Введение к работе
Актуальность темы исследования. Потребность осознать трансформации, происходящие в социальной реальности, стремление человека глубже
понять свою сущность очерчивает круг первоочередных проблем философствования. Среди них — возможность метафизики и актуальность обращения к ней в общественном сознании. Любое современное общество проводит свою «политику» и с этой целью образует пространство контролируемого режима истины. Когда информация обретает статус одной из самых важных ценностей, истина производится, сохраняется и распространяется под контролем политических и экономических институтов. И как следствие — усиливающееся отчуждение личности, глобальный пессимизм и, в конечном итоге, состояние опасной и взрывной беспочвенности, порождающей «молчаливое большинство», когда людьми можно управлять как угодно. Рассмотрение «онтологической» остроты данного феномена закономерно приводит к попыткам осмыслить глубинные основания человеческого бытия.
XX век продемонстрировал крах самых грандиозных проектов глобального преобразования человечества. Речь идет о времени самых масштабных войн, насилия и разрушений. Утверждались принципы ценности человеческой экзистенции и одновременно практиковалось абсолютное попрание достоинства и свободы человека. Духовный кризис зашел настолько далеко, что мало кто способен осознать глубину и необратимость трагического положения человека в современном мире: человечество живет в эпоху, когда слово вообще перестало быть значимым.
Однако это была пора переосмысления ценностей и мировоззренческих ориентиров цивилизационного развития. В философских исследованиях высветились нелицеприятные черты сциентистского и прогрессистского курса, к которому привело господство новоевропейского рационализма, теперь лишенного своего фундаментального значения. С одной стороны, появился ряд альтернативных течений (например, постмодернизм Ж. Бодрийяра, Ги Дебора и др.), предлагавших варианты преодоления «империализма рассудка», выхода из тупиковой ситуации непрерывных социальных конфликтов, революций и мировых войн, тоталитарных режимов. Они призывали опираться на любое знание («языковые игры» Л. Витгенштейна, «плюрализм стратегий» Ж.-Ф. Лиотара), лишь бы только спасти связное пространство социальности, сохраняющее нас от пагубного воздействия мира симулякров. С другой стороны, были сделаны попытки продумать пути развития науки в постиндустриаль-
ном, информационном обществе («шок будущего» Э. Тоффлера), определить новые технологии власти, действенно контролирующие массовое общество (М. Фуко — «власть исходит отовсюду»). Ясно одно, что речь идет не столько о констатации существования новых форм социальности, сколько о глобальной архитектонике возможного в планетарном масштабе социума и о ближайших последствиях такой глобализации. При таком положении дел проблемная область метафизического дискурса, которая связана с осмыслением противоречивости человеческой экзистенции, а также с изучением перспектив и тенденций нашего времени, приобретает особую актуальность.
Размышление над истоками метафизики — призвание и судьба не только европейской, но и отечественной мысли и культуры. В связи с этим перспективными являются исследования, обращенные к той проблематике, благодаря которой конституируется и воссоздается индивид, экзистирующий в направлении к подлинной коммуникации, чтобы сохранить собственную сущность. Кроме того, задача исследования перспектив метафизического дискурса в условиях, когда социальные и духовные процессы отличаются особым динамизмом и высочайшей напряженностью, имеет важность и для самой философии. Речь идет о том, что бытие, «забытое» в классической философии, вновь и вновь напоминает о себе кризисом метафизики и требует критического пересмотра самих ее оснований. Среди задач такой критики — определение тех онтологических перспектив, которые невозможно содержательно раскрыть в логике определения, так как последняя определена в своих границах чистым Различием, т. е. таким различием, которое не сводимо к понятийной форме и является истоком любой логики смыслов, основанной на законе тождества. В этом заключается вечная актуальность метафизики, связанной с осмыслением предельных горизонтов нашего будущего.
Современная наука фундирована определенной метафизической установкой («рождение науки есть также рождение метафизики» — М. А. Киссель)1, в связи с чем особую значимость приобретает осмысление путей развертывания европейской метафизики. Создание новой картины мира в XX столетии привело к переоценке научного и мировоззренческого статуса физики Ньютона с ее апологией механицизма и идеальной необходимости. Ныне динамический синтез информационных данных опирается на стремление предсказать и выразить в языке науки феномен того, что в рамках наличного бытия мыслится как «невозможное». Актуальность разработки метафизической типологии заключается именно в том, чтобы указать на несостоятельность преднамеренного и не знающего границ опредмечивания вещей в исчисляющих положениях и аксиомах; подчеркнуть исключительную важность понимания подлинного «веса» вещей и событий, открывающихся нам уникальным образом в непред-
Кисселъ М. А. Метафизика в век науки. СПб., 2002. С. 156.
сказуемой случайности и в рискованных обстоятельствах. Речь идет о своеобразной «игре в кости» (Ж.-Ф. Лиотар), смысл которой в том, чтобы воспринимать все сущее в той мере, в какой оно есть сущее. Но таким является только бытие.
Здесь важно затронуть не только, так сказать, внешнюю сторону актуальности метафизики, но и внутреннюю. Метафизика оказывается историей отчуждения мысли от бытия. Но поскольку человек — единственное существо в мире, которому открывается бытие (а философия всегда осуществляется в некоем фундаментальном настроении), постольку в метафизике он находит фундаментальную ностальгию, тягу, стремление всегда и повсюду быть дома, т. е. существовать в целом сущего и тем самым сущностно рисковать ради него. Идти на риск, чтобы быть, — потребность не слепая, но пробуждающаяся в нас и побуждающая нас к вопрошанию именно об утраченном бытии. Важность понимания и исследования такого рода обстоятельств служит обоснованием актуальности темы диссертации.
