Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Историография и источниковая база исследования .22-62
1. Историография 22-49
2. Источники .50-62
Глава II. Иностранцы в правящей элите России в 1700-1730 гг 63-97
1. Западноевропейцы и трансформация правящего слоя России в период петровских преобразований 63-79
2. Начало процесса фаворитизации правящей группы Российской империи во второй половине 1720-х гг. и иноземцы .79-97
Глава III. Проблема «иностранного засилья» в 1730-1741 гг 98-143
1. Иноземцы у трона Анны Иоанновны .98-125
2. Эпилог «немецкого засилья» – царствование Ивана VI .126-143
Глава IV. Иностранец в политической элите России первой половины XVIII века (Андрей Иванович Остерман) 144-182
1. Путь западноевропейца в российскую правящую группу 144-162
2. Остерман в политической элите империи (1721-1741 гг.) 162-182
Заключение .183-189
Список использованных источников и литературы .190-216
Приложения 217-227
- Источники
- Начало процесса фаворитизации правящей группы Российской империи во второй половине 1720-х гг. и иноземцы
- Эпилог «немецкого засилья» – царствование Ивана VI
- Остерман в политической элите империи (1721-1741 гг.)
Введение к работе
Актуальность темы исследования. Первая половина XVIII в. представляет собой особый и во многих отношениях переломный этап развития Российского государства. Инициированные Петром I реформы затронули все основные сферы русского общества, во многих из которых произошли кардинальные перемены. «Эпоха дворцовых переворотов», охватывающая несколько последующих царствований, стала временем закрепления и отчасти расширения преобразований, осуществленных первым российским императором и его сподвижниками.
Первые десятилетия XVIII в. интересны тем, что именно в это время представители многих социальных групп стали играть гораздо большую роль в политической жизни России, чем в предыдущую эпоху, и в числе них были находившиеся на русской службе иноземцы. При Петре I в страну хлынула масса иностранцев. Некоторые из них заняли весьма видные места в бюрократическом аппарате, высшем военном и военно-морском командовании. Общеизвестно также беспрецедентное и признаваемое большинством исследователей могущество иноземцев в десятилетие правления Анны Иоанновны. Наконец, необходимо принимать во внимание то обстоятельство, что многие монархи этой эпохи сами были целиком или отчасти иностранного происхождения (Екатерина I и Иван VI), либо длительное время жили вне пределов России (Анна Иоанновна). Суммируя все эти факты, мы получаем весьма впечатляющую картину, позволяющую предположить, что иноземцы в данный период представляли собой группу весьма влиятельную.
Взаимодействие иностранной и русской частей правящей элиты, связанное с интеграционными процессами в первой из них, представляет особую значимость для более полного понимания политических и социальных процессов, протекавших в верхах российского общества. Речь идет о том, что первая половина XVIII в. (отчасти в совокупности с концом предшествовавшего столетия) стала временем постепенного ухода со сцены элиты старой и, соответственно, появления новых «элитных» групп, и, возможно, самой яркой из них стали иноземцы, чье взаимодействие с русской частью верхушки комплексно до сих пор не изучено.
Объект исследования – группа иностранцев, входивших в российскую правящую элиту в первой половине XVIII в.
Предметом является состав и численность данной группы, пути интеграции ее представителей в русское общество и правящую верхушку.
Хронологические рамки исследования. Нижней хронологической границей исследуемого периода выбран 1700 г., ознаменованный началом Северной войны, во-первых, послужившей для Петра I стимулом для начала ускоренной и более или менее системной модернизации страны, которая была напрямую связана с притоком иноземцев, а, во-вторых, способствовавшей тому, что значительную часть военного генералитета стали составлять иностранцы.
Заканчивается интересующий нас период ноябрем 1741 г., т.е. переворотом, в результате которого к власти пришла Елизавета Петровна, обещавшая покончить с иностранным засильем. Таким образом, хронологические рамки исследования – 1700-1741 гг.
Цель исследования – рассмотреть численность и состав группы иностранцев, входивших в российскую правящую элиту, исследовать их интеграцию в российское общество первой половины XVIII в.
Такая постановка цели диктует необходимость решения следующих задач:
разработка методических приемов, позволяющих осуществить системный анализ иноземной части российской политической элиты;
изучение интеграции иностранцев в правящую верхушку Российского государства на протяжении следующих периодов:
1700-1725 гг. (эпоха петровских преобразований);
1725-1730 гг. (период правления Екатерины I и Петра II);
1730-1741 гг. (царствование Анны Иоанновны и Ивана VI);
анализ исследуемых процессов на примере карьеры одного из ярчайших представителей рассматриваемой группы – А. И. Остермана.
