Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА I. ФОРМЫ ЭТНОПОЛИТИЧЕСКИХ СОЮЗОВ 19
1.1. Протекторат 19
1.2. Сюзеренно-вассальные связи 33
1.3. Военно-политические союзы 47
Примечания к главе 1 66
ГЛАВА II. МЕХАНИЗМ РЕГУЛЯЦИИ МЕЖЭТНИЧЕСКИХ ОТНОШЕНИЙ 76
2.1. Институты регуляции 76
2.2. Шариатская альтернатива обычному праву в межэтнических отношениях 129
Примечания к главе II 146
ЗАКЛЮЧЕНИЕ 160
СПИСОК ИСТОЧНИКОВ И ЛИТЕРАТУРЫ 164
СПИСОК СОКРАЩЕНИЙ 174
Введение к работе
Среди гуманитарных дисциплин отечественной науки, как известно, историческое кавказоведение традиционно играло особую роль. Его не только теоретическая, но и практическая значимость в той или иной степени не подвергалась сомнению при смене социального и политического строя.
Говоря об актуальности данной работы, следует отметить, что она связана с целым рядом обстоятельств, которые, в сущности, являются и основными мотивами выбора нами данной темы исследования работы.
Здесь необходимо признать, что в кавказоведении еще с позапрошлого века объектом пристального внимания исследователей стали история права, процесс подлинно научного понимания сложнейших процессов появления и становления правовых систем, выявление закономерностей их эволюции, факторов, влияющих на генезис права, феномены правового мышления, определение общего и специфического в путях развития права и т.д.
В этом плане автор старается продолжить традицию предшественников-исследователей, научный вклад многих из которых имеет непреходящее значение.
Значение нашей темы особо осознаётся сейчас, на самом начальном этапе становления «новой России», когда происходит становление правовых основ нашего многонационального государства. Чтобы, к примеру, прогнозировать эффективность внедрения тех или иных правовых элементов на Северном Кавказе, необходимо иметь определенные представления об истории права и особенностях традиционного правосознания в этом российском регионе.
Жизнь свидетельствует о том, что у народов, проживающих на Юге России, различны особенности правового уклада, различна правовая культура, различна степень глубины восприятия, например, европейских правовых установок, западных правовых ценностей и т.д. Многие элементы правовой культуры местных народов обладают устойчивостью, можно сказать, правовых архетипов, они формировались веками. Специалисты по истории права имеют все основания руководствоваться мудростью одного из кавказских поэтов: «Если выстрелишь в прошлое из пистолета, будущее выстрелит в тебя из пушки».
Между окончательным присоединением Северо-Западного Кавказа к царской России (1864 г.) и падением царизма (1917 г.) прошло чуть более полувека. За это время в «национальных окраинах» империи не произошло коренных сдвигов к «европеизации» коренных народов, многие компоненты традиционного правосознания остались в законсервированном виде. В период Советской власти народы региона вошли с «багажом» правовых архаизмов, которые на уровне правосознания просуществовали (в различной степени сохранности) вплоть до конца XX века. Яркое свидетельство тому - то, что даже сегодня, в начале XXI в., например, при оценке правового положения Чечни некоторые исследователи говорят о реальном значении «тейпового фактора», хотя тейпы принято считать достоянием родового строя. Специалисты указывают на то, что для правовой культуры многих современных народов Северного Кавказа «органически неприемлемы» некоторые правовые ценности Запада.
Нынешний этап развития такой научной дисциплины как история права (и не только ее) требует привлечения ресурсов смежных научных дисциплин, в данном случае - истории и этнографии Кавказа (без материалов, накопленных ими, невозможна сама работа исследователей истории права). Вообще современные научные изыскания неплодотворны без исследовательских усилий на стыке нескольких дисциплин.
Еще более конкретизируя высказанные положения, позволим себе сразу же обозначить следующие основные моменты:
Во-первых, исследование истории права народов Северного Кавказа ограничивалось изучением содержания и функционирования правовых норм во внутренней жизни этих народов. В то же время, очевидно, что без понимания исторической системы регуляции правоотношений между народами невозможно объяснить, каким образом на протяжении столетий
поддерживалась стабильность во взаимоотношениях между народами в целом. Источники свидетельствуют, что такая стабильность имела место и нарушалась, как правило, лишь крупными внешними воздействиями (вторжения извне).
