Содержание к диссертации
Введение
Глава I. ДОБРОВОЛЬЧЕСКАЯ АРМИЯ
I. У истоков белого движения 48
2. "Ледяной поход" 78
3. На Дону и Кубани 104
Глава II. ГЕТМАНСКАЯ УКРАИНА
I. Переворот Скоропадского 131
2. Гетман и его министры . 154
3. Русские монархисты на Украине ...» .«.. 174
Глава III. АНТИБОЛЬШЕВИСТСКИЙ ЛАГЕРЬ, ГЕРМАНИЯ И АНТАНТА
I. Конец германской оккупации и падение гетманского режима 195
2. Союзническая интервенция на юге 216
Глава ІV. АРМИЯ И ЕЕ РОЛЬ В СТАНОВЛЕНИИ БЕЛЫХ РЕЖИМОВ
I. Солдаты, офицеры, генералы 245
2. Армия и политика . 275
Глава V. ГОСУДАРСТВЕННОЕ УСТРОЙСТВО И УПРАВЛЕНИЕ В ДНИ ВЛАСТИ БЕЛЫХ.
I. "Национальная диктатура" 307
2. Основные направления деятельности деникинского правительства 328
3. Власть на местах 358
Глава VІ. СОЦИАЛЬНАЯ ПОЛИТИКА БЕЛЫХ
I. Аграрный вопрос и рабочее законодательство .... 373
- У истоков белого движения
- Переворот Скоропадского
- Конец германской оккупации и падение гетманского режима
Введение к работе
Историю пишут победители. Это давно известное обстоятельство привело к тому, что в наших знаниях о гражданской войне определилось смещение акцентов, существенно искажающее реальную картину и способное привести к ошибочным выводам. Период, последовавший за революцией, был временем формирования политической и общественной системы, просуществовавшей в нашей стране более семи десятилетий. Можно понять, почему история гражданской войны занимала внимание многочисленных, как отечественных, так и зарубежных, исследователей. Большинство из них привлекала прежде всего победившая сторона. Вольно или невольно это заставляло думать, что исход войны был предопределен уже изначально. Еще недавно такой тезис целенаправленно поддерживался советской историографией. Сохранился он и теперь, претерпев, правда, удивительную трансформацию. Из предопределенности победы большевиков делается вывод о том, что вся пореволюционная эпоха была закономерно рождена традициями русской истории, уходящими еще к московским царямг. Логически продолжая эту мысль, приходится заключить, что любые попытки демократических преобразований в России обречены на неудачу.
Дискутировать об этом сейчас не место. Отметим лишь, что у этой конструкции неверна уже исходная посылка. Сама продолжительность и кровопролитный характер гражданской войны говорят о том, что результат ее отнюдь не был жестко детерминиро ван. Бессмысленно гадать, в какую сторону повернулась бы история, победи в войне другая сторона. Но сам факт существования этой другой стороны нельзя сбрасывать со счетов. Более того, изучение антибольшевистского лагеря позволяет использовать своего рода "зеркальный" метод, дающий возможность глубже понять и закономерности революционной эпохи и историю самого большевизма. И большевики и их противники действовали в одних исторических условиях. Выявив сходство в предпринимавшихся ими шагах, мы можем выяснить, что же в большевизме действительно определялось характером времени и традициями русского прошлого. Прояснив для себя различия, можно приблизиться к пониманию того, почему победа в гражданской войне осталась именно за большевиками.
Антибольшевистский лагерь отличался крайней пестротой. Однако наиболее серьезной силой в его составе являлось белое движение. Этимология этого названия не вполне ясна. Единого мнения об этом не было уже среди самих участников движения. Бытовала, например, легенда о том, что слово "белые" пошло от белых повязок на папахах, которые носили первые добровольцы, чтобы отличить в бою своих от чужих . Существовали и другие объяснения. Уже во время октябрьских боев, сопровождавших установление Советской власти в Москве, "белой гвардией" называл себя один из антибольшевистских отрядов, сформированный из столичных студентов и гимназистов0. Скорее же всего происхождение этого термина более раннее и корни его нужно искать еще в эпохе великих европейских революций. Известен он был и в России. В годы первой русской революции "белой гвардией" назывались погромщики, за которыми позже закрепилось наименование черной сотни4. Не исключено поэтому, что первоначально слова "белая гвардия" имели негативное значение ж были введены в обиход противниками белых. Благодаря цветовому контрасту (красные - белые) термин оказался запоминающимся и постепенно утерял прежний смысл. В по льву этого говорят то обстоятельство, что как самоназвание он в годы гражданской войны почтя не употреблялся и получил широкое распространение только в период эмиграции, сделавшись символом чистоты помыслов.
