Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Численность, социальный состав и география расселения старообрядцев и русских сектантов Западной Сибири по материалам официальной статистики 34-72
Глава 2. Законодательная политика в отношении раскольников в первой половине XIX века и её западносибирская специфика 73 -109
Глава 3. Реализация правительственного курса в отношении старообрядцев и русских сектантов на территории Западной Сибири 110-178
Заключение 179-185
Список источников и литературы 186-212
- Численность, социальный состав и география расселения старообрядцев и русских сектантов Западной Сибири по материалам официальной статистики
- Законодательная политика в отношении раскольников в первой половине XIX века и её западносибирская специфика
- Реализация правительственного курса в отношении старообрядцев и русских сектантов на территории Западной Сибири
Введение к работе
Устойчивый интерес к изучению различных аспектов истории старообрядчества и русского сектантства, в том числе отношения к ним государственной власти и Русской православной церкви, проявляют исследователи различных областей знания: историки, правоведы, философы, религиоведы, культурологи и др. В настоящее время уровень развития науки, отсутствие идеологического давления подвели нас к тому, чтобы на базе как новых, так и уже внедрённых в научную разработку фактов переосмыслить характер имперской конфессиональной политики в отношении старообрядцев и сектантов на примере западносибирского региона. Изучение данной проблемы позволит сравнить практическое осуществление правительственного курса в центре и на окраине империи, проследить связь между идеологией и политическим курсом в отношении раскольников.
На фоне глубоких перемен в экономической, социально-политической и духовной сферах жизни общества, произошедших в нашей стране в последние два десятилетия, различные социальные и культурные силы России всё чаще стали обращаться к проблемам «русского раскола». Многие видят в нём носителя исконных национальных традиций, способного восполнить духовный вакуум, образовавшийся после падения социалистического режима, и стать гарантом сохранения русским народом своей самобытности. Вместе с тем современные чиновники, которые декларируют своё стремление оградить Россию от иностранного влияния, занимают в отношении староверов неопределённую позицию и как будто не замечают их. Чёткая позиция у РПЦ в отношении староверов также отсутствует. С одной стороны, на Поместном соборе Московского патриархата в 1971 г. был признан насильственный характер церковной реформы середины XVII в. и осуждены преследования староверов; с другой стороны, в РПЦ сейчас, например, не пользуются старопечатными книгами, но и староверам их не передают. Аналогичная
ситуация сложилась со старообрядческими молитвенными домами. Региональные власти, как правило, ориентируются на позицию местного епископа РПЦ. В этом случае решить что-либо намного труднее. Староверам даже отказывают в разрешении на строительство церкви, не говоря уже о возвращении прежде принадлежавших им молитвенных домов1.
Таким образом, проблема строительства государственно-церковных отношений остаётся актуальной и по сегодняшний день. Оглядываясь на двести лет назад, мы можем констатировать, что современные проблемы во взаимоотношениях власти и старообрядчества такие, как несоответствие правового и реального положения староверов, рассогласованность действий властей, светских и духовных, федеральных и региональных, отсутствие системности в действиях органов государственной власти, ответственных за сферу государственно-конфессиональных отношений, имеют корни в процессах, происходивших в первой половине XIX в.
Историография конфессиональной политики в отношении старообрядцев и русских сектантов обладает некоторыми специфическими особенностями.
Во-первых, для некоторых исследований (прежде всего дореволюционных) характерна неразработанность категориального аппарата, что явилось следствием отсутствия единой системы терминов в официальных документах рассматриваемой нами эпохи. До 1905 г. в законодательных актах и делопроизводственной документации правительственных учреждений использовался обобщающий термин «раскольники» как в отношении старообрядцев, так и сектантов вместе взятых. При этом исключения из этого правила были нередкими: в документе говорилось о старообрядцах, хотя из контекста становилось понятно, что подразумеваются в том числе и сектанты. Поэтому в ряде случаев при анализе историографического обзора темы и далее в тексте будет вынужденно использоваться терминология авторов и источников
1 Веймарн А. Дети раскола// Политический журнал. № 15-16 (158-159). 21 мая 2007.
(например, в наименовании правительственного органа - «Комиссия по делам раскольников и скопцов»). Понятия, выражавшие субъективное, как правило, негативное отношение к расколу («ересь», «беспоповская секта», «лжесвященник», «сводные» браки и т.д.) заключаются нами в кавычки. В целом же, исходя из источников исследования, мы будем использовать термин «раскольники» в отношении и старообрядцев, и сектантов, а термины «старообрядцы» и «староверы» употреблять как синонимы. Практика речевого употребления слов «толк» и «согласие» как в старообрядческой среде, так и за её пределами также крайне противоречива. Не вдаваясь в подробности дискуссии, отметим, что под толком мы будем понимать крупное подразделение старообрядцев, объединявшее общины, отличавшиеся в трактовке тех или иных вероучительных принципов, под согласием - более мелкое (внутри толка) подразделение, включавшее круг общин, согласовавших свои главные воззрения2.
Во-вторых, первыми исследователями догматических и организационных особенностей различных старообрядческих согласий и сект были чиновники Министерства внутренних дел, участвовавшие в работе следственных комиссий: Н.В. Варадинов, И.П. Липранди, П.И. Мельников-Печёрский, Н.И. Надеждин и др. С учётом предмета нашего исследования представляется вполне логичным работы чиновников, написанные при исполнении ими служебных обязанностей в период правления Николая I, рассматривать в качестве исторических источников, а появившиеся в более позднее время, в атмосфере другой эпохи и уже в статусе простых учёных, публицистов - в качестве литературы.
2 Например, поморский толк включал в себя согласия брачников и безбрачников. См.: Баранов Г.В. Религиоведение: направления, организация, деятельность в христианстве: Словарь. Омск, 2003. С. 179, 188; Богомолов А.И. Религии мира: Новейший словарь. Ростов н/Д., 2005. С. 506-507, 531; Бачинин В.А. Религиоведение: Энциклопед. словарь. СПб., 2005. С.225.
В изучении правительственной политики в отношении старообрядчества и сектантства чётко выделяются три этапа. Первый из них — дореволюционный -охватывает период с середины XIX в. до октября 1917 г. В рамках периода прослеживаются клерикальное, светское и старообрядческое направления.
Самой многочисленной литературой по интересующей нас теме является клерикальная. Труды церковных авторов представляли собой скорее полемические сочинения, чем исторические исследования. Причину противоправительственной деятельности раскольников синодальные историки искали исключительно в сфере религиозного разномыслия, отрицая социальную обусловленность раскола. Стоявшие перед ними задачи сводились к тому, чтобы представить старообрядцев невежественными религиозными фанатиками и тем самым склонить их к официальной церкви3.
Работы церковных авторов, посвященные старообрядчеству Западной Сибири, появились только в 80-е гг. XIX в. с введением в Тобольской и Томской духовных семинариях кафедр по истории и обличению русского раскола и местных сект. Статьи протоиерея И.Я. Сырцова, преподавателя Томской духовной семинарии и сотрудника противораскольнического братства И.П. Новикова, профессора богословия Томского университета Д.Н. Беликова, несмотря на конфессиональную тенденциозность, содержат ценные сведения об
3 Макарий (Булгаков). История русского раскола, известного под именем старообрядства. СПб., 1855; О причинах разделения главных раскольнических сект (поповщины и беспоповщины) на многие мелкие толки. Казань, 1857; Предтеченский А. О необходимости священства против беспоповцев. Б.м., 1860; Сергий, иеромонах. Зеркало для старообрядцев, не покорившихся православной церкви, или ясное и подробное описание старообрядческих заблуждений с опровержением оных и воззвание их к истинной христовой церкви. М., 1860; Субботин Н.И. Современные движения в расколе. М., 1863; Нильский И.Ф. Несколько слов о происхождении раскола. СПб., 1864; Никифоровский И. Основная особенность старообрядческого раскола. СПб., 1892; Громогласов И.М. О сущности и причинах русского раскола так называемого старообрядчества. Сергиев Посад, 1895 и др.
организационной и идеологической эволюции раскола и методах проведения правительственной политики4.
Комплексное изучение социально-правового положения старообрядцев и сектантов в первой половине XIX в. было предпринято известным правоведом, чиновником особых поручений при министре внутренних дел Н.В. Варадиновым5. Имея свободный доступ к архиву МВД, автор первым из исследователей привёл статистические данные о раскольниках по всей России, выделил этапы конфессиональной политики. Широкие территориальные рамки работы, с одной стороны, обусловили поверхностное изучение рассматриваемого вопроса, с другой, позволили увидеть общую ситуацию в стране и предоставили возможность последующим исследователям выявить особенности распространения раскола на территории определённой губернии. В целом работе Н.В. Варадинова свойственна проправительственная направленность.
