Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Исполнитель положений 19 февраля 1861 г.: участие И. В. Гурко в крестьянской реформе 1861 г. 20
1. Обнародование манифеста в Самарской губернии 20
2. Роль И. В. Гурко в урегулировании крестьянских волнений: «дело» крестьянина Суркова и рядового Храброва 32
3. Злоупотребления помещиков Самарской губернии 41
Глава II. Покоритель Балкан: И В. Гурко в Русско-турецкой войне 1877-1878 гг. 51
1. И. В. Гурко во главе Передового отряда Русской армии: овладение проходами через Балканы 51
2. Действия Передового отряда за Малыми Балканами 71
3. И. В. Гурко во главе русской гвардии: военные действия на Софийском шоссе 83
4. Зимний переход через Балканы 98
Глава III. Один из «шести Аракчеевых»: И. В. Гурко на государственной службе в послевоенный период 110
1. Временный военный генерал-губернатор Санкт-Петербурга 110
2. «Пожиратель поляков»: И. В. Гурко на посту варшавского генерал-губернатора 132
Заключение 153
Приложение 158
Список использованных источников и литературы 161
- Роль И. В. Гурко в урегулировании крестьянских волнений: «дело» крестьянина Суркова и рядового Храброва
- И. В. Гурко во главе Передового отряда Русской армии: овладение проходами через Балканы
- И. В. Гурко во главе русской гвардии: военные действия на Софийском шоссе
- «Пожиратель поляков»: И. В. Гурко на посту варшавского генерал-губернатора
Введение к работе
Актуальность темы. За всей чередой преобразований, военных столкновений, открытий второй половины XIX столетия стояли люди, так или иначе служившие Отечеству. В этом ряду особое место занимает генерал-фельдмаршал Иосиф Владимирович Гурко. Его имя отождествляется с победами русской армии при освобождении Тырново, захвате проходов через Балканы, битвах при Горном Дубняке и Телише во время Русско-турецкой войны 1877-1878 гг. В то же время историографическая судьба темы «Гурко» драматична по своему характеру и далека от завершения. В Болгарии он превратился в национального героя, чья память увековечена в названиях улиц и городов. У себя же на Родине герой войны удостоился небольшого гранитного обелиска, поспешно установленного в ожидании приезда болгарской делегации в очередную годовщину окончания Русско-турецкой войны 1877-1878 гг..
Между тем Гурко воспринимался и воспринимается исключительно как полководец. При этом другие сферы деятельности генерал-фельдмаршала историками не рассматривались вообще или упоминались сквозь призму определенной тематики. Его участие в делах, не имеющих отношения к военному делу, оценивалось как бы по остаточному принципу среди явлений и условий второго плана. Гурко в той или иной мере участвовал в важнейших событиях второй половины XIX в. – крестьянская реформа 1861 г., гражданская служба на постах временного военного генерал-губернатора Санкт-Петербурга, Одессы и Варшавы.
Настоящая работа представляет собой первый опыт обобщающего исследования жизни и деятельности И. В. Гурко как военного и государственного деятеля. Жизнь этого человека помимо прочего интересна преломлением в ней многочисленных событий и тенденций при трех последних императорах Российской империи.
Историография темы не слишком обширна, но во многом показательна. Нельзя сказать, чтобы личность Гурко полностью ускользнула от внимания исследователей. Более того, в 2008 г. праздновались две памятные даты – 180-летие со дня рождения И. В. Гурко и 130-летие победы в Русско-турецкой войне 1877-1878 гг. Эти события обусловили новый всплеск интереса к личности генерал-фельдмаршала, который уже наблюдался несколько предшествующих лет. Об этом свидетельствует появление отдельных работ, посвященных Гурко. Однако большая их часть носит характер расширенной биографической справки. О возросшем интересе к Гурко говорит выход в свет ряда исторических романов, где в художественной форме излагаются и трактуются исторические события, основным участником которых являлся Гурко. В то же время в отечественной историографии нет подлинно обобщающей работы, касающейся жизненного пути генерал-фельдмаршала.
Деятельность И. В. Гурко во время проведения крестьянской реформы 1861 г. в Самарской губернии историками рассматривалась крайне мало, что во многом определялось малым масштабом политической арены и некоторой удаленностью от основных участников и событий реформы. Однако исследования по краеведению не обошли стороной важные вехи развития каждого региона. Это обусловило рассмотрение деятельности Гурко в качестве царского посланника в Самарской губернии во время проведения преобразований. В его обязанности входил контроль над развитием ситуации на местах. Следует отметить, что большинство исследователей оценивали его деятельность без каких-либо предвзятостей и даже без использования каленых эпитетов.
Отдельные упоминания, связанные с Гурко, содержатся в статьях сборника «Великая реформа», где с правительственной точки зрения и весьма красочно характеризуются как сам Гурко, так и проводимые им мероприятия. Нельзя оставить без внимания исследования общего характера, посвященные проблематике реформы 1861 г. Наибольшую значимость среди них представляют работы П. А. Зайончковского.
О Гурко как о полководце сказано и написано в нашей исторической науке многое. При этом дореволюционная историография все же чаще баловала вниманием фигуру генерал-фельдмаршала. Так официозное «Описание Русско-турецкой войны 1877-1878 гг.» сугубо положительно оценивает военные заслуги Гурко на военном поприще. Однако авторы-составители деликатно обошли стороной материалы, представляющие сведения о личных столкновениях генерала с цесаревичем и другими родственниками Александра II. Кроме этого, имеется целый ряд исследований, посвященных определенным аспектам деятельности Гурко как полководца, отдельным военным операциям, подразделениям, входившими в состав его отрядов. Все это представляет ценнейший материал, как о ходе военных действий, так и для оценки самой личности Гурко. Однако особое место в дореволюционной историографии Русско-турецкой войны 1877-1878 гг. занимают сочинение полковника, военного историка А. К. Пузыревского, который являлся не просто автором исследований о ходе боевых действий, но и принимал непосредственное участие в описываемых событиях.
В советской историографии работы, посвященные Русско-турецкой войне 1877-1878 гг., выходили в свет с завидной регулярностью. Однако их львиная доля пришлась на столетнюю годовщину победы над Османской империей и была пронизана духом братской любви к народу Болгарии. Гурко же представал в образе талантливого полководца и освободителя болгар. При этом оценка, описание и анализ фактов явно уступали место восхвалению освободительной миссии русской армии и помощи братьям-славянам.
Наиболее значимым исследованием по этой теме представляется работа Н. И. Беляева, который дал, пожалуй, самый обстоятельный анализ событий войны. Тем не менее, сам Гурко подвергается весьма резкой критике со стороны автора в отношении методов проведения отдельных операций. Кроме того, огромное значение в плане изучения историографии и источниковедения этой войны имеют исследования В. А. Золотарева, представляющие всю полноту материала по военным действиям в ходе Русско-турецкой войны 1877-1878 гг..