Впрочем, этот вопрос, хотя и интересный, но не принципиальный. Важнее определить содержание белого движения, выяснить особенности, которые выделяли его в числе прочих антибольшевистских сил. Общую характеристику белому движению трудно дать уже потому, что оно никогда не представляло единого целого ни с точки зрения организационной, ни идейно, ни по составу участников. Единственное обстоятельство, сразу обращающее на себя внимание, состоит в том, что белое движение родилось в офицерской среде и именно офицерство до конца оставалось наиболее устойчивым его элементом. Армия в России (к началу XX в. самая большая на континенте) всегда занимала особое место среди других государственных структур. Однако, если не брать во внимание восстание декабристов, армия никогда не претендовала на самостоятельную политическую роль. Белое движение - это единственный случай в русской истории, когда армия не только ак тивно вмешалась в политику, но и взяла на себя функции государственного управления. В наши дни целый ряд африканских, азиатских и латиноамериканских государств дает немало примеров такого рода. В начале же века это был, кажется, первый прецедент, по крайней мере на протяжении европейской истории нового времени.
Военная организация обеспечивала белому движению единство, которое не могла ему дать идейная общность. В этом отношении оно отличалось крайней аморфностью и потому вычленить какие-то ключевые элементы белой идеологии очень непросто. В самом общем виде ее можно определить как идеологию крайнего консерватизма с отчетливо выраженным оттенком "имперского", державного сознания. В антибольшевистском лагере белое движение занимало правый фланг, отторгая не только собственно большевизм, но и во многом идеи февральской демократии.
В этой связи необходимо сделать несколько методологических замечаний. С тем, что революция порождает контрреволюцию (как писал об этом В.И. Ленин5), пожалуй, согласятся не только приверженцы марксистской диалектики. Это очевидно для любого, кто как исследователь или современник имел отношение к поворотным социальным катаклизмам. Революция несет в себе прежде всего разрушительное содержание. В этом смысле она не столько начало новой эпохи, сколько конец старой. Задачи революции выполнены, когда на развалинах старого возникает новое общество. Но иногда деструктивные силы приобретают такой размах, что становятся•угрозой будущему. Это вызывает активное проти
во действие, выражением которого и является контрреволюция. Сама по себе она далеко не всегда равнозначна реставрации, но рискует перерасти в нее, если революция еще не завершила свою разрушительную работу.
В основе своей белое движение несомненно было контрреволюционным и немало его участников готовы были признать себя контрреволюционерами. Но, особенно поначалу, были среди них и такие, кто, отвергая большевизм, принимал идеалы республики и народного волеизъявления, то есть то, что принесла с собой революция. Поэтому к термину "контрреволюция" нужно подходить осторожно. Употреблять его без разбора значило бы, строго говоря, сузить предает исследования. Эта же причина побуждает отказаться от понятия "антисоветский". Среди тех, кто боролся с большевиками, были политические силы, поддерживавшие саму идею Советов (правые и левые эсеры, меньшевики). В конце концов, термин "советы" был в лексиконе даже врангелевского правительства. Единственным объединяющим весь этот пестрый спектр было враждебное отношение к большевикам. В таком положении термин "антибольшевистский" является наиболее подходящим.
Отправная посылка настоящего исследования заключается в том, что русская революция была результатом глубокого системного кризиса, завершившегося разрушением всех традиционных основ. Поэтому все противостоявшие друг другу политические силы, независимо от того, идентифицировали они себя с "революцией" или "контрреволюцией", должны были строить новую Россию. "Красная или "белая", она в любом случае отличалась от России императорской.
В южных районах страны белое движение потенциально имело большие возможности, нежели где-либо еще. Сравнительно зажи точное крестьянство, низкая численность рабочих в городах, наличие обособленных социальных групп в лице казачества - все это лишало Советскую власть прочной опоры. В мировую войну южные губернии представляли собой тыл Юго-Западного, Румынского и Кавказского фронтов и потому скопление офицерства здесь было неизмеримо выше, чем, например, в Сибири. Немецкая оккупация Украины в 1918 г. создала буфер между центральными районами, где укрепились большевики, и югом. Это сохранило первые очаги белого движения в тот период, когда оно было слишком малочисленным и слабым для того, чтобы вести борьбу самостоятельно. В конечном счете эти причины и обусловили то, что на юге России гражданская война приобрела наиболее ожесточенный характер.
