Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА 1. Контекстный характер кавказских изысканий М.М.Ковалевского 15
1.1. «Неисправимый либерал» 16
1.2. Интеллектуальное окружение 23
1.3. Хронология кавказоведческого дела 31
1.4. Проблема происхождения правовых установлений в отечественном гуманитарном знании второй половины XIX в 37
ГЛАВА 2. Вклад М.М.Ковалевского в теоретико-методологический арсенал отечественного кавказоведения 46
2.1. Разработка Ковалевским понятийного аппарата кавказоведения 46
2.1.1. Истоки и содержание «социологизма» Ковалевского 47
2.1.2. Основные понятия: солидарность и право 55
2.1.3. Проект «генетической социологии» 63
2.1.4. «Социологизм» учёного в отечественном историческом познании.. 66
2.2. Эмпирико-компаративистская методология как основа историко-правовых исследований М.М.Ковалевского 73
2.2.1. Преимущества эмпирической логики 74
2.2.2. Упорядочение методологического плюрализма 83
2.2.3. Естественнонаучные принципы эволюционизма в компаративистике 94
2.2.4. Границы применимости эмпирико-компаративистской методологии 97
ГЛАВА 3. Интерпретация М.М.Ковалевским правовых отношений кавказских горцев 101
3.1. Верификация Ковалевским позитивистского понятия права в его работах о Кавказе 80-90-х гг. 101
3.1.1. Отыскание «эмбриона» права 103
3.1.2. О позитивном статусе кавказоведения 111
3.1.3. Родовой быт - точка отправления в «эмбриологии общества» 116
3.1.4. Преодолевая позитивистский формат 122
3.2. Ковалевский о генезисе и функциях правовых установлений у народов Кавказа как части всемирно-исторического процесса 130
3.2.1. Горские адаты как «ингредиенты микса» 133
3.2.2. Идентификация горских адатов 142
3.2.3. «Запрос на солидарность» 149
3.2.4. К вопросу о солидарности в полиэтническом государстве 154
ЗАКЛЮЧЕНИЕ 165
ПРИМЕЧАНИЯ 167
ИСТОЧНИКИ И ЛИТЕРАТУРА 197
- «Неисправимый либерал»
- Разработка Ковалевским понятийного аппарата кавказоведения
- Верификация Ковалевским позитивистского понятия права в его работах о Кавказе 80-90-х гг.
Введение к работе
Актуальность темы исследования. Нынешнее состояние исторического познания в России демонстрирует обилие разного рода гносеологических стратегий, стремящихся превратить поиски истины в нужные «здесь и теперь» «правды». История какого-либо народа или социального явления как предмет исторического познания всё более и более удаляется в небытие под напором субъективистских или политически ангажированных интерпретаций. Такая ситуация наглядно проявилась в историографии Северного Кавказа, где за последние десять-пятнадцать лет «расцвели» сепаратистские «истории», экзотические концепты и эклектичные подходы. Многие специалисты заговорили об «эпистемологическом кризисе», «разрыве» исследовательских традиций, формировании «мультипарадигмальной истории»1. Всякий, включенный в сферу исторического познания, поставлен перед альтернативой: допущения и участия в таком «интеллектуальном урагане» или противостояния ему и поиска путей для преодоления разрушительной силы исторических симулякров.
В своей диссертационной работе мы выбираем путь, нацеленный на мобилизацию познавательных ресурсов и выработку новых подходов для поисков научной истины. Критическое переосмысление наследия тех, кто формировал теоретико-методологический арсенал и проблематику отечественной истории, занимает не последнее место на этом пути.
Актуализация историко-правовых изысканий М.М. Ковалевского по Северному Кавказу 80-90-х гг. XIX в. — для нас важный и многообещающий шаг в освоении гносеологического потенциала российской исторической науки, в понимании её закономерностей и противоречивого развития. Ведь именно благодаря результатам кавказвоведческих исследований Ковалевского историография Кавказа к началу XX столетия приобрела статус фундаментальной отрасли научного знания. Своей научно-исследовательской, преподавательской, общественно-политической деятельностью Ковалевский за-
дал историческому познанию этого региона страны новые ориентиры, не только расширив его источниковую базу, но обогатив понятийный аппарат и методологию. И хотя в настоящее время уже не выдерживают критики многие доктрины позитивистского социологизма и эволюционизма, с позиций которых Ковалевский вводил в историческое знание новаторские понятия и научно-исторические факты, нынешнее обращение к его кавказоведческому наследию продиктовано многими неотложными историко-познавательными нуждами.