Методологической основой работы является принципы историзма и объективности, предполагающие рассмотрение исторических событий как фактов взаимосвязанных и взаимообусловленных. Для достижения поставленной цели и решения исследовательских задач был использован ряд методов. Статистический метод дает возможность анализировать исследуемые процессы, опираясь на численные показатели; историко-генетический метод позволяет выявлять причинно-следственные связи между историческими событиями; с помощью историко-сравнительного метода возможно выявление сущности исследуемых явлений по сходству и различию их свойств; ретроспективный метод помогает прослеживать динамику изучаемых явлений; описательно-повествовательный метод позволяет давать последовательное описание исторических событий; историко-биографический метод описывает частные проявления изучаемых процессов.
Под правящей элитой в данной работе понимается группа лиц, непосредственно влиявшая на политику российского государства на протяжении обозначенного временного промежутка, причем, речь идет не о групповом, а о личном влиянии каждого из фигурантов. Это означает, что к правящей группе следует относить тех деятелей, которые в силу занимаемых должностей, либо не обозначенной формально, но дающей себя знать на практике специфике отношений с правящими персонами, имели возможность оказывать на них влияние (при этом подразумевается прямой и более или менее постоянный рабочий или иной контакт с монархом). В историографии существует целый ряд точек зрения относительно критериев принадлежности тех или иных лиц к правящей элите. На сегодняшний день наиболее распространенной является та, согласно которой эту группу следует отождествлять с «генералитетом», включавшим в себя обладателей чинов первых нескольких классов Табели о рангах. Существуют, однако, иные, менее формальные подходы (Б. Миан-Уотерс, С.В. Черников).
Для решения задач диссертационного исследования была предложена система критериев, позволяющая определить границы правящей элиты России первой половины XVIII в. К ней были отнесены руководители важнейших центральных государственных учреждений, губернаторы, генерал-полицмейстеры Петербурга, члены Сената, Верховного тайного совета и Кабинета министров, главы придворных ведомств, генерал-адъютанты, полковники гвардейских полков, а также лица, оказывавшие сильное влияние на правящих персон и крупнейших государственных деятелей, и выступавших в роли их советников.
Данная совокупность была разделена на «ядро» (своего рода «сверхэлиту») и «периферийный» слой в соответствии со степенью влияния на внешнюю и внутреннюю политику Российской империи. К первой группе относятся президенты трех важнейших коллегий (Иностранных дел, Военной и Адмиралтейств-коллегии), члены Верховного тайного совета и Кабинета министров, деятели, пользовавшихся наиболее серьезным влиянием на правящих персон, и выступавших в роли их советников. Прочих лиц, причисленных нами к правящей элите, мы относим ко второй, менее влиятельной, группе. Кроме того, выделено ряд групп, непосредственно примыкавших к правящей элите (военный и военно-морской генералитет, кавалеры ордена Андрея Первозванного, камергерский корпус).
К иностранцам (иноземцам) отнесены лица иноземного происхождения, родившиеся вне пределов России, а также те, кто родился в Российском государстве (чаще всего это были потомки деятелей, перешедших на российскую службу в течение XVII в.), но в семьях, не до конца интегрированных в культурное пространство русского общества этого периода.
Основные положения, выносимые на защиту:
-
Разработана система критериев, позволяющая определить границы и состав правящей элиты в 1700-1741 гг. Предложена внутренняя стратификация этой группы в соответствии со степенью политического влияния входивших в нее лиц. Определены критерии интеграции иностранцев в русское общество и возможные пути их вхождения в правящую верхушку.
-
Выявлено, что начиная с эпохи преобразований Петра I, иностранцы занимают все более значительные позиции во властных структурах российского общества. Складывание группы иноземцев в политической элите страны было обусловлено, с одной стороны, потребностью государственных структур в квалифицированных специалистах, а с другой – специфическим отношением к ним самого царя, а также меняющимся менталитетом высших слоев русского общества.
-
Определено, что численность иностранцев в правящей верхушке постоянно менялась, но в целом наблюдается количественный рост этой группы (от 22% в 1725 г. до 36% в 1740 г.). Данная тенденция стала следствием совокупности факторов, в том числе личностных особенностей монархов, правивших страной в первой половине XVIII в.