Степень разработанности темы. Опыт экспликации, содержащий типо-логизацию форм европейской метафизики, весьма затруднен, так как связан с самым широким кругом вопросов. Несмотря на обширную отечественную и зарубежную литературу по данной теме и глубокий анализ отдельных этапов метафизического развития, тех или иных отдельных историко-философских и философско-методологических проблем, исследование рассматриваемой темы все еще отсутствует. Далеко не все необходимые вопросы исследованы. Поэтому архитектоника европейской метафизики остается открытой проблемой, требующей специального обоснования.
Существенный вклад в изучение заявленной темы сделали А. В. Ахутин, Л. М. Баткин, В. В. Бибихин, В. С. Библер, В. П. Визгин, М. А. Гарнцев, В. Н. Ка-тасонов, В. С. Кирсанов, М. А. Киссель, Г. Г. Майоров, М. К. Мамардашвили, С. С. Неретина, А. П. Огурцов, А. В. Сёмушкин, Э. Ю. Соловьев, В. С. Швырев и др. При изучении исторических форм европейской метафизики серьезное внимание было обращено на исследования А. А. Грякалова, С. И. Дудника, О. Э. Душина, О. Е. Иванова, Б. В. Маркова, А. Н. Муравьева, А. Г. Погоняйло, А. Б. Рукавишникова, Р. В. Светлова, Б. Г. Соколова, Л. Ю. Соколовой, А. А. Федорова, Д. В. Шмонина. Чрезвычайно ценными для разработки темы являются уже ставшие классическими работы С. С. Аверинцева, М. М. Бахтина, М. Л. Гаспарова, А. И. Зайцева, В. П. Зубова, А. Ф. Лосева, Ю. В. Перова, К. А. Сергеева, Я. А. Слинина, В. Н. Топорова, О. М. Фрейденберг
Наличие обширной литературы по диссертации позволяет выделить два основных подхода в освещении проблемы европейской метафизики: 1) вопрос о возможности «первой философии» по-прежнему остается востребованным независимо от того, какого направления придерживается тот или иной иссле-
дователь — экзистенциального, аналитического или постмодернистского; 2) поиск смысла в эпоху крушения всех традиционных ценностей, ситуация изначального одиночества человека, обреченного на смерть и трагически сознающего конечность собственного существования, приводят к выводу о том, что в современном мире нет места для метафизики; она невозможна во времени, а феномен бытия не может быть интерпретирован в онтологическом смысле.
Рассмотрим концептуальные основания данных подходов. Ряд ученых полагает, что «метафизика» — это другое название для «философии». Философия возникает в человеческой культуре как особое метафизическое усилие мысли проникнуть в глубины бытия. Она есть сверхчувственное понимание, свойственное исключительно animal rationale. Являясь знанием о предельных, фундаментальных структурах бытия, метафизика связана с пониманием не просто явлений, представленных нам в своей очевидности, но с постижением их рационально-рефлективного содержания. Этого подхода придерживаются В. В. Васильев, В. Д. Губин, А. Л. Доброхотов, А. Ф. Зотов, В. В. Миронов, А. В. Перцев, Ю. М. Романенко и другие авторы. А. Л. Никифоров отделяет «философию мысли» (рациональную философию) от «философии слова» (литературной философии).
Еще одно направление в разработке метафизики связано с постижением языка — того исходного измерения, внутри которого человеческое существо впервые оказывается в состоянии внимать «зову бытия» и через эту отзывчивость (мысль) принадлежать бытию (Н. С. Автономова, Б. М. Гаспаров, А. Ф. Грязнов, А. В. Михайлов, В. А. Подорога и др.).
Некоторые полагают, что западная философия столкнулась с парадоксальной ситуацией: она уже не может по-старому делать ставку на сверхчувственное. Но без сверхчувственного опыта мысль не способна ориентироваться в опыте чувственном (В. И. Молчанов, К. А. Свасьян, М. Б. Ямпольский).
Понимание метафизики неотделимо от задачи онтологического поворота, т. е. сотворения пространства постклассического философствования (В. А. Куренной, В. С. Малахов, А. Н. Павленко, Н. С. Плотников, А. Г. Черняков и др.).
Нынешняя ситуация забвения бытия, ставшая итогом развития всей западной философии, ведет к тому, что человек отчужден не только от аутентичного опыта истины, но и от всего священного, включая Бога. Об этом говорили Ф. Ницше и М. Хайдеггер. Благодаря фундаментально онтическому вопрошанию об «архэ» открывается возможность преодоления первоначального метафизического проекта с его онтотеологической и нигилистической направленностью. Деструкция метафизического измерения создает основу для присутствия божественного (Н. 3. Бросова, А. А. Михайлов и др.).
Особое значение в реализации определенных теоретических подходов к осмыслению судьбы метафизики имеют идеи экзистенциализма. Проблематика
временности, постижения Бытия («Seyn») и бытии («Sein»), соотношение метафизической мысли и неметафизической — одна из самых актуальных среди исследователей. В поле их размышлений попадает онтологическая дифферен-ция (различие между бытием и сущим), а время оказывается фундаментальной структурой, благодаря которой бытие как таковое вообще становится познаваемым. На смену понятию трансцендентального субъекта приходит учение о заботе. Указанные проблемы нашли свое отражение в трудах таких исследователей, как: П. П. Гайденко, И. А. Михайлов, Н. В. Мотрошилова и др.
Историко-философскую значимость для данного диссертационного исследования имеют разработки в области русской метафизики И. И. Евлампиева, А. А. Ермичева, А. Ф. Замалеева, В. М. Камнева, В. Н. Сагатовского и др. Для этих авторов метафизический дискурс в России XIX - начала XX столетий, представляющий собой систему теоретического знания, уходящего своими корнями в самую древность, — важная и своеобразная часть европейской философии; в ней кристаллизуется русское национальное самосознание. Теологи П. Н. Евдокимов, X. Яннарас (Jannaras) обращают внимание на оценку метафизики Хайдеггером; с их позиции, он не только определил развитие философии, теологии и других гуманитарных наук в XX веке, но и является приверженцем православной традиции в метафизике.