Другим чиновником МВД, этнографом П.И. Мельниковым-Печёрским в 1856-1857 гг. (в то время он находился на государственной службе) была издана серия художественных произведений, в которых он высказался за политику полной терпимости в отношении раскольников, подчеркнув отсутствие антигосударственной составляющей в движении, о которой он говорил в царствование Николая I6. Схожие изменения со временем претерпела позиция
4 Сырцов И.Я. Старообрядческая иерархия в Сибири // Тобольские епархиальные ведомости. 1882. № 14, 15; Он же. Современное состояние раскола в Тобольской епархии // Тобольские епархиальные ведомости. 1883. № 23-24; Новиков И. Миссионерские известия по Томской епархии // Томские епархиальные ведомости. 1898. № б. С. 15-22; Он же. Раскол и сектантство в Томской епархии в 1896-97 году // Томские епархиальные ведомости. 1898. № 10; Беликов Д.Н. Старообрядческий раскол в Томской губернии: (По судебным данным). Томск, 1894; Он же. Томский раскол. (Исторический очерк от 1834 по 1880-ые годы) // Известия Императорского Томского университета. Томск, 1900. Кн. 16. С. 1-48; 1901. Кн. 18. С. 49-246.
3 Варадинов Н.В. История МВД: В 8 кн. СПб., 1858-1862. Кн. 8: История распоряжений о расколе. Мельников П.И. (Андрей Печёрский). Полное собрание сочинений: В 7 т. СПб., 1909. Т. 7.
председателя Комиссии по делам раскольников и скопцов (в 1841-1853 гг.) И.П. Липранди7.
В конце 1850-х - начале 1860-х гг. проблема взаимоотношения государства и раскольников оказалась в зоне пристального внимания исследователей нового для России демократического направления, родоначальником которого считается известный историк А.П. Щапов. По его мнению, религиозные принципы, отстаиваемые раскольниками, являлись всего лишь прикрытием, скрывавшим неприятие народными массами общественного и государственного порядка в России8. Изучив организационную структуру бегунского согласия Тюмени и скопческой общины Томска, учёный констатировал значительную долю их автономности, в которой видел стремление демократических масс к самоуправлению9. Историографическое направление А.П. Щапова было продолжено В.В. Андреевым, Н.Я. Аристовым10.
Мысль о старообрядческих общинах как демократических самоуправляющихся объединениях нашла отражение в публицистических заметках и научных сочинениях сибиреведов. Областники, Г.Н. Потанин и Н.М. Ядринцев, обращались к крестьянской общине бухтарминских «каменщиков», организационное ядро которых составляли активные проповедники «бегунства», как к образцу возможного для всей Сибири самоуправления и прототипу республиканского строя11. Во многом взгляды областников сформировались под воздействием статей барнаульского краеведа и этнографа
7 Липранди И.П. Дело о скопце камергере Еленском // Чтения Общества истории и
древностей российских. 1867. Кн. IV. С. 63-82.
8 Щапов А.П. Русский раскол старообрядства, рассматриваемый в связи с внутренним
состоянием русской церкви и гражданственности в XVII и в первой половине XVIII в. 2-е
изд. Казань, 1859.
9 Он же. Земство и раскол. Бегуны // Сочинения. СПб., 1906. Т. 1. С. 476-495.
10 Андреев В.В. Раскол и его значение в народной русской истории. СПб., 1870; Аристов Н.Я.
Устройство раскольничьих общин // Библиотека для чтения. 1863. № 7. С. 1-32.
11 Письма Г.Н. Потанина: В 2 т. Иркутск, 1987-1988. Т. 1. С. 35; Ядринцев Н.М. Раскольничьи
общины на границе Китая // Сибирский сборник. 1886. Кн. 1. С. 21-47; Потанин Г.Н. Юго-
западная часть Томской губернии // Этнографический сборник. СПб., 1864. Вып. 6. С. 1-154.
СИ. Гуляева, подробно изучившего хозяйственную и общественную жизнь «алтайских горцев». СИ. Гуляев проводил в работе мысль о том, что общество «каменщиков» представляло собой некое «братство», характерное для исконно русского народа, вполне справлявшееся с задачами самоуправления12. Представители консервативного направления в историографии этнограф Г.И. Спасский, а также член Географического общества А. Принтц, напротив, доказывали, что факт добровольного возвращения бухтарминцев в подданство царской России свидетельствовал об «анархии» в их среде, невозможности нормального функционирования без опеки власти . Вместе с тем СИ. Гуляев расценивал данный шаг как тактический ход, в результате которого «каменщики» смогли добиться существенных уступок, максимально возможных на тот момент. В конце XIX в. культура и быт ещё одной самоуправляющейся общины - «поляков» - стали предметом изучения М. Швецовой. Этнограф привела факты успешной хозяйственной деятельности «поляков» по освоению окраины, подчеркнув тем самым «прочность» общины, практически не имевшей в своём составе бедняков. При анализе социально-политических взглядов старообрядцев исследовательница придерживалась концепции А.П. Щапова14.
В 80-е гг. XIX в. теория А.П. Щапова о социально-политическом характере раскола была развита историками народнического и неонароднического направлений, представленных именами А.С Пругавина, И.И. Юзова (И.И. Каблица), СП. Мельгунова15. В противовес позиции большинства церковных
12 Гуляев СИ. Алтайские каменщики // Санкт-Петербургские ведомости. 1845. № 20-22, 27-
30.
13 Спасский Г.И. Путешествие по южным Алтайским горам в 1809 г. // Сибирский вестник.
СПб., 1819. Ч. 3. С. 67-100; Принтц А. Каменщики, ясачные крестьяне Бухтарминской
волости Томской губернии и поездка в их селения и в Бухтарминский край в 1863 г. //
Записки Императорского Русского географического общества по отделению общей
географии. СПб., 1867. Т.1. С. 544-582.
14 Швецова М. «Поляки» Змеиногорского округа // Записки Западно-Сибирского отдела
Императорского Русского географического общества. Омск, 1899. Кн. XXVI. С. 1-92.
15 Юзов (Каблиц) И.И. Русские диссиденты: староверы и духовные христиане. СПб., 1881;
Пругавин А.С. Раскол-сектантство: материалы для изучения религиозно-бытовых движений
авторов представители данного историографического направления считали старообрядцев и сектантов наиболее прогрессивной частью русского крестьянства, видя в них сторонников освободительного движения, а в дальнейшем и русской конституции.
Начиная с «эпохи реформ», интерес к изучению законодательства о раскольниках возрос со стороны правоведов и публицистов либерального направления, отстаивавших принципы веротерпимости и равноправия конфессий. А.Д. Градовский, Н. Суворов, Г.П. Добротин, А. Кистяковский, Верещагин подвергли критике российское уголовное законодательство в отношении раскольников16. Номенклатура преступлений против веры, по их мнению, являлась прямым следствием установившейся в России средневековой теократической системы отношений церкви и государства. Российское уголовное законодательство, отмечали либералы, необходимо было привести в соответствие с новейшими западноевропейскими кодексами, основанными на принципах свободы совести и веротерпимости. Реализация этих принципов предполагала, что преступления религиозных диссидентов против веры, как имеющие духовный характер, должны были подлежать исключительно церковной юрисдикции и влечь за собой духовные наказания, а не уголовные меры со стороны государства.
Ярким представителем либерального направления был П.Н. Милюков. По мнению историка, раскол являлся большим шагом вперёд для религиозного самосознания прежде совершенно индифферентной народной массы, т.к. впервые «будил её чувства и мысль». Однако именно церковный раскол
русского народа. М., 1887; Мельгунов СП. Из истории религиозно-обшественных движений в России XIX в. Старообрядчество. Религиозные гонения. Сектантство. М., 1919. 16 Градовский А.Д. Начала русского государственного права: В 3 т. СПб., 1875. Т. 1. С. 373-374; Кистяковский А. О преступлениях против веры. Наблюдатель. 1882. № 10. С. 101-113; Суворов Н. Курс канонического права: В 2 т. Ярославль, 1890. Т. 2. С. 489; Верещагин. К вопросу о регистрации браков раскольников // Юридический вестник. 1885. № 10. С. 289-303 и др.
породил духовный разрыв интеллигенции и народа. Опасения представителей «внутренней миссии» по поводу возможного объединения некоторых сект с интеллигенцией, считал П.Н. Милюков, были безосновательны, поскольку вспышки такого религиозного понимания могли иметь исключительно спорадический характер, соответственно вероятность слияния двух сил в «общий пожар» была крайне низка17.
