Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Неокантианская философия истории в России. A.C. Лагшо-Данилевский 15
1.1. Утверждение неокантианской философии истории в России 15
1.2. Позитивизм и неокантианство в творческой эволюции A.C. Ланпо-Данилевского 23
1.3. Номотетика и идиография в теории социально-исторического познания 57
Глава II. Проблемы формирования концепции объединенного историко-социологического знания 95
2.1. Гносеологические особенности и этапы исторического исследования в теории исторического познания A.C. Лаппо-Данилевского 95
2.2. История и социология. Философские основания обществоведения в понимании A.C. Лаппо-Данилевского 117
Заключение 139
Список использованных источников и литературы 143
- Утверждение неокантианской философии истории в России
- Номотетика и идиография в теории социально-исторического познания
- Гносеологические особенности и этапы исторического исследования в теории исторического познания A.C. Лаппо-Данилевского
- История и социология. Философские основания обществоведения в понимании A.C. Лаппо-Данилевского
Введение к работе
Актуальность исследования
Появление данного исследования обусловлено желанием проанализировать истоки не ослабевающего интереса к вопросам теории социального и исторического познания. Философско-историческая проблематика занимает видное место в отечественной мысли уже в XVIII веке, в связи с утверждением просветительской философии. К середине следующего столетия складывается западническое и официально-самобытническое направления в русской философии, специфической чертой которых было обращение к проблеме соотношения всемирной и локальной истории. Это, в свою очередь приводит многих исследователей к изучению вопросов, касавшихся методологических проблем исторического познания. Методология исторического и социального познания активно разрабатывалась историками и философами, находившимися под влиянием позитивизма. Однако схематизм позитивистского понимания исторического процесса вскоре вызвал своеобразную «антипозитивистскую реакцию» в кругах российской научной гуманитарной общественности, показателем чего стало содержание сборника «Проблемы идеализма», вышедшего в 1902 г. под редакцией П.И. Новгородцева. Одним из ведущих антипозитивистских направлений явилось в России неокантианство. В русле неокантианской традиции развертывалось творчество выдающегося русского мыслителя А.С. Лаппо-Данилевского (1863-1919). В таких трудах этого ученого, как « Методология истории» (СПб., 1910; СПб., 1913; Пг.,1923), «История русской общественной мысли и культуры XVII-XVIII в.в.» (М.,1990), в неопубликованных рукописных материалах, хранящихся в Санкт-Петербургском отделении Архива РАН, содержатся фундаментальные разработки проблем русской историософии, теории исторического познания. Представляет интерес выдвинутая ученым идея гносеологического обоснования историко-социологического знания. Важно также его отношение к неокантианской теории разделения наук на номотетические и идиографические, с учетом которого мы можем утверждать о специфичности русского неокантианства. Главное, что характеризует творчество Лаппо-Данилевского, — это стремление подвести философское обоснование под идею индивидуализации исторического процесса: с этим связана разработка им таких базовых понятий, как «историческая индивидуальность», «историческое целое».В целом обращение к творчеству известного историка-мыслителя дает возможность полнее представить состояние русской философско-исторической мысли конца XIX -начала XX веков, позволяет по-новому взглянуть на многие проблемы, обсуждаемые в современной методологии и философии истории (проблема каузальности, роли типологических обобщений и значения ценностного подхода, соотношения телеологичности и случайного, места и назначения индивидуальности в историческом процессе).
Степень разработанности проблемы
Значение философских и историко-методологических взглядов Лаппо-Данилевского осознавалось еще современниками. Отзывы о его идеях мы находим в трудах таких отечественных мыслителей и ученых, как Н.И. Каре-ев, Н.В. Болдырев, Т.И. Райнов, С.Н. Валк, В.И. Перцев. Вскоре после трагической кончины ученого вышла в свет монография А.Е. Преснякова,1 в которой была предпринята попытка систематизации и обобщения его творческого наследия.
Однако позднее, в 20- 40-е г.г., в суждениях о творчестве Лаппо-Данилевского возобладала идеологическая константа. Это особенно сказалось в работах М.Н. Покровского, Л.В. Черепнина. Первый из них, анализируя трактат ученого «Методология истории», ограничился преимущественно его оценками марксизма, назвав их «курьезными».2 Аналогичные взгляды содержатся и в статье Л.В. Черепнина, который усмотрел в философско-методологичес-ких позициях Лаппо-Данилевского «показатель кризиса буржуазной науки периода империализма».3
Положение начинает меняться в середине 70 — начале 80-х г.г., когда вновь пробуждается интерес к русскому неокантианству (см.: Водзинский Е.И. Русское неокантианство конца XIX — нач. XX в.в. — Л., 1966) и в сферу историко-философских исследований входит творчество Лаппо-Данилевского. На этом этапе преобладает стремление кобъективному и всестороннему рассмотрению его философско-методологической системы. Так, в кандидатской диссертации СП. Рамазанова особо выделен аксиологический аспект концепции мыслителя. Заслугой этого исследователя является то, что он выявил плодотворность попыток Лаппо-Данилевского в корректировке классической неокантианской теории ценностей при помощи введения понятия «общепризнанной ценности», более адекватного отражения значения ценностного подхода в историческом и естественнонаучном познании/ А.П. Пронштейн исследовал вклад Лаппо-Данилевского в развитие теории исторического источниковедения, попытавшись раскрыть специфику работы ученого с историческими текстами.5
1 Пресняков А.Е. Александр Сергеевич Лаппо-Данилевский. Пг., 1922
1 Покровский М.Н. О книге академика Лаппо-Данилевского «Методология истории»// Под знаменем марксизма. № 4-5. — 1923. — С.190-196
3 ЧерепнинЛ.В. А.С. Лаппо-Данилевский — буржуазный историк и источни-ковед// Вопросы истории. 1949.- № 8. — С. 50
* Рамазанов СП. Неокантианская теория ценностей в русской буржуазной историографии конца XIX — нач. XX в.в. Диссертация на соискание степени кандидата исторических наук. — Томск, 1981. — 178 с.