В зарубежной литературе благодаря Ж. Батаю (Bataille), О. Бекеру (Becker), Ж. Валю (Wahl), Н. Гартману (Hartmann), Г. Йонасу (Jonas), Э. Кассиреру (Cassirer), А. Кожеву (Kojeve), Э. Левинасу (Levinas), К. Левиту (Ldwith), Г. Маркузе (Marcuse), М. Мерло-Понти (Merleau-Ponty), Ж.-П. Сартру (Sartre), М. Хоркхаймеру (Horkheimer), Л. Штраусу (Strauss) к середине XX века внимание к метафизическому дискурсу приобрело характер устойчивой тенденции. Н. Бальтазар (Balthasar), Л. Баур (Baur), Г.-Г. Гадамер (Gadamer), Э. Жильсон (Gilson), Р. Кёлер (Kohler), Р. Кронер (Kroner), Г. Миш (Misch), Э. Пшивара (Przywara), В. Рюфнер (Rufher), Э. Юнгер (Junger), К. Ясперс (Jaspers) — вот далеко неполный перечень авторов, современников Гуссерля и Хайдеггера, сыгравших заметную роль в изучении исторического характера «первой философии».
Во второй половине XX века пристальное внимание к проблемам метафизики позволило существенно уточнить экспозицию основного вопроса философии. Э. Корет (Coreth), Б. Лакебринк (Lakebrink), Ж.-Ф. Лиотар (Lyotard), И. Лотц (Lotz), Г. Мартин (Martin), Г. Мейер (Meyer), И. Мёллер (МбПег), Д. Моран (Могап), К. Нинк (Nink), П. Рикер (Ricoeur), Ф. ван Стеенберген (Steenberghen), Э. Тугендат (Tugendhat), Д. Турк (Turck), Э. Финк (Fink), М. Фуко (Foucault), X. Хольц (Holz) постулируют дилемму — европейское мышление, в одном случае, логоцентрично, поэтому ориентировано на поиск безальтернативной истины (будущее тем не менее нуждается в «бесполезной» метафизике), в дру-
гом, — ацентрично, поскольку признает свою зависимость от власти, создающей свой режим истины и производящей необходимую информацию с целью практического использования языка в качестве инструмента власти (метафизика не имеет будущего).
Для понимания архитектоники метафизики в условиях постмодерна большое значение имеет историко-герменевтическая интерпретация Хайдеггера. Она давно стала канонической и показательной в отношении актуальности той или иной философской проблематики. В этой области наибольшее значение имеют работы таких авторов, как Г. Андерс (Anders), X. Арендт (Arendt), В. Бимель (Biemel), Ж. Бофре (Beaufret), Л. Брон (Braun), Г. Гандер (Gander), Y Гуццони (Guzzoni), X. Дрейфус (Dreyfus), Г. Зиверт (Siewerth), А. Йегер (Jager), С. Кавелл (Cavell), Г. Кёхлер (КбсЫег), Ф. Олафсон (Olafson), О. Пёггелер (Poggeler), Т. Ренч (Rentsch), Дж. Саллис (Sallis), X. Субири (Zubiri), Г. Фигаль (Figal), Фр.-В. фон Херрман (Herrmann), М. Штайнманн (Steinmann) и др. Нельзя также игнорировать работы Ж. Деррида («французского Хайдеггера»), Ж. Делеза (Deleuze), К. Леви-Стросса (Levi-Strauss), М. Мосса (Mauss), Б. Штиг-лера (Stiegler).
Источниковедческая база исследования состоит из нескольких групп текстов. К первой группе относятся прежде всего сочинения мыслителей античности: фрагменты ранних греческих философов — Гераклита, Парменида, Гекатея; софистов — Горгия и Протагора, произведения Платона и Аристотеля. Кроме того, для анализа античной метафизики привлекались тексты Аристофана, Гесиода, Геродота, Гиппократа, Гомера, Каллимаха, Пиндара, Плотина, Плутарха, Полибия, Порфирия, Секста Эмпирика, Софокла, Феогнида, Эсхила.
Во второй группе исследуется ряд теологических трактатов Филона Александрийского, сыгравшего решающую роль в формировании средневекового панэнтеизма. Определенную интерпретацию, связанную с выяснением своеобразия средневековой метафизики, получают отдельные труды Августина, Фомы Аквинского, Готтшалька, Ибн Араби, Иеронима Стридонского, Иоанна Дамаскина, Иоанна Кассиана, Климента Александрийского, Франциска Суаре-са, Иустина Философа, Иоанна Скота Эриугены.
К третьей группе принадлежат источники метафизических идей эпохи Ренессанса и Нового времени, а также Просвещения вплоть до завершения классической традиции. Используются сочинения Альберти, Боккаччо, Бруно, Гвиччардини, Кампанеллы, Коперника, Кузанца, Макиавелли, Петрарки, Пико делла Мирандолы, Рабле, Фичино; д'Аженкура, Арно, Бэкона, Вико, Вольтера, Гегеля, Гоббса, Декарта, Канта, Лейбница, Монтеня, Монтескье, Спинозы, Фейербаха, Фихте, Шеллинга, Шиллера, Шлегеля.
В четвертой группе источников рассматриваются работы Войхта (G. Voigt), Мишле (J. Michelet), Патера (W. Pater), Токвиля, Буркхардта, критиков традиции метафизики — Маркса, Ницше и др. Также с целью изучения темы синтеза метафизических позиций привлекаются тексты М. Хайдеггера.
