Содержание к диссертации
Введение
Глава I. «Русская идея» как объект историко-философского анализа отечественной мысли 19
1. Истоки «Русской идеи» в русской истории философии 19
2. «Русская идея» и тенденции развития русской историософской мысли XIX века 36
Глава II. Концепция «Русской идеи» в философии истории Н. А. Бердяева 66
1. Содержание и структура «Русской идеи» Н.А. Бердяева 66
2. Россия как предмет философского размышления. Антиномии русской души 97
Заключение 109
Библиографический список использованной литературы 116
- Истоки «Русской идеи» в русской истории философии
- «Русская идея» и тенденции развития русской историософской мысли XIX века
- Содержание и структура «Русской идеи» Н.А. Бердяева
- Россия как предмет философского размышления. Антиномии русской души
Истоки «Русской идеи» в русской истории философии
Характерная черта русской философии на всем протяжении ее развития - патриотическая ориентация. Поэтому следует обратить внимание на вопрос о соотношении философии и развития национального самосознания. Процесс формирования национального самосознания в рамках философии прошел долгий путь развития. Началом его можно считать дошедшие до нас русские литературные памятники XI-XIII вв., в которых достаточно широко представлена общественно-политическая мысль, обращавшаяся к важнейшим событиям современности. Таковы «Русская Правда», «Повесть временных лет», «Слово о полку Игореве» и другие сочинения, в которых, наряду с описанием различных сторон политической жизни, во весь рост поставлены важнейшие для того времени вопросы о единстве, национальной независимости и величии русского государства. Однако в ряде источников обнаруживаются и важные философские идеи.
Так, в «Слове о Законе и Благодати» (1051 г.) Киевского митрополита Илариона - первого русича, поставленного во главе Киевской церкви, дается первое в истории русской мысли утверждение исторической миссии России, определение ее места во всемирной истории. Иларион отвергает идею богоизбранности лишь одного народа - древних евреев (Ветхий завет). Он, как пишет академик Д.С. Лихачев, «излагает учение о равноправии всех народов, свою теорию всемирной истории как постепенного приобщения всех народов к культуре христианства».1 Митрополит Иларион предлагает своеобразную религиозно-социологическую концепцию, согласно которой история человечества движется через смену форм религии. Эта история предстает как последовательная смена трех этапов. Первый — языческий, поклонение идолам, второй - иудейский, когда господствует закон Моисея. Третий, высший этап - это уже господство Благодати, истины, которую принесло миру христианство. Используя уже известный в патристике сюжет о соотношениях Ветхого завета (Моисеев закон) и Нового завета (Христова благодать), автор противопоставляет их и выводит два различных принципа общественного устройства. На первом - «законе» - обосновывается подчинение народов друг другу, на втором - «благодати» - их полное равноправие. Характеризуя Киевскую Русь как общество, основанное на принципе «благодати», митрополит Иларион стремится теоретически обосновать государственную самостоятельность и международную значимость русской, земли. Причем, вопреки христианскому нигилистическому отношению к языческому периоду истории и культуры, Иларион не подчеркивает различия русской жизни до и после 988 г. Скорее он следует идее преемственности, поскольку воздает хвалу князьям; стоявшим у истоков национальной государственности и много сделавших для объединения славяно-русских племен. Он вспоминает «старого Игоря» и «славного Святослава», которые «мужеством и храбростью прослыли во многих странах и победами и силою поминаются ныне и славяти».1 Исторический экскурс Илариона следует понимать шире: на факты политической истории он смотрит через призму национального самосохранения перед лицом византийской экспансии, которая начиналась с попыток денационализации русской культуры. Иларион отвергает претензии Византии на старшинство как принявшей христианство значительно раньше Киева. Он, напротив, утверждает, что все новое совершеннее старого, а значит, новопринявшие христианство народы могут рассчитывать на более перспективное будущее.
Русский народ, воспринявший во времена князя Владимира христианство в его православной форме, приобщается к мировой истории, более того, ставится в один ряд с другими христианскими народами, ничуть не отставая от них. Владимир по своей мудрости сопоставляется с христианскими апостолами, а по своей государственной значимости - с римским императором Константином Великим. Власть киевских князей Владимира и его сына Ярослава выходит, таким образом, за региональные рамки, она приобретает масштаб по тем временам всемирный.