Во-первых, оно помогает «оживить» преемственность научных стратегий в историческом исследовании. Сегодня уже недостаточно простого описания персонального опыта какого-либо историка, регистрации его вклада с поясняющими примерами — необходимо установить объективную меру как ограниченности этого опыта, так и его «выхода» на проблематику отечественной истории в иных геополитических условиях. В случае с Ковалевским у современных авторов все ещё срабатывает «синдром авторитета». Принципиальными для них являются описанные Ковалевским факты, а не способ их получения. У большинства историков Кавказа не наблюдается интереса к тем концептуально-методологическим установкам учёного, с позиций которых как раз добывался фактический материал. Уяснение теоретико-методологического арсенала учёного — стимул к собственному теоретико-методологическому творчеству в историческом исследовании.
Во-вторых, новое прочтение кавказоведческих работ Ковалевского продиктовано необходимостью создания теоретических моделей самосознания российского общества. Ведь только «завязанные» на научно-историческом воззрении модели могут быть цивилизованными орудиями производства и воспроизводства общественной целостности. Сегодня в этой работе преобладает формирующийся под напором «духа» глобализации «новый универсализм». С позиции этого подхода идея единства человеческой истории, которую впервые выдвинули и доказали социологи нового времени, подверглась основательной ревизии. Участники «всеобщих связей» превратились в «раз-
нородных, творчески активных, а их основания выглядят не как эманация целого, но как и определяемые, и определяющие это целое»2. Насколько адекватна «новоуниверсалистская» модель реальным потребностям национального самосознания? Не является ли заявленный в ней «методологический плюрализм» идеологической «сделкой» с апологетикой глобализации? Для обоснованных ответов на эти вопросы необходимо вернуться к социолого-позитивистским принципам исторического познания, заново осмыслить действительные условия их формирования и общественно-политические ориентиры. В этом отношении наследие Ковалевского — благодатное исследовательское поле. Учёный напрямую ставил и решал проблемы универсального хода истории уже в ходе своего кавказоведческого дела.
В-третьих, историко-правовые изыскания Ковалевского по кавказской проблематике непосредственно касаются темы правового обеспечения социальных отношений у народов Кавказа в их исторической судьбе и современном состоянии. Именно эта тема в последнее время провоцирует отнюдь не научные споры и выходит за пределы собственно кавказоведческого дискурса. Ковалевский был первым, кто концептуально подошел к освещению генезиса социальной структуры и функций традиционных правовых установлений у населения Северного Кавказа. Несмотря на то, что в работах по истории правовых отношений в этом российском регионе имеются ссылки на Ковалевского и учтены его эмпирические данные, до сих пор отсутствует научная проверка созданной им концепции. В недавнем прошлом считалось, что в ходе социалистической революции в России были окончательно ликвидированы исследованные Ковалевским автохтонные и заимствованные правовые установления у кавказских народов3. Нынешняя их «реанимация» ставит под сомнение факт исчерпанности вопросов об исторических прецедентах правовых отношений на Северном Кавказе.
Таким образом, потребности отечественного исторического познания в 1) «оживлении» теоретико-методологической преемственности, 2) противостоянии эффективных методологий исторического познания релятивистско-
прагматическим, 3) восстановлении научного статуса теории и историографии традиционных установлений у кавказских народов — делают актуальным опыт критического переосмысления историко-правовых исследований Ковалевского по Кавказу.