Вместе с тем потребность теоретического обоснования новой типологии европейской метафизики (бытие-как-природа, бытие-как-слово, бытие-как-сознание, бытие-как-история) обусловила выбор дополнительной литературы для исследования философского наследия Платона, Аристотеля, Филона Александрийского, Августина, Эриугены, Николая Кузанского, Спинозы, Фихте и других мыслителей.
Для реконструкции метафизических парадигм важнейшее значение имеют историко-философские исследования К. А. Сергеева, Я. А. Слинина, Ю. Л. Аркана. При рассмотрении проблем античной и средневековой метафизики привлекались работы П. Адо (Hadot), А. В. Апполонова, X. Арендт (Arendt), В. Байервальтеса (Beierwaltes), А. И. Бриллиантова, Т. В. Васильевой, А. К. Гаври-лова, Н. И. Григорьевой, А. И. Доватура, Э. Жоно (Jeauneau), В. Йегера (Jaeger), А. Киевской (Kijewska), А. В. Лебедева, В. Н. Лосского, Р. А. Лошакова, С. Я. Лурье, Е. М. Мелетинского, А. В. Меня, Т. А. Миллер, О. Мюррея (Murray), Дж. О'Меары (О'Меага), В. В. Петрова, М. С. Петровой, Л. Писарева, Т. В. Поповой, М. Э. Поснова, В. С. Соловьева, А. А. Столярова, С. Н. Трубецкого, А.-Ж. Фестюжьера (Festugiere), Н. Д. Фюстель де Куланжа (Fustel de Coulanges), М. Хансена (Hansen), Й. Хейзинги (Huizinga), Г. Чедвика (Chadwick), Г. Чер-нисса (Cherniss), К. Шенка (Schenck), Л. Шестова, Ю. А. Шичалина, М. Элиаде (Eliade) и др.
Среди работ, которые использовались в ходе исследования основных аспектов новоевропейской и современной метафизики, — труды С. Англо (Anglo), М. М. Бахтина, Г. Башляра, Н. А. Бердяева, П. М. Бицилли, Л. Н. Брагиной, К. Бурдаха (Burdach), Я. Буркхардта (Burckhardt), М. Вебера (Weber), Г. Вёльфли-на (Wolfflin), Э. Гарэна (Garin), Р. Генона (Guenon), Т. Б. Длугач, А. Г. Дугина, Ф. Йейтс (Yates), А. Койре (Коугё), П. Кристеллера (Kristeller), А. Лавджоя (Lovejoy), Г. Мерри (Merry), X. Н. Момджяна, П. П. Муратова, Д. Д. Обломиев-ского, Л. Ольшки (Olshki), X. Ортеги-и-Гассета (Ortega у Gasset), Э. Панофски (Panofsky), П. Раттанси (Rattansi), Дж. Тоффанина (Toffanin), Б. А. Фохта, К. Шмитта (Schmitt), Ю. Эволы (Evola), Ф. Г. Юнгера (Junger), Б. Яковенко и др.
Объект исследования. Объектом исследования является становление классической европейской метафизики.
Предмет исследования. Предметом исследования выступают парадигмы2 европейской метафизики, в которых представлена квинтэссенция бытийно-ис-
2 «Парадигма», «явление» от др.-греч. ттара8єікуи|и, что значит «показывать».
торических поисков истины. Предварительно они определяются в следующем порядке: бытие-как-природа, бытие-как-слово, бытие-как-сознание, бытие-как-история.
Цель данного исследования заключается в том, чтобы проследить единую линию становления и развития европейской метафизики сквозь призму представленных парадигм. На пути к достижению поставленной цели решаются следующие основные задачи.
-
Проанализировать основные концепции и идеи в отечественной и зарубежной историко-философской литературе, относящиеся к теме исследования; определить тематические рамки исследования, а также содержание понятий «бытие-как-природа», «бытие-как-слово», «бытие-как-сознание», «бытие-как-история».
-
Эксплицировать отличие философии от метафизики (Платон и Аристотель).
-
Выяснить значение средневекового панэнтеизма3.
-
Тематизировать осуществленный в эпоху Ренессанса переворот в метафизическом мышлении, ставший отправным пунктом современных цивилиза-ционных процессов.
-
Выявить особенности «политического разума» Макиавелли.
-
Проследить на примере пантеизма Кузанского и Спинозы онтотеологи-ческую составляющую их размышлений.
-
Определить «геометрический» характер социальной философии Монтескье.
3 «Панэнтеизм» от др.-греч. ттау, «все», ev, «в», Оєос, «бог». Термин введен учеником И. Г. Фихте и Ф. В. И. Шеллинга К. К. Ф. Краузе (1781-1832). Речь идет о таком понимании Бога, в котором объединяется теистические воззрения (Бог вне мира) и пантеистические (Бог и мир тождественны). Иначе говоря, Вселенная - в Абсолюте, она есть форма Его проявления, но Божество есть нечто большее, чем все сущее. Будучи бесконечным, Он транс-цендентен по отношению к конечным вещам в том смысле, что Творец мира не может быть зависим от ens creatum. Как высшая форма единства в сотворенной множественности Он сохраняет независимое существование и не сливается со своим произведенным миром. Как и пантеизм, панэнтеизм предполагает имманентность Бога миру. Тем не менее проистекающая из самой природы Бога близость миру не признается абсолютной. Ярко выраженная панэнтеистическая тенденция присуща метафизике представителей александрийской школы, Августина, Иоанна Скота Эриугены, Николая Кузанского. Панэнтеистический характер имеют идеи христианских мистиков, например, Максима Исповедника, Григория Паламы. По своему строению панэнтеизм онтотеологичен, а значит и квазитеологичен, поскольку определяет сущее в связи с «теологической наукой». Ориентирующиеся то на плотиновс-кое Единое, то на ветхозаветное или на христианское Откровение, то на «геометрического» Бога панэнтеистические воззрения обретают всю полноту своего значения в европейской метафизике XVIII-XIX столетий (скажем, Кант понимал подлинную метафизику как теологию, связывая вопрос о подлинно сущем с «божественным»).