Во-вторых, изучение истории правовых систем, действовавших во внутренней жизни народов, будет неполным без учета внешнего воздействия, влияния правовых систем соседних народов как результата международных отношений.
Такие влияния, причем качественные, в рассматриваемом регионе (и не только здесь) имели место. Достаточно указать, например, на институты аталычества и куначества, которые под одним и тем же названием и с одним и тем же содержанием известны у целого ряда народов Северного Кавказа.
В-третьих, современное международное право в определенной мере исторически является продуктом правового творчества народов, на протяжении веков учившихся способу мирного сосуществования, добрососедства и развития взаимовыгодных связей. Таким образом, генезис современного международного права невозможно понять без уяснения исторического опыта.
В-четвертых, наиболее значимые и яркие образцы возникновения основ международного права дают примеры наиболее многонациональных регионов мира. Образно говоря, опыт умения ужиться со многими соседями, видимо, содержательнее умения сосуществовать с одним соседом.
В-пятых, изучение истории права в северокавказском регионе представляет большую ценность и потому, что история права этого региона составляет важный и неотъемлемый компонент истории права России.
Добавим, что «международный» в настоящем исследовании соответствует своему прямому и изначальному в русском языке значению — это слово нами используется как производное от словосочетания «между народами» (в современной политической практике «международный» чаще всего выступает синонимом «межгосударственный»). Но при освещении форм международных союзов мы ограничиваемся рассмотрением взаимоотношений
правящих (т.е. определяющих характер и содержание международных отношений) элит. Иными словами, нами рассматривается только политико-правовой (а не этнокультурный и пр.) аспект истории международных взаимосвязей.
Степень изученности проблемы. Важную роль в освещении проблемы играют работы Ф.И. Леонтовича, который составил сборник норм обычного права, опубликованный двумя выпусками (в 1882-1883 гг. в Одессе) и впервые переизданный недавно в Нальчике1. К вопросам обычного права в XIX в. обра-щалисьтакие историки-исследователи как М. Пейсонель2, Л.Я. Люлье3, СМ. Броневский , И.Дебу5, К.Сталь и др. Однако для них характерен сугубо информационный, а не исследовательский подход. Некоторые нормы балкарских
1 Я.
адатов отражены в публикациях просветителей М.К. Абаева и Б.А.Шаханова (последнему принадлежит научное исследование). Существенное значение имеют обобщающие работы дореволюционных исследователей - М.М. Ковалевского9 и П.А. Гаврилова10.
Ценные данные по интересующей нас теме можно обнаружить в двухтомном сборнике документов «Кабардино-русские отношения в XVI - XVIII вв.» (1957 г.), в сборнике документов по истории Балкарии (издан в Нальчике в 1959 г.).
Система правоотношений у адыгских племен стала предметом специального рассмотрения еще в XIX веке, в том числе просветителями Ш.Б.Ногмовым", Хан-Гиреем12. Но строго научные исследования были начаты, потом и продолжены уже в советское время, в особенности - в послевоенный период. Для них характерны акцентуация социально-экономического (например, работы Т.Х. Кумыкова13, И.Ф. Мужева14, З.В. Анчабадзе15, В.К. Гарданова16, Г.Х. Мамбетова17, Т.Дж. Боцвадзе18, И.Х. Калмыкова19) и
7П 01
политического (Е.Дж. Налоевой , В.Х. Кажарова , отчасти работа Н.Г. Волковой и др.) аспектов проблемы. Собственно правовая система, в т.ч. ив плане ее генезиса, освящена в основном в исследованиях Х.М. Думанова . Нами были рассмотрены и работы постсоветского времени.
Вопросы земельного, имущественного и наследственного права балкарцев освещались в ряде работ А.К.Азаматова24, М.Ч.Кучмезовой25. Политике-правовому строю балкарцев посвящены некоторые работы Х.Х. Малкондуева и др.