Степень научной разработанности темы. Заявленная в исследовании тема «Кавказ в творческом наследии М.М. Ковалевского: историко-правовые взгляды» может показаться традиционной. В истории критического освоения трудов и исследовательского опыта учёного уже его современники (П. Виноградов, Н.Кареев, А. Максимов, А. Филиппов и др.) отметили и высоко оценили вклад Ковалевского в разработку темы «обычного права» на Кавказе. Именно так в то время обозначались традиционные установления народов, ставшие в XIX в. предметом специального изучения в разных отраслях гуманитарно-общественного знания первоначально на Западе, а позже и в России.
Наиболее продуктивно тема «обычного права» разрабатывалась историками права позитивистского толка (И.Бахофен, Р. фон Иеринг, ШЛетурно, Г.Мэн и др.), а также авторами этнографических и культурно-антропологических трудов (Дж.Леббок, Дж.Мак-Леннан, Г.Морган, Э.Тай-лор, Дж.Фрэзер и др.). В основном, «обычное право» понималось через редуцирование («сведение») его к развитым законодательным системам и через определение его как отживших отношений и воззрений (теория «пережитков» Э.Тайлора).
В нашей стране изучение «обычного права» было востребовано колонизационной политикой царского правительства на окраинах Российской империи, в том числе на Северном Кавказе. Со второй половины XIX в. к её изучению подключились многие историки и правоведы (А.Ф. Кистяковский, Ф.И. Леонтович, В.И. Сергеевич и др.). В 70-е годы XIX в. стала действовать правительственная комиссия по собиранию и систематизации материалов по «обычному праву» разных народностей Российской империи. Однако дело ограничилось лишь эмпирико-описательной деятельностью с использованием традиционных юридических схем. Новые векторы в изучении архаиче-
ских форм жизнеустройства задавали труды отечественных филологов, в которых были опробованы сравнительно-исторические приёмы языкознания (Ф.И.Буслаев, В.Ф.Миллер, А.А.Потебня, А.А.Шахматов и др.), а также работы этнографов о традиционном быте и нравах (Б.К.Далгат, Н.Ф.Дубровин, С.Кокиев, В.Б.Пфафф, Д.Шанаев и др.).
Кавказские изыскания Ковалевского разительно отличались и от теоретических опусов по обычному праву, и от этнографических сочинений, в том числе посвященных кавказским народам, прежде всего, тем, что были оформлены с позиций социологизма и эмпирико-компаративистской методологии. В Ковалевском-кавказоведе уже его современники увидели основоположника новой отрасли обществоведения — эмбриологии права, оценили как историка, действовавшего в соответствии с социологической программой и формировавшего теоретическое знание с опорой на конкретно-исторический материал.
В советское время историко-правовые исследования учёного по Кавказу получили иную интерпретацию. Их стали рассматривать как вклад в изучение первобытной истории, проблем феодализма и этногенеза. Так, в разное время М.Косвен, Б.Калоев, ПЛаптин, М.Ольшевская, А. Омаров и др. соотнесли результаты кавказских изысканий Ковалевского с теми проблемами исторического познания Кавказа, которые сами разрабатывали. В советском историческом кавказоведении сложилась традиция относиться к центральной теме кавказских изысканий учёного — обычному праву — сквозь призму «общественного строя» на дореволюционной территории Северного Кавказа. Впервые эту позицию озвучил М.О.Косвен4. С тех пор ни одно исследование по истории кавказских народов не обходится без ссылок на авторитет Ковалевского и выявленные им научно-исторические факты. Вопросы концептуально-методологических установок учёного или его оригинальный опыт истолкования генезиса и функций традиционных правовых установлений кавказских горцев оказались на задворках научного познания отечественной истории. Сама же тема «обычного права» у горцев стала пониматься в сугубо
фактографическом плане, например, В.Гардановым, и из разряда специального предмета исторического изучения перекочевала в рассуждения о «форма-ционной» периодизации истории. Исследовательский замысел Ковалевского относительно изучения горских адатов — объяснить с помощью эмпирико-компаративистского анализа их генезис и функцию в росте общественной солидарности — до сих пор остается без должного внимания.