-
Рассмотреть «деятельный разум» Фихте.
-
Показать метафизический горизонт, связанный с осмыслением «кризиса» традиционного логоцентризма в XIX и XX столетиях.
Методология исследования. Обозначенные в диссертационной работе цель и задачи определяют совокупность используемых методологических разработок и практических методик. Применяются теоретические методы: 1) системного анализа, 2) историко-философской компаративистики, 3) компара-тивистско-интегративный, а также 4) процедуры, разработанные в рамках феноменологии и герменевтики.
Метод системного текстологического анализа позволяет определить подходы для реконструкции генезиса европейской метафизики, а также для выяснения смысла ключевых ее терминов. Данный метод дает возможность выявить целостность европейской метафизики, несмотря на «онтологическую диффе-ренцию», представленную в парадигмах вопрошания об архл.
Метод историко-философской компаративистики применяется для описания вводимой типологии метафизики. Анализ различий между метафизическими парадигмами помогает установить их онтическое основание.
Компаративистско-интегративный подход служит для тематизации и упорядочения изучаемого материала, позволяет определить фундаментальные формы европейской метафизики и оценить их роль в ситуации «метафизического поворота» к Другому Началу, эксплицированному в вопросе об архл.
В перспективе выявления главных содержательных моментов заявленной типологии для анализа произведений конкретных мыслителей привлекается хайдеггеровская методика экспликации онтологического различия бытия и сущего (так, например, смысл учения Филона о логосе, положений о предопределении у Августина и Эриугены конкретизируется в контексте парадигмы бытия-как-слова). Данный подход дополняется процедурами контекстуальной герменевтики. Суть такого рода методик заключается в том, что при изучении проблемы устанавливается запрет рассматривать ее в рамках статичной оппозиции бытия и сущего. В дальнейшем описания важно следовать самому предмету, т. е. вещи, истина которой явлена самой этой вещью (скажем, при рассмотрении мифопоэтического измерения древнегреческой мысли динамическая оппозиция бытия и сущего служит основанием для доказательства тождества между миром и телом. В мифопоэтическом контексте все время происходит обмен между телом и миром. Вселенная как бы воссоздается в теле человека во всем своем многообразии, так что все ее элементы соприкасаются в единой плоскости человеческого тела. С помощью рук в процессе еды человек прощупывает как бы изнутри своего тела землю и море, воздух и огонь, и вообще весь мировой порядок [бытие] во всех его проявлениях, и тем самым осваивает и присваивает его). Применение предложенной типологии европей-
ской метафизики, нацеленной на исследование динамики единства бытия и сущего, позволяет уйти от рутинных теоретических стереотипов.
Основные положения, выносимые на защиту, и их новизна.
Основываясь на традициях зарубежной и отечественной историко-философских школ изучения европейской метафизики, в диссертационной работе предложена новая типология в систематическом исследовании фундаментальных метафизических позиций: бытие-как-природа, бытие-как-слово, бытие-как-сознание, бытие-как-история. Данный подход исходит из конкретизации аналитики Dasein М. Хайдеггера и развития идей Перова-Сергеева о парадигматическом развитии метафизики.
В ней оригинальным образом прослежена единая линия становления европейской метафизики, развертывание бытийно-исторических установок которой дает возможность оценить значение метафизического «поворота» в современном философствовании. При этом в процессе исследования получены результаты, содержащие новые для отечественной историко-философской науки положения:
В корреляции с «метафизикой бытия-как-природы»:
1. Понимание ключевых парадигм европейской метафизики, согласно пред
лагаемой типологии, — «бытие-как-природа», «бытие-как-слово», «бытие-как-
сознание», «бытие-как-история», — позволяет раскрыть сущность современ
ного этапа развертывания философской мысли и оценить смысл человеческого
существования в эпоху «конца» истории.
Новизна: с позиции предлагаемой типологии — выявлены самобытные смысловые аспекты европейской метафизики — «бытие-как-природа», «бытие-как-слово», «бытие-как-сознание», «бытие-как-история», которые образуют методологическую основу данного исследования; — проведен текстологический и герменевтико-кон-текстуальный разбор первостепенных понятий древнегреческой метафизики: природа (фіктіс) и истина (d\f)0eia).
2. В лице Сократа, Платона и Аристотеля происходит сначала сужение воз
можностей изначально философского мышления, а затем и замена их средст
вами метафизического истолкования и прояснения. Тем не менее древнегре
ческая метафизика остается предельным и решающим вопрошанием относи
тельно архл, которое всякий раз оказывается востребованным в истории мета
физики, высказывающей историю понимания бытия.
Новизна: в горизонте развертывания метафизики бытия-как-природы вся греческая философия оказывается философией природы (фіктіс). В лице Сократа и Платона пути и средства изначально философского мышления, его возможности в целом получают существенное ограничение, что находит свое выражение в понятии бытия-
как-идеи (18еа). Установлено, что в рамках метафизического дискурса Аристотель сохраняет вопрос об архл как ведущий вопрос философской мысли.
В корреляции с «метафизикой бытия-как-слова»:
3. В панэнтеизме Филона, Климента, Оригена, «каппадокийцев», автора сочинений Corpus Areopagiticum, Максима Исповедника, наконец, Августина и Эриугены связь Творца и творения истолковывалась как единый самосознательный процесс, происходящий в Боге и с Самим Богом. Полная реализация самой сути этого учения создавала опасность для теоцентризма изнутри, несмотря на стремление самих теологов прояснить церковную доктрину посредством надлежащего метафизического обоснования. Панэнтеизм, сохраняя положение о трансцендентности Абсолюта, задавал определенную конфигурацию единства Бога, мира и человека. В исторической перспективе объединение философии и теологии в Средние века воплощает в себе окончательный выбор в пользу грядущей победы квазитеологии4 и реформационных процессов.
Новизна: обоснована ключевая роль панэнтеизма в метафизике бытия-как-слова; с позиций динамического различия бытия и сущего — 1) определено специфическое содержание панэнтеизма Филона Александрийского, способствовавшего радикализации метафизического вопрошания не только в Средние века (Эриугена), но и в эпоху Ренессанса (Кузанский); — 2) выявлено, что объединение метафизики и теологии в Средние века служит одной из главных причин будущего утверждения квазитеологии и различных ее производных (деизма и т. д.); — 3) выяснено специфическое содержание панэнтеизма Иоанна Скота Эриугены.
4 «Онто-теологическое» строение метафизического вопрошания предполагает единство сущего как такового и сущего как высочайшего. Иначе говоря, начиная с Аристотеля, метафизика вольно или невольно мыслит бытие как основание, сущее как основанное, а высшее сущее как обосновывающее и как первопричину. Поскольку у Аристотеля бог есть высочайшая «неподвижно движущая» цель, и в нем сходятся формальная, целевая и движущая причины, постольку можно говорить о его онтотеологии.
С точки зрения средневекового теоцентризма, метафизика может быть обращена только к истине Откровения. Она призвана познать первую причину всего сущего в рамках христианской теологии. В этом смысле метафизика должна исследовать всю полноту оснований сущего. Так, Фома Аквинский, следуя Аристотелю, различает три аспекта метафизики (In Metaphys., proem.). Она есть божественная наука (scientia divina), или теология, поскольку восходит к Абсолюту, а также к высшим и соответственно в высшей степени познаваемым сущностям. Она есть собственно метафизика (transphysica), поскольку созерцает сущее как сущее в аспекте его наиболее общих определений. Наконец, она есть первая философия, поскольку постигает первую и тем самым высшую (познанную в наивысшем смысле) причину вещей, т. е. Бога как Творца. Стало быть, у Фомы речь идет о разных способах перехода к потустороннему и сверхчувственному миру, чтобы отсюда определить конечное сущее. Таким образом, метафизика здесь не ориентирована на свою внутреннюю проблематику, поэтому является квазиметафизикой, а теология, дополняясь иными, внешними для христианского Откровения, путями познания Бога, оказывается квазитеологией.
В корреляции с «метафизикой бытия-как-сознания»:
4. В сравнении с «грамматическим логосом» Иоанна Скота Эриугены де
картовское «мыслящее Я» характеризуется не просто аскетическим стремле
нием «очищать» разум и чувства, приобщая к спасению верой. Это есть созна
ние, которое как бы проецируется на весь мир; в нем отображаются в опреде
ленной перспективе все факты и связи мироздания, все события исторического
процесса и все тенденции общественного устройства. Оно в силу присущей
ему квазитеологической тенденции всегда развертывается в сферу абсолютно
го сознания, некоего гипотетического интеллекта, способного охватить все со
бытия и зависимости природного и социального мира, а также допустить при
общенность индивидуального и конечного мышления к бесконечному бытию.
Новизна: с точки зрения заявленной типологии метафизики, показано, каким образом «грамматический логос» трансформируется в «методический», а именно: методическое обеспечение познания приводит к трансформации взора новоевропейского субъекта; «новое» исследование природы представляет собой как бы «выслеживание» и «захват» вещей, иначе говоря, в разыскании истины главное — исходить из своего ума; развертывая ego cogito («Я мыслю»), не только возможно, но и необходимо доказывать бытие Бога.
5. В период кризисных явлений основным настроем человека становит
ся стремление к обживанню мира и вера в свое «звездное» предназначение.
Именно ренессансный гуманизм увидел в человеке «бога», раскрывающего все
движущие причины во Вселенной и способного в своем проективном вообра
жении, «захватывая» все сущее, преобразовывать его в гармонию высшего по
рядка. В нарастающем противостоянии субъекта объектам искусство заявляло
себя в качестве «новой науки», призванной в перспективных замыслах давать
ясные изображения пространства, «очищать» и «оживлять» природу. В после-
ренессансную эпоху символом распада художественно-магически-изобрета
тельного проекта исцеления мира и человека стала утопия. Фундаментальное
значение получает математико-конструктивный аспект восприятия мира. Ра
циональное исправление истории — такова последняя цель способности ego
cogito самостоятельно определять меру своего бытия.
Новизна: с теоретических позиций метафизики бытия-как-сознания проведено обоснование взаимосвязи наиболее значимых элементов метафизического дискурса в эпоху утверждения новой антропоцентрической свободы, ставшей основанием для радикального поворота к предвосхищающему мышлению в XVII столетии: пантеизм, гуманизм (риторический дискурс идеи humanitas), осознание и обоснование исторического перспективизма, обращенность к магии, корреляция познания с математикой и геометрией как образцами свободного исследования, макиавеллизм, «ху-дожественно-миростроительный» разум, утопическое мышление, наконец, оформление политико-экономической реальности.
6. История постигается Макиавелли как фундаментальная реальность, в ко
торой не столько судьба управляет человеком, сколько он сам является творцом
своей собственной жизни. По этой причине учение о государстве не должно
быть связано больше с церковной доктриной власти. Проект идеального пре
образования общества становится возможным через возвращение к античным
образцам и добродетелям. Вот почему государственный порядок следует стро
ить как художественное произведение, создаваемое по определенным канонам.