5 Пронштейн А.П. Теория и методика исторического исследования в труде А.С. Лаппо-Данилевского «Методология истории»// Источниковедение отечественной истории. — М., 1989. — С. 33-58
В свою очередь О.В.Синицын и Л.Н. Хмылев обратились к изучению идеологической эволюции Лаппо-Данилевского через ее отражение в идеях методологического характера. В работе последнего выделяется и такой важный момент, как близость методологии Лаппо-Данилевского к современному системному подходу в историческом познании.6 Наконец, обращает внимание и статья Р.А. Киреевой, в которой сформулирован тезис о методологической эволюции Лаппо-Данилевского. В частности, автор полагает, что историк-мыслитель, начиная с 1902 г. «окончательно переходит с позиций позитивизма на позиции неокантианства».7 Данное суждение достаточно спорно, и речь, вероятно, должна идти скорее о синтезе позитивизма и неокантианства в мировоззрении ученого. Вместе с тем, из поля зрения исследователей выпали такие ключевые аспекты философско-методологической системы Лаппо-Данилевского, как идея единства социальной философии, теории социологии и философии истории, а также его концептуальный синтез гносеологических и методологических принципов научного обществоведения.
Цель и задачи исследования
Цель диссертации состоит в исследовании философско-исторической методологии А.С. Лаппо-Данилевского.
Реализация цели предполагает решение следующих задач:
1.Определить теоретические истоки концепции Лаппо-Данилевского и ее место в многообразии взглядов по указанной проблематике.
2.Проследить эволюцию взглядов А.С. Лаппо-Данилевского на природу социально-исторического знания.
3.Проанализировать отношение Лаппо-Данилевского к идее классификации наук на идиографические и номотетические, выявить отличия его взглядов от классических представлений неокантианцев баденской школы.
4.Привлечь материалы, содержащиеся в неопубликованных работах А.С. Лаппо-Данилевского по социальной философии, социологии и теории исторического познания, для выявления особенностей воззрения А.С. Лаппо-Данилевского на проблему соотношения предметных областей истории и социологии.
6 Хмылев Л.Н. Проблемы методологии истории в русской буржуазной исто
риографии конца XIX — начала XX в.в. — Томск, 1978 ; Синицын О.В. Эво
люция идейно-методологических взглядов А.С. Лаппо-Данилевского// Де
понент в ИНИОН. № 7573-81. — Казань, 1981
7 Киреева Р. А. Неопубликованные труды А.С. Лаппо-Данилевского по рус
ской историографии // История и историки. — М., 1981. — С. 214-233
Методологические основы и теоретические источники исследования
Диссертационное исследование выполнено на основе метода сравнительного философского анализа, включающего два принципиальных подхода к предмету изучения — аналитический и синтетический. Аналитический подход предполагает аутентичное (насколько это возможно) изложение сути общефилософского мировоззрения, показ места философско-исторических и методологических построений в концепции изучаемого мыслителя. Историко-философский синтез позволяет сопоставить произведения и идеи различных авторов, найти в них общее и особенное. Кроме того, любое историко-философское исследование должно базироваться на методологическом принципе конкретности, который определяет выбор рассматриваемых автором источников. Источниками для данной диссертации послужили, во-первых,труды А.С. Лаппо-Данилевского, А.И. Введенского, В.М. Хвостова, Н.А. Рожкова, Н.И. Кареева, Г. Риккерта, В. Виндельбанда и др., во-вторых, архивные материалы из фонда А.С. Лаппо-Данилевского, находящиеся в Санкт-Петербургском отделении архива РАН (Ф. 113) В диссертации учтены и методологические приемы современных историков русской философии (А. Ф. Замалеев, А.А. Ерми-чев, М.А. Маслин, А.И. Новиков, М.Н. Громов,), а также представителей новейшей историографии (Л. И. Новикова, И.И. Сиземская, Т.В. Артемьева.)
Научная новизна исследования
Новизна работы заключается в том, что она является первым опытом целостной реконструкции теории исторического и социологического знания академика А.С. Лаппо-Данилевского. Введен в научный оборот ряд неопубликованных рукописных работ теоретического и социально-философского характера, хранящихся в Санкт-Петербургском отделении архива РАН. Анализируется его «теории ..^ 7'ического построения», концепция основных принципов обществоведения и «теория социального тяготения». Показано, что так называемые идиографические и номотетические принципы социально-исторического познания в представлении этого ученого соотносятся между собой на основе единого содержательного стержня. Уточнен и скорректирован тезис об эволюции Лаппо-Данилевского от позитивизма к неокантианству.