В 90-е гг. XIX в. интерес к сектантству возник среди историков-марксистов. Крупным специалистом в этой области являлся В.Д. Бонч-Бруевич, профессиональный историк, с 1895 г. член организации «Союз борьбы за освобождение рабочего класса», а после революции - управляющий делами Совета народных комиссаров. Изучив бумаги народника С. Степняка-Кравчинского, который высоко оценивал сектантов как «интеллектуальный элемент низшего крестьянства», историк пришёл к выводу, что сектанты обладали всеми характеристиками, необходимыми для политической
1 о
мобилизации . Зачитывая на II съезде РСДРП в 1903 г. доклад «Раскол и сектантство в России», написанный В.Д. Бонч-Бруевичем, В.И. Ленин акцентировал внимание на секте хлыстов как наиболее организованной, сильной и конспиративной19. По воспоминаниям В.Д. Бонча-Бруевича, В.И. Ленин интересовался возможностями повторения в России религиозного восстания типа пуританской революции Оливера Кромвеля или Крестьянской войны в Германии под руководством Томаса Мюнцера, рассматривая сектантов как движущую силу и списывая их «временную» пассивность на отсутствие социалистической пропаганды в их среде20.
Милюков П.Н. Очерки по истории русской культуры: В 3 т. М., 1994. Т. 2. Ч. 1. С. 54, 152-153, 159.
18 Бонч-Бруевич В.Д. Сектантство и старообрядчество в первой половине XIX века //
Избранные сочинения: В 3 т. М., 1959. Т. 1.
19 Он же. Материалы к истории и изучению русского сектантства и старообрядчества: В 3
вып. СПб., 1910. Вып. 1. С. 184.
20 См. подробнее: Эткинд А. Хлыст: секты, литература и революция. М., 1998. С. 17-65.
В последней четверти XIX - начале XX в. достижения различных историографических направлений и быстрое развитие источниковедения привели к тому, что грань между работами синодальных и светских исследователей стала достаточно условной. В трудах таких крупных церковных историков, как Н.Ф. Каптерев, П.С. Смирнов, Е.Е. Голубинский, отсутствует чёткое разграничение в изучении догматико-обрядовых и социально-политических воззрений старообрядцев . Так, профессор Московской духовной академии Н.Ф. Каптерев впервые доказал, что старорусские церковные чины и обряды являлись древнейшей формой, заимствованной у греков вместе с христианством, а инициатива проведения реформы принадлежала исключительно царю Алексею Михайловичу, преследовавшему геополитические цели. Такие выводы позволили учёному восстановить историческую правоту старообрядцев. В настоящее время концепция Н.Ф. Каптерева преобладает в научных исследованиях.
После выхода указа 17 апреля 1905 г. «Об укреплении начал веротерпимости» возможность издания работ по собственной истории появилась у самих старообрядцев. Оценка конфессиональной политики правительства в них была негативной, хотя авторы позиционировали себя как лояльные верноподданные, считая основой движения исключительно религиозную составляющую22.
Тогда же жёсткая критика правительственной политики последовала со стороны синодальных историков, обвинявших светскую власть в том, что она
21 Голубинский Е.Е. К нашей полемике с старообрядцами. М., 1892; Смирнов П.С. История
русского раскола старообрядства. Рязань, 1893; Каптерев Н.Ф. Патриарх Никон и его
противники в деле исправления церковных обрядов. М., 1887; Он же. Патриарх Никон и царь
Алексей Михайлович: В 2 т. Сергиев Посад, 1909-1912.
22 Быковский И.К. История старообрядчества всех согласий. Единоверие, начало раскола и
сектантство. М., 1906; Сенатов В.Г. Философия истории старообрядчества: В 2 вып. М., 1908;
Кириллов И.А. Правда старой веры. СПб., 1910; Он же. Статистика старообрядчества. М.,
1913; Мельников Ф.Е. Краткая история древлеправославпой (старообрядческой) церкви.
Барнаул, 1999.
оставила их один на один с некогда общим врагом. При этом апологетическая оценка государственных действий более раннего периода также стала более сдержанной23.
Таким образом, дореволюционные исследователи ввели в научный оборот значительный комплекс источников. Их работы отражают различные подходы к изучению раскола, однако изучаемая нами проблема рассматривается поверхностно, чаще в контексте другого предмета исследования.
Второй этап в изучении старообрядчества приходится на советский период. Советские историки развили линию А.П. Щапова в исследовании проблемы, рассматривая раскол как специфическую форму антифеодального протеста.
Первым значительным трудом, в котором с подобных позиций рассматривались общины сибирских раскольников, была монография А.С. Долотова. Несмотря на негативные оценки раскола как конфессионального течения, враждебного советской власти, в работе содержатся ценные сведения о численности алтайского старообрядчества по округам, центрах различных согласий, деятельности их руководителей и о взаимоотношениях с церковными властями24.
В 1930 г. вышел в свет впоследствии неоднократно переиздававшийся труд Н.М. Никольского «История русской церкви». Проследив историю раскола с конца XVII до начала XX в., автор пришёл к выводу о том, что позиции старой веры были особенно сильны в моменты обострения социальных противоречий, а её носителями являлись ущемлённые слои населения . Н.М. Никольский обратился и к истории урало-сибирского старообрядчества: отметил независимость поповцев Тобольской губернии от московского центра, подчеркнул тесные связи западносибирских старообрядцев с уральскими
23 17 апреля для православной церкви // Церковный вестник. 1905. № 17; Гавриил. Заметки о
ненормальной общественно-государственной жизни в нашем отечестве со времени издания
закона о свободах // Омские епархиальные ведомости. 1910. № 22, 23 и др.
24 Долотов А.С. Церковь и сектантство в Сибири. Новосибирск, 1930.
25 Никольский Н.М. История русской церкви. М., 1988.
торговыми центрами, привёл сведения о попытках купцов Я.М. Рязанова и Ф. Казанцева, екатеринбургских старообрядческих старшин, легализовать беглопоповскую организацию Сибири в 1818 г. После этого данная тема фактически выпала из внимания исследователей до второй половины XX в.
С середины 50-х гг. XX в. в связи с началом короткого периода
демократизации жизни советского общества появились гораздо большие возможности для изучения религиозных вопросов. П.Г. Рындзюнский, а вслед за ним К.В. Чистов, В.Ф. Миловидов, В.Г. Карцов и А.И. Клибанов развили положение о религиозной форме антифеодального протеста, подробно изучив роль старообрядцев в социальных движениях XVII - XVIII вв. С позиций классового подхода деление старообрядчества на многочисленные толки и согласия историки объясняли социальным неравенством его последователей26.
Открытие в 1965 г. новосибирского археографического научного центра явилось переломным моментом в изучении местного старообрядчества. В настоящее время созданная Н.Н. Покровским в Новосибирске школа археографов, объединившая учёных различных отраслей гуманитарного знания,, является одним из крупнейших региональных центров, занимающихся комплексным изучением старообрядчества и сектантства. Данное научное направление объединило целый ряд сибирских и уральских исследователей, внесших огромный вклад в изучение отдельных аспектов нашей темы (Н.Н. Покровский, Т.С. Мамсик, Н.А. Миненко, Н.С. Гурьянова, В.И. Байдин и др.)27.
26 Рындзюнский П.Г. Старообрядческая организация в условиях развития промышленного
капитализма // Вопросы истории, религии и атеизма. М., 1950. С. 188-248; Чистов К.В.
Русские народные социально-утопические легенды XVII - XIX вв. М., 1967; Миловидов В.Ф.
Старообрядчество в прошлом и настоящем. М., 1969; Карцов В.Г. Религиозный раскол как
форма антифеодального протеста в истории России. Калинин, 1971; Клибанов А.И.
Народная социальная утопия в России. XIX век. М., 1978.
27 Покровский Н.Н. Антифеодальный протест урало-сибирских крестьян-старообрядцев в
XVIII в. Новосибирск, 1974; Он же. Урало-сибирская крестьянская община: XVIII век и
проблемы старообрядчества // Крестьянская община в Сибири XVII - начала XX в.
Новосибирск, 1977. С. 179-198; Мамсик Т.С. Ссыльные религиозные протестанты в Сибири в
первой четверти XIX в. // Политические ссыльные в Сибири (XVIII - начало XX века).
С середины 1970-х гг. этнографическое исследование старообрядцев Забайкалья было начато Ф.Ф. Болоневым. В 2000 г. разрозненные статьи были объединены автором в монографию, в которой сравнительному изучению подверглись культура и быт «поляков» Алтая и «семейских» Забайкалья. Ф.Ф. Болонев выделил этапы переселения старообрядцев, рассмотрел их роль в освоении просторов Сибири, доказал насильственный характер переселения
староверов из Польши .
