этюды по русской истории. СПб., 2002; Пространство и время в
восприятии человека: историко-психологический аспект. Материалы XIY Международной научной конференции. СПб., 2003 и др.
16 Авдеев Д.Ф. Октябрь 1924 года // Массовые празднества. Л., 1926; Ласточкин Н.А.
Массовые празднества Ленинграда 1924-1925 гг. Художественное оформление
праздника // Массовые празднества. Л., 1926; Селищев A.M. Язык революционной
эпохи. М., 1928; Рюмин Е. Массовые празднества. М.-Л., 1927. и др.
17 Нагирняк Е., Петрова В., Розен М. Новые обряды и праздники. М., 1965; Ширяева
П.Г. Из истории развития некоторых революционных традиций // Советская
этнография, 1975. № 6; Генкин Д.М. Массовые праздники. М., 1975; Наши праздники.
М., 1977 и др.
18 Латышева В. Зарождение драматургии и театра народа коми. Сыктывкар, 1968;
Гагарин. Ю.В. История религии и атеизма. М.,1978; Безносиков Я.Н. Рассвет над
коми. Сыктывкар, 1986.
19 Мазаев А.И. Праздник как социально-художественное явление. М., 1978.
20 Fitzpatrick Sheila. The Russian Revolution. Oxford: University press. 1982; Stites
Richard. Revolutionary Dreams. Utopian Vision and Experimental life in Russian
Revolution. Oxford: Oxford University Press. 1989; Бредихина H.B. Праздник как
семитическая модель социокультурных изменений общества // Историческая
психология, социальная психология: общее и различие. СПб., 2004. С.146-148;
Клеберг Л. Язык символов революций // Лотмановский сборник. М., 1997. № 2.
С.140-154; Малышева СЮ. Историческая мифология советских «революционных
празднеств» 1917-1920-х годов //Историческое знание и интеллектуальная культура.
4.2. Материалы научной конференции. Москва, 4-6 декабря 2001 г. М., 2001. С.10-13.
21 Глебкин В.В. Ритуал в советской культуре. М., 1998; Коротаев В.И. Русский Север
в конце XIX - первой трети XX века. Проблемы модернизации и социальной
экологии. Архангельск, 1998; Пинегина Л.А. Организация пролетарской культуры
1920-х годов: Культурное наследие.// Вопросы истории, 1981. № 7. С. 84-94; Соколов
К.Б. Картина мира и искусство в периоды социальных перемен // Искусство в
ситуации смены циклов. М., 2002. и др.
Жидков B.C., Соколов К.Б. Десять веков российской ментальносте: картина мира и власть. СПб., 2001.
Плаггенборг Ш. Революция и культура. Культурные ориентиры в период между Октябрьской революцией и эпохой сталинизма. СПб., 2000.
24 НаШп I. From Darkness to Light. Class, Consciousness, and Salvation in Revolutionary
Russia. Pittsburgh, 2000.
25 Petrone K. Life has Become More Joyous, Comrades: Celebration in the Time of Stalin.
Bloomungton. 2000.
26 Малышева СЮ. Указ. соч. С. 360-361.; Нарский И.В. Конструирование мифа о
гражданской войне и особенности коллективного забывания на Урале в 1917 - 1922
гг. // Век памяти, память века: Опыт обращения с прошлым в XX столетии. Сб.
статей. Челябинск, 2004.
27 Нарский И.В.Указ. соч. С.402.
28Малышева СЮ. Указ. соч. С. 360-361.
29 Верт Н. Указ. соч.; Ахиезер А.С, Давыдов А.П., Шуровский М.А., Яковенко И.Г, Ярова Е.Н. Социокультурные основания и смысл большевизма. Новосибирск, 2002; Ченская Т.В. Идеологическая работа как один из аспектов государственной культурной политики (1926-1932 гг.) // История России сквозь призму борьбы за власть. СПб., 2004. С 182-1864; Пинегина Л.А. Организация пролетарской культуры 1920-х годов: Культурное наследие // Вопросы истории. 1981. №7. С 84-94 и др.
30 Булыгина Т.А. Указ. соч. С. 157.
31 Цыпин В. История Русской Церкви, 1917-1937. М., 1997; Поспеловский Д.В.
Русская Православная Церковь в XX веке. М., 1995 и др.