Послевоенная служба И. В. Гурко на постах генерал-губернатора Санкт-Петербурга, Одессы и Варшавы в отечественной историографии имеет весьма спорные оценки. Это объясняется политической неудобоваримостью самого Гурко, его своенравностью и бескомпромиссностью в принятии решений. Деятельность Гурко на посту временного военного генерал-губернатора Санкт-Петербурга стала основой для оценки исследователями Гурко как политического деятеля. Так дореволюционная историография практически обошла его деятельность стороной за исключением одного-двух авторов. Советская школа историков чересчур негативно характеризовала Гурко, оценивая его деятельность однобоко. Методы управления стали называться «военно-карательным психозом», а сам он получил презрительное титло «сатрапа», «одного из шести Аракчеевых». Гурко представал в образе ярого проводника реакционных взглядов того или иного самодержца. С равной недоброжелательностью о нем отзывались, как те, против кого он боролся, так и те, вместе с кем он боролся. «Каратели» критиковали Гурко за прямолинейность и несгибаемость, народовольцы – за жесткость действий. При этом он опрометчиво ставился в один ряд с самыми яростными сторонниками политической реакции, по сути лишь исполняя возложенные на него обязанности. Все это во многом объяснялось трактовкой такого процесса как «вторая революционная ситуация» 1879-1881 гг. и симпатией к прогрессивным идеям народников в противовес реакционному царизму.
Деятельность Гурко на посту Одесского генерал-губернатора подпадала под внимание историков лишь в связи с сюжетами, связанными с жизнеописанием лидера «Северного союза русских рабочих» Степана Халтурина. При этом оценки деятельности Гурко, как правило, самые негативные. Не менее негативной является характеристика Гурко как генерал-губернатора Варшавы. Хотя исследований по теме истории западных окраин Российской империи крайне мало, но обвинения Гурко в проведении политики насильственной русификации считаются в них правилом хорошего тона и передаются из одного в другое. В вину Гурко вменяются чрезмерно жестокие методы русификации населения Польши во время его нахождения на посту Варшавского генерал-губернатора. Прозванный в польской либеральной прессе «пожирателем поляков» Гурко рисовался как продолжатель «дела» М. Н. Муравьева-Вешателя, действующего в общем духе русификаторской политики Александра III. При этом ускользала от внимания его деятельность в сфере гражданского управления и обучения войск варшавского гарнизона.
Цель диссертации представляет собой попытку создания обобщающей работы о генерал-фельдмаршале И. В. Гурко как военном и государственном деятеле.
Для достижения цели исследования были поставлены следующие задачи:
рассмотреть действия Гурко, которые способствовали установлению полного контроля над ситуацией во вверенной ему губернии в период проведения крестьянской реформы 1861 г.;
охарактеризовать арсенал административных возможностей и инициатив, позволивших Гурко избежать массовых выступлений крестьян и нейтрализации отдельных помещиков, злоупотребляющих своими полномочиями в ходе проводимых преобразований;
выяснить вклад, который внесли методы ведения военных действия Гурко в развитие военного искусства;
детально рассмотреть основные события военных действий с участием Гурко;
пересмотреть устоявшиеся в историографии оценки деятельности Гурко в качестве временного военного генерал-губернатора Санкт-Петербурга. При этом особое внимание следует уделить его противодействию террористической деятельности народовольцев;
проанализировать действия Гурко по приведению норм и порядков Привисленского края в соответствие с общими нормами Российской империи
осветить моменты, связанные с новыми формами обучения войск, которые проводил в жизнь Гурко как командующий войсками варшавского гарнизона.
Методологической основой диссертации являются как общенаучные методы (синтез, анализ, сравнение), так и методы исторической диалектики (историзм, объективность). Использование принципа историзма заключается в том, что военная и государственная деятельность И. В. Гурко рассматривается сквозь призму определенного исторического периода в причинно-следственной связи с различными событиями и их взаимной обусловленности. Суть принципа объективности состоит в использовании для обоснования выводов всего имеющегося комплекса источников. Важной оставляющей в применении этого принципа является осуществление квалифицированной критики источников, которые нельзя рассматривать по отдельности, вне полной их совокупности и без учета задач, поставленных исследователем. Кроме того, были учтены особенности биографического жанра.
Хронологические рамки диссертации: март 1861 – декабрь 1894 гг., определяются основными вехами профессиональной деятельности И. В. Гурко как военного и государственного деятеля.
Источниковая база диссертации состоит из обширного корпуса источников, позволившего работать над обозначенной темой. Это официальные документы, мемуары, частная переписка. Определенная часть из них опубликована, однако используются и архивные материалы, в том числе документы личного архивного фонда И. В. Гурко.
Изучение административной деятельности Гурко в период проведения крестьянской реформы 1861 г. подкреплено солидным комплексом опубликованных документов. Это разного рода донесения и рапорты местных чиновников, отчеты III Отделения о ходе проведения реформы, статистические выкладки по отдельным районам Самарской губернии, отчеты министра внутренних дел, предложения помещиков по наведению порядка и подавления народных волнений в период отмены крепостного права .
Нельзя не отметить, что приоритет среди изданных документов, касающихся турецкой кампании, бесспорно, принадлежит «Сборнику материалов по Русско-Турецкой войне 1877-1878 гг. на Балканском полуострове». Сборник включает в себя всю полноту фактического материала по ходу военных операций на всех театрах военных действий. При этом некоторые выпуски сборника включают в себя документы, относящиеся к действиям отдельных отрядов и корпусов. Так целый ряд выпусков был посвящен действиям отрядов под командованием И. В. Гурко, в которых содержатся приказы, диспозиции, донесения с поля боя, что представляет безусловный интерес при создании целостной картины событий Русско-Турецкой войны 1877-1878 гг..
Несомненную ценность представляют мемуары участников и современников крестьянской реформы 1861 г, которые раскрывают отдельные аспекты деятельности Гурко. Так, о возникновении и урегулировании кризисных ситуаций со стороны местного руководства представляет в своих записках бывший мировой посредник в Самарской губернии В. К. Луцкий. Не менее значимым является сочинение неизвестного автора, повествующего о толковании крестьянами дарованной им воли. Особое место занимают воспоминания Е. М. Феоктистова, в которых автор дает оценку как действиям самого Гурко по проводимой реформе, так и характеризует его непосредственно как помещика.
Нельзя не отметить воспоминания участников Русско-Турецкой войны 1877-1878 гг., которые представляют интересные сюжеты и факты, характеризующие И. В. Гурко как полководца. В их ряду следует особо отметить воспоминания полковника штаба М. А. Газенкампфа, дневник военного министра Д. А. Милютина, отражающие взгляд на военные действия со стороны высших эшелонов власти. Нельзя не упомянуть о воспоминаниях непосредственных участников боевых действий Д. С. Нагловского, а также Н. А. Епанчина. С позиций официозной историографии ведет свой рассказ о войне князь Л. В. Шаховской, который весьма положительно характеризует деятельность Гурко, но при этом полностью избегая в описании событий его взаимоотношений с родственниками Александра II.
