Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Сущность и роль толкования норм права в уголовном судопроизводстве 22
1.1. Понятие и сущность толкования правовых норм в российском правоведении 22
1.2. Теоретико-познавательная сущность толкования процессуально-правовых норм 43
1.3. Потребность и значение толкования уголовно-процессуальных норм 89
Глава 2. Общие проблемы толкования уголовно-процессуальных норм: субъекты, приёмы, виды, пределы 116
2.1. Субъекты толкования уголовно-процессуальных норм, их классификация 116
2.2. Приёмы и виды толкования 166
2.3. Пределы толкования уголовно-процессуальных норм 224
Глава 3. Толкование норм как способ выявления и восполнения пробелов в уголовно-процессуальном законодательстве 245
3.1. Сущность пробелов в уголовно-процессуальном праве 245
3.2. Методика установления пробелов в уголовно-процессуальном праве 277
3.3. Проблемы восполнения пробелов в уголовно-процессуальном праве 299
Глава 4. Толкование закона как способ выявления и преодоления противоречий в уголовно-процессуальном законодательстве 329
4.1. Понятие и сущность противоречий в уголовно-процессуальном праве 329
4.2. Выявление противоречий в уголовно-процессуальном праве 343
4.3. Преодоление противоречий в уголовно-процессуальном праве 384
Заключение 411
Библиографический список 418
- Понятие и сущность толкования правовых норм в российском правоведении
- Субъекты толкования уголовно-процессуальных норм, их классификация
- Методика установления пробелов в уголовно-процессуальном праве
- Выявление противоречий в уголовно-процессуальном праве
Введение к работе
Исследование жизни, деятельности и социально значимых качеств личности патриарха Никона является одной из «вечных проблем» отечественной исторической науки. Образ патриарха Никона окутан мифами и предельно упрощен за счет идеологических средств национально-государственной социокультурной мифологии. Как для либералов, так и для неоконсерваторов фигура патриарха Никона является знаковой, продолжает вызывать острые споры, в которых участвуют сегодня не только профессиональные ученые, но и публицисты, политики, представители широкой общественности, высказывающие подчас противоположные суждения. Огромный массив разноплановой исторической литературы о патриархе Никоне, постоянно расширяющаяся источниковая база исследований, формирующаяся в течение трехсот с лишним лет, подвергались специальному научному осмыслению не столь часто. Анализируя долгий опыт предшествующей работы над конкретно-историческим образом патриарха Никона, современные историки выделяют и противопоставляют сформировавшиеся в ее ходе два основных подхода, которые условно обозначаются как «уничижительно-критический» (Паисий Лигарид, С.М. Соловьев, Макарий (Булгаков), Н.Ф. Каптерев) и «апологетический» (дьяк И. Шушерин, В. Пальмер, Н.И. Субботин, Леонид (Кавелин), М.В. Зызыкин).
Признаем, что квалифицированная публикация историко-культурных материалов, особенно по воззрениям патриарха Никона, и их беспристрастный академический анализ составляют скорее исключение, нежели правило. В массовом и профессиональном историческом сознании главенствует стереотип о том, что наличие у патриарха Никона богословских воззрений необходимо еще доказать. Вот мнения маститых русских историков на этот счет. Митрополит Макарий (Булгаков): «Видеть в нем [«Возражении или Разорении». - Н.В.] обширную начитанность и ученость Никона не совсем основательно». В.О. Ключевский: «власть и придворное общество погасили в нем духовные силы, дарованные ему щедрой для него природой. Ничего обновительного, преобразовательного не внес он в свою пастырскую деятельность; всего менее было этого в предпринятом им исправлении церковных книг и обрядов». В.Г. Сенатов: «Никон, не оставивший после себя обращений к духовным чадам или духовных посланий – лишь хозяйственные документы». А.Л. Юрганов: «Никон - инициатор исправления, не обладал глубокими знаниями и ученостью, которыми отличались его предшественники, такие как митрополит Киприан или новгородский архиепископ Геннадий. Никаких директивных указаний со стороны патриарха тоже не было; отсюда ясно, что справа книг велась нецеленаправленно». За основу такого рода оценок берутся положения, сконструированные Паисием Лигаридом еще в период суда над патриархом Никоном в 60–е гг. XVII в.
В историографии прослеживается тенденция противопоставления идеологических систем «староверия» и «никониан», при этом, прежде всего, привлекались источники по старообрядчеству, идейное наследие патриарха Никона неоправданно игнорировалось. В оценках староверческого движения до сих пор широко представлены поверхностные суждения, историографические штампы, упрощенные оценки, освещенные традицией и авторитетом маститых авторов. Многие выводы о деятельности патриарха Никона, разделяемые современными учеными, стали следствием не качественного научного анализа, но механически заимствуются из предшествующих этапов развития исторической мысли. Обобщенную схему базового исторического нарратива можно представить следующим образом: протопоп Аввакум – не просто мученик раскола, он – крупнейший идеолог этого общественного движения XVII в., патриарх Никон - не идеолог, а организатор литургической реформы, вызвавшей раскол не только в церкви, но и в обществе. Изучению Историко–канонических и богословских воззрений патриарха Никона при таком подходе просто не оставалось места. Историография деятельности патриарха Никона в контексте раскола, присутствовала во многих работах, но о личности патриарха Никона в историографии писали, прежде всего, В.С. Иконников, М.В. Зызыкин, В.В. Шмидт, С.К. Севастьянова, С.М. Дорошенко, К.М. Кейн.
Можно выделить два направления историографических исследований о патриархе Никоне: обзорно–библиографическое и аналитическое. К первому относятся работы В.С. Иконникова, который рассмотрел труды, посвященные патриарху Никону в XVIII-XIX вв. Фундаментальная последняя глава монографии М.В. Зызыкина содержит историографический обзор известной и доступной исследователю отечественной и зарубежной литературы о патриархе Никоне. Библиографию работ о патриархе Никоне XX столетья до 1985 года представил в словарной статье Н.Ю. Бубнов, в исследованиях С.М. Дорошенко и С.К. Севастьяновой каждый день жизни патриарха Никона соотнесен с архивными, историческими и историографическими источниками. Специальная статья В.С. Румянцевой посвящена изучению особенностей первого периода историографии проблемы. В диссертации Д.А. Балалыкина рассмотрены особенности 300-летней истории изучения церковно-государственных отношений и раскола Русской Церкви, автор приходит к выводу, что историография проблемы способна предложить для этого методологическую и историческую основу (например, принципы «обоюдной вины» и «обоюдной правоты»).