Говоря о России, мы имеем в виду не нынешние геополитические реалии. С точки зрения конфигурации современных границ, события, о которых далее пойдет речь, развивались в пределах России, Украины, частично Молдавии, Грузии и Туркмении. Однако выносить это в заголовок было бы непростительным анахронизмом. В гражданскую войну территория рухнувшей Российской империи по-прежнему сохранялась как единое пространство не только из-за того, что новые государственные образования были слишком эфемерными, но прежде всего потому, что оно оставалось таковым в сознании большинства населявших его людей. Впрочем, мы не предполагаем специально затрагивать историю режимов, возникших на национальных окраинах прежней России. Исключение составляет гетманская Украина, где национальный колорит был чисто поверхностным и носил характер скорее защитной окраски. К тому же нас интересует не столько само гет- танство, сколько действовавшие под его покровительством антибольшевистские силы всероссийской ориентации.
Хронологические рамки настоящего исследования определены временными рубежами самой гражданской войны на юге. Они охватывают период с ноября 1917 г., когда на Дону стали формироваться первые добровольческие отряды, до ноября 1920 г., когда остатки разбитых белых армий эвакуировались из Крыма за границу. Примзнительно к другим обстоятельствам три года могли бы показаться слишком незначительным сроком, но для того, насыщенного событиями, времени это совсем немало.
В связи с этим нужно сделать еще одно замечание, тоже имеющее касательство к хронологии, или, точнее, датировке. Как известно, в дореволюционной России официально был принят юлианский календарь. Вопрос о переходе на новый стиль обсуждался уже давно, но окончательно решили его только большевики. По декрету Совнаркома следующий после 31 января 1918 г. день стал считаться 14 февраля. На территориях же, подвластных белым, продолжал действовать старый стиль. В ноябре 1918 г. де-никинское командование ставило вопрос об изменении календарного исчисления, вторично он был поднят в августе 1920 г. правительством Врангеля, но оба раза неприятие всего, связанного с большевиками, оказалось сильнее целесообразности. Для того, чтобы избежать путаницы нам пришлось прибегнуть к двойной датировке. Все события далее в тексте обозначены старым стилем и рядом в скобках новым. На гетманской же Украине официально был принят григорианский календарь. Поэтому в параграфах, касающихся ситуации на Украине, все даты приводятся только по новому стилю.
Переходя к историографическому обзору, нужно сразу отметить, что история белого движения и его южного отряда в частности до сих пор изучена крайне слабо. Первые работы на эту тему появились в Советском Союзе уже в 20-е годы. Тогдашние исследователи этой проблемы принадлежали уже к новой генерации историков-коммунистов (ученые старой школы предпочитали не связываться со столь политизированными сюжетами) и потому их интерес к недавнему противнику может показаться удивительным. Многочисленные статьи, затрагивавшие историю белых режимов, публиковались на страницах печатного органа Истпарта -журнала "Пролетарская революция"6. История гетманской Украины регулярно освещалась в харьковской "Летописи революции"7. В 1923 г. вышел сборник статей "Антанта и Врангель", где, помимо обычных для того времени тем о деятельности большевистского подполья, о рабочем движении, рассматривалась экономическая политика врангелевского правительства, настроения белого офицерства и другие подобные вопросы .
В эти же годы было опубликовано двухтомное исследование Н.Е. Какурина, ставшее одной из первых попыток обобщить исто рию гражданской войны9. Хотя внимание автора в первую очередь занимал анализ воєнно -оперативной обстановки на фронтах, тем не менее в работе дана и краткая характеристика внутренней политики главнейших антибольшевистских правительств, сведения о численности и составе белых армий. Почти одновременно появились из печати первые тома "Записок о гражданской войне" В.А. Антонова-Овсеенко . Несмотря на название, это не столько мемуары, сколько исследовательский труд. Особую ценность в нем представляют обильно цитируемые автором донесения военной разведки красных. По своей ориентации на события военной истории к названным работам примыкает изданная чуть позже книга А.И. Егорова .