Основная заслуга в исследовании общественного быта карачаевцев принадлежит Е.Н. Студенецкой27, И.Х-Б. Тамбиеву28, В.П.Невской29 и Л.И.Лаврову30, а позднее - И.М.Шаманову31, К.М.Текееву32 и др. Некоторые общественно-правовые аспекты традиционного карачаевского общества рас-сматриваются в работах нового поколения кавказоведов Р.М.Бегеулова (его работы практически посвящены этнополитическим отношениям в позднесред-невековье народов Центрального Кавказа), Р.Т. Хатуева34 (его исследования направлены изучению проблемы - зарождения становлении, и развития политической культуры включая систему институтов и идеалоги власти карачаево-балкарцев в эпоху позднего средневековья), М.Д. Каракетова35 и др.
Различные аспекты рассматриваемой темы в отношении абазин были затронуты в работах Е.Н.Даниловой36, Л.И.Лаврова37, Л.З. Кунижевой38 и др., а ногайцев - Р.Х. Керейтовым39, Д.С. Кидирниязовым40 и др.
Научная новизна работы состоит в том, что в ней впервые проводится сравнительно-сопоставительное и комплексное исследование истории международных правоотношений всех народов Северо-Западного Кавказа в обозначенный период. Это позволяет выявить общие и специфические черты традиционных правовых систем исследуемых народов, а также аспект конвергенции.
Объектом исследования является весь корпус доступных исторических материалов (письменных, эпиграфических, а также этнографических источников, которые ввиду исключительной скудости письменных источников позднего средневековья или бесписьменности большинства народов рассматриваемого региона выступают исключительно ценным, и зачастую единственным источником для кавказоведческих исследований).
Предметом исследования выступают основные компоненты исторически сложившейся системы международных правоотношений (формы, механизмы обеспечения норм, их генезис, субъекты этих правоотношений и т.д.).
Целью данного исследования стало выявление исторически сложившихся:
1. систем регуляции правоотношений между различными этносами региона, содержания и ареала «единого правового поля»;
2. содержания и характера норм отраслей права, выступавших элементами международных правоотношений.
Для достижения поставленной цели нами ставятся следующие исследовательские задачи:
- выявление форм и видов праворегулирующих институтов, их полномочий и компетенции;
- обозначение ареала применения тех или иных норм международных правоотношений;
- выяснение порядка реализации тех или иных правовых норм, утвердившихся в международных отношениях;
- определение субъектов международных правоотношений;
- раскрытие роли и значения модернизации правового поля горцев в системе российской государственности;
- рассмотрение конкретной деятельности российской администрации по распространению в регионе единого общегосударственного правового поля.
Методологическая основа исследования. Сбор и систематизация доступных источников по истории права и этнополитических отношений в рассматриваемом регионе; беспристрастная и непредвзятая аналитическая работа по определению качества, надежности используемых источников и литературы; а также обобщающая (синтетическая) работа, базирующаяся на принципах, ныне успешно разрабатываемых кавказоведами - историками.
В процессе исследовательской работы ее общей методологической основой служит научное положение об общих закономерностях исторического про цесса развития права и правоотношений, основываясь на следующих положениях:
а) генезис права произволен от социогенеза и теснейшим образом связан с политогенезом;
б) схожесть, тем более - идентичность социального уклада соседних народов порождает схожие, нередко идентичные нормы обычного права;
в) консервативный характер социального уклада обусловливает консервативность права.
Хронологические рамки охватывают период с позднего средневековья до окончательного присоединения народов рассматриваемого региона к Российской империи. Нижний хронологический рубеж определен XVI веком; это продиктовано тем, что появление первых более-менее значимых (письменных) источников по данной теме относится именно к этому столетию. Мотив выбора верхнего рубежа (XIX в.), в общем-то, очевиден: после разновременного и разнохарактерного присоединения к России этносов, этнополитические отношения стали регулироваться нормами не традиционного народного права, а регулятивными установками качественно другой правовой культуры - государственной, русско-европейской.
Географические рамки исследования. Под термином «Северо-Западный Кавказ» в данной работе подразумевается регион, включающий территорию проживания конкретных этносов - кабардинцев, балкарцев, карачаевцев, абазин, кубанских ногайцев, западных адыгов (бесленеевцев, шапсугов, натухайцев и др.), отчасти - в связи с этим регионом - рассматриваются Абхазия, Сванетия и Мегрелия).