Таким образом, советские исследователи в разрешении проблем истории старообрядчества и сектантства смогли продвинуться дальше своих дореволюционных коллег главным образом за счёт значительного расширения источниковой базы. По сравнению с дореволюционным периодом, когда внимание учёных было сконцентрировано на европейской части России, в советское время произошло смещение и объекта, и субъектов исследования на Урал и в Сибирь. Вместе с тем изучение раскола с точки зрения выражения антифеодального протеста народных масс обусловило подчинение этой проблемы всем остальным, что не всегда было оправданным.
Возросший с начала 1990-х гг. (третий период в историографии) интерес общества к духовной истории привёл к активизации научных исследований по истории «старой веры», что проявилось в проведении научных конференций,
Новосибирск, 1983. С. 177-197; Она же. Расселение крестьян-раскольников Западной Сибири по материалам официальной статистики первой половины XIX в. // Социально-демографическое развитие сибирской деревни в досоветский период. Новосибирск, 1987. С. 44-56; Она же. Крестьянское движение в Сибири во второй четверти XIX в. Новосибирск, 1987; Она же. Хозяйственное освоение Южной Сибири: механизмы формирования и функционирования агропромысловой структуры. Новосибирск, 1989; Миненко Н.А. Русская крестьянская семья в Западной Сибири (XVIII - первая половина XIX в.). Новосибирск, 1979. С. 198-213; Она же. Ссыльные крестьяне-«поляки» на Алтае в XVIII - первой половине XIX в. // Политические ссыльные в Сибири. Новосибирск, 1983; Гурьянова Н.С. Крестьянский антимонархический протест в старообрядческой эсхатологической литературе периода позднего феодализма. Новосибирск, 1988; Байдин В.И. Старообрядчество Урала и самодержавие (конец XVIII - середина XIX вв.): Автореф. дис. ... канд. ист. наук. Новосибирск, 1983.
28 Болонев Ф.Ф. Старообрядцы Алтая и Забайкалья: опыт сравнительной характеристики. Барнаул, 2000.
издании периодических тематических сборников «Мир старообрядчества», «Старообрядчество: история, культура и современность», появлении официальных старообрядческих сайтов в сети «Интернет».
Внимание учёных привлекли особенности вероучения отдельных течений старообрядчества и сектантства, взаимодействие их последователей друг с другом, институтами светской и духовной власти29.
Правовой аспект вероисповедной политики государства был изучен О.П. Ершовой, пришедшей в результате к выводу, что в дореволюционный период конфессиональная политика не успела сложиться «в должных цивилизованных рамках» из-за неотделённости церкви от государства и слишком короткого исторического периода, отведённого на развитие демократических принципов30. Институциональный аспект конфессиональной имперской политики стал предметом изучения казанской исследовательницы Е.А. Вишленковой31. Автор исходит из тезиса о том, что конфессиональная политика первой четверти XIX
Дутчак Е.Е. Старообрядческое согласие странников (вторая половина XIX - XX вв.): Автореферат дис.... канд. ист. наук. Томск, 1994; Мальцев А.И. Староверы-странники в XVIII - первой половине XIX вв. Новосибирск, 1996; Починская И.В. Из истории старообрядчества Вятского края // Очерки по истории старообрядчества Урала и сопредельных территорий. Екатеринбург, 2000; Покровский Н.Н., Зольникова Н.Д. Староверы-часовенные на востоке России в XVIII - XX вв. Проблемы творчества и общественного сознания. М., 2002; Покровский Н.Н., Зольникова Н.Д. Староверы-часовенные на востоке России в XVIII - XX вв. М., 2002; Мукаева Л.Н. Южно-алтайские старообрядцы в контексте межцивилизационного диалога // Россия и мировой исторический процесс. Бийск. 1999; Клюкина Ю.В. Старообрядцы-часовенные Урала в конце XIX - начале XX вв. // Очерки по истории старообрядчества ... Екатеринбург, 2000; Мангилев П.И. К истории поморского согласия на Урале в XVIII - XX вв. // Там же; Романова Н.И. Верхнеубинское старообрядчество Рудного Алтая: историко-культурологический аспект: Автореф. дис. ... канд. культурологии. Кемерово, 2000; Мамсик Т.С. Сибирские раскольники-немоляки: радикальный протестантизм на востоке России // Протестантизм в Сибири: история и современность. Омск, 1998. С. 76-81; Она же. Радикальный протестантизм и русский раскол в контексте мировых реформационных процессов эпохи великих переселений // Фронтир в истории Сибири и Северной Америки в XVII - XX вв.: общее и особенное. Новосибирск, 2001. Вып. 1. С. 54-65; Старухин Н.А. История старообрядческих согласии Алтайского района// В предгорьях Алтая. Очерки истории и культуры. Барнаул; Алтайское, 1998.
Ершова О.П. Старообрядчество и власть. М., 1999. 31 Вишленкова Е.А. Заботясь о душах подданных: религиозная политика в России первой четверти XIX века. Саратов, 2002.
в. развивалась в рамках двух идеологических концепций - «легитимизма» и «общехристианского государства», предполагавших распространение буржуазных религиозных и политических ценностей. Первым шагом на пути реализации этих принципов стала централизация управления религиозными организациями страны (сосредоточение всех дел о раскольниках в МВД). Вторым шагом стало учреждение надконфессионального духовного департамента («соединённого министерства»), подчёркивавшего равенство всех церквей в России. Несмотря на наступление религиозной реакции в конце царствования Александра I, заключает Е.А. Вишленкова, духовный департамент смог подготовить почву для будущих либеральных деятелей.
Миссионерской деятельности РПЦ среди последователей
западносибирского старообрядчества и сектантства посвящена одна из глав докторской диссертации тобольского историка В.Ю. Софронова32. Исследователь отмечает, что в XIX в. «обращение в единоверие» (и следовавшее за этим улучшение правового положения новообращённого) являлось главным способом борьбы церкви с расколом. В первой половине XIX. в., по мнению автора, правительству не удалось добиться существенных результатов, т.к. власти «прибегали к давно испытанным средствам полицейского надзора, слежки и давления на старообрядцев»33. Отсутствие чётко определённого источника финансирования миссионерской деятельности также усугубляло ситуацию.
Вопросы государственной политики в отношении западносибирского старообрядчества в той или иной степени стали предметом исследования К.Ю. Иванова, Л.Н. Сусловой, В.Н. Ильина. Акцент в работе К.Ю. Иванова сделан на изучении количественных и качественных характеристик самого раскола юга
32 Софронов В.Ю. Миссионерская деятельность Русской Православной Церкви в Западной
Сибири в конце XVII - начале XX вв.: Автореф. дис. ... докт. ист. наук. Барнаул, 2007.
33 Софронов В.Ю. Миссионерская деятельность Русской Православной Церкви среди
мусульман и старообрядцев Западной Сибири. Тобольск, 2005. С. 117-118.
Западной Сибири в хронологических рамках второй половины XIX - начала XX вв.34 Исследованный аспект политики самодержавия ограничен вопросом перехода раскольников в единоверие, организацией и деятельностью противостарообрядческой миссии на Алтае. При этом особое внимание уделено формам борьбы со старообрядчеством и сектантством со стороны Томской духовной консистории, политика светских властей не рассматривается. Автор указывает причины религиозной индифферентности сибиряков, отмечает падение в течение XIX в. роли светской власти в делах духовного воздействия на лиц, «не поддающихся вразумлению».
Диссертационное исследование Л.Н. Сусловой, посвященное старообрядчеству и его отношениям с властями в Тобольской губернии, охватывает конец XVIII - начало XX в.35 Автор не только разделяет политических субъектов - чиновников и духовенство, что видно уже по названию работы, но и по ходу всего текста активно проводит мысль о различии их взглядов на раскол, методов борьбы с ним, целей, преследуемых в конечном счёте. Используя архивные материалы ГУТО ГА в г. Тобольске, Л.Н. Суслова подробно анализирует реализацию законодательства о старообрядческих браках, рассматривая при этом формы борьбы старообрядцев за свои права. Несомненным достоинством работы является использование в качестве одного из источников клировых ведомостей единоверческих церквей, составлявшихся благочинными с 1874 г. Ведомости позволили выяснить уровень образования и профессиональной подготовки клириков, их материальное положение, что имеет решающее значение для определения эффективности распространения единоверия. Ведомости также предоставили подробную информацию о составе прихода: числе и местах расселения единоверцев, числе уклонившихся в раскол.
34 Иванов К.Ю. Старообрядчество юга Западной Сибири второй половины XIX — начала XX
вв.: Автореф. дис. ... канд. ист. наук. Кемерово, 2001.