Второе направление связано с трудами В.В. Шмидта, который разработал методологическую систему анализа наследия патриарха Никона, включающую такие методы как иеротопический, индуктивно-дедуктивный, просопографический и идеографический, феноменологический; историко-семиотический, структурно-функциональный. Научное направление заданное исследовательской программой В.В. Шмидта представляется нам наиболее перспективным и открывающим возможности исследования как теоретико-методологических основ «мифологизации–демифологизации» образа патриарха Никона, так и его воззрений.
Подобная историографическая ситуация определяет научную актуальность и значимость нашего исследования.
Цель исследования – реконструкция и интерпретация историко-канонических и богословских воззрений патриарха Никона в общем контексте богословских споров третьей четверти XVII в., соотнесенных с накопленными в отечественной исторической науке традициями их изучения. В соответствии с поставленной целью определены следующие основные задачи исследования:
выявить содержание традиций почитания (как местночтимого святого) и «хуления» патриарха Никона, их развитие в научно–критической светской и синодальной историографии (XVIII-XIX вв.), историографии советского и постсоветского периода, эмигрантской и зарубежной историографии (XX-XXI вв.);
исследовать основные структурообразующие элементы воззрений патриарха Никона посредством проведения дискурсного контекстологического анализа его основного сочинения – «Возражения или разорения смиренного Никона, Божиею милостью Патриарха, противо вопросов боярина Симеона Стрешнева, еже написа Газскому митрополиту Паисию Лигаридусу и на ответы Паисеовы»;
сопоставить церковно-канонические и исторические воззрения патриарха Никона и теоретиков догматико-полемической традиции раннего раскола;
рассмотреть место и роль концепции пастырства патриарха Никона в общественно-политической и богословской мысли России.
Объект исследования – идейное наследие патриарха Никона.
Предмет исследования – система и характер воззрений патриарха Никона как государственного и церковного деятеля. Отметим, что выделить собственно исторические взгляды вне богословского контекста церковного деятеля середины XVII в. не представляется возможным.
Хронологические рамки, с известной долей условности, заданы объектом и предметом нашей работы и охватывают период с 1658 по 1666 гг., т.е. со времени удаления патриарха Никона с престола до Собора 1666–1667 гг. Система воззрений патриарха Никона была оформлена в виде цельного трактата, хотя и полемического историко-канонического характера, подчиненного конкретной цели – «Возражению или Разорению…» выдвинутых против него обвинений уже после оставления престола (1662–1663 гг.), хотя в основных чертах она формировалась со времени его иеромонашества в Анзерском скиту, т.е. с 1635 г.
На защиту выносятся следующие положения диссертации:
-
Негативный эмоционально-окрашенный стереотип патриарха Никона как развенчанного «культурного антигероя» в рамках национальной картины мира был разработан в полемической литературе во второй половине 60-х – 70-е гг. XVII в. и продолжал развиваться на протяжении XVIII-XIX вв., что соответствовало концепции надконфессионального государства.
-
В почитании патриарха Никона как местночтимого святого зарождалась традиция апологетики, основанная на святоотеческих ортодоксальных мировоззренческих установках. Адепты патриарха Никона в рамках этой традиции осуществили публикацию основных источников по идейному наследию и хозяйственной деятельности, что позволило авторам реконструировать реальные исторически-обоснованные воззрения и деяния патриарха.
-
Богословское творчество патриарха Никона имеет ярко выраженные христо-экклесиоцентричные корни – он был выразителем исихастско-ориентированной богословской традиции.
-
Метод работы патриарха Никона с текстом первоисточника можно охарактеризовать как реконструктивную интертекстуальность. Патриарх Никон применял нарративно-экзегетический метод, вписывая евангельские цитаты в историческое повествование, например, противопоставляя нравственные законы нагорной проповеди действиям царя Алексея Михайловича. Важнейшее концептуальное ядро церковной проповеди-гомилии выстраивалось патриархом Никоном через соединение единых по тематике фрагментов священных текстов – качества христианского правителя и христианского пастыря и соотношение святительской и царской власти.
-
Экклесиологические воззрения (стремление к оцерковлению всех сторон жизни) были общей основой идеологии русского православия XVII в., как староверов, так и патриарха Никона. Патриарх применил евангельское учение об ограничении царской власти законом Божьим, отстаивая право Церкви на роль внутренней оппозиции в случае нарушения симфонии властей.
-
По мнению патриарха Никона, основанному на последних земных словах Христа: «Се Аз с вами все дни до скончания века», нет особых духовнонасыщенных периодов истории. Благодатные времена не исчерпываются со Стоглавом. Именно этот конфликт породил пристальный интерес исследователей к фигуре, стоявшей в центре событий, – патриарху Никону. В центре полемики оказались не обряды как таковые, а их взаимосвязь с традициями, историей, опытом предыдущих поколений. В конфликте «новаторского» проекта и древнего наследия столкнулись разные образы «идеала будущего» и «идеала прошлого».
-
Патриарх Никон внес значительный вклад в отраслевое богословие в России XVI-XVII вв., принципы канонического устройства Церкви, канонические вопросы взаимодействия Церкви и государства (экклезио-эсхатологические и нравственно-аскетические). Система богословских воззрений патриарха Никона вполне соответствует этико-политическому и этико-богословскому аспектам аксиологической модели русской православной теоцентрической картины мира и стала основой проводимой им политики.
Методология и методы исследования определяются особенностями объекта исследования.
Общенаучные методы исследования, примененные в работе: совокупность принципов историзма, социальности, научной объективности. Сложный синтетический характер изучаемого объекта не поддается достаточно полному описанию и исследованию с позиций какой-либо отдельно взятой науки, теории или концепции, поэтому в диссертации применяются методические наработки смежных гуманитарных наук (лингвокультурологии, семиотики, философии, религиоведения и литературоведения). Исходной исследовательской парадигмой диссертации является интеллектуальная история, которая изучает идеи через культуру, биографию и социокультурное окружение их носителей методами просопографии .
Научное направление заданное исследовательской программой В.В. Шмидта, представляется нам наиболее перспективным и открывающим возможности исследования как теоретико-методологических основ «мифологизации–демифологизации» образа патриарха Никона, так и его воззрений.
Ключевым понятием работы выступают «историко–канонические воззрения», под этим термином понимаются содержащиеся в установленных Церковью и относящиеся к взаимоотношениям Церкви и государства, а также жизни верующих правила, совокупность которых представлена в идейном наследии патриарха Никона.