32 Байбурин А.К. Ритуал в традиционной культуре. СПб., 1993, Бернштам Т.А.
Локальные группы Двинско-Важского ареала: Духовные факторы в этно - и
социокультурных процессах // Русский Север. К проблеме локальных групп. СПб.
1995; Теребихин Н.М. Сакральная география Русского Севера. Архангельск, 1993;
Щепанская Т.Б. Кризисная сеть (традиция духовного освоения пространства) //
Русский Север. К проблеме локальных групп. СПб. 1995. Рокитлянский В.Р. Мир
традиций // Этнометодология: проблемы, подходы, концепции. Вып. 5. Сб. статей. М,
1998. С. 85-127..
33 Топоров В.Н. Праздник // Мифы народов мира. Т.2. М., 1982. С. 329.
34 На примере различных культур праздник стал предметом изучения в целом ряде
исследований, например: Бахтин М.М. Указ. соч. М., 1965; Гуревич А.Я. Категории
средневековой культуры. М., 1972. и др.
35 Топоров В.Н. Указ. соч. С. 330.
36 Кудрявцева М.Н. Религиозное сознание - тема для изучения исторической
психологии // Историческая психология, психоистория, социальная психология:
общее и различия. СПб., 2004. С. 175.
37 Байбурин А.К. Календарь и трудовая деятельность человека (Русский народный
традиционный календарь) Л., 1989; Теребихин Н.М. Сакральная география Русского
Севера. Архангельск. 1995; Русский Север: к проблеме локальных групп. СПб., 1995;
Безгин В.Б. Традиции крестьянского мира: пространство и время // Пространство и
время в восприятии человека: историко-психологический аспект. СПб., 2003. С. 45-
49. и др.
Дукарт Н.И. Весенне-летние праздники и обряды в северной деревне конца XIX -начале XX вв. // Вопросы истории Коми АССР. Сыктывкар, 1975. С. 141-152; Дукарт Н.И. Святочная обрядность коми деревне конца XIX - начале XX вв. // Традиционная культура и быт народа коми. Сыктывкар. 1978. С. 91-103; Семенов В.А. Традиционная семейная обрядность народов Европейского Севера: К реконструкции мифопоэтических представлений у коми (зырян). СПб., 1992..
39 Конаков Н.Д. От святок до сочельника. Сыктывкар, 1993; Конаков Н.Д.
Традиционное мировоззрение народов коми: Окружающий мир. Пространство и
Время. Сыктывкар, 1996.
40 Семенов В.А. Традиционная духовная культура коми-зырян: Ритуал и символ.
Сыктывкар: Сыктывкарский университет, 1991; Семенов В.А. Традиционная
семейная обрядность народов Европейского Севера: К реконструкции
мифопоэтических представлений у коми (зырян). СПб.: Издательство С.-
Петербургского университета, 1992; Семенов В.А. Обряды переходного цикла как
механизм культуры // Семиозис и культура. Сб. научных статей. Сыктывкар, 2005. С.
247 -250. и др.
41 Терюков А.И. Погребальный обряд вымских и вишерских коми // Традиции и
новации в народной культуре коми. Тр. ИЯЛИ КФАН СССР. Вып. 28. Сыктывкар.
1983. С. 23-31; Народы Поволжья и Приуралья. Коми - зыряне. Коми - пермяки.
Марийцы. Мордва. Удмурты. М.: Наука, 2000. С. 117-149; Шарапов В.Э. Перна -
наперсный крест // Арт. 1998. № 3. С. 134 - 142; Дронова Т.И. Кто там крещенный? //
Арт.2000.№ 4. С. 118-126.
42 Несанелис Д.А. От Рождества Христова до Крещения: Традиционные святочные
обычаи и развлечения в коми деревни ( втор. пол. XIX - нач. XX в.) // Эволюция и
взаимодействие культур народов Северо-востока Европейской части России. Сыктывкар, 1993; Несанелис Д.А. Раскачаем мы ходкую качель: Традиционные формы досуга Коми края (Вторая половина XIX - нач. XX в.). Сыктывкар, 1994.; Шарапов В.Э. Храм, образ и праздник Параскевы Пятницы у удорских коми // Духовная культура: история и тенденции развития. Сыктывкар, 1992; Шарапов В.Э. Живая традиция: заветные и храмовые праздники у современных коми // Христианство и язычество народа коми. Сыктывкар, 2001; Чувьюров А.А. Заветные памятники коми-зырян // Музеи и краеведение. Труды Национального музея Республики Коми. Вып. 3. Сыктывкар, 2001. С. 183-190. и др.