35 Суслова Л.Н. Старообрядчество и власти в Тобольской губернии в конце XVIII - начале XX
вв.: Автореф. дис. ... канд. ист. наук. Екатеринбург, 2002.
Изучению политики государственной власти и официальной церкви в отношении старообрядцев на территории Томской губернии в 1832-1905 гг. посвящена кандидатская диссертация В.Н. Ильина . Автор определил мотивы и причины «дискриминационной» политики государства, проанализировал «антистароверческое» законодательство, рассмотрел меры губернских и епархиальных властей по борьбе с расколом. Исследователь придерживается точки зрения, согласно которой представители светской и духовной властей «на местах» «грубыми административно-силовыми способами» воздействовали на староверов37, в точности реализуя законодательство, являвшееся юридической
основой «притеснения и насилия» . Автор называет церковь служащей имперской власти, «полностью зависившей от государства», исполнявшей «лишь роль инструмента воздействия» на подданных.
Несмотря на то что исследования Л.Н. Сусловой и В.Н. Ильина основаны на обширной источниковой базе местных архивов, историки не вполне смогли учесть специфику сибирского региона. Новый ракурс исследования проблемы был намечен учёными, занимающимися проблемами имперской истории39. Не ставя перед собой цели изучения конфессиональной политики самодержавия как таковой, они рассмотрели данную проблему в плоскости «империя-окраина», что позволило увидеть региональные особенности конфессиональной политики, её многовариантность.
В рамках имперского подхода Н. Брейфогл, профессор Университета штата Огайо, рассмотрел историю религиозных движений духоборов, молокан и
36 Ильин В.Н. Политика государственной власти и официальной церкви в отношении
старообрядцев на территории Томской губернии в 1832 - 1905 гг.: Автореф. дис. ... канд. ист.
наук. Барнаул, 2007.
37 Там же. С. 16.
3S Там же. С. 14.
39 Горизонтов Л.Е. Парадоксы имперской политики: поляки в России и русские в Польше (XIX - начало XX в.). М., 1999; Миллер А.И. Украинский вопрос в политике властей и русском общественном мнении (вторая половина XIX в.). СПб., 2000; Ремнёв А.В. Россия Дальнего Востока. Омск, 2004.
субботников, переселённых властями в 1830-е гг. в Закавказье . По мнению автора, государство, значительно секуляризовавшееся к началу XIX в., стремилось уже не столько уничтожить «вредоносные секты», сколько поставить их на службу империи, в частности, сделать проводниками имперской колонизации. Прогрессивно мыслившие представители центральных и местных властей делали акцент не на религиозном инакомыслии, а на принадлежности к великорусскому этносу. Ожидания администраторов, заключает Н. Брейфогл, оправдались: крестьяне-великороссы сумели создать на окраине жизнеспособные социальные структуры и процветающую экономику.
Высокую адаптационную способность и колонизационный потенциал раскольников наряду с их устойчивостью к ассимиляции в иноэтнической среде подчёркивают этнографы, исследовавшие материальную и духовную культуру раскольников как конфессиональной группы русского старожильческого населения Сибири41. Основываясь на результатах данных исследований, империологи смогли обосновать разницу в отношении к раскольникам центральных и местных властей, светских и церковных.
Таким образом, несмотря на определённые успехи в изучении заявленной темы, её исследование далеко от завершения. Недостаточная изученность регионального аспекта, предполагающего определение роли местных властей, неучтённость экономических, социальных особенностей региона, его административной специфики, наличие в литературе спорных точек зрения -всё это свидетельствует о необходимости дальнейшей разработки темы.
Nicholas В. Breyfogle. Heretics and Colonizers: Forging Russia's Empire in the South Caucasus. L., 2005.
41 Липинская B.A. Русское население Алтайского края: Народные традиции в материальной культуре (XVIII - XX вв.). М., 1987; Шелегина О.Н. Очерки материальной культуры русских крестьян Западной Сибири (XVIII - первая половина XIX в.). Новосибирск, 1992; Аргудяева Ю.В. Старообрядцы на Дальнем Востоке России. М., 2000; Данилко Е.С. Механизмы самосохранения русских и финно-угорских старообрядческих общин Урало-Поволжья: Автореф. дис. ... докт. ист. наук. М., 2007 и др.
Объектом исследования является конфессиональная политика государства и Русской православной церкви в отношении старообрядцев и русских сектантов на территории Российской империи в первой половине XIX в.
Предмет исследования - конфессиональная политика государства и Русской православной церкви в отношении старообрядцев и русских сектантов Западной Сибири в первой половине XIX в. Под конфессией (лат. confessio -исповедание) понимается объединение верующих, имеющих собственное вероучение, культ, организационную структуру42. Совокупное рассмотрение старообрядчества и сектантства как единой конфессиональной группы обусловлено использованием властью одинаковых подходов к обоим религиозным течениям. Под конфессиональной политикой понимается система действий государства в сфере религиозной жизни общества, включающая регулирование государственно-конфессиональных и межконфессиональных отношений, при этом реализация политического курса предполагает акцент на управленческих и юридических процедурах в регионах43.
Цель диссертационного исследования состоит в определении основных направлений и выявлении региональной специфики конфессиональной политики государства и Русской православной церкви по отношению к старообрядцам и русским сектантам Западной Сибири в первой половине XIX в. Поставленная цель предполагает решить следующие исследовательские задачи:
установить численность, социальный состав и географию расселения раскольников по материалам официальной статистики, рассмотреть механизм сбора сведений и доказать взаимозависимость правительственного курса и количественных данных о расколе;
выделить этапы и основные направления законодательной политики в отношении раскольников;
42 Соколова М. К вопросу о методологии изучения конфессиональной истории // Режим
доступа:
43 Там же.
3) выяснить правовое положение старообрядцев и русских сектантов
Западной Сибири;
4) выявить факторы, влиявшие на реализацию правительственного курса в
отношении раскольников на территории Западной Сибири.
Хронологические рамки исследования охватывают периоды правления Александра I и Николая I (1801-1855 гг.) и выделены нами потому, что они составили цикл от умеренно-либеральной политики верховной власти в отношении раскола, апогей которой, на наш взгляд, пришёлся на начало царствования Александра I, к консервативно-охранительному направлению, выразившемся в существенном ограничении гражданских и религиозных прав раскольников. Первая половина XIX в., таким образом, представляет многообразный спектр политических инициатив российского самодержавия в отношении староверов и русских сектантов.
Территориальные рамки исследования соответствуют границам двух западносибирских губерний, Тобольской и Томской, и Омской области (в 1822-1838 гг.) применительно к административно-территориальному делению первой половины XIX в. Сразу же после раскола Русской православной церкви Западная Сибирь стала одним из главных мест сосредоточения староверов. Сосланные сюда в 50 - 60-е гг. XVII в. ярые противники вводимых обрядов и исправленных книг, увлекая за собой большое число последователей, способствовали формированию крупных центров раскольничьего движения. С начала XVIII в. в связи с усилением крепостнического гнёта и реформами, проведёнными Петром І, в Западную Сибирь устремился вольный поток старообрядцев. В 60-е гг. XVIII в. раскольники, насильно возвращённые Екатериной II из Польши, целыми семьями были расселены на огромной территории от Урала до Алтая. На протяжении XVIII в. тысячи староверов прибывали на Алтай в поисках легендарной страны Беловодья. Таким образом, к началу XIX в. территория Западной Сибири превратилась в крупный центр
старообрядчества как в количественном, так и в качественном отношениях, а, следовательно, в регион, привлекавший особое внимание имперских властей, где местные чиновники и духовенство должны были осуществлять правительственный курс.
Методологической основой исследования является подход,
используемый современными исследователями истории империй,
заключающийся в рассмотрении того или иного направления политики (в
данном случае - конфессионального) как составной части имперской политики,
стратегическая цель которой заключалась в политической и экономической
интеграции страны, установлении её социальной, правовой, административной,
конфессиональной однородности44. При этом исследователи делают акцент на
противоречивости и непоследовательности такой политики, вызванных
спецификой регионов и конкретными потребностями управления, а также
разницей позиций центральных и региональных, светских и церковных -
властей45. Среди методов достижения целей имперской конфессиональной
политики выделяют подчинение религиозных организаций государству
(применительно к теме нашего исследования речь идёт о действиях
правительства, направленных на распад единой урало-сибирской организации
поповцев с последующим привлечением верхушки старообрядцев к
единоверию) и обеспечение лояльности подданных или хотя бы наиболее
влиятельной их части (за счёт создания разницы правового положения
различных течений раскола). Индикатором эффективности правительственного
курса выступает отсутствие религиозной напряжённости и массового
недовольства представителей конфессии, зафиксированное в
Ремнёв А.В. Региональные параметры имперской «географии власти»: Сибирь и Дальний Восток // Ab Imperio. 2000. № 3-4. С. 343-358; Сибирь в составе Российской империи / Ред. А.И. Миллер, А.В. Ремнёв, А. Рибер. М., 2007. С. 5-6.