-
Доказано, что входившие в российскую правящую элиту иноземцы достаточно активно интегрировались в русское общество. При этом они
представляли собой более или менее обособленную группу, в основной своей массе не принимали православия, не вступали в браки с русскими и т.п., т.е. их интеграция была лишь частичной. В послепетровское время интеграционные процессы еще более замедлились.
-
Сделан вывод, что после смерти Петра I начинается процесс фаворитизации значительной части правящей элиты, в том числе и входивших в нее иностранцев. Выросло число тех, кто попадал в политическую верхушку не вследствие заслуг, а в связи со спецификой своих личных отношений с монархами.
-
Доказано, что в период правления Анны Иоанновны количество иностранцев в российской правящей элите значительно увеличилось, и в той же степени возросло их влияние. Но при этом они не представляли собой сплоченной группы, «партии», и не проводили единой политической линии. Вместе с тем, следует отметить, что в 1730-х гг. в некоторых из примыкавших к правящей верхушке групп наблюдались процессы противоположные тем, которые протекали в политической элите – увеличение числа русских и уменьшение – иноземцев.
-
На примере карьеры А.И. Остермана показано, что способы и пути его интеграции в правящую верхушку были типичны для иностранцев, состоявших в изучаемый период на русской службе. Оставаясь западноевропейцем, не до конца интегрированным в российское общество, Остерман занял важнейшее место в системе управления государством, став крупным политическим деятелем.
Научная новизна настоящего исследования заключается в том, что в нем впервые проведен анализ группы иноземцев, входивших в российскую правящую элиту в 1700-1741 гг. с точки зрения ее численности, влияния и интеграционных процессов. В исследовании предложена оригинальная система критериев отбора тех или иных государственных деятелей как иностранного, так и русского происхождения в правящую верхушку, выявлена динамика ее количественных изменений. Определены критерии интеграции иностранцев в российское общество, и сделаны выводы, касающиеся этих процессов. Были рассмотрены пути вхождения иноземцев в правящую верхушку и изменения в соотношении между ними, происходившие на протяжении первой половины XVIII в.
Практическая значимость диссертации состоит в возможности использования ее материалов в преподавательской и научно-исследовательской деятельности, при подготовке курсов в высшей школе по истории России, спецкурсов, посвященных истории элит и т.п.
Апробация работы. Результаты исследования апробированы автором в ряде статей и тезисов, посвященных как иностранцам в российской правящей элите в первой половине XVIII в. в целом, так и различным аспектам государственной деятельности А.И. Остермана.
Структура диссертации. Работа состоит из введения, четырех глав, разделенных на параграфы, заключения, списка использованных источников и литературы, шести приложений.
Источники
Научная работа, посвященная данной проблематике, должна опираться на обширный комплекс источников самого разного характера. Прежде всего, в весьма широкой источниковой базе нуждается та его часть, где выявляются лица, которых необходимо отнести к рассматриваемой группе. Речь, таким образом, идет о довольно массивном пласте биографических данных служебного и отчасти личного характера.
Едва ли не сложнее всего дело обстоит с сюжетами, связанными с неформальным влиянием тех или иных лиц на правящих персон и людей из их ближайшего окружения. Главная трудность состоит в более или менее точном определении их возможностей воздействовать на принятие политических решений. Придворная борьба не является, разумеется, той темой, которую современники и потомки обходили своим вниманием, и сведения из этой области весьма и весьма обширны, однако зачастую неполны, туманны и весьма противоречивы, что не может не затруднять попыток воссоздать ясную картину расстановки сил в борьбе у трона. Так, невыясненной остается роль А.И. Остермана в событиях января-февраля 1730 г., что мешает, с одной стороны, ясному пониманию механики переворота, приведшего Анну Иоанновну к самодержавной власти, а с другой – положения данного деятеля в политической элите в 1730-е гг. и отчасти в предшествовавший период.
При изучении обозначенной проблемы был задействован достаточно значительный комплекс источников, как архивных, так и опубликованных. В частности, в работе были использованы материалы трех центральных архивов – Российского государственного архива древних актов (далее РГАДА), Российского государственного военно-исторического архива (далее РГВИА) и в небольшой степени – отдела рукописей Российской государственной библиотеки (далее ОР РГБ).
