Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Аналитический метод в неореалистической теории соответствия 29
1. Эпистемологический анализ в неореализме 31
2. Логический анализ в философии неореализма 59
Глава II. Теория логического анализа 8-1
1. Принцип верификации в концепции А. АЛера и его применение 86
2. Принцип фальсификации К. Поппера и методология логического анализа 99
3. Другие теории философии логического анализа 116
Глава III. Аналитический метод є лингвистической философии ИЗ
1. Анализ языка в философии «позднего» Витгенштейна 146
2. Анализ лингвистических диспозиций Г. Райла 175
3. Соединение лингвистической и логической методологии
4. Другие концепции анализа обыденного языка 204
Глава IV. Антиреачистические теории анализа 221
1. Логический антиреализм 224
2. Онтологический антиреализм 239
3. Плюралистический антиреализм 247
Глава V. Натуралистические теории анализа 257
1. Аналитика сознания в концепции Дж. Р. Серла 261
2. Австралийская школа, функционализм и другие натуралистические концепции анализа 278
Глава VI. Неопрагматистские концепции анализа 298
1. У. В. О. Куайн об анализе языка и проблеме перевода 301
2. Аналитика истины и интерпретации Д. Дэвидсона 314
3. Ироническое переописание аналитического метода в концепции Р.Рорти 328
4. Другие теории неопрагматистского анализа 344
Глава VII. «Реализм с человеческим лицом» и внутренний реализм как новейшие теории аналитического метода 360
1. Аналитический метод в истории идей 363
2. Онтолопиеское и гносеологическое осмысление понятия нарратива в аналитической философии истории 384
3. Аналитический метод в концепции внутреннего реализма 402
Заключение 426
Список литературы
- Эпистемологический анализ в неореализме
- Анализ языка в философии «позднего» Витгенштейна
- Аналитика сознания в концепции Дж. Р. Серла
- У. В. О. Куайн об анализе языка и проблеме перевода
Введение к работе
Актуальность темы исследования. Со времен Аристотеля философы постоянно что-либо анализировали. И, пожалуй, трудно найти философскую школу, представители которой не сказали бы чего-то нового об анализе или не применили бы аналитический метод каким-нибудь новым способом. Но при этом и в голову не придет назвать такую школу «аналитической философией» или выделить у этих философов особый «аналитический метод». Аналитическая философия - одна-единственная, и аналитический метод в аналитической философии - не то же самое, что анализ во всех других философских школах. Для большинства философов вполне адекватно описание анализа, данное еще Декартом, согласно которому анализ - это формально-логическая процедура, в процессе которой мы разбиваем сложное понятие на совокупность простых понятий с целью лучшего исследования этого понятия. Для аналитических философов такого понимания анализа явно недостаточно. Для них анализ - это нечто большее, это основной, базовый метод философии, вбирающий в себя все остальные методы. Только те, кто смотрят на все методы как на части или производные аналитического метода, могут называть себя «аналитическими философами» или «аналитиками». Настоящая работа, в этой связи, посвящена исследованию онтологических и гносеологических оснований аналитической философии
Несмотря на то, что понимание аналитической философии и аналитического метода несколько раз менялось в истории, аналитическая философия оказалась жизнеспособной парадигмой философии, отметив недавно столетний юбилей. Сто лет - это не возраст для столь крупной философской традиции, но это уже время определенной зрелости. Это время
роста самосознания и подведения промежуточных итогов, время напряженного самоопределения, Аналитическая философия достигла той стадии своего развития, когда она выступает как интернациональное направление, в котором методологические позиции гораздо важнее всех национальных и корпоративных пристрастий.
«Аналитическая философия» - достаточно обширное по объему и содержанию понятие, которое не может иметь простого определения. Аналитическая философия не является обозначением философской школы (как, например, неокантианство); она также не является обозначением философской концепции, в центре которой стоит метод анализа. Скорее, аналитическую философию следует понимать как определенный стиль философского мышления. Употребляя, определяя и описывая понятие «аналитическая философия», автор будет понимать его в предельно широком смысле, в качестве своеобразной техники философского анализа, при которой главное внимание уделяется предельной конкретизации при постановке проблемы, детальному критическому разбору основных понятий и категорий, обоснованию методологии и теории логического вывода, опыта и языка. Аналитическая философия никогда не имела единственного определения, но от этого ее нельзя считать «философией без позиции». Наоборот, аналитики очень ценят плюрализм мнений по поводу того, что такое на самом деле «аналитическая философия» или «аналитический метод». Например, Кембриджский словарь философии определяет аналитическую философию как «общее понятие (an umbrella term), которое обычно употребляется для того, чтобы охватить разнообразный ассортимент философских методологий и тенденций»1. Для аналитической философии процесс поиска истины является первичным по отношению к результатам этого поиска, а на уровне психологии философа - и более увлекательным. В связи с этим основоположник аналитического метода Дж. Мур выступает «идеальным аналитическим философом». Детализация проблем, поиск
максимально возможного количества затруднений и разбор их, значительная роль рефлексии по поводу техники философского анализа, отсутствие категоричных высказываний делают Мура вдохновителем большинства аналитических философов, и, вместе с тем, фигурой, непонятной за пределами этой традиции.
Аналитическая философия является, тем самым, не столько философской позицией, сколько особым подходом, особой «идеологией» по поводу того, что такое философия и философское исследование. Л. Дж. Коэн отметил, что аналитики столь высоко ценят возможность «внутренней дискуссии» различных подходов, что предпочитают ее любой универсалистской позиции или исследовательской установке. Для аналитической философии нет «закрытых» тем; есть темы, которые, с точки зрения ее основоположений, считаются не заслуживающими статуса подлинно философских проблем. М. Даммит считает, что это происходит ввиду того, что в аналитической философии существует «основной догмат», согласно которому решение философской проблемы невозможно без логического анализа языка, посредством которого эта проблема, собственно говоря, будет решаться. «Основной догмат» аналитической философии, по Даммиту, сводится к трем положениям: «1) рассмотрению языка не предшествует рассмотрение мысли; 2) рассмотрение языка исчерпывает рассмотрение мышления; 3) не существует иных адекватных способов, посредством которых может быть достигнуто адекватное рассмотрение мысли»2. При этом определение Даммита тщательно избегает указаний на гносеологический статус языка, который является первичным объектом изучения аналитической философии (будь то язык понятий, язык логики, обыденный язык, поэтический язык и т. п.); важен императив: не следует приступать к анализу без определения значения терминов и критериев того языка, которым ты будешь пользоваться.
Аналитическая философия всегда была свободна от идеологических пристрастий. Обсуждая социально-политические, этические, эстетические проблемы, аналитические философы, занимая определенную позицию, сосредоточивались на предмете исследования, детально анализируя как сам предмет, так и теории, существующие по этому поводу. Скрупулезный анализ и небольшие, но конкретные улучшения и уточнения той или иной проблемы или теории в аналитической философии всегда ценились выше «вселенских» или «мировых» теорий о человеке, познании, обществе. Однако из этого тезиса часто делается вывод, что уточнение значений и высказываний является единственной целью аналитической философии. Это предположение ложно, поскольку аналитические философы ничего не считают единственными целью, методом и средствами философии.
Известный историк англо-американской философии Дж. Пассмор отмечает, что даже в 1950-х гг. мир аналитической философии был сравнительно небольшим, уютным и замкнутым. Но уже с 1960-х гг. количество теорий, публикаций, исследовательских центров в аналитической философии стремительно росло. Сравнивая современное положение аналитической философии с «половодьем» теорий, подходов и интерпретаций, Пассмор справедливо отмечает, что границы и критерии аналитической философии, и без того размытые, практически невозможно определить. Современную аналитическую философию можно сравнить не с ручейком или рекой, имеющими берега и направление течения, а, скорее, с морем, в котором больше как простора, так и свободы плыть в любом направлении. Определений и толкований природы аналитического метода не меньше, чем морских путей. Некоторые из них более известные и проторенные, другие только намечаются, но, в любом случае, - это разные пути, по которым можно плыть с разным успехом. Б. Страуд пишет: «То, что вообще называется «аналитической философией», имеет гораздо более сложное развитие, чем предполагается самим названием»3. Хотя по прежнему можно увидеть черты первоначального варианта аналитической философии (так называемый стиль Мура и Рассела), современные аналитики в целом отказались от четкой и простой картины своего предмета. Аналитический метод становится все более сложным и, вместе с тем, все более прикладным; он вбирает в себя различные методологии и открывает все новые и новые сферы приложения. Причем многие видные представители аналитической философии занимаются скорее прикладными исследованиями в той или иной сфере, нежели дают общие обоснования аналитического метода. Можно сказать, что аналитическая философия является не только традицией в современной философии, но и определенным общим подходом к философии, «духом» философской теории.
Рассматривая аналитический метод, следует помнить, что он предполагает хорошо наработанную логическую технику (даже если аналитик заявляет, что он отвергает логику), направленную на уточнение, детализацию и максимально конкретное решение проблем. В этом у аналитической философии большое преимущество перед сторонниками «системного подхода» в философии. Аналитики не строят систем; они рассматривают проблемы по очереди и делают осторожные обобщения и предложения их решения. Дух универсализма всегда был чужд аналитическим философам; и они настороженно относились ко всем общим теориям универсума, познания и социума. Тем самым, аналитический метод направлен, прежде всего, на определение и уточнение значения любого высказывания, а также на выработку адекватного языка для решения как можно большего числа философских проблем. При этом, новые проблемы, которые в изобилии генерируют аналитики, уже, как правило, вытекают из преодоленных и разобранных «старых» проблем. Как отметил А. Айер, аналитический философ всегда предпочтет всеобщим теориям частный прогресс и обладание не безусловным, а вероятностным знанием. «Самое большее, на что мы можем надеяться, - это доказать, что некая гипотеза, принятая нами исходя из нашего прошлого опыта, обладала, по крайней мере, большей
степенью вероятности, чем гипотезы, соперничающие с ней»4, - пишет Айер. Ведущие аналитики считали себя, в этом смысле, последователями таких логически ориентированных классиков философии, как Аристотель, Юм, Кант, Милль, Фреге и Брэдли. Именно эти философы окружены наибольшим почетом в аналитической философии.
Приводя выше даммитовское определение аналитической философии, автор отметил особую важность обсуждения проблем языка для всех аналитиков. Дешифровка и уточнение значения ключевых выражений научного, повседневного, исторического, морального и других языков является центральной задачей аналитической философии, хотя, конечно, можно спорить с распространенным мнением, согласно которому аналитическая философия интересуется только вопросами языка, а не мира. Скорее, аналитики видят свою задачу не столько в том, чтобы размышлять или говорить о мире, сколько анализировать различные способы размышлений и высказыванбий о мире. При этом аналитические философы считают, что язык является главным способом нашего доступа к миру; философский анализ представляет собой описание мира через призму определенного способа мышления и языка. Такой подход к языку часто вызывает возражения. Например, представители герменевтики считают, что аналитики не учитывают особого характера текста, который не сводим к составляющим его высказываниям; а представители структурализма считают, что аналитики игнорируют проблему авторства. Возможно, они и правы, но такими упреками никак нельзя «перевоспитать» аналитиков. Любой аналитический философ всегда отдаст предпочтение так называемому piecemeal (детальному) анализу высказываний, и только потом будет рассуждать о языке в целом, переходя на все более высокие уровни обобщения.
Аналитический метод отличается от «традиционного» декартовского понимания анализа не только логической мощью и вниманием к языку. Он уникален тем, что, будучи анализом, преследует также и конструктивные,
синтетические цели. Можно сказать, что синтез является важной чертой в аналитическом методе. Во-первых, адекватный анализ увеличивает наше знание реальности, но не за счет добавления другой фактической информации, а за счет уточнения различных аспектов, которые ускользнули бы при построении всеобщих теорий. Во-вторых, аналитический метод допускает и даже считает необходимыми обобщения и общие схемы, если их основания достаточно проанализированы. Поэтому аналитический метод совместим с синтетическими целями метафизики; метафизика при этом приобретает особый «дескриптивный» характер. Аналитическая философия, таким образом, не свободна от метафизики. Проанализировав предмет, аналитики синтезируют, включая его во всеобщую схему теории. При этом они не стремятся получить другой, более развитый и «передовой» предмет. Их цели гораздо скромнее. Они хотят получить в итоге более ясный, понятный и исследованный предмет, оставив его, по возможности, тем же самым. Таким образом, синтетический аспект аналитического метода состоит, скорее, не в построении общих теорий, а в замене старых теорий на более совершенные новые теории. Это особенно заметно на современном этапе развития аналитической философии, когда грани между различными пониманиями аналитического метода, различными направлениями аналитической философии, и самими разделами философии оказываются достаточно условными и размытыми. Отказываясь от всеобщих теорий, предпочитая им частные синтетические обобщения на основе тщательно проанализированных оснований, современные аналитики убеждены, что ни одна, даже самая всеобщая, метафизическая теория не исчерпывает всей сферы реальности, языка и человеческого мира.
Некоторые современные философы, совмещающие идеи аналитической философии с ценностями постмодернизма, стремятся подвергнуть деконструкции аналитическую философию, пророчат ей скорое разложение. Например, Р. Рорти пишет: «Я не думаю, что все еще существует нечто, отождествляемое с именем «аналитическая философия», за исключением
некоторых социологических или стилистических деталей... Аналитическое движение в философии (подобно любому другому движению в любой дисциплине) разработало диалектические следствия множества посылок, и сейчас мало что осталось делать в этой области»5. Другой сторонник этой позиции Т. Рокмор вторит Рорти, когда утверждает, что «реалистический дух», питающий аналитическую философию, иссяк, и современные аналитики обратились к идеализму и релятивизму. По Рокмору, аналитическая философия уже не стремится к изучению реальности, а, пожалуй, занимается различными вопросами философии языка и верификации. Нельзя не согласиться с тем, что такие философы верно отмечают изменения, произошедшие в аналитической философии последних десятилетий. Они также правильно отмечают, что аналитическая философия не обязательно должна существовать в реалистической форме, опровергая устоявшееся мнение, что все аналитики реалисты. Но, вместе с тем, нельзя не признать то, что подобный взгляд на аналитическую философию присущ представителям определенной позиции, а не всем аналитикам. Далеко не все согласны с предположением Рорти о переходе аналитической философии в «постаналитическую» форму; многие считают, что эта традиция имеет огромный потенциал для дальнейшего развития. Аналитическая философия существует и развивается, и реализм по-прежнему доминирует в этой философии.
Аналитическая философия не возникла из ничего; ее появление было предвосхищено в некоторых теориях прошлого. Аналитическая философия, особенно ранняя, базируется на идеях таких английских философских школ, как британский классический эмпиризм, позитивизм и абсолютный идеализм. Идеи Локка, Юма, Рида, Милля, Спенсера, Брэдли, Бозанкета и других классиков английской философии изучаются и анализируются и по сей день. Кроме того, на возникновение аналитической философии повлияли некоторые немецкие направления: немецкая классическая философия,
феноменология и неокантианство. Такие мыслители, как Кант, Мейнонг Фреге, Гуссерль справедливо считаются прямыми предшественниками (а иногда и оппонентами) аналитической философии. Следует также отметить, что во второй половине XX в. аналитическая философия испытывала влияние и других школ, таких как прагматизм, герменевтика, структурализм и т. д. Таким образом, аналитическое движение в философии существует в условиях конкурентной борьбы с другими формами философии, сохраняя свою индивидуальность и независимость даже в случае их экспансии. Проблемы различных влияний на аналитическую философию, тем самым, занимают важное место в этой работе.
Среди взаимоотношений аналитической философии с другими направлениями следует особенно внимательно обсудить один вопрос. Речь идет о сложных взаимоотношениях аналитической и «континентальной» философии. В континентальной Европе аналитическая традиция была отвергнута виду того, что она не является «трансцендентальным» направлением, то есть не исследует условия возможности познания, сущность, бытие и т. д. По выражению Рассела, аналитики «отказываются верить в существование некоторого «высшего» способа познания, с помощью которого мы можем открывать истины, скрытые от науки и разума»6. Несмотря на то, что все аналитики XX в., начиная с самого Рассела, говорят об искусственности противопоставления аналитической и трансцендентальной философии, определенная степень изоляции аналитической философии имеет место. Из-за своих методологических особенностей аналитическая философия, превратившаяся в форму особой «философской культуры», практически закрыта для подавляющего большинства философских идей континентальной философии (хотя они постоянно изучаются). Одни направления, такие как марксизм, экзистенциализм, философия жизни, психоанализ, философская антропология, были отвергнуты. Другие направления, такие как
герменевтика, структурализм, постмодернизм, были приняты в аналитической философии частично и перетолкованы на свой лад. Надо сказать, что «континентальные» философы платят той же монетой, принижая или игнорируя достижения аналитиков. С «континента» аналитическая философия представляется часто, по выражению С. Шэнкера, как «флегматичная, стерильная, педантичная, неспособная увидеть за деревьями леса». Шэнкер справедливо упрекает немцев и французов за то, что они не видят или не хотят видеть достоинств аналитической мысли: «свободы, скрытых глубин, чувства независимости и ответственности, внимания к практике и повседневной жизни»7. Подобные замкнутость и взаимное непонимание сохранялись очень долго и во многом сохраняются до сих пор.
Только начиная с 1970-х гг., такие философы, как Берлин, Дэвидсон, Рорти, Анкерсмит, Апель, Рокмор и др., начали постепенное сближение аналитической и континентальной философии, поиск новых арен для диалога и кооперации, что позволило сократить степень замкнутости аналитической традиции в философском мире Запада. Один из сторонников идеи тесной связи аналитической и континентальной философии М. Даммит считает «отцом» аналитической философии не Милля и Брэдли, а Фреге. Именно Фреге, по Даммиту, впервые устранив психологизм из сферы логики, выделил проблему, ставшую основной для аналитической мысли - проблему значения. После Фреге анализ значения и языка выступает и по сей день центральной проблемой аналитической философии. На наш взгляд, аналитические философы последних не только по-новому решают те проблемы, которые еще недавно считались типично «континентальными» (например, проблемы интерпретации, исторических нарративов, соотношения бытия и сущего, ценностей, экзистенции и т. д.), но и осуществляют активную экспансию в пределы континентальной философии. И в этом плане можно сказать, что степень готовности к диалогу и сотрудничеству у аналитических философов выше, чем у континентальных
мыслителей. Как отмечает Пассмор, «многие англо-американские философы начали писать смелее и с большим размахом. Так что границы «англоамериканской» и «континентальной» философии нарушаются до сих пор и с той и с другой стороны»8. Возможно, ввиду этой коммуникации аналитическая традиция частично утратила чистоту стиля и «типично аналитические» характеристики, но она стала более открытой и разносторонней, стала более яркой и жизненной. В этом смысле, некоторые ведущие континентальные философы типа Хабермаса, Рикера и Апеля, в свою очередь, призвали к альянсу с аналитиками, всерьез беспокоясь о судьбах своей философской традиции. Ведь к 1990-м гг. сложилась своеобразная ситуация: аналитическая философия, сохранив свой имидж, вобрала в себя большинство проблем континентальной философии, континентальная философия же это сделать не смогла. Несмотря на то, что Апель и Рикер активно пытались соединить герменевтику и философию языка, они остались типично континентальными философами, пытающимися увидеть в лингвистической философии «что-то похожее» на герменевтику. Апель прямо отмечает, что, несмотря на свое расположение к аналитической философии, он не может ее полностью принять ввиду чуждости аналитической традиции кантовскому требованию поиска «трансцендентального единства» познания.
В центре композиции настоящей работы лежит идея целостной и, вместе с тем, многогранной панорамы аналитической философии. Эта философия неоднородна; в ней много самых разных и непохожих теорий и много ярких личностей. Путем долгого отбора нам удалось составить список тех философов, которые предложили наиболее интересные и на свое время передовые методологии. Это такие философы, как Дж. Э. Мур, Б. Рассел, А. Н. Уайтхед, Ч. Д. Броуд, Л. Витгенштейн, А. Дж. Айер, К. Поппер, Г. Райл, Дж. Остин, С. Хэмпшир, Р. М. Хеар, Г. Бейкер, П. М. С. Хакер, М Даммит, Дж. Фостер, Б. Уильяме, П. Стросон, С. Кернер, У. В. О. Куайн, Д. Дэвидсон,
Р. Рорти, Т. Рокмор, А. Макинтайр, И. Берлин, М. Оукшотт, Дж. Серл, Д. Деннетт, Дж. Армстронг, Н. Гудмен, X. Патнэм, А. Данто, Ф. Анкерсмит, У. Чайлд и К. Пикок. Эти мыслители чаще всего упоминаются и наиболее полно исследуются в настоящей работе, хотя изучаются идеи и других авторов. При определении степени значимости аналитического философа пришлось учитывать много факторов: новизну и оригинальность его теории, влияние его теории в аналитической философии, степень известности в академических кругах и философской печати, исторические перспективы развития теории и т. п. Возможно, автор не смог включить всех крупных аналитических философов в список главных героев аналитической сцены, особенно тех из них, которые стали известными за пределами онтологии и теории познания. Автор смог только упомянуть столь видных логиков, этиков, социальных философов, как Я. Хинтикка, А. Тарский, С. Крипке, А. Пап, П. Гич, Дж. Фодор, Р. Перри, К. Нил, Р. Воллхейм, С. Тулмин, Р. Брейтуэйт, П. Грайс, С. Шэнкер, Дж. Роулз, Н. Хомский, Дж. Андерсон, И. Шеффлер, Р. Чизолм, Т. Нагель, Дж. Грей, X. Бермудез, Л. Бонжур, П. Каррутерс, Д. Чалмерс, М. Дэвис, Ф. Дретске, Ф. Джэкман, Ф. Джексон, Д. Папинеу, Дж. Пери, Дж. Полок, Д. Розенталь, Э. Coca, Д. Веллеман, Т. Уиллиамсон, М. Девитт и др. При написании текста работы автор осознал, что если включить в нее детальные разработки, то общая картина аналитического метода станет неизбежно «перегруженной», вплоть до полной невозможности увидеть ее за частностями. Автор пытался создать компактное исследование, в котором стремился рассмотреть «основной поток» методологических теорий аналитической мысли.
Отметим также, что в аналитической философии существует несколько непривычное и непризнанное за пределами этой традиции (в том числе и в российской философии) деление философии на разделы. В аналитической традиции вы не найдете знакомых нам названий разделов: «теория познания», «онтология», «социальная философия», «философская антропология» и т. д., которые обычны в континентальной и российской
философии. Центральными разделами аналитической философии считаются эпистемология, логика и моральная философия. Эпистемология - это раздел философии, который специально изучает эмпирическое познание, условия его истинности и проблему существования внешнего мира. Логика понимается аналитическими философами не только как построение символических теорий и определение законов мышления, но и как совокупность положений о категориях и методологических процедурах, лежащих в основе познания. В отличие от большинства российских и континентальных философов, аналитик назовет «логическим» практически все, что можно отнести к области идей и рационального познания. В этом смысле логика имеет много общего с трансцендентальной логикой Канта, выступая центральной частью теории познания. Моральная философия - это не только этика, но также и то, что в континентальной Европе называют «философской антропологией» и «социальной философией». Практически все проблемы, связанные с изучением поведения и ценностей человека и сообщества, оказываются предметом моральной философии. Отметим также, что ни один аналитик никогда не считал моральную философию «периферийным» разделом философии, уступающим в значимости логике и эпистемологии. Поэтому, на наш взгляд, некоторые российские исследователи и читатели склонны недооценивать ту значимость, которая в аналитической философии придается моральной философии. Некоторые области философского знания более обособлены. В англо-американской философии это эстетика, политическая философия, философия религии, философия науки, история философии и т. д. Все эти разделы находятся на очень высоком, часто передовом в мире, уровне развития; и в каждом из них аналитический метод «преломляется», приспосабливаясь под специфику предмета. Некоторые критики включают в список разделов аналитической философии философию языка. На взгляд автора, это неверно, поскольку все вышеуказанные разделы аналитической мысли занимаются исследованием языка, сознания, общества и т. д. В заключение рассуждений о разделах
аналитической философии можно также отметить, что в различные периоды ее истории доминировали разные дисциплины. Так, в начале XX в. доминировала эпистемология, в середине XX в. - логика, в 1970-х гг. -моральная философия, в последнее время - философия истории и культурология. Но в любом случае, доминирование одного из разделов значимо только в свете общей картины аналитической философии, поэтому лидирующий раздел не подавляет остальные.
Не будет преувеличением сказать, что все идеи в аналитической традиции формируются в ходе критической полемики. Последняя не только сохраняет традицию, но и является своеобразной культурой общения философов. Подавляющее большинство критических исследований, самого разного объема, направлено не на опровержение, а на уточнение, прояснение рассматриваемых концепций. Некоторые известные философы до пятидесятилетнего возраста писали критические статьи и историко-философские книги, пока зрели их оригинальные идеи. В аналитической традиции немыслимы голословные положения, гипотезы ad hoc, вольно скомпонованные теории, полухудожественные тексты и т. п. Все это считается субъективным и неподходящем имиджем для серьезной философии. Даже постмодерн, проникнув в аналитическую мысль, приобрел в ее рамках «респектабельные» черты и сдержанные формы, не допускающие открытого эпатажа и неуважения к другим теориям. В целом, в течение всех ста лет существования аналитической философии существовала корректная, детальная и конструктивная критика и полемика. Аналитики враждебны всякому догматизму; их системы открыты для совершенствования и развития; в университетах и печати царит дух свободы и самого поощрительного отношения к новым взглядам. Каждый философ-аналитик испытывает уважение к своей корпорации университета, к своей школе и к своим философским оппонентам. При этом, несмотря на значительный вес академической философии, аналитическая философия не является замкнутым цехом. Пожалуй, нигде в современном философском мире не пишется так
много популярных, рассчитанных на широкую образованную публику, философских сочинений. Аналитики активно пишут в прессе, дают интервью, читают популярные лекции по всему миру и т, д. Они считают, что прогресс в философии состоит не в преодолении «старых» проблем, а скорее в изменении перспективы, с позиции которой по-новому ставятся те же проблемы. Можно сказать, что аналитики всегда больше ценят согласие, чем разногласия, философскую кооперацию, а не конфликты.
Исходя из выявленных методологических оснований аналитической философии, нами выделяются три парадигмы, последовательно сменяющие друг друга. Первая парадигма - парадигма Реальности - охватывает период с 1903 по 1935 гг, и формируется в борьбе между абсолютным идеализмом и неореализмом. В этот период эпистемология занимает ведущие позиции и реализм становится онтологическим базисом аналитической мысли. Вторая парадигма - парадигма Языка - охватывает период с 1935 по 1970 гг. и проходит в бурной полемике сторонников «расселовского» и «витгенштейнианского» подходов к языку, сторонников философии логического анализа и лингвистической философии. В этот период аналитики постепенно отходят от эпистемологического реализма и переходят на позиции лингвистического идеализма. Третья парадигма - парадигма Плюрализма - начинается примерно в 1970 г. после распада лингвистической философии. Начиная с этого времени, практически все английские философы приходят к идее мирного сосуществования философских систем, в основе которых лежат различные языковые и логические структуры. Возникают антиреалистические, индетерминистские и постмодернистские концепции. Появляются проблемы интерпретации «классического» наследия аналитической философии, расширяется сфера применения аналитического метода, значительный удельный вес приобретают проблемы сознания, истории, политики, антропологии и моральной философии, В последние два десятилетия многие философы склонны критиковать и отвергать релятивизм, свойственный аналитической философии 1970-1980-х гг., искать пути его
преодоления. В этой связи, аналитическая мысль ищет новые «классические» ориентиры на пути построения реалистического плюрализма.
Рассмотрев основные методологические позиции в аналитической философии, автор выделил семь базисных типов теорий, в рамках которых существуют разнообразные вариации. Это следующие теории: теория соответствия, теория логического анализа, теория анализа обыденного языка, антиреалистическая теория, натуралистическая теория, иеопрагматистская теория и теория внутреннего реализма. В рамках каждого типа теорий существуют свои ответы на главные вопросы аналитической философии и оригинальные трактовки определения и приложения аналитического метода, несводимые к трактовкам других теорий. Каждой теории посвящена глава, в рамках которой особо исследуются идеи важнейших представителей и более кратко идеи представителей «второго плана».
Таким образом, если сопоставить три парадигмы и семь базовых теорий
аналитической философии, то получится следующая картина:
Парадигма Теории аналитического метода
I. парадигма Реальности - теория соответствия- теория логического анализа
II. парадигма Языка - теория логического анализа- теория анализа обыденного языка- антиреалистическая теория- иеопрагматистская теория
III. парадигма Плюрализма - теория анализа обыденного языка- неопрагматистская теория- антиреалистическая теория- натуралистическая теория- теория внутреннего реализма
То, что в данной схеме некоторые теории относятся к двум разным парадигмам, свидетельствует о видоизменении этих теорий в процессе эволюции, о приобретении ими новых черт. В ней также присутствует момент интерпретации автора, что может вызвать несогласия или другие точки зрения. Скажем только, что автор стремился учесть как можно больше существующих в критической литературе интерпретаций. Работая с таким широким спектром подходов, автор не считает свои собственные интерпретации единственно правильными, хотя и готов доказать их адекватность. Кроме того, вопреки многим философам, автор считает невозможным существование «независимых» и «беспартийных» оценок и экспертиз. Стремясь сохранить терпимость и объективность, автор, так или иначе, проявлял свои убеждения в отборе материала, в его периодизации, в манере критики и предпочтениях. Автор также не соглашается с идеями самого распространенного в современной философии подхода к другим философским концепциям, согласно которому эти концепции следует «переописывать» и подвергать деконструкции. Скорее, автор готов бережно хранить историческую истину каждой теории в философии и максимально осторожно подходить к философским текстам, не считая при этом такой подход консервативным и несовременным.
Степень разработанности темы. Аналитическая философия выступает предметом многочисленных научных трудов. Исследуется как историческое развитие аналитической философии, так и отдельные онтологические, гносеологические и логические вопросы, поднимаемые в этой традиции.
В отечественной философии исследование онтологических и гносеологических оснований аналитической философии неразрывно связано с историко-философскими исследованиями. В 1960-х гг. сложилась школа изучения аналитической философии, основанная И. С. Нарским. Представляя аналитическую философию как форму идеалистической, буржуазной и
позитивистской мысли, историки современной философии марксистского периода смогли не только изучить основные идеи этой традиции (что особенно важно ввиду существовавших цензурных запретов), но и заложить основу фундаментальных исследований оснований аналитической философии. Среди работ этого периода следует выделить работы А. Ф. Бегиашвили, А. С. Богомолова, А. Ф. Грязнова, М. А. Кисселя, М. С. Козловой, А. С. Колесникова, М. В. Лебедева, Л. Б. Макеевой, И. С. Нарского, Г. И. Павилениса, В. А. Руднева, И. Н. Сидорова, 3. А. Сокулер и
др.
Новые веяния в отечественной философии 1990-х гг. вызвали целый ряд существенных изменений. Появление большого количества переводов ранее запрещенной литературы, снятие цензурных ограничений и расширение международных связей принесло позитивные плоды, что привело как к расширению проблематики исследований, так и к углублению критического рассмотрения. Это позволило достигнуть более глубокого и объективного понимания основ аналитической философии. Появились монографии, посвященные ведущим аналитическим философам, а также исследования, посвященные отдельным проблемам. Среди ведущих современных представителей исследователей аналитической философии следует отметить труды А. Ф. Грязнова, М. С. Козловой, А. С. Колесникова, Л. Б. Макеевой, Б. В. Маркова, Л. Б. Макеевой, С. В. Никоненко, В. А. Руднева, Шевырева и др. Отдельные аспекты и категории аналитической философии рассматривались работах С. С. Гусева, Б. И. Липского, Ю. М. Шилкова, Р. Хестанова, и др. Чрезвычайно ценной является деятельность некоторых издательств («Идея-Пресс», «Дом интеллектуальной книги», «Наука», «Прогресс-Традиция», «Водолей», «Алетейя» и др.), выпустивших за последнее десятилетие несколько десятков важнейших первоисточников и зарубежных критических исследований.
Тем не менее, исследование аналитической философии отстает от потребностей времени. Недостаточно полно исследованы современные
тенденции в аналитической мысли. Некоторые признанные классики аналитической философии (П. Стросон, Р. М. Хеар, Дж. Остин, М. Даммит, Д. Дэвидсон, Б. Уильяме, К. Пикок, Дж. Фостер, Г. Бейкер, X. Патнэм, Дж. Серл и др.) все еще не получили достаточного освещения в отечественной философии. Аналитическая философия в целом также никогда не выступала объектом исследования. В этой связи, настоящая работа является первым в российской философии исследованием, посвященным аналитической философии в целом, исследованию ее оснований, главных проблем и категорий, а также исторического хода ее развития. Кроме того, впервые в отечественной философии осуществляется систематическое рассмотрение аналитической мысли последних тридцати лет.
Автор считает, что российские философы не должны быть только читателями и потребителями идей аналитиков; необходимо их интерпретировать и развивать, в том числе и с позиций своей национальной философии. Автор убежден, что аналитическая философия может быть востребована и плодотворно применима в отечественной мысли.
В иностранной научной литературе ситуация сложилась существенно иная. Уже с 1950-х гг. выходят в свет исследования, посвященные аналитической философии в целом. Среди интерпретаторов аналитической традиции автор использовал идеи таких западных философов, как Б. Рассел, Ч. Д. Броуд, Т. И, Хилл, Дж. Уорнок, Дж. Пассмор, М. Даммит, П. Хилтон, А. Дж. Айер, Р. Рорти, Л. Дж. Коэн, С. Прист, М. Корнфорт, У. Чайлд и др. В этих исследованиях каждая рассматриваемая аналитическая теория помещается в широкую историческую перспективу, вследствие чего каждый философ находится в постоянной включенности в дискуссии с предшественниками и современниками.
Цель и задачи исследования. Аналитический обзор литературы позволяет утверждать, что в современной философской литературе
отсутствуют работы, посвященные целостному рассмотрению оснований аналитической философии.
Общей целью работы, таким образом, стало восполнение указанного пробела, то есть формирование общей концепции аналитической философии: определение ее хронологических рамок, онтологических и гносеологических оснований, характерных черт, исследование ключевых тем и проблем в учениях наиболее важных ее представителей.
Для достижения сформулированной цели автором решились следующие задачи исследования:
1. Исследование онтологических и гносеологических оснований аналитической философии, и на основании этого конкретизация понятий «аналитическая философия» и «аналитический метод».
2. Выявление основных теорий аналитического метода, доказательство того, что они исторически видоизменяются вследствие смены онтологических и гносеологических идей.
3. Формирование представлений о целостном характере аналитической философии, выведение и обоснование общей схемы ее исторического развития.
4. Изучение современных плюралистических форм реализма. Определение значения постмодернистских идей в современной аналитической мысли.
5. Рассмотрение теории символического реализма как проекта будущего развития аналитической философии.
Основные методы и методологические принципы исследования.
Автором использовались традиционные методы исследовательской работы: критический анализ исследовательской литературы и текстологический анализ источников - произведений аналитических философов.
Вместе с тем, в основу диссертационного исследования положены следующие теоретико-методологические принципы:
Аналитический метод. Вскрывая внутреннюю суть и основания аналитической философии, автор применяет основные методы, характерные для этой традиции: эпистемологический анализ, логический анализ, анализ языка, верификацию, моральный анализ, анализ практических следствий, анализ исторических практик и т. д. Аналитическая философия, тем самым, исследуется «изнутри», когда объектом применения аналитического метода выступает сама аналитическая философия. Это позволяет достигнуть такого понимания оснований аналитической философии, при котором аутентичность философской традиции не приносится в жертву внешней экспансии критической точки зрения. Метод философской компаративистики. Сопоставляя различные теории внутри аналитической традиции, а также аналитическую философию и философию других школ и направлений, удается существенно расширить сферу исследования, повысив его информативность и концептуальную ценность. Применение компаративистских методов позволяет выявить новые логические и исторические связи между направлениями в аналитической философии, что особенно значимо ввиду возросшей степени открытости аналитической философии.
Метод исторической реконструкции, позволяющий сохранить и исследовать индивидуальность рассматриваемой концепции, которая, в свою очередь, обусловлена уникальностью и оригинальностью трактовок основных категорий онтологии и гносеологии. Применяя этот метод, можно решить ответственную задачу: совместить стремление критиковать теорию, включая ее в целостный контекст философии и стремление сохранить подлинность языка и исторического контекста, сопровождающего эту теорию.
Положения, выносимые на защиту:
1. Онтологическим основанием аналитической философии является реальность. Реальность определяется как мир, независимый от сознания, но доступный познанию. В этой связи реалистическая (или антиреалистическая) эпистемология выступает ведущей онтологической дисциплиной аналитической мысли.
Гносеологическим основанием аналитической философии является аналитический метод, который рассматривается как базовый метод философского исследования вообще. В этой связи, логика рассматривается не только как формальная дисциплина, но и как общая теория познания.
2. Реализм выступает основным принципом аналитической философии; в аналитической философии доминируют реалистические или антиреалистические концепции. Относительно реализма в аналитической философии доказываются следующие тезисы:
Эпистемологический реализм аналитической философии существенно отличается от метафизического реализма классического эмпиризма. Реальность является объективной, но, будучи познаваемой, определяется сознанием только логически, а не онтологически.
Реальность является целостной субстанцией. С гносеологической точки зрения одинаково реальны вещи, явления, события, с одной стороны, и образы, теории, понятия, с другой стороны. В этом смысле можно говорить только о логическом приоритете физической или духовной реальности.
Реальность в аналитической философии постигается не через изучение опыта или мышления, а через изучение языка. Изучение языка исчерпывает проблематику как мышления, так и бытия.
Аналитики видят свою задачу не столько в том, чтобы размышлять или говорить о мире, сколько анализировать различные способы высказываний о мире. В этой связи, выдвинутая Фреге, Муром и Расселом проблема значения выступает центральной проблемой аналитической философии. Во всех теориях аналитической философии решается вопрос о том, что мы можем знать и высказать о мире.
В современную эпоху развития аналитической философии на смену универсалистскому эпистемологическому реализму приходят плюралистические формы реализма.
3. Аналитический метод является базовым методом философского исследования в аналитической философии. Это положение доказывается в виде следующих тезисов:
Будучи ориентированным на научное познание объективного мира, аналитический метод определяет не только методологию, но и всю аналитическую философии в целом. Аналитический метод не сводится к анализу и его не следует понимать как формальнологический анализ.
Уточнение, приведение значения понятия, высказывания, теории в четкую, строгую и более точную форму является главной составляющей аналитического метода. Аналитический метод направлен на выработку адекватного языка. В этой связи аналитики с осторожностью (а иногда со скептицизмом) относятся к любым формам метафизического, системного подхода в философии.
Аналитический метод уникален тем, что он преследует также синтетические, конструктивные цели. Адекватный анализ увеличивает наше знание реальности и совместим с синтетическими целями метафизики. Синтетический аспект
аналитического метода состоит не в построении общих теорий, а в приращении знания за счет разработки более совершенных теорий. В то же время новые разработки аналитического метода не зачеркивают старые, а вступают с ними в свободную творческую конкуренцию. История аналитической философии - это выработка новых взглядов на аналитический метод.
4. Онтологические и гносеологические основания аналитической философии определяют историческое развитие этой традиции. Это положение доказано в виде следующих тезисов:
В онтологическом смысле выделяются три парадигмы в аналитической философии: парадигма Реальности (начало XX в. - середина 30-х гг.), парадигма Языка (середина 30-х - 60-е гг.) и парадигма Плюрализма (с начала 70-х гг.). В рамках этих парадигм выделяются области реальности, которые считаются
приоритетными (хотя и не единственными) для большинства ведущих концепций.
В гносеологическом смысле выделяется семь основных теорий аналитического метода: теория соответствия, теория логического анализа, теория анализа обыденного языка, антиреалистическая теория, неопрагматистская теория, натуралистическая теория и теория внутреннего реализма. Особое внимание уделяется исследованию плюралистической парадигмы аналитической философии. На основе исследования основных теорий сделан вывод о том, что аналитическая философия вступила в эпоху свободной конкуренции теорий. Опровергается распространенный тезис о «постаналитической форме» существования аналитической философии. Доказано, что такая трактовка свойственна только некоторым, хотя и влиятельным, школам аналитической философии, например,
неопрагматизму. Аналитическая философия активно изменяется, что свидетельствует о ее творческой состоятельности и актуальности.
Доказывается, что в рамках аналитической философии выдвинуты идеи, позволяющие преодолеть постмодернистские концепции. Эти идеи выдвинуты в 1980-х гг. в рамках особой, «человеческой» формы реализма представленной школами аналитической философии истории, истории идей и внутреннего реализма.
Теоретическая и практическая значимость работы. Материал диссертации, использованные в ходе исследования методологические подходы и полученные результаты, заключающиеся прежде всего в разработке концепции онтологических и гносеологических оснований аналитической философии, позволяют углубить понимание специфики, исторического развития и целостного характера одной из ведущих традиций современной мысли. В теоретическом отношении диссертация вскрывает основания аналитической философии, представляя ее как единое целое, существующее, вместе с тем, в условиях постоянного видоизменения и идейной борьбы. В практическом отношении диссертация может служить восполнением пробела в учебной литературе для студентов и аспирантов, обучающихся по философским специальностям. Содержание и выводы работы могут применяться в преподавании общих и специальных курсов по онтологии и теории познания и современной зарубежной философии. Отдельные темы (преимущественно связанные в вопросами логики, философии науки, философии истории, культурологии) могут быть использованы при чтении общего вузовского курса философии.
Апробация исследования. Материал работы на протяжении ряда лет использовался автором при чтении курсов по философии для студентов СПбГУ, проведении практических занятий по курсу «Онтология и теория
познания» для студентов философского факультета СПбГУ и при чтении спецкурса «Аналитика достоверности» для студентов философского факультета СПбГУ.
Результаты работы представлялись автором в ходе различных научных форумов, проводимых философским факультетом СПбГУ, кафедрой онтологии и теории познания СПбГУ, Ассамблеей молодых ученых СПбГУ, Санкт-Петербургским Домом Ученых РАН и другими организациями.
Результаты диссертационного исследования обсуждались на заседании кафедры онтологии и теории познания Санкт-Петербургского Государственного Университета. По результатам обсуждения кафедра приняла положительное заключение о работе и рекомендовала ее к защите.
Эпистемологический анализ в неореализме
Неореалистическая эпистемология возникает на основе идей британского классического эмпиризма. Неореалисты рассматривают чувственный опыт как единственный способ прямого контакта с окружающей средой, при котором возможно адекватное познание реальности. Основание подобного заключения неореалисты видят в наличии определенного механизма познания, называемого «опытом». Они считают, что существуют независимые от сознания объекты, которые могут быть познаны в процессе анализа опытного содержания. Неореалистическая эпистемология существенно отличается от трех других крупных эпистемологических теорий. Неореалистическая эпистемология не признает «мыслимого» существования реальности, как это делают абсолютные идеалисты; она не признает и положений трансцендентальной эстетики Канта, согласно которой чувственность ограничена сферой явлений и вещь в себе ей недоступна; не признает она и материалистической теории отражения, согласно которой сознание, равно как и вещи, воспринимаемые им, являются формой материи.
В конкретно-исторических условиях английской философии начала XX в. основатель неореалистической эпистемологии Дж. Мур был вынужден вступить с ожесточенную полемику с идеалистами и, прежде всего, с концепцией соотношения видимости и реальности Ф. Г. Брэдли.
«Современный идеализм утверждает о вселенной вообще, что она духовна... (1) Вселенная сильно отличается от того, как она воспринимается. (2) Она обладает значительным количеством свойств, которые, как нам кажется, она не имеет»1, - пишет Мур. Несмотря на то, что тезисы Мура направлены против положения Беркли "esse est percipi" («существовать -значит быть воспринимаемым»), всем современникам была понятна более злободневная направленность статьи, которая включала в себя и опровержение объективно-идеалистического тезиса Брэдли, согласно которому мир в своей сущности является порождением разума. Критикуя солипсизм, Мур распространял свои аргументы и на идею возможности обнаружения абсолютного содержания в мире физических объектов. Мур пишет: «Фраза «реальность духовна» пробуждает и порождает веру, что вся реальность обладает всеми качествами, обладание которыми, как утверждается, делает нас выше по отношению к вещам, кажущимся неодушевленными»2. Мур полагает, что Брэдли и другие идеалисты определяют «реальное» как нечто большее, чем просто «совокупность фактов и вещей», а высказывание «быть реальным» как нечто большее, чем высказывание «существовать». Вступая в логический спор с идеалистами, Мур не стремится доказать справедливость тезиса эмпириков о возможности непосредственного познания реальности посредством чувственного опыта, -он хочет доказать, что Брэдли ошибается, определяя реальность как недоступную чувственному восприятию. Анализируя понятие «реальность», Мур считает, что допущение духовной, мыслимой реальности приводит к двум затруднениям:
1) Если реальность духовна, то она, взятая в своей абсолютности, обладает всеми качествами. Следовательно, во вселенной не может быть ничего нового. Все, что возникает, происходит из существующего, подчиняясь законам логики. Мур полагает, что это противоречит как положениям теории познания, так и идеям современного естествознания.
2) Если реальность мыслимая, то она доступна только мышлению (причем, в полной мере только абсолютному мышлению). Если допустить возможность любого контакта с реальностью, который был бы прямым и нерациональным, то этот вид контакта неизбежно следует считать «неполноценным» или «иллюзорным». Это и утверждает Брэдли в своей концепции видимости. Мур же считает, что есть, по крайней мере, некоторые случаи контакта с реальностью, когда мы не мыслим; и при этом объект не является видимостью. Например, если мы видим монету, то мы прежде всего ее видим, то есть создаем зрительный образ, а не мыслим о том, что «мы видим монету». Таким образом, Мур принимает компромиссную точку зрения между сенсуализмом и рационализмом, утверждая наличие различных, независимых друг от друга способов познания, связанных между собой.
Мур полагает, что любое согласие при анализе конкретных случаев достигается за счет сопоставления различных ситуаций восприятия, причем как реальных, так и возможных. «Большинство философов, - пишет Мур, хотят допустить не только то, что некоторые личности, вероятно, видели, как Юлия Цезаря убивали в Сенате, но также и то, что те, кто видел это, имели и имеют веские причины допустить, что кто-то еще, вероятно, видел это»3. Назовем этот пример Мура «ситуацией очевидца». Допустим, мы не видели такое событие, как «убийство Цезаря». Но мы можем допустить, что Брут и другие заговорщики были очевидцами этого события. Мы также можем предположить, что, если бы мы были в то время в том месте, мы могли бы стать очевидцами этого события (если, конечно, это не исторический вымысел). Тем самым, выведенная Муром ситуация очевидца действительно исключает проявления чистой рациональности. Очевидца спрашивают: «Ты видел это?», и не спрашивают: «Что ты думаешь об увиденном?» или «Ты думал, что видел это?». Любое согласие историков по поводу убийства Цезаря, по Муру, заключается в достоверности фактических сведений об этом событии и в достоверности свидетельства, что заговорщики видели это, а все другие люди могли бы видеть это при определенных обстоятельствах.
Несомненно, что стремление неореалистов анализировать не только реальные, но и возможные ситуации восприятия, исходит от Юма и Канта. Кант в трансцендентальной эстетике стремится дать представление о границах опыта, но опыта возможного, а не налично данного. Преодолев ограниченность сенсуализма, Кант уже не интересуется только анализом положений типа: «Я вижу стол» или «Я вспоминаю поездку в Лондон». Его интересует вопрос: «При каких условиях мы можем что-либо утверждать на основании чувственности?». Такая постановка вопроса не во всем устраивает Мура, согласно которому об опыте невозможно говорить абстрактно, как об «опыте вообще» или «условиях возможности опыта». «Из того, что вещь являлась или является объектом возможного опыта, никак не следует, что она вообще была или будет представлена»4, - пишет Мур. Реалисты, считает Мур, не могут допустить, что предикат «реальность» зависит от восприятия. Поэтому утверждение возможности восприятия убийства Цезаря каким-то человеком не обязательно влечет за собой утверждение этой возможности в качестве трансцендентального условия самого события. Событие, например, образование Солнечной системы, может произойти, будучи не воспринимаемым никаким сознанием. Все, что можно допустить, сводится к следующему. Наши восприятия не имели бы никакого реального смысла, если бы некоторые из них не воспроизводили некоторые вещи, находящиеся в тех же местах, что и воспринимающие их сознания. Но вещи могут быть реальными и не будучи воспринимаемыми вообще. Уайтхед, на наш взгляд, справедливо критикует Канта, полагая, что за нашим представлением о пространстве-времени стоит нечто, которое существует независимо от нашего сознания и воспринимается как тотальность событий, когда ни одно явление невозможно рассмотреть вне их всеобщей связи. По Уайтхеду, чувственный объект обладает способностью «вхождения» в пространство-время, а не, наоборот, когда пространство-время как форма чувственности определяет объект.
Анализ языка в философии «позднего» Витгенштейна
О соотношении взглядов «раннего» и «позднего» Витгенштейна написано много. В ходе тщательного исследования одни критики приходят к мнению, что «поздний» Витгенштейн полностью порвал с «ранней» философией «Логико-философского трактата»; другие, наоборот, считают, что Витгенштейн - один и тот же философ, сменивший две концепции. Чтобы раз и навсегда оставить этот вопрос, отметим, что мы считаем справедливой вторую точку зрения (в российской философии ее выдвинул И. С. Нарский). Витгенштейна всегда волновали логические проблемы, связанные с языком; только если «ранний» Витгенштейн занимался логическим языком, то в «поздней» философии предметом стал обыденный язык. Несмотря на переоценку ценностей, аналитический метод, как универсальный метод «описания», Витгенштейн понимает одинаково как в «ранней», так и в «поздней» философии. Если ранний Витгенштейн ищет «логику языка», то поздний Витгенштейн ищет «логику в языке».
Если судить по письмам самого Витгентейна, он не полностью порывает с методологической частью своей «ранней» философии. Обоснование реализма, критериев верификации и достоверности остаются главными задачами и в «поздней» философии. Витгенштейн считает, что, придя к новой философской позиции, он только углубил свои доказательства, решив противоречия «Трактата». В этой связи, немецкий философ К.-О. Апель пишет: «Тем не менее, различие в подходе в сравнении с «Трактатом» не является столь значительным, как можно было бы сперва предположить. Метод мышления Витгенштейна остается методом аналитической философии языка»1. Таким образом, можно говорить только о смене предмета и методики философского анализа, но не о коренной переоценке всей методологии. Неслучайно, некоторые «радикальные» последователи Витгенштейна в лице Г. Райла и Дж. Уиздома упрекали его за то, что он так и не избавился от своего «логического» прошлого.
В «поздней», как и в «ранней» философии Витгенштейн занимает позицию реализма. В «Философских исследованиях», как и в «Трактате», он полагает, что логика, несмотря на наличие законов, качественно отличных от законов природы, зависит от фактов. Логика и язык оперируют с высказываниями о ментальных и физических событиях, в большинстве своем независимых от сознания. Неслучайно Витгенштейн столь внимательно относится к основной неореалистической проблеме - проблеме доказательства существования внешнего мира. «Коли ты знаешь, что вот это рука, то это потянет за собой и все прочее»2, - пишет Витгенштейн. Он пытается доказать, что вера Мура, когда он показывал на лекции свою левую руку и говорил: «Вот незыблемое доказательство существования предметов вне нашего сознания», - не просто вера и непосредственное убеждение. Оперируя с этой проблемой, Витгенштейн не ставит под сомнение существование левой руки вне сознания; он пытается установить процедуру приписывания предиката «достоверное» этому положению. Вопрос Витгенштейна по поводу главного положения реализма, тем самым, выглядит так: каким образом мы приписываем предикат «достоверное» предложениям, типа «Существует моя левая рука»?
Витгенштейн приходит к выводу, что можно дать только описательный ответ на этот вопрос. Можно только описать, каким образом мы пришли к убеждению в существовании руки, а не объяснить это. «В какой-то мере необходимо перейти от объяснения к простому описанию»3, - пишет Витгенштейн. Например, истинно ли, что Наполеон был императором Франции? Да. Но почему? Потому что это можно узнать, полагает Витгенштейн, а, узнав, придти к этому мнению. Необходимо точно описать, каким образом мы приходим к знанию. Как отметил еще Платон, человеческий разум не в состоянии познать все, но мы, тем не менее, знаем, что дверь, которую можно отворять, закреплена на петлях. Витгенштейн не претендует доказать, что существует достаточное основание для признания истинности этого знания; важно то, что «моя жизнь держится на том, что я многое принимаю непроизвольно»4, пишет Витгенштейн. Я знаю это и могу ответить, откуда я это знаю, но на вопрос о природе знания самого по себе мы ответить не можем. Сократ говорил: «Я знаю, что ничего не знаю». Перефразируя его, Витгенштейн говорит: «Я знаю, потому что я это знаю». Здесь, тем самым, теория бессмысленна; речь идет, скорее, о практическом, «непроизвольном» знании. Поэтому Витгенштейн пишет: «Но если я говорю: «У меня две руки», - на что я могу сослаться, чтобы засвидетельствовать достоверность этого? Самое большее - указать на обычность обстоятельств»5. Это ни в коем случае не ведет к отождествлению «непосредственного» и случайного. «Непосредственное» знание закономерно, и оно коренится в более простом по отношению к логическому рассудку порядке обыденного языка. Истины, типа «У меня есть две руки» или «Дверь отворяется на петлях», усваиваются в процессе овладения языком. Им нельзя дать формально-логического обоснования, так как на языке логики мы будем говорить о восприятии физического объекта и анализировать высказывания о нем. По Витгенштейну, до того, как заниматься логическим анализом, мы уже должны что-то знать. Логический анализ не может начаться с аксиом; он стартует, когда уже существует мировоззрение, представленное в обыденном языке. Витгенштейн, тем самым, доказывает, что существует обыденный язык, «более примитивный», чем язык логики. Можно сказать, что человек будет прекрасно знать о существовании двух рук, даже если он не владеет языком логики. Но он вряд ли будет знать это, по крайней мере, не сможет это высказать, если он не будет владеть обыденным языком.
Философы логического анализа считают, что обыденный язык может быть сведен к языку логики, как к его сущностной основе. Они также полагают, что обыденный язык не подходит для науки, а подходит только для повседневного общения. Они также утверждают и то, что в идеальном языке логики или специальном языке науки все слова обладают значением, то есть описывают факты строго определенным способом. Все эти положения поздний Витгенштейн отвергает. Для него описание обыденного языка
Аналитика сознания в концепции Дж. Р. Серла
Дж. Серл является крупнейшим представителем современного аналитического натурализма. Основной проблемой его теории выступает материалистическое обоснование деятельности сознания. Изучая структуру сознания и природу познавательных отношений, Серл выводит и решает проблемы, которые до него никогда не ставились в аналитической философии. Целый ряд ключевых идей Серла приводит к новому и оригинальному, хотя и спорному, взгляду на аналитический метод и его применения.
Серл считает, что большинство философов, изучающих сознание, игнорируют значение деятельности мозга, поскольку находятся под влиянием идей рационализма. «Первая тема - это указание на то, насколько мало мы знаем о деятельности человеческого мозга, и как ничтожно внимание определенных теорий к зависимости от этого незнания»2, - пишет Серл. Декарт, основатель рационализма, определил разум как бестелесную субстанцию, на века установив настороженность философов по отношению к материальным структурам организма. Тем самым, установилось «культурное предубеждение» против материализма, придание ему оттенка морального унижения достоинства человека, сведения духа к «животной» природе. Обозначая проблему, Серл не скрывает того, что традиционная терминология, доставшаяся нам от Декарта, Юма и немецких классических философов, во многих случаях не годится для обсуждения современных проблем сознания. Предлагая отбросить старые ошибки, Серл стремится создать совершенно новый теоретический язык, на котором можно будет анализировать сознание и язык.
Основным положением онтологии сознания Серла является утверждение, что все ментальные процессы совершаются в мозгу, то есть не существует чистого разума, чистых идей и духовной субстанции. «Ментальные явления... осознанные или неосознанные... вызваны процессами, протекающими в мозгу» , - пишет Серл. Конечно, биологические идеи не сводимы к физическим, а психологические феномены не сводимы к физиологическим, но, по Серлу, тут нет никакого дуализма. Можно вполне принять точку зрения, что мир состоит из физических частиц, не отрицая при этом, что существуют и биологические явления вроде ментальных состояний. Человеческий мозг подчиняется общим биологическим законам. Например, он возник в ходе определенных эволюционных процессов, имеет ограниченный объем памяти и т. п. Мозг человека во многом напоминает мозг обезьян, кошек и китов, являясь всего лишь наиболее развитым на эволюционном древе. Человеческие существа являются частью природы, и ментальные действия обусловлены причинами естественного характера. «Сознание есть биологическое свойство мозга человека и определенных животных. Оно причинно обусловлено нейробиологическими процессами и в той же самой степени является частью естественного биологического порядка, как и любые другие свойства вроде фотосинтеза, пищеварения и деления клетки»4, - пишет Серл. Позиция Серла заключается в том, что ментальные процессы обусловлены нейрофизиологическими состояниями; и определенные нейрофизиологические причины, в типичных случаях, всегда вызывают определенные ментальные следствия. Например, Серл согласился бы с тем, что ранение вызывает боль, которая является нервным раздражением, фиксирующимся мозгом. Типичные ранения, например, уколы, согласно Серлу, должны вызывать типичные» ментальные» следствия (то есть «чувство боли») у большинства людей, кроме трупов и йогов.
Серл отмежевывается от некоторых «соратников» по материалистическому лагерю, типа физикалистов и бихевиористов. Физикалистами можно назвать тех материалистов, которые анализируют сознание исключительно в «физических» терминах. Таким образом, они стремятся «перевести» все ментальные характеристики в более «простые» и фундаментальные физические характеристики. Например, фразу «Звонит телефон» они переводят в следующее высказывание: «У меня раздражаются барабанные перепонки под влиянием звуковых волн с определенной частотой». Тем самым, все сознательные феномены переводятся в физические или, в крайнем случае, в психические феномены. Серл считает этот путь ошибочным. Ментальные действия всегда субъективны, то есть их нельзя перевести на язык объективных физических феноменов. Для того чтобы быть материалистом, к тому же, нет необходимости удовлетворять навязчивое стремление видеть в физической реальности «подлинную» основу материи. Биологические и ментальные явления, по Серлу, материальны, но из этого не следует, что они обязательно сводятся к физическим коррелятам.
Гораздо больше сил тратит Серл на ниспровержение бихевиоризма. Это особенно важно, поскольку лингвистические философы, учившие и окружающие Серла в период становления его идей, были почти поголовно бихевиористами. Серл считает ошибочным тезис о возможности изучения сознания только посредством анализа поведения. «Принципом, с помощью которого мы «решаем» проблему других сознаний, как я постараюсь доказать, не является: одинаковое-поведение-следовательно-одинаковые-ментальные-феномены... Если бы этот принцип был правильным, мы все должны были бы придти к заключению, что радиоприемники обладают сознанием, поскольку они демонстрируют разумное вербальное поведение. Но мы отнюдь не делаем подобного заключения, поскольку у нас есть «теория» того, как работают радиоприемники. Принцип же, на основе которого мы «решаем проблему других сознаний», следующий: одинаковые-причины-одинаковые-действия и соответствующие-одинаковые-причины-соответствующие-одинаковые-действия»5, - пишет Серл. Ментальные феномены могут вызвать определенное поведение, но это не всегда происходит. Мало того, нельзя вывести закон, согласно которому именно этот тип поведения будет сопровождать такие-то ментальные феномены. Вполне возможна ситуация, когда поведение вообще не сопровождает ментальные феномены. По Серлу, во многих случаях ментальных феноменов не существует активного или языкового поведения, вызвавшего или сопровождающего эти феномены. Логические бихевиористы, типа Райла и Гемпеля, тем самым, ошибочно считают, что ментальные феномены состоят из диспозиций к определенному поведению и что ментальные термины могут быть определены только в терминах поведения. Например, скоро пойдет дождь, и Джон знает об этом. Бихевиорист скажет, что подобное ментальное убеждение следует анализировать в терминах того, что сделает Джон при условии дождя. Например, он пойдет в дом и закроет окна. Но если Джон -любитель дождя и готов стоять под ним, глядя, как вода льется в дом через окна, то он, с точки зрения логического бихевиориста, неверно все понимает, так как неправильно себя ведет. Серл считает, что Джон, может быть, и чудак, но он все правильно понимает, в смысле природы дождя и закрытия окон; просто он не связывает свое понимание с определенным типом поведения. Поэтому, утверждает Серл, мы должны анализировать убеждения и ментальные реакции Джона, дав ему возможность вести себя так, как он вздумает. Останется ли Джон на улице или пойдет в дом, - это никак не влияет ни на процесс дождя, ни на убеждения Джона. Таким образом, версия бихевиористов: «Если Джон пойдет в дом, то он убежден, что скоро будет дождь» несостоятельна.
У. В. О. Куайн об анализе языка и проблеме перевода
Куайн является признанным родоначальником неопрагматизма. Как у многих теоретиков прагматистского анализа, его концепция лишена четкой структуры и во многом фрагментарна. Куайн выступает философом переходного времени, поэтому части его концепции неравноценны. Так, на его логику оказал сильное влияние неопозитивизм А. Тарского и Р. Карнапа, на его философию языка - идеи позднего Витгенштейна, а на его эпистемологию - идеи Дж. Дьюи и К. И. Льюиса. В результате реконструкция системы Куайна является не менее сложным делом, чем реконструкция систем Рассела или Витгенштейна. Тем не менее, анализируя методологию Куайна, можно выделить главные сферы философии, в которые он внес наибольший вклад. Среди них логика, философия языка и эпистемология.
Куайн является одним из тех последователей Витгенштейна, который взял из его теории прежде всего положение о социальном характере языковой игры. Гораздо меньше его увлекают анализ обыденного словоупотребления и языкового поведения. Другими словами, вырабатывая отношение к лингвистической философии, Куайн всегда был сторонником таких «логически» и «социально» ориентированных аналитиков, как Остин и Уинч, и был противником «психологически» ориентированных аналитиков языка, типа Райла и Хеара. Признавая обыденный язык «базисным» языком, Куайн почти слово в слово повторяет тезис Остина о специфичном характере языка логики. Он пишет: «Концептуализация на любом значимом уровне неотделима от языка, и наш обыденный язык физических вещей является базисным почти настолько, насколько это возможно для языка»1. Тем самым, Куайн с самого начала занимает двойственную позицию относительно языка. С одной стороны, он поддерживает лингвистических идеалистов, доказывающих первичность обыденного языка и неотделимость любого выражения сознания от языка, с другой стороны, он считает возможным существование специальных языков, не сводимых к формам обыденного языка. «Искусственная символика логики сама, конечно, объясняется в терминах обыденного языка. Объяснение равносильно неявной конкретизации простых механических действий, когда любое предложение в терминах логической символики может быть непосредственно переведено, если не прямо на обыденный язык, то по крайней мере - на частично искусственный»2, - пишет Куайн. Выступая сторонником лингвистической философии, Куайн, тем не менее, «отклоняется» от нее. Знакомясь с Куайном, можно вынести убеждение, что он так и не смог четко и однозначно определить статус логического языка. Возникло противоречие: все языки - формы обыденного языка и могут быть сведены к нему, но язык логики (как и некоторые другие искусственные языки) полезно считать, по крайней мере, «частично искусственным языком». Поэтому Куайн все более и более склоняется к убеждению в бесплодности стремления Витгенштейна и Райла создать «неформальную логику» обыденного языка. Он считает, что «традиционная» логика, в ее приложении к анализу языка, даст гораздо больший практический результат. Характерно, что уже ученик Куайна Д. Дэвидсон сделал вывод о несводимости языка логики к обыденному языку, ликвидировав двусмысленный тезис Куайна о «сводимости» искусственных языков к естественному языку и переориентировав неопрагматистскую теорию языка на изучение практических аспектов научной коммуникации.
Рассуждая о языке, Куайн выступил последовательным критиком теории дескрипций Рассела. Например, возьмем слово «Пегас». Куайн считает, что существование Пегаса не обязательно для логика; достаточно дать такую дескрипцию, которая точно опишет нашу идею. Определив Пегаса как «крылатую лошадь, пойманную Беллерофоном», можно анализировать высказывание «Пегас существует» по аналогии с высказыванием «Автор Веверлея существует». Суть возражения Куайна сводится к тому, что нам нельзя сказать: «Пегаса нет», поскольку, отрицая его существование, мы уже предполагаем, что он существует логически. То есть мы мыслим о Пегасе в терминах «пегасирования»; и эти термины вводятся идеально, посредством логического или лингвистического определения. Приведем еще один пример. Куайн утверждает, что, говоря: «Некоторые собаки белые», подразумеваются только белые собаки, а не «собаковость» или «белизна». Это тонкий намек на неоднократные заявления Рассела о том, что мы способны говорить о вещах «по описанию», никогда не будучи «знакомыми» с ними. Однако, надо защитить Рассела от идеалистической критики Куайна. Рассел никогда не вел речь о «собаковости», отвергая платонистское рассмотрение универсалий. Рассел также не запрещал говорить о Пегасе или кентавре, считая рассуждения о них осмысленными. Но что Рассел ни делал, так он не уравнивал в логическом статусе суждения о Пегасе и суждения о лошадях. Все суждения о Пегасе, по Расселу, сомнительны не потому, что термины «пегасирования» плохи, а потому, что любые дескрипции фантастических сущностей носят приватный характер и не могут быть включены в описательный и публичный язык науки. Конфликт Рассела и Куайна, по-видимому, глубже конфликта о разных трактовках белых собак или «пегасирования». Это, скорее, спор об онтологическом основании языка. Куайн, в отличие от Рассела, отказывается считать таким основанием реальность; таковым основанием для него выступает практика языковой игры. По Куайну, наука, изучая черты и свойства мира, независимые от языка, никогда не сможет достигнуть языковой «нейтральности». Например, жители страны Руритании, незнакомые с логической теорией универсалий, имели бы лингвистическую привычку связывать слова «собака» и «белые» без подразумевания наличия других белых вещей.
Гораздо более значимой проблемой в логике, чем проблема доказательства несуществования Пегаса, Куайн считает проблему обоснования языковой коммуникации. Допустим, встретились Мур и католик, древний грек и буддийский монах, Ньютон и Эйнштейн. Смогут ли они понять друг друга?
Совершенно очевидно, что они не смогут говорить на одном языке. Возникает проблема интерпретации иного языка, то есть проблема перевода с одного языка на другой. Проблему перевода Куайн делает центральной проблемой философского анализа, и он приходит к скептическим выводам, доказывая, что полный перевод невозможен. На первой странице своей главной книги «Слово и объект» (1960) Куайн пишет: «Проблема перевода сталкивается с систематической неопределенностью»3. Методологии перевода могут быть составлены различными способами и, хотя они пригодны для осуществления языковых диспозиций, они, тем не менее, несовместимы друг с другом.
Для удобства анализа Куайн берет случай «радикального» перевода, то есть перевод фразы английского языка (для нас, конечно, русского) на язык малоизвестного народа, каких-то туземцев или аборигенов. Мы поработаем с примером самого Куайна, а затем приведем и свои примеры, а также соображения по этому поводу.