Актуальность теории интерпретации текстов приводит к необходимости использования следующих специальных методов: историко–системный и историко–сравнительный, историко-семиотический методы, а также дискурсивный семантико–когнитивный анализ. Тексты, представленные в идейном наследии патриарха Никона рассматриваются в работе как пространство, выраженное знаками, символами, образами, «сущностными свойствами культурного бытия, автора текста». У патриарха Никона нет специальных богословских трудов. Его рассуждения разбросаны по работам, посвященным самым разным проблемам. В связи с этим первоначально был применен метод дискурсного анализа, с целью вычленения рассуждений, имеющих отношение к историко–канонической составляющей воззрений патриарха Никона. Отобранные таким образом тексты систематизировались, после чего, с использованием метода синтеза, были реконструированы основные положения историко–канонических и богословских взглядов патриарха Никона. В отличие от антропоцентричных моделей, модель картины мира патриарха Никона была христоцентрична, соединяла онтологическое, аксиологическое и эстетическое восприятие действительности. Мы исследуем концептосферу религиозного дискурса патриарха Никона через анализ текстовых фрагментов его произведений. В «Возражении или Разорении» патриарха Никона представленные в виде библейской цитации (маркированные, немаркированные, парафраз) текстовые фрагменты, исследуются с помощью методов сплошной и фронтальной выборки.
Источниковая база исследования. Выбор источников продиктован целью и основными задачами диссертационного исследования.
В соответствии с представлением о том, что уникальность любого текста порождена своеобразием личности автора. К первому виду отнесены источники личного происхождения, которые представлены как «автокоммуникативные» и «межличностно-коммуникативные» источники.
В первую группу этого вида вошли тексты, вышедшие из–под пера патриарха Никона и позволяющие реконструировать и интерпретировать его идейное наследие. Из многогранного идейного наследия патриарха Никона вычленены лишь те труды, которые отвечают целям данного исследования. Их анализ позволяет проследить эволюцию воззрений патриарха Никона в контексте определенной эпохи, осмыслить единую парадигму его творчества. В их число вошли рукописи, хранящиеся в фондах Российского государственного архива древних актов (г. Москва), а также опубликованные источники – «Возражение или разорение смиренного Никона, Божиею милостию патриарха, противо вопросов боярина С. Стрешнева, еже написа Газскому митрополиту Паисию Лигаридиусу и на ответы Паисеовы», «Духовные наставления царю / христианину», гомилетическое наследие. В этих памятниках зафиксировано не только полемическое наследие патриарха, как было принято считать в литературе, они позволяют выявить самостоятельную и оригинальную систему богословских и историко–канонических взглядов их автора.
Вторую группу источников личного происхождения представляет эпистолярное наследие (частная и официальная переписка) патриарха Никона и связанных с ним крупных государственных и церковных деятелей – царя Алексея Михайловича, Константинопольского патриарха Паисия I, митрополита Афанасия, Саввы Дмитриева; разные типы посланий, включая грамоты патриарха Никона в созданные им монастыри: Иверский Валдайский, Крестный Кий-островский, Воскресенский Ново-Иерусалимский; «Духовное завещание Никона, Патриарха». Эпистолярное наследие позволяет анализировать взгляды патриарха Никона, в частности способы и средства их выражения, их истоки, взаимоотношения с современниками, а также инструменты стратегической коммуникации в рамках религиозного дискурса.
В третью группу источников личного происхождения вошли полемические произведения оппонентов патриарха Никона: история Московского собора 1666-1667 гг. о суде над Никоном митрополита Газского Паисия Лигарида, сборники догматико-полемических сочинений старообрядцев с целью обличения «реформы» патриарха Никона, эсхатологические сочинения, «прения о вере», сказания, повести агиографического содержания.
В четвертую группу источников личного происхождения вошли жизнеописания патриарха Никона, свидетельства иностранцев. Труды И.К. Шушерина и Павла Алеппского являются свидетельствами участников и очевидцев событий, в отличие от работ Паисия Лигарида, который видел Никона лишь дважды – в июле 1663 г., описано в «Возражении или Разорении» и на суде в 1666 г. Из современников патриарха Никона составителем еще одного жизнеописания был Павел Алеппский, посетивший Россию в 1654-1656 гг., он преклонялся перед личностью патриарха Никона.
Второй вид источников представлен официальными документами и делопроизводственными материалами Российского государства, сюда относятся – деяния московских соборов; чины постановления на священство и на царство; «Судное дело» патриарха Никона.
Третий вид источников представляют документы Церкви: тексты Священного Писания, Ветхого и Нового Заветов и богословские труды отцов Церкви, которые сопоставляются нами с историко-каноническими и богословскими воззрениями патриарха Никона посредством лингвокогнитивного и лингво-культурологического анализа, который предусматривает изучение базовых концептов религиозного дискурса, их системных отношений и функций.
Богословие патриарха Никона пытаются осмыслить философы, филологи, искусствоведы, но среди историков целый корпус источников по идеологическим воззрениям патриарха Никона, введенный в научный оборот, остается невостребованным. Очевидна необходимость переоценки значения воззрений и личности патриарха Никона как церковного писателя и незаурядного мыслителя. Положения, которые принимались в науке априори должны быть либо доказаны, либо опровергнуты. Традиция изучения историко–канонических воззрений патриарха Никона в исторических исследованиях должна, наконец, быть заложена.
Научная новизна исследования.
В диссертации впервые в отечественной науке:
-
представлена оригинальная авторская концепция исследования системы взглядов церковного деятеля через совмещение исторических методик (контент–анализ, историко–системный и историко–сравнительный анализ) с методологическими приемами лингвокультурологии, лингвистической концептологии и семиотики (герменевтический и историко-семиотический методы, семантико–когнитивный и дискурсный анализ). Материал исследования сложился из текстовых репрезентаций 4112 единиц авторского текста и представляет собой результат выборки трех источников: наибольшей по объему была сплошная выборка библейских цитат (2653); во–вторых, цитат из произведений Святых отцев-каппадокийцев – 490 (из них 417 – сопоставлены с «Нравственными правилами» Василия Великого (80 правил, 233 главы); в–третьих – с выдержками из Кормчей 1653 г. (300);
-
произведена реконструкция картины мира патриарха Никона на основе исследования цитатного потока – методики фрактата – приспособления чужого текста к индивидуальному восприятию или же соотношение чужого текста с конкретной ситуацией, воспринимаемой как индивидуальное, особенное; а также методики центона – художественного эффекта в подобии или контрасте нового контекста и воспоминания о прежнем контексте каждого фрагмента; «цитатного монтажа»;
-
проведено сопоставление богословских воззрений патриарха Никона с догматико–полемической идеологией раннего раскола (протопоп Аввакум, дьякон Федор и др.) и в контексте богословских поисков XVII в. посредством историко–сравнительного метода;
-
реконструированы историко–канонические воззрения патриарха Никона и в соотношении с каппадокийским богословием (Григорий Нисский, Василий Великий);
-
доказано, что взгляды патриарха Никона на национально-историческое бытие, законодательно-правовую и догматико-каноническую базы государства и Церкви в регулировании институциональных отношений стали основой его практической деятельности;
-
проведено исследование историографического образа патриарха Никона в научной литературе. На материале более 1900 работ, которые сопоставлены с 283 историческими источниками, дореволюционная историография представлена 162 работами XVIII в., 774 трудами XIX в. 764 трудами XX в.; зарубежная (на английском и немецком языке) составляет более 200 трудов);
-
представлен развернутый комплексный анализ историографических штампов, прослежен генезис и развитие основных мифологем («патриарх Никон – реформатор Церкви», «патриарх Никон – папоцезарист–теократ», «патриарх Никон – гонитель старообрядцев»).