Между тем интерес специалистов к достижениям Ковалевского в разных отраслях общественно-гуманитарного знания, к его общественно-политической деятельности и биографии не ослабевает. С конца 1950-х годов наследие учёного получило достойную прописку в трудах по первобытной истории, медиевистике, всемирной истории нового времени, исторической юриспруденции, социологии и политологии. За последнее время исследовательская критика по отношению к Ковалевскому расширилась новыми темами. Среди них — история отечественной социологии, в освещении которой обязательно говорится о роли Ковалевского в её институционализации (А.Бороноев и Ю. Ермакович, И.Голосенко, П.Гуревич, Е.Кукушкина, А.Медушевский и др.); труды «русской исторической школы» (Г.Мягков, С.Погодин, Л.Хмелёв и др.); Кавказская война (М.Блиев, Г.Гатагова, В.Матвеев); либерально-буржуазные реформы в России (Б.Могильницкий, Г.Федотова, В.Шелохаев); становление отечественной публицистики и издательского дела (О. Волобуев); судьба русского масонства (А. Серков).
Но и в этих тематических трудах, пополнивших корпус знаний о Ковалевском, пока нет работ, посвященных концептуализации Ковалевским исследований генезиса общественных отношений и функций традиционных правовых установлений. Теоретические источники такого исследования содержатся, прежде всего, в материалах по истории социологии, науковедению, теории и истории права, а также в литературе по проблемам методологии исторического познания. И хотя о социологическом подходе Ковалевского написано немало страниц, лишь монография Б. Сафронова в этом плане остается единственным специализированным исследованием. Не лучше обстоят де-
ла и с изучением вклада учёного в позитивистское понятие права — лишь несколько очерков в контексте общей постановки проблемы отмечены на этот счёт (В.Зорькин, Н.Куприц, В.Покровский).
Итак, на пересечении актуальных проблем исторического познания и многочисленных тематических опытов изучения личности и наследия Ковалевского может быть сформулирована и рассмотрена тема генезиса и функций правовых установлений в кавказских изысканиях учёного.
Источниковую базу исследования составили информационные ресурсы только одного типа, а именно письменные публикации. Большая часть их создана М.М. Ковалевским и печаталась в отдельных изданиях, журналах, научных сборниках и т.п. Мы также использовали архивные документы, принадлежавшие учёному и уже обнародованные в исследовательской литературе.
Объект исследования - исторические аспекты социальных и правовых отношений народов Кавказа.
Предмет исследования - концептуализация М.М. Ковалевским социальных и традиционных правовых норм у народов Северного Кавказа.
Цель диссертационной работы - установить гносеологический статус ис-торико-правовых исследований Ковалевского по Кавказу в отечественной истории и историографии. Для достижения этой цели необходимо решить следующие задачи:
Изучить социально-исторические обстоятельства и персональную мотивацию кавказоведческого дела Ковалевского;
Проанализировать понятийный аппарат кавказских изысканий учёного;
Выявить методологическую основу историко-правовых работ Ковалевского по Кавказу;
Раскрыть новаторское содержание использованного исследователем позитивистского понятия права;
Установить познавательный смысл концепта генезиса и функций горских адатов Ковалевского.
Методологические основы диссертационного исследования заданы его предметом, целью и задачами. В своем исследовании мы опираемся на достаточно устойчивую традицию науковедческого выделения и освещения предмета познания и учитываем опыт изучения заявленной темы в разных отраслях общественно-гуманитарного знания. Мы посчитали нужным расширить возможности «портретного» метода, установив исследовательские связи результатов кавказоведческого дела Ковалевского с современными проблемами отечественной исторической науки. Среди них нами выделена проблема теоретико-методологического оснащения исследований истории правовых установлений в полиэтническом государстве. С позиций социально-исторического подхода мы выявляем социокультурную обусловленность, эвристические возможности и познавательные пределы теоретико-методологического арсенала учёного, а также значимость полученных с его помощью результатов при изучении горских адатов.
В работе мы используем методики отбора и обработки первичных данных (наблюдения, выборку, анализ документов), критико-аналитические приёмы, сравнительно-сопоставительный анализ, типологизацию и многие другие исследовательские средства по мере их надобности в решении сформулированных задач.