Новизна: с позиций предложенной типологии европейской метафизики отмечается, что — 1) у Макиавелли культ государства, устроенного по правилам устроителя, становится как бы новой религией для осуществления земного благополучия и обновления человека; — 2) постулаты «политического разума» артикулируются Макиавелли в квазитеологическом контексте (так, цезаристскими усилиями principe nuovo государство должно быть возвращено к своей идеальной богоподобной форме; религия, введенная при Нуме Помпилии, обусловила возможность надлежащих и «добрых» порядков, а страх божий и соблюдение культа бога стали причиной величия Рима); — 3) макиавеллизм в горизонте реализации идеи исторического прогресса и социальной утопии есть выражение властвующей воли, озабоченной установлением гражданского устройства по любым правилам, лишь бы эти правила способствовали устранению социальной анархии и утверждению «законного» порядка.
7. Николай Кузанский одним из первых осуществляет радикальное преоб
разование всей сферы средневекового мышления. Посредством отождествле
ния математико-геометрических построений с физическим порядком вещей,
«ученое незнание» методически обосновывает интерес к природе, где челове
ку заранее отведено центральное положение. Для полного устранения доктри
ны об ограниченности Вселенной выдвигается положение о ее ацентризме.
Обоснование Кузанцем нового статуса человека во Вселенной, апелляция к
идее всеобщей одушевленности мира и идее ацентризма связано с репрезента
цией платоновского опыта соответствия бытию-как-идее. В стремлении иметь
перед глазами возвышенный мир красоты человек перспективно его преобра
зует, соизмеряя с идеей, гарантирующей свободу познания от субъективности
и произвольности. Бесконечное бытие у Кузанца — это бытие-возможность,
заключающее в себе все, обладающее силой бытия, так что граница между
возможностью и действительностью становится неразличимой.
Новизна: с точки зрения новой типологии истории европейской метафизики, — 1) проанализирована онтологическая дифференция между бытием и сущим: через соотношение с «бытием» понятие «бесконечности» у Кузанского впервые обретает положительное значение высшего принципа познания всего конечного; — 2) показано, что философии «бесконечного мышления» присуща квазитеологическая тенденция; — 3) при сравнении идеи Кузанца о совпадении противоположностей с аристотелевской логикой дискурсивного рассуждения, а также учением Плотина о бытии выявлен специфический контекст их метафизических установок.
8. С развитием идей панэнтеизма Кузанец и Спиноза продвигаются к новой
онтотеологической проблематике, которая в собственном смысле впервые ста
новится возможной в рамках метафизики бытия-как-сознания. У Спинозы Бог
— это природа, субстанция, causa sui. Спинозизм, являясь еще одним типом
квазитеологии, делает решающий шаг на пути к подлинной религии, запре
щающей представлять Бога в антропоморфном образе. Для Спинозы высшее
развертывание могущества Бога заключается не в Его антропоморфности, а в
интеллектуальной любви к Богу. Тем самым восстанавливается древняя тради
ция интеллигибельного созерцания Абсолюта (Филон Александрийский).
Новизна: сквозь призму анализа фундаментальных метафизических позиций изучен панэнтеизм Кузанского и Спинозы; выяснено, что перед нами — две модели «калькуляционного» мышления, необходимого для реализации стремления человека искать истину своим собственным разумом. В ходе реконструкции указанного феномена выявлено следующее: онтотеология выступила фундаментом свободы философского вопрошания, которое должно было привести к подлинной религии, запрещающей представлять Бога в антропоморфном образе.
9. Рассмотрение социального «тела» предполагает приверженность мета
физике бытия-как-сознания с присущей ей квазитеологической тенденцией.
Конфигурация идеи «баланса сил» организована Монтескье точно так же, как
наука о физических фактах Декарта. Государство — это автомат, который мож
но искусственно создавать и усилиями механика (монарха) поддерживать в ра
бочем состоянии для оформления пространства контролируемого режима ис
тины. Здесь, как и в случае с Макиавелли и Гоббсом, правила для руководства
политического ума имеют статус правил всеобщей науки (mathesis universalis),
способствующих устранению социального хаоса и утверждению законного
порядка.
Новизна: 1) предложен оригинальный подход к пониманию связи социальной философии Монтескье с наукой «геометрического» типа; 2) подчеркивается, что геометрический характер учения о разделении властей есть выражение стремления Монтескье создать механизм для оформления пространства контролируемого режима истины и производства правящей элитой, можно сказать, своей особой «политической экономии» истины: следует желать всего того, что само по себе разумно и справедливо, ибо истинная свобода требует, чтобы человеческие поступки сообразовывались с безусловными принципами разума, в которых представлена «логика» необходимости.
10. У Фихте метафизика становится наукоучением. Все содержание уни
версума выводится Фихте из факта сознания (декартовского «мыслящего Я»)
и представлено в понятии наукоучения. По сути дела это другое название для
онтотеологии. «Наука» начинается с чистой, возвращающейся к себе самой
деятельности, тождественной действию Самого Бога. Речь идет о том, что нау
ку нужно начинать, исходя из свободного трансцендентального «Я». Не за-
имствуя ничего извне, оно, подобно Богу, способно создавать нечто из ничто. Отсюда утверждение Фихте об абсолютном совершенстве силы человеческого разума, созидающей само бытие. Для Фихте только в «разумном государстве» могут быть реализованы высшие идеалы нравственности; его миссия заключается в воспитании граждан в соответствии с принципами наукоучения; оно должно всемерно способствовать достижению земного бессмертия и вечной жизни.