Практическая значимость.
Фактологический материал, теоретико-методологические наработки и выводы автора могут быть использованы при написании научных и научно-популярных работ по истории Русской Православной Церкви, проведении междисциплинарных исследований истории государственно–конфессиональных отношений.
На основе проведенного исследования были разработаны авторская концепция, структура и содержание учебных и учебно–методических пособий «Русская православная церковь в середине XVII века: Учебное пособие для студентов неисторических специальностей высших учебных заведений. С грифом «Рекомендовано Научно–методическим советом по истории Министерства образования и науки РФ». Омск, 2004» (12.25 п.л.), монография «Личность патриарха Никона в отечественной историографии. Омск, 2007» (18,5 п.л.) рекомендована Фондом развития отечественного образования для использования в учебном процессе и переиздания для широкой научной общественности в России и за рубежом.
Структура диссертации. Работа состоит из введения, четырех глав, включающих десять параграфов, заключения, списка источников и литературы, пяти приложений.
Понятие и сущность толкования правовых норм в российском правоведении
Толкование права является одной из наиболее древних и традиционных проблем юридической науки. Ещё в Древнем Риме закон правителя Западной Империи Валентиниана III от 7 ноября 426 года, известный как Закон о цитировании, предписывал судебной практике в обязательном порядке учитывать толкование пяти самых уважаемых юристов того времени, чьё мнение приравнивалось к законам (Папиниан, Павел, Ульпиан, Модестин, Гай)4. По сути дела это был особый вид толкования правовых норм: обыденному казуальному толкованию придавалось свойство обязательности5.
В разное время в разных странах отношение к толкованию законов было различно. Оно или объявлялось сугубо официальной, исключительно государственной монополией, или вовсе запрещалось. Например, в Германии запрещение толкования законов несколько раз устанавливалось в течение XVIII века в Баварии (Кодексом 1756 г.), Пруссии (Указом от 14 апреля 1780 г.), Австрии (Законом от 1 ноября 1786 г.). Наполеон I пришёл в ужас при известии о появлении первого комментария его Кодекса и воскликнул: «Пропал мой кодекс!» В Германии Указом от 19 октября 1813 г. было запрещено писать и печатать какие-либо комментарии к баварскому Уголовному уложению того же года .
О толковании много писалось в дореволюционной России . Об обязательном характере толкования писал И.В.Михайловский: «После установления подлинности и обязательности нормы, проверки текста наступает следующая стадия, обусловливающая применение нормы: выявление её смысла. Эта стадия есть толкование» . О важности толкования писали Н.М.Коркунов («...не выявив смысла нормы нельзя её применять»9), Е.Н.Трубецкой («... нужно установить точный смысл нормы, которую требуется применять»1 ).
В современном отечественном правоведении толкованию правовых норм также уделялось и уделяется достаточно большое внимание. Значимость толкования в условиях проведения правовых реформ и формирования правового государства не уменьшается, а наоборот, возрастает и приобретает особый характер.
Под толкованием правовых норм в различные периоды истории отечественной юриспруденции понималось не одно и то же. Одни авторы относили к толкованию исключительно уяснение смысла правовых норм11; другие - только разъяснение правовых норм1 . Нетрудно заместить, что понимание этими авторами сущности толкования было неполным, так как они не учитывали все возможности этого явления. Такое понимание толкования в настоящее время устарело и практически не разделяется современными авторами.
Третья группа исследователей совершенно справедливо считает, что толкование правовых норм - это двойственный процесс как уяснения, так и разъяснения правовых норм13. Такая точка зрения стала общепризнанной и с ней трудно не согласиться. Эти авторы считают, что под термином «толкование правовых норм» подразумевается как субъективный процесс уяснения содержания норм права (внутренний мыслительный процесс), так и деятельность должностных лиц и органов, выражающаяся в издании государственным органом официального акта либо в даваемых организациями и отдельными лицами и не имеющих формально обязательного значения рекомендациях и советах. Целью этой деятельности является обеспечение правильного и единообразного применения толкуемой нормы, устранение неясностей и возможных ошибок при её реализации.
Если даже отдельные учёные и рассматривают институт толкования как «специфический способ уяснения выраженной государственной воли»14, «деятельность по осознанию содержания правовых норм»15, «прежде всего 16 уяснение смысла текста закона» , то все равно подразумевается единство с другим аспектом данного понятия - разъяснением правовых норм.
Разделение процесса толкования на уяснение и разъяснение может быть допустимо только в научных или учебных целях. В правоприменительной 25 деятельности эти действия не просто связаны друг с другом, а находятся в неразделимом единстве, в диалектическом переходе одного в другое. Это проявляется в том, что любому разъяснению правовых норм, от кого бы оно ни исходило, предшествует процесс их осознания в виде внутренней мыслительной деятельности её субъектами, то есть процесса уяснения.
Толкование в виде объективированной формы законодательной воли не является самоцелью, оно адресуется правоприменению, поэтому материализуется в действиях субъектов. В результате правоприменитель не только сам получает представление о том, как он уяснил для себя норму права, но и как её понимает законодатель, и какого понимания он ждёт от правоприменителей.
С другой стороны, субъект права, применяя ту или иную норму, должен мотивировать свой выбор, обосновать необходимость применения именно определённой уголовно-процессуальной нормы. Наиболее ярко это проявляется в законодательном требовании обоснованности процессуальных решений (ст.ст. 7, 37, 108, 125, 207, 237, 278, 279, 316, 330, 360, 361, 367, 373, 381, 463 УПК РФ), когда правоприменитель должен объяснить, как он сам уяснил уголовно-процессуальные требования, и как он объясняет (толкует) её применение для других субъектов уголовного процесса.