Научная новизна диссертационного исследования заключается в определении историко-познавательного значения концепции генезиса общественных отношений и функций традиционных правовых установлений на Северном Кавказе, созданной авторитетным историком-социологом конца XIX в. М.М. Ковалевским. Это определение выводится из следующих положений, обоснованных в диссертации:
1. Кавказские изыскания Ковалевского по горским адатам обусловливались социально-исторической обстановкой в России последней трети XIX столетия, общественно-политической позицией учёного, его научно-профессиональными интересами и интеллектуальным окружением, а также состоянием вопроса о происхождении права в отечественном гуманитарном
знании того времени. Этот социокультурный контекст кавказоведческого дела Ковалевского нашёл отражение в хронологии событий, его творчестве и достигнутых им результатах.
В своём историко-правовом исследовании горских адатов Ковалевский опирался на социологический подход, формирование которого стимулировалось научно-промышленными и либерально-буржуазными экономическими преобразованиями общественной жизни в западноевропейских странах. Многими учёными-гуманитариями и обществоведами была взята на вооружение идея прогресса и её эмпирико-описательное подтверждение в естественнонаучных теориях эволюции. В своих кавказских исследованиях Ковалевский опирался на позитивистские понятия права и солидарности. С их помощью он в течение многих лет разрабатывал, внедрял в свои труды проект «генетической социологии». Первая апробация этого проекта была осуществлена Ковалевским на кавказоведческом материале.
Инструментальной основой исследования горских адатов стала самостоятельно выбранная и скорректированная учёным эмпирико-компаративистская методология. О её преимуществах Ковалевский судил по достижениям компаративистики, где с помощью эмпирической логики устанавливалась определённая мера истинности естественнонаучных принципов эволюционизма в отношении к истории и культуре человечества. Применённый исследователем к изучению правовых установлений на Кавказе методологический плюрализм оказался ограниченным: он не позволил установить конкретно-исторические различия между традиционным установлением и законодательным правом, действительными и формальными источниками правовых отношений у горских народов.
Новаторство кавказоведческих работ Ковалевского состоит в предпринятой им эмпирической верификации позитивистского понятия права. В отличие от некоторых историков-позитивистов учёный в родовом быте горцев отыскал «эмбрион» права не в патриархальной семье, а в более древней форме кровного родства и брачных запретах. Эти изначальные формы человече-
ского общежития впервые были теоретически установлены в передовых этнографических и культурно-антропологических исследованиях. Обнаружив их наглядные черты на Кавказе, Ковалевский утвердился в необходимости «подключить» историческое кавказоведение к целям и задачам генетической социологии, что обеспечивало бы кавказоведению статус фундаментальной научной дисциплины. На материале действующих адатов учёный разработал понятие родового быта, определявшего связи людей друг с другом фактами их кровного родства, наличием общих предков, родового самоуправства и нераздельной собственности. Ковалевский остался верен позитивистскому постулату преемственности форм права от предшествующих им по времени обычаев и воззрений и подтвердил этот постулат эмпирическими обобщениями об «удержании» в родовом быте горцев следов («пережитков») более ранних форм родового устройства.
5. Концептуализацию своих исследований генезиса социальной структуры и функций традиционных правовых установлений на Кавказе Ковалевский осуществлял через «наведение» данных об их исторической судьбе и современном состоянии на разработанную им эволюционистскую схему всемирно-исторического развития гражданственности. В его интерпретации горские адаты представляются «ингредиентами микса», производными разных исторических напластований. Как полагал учёный-позитивист, и генетически и функционально они зависели от двух универсальных причин: естественного роста населения и чужеродных влияний. Эта позиция нашла выражение в применённой Ковалевским при изучении горских адатов определенной системе индикаторов, содержавшей указание на 1) их принадлежность к тому или другому источнику происхождения; 2) генетическую зависимость форм и стадий гражданственности; 3) их функционирование по обеспечению родовой солидарности в «гражданских», «уголовных» и «публичных» юридических отношениях. Ковалевский, прибегая к широким историческим аналогиям, показал, что исторически локальное происхождение и действие адатов не элиминировало в них запроса на солидарность. В условиях уже выми-
равшего родоплеменного «аграрного коммунизма» удержанные в обычаях и воззрениях горцев архаические формы становились препятствием на эволюционном пути прогрессивного хода истории на Кавказе. Представленный в кавказоведческих работах Ковалевского вопрос о солидарно-ответственных отношениях в государственных режимах либерально-буржуазного свойства имел для российской политики на Северном Кавказе в конце XIX в. актуальный практический смысл.