Источниковая база исследования. Документальной базой для написания диссертации послужили материалы, опубликованные в различных сборниках и изданиях, характеризующие особенности становления, развития правовых основ, с одной стороны, горцев Северного Кавказа, а с другой — государственной правовой политики России, пришедшей на смену обычного (адатного) права. Это, в первую очередь, своды норм обычного права, а также отдельные, за частую фрагментарные, данные о таких нормах, упоминаемых в тех или иных сообщениях, заметках, обнародованных в дореволюционное время. Кроме того, автором используются материалы из государственных архивных хранилищ как федеральных, так и региональных41. Основная масса источников опубликована в дореволюционное время и впоследствии не переиздавалась. Кроме того, ценные материалы по горским правовым нормам можно извлечь из работ русских и европейских авторов позднего средневековья - Э.Д. д Деколи ", Ксаверио
I- 43
Iлавани .
Следует признать, что определенную трудность представляет полноценное освещение данной проблемы в отношении абазин. Как отмечают исследователи, «к сожалению, обычное право абазин не было зафиксировано во время записи адатов северокавказских народов 1840-х гг. и мы не имеем хотя бы фрагментарно опубликованных абазинских адатов»44. Адатная система абазин реконструируется из архивных материалов, обычно судебного характера, опубликованных историками-этнографами.
То же самое можно сказать об адатной системе кубанских ногайцев. Материалы по обычному праву кубанских ногайцев, к сожалению, фрагментарны, они частично отражены в работах по этнографии.
На защиту вынесены следующие основные положения исследования:
1. Многовековое сосуществование разных народов на одной территории, даже вне зависимости от уровня развития каждого из них, порождает взаимовлияние во многих сферах жизни - экономической, политической, культурной (и в материальной, и в духовной культуре). Одной из таких сфер в рассматриваемом регионе являлась сфера права, политический аспект правоотношений. Взаимовлияние правовых культур порождало своего рода «единое правовое поле» у соседних народов.
2. В «едином правовом поле» действовали нормы тех отраслей права, которые, условно говоря, были актуальны в отношениях между народами, т.е. правовое взаимовлияние диктовалось характером взаимоотношений между народами. Связи между народами Северо-Западного Кавказа касались сфер
торговли, брачно-семейных отношений, землевладения и землепользования, безопасности.
3. В большинстве народов рассматриваемого региона (абазины, абхазы, часть адыгов, карачаево-балкарцы, мегрелы, ногайцы, общества Княжеской Сванетии) монополия в сфере управления находилась в руках феодалов- князей. Соответственно, главными субъектами внешнеполитических связей, влекших за собой связи и правового характера, здесь выступали князья.
В «демократических» племенах (некоторые западноадыгские племена -абадзехи, натухайцы, шапсуги, общества Вольной Сванетии, часть обществ нагорной Абхазии) основная роль в таких связях выполнялась коллегиальными общинными политическими институтами.
4. На последней стадии (конец XVIII в. - 1864 г.) многовекового процесса присоединения Кавказа к России ярким явлением общественно-политической жизни народов рассматриваемого региона стали шариатские движения. Они были направлены на вытеснение обычного права (адата) системой мусульманского права. Это явление было порождено не .факторами социального развития народов региона, не уровнем развития права, а реакцией на насильственное включение региона (Кавказская война), на протяжении нескольких веков составлявшего периферию мусульманской цивилизации, в состав христианской (по господствующему вероисповеданию) Российской империи. Курс на «шариатизацию» инициировался тремя силами - феодальной элитой (опасалась ликвидации своих прав в случае присоединения к России), мусульманским духовенством и правящими кругами соседних мусульманских держав (в первую очередь Османской империи). Неудача шариатских движений была обусловлена как внутренней неготовностью горских обществ к коренной ломке адатной системы, так и самим фактом присоединения региона к России, правящие круги которых не были заинтересованы в утверждении мусульманского права в условиях включения национальных окраин в ареал общероссийского имперского права.