Толкование правовых норм представляет собой обыденную или компетентную познавательную деятельность с использованием приёмов, накопленных практикой. Помимо этого учёные используют также специфические методы углублённого научного познания. В любом случае процесс толкования предполагает уяснение содержания правового предписания для себя лично и при необходимости пояснение другим субъектам его содержания.
Нельзя себе представить, чтобы разъяснение могло происходить без уяснения уголовно-процессуальных норм. Всё это свидетельствует о единстве процессов уяснения и разъяснения, а потому рассмотрении процесса толкования как единого и неразделимого. Можно сказать, что такое понимание толкования правовых норм как совокупности внутреннего процесса уяснения и внешнего процесса разъяснения стало общепризнанным.
Причиной толкования является потребность субъекта в обеспечении правильного применения норм права. Субъект должен быть уверен в правильности своих действий, а значит в правильно понятом содержании нормы. Особенностями уголовно-процессуальных норм является то, что при их восприятии часто возникают сомнения относительно их значения, уяснения связей с другими нормами (системном характере применения), процесса применения, направленности, пределов действия, подпадании ситуации под действие конкретной нормы. Такие сомнения могут уменьшаться (но не устраняться полностью) по мере приобретения личного опыта индивидуального толкования и опыта толкования другими субъектами. Особенность уголовно-процессуальных отношений свидетельствует о том, что полное устранение сомнений относительно толкования уголовно-процессуальных норм невозможно. А потому и потребность толкования приобретает не факультативный, а обязательный и постоянный характер.
Такой вывод может быть обусловлен тем, что толкование уголовно-процессуальной нормы направлено на уяснение её смысла не вообще, а применительно к конкретным обстоятельствам правоприменения. В некоторых случаях уголовное дело должно возбуждаться, а в других нет. В зависимости от конкретных обстоятельств могут применяться различные меры процессуального принуждения, приниматься различные итоговые решения.
Хотя в юриспруденции высказывались различные точки зрения, считать17 или не считать толкование права самостоятельной стадией процесса применения правовых норм, однако такие высказывания, по нашему мнению, не совсем удачны. На наш взгляд такое представление о месте и роли толкования в структуре правоприменения прямолинейно и не отражает его действительных черт. Характер толкования свидетельствует о его более фундаментальном положении в правоприменении, проникновении во все его стадии.
В юридической литературе нет единства мнений о количестве стадий правоприменения. Разные авторы называют неодинаковое число. Например, убедительным представляется мнение о 3 основных стадиях процесса применения права:
1) установление фактической основы дела;
2) установление юридической основы дела;
3) принятие решения по делу19.
Другие представляют стадии реализации норм права под другим углом зрения:
1) уяснение (толкование) права;
2) формирование воли субъекта, связанной с желанием использовать предоставленное ему субъективное право;
3) вступление в конкретное правоотношение , а потому процесс реализации права в публичном правоотношении состоит из 3 стадий: возбуждения юридического дела, принятия правоприменительного акта, осуществления правоотношения21.
Все эти классификации скорее предполагают, что процесс толкования привязан к какой-либо одной стадии. По нашему мнению, это не совсем точно. Более правильно говорить, что процесс толкования не только проникает во все стадии правоприменительного процесса, но также предшествует ему и следует после его окончания с целью возможной проверки его правильности, как это делают контролирующие инстанции в уголовном процессе.
Субъекты толкования уголовно-процессуальных норм, их классификация
Исходя из того, что толкование правовых норм является базовой составляющей правоприменения, им занимаются все субъекты уголовно-процессуальных отношений, на это нет никаких запретов. Наоборот, толкование оказывает положительное воздействие на процесс правоприменения, так как содействует правильному использованию уголовно-процессуальных норм.
Но следует признать, что все субъекты с разной степенью интенсивности прибегают к толкованию. Наиболее часто к толкованию уголовно-процессуальных норм прибегают дознаватели, начальники подразделения дознания, следователи, руководители следственного органа, прокуроры и судьи как субъекты, профессионально применяющие эти нормы в своей деятельности. Кроме того, это самая многочисленная и неоднородная группа лиц, которая имеет прямое отношение к уголовно-процессуальным нормам. Нижний, самый многочисленный слой в рассматриваемой группе составляют дознаватели, следователи, прокуроры и судьи районного (городского), в некоторых случаях областного уровней. Особенностями толкования уголовно-процессуальных норм этими субъектами являются:
- казуальный характер, то есть предназначенность для применения к конкретному случаю, вызванному, как правило, практическими потребностями;
- неофициальный характер, то есть толкование, осуществляемое перечисленными субъектами в процессе их повседневной деятельности. Оно может иметь форму советов, пояснений, рекомендаций, не носящих обязательного характера, а потому не влекущих юридических последствий;
- ограниченность возможностей толкования в углублённом и всестороннем теоретическом анализе норм уголовно-процессуального права, что связано с образовательными, профессиональными качествами субъектов;
- широкий диапазон уровня профессиональной подготовленности сотрудников: от высокого профессионализма до посредственного исполнения ими своих служебных обязанностей, часто сопровождающегося процессуальными ошибками;
- наличие частного (субъективного) интереса как основы познавательной и интерпретационной деятельности;
- отсутствие у правоприменителей системы координации процесса толкования, несмотря на то, что сами правоприменители находятся в иерархической зависимости друг от друга. Как правило, вместо системы координации процесса толкования действует следующее правило: толкование, данное вышестоящими субъектами, считается более правильным145, однако данная презумпция может быть опровергнута.
Возможности процесса толкования предполагают выбор из потенциальной множественности однозначности. Ещё В.И.Ленин был вынужден признать, что законность не может быть калужской или казанской , она должна быть одинаково понимаема всеми (то есть одинаково интерпретируема). Государство заинтересовано в единообразном понимании правоприменителями законодательных предписаний. Идеальной целью законодателя при создании уголовно-процессуальной нормы является максимальная однозначность формулировки текста.
В то же время, правоприменители хотя и не должны, но всё же склонны интерпретировать закон так, как это им удобно, то есть соотносясь со своими представлениями о возможном и должном при выполнении предписаний уголовно-процессуальных норм. В результате может получиться такое выполнение, о котором говорят «формально правильное, а по существу издевательское», так как проигнорирован дух закона из-за следования его букве. Противоречие может иметь место между объективными и частными интересами субъектов 7. Частное стремление правоприменителя состоит в толковании нормы в своих интересах, что также объективно обусловлено природой человеческого сознания и реальным многообразием любой знаковой системы. Причём частный интерес не всегда следует однозначно трактовать как отрицательный, что наглядно проявляется в состязательном процессе.