Основные положения, выносимые на защиту
1. Концепция Лаппо-Данилевского представляла собой творческий синтез позитивистских и неокантианских идей, а так же положений философии жизни и русской субъективной школы социологии. (П. Л. Лавров, Н.К. Михайловский).
-
Ученый отталкивался при построении своей теории социально-исторического знания от ведущего тезиса неокантианцев баденской школы о противопоставлении номотетического и идиографического направлений в процессе познания, вместе с тем, его система гносеологических принципов социально-исторического познания органично сочетает исходные принципы номотетики и идиографии.
-
Оценка неокантианской идеи классификации наук по методу познания позволила А.С. Лаппо-Данилевскому, в частности, избежать противоречия между «реальным» и.«идеальным», присущего концепции «идеальных типов» М. Вебера. Введя понятие «репрезентативного типа», русский мыслитель продемонстрировал весьма зрелое для своего времени понимание значения типологических обобщений в историческом познании.
-
Автор «Методологии истории» попытался теоретически конституировать индивидуально-монографический тип исторического исследования, что явилось реакцией на категоричность высказываний тех, кто считал этот тип исследования «устаревшим» и предлагал «заменить» его работами исключительно обобщающего характера.
-
В трудах Лаппо-Данилевского отвергается идея противопоставления истории (как науки индивидуализирующей и эмпирической) и социологии (как науки обобщающей и теоретической), в чем он приближается к современному пониманию данной проблемы.
б.В философско-методологической системе ученого важное значение уделяется «субъективный методу», занявшему видное место в отечественной философии истории. Вместе с тем Лаппо-Данилевский стремился расширить эту идею до обоснования системы принципов индивидуализации социально-исторического познания.
Научно-практическая значимость работы
Результатом данной диссертационной работы является целостная систематизация теории социально-исторического знания А.С. Лаппо-Данилевского. Введены в научный оборот архивные источники историко-теоретичес-кого, социально-философского и теоретико-социологического характера. Положения и материалы диссертации могут быть использованы для разработки лекционных курсов по истории русской философии и методологии истории, а так же социальной философии и социологии.
Апробация работы
Диссертация обсуждалась на заседаниях кафедры философии Алтайского государственного университета, кафедры истории русской философии Санкт-Петербургского государственного университета. По теме диссертации
был сделан доклад на XXX Международной научной студенческой конференции 1992 года в г. Новосибирске.
Структура диссертации
Диссертационное исследование состоит из введения, двух глав, заключения и библиографии. Общий объем диссертации — 156 с.
Утверждение неокантианской философии истории в России
Конец Х1Х-начало XX веков характеризуется ныне многими историками науки как период становления нового "неклассического" типа научной рациональности, связанного с крушением механистической научной картины мира, формированием новых представлений о таких фундаментальных понятиях, как пространство и время, масса и энергия. Естественно, это не могло не отразиться на ситуации в философии, социальном и историческом знании. Засилье эмпиризма в естествознании в конце ХYIII-начале XIX веков привело к возникновению иллюзорных надежд на возможность построения "новой философии", способной взять на себя функции теоретического обобщения научного знания и использовать результаты этого обобщения не только в естествознании, но и в социальном и историческом познании. Наиболее ярко эта тенденция воплотилась в позитивизме, который приобрел в этих условиях популярность и стал претендовать на звание "единственно верной философии и методологии науки" и социально-исторического знания. [164, 107] Однако известный схематизм и редукционизм позитивистов не могли не вызвать определенной негативной реакции в гуманитарной научной общественности как в Европе, так и в России. Наиболее ярко это проявилось в теории исторического и социального познания, социальной философии, где явление "антипозитивистской реакции" стало своеобразной "меткой" того времени, катализатором в процессе формирования новых представлений о принципах гуманитарного знания. В середине 90-х годов нарастание антипозитивистской тенденции в европейской историографии и обществоведении вошло в пиковый этап, вылившись в методологическую дискуссию в немецкой исторической науке 1894-1901 г.г., закончившуюся тем, что значительная часть историков и обществоведов, отвернулась от "последнего из могикан" позитивизма К. Лам-прехта. Тогда же, фактически в ходе этой дискуссии, окончательно сформировалась и активно наращивала капитал популярности философско-историческая концепция баденской школы неокантианства. В актовой речи "История и естествознание", произнесенной 1 мая 1894 года в Баденском университете, Вильгельм Виндельбанд разграничил общественные и естественные науки по методу на идиографические и номотетические":...в настоящее время принято делить их (науки - В.Б.) на естествознание и науки о духе; я считаю, - заявлял Виндельбанд, - такую форму деления неудачной. Природа и дух есть реальная противоположность... Эта противоположность объектов не совпадает с таковой же противоположностью способов познания..." [27, 318-320]. Таким образом, неокантианское течение выделилось среди других направлений антипозитивистского фронта методологическим характером своих поисков и попыткой перейти от эмоциональной критики к построению новой теории исторического и социального знания. Логика исторического исследования впервые оказывается в центре внимания целой философской школы: "Философия истории как наука о принципах, не может даже приступить к своей работе, не ответив на предварительно поставленные вопросы. А она не может дать на них ответы без проникновения в сущность исторического познания, без логических сведений." -писал ведущий теоретик баденской школы Генрих Риккерт. Он же утверждал, что: "В основе образования понятий, посредством которого действительность вбирается в науку", должен лежать определяющий метод данной науки, формальный характер ее и потому для того чтобы понять метод какой-нибудь науки мы должны будем ознакомиться с принципами ее образования понятий." [145,73] В соответствии с этой установкой Риккерт пришел к выводу, что глав 17 ным принципом образования естественнонаучных понятий являет ся: "...