45 Ремнёв А.В. Россия Дальнего Востока. Имперская география власти XIX - начала XX веков. Омск, 2004. С. 17.
делопроизводственной документации местных органов власти, а также различных текстах конфессионального дискурса46.
Помимо вышеизложенной концепции исследование основывается на важнейших принципах исторической науки - историзме и системности. С позиции историзма правительственная политика рассматривается в развитии, с учётом влияния на неё различных обстоятельств, что позволяет выявить специфику происходивших изменений. Следование данному принципу также предопределило рассмотрение имевших место событий и явлений сквозь призму экономической, социальной, политической ситуации в государстве, т.е. в соответствии с конкретно-исторической обстановкой. Руководство системным принципом способствовало структурированию большого количества разрозненных фактов и противоречивых суждений по рассматриваемой нами проблеме, что позволило выявить и обосновать функциональную связь между явлениями, которые на первый взгляд кажутся не связанными друг с другом.
В ходе исследования применялись специально-исторические методы: историко-сравнительный, историко-генетический, проблемно-хронологический. Историко-сравнительный метод позволил раскрыть сущность анализируемых процессов по сходству и различию свойств, а также провести их сравнение в пространстве и времени. Используя данный метод, мы определили различные этапы и направления правительственной политики, сравнили взгляды центральной и региональной администрации на раскол, выявили особенности реализации политического курса в западносибирских губерниях по сравнению с губерниями европейской части страны. Историко-генетический метод обусловил возможность последовательно рассмотреть свойства, функции и изменения изучаемой реальности в процессе её исторического развития. В результате нам удалось показать последовательность формирования
46 Вишленкова Е.А. Заботясь о душах подданных: религиозная политика в России первой четверти XIX века. Саратов, 2002. С. 98.
самодержавной политики, установить причинно-следственные связи, объясняющие выбор того или иного политического шага, а также проследить внутреннюю логику развития самого старообрядческого движения. Проблемно-хронологический метод дал возможность выделить из заявленной темы ряд узких проблем, каждая из которых была рассмотрена в хронологической последовательности.
В исследовании применялись и общенаучные методы, такие как индукция и дедукция, анализ и синтез, аналогия и др., которые выступили в качестве конкретных познавательных средств, необходимых для реализации подходов и принципов, лежащих в основе того или иного специально-исторического метода.
Источники, на которых основывается настоящее исследование, можно разделить на следующие группы:
законодательные и административные нормативные акты;
делопроизводственные документы;
статистические материалы;
публицистические сочинения.
К законодательным источникам относятся акты, которые регулировали правовой статус старообрядцев и сектантов (регламентировали их религиозные и общественные права), а также раскрывали цели и принципы конфессиональной политики правительства. Первая подгруппа этого круга источников даёт представление о правовом положении раскольников на территории всей империи. Законодательные акты центральных органов управления цитируются в основном по изданию «Собрание постановлений по части раскола» (Лондон, 1863), а также «Полному собранию законов Российской империи» за 1801-1825 гг., «Своду законов Российской империи» (1842, 1857 гг.). При Николае I значительная часть законов о расколе вошла в первый «уголовный кодекс» Российской империи «Уложение о наказаниях
уголовных и исправительных» (1845 г.), второй раздел которого был посвящен преступлениям против веры, а второе отделение этого же раздела - «ересям и расколам»47. К этой же подгруппе относятся различные сборники церковно-гражданских постановлений48. Документы второй подгруппы позволяют проследить, как конкретизировались различные положения законодательства в отношении западносибирских раскольников. Большинство высочайших и сенатских указов, министерских циркуляров генерал-губернаторам содержатся в журналах входящих бумаг III отделения Сибирского генерал-губернаторства (ГАОО. Ф. 2), а с 1822 г. в журналах III отделения Главного управления Западной Сибири (ГАОО. Ф. З)49.
Юристы в качестве главного недостатка «Полного собрания законов» отмечают то обстоятельство, что издательский коллектив точно не определил понятие «закон», поэтому туда был включён широкий спектр документов, имевших прецедентный характер50. Для нас, напротив, такая особенность является ценнейшим свойством собрания. Так, императорский указ 21 июня 1803 г., данный на имя тамбовского губернатора Палицына, не только затрагивал права местных духоборов, но и содержал наставления всем губернским начальствам о том, как поступать с раскольниками, и фактически являлся первым публичным письменным источником, в котором была выражена официальная позиция в отношении конфессии51.
Поскольку действия в отношении раскольников предписывалось проводить в секретном порядке (особенно во второй четверти XIX в.), большинство
47 Уложение о наказаниях уголовных и исправительных. СПб., 1845. Раздел II: О
преступлениях против веры и о нарушении ограждающих оную постановлений. С. 42-61.
48 Правительственные распоряжения по делам о раскольниках при Николае и Александре //
Сборник правительственных сведений о раскольниках, составленный В.И. Кельсиевым: В 4
вып. Лондон, 1861. Вып. 2. С. 171-221; Сборник законов о расколе. М., 1881.
49 Секретные дела по всем отделениям, к числу которых относились и дела о раскольниках,
имели один общий журнал, который вёлся при III отделении. См.: ГАОО. Ф. 2. Оп. 1. Д. 351.
50 Ремнёв А.В. Проблема «указа и закона» в пореформенной России // Вспомогательные
исторические дисциплины. Л., 1987. Вып. XVIII. С. 175-189.
51 ПСЗ -1. Т. XXVII. № 20629.
распоряжений были тайными. Они не были включены ни в ПСЗ, ни в «Свод
законов». В.И. Кельсиев, революционер, эмигрант, сотрудник Вольной русской
типографии в Лондоне, объединил все секретные распоряжения МВД,
переданные ему А.И. Герценым, в одну книгу «Собрание постановлений по
части раскола», которую он издал в 1863 г. В общей сложности в «Собрании»
оказалось 755 законодательных актов (с 3 февраля 1730 г. по 1 марта 1881 г.), из
них 554 (73 %) были изданы в периоды правления Александра I и Николая I.
Эти сведения, по замыслу В.И. Кельсиева, должны были пробудить
общественный интерес к староверам и сектантам, притесняемым государством,
и мобилизовать самих раскольников на борьбу с крепостничеством и царским
режимом. Изучение актов, вошедших и не вошедших в свод действовавшего
законодательства, позволяет определить декларативную часть политики, а,
следовательно, реконструировать стратегию и тактику конфессиональной
политики верховной власти. >х
Эффективность реализации правительственного курса во многом зависела от позиции местных чиновников, степени их квалификации, личных и ведомственных интересов. Поэтому для определения фактического положения старообрядцев и сектантов необходимо тщательное изучение делопроизводственных документов местных органов власти. Указанная группа источников представлена в основном неопубликованными материалами, извлечёнными из фондов Сибирского генерал-губернаторства (Ф. 2) и Главного управления Западной Сибири (Ф. 3) Государственного архива Омской области, Томского губернского правления (Ф. 3) Государственного архива Томской области, Тобольского губернского правления (Ф. 329), Тобольского губернского управления (Ф. 152) и Тобольской духовной консистории (Ф. 156) Государственного архива в г. Тобольске. «Коллежский» порядок составления документов, сохранявшийся в системе министерского делопроизводства до середины XIX в., при котором рассмотрение каждого вопроса требовало
повторения «слово в слово» всех предыдущих документов, полученных из разных инстанций, позволяет воссоздать целостную картину тех или иных событий, основываясь на архивных материалах только тех фондов, которые фиксировали деятельность высших органов управления.
Делопроизводственные документы, состоящие из дел, сформированных по тематическому или хронологическому принципу, позволяют проследить механизм реализации политического курса на различных стадиях: от предложения, выдвинутого министерством, до окончательного решения. По форме делопроизводственные источники, использованные в исследовании, можно разделить на следующие подгруппы: распорядительные и отчётно-исполнительные документы.
Распорядительные документы - инструкции, предписания, уточнявшие и дополнявшие нормы действовавшего законодательства, данные центральными учреждениями местным, органами губернского управления - земской полиции, представляют важнейший материал для изучения процесса реализации правительственного курса. Сравнительный анализ сибирских инструкций, учитывавших состояние раскола в регионе (масштабы распространения, преобладание того или иного толка и т.д.), с общероссийскими позволяет определить степень информированности МВД о положении дел в западносибирском регионе.