Практическая значимость исследования. Полученные результаты могут быть использованы а) в разработке проблем исторического познания, связанных с их теоретико-методологическим оснащением, б) при изучении истории правовых отношений в полиэтническом государстве, в) в установлении есте-ственноисторических предпосылок антропосоциогенеза, г) при спецификации национальных историй, в том числе российской. Материалы диссертационного исследования могут быть положены в основу учебно-методических пособий по отечественной истории, историческому кавказоведению, социологии и т.д.
Апробация работы. Рукопись диссертации обсуждалась и была рекомендована к защите на заседании кафедры российской истории и кавказоведения Северо-Осетинского государственного университета им. К.Л. Хетагурова. По теме диссертации опубликованы монография и 2 статьи.
Структура диссертации определена последовательностью решения сформулированных исследовательских задач и включает введение, три главы, заключение и литературу.
«Неисправимый либерал»
Работы Ковалевского по Кавказу - лишь часть его обширного письменного наследия. Выбрав эти работы в качестве объекта научного исследования, мы соответственно задаемся вопросами их мотивации. В каких конкретно-исторических обстоятельствах у Ковалевского возник познавательный интерес к Кавказу? Какая обстановка благоприятствовала замыслу его кавказоведческого дела? Что послужило непосредственным поводом к исследованию ученым горских адатов? Как разрабатывался вопрос о происхождении горских адатов в гуманитарном знании конца XIX в.?
Постановка и опыт решения этих вопросов представляются нам связанными с проблемой истинности исторического знания. Как известно, эта проблема имманентно присуща научной практике, но в настоящее время в ее постановке фиксируется превращение исторического познания в «мультипара-дигмальную дисциплину», способную конструировать лишь разные «паттерны» (образы исторической реальности)5. При этом эксперты отмечают наличие альтернативных форм исторического знания. Это либо знания «объективированные», созданные с позиций разных типов рациональности (классического, неклассического, постклассического) и предполагающие установить меру их адекватности действительной природе предмета изучения. Либо знания «когерентные»7, сцепленные с процедурами мышления и тем самым трансформирующие проблему истины в проблему интерпретации. Отсюда делается вывод, что истина в историческом познании всегда носит «контекстный характер», мотивирована определенной исследовательской ситуаци-ей .
Этот вывод можно было бы поставить под сомнение, если бы не нынешняя ситуация «методологического плюрализма», демонстрирующая всевозможные реконструкции прошлого с разных теоретико-методологических позиций и презентацию их совокупности как исторической истины9. Не скрывается ли за подобным «мультипарадигмальным альянсом» идеология определенного рода? Похож ли нынешний «методологический плюрализм» на тот, с которым столкнулся и который пытался задействовать Ковалевский? Какие уроки можно извлечь из того опыта получения исторического знания, который, согласно современной типизации получения «истинного» знания о мире10, получил название классической модели рациональности? Эти вопросы невольно возникают в ходе нашего исследования. Как бы работа с конкретным материалом ни погружала в судьбу исторического знания кануна XIX века, неизбежно её соотношение с состоянием исторического знания «здесь и теперь». При допущении, что полученные Ковалевским исторические знания имели так называемый «контекстный характер», проверка их достоверности невозможна с позиции «мультипарадигмального альянса». Уж больно хлопотное это дело - толковать определенный исследовательский казус, хоть и оставивший след в исторической науке, но давно канувший в Лету. И все-таки, независимо и вопреки, допустим и попробуем...