43 Шарапов В.Э. Указ. соч.; Лимеров П.Ф. Народные праздники на Вашке // Родники
Пармы. Сыктывкар, 1993. С. 38-45; Смирнова О. Н., Чувьюров А.А. «Святые» и
«святые места» в традиционной культуре верхневычегодских коми // Музеи и
краеведение. Труды Национального музея Республики Коми. Вып. 4. Сыктывкар,
2003. С. 149-164. и др.
44 Например: Камкин А.В. Православная церковь на Севере-России. Вологда, 1992;
Рогачев М.Б. «Церковь в каждой деревне возвышалась над всеми другими
строениями» (храмы Коми края в XIY - XX вв.) // Христианство и язычество народа
коми. Сыктывкар, 2001; Мацук М.А. Религиозная ситуация в Коми республике в
1918-1938 годах ( на примере Свято-Вознесенского г.Усть-Сысольск) // Социально-
культурные и этнодемографические вопросы истории коми. Сыктывкар. 1997.
4 Данилов Л.В. Традиции как специфический способ социального наследия // Советская этнография. 1981. № 3. С. 48-50; Крупник И.И. Традиция и «управление» динамикой культуры // Советская этнография. 1981. № 3. С. 51-52; Бородин Е.Т. Традиции - средства развития способностей людей к простому воспроизводству общественной жизни // Советская этнография. 1981. № 3. С. 53-54; Праздников Г.А. Традиция как диалог культур // Советская этнография. 1981. № 3. С. 54-56; Соколов Э.В. Традиция и культурная преемственность // Советская этнография. 1981. № 3. С. 56-58.
46 Маркарян Э.С. Узловые проблемы теории культурной традиции // Советская
этнография. 1981. № 3. С. 59-72.
47 Зелинский А. Н. Литургический круг христианского календаря // Календарь в
культуре народов мира. Сборник статей. М., 1993.
4іГШукуров Ш.М. Образ храма. М., 2002.
49 Там же, С. 19.
50 Мыльников А.С. Язык культуры и вопросы изучения этнической специфики
средств знаковой коммуникации // Этнографическое изучение знаковых средств
культуры. Л., 1989; Лотман Ю.М. Культура и взрыв. М., 1992; Лотман Ю.М. О
семиотическом механизме культуры // Труды по знаковым системам. Т. 5. Тарту,
1971; Байбурин А.К. Ритуал в традиционной культуре. СПб., 1993; Степанов Ю.С.
Константы: Словарь русской культуры. М., 2001; Степанов Ю.С. В трехмерном
пространстве языка: семиотические проблемы лингвистики, философии, искусства.
М., 1985;
51 Гуревич А.Я. Культура и история (ответы д.и.н. проф. А.Я.Гуревича на вопросы
редакции журнала) // Новая и новейшая история, 1991. № 1; Соколов А.К. социальная
история России новейшего времени: проблемы методологии и источниковедения //
Социальная история. Ежегодник. 1998/1999; Яковенко И.Г. Переходные эпохи и
эсхатологические аспекты традиционной ментальносте // Искусство в ситуации
смены циклов. Междисциплинарные аспекты исследования художественной
культуры в переходных процессах. М., 2002; Ястребцева А.Л. Историография и
история культуры // Одиссей. 1992. М., 1993; Шикло А.Е. Современные проблемы изучения истории исторической науки // Проблемы источниковедения и историографии. Материалы II Научных чтений памяти И.Д. Ковальченко. М.: Российская политическая энциклопедия, 2000. С. 285-296;
Хвостова К.В. Контент-анализ в исследованиях по истории культуры // Одиссей. 1989. С. 142.
Бовина О.П. Чувашская киреметь: традиции и символы в освоении сакрального пространства // Этнографическое обозрение. 2002. № 4; Народы Поволжья и Приуралья. Коми - зыряне. Коми - пермяки. Марийцы. Мордва. Удмурты. М., 2000. и др.