С вопросом о шариатских движениях тесно связана и другая проблема. В период позднего средневековья и в новое время вплоть до первой трети XIX в. на левобережье Кубани не существовало государственных образований, у проживавших здесь народов не происходило государственно-правового строительства. Это объясняется самодостаточностью общественно-политического строя этих народов. Качественно новые изменения возникли с включением в 1828 г. этого региона в ареал Кавказской войны. Именно тогда в целях консолидации сил для сопротивления царизму и отстаивания независимости народов под флагом «шариатизации» здесь впервые были предприняты попытки создания органов управления несколькими этническими группами. Прямая, более удачная аналогия этому - появление на Северо-Восточном Кавказе имамата - интернационального военно-теократического государственного образования. Более того, возникновение некоторых институтов управления, общих для нескольких народов Северо-Западного Кавказа, возникло при непосредственном воздействии имамата (управление наибов, присланных Шамилем). Результатом влияния извне были и попытки создания монархической государственности западных адыгов и. причерноморских абазин (деятельность Сефер-бея Зана, опиравшегося на турецкую и британскую поддержку, - см. подробнее ниже). Иными словами, попытки государственно-правового строительства на Северо-Западном Кавказе в 1830-1850-х гг. не были результатом внутренних региональных устремлений. Консервативность общественного уклада местных народов препятствовала возникновению таких тенденций.
5. Традиционное правосознание народов региона достигло уровня понимания потребности в выработке механизма, форм и путей разрешения конфликтов и иных коллизий, неизбежно возникающих между соседними народами при хозяйственном освоении приграничных территорий. Более того, осознание потребности побудило элиту этих народов выработать конкретные институты разрешения международных коллизий. Таковыми являлись международные съезды представителей правящих элит, международные
третейские суды и др. Эта практика оформления международных связей на совместных форумах использовалась и после присоединения региона к России -ив царское время, и при Советской власти («съезды народов»), и в годы «перестройки» («съезд народов Чечено-Ингушетии» и т.п.) и «постперестроечное» время («съезд представителей народов Карачаево-Черкесии» и т.п.). Очевидно, такие формы международного диалога перспективны для многонационального Юга России. По этой причине существует потребность в дальнейшем изучении многовекового опыта, его популяризации с целью выработки и стимулирования общественных форм регуляции отношений между народами Северного Кавказа.
Теоретическая значимость работы заключается в том, что в ней обосновываются следующие положения: «узкоэтнический» подход в деле изучения истории права Северного Кавказа на нынешнем этапе научного развития уходит в прошлое, поскольку не дает возможность получить объективной научной картины генезиса права. Только комплексный подход, сравнительно-сопоставительные исследования, обобщающие работы призваны дать ту или иную картину об общих и локальных особенностях истории права.
Практическая значимость данного исследования заключается в том, что накопленный материал будет представлять интерес для специалистов по истории политико-правовой культуры народов России, иметь прикладное значение для более углубленных исследований в области генезиса права на Кавказе, а также представит интерес для специалистов по смежным гуманитарным научным дисциплинам.
Апробация результатов исследования. Диссертация обсуждена на заседании кафедры истории и политологии Карачаево-Черкесской государственной технологической академии и рекомендована к защите.
Основные положения диссертации изложены на международной научно-практической конференции во Владикавказе (декабрь 2002 г.), межрегиональной научно-практической конференции в Нижнем Архызе (июнь 2004).
По теме диссертации опубликован ряд статей в научных сборниках.
Структура данного исследования продиктована поставленными его целями и задачами диссертационной работы. Она состоит из введения, двух глав и заключения, где автор обобщает итоги своего исследования и излагает основные выводы, а также списка источников и литературы.
Протекторат
Протекторат как форма военно-политического покровительства одного - в данном случае-этнополитического объединения-над другим, не предусматривал включения территории народа-протеже в состав подвластных протектору земель. Отношения протектората имели место в рассматриваемом регионе на протяжении всего изучаемого периода. Они возникали как путем военного принуждения, так и на добровольной основе; и в том, и в другом случае эти отношения могли закрепляться определенными соглашениями, т.е. быть договорными. В тогдашнем международном праве, как правило, подобными соглашениями регулировали, во-первых, размер дани, уплачиваемой протектору, и, во-вторых, взаимные обязанности протектора и протеже.