В Институте Красной профессуры в то время действовал постоянный семинарий по истории гражданской войны, руководителем которого был М.Н. Покровский. Прочитанные на нем доклады легли в основу нескольких исследований, позже опубликованных отдельно. Прежде всего это книга Д.Я. Кина "Деникинщина", в которой был дан разносторонний анализ внутренней политики де-никинского режима . Автор ее сам был участником гражданской войны, одно время возглавлял ревтрибунал в Одессе, а позднее занимал должность заместителя начальника агитпропотдела Красной армии. На основе протоколов заседаний деникинского прави тельства, газет, мемуаров, в работе рассматривается политика белых в рабочем, крестьянском, национальном вопросах, сделана попытка показать состояние экономики ига в тот период. Конечно, время, когда была написана книга, чувствуется на каждой ее странице. Это и пропагандистские клише, и изначально занятая автором обвинительная позиция. Но при анализе конкретных вопросов политическая заданность нередко уступает в книге добросовестности историка. В результате промежуточные вывода часто не совпадают с резюме глав и общим заключением. В большей мере помехой для автора стал недостаток источников. Поэтому многие вопросы в работе лишь поставлены, но не получили должного разрешения. Несомненно, что исследование Д.Я. Кина к настоящему времени устарело, однако с точки зрения подхода, как попытка увидеть в белых режимах альтернативную государственную модель, оно до сих пор имеет мало аналогов.
Второй работой, родившейся из доклада на семинарии Покровского, стала книга А.И. Гуковского о французской интервенции на юге (первоначально опубликованная в журнальном варианте) . Собственно рассказ о самой интервенции у автора не получился. Не имея доступа к французским источникам, он был вынужден свести причины интервенции к голой маркристской схеме. В книге скорее рассказывается о деятельности большевистского подполья и, что особенно важно для нас, взаимоотношениях интервентов и деникинского командования. Правда, нехватка исходного материала сказалась и здесь. Автор сумел ре конструировать лишь внешнюю сторону контактов добровольческих властей с французами, подспудные же течения остались ему неизвестны. Книга Гуковского ценна прежде всего картиной жизни Одессы во время французской оккупации, подробно воссозданной автором по газетам и мемуарам. Нужно заметить, что тема иностранной интервенции вообще в 20-е гг. была очень популярной. Помимо работ Гуковского, пребыванию французов на юге России посвящены вышедшие в то же время статьи Ф. Балкуна и Ф. Ану-лова . Последняя особенно интересна благодаря приведенному в ней большому фактическому материалу.
Исследования, вышедшие в 20-е гг., удивляют количеством публикаций по истории российской контрреволюции. Здесь была названа только малая часть из них, а к ним нужно добавить многочисленные переиздания эмигрантских мемуаров. В то время на прилавках книжных магазинов свободно можно было встретить книги Деникина и других деятелей антибольшевистского лагеря. Два издания выдержала шеститомная серия (под редакцией С.А. Алексеева) "Революция и гражданская война в описаниях белогвардейцев". Создается впечатление, что власти не только не препятствовали этому, но и сознательно поддерживали такое поло-жение вещей. Осенью 1929 г. в "Правде" появился фельетон М. Кольцова "Упоительная книга", где он писал о книге, собравшей рассказы о белых генералах. "Я выдумал про книгу, - заканчивал Кольцов. - Нет ее на столе. Не издавали ее белые эмигранты. Но должны были бы издать мы сами. И чаще показывать ). массам ее, эту уже вышедшую из моды, но все еще потрясающе-яркую галерею когда-то чванливых, грозных, но теперь уже побежденных, опрокинутых, смешных и жалких врагов" 5. В ту пору Кольцов приближался к вершине своей славы и каждый его фельетон, особенно в центральном партийном органе, не без основания воспринимался читателями как выражение официальной точки зрения.
Публикация Кольцова появилась через несколько дней после очередной годовщины революции. А в самый день праздника, как известно, со страниц той же "Правды - Сталин провозгласил начало коренного перелома в жизни страны. Время менялось, но, конечно, происходило это не сразу. Летом 1931 г. ЦК ВКП(б) принял специальное решение об издании фундаментальной "Истории гражданской войны". Предполагалось, что оно составит 10-15 томов, для публикации которых будет создано специальное издательство. Хотя этот план не осуществился, но издательство успело выпустить в качестве приложения к так и не вышедшим томам несколько любопытных сборников документов.