54 Архивы Кремля. Политбюро и церковь. 1922-1925 гг. В 2-х кн. М.-Новосибирск.
1997.
55 Национальный архив Республики Коми (ПАРК), хранилище № 2. Ф. 221. Оп. 1. Д.
144.; Ф. 182. Оп. 1. Д. 46., Ф. 353. Оп. 1; Ф. 274. Оп.1; Ф. 618. Оп. 1 и др.
56 ФГАВО ВУ. Ф. 46. Оп. 1. ДД. 516,1159.
57 ФГАВО ВУ. Ф. 44. Оп. 1. ДД. 46, 47, 48, 109; Ф. 205. Оп. 1. ДД. 86, 115, 136, 148,
155.
58 ФГАВО ВУ. Ф. 968. Оп. 1. Д. 33.
59 НАРК, хранилище №1. Ф. 12. Оп. 1. Д. 46.
60 Национальный архив Республики Коми (НАРК), хранилище № 1. Ф. 1326. Оп. 1. Д.
4.
61 НАРК, хранилище № 1. Ф. 2. Оп. 1. Д. 80.
62 Филиал Государственного архива Вологодской области Великий Устюг(ФГАВО
ВУ) Ф.44.0п. 1.Д.47.
63 НАРК, хранилище № 1. Ф. 368. Оп. 1. Д. 3.
64 Безносиков Я.Н. Рассвет на коми. Сыктывкар, 1986. С. 45.
65 Там же. С. 44.
66 Рассмотрение литературы как системообразующего элемента мировоззрения все
активнее используется в исторических исследованиях. Например: Штейнер Е.
Авангард и построение нового человека. Искусство советской детской книги 1920-х
годов. М., 2002; Зверев В.В. Новые подходы к художественной литературе как
историческому источнику// Вопросы истории. 2004. №. 6; Соколов К.Б. Картина
мира и искусство в периоды социальных перемен. Социологический аспект перехода
в истории культуры и художественная жизнь// Искусство в ситуации смены циклов.
М., 2002 и др.
67 Авдеев Д.Ф. Октябрь 1924 года // Массовые празднества. Л., 1926; Ласточкин Н.А.
Массовые празднества Ленинграда 1924-1925 гг. Художественное оформление
праздника// Массовые празднества. Л., 1926; Селищев A.M. Язык революционной
эпохи. М., 1928; Рюмин Е. Массовые празднества. М.-Л., 1927. и др.
68 Календарь новаго стиля на 1918 год. Петроград. Изд. Ф.Ф.Лиге.1918; Советский
календарь на 1919 г. М., Изд. Всероссийского Центрального Исполнительного
Комитета советов Р.С.К. и К. Депутатов. 1918; Всеобщий календарь на 1923.
Петроград, 1923; Деловой календарь на 1923 год. М., 1923; Календарь-справочник по
Вологодской губернии на 1922 год. Вологда, 1922; Календарь-справочник и дневник
волостного статистика и корреспондента Северо-Двинской губернии на 1923 год. В.
Устюг, 1922; Календарь-дневник справочник волостного статистика и
корреспондента Автономной области Коми на 1924 год. Устьсысольск, 1924;
Записная книжка и календарь-справочник волостного статистика и корреспондента
» Автономной Области Коми на 1925 год. Устьсысольск, 1925; Настольная справочная
книга крестьянина и календарь на 1926 год. Л., 1926; Настольный крестьянский календарь на 1927 год. М.,1927; Настольный крестьянский календарь на 1928 год, М.,1928; Настольно-крестьянский календарь на 1929 год. М., 1928; Крестьянский календарь. 1929. Свердловск, 1929 и др.
69 Цембер А.А. Дневник / Подготовка текста, вступ, статья и комментарии Л. П.
Рощевской. Сыктывкар: Коми книжное издательство. 1997; «Дневниковые записи»
И.С.Рассыхаева // фонды НМРК, КП 7392/3.
70 Волкова Т.Ф. Усть-Куломский просветитель // Родники пармы. Сыктывкар. 1993.
С.168-173.
71 Научный архив Национального музея Республики Коми (НА НМРК). Оп. 1. ДД.
3060-3080.
Историк в поиске. Микро - и макроподходы к изучению прошлого. М., 1999. С. 6.