Особое внимание следует уделить фонду РГАДА «Уголовные дела по государственным преступлениям и событиям особой важности» (Ф. 6), который содержит материалы следствия над целым рядом видных иностранцев на русской службе, в силу тех или иных причин попавших в опалу – А.М. Девиером99, Г. Фиком100, А.И. Остерманом101, Б.Х. Минихом102 и Р.Г. Левенвольде103. В данных делах можно найти не только отдельные факты биографий этих деятелей, но и отражение тех процессов, которые протекали в правящих кругах в связи с начавшейся при Елизавете Петровне борьбой с «иностранным засильем». Кроме того, в этом же фонде содержатся следственные материалы по делам некоторых вельмож русского происхождения, в частности, А.П. Волынского104 (а также ряд документов, имевших прямое отношение к этому процессу)105, помогающие понять некоторые аспекты внутриполитической борьбы конца правления Анны Иоанновны, а также специфику отношения русских к иностранцам в данный период. Наконец, здесь же мы находим дело кабинет-министра Анны Леопольдовны М.Г. Головкина106, бывшего в период ее регентства одним из влиятельнейших лиц, весьма неоднозначной фигурой и в значительной степени противником наиболее могущественных иноземцев (Остермана, Миниха и др.). В этих делах, несмотря на неполноту и фрагментарность содержащихся в них биографических данных, содержатся сведения, позволяющие судить о специфике служебных карьер тех или иных лиц, взаимодействии между ними в разные временные промежутки, отношении к ним – если речь идет об иностранцах – русских, и наоборот.
Также в работе использовались материалы фонда «Переписка разных лиц» (Ф. 11), в частности, письма, адресованные в 1730-х гг. Э.И. Бирону107, а также некоторые бумаги А.И. Остермана108, позволяющие судить о степени влияния этих лиц, а также о неформальных связях внутри правящей элиты (так, адресантами Бирона были в основном иностранцы, находившиеся на русской службе, а также иностранные дипломаты, и большая часть этих писем написана на немецком языке, в то время как вице-канцлер вел довольно обширную переписку не только с иноземцами, но и с русскими вельможами).
К этим делам примыкают материалы фондов «Внутреннее управление» (Ф. 16), «Финансы» (Ф. 19) и «Царские подлинные письма» (Ф. 142), также содержащие документы, принадлежавшие ближайшим сотрудникам Анны Иоанновны – Бирону109, Остерману110 и Ягужинскому111, и характеризующие их государственную деятельность, взаимоотношения с императрицей и с другими лицами. Среди этих документов доминирует деловая переписка указанных лиц, но иногда встречаются и личные письма.
Кроме того, в работе были использованы отдельные материалы фонда «Дела военные» (Ф. 20)112, где содержатся списки ушедших в отставку при Елизавете Петровне офицеров и генералов, среди которых было довольно много иноземцев. Эти документы позволяют лучше понять процесс уменьшения численности и влияния иноземцев в правящей элите в начале 1740-х гг.
Из материалов, хранящихся в РГВИА, то на первом месте по степени значимости для данной работы стоят ведомости Военной коллегии (Ф. 489), в которых содержатся списки находившихся на действительной службе лиц, имевших генеральские и обер-офицерские чины военно-сухопутной службы113. Эти документы позволяют проследить динамику количественного соотношения иностранцев и русских в данной группе на протяжении большей части послепетровского периода, причем, речь идет не только о «генералитете» в целом, но и о представителях каждого из четырех «рангов», его составляющих.
Следует, правда, отметить, что данная совокупность лиц не совсем тождественна высшему военному командованию как таковому, ибо некоторые деятели, фактически находившиеся на статской службе, имели воинские чины (практика, сохранившаяся с петровских времен). Кроме того, в этих документах наблюдаются некоторые погрешности. Они связаны с тем обстоятельством, что в них иногда числятся лица, фактически уже покинувшие службу – так, в ведомости от 1729 г. среди генерал-фельдмаршалов мы, наряду с М.М. Голицыным, В.В. Долгоруковым и И.Ю. Трубецким, видим Яна Сапегу114, который фактически покинул службу еще в 1728 г. и, кроме того, никогда не имел отношения к российским вооруженным силам. В ведомости же 1738 г. в качестве «полного генерала» фигурирует глава Тайной канцелярии А.И. Ушаков115, который на тот момент также не служил в армии. Тем не менее, поскольку эти погрешности (с точки зрения данного исследования) в одинаковой мере касаются как иностранцев, так и русских, основные пропорции соотношений между ними, как представляется, сохранены. Еще одним недостатком указанной совокупности документов является то обстоятельство, что данные ведомости составлялись крайне нерегулярно – к изучаемому периоду относятся лишь две из них, датируемые 1729 и 1738 гг. Тем не менее, определенную ценность для работы представляют также и ведомости елизаветинского времени (особенно, первой половины 1740-х гг.), по которым можно проследить дальнейшие карьеры некоторых из интересующих нас лиц, а также выявить изменения, происходившие в генералитете (речь идет о соотношении численности русских и иностранцев) в течение «патриотического правления».