Новизна: с позиций реализованного в работе метода исследования метафизики конкретизирована проблема «деятельного разума» Фихте. В рамках этой задачи — 1) обосновано, что у Фихте метафизика представлена «наукоучением» (наукой о науке), имеющим ярко выраженный онтотеологический характер: «наука» начинается и имеет своим результатом деятельность, тождественную действию Самого Бога; — 2) дана оценка соотношению сознания (созерцающего внешние вещи) и самосознания (способного создавать нечто из ничто); — 3) выявлено, что идеализм Фихте в высшей степени исторически реалистичен, поскольку мир полагается только в отношении к индивиду и только как материал для использования и употребления согласно целям и выгодам человеческой практики.
В корреляции с «метафизикой бытия-как-истории»:
11. «Волей к власти» Ницше завершается онтотеологическая традиция Запада. Она открывает эпоху «законченной метафизики», иначе говоря, эру всеобщей калькуляции и технизации всего и вся. Если прежняя метафизика была занята исследованием бытия и божественного (бытие-как-природа, бытие-как-слово, бытие-как-сознание), то в лице Ницше основной настрой мысли связан с познанием бытия-как-воли, этой темной субстанции жизни, отягощенной смертью Бога. При наступившем разочаровании в метафизике созидание идеального смысла человеческого существования неизбежно должно было обрести форму всеобщего апофеоза безосновности, пессимизма и нигилизма.
Новизна: — 1) установлены специфические содержательные моменты «завершения» онтотеологической традиции Запада; — 2) выявлены основные экзистенциальные установки: Ф. Ницше (в каждом стремлении к познанию есть капля жестокости), М. Хайдеггера (в нынешней истории бытие ввергается в ничто), М. Бахтина (в самую сущность перспективного освоения мира заложено преступление всякой власти), Н. Бердяева (характерная черта современной истории — грандиозный масштаб катастрофических изменений в мире), П. Рикера (насилие есть ритм человеческого времени), М. Фуко (история неминуема для нашей мысли); —3) определено значение философского вопроса об архл для формирования нового проблемного поля с возможностью распознавания истины.
Теоретическая и практическая значимость диссертации обусловлены актуальностью ее проблематики и новизной результатов. Проведенные историко-философские исследования и развернутая в работе концепция развития метафизики — «от бытия-как-природы к бытию-как-истории» вносят сущест-
венный вклад в понимание проблематики европейской мысли и осмысление специфики современной философии. Выполненная работа может служить учебным пособием для студентов и аспирантов, обучающихся по философским, религиоведческим, историческим и культурологическим специальностям (направлениям). Ее выводы могут применяться в преподавании общих и специальных курсов по истории философии. Материалы диссертации могут использоваться в учебных курсах, посвященных изучению европейской метафизики, онтологии, социальной философии, истории современной философии, теоретическим проблемам религиоведения и культурологии, истории политических идей, а также при разработке образовательных программ философских специальностей ВУЗов.
Апробация исследования. Результаты диссертационного исследования представлены в 2 монографиях — «Европейская метафизика: от бытия-как-природы к бытию-как-истории» (СПб., Гуманитарная Академия, 2011, 23,5 п. л.) и «Пути метафизики: от природы к истории» (Saarbrucken, LAP LAMBERT Academic Publishing GmbH & Co., 2011, 19,2 п. л.) (Germany); 16 статьях из Перечня ведущих рецензируемых научных журналов и изданий, в которых должны быть представлены основные научные результаты диссертации на соискание ученой степени доктора наук, 40 статьях, докладах, методических разработках в разных изданиях общим объемом в 35 п. л. Кроме того, ключевые выводы исследования обсуждались в ходе межвузовских, всероссийских и международных конференций и на научно-теоретических семинарах, среди которых: «Современная логика: проблемы теории, истории и применения в науке». Общероссийская научная конференция (С.-Петербург, июнь 1990, 1996, 1998, 2000); «Человек в научной и философской картине мира». Всероссийская научная конференция, (Курск, май 1996); «Философия гуманитарного знания: российская академическая традиция и современность». Всероссийская научная конференция (С.-Петербург, ноябрь 1997); «Философия XX века: школы и концепции». Всероссийская научная конференция (С.-Петербург, ноябрь 2000); «Философия. Культура. Гуманизм: история и современность». Международная научно-практическая конференция (Оренбург, ноябрь, 2006); «Универсум платоновской мысли». Международная научная конференция (С.Петербург, июнь 1997,2001,2002,2005-2011); международные научные конференции Центра изучения средневековой культуры (С.-Петербург, ноябрь 1999, 2002, 2008, 2009, 2010, 2011); «Компаративное видение истории философии». Всероссийская научая конференция (С.-Петербург, ноябрь 2008, 2009); «Философия истории философии». Всероссийская научая конференция (С.-Петербург, ноябрь 2009, 2010, 2011).
Материалы исследования использовались для чтения лекций по истории западноевропейской философии, для проведения семинаров по истории ан-
тичной, средневековой философии и философии Нового времени на философском факультете в С.-Петербургском госуниверситете. Основные положения диссертации легли в основу спецкурса «Философия в эпоху эллинизма», разработанном для студентов-магистров философского факультета, а также были задействованы автором для написании раздела «Философия и становление метафизического мышления» в учебнике «Метафизика. Учебное пособие» (СПб., Изд-во С.-Петербургского университета, 2008) (в соавторстве с К. А. Сергеевым).
Результаты диссертационного исследования обсуждались на заседании кафедры истории философии С.-Петербургского госуниверситета по специальности 09.00.03 - история философии.
Структура диссертации определена целью и конкретизирующими ее поставленными задачами, а также порядком их решения. Диссертация состоит из введения, трех глав, 14 параграфов, заключения и списка использованной литературы.