«Новый» календарь в контексте культуры постреволюционной России
Концепция времени в том или ином обществе или культурном регионе является существенным компонентом общественного сознания и рассматривается исследователями в качестве важнейшего аспекта модели мира.1 Эта проблема стала предметом изучения различных дисциплин, в то же время, в исторической науке социально культурологический аспект времени стал рассматриваться сравнительно недавно. Размышляя о времени как об одной из проблем истории культуры, А.Я.Гуревич отметил, что время, «...наряду с такими компонентами этой «модели» как пространство, причины, изменения, отношение чувственного и сверхчувственного, отношение индивидуального к общественному и части к целому, судьба, свобода и т.д.» формирует «сетку координат», при «...посредстве которых люди, принадлежащие к данной культуре, воспринимают и осознают мир и строят его образ». Возникновение, формирование и место календаря в той или иной культуре является одним из аспектов темы хронологии и организации времени в целом. Календарь, как определенный способ времяисчисления, как распределение по времени (дням, месяцам) определенных видов деятельности, как система фиксирования времени, характерная для той или иной культуры, всегда сопряжен с целым рядом символов и концептов. Исследователи этой проблематики отмечают, что календарь не является механической системой, отмеряющей часы и сроки, а хранителем коллективной памяти народа, его культуры, организатором его сознания. Изменение календаря есть переориентация сознания, переключение культурного кода.3 Перемена календаря в постреволюционной России со «старого» на «новый» неизбежно должна была стать одним из главных направлений в концепции переустройства мира. Первым шагом в преобразовании календаря в «советский» стал переход с юлианского календаря на григорианский, провозглашенный декретом от 24 января (6 февраля) 1918. Вопрос о реформе календаря в России поднимался неоднократно, в 1830 г. с этим предложением выступала Российская Академия наук. Однако это предложение было отклонено, решающую роль в таком исходе дела сыграл доклад Николаю I министра народного просвещения князя К.А.Ливена, в котором отмечалось, что реформа календаря «дело... несвоевременное, недолжное, могущее произвести нежелательные волнения и смущения умов».4 «Григорианская реформа» вызывала бурные дискуссии и на рубеже XIX - XX веков.5 То, что вопрос о реформе календаря в революционной России был решен столь стремительно, уже 16 ноября 1917 г. необходимость реформы обсуждалась на заседание Совнаркома РСФСР, скорее имел не столько прагматическое значение, сколь символическое. Подготовкой «Декрета о введении в Российской республике западно-европейского календаря» занимались Наркомат иностранных дел и Наркомат просвещения. В Наркомпросе решили, что «ввиду изменившегося характера общественных и производственных отношений» эру христианскую следует заменить эрой социалистической. Началом новой эры предполагалось считать 7 ноября 1917 года.6 Предложение Наркомпроса отразило стремление созидателей страны Советов преобразовать мир, время и пространство. Это предложение не утвердили, но 7 ноября вошло как «главная» дата праздничного советского календаря, а 1917 год стал началом «нового летоисчисления» России на многие десятилетия и одной из центральных мифологем советской идеологии.
Изменения праздничной культуры на Европейском Северо-востоке России в 1918 г. - начале 1930-х гг.
Календарная обрядность населения Европейского Северо-востока России начала XX в. близка северо-среднерусскому варианту. Во многом это связанно с особенностями формирования культуры в этом регионе и длительными этнокультурными контактами с жителями Европейской России.
Основными событиями народного календаря, которые предопределяли многие обычаи и обряды, являлись христианские праздники.1 Прежде всего это Двунадесятые праздники, по церковному уставу двенадцать особенно чтимых, великих праздников. Одни из них посвящены воспоминанию важнейших событий земной жизни Спасителя: Рождество Христово, Крещение и Богоявление, Преображение, Вход Господен в Иерусалим, Вознесения, Пятидесятница, Воздвижение Честного и Животворящего Креста. Другие праздники посвящены воспоминанию событий из жизни Матери Божией, так называемые Богородичные: Рождество Пресв. Богородицы, Сретение, Введение во храм Пресв. Богородицы, Благовещение Пресв. Богородицы, Успение Пресв. Богородицы. Особая значимость этих праздников, кроме особо торжественной литургии, подчеркивалась традицией предпразднеств и послепразднеств, когда до и после праздника во время литургии воспевается празднуемое событие. Именно в этих праздниках мощно проявлялось храмовое сознание2 данной культурной традиции. В культурах христианского круга особая роль отводится литургии. Именно в литургии храм проявляется как целостное явление, когда текст/слово, архитектурное пространство, иконные образы, хоровая музыка обретали свое подлинное значение в контексте происходящего таинства, а молитва в храме есть сакральная координата, связующая небесное и земное.
В этой связи следует обратиться к размышлениям А.К.Байбурина: «Вертикальный план значим в первую очередь для тех обрядов, которые непосредственно разрабатывают тему творения мира или отдельных его фрагментов. К их числу относятся календарные обряды, ритуал строительства. Для них особое значение имеет идея центра, умение определить ту единственную точку во времени и пространстве, через которую проходят "силовые линии" мироздания. При этом свое концентрируется вокруг этой точки на земле, а чужое — на небе и/или под землей. Может быть, поэтому для календарной обрядности столь существенно противопоставление света и тьмы, огня земного и огня небесного».4
К Великим праздникам наравне с Двунадесятыми праздниками относились Страстная неделя и вся Пасхальная неделя, Вознесение Господне, два дня Святого Духа и престольные праздники. В традиционной культуре коми не менее почитались и «малые и средние» праздники: Покрова, Ильин день, Никола зимний и Никола летний, Петров день и др. При соблюдении канонической схемы празднования в каждой местности сложились свои особенности их проведения, обусловленные природной средой, составом населения, их занятиями.
Роль советской праздничной культуры в формировании нового культурного ландшафта
В рамках той или иной культурной традиции ландшафт наделяется социумом ценностными характеристиками. Осмысление конкретного ландшафта в символах и словесных образах, его описание, интерпретация, введение в контекст ритуалов и формирование самого культурного пространства напрямую взаимосвязано со сложившейся картиной мира.1 Культурный ландшафт реализуется в различных семиотических воплощениях, предполагая особую связанность макрокосмоса и микрокосмоса, природы и человека. Более целостно и многомерно это проявляется в мифопоэтической модели мира. При изменении культурной традиции изменяется и культура интерпретации ландшафта, при этом происходит сложное переплетение различных культурных кодов и традиций.
Культурный ландшафт определяется через объединение пространственных и временных констант. Размышляя об аксиологической направленности пространственно-временного единства, М.М.Бахтин сделал принципиальное замечание: «...вступление в сферу смыслов совершается только через ворота хронотопа».2 Одним из факторов формирования культурного ландшафта и самой культуры «прочтения», понимания пространства являются ритуалы и обряды. Наиболее активно актуализация пространственных и временных параметров определенной культурной традиции происходит во время праздников.
Пространство тотально символично, в нем масса лакун, но все для-него-существующее - значимо, это супертекст из вещей, людей мест, когда вещественное и знаково-символичное нерасчленимо. Христианская культура создавала свою особую топографию, заполненную священными знаками, сооружениями, сакральными локусами и т.д. Христианский хронотоп, складывающийся из циклического, характерного космологического сознания,4 и иерархически выстроенного, насквозь символического пространства, идеальным выражением которого является микрокосм храма5, во много был определяющим для православной традиционной культуры на рубеже XIX-XX вв.
Значение храма в традиционной культурной ментальности красноречиво и емко выразил М.Ш.Шукуров: «Нам образ храма видится в его целостном метафизическом смысле, поясняющем онтологическое, космологическое и этическое значение того сакрального пространственно-временного единства, в котором предвосхищается и осуществляется вхождение в истинный для традиции дом Бытия и Imago Templi».6
Исследователи традиционной культуры Европейского Севера России отмечают, что определяющим в позиционировании человека в пространстве было знаковое понимание ландшафта, где «христианская топография крестов, часовен, храмов накладывается на топографию языческого микрокосма (перекресток, река, дорога и т.д.) и изнутри преображает ее, включает ее в качестве хтонической периферии в христианскую картину мира». Во многом именно сформировавшейся культурный ландшафт определял особенности проведения ритуалов календарной и семейной обрядности.
Похожие диссертации на Праздничная культура Европейского Северо-востока России в 1918 г.-начале 1930-х гг.
