Содержание к диссертации
Введение
Раздел 1. Укрепление «диктатуры партии» и практика ограничения дискуссионной активности в РКП(б) в 1920-1923 гг 35-93
Раздел 2. Трансформация большевистской печати в инструмент фракционной борьбы (1923-1925 гг.) 94-143
Раздел 3. Отработка механизмов использования печати как орудия подавления внутрипартийного инакомыслия (1926-1928 гг.) 144-189
Заключение 190-196
Список источников и литературы 197-210
- Укрепление «диктатуры партии» и практика ограничения дискуссионной активности в РКП(б) в 1920-1923 гг
- Трансформация большевистской печати в инструмент фракционной борьбы (1923-1925 гг.)
- Отработка механизмов использования печати как орудия подавления внутрипартийного инакомыслия (1926-1928 гг.)
Укрепление «диктатуры партии» и практика ограничения дискуссионной активности в РКП(б) в 1920-1923 гг
Основным содержанием этапа, связанного с завершением широкомасштабных операций на фронтах гражданской войны, стал непростой, полный противоречий процесс перехода к более или менее организованной и планомерной строительной работе, главным стержнем которой было утверждение, оформление и закрепление своеобразной оригинальной системы политического контроля. Особенностью отмеченного процесса явилось то, что он протекал в условиях мощного противодействия со стороны значительной части населения страны, еще более актуализировавшего задачу институционального оформления новой власти, уже прочно вставшей на путь подавления не только своих открытых противников, но и всякого инакомыслия.
В этой связи, в частности, по мере усиления новых государственных начал, объективно превращалась в важный элемент системы политического контроля и большевистская печать. При этом обеспеченная к этому времени практически полная идеологическая монополия большевистской печати автоматически создавала условия для ее трансформации из простого средства информации в правительственную структуру. Соответственно, наряду с собственно государственным и партийным аппаратами, пресса начинала приобретать не только важное агитационно-пропагандистское, но и непосредственно управленческое значение. Более того, последовательное осуществление избранного большевиками курса создавало условия для гипертрофированного разрастания отмеченной функции. Повсеместно выступая в качестве «органов» исполкомов, ревкомов, парт- и профкомов различного уровня, газеты и журналы превратились (особенно на местах) по сути в сборники официальных распоряжений, циркуляров, объявлений и т.п.
В обстановке военно-коммунистического террора, в условиях политической забитости и дезорганизованности населения периодическую печать постигла участь, неизбежная для всякой формы общественной инициативы. Остро ощущая эту характерную черту советской действительности, патриарх анархизма П.А. Кропоткин уже в начале 1920 г. связывал воедино разнородные мероприятия, идущие в данном направлении. Находясь «в провинции, ближе к реальной жизни, чем в столицах, видишь все ужасы положения этого «государственного элемента»; как он убивает кооперацию и пробужденный ею местный строительный дух, убил Советы и убьет «рабочую инспекцию», о которой третьего дня был декрет». 3 В контексте отмеченного «огосударствления» всех сторон общественно-политической жизни России, основной проблемой функционирования системы проправительственной прессы стало создание управленческой модели, которая, сочетала бы эффективность партийно-государственного контроля с сохранением действенности печатной пропаганды.
Выделяя как одну из основных гипотез нашего исследования тезис о превращении периодической печати в специфическую составную часть государственного аппарата, нужно отчетливо видеть, что в главном ее положение определялось общим состоянием дел в сфере управления страной. К началу 1921г. наиболее характерными чертами последней были хаотизация административных аппаратов в центре и на местах, известная автономность и функциональная несогласованность в действиях различных его частей, военизация системы управления, гипертрофированное усиление личностного фактора, слабая организационная оформленность структур правящей РКП(б) и др. Иными словами, система государственного управления в советской России находилась в состоянии становления, складывания, что распространялось и на фундаментальные принципы государственного строительства.76
Аналогичные черты мы можем обнаружить и при анализе ситуации в системе управления периодической печатью. Сформировавшаяся в условиях гражданской войны и военного коммунизма, пресса функционировала на весьма размытой законодательной основе. Случайный характер принимавшихся декретов и положений создавал довольно неопределенную и запутанную ситуацию, при которой, безусловно, возобладал специфический ведомственный подход к издательской деятельности вообще и к периодике в частности. Отличительной ее особенностью стало рассосредоточение различных директивных, контрольных, учетных (и т.д.) функций в самых разнообразных учреждениях и ведомствах. \
В стране были созданы специальные органы в области печатного дела (РОСТА- постановление ВЦИК 7.09.18г.), Центропечать (26.11.18г.), Госиздат (21.05.19г.). Причем РОСТА не только выполняло функции информационного обеспечения периодики, но и активно создавало сеть своих газет, а с 1919г. пыталось осуществлять функции инструктирования местной печати и даже руководства ею. Не менее мощным аппаратом в провинции располагала Центропечать, уже к своему первому съезду (1-4 декабря 1918 г.) имевшая 29 губернских и 165 уездных отделений и занимавшаяся распространением печатных изданий, их учетом (пост. ВЦИК 16.05.19 г.) и др.78 В свою очередь, Госиздат, сосредоточил в своих руках важнейшие регулирующие функции (регистрацию газет, журналов, издательств, составление издательских планов, распределение бумаги, предварительную цензуру и т.д.).