Начало процесса фаворитизации правящей группы Российской империи во второй половине 1720-х гг. и иноземцы
Период, начавшийся со смерти Петра I и обычно называемый «эпохой дворцовых переворотов», в том числе и отрезок времени, охватывавший царствования Екатерины I и Петра II, характеризуется рядом особенностей, в том числе тех, которые должны были сказаться на положении и роли иностранцев в правящей элите. В первую очередь, это непродолжительность царствований этого периода, послужившая причиной частой смены представителей правящей верхушки, в том числе, и входивших в нее иноземцев; гораздо менее активное, чем в петровское царствование, вмешательство монархов в государственные дела, следствием чего стала большая концентрация власти в руках наиболее влиятельных лиц; то обстоятельство, что некоторые правители были в силу тех или иных обстоятельств связаны с определенными группами иностранцев (ярчайший пример – Анна Иоанновна); наконец, расцвет фаворитизма, который, по мнению ряда исследователей, еще не успел окончательно обрести свойственные ему формы, и потому, проявлявшийся зачастую в гипертрофированном и не всегда безболезненном варианте62.
Все сказанное в полной мере относится и к последовавшему после смерти Петра I пятилетию. Что же касается фаворитов-иноземцев, то особенно благоприятные условия для их появления, очевидно, должны были сложиться в правление Екатерины I, которая была иностранкой сама. Собственно, некоторое усиление позиций иностранцев в правящей верхушке и примыкавших к ней слоям стало очевидно в первые же дни царствования новой императрицы. Так, Лефорт, говоря о предстоящих пышных похоронах Петра I, замечает: «Граф Брюс, генерал-лейтенант Бон и граф Санти обязаны будут позаботиться об этом»63 (как видно, все трое – иностранцы). Здесь мы можем наблюдать, по меньшей мере, две новые тенденции. Главным из этих событий было, разумеется, назначение Голштинского герцога в Верховный тайный совет, причем, в качестве первоприсутствующего, и, что еще важнее, его чрезвычайно сильное влияние на императрицу. В течение рассматриваемого нами периода впервые столь высокое место занял человек, не имевший ни государственных заслуг, ни способностей к управлению, и, собственно говоря, это событие положило начало эпохе фаворитизма. Некоторые исследователи также считают, что именно в это время начала формироваться «немецкая партия»65, однако данное суждение представляется необоснованным.
Вторая, менее заметная, тенденция заключалась в том, что двое иностранцев заняли губернаторские должности, и, хотя эти должности были второстепенными, да и те, кто их занял, давно находились на российской службе66, в дальнейшем, как мы увидим, в руках иноземцев окажутся более значительные губернаторские посты. Несколько меньший интерес в этом смысле представляют собой новые назначения тех лиц, которые уже входили в правящую верхушку. В частности, был упразднен пост генерал-прокурора, а Ягужинский стал обер-шталмейстером67; Девиер был назначен в Сенат, а Остерман стал членом Верховного тайного совета. Среди государственных деятелей, пользовавшихся наибольшим влиянием к моменту смерти Петра I, чаще всего называют Меншикова, Толстого, Ягужинского, Шафирова и Остермана. Между ними были весьма сложные отношения, в частности, Ягужинский был врагом Меншикова, а Шафиров, будучи другом светлейшего, ненавидел Остермана, которому Меншиков, однако, благоволил. В течение первых месяцев правления Екатерины I особенно близким к императрице лицом был Ягужинский, который старался использовать свое влияние, чтобы отстранить других ее советников от дел. По словам Лефорта, он вместе с другим генерал-адъютантом Девиером пускал на доклад к Екатерине только угодных себе людей, а также устраивал при дворе пышные празднества с тем, чтобы отвлечь императрицу от дел, которые в результате передавались Сенату, где все делалось по его указанию68. Осенью 1725 г. вражда Ягужинского и Меншикова вошла в острую фазу. Весьма показателен известный эпизод с Минихом: он требовал на работы по строительству Ладожского канала войска, которые Меншиков не хотел предоставлять в его распоряжение. В Сенате после этого произошла перепалка между Меншиковым и Ягужинским, который выступил на стороне Миниха. Благодаря поддержке Голштинского герцога генерал-прокурор одержал верх, и императрица одобрила план Миниха69. Обращает на себя внимание то обстоятельство, что оба влиятельных лица, поддержавших проект иностранца Миниха, сами были иностранцами.