преодоление экстенсивного и интенсивного многообразия вещей...", - при помощи создания системы законов. В этом заключается сущность номотетиче ского метода познания, основывающегося на "генерализирующем" принципе образования понятий. История же, как "наука о культуре", оперирует идиогра фическим методом, основывающемся, по Риккерту, на "индивидуализирующем" принципе образования понятий.[145,90] Такой метод предполагает постижение "индивидуального", причем было бы упрощением подразумевать под этим только "единичное", как принято считать в нашей литературе. [140,118] Нельзя забывать, что познание для Риккерта есть лишь способ упорядочения данных сознания, а не постижение объективной реальности. Такая гносеологическая установка отнюдь не исключает возможности пользоваться обобщениями при идиографическом методе так же, как и при номоте-тическом. Однако обобщения имеют здесь другой характер и предполагают иные результаты. Если при помощи номотетического метода представления выстраиваются в сознании в виде системы со связующими звеньями в виде законов, то при помощи идиографического метода в сознании познающего вместо системы должно возникать некое "индивидуальное целое", а вместо законов каркасом здесь выступают надисторические ценности.
В России внимательно следили за ходом европейских дискуссий, и все отчетливее вырисовывающийся их антипозитивистский исход, по-видимому, совпадал с внутренней тенденцией развития русского обществоведения. Проникающие в русскую общественную мысль неокантианские идеи в конце XIX века были представлены относительно немногими именами университетских профессоров - а именно таких как А.И.Введенский, Н.И.Лапшин, Г.И.Челпанов, П.И.Новгородцев. [15;22;23;110;121;142;173;] Проникновение и утверждение неокантианских идей в русскую гуманистику ускорилось после 1902 и, особенно, после 1905-1907 годов. Показательна перемена в отношении к этому учению лидера легальных марксистов П.Б.Струве. Если в конце 19 века он рассматривал неокантианство лишь как средство обновления марксизма, то после первой русской революции признал самоценность неокантианских методологических положений и во многом принял точку зрения Риккерта, становящегося наиболее популярным теоретиком для все большего числа русских обществоведов и историков.[154,228-230] Практически все основные его произведения издаются в России почти следом за оригиналом. Популярность неокантианского учения, главным образом баденской школы, распространяется и на студенчество. Так, Н.И. Кареев отмечал: "Точки зрения Виндельбанда и Риккерта сделались очень популярными у учащейся молодежи." [60,6] Идеи неокантианства проникают даже в средние учебные заведения. Например, автор пособия по методике преподавания истории заявлял, что: "Направление Риккерта в сопоставлении с материализмом несравненно более удобно и... более подходит к миросозерцанию большинства современных историков." [31,20-21] Отметим, что данные факты не являются еще достаточным доказательством того, что новое учение целиком получило массовое распространение. Этого удостоилась в России лишь аксиологическая сторона этого учения. Да и здесь русская интеллигенция признавала теорию ценностей не в методологическом (ценность как категория наук о культуре), а скорее в нравственно-политическом плане, причем "ценность" в качестве категории исчезала подменяясь конкретной ценностью человеческой личности. Эту особенность хорошо отразил историк Н.А.Рожков: "Эта идея... привлекает массу русского образованного общества к новому учению. Для массы привлекательны не только индивидуалистическая струя в идеалистической философии но и провозглашение автономии и права личности как абсолютно нравственного начала... ведь моральный абсолютизм свойствен обыденному мышлению и последнее примыкает к философскому учению, оправдывающему этот абсолютизм." [149,318] Излишне политизированное отношение к неокантианству отмечал и Н.А.Бердяев в "Вехах", констатируя факт использования идей этого учения то "для нового обновления социализма", то для "освобождения от марксизма и позитивизма". [9,35] Надо сказать, что и поворот Лаппо-Данилевского к неокантианству начинался с того, что он отдавал дань отмеченной массовой традиции восприятия этого учения и лишь затем углубился в теорию Риккерта в методологическом плане.
Номотетика и идиография в теории социально-исторического познания
Идея разделения процесса познания на номотетическое и идиог-рафическое направления, принадлежащая основателям баденской школы неокантианства оказывается центральной и в теоретических изысканиях А.С.Лаппо-Данилевского. Однако он не считал себя приверженцем только одного из этих направлений: "Соотношение этих теорий, - писал ученый, - можно представить себе различно: они или взаимно исключают друг друга, или находятся в некоторой зависимости друг от друга. Номотетическое построение недостаточно для осуществления задач собственно исторического изучения действительности..., в его основе лежит идиографическое знание, получающее, однако, научный характер, лишь в том случае, если оно пользуется номотетиче-ским знанием..." [79,27-28] Приоритет, казалось бы, отдан идиографическому направлению, но с оговоркой: метод этот теряет научное значение без номоте-тического элемента.