Первый, роскошно оформленный, том "Истории гражданской войны" вышел из печати в 1935 году. Собственно, гражданскую войну он еще не захватывал, обрываясь накануне Октябрьской революции. По свидетельству И.И. Минца, принимавшего участие в подготовке этой коллективной работы, "в ее плане-проспекте были предусмотрены специальные главы, целиком посвященные состоянию лагеря контрреволюции на основных этапах революции и гражданской войны" . Но этому замыслу не суждено было осу ществиться. Второй том, куда более скромный, появился только семь лет спустя, а третий, четвертый и пятый (на этом дело было свернуто) - лишь в конце 50-х годов. Это не трудно понять, если прочесть фигурировавшие на титульном листе первого тома фамилии: Н.В. Крыленко, К.Б. Радек, Ф.Ф. Раскольников. Известна судьба, постигшая Кольцова, Какурина, Антонова-Овсеенко, Егорова. По необоснованному обвинению был арестован и расстрелян Д.Я. Кин. Отныне писать о противниках Советской власти значило вызвать сомнения в политической благонадежности самого автора.
Разумеется, работы о гражданской войне выходили и в этот период . Появлялись они даже во время войны Отечественной, правда, по вполне понятным причинам в это время наиболее популярна была тема разгрома кайзеровской интервенции . Однако большая часть опубликованных во второй половине 30 - середине 50-х гг. книг и статей в лучшем случае остались только памятниками своему времени. Обличительный тон, повторение одних и тех яе хрестоматийных, а подчас и искаженных, фактов -общие особенности абсолютной массы таких изданий. Единственное, что может привлечь внимание, это смещение акцентов с истории внутренней контрреволюции на иностранную интервенцию. Дело было не только в том, что "три похода Антанты" к этому времени легли в основу общепринятой периодизации гражданскойвойны. Выделяя иностранное вмешательство, стая развязывание гражданской войны в вину прежде всего внешним силам, официальная историография затушевывала тем самым то обстоятельство, что отнюдь не вся Россия поддержала большевиков.
История антибольшевистского движения изучалась не только в Советском Союзе. Естественно, что это волновало и самих его участников, оказавшихся в эмиграции. В 20-е гг. в основных эмигрантских центрах существовало множество русских издательств, выпускавших огромное количество книг, газет, журналов . Но среди опубликованного преобладали мемуары, а исследований в полном смысле слова было не так уж много. Первым из них по времени появления стала книга Г. Покровского "Деникинщина. Год политики и экономики на Кубани" . Об авторе ее известно очень мало. Из текста видно, что по своим взглядам он примыкал к социалистам, но, похоже, в политической жизни активного участия не принимал, ибо в документах того времени его фамилия не отслеживается. По-видимому материалы для книги он начал собирать давно, но уже после прихода в Екатеринодар красных они были конфискованы во время одного из обысков. Тем не менее, в работе Покровского разного рода источники (стенограммы заседаний кубанского парламента, газеты, воспоминания) использованы достаточно широко. Автор не скрывает своего неприязненного отношения к деникинскому режиму. Об этом говорит уже заголовок книги, а также то обстоятельство, что вышла она в издательстве З.И. Гржебина, пользовавшегося репутацией "просоветского". Эта предвзятость существенно снижает значение работы, равно как и локализация темы одной Кубанью. Однако интересна уже сама попытка рассмотреть деятельность антибольшевистских властей юга в широком контексте политической и экономической истории.
Автор еще одной эмигрантской работы о гражданской войне был достаточно хорошо известен. Речь идет об исследовании П.Н. Милюкова "Россия на переломе" . В основу ее легли лекции, прочитанные Милюковым в ноябре 1921 г. в Бостонском университете. Год спустя они были изданы на английском языке под заголовком "Россия сегодня и завтра". В 1925 г. вышел немецкий перевод, а в 1927 г. в Париже был опубликован, на этот раз в двух томах, русский вариант, существенно переработанный по сравнению с начальным. Второй том целиком был посвящен антибольшевистскому движению. К этому времени политические позиции Милюкова претерпели существенное изменение . Из убежденного сторонника вооруженной борьбы с большевиками он превратился в проповедника "нового курса", делавшего ставку на внутреннее перерождение большевизма. Это нашло отражение и в его книге. Милюков полагал, что исход гражданской войны показал безнадежность любых попыток сбросить большевиков силой оружия. По его мнению, белые не смогли уловить изменения, принесенные революцией в жизнь страны. В результате белые армии были вынуждены вести борьбу, не имея поддержки населения, относившегося к ним индифферентно, а подчас и откровенно враждебно. Большевики же использовали в своих целях стихийные чаяния масс, объективно стали выразителями их интересов. Для самого Милюкова такое несколько неожиданное "большевизанство" явилось не последней точкой его политической эволюции и если сейчас мы подробно упоминаем об этом, то только потому, что этот подход позднее был унаследован так называемым "ревизионистским" направлением в западной историографии.