Эпилог «немецкого засилья» – царствование Ивана VI
Последовавшему после смерти Анны Иоанновны периоду правления Ивана VI в исторической литературе уделено не слишком много внимания в связи с вполне очевидными причинами – краткостью его царствования, отсутствием значительных политических событий, если не считать многочисленных схваток за власть при дворе, а также некоторых второстепенных внешнеполитических акций, наконец, тем обстоятельством, что в течение этого промежутка времени в правящей верхушке не появилось ни одного сколько-нибудь значительного в политическом плане лица, а первые роли играли государственные деятели предыдущего царствования. Следует особо заметить, что сама по себе краткость правления Ивана Антоновича не была, на наш взгляд, непреодолимым препятствием для выдвижения новых ярких политических фигур, т.к. из трех старых двое (Бирон и Миних) довольно быстро покинули Олимп власти.
В связи со всем этим, время правления Ивана VI обычно рассматривается в контексте биографий тех или иных людей, игравших в этот период значительные роли – Бирона, Остермана, Миниха, Антона Ульриха Брауншвейгского, Анны Леопольдовны, самого Ивана VI и т.д., а сам этот период представляется своего рода эпилогом царствования Анны Иоанновны и завершающим этапом времени немецкого засилья, когда трое главных приближенных покойной императрицы сошлись, подобно паукам в банке, в своей последней битве за власть, расчистив тем самым дорогу Елизавете Петровне.
Следует, однако, заметить, что эта борьба за политическое влияние лишь отчасти была спровоцирована смертью Анны Иоанновны, а фактически она была прямым продолжением событий конца 30-х гг. Большинство иностранных дипломатов отмечают, что в конце правления дочери Ивана Алексеевича атмосфера при дворе была довольно мрачной и напряженной, пронизанной страхом и грозящей новым взрывом86. В значительной мере она напоминала ситуацию, сложившуюся накануне падения Меншикова, которая также имела свою предысторию в виде придворной борьбы периода правления Екатерины I. Сами обстоятельства назначения Бирона на должность регента при малолетнем императоре свидетельствуют о том, что к моменту последней болезни Анны Иоанновны при российском дворе не было достаточно сбалансированной расстановки сил, а крупнейшие политические фигуры этого периода действовали в соответствии сложившейся сиюминутной обстановкой, не имея каких-либо серьезных долгосрочных планов.
Согласно мнению большинства исследователей, главной причиной назначения Бирона регентом стало не расположение к нему умиравшей императрицы, которую с трудом удалось уговорить решиться на этот шаг, и тем более не его «искусность в русских делах»87, о которой говорил Черкасский, а боязнь представителей верхушки перед неизвестно что сулящими переменами88. Альтернативой Бирону была, как известно, мать малолетнего наследника престола Анна Леопольдовна, которая, по ее признанию, «никогда не мешалась в государственные дела»89. Разумеется, само по себе это обстоятельство едва ли могло смутить многоопытных вельмож, стоявших в тот момент у кормила власти, однако Анна Леопольдовна, тем не менее, стала бы, в случае назначения ее на пост регента, новым фактором, способным повлиять на расстановку сил при дворе. Главное же затруднение заключалось в том, что племянница умирающей императрицы в силу особенностей своего характера могла легко поддаться влиянию, во-первых, своего фаворита, бывшего саксонского посланника графа Карла Морица Линара, еще в 1736 г. отосланного по настоянию Анны Иоанновны в Дрезден90, а, во-вторых, своего отца, Макленбургского герцога Карла Леопольда, известного, помимо властного характера, своей непредсказуемостью и вполне способного втянуть Россию в какую-нибудь военную авантюру91.