Ход войны и личности ее участников охарактеризовал в своих воспоминаниях великий русский художник В. В. Верещагин, который дал довольно высокую оценку, как военных талантов, так и личностных качеств Гурко. При этой характеристике художник не избежал сравнения И. В. Гурко со своим другом генералом М. Д. Скобелевым. Необходимо отметить произведения известного военного писателя В. В. Крестовского, который представил в своей корреспонденции «Правительственному вестнику» официальный взгляд на военные действия. Однако особое место занимают воспоминания самого Гурко, недавно опубликованные на основании материалов личного архивного фонда. Сами воспоминания невелики по объему, однако содержат ценные сведения о действиях Передового отряда, прибытии Гвардии на театр военных действий, характеристике отдельных военачальников Русско-Турецкой войны 1877-1878 гг..
О службе И. В. Гурко на государственных постах повествуют высшие сановники того времени. Воспоминания этих чиновников подчас содержат далеко нелестные характеристики, как методов Гурко, так и его личных качеств. При этом Гурко обвинялся в бескомпромиссности и жесткости в принятии решений, порой расходящихся с мнением царя. Об этом также свидетельствует жандармский генерал В. Д. Новицкий, рассказывающий о столкновении Гурко с шефом жандармов Р. А. Дрентельном и Александром II по делу народника Л. Ф. Мирского. Необходимо подчеркнуть, что политика Гурко не оставила равнодушными и народовольцев, с которыми он был призван бороться. В воспоминаниях видного деятеля освободительного движения С. И. Мартыновского содержится рассказ о подготовке покушения на жизнь столичного генерал-губернатора Гурко. В. А. Поссе в воспоминаниях передает рассказ об анекдотическом случае, произошедшим с Гурко. Случай этот связан с решением студенческого вопроса и судьбой ректора петербургского университета А. С. Фаминцына, за которого вступился великий русский ученый Д. И. Менделеев.
Существенным компонентом источниковой базы исследования являются неопубликованные архивные материалы Государственного архива Российской Федерации (ГАРФ) и Российского государственного военно-исторического архива (РГВИА). Особую ценность представляет собой личный архивный фонд И. В. Гурко, который хранится в РГВИА и представляет собой собрание документов разнообразного плана. Это донесения губернских и уездных чиновников, помещиков, рапорты Гурко, телеграммы высших сановников, относящиеся к периоду проведения крестьянской реформы 1861 г. Кроме того, следует выделить различного рода отчеты, программные документы польских партий социалистической направленности, переписка германских и австрийских военных агентов, касающиеся деятельности Гурко на посту Варшавского генерал-губернатора. Однако незначительная часть документов личного фонда была в недавнем прошлом опубликована. Это записки Гурко о ходе Русско-Турецкой войны 1877-1878 гг.
Обширный корпус источников по выбранной теме представляет собой секретный фонд III Отделения, хранящийся в ГАРФ. Это документы, характеризующие мероприятия Гурко на посту временного военного генерал-губернатора Санкт-Петербурга. В первую очередь следует указать на обязательные постановления временного военного генерал-губернатора, направленные на установление порядка в столице, а также документы по студенческому вопросу. Особый интерес представляют материалы, связанные с несостоявшимся покушением на жизнь самого Гурко. Кроме того, в секретном фонде III Отделения содержатся довольно редкие сведения по начальным событиям крестьянской реформы в Самарской губернии. Это материалы, имеющие отношение к проблеме «неправильного» толкования Положений 1861 г. в среде помещичьих крестьян. Помимо прочего, в личном фонде Александра III, содержатся телеграммы царя, адресованные Гурко как Одесскому генерал-губернатору и имеющие прямое отношение к делу террориста С. Н. Халтурина.
Научная новизна диссертационной работы состоит в том, что она представляет собой первый опыт создания обобщающей работы о генерал-фельдмаршале И. В. Гурко как военном и государственном деятеле.
в рамках исследования выделены и охарактеризованы основные вехи профессиональной деятельности героя диссертации;
в научный оборот введен обширный архивный материал, который позволил выявить ранее неизвестные факты деятельности Гурко на военных и государственных постах;
установлены ранее неизвестные факты, касающиеся проведения крестьянской реформы 1861 г. в Самарской губернии;
определен вклад И. В. Гурко в усовершенствовании процесса обучения войск в сложных природных условиях;
проанализированы основные мероприятия Гурко на посту временного военного генерал-губернатора Санкт-Петербурга, что позволяет пересмотреть укоренившиеся в советской историографии оценки его деятельности;
выявлены неизвестные ранее примеры политики царского правительства на территории Привисленского края в последней четверти XIX в.;
Практическая значимость диссертации состоит в том, что ее материалы и основные выводы могут использоваться при подготовке лекционных курсов, спецкурсов и семинаров, при создании обобщающих научных трудов по истории России и специальных работ по истории Русско-Турецкой войны 1877-1878 гг., истории освободительного движения 1870-1880-х гг., истории взаимоотношений центра и национальных окраин Российской империи.
Апробация исследования. Диссертация обсуждалась на кафедре истории Отечества и культуры Саратовского государственного технического университета. Составные части диссертации были представлены в качестве докладов на научных конференциях, а также опубликованы в виде статей в специальных журналах. Кроме того, исследование было отмечено поощрительной премией на открытом конкурсе работ молодых ученых в области гуманитарных наук в номинации «Выдающиеся деятели России: исторические портреты», проводимого Международным гуманитарным общественным фондом «Знание» (диплом заверен подписями президента фонда – Г. И. Марчука и председателя правления фонда, профессора, члена Общественной палаты РФ – Ф. Ф. Светика, декабрь 2008 г.).
Структура диссертации. Работа состоит из введения, трех глав, заключения, списка использованных источников и литературы, приложений.
Роль И. В. Гурко в урегулировании крестьянских волнений: «дело» крестьянина Суркова и рядового Храброва
Следует отметить, что, несмотря на оперативные меры, предпринимаемые местным губернским начальником и командированным флигель-адъютантом, окончательно нейтрализовать возможность появления и распространения крестьянских выступлений в Самарской губернии не удалось. Если на самом начальном этапе проведения Крестьянской реформы события развивались относительно благополучно и местные власти были способны контролировать развивающиеся процессы, то со временем положение изменилось не в лучшую сторону. Это объяснялось, в свою очередь, сразу несколькими причинами.
С одной стороны, разница между ожиданиями и представлениями крестьян о воле и содержанием манифеста и Положений была так велика, что крестьяне не могли равнодушно примириться с содержанием данных законодательных актов и безропотно принять их" . С другой стороны, к этой основной причине смело можно прибавить и непонятность слога манифеста и Положений. Дело в том, что текст манифеста составлялся московским митрополитом Филаретом, который при написании пользовался близким ему «церковным» стилем. От этого манифест наполнился многочисленными витиеватыми выражениями, которые до конца были понятны далеко не всем, а некоторые обороты и впрямь «возбуждали справедливое сомнение» . В итоге запутанное изложение последних приводило к недоумению не только крестьян, но и чиновников и помещиков, проводивших реформу в жизнь. Кроме того, несвоевременное распространение по губернии манифестов и Положений, которое местное руководство вкупе с присланным флигель-адъютантом пыталось разрешить, исходя из своих возможностей, все же не было полностью исполнено. Это, в свою очередь, обусловило появление разного рода слухов среди крестьян. Как справедливо отметил П. А. Зайончковский: «Сохраняя наивную веру в царя, крестьяне отказывались верить в подлинность манифеста и Положений, утверждая, что царь дал настоящую волю, а дворянство и чиновники либо ее подменили, либо истолковывали в своих корыстных интересах. Среди крестьян появились люди, пытавшиеся толковать Положения с точки зрения крестьянских интересов»31. Самарская губерния в этом отношении не отставала от всей России.
П. А. Алабин характеризуя положение в губернии, отмечал: «Крепостное население Самарского края, подобно остальным своим собратьям по империи, вздохнуло свободно, и хотя новое Крестьянское положение не могло быть тотчас вполне усвоено населением и поэтому естественны были различные недоразумения при его введении, но... должно сказать, чго с объявлением нового Положения, до введения уставных грамот, не было ни одного серьезного волнения между бывшими крепостными крестьянами»32. Видимо, автор этих строк приукрасил положение в губернии, так как книга, посвященная юбилею губернского центра, под его авторством носила праздничный, восхваляющий характер.
В действительности, на момент проведения крестьянской реформы в Самарской губернии было зафиксировано несколько значимых крестьянских волнений, основанных на неправильном понимании и толковании новых законодательных актов крестьянами. Можно привести для примера одно из этих толкований, которое имело место в губернии именно на момент оглашения манифеста и Положений. Так, неизвестный автор записок о Безднинском волнении, рассказывая об интересующих его событиях, свидетелем которых он являлся, мимоходом упоминает и о событиях, произошедших в Самарской губернии. Так, в Ставропольском уезде в селе Майна крестьяне восприняли оглашаемые законодательные акты несколько странным образом. Среди них прочно укоренилась вера в так называемую «третью» волю. Именно так они трактовали речь царского посланника (судя по всему, И. В. Гурко), который в недавнем прошлом и ознакомил их с Положением. Сложившееся заблуждение среди крестьян объясняется достаточно просто. Дело в том, что за первую волю крестьяне, очевидно, признали манифест, за вторую волю — извлечения из Положений, которые читались крестьянам несколько позже. Следовательно, за третью волю крестьяне села Майна приняли непосредственно само Положение, которого они с нетерпением и ожидали. При этом крестьяне доказывали справедливость своих ожиданий тем, что якобы в Симбирской и Казанской губерниях объявлялось именно по три воли, следовательно, и в их селе должно произойти подобное . Тем не менее, какого-либо серьезного развития это «заблуждение» не получило, массовых выступлений крестьян в связи с этим явлением не наблюдалось.
Пожалуй, самым знаковым проявлением крестьянской трактовки недавно изданных Положений и манифеста в Самарской губернии можно назвать «подстрекательскую», как она именуется в официальных документах того времени, деятельность крестьянина Суркова, действовавшего в северной части Ставропольского уезда в селе Бесовке, имении княгини Дадиани. Крестьяне нескольких селений, не доверяя своим помещикам, решили на общем сходе найти грамотного человека из своей среды, способного растолковать манифест. Этим грамотеем и стал Сурков, к которому потянулись делегаты от нескольких крестьянских селений. За труды Суркова крестьяне преподнесли ему 4 рубля серебром. Грамотный крестьянин начал зачитывать манифест вслух, но вскоре крестьяне прервали его, попросив растолковать все своими словами, так как мало что поняли из текста нового закона. Сурков говорил крестьянам, что царь даровал крестьянам свободу еще четыре года назад, а земля, которой они владели, теперь их собственность. Тем, кому земли мало, Сурков советовал требовать ее у помещиков и за это работать один раз в неделю в течение двух лет. При этом крестьянин подтверждал свою правоту тем, что «божился, что говорит сущую правду, напечатанную в правилах, в доказательство чего писал на них карандашом отметки на последующем листе что-то, и сказал вслух: «не работать!»»34.
Возвратившись в родные селения, делегаты разнесли полученные толкования по всем крестьянским обществам. Итогом этого стал отказ крестьян нескольких селений выходить на барщину. При этом слухи об этом стали проникать в близлежащие соседние имения помещиков Шишкова и Молостова. И. В. Гурко в рапорте Александру II сообщал, что данный «подстрекатель» был немедленно схвачен и доставлен «удельным ведомством в город Самару»13. На допросе Сурков согласился с тем, что читал и объяснял что-то, но что именно, того «не помнит, потому что был пьян... Денег с крестьян не брал, только поили его водкой»"5 .
Тем не менее, местные власти не бездействовали. Земский исправник тут же отправился на место происшествия, но ничего не добившись, вынужден был ретироваться, так как крестьяне «разыгрались» не на шутку. В. К. Лункий, ставший впоследствии мировым посредником, в своих записках также рассказывает о данном случае, но поверхностно, делая акцент именно на том, что подобное случилось до вступления мировых посредников в должность. Вся разница в том, что Луцкий, по всей видимости, перепутал основных участников, так как не был очевидцем событий, и назвал земского исправника предводителем дворянства: «Предводитель, который ездил усмирять волнения, едва-едва ускакал от волновавшихся крестьян»" .
На самом деле в тот момент, когда земский исправник отступал от волновавшихся крестьян, местный предводитель дворянства, Тургенев, объезжал свой уезд, открывая в помещичьих селениях сельские общества и волости . Проанализировав сложившуюся ситуацию, предводитель решился сам посетить волновавшихся крестьян. Необходимо отдать должное оперативным мерам Тургенева, который, добравшись до села Бесовки, эпицентра, откуда распространялись все волнения, тут же собрал общую сходку. Предводитель дворянства, видя, как повсеместно открытие волостей немедленно прекращало всякие неповиновения, отдал приказ крестьянам приступить к выборам. Однако крестьяне, как доносил Гурко в своем рапорте: «ни о выборах, ни о работе на помещика и слышать не хотели, и только после долгих истинно христианских увещеваний г-н Тургенев добился от них полной покорности и полного раскаяния» 9.
В письме к начальнику губернии, которое Гурко прилагает к своему рапорту, содержится рассказ самого предводителя дворянства Тургенева, повествующего о своих «увещеваниях» крестьян села Бесовки. Итак, Тургенев пишет: «после долгих толков крестьяне окончательно объявили, что они никого не станут выбирать и работать не хотят, то я именем Христа велел им молиться и просить господа, чтобы он их вразумил... вдруг водворилось молчание, помню старика, который клал передо мною земные поклоны»40. В итоге выборы были произведены вполголоса. Далее он продолжил свою воспитательную работу. Тургенев сказал крестьянам, что они, получившие волю люди, должны подлежать суду за свои действия. Но так как они еще не умеют вести себя как вольные люди, а живут старыми мерками крепостного права, то он будет просить их не наказывать. Очень кстати, в этот момент управляющий княгини Дадиани Махов привез бумагу, па которой имелась печать.
И. В. Гурко во главе Передового отряда Русской армии: овладение проходами через Балканы
Государственное развитие Турции в 70-гт. XIX в. характеризовалось целым рядом политических кризисов. Примером тому служат несколько дворцовых переворотов, произошедших во время развития национально-революционного движения младотурок. Отсутствие политической стабильности в Турции наводило на мысли о государственном распаде страны. Именно поэтому многим представлялось это время самым выгодным для диктования слабой Турции своей воли. Кроме того, расстановка сил на международной арене стала более благоприятной, чем сразу после завершения Крымской войны (1853-1856 гг.). Положение Франции было поколеблено после ее поражения в войне с Пруссией, более того, существовала угроза нового нападения восточного соседа. Германия в турецком вопросе придерживалась нейтралитета, стремясь решить собственные проблемы в Европе. Положение Австро-Венгрии также было далеко от процветания, но династия Габсбургов стремилась поправить дела за счет перераспределения ролей на Балканах. Основная ставка делалась на присоединение территорий Боснии и Герцеговины. Великобритании преследовала своей целью пресечь активные действия России в Средней Азии и перенаправить ее внешнеполитический вектор на Турцию, тем самым, ослабив конкурента1.
Россия также пыталась получить свою выгоду от сложившегося положения на мировой арене. Разменной картой в борьбе империй стала маленькая, но христианская Сербия, которую буквально подтолкнули к военным действиям. Сербо-Турецкая война 1876 г. показала, что Турция как военная держава весьма боеспособна. Ни отряд русских добровольцев под командованием М. Г. Черняева численностью 1500 человек", ни малочисленная и необученная сербская милиция не были способны совладать с регулярной турецкой армией.
Тем не менее, маховик военной машины в России был запущен. Активно использовалась славянофильская и панславистская агитация помощи братским народам Балкан. Более того, повернуть ее вспять было практически невозможно. Российское общество как никогда идеологически было- подготовлено к войне. Выступление Сербии понималось, не иначе как выдвижение русского авангарда. Любые действия, направленные на урегулирование конфликта, воспринимались, как прямая измена русским интересам. При этом Турция в глазах русского общества рисовалась как слабое и загнивающее государство. Суть сводилась к тому, что достаточно будет всего лишь нескольких русских дивизий, чтобы нанести ей последний смертельный удар. Весь цвет русского общества единодушно выступил в защиту болгар, угнетаемых турками уже несколько веков подряд. При этом общественное мнение было настолько «разогретым», что от бряцанья оружием и произнесения зажигательных речей на самом, разном уровне, необходимо было переходить к активным действиям3. В итоге 24 апреля 1877 г. русское правительство, наперекор своим желаниям, объявило Турции войну.
Непосредственной разработкой планов военных действий занимался профессор Академии генерального штаба и управляющий делами Ученого комитета главного штаба генерал Н. Н. Обручев. Его считали образованнейшим офицером русского генерального штаба, а многие современников называли его не иначе как «Русский Мольтке». Обручев предложил на усмотрение высшего военного командования и Александра II два проекта. Первый рассматривался в октябре 1876 г., и в соответствии с ним была проведена первая частичная мобилизация русской армии. Второй вариант был представлен на рассмотрение в конце марта 1877 г. В соответствии со вторым проектом была произведена полная мобилизация и начаты военные действия против Турции. Главная цель этого плана заключалась в захват Константинополя. Обручев небезосновательно полагал, что именно на европейском театре кампания может быть закончена в короткое время. Отсюда вытекал основной вывод - главный театр действий Дунайский. Более того, основной удар следовало наносить по позициям турок в Забалканье, а не по четырехугольнику крепостей, что стало определенного рода традицией в войнах с Турцией. При этом действия эти должен был осуществить специально сформированный для этого отряд, на плечи которого и ложился основной груз ответственности за успех всей кампании. Другие отряды были направлены на достижение второстепенных целей, как обеспечение защиты с флангов наступавшего на Балканы отряда и расширение переправы через Дунай.
А. А. Свечин- отмечал, что обручевский план военных действий напоминал наполеоновский способ ведения войны. При этом, добавляя, что: «наполеоновское ведение войны требует и крупного полководческого таланта, какого-то отображения Наполеона в оперативном искусстве» . Ни такого отображения, ни полководца такого высокого уровня в тот момент просто не было в наличии. Сам Обручев был отстранен от выполнения своего плана. Причиной тому было разделение им революционно-демократических взглядов. Обручев даже входил и принимал активное участие в деятельности центрального комитета «Земли и Воли». А в 1863 г. наотрез отказался участвовать в подавлении польского восстания и расправой над польскими инсургентами5, чем снискал резкое недовольство великого князя, когда Д. А. Милютин просил назначить Обручева начальником штаба действующей армии. В конце концов, великий- князь
Николай Николаевич передал исполнение плана в руки далеко не самых лучших деятелей от военного искусства.
Русская армия в соответствии с планами военных действий была разделена на три отряда — Передовой (южное направление), Рущукский (восточное направление) и Западный. В качестве командующего Рущукского отряда был утвержден цесаревич Александр Александрович, не блиставший полководческими талантами. Более того, концентрация представителей царской фамилии в действующей армии была настолько высока, что дала повод острословам из высшего общества в момент неудач русской армии под стенами Плевны говорить о войне, как о «неудачном пикнике дома Р.» (то есть, Романовых). Цесаревич должен был блокировать гарнизон; а по возможности и захватить турецкую крепость Рущук. Западный отряд был вверен в руки генерал-лейтенанта барона Н. П. Криденера, которому ставилось целью завладение одной из основных. турецких крепостей - Плевна. И, наконец, командование Передовым отрядом было поручено командующему 2-ой гвардейской кавалерийской дивизией генерал-лейтенанту И. В. Гурко. В задачу отряда ставился захват горных проходов через Балканы (а по первоначальному плану Н. Н. Обручева основная ставка делалась именно на этот отряд).
К тому времени, то есть к началу боевых действий-с Турцией, Иосиф Владимирович Гурко получил «Именное Монаршее благоволение» за отличное исполнение возложенных поручений по проведению крестьянской реформы 1861 г. в Самарской губернии. В 1866 г. Гурко был назначен командиром 4-го гусарского Мариупольского полка, с 1867 г. уже получил звание генерал-майора, в 1869 г. стал командовать лейб-гвардейским Гренадерским полком. Этим полком Гурко командовал шесть лет и сделал его образцовым. Затем, Гурко - начальник 2-й гвардейской кавалерийской дивизии в 1875-1877 гг., с 1876 г. генерал-лейтенант.
Интересен тот факт, что на момент разделения войск на отряды И. В. Гурко находился в Петербурге и не знал о своем предстоящем назначении. К моменту мобилизации русской армии он видел, что гвардия не задействована в этом процессе, поэтому имел все основания считать, что ему не придется поучаствовать в надвигающемся столкновении . Однако, по воле случая, генерал-лейтенант узнал о возможных перспективах своего назначения от генерал-адъютанта Гершельмана. Дело в том, что великий князь Николай Николаевич в разговоре о будущей кампании обмолвился Гершельману, что будет просить царя назначить Гурко начальником кавалерии. Однако Генерал-адъютант Гершельман не просто пришел сообщить Гурко радостную для него весть, а хотел устроить своего сына в ординарцы. Гурко по этому поводу писал следующее: «Выходка этого заботливого папаши меня совсем ошеломила, и на этот раз, каюсь, одно чувство радости и удовлетворенного самолюбия-овладело мной, я ожил, ибо перед этим я страшно досадовал на-то, что Гвардия не мобилизуется»8.
Чуть позже великий князь Николай Николаевич лично сообщил И. В. Гурко радостную для него весть. Великий князь говорил, что будет просить царя поручить Гурко командовать кавалерией, которую предполагалось послать вперед наступающей армии для занятия горных проходов через Балканы. Поблагодарив великого князя за оказанную честь, Гурко, тем не менее, высказал свои опасения. Генерал-лейтенант заметил, что все начальники кавалерийских дивизий старше его в чине. На что Николай Николаевич ответил: «Ну, уж это я там устрою»9. Однако этим дело не окончилось. Все шло не так гладко, как хотелось того Гурко. Наследник-цесаревич Александр Александрович не соглашался отпустить Гурко. Тем не менее, Великий князь обещал замолвить слово перед Александром И. Гурко, не теряя надежды, ожидал разрешения своей участи. При встрече на смотре Сводоно-казачьего полка цесаревич обратился к Гурко, заметив, что тому, наверное, обидно оставаться в столице. На что генерал-лейтенант ответил: «Не только обидно, но даже стыдно»10.
И. В. Гурко во главе русской гвардии: военные действия на Софийском шоссе
Затянувшаяся эпопея с осадой злополучной турецкой крепости не давала покоя военному командованию, да и сам Александр II, не был доволен успехами своей армии на этом поприще. Главнокомандующий на Дунайском театре военных действий всячески стремился угодить своему монаршему родственнику, поэтому очередной штурм Плевны решили приурочить ко дню именин царя. В этот раз крепость была практически взята, благодаря решительным и смелым действиям М. Д. Скобелева. Для удачного завершения атаки ему требовалось выслать подкрепления. Однако генерал П. Д. Зотов то ли из зависти, то ли вследствие полного отсутствия военных дарований отказал Скобелеву в поддержке. Тем самым, Зотов оказал «услугу» Осман-паше, который использовал сложившееся положение в своих интересах. Итогом этого штурма стали пораженческие и сугубо оборонческие настроения в русской армии, которые отбивали всю инициативу среди офицерства. Плевна уже давно превратилась в «Дамоклов меч», угрожающий сообщениям армии . Оборона была поставлена во главу угла в сфере планирования боевых действий. Для окончательного решения участи турецкой цитадели был вызван герой Крымской войны генерал-адъютант Э. И. Тотлебен. Видимо его авторитетность в вопросах фортификации внушал высшему командованию веру в свои силы. Кроме того, на фронт была вызвана из столицы гвардия, на плечи которой хотели возложить установление контроля над Софийским шоссе.
26 сентября 1877 г. И.В.Гурко во главе 2-го гусарского и 2-го уланского полков и трех батарей вновь перешел Дунай в районе Зимницы. Оказавшись в главной квартире русских войск на Дунае, Гурко был приглашен к Александру И. При встрече царь обмолвился: «Когда придет гвардия, я намерен тебя отправить опять за Балканы, деблокировать Шипку. Само собой разумеется, что в этот раз ты будешь иметь отряд, гораздо значительнее, чем в первый раз»64. Генерал был рад такому поручению. Однако в скором времени, произошли перемены. Гурко был назначен начальником кавалерии Западного отряда, что определяло участие генерала в боевых действиях под Плевной. Гурко же не имел, ровным счетом, ни малейшего желания принимать участие в осаде Плевны, особенно без своей петербургской 2-ой Гвардейской дивизии. Более того, все действия, предпринимавшиеся против турецких сил в Плевне, Гурко находил достойными жалости. Особенно осуждал он последний штурм крепости, который производился без участия гвардии, следовавшей к месту действий из столицы. Очередная неудача под Плевной, как считал генерал, заставила командование ожидать прибытия всех подкреплений, что могло дать туркам время для организации подвоза продовольствия и припасов к осажденному городу. Итогом подобной деятельности неприятеля, по мнению Гурко, явилась бы зимовка турецких войск в крепости и весеннее отступление в Орхание, где русские войска могли получить новую «Плевну», еще более укрепленную65.
В итоге Гурко был утвержден в должности командующего кавалерией Западного отряда вместо генерала Крылова. Бывший главный кавалерист не отличался особыми дарованиями. Более того, сумел изрядно подпортить положение дел своими действиями. Так, по вине его халатного отношения к обеспечению пропускного режима на Софийском шоссе Шефкет-паша обеспечил гарнизон Плевны припасами и провиантом. Кроме того, предприимчивый турецкий военачальник укрепил на шоссе три пункта - Телиш, Горный Дубняк и Дольний Дубняк. И это произошло в условиях «полной блокировки» Плевны.
Несмотря на все свои огрехи по службе, генерал Крылов получил новое назначение при главнокомандующем Дунайской армией в чине инспектора кавалерии. Как отмечал П. Д. Зотов в своих записках: «Вознаграждение далеко не по заслугам; в Пруссии начальника кавалерии за дело 8 сентября вероятно предали бы суду, да и турки тоже бы сделали» 6. После своего назначения генерал Крылов немедля уехал из главной квартиры русских войск в Петербург. По этому поводу в действующей армии появилась острота, передававшаяся из уст в уста: «Наши войска вокруг Плевны - Ноев ковчег, носящийся по воле случая в ожидании падения Плевны. У Ноя - Тотлебена три сына: Сим - Гурко, Хам - 3...(очевидно П. Д. Зотов. - М. Г.) и Яфет- Криденер. В ковчеге есть чистые животные - контролеры, и нечистые - интенданты. Крылов -первый голубь, выпущенный Ноем, который не возвратится» 7.
Следует отметить, что софийское шоссе имело стратегическое значение, как для турецкой стороны, так и для дальнейших действий русской армии. С одной стороны, турки1 по средствам этой «дороги жизни» получали все необходимое для существования Плевненского гарнизона. С другой, - русское командование инициировало три штурма этой крепости, не удосужившись взять его под контроль. Инициативу в освоении шоссе захватили турки, основавшие здесь целый ряд маленьких крепостей: Горный Дубняк, Телиш, Дольний Дубняк и др.
Помимо прочего, турки обеспечивали прохождение своих транспортов от Софии до Плевны. Крепости позволяли укрываться турецким отрядам в случае атаки русских кавалеристов. Была разработана целая система условных знаков, обозначающих опасность. Так, сигнал о нападении передавался до Плевны в кратчайшие сроки, после чего оттуда присылались подкрепления ." Гурко поставил себе целью нарушить сложившийся порядок и установить контроль над шоссе. Жизненную артерию турецкого гарнизона Плевны уже давно следовало перерезать, а самое важное: «прекратить подвоз всяких запасов и доступ подкреплений в Плевну как из Софии, так и Виддина; предупредить возможность отступления Османа-паши из Плевны»69. Приступив к исполнению своих непосредственных обязанностей, Гурко перенес свой штаб из Тростяника на правый берег Вида, выше Плевны, в селение Ени-Беркач, чтобы иметь возможность просматривать самый беспокойный участок Софийского шоссе, от Плевны до Телиша. Кроме того, Гурко всецело сосредоточился на проведении рекогносцировок местности.
Планирование военных операций против турецких укрепленных позиций на Софийском шоссе было поручено И. В. Гурко и Э. И. Тотлебену. Оба генерала сходились во мнении, что необходимо установить контроль над укрепленными пунктами неприятеля. Первым пунктом, по которому предполагалось нанесение удара, стал Горный Дубняк. Выбор объяснялся значительной удаленностью от Плевненского гарнизона, а также мерами по обеспечению собственной безопасности при проведении операции. Атака Горного Дубняка была назначена на 24 октября 1877 г., что обуславливалось прибытием к этому моменту основных сил русской гвардии. Кроме того, Гурко предполагал проведение ряда отвлекающих маневров, с целью сбить с толку турецкие отряды, дислоцировавшиеся на Софийском шоссе. При этом, оперативное прикрытие наступления на Горный Дубняк осуществлялось как в сторону Плевны, так и в сторону Орхание. Основной упор делался на стремительность действий, практически игнорируя проведение артподготовки70. Это объяснялось боязнью обоих разработчиков плана получить ответный удар со стороны неприятеля.
Л. В. Шаховской так описывал турецкие укрепления: «турецкие позиции при Горном Дубняке можно сравнить с выгнутою вверх круглой сеткой паутины» . Тем не мене, эта паутина представляла собой весьма серьезное фортификационное сооружение, расположенное при этом на вершинах двух холмов. Это естественным образом затрудняло его штурм. Шоссе проходило между ними. В центре турецких позиций при Горном Дубняке располагалась артиллерийская батарея, сектор обстрела которой которая обеспечивал полное уничтожение нападавшего противника.
Наступление на Горный Дубняк проводилось силами трех колонн. Две из них наносили удары со стороны Плевны, Чуриково и Телиша. Оперативное прикрытие наступления на горный Дубняк проводился силами гвардейского Егерского полка. Тем не менее, отсутствие координации действий между колонами и довольно плотный огонь турецкой батареи обусловили потерю в темпе проведения операции. Более того, колонны не вышли- на предполагаемые планом позиции. Расположение турецкой артиллерии было настолько правильно выбранным, что все наступление было свернуто за счет проведения массированного обстрела русских войск во всех трех колоннах. Тем не менее, некоторым смельчакам удавалось добираться вплотную до турецких редутов. Большая часть наступавших войск вынуждена была, спасаться от массированного огня турецкой артиллерии, залегая в «мертвых» для попадания снарядов пространствах72.
Маневренность всех трех колон, предпринимавших атаку на укрепления Горного Дубняка была скована за счет полного смешивания этих колонн друг с другом и отсутствием координации действий, как с командованием отряда, так и между самими колоннами. Кроме того, ставка на стремительные атакующие действия без проведения подобающей артподготовки продемонстрировало свою несостоятельность. Слабая артиллерия гвардейцев обстреливала турецкие укрепления, постоянно меняя дистанцию, с которой производился обстрел. Но сил для подавления господства турецкой артиллерии над полем боя было явно недостаточно. Итогом этой атаки Горного Дубняка стал захват малого редута и окружение большого редута. Дальнейшее продвижение сдерживалось турецким огнем.
«Пожиратель поляков»: И. В. Гурко на посту варшавского генерал-губернатора
После ухода с поста временного военного генерал-губернатора Санкт-Петербурга Иосиф Владимирович Гурко некоторое время находился без дела. Александр II, отодвинувший Гурко от службы, скончался в марте 1881 г., а взошедший на престол Александр III еще со времен турецкой войны недолюбливал своенравного генерала. Однако Гурко не был окончательно списан со счетов высокозначимой службы. Государственный секретарь Е. А. Перетц в сентябре 1881 г. занес в свой дневник сведения об обсуждении кандидатуры генерала Гурко на пост главноначальствующего на Кавказе: «Его величество сказал, что ему очень рекомендуют Гурко. Против этого выбора стал всеми силами великий князь Михаил Николаевич, так как, по его мнению, 1 урко жесток, а притом вовсе не администратор» .
В 1882 г. идейный наставник нового царя К.П.Победоносцев высказывался за необходимость создания для Гурко особого посга Главного начальника государственной полиции при передаче министерства внутренних дел графу Д. А. Толстому. При этом Победоносцев замечал: «Он не поддается, сколько мне известно, действию политических болтунов и имел прямой взгляд на государственные потребности России. Хитрости в нем нет, к интриге он не способен, и никак не станет принимать свои впечатления от молодой резонерствующей гвардии» . Тем не менее, ни первой, ни второй возможности назначения Гурко па ответственные посты не суждено было сбыться.
В 1883 г. новый министр внутренних дел, а фактически глава правительства Н. П. Игнатьев предложил ему занять место генерал-губернатора Одессы. Министр, хоть и не поддерживал близких отношений с Гурко, но «понимал, что было возмутительно осудить на бездействие человека, имя коего произносилось с уважением и признательностью во всей России» . Поэтому Игнатьев и сделал предложение Гурко занять ответственный пост на юге страны. Генерал согласился.
В Одессе Гурко занимался своим любимым делом - обучением войск одесского гарнизона. Южный город был менее политизированным, чем Санкт-Петербург, да и течение жизни более спокойным, чем в столице. Поэтому временный генерал-губернатор Одессы мог себе позволить уделять внимание не только делам политическим, но и непосредственно военным, тем более что боевая подготовка войск стояла у Гурко на первом месте. Обучение войск он основывал на своем богатом опыте Русско-Турецкой войны 1877-1878 гг., поэтому солдатам казалось, что они находятся на передовых рубежах, и что в любой момент мирное положение могло смениться военным31. Гурко присутствовал на всех маневрах, следя за четким исполнением намеченных передвижений, нередко разбирал ошибки своих подчиненных. Тем не менее, в спокойный ход дел обучения войск ворвалась политика.
Судьба второй раз свела С. Н. Халтурина, совершившего подрыв / Зимнего дворца, и И. В. Гурко, теперь уже одесского генерал-губернатора. Если в начале 1880 г. Халтурину удалось ускользнуть от рук правосудия, то во втором случае победа осталась за правительством. На этот раз, в Одессе, целью террористов стал назначенный в августе 1881 г. следователем по политическим делам для всего юга России - генерал В. С. Стрельников. Следователь своими мерами вызвал острую ненависть со стороны народовольцев. В. И. Фигнер вспоминала, что Стрельников руководствовался правилом: «Лучше захватить девять невинных, чем упустить одного виновного»3". Причем, следователь настолько развернул свою деятельность, что ие хватало тюрем, поэтому он приспосабливал для содержания заключенных воинские казармы3 . Вскоре Стрельников был прислан в Одессу с чрезвычайной миссией - искоренить «крамолу».
Крайне жесткие методы следователя переполнили чашу терпения членов партии «Народная воля», Исполнительный комитет которой приговорил его к смертной казни. Осуществить задуманное должны были Николай Желваков и Степан Халтурин. Первый должен был убить Стрельникова, а второй прикрывал отступление. В назначенный день, 18 марта 1882 г., террористы выследили Стрельникова, когда он отдыхал после прогулки по набережной. Желваков выстрелил и убил Стрельникова, за ним началась погоня. Халтурин пошел на выручку своему товарищу. Вскоре оба были задержаны полицией.
Убийство следователя произошло прямо напротив резиденции генерал-губернатора, поэтому Гурко подошел к месту происшествия практически сразу после случившегося. Губернатор воскликнул: «Какие беспорядкиI»"5 , после чего отдал приказание перенести еще теплый труп Стрельникова в ближайшую гостиницу. В этот же день начались допросы пойманных террористов. Но следствие не затянулось надолго. К полудню 19 марта 1882 г. из Гатчины, где отсиживался новый царь, в министерство внутренних дел пришла телеграмма: «Очень и очень сожалею о генерале Стрельникове. Потеря трудно заменимая»33. Одесский генерал-губернатор почти незамедлительно исполнил приказ царя. В телеграмме министру внутренних дел от 22 марта Гурко отрапортовал: «Казнь двух убийц генерала Стрельникова совершена сегодня в 5 Vi утра во дворе городской тюрьмы»3 . Тем и закончилась служба И. В. Гурко на посту одесского генерал-губернатора, но государственная служба в скором времени продолжилась.
Во время запоздалой коронации Александра III в 1883 г. было получено известие о смерти варшавского генерал-губернатора П. П. Альбединского. Польша осталась без представителя центральной власти. Оставлять без сильного управляющего приграничный регион с богатой революционной историей правительство не могло себе позволить. Главным кандидатом на освободившийся пост варшавского генерал-губернатора стал генерал Гурко. Но даже сам царь, обсуждая его кандидатуру, предполагал, что своенравный Гурко откажется. Давний сослуживец и друг генерала, теперь уже и сам в чине генерала, Д. С. Натовский специально отправился в Сахараво, чтобы лично убедить Гурко принять ответственную должность. Генерал не заставил себя долго уговаривать. Во время назначения Александр Ш вскользь подметил: «был только один человек, который умел держать в руках поляков — М. Н. Муравьев» . Генерал вполне разделил мнение царя.
Гурко отдавал себе отчет, что от поляков ничего кроме чувства ненависти и вражды ждать не следует. Однако по сравнению с временами Александра II ситуация в бывшем Царстве Польском кардинальным образом изменилась. Колебаний по выбору между либеральными и реакционными мерами новый царь не испытывал, всецело сосредоточившись на применении последних. Наведение порядка во внутренних губерниях заставило поутихнуть и польскую «крамолу». Сами же поляки боялись Гурко, у которого слово всегда было неразлучно с делом, поэтому генералу далеко нечасто приходилось прибегать к суровым мерам. Известный историк А. А. Корнилов отмечал, что назначение Гурко на пост генерал-губернатора Варшавы произошло в критический момент, когда усиление русской линии в крае пошло на спад благодаря либеральному стилю управления предыдущего наместника. При этом Корнилов подчеркивал, что генерал Гурко являлся типичным военным, получившим воспитание в николаевские времена и поэтому смотрящим на свое назначение как на военную задачу0 . Отсюда и происходили якобы жесткие методы генерала Гурко в управлении Привисленским краем.
В действительности положение дел на окраинах империи тонко охарактеризовал Б. Н. Чичерин: «Польша более чужда России, нежели даже в первое время присоединения ...поныне эта страна представляет не более как боевой пункт»39. Этот пункт и должен был удерживать Гурко. Контроль над западными окраинами империи в 80-90 гг. XIX в. был важен как никогда и стал носить поистине стратегический характер. Соседняя Германия и Австро-Венгрия явно настраивались на военный лад и отношения их с Россией, несмотря на родственные или дружеские связи монархов, постепенно начали перерастать в вооруженный конфликт. Польша в этой связи имела все шансы превратиться в главный театр военных действий.
В 1883 г. П.А.Валуев довольно определенно высказывался по поводу ухудшений отношений с западными соседями, при этом напрямую обвиняя генералов М. Д. Скобелева и И. В. Гурко. Первый , вызывал всеобщее недовольство своими хлесткими высказываниями в духе панславизма, второй — не менее жесткими речами против германских приготовлений к войне, которые он не боялся прилюдно озвучивать6 . Гурко, еще только заняв пост варшавского генерал-губернатора, располагал достаточной информацией, чтобы позволять себе подобные вещи. Во-первых, общественное мнение в Привисленском крае было на стороне агрессивных действий со стороны Пруссии и Австро-Венгрии . Во-вторых, Гурко имел в своем распоряжении массу сведений о военных приготовлениях соседних стран. Об этой подготовке в рапорте указал военный агент в Константинополе подполковник генерального штаба Пешков.