Сочинение Илариона пронизано предчувствием великого будущего Русской земли. Это своеобразный исторический оптимизм, он противостоит фатализму, т.е. идее заданности, предопределенности судьбы народов, который пронизывает Ветхий Завет. Там все как бы заранее предугадано. Спасение ожидает лишь один народ. «Слово» открывает такую возможность для всех христианских народов, в том числе и для русского народа. Говоря о князях Киевской Руси - Игоре, Святославе и особенно о Владимире, Иларион отмечает: «ибо не в худой и неведомой земле владычествовали, но в Русской, что ведома и слышна всеми четырьмя концами земли».1 Разработанная Иларионом идеология единодержавства заняла ключевое положение в киевской книжности ХІ-ХІІ вв. В другом оригинальном источнике древности - «Молении Даниила Заточника», относящегося к началу XIII в., одним из мотивов является защита сильной, политической власти и тревога за судьбу Родины .перед лицом надвигающейся внешней опасности.
«Русская идея» и тенденции развития русской историософской мысли XIX века
Характеризуя русскую философию, Н.А. Бердяев писал: «Русская самобытная мысль пробудилась на проблеме историософической. Она глубоко задумалась над тем, что замыслил Творец о России, что есть Россия и какова ее судьба». Петр Яковлевич Чаадаев (1794-1856) одним из первых в России подошел к оценке места России в мире, ее настоящего и будущего не с узких, местнических, а с позиций глобальных, всемирных. Многое в России, считал он, зависит от ее географического положения, но не оно является главной причиной изолированности русской цивилизации от общечеловеческого развития. Раскинувшись между двух делений мира, писал Чаадаев, между Востоком и Западом, опираясь одним концом на Китай, другим на Германию, мы должны бы были сочетать в себе два великих начала духовной природы -воображение и разум и объединить в нашей цивилизации историю всего земного шара. Но все наши возможности в потенции, все в скрытом состоянии и не реализовано до конца. Реальность же такова, с болью и горечью говорит мыслитель, что: «Мы не принадлежим ни к одному из величайших семейств человеческого рода, мы не принадлежим ни к Западу, ни к Востоку, и у нас нет традиций ни того, ни другого».1 Чаадаев говорит о вневременности России, т.е. о том, что «стоя как бы вне времени, мы не были затронуты всемирным воспитанием человеческого рода». Россия как бы предоставлена сама себе, она выключена из общемирового исторического процесса. Провидение, говорит мыслитель, как будто совсем не занималось нашей судьбой, предоставило нас всецело самим себе.
Одним из первых в мировой философии - задолго до создания теории относительности - русский философ понял, что время - это не чистая пустая длительность, одинаковая для всех. Нет, историческое время течет по-разному в разных условиях. «Все времена мы создали себе сами»,3 - писал П. Чаадаев. То есть оно, это время, зависит от нашей человеческой деятельности. Время может лететь, и может тянуться. Это проникновение в сущность исторического времени позволило поставить диагноз России. «Мы так странно движемся во времени, заключает Чаадаев, что по мере движения вперед пережитое пропадает для нас безвозвратно... Мы живем лишь в самом ограниченном настоящем, без прошлого и будущего, среди плоского застоя... Это - естественный результат культуры, всецело основанной на заимствовании и подражании. У нас совершенно нет внутреннего развития, естественного прогресса; каждая наша идея бесследно вытесняет старые».1 П. Чаадаев говорил: «Мы растем, но не созреваем, движемся вперед, но по кривой линии, которая не ведет к цели».2 Чаадаев одним из первых в России - да и не только в России -разрабатывал философию истории. Он считал, что история - ключ к пониманию народов, их судьбы, что наука накопила достаточно фактов, которые необходимо осмыслить. Он считал, что необходимо осмыслить прошлое России для того, чтобы оценить не только ее современное состояние, но и будущее. Это прошлое предстало под пером Чаадаева в его первом «Философическом письме» трагическим, почти беспросветным. Россия предстает в его работе -пространством на обочине истории. Весь мир перестраивался заново, писал философ, а у нас ничего не созидалось; мы по-прежнему прозябали, забившись в свои лачуги, сложенные из бревен и соломы. Новые судьбы человечества совершались помимо нас, печально замечает Чаадаев. « Глядя на нас, можно было бы сказать, что общий закон человечества отменен по отношению к нам. Одинокие в мире, мы ничего не дали миру, не научили его; мы не внесли ни одной идей в массу идей человеческих, ничем не содействовали прогрессу человеческого разума, и все, что нам осталось от этого прогресса, мы исказили».3 Причина этой вековой отсталости - приверженность к дряхлым византийским древностям, отчуждение от западного мира, неподвижность православия по отношению с энергичным и организованным католицизмом. П. Чаадаев писал: «Мы принадлежим к числу наций, которые как бы не входят в состав человечества, а существуют лишь для того, чтобы дать миру какой-нибудь важный урок».1 Россия, по мнению мыслителя, оказалась как бы вне культурного пространства, она не принадлежит Западу с его прогрессом, но она столь же чужда нехристианскому Востоку. В результате: «Сначала - дикое варварство, потом грубое невежество, затем свирепое и унизительное чужеземное владычество, дух которого позднее унаследовала наша национальная власть, - такова реальная история нашей юности». Русский народ предстает под пером Чаадаева не богоизбранным, не богоносным, а богооставленным, самой судьбой отброшенным на обочину истории. Только приобщение к подлинному современному христианству, а не к застывшей византийской традиции выведет Россию на путь мировой цивилизации. Религия, по словам Чаадаева, основа культуры и нравственности. Религия рассматривалась им как сила, влияющая на общество, культуру, нравственность, поведение людей, а не самоцель. Чаадаев с безоглядной, поразившей современников смелостью, сказал об отставании России, об отсталости экономической и политической, социальной и культурной. Более того, - о рабстве, которое, в отличие от Древнего Рима или современной ему Америки, охватило не отдельную группу населения, а все общество, все - снизу доверху. И разъело душу страны, развратило всех и каждого. Рабство - не только бесправие и покорность низших, но и произвол, и деспотизм верхов. Н.А. Бердяев, оценивая творчество П.Я. Чаадаева, писал, что русское самосознание должно было пройти через это горькое самоотрицание, это был диалектический момент в развитии «Русской идеи». И сам Чаадаев в «Апологии сумасшедшего» придет к утверждению великой миссии России.
Содержание и структура «Русской идеи» Н.А. Бердяева
Тема «Русской идеи» - одна из центральных в отечественной мысли на протяжении всей истории развития философии. Своеобразие исторической судьбы России, ее миссия и призвание в мире, роль интеллигенции, ее отношение к государству и народу, - все эти философско-исторические вопросы сосредоточились в обсуждении того, в чем же состоит русская идея, которая соответствовала бы, словами Бердяева, «характеру и призванию русского народа».
Сегодня, восстанавливая прерванную традицию, необходимо разобраться в своем прошлом и настоящем доля того, чтобы обрести ориентиры на будущее. В калейдоскопе фактов, событий и мнений для этого часто не хватает обобщающего взгляда, осмысления происходящих сложных процессов. Зато нередки, к сожалению, спекуляции на тему «Русской идеи»; недостает просто знаний: мы говорим о «Русской идее», не всегда представляя себе, что это, собственно, такое. В данной работе сделана попытка рассмотреть в интерпретации крупнейшего философа XX Н.А. Бердяева ключевые моменты русской истории и культуры, истоки и специфику «Русской идеи». Объект своего исследования Н.А. Бердяев определяет так: «Меня будет интересовать не столько вопрос о том, чем эмпирически была Россия, сколько вопрос о том, что замыслил Творец о России, умопостигаемый образ русского народа, его идея»;1 «... что замыслил Творец о России, что есть Россия и какова ее судьба». Учитывая противоречия русской истории, культуры, самого характера русского народа и его судьбы, Бердяев устанавливает некую единую точку, к которой привязывает «Русскую идею». Эта точка - эсхатология. Именно эсхатология обусловила те движущие смысловые и ценностные доминанты, которые пронизывают все начала русской жизни и составляют сущность «Русской идеи»: «Русская идея не есть идея цветущей культуры и могущественного царства, «Русская идея» есть эсхатологическая идея царства Божия».1 Этой эсхатологической идее подчинены, по мысли Бердяева, вся русская история, культура, духовная жизнь, философская и социальная мысль. Все значительные исторические события, идеи, отдельные судьбы, проблемы, проекты оказываются заряженными энергией силовых линий, идущих из эсхатологического центра. И в силу своей заряженности -обреченные на неизбывную поляризацию. Причину использования на основе всего именно эсхатологии Н. Бердяев объясняет так: «В определении характера русского народа и его призвания необходимо делать выбор, который я назову выбором эсхатологическим по конечной цели».2 Эсхатология, если ее понимать как натуралистически, т.е. не как пессимистически окрашенную футурологию, т.е. не как изображение конечных судеб мира, означает не что иное, как признание абсолютного характера будущего, в котором отменяется всякий дуализм и которое именно в силу своей абсолютности становится радикальным судом над историей и человеком. Единое и окончательное расщепляет все относительное, чтобы дать жизнь тому, что принадлежит вечности. Абсолютное будущее в концепции Н.А. Бердяева именуется им то «вечность», то «царство Духа», то «новый эон», то «Царство Божие», то «Новый Иерусалим», составляет конечную цель и смысл истории. Однако, в отличие от традиционной христианской догматики, для которой царство Божие есть будущее для этого мира, не будущее из этого мира, Бердяев настаивает на том, что эсхатологическое будущее творится не только Богом, но и человеком. Устремленность к этому последнему, всезавершающему Смыслу, его поиск, работа над его приближением и составляют сущность истории. Характерным свойством русской истории Бердяев считает то, что долгое время силы русского народа оставались в потенциальном состоянии. Они уходили на создание и оборону огромного русского государства. «Государство крепло, народ хирел», - подтверждает Бердяев свою мысль словами Ключевского. Потенциальность, невыраженность, неактуализированность сил русского народа - залог его великого будущего. Бердяев верит, что «русский народ, наконец, скажет свое слово миру». История русского народа явилась одной из самых мучительных историй в мировом процессе. Россия пережила многое: борьба с татарскими нашествиями и татарское иго, всегдашняя гипертрофия государства, тоталитарный режим московского царства, смутная эпоха, раскол, насильственный характер петровской реформы, крепостное право, которое было самой страшной язвой русской жизни, гонения на интеллигенцию, казнь декабристов, «жуткий режим прусского юнкера» Николая I, безграмотность народной массы, которую держали во тьме из страха, неизбежность революции для разрешения конфликтов и противоречий и ее насильственный и кровавый характер и, наконец, самая страшная в мировой истории война". И, несмотря на всю трагичность русской истории, Бердяев убеждает в великом предназначении России, в ее будущем.
Для русской истории, говорит Н. Бердяев, характерна прерывность. Русская история насчитывает пять периодов, которые имеют разные образы: Россия киевская, Россия времен татарского ига, Россия московская, Россия петровская и Россия советская. Возможно, считал Бердяев, что будет еще новая Россия.
Развитие России, писал Н. Бердяев, было катастрофическим, а историческая судьба русского народа была несчастной и страдальческой, и развивался он очень быстрыми темпами, через прерывность и изменение типа цивилизации. В русской истории нельзя найти органического единства. Но неверно было бы сказать, что Россия страна молодой культуры, недавно еще полу-варварская. В известном смысле, считает Н. Бердяев, Россия страна старой культуры. В киевской России зарождалась культура более высокая, чем в то время на Западе: уже в XIV веке в России была классически совершенная иконопись и замечательное зодчество. Московская Россия имела очень высокую пластическую культуру с органически целостным стилем, выработанные формы быта. Это была восточная культура, культура христианизированного татарского царства. Московская культура вырабатывалась в постоянном противоречии латинскому Западу и иноземным богатырям. Но в московском царстве очень слаба и не выражена была культура мысли. Московское царство, считает Н. Бердяев, было почти бессмысленным и бессловесным, но в нем было достигнуто «значительное оформление стихии», был выраженный пластический стиль, которого была лишена Россия петровская, Россия пробудившейся мысли и слова. Россия мыслящая, создавшая великую литературу, искавшая социальной правды, «была разорванной и бесстильной, не имела органического единства».1 Москва не была центром просвещения. Центр был в Киеве. В Московской России была «настоящая боязнь просвещения».
Россия как предмет философского размышления. Антиномии русской души
Многие мыслители утверждали, что Россия непостижима для ума и неизмерима никакими аршинами доктрин и учений. Н. Бердяев считал, что «Подойти к разгадке тайны, сокрытой в душе России можно, ... признав антиномичность России, ... ее противоречивость». Русский народ - в высшей степени поляризированный народ, он совмещает в себе множество противоположностей. Он может очаровывать и разочаровывать, от него всегда можно ждать неожиданностей, он способен внушать к себе сильную любовь и сильную ненависть. Всякая народная индивидуальность, считает Н. Бердяев, есть микрокосм и поэтому заключает в себе противоречие. Противоречивость и сложность русской души объясняется с одной стороны тем, что в России сталкиваются и приходят во взаимодействие два потока мировой истории - Восток и Запад. Русскому народу не свойственны только европейские, или только азиатские черты. Россия - это целая часть света, она соединяет в себе два мира, она - Востоко-Запад. И в русской душе всегда боролись два начала, восточное и западное. С другой стороны, противоречивость русской души объясняется соответствием между необъятностью, безграничностью и бесконечностью русской земли и русской души. «Необъятная величина России и особенности ее истории, - писал Н. Бердяев, - породили невиданные контрасты и противоположности».1 В душе русского народа есть такая же необъятность и безграничность, как и в русской равнине. Поэтому, считает Н. Бердяев, русскому народу трудно было овладеть этими огромными пространствами и оформить их. Огромные пространства с легкостью покорялись русским народом, но не легко давалась ему организация этих пространств в «величайшее в мире» государство, поддержание и охрана порядка в нем. На это уходила большая часть сил русского народа. Размеры государства ставили перед русским народом почти непосильные задачи, держали его в постоянном напряжении. В процессе создания и охраны своего государства русский народ, считал Н. Бердяев, истощил свои силы. Все деятельность русского человека шла на службу государству. И это наложило отпечаток на образ жизни и характер русского человека.
Покорение государством необъятных русских просторов сопровождалось сильной централизацией, подчинением жизни русского народа государственным интересам, подавлением свободных личных и общественных сил. Эти факторы способствовали развитию ослабленного сознания прав личности, классов и групп. России долгое время приходилось защищать себя от внешних врагов. Россия пережила татаро-монгольское иго, смутную эпоху и окончательно окрепла, выросла в государственного колосса. Но необъятные пространства России, писал Н. Бердяев, тяжелым гнетом легли на душу русского народа. В психологию его вошли и безграничность русского государства и безграничность русских полей ... Эта безграничность не освобождает, а порабощает русскую душу».1 Поэтому духовная энергия русского человека перешла во внутрь его, в созерцание, в душевность, она не смогла обратиться к истории, всегда связанной с оформлением границ государства. Формы русского государства делали русского человека бесформенным. Смирение русского человека стало средством его самосохранения. Русское государство требовало отказаться от исторического и культурного творчества. Необъятные пространства, окружающие и теснящие русского человека - не внешний материальный, а внутренний, духовный фактор его жизни. Эти пространства имеют огромную власть над русской душой. Душа русского человека также широка, как и русские просторы. Размеры этих просторов не способствовали выработке в русском человеке самодисциплины. Все это повлияло на судьбу нашего народа. Огромные территории государства явились не только географическим фактором русской истории, но и внутренним, духовным фактором в русской судьбе. Это стало «географией русской души». Н. Бердяев писал, что «В русском человеке нет узости европейского человека, концентрирующего свою энергию на небольшом пространстве души, нет этой расчетливости, экономии пространства и времени, интенсивности культуры». Власть природы над русской душой порождали целый ряд русских качеств и недостатков: русская лень, беспечность, недостаток инициативы, слабо развитое чувство ответственности. Широта русской земли и русской души не давали возможности развития русской энергии, способствовали движению в сторону экстенсивности. Наши пространства не требовали интенсивной энергии и интенсивной культуры. Они требовали от русской души смирения и жертвы, они же охраняли русского человека и давали ему чувство безопасности. Русская земля властвует над русским человеком, а не он над ней. Народы Западной .Европы, располагающие, в отличие от России, малыми размерами территории и «столь же малыми пространствами души», привыкли возлагаться на свою интенсивную энергию и активность. У них все более детерминировано и оформлено, все разделено на категории и конечно. Русские менее детерминированы, более обращены к бесконечности и не знают распределения по категориям. В России, считает Н. Бердяев, не было резких социальных граней, не было четко выраженных классов. Россия никогда не была ни аристократической страной, ни буржуазной в западном смысле.
В основу формирования национальных особенностей русской души, русского национального типа легли два противоположных начала: природная, языческая, дионисическая сила и аскетически-монашеское православие. Это способствовало формированию противоположных свойств в русском народе: деспотизм, гипертрофия государства и анархизм, вольность; жестокость, склонность к насилию и доброта, человечность, мягкость; обрядование и искание правды; индивидуализм, обостренное сознание личности и безличный коллективизм; национализм, самохвальство и универсализм, всечеловечность; эсхатологически-мессианская религиознсть и внешнее благочестие; искание