Сведения о результатах предпринятых действий содержатся в отчётно-исполнительной документации — донесениях, рапортах, представлениях, отчётах местных чиновников. К информации, предоставленной данной подгруппой источников, необходимо подходить наиболее критически. Чиновники, заинтересованные в благоприятном восприятии высшим начальством результатов их управленческой деятельности, старались «приукрасить» реальное положение дел. Случаи явного искажения сведений, заведомой фальсификации становятся видны, когда в нашем распоряжении
находятся донесения местных чиновников всех уровней, начиная с низшего. Самое выгодное положение дел, разумеется, представлено в ежегодных генерал-губернаторских отчётах. При этом данные источники остаются наиболее ценными для исследователя, поскольку позволяют понять мотивы принятия того или иного решения центральными властями, руководствовавшимися отчётами и донесениями с мест.
Отчётно-исполнительной документации часто сопутствовали прошения и жалобы самих старообрядцев и сектантов, деловая переписка губернских и епархиальных властей. Прошения и жалобы раскольников прежде всего указывают на причины уклонения из православия. Деловая переписка содержит богатые сведения о деятельности старообрядцев и сектантов и о борьбе с расколом чиновников и духовенства: переходах в старообрядчество, обращениях в православие и единоверие, действиях старообрядческих старшин и священников, «сводных» браках, крещениях и погребениях, уничтожении молитвенных домов, конфискации книг и икон и т.д. Она позволяет воссоздать реальную ситуацию на местах.
К отчётно-исполнительным документам тесно примыкает ещё одна группа источников, которую образуют статистические материалы как опубликованные, так и неопубликованные. Среди опубликованных материалов для нашего исследования представляют интерес военно-статистические обозрения Тобольской и Томской губерний, осуществленные в начале 1840-х гг. с дополнительной проверкой данных на местах . Они содержат сведения о численности раскольников, православных и всех жителей мужского и женского пола по округам и окружным центрам, что позволяет установить долю раскольников относительно указанных категорий населения.
Военно-статистическое обозрение Российской империи. СПб., 1849. Т. XVII. Ч. I: Тобольская губерния; Ч. II: Томская губерния.
Ценный материал содержится в работе Е. Анучина «Материалы для уголовной статистики России», изданной Тобольским губернским статистическим комитетом33. Основываясь на ведомостях Тобольского приказа о ссыльных, автор определил общее число арестантов, сосланных в Сибирь по преступлениям против веры с 1827 по 1846 г., число раскольников, сосланных за разные виды уголовных преступлений, проанализировал зависимость вероятности преступления (в том числе против веры) от пола, социального статуса, вероисповедания, занимаемой должности и места жительства. Похожие, но более обобщённые сведения с 1822 по 1833 гг. приведены членом Совета министра внутренних дел А.П. Величко54.
Главным неопубликованным статистическим источником для нашей работы послужили ведомости о числе раскольников и их молитвенных домов в Тобольской, Томской губерниях и Омской области. Сбор сведений и составление ведомостей входили в обязанности местной полиции. Затем данные ведомостей, существенно сокращённые, в качестве приложений к отчётам губернаторов поступали в МВД, III Отделение собственной е.и.в. канцелярии и в Секретный комитет по делам о раскольниках55. Главное преимущество ведомостей - внутренняя однородность их структуры, поскольку на протяжении второй четверти XIX в. существенным изменениям не подвергались ни графы ведомостей (по их смысловому содержанию), ни административные границы губерний и округов, ни принципы учёта раскольников. На основании этих данных можно установить количественные характеристики раскола и выявить их динамику, рассмотреть поселенческую структуру старообрядцев и сектантов на территории губерний, выявить организационные центры общин. Несмотря на несовершенство светской статистики первой половины XIX в., отмечаемое
53 Анучин Е. Материалы для уголовной статистики России. Исследования о проценте
ссылаемых в Сибирь. Тобольск, 1866.
54 Материалы для статистики Российской империи. СПб., 1839. С. 131-147.
55 В Петербурге комитет действовал с 1820 по 1858 гг.
исследователями, мы считаем, что как ни ошибочны эти цифры, но характер ошибок повторялся из года год, поэтому эти данные вполне приемлемы для выявления относительной величины, динамики изменения числа раскольников. С другой стороны, статистика реализует обратную связь в системе управления, и её анализ так же, как и изучение отчётно-исполнительной документации, позволяет нам понять мотивы, которыми руководствовались правительство и РПЦ, принимая то или иное решение.
К публицистическим сочинениям относятся работы чиновников МВД, написанные в период правления Николая I, т.е. до 1855 г. В 1841 г. министром внутренних дел графом Л.А. Перовским была учреждена следственная Комиссия по делам раскольников и скопцов во главе с И.П. Липранди. Задача членов комиссии заключалась в том, чтобы рассортировать, а затем,обобщить тысячи архивных дел, начиная со времён царя Алексея Михайловича. На каждые толк, согласие, секту составлялась справка: кем основана, когда, кого почитает, чему учит, что отвергает, где распространена, среди каких социальных и этнических групп. Многолетние усилия были объединены И.П. Липранди в виде краткого отчёта56, который и был представлен императору. Отчёт представлял собой аналитический обзор крупнейших старообрядческих течений и сект: после описания вероучения следовало заключение, представляет ли «секта» угрозу государству и главенствующей православной церкви — догматикой, использованием изуверских методов или «злоумышленной» конспирацией. Предназначенный для внутреннего административного использования отчёт содержал выводы, учитывавшие направление конфессиональной политики, и отражал стремление автора подвести научную экспертную базу под желания императора. Поскольку к 1853 г. меры в отношении раскола ужесточились, И.П. Липранди подчёркивал политический
5 Липранди И.П. Краткое обозрение существующих в России расколов ересей и сект как в религиозном, так и в политическом их значении // Сборник правительственных сведений о раскольниках: В 4 вып. Лондон, 1860-1862. Вып. 2. С. 91-169.
характер большинства толков и сект, тем самым побуждая правительство к ещё более решительным действиям.
Со схожей мотивацией выполнены «Исследование о скопческой ереси» известного географа, редактора «Журнала МВД», журнала «Телескоп», одного из членов Комиссии Н.И. Надеждина (1845 r.f7 и «Отчёт о современном состоянии раскола в Нижегородской губернии» П.И. Мельникова-Печёрского (1854 г.)58. Н.И. Надеждин подчёркивал, что секта скопцов, объединённая силой личного авторитета, представляла собой общегосударственную сеть взаимной поддержки и подрывной пропаганды, единое «братство», цель которого заключалась «в совращении душ и материальном обеспечении своей паствы»39. Отличительной особенностью сочинения Н.И. Надеждина являлось использование тревожных гипербол «империя в опасности», «судьбы человечества под угрозой», отражавших политическую атмосферу того времени. Отчёт П.И. Мельникова также представлял собой типичный образец чиновничьей «дипломатии». Автор в частности утверждал, что в случае международных конфликтов раскольники могут оказать поддержку тому иноземному государству, которое пообещает им свободу вероисповедания60. Исследования чиновников МВД представляют интерес с фактологической точки зрения, а также для изучения позиции правительства в отношении различных направлений раскола и методов борьбы с ними.
Совокупность разных видов источников, которые дополняют, подтверждают и уточняют информацию, предоставляет возможность комплексного освещения темы и решения поставленных в исследовании задач.
57 Надеждин Н.И. Исследование о скопческой ереси // Сборник правительственных сведений
о раскольниках, составленный В.И. Кельсиевым: В 4 вып. Лондон, 1860-1862. Вып. 3. С. 3-
240.
58 Отчёт о современном состоянии раскола в Нижегородской губернии // Действия
Нижегородской губернской учёной архивной комиссии. Н. Новгород, 1910. Т. IX: Сборник в
память П.И. Мельникова. С. 1-328.
59 Надеждин Н.И. Указ. соч. С. 217.
60 Отчёт о современном состоянии раскола ... С. 236.
Научная новизна диссертации определяется поставленными целью и задачами, методологическим подходом, а также привлечением широкого круга источников, большинство из которых (главным образом, архивных) впервые вводятся в научный оборот. Так, впервые официальные статистические сведения о западносибирских раскольниках, отражавшие малейшие изменения правительственного курса, были приведены в полном объёме, за каждый год, начиная с 1821-го по Тобольской губернии и с 1826-го - по Томской. Источниковая база диссертации позволила выстроить дополнительную систему аргументов в перечень уже известных положений, установить новые связи между явлениями, описанными в историографии, а также существенно скорректировать тезисы, ранее высказанные в отечественной исторической науке. Так, анализ деятельности органов центрального и местного управления, учёт административной специфики региона, степени его интегрированности в имперское пространство позволили пересмотреть положение о конфессиональной политике в отношении западносибирских раскольников как исключительно дискриминационной.