Разработка Ковалевским понятийного аппарата кавказоведения
Научно-исследовательская литература по истории социологической мысли позволяет сформулировать общее определение социологического подхода. Под социологическим подходом имеется в виду совокупность воззрений, которая стала складываться к началу Х1Х-го столетия в западноевропейской интеллектуальной среде под влиянием научно-промышленных и либерально-буржуазных преобразований общественной жизни и которая в дальнейшем разделилась на геополитическую и научно-практическую специализацию. Согласно социологическому подходу, всё разнообразие предшествующих форм теоретического знания об обществе базируется на предельно абстрагированном понятии-категории «общество». Иначе говоря, для приверженцев социологического подхода «первоначалом и конечной причиной» всего сущего и, соответственно, познания является общество, общественный порядок. В оформлении такого предмета познания первостепенную роль играют сложившиеся независимо от социологических воззрений идея прогресса и понятие объективных («естественных») законов.
Поэтому нет резона представлять социологический подход только как изобретение О.Конта. Он скорее «крестный отец» социологического подхода. У самого социологического подхода есть уходящая в далекое прошлое теоретическая «родословная», вопреки даже тому, что актуальность подхода связана с «позитивным» (на манер естественнонаучных дисциплин) объяснением общественного порядка. Но если в отношении к природе как предмету познания естествознание нового времени элиминировало прежние метафизические воззрения, то в отношении к обществу социологический подход их «нечаянно» возродил. Это достаточно отчетливо понимают историки и критики социологического подхода, когда реконструируют его историческую судьбу и анализируют персонифицированные модификации его содержания.
Так, Ю.Н.Давыдов фиксирует в содержании классических образцов социологического подхода присутствие «некритической апологетики нового как такового», обусловленное заимствованием теоретико-методологических установок естествознания XVII-XVIII вв. Все это обеспечивало первым сторонникам социологизма специфическое отношение к историческому времени. «Если в случае видения настоящего, - отмечает исследователь, - социологический подход был в общем скорее положительным, то в случае видения прошлого, а особенно «светлого» будущего, его нельзя не оценивать как скорее отрицательный»119. При этом «главной виновницей дисбаланса», по словам Давыдова, «оказалась, в конечном счете, идея Прогресса...идеологизация общенаучного принципа эволюционизма» .
Впервые идея прогресса была выдвинута в XVII в. Ф. Бэконом и Декартом относительно познания, а в XVIII в. развита А. Тюрго, Кондорсе, Вольтером и последующими поколениями мыслителей применительно к историческим событиям. Основное содержание идеи прогресса во времена Просвещения связано с умозрительным представлением о том, что каждая новая эпоха в истории человечества знаменуется появлением новых знаний и учений, что расширяло спектр действия человеческих возможностей. Поэтому «зачинателями» прогрессивного развития человечества объявлялись наука и образование, а не промысел Божий. Вольтер первым предложил рациональ-но-прогрессистскую схему истории, содержавшую «переход» человечества от низшей к высшей стадии развития. Тем самым была выделена предметная сфера философии истории, связанная с обоснованием такого прогрессивного хода истории и использованием новых способов познания. В рамках философии истории уже в XVIII в. были сформулированы многие важные понятия: общества как части природного универсума, «естественных законов» истории, единства человеческой истории.
Впоследствии проблематика идеи прогресса была преумножена и углублена представителями немецкого классического идеализма (Шеллингом, Кантом, Фихте, Гегелем). Благодаря их учениям, идею прогресса потеснила идея развития. Теперь в истории общества следовало искать собственные внутренние закономерности и связи. Центральной темой стал «человек вообще», поиски его специфики и сути. Но позиция историцизма в объяснении универсальности тех или иных социальных процессов и явлений, в соединении локальных историй в единую картину исторической реальности не избавляла от абсолютизации и мистификации какого-либо одного свойства в общественном развитии.