Если же говорить о содержании "России на переломе", то второй ее том представлял добротный сводный очерк истории антибольшевистского движения на всей территории страны. Заслугой Милюкова является и то, что он первым разграничил понятия антибольшевистское в широком смысле слова и собственно белое движение. В целом, исследование получилось, несомненно, заслуживающим внимания и остается только жалеть, что, несмотря на неоднократно делавшиеся в последние годы анонсы, оно так и не переиздано в нашей стране.
Отдельную группу эмигрантских работ по истории гражданской войны составляют труды, написанные профессионалами-военными. Это книги Н.Н. Головина, А.А. Зайцова и C.G. Посевина23.
Последняя из них пространной характеристики не заслуживает. Несмотря на многообещающий подзаголовок, она представляет собой обычную компиляцию известных фактов. Автор ее, бывший офицер белых армий, волею судеб оказавшийся латвийским пограничником, не сумел выйти на уровень объективного анализа и обобщений. Другое дело генерал Н.Н. Головин. До революции он был профессором Николаевской военной академии и несомненно отличался знаниями и широтой кругозора. Содержание его работы не ограничивается разбором главнейших операций гражданской войны. Для Головина более важны политический и социально-психологический аспекты. Обращает внимание уже сам заголовок исследования и вынесенные в него хронологические рамки. В понимании автора период борьбы революции и контрреволюции охватывает лишь первый год войны, далее же нужно говорить о противостоянии двух сил, воплощавших альтернативные возможности пореволюционного развития. Выводы по конкретным вопросам основаны в работе на широком круге источников, правда, большей частью опубликованных. Каждая из пяти частей исследования Головина в свою очередь делится на авторский текст и обширные приложения, включающие важнейшие из документов эпохи.
Первому году гражданской войны посвящена работа и другого представителя военной профессуры полковника А.А. Зайцова. Сам он не принадлежал к числу активных участников белого движения и это позволило ему сохранить объективность в оценках. Зайцов полагал, что неудача белых объяснялась тем, что они не сумели привлечь на свою сторону население страны, в первую очередь крестьянство. Антибольшевистское движение было по преимуществу движением военной молодежи, но эта категория была слишком малочисленной для того, чтобы вести борьбу в одиночку. К тому же, в самом антибольшевистском лагере велики были внутренние противоречия, порожденные соперничеством партий, обособленными интересами казачества и национальных окраин. Исследование Зайцова построено на солидной документальной основе. Хотя автор фактически и не использует архивные материалы, но скрупулезность его работы с опубликованными источниками заслуживает всяческого уважения.
С конца 30-х гг. издательская деятельность русского зарубежья резко пошла на спад. Такая ситуация вполне объяснима. В новых политических бурях, охвативших европейский континент, попросту не было места для исторических изысканий. В результате почти на два десятилетия в исследованиях гражданской войны наступил перерыв. В Советском Союзе даже с началом периода "оттепели" историческая наука на первых порах сохраняла инерцию старых подходов. Опубликованные в это время работы ничего принципиально нового в изучение проблемы не внесли2 . Первым признаком изменения ситуации стал выход в 1966 г. монографии А.П. Алексашенко "Крах деникинщины" 5. Главными в ней были военно-исторические сюжеты, однако наряду с ними рассматривалась и внутренняя политика белых властей юга. Хотя в книге и доминировал обличительный тон, да и круг использованных автором источников был весьма ограничен (преимущественно это воспоминания самого Деникина), но важен был сам факт того, что изучение деятельности антибольшевистских правительств вновь вернулось в число разрешенных для разработки тем.
Два года спустя вышла работа I.M. Спирина о классах и партиях в период гражданской войньг . В ней впервые был дан общий очерк пореволюционной судьбы крупнейших российских политических партий и в связи с этим затронута история белого движения. Книга Спирина и опубликованные примерно в это же время исследования некоторых других авторов дали толчок к появлению многочисленных работ, посвященных "непролетарским" партиям. Эта сравнительно узкая проблематика оформилась в целое научное направление. В немалой мере такому положению способствовали регулярно проводившиеся в Калинине начиная с 1977 г. научные симпозиумы и конференции (в организации их неоценимы заслуги В.В. Комина, перу которого тоже принадлежит ряд интересных исследований по истории антибольшевистского лагеря ). Однако главной причиной внимания исследователей к истории "непролетарских" партий было то, что это давало возможность в какой-то мере уйти от традиционных шаблонов и заданных оценок.