На первый взгляд, отмеченные учреждения решали специфические задачи, взаимно дополняя друг друга. Однако, в практической работе, кажущаяся стройность конструкции уступала место организационной неразберихе. Потенциально, наибольшие возможности в регулировании периодики имел Госиздат.
Учитывая отмеченные факты, но не абсолютизируя специфики советской России, полагаем правильным выделение в качестве одного из наиболее существенных принципов функционирования системы периодической печати, сложившейся к концу 1920 г., ее нацеленность на методы работы, характерные для военных условий.
Абстрагируясь от политического содержания публикаций, мы ясно видим, что советской периодике рубежа 20-х гг. были присущи черты, от личающие печать любой воюющей страны. Среди них - действенная военная цензура, возрастание значения цензуры внутриредакционной при освобождении от таковой ведущих изданий, централизация дела снабжения газет информацией при усложнении форм контроля за журналистами и их инструктирования (проведение конференций, съездов, создание постоянно действующих «Домов печати» и др.) и др. Названные явления не представляли собой ничего сверхоригинального и были неплохо проанализированы в произведениях, освещавших опыт печати в годы первой мировой воины.
Применительно к условиям России, в равной степени можно говорить и об определенном сходстве форм и методов работы большевистской периодики и белогвардейских изданий. Не случайно журналисты-современники нередко проводили здесь прямые параллели. В частности, Г. Раковский, следующим образом охарактеризовал деятельность отдела пропаганды Особого Совещания при главнокомандующем Добровольческой армией: «Бездарно копируя большевистские способы пропаганды и агитации, расходуя на это колоссальные денежные суммы, создавая огромное количество учреждений с тысячами служащих... отдел пропаганды, монополизировав бумагу, монополизировал тем самым печать, взял на откуп почти всю южно-русскую журналистику». Отдавая должное эмоциям деникинского газетчика, следует признать, что война поставила воюющие стороны в объективно одинаковое положение.
Завершая обзор состояния периодики к началу 1921 г., следует особо остановиться на роли партийных структур в ее организации и руководстве. Обращаясь к практике этого времени, мы не видим наличия сколько-нибудь стройной концепции, определяющей теоретические основы функционирования системы периодической печати. Представления о ней размыты (см. резолюцию VIII съезда РКП(б) «О партийной и советской печати»), принимавшиеся решения во многом случайны, бессистемны, вызваны к жизни потребностями текущей политики. Не будет преувеличением и вывод о второстепенном значении парткомов для становления и развития советско-партийной периодики. Объективные причины этого кроются как в организационной неоформленности партаппаратов, так и в поглощении их активности более актуальными задачами.
Трансформация большевистской печати в инструмент фракционной борьбы (1923-1925 гг.)
Рассматривая процесс эволюции партийной печати, анализируя особенности ее участия во внутрипартийной борьбе, нельзя не заметить, что вполне определившийся курс на последовательное ограничение свободы слова для коммунистов, и даже для руководителей партии, не мог получить свою завершенность в условиях, когда в партии еще было сильно движение за внутрипартийную демократию. Более того, оно создавало потенциальную основу для будущих дискуссионных столкновений. Как было показано, уже в 1923 году дискуссионная активность была отмечена не только на уровне отдельных руководителей партии, прежде всего, Л. Троцкого, но и в довольно широкой массе образованных членов партии.
Очевидное вызревание масштабного идейного столкновения было вполне очевидным. В данной, ситуации поводом для него могли стать самые различные события. Осознавая это, сплоченная группа в руководстве Политбюро ЦК РКП(б) максимально сдерживала приближение новой внутрипартийной дискуссии, параллельно этому закрепляя свое лидерство, совершенствуя аппараты внутрипартийного контроля.
В итоге, инициатива нового переноса разногласий в партийную прессу принадлежала большинству ЦК, смело открывшему соревнование с оппозицией по части демократизма. Объективно благоприятную ситуацию для этого создало поражение коммунистов в Германии осенью 1923 года. Именно под его влиянием активная роль в развертывании дискуссии перешла к большинству.
В данной связи следует согласиться с мнением относительно того, что: «Фактически Сталин, Зиновьев, Каменев в 1923 г. использовали прием Ленина, который он применил в 1921 г. во время дискуссии о профсоюзах, спровоцировав Троцкого на выступление».223 Тем самым, на смену практике рассылки большевистскими лидерами писем, по сути, «нелегально распространяемых в партии» (в т.ч. писем Троцкого «для дискредитирования» Сталина, о которых, в частности, писала М. Гляссер Н. Бухарину)," пришла публичная борьба в прессе.
В условиях перехода к новому раунду внутрипартийной борьбы большое значение приобрел вопрос о прессе. В данной связи отметим, что настроения в редакциях осенью 1923 года, отличались немалой критичностью. К примеру, на собрании ячейки газеты «Московский рабочий» и издательства «Рабочая Москва» 17 октября 1923 г. очень резко говорилось о привычке «действовать по команде», о «боях между верхами и низами». Коммунисты требовали «и в печати высказывать свое партийное мнение»."" Обращаясь к собранию той же ячейки месяц спустя (14.11.1923г.), мы вновь видим бурные дебаты, в которых присутствующие, в унисон нарисовавшему картину деградации внутрипартийной жизни докладчику, «различными примерами подтверждают болезненные процессы, отмеченные выше».""" Заметим, что в протоколах бюро ячейки подобных критических материалов мы уже не найдем. Таким образом, критические настроения в первую очередь характеризуют взгляды массы партийцев, в том числе газетчиков.
Видимо, учитывая данные настроения, как бы в опережение дискуссии, Оргбюро и отделами ЦК была проведена большая работа в плане регулирования печати. Уже при обсуждении доклада А. Бубнова о планах работы АЛО на заседании Оргбюро 2 ноября 1923г. (прот. №49), он подвергся острой критике именно по вопросу о печати, в том числе за отсутствие статей против «Рабочей группы» и «Рабочей правды». Явно обиженный, Бубнов напомнил, что в ближайшие дни Я. Яковлев сделает специальный доклад о печати. В этой связи, символично выглядели его слова: «Когда нам ставят вопрос о печати, мы сделаем отчет и получим директивы». Последовавшие мероприятия подтвердили их справедливость. Некоторые данные свидетельствуют о проведении в ноябре работы про изучению редакций центральных газет, а 30 ноября 1923г. при Учраспреде была создана комиссия В. Кнорина «для просмотра работников просвещения и печати».227
Между тем, с ноября, регулируемая центральная пресса начала публикацию целой серии оппозиционных статей, содержавших критический анализ политики ЦК. За период с 7 ноября до появления резолюции о партстроительстве, в «Правде» было помещено 25 дискуссионных материалов."" Выступления в прессе отличались большой остротой.
Обращаясь к блоку дискуссионных материалов, следует учитывать исходную методологическую посылку: «Конфликтную дискуссию можно рассматривать не только как столкновение разных стратегий поведения, но и как процесс, имеющий свою собственную внутреннюю структуру»."" Понимание позиций отдельных лиц, групп при этом дополняется и уточняется исследованием фаз протекания дискуссии. Последнее весьма существенно для характеристики взаимоотношений в системе «власть -пресса».
Попытки выделить основные этапы дискуссии предпринимались уже самими участниками споров. В частности, И. Сталин еще в ходе дискуссии отмечал три периода, делая акцент на резолюции о партийном строительстве 7 декабря в «Правде», которая привела к «отступлению оппозиции»."30
Данная периодизация подтверждает, что Сталин явно копировал приемы В. Ленина в дискуссии о профсоюзах. Тогда, в своей статье в «Правде» от 21.01.21 г. «Кризис партии», В.И. Ленин виртуозно «закруглил» полемику периодизацией, фактически, демонстрировавшей, что предмет спора уже исчерпан. Впоследствии, на январском пленуме ЦК 1924 г., Сталин уточнит предложенную ранее схему. Однако, несмотря значительно большую достоверность, и она несла отпечаток явного передергивания фактов.
В данном случае, периодическая печать, позволяет иначе оценить развитие конфликта в верхах. На наш взгляд, примечательно то, что настоящее ожесточение полемики было связано не столько с упоминавшейся резолюцией Политбюро, или с выступлением Л. Троцкого в «Правде» с письмом «Новый курс», сколько с появившимися там критическими резолюциями из районов. Не вполне понятно как они попали в газету буквально на следующий день после публикации письма Троцкого. Кто был инициатором публикации резолюций, Троцкий или кто-то из его оппонентов, стремившихся усилить первоначальное впечатление от письма для еще большей консолидации его противников, не вполне ясно.
Однако похоже, что резолюции оказались неожиданными для большинства членов Политбюро. Во всяком случае, реакция ПБ выглядит запоздалой. 13 декабря редакция могла откликнуться на них лишь передовой статьей, утверждавшей, что смешно и нелепо намекать на перерождение ближайших учеников Ленина». Еще через день, к аналогичной передовой добавились статья Г. Зиновьева, а также резолюции из районов, направленные против оппозиции.231 Совершенно очевидно, что конфликтующие стороны воспользовались своим влиянием в редакции, чтобы подкрепить публикации вождей резолюциями собраний.
Отражение в прессе критического отношения рядовых коммунистов к режиму в партии и явилось катализатором дискуссии. Одновременно оно изменило формы борьбы и отношение к печати как к ее инструменту. Если известная резолюция от 5 декабря в отношении периодической печати ограничивалась абстракцией - «максимально - чутко прислушиваться к требованиям и предложениям, идущим со стороны масс», а также сомнительно-демократическим указанием - «усилить отделы партийной жизни», то уже в день публикации письма Л. Троцкого, Г. Зиновьев заговорил о несвоевременности фракционности, поскольку «этот вопрос связан с вопросом свободе печати».232
Кстати, в коллективах газет такая позиция не встречала сочувствия, поскольку там полагали «недопустимыми обвинения во фракционности и выпячивание вопроса о фракционности на первый план, ибо на деле это ведет к борьбе против свободы дискуссии»."
Отработка механизмов использования печати как орудия подавления внутрипартийного инакомыслия (1926-1928 гг.)
В предыдущих разделах было показано, что процесс совершенствования системы партийного регулирования периодической печати был в первую очередь связан с дискуссиями в РКП(б) - ВКП(б). При этом они отразились и на системе взаимосвязей партаппарата и средств печати, и на содержании публикаций, на технике ведения кампаний, определившихся в первой половине 20-х годов и непосредственно затрагивавших проблемы власти, внутрипартийной жизни. На наш взгляд, отличительной чертой второй половины 20-х гг. стало максимальное их переплетение, взаимопроникновение.
В частности, выше отмечались серьезные изменения в регулировании печати, в том числе в информационном плане и т.д. Следует также указать, что под влиянием дискуссии с «новой оппозицией» ЦК, уже в рамках первого полугодия 1926г. осуществил серьезное изучение прессы по тем направлениям, которые определяли ход дискуссии на 14 съезде. Например, в исследовании проблемы выявления крестьянского актива, внимание обращалось на предложения, высказанные в местной периодике.330 Большая работа велась и непосредственно в редакциях, где в течение всего года шла «проработка решений съезда».351 Одновременно здесь выявлялись сторонники оппозиции, а также «т.т. не уяснившие полностью решений съезда», и те «которые не выявили своего отношения к решениям съезда». ъ"
О характере работы печати в послесъездовский период, о вновь восторжествовавших установках и приоритетах ярко свидетельствует, к примеру, редактор «массовой» «Рабочей газеты», в своем выступлении на собрании коллектива 3 февраля 1926г. подчеркивавший: «Задача массовой газеты - это, прежде всего, освещение жизни руководящих органов...»; «Газета рассчитана не на всю массу рабочего класса... а на определенный низовой и средний актив».333
Что же предпринимала в сложившейся ситуации оппозиция, для которой было особенно важно высказать свое мнение, обозначить свои взгляды? Отвечая на данный вопрос, нужно признать, что на фоне тотальной критики бюрократического режима и радикальных требований свободного обсуждения всех спорных вопросов, в отношении прессы, как важнейшего инструмента демократии, даже робкие требования, высказанные на 14 съезде, казалось, забыты. Создается ощущение, что практика регулирования прессы в основном устраивала борцов демократию.
Более того, на июльском пленуме 1926 г. бывшие оппозиционеры даже попытались изображать предельную объективность, в чем то идя дальше «большинства. К примеру, обращаясь к передовой «Правды» «Уроки перевыборов в Советы» (7.07.1926 г.), оппозиционеры применили оригинальнейший полемический прием, объявив газету своим единомышленном и даже попеняв ей за радикализм («Мы считаем правильным, хотя и выраженным с преувеличенной опасностью вывод центрального органа... Не поняв противоречия, на которые указывает «Правда», нельзя сделать правильных выводов»). D
И все же, ярче всего отношение оппозиции к прессе отразилось в принципиальной постановке вопроса о дискуссии, быстро менявшейся в зависимости от пиитической конъюнктуры. В течение весны - начала лета 1926 г., т.е. в момент складывания объединенного блока, его лидеры твердо стояли на позиции осуждая дискуссии. В заявлении на июльском пленуме они утверждали: «Мы против «сезонной» дискуссии, мы против дискуссионной лихорадки».Зээ
Между тем, сталинско-бухаринская группа планомерно отрабатывала механизмы прямого аппаратного регулирования печати. Для иллюстрации данного заключения обратимся непосредственно к прессе, избрав в качестве примера публикации столичных «Известий». Последние показывают наличие глубоких взаимосвязей, вплоть до параллельного и перекрестного проведения кампаний выдвиженчества, борьбы с бюрократизмом, критики недостатков аппаратов и т.д.
Ведущее значение среди отмеченных тем имели вначале кампании перевыборов советов. После июльского пленума ЦК ВКП(б) 1926 г., указавшего на недостаточное освещение хода и итогов выборов, начатая еще декабрьским циркуляром ЦК кампания 1926/27 гг., приобрела невиданный размах, позволивший отделу печати констатировать, что теперь «печать использовала все возможности до конца». Даже учитывая, что центральные газеты «начали развертывать кампанию позже всех», э6 материалы «Известий» весьма красноречивы. Уже первые январские публикации наметили контуры широкой пропагандистской акции, в которой речь шла не узко о выборах, но и о необходимости «выдвижения беспартийных трудящихся крестьян», о борьбе с бюрократизмом и т.д. В дальнейшем, особенно с февраля, практически каждый номер содержал массу материалов, связывавших кампанию выборов с различными аспектами вопроса об улучшении государственного аппарата. Причем, их венчали непременные антиоппозиционные выпады.
Именно в недрах этой масштабной акции начала набирать силу кампания разоблачений конкретных «носителей зла», сопровождавшаяся в более солидных изданиях «пропагандой права и советского законодательства», а также повлекшая «постановку и улучшение юридических отделов в провинциальных газетах».339 Развиваясь крайне неровно, она имела свои приливы и отливы. Усиливаясь в середине 1926г., в рамках борьбы с «угодничеством» прессы, кампания несколько ослабла к весне 1927 г., но вновь вышла на передний план после завершения избирательной кампании и переросла к лету 1927 г. в «борьбу с вредительством». По опубликовании постановления ЦИК и СНК СССР «О чистке аппарата государственных органов, кооперативных и общественных организаций» и «Инструкции НК РКИ СССР по проверке и чистке советского аппарата», раздел по вредительству появился не только в «Известиях», но и в массе центральных и периферийных изданий. И вновь, теперь уже «чистка», связывалась с выдвижением, марксистским образованием кадров и т.д.
К концу года, в связи с приближением XV съезда, а также скандальными событиями осени 1927 г., на переднем плане оказалась уже тема борьбы с оппозицией, до этого момента присутствовавшая во всех предыдущих агитационно-пропагандистских акциях. В известной степени, она подавила другие материалы интересующего нас плана. Однако и в разгар фракционной борьбы, когда из номера в номер продолжались насыщенная критическими публикациями рубрика «Перед XV съездом», обширные «Указатели литературы об оппозиции» и т.п., газета не забывала о бюрократизме, выдвиженчестве, а с декабря 1927 г. начала новую «советскую» кампанию. Отмеченный синтез различных кампаний отразил специфику работы печати, которая параллельно ведущей теме, наряду с ней и через нее, непременно «запускала» родственные ей кампании. Тем самым она подстраховывалась от возможных упреков в недооценке какого-либо направления партийной политики, обеспечивала традиционный набор устоявшихся идеологических штампов, усиливала агрессивность предпринимавшихся акций.
Примером стабильно повторявшейся кампании по-прежнему являлось обеспечение перевыборов в советы. Несмотря на самую высокую оценку агитационного сопровождения выборов 1926/27 гг., в дальнейшем контроль за прессой усиливался. Причем, помимо партийных органов сюда включались и разнообразные ведомства, и сама печать. В частности, в наступившей кампании перевыборов 1927/28 гг., Институт советского строительства вошел в Орграспред с предложением своих услуг по контролю за прессой: «В случае признания целесообразным отметить лучшие и худшие газеты, отчеты и наказы в связи с перевыборами советов, работа нами может быть выполнена». Активно отслеживалась избирательная кампания и газетчиками. К концу рассматриваемого периода без прессы уже немыслима работа Центризбиркома, питавшегося, прежде всего, именно газетными материалами, о чем свидетельствуют, в частности, издававшиеся им брошюры.362