Если же учесть, что для Лаппо-Данилевского методология науки должна: "... придать единство нашему научному построению и выработать систему научных понятий...", - а методология истории ставит те же задачи, то приходится признать, что оговорка весьма существенна. Для Риккерта же история, как наука о культуре, в отличие от наук о природе, была исключительно связана с идиографическим методом. Он упоминал о возможности номотетических обобщений историками, но делал это в столь своеобразной форме, что ставилась под сомнение их необходимость:" Историки, - писал Риккерт,- скажут об общем вместе с Гете:" мы пользуемся им, но мы не любим его", - и далее, - Кто вообще говорит об истории, тот думает всегда о единичном индивидуальном течении вещей..." [149,91,96] Данное различие коренится в разном содержании, вкладываемом этими учеными в само понятие познания, откуда вытекает и различие в смысле разделения познания на указанные направления. Вот как понимал это разделение Лаппо-Данилевский:"...одну и ту же вещь можно изучать с двух различных точек зрения: или поскольку в ней есть нечто общее с другими вещами, или поскольку она представляется нам частью некоего целого и в таком смысле единственной в своем роде и индивидуальной. В первом случае мы изучаем вещь с номотетической точки зрения, во втором, - с идиографической." [77,64] Если для Риккерта номотетический и идиографический методы являлись лишь способами упорядочения представлений в сознании познающего субъекта, а существование объективной реальности в качестве объектного полюса в процессе познания он отрицал, то уже в приведенном определении Лап-по-Данилевского мы можем отчетливо выделить объект изучения - "вещь": " Я допускаю действительное существование независимо от моего сознания объективного мира... Я допускаю, что между мною, как субъектом, испытывающим восприятия, и внешним миром, как миром-объектом, реально существующим, есть соответствие..." [96,2] Можно сказать, что Лаппо-Данилевский оказался менее последовательным в своем субъективном идеализме, чем его заочные учителя баденской школы неокантианства. Данное различие отразилось и на особенностях постановки вопроса о специфике исторического познания. Если для Риккерта само разделение познания на идиографическое и номотетическое направления являлось решением этого вопроса то главная теоретическая задача Лаппо-Данилевского формулировалась так: "...выяснить, какие принципы и под каким условием имеют значение для научного познания в частности исторического.", - путем исследования в равной мере обоих направлений. "Приверженцы номотетического направления обыкновенно пользуются принципом причинно-следственности и принципом единообразия психофизической природы человека, в силу которых и утверждают, что установленная ими причинно-следственная зависимость между А и Б повторяется в действительности. Понятия о причинно-следственном отношении и о повторении АБ в действительности еще слишком мало дают историку: он интересуется зависимостью между элементами групп или серий, в пределах которых он усматривает законосообразный порядок отношений или изменений: в таких случаях он сверх того пользуется понятиями "консенсуса" и "эволюции". [77, 114] Конечно, в направлении, "стремящемся к законам", на первом месте по степени важности Лаппо-Данилевский ставит принцип причинно-следственности. Однако, он убежден, что жесткая причинно-следственная связь, каковая наблюдается между явлениями природы, не применима к истории: "Дело обстояло бы вполне благополучно, если бы под механические законы естествознания можно было бы подвести и исторические факты...", - но в таком случае история превращается в "механику социальной жизни". [77,114] Данный тезис ученый обосновывает при помощи весьма распространенной аргументации: история изучает человеческие отношения и причины любых явлений в этой сфере коренятся не во внешних по отношению к человеку условиях, а в самом человеческом сознании, главном, что определяет человека. Сознание же необъяснимо законами "механики, энергетики или экономического материализма." [77,118] Отсюда делается вывод о качественном различии причинно-следственности и истории. Различие состоит в том, что в истории причинно-следственность наполнена содержанием "психического свойства", главным признаком которого является состояние, обозначаемое как "внутренний детерменизм". Сущность последнего заключается в том, что:" Человек может сам определять свои действия; каждый может подчинить их известным требованиям и нормам..." [77,121] С такой точки зрения причины в истории превращаются в мотивы, а следствия в человеческие действия и поступки. Формула же главной предпосылки образования законов преобразуется в следующем виде: тождественные мотивы должны порождать, при одних и тех же условиях, одни и те же поступки. Но Лаппо-Данилевский отмечает, что в современной ему науке понятие мотива еще не является достаточно установленным, очень часто отождествляется с понятием о цели. Таким образом историк или социолог имеют дело не с отвлеченно взятым мотивом и соответствующим действием, а с целыми рядами мотивов. Отсюда выводится одна из главных задач историков-номотетиков: выявление причинно-следственных связей в исторической действительности и фиксирование их повторяемости с целью формулирования законов. Причем под причинно-следственными связями подразумевается соотношение между рядами мотивов и действиями целых социальных групп, где "субъект мотивации - данная коллективность, обладающая общей волей, а ее действия - ряд исторических фактов." [77,124] Неустановленность же понятия мотива, а так же тот факт, что количество мотивов бесконечно, приводит к тому, что все усилия историков но-мотетического направления в деле фиксирования устойчивой повторяемости явлений в исторической действительности имеют лишь весьма относительные успехи.