Процессуальное положение сторон накладывает свой отпечаток и на процесс толкования ими уголовно-процессуальных норм.
Искусство правоприменительной деятельности состоит в гармонизации частных (субъективных) и объективных интересов, или в умении, формально соблюдая требования закона, использовать юридически значимую ситуацию максимально в свою пользу.
Желание законодателя максимально однозначно сформулировать уголовно-процессуальную норму находит поддержку у руководителей правоохранительных органов, которые также заинтересованы в единообразном толковании уголовно-процессуальных норм. Для этого они издают приказы, инструкции, где дают образцы правильного толкования уголовно-процессуальных норм с целью их единообразного применения.
В структуре руководителей правоохранительных органов первым, кто проверяет единообразие толкования следователем уголовно-процессуальных норм, является руководитель следственного органа. Он уполномочен проверять материалы уголовного дела; отменять незаконные или необоснованные постановления следователя; давать следователю указания о направлении расследования, производстве отдельных следственных действий, привлечении лица в качестве обвиняемого, об избрании в отношении подозреваемого, обвиняемого меры пресечения, о квалификации преступления и об объёме обвинения; даёт согласие на возбуждение перед судом ходатайства об избрании, продлении, отмене или изменении меры пресечения либо о производстве иного процессуального действия, которое допускается на основании судебного решения; отстраняет следователя от дальнейшего производства расследования за допущенные нарушения норм УПК; утверждает постановление следователя о прекращении производства по уголовному делу; даёт согласие следователю на обжалование решения прокурора; возвращает уголовное дело следователю с указаниями о производстве дополнительного расследования (ч. 1 ст. 39 УПК); даёт согласие следователю на направление уголовного дела прокурору (ч. 6 ст. 220 УПК).
Эти полномочия основаны на уяснении уголовно-процессуальных норм самим руководителем следственного органа для себя и при необходимости разъяснении такого понимания подчинённому следователю. В случаях расхождения в понимании требований уголовно-процессуальных норм между руководителем следственного органа и следователем презюмируется правильность толкования руководителя следственного органа. Об этом свидетельствует обязательный характер указаний руководителя следственного органа, которые даются в письменном виде.
Роль толкования уголовно-процессуальных норм усиливается в момент появления несогласия между этими субъектами. Следователь вправе обжаловать указание руководителя следственного органа его вышестоящему руководителю с предоставлением материалов уголовного дела и письменных возражений на указания руководителя следственного органа (ч. 3 ст. 39 УПК). А руководитель следственного органа, в свою очередь, вправе не согласиться с требованиями прокурора об устранении нарушений федерального законодательства, допущенных в ходе предварительного следствия. При этом он в срок не позднее 5 суток рассматривает соответствующее требование прокурора об отмене незаконного или необоснованного постановления следователя и устранении иных нарушений федерального законодательства, допущенных в ходе предварительного следствия, а также письменные возражения следователя на указанные требования и сообщает прокурору об отмене незаконного или необоснованного постановления следователя и устранении допущенных нарушений либо о несогласии с требованиями прокурора (ч. 4 ст. 39 УПК).
Аналогичная ситуация с возрастанием роли толкования может быть и у дознавателя (ст. 401 УПК). Хотя указания начальника подразделения дознания по уголовному делу обязательны для дознавателя и даются в письменном виде, но они могут быть дознавателем обжалованы начальнику органа дознания или прокурору (ч. 4 ст. 401 УПК).
Характерно, что такое право (на отстаивание своей позиции по уголовному делу) не предусмотрено ни в отношении начальника подразделения дознания, ни в отношении начальника органа дознания. Это исключает потенциальную возможность разрешения конфликта уголовно-процессуальным способом. Если дознаватель обладает правом в соответствии с нормами УПК не соглашаться с указаниями начальника подразделения дознания, то тем более таким правом должны обладать начальник подразделения дознания и начальник органа дознания в рамках уголовно-процессуального законодательства. Думается, что начальник подразделения дознания и начальник органа дознания должны обладать правом обжалования указания прокурора вышестоящему прокурору.
Методика установления пробелов в уголовно-процессуальном праве
Установление пробелов уголовно-процессуального законодательства непосредственно предшествует их преодолению. Данный этап носит не только самостоятельный, но и творческий характер, так как здесь предполагается открытие при помощи различных средств и способов того, до чего не дошел законодатель по тем или иным причинам во время формулирования нормативных предписаний.
Установление пробелов не означает их поиск в прямом смысле этого слова. Обычно этот процесс начинается с того, что какой-то субъект уголовно-процессуальных отношений (как правило, следователь, дознаватель, прокурор, судья, но не исключено, что и адвокат ) затрудняется в реализации своих полномочий из-за отсутствия соответствующих правовых норм или их частей, позволяющих ответить на все вопросы правоприменения. Творческий характер установления пробелов таит в себе разного рода ошибки, для исключения которых целесообразно получить ответы на ряд вопросов.
1. Не является ли предполагаемая потребность в уголовно-процессуальном регулировании мнимой из-за неправильной оценки конкретной ситуации, то есть, является ли потребность в уголовно-процессуальном регулировании реальной?
Например, в юридической литературе высказано предложение о наличии пробела в ст. 193 УПК РФ и о необходимости установления уголовно-процессуальной ответственности в виде денежных штрафных санкций за отказ статистов участвовать в предъявлении для опознания и выполнять в связи с этим возложенные на них процессуальные обязанности без уважительных причин406. Однако с такой точкой зрения трудно согласиться по следующим причинам. Статисты не причастны к уголовному делу, а являются лишь ситуационными участниками уголовного процесса, входят в него исключительно на добровольных началах и могут быть заменены другими статистами. Поэтому взаимоотношения следователя и статистов целесообразно строить в рамках общечеловеческих, а не уголовно-процессуальных отношений, на что уже обращалось внимание в юридической литературе . Для преодоления разного рода конфликтов надо идти по пути оптимального подбора кандидатов в статисты, установления с ними психологического контакта, их возможного морального поощрения, а не ужесточения репрессий. Поэтому потребность уголовно-процессуального регулирования деятельности статистов при толковании ст. 193 УПК РФ оказывается мнимой.
2. Не имеется ли других норм, которыми регулируются данные уголовно-процессуальные отношения? Ответ на этот вопрос обычно кроется в профессиональной компетентности правоприменителей.
3. Не является ли предполагаемый пробел квалифицированным молчанием законодателя, когда он проявил отрицательное отношение к регулированию конкретных событий и фактов уголовно-процессуальными средствами?
Примером квалифицированного молчания права является отсутствие в УПК сроков производства судебных экспертиз и порядка их продления в исключительных случаях. Необходимость упорядочения сроков производства судебных экспертиз сталкивается с трудностями непроцессуального характера. Для реализации названных положений необходимы серьёзные организационные меры: требуется создать такие условия, чтобы учреждения судебной экспертизы должным образом и в сжатые сроки исполняли требования органов предварительного расследования о производстве судебных экспертиз408. Речь идёт, прежде всего, о тех судебно-медицинских экспертизах, проведение которых является обязательным (ст. 196 УПК РФ), а также о ряде других судебных экспертиз, длительные сроки проведения которых из-за организационных неурядиц препятствуют своевременному окончанию расследования. Поэтому реальные меры по оздоровлению системы экспертных учреждений следует искать не только в законодательном закреплении сроков производства судебных экспертиз и порядка их продления в исключительных случаях, но и в серьёзных организационных мероприятиях.
От того, насколько полно и правильно проанализированы обстоятельства при ответе на указанные вопросы, зависит успешность как установления пробелов, так и последующих действий правоприменителей по их преодолению, а также возможного законотворческого процесса по восполнению этих пробелов. Поэтому процесс установления пробелов имеет тесную связь как с правоприменением, так и с нормотворчетвом.
Было бы хорошо, чтобы процесс установления пробелов законодательства не ограничивался сферой правоприменения, а находил освещение в печати, научной литературе, на научных мероприятиях. В этом случае выявленные пробелы подвергаются юридическому анализу и при необходимости рекомендуются к устранению законодательным путём. Даже если по разного рода причинам предложенное решение не всегда оказывается пригодным для законодателя, сам факт обнаружения пробела должен привлечь его внимание40 . Поэтому процесс установления пробелов в идеальном варианте должен носить двойственный характер: снизу должна исходить информация о дефектах права, а сверху — о реагировании на выявленные недостатки и о планах по их устранению.
Для установления пробелов большую роль играет процесс толкования уголовно-процессуальных норм совместно с методами изучения правовых проблем, которые могут быть как общие, так и частные. Ведущая роль принадлежит формально-юридическому, конкретно-социологическому, индивидуально-психологическому методам. Сфера языкового выражения уголовно-процессуального предписания, эффективности использования филологических приёмов и логического содержания при их формировании подлежат изучению преимущественно с помощью формально-логического метода. Конкретно-социологический метод применяется прежде всего при анализе сферы действия государственно-правовых институтов. Область правового сознания, в том числе правовой психологии, чувств, эмоций требуют индивидуально-психологического исследования.
Каждый из этих методов охватывает собой целый ряд приёмов и средств, которые при углублённом или самостоятельном изучении часто также называют методами правового исследования, например, аналогия, синтез, эксперимент, анкетирование и т.д. Анализ юридической литературы410 позволяет сделать вывод, что все эти методы находятся во взаимной зависимости как друг с другом, так и с процессом толкования. Например, индивидуально-психологическое исследование со своими конкретными приёмами и средствами (наблюдение, анкетирование, опрос, эксперимент) охватывается содержанием конкретно-социологического метода. Анализ уголовно-процессуальной политики (цель конкретно-социологического исследования) неразрывно связан с изучением правовой идеологии и психологии, реагированием субъектов на правовые запреты, обязанности, субъективные права, волеизъявления (цель индивидуально-психологического исследования).
Природа пробелов неоднозначно трактуется исследователями. Остаются неясными до конца моменты, исходя из которых определяется необходимость правовых норм : из личного правового чувства субъекта, из всеобщего правосознания, общей воли, общего социального интереса, всеобщей справедливости, естественного права, из самого существа оцениваемого права, телеологии, правопорядка.
Но несмотря на недостаточную определённость перечисленных критериев пробелов в праве, всё же нельзя согласиться с мнением, что при установлении пробелов исследуются классово-политические цели права и классово-волевые отношения, связанные с изданием нормативного акта412. Скорее всего решающим фактором установления пробелов является трудно формулируемое качество, относящееся к интеллектуальной сфере сознания, включающее в себя комплекс чувственно-познавательных характеристик, зависящих от эмоционального опыта, юридической компетентности, аналитического склада ума, предчувствия и т.д., то есть состояния духовной сферы человека, лежащей в основе таких субъективно-идеалистических философских учений, как герменевтика и деконструкция. Безусловно, и материалистическую концепцию также нельзя полностью игнорировать, однако преимущественная роль в установлении пробелов принадлежит всё же тем качественным характеристикам, основу на которые делает идеалистическое учение.
Уголовно-процессуальное право отличается высокой степенью формальной определённости, связанной с логикой изложения, языком и иными закономерностями. Хотя логическая последовательность, определённость, обоснованность и пронизывают содержание УПК РФ, однако в некоторых случаях они дают сбои, что приводит к пробелам и иным дефектам права. Это может выражаться в несоответствии отдельных уголовно-процессуальных норм общим целям и принципам законодательства, несогласованности с иными нормативными актами и структурной организацией различных норм.
Выявление противоречий в уголовно-процессуальном праве
Установление противоречий является начальным этапом их осознания и возможного последующего преодоления. Процесс установления противоречий уголовно-процессуального законодательства требует использования комплекса мер аналитической направленности, в который входят все приёмы, виды, методы толкования и связанные с ними действия.
Противоречия уголовно-процессуального законодательства не только многообразны, но и разнокалиберны, то есть находятся на разных уровнях сложности. Если отдельные противоречия легко преодолеть, то другие поддаются этому с трудом либо вообще не поддаются никакому преодолению в силу того, что любая попытка сформулировать какой-либо вариант их преодоления грозит иметь ещё более отрицательные последствия, чем существующая формулировка.
Такое положение объясняется несовершенством словесно оболочки нормативного предписания, которую порой нельзя понимать буквально и которая в условиях состязательного процесса грозит иметь большие трудности в правоприменении и отрицательно сказываться на правах участников уголовного судопроизводства.
В основе выявления противоречий лежат те же приёмы и способы толкования, которые мы рассматривали во 2 главе. При грамматическом толковании анализируются формы языкового выражения уголовно-процессуальной нормы в самых разнообразных их проявлениях. Логический приём толкования представляет собой мыслительный процесс, направленный на установление содержания уголовно-процессуальной нормы, не обращаясь к другим средствам толкования. Систематический приём толкования заключается в сопоставлении уголовно-процессуальной нормы с другими правовыми нормами.
Особенностью систематического толкования при установлении противоречий является его особо важная роль, так как оба эти явления (систематическое толкование и противоречие) используют для своих целей одни и те же действия: они анализируют две или более правовых норм. При этом противоречие выявляет применение разного масштаба к одинаковым ситуациям, а систематическое толкование помогает уяснить и объяснить недостаточно ясно текстуально выраженные уголовно-процессуальные положения. Можно сказать, что любое выявление противоречий требует использования систематического толкования. Тем не менее в процессе установления пробелов бывают случаи, когда требуется анализ и сопоставление особенно большой совокупности норм как для установления, так и для возможного преодоления противоречий уголовно-процессуального законодательства.
Проведённый анализ выявления противоречий показывает, что приёмы толкования, сформулированные в самом общем виде, имеют своё специфическое наполнение в уголовном процессе.
Возможности грамматического толкования при выявлении противоречий проявляются в установлении некорректного употребления терминов и словосочетаний, которые могут проявляться в самых разных вариантах.
Например, это может выражаться в некорректном обозначении уголовно-процессуальных действий.
Противоречие заключено в ч. 3 ст. 86 УПК РФ о праве защитника собирать доказательства, о чём мы уже говорили. В действительности это право ничем не обеспечено, так как субъектом сбора доказательств в уголовно-процессуальном смысле могут быть только дознаватель, следователь, прокурор, судья. Если в ч. 2 ст. 86 УПК РФ в отношении подозреваемого, потерпевшего, гражданского истца, гражданского ответчика, их представителей совершенно правильно сказано, что они имеют право собирать и представлять письменные документы и предметы (которые могут быть расценены как доказательства компетентными лицами), то в ч. 3 ст. 86 УПК РФ допущено некорректное словоупотребление, будто защитник вправе собирать именно доказательства.
Более корректно рассматриваемый вопрос освещен в ч. 3 ст. 6 Федерального закона «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации», где указано, что адвокат вправе «собирать сведения, необходимые для оказания юридической помощи, в том числе запрашивать справки, характеристики и иные документы»; «спрашивать с их согласия лиц, предположительно владеющих информацией, относящейся к делу», «собирать и представлять предметы и документы, которые могут быть признаны вещественными и иными доказательствами». Остаётся только удивляться, почему приведённая формулировка, при всей её корректности, не вошла в ч. 3 ст. 86 УПК РФ?
Противоречие содержится в неточной формулировке ч. 1 ст. 157 УПК РФ, которая утверждает, что уголовное дело может возбуждать орган дознания. Однако анализ ч. 1 ст. 40 УПК РФ приводит к выводу, что это право принадлежит не только органу дознания, но и дознавателю.
Грамматическое толкование помогает установить противоречие в виде некорректного обозначения субъектов уголовно-процессуальных отношений, что мешает им полноценно реализовывать свои права.
Например, неприемлемо буквально понимать предписание ч. 1 ст. 402 УПК РФ, регламентирующей право обжалования вступивших в законную силу приговора, определения, постановления суда. Из перечисленных субъектов, имеющих право ходатайствовать о пересмотре вступивших в законную силу решений суда, подавляющее большинство не наделено правом принесения надзорной жалобы. И если вдруг они решат отстаивать свои права в надзорной инстанции, то их удел, как и прежде, — обивать пороги российских прокуратур до тех пор, пока не найдётся некий начальник, наделённый дискреционной властью, который, смилостивившись, принесёт надзорное представление на явно для всех незаконное и необоснованное решение суда первой, апелляционной или кассационной инстанции499.
Законодатель, лишая должностных лиц дискреционных полномочий на инициацию надзорного производства, во-первых, гарантировал участникам уголовного процесса определённую свободу обжалования вступивших в законную силу судебных решений. Во-вторых, следование принципам состязательности и диспозитивности в организации надзорного производства продиктовано необходимостью установки дополнительного фильтра в виде трёхступенчатой для большинства судебных решений надзорной инстанции, что позволило бы существенно снизить поток заявлений российских граждан в международные суды. Поэтому список лиц, имеющих право принесения надзорной жалобы (ч. 1 ст. 402 УПК РФ), следует толковать расширительно и распространить не только на бывшего подозреваемого, но и на всех иных заинтересованных лиц, кто попытается добиться исправления ошибок, допущенных в ходе производства по уголовным делам путём процессуальной проверки вышестоящими судами законности и обоснованности решений, принимаемых нижестоящими судами. Именно такое толкование соответствует ст. 46 Конституции РФ, гарантируя каждому право на судебную защиту.
В постановлении от 27 июня 2000 г. и определениях от 4 декабря 2003 г. и 21 декабря 2004 г. Конституционный суд РФ выразил ту же правовую позицию: «Применительно к обеспечению конституционных прав граждан понятия «задержанный», «обвиняемый» должны трактоваться в их конституционно-правовом смысле, а не в более узком, придаваемым им уголовно-процессуальным законом, поскольку в целях реализации конституционных прав граждан необходимо учитывать не только формальное, но и фактическое положение лица, в отношении которого осуществляется публичное уголовное преследование» .
Иными словами, вне зависимости от терминологии (терминологического нормативизма), буквальное толкование ч. 1 ст. 402 УПК РФ неприемлемо в силу его несовершенства и ущемления прав участников процесса.
Процессуальная экономия является не самоцелью, а лишь способом оптимизации судопроизводства. Поэтому стремление авторов УПК РФ до минимума сократить перечень лиц не должно противоречить здравому смыслу. Право принесения надзорной жалобы в соответствии с ч. 1 ст. 402 УПК РФ должно быть распространено на всех участников уголовного процесса.
Также и ч. 4 ст. 359 УПК РФ не должна толковаться буквально, ибо это противоречит ч. 2 ст. 45 Конституции РФ, ч. 1 ст. 16, ч. 1 ст. 354 УПК РФ.
В литературе описан случай3 , когда суд кассационной инстанции отказал осуждённому в принятии кассационной жалобы, мотивируя это тем, что защитник уже подал её, а ч. 4 ст. 359 УПК РФ говорит лишь о «лице, подавшем жалобу». То есть, если в ч. 1 ст. 16 говорится о праве, при этом речь идёт о подозреваемом, обвиняемом и защитнике, а ч. 1 ст. 354 УПК РФ ведёт речь уже о «сторонах», то в ч. 4 ст. 359 УПК РФ упоминается о «лице», что приводит правоприменителей к неправильному толкованию. Такое буквальное понимание нормативного предписания отрицательно сказывается на реализации субъектами своих конституционных прав.