Верификация Ковалевским позитивистского понятия права в его работах о Кавказе 80-90-х гг
М.М. Ковалевский предпослал своей первой монографии по Кавказу «Современный обычай и древний закон» эпиграф из работы Г. Мэна «Древний закон и обычай». В эпиграфе сказано: «Для того чтобы понять наиболее древнее состояние человеческого общества, необходимо преодолеть все стадии и посмотреть на человечество, так сказать, через другой конец историче-ского телескопа» . Как показывает дальнейшее содержание этой и следующей монографии Ковалевского, с предложением английского историка он не согласился. Спустя много лет Ковалевский так комментировал свой поступок: «Мэн говорил, что историк на весь мир должен смотреть не в увеличительное, а, наоборот, в уменьшительное стекло. Такой метод, разумеется, не лишен опасностей; при нём немудрено свести к общей причине факторы местные и временные. Вот почему я рекомендовал бы всем, кто намерен заняться изучением генезиса верований, обычаев и учреждений, запастись достаточной дозой скептицизма и, прежде чем пускаться в какие-либо общие выводы на основании частного факта, искать объяснения ему в современной ему обстановке или в недавнем прошлом» .
Для создания собственных эмпирических обобщений о формах общежития на ранних стадиях общественного развития Ковалевский вооружился не только увеличительной лупой, но и полевым биноклем. Он был уверен, что быт и нравы современных и исторических народов восходят к общему для всех них укладу, что для его реконструкции имелся адекватный теоретико-методологический арсенал познавательных средств и что, наконец, необходимую источниковую базу могут и должны обеспечивать исследования локальных историй и национальных культур. Такую уверенность ученого под крепляли новые теории, созданные его современниками в рамках сравнительной этнографии и сравнительной юриспруденции, истории права и социальной антропологии. Но, как обнаружил Ковалевский, как раз их следовало верифицировать эмпирическими данными из пока ещё малоизученного материала - горских адатов.
Именно на это указывает название первой монографии Ковалевского по Кавказу - «Современный обычай и древний закон. Обычное право осетин в историко-сравнительном освещении». Это название явно диссонирует с эпиграфом из Мэна. Его смысл становится понятным после непосредственного знакомства с книгой, но он также получает свое развитие во второй монографии ученого «Закон и обычай на Кавказе» и в обобщающем произведении «Родовой быт в настоящем, недавнем и отдаленном прошлом» .
Во всех этих работах Ковалевский - последовательный аналитик и глубокий интерпретатор как прежних, так и новых версий о происхождении гражданственности. Он также неутомимый исследователь быта и нравов кавказских горцев - локализованной им проблемной ситуации, изучение которой позволяет не только испытать многие позитивные гипотезы, но и получить новые исторические факты. Как убедился сам Ковалевский и убеждал своих собеседников (выходит, и спустя столетие), Кавказ в плане изучения «порядка зарождения правовых институтов» - искомый край, где в хозяйственном и общественном укладе его насельников сохранились «многочислен-ные остатки уже пройденных ими стадий развития» .
Однако во время написания своих кавказоведческих работ Ковалевский фиксировал противоречивую картину. В то время как зарубежные этнографы и историки права получили через «наблюдение над бытом диких и варварских народов современности»279 немало убедительных следов древних порядков в обычном праве, отечественные историки права и кавказоведы по этому поводу «хранили упорное молчание»280. Между тем, отмечал Ковалевский, этнографические описания кавказских народов имели явное количественное и хронологическое преимущество над материалами их зарубежных коллег, но до сих пор не вовлекались в исследование исходных условий общественного развития. Как установил ученый, наличная эмпирико-описательная база кавказоведения «не отрицает ни факта широкого распространения родового быта, ни возможности открыть в этом быту пережитки более ранних стадий развития - матриархата — и зародыши более поздних форм общежития - общинной и феодальной» .
Мы полагаем, что оригинальная и по сути новаторская сторона кавказоведческого дела Ковалевского связана с эмпирической верификацией позитивистского понятия право. Попытаемся доказать это положение, отвечая на следующие вопросы. Какие именно позитивистские версии права ученый подверг пересмотру, отправляясь от конкретно-исторического изучения «юридического быта» кавказских горцев? Какую роль в объяснении социологических законов Ковалевский отводил историческому кавказоведению? Каким образом и на основании чего он объяснял распространение горских ада-тов на Северном Кавказе? Почему полученные им результаты по обычному праву кавказских народностей вышли за пределы позитивистского толкования права?