У истоков белого движения
История Добровольческой армии ведет отсчет со 2 (15) ноября 1917 г. В этот день московский поезд доставил в Новочеркасск небольшую группу людей, одетых в штатское, но с выправкой, выдававшей профессиональных военных. Среда прибывших выделялся пожилой человек в видавшем виды пальто с вышитыми по нему оранжевыми горошинами, в синей шляпе с обвисшими полями. Небритое лицо старика было повязано тряпкой так, что виднелись лишь поблескивавшие стеклышки пенсне. Вряд ли кто-либо мог опознать в этой нелепой фигуре генерала М.В. Алексеева, еще недавно вершившего судьбами многомиллионного русского фронта .
Как раз на следующий день после приезда Михаил Васильевич Алексеев встретил свой 60-летний юбилей. Свыше сорока из них он отдал военной службе, пройдя путь от прапорщика до генерала от инфантерии. За плечами Алексеева была и строевая служба, и преподавательская деятельность и командные должности самых высоких рангов, но настоящим его призванием стала штабная работа, где в полной мере смогли проявиться присущие ему трудолюбие, тщательность и склонность к аналитическому мышлению. Сослуживцы вспоминали его как человека, "способного работать не сходя с места весь день, человека с изумительной памятью, позволявшей ему находить любую бумагу ..., человека, умевшего одновременно диктовать разные вещи двум машинисткам, неутомимо писавшего красивым бисерным почерком, вечно ровного в характере и благожелательного ко всем, в том числе и к писарям"2. Эти качества привели Алексеева в августе 1915 г. на пост начальника штаба Ставки Верховного главнокомандующего.
Если понимать под монархизмом лояльность существовавшему режиму, то Алексеев несомненно был монархистом, но когда, как ему казалось, пришлось выбирать между монархией и Россией, он сделал выбор в пользу России, в февральско-мартовские дни 1917 г. недвусмысленная позиция начальника штаба стала одним из решающих аргументов, склонивших царя к отречению. В начале апреля Временное правительство назначило Алексеева Верховным главнокомандующим, но на этой должности он пробыл немногим более месяца и вышел в отставку, будучи не в силах смириться с прогрессировавшим развалом армии. Однако, в конце августа, когда провал корниловского выступления грозил ввергнуть страну в братоубийственное побоище, ему пришлось вновь принять назначение начальником штаба Ставки. Меньше всего сочувствуя политической линии Керенского, Алексеев пошел на это, дабы отвести угрозу расправы, нависшую не только над мятежными генералами, но и над всем офицерством. Посчитав свою задачу выполненной, он немедленно вновь покинул пост. Душою же Алексеев был с корниловцами и это объясняет его появление на Дону.
Предшествовавшие этому обстоятельства до сих пор не вполне ясны. Началом событий явилось проходившее в августе 1917 г. в Москве Совещание общественных деятелей, на котором были представлены политические течения умеренно-либерального и консервативного направлений. Делегаты избрали из своей среды постоянно действующий Совет, куда вошли такие видные фигуры как М.В. Родзянко, П.Н. Милюков, П.Б. Струве и другие. Совет принимал участие в подготовке корниловского выступления, а после ареста Корнилова начал поиски нового лидера, способного возглавить предполагаемый переворот. В сентябре велись переговоры на эту тему с А.А. Брусиловым, но договоренности с ним достичь не удалось3. В начале октября состоялось второе Совещание общественных деятелей. Видимо на нем было принято решение о создании блока с другими политическими группами аналогичной ориентации.
Переворот Скоропадского
Гражданская война пришла на Украину рано. После получения известий об Октябрьском перевороте киевский Совет сделал допытку захвата власти. Защитники Временного правительства объединились вокруг штаба военного округа, в распоряжении которого находились юнкерские училища и ударные батальоны. В ходе боев, продолжавшихся несколько дней, юнкера и "ударники" были разбиты, но плодами этой победы воспользовалась третья сила.
Еще весной 1917 г. в Киеве была создана Центральная Рада, в которую вошли представители ряда партий и общественных организаций украинской ориентации. Пользуясь слабостью центральной власти, Рада постепенно увеличивала свое влияние и к осени создала, по сути дела, параллельный государственный аппарат со своим парламентом - Малой Радой и органом исполнительной власти - Генеральным секретариатом. Вооруженной ее опорой стали "украинизированные" части, предусмотрительно отведенные с фронта в тыл. В дни октябрьских боев Рада первоначально не вмешивалась в происходящее, но в решающий момент заняла своими войсками важнейшие объекты в городе, объявив себя единственной носительницей власти на Украине. В опубликованном от имени Рады 7 ноября 1917 г. "третьем универсале" (декрете) было провозглашено создание Украинской народной республики (УНР).