Одним словом, российские вельможи, в том числе и иноземцы, предпочли иметь дело не с этими людьми, а с человеком им хорошо известным, пусть и довольно своевольным, что само по себе свидетельствовало об их нежелании продолжать опасную придворную борьбу, начатую в 1738 г. Следует особо отметить тот факт, что среди вельмож, поддержавших идею назначить регентом именно Бирона, было довольно много русских. В частности, вслух этот выход из ситуации впервые был предложен А.М. Черкасским, а впоследствии в пользу Бирона высказались кабинет-министр А.М. Бестужев-Рюмин, начальник Тайной канцелярии А.И. Ушаков, президент Адмиралтейств-коллегии Н.Ф. Головин, обер-шталмейстер А.Б. Куракин, генерал-прокурор Сената Н.Ю. Трубецкой и многие другие92. В то же время некоторые иностранцы, входившие в состав правящей верхушки, не выказали особого энтузиазма по поводу идеи назначения регентом Бирона. Так, А.И. Остерман, услышав об этом плане из уст своих коллег по Кабинету министров – Черкасского и Бестужева-Рюмина – ответил, что «торопиться не надо, надобно подумать». Он лишь согласился сочинить манифест, объявляющий наследником престола Ивана Антоновича, а пост регента, согласно его предложению, должен был достаться Анне Леопольдовне, при которой, однако, должен был быть совет из нескольких персон, в том числе и Бирона. Реакция же обер-камергера на этот план была красноречивой: «Какой тут совет? Сколько голов, столько разных мнений будет!»93. Однако позднее, когда стало очевидно, что кандидатуру Бирона поддерживают почти все влиятельные лица, Остерман (очевидно, решив, что продолжать упорствовать по этому вопросу опасно), изменил, как у него это водилось, свою точку зрения, и не только заявил о том, что поддерживает планируемое назначение фаворита, но и использовал все свое красноречие для того, чтобы склонить к этому решению колебавшуюся Анну Иоанновну94. Впрочем, значительную роль в этом плане сыграл и Бестужев-Рюмин, которому удалось организовать челобитные на имя императрицы от имени большинства вельмож и даже «всей нации»95.
Таким образом, мы видим, что назначение Бирона регентом не было проектом именно иностранцев, входивших в российскую правящую элиту, а явилось следствием, во-первых, отсутствия более подходящих кандидатов, во-вторых, всеобщей растерянности перед лицом надвигавшихся перемен и опасности появления на политическом горизонте новых и непредсказуемых фигур, в-третьих, напористости самого Бирона, который в течение всего непродолжительного периода последней болезни императрицы настойчиво, хотя и в некоторой степени завуалировано, добивался для себя поста регента и приложил все возможные усилия для того, чтобы его получить.
Остерман в политической элите империи (1721-1741 гг.)
К вопросу о том, когда именно Андрей Иванович вошел в состав российской правящей верхушки, можно подойти по-разному. Первую должность, которая, безусловно, дала ему соответствующий вес, была пожалована Остерману в 1723 г. (вице-президент Коллегии иностранных дел), однако если подходить к проблеме не столь формально, то правильнее всего, по-видимому, датировать его вхождение в элиту 1721 г. С одной стороны, сам факт, что Остерман был назначен одним из двух руководителей российской делегации (при том, что Я.В. Брюс, формально ее возглавлявший, не был профессиональным дипломатом, и при всех своих талантах, а также вопреки своему длительному «стажу» царедворца, не преуспел в искусстве интриг, без которых мероприятие подобного рода было заведомо неэффективно), а с другой – то обстоятельство, что именно с этого времени Андрей Иванович перестал быть исключительно дипломатом и стал государственным деятелем в широком смысле этого слова, заставляют остановиться именно на этой дате. Однако и назначение Остермана на пост вице-президента Коллегии иностранных дел стало, бесспорно, важной вехой в его карьере, из чего можно сделать соответствующие выводы о внутренней градации той группы, которую мы обозначаем «периферийным слоем» правящей элиты. Что же касается интеграции Остермана в русское общество, то и в этом отношении 1721 г. стал для него ключевым. В день заключения мира Петр пожаловал ему титул барона (до него баронство было присвоено лишь П.П. Шафирову), звание тайного советника52 (таким образом, он вошел в официальную, хотя только еще складывавшуюся, иерархию российской бюрократии), одарил деньгами и деревнями в Рязанском уезде (позже он получал и от Петра, и от других российских монархов земли в центральной части России)53. В том же году Петр женил Андрея Ивановича на представительнице аристократического рода, состоявшего в родстве с царским домом, Марфе Ивановне Стрешневой. И.