Следует упомянуть об отношении самих "историков-номотетиков",- если следовать терминологии ученого, - к такой интерпретации понимания ими сущности принципа причинно-следственности в истории. Так, позитивистски настроенный историк Р.Ю.Виппер не отрицал, что по своему происхождению понятие причинной связи в истории телеологично и непосредственно связано с понятием о волевом факторе. Он писал по этому поводу: "Так же, как в телеологическом объяснении истории, ив каузальном, мы прежде всего опять-таки встречаемся с вариациями понятий о воле, скрытом замысле, который осуществляется в делах, в следствиях." [30,166] Основную тенденцию развития исторической науки Виппер видел в ослаблении телеологичности категории причинности, представляя этапы этого процесса в следующем виде: от сито личностной мотивации к использованию понятия "коллективной воли", т.е. к "фиктивному обезличиванию" причины, и, далее, к фактически полному избеганию использования категории причины в историческом познании и замене ее понятием "условиий". Но, в отличие от Огюста Копта, что в век положительной науки об обществе выявится бессмысленность вопроса о причинах в телеологическом смысле, Виппер все же признается в том, что "мы все же не ушли от категории причины", а в замене ее условиями видит тот недостаток, вследствие которого почти неизбежно "за отнятием условий возникновения" при анализе исторического явления, исчезает само явление. [30,204] Таким образом, с точки зрения Виппера, понимание Лаппо-Данилевским причинно-следственности находилось на "архаической" второй стадии развития этой категории в историческом познании. С другой стороны, Лаппо-Данилевский отметил, что и истори-ки-номотетики не ушли от телеологичности в построении причинно-следственных конструкций, что вынужден был признать Виппер. Отсюда Лап-по-Данилевский делал вывод, что телеологичность в историческом познании неизбежна, поэтому необходимо не избегать и маскировать ее, а попытаться "научно обустроить" при помощи психологии.
Гносеологические особенности и этапы исторического исследования в теории исторического познания A.C. Лаппо-Данилевского
В своей теории исторического познания Лаппо-Данилевский много внимания уделил определению гносеологического статуса и теоретического содержания как процесса исторического исследования в целом, так и отдельных его этапов. Он пишет: "Историк, как познающий субъект, противополагает себя познаваемому объекту, приписывая ему некую одушевленность." [77,310] Из этой установки видно, что для него "некая одушевленность" - не просто фраза, но категория, обозначающая важнейший момент в историческом исследовании. Какой же смысл вкладывает ученый в это понятие? По мнению Лаппо-Данилевского, историк "стремится перевоспроизвести в себе то состояние сознания, которое ему нужно для научного объяснения изучаемого объекта." [77,315] Но возникает вопрос, о каком сознании идет в данном случае речь; о сознании, присущем людям прошлого или же о сознании субъекта исторического исследования, историка? Казалось бы, что ученый вполне определенно дает ответ и на этот вопрос: "Историк... анализирует пережитые им состояния сознания и выбирает то из них, которое всего более подходит к данному случаю..." [77,315] Ответ, как видите, получается неожиданно простым в своей односторонности: историк просто должен представлять себя в ситуациях, имевших место в прошлом и делать выводы, опираясь только на свое переживание этих ситуаций. Если бы этим все и ограничивалось, то, возможно, вообще не стоило бы уделять внимание взглядам Лаппо-Данилевского по данному вопросу. Однако этот ученый может быть для нас интересен не просто своими убеждениями, но, главным образом, своей противоречивостью, отталкиваясь от которой, и, как бы доводя некоторые идеи до логического завершения, современный исследователь может прийти к интересным заключениям. Мы выяснили, что Лаппо-Данилевский декларирует следующее: исходным моментом в историческом исследовании является приписывание историком "некоей одушевленности" историческим объектам. В свою очередь, "одушевленность" есть состояние сознания историка, которое он выбирает из всего когда-то пережитого им. При этом мы не коснулись еще одного важного момента - объекта изучения историка. Если бы автор "Методологии истории" столь же односторонне раскрывал и это понятие, считая, например, объектом исторического познания лишь отдельно взятые личности или события, то не было бы и ни какого противоречия. Но вчитаемся в определение: "...историк интересуется понятием об изменении, действительно происходящем (или происходившем) во времени..., вышеуказанное понятие об изменении или о факте в смысле изменения входит и в понятие об историческом объекте...",- следовательно, не просто человеческое сознание, но процесс изменения его во времени является объектом исторического познания. Но, тогда как же быть с главной установкой Лаппо-Данилевского об исходном моменте исторического исследования? Если историк ведет исследование лишь путем своего "вживания" в прошлое, то он попросту отбрасывает понятие об изменении как главном объекте своего изучения. Это противоречие создает впечатление того, что концепция ученого зашла в тупик. Но давайте вычленим составные части этого противоречия и попробуем представить себе его логическое разрешение, тем более что нам в этом может помочь сам же Лаппо-Данилевский. С одной стороны он представляет объектом исторического познания изменение сознания. С другой, учитывая только сознание историка ученый оставляет в объективе своего внимания лишь статичное "состояние сознания". При этом сознание выступает исключительно как субъект исторического познания, в то время как сам Лаппо-Данилевский говорил о нем и как об объекте. Каким образом может быть разрешено это противоречие? Для этого необходимо по-новому взглянуть на мысль Лаппо-Данилевского о том, что любое явление или событие может превратиться в "исторический факт" только при участии человеческого сознания. А именно, в процессе исторического познания человеческое сознание оказывается действующим как бы из двух временных точек; с точки зрения человека - современника изучаемого события, "творца" исторического факта, и с точки зрения историка, изучающего это событие. Изменение на примере сознания прошлого прослеживается с очевидностью, скажем, при сравнении менталитета различных эпох. Но ведь и сознание историка, фиксирующего эти перемены, также соответствующим образом изменяется, что как раз и является следствием стремления "перевоспроизвести в себе нужное состояние сознания". Таким образом, теория Лаппо-Данилевского подводится к идее отождествления процесса исторического познания с процессом взаимодействия сознания прошлого и настоящего, при котором выделяется, на наш взгляд, важнейшая из специфических особенностей исторического познания - взаимопроникновение субъекта и объекта познания. Причем здесь следует обратить внимание на то, что если воспринимать в качестве объекта исторического познания только индивидуальность (будь то личностную или коллективную), то такой объект может рассматриваться в качестве субъекта лишь по отношению к другим, таким же "объект-субъектам" в рамках прошлого. Если же понимать под объектом более широкое понятие "сознания прошлого", только проявляющегося в форме различных индивидуальностей, то такой "синтезированный" объект познания может рассматриваться в качестве субъекта даже по отношению к самому исследователю-историку поскольку последний как мы уже отмечали, неизбежно испытывает на себе влияние изучаемых им исторических явлений.
Для фиксирования историком той или иной формы постоянно изменяющегося во времени сознания прошлого необходимы определенные основания, другими словами, должна быть точка соприкосновения между взаимодействующими сознаниями прошлого и настоящего. Такой точкой соприкосновения является исторический источник. Именно в этом смысле, на наш взгляд, можно понимать высказывание Лаппо-Данилевского относительно того, что помимо теоретического источники имеют и практическое значение "для того, чтобы действовать и соучаствовать в культурной жизни человечества", [77,765] хотя, как утверждал советский специалист по теоретическому источниковедению A.n. Пронштейн, эта мысль не получила у Лаппо-Данилевского развернутой характеристики. [132,53] Давая общее определение понятия "источник", Лаппо-Данилевский пишет: "Называть источником всякий реальный объект, который изучается не ради него самого, а для того, чтобы через его посредство получить знание о другом объекте." [77,764] Что же касается исторического источника, то он, таким образом, с одной стороны, выступает в роли носителя информации об изменении человеческого сознания, с другой - в роли опосредующего звена в процессе взаимодействия сознания прошлого и настоящего. Процесс исторического познания в таком случае можно представить следующим образом.
История и социология. Философские основания обществоведения в понимании A.C. Лаппо-Данилевского
Как мы могли уже заметить, в процессе методологии истории Лаппо-Данилевского во многих случаях обсуждение проблем теории исторического познания естественным образом переходит в суждения по поводу гносеологических вопросов социального познания вообще, или, если следовать терминологии ученого, "основных принципов обществоведения". [96] Именно этот факт дал нам основание рассматривать Лаппо-Данилевского не просто как исследователя теоретических проблем исторической науки, но как теоретика социально-исторического познания. В действительности он был в этом отнюдь не одинок; очень многие из его современников совмещали занятия социологией с деятельностью в области других гуманитарных наук. Как пишет современный исследователь А.П. Медушевский: "Мыслители России, внесшие существенный вклад в развитие социологии, выступали и как философы, и как специалисты в области исторической и правовой науки... Каждая из сторон их деятельности обогащала другие, и потому деятельность русских социологов представляла собой особый, неповторимый синтез." [118,7] Эти слова вполне подтверждаются, если мы взглянем на список членов русского социологического общества им. М.М.Ковалевского, первым председателем которого был A.C. Лаппо-Данилевский. Здесь мы встретим множество имен, составлявших гордость русской науки, причем не только гуманитарной: Бехтерев В.М., Веселовский Б.Б., Петра-жицкий Л.И., Кареев Н.И., Струве П.Б., Туган-Барановский В.К., Тарле С.Н., и многие другие, сопредседателем общества являлся Питирим Сорокин. [136;161]
Такое разнообразие говорило о том, что задачи социологии в России понимались весьма широко, как задачи теоретического обществоведения. В деле развития социологии, как самостоятельной научной дисциплины, первенствовали в России профессиональные историки, впрочем, это касается не только русской науки, но, на определенной стадии развития, и европейской в целом, о чем упоминается и в современных работах, касающихся взаимоотношения предметных областей истории и социологии. [53] Однако, несмотря на ставшее общепризнанным утверждение, что социология начинала развиваться в "лоне исторической науки", нельзя забывать и том, что многие историки обращались к теоретическим проблемам социологии с тем, чтобы через противопоставление истории и социологии прийти к более ясному пониманию специфики своей науки. В этом явлении, несомненно, сказывается влияние идеи противопоставления наук "по методу", которую русские исследователи не приняли в целом, не желая жестко противопоставлять естественнонаучные и исторические "методы", но воспроизвели в противоположении, контрагентами которого явились история, опять же как "индивидуализирующая" наука о конкретном и социология как наука о законах общественной жизни и, в этом смысле, наука абстрактная. Так, например, выглядело это противопоставление в глазах известного русского историка и социолога Н.И.Кареева: "История в обычном смысле слова, - писал он, - есть наука конкретная (по Кошу), индивидуализирующая (по Риккерту), идеографическая (по Виндельбанду) или феноменологическая, как я предпочитал квалифицировать ее раньше..." [60,23] В то время, как: "Социология есть общая абст-рактная нavrca о притюде и генезисе общества об основных его элементах (Ьак-торах и силах об их взаимоотношениях..., где бы это ни существовало и ни происходило." [61,9] В итоге, по Карееву получалось, что история и социология представляют из себя как бы два следующих друг за другом этапа в изучении общества - эмпирический и обобщающий: "Историки, - писал Кареев, - подготовляют для социологов, изучающих тоже самое номологически, необходимый фактический материал, ...дело социологов - находить проявления эволюционной законосообразности..." [60,45] Такого же рода суждения о соотношении предметных областей истории и социологии можно встретить у многих русских историков, в том числе и у Лаппо-Данилевского, писавшего, что: "Социология есть абстрактная наука, изучающая "чистые формы обобществления", отвлекая их от того частного содержания, которым мы заполняем их, рассматривая в той мере, в какой каждая из них может вместить в себя самые разнообразные содержания". [100,441] Эти "формы обобществления" представлялись Лаппо-Данилевскому "в самых разнообразных формах социального взаимодействия, таких, например, как подчинение, конкуренция, подражание, разделение труда и т.п." [100,439] В таком случае социология, по мнению ученого, изучает эти формы в "чистом виде", "положим, - рассуждал он, - она изучает конкуренцию как чистую форму человеческих отношений, исследуя при каких условиях она возникает, как она развивается, видоизменяется..." [100,441], - не интересуясь при этом особенностями, порождаемыми местом и временем существования этой формы, личностями ее участников, т.е. "отвлекаясь от частного содержания", соответственно последнее как раз и является главным для исторической науки, которая, без сомнения, не должна отказываться от использования понятий об этих чистых формах, но лишь в качестве средства. Скажем, то же понятие о конкуренции у историка окажется подчиненным в деле изучения процесса зарождения, развития и краха той или иной конкретной промышленной или торговой компании (или группы таковых) в тот или иной период времени в той или иной стране. [91] Причем Лаппо-Данилевский осознавал идеальность и многообразие этих чистых форм, вследствие чего не соглашался с теми, кто пытался выбрать и положить в основу всей социологии какую-либо одну из этих форм, как наггоимео это сделал Дюркгейм избрав в качестве таковой понятие о "социальном принуждении". [100,442] Казалось бы, приведенные суждения Лаппо-Данилевского доказывают, что принципиально его отношение к данному вопросу не отличается от мнения Кареева. Однако, как выясняется, ученый не столь просто подходил к проблеме соотношения предметов истории и социологии. Он выразил сомнение по поводу правомерности разделения наук на эмпирические и теоретические. "Деление наук на "объясняющие" и "описывающие" едва ли достаточно, - отмечал Лаппо-Данилевский, - каждая наука стремится к возможно более полному познанию своего предмета, а потому и не может отказаться ни от объяснения, ни от описания..." [99,386] В свете приведенного высказывания становится понятным, почему Лаппо-Данилевский, как мы могли убедиться выше, не мог отказать истории в наличии у нее специфического теоретического базиса и в использовании обобщений самого различного характера. Логическим продолжением этого суждения является и то, что ученый не мог отказать и социологии в возможности оперирования конкретным содержанием "чистых форм обобществления", причем социология в этом случае не теряла своего особого статуса, но лишь приобретала "исторический характер": "Социология получает собственно исторический характер в том случае, если она изучает социальные явления с индивидуализирующей... точки зрения, в зависимости от данных в действительности места и времени, а так же в зависимости от данной индивидуальности, воздействующей на то целое, к которому она принадлежит." [100,443-444] Здесь возникает вопрос, а чем же в таком случае отличается социология имеющая исторический характер, от собственно истории в идиографическом смысле? Отличие же заключается в том, что в первом случае объектом изучения выступают все те же, разработанные "абстрактной социологией" "чистые формы обобществления", но исследователя они теперь интересуют не сами по себе а особенности их конкретного наполнения в зависимости от местных, временных, национальных, и т.п. "индивидуализирующих" условий.
При таком изучении одна и та же социальная форма выступает в качестве объекта для бесконечного разнообразия исследований благодаря разительно различным конкретным ее наполнениям. В то время как для истории "в идиографи-ческом смысле" предметом изучения служит не какая-либо "социальная форма", пусть даже в смысле ее конкретного наполнения, а конкретные явления, имеющие свое название и пространственно-временную локализацию, деятельност-ную, национальную определенность, например, "Реформы Петра I в России в XYIII веке в военном деле."