Во взаимоотношениях новых властей Петрограда и Киева на первых порах преобладало настороженное невмешательство.
Собственно, и саму Раду, в составе которой преобладали социалисты, современники считали "полуболыпевистской". Декларированная в "третьем универсале" политическая програшна: коїрекация помещичьих земель, 8-часовой рабочий день, введение рабочего контроля на предприятиях - мало отличалась от содержания советских декретов. Но, несмотря на это, уже через месяц между Петроградом и Киевом произошел разрыв.
В начале декабря Совнарком ультимативно потребовал от Рада остановить перемещение украинских частей с фронта, прекратить разоружение красногвардейских отрядов, а также пропустить советские войска на Дон для борьбы с Калединым1. Украинские власти ответили по всем пунктам отрицательно. Обе стороны, казалось, преднамеренно нагнетали напряжение. Во всяком случае Рада должна была предполагать последствия, когда в свою очередь предъявила большевикам требование передать власть правительству из числа всех социалистических партий. Неудивительно, что полученный ответ был воспринят в Петрограде как "граничащий с издевательством. Следующим этапом эскалации конфликта стал созыв в Харькове 1-го Все-украинского съезда Советов, объявившего Раду вне закона
Конец германской оккупации и падение гетманского режима
Первый тревожный сигнал был получен в Киеве после известий о капитуляции германской союзницы Болгарии. По этому поводу 2 октября 1918 г. спешно собрался украинский Совет Министров, постановивший принять все меры, которые будут необходимы "для спасения чести, достоинства и самого сушествования Украинской деркавы" . В поисках новых союзников гетманское правительство обратилось к Добровольческой армии, претендовавшей на роль лидера в антибольшевистской борьбе на иге. К этому времени численность войск, находившихся под началам генерала А.И. Деникина, составляла 35-40 тыс. человек. Аршя прочно контролировала Кубань, прилегавшие к ней районы и представляла собой действительно реальную силу в отличие ох упоминавшихся выше монархических формирований.
Дело осложнялось тем, что деникинское командование воспринимало гетманскую державу резко отрицательно. Краеугольным камнем добровольческой идеологии было воссоздание единой и неделимой России. В этом контексте само существование независимой Украины рассматривалось как измена общероссийскому делу. Препятствием на пути контактов с режимом Скоро-падского оказались и германофобские настроения добровольцев.
Правда, антинемецкая позиция Деникина носила скорее декларативный характер. Во всяком случае, она не мешала ему долучать от атамана Краснова оружие и боеприпасы, поставляемые на Дон теми же немцами. Германское же оккупационное командование относилось к Добровольческой армии вполне лояльно. "Лично я ходил всюду в генеральских погонах, - писал в своем отчете о пребывании на /крайне деникинский эмиссар генерал Толмачев, - имея на рукаве нашу национальную нашивку, всюду при требовании предъявлял свое удостоверение, выданное штабом нашей армии, и никто мне не сделал никакого препятствия, а на Волыни, где требуется разрешение на въезд и выезд, мне выдали необходимый "аусвайс" с приложением украинских и немецких печатей. В тот день, когда был смертельно ранен генерал Эйхгорн, немцы ночью производили обыски. Обыскали и "Прагу", где я жил, вошли ко мне в номер, и, когда я сказал, кто я, обыскивать не стали"2. Но принцип остается принципом, особенно когда он прикрывает политическую конъюнктуру.
В начале октября 1918 г. к Деникину прибыл бывший товарищ председателя Государственной думы СИ. Шидловский, недавно назначенный гетманом на должность харьковского губернского старосты. Он привез предложение наладить контакты между Киевом и Екатеринодаром, обещая взамен помощь оружием. Деникин ответил на это отказом3. Добровольческая агентура на Украине тесно сотрудничала с "Союзом земельных собственников " и "Протофисом". Земельные собственники к этому времени круто изменили ориентацию. На первом съезде они, как нам известно, привели к власти гетмана. На втором, проходившем в конце октября 1918 г., рукоплескали речи Пуришкевича о возрождении единой России. Председатель союза граф Гейден специально посетил Скоропадского, убеждая его подчиниться Деникину.