Ф. Вагнер пишет по этому поводу: «Остерман окончательно покидает сферу приказных и входит в мир российской знати и придворного блеска»54, и здесь с ним трудно не согласиться. Что касается имени Остермана, то точно неизвестно, когда он стал называть себя Андреем Ивановичем. Если верить версии П. Долгорукова, основанной на фамильных воспоминаниях, это имя дала ему царица Прасковья вскоре после приезда молодого человека в Россию55. Во всяком случае, в документах того же 1721 г. Остерман уже подписывался как Андрей Иванович56. Следовательно, к концу правления Петра I и даже несколько ранее наш герой обладал тремя из пяти основных характеристик иностранца, полностью интегрировавшегося в русское общество. Следовательно, последним шагом Остермана в этом направлении (ибо факт его рождения вне пределов России изменению, разумеется, не подлежал) мог бы стать переход в православие, однако этого Андрей Иванович так и не сделал, и нет никаких сведений, что он хотя бы думал об этом. Более того, по словам П. Хавена Остерман уже в период правления Анны Иоанновны был одним из покровителей лютеранской общины Петербурга57. Таким образом, Генрих Иоганн предпринимал шаги для интеграции в русское общество исключительно в петровскую эпоху, что подтверждает тезис о том, что в последующие царствования интеграционные процессы, о которых идет речь, в значительной мере приостановились. После восшествия на престол Екатерины I Остерман, который был в числе сторонников ее избрания императрицей, стал вице-канцлером и получил чин действительного тайного советника, т.е. номинально вошел в чрезвычайно узкий круг высшей статской бюрократии. Есть сведения, что отношение императрицы к нему поначалу было неоднозначным58, однако расположение к Андрею Ивановичу Меншикова и Голштинского герцога, а также, по всей видимости, его дружба с фаворитом Екатерины Рейнгольдом Левенвольде, упрочили его положение, и уже к концу 1725 г. Остерман фактически стал первым дипломатом страны (Г.И. Головкин, формально продолжавший оставаться президентом Коллегии иностранных дел, после смерти Петра мало занимался внешнеполитическими делами59). Однако первой важной вехой в карьере Остермана в послепетровской период стало создание Верховного тайного совета60. С этого момента Андрей Иванович становится не просто рядовым членом правящей верхушки, но входит в состав ее «ядра», насчитывавшего на тот момент, по нашим подсчетам, восемь человек. Кроме того, в ноябре 1726 г. он был назначен генерал-почтдиректором61 и директором «комиссии о коммерции»62, получив таким образом собственную «сферу влияния» (пусть и довольно скромную) во внутренней политике. Наконец, 1-го января 1727 г. Остерман был награжден орденом Андрея Первозванного63 (отметим, что в первое тридцатилетие XVIII в. лицам сугубо штатским этот знак отличия присваивался крайне редко, а среди иноземцев Остерман был первым андреевским кавалером, не имевшим воинского звания) и, что еще важнее, получил назначение, во многом предопределившее его дальнейшую карьеру – стал первым воспитателем и обер-гофмейстером наследника престола Петра Алексеевича, как считается, по инициативе А.Д. Меншикова64. Как стало ясно из последующих событий, это была не просто малозначительная придворная должность, но пост, дававший его обладателю серьезные стратегические преимущества, связанные с огромными возможностями влияния на юного царевича, которому вскоре предстояло стать императором. Кроме того, это был первый (впрочем, и последний) придворный пост Остермана, который он сохранял на протяжении всего следующего царствования.
Таким образом, можно констатировать, что если к моменту смерти Петра I Остерман был лишь членом правящей элиты, то теперь он стал вельможей в полном смысле этого слова (членство в Верховном тайном совете, целый набор важных должностей, высокий чин, Андреевская лента и т.д.). Однако важнейшей сферой его деятельности по-прежнему оставалось дипломатическое поприще, на котором он выступает, однако, в новом качестве. Уже в феврале 1725 г. Екатерина поручила Остерману сформулировать в рамках одного документа важнейшие внешнеполитические задачи Российской империи и пути их достижения, и спустя год Андрей Иванович представил на рассмотрение Верховного тайного совета записку под названием «Генеральное состояние дел и интересов всероссийских со всеми соседними и другими иностранными государствами в 1726 году». Основные тезисы этой программы можно представить следующим образом: во-первых, в восточной политике следовало придерживаться оборонительной линии; во-вторых, для того, чтобы обезопасить себя с этой стороны, следовало придерживаться союза с Австрией, что в тот отрезок времени автоматически почти означало противостояние с Францией (хотя де Лирия и писал об Остермане как о «единственном человеке, который доселе поддерживал идеи Великого Петра Первого»65, в отношении Франции идеи Андрея Ивановича расходились с практикой, сложившейся в последние годы правления этого императора); в-третьих, на Балтийском море следовало продолжать прежнюю экспансионистскую линию66.