Апробация и практическая значимость работы. Основные положения и выводы диссертации нашли отражение в статьях и тезисах выступлений автора на международных (Москва, 2008), межрегиональных (Абакан, 2006; Иркутск, 2006) и региональных (Кызыл, 2006) научно-практических конференциях. Практическая значимость диссертации состоит в том, что её фактические и оценочные данные могут использоваться при разработке общего курса по отечественной истории, спецкурсов по истории религии и церкви, истории государственного управления, для подготовки обобщающих трудов по основополагающим проблемам российской истории первой половины XIX в.
Задачи исследования определили структуру диссертационной работы, которая состоит из введения, трёх глав, заключения, списка источников и литературы.
Численность, социальный состав и география расселения старообрядцев и русских сектантов Западной Сибири по материалам официальной статистики
При изучении численности старообрядчества и сектантства исследователи сталкиваются с двумя основными проблемами -несовершенством системы учёта и отсутствием надёжных критериев для определения принадлежности к различным религиозным течениям, разошедшимся с официальной Русской православной церковью1. Главные причины подобных сложностей как общероссийского, так и регионального характера заключаются в следующем.
Во-первых, существовало большое количество «незаписных» раскольников, скрывавших своё вероисповедание.
Во-вторых, особенностью единоверия в Западной Сибири была большая близость к расколу, чем к православию . Поэтому единоверцы часто записывались в раскольнические ведомости. И наоборот. Раскольники под натиском репрессивных мер со стороны государства на время формально переходили в единоверие. Формальность таких переходов быстро обнаруживалась, но лица, уклонившиеся от единоверия, не включались в списки раскольников.
В-третьих, территория Западной Сибири характеризовалась размытостью границ старообрядческих согласий4. Сами раскольники часто не знали, к какому из беспоповских согласий они принадлежат. Таким образом, точно установить число приверженцев того или иного толка, согласия было невозможно.
В-четвёртых, со времени издания «Духовного регламента» 1721 г. одним из средств «распознавания» раскольников стала неявка к ежегодной исповеди и святому причастию, а также двуперстное знамение, которое было распространено как среди старообрядческого, так и среди православного населения.
В-пятых, сказывалось влияние эсхатологических воззрений старообрядцев на их отношение к переписи населения. Они считали её антихристовой.
Несмотря на вышеперечисленные трудности, неполнота официальной статистики не является поводом для отказа от её изучения. Во всяком случае данные сведения позволяют «давать качественную характеристику выявленному демографическому явлению» .
Статистика раскола получила своё начало ещё при Петре I, который в 1720 г. предписал всем раскольникам объявлять о себе в Приказе церковных дел. Поскольку незадолго до этого указа, раскольники были обложены двойными податями и лишены многих гражданских прав, то удалось «посчитать» только ту часть раскольников, которая не успела или не захотела скрыться. С 1722 г. в Св. синод от епископов стали поступать ежегодные ведомости о явных раскольниках, положенных в двойной оклад, и эти ведомости в течение почти всего XVIII столетия являлись единственным документом о размерах и движении раскола, но, по мнению редактора Центрального статистического комитета (ЦСК) А.Б. фон Бушена, предоставляли далеко не полные данные и только о мужчинах6.
Законодательная политика в отношении раскольников в первой половине XIX века и её западносибирская специфика
В течение первой половины XIX в. правительство не смогло выработать единой позиции в отношении старообрядцев и сектантов. Раскол воспринимался то как временное заблуждение, поразившее членов православной церкви, не представляющее собой отдельного от православия вероисповедания и потому не требующее в отношении себя каких-либо особенных мер1, то признавался полной противоположностью православию по обрядовым и политическим вопросам . Неопределённое отношение к этой категории населения было связано с особой ролью религии в жизни империи. Как известно, одним из главных факторов, обеспечивавшим устойчивость Российской империи, позволившим охватить своими границами огромную территорию, населённую разными народами, являлась самоидентификация русского народа не через этническую, а религиозную принадлежность3. Иными словами, русским считался подданный, принявший православие. Этот своеобразный перенос понятий на практике обеспечивал силу русской экспансии и облегчал процесс ассимиляции коренных жителей окраин. Старообрядцы же самим фактом своего существования раскалывали единство православия как универсальной религиозной идентификации великорусского этноса. Поэтому для власти они являлись «сомнительными» русскими, а возможность их использования в качестве «строителей империи» вызывала в высших правительственных кругах неоднозначные мнения .
Отношение к сибирским раскольникам было ещё более настороженным, поскольку здесь у местного населения выработалось «чувство территориальной обособленности, осознания своей непохожести и социально-экономической ущемлённости в отношениях с центром»5. Сибирские раскольники, которых правительство считало оппозиционно настроенными по отношению к государственной власти, могли, по его мнению, стать серьёзной сепаратисткой силой. Вышесказанное позволяет предположить, что правовое положение западносибирских раскольников должно было отличаться от положения этой же категории населения в центральной части страны, особенно в периоды, когда угроза сибирского сепаратизма казалась властям вполне реальной.
Мероприятия центральных властей в отношении раскольников были неразрывно связаны с идеологией и общим внутриполитическим курсом. В рамках правительственной политики в первой половине XIX в. можно выделить три этапа.
I этап (1801 - 1820 гг.) характеризуется относительной религиозной терпимостью, что во многом было связано с мистическими настроениями, царившими в обществе, а также увлечённостью императора реформационными идеями6. Протестантское мировоззрение, как известно, рассматривает различные религиозные конфессии равными друг другу и представляющими различные пути постижения мира. Руководствуясь этими идеями, правительство воспринимало раскол исключительно как религиозное течение, не являющееся оппозицией официальной церкви и не содержащее в себе антигосударственных начал. Говоря о широкой терпимости самодержавия в отношении раскола, мы, безусловно, не подразумеваем утверждение «свободы вероисповедания» в полном смысле этого понятия .
Реализация правительственного курса в отношении старообрядцев и русских сектантов на территории Западной Сибири
Рассматривая реальное положение раскольников в Западной Сибири в первой половине XIX в., мы в частности остановимся на основных направлениях деятельности местной власти, светской и духовной, регулировавших религиозную и гражданскую стороны жизни старообрядцев и сектантов: мерах по пресечению перехода прихожан из официального православия в раскол, по распространению единоверия, а также на позиции окраинной администрации в отношении «сводных» браков, молитвенных домов, старообрядческой литературы, колонизационных вопросов, занятия староверами выборных должностей в органах городского и крестьянского самоуправления.
Конфессиональная политика самодержавия в отношении старообрядцев и сектантов Западной Сибири имела ряд характерных черт, связанных в первую очередь с окраинным положением региона и спецификой сибирского аппарата управления.
1) Значительная удалённость Западной Сибири от центра страны, где были сосредоточены высшие и центральные органы власти, фактически приводила к административной деконцентрации, что осложняло централизованное управление регионом. «Недостаточная информированность центра о положении дел в регионе, низкая оперативность передачи управленческих решений» препятствовали выработке правительственной политики, учитывавшей местные особенности, и эффективной реализации курса самодержавия в русле сформированных им теоретических принципов и установок1. Последнее было вызвано также и тем, что местная администрация, претендовавшая на самостоятельное видение региональных проблем, имела возможность до известной степени проводить автономную политику, которая могла расходиться с намерениями центра.
2) Все дела о расколе в первой половине XIX в. были переданы в ведение Министерства внутренних дел. На губернском уровне МВД представляли губернатор и губернское правление. Однако существование института генерал-губернаторской власти противоречило министерской системе, т.к. местные органы управления оказались одновременно в подчинении и у министерств (по ведомственной вертикали), и у генерал-губернаторов (по территориальной горизонтали). Не вдаваясь в подробности дискуссии о соотношении властных полномочий генерал-губернатора, губернатора и губернского правления, не находившегося, как это было в европейской части России, в непосредственном подчинении губернатора, отметим лишь, что схожий круг их прав и обязанностей создавал реальную угрозу лишения губернатора (по общероссийскому законодательству -высшего начальственного лица, реализующего курс МВД на местах) власти . При этом изначально меньшие возможности для проявления самостоятельности имели губернаторы «столичной» губернии - Тобольской, где находилась резиденция генерал-губернатора (до 1839 г., когда официальной резиденцией стал г. Омск). В этом отношении особое значение приобретали личные качества губернатора, его умение отстоять свои права и в случае необходимости опереться на возможную поддержку в МВД .