Ногайский протекторат. Ногайская Орда, как известно, в XVI в. являлась одним из сильнейших государственно-политических образований юга современной России; в ее состав входили и северокавказские степи. Судя по упоминанию о походах ногайцев в фольклоре практически всех горских народов данного региона, ногайские феодалы со своими отрядами бывали и в предгорной зоне и, видимо, иногда даже проникали в горы.
Первыми к военно-политическому покровительству Ногайской Орды обратились кабардинские князья («Черкасы Кабартейские»1), что обусловливалось стремлением получить поддержку в защите от крымских набегов. Очевидно, здесь речь идет об отношениях протектората, ибо кабардинская территория, судя по всему, не вошла в состав Ногайской Орды и князья Кабарды сохраняли суверенитет во внутреннем управлении.
Имеющиеся в нашем распоряжении источники не позволяют установить точную дату прекращения протекторальных отношений между Ордой и Кабардой. Очевидно, они продолжались до распада ногайского государства на Большую и Малую Орды в конце того же столетия.
По-видимому, правители Ногайской Орды «предпринимали усилия» и по подчинению Карачая. По крайней мере, в первой половине XVII в., как сообщает Арканджело Ламберти, карачаевскому ополчению удалось отразить нашествие степных народов: «...Когда я жил в Колхиде, пришло к владетелю известие, что какие-то народы в большом количестве выступили из своей родной страны и образовали три войска: самое большое пошло на Московское царство, а другие направились на сванов и карачаевцев. Но со всех этих мест они были отброшены с большим уроном»2. А. X. Кубанов предполагает, что нападавшими были ногайцы . Определенные сведения о контактах с ногайцами, имевших место в позднем средневековье, обнаруживаются в карачаево- балкарском фольклоре.
Крымский протекторат. Народы Северо-Западного Кавказа были ближайшими соседями Крымского ханства и уже в силу самого этого фактора были обречены, стать объектом экспансионистских устремлений бахчисарайских правителей. Продвижение крымцев происходило с запада на восток.
Первыми объектами экспансии стали западноадыгские народы. Адыгские князья впервые стали опираться на мощь Крымского ханства еще в конце XV в., что было необходимостью борьбы с наследницей Золотой Орды - Большой Ордой (не путать с Большой Ногайской Ордой, возникшей век спустя в результате распада Ногайской Орды). С этой целью некоторые «черкасские» князья уже тогда приняли протекторат крымского хана, в знак чего последнему уплачивалась протекторальная подать (в русских документах того периода она именуется «поминками»). В 1498 г. крымский хан Менгли-Гирей сообщал в Москву великому князю Ивану III о том, что адыгская делегация во главе с князем Айтеком привезла в Крым протекторальную подать: «Аитек в головах, черкасские князи и люди приехали и поминки привезли» . Кабарда подчинилась Крыму позднее «западных» адыгов. В письме царю Ивану IV крымский хан Сахиб-Гирей в 1546 г. сообщает, что, возвращаясь с похода на Астрахань крымцы «заходили есмя на Кабантерскые черкасы, да и дань есмя на них положили и взяли дань».5 Однако этот поход не повлек за собой прочной власти крымского хана над кабардинцами, поскольку уже через три года Кабарда приняла протекторат Ногайской Орды (см. выше). Судя по всему, более прочный крымский протекторат над Кабардой установился позднее, в XVII в.
Очевидно, крымские ханы предпринимали попытки проникать в горную зону, к карачаевцам, в фольклоре которых упоминаются факты сражения с крымцами в местности Марджа, а также прибытия в Карачай крымских Семенов - сборщиков дани, посылавшихся ханом (историческая песня «Ачемез»). Согласно упомянутому фольклорному источнику, крымский хан был убит в Карачае. В чем состояла эта дань, карачаевские источники не упоминают. Поэтому можно обратиться к данным по соседним народам, также уплачивавшим такую дань.
Сюзеренно-вассальные связи
Встречающееся у некоторых авторов использование понятия «вассалитет», «вассальные» или «вассально-подданические» отношения37 при характеристике взаимоотношений ряда народов рассматриваемого региона научно некорректно с точки зрения терминологии по целому ряду моментов. Прежде чем непосредственно коснуться отношений сюзерен-вассал на материалах Северо-Западного Кавказа, необходимо указать на то, что эти отношения, согласно устоявшейся в науке точке зрения, имеют два основных момента: во-первых, отношения вассалитет-сюзеренитет подразумевают единое государственно-политическое пространство, а во-вторых, общеизвестный принцип сюзеренно-вассальных отношений гласит: «вассал моего вассала - не мой вассал».
Необходимо также отметить, что понятие «вассалитет» и само явление вассалитета порождено феодально-политической практикой Европы, которая отнюдь не совпадает по своим сущностным характеристикам с категориями, порожденными социо - и политгенезом на Кавказе. В современной отечественной историографии уже не первое десятилетие указывается на отличие «горского феодализма» от классического европейского. Некоторыми исследователями обосновывается тезис, что «кавказский феодализм обнаружил стадиально и типологически большую близость к восточному, или азиатскому, феодализму, нежели к западному» . В последние годы на уровне академической науки некоторыми крупными исследователями вообще отрицается существование на Северном Кавказе феодализма, который считается чисто европейским явлением .
Вассалитет - порождение политико-правовой и землевладельческой иерархической системы феодальной Европы, теснейшим образом связанной с понятием феодального государства. Аналога этой системы у народов Северо-Западного Кавказа (не считая закавказских княжеств - Абхазии, Мегрелии и Княжеской Сванетйи) не обнаруживается; в этом регионе также не сложилось ни одно феодальное государство в строгом смысле этого слова.
Все сказанное призвано указать на необходимость осторожности при использовании терминов, характерных европейскому феодализму и производных от него. С учетом этой оговорки мы можем сказать, что вассалитет в международных отношениях на Северо-Западном Кавказе существовал во всем своем свеобразии. Вассалы Российского государства. Реальное вхождение территории народов рассматриваемого региона (а, стало быть и установление подлинных отношений сюзерен-вассал) в состав России произошло не позже XVIII в. В начале этап вхождения прошла восточная часть Кабарды (владения князей Черкасских); а с последней трети XVIII в. - остальные её части, а также ряд ногайских и абазинских феодальных владений.
Тогда же, в последней трети XVIII в., предпринималась первая попытка вхождения в состав России и Карачая. «В материалах Российского государственного военно-исторического архива хранится документ - прошение карачаевских старшин на имя генерала П.А. Текелли, относящееся к 1788 г. и являющееся одним из наиболее ранних письменных подтверждений принятия Карачая в подданство России, так как они называют себя в нем «зависимыми Российской империи»40.
Однако сюзеренно-вассальная система отношений между царем и местными народами в целом продлилась недолго. Стремление к ликвидации их самостоятельности и введению прямого военно-административного контроля обусловили кровопролитный этап «окончательного присоединения» даже тех народов, которые давно рассматривались как российские подданные (опустошительные военные экспедиции царских войск в Кабарду в 1804, 1809, 1821-1822 гг.). Объявлявшие себя подданными России карачаевцы были покорены в ходе похода 1828 г. (окончательно в ходе похода 1855 г.). То же самое имело место в отношении той части ногайцев и абазин, которая уже присягала на верность царю. Указанные обстоятельства признавали и царские власти. Так, относительно кабардинцев в 1779 г. генерал Якоби писал: они «в письме своем объявили, что с самых времен царя Иоанна Васильевича они никогда не были российскими подданными, находились так, как кунаки (гости или приятели) в покровительстве, что и ныне желают покориться на тех же условиях».
Институты регуляции
Имеющиеся в нашем распоряжении источники позволяют говорить о том, что многовековое сосуществование с соседями побуждало элиты народов рассматриваемого региона вырабатывать различного рода механизмы регуляции возникающих время от времени коллизий.
В заселенном десятками народов северокавказском регионе нередко возникали пограничные споры, которые рассматривали межэтнические третейские суды. Такие споры не могли не появляться, учитывая специфику определения и устанавливания границ.
Границы древних поселений составляли факт общеизвестный. Границы последующих разделов проводились в присутствии свидетелей и обозначались кучами камней, отметками на больших местных камнях (таврением), сложенными стенками, закопанным в землю углем или приурочивались к природным линиям - ручьям, рекам, вершинам горных хребтов. Вследствие отсутствия письменности и чертежных планов на землю, вопрос о границах должен был особенно волновать землевладельцев. В народном обычае было, чтобы старики передавали более молодым то, что они сами знали о границах земель, а проезжая по этим землям, смогли бы указывать границы их и на месте.1 Но в вопросах о границах споры возникали нередко. Во-первых, те условные обозначения границ, в виду отсутствия письменности и планов на землю, могли носить расплывчатый характер. Во-вторых, естественно-природные границы, по которым устанавливались фактические границы, могли измениться. Например, под воздействием природных катаклизмов: засухи, дождей, наводнения реки могли изменить свое русло, ручейки засохнуть или появиться новые. Частые сели, землетрясения, которым был подвержен Северный Кавказ, могли привести к изменению рельефа местности. Но несмотря на все трудности, которые возникали при спорах, связанных с определением границ, эти коллизии должны были решаться. Их урегулированием занимались третейские суды, где в роли судей выступали люди заслуживающие доверия обеих сторон. «Как к крайнему средству, по согласованию сторон - пишет Б. Шаханов, прибегали к следующему приему: одна из заинтересованных сторон, определяля одну из половин своего тела (руку и ногу) и при этом произносила клятву, говоря: «Пусть отсохнет у меня рука и нога, если покажу границу не правильно». После этого она проходила по линии, которую считала за границу2.
В надписи на Холамской плите 1715 г. отражен земельный спор по вопросу о границах между балкарскими обществами и кабардинскими территориями. Этот спор «о границах земель народов (читай: балкарских горских обществ, - И.К.) малкъар, безенги, холам, чегем и баксан (Орусбий), с одной стороны, владений крымского ханства, занятых Кабардой - с другой», решался международным третейским судом. В его составе участвовали сванский князь Отар Дадешкелиани, кумыкский князь Агалар-хан , Асланбек Кайтукин (Большая Кабарда), дигорский князь Сафар-Али Караджауов . Горские общества избрали Кайтукина Асланбека, кабардинцы- Казаноко Жабагы, крымцы Сосрана Баяна, и они сделали тёре - определили: после определения самих границ, следует фраза: «Свидетели при этом были: из Крыма Агалар-хан, Отаров Отар. Отарова доставили горские общества»5
Этот эпиграфический источник позволяет обозначить несколько моментов.
Во-первых, в начале XVIII в. территория Кабарды считалась «владением Крымского ханства», т.е. Кабарда юридически рассматривалась как составная часть ханства. Это сообщение подтверждается и другими источниками, которые называют Кабарду «провинцией» (видимо, вилайетом) Крымского ханства,- об этом, в частности, пишет Ксаверио Главани (1724 г.) . М. Пейсонель (1750-1762 гг.) указывает, что в «государство татарского хана»... входит «вся Черкесия от Еникольского пролива или Босфора Киммерийского до Кабарды» . Следовательно, в отношениях между Крымом и Кабардой де-юре существовали сюзеренно-вассальные отношения.
Во-вторых, памятник наглядно опровергает «натяжки» некоторых авторов XIX в., писавших о «кабардинском гнете» над горскими обществами. Очевидно, что между «угнетателями» и «угнетаемыми» не может быть третейских разбирательств, все вопросы решаются принуждением слабого в пользу сильного.
В-третьих, в указанное время существовали определенные границы между пятью горскими обществами Балкарии (юридически не входящими в состав Крымского ханства) и Кабардой.
Почти все народы Северо-Западного Кавказа управлялись не одним, а несколькими княжескими родами, часто конкурирующими между собой. В источниках фиксируется множество феодальных междоусобиц, сотрясавших Кабарду, Балкарию, ногайцев, западных адыгов, абазин. Поскольку «каждая война заканчивается миром», в этих условиях важную роль играли соседи.
В горских обществах (джамагатах) Балкарии наиболее сложные дела, связанные с земельными спорами, рассматривались в представительных органах (тёре) обществ с привлечением авторитетных лиц «со стороны». Об участии в Тёре Чегемского ущелья знаменитого кабардинского мудреца Жабаги Казанокова рассказывает запись, произведенная X. Малкондуевым и А. Рахаевым, хранившаяся в архивном фонде КЕНИИ и недавно опубликованная